Доехав до аванпостов французской армии, генералы остановились, чтобы предъявить маршалу Мармону свои охранные грамоты, которые он должен был визировать, и уведомили его о цели своей поездки. Он, казалось, смутился и сквозь зубы что-то пробормотал о предложениях, которые ему сделал князь Шварценберг и которые он, по-видимому, не оставил без внимания. Однако, прибавил он, обращаясь к делегатам, пораженным его словами, то, что он теперь узнал, меняет положение дела, и он прекратит свои сепаратные переговоры. Наступило молчание; вскоре один из маршалов прервал его, сказав, что проще всего было бы ему, Мармону, присоединиться к ним и совместно с ними вести в Париже переговоры, которые им поручены. И действительно, Мармон поехал с ними. Но в каких целях! Это выяснилось из последующих движений вверенного ему корпуса.

Маршалы оставили его наедине с князем Шварценбергом, а сами отправились к императору Александру выполнить возложенное на них поручение. Он отослал их к Сенату. Александр еще не принял окончательного решения и не помышлял о Бурбонах, Он не понимал, что очутился в руках двух интриганов, из которых в особенности один, Талейран, думал только о том, как бы отомстить за себя.

Когда офицер, проводивший маршалов до аванпостов армии, доложил, вернувшись в Фонтенбло, что Мармон отправился вместе с делегатами в Париж и что он видел его запрятавшимся в глубине их кареты, все были изумлены, а некоторые лица высказали даже подозрения. Но Наполеон, с неизменным своим доверием к тем, кого он считал своими друзьями, ответил, что если Мармон поехал вместе с делегатами, то только — он в этом убежден — с целью услужить ему, насколько это в его силах. В отсутствие делегатов в Фонтенбло был созван военный совет с участием всех генералов армии. Нужно было решить вопрос о том, что следует предпринять, если предложения маршалов будут отвергнуты. Вместе со всеми другими был вызван и дивизионный генерал Суам, в отсутствие Мармона командовавший его корпусом. Зная о тайных сношениях Мармона с неприятелем, он вообразил, что все открылось и что по прибытии в Фонтенбло он будет расстрелян. Поэтому он, вместо того чтобы явиться, как было приказано, в Фонтенбло, в ночь на 5 апреля двинул свой корпус в ближайшие окрестности Версаля. Тем самым он отдал себя во власть союзников, занимавших этот город, и оставил расположенные в Фонтенбло войска без авангарда. Солдаты Суама, не знавшие, какие он получил инструкции, доверчиво повиновались ему. Лишь на другое утро они с ужасом увидели, в какую ловушку он и завлек. Они хотели перебить своих начальников, и нельзя не признать, что этим они явили бы миру полезный пример. Если бы кто-нибудь из их полковников и генералов обладал хотя бы малой долей той твердости духа, какая некогда была обычной в войсках республики, он убил бы Суама и привел бы корпус назад в Эссонн. Вряд ли нужно пояснять, что отпадение в столь критическую минуту корпуса Мармона решило судьбу переговоров, порученных маршалам. Лишившись третьей части небольших своих сил, Наполеон перестал быть предметом страха для союзников 11 апреля в Фонтенбло было подписано соглашение.

Мы остановились на этих подробностях потому, что предательство маршала Мармона по отношению к его другу и благодетелю не было должным образом оценено. Не защита им Парижа и не его капитуляция в Париже являются тем, что заслуживает особого внимания, а последующие его действия, благодаря которым его имя будет известно отдаленному потомству.