Глава 1

Каттер Мэтчет прекратил полировку и, сдув слой древесной пыли, провел рукой по гладкой поверхности дерева: ладонь чувствовала малейшие неровности. Отошел бы этот мистер Джонатан Раунд, не загораживал свет.

— Так вот, — рассказывал молодой человек (уже лысеющий), — не проходит и часа с того момента, как наш друг бухгалтер получил двадцать пять тысяч, а он уже садится в машину, выезжает на шоссе и… догадайся, что случилось!

Не поднимая глаз, Каттер протянул руку, ухватил страхового инспектора за галстук из искусственного шелка и отодвинул в сторону — стало видно гораздо лучше. Критическим взором осмотрев кусок шкурки, он свернул его пополам и снова принялся полировать дерево.

— Каттер, ты меня слушаешь?

— Переходи к делу, Джон.

— Джонатан.

— Неважно.

— Дело в том, что мистер Харви Родес слишком быстро ехал. Возможно, перевозбудился, придумывая, куда потратить ворованные деньги, ну и въехал прямо в бетонное ограждение… — Джонатан громко хлопнул в ладоши. — Скончался от многочисленных травм, прямо на месте. — Он ослабил узел галстука. — Но это еще не все.

— Я так и думал.

— Полиция прибыла на место происшествия в считанные минуты, но где же деньги? Только что удрал из офиса с полным чемоданом баксов, нигде не останавливался, то есть никто не видел, чтобы останавливался, но двадцать пять тысяч не прибыли в морг вместе с ним — испарились. Нет их нигде, и никто ничего не знает. Каттер поднял голову.

— Черт, Каттер, прошло больше двух недель, прежде чем наш клиент понял, что его ограбили. К тому времени убитая горем вдова уже кремировала тело, машину вывезли на свалку, а наш клиент прибежал к нам за помощью. Полиция, разумеется, начала расследование, но ни единого свидетеля. А кто видел разбитую машину, в один голос клянутся, что в ней не было ничего, кроме личных вещей. Ни на одном из его счетов и близко нет такой жирной суммы. Денег и след простыл.

— Что ж, полицейские оказались нечисты на руку. Такое и раньше бывало.

— Ну не-ет, первые копы, прибывшие на место аварии, чисты, как стеклышко. Сердце говорит мне, что наш приятель припрятал денежки где-то по дороге, до того, как врезался в стену. Готов поставить свою пенсию, что, когда туда добралась полиция, денег в машине уже не было.

— А имел он время передать их жене? — К своему удивлению, Каттер почувствовал некоторый интерес к этому делу; свои мысли по поводу предчувствий Джонатана он решил не высказывать. — Может, это она их прячет?

— Именно к этому я и клонил, — улыбнулся Джонатан Раунд.

Эта несколько хищная улыбка напомнила Каттеру одного лейтенанта, которого он в свое время с удовольствием препроводил в тюрьму Билокси. Каттеру не нравился страховой агент с тех самых пор, как они встретились в первый раз. И еще ему не нравились дела, которые Джонатан время от времени ему подбрасывал. Но деньги хорошие, а, кроме того, дела эти не давали ему заржаветь, потерять навык. В Литтл-Роке, штат Арканзас, не много работы для неглупого морского офицера в отставке, так что расследования для Джонни содержали в себе некоторую ностальгическую привлекательность.

— Есть у меня сведения, что миссис Харви Родес требуется сантехник для какой-то работы в доме, — продолжал Джонатан, — и я тут же подумал о тебе. Был бы дома один весь день, простукивал полы и стены… отличная возможность узнать, что у миссис Родес в копилке-свинке. — Его улыбка могла бы растопить льды Арктики — он явно упустил возможность работать ледоколом в Северном Ледовитом океане. — Кстати, наш приятель Харви был так беден, что даже не мог позволить себе страховку. Так что жене оставил кучу счетов и совсем немного денег в банке.

— Как тебе удается все это вынюхивать, Джонни? — поинтересовался Каттер мягко. — Ты что, и почту ее вскрываешь?

— Нет, но я слежу за ней. Мы тянем уже полгода; сейчас «Первому страховому обществу» придется заплатить. Если есть хоть один шанс вернуть деньги, я их получу.

«Да уж, — подумал Каттер, — двадцать пять штук для компании вроде твоей капля в море».

— Почему бы тебе не бросить это дело? Просто урежешь кому-нибудь премию или что-нибудь в этом роде. Пусть леди устроит на эти деньги свое гнездышко.

— Это мой клиент, — пожал плечами Джонатан. — Все случилось у меня на глазах, и моя репутация тут тоже страдает. Неважно, какая сумма пропала, — мне нужны эти деньги.

— Однако ты настойчивый.

— Да, я такой.

У этого парня отлично получается говорить с сарказмом. Нет, Джонатан ему определенно не нравится. Но есть тоже что-то надо, и деньги получить он не против.

— Сколько? — деловито откликнулся он.

— Конечно, миссис Родес тебе заплатит, — быстро откликнулся Джонатан. Столько, сколько стоит превратить кладовку в просторную ванную. Я уже позаботился о твоих рекомендациях — от друга моего друга. Она ждет, что ты приступишь с понедельника.

— Сорок в час плюс накладные расходы. Джонатан вздохнул, словно испытал боль, услышав это.

— Ладно, но мне нужна полная подробная смета. Каттер кивнул.

— Просто посмотри — может, на что-то наткнешься. Должны же эти деньги где-то находиться. Я слежу за Адрианой Родес, как ястреб, уже полгода, она не потратила из них ни цента, можешь быть уверен. Кто знает, не исключено, решила — буря улеглась. Вдруг расплатится этими деньгами.

— Ладно, Джонни, приятель. Пошарю у нее в шкафах для тебя. Кажется, везде, кроме шкафов, ты уже и так пошарил.

— Хотелось бы мне добраться до ее трусиков, скажу я тебе. — Джонатан снова улыбнулся той же улыбкой. — Эта леди — настоящая куколка. Южанка, ледяная маленькая блондиночка. Готов поспорить — носит атласное белье с кружевами.

Каттер перевернул ящик, который полировал, и постучал по нему. Блестящие черные ботинки и манжеты брюк Джонатана покрылись опилками.

— Извини.

Надо отдать ему должное — даже бровью не повел, только аккуратно отряхнул сначала одну ногу, потом другую. Провел белой холеной рукой по крышке дубового буфета, хлопнул по ней ладонью.

— Отличная работа! Сколько берешь за этот предмет мебели?

— За этот — около восьми тысяч долларов.

— Господи милосердный! Понятия не имел…

— Иди домой, Джонни. Я тут, видишь, занят, а ты загораживаешь мне свет.

— Ух, ладно. Что ж, жду от тебя отчета к концу недели. — Он неловко переступил с ноги на ногу. — Ну, я пошел. — И выскочил из гаража.

Там было совершенно пусто, если не считать массивной ободранной мебели и того, кто с такой любовью ее полировал, — крупного, тоже какого-то необработанного.

— Адриана, дорогая, я так рада, что ты наконец сдалась и решила взглянуть на ситуацию с моей точки зрения. — Бланш Монро устремилась на кухню.

Адриана Родес резала там морковь для тушеного мяса. Длинные, с розовыми овальными ноготками пальцы Бланш выхватили прямо из-под ножа ровный оранжевый кубик и отправили в рот.

— Лиза, детка, иди сюда и скажи маме, как тебе понравится собственная ванная!

Девочка послушно пересекла кухню и чмокнула Адриану в щеку.

— Спасибо за ванную, мам. Это здорово! — Подошла к холодильнику, открыла дверцу и принялась изучать содержимое полок.

— Лизе уже тринадцать, — продолжала тем временем Бланш, подхватив с доски еще кусочек моркови. — Скоро она будет думать только о двух вещах — о макияже и о мальчиках.

— Ба-абушка-а, — простонала Лиза, вынула батон хлеба и банку с майонезом и захлопнула дверцу холодильника небрежным движением бедра.

— Твоя мать практически жила в ванной в твоем возрасте. — Бланш критически осмотрела морковь. — Надо нарезать кубики побольше, или она разварится и превратится в кашу.

— Лизе нравится, когда они совсем мелкие, — ответила Адриана как можно мягче.

— Хмм… Так скажи мне, когда начнется реализация великого проекта?

— Кажется, он готов приступить утром в понедельник.

— Ох, это такая нервотрепка! Везде беспорядок, шум, какие-то чужие мужчины в доме! — Она слегка приподняла бровь. — Ты уже видела этого человека?

— Нет, — вздохнула Адриана, — но одна моя подруга в банке сказала, что у ее сестры есть подруга, которая имела с ним дело. Кажется, он сделал для нее прекрасный кофейный столик.

— Лиза, дитя мое, в каждом кусочке того, что ты ешь, — миллионы калорий. Бланш поспешила к столу, где Лиза с удовольствием намазывала майонез на кусок хлеба, и отняла у нее банку. — Ты уже в таком возрасте, когда надо заботиться о фигуре. Ты же знаешь!

Боковым зрением Адриана заметила, как Лиза облизнула нож, не желая упустить ни одной калории. Снова вздохнула и добавила морковь в кипящее на плите мясо. Несмотря на длительные тренировки и занятия в танцевальной школе, полнота Лизы очевидна — черные лосины не скрывают слишком тяжелых бедер. Конечно, это лишь детская пухлость, заверила себя Адриана, даже Бланш так говорила. В тринадцать лет рано беспокоиться о весе, Лизе еще предстоит расти, но все же…

Вон как дочь вгрызается в сандвич с майонезом… Сейчас они не могут позволить себе никаких перепланировок, особенно после того, как стали приходить бесконечные счета. После смерти Харви их жизнь усложнилась. Но если Лизе станет легче, когда у нее появится какой-то свой уголок, если это поможет ей… Девочка хочет отдельную ванную — ну что ж… Вообще, трудно сказать, чего хочет Лиза.

— Ну, мне пора! — Бланш послала один за другим воздушные поцелуи. — У меня собрание литературного кружка. — Взглянув на свое отражение в блестящей дверце микроволновки, она одернула жакет бледно-розового костюма и наклонилась поправить прическу, глядя все в ту же дверцу, — впрочем, светлые пряди и так лежали безупречно.

— Спасибо, что забрала Лизу из танцевальной школы, — поблагодарила ее Адриана. — Эта работа по пятницам допоздна становится плохой привычкой.

— Для меня одно удовольствие на нее смотреть. Танцует, как ангел, как облачко… У нее определенно есть талант. Кстати, этот цвет тебе необычайно идет, дорогая, — Бланш оценивающе окинула взглядом абрикосовую юбку Адрианы и блузку в тон, — но тебе все равно пора обновить гардероб. Не стоит запускать себя, даже теперь, когда ты вдова. Харви понравился бы твой костюм, правда? Он всегда любил тебя за женственность.

Адриана фыркнула при упоминании о покойном муже, чувствуя, как внутри появился тугой ноющий комок.

— Что-то не помню, мама, чтобы Харви придавал большое значение тому, как я одета.

— Чепуха! Он считал тебя роскошной женщиной. Милый, милый Харви… — Бланш поправила складку на пиджаке Адрианы, небрежно брошенном на спинку стула; голос ее драматически зазвенел. — Вы же любили друг друга со школы, как я и твой отец. Это так романтично! — Она мечтательно вздохнула и расправила плечи. — Все, я ушла! Зайду завтра вечером. — И выплыла из комнаты, словно покинула сценические подмостки.

Адриана всегда представляла мать на сцене — там ее преувеличенная жестикуляция как раз уместна.

Они с Лизой переглянулись, услышав, как захлопнулась входная дверь. Лиза скорчила рожицу.

— Поверь, мам, если я танцую, как облачко, то это облачко — грозовая туча. Адриана рассмеялась.

— Ты же знаешь, бабушка не может иначе — предпочитает во всем нечто большее, чем реальность. — Адриана выудила картофелину из пластикового пакета и стала мыть ее в раковине.

— По сравнению с другими девочками из нашего класса я и правда нечто большее, — серьезно заметила Лиза.

Адриана только покачала головой, спросила осторожно:

— Как у тебя дела в танцевальной школе? Лиза уже два года ходит на балет, говорит — нравится, но…

— Отлично. — Лиза не подняла глаз, встала и поставила на место стул. Мам, правда все отлично. А сейчас мне пора приниматься за домашнюю работу. Позови меня, когда ужин будет готов.

Адриана слышала, как дочь тяжело ступает по лестнице. «Все отлично»… У Лизы всегда один ответ.

Каттер еще раз взглянул на адрес в контракте, приготовленном для него Джонатаном Раундом, — три экземпляра подписаны, для расчетов прилагается желтая копия, все аккуратно сложено в папочку — и бросил бумаги на сиденье. Он медленно ехал вдоль зеленой улочки пригорода Литтл-Рока, населенного средним классом, и любовался солнечным утром. Если не считать внешней отделки, дома ничем друг от друга не отличаются. Индивидуальность придают клумбы и садики вокруг каждого дома — весенние цветы и ровно подстриженные газоны, зеленеющие под ласковыми апрельскими дождями.

Подъездная дорожка ведет к сверкающему голубой и стальной отделкой дому, обсаженному розовыми кустами. Улица — американская мечта, рай для грабителя. Все на работе, двери гаражей накрепко закрыты, занавески опущены. Но всегда есть открытая форточка, или в окне небольшая щелочка. Ведь днем так жарко, объясняют потом владельцы в полицейском участке, заливаясь слезами: приходят домой, а вместо телевизора — пыльный квадрат.

Дверцу машины Каттер прикрыл тихо, раздался едва слышный щелчок — трудно менять старые привычки. Подошел к двери, позвонил. Не услышав шагов, потянулся и пошарил на полочке над дверью — пальцы быстро нащупали ключ: миссис Адриана Родес сказала, что оставит его для Каттера. Как раз там, где только самый недалекий грабитель не догадается поискать. Он открыл дверь и вошел в тихий дом, опустив ключ в карман джинсов. Пойдет на ланч — сделает копию, еще одна старая привычка.

Справа — гостиная, слева — кухня, прямо — лестница на второй этаж. Палас в холле — серый, стены — белые, элегантная мебель с обивкой в серо-бирюзовую полоску; кофейный и журнальный столики — под дуб (на самом деле из фанеры).

Кладовая на кухне подготовлена: дверь распахнута, полки, занимающие все пространство от пола до потолка, пусты. Здесь же раковина с подставкой, фарфоровый белый унитаз, рулон линолеума. Коробки с мелочами — шкафчик для лекарств, вешалки для полотенец, краны и вентили, даже держатель для туалетной бумаги. Стоит и галлон свежей краски. А маленькая миссис Родес — запасливая леди.

Несколько рейсов к фургону — и выгружен инструмент, развернуты провода и удлинители, застегнут на поясе специальный ремень для инструментов: знакомое ощущение тяжести и постукивание молотка по бедру при ходьбе всегда дают ему настрой на работу.

Похоже, здесь понадобится не меньше двух недель, и времени «пошарить в шкафах» останется немного.

Кстати, вот и первая остановка — у кипы счетов и записок на столике у телефона, рядом с холодильником. Осторожно, методично Каттер проверил каждый листочек: миссис Родес ведет расчеты двумя золотыми кредитными карточками. Последние счета — из местной аптеки, из шиномонтажной мастерской, просрочила дату оплаты нескольких счетов, но как будто держится на плаву. Если у нее и припрятаны где-то двадцать пять тысяч, ни цента из них не послано в Арканзасскую газовую и энергетическую компанию.

На втором этаже тоже не обнаружилось ничего стоящего. В спальне девочки-подростка (судя по количеству черной одежды в шкафу, ей немногим больше десяти лет) почетное место занимает компьютер. Включил и присвистнул: надо же, девочка-то — хакер, и талантливый. Вот интересно.

В ванной — ничего необычного, стандартные женские штучки: бигуди, косметика, куча расчесок и заколок… Из шкафчика под раковиной он извлек большую розовую коробку с ярким цветком на крышке. Провел рукой по дну ничего, кроме впитывающих подушечек, никаких пачек стодолларовых банкнот. Но попытка — не пытка, каких только не приходилось видеть странных мест для тайников.

Свободная спальня использовалась как кабинет, мастерская и кладовка для хранения елочных украшений одновременно. Стоит провести здесь побольше времени, порыться в коробках. Последняя комната, выходящая в холл, принадлежит, определенно, хозяйке. Все здесь свидетельствует: миссис Родес основательно поработала над тем, чтобы ничто не напоминало ей о погибшем муже. В шкафу нет его костюмов, не висит ни одного галстука, не осталось даже запаха лосьона после бритья — все следы пребывания мужчины исчезли вместе с деньгами. Опять же интересно.

Если деньги и спрятаны где-то в доме, спальня — наименее вероятное место. Каттер с привычной сноровкой пошарил по ящикам комода. Каждая вещь при этом осталась на месте, словно ее не трогали.

Сделал паузу, когда дошел до ящика с нижним бельем, погрузил руки в нежную ткань и кружево. Этот бабник Раунд прав — атлас и кружево, полуночного синего, изумрудного, ярко-красного цветов. Здесь пахнет ночью и грехом. Закрыл комод и перешел к шкафу-купе: странно, но в одежде Адриана предпочитает пастельные тона, практичные ткани. Как-то трудно, мелькнуло у него в голове, представить себе алое атласное белье под этими строгими юбками и блузками в тон. Все интереснее и интереснее…

Опустившись на колени, осмотрел дальнюю стенку шкафа, отгибая край паласа. Несколько длинных платьев в пластиковых мешках скользят по спине, мешают осмотру. И тут он почувствовал вежливое прикосновение к спине.

— Простите, мистер Мэтчет, могу я вам чем-нибудь помочь?

Каттер замер и не сразу медленно выбрался из шкафа. Молоток глухо стукнулся о палас. Лихорадочно перебирая и отбрасывая возможные объяснения, он повернулся к ней, не вставая с колен. Лицо оказалось на уровне ее живота, обтянутого кремовыми брюками на молнии.

Во рту вдруг пересохло. Он сглотнул и поспешно поднялся. Оглядел ее, начиная с груди, прикрытой чем-то небесно-голубым: длинная стройная шея, твердый, но нежный подбородок, точеный нос, высокие острые скулы; длинные светлые волосы цвета спелой пшеницы легкими волнами рассыпаются по плечам, завиваясь крупными локонами.

Классическое лицо, способное заставить мужчину замерзнуть насмерть. Если бы не глаза. Каттер посмотрел в эти глаза цвета виски «Джек Дениэлз» и еще несколько раз сглотнул. Какое-то чуть-чуть — и они засветятся, засияют. А поцеловать ее — засверкают, как бриллианты. А еще это цвет его любимого меда, с тем оттенком, который приобретает дуб, залитый солнечным светом.

— Мистер Мэтчет? — повторила она с едва уловимым южным акцентом.

— Проверяю тут направление балок, проходящих под полом, — спокойно объяснил он, постучал по полу и склонил голову — мол, слушает (слава Богу, эта часть спальни прямо над будущей ванной).

— А-а, понятно.

Снова сунул голову в шкаф и принялся простукивать — сердце его колотится, кажется, не тише. Что она здесь делает, черт побери? Этот болван Раунд утверждал, что миссис Родес работает в банке с восьми до пяти, а дочь не приходит из школы раньше половины пятого.

Что-то он ленивым и беспечным становится с возрастом — в старые добрые времена уже получил бы пулю в спину вместо мягкого прикосновения этой леди. Все еще чувствуется легкое покалывание там, где спины коснулись ее пальцы. «Ледяная маленькая блондиночка». Но его самого словно обожгло, когда он взглянул на нее, — огонь, а не лед. Каттер встряхнулся, пытаясь прогнать странное чувство: неважно, какого цвета у нее глаза.

Адриана созерцала торчащий из шкафа зад Каттера Мэтчета. Не самая удобная поза для беседы. Она ничего и не сказала, несколько удивленная его долгим холодным взглядом — словно смотришь в огромные, гипнотизирующие глаза хищной кошки, чьи сила и фация вызывают восхищение, но невольно наводят на мысль: сейчас это чудовище тебя съест или подождет немного. Адриана поймала себя на том, что разглядывает его, ожидая, пока закончится простукивание.

Наконец он окончательно принял вертикальное положение.

— Нашел! — Коротко кивнул он ей и спустился в холл, так и не произнеся больше ни слова.

Адриана осталась стоять, постепенно приходя в себя от этой встречи. Вернувшись из похода по магазинам, она увидела его фургон, но пришлось побродить по дому, прежде чем обнаружила его в своей спальне. К тому времени как она сошла вниз, он уже работал в кладовке — с ломиком наперевес атаковал старые полки.

Пока он стоял к ней спиной, Адриана окинула его зорким взглядом. Шесть футов, силен, как бык, — если можно доверять ощущению от одного осторожного прикосновения к спине. Плотно сидящие потертые джинсы, черная футболка, видно, пережила немало стирок. На поясе — набор инструментов, прочные, высокие кожаные ботинки начищены до блеска.

Настоящий мужчина — из тех, кто одинаково лихо управляется с молотком, винтовкой, лошадью и женщиной. Хорошее виски, прожаренный стейк, чувственные блондинки. Полная противоположность представителям мужского пола, с коими она работает в банке, или приятелям Харви — те с религиозным рвением следят за содержанием холестерина и никогда не выходят из дома без галстука. Неожиданно для себя она облизнула пересохшие губы.

— Так я пойду, перенесу продукты на кухню, — адресовала она реплику спине и восприняла, как должное, отсутствие ответа.

Все пакеты наконец разобраны, продукты разложены по местам. Тишину в доме ничто не нарушает, кроме тихого хлопанья дверок шкафчиков и холодильника да ритмичного постукивания из кладовки.

Адриана поймала себя на попытке ходить на цыпочках, чуть ли не сдерживать дыхание. Вот уж нелепо! Этому человеку предстоит постоянно находиться в доме еще две недели. Нечего притворяться, что его здесь нет. Пусть он большой, замкнутый, угрюмый, но это не повод не быть с ним вежливой.

Она прошла в кладовку и остановилась в дверях: в конце концов, это ее дом, и никакой громила с молотком ее не запугает.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — вновь спросила она.

Он взглянул на нее через плечо. В руке — доска с торчащими гвоздями настоящее средневековое оружие.

— Вы сегодня остаетесь дома, миссис Родес?

— Зовите меня Адрианой, пожалуйста, — улыбнулась она. — Я в отпуске. Раз уж в доме переустройство, самое время покрасить стены наверху и заняться весенней уборкой. Мы ничего не красили с тех пор, как сюда переехали.

Он смотрел на нее, не мигая.

— Так что, если я вам понадоблюсь, куда-то сбегать, просто помочь, зовите.

Его темные глаза, как и вначале, были непроницаемы. Она изучала его лицо так же внимательно, как он — ее. Темные волосы острижены по-военному коротко, кое-где уже пробивается седина. Из-за коротких волос глаза кажутся глубже, взгляд вызывает необъяснимое беспокойство… Тяжелые брови, прямой нос, квадратный подбородок. Обычно такие лица в фильмах про мафию. Губы кривятся в улыбке — нет, скорее, ухмылке. Неясно только, к кому она относится — к себе, а может быть, ко всему миру вообще… Как бы там ни было, не слишком симпатичное выражение.

Впрочем, Адриана привыкла общаться не с самыми приятными людьми — в этом, в сущности, и со стоит ее работа. Как инспектор по займам, она сталкивается с ними ежедневно. Все, что надо делать в таких случаях, — это улыбаться, всегда. Чем более неприятными они становятся, тем вежливее ты улыбаешься.

Все свое детство она видела, как это делает мать. Бланш каждый вечер улыбалась. Особенно в те жаркие, душные ночи в Атланте, когда воздух пропитан влагой так, что его приходилось буквально пропихивать в легкие. Чем сильнее отец пил, тем шире улыбалась Бланш, тем беспечнее был ее смех. Она брала дочь и уходила в другую комнату, тщательно запирая за собой дверь. Играла с ней в куклы или в сказочную принцессу.

Так что Адриана обаятельно улыбнулась и улыбалась до тех пор, пока Каттер не откликнулся:

— Я дам вам знать, если что-то понадобится.

— Вот и хорошо.

Он поднял ломик и принялся за работу — на его взгляд, очевидно, беседа была окончена. И Адриана вдруг почувствовала облегчение. Не обращая, насколько возможно, на него внимания, она собрала все для предстоящей уборки и приготовилась отдраить гостиную.

Теперь она не успокоится, пока не смоет каждый отпечаток пальца Харви с мебели, не подберет каждый клочок бумаги, выпавший у него из кармана. Не пропылесосит то место, где сидел полицейский, задававший множество вопросов, и тот отвратительный тип из страховой компании. Все эти подозрительные взгляды, недоверие в глазах, пока она пыталась доказать, что понятия не имеет, о чем они все говорят. Ничего она не знает о двадцати пяти тысячах долларов, никогда не видела этих денег, даже не слышала о них, вообще не знала, что они существуют. Поскорее бы все это прекратилось…

Начала она с пола: чисто его вымела. Потом сдвинула мебель и пропылесосила под ней. Сняла шторы, картины со стен, протерла листья живых и искусственных растений — ничего не упустила. Три часа мыла, скребла, полировала, пока гостиная не засияла в лучах солнца, лившихся в комнату через незанавешенные, сверкающие окна. И все это время ни на минуту не забывала, что в соседней комнате Каттер Мэтчет разбирает на части ее кладовку.

Как раз решила сделать перерыв и выпить кофе, когда с той стороны донесся вибрирующий звук. Кажется, с ее домом происходит нечто серьезное. Адриана заглянула туда: все полки разобраны… А помещение-то больше, чем она ожидала. Каттер чем-то вроде отбойного молотка пробивает дыру в полу. Линолеум под ногами заметно вибрирует… Наконец он снял палец с кнопки. Шум затих не сразу, еще несколько секунд по дому носилось потревоженное эхо. Тогда он снял с пояса молоток и резко ударил по полу — ровный квадрат вывалился и скрылся под полом.

— Мистер Мэтчет, не хотите ли кофе? Он взглянул на нее снизу вверх, и она вдруг поняла — сейчас откажется. Очевидно, она ему не по нраву, и он не хочет кофе — просто не желает иметь с ней ничего общего. Лицо у него стало замкнутым, темные глаза — еще более непроницаемыми, он кивнул.

— Спасибо, было бы неплохо. И зовите меня Каттер. Адриана занялась приготовлением кофе, а Каттер уселся за стол. Она села напротив, заметив, как напряженно и неестественно он сидит — большие руки с широкими ладонями неподвижно лежат на столе. Зря она поддалась импульсу и попросила его присоединиться к ней. Надо же, как внезапно он передумал… И о чем с ним говорить в эти десять минут?.. Каттер, однако, взял ход беседы в свои руки.

— Ваш муж, Харви Родес, он, случайно, не бухгалтером был?

— Да, бухгалтером.

— Один мой приятель рекомендовал мне его в прошлом году, когда пришло время платить налоги. Сожалею о том, что с ним произошло.

— Спасибо.

— Должно быть, вам нелегко пришлось. У одной моей приятельницы тоже умер муж. У него не было страховки. Так она до сих пор не может оправиться. — Он сделал паузу. — Но мне кажется, вы хорошо справляетесь. Даже затеяли переустройство. Получили страховку?

У Адрианы задрожали губы, она поспешно отпила кофе. Харви вел свои дела, не советуясь с ней. Она понятия не имела, что надо платить по закладным, пока не начала разбирать бумаги после его смерти. Да еще колледж Лизы. И все — на один ее небольшой заработок и деньги на счете в банке — довольно скромные сбережения. На прошлой неделе, когда с замиранием сердца открыла присланный по почте контракт Каттера, у нее сжало горло при взгляде на сумму под линией: этот проект съест большую часть ее денег.

— Да, у нас все благополучно, — ответила она, не собираясь обсуждать свои финансовые проблемы с этим человеком. И со всей возможной вежливостью произнесла:

— Уже почти время ланча. Приготовить вам что-нибудь? Сандвич, например?

Значит, ей не так уж нравится сидеть с ним за чашечкой кофе. Немногие женщины в такой ситуации старались бы защитить мужа, не оставившего им даже страховки. Скорее уж сами рассказали бы об этом, заливаясь крокодиловыми слезами в надежде, что он снизит цены на свои услуги из сочувствия к бедной вдове.

Но наша южная красавица — не такая. Каттер все старался не замечать, что сердце замирает всякий раз, как ее янтарные глаза встречаются с его взглядом. Слишком памятны ему голубые кукольные глаза Марши — тоже светились невинностью, пока она прятала бутылку под подушкой и любовника под кроватью. У Адрианы Родес нежный голос, волосы цвета меда, прекрасные глаза, но под этой приятной внешностью вполне может скрываться маленькое жестокое сердечко.

— Нет, спасибо, — ответил он, помня, что в кармане джинсов все еще лежит ключ от дома.

Открылась дверь в холл, и вошли девочка-подросток, одетая в черное, и приятного вида дама.

— Я голодна как волк. Обед готов? — сразу осведомилась девочка.

— Сейчас будет, — успокоила ее Адриана. — Лиза, познакомься — это Каттер. Каттер, — моя дочь Лиза, моя мать Бланш Монро.

Он встал, пожал девочке руку — светлые, почти белые волосы, веснушки и крупное сложение: в отца пошла. Потом повернулся к сопровождавшей ее даме и тоже пожал ей руку. Эта женщина из тех, кто каждую секунду сражается с временем и гораздо чаще выигрывает, чем проигрывает. Каттер определил ее возраст как пятьдесят с небольшим. Выглядит едва ли старше, чем на сорок, скорее всего, благодаря огромной работе и регулярным подтяжкам.

— Рад познакомиться. Вы как-то связаны с «Монро риэлти»?

— О да! — Пожатие прохладной, крепкой руки.

— Ваш логотип теперь можно встретить повсюду. Игривые улыбки, которые Бланш ему расточала, тут же погасли, глаза обрели деловое выражение, оценивая потенциального клиента.

— А вы ищете новый дом?

— Нет, только не сейчас.

Речь Бланш выдавала южанку, а вот Лиза усвоила арканзасский выговор. Каттер в свое время потратил полгода, пытаясь избавиться от подобного говора.

— Что ж, когда решитесь, не забывайте обо мне, — смирилась она. — Уверена, что подберу вам то, о чем вы мечтали.

Значит, у бабуси под безупречным маникюром острые коготки. На данный момент Каттер копил информацию. Еще рано решать, что важно, а что нет, и он просто запоминал все происходящее, начиная от фраз и кончая выражениями лиц. Только так, по частям, можно сложить картину и узнать, что стало с потерянными деньгами.

— Дорогая, вижу, ты уже начала заниматься уборкой. — Бланш налила себе кофе. — Это так утомительно. Я не забыла, что обещала помочь, но… понимаешь, только-только сделала маникюр. И вообще, никак не пойму — почему ты проводишь отпуск подобным образом?

— Я же говорила тебе, мам, помощь мне не нужна.

— А я сама уберу свою комнату, — вставила Лиза. — Хотя мои друзья обычно не так проводят выходные, можете мне поверить.

Каттер оглядел кухню, стараясь охватить взглядом всех трех женщин. Внезапно он почувствовал тоску по старым добрым временам: прокуренные бары, пароли, зашифрованные сообщения, сверкающие лимузины, бесшумно выплывающие из тумана… Он вздохнул и расстегнул ремень с инструментами, затаив черные мысли против Джонатана Раунда и его страховых дел. Можно отправляться на обед тихо и спокойно — сегодня он не намерен продолжать возню с кладовкой.

 

Глава 2

Каттер налил соуса в кратер, проделанный им в целой горе картофельного пюре.

— Так что, если покрыть пол под ванну медью слоем три четверти дюйма, придется потом сверлить балки. — Он протянул руку, точно так же налил соуса в тарелку отцу и аккуратно поставил соусницу в красивых розочках на скатерть.

— Иногда так и приходится поступать. — Питер Мэтчет терпеливо ожидал, пока жена нарежет ростбиф на мелкие кусочки и повяжет ему салфетку. — Надо только обить балки фанерой, и все в порядке.

— А для кого это ты делаешь ванную, дорогой? — поинтересовалась Мэри Мэтчет, склонившись над тарелкой мужа.

— Ее зовут Адриана Родес, работает в банке. Муж недавно погиб в автокатастрофе.

— Что ж, очень печально. — Мать подняла глаза на сына. Взгляд — сама невинность за стеклами очков в тонкой позолоченной оправе. — Она хорошенькая?

— Угу-у…

— А сколько ей лет?

— Моложе меня.

— А тебе нравится ее дочь? Она…

— Мэри!

— Мама!

Мужчины одновременно положили конец потоку вопросов. Каттеру не хотелось, чтобы мысли матери принимали такое направление, но разве ее остановишь… В этот вечер его мысли тоже не раз обращались к Адриане Родес — трудно не вспоминать эти огромные золотисто-медовые глаза и светлые волосы, и…

«Забудь!» — приказал он себе и занялся едой. Ему и раньше кружили голову хорошенькие девушки. У него на счету два скоропостижно скончавшихся брака. Все, хватит! Больше ему неинтересно.

— Я просто рада, что ты нашел работу, вот и все, — попыталась оправдаться Мэри, садясь за стол. — Говорила на днях с твоим братом. Знаешь, его назначили старшим менеджером целого супермаркета.

— Да, ты уже сообщила об этом.

— Том работает семь лет, давно пора дать ему собственный отдел. Сейчас особенно кстати — Люси снова беременна. Клянусь, я всегда считала, что ему надо работать в магазине — ведь он кормит столько ртов. — Мэри взяла вилку мужа и помогла ему сжать скрюченные пальцы. — В общем, я сказала ему, что раз уж у него хорошо идет работа, так задержись там надолго…

— Мам, сколько раз я тебе говорил, что никуда не собираюсь уезжать. Голос Капера звучал ласково — не раз уже это проходили. — Вернулся два года назад.

— Господи, так давно? Два года… Боже, Боже! — Мэри встряхнула салфеткой и постелила ее на колени, прикрывая платье в розочках, почти таких же, как на соуснице. — Когда ты в последний раз оставался на одном месте по два года? В том городе в Германии, где стена, да?

— В Берлине, Мэри, ну как ты не можешь запомнить, — проворчал отец.

— Конечно, Берлин, знаю — просто название выскочило из головы.

Каттер улыбался — как хорошо сидеть с ними за ужином, слушать эти разговоры… Он очень скучал по родителям в те годы, что провел в Берлине, Праге, Варшаве и Москве. Мать поседела, стала рассеянной, но все еще готовит, как ангел, одевается, как Джун Кливер, и живет для внуков — теперь, когда он сам и его брат выросли.

Отец выглядит, как всегда, — худощавый, с угольно-черной шевелюрой, в брюках и рубашке неизменного цвета хаки — постоянная его форма, сколько Каттер себя помнит. Изменились только глаза — ввалились, будто желая спрятаться годы боли очертили вокруг них глубокие морщины. И еще, конечно, руки.

Каждый раз, когда Каттеру приходилось что-нибудь чинить, неважно — джип или крошечный часовой механизм, — он вспоминал эти руки. Отец постоянно держал на видном месте отвертку и то и дело что-то чинил: тостер, велосипедную цепь… Он всегда знал, как сделать, чтобы старая печка снова заработала. Большие, сильные руки терпеливо извлекали занозы из грязных мальчишеских пальцев. Эти ласковые, любящие руки могли починить для Каттера весь мир.

И сам он, гуляя по старым аллеям древних европейских столиц, думал, что тоже способен что-то исправить, починить — изменить мир, сделать его лучше… Внезапно мясо у него во рту потеряло вкус, стало пустым. Взгляд опустился на скрюченные пальцы отца — распухшие суставы, настолько измученные артритом, что он не в состоянии держать отвертку, не то что пользоваться ею. Такие же бесполезные, каким оказался и он со своими мечтаниями на старых аллеях.

— Я рада, что Каттер теперь дома — здесь он и нужен, — молвила мать. Знаешь, милый, отец и я не становимся моложе.

— Говори за себя, старушка, у меня еще есть порох в пороховницах. — Отец иронично приподнял бровь. — Вообще-то я посматриваю на эти тренажеры: если с ними заниматься, можно за шесть недель приобрести стальные мускулы. Каждый день по телевидению шоу. Стальные мускулы, представляешь?

— Ну, если тебе это нужно, так ладно, — фыркнула Мэри и опустила вилку. Но я хотела поговорить с Каттером о… — Мэри заколебалась.

Каттер перестал есть, его охватило беспокойство.

— О чем, мам?

— Знаешь, для меня и твоего отца все становится слишком трудно.

— Мэри, сейчас не время обо всем этом говорить. Дай мальчику поесть в тишине и спокойствии.

— Возьмем, к примеру, этот дом. Сарай пришел в запустение и в прошлом году рухнул, я просто не могла поддерживать его в нормальном состоянии. Вот о чем я говорю.

— Знаю и буду рад помочь восстановить его, — ответил Каттер. — Ты, мам, составь список, что тебя беспокоит. Со следующей недели начну разбираться, ладно?

— Очень мило с твоей стороны, дорогой, но отец и я думали о том, чтобы…

— А что у нас на десерт? — прервал ее Питер с такой поспешностью, что Каттер удивился — кого он хочет обмануть? — Весь день чуял запах яблочного пирога.

Мать улыбнулась с видимым напряжением и отодвинула свой стул.

— Том утром принес яблок, забраковали в магазине, — с гнильцой, но вкусные, спелые. — Поднялась и пошла на кухню.

Очевидно, отец выиграл этот раунд. Каттеру оставалось только догадываться, из-за чего, собственно, разгорелся бой. Он ел пирог и все посматривал на родителей с растущим беспокойством: что еще за тайны в собственном доме?

Адриана сама предложила помощь в разъездах, и Каттер на следующее же утро решил отправить ее на склад стройматериалов на другой конец города. Путь через весь город и обратно займет не менее двух часов, а он тем временем завершит поиски в спальне — пока она не начала там генеральную уборку.

Каттер никогда не видел, чтобы кто-то так убирался: словно за уборкой стоит какая-то иная, темная цель — словно выполняется важная миссия.

Когда он услышал, что подъехала ее машина, уже перевалило за полдень. Он облазил все пыльные закоулки — никаких денег, кроме десятицентовика под кроватью.

— Привезла вам обед. — Адриана сунула голову в кладовку. — Ого, да вы уже установили ванну! Здорово смотрится!

— Как и это. Спасибо. — Каттер указал на пакет у нее у руках — из него выглядывали золотистые ломтики поджаренной картошки.

Да она и сама выглядит… тоже здорово смотрится. Ему понравилось, как футболка облегает ее стройную фигуру, а хлопковые шорты обтягивают бедра.

— Не за что.

Этим утром Адриана старалась быть с ним еще вежливее обычного, говорить как можно дружелюбнее, но очевидно, что ей неуютно. Вчера она застала его врасплох, и он был угрюм от отвращения к себе и привлекательности этой женщины. Но сейчас он спокоен и собран. Красивые женщины обычно становятся лучшими агентами. Вы смотрите на них, дотрагиваетесь — и тут же забываете обо всем. Каттер слишком хорошо знал об этом их свойстве и приготовился быть приятным собеседником — самым милым и благожелательным сантехником в штате. Они поболтают, она расскажет ему кучу всякой всячины, словно лучшему другу.

Пока Каттер мыл руки в кухонной раковине, Адриана раскладывала гамбургеры и жареную картошку.

— Итак, — произнесла она с улыбкой, когда они сели за стол, — мне очень нравится, как идут дела. Сколько лет вы работаете сантехником?

Вот тебе и лучшие друзья!

— Два года, с тех пор как вышел на пенсию из армии. Но отец был строителем, так что я вырос на этой профессии.

Болтовня, болтовня… Он поднял глаза, желая встретиться с ней взглядом, так сказать, наладить контакт, и поймал себя на том, что зачарованно наблюдает, как она обмакивает картошку в кетчуп и отправляет в рот: губы блестят от масла, к ним прилипли кристаллики соли…

— В каком роде войск вы служили? Он откусил большой кусок от гамбургера, неторопливо прожевал и только потом ответил:

— Флот.

— Сделали карьеру?

— Двадцать лет. — Он проводил взглядом ее язычок, облизнувший губы.

— Что ж, это вполне объясняет вашу выправку.

— И стрижку заодно, — согласился Каттер. Адриана улыбнулась в ответ на насмешливый изгиб его губ. Сегодня он уже не такой недотрога, да и она немного расслабилась. В конце концов, все не так уж плохо. Он — бывший военный. Жесткий, очень ответственный. Двадцать лет службы — тут не обойтись без твердого характера. Босния, Сомали… Она остановилась, не донеся до рта очередной кусочек картошки.

— Вьетнам?

На секунду он замер, а потом спокойно потянулся за чашкой.

— Нет, там я не был.

— Не слишком популярная война. Особенно после того, как все кончилось.

— Да, правда.

Она помолчала, но Каттер больше ничего не сказал, только доел гамбургер и вытер пальцы бумажной салфеткой. За кухонным столом он кажется неуместно большим, слишком мужественным, чересчур… Она не могла бы объяснить словами свое чувство, но что-то заставляло ее беспокойно ерзать на стуле.

Адриана не привыкла к действию тестостерона, если именно он сейчас наполняет ее вены. Все гормоны, с которыми ей обычно доводится встречаться, надежно заперты в темные костюмы с непременными галстуками и заглушаются запахом лосьона после бритья, охраняются свадебным кольцом и фотографиями детей на столе. Должно быть, он почувствовал ее взгляд, потому что поднял глаза, снова холодные и невыразительные — такие могли бы принадлежать большой хищной кошке. Нет, скорее, коту.

— Разведка, — заключила она. — Вы и сейчас — разведчик.

Ну вот, снова они вернулись к имени, званию и серийному номеру, думала Адриана, отчаявшись. Она-то старалась быть вежливой, поддерживать беседу, а не выпытывать у него государственные тайны. Ей еще предстоит доесть почти половину гамбургера, и им придется это время о чем-то говорить. Что ж…

— Должно быть, это было чудесное время — служить в армии, когда кончилась «холодная война», знать, что ты принял участие в разрушении Берлинской стены…

— Ее и не нужно было разрушать. — Его пальцы сжали салфетку, скатали в шарик. — Сама развалилась бы через несколько лет под собственной тяжестью.

— Но…

— Разваливающиеся заводы, устаревшие методы ведения хозяйства — вот что разрушило ее, а не разведка, как принято считать. Нам надо было только подождать конца. — Внезапно Каттер встал и кинул смятую салфетку в бумажный кулек. — Мне пора возвращаться к работе. Спасибо за обед.

Вот так! Она тоже встала и взяла кулек, который он ей протянул. Ее пальцы лишь слегка коснулись его руки, но по ней туг же побежали горячие токи — вот уж неожиданно, вовсе ни к чему ей это возбуждение.

Адриана вздрогнула и оторвалась от него, прервав контакт, который подействовал на нее, как мощный взрыв.

— Пойду готовить ужин — лазанью и пирог для Лизы, она любит поесть сладкого после школы. — И сверкнула своей самой вежливой улыбкой; стараясь не переборщить и не выглядеть, как модель с рекламного плаката.

Каттер просто кивнул и направился обратно в кладовку. Шел и разминал пальцы, будто стараясь стереть ощущение от ее прикосновения. Именно такие прикосновения и заставляют мужчин делать очень большие глупости.

На кухне гремит посуда — Адриана готовит Лизе сладкое. Вообще-то девочке совершенно не нужно есть сладкое, особенно после школы, размышлял он, протискиваясь в темное, тесное пространство под полом через узкую дыру. Гораздо лучше погонять ее вокруг дома.

«Не твое дело», — напомнил он себе, ложась на спину прямо в грязь, чтобы подсоединить слив к трубе. Да и, кроме того, все равно он не может ничего посоветовать. Если и усвоил что-то за двадцать лет службы, так только то, что ему не дано ничего исправить. Эта истина досталась ему тяжело, зато запомнилась накрепко.

Он помнил, как горды были родители, когда он записался во флот — летним днем, через неделю после окончания колледжа. Отец тоже в свое время служил во флоте и вспоминал эти два года с теплым чувством. Каттер собирался пойти по его стопам и изменить мир. За последние двадцать лет мир действительно изменился, но это не имеет к нему ни малейшего отношения. Коммунизм рухнул, развалился, словно колосс на глиняных ногах, а он и множество ему подобных остались не у дел, со своими никчемными кодами и секретами, со своими никому не нужными жизнями.

Каттер услышал, как хлопнула дверца духовки; потом в раковину полилась вода. Послышались решительные шаги Адрианы, и он понял — она готова приняться за очередную комнату. Как все же неловко вышло с этим утренним разговором: он рассчитывал получить от нее новую информацию, а не болтать о посторонних предметах. И уж точно он не собирался обсуждать падение Берлинской стены или «холодную войну», в которой пролилось столько горячей крови.

Он наезжал домой при первой возможности и каждый раз поражался тому, что артрит сделал с руками отца, и количеству обезболивающих, которые ему приходилось пить.

Каттер медленно, шаг за шагом поддавался происходящим переменам. А однажды он вернулся в Литтл-Рок, пережив настоящее потрясение: пришлось обучать бывших врагов, вдруг ставших уважаемыми коллегами, использованию новейшей навигационной системы. В тот вечер он стоял и смотрел, как мать нарезает для отца пищу на кусочки. Человек, который однажды починил для Каттера весь мир, теперь не может даже поесть самостоятельно. И тогда Каттер решил — ему тоже ничего не изменить.

Мир отлично справится и без его помощи. В тот день он подал в отставку и с тех пор проводил время, превращая ровные ряды досок в кофейные столики, буфеты и книжные полки. Дубовой доске можно придать почти любую форму. Он медленно и кропотливо трудился, делал все как надо. Но только в работе с деревом.

Адриана услышала, как хлопнула входная дверь — пришла Лиза. Она стерла последнюю пыль с верхней полки шкафа, осторожно спрыгнула на пол со стула, на котором балансировала, и уронила тряпочку в тазик с водой. Из прихожей послышался смех Бланш, затем — низкий, раскатистый ответ Каттера…

Она спустилась по лестнице, с ведром в руках, как раз вовремя — Бланш говорила:

— Да, я почти каждый вечер бываю здесь. Мне кажется, это очень важно ужинать со своей семьей. — Понизив голос, она доверительно добавила:

— Я вдова, вы же знаете, и сейчас, когда Адриана тоже потеряла мужа, нам нужно держаться вместе. Семья — это единственное, что у нас осталось.

Ну вот, начинается, мать тут же придумала все это, как только умер Харви. Адриана позволила себе фыркнуть и усмехнуться, но шутливое настроение тут же испарилось.

— Мама, ты ужинаешь с нами, дай Бог, два раза в неделю, да и то, если повезет. Остальное время ты занята своими комитетами и встречами с друзьями.

Лиза взяла из шкафа тюбик с глазурью и стала покрывать ею торт, стоящий на столе. Бланш посреди кухни покачивалась на высоких, четырехдюймовых шпильках, которые носила постоянно. Каттер прислонился к притолоке, в руке беспроводная дрель, в темных волосах застряли опилки и штукатурка. Как он привлекателен и… сексуален, неожиданно отметила Адриана и сама поразилась своей мысли. Он улыбнулся ей, и сердце у нее слегка подпрыгнуло. Чувствуя себя неловко, она прошла через кухню и выплеснула в раковину грязную воду.

— Моя мама не сидит дома, разделяя с нами трапезу каждый вечер, как убитая горем вдова, поверьте мне.

— Не преувеличивай, дорогая, — возразила недовольная Бланш. — Вдовство довольно сложное состояние для женщины, ты хорошо это знаешь. Вы женаты, Каттер?

Он покачал головой:

— Разведен.

— Ах, это тоже бывает нелегко. — Она взяла со стола сумочку. — Мне не хочется давать тебе новый повод, Адриана, но я действительно ужинаю сегодня с Сэмюелом Вагнером. Разумеется, чисто деловой ужин.

— Разумеется. — Адриана перевернула ведро над раковиной и провела по нему полотенцем. — Жаль, я не знала об этом заранее — приготовила невероятное количество лазаньи.

— Извини, милая, обещаю питаться остатками три дня подряд. И не надо смотреть на меня так укоризненно. Ты же обожаешь печь и готовить разные вкусности и будешь заниматься этим в любом случае — стану я есть или нет.

— Верно замечено.

У Лизы оказалось больше шоколада на руках, чем на пироге, и она тщетно собирала оплывающую по краям шоколадную горку ложкой.

Адриана подошла к духовке и повернула выключатель, поймав на себе взгляд Каттера: похоже, он следит за каждым ее движением.

— Виновата, люблю готовить. Знаешь, я помню, когда муж был жив, мы закатывали большие тематические обеды. Садились за стол и…

— Да когда это было?

Адриана обернулась и в недоумении взглянула на дочь, шокированная циничной, слишком взрослой ноткой, прозвучавшей у нее в голосе.

— Ну, много раз. Мы…

— Когда в последний раз мы вместе садились за стол?

— Это было…

— Если не считать Рождества, — Лиза бросила ложку в раковину. — Папа был так занят, что последние года два мы вообще не ели вместе. Ну, может, раз в месяц.

Адриана молчала, растерянная, — неужели правда прошло так много времени с тех пор, как они были счастливы? Неужели Лиза не помнит более ранних лет, до того как Харви начал работать с множеством клиентов в других городах и все пошло наперекосяк?

— Да… вообще-то ты права. — Она с трудом выговорила это. — Скорее, это было, когда ты была маленькой.

— Ладно, какая разница. — Лиза пожала плечами, облизала глазурь, прилипшую к пальцам, и подняла глаза, зеленые, как у Харви, и простодушные. — Кстати, они уже нашли деньги?

Адриана замерла. Даже Каттер, который собирался вернуться к работе, остановился на половине шага. Бланш вскинула руку к груди и судорожно вздохнула.

Слова сказаны, их уже не воротишь, но Адриана сделала все, чтобы притвориться, что эти пронзительно-зеленые глаза не видят ее насквозь.

— Ты о чем, детка? — Она поспешно подошла к холодильнику и вынула тяжелую тарелку с лазаньей.

Тон у Лизы беспечен, но от этого Адриана только сильнее беспокоилась.

— Ко мне в школу приходил один человек, сказал, что у одного из папиных клиентов пропали деньги. Задал мне кучу вопросов.

— Мы поговорим об этом позже, ладно? — Адриана показала глазами на Каттера (скрестил руки на груди и следит за ними из-под полуопущенных век; в его напряженной неподвижности что-то неестественное). — А сейчас почему бы тебе не…

— Нет! Я хочу знать, к чему клонил этот человек.

Он сказал…

— Лиза! — Голос у Бланш был резкий, повелительный. — Сейчас не время и не место обсуждать подобные вещи!

Лиза смущенно взглянула на бабушку, открыла рот, чтобы возмутиться, но так ничего и не вымолвила, плечи у нее поникли.

— Ну да, никогда не время. — Она развернулась на каблуках и вышла.

Каттер видел, как с лица Адрианы сползает краска при упоминании о деньгах.

— Адриана, дорогая, — Бланш потянулась к ней, — я не хотела…

— Только не надо устраивать представлений, мама. — Адриана ускользнула от протянутой руки и открыла духовку.

Голос Бланш понизился до едва различимого шепота. Она склонила голову к дочери и принялась ей что-то тихо говорить. Каттер бесшумно вышел из кухни и последовал за Лизой на второй этаж. Он нашел ее за компьютером, белые волосы закрывали лицо.

— Лиза, мне надо знать, какой высоты делать стойку в ванной.

Ее пальцы виртуозно работали с мышью — по экрану так и мелькали яркие картинки. Она пожала плечами, не поднимая глаз.

— Мне все равно. Как сделаете, так и будет.

— Послушай, но это ведь твоя ванная. — Он стоял у двери, не входя в комнату. — Кому-то нравятся высокие стойки, чтобы не наклоняться. Ты можешь выбирать — все будет, как ты хочешь.

— Да, все будет, как я хочу. Хорошая шутка. — Она развернула кресло и встретилась с ним глазами, откинув волосы нетерпеливым движением. — А знаете, чего я на самом деле хочу?

— Нет.

— И я не знаю.

Улыбка у нее была отчаянной.

— Для твоего возраста вполне обычное дело.

— Ничего во мне нельзя назвать обычным. Он подумал: возможно, это правда.

— Я хочу сказать: скольких девочек вы знаете, чьи отцы — воры? — И с вызовом взглянула на него. Но он видел — ей и больно и страшно. Веснушки уступили место на щеках горячему румянцу, глаза покраснели от едва сдерживаемых слез. Надо быть очень осторожным: она не враг, не объект, а всего лишь ребенок.

— Лиза, что ты такое говоришь?

— Ну, тот человек особенно со мной не церемонился. Он спросил, появилась ли у меня в последнее время новая одежда или другие дорогие вещи, видела ли я кейс отца в тот день, когда он умер, и все в том же духе. — Она вытерла нос тыльной стороной руки. — Не надо быть гением, чтобы сообразить. Думает, что папа обокрал своего клиента.

Каттеру не понадобилось описания человека, задававшего вопросы Лизе, однажды он вытрясет душу из Джонатана Раунда.

— А что ты сама думаешь? Она снова пожала плечами.

— Не знаю. Папы так часто не было дома… — Наконец, слезы хлынули ручьем. — Знаете, я иногда не могу вспомнить, как он выглядел. Его нет всего шесть месяцев, но мне порой кажется, что его никогда здесь не было.

Каттер ничего не мог для нее сделать — он чужой, ему не утешить девочку.

— Так пусть стойка будет чуть повыше, да?

— Ладно, — кивнула Лиза, развернула кресло обратно к экрану, и руки задвигались, хватаясь за мышь, как за спасительную соломинку.

Каттер остановился на ступеньках лестницы так, чтобы его не было видно снизу, но чтобы он при этом мог слышать каждое слово из кухни.

Говорила Бланш:

— Это будет очень трудно — растить Лизу в одиночку. Ты, по крайней мере, успела окончить школу, когда умер отец. Не знаю, что бы я делала без него все эти годы.

— Что-то не помню, чтобы он был заботливым отцом, — сухо заметила Адриана. Бланш тут же запротестовала:

— Возможно, он не был столь чувствительным, как нынешние мужчины, но всегда заботился о нас. Он был хорошим человеком. И хорошим отцом.

Ящик стола с треском захлопнулся.

— Он был пьяницей.

Последовала долгая тишина. Каттер топтался на ступенях, чувствуя некоторую неловкость.

— Ладно, если я не потороплюсь, то непременно опоздаю на ужин. — Голос у Бланш был донельзя деловит. — Не хочу заставлять Сэмюела ждать — нам еще вести дела с его главной компанией.

— Да, мама. — Адриана произнесла это глухо и устало, словно не ждала другого ответа. — Увидимся завтра.

Каттер сделал вид, что только что спустился, и вернулся в кухню в тот момент, когда Бланш уже направилась к двери.

— До свидания, миссис Монро.

Она кивнула и приятно улыбнулась. Каблучки выстукивали дробь по линолеуму холла. Да, определенно твердый орешек: муж спился, зять проворовался, а у нес даже волосок из прически не выпал. Похоже, ничто не способно сбить ее с пути. А вот Адриана — другое дело: неподвижно стоит у стола, нож занесен над остывшим пирогом, спина окаменела от напряжения, костяшки пальцев, сжимающих рукоятку ножа, побелели.

Он протянул руку и положил ладонь на основание ее шеи. Легкие кудрявые прядки волос легли ему на пальцы. Тут же в сознании прозвучал сигнал предупреждения, но Каттер от него отмахнулся. Кожа у нее такая мягкая, гладкая и теплая… В конце концов, это часть его работы — втереться в доверие к главной подозреваемой.

— Что-нибудь случилось? — Он старался говорить как можно мягче и спокойнее.

На мгновение показалось, что она подалась к нему, потянулась, но потом быстро отодвинулась, и он уронил руку.

— Нет, ничего серьезного. — Она отрезала от пирога тонкий ломтик. — Просто у нас с матерью совершенно разные воспоминания об одних и тех же событиях. Адриана едва заметно вздрогнула. — Ладно, неважно. Хотите пирога? Вкусно получилось. — Вынула из шкафа две тарелки. — Дружно перебьем аппетит!

Он взял протянутую тарелку с огромным куском шоколадного пирога и сел за стол. Если она знает что-то о деньгах, надо использовать каждую возможность поговорить с ней. Но если при этом она каждый раз будет его кормить, вскоре придется проколоть на ремне для инструментов еще несколько дырок.

Адриана села напротив и взяла вилку.

— Наверно, вы гадаете, что все это значит? Я имею в виду Лизу.

— Это совсем не мое дело. Вам не обязательно говорить об этом, если не хотите.

Попросите людей ничего не рассказывать, и они сами все вам выложат. Каттер постарался подавить укол совести, когда она подняла на него свои лучистые глаза.

— Слава Богу, все это уже в прошлом. У одного из клиентов Харви исчезли со счета деньги — двадцать пять тысяч долларов, — и они расспрашивали об этом всех, кто пришел им в голову. Раз уж не могли спросить у Харви — спрашивали меня. Но чем я могу им помочь? Харви вел свои дела сам, у него даже не было секретаря. Сам вел учетные книги, назначал встречи, подшивал документы в папки… — Адриана машинально водила вилкой по глазури пирога.

— В общем, полиция и человек из страхового агентства на некоторое время сделали мою жизнь несносной, но потом, наконец, отстали. Я ничего об этом не знаю, и делу конец.

— Вам, должно быть, было нелегко. Все эти расспросы…

— Сколько времени мы были женаты, каким он был мужем, замечала ли я что-нибудь странное в его поведении?.. — Она уронила вилку и отодвинула тарелку, глядя на него так, словно это он задавал те вопросы. — Да как они смеют! Я сказала им, что Харви был блестящим бухгалтером и чудесным мужем. Мы прожили с ним пятнадцать замечательных лет. Познакомились еще в школе. Я бросила колледж, чтобы выйти за него замуж. Боже мой, он был единственной любовью в моей жизни! Как они смеют спрашивать… такое? Он был хорошим человеком. И хорошим отцом.

Адриана и не заметила, как заговорила теми же словами, что и Бланш. После двадцати лет Каттер был вполне способен отличить правду от лжи. Ее отчаянная защитительная речь звучала так фальшиво, что он стиснул зубы. Мог поспорить, что с этим браком не все гладко. Но где же деньги? Знает ли она, где они находятся? Конечно, нельзя сказать наверняка. Пока нельзя.

Адриана смотрела, как Каттер доедает пирог. Она понятия не имела, что дочь знает о Харви и о пропавших деньгах. Ну почему Лиза выбрала именно такой момент, чтобы заговорить об этом? Пальцы Кат-тера, сжимающие вилку… как нежно они касались ее шеи. Может быть, Лиза чувствовала себя увереннее в присутствии чужого человека — его можно использовать в качестве буфера? Что-то в Каттере заставляет окружающих чувствовать себя с ним в безопасности. Может быть, военная выправка… или спокойные глаза, которые будто говорят: «Я надежно храню множество секретов».

Кстати, зачем ей было рассказывать ему о Харви? Ни с кем, кроме Бланш, она не говорила пока о деньгах, полиции, обо всем этом…

— Хотите остаться на ужин? — Внезапно ей стало страшно: предстоит разговор с Лизой, и иногда не так уж плохо, когда рядом чужой человек. — У меня хватит лазаньи накормить целую армию.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Каттер. — Вообще-то мне уже пора.

Когда он ушел, свернув провода и аккуратно разложив инструменты по коробкам, Адриана принялась беспокойно бродить по кухне в предчувствии неприятностей. В последнее время каждый раз, когда мать пыталась напомнить ей о детстве, она чувствовала эту смесь печали и злости — ярость рвалась наружу. А она-то думала, что смирилась с мыслью, что отец был алкоголиком, с тем, как тогда вела себя мать. Бланш, очевидно, удалось забыть тщетные сражения с невыполненными обещаниями, с разочарованием, когда отец снова и снова предпочитал им бутылку. В черно-белом мире Бланш единственный ответ на вопрос «как дела?» — «отлично, просто отлично!»

Депрессия, острое чувство беспокойства за последние месяцы стали постоянными спутниками Адрианы. Нет, это началось раньше, поправила она себя, невидящими глазами глядя в окно над раковиной. С тех пор как прозвучал тот звонок. В трубке слышалось только дыхание, никто не ответил на ее «алло». Адриана постоянно спрашивала об этом Харви, а звонки следовали один за другим. Но и тогда она по привычке улыбалась и тоже говорила, что у нее все «отлично, просто отлично»…

Она, наконец, оторвалась от мойки и решительно зашагала вверх по лестнице — будто вопреки себе самой. Это — словно снимать струпья: больно, но нельзя оставить. Миновала комнату Лизы и тихо вошла в смежную спальню. Склонившись, открыла крышку кедрового сундука у стены и вынула пластиковый пакет с печатью полицейского отделения Литтл-Рока.

Отнесла пакет в свою спальню, закрыла дверь и упала на постель. Не хочется снова смотреть на это… Наконец вынула папку с авиабилетами, заставила себя прочесть аккуратно напечатанную строчку: «Даллас — международный аэропорт Форт Вере. В один конец».

Не в силах остановиться, снова потянулась к пакету и извлекла туфлю ярко-красную, изящную, на очень высоком тонком каблуке. Скинув тапочку, осторожно примерила, подняла ногу, посмотрела, как туфля свисает с носка: на два размера меньше ее собственного.

 

Глава 3

Она стройная, с великолепными ногами, всегда в коротких обтянутых юбках чтобы носить такие шпильки, надо иметь прекрасные ноги. Блузки с глубоким декольте, соблазнительно выглядывает грудь. Блондинка, рыжая?.. Адриана позволила туфле соскользнуть и упасть на пол. Смотрела, как она лежит на бежевом ковре — коварная и опасная, как змея.

Голос этой женщины она однажды слышала — у той хватило наглости попросить Харви к телефону, а не повесить трубку, как всегда, если к телефону подходила Адриана. Голос глубокий, бархатный, с хрипотцой, вполне соответствует туфле. Еще Адриана знает ее запах, даже сейчас чувствует — он исходит от туфли: темный, сладкий аромат духов. Харви привозил его с собой из каждой деловой поездки — из Уичиты, Оклахомы, Мемфиса…

Вообще-то Адриана сомневалась, бывал ли он в этих городах. Возможно, никуда дальше Далласа и не ездил. А может быть, они встречались там — в отелях, на огромных постелях, покрытых цветастыми покрывалами… Брезгливо, двумя пальцами, подняла туфлю за каблук и уронила обратно в пакет. Еще долго ощущала ее вес на коленях. Все, что осталось от ее мужа и от ее брака… Пакет запихнула в верхний ящик комода, под ворох белья. И так же глубоко спрятала боль и злобу. Тяжело вздохнула — надо пойти поговорить с Лизой, сказать ей, что все хорошо.

Каттер распахнул ногой дверь, и его встретил запах свежей краски. Руки его были заняты двумя мешками, привезенными со склада. Вообще-то, перспектива дышать краской остаток дня не слишком его вдохновляла. На улице чудо как хорошо, светит солнышко….

— Каттер, это вы? — Наверху появилась Адриана с кисточкой в руке. Значит, провела первую половину дня, возясь с краской. Волосы не спрятаны благоразумно под кепкой, а рассыпались по плечам. Прическа явно не случайная. И макияж… зачем краситься? Она в доме одна, работает — красит стены. Каттер вдруг понял: а ведь он еще ни разу не застал ее в «домашнем» виде. Каждый день с утра до вечера Адриана выглядит безупречно, как на выход в люди. И это при том, что она в отпуске!

Как ни странно, это совершенство делает ее уязвимой, до боли хрупкой. Чем больше на ней брони, тем сильнее хотелось ее защищать.

— Что такое? У меня краска на носу?

— Нет-нет, все в порядке. — Он опустил мешки на пол.

Злость на себя охватила его — за последнее время эта женщина успела завладеть его мыслями. Целую неделю читал ее письма, просматривал фотоальбомы, следил за каждым незначительным событием в ее жизни. Утром они вместе пили кофе, днем — обедали, болтали, дразнили друг друга, даже флиртовали. Он снова напомнил себе: это лишь часть его работы, надо войти к ней в доверие. Но больше он ни за что не будет до нее дотрагиваться, это решено твердо.

— Пока вас не было, звонил ваш отец, просил напомнить, что сегодня вы ужинаете у них.

— Да я не забыл. Эти ужины в конце недели незабываемы.

Она улыбнулась и спустилась к нему.

— Лиза подумала бы, что я решила ее отравить, если бы предложила ей что-нибудь в этом роде. — С усталым вздохом Адриана опустилась на нижнюю ступеньку. — Нет, пусть дверь постоит открытая, — попросила она Каттера, когда тот попытался ее закрыть. — Свежий воздух — это так чудесно! Присаживайтесь. И похлопала по ступеньке рядом с собой.

Поколебавшись, он сел рядом и вытянул длинные ноги.

— Я и не знала, что ваши родители живут в Литтл-Роке.

— Да, в Оук-Гровз, в доме, который отец построил сорок лет назад.

— Хороший район: много больших старых деревьев, ровные газоны, качели на крыльце. — Она повернулась, взглянула на него, прядь волос упала ей на грудь, янтарные глаза вдруг затуманились. — А у ваших родителей есть качели на крыльце?

— Даже двое. — Ему вдруг стало весело.

— Вот это да!

Эти три коротких слова пахли магнолией и мятными листочками, и ему вдруг захотелось услышать их еще раз.

— Дом замечательный — просторный, крепкий. Полка над камином, перила из орешника — отец сам вырезал.

— Только не говорите этого Бланш, а то она тут же составит список. Ваши родители и моргнуть не успеют, как у них на фасаде появится вывеска «Монро риэлти».

— Представить не могу, чтобы предки продали дом. Они так любят это место, и я тоже.

— Даже название звучит замечательно. Сама я выросла в городской квартире в Атланте, но, когда была маленькой, мечтала иметь собственный дом — непременно с качелями. — Адриана огляделась вокруг.

Окружающая реальность явно не походила на детские мечты. Очевидно, Харви приносил домой не слишком много денег, и они не могли позволить себе переехать из этого района одинаковых коробок в место, подобное Оук-Гровз. Не сбылась ее детская мечта о качелях на крыльце.

— Ладно, пойду-ка я работать. — Адриана встала. — Хочу сегодня закончить спальню, да и краска засыхает на кисточке.

Он смотрел, как она поднимается по ступеням. Мягкие контуры ягодиц чуть заметно подрагивают при ходьбе. На ней шорты и хлопковая блузка нежно-персикового цвета. Он вспомнил атласное кружевное белье, в которое запустил руки в первый день: не оно ли сейчас прилегает к ее коже под пастельными тонами верхней одежды?.. Есть у нее и еще секреты, скрытые от чужих глаз. Например, двадцать пять тысяч долларов…

Надежда найти деньги тает с каждым днем. В доме денег нет, в этом он абсолютно уверен: уже обследовал в нем каждый дюйм. Видел ее банковские счета, тщательно просмотрел все вложения на сберегательных книжках, побывал в маленьком банке, где она переводила деньги со своего сберегательного счета на текущий для оплаты расходов, связанных с реконструкцией. Другими деньгами, чтобы оплатить ванную для Лизы, не пользовалась.

Тогда откуда у него это странное чувство — что-то здесь не так… Если дело не в деньгах, то в чем? Между тремя женщинами, живущими в этом доме, происходит нечто сложное, почти незаметное стороннему наблюдателю. Ни одна из них не говорит всей правды. «Папа был героем…». Да нет, папа был жуликом. «Мы были одной большой, счастливой семьей». «Даже не помню, как он выглядел». Скрывают они от всех что-то, связанное с Харви, или просто не могут разобраться с собственным прошлым?

Каттер встал, выпрямился и вернулся к работе, напомнив себе, что их странные личные отношения — не его забота. Хочется им жить в Стране Чудес пожалуйста, на здоровье. Подлинный мир не так уж хорош — в нем нанятый ими сантехник по совместительству шпион.

* * *

— Господи, ну и запах! Не удивительно, что дверь открыта. — Лиза кинула на стол портфель и просунула голову в кладовку. — Привет!

— Привет. Твоя мама наверху, красит. А где бабушка?

— Я на автобусе. В четыре у нее заключительная встреча по сделке, уже потирает руки в предвкушении шести процентов комиссионных. — Она всплеснула руками, смешно и очень похоже копируя жесты Бланш.

А у девочки острый язычок — уже неделю он отдает должное ее едким замечаниям. Лиза с интересом склонилась и принялась наблюдать, как он привинчивает очередную трубу.

— Решительно не понимаю, почему мама не разрешает мне покрасить стены в спальне в черный цвет. Ну хотя бы одну — дальнюю. Кстати, что это вы делаете?

— Устанавливаю унитаз. Завтра к вечеру можешь им пользоваться, а ванную закончу к понедельнику.

— Все, что нужно для полного счастья.

— Ну, не все. Зеркало можно повесить только после оклейки обоями.

— Уж и не знаю, дождусь ли, — ухмыльнулась Лиза.

— Лиза, — он пожалел, что вообще приходится с ней разговаривать, — ты, наверно, хочешь взглянуть на обои, которые сегодня купила твоя мама. — И указал на рулоны в углу.

— Ну-у… — протянула Лиза и без особого энтузиазма вытащила из пачки рулон. — Боже, розовые розы!

— Черных-то наверняка нет.

— Откуда вы знаете, что я эти розовые терпеть не могу?

— Знаешь, розовые розы как-то не в твоем стиле.

— Да, но маме хочется, чтобы были в моем. По-моему, она хочет сделать из меня сказочную принцессу. — Лиза скривилась от отвращения. — Я что, похожа на сказочную принцессу?

— Нет, на симпатичную умную молодую девушку.

— Но не на принцессу. Вот только мама этого не видит. — Несколько секунд девочка стояла молча, хмуря брови. — Как вы думаете, что она видит, глядя на меня?

Обернувшись, он встретил ее взгляд: широкое веснушчатое лицо, длинные белые волосы выбились из-под заколки. Полная, приземистая…

— Видит свою маленькую девочку.

— Значит, она вообще ничего не видит! Не видит этого… — Лиза провела руками по своим бедрам. — Думает, с возрастом это пройдет — детская пухлость.

— А ты сама как думаешь?

— Я-то? Да это оттого, что я сижу сиднем. Путешествую по Интернету, а не разучиваю пируэты и не упражняюсь на фортепиано. Что мне, кстати, сейчас и полагается делать. — Лиза снова скривилась на обои и тяжело вздохнула.

— А ты просто скажи маме, что обои тебе не нравятся.

— Ну да, скажешь ей! — фыркнула Лиза. — В этой семье всем и все нравится. И мы улыбаемся — все время улыбаемся. Мы — леди, вы же знаете, южные леди. Кстати, не хотите чего-нибудь поесть?

— Нет.

— Ох… Ладно, а у меня вот тут чипсы.

— Лучше тебе вместо этого прогуляться. У твоей мамы в духовке жаркое, не перебивай аппетита.

Она изумленно взглянула на него, в зеленых глазах мелькнуло подозрение.

— Вот что я вам скажу: если вы сами доложите маме, что я видеть не могу эти обои, — обойдусь без чипсов, а пойду прогуляюсь. Идет?

— Конечно, скажу.

— Скажете — о чем? — Адриана с кисточкой в руках вошла на кухню и двинулась к раковине.

— О том, что Лиза видеть не может эти обои.

— Ну, Каттер, спасибо, удружили! Так я и сама могла сказать!

— Это еще что? — Адриана вступила в кладовку, удивленно переводя взгляд с дочери на него.

— Лиза обещала — если я скажу вам про обои в розовую розочку — пойти погулять, а не есть чипсы. Сдается мне, ей куда нужнее прогулка, чем еда.

Взгляд, брошенный на него Адрианой, разил, как кинжал. Ох, он сделал большую ошибку — сказал королю, что тот голый. В Стране Чудес такое поведение — под строжайшим запретом. Адриана отвернулась, словно не желая замечать его присутствия.

— Милая, какие именно обои ты имела в виду?

— Эти тоже вполне подойдут, правда, мам. — Лиза попыталась протиснуться между ними к двери. — Розовые розы — это так… мило.

— Нет, я хочу знать, чего ты хочешь.

— Не знаю, — пожала плечами Лиза, — может быть, что-нибудь… посерьезнее.

— Ну конечно. Почему бы нам не пойти после ужина в магазин? — Мать нежно откинула волосы у Лизы со лба. — Решено: сегодня вечером мы идем гулять.

— Ладно! Вот здорово! — Лиза с облегчением улыбнулась. — А сейчас я и мои толстые ножки отправляемся на прогулку. Спасибо, Каттер!

Как только за ней закрылась дверь, Адриана накинулась на него:

— Каттер, я попросила бы вас воздержаться от комментариев насчет веса Лизы. У нее сейчас очень сложный возраст. Вы можете причинить ей непоправимый вред.

— Большего урона, чем вы ей уже нанесли, — он невозмутимо взглянул на нее, — нельзя и придумать.

Вы поглощаете море еды, не поправляясь ни на унцию. Это еще не значит, что и Лиза так может. Вы сами губите девочку!

— Вы не знаете, о чем говорите, — возразила Адриана. — Обычно, когда она приходит домой из школы, я на работе. И обеды сразу после школы — только пока я в отпуске. Просто способ побыть вместе.

— Господи, леди, если вы хотите проводить побольше времени с дочкой, пойдите с ней погулять, а не кормите ее!

— Это просто детская… — У нее в голосе слышалась едва сдерживаемая злость.

— Прекратите! — не выдержал Каттер, по горло сытый этим самообманом. Эти леди умрут, но не откажутся ни от одного своего глупого правила. — Сколько ни делайте вид, что у нее нет избыточного веса, от этого он не исчезнет.

Адриана, ошеломленная и разгневанная, уставилась на него. Да как он смеет говорить ей такие вещи о ее девочке? «Как он смеет быть правым?» — прошептал внутренний голос, но она не стала его слушать — иначе придется прислушиваться к нему постоянно, а кто знает, куда это ее приведет? О чем беззвучно кричит ей сердце?.. Она резко повернулась и вышла из комнаты.

Что этот Каттер о себе вообразил? — размышляла она, отмывая кисточку под струей воды. Он в этом доме меньше недели, откуда ему знать, что для них благо? Кто он такой, чтобы учить ее, как растить дочь? Развалил весь дом, создает шум, беспорядок; всюду пыль, штукатурка и присутствие… мужчины.

Она услышала позади тихий звук, почувствовала прикосновение к плечу, повернулась. Сильные руки легли ей на плечи, но Адриана упрямо продолжала смотреть на пряжку его ремня. Он прижал ее к себе. Ох, как не хочется сопротивляться. — Так хорошо прижаться к нему, пусть на миг… Ей так долго не на кого опереться. Адриана уткнулась лбом ему в грудь, в мягкую, гладкую ткань футболки, и закрыла глаза. Потереться бы щекой, почувствовать твердые контуры его груди… Он пахнет свежим деревом, старыми инструментами и потом… Запах мужчины обещает безопасность и защиту. Внезапно вспомнился дом ее детства: индейка на День благодарения, свечи и елка на Рождество… Напряжение спало, отпустило. Его подбородок коснулся ее затылка — вот так она чувствует себя маленькой и любимой… Если бы его руки обняли ее за талию, притянули ближе, она обхватила бы его за шею и так оставалась целую вечность.

— Что бы ты ни делала, не слушай меня, — мягко произнес Каттер. — Что я знаю? У меня никогда не было детей, не было жены, которая их хотела бы.

Адриана заставила себя открыть глаза, усилием воли стряхивая минутную слабость. Выпрямила спину, расправила плечи. Груз ее останется с ней, у нее просто нет выбора.

— Ты был женат дважды?

— Да, — кивнул он. — В первый раз женился слишком молодым. Для нее я стал шансом уйти из дома; она думала, уехать — лучший выход. — Улыбка у него получилась грустной. — Но оказалось, это вовсе не так.

Он помолчал немного и продолжал:

— Во второй раз я был значительно старше, мне пора было знать, на что иду.

Адриана увидела боль у него в глазах, уже, видимо, привычную, но еще достаточно острую. — Марша пила. Я думал, смогу ей помочь, но… — Каттер пожал плечами.

— Мне жаль.

— Не стоит. — И уронил руки. Она тут же ощутила пустоту без их теплой тяжести. — Это был хороший урок, болезненный, но необходимый.

— По-моему, так можно сказать о многом, что случается с нами в жизни. Она обхватила себя руками, непроизвольно стараясь как-то возместить утраченное тепло.

Вошла Лиза, разрумянившаяся, хотя гуляла совсем недолго.

— Ох, мам, жарко как! Дай водички. Оба сделали шаг назад, разрывая интимный круг, неожиданную связь, возникшую на мгновение.

— Ну что, совсем выдохлась под палящим солнцем? — поддразнил девочку Каттер.

Та еще сильнее покраснела, проговорила беспечно:

— Да не-ет, ничего страшного. Просто переставляешь ноги, и все.

— Ноги для того и нужны. Эй, а знаешь что?

— Что? — Лиза посмотрела на него поверх стакана.

— У меня сейчас тяжелый приступ весенней лихорадки. Что, если нам всем завтра отправиться на холмы? Возле Лейк Гамилтона есть очень приличная трасса — как раз для тебя.

— На холмы?..

Адриана заметила, что Лиза смутилась, и поспешила вмешаться:

— Не знаю, Каттер… Пеший туризм не самое…

— Да это просто прогулка по холмам. Непреклонный, жесткий взгляд, обычно свойственный ему, военному в отставке, потеплел, осторожный нейтралитет в обращении с этими двумя женщинами уступил место энтузиазму. Глядя на Кат-тера, Адриана поняла вдруг, что многое в его поведении только маска, под которой прячется большая личная драма.

— Да вы подумайте — здесь ведь еще дня два будет ужасно пахнуть краской. Нам всем нужно больше времени проводить на свежем воздухе.

— Да, звучит потрясающе, — согласилась Лиза. Адриана искренне удивилась: обычно в представлении дочери быть ближе к природе означало придвинуть компьютер к открытому окну. А сейчас девочка с энтузиазмом кивает головой и улыбается Каттеру… Такими сияющими глазами она раньше смотрела только на шоколадный торт.

— Но ты же похожа на утку! — запротестовала Лиза, оглядывая бабушку. — На утку, которая… отчаянно хочет в туалет.

— Неважно, как при этом выглядишь, — назидательно произнесла Бланш. — То есть важно, но главное — как вообще хочешь выглядеть. — Она вскинула руки и снова продемонстрировала плавные движения, переступая на каблуках. — Все дело в ощущении силы. Попробуй еще раз!

Лиза умоляюще взглянула на Каттера, но тот проигнорировал ее безмолвную мольбу.

— Продолжай, это принесет тебе пользу, — поддержал он Бланш.

— У меня будет сердечный приступ, и я умру. И даже ничего не оставлю вам в завещании… — пробормотала Лиза, но все же вскинула руки и странной, танцующей походкой последовала за бабушкой по дорожке вокруг озера.

Каттер с улыбкой наблюдал за ними. Всю прошлую ночь он корил себя за необдуманное приглашение, уговаривал не вмешиваться, а сам все сильнее влезал в жизнь этой семьи. Не смог погасить в себе желание увидеть на лице у Лизы здоровый румянец. Просто ее надо немного поддержать — и он ей поможет.

И все же… разве станет она стройной, уверенной в себе девушкой без веснушек — самой Мисс Литтл-Рок? Да это все равно что Марша бросила бы вдруг пить и встречала его по вечерам у двери с улыбкой и поцелуем — она ждет ребенка, на столе горячий ужин…

— Каттер! — прервал его размышления голос Адрианы. — Без нас справятся, давай просто погуляем. — Опустила руки на колени, сделала несколько глубоких вздохов и, откинув с лица волосы, взглянула на него. — У тебя такое выражение лица, словно ты сейчас кинешься в огонь. Я-то надеялась расслабиться.

— Прости. — Он сделал усилие, чтобы избавиться от темных мыслей.

День сегодня и правда отличный. Дорожка вилась вокруг озера, в тени деревьев, иногда спускаясь к самой воде.

— Там наверху есть скамейка. Посидим немного? — предложил он.

Сиденье скамьи, посеревшее от капризов погоды, удобно для двоих. Садясь, Адриана плечом коснулась его руки, ее бедро прижалось к его ноге. Случайное, обычное прикосновение, но Каттеру скамья показалась раскаленными углями. Он заметил выступивший у нее на щеках румянец — значит, ей тоже. До него доносился сладкий, ягодный запах ее волос…

Давно уже не совершал он подобных ошибок. Профессионал в нем всегда видел цель — врага, некую единицу, которой можно управлять. Только дилетанты видят перед собой людей — мужчин, женщин. Только глупый обыватель может позволить себе чувствовать прикосновения, вдыхать запах, признаваться себе в желаниях…

— Замечательная идея, Каттер, — проговорила Адриана. — Спасибо, что вытащил нас сюда.

— И я рад, что выбрались.

Ну вот, становишься в точности как все: обмениваться любезностями, когда оба сидят как на иголках, боясь соприкоснуться!

Воздух наполнился запахами: ветерок приносил с озера запах тины и рыбы, иголки под ногами пахли хвоей. Весеннее солнышко согревало все вокруг, и тот же ветерок раздувал волосы Адрианы — они то и дело мягко ложатся ему на руку, наводят его на мысль: вот если бы ее пальцы, ее губы ласкали его…

— Сегодня Лиза на подъеме — обычно она не склонна к физическим упражнениям. Ей полезно подвигаться, побегать, — продолжала Адриана.

— Лиза — особенная девочка. — Хорошая идея поговорить о Лизе, это безопасно. — И очень неглупая. Видела ты программу, над которой она сейчас работает?

Адриана покачала головой — волосы снова затанцевали по его руке. Ощущение поглаживания, Лиза, компьютеры… надо сосредоточиться.

— Она показала ее тебе?

— Ну да, как же! При мне даже не упоминала о программе. Раньше они с Харви не отходили от компьютера — их общее занятие. Я-то понимаю в нем не больше, чем необходимо для работы.

— А чем ты занимаешься в своем банке? Как будто он не знает — Джонатан Раунд на редкость дотошен: поведал ему все, что раскопал о ней.

— Я работаю в приемной.

— Нравится?

— Да, нравилось. Нравится, конечно. Каттер насторожился.

— Так как на самом деле — нравится или нравилось?

Адриана оставила скамью и, не оглядываясь, подошла к кромке воды.

— Я хорошо делаю свою работу. — Нагнулась, подобрала горсть камушков и принялась бросать их в воду. — Однажды стану вице-президентом.

Каттер тоже поднялся и встал рядом с ней, балансируя на торчащем из воды булыжнике.

— Слышу за этими словами большое «но».

— Да нет, в общем-то. — Она перешагивала с камня на камень вдоль берега. Около года назад у меня появился новый начальник, вот и все.

— И он болван.

— Ну-у, он… — Адриана засомневалась, стоит ли продолжать. Раскинув руки в стороны, перепрыгнула на очередной камень и рассмеялась. — Нет, не сказала бы.

В этом, в сущности, и состоит ее проблема — она никогда не говорит прямо. Он пристроился позади нее.

— Так что с ним такое?

— Ничего, с ним все в порядке. Просто мой бывший босс был настоящим душкой, и мы стали друзьями. А с Лоу… не так просто работать.

При ее сдержанности можно сделать вывод, что этот Лоу — редкостный ублюдок.

— Так почему ты не уйдешь?

Адриана взглянула на него через плечо, удивленная, начала что-то говорить, и тут кроссовки соскользнули с мокрого камня и она замахала руками, как большая птица. Каттер протянул руку, обхватил ее за талию и прижал к себе, стараясь не упасть. Дыхание у нее остановилось, по телу разлился жар. На одно сумасшедшее мгновение ей захотелось шагнуть и прижаться к нему как можно теснее…

Каттер все понял — она увидела это в его глазах, когда взгляды их встретились. Короткая вспышка, два мимолетных объятия — и вот уже молодая вдова воспылала страстью к сантехнику…

Глаза у него потемнели, и Адриана вздрогнула. На этот раз его объятия не сулят ни защиты, ни безопасности, ни комфорта; теперь в нем бушует сдерживаемая страсть, чувственность, сексуальный голод.

— Вот вы куда забрались! — Позади них появилась Лиза. — А мы уже дошли до того края озера и вернулись. — Футболка у нее промокла от пота. — Ах вы, штрейкбрехеры! Я еще приведу вас в форму.

К Лизе подошла Бланш — ни один волосок не выбился из прически — и критически оглядела Адриану.

— Твоя мама красная, как свекла, — должно быть, тоже делала упражнения.

Адриана почувствовала, что действительно краснеет.

— Наверно, я обгорела на солнце.

— Ладно. А я мокрая как мышь и хочу посидеть минутку. — Лиза упала на скамейку и освободила место для бабушки.

Адриана присела на бордюр у воды и смотрела, как Каттер отодвинулся от нее насколько возможно, расчищая себе место от иголок.

Но никакое расстояние не могло оборвать текущие между ними токи. Адриана кожей чувствовала его взгляд каждый раз, когда он поворачивался посмотреть на нее. Словно глупый подросток, влюбившийся в первый раз, дразнила себя.

До них долетел детский смех — показалась женщина с тремя маленькими детьми. Они направлялись к ним вдоль берега озера. Обрадовавшись, что есть чем занять мысли, Адриана наблюдала за ними. Два старших мальчика бежали впереди, то и дело соскальзывая в холодную воду. Младший, лет четырех, плелся сзади, волоча за собой палку едва ли не больше себя самого.

Адриана и не заметила, как произошло все дальнейшее. Малыш все еще шел вдоль берега, потом начал карабкаться по камням, которые осыпались у него из-под ног, и, наконец, остановился у самой воды. Склонившись, он принялся опускать палку…

— Там ужасно глубоко! — Адриана вскочила на ноги. — Надо его оттащить, а то…

Прежде чем она договорила, малыш потянулся вперед — и упал в воду… Никто не успел осознать, что случилось, как Каттер оказался в воде. Мать мальчика остановилась, как вкопанная, прижав к себе старших детей, — она ничего не поняла.

В четыре коротких гребка Каттер доплыл до места, где скрылся мальчик. Адриана видела, как он глубоко вздохнул, наполнил легкие воздухом и нырнул в глубину. А через несколько секунд вновь показался на поверхности, — мальчик вцепился ему в рубашку, кашляя и плача.

— О, Боже! О, Боже! — все повторяла женщина, неловко пробираясь к ним прямо по воде.

Ребенок потянулся к ней, протягивая ручки и пытаясь освободиться от цепких рук своего спасителя. Мать схватила его, прижала к себе и стала укачивать, инстинктивно делая то, что делает каждая мать, чтобы успокоить ребенка. Малыш уткнулся ей в плечо и захныкал.

Она сжала руку Каттеру, произнося, видимо, слова благодарности, которых они не слышали. Старшие мальчики стояли прижавшись друг к другу, с широко раскрытыми глазами и молчали. Мать позвала их, и они побежали к ней, позабыв радость свободы. Один тут же вцепился в юбку, другой — в ремешок. Все четверо торопливо поднялись на берег и поспешили туда, откуда пришли, — на сегодня с них хватит приключений.

Каттер помахал им рукой на прощание, все еще стоя по колено в воде. Джинсы у него намокли и потемнели, футболка липла к телу, очерчивая каждый напряженный мускул, капли воды на лице и руках блестели в лучах солнца. На мгновение он показался женщинам кем-то вроде сияющего ангела-хранителя.

— Ух ты-ы! — выдохнула Лиза. И Адриана подумала, что точнее не выразить их восхищения.

 

Глава 4

— От тебя тухлой рыбой пахнет. — Джонатан Раунд сморщил нос. — И ты опоздал.

Каттер оставил без внимания человека, ждущего его на ступенях. — Он обошел его и, вставив ключ в замочную скважину, открыл дверь.

— За этот день я получил по полной программе. Мог бы прийти вовремя хотя бы из вежливости.

Каттер остановился за дверью и носком одной ноги снял со второй мокрый ботинок, другой, потом последовали носки, и вся мокрая куча легла на ступеньки.

— Кстати, что это с тобой случилось?

— Купаться ходил.

Джинсы уже начали натирать. Каттер расстегнул их на ходу, ступая босыми ногами по деревянному полу, вошел в ванную и закрыл за собой дверь прямо перед носом Джонатана — тот не отставал ни на шаг. Десять минут спустя, в брюках и сухой футболке, Каттер вышел из ванной, не успев принять душ.

— Ну, теперь готов? Или мне подождать, пока ты сделаешь несколько звонков по телефону? А может, еще приготовишь поесть? Чувствуй себя как дома! У меня уже нет своей жизни — не стесняйся!

Каттер уставился на маленького человечка в брюках цвета хаки, лавандовой рубашке и черно-белых ботинках, еле удерживаясь от желания протянуть руку и растрепать пряди, которые Джонатан аккуратно уложил поверх лысины и побрызгал лаком, так что они напоминали проволоку. Все сильнее хочется с каждой встречей выдернуть ему эти волосики один за другим… Он сжал кулаки.

Взгляд Джонатана переместился вниз, на кулаки Каттера, снова поднялся к лицу. Он пропищал:

— Ну что, ты нашел их?

— У нее нет денег. — Каттер взял листки бумаги со стола, разделяющего кухню и гостиную, и протянул Джонатану. — Вот мой отчет и счет. Ты мог бы дождаться, пока я пошлю его по почте, а не мчаться сюда.

— Есть вещи, которые лучше делать лично. — Джонатан проглядел отчет. — Что ты имеешь в виду под «последней накладной»? — Голос у него становился громче; он нетерпеливо листал страницы. — Ничего еще не окончено! Ты не нашел моих денег!

— Я же сказал тебе — у нее их нет.

— Тогда где они?

Каттер пожал плечами, подошел к холодильнику и достал пива. Двухчасовая дорога домой от озера, в мокрой одежде, его утомила, хотелось принять душ. Поднес бутылку ко рту — да, Джонатан прав, от него пахнет рыбой.

Тот тем временем в раздражении переминался с ноги на ногу, шнурки с кисточками на его ботинках болтались из стороны в сторону.

— Двадцать пять тысяч долларов просто так не исчезают, где-то они должны быть! Ты искал во дворе, в укромных местах возле дома? Вдруг она зарыла их!

— Хочешь, чтобы я копал под розовыми кустами?

— Ну скажи, что тебе нужно найти подвод воды, или придумай еще что-нибудь. Каттер вздохнул.

— Заткнись, Джонни!

— Джонатан.

— Какая разница. Пива хочешь?

— Я хочу получить свои деньги. — Джонатан обиженно поджал губы.

Каттер отпил еще пива и сел за стол, положив ноги на другой стул. Даже раздраженный Джонатан сейчас как нельзя более кстати. Всю дорогу Каттер думал только об Адриане, о том, что она чувствовала, когда он прижал ее к себе. Мимолетное объятие, едва ли больше нескольких секунд, оказалось для обоих глубоким потрясением. Этот взгляд в ее глаза, странное чувство, которое, он понимал, будоражит и ее. Оно опасно для них обоих, если оставить его без внимания.

— Она же не обманула тебя этой чушью о том, что муж был «любовью ее жизни»?

Каттер твердо встретил взгляд Джонатана.

— Она за что-то ненавидит старину Харви. — Глаза у того сузились, и в лице появилось что-то крысиное. — И я хочу узнать, за что.

— Ну, может, он не опускал крышку унитаза. Каттер говорил так, словно ему скучно, но эти слова задели его, он насторожился. Денег там нет, но Джонатан не примет отказа — он залаял не на то дерево и теперь, как терьер, будет упрямо преследовать цель всю жизнь: рыть и копать, совать свой любопытный нос в каждую щель, которую обнаружит в жизни Адрианы. Внезапно эта мысль стала ему неприятна — нельзя допустить, чтобы этот угорь извивался вокруг Адрианы или Лизы, сейчас таких уязвимых.

— Вот что я скажу тебе, Джонни. У меня уйдет неделя, чтобы закончить ванную. Все это время я продолжаю следить за всем, но предпринимать ничего не буду. — Он встал, подошел к двери и открыл ее.

— Вот и умница, — улыбнулся Джонатан, — хороший мальчик. Я знал, что могу на тебя рассчитывать. А то уж было подумал, что она тебя поймала своими длинными ножками. Сам не прочь познакомиться с ними поближе.

«Сначала я сломаю тебе нос, — подумал Каттер, — потом несколько твоих белых, холеных пальцев, потом займусь волосами — выдерну их все по волоску». И улыбнулся в ответ:

— Пока, пока!

Едва Джонатан переступил порог, Каттер захлопнул дверь, глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Джонатан Раунд не стоит даже того, чтобы пустить ему кровь. Приняв душ, Каттер все еще чувствовал необычное возбуждение. В первый раз работа так задевала его личные чувства, впивалась, словно клещ. Давно уже он научился избегать таких воздействий. Редкие расследования заканчиваются быстро и счастливо. Надо убедиться, что и на этот раз он избежит ловушки, и держаться от этой женщины как можно дальше.

Обнаженный, он вытянулся на кровати со второй бутылкой пива в руке. Кровать он сделал сам, как и комод — только эти два предмета составляли скудную обстановку спальни; на гладком комоде никаких безделушек; ни картин на стенах, ни коврика на полу.

Он взял верхнюю книгу из стопки, лежащей прямо на полу, рядом с кроватью, и зажег лампу над головой. Но Тони Хиллерман на этот раз не помог. Каттер уронил книгу на смятое покрывало, встал, натянул брюки, брошенные прямо на пол по пути в душ, и направился к гаражу — уж там-то он всегда найдет успокоение.

Гараж, единственное, что побудило его снять маленький домик на окраине, громадное пустое помещение, с бетонным полом, кондиционером и отоплением. Каттер нажал на выключатель — незаконченный буфет посреди гаража залило светом. Бесшумно ступая босыми ногами по холодному бетону, он подошел и остановился перед буфетом; медленно провел рукой по крышке. Дубовая древесина не переставала восхищать его — твердая, как сталь, но мягкая, как вельвет, под рукой и гладкая. Взяв рубанок, дождался, пока металл согреется у него в руках, и начал бережно двигаться вдоль края, миллиметр за миллиметром срезая малейшие неровности.

На пол полетели тонкие, как бумага, стружки, и он чувствовал, как вместе с ними падает тяжесть с души. Дуб послушно обретал форму, повинуясь его мыслям и рукам, воплощал его желания и хранил их, когда он уходил. Закончив, Каттер обретет право гордиться своей работой: она останется после него и послужит не одному поколению. Работа с деревом никогда его не разочаровывала и не заставляла разочаровываться в себе самом. Чего он не сказал бы о людях.

— Привет, Каттер!

— Привет! Как в школе?

— Отлично!

Он покачал головой.

— Так не пойдет. Попробуй еще раз. Лиза смущенно улыбнулась.

— Прости, забыла. Немного скучно, но для понедельника вполне сносно. Контрольную написала по алгебре, а потом в библиотеке сидела с Тайлером — ну тот парень, про которого я рассказывала.

— Уже лучше. Помни: как только ты переступила порог этой ванной, тебе не нужно быть леди — южной или какой-то еще.

— Спасибо, Каттер.

Лиза присела на краешек трубы. Давно облюбовала это место, заходя поговорить с ним. Несколько минут молча смотрела, как он приворачивает дверные петли к маленькому бельевому шкафу, который сделал в углу. Каттер слышал, как она глубоко вздохнула, потом медленно выдохнула; повторила еще дважды. Взглянул на нее через плечо.

— Брось это, малыш. Получишь перенасыщение кислородом, если и дальше будешь так сопеть.

— Прости. — Лиза помолчала в нерешительности. — Можно еще с тобой поговорить?

— Нет, я ужасно занят — важное совещание. — Он заглянул в шкаф и вынул рулетку снять размеры под полки.

Прошло несколько минут.

— Мама говорит — ты был шпионом, — выдавила она наконец.

Каттер замер, лента рулетки вернулась в бобину с громким щелчком. Повернувшись, он встретился с ней взглядом.

— Я не сказал, что был шпионом.

— Ну, разведчиком… — Она махнула рукой. — Как ни назови, шпионаж, секретные операции, невидимки и все такое.

— Начиталась Тома Кланси, да?

— Джона Ле Карре, — призналась она. — Но дело не в этом. Мне нужен кто-то, чтобы узнать для меня одну вещь. И только ты можешь мне помочь. — Она зажала руку между колен и посмотрела на него горящими глазами.

— Лиза, — вздохнул он, — о чем ты говоришь?

— Об отце.

Черт, этого еще не хватало! Как бы там ни было, ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

— А что с твоим отцом?

— Хочу узнать, украл ли он деньги.

— Лиза…

— Могу заплатить тебе двести долларов.

— Мне не нужны твои двести долларов.

— А мне нужно знать, Каттер. — Зеленые глаза молили его. — Я должна знать!

Он потер лоб рукой, провел ладонью по короткому ежику волос, прислонился спиной к стене и сполз вниз, усевшись на пол рядом с установленным утром унитазом.

— Зачем? — спросил он наконец.

— Для меня неважно, взял он их или нет, действительно неважно. Это уже никак не повлияет на мое отношение к нему. Но я хочу знать правду. — Голос у нее стал яростным, лицо потемнело, исчез румянец. — Всего лишь правду. Разве это слишком много?

— Но если он взял их…

— Тогда я буду об этом знать, вот и все. Конец. Нет, это не конец, а только начало. Только в тринадцать лет легко думать, что, узнав такое об отце, можно просто отмахнуться и забыть. Лиза сама не понимает, о чем просит.

— Знаешь, я уже искала деньги, — сказала она. — Здесь их нет.

Господи, оказывается, девочка не так проста — сама обыскала все шкафы. Каттер прикрыл глаза и прислонился к стене затылком. Это плохо, очень плохо.

— Каттер!

Он неохотно открыл глаза.

— Пожалуйста!

Она возненавидит его, когда он скажет ей, что Харви — вор. Ему предстоит рыться в том, чего он не хочет знать. И Лиза потом не захочет, чтобы он это знал. А уж Адриана…

Единственная женщина, которая способна сказать ему что-то новое, недосягаема. Она даже не в силах признать, что ночь — темная. Адриана — ключ ко всему. Если бы разговорить ее, выяснить, что она скрывает… И тут его озарило: Лиза поможет ему подобраться к тайне. Расследование по просьбе Лизы может санкционировать сама Адриана. Тогда у него будет законное право задавать вопросы и Адриане придется ответить. Пусть это будет половина ответа — реакция южной леди. А не сумеет докопаться до истины — только его вина.

Вдруг он забыл о том, чего хочет Джонатан Раунд и даже — чего хочет Лиза. Теперь уже он сам желает дойти до конца — понять, отчего Адриана каждый раз напрягается при упоминании о муже и прячется за сияющей улыбкой. Почему ее губы говорят одно, а глаза — совсем другое. Даже если это не имеет никакого отношения к деньгам, он хочет знать.

— Если я начну копать в этом направлении, мне надо сказать твоей маме. Не могу же я шпионить у нее за спиной.

«Ну конечно, Мэтчет, ты почти святой», — усмехнулся он про себя.

Лиза отчаянно замотала головой — хвостик на затылке закачался.

— Нет, ни за что! Мама будет против. А уж бабушка… Это исключено. Он поднял руку.

— Подожди и подумай минутку. Если уж кто и знает, что происходило с твоим отцом, так это мама.

— Ты думаешь, мама как-то связана… — Лиза замолчала в ужасе.

— Нет, конечно, нет. Но она знает о делах твоего отца больше других.

Значит, она простит воровство отцу, но не матери. Если Адриана как-то и замешана, Лиза никогда об этом не узнает — с этим она просто не справится. И Джонатану Раунду он тоже не скажет. С этого дня тот не получит ни одного счета из его страховой компании — теперь он работает только на себя. Каттер поднялся.

— Заметано, малыш. Ты получишь, чего хочешь.

— Вот и ладно, — согласилась Лиза без особого энтузиазма. — Можешь сказать маме, что я наняла тебя. Только прежде убедись, что я надежно спряталась. Вскочила и протянула ему руку. — Договорились?

— Договорились. — Он пожал ей руку.

— Тогда считай, что меня уже здесь нет. — Лиза направилась к двери. — Не вернусь, пока не уляжется шквальный огонь. Пусть мама сама позовет меня для «маленького разговора». — Девочка вздохнула, остановилась у двери, еще раз серьезно взглянула на него. — Спасибо.

Каттер кивнул. Едва за Лизой закрылась дверь спальни, он пошел искать Адриану.

— Она что, с ума сошла? — Адриана тяжело опустилась на край кедрового сундука, на котором стояла.

Шторы, только что снятые с окна спальни, выскользнули у нее из рук и легли на пол.

— Я, конечно, не возьму с нее денег. Адриана решительно на него взглянула. Она-то думала, все уже позади, девочка поняла. На прошлой неделе серьезно поговорила с Лизой, узнав, что Раунд приходил к ней в школу. Лиза кивала, даже поплакала немного, а потом согласилась, что ее отец не имеет ни малейшего отношения к пропавшим деньгам.

Прекратить бы этот кошмар… Почему ее просто не оставят в покое? Она не желает говорить об этом, даже думать. В ней закипала ярость: это нечестно — не она завела интрижку, не она украла деньги, бросила семью, поехала в аэропорт с билетом в один конец в кармане… Так почему все мучают ее? Почему не могут похоронить всю эту историю?

— Лиза хочет, чтобы ты… — Она осторожно подбирала слова.

— Скажем, просто посмотрел вокруг. Может быть, я могу сделать что-то стоящее.

Глаза у Каттера снова темны и непроницаемы — смотрят в упор.

— Она считает, ты можешь сделать что угодно, — пробормотала Адриана. — Ты у нас теперь герой.

С самого воскресенья девочка не переставала говорить о Каттере. «Разве он не чудо, мама? Ты когда-нибудь такое видела? То, как он спас этого малыша, прямо как в кино!» Адриана позволяла ей все эти восторги, пока Лиза однажды не подытожила:

— Отец на его месте просто вынул бы сотовый и набрал девятьсот одиннадцать.

Только тогда она ее остановила…

— Сомневаюсь, что смогу больше, чем полиция. Прошло шесть месяцев, здесь уже почти нечего расследовать.

Он стоял перед ней — такой сильный, мужественный, надежный. Понятно, что чувствует Лиза, — она сама обратилась бы за ответами к Каттеру. Но у нее уже есть ответы. А вот у него их не будет никогда, и она ему ничем не поможет.

— Если ты не хочешь, чтобы я этим занимался, — скажи, Лизе придется смириться.

— Нет, она не успокоится. Лиза похожа на Харви: ей нужно знать все, до конца. В этом возрасте, когда все драматизируется, да еще с ее фантазией… И ведь так будет продолжаться, а Лиза тем временем будет ждать, прислонив к двери свою юную головку, забитую Бог знает чем. — Продолжай, делай все, что нужно. Может быть, так ей спокойнее.

— Ты уверена?

Адриана кивнула. На короткое время жизнь станет несколько сложнее, но потом все уляжется. Каттер ничего не выяснит. Потому что только она знает правду. Улыбнется и скажет, что все отлично.

Она и улыбнулась, хотя улыбка получилась мрачноватой.

— Мне кажется, ты хочешь задать мне несколько вопросов.

Каттер сел на кровать, которую Адриана закрыла пленкой, готовясь к покраске. Он по-настоящему беспокоился: как, в какой форме задавать вопросы, которые должен задать? Ему тревожно за Адриану — не очень-то это приятные вопросы.

— Расскажи мне о Харви.

— Он был хорошим человеком, хорошим… Каттер тут же прервал ее литанию, которую она повторяла раз за разом в полиции, да и себе, словно заклинание.

— Лиза сказала, что последние два года он редко появлялся дома. Даже не помнит толком, как он выглядел.

Губы у Адрианы сами собой попытались сложиться в очередную вежливую улыбку. Что ж, начнем сначала…

— Мы были женаты пятнадцать лет. У каждого брака есть взлеты и падения. Мы были… Харви много путешествовал.

— Деловые поездки?

— Здесь, в Литтл-Роке, бизнес продвигается медленно. Ему приходилось создавать клиентуру вне города. — Она пыталась сдержать дрожь в голосе.

— В каких городах?

Странно, но это даже хуже, чем допрос в полиции. Каттер не делает никаких заметок, но его мозг впитывает информацию, как губка.

— Оклахома, Мемфис, Дал… Даллас.

— В Далласе есть что-то особенное? Вот черт… этот человек провел двадцать лет в разведке, не стоит забывать об этом.

— Нет, — солгала она.

У нее в шкафу не лежит билет до Далласа в один конец. В Далласе нет ничего особенного.

— Расскажи мне о деньгах.

— Двадцать пять тысяч долларов.

— Пропали со счета одного из клиентов, так? Она кивнула.

— Еще кто-нибудь имел доступ к счету клиента?

— Не знаю.

— Мог ли Харви взять их? Я имею в виду — у него была техническая возможность?

— Да… впрочем, не знаю. Да. — Она сцепила руки на коленях. — Да. Он был очень хорошим бухгалтером, прекрасно владел и числами, и компьютером.

— Это он взял их? — мягко проговорил Каттер.

— Не знаю.

— Если бы он взял их, где они могли бы быть?

— Не знаю.

Каттер посмотрел на нее. Она прямо встретила его взгляд. Он ждал — она не отводила глаз.

— У тебя есть список его клиентов? Может быть, я захочу поговорить с кем-то из них.

— Полиция конфисковала все его записи. Я… — Она умолкла.

Хватит, это слишком тяжело, у нее даже губы болят от напряжения. Она приобрела опыт, общаясь с полицейскими но сейчас трудно вести себя так, будто ничего не происходит. На этот раз не все отлично.

— Послушай, а ты не мог бы получить копию полицейского отчета? Я хочу сказать — если ты всерьез решил заняться этим делом. Они уже спрашивали меня об этом. — Она не удержалась от резкого тона, голос у нее слегка дрожал. — А как наша сексуальная жизнь? Ходил ли он в церковь? Бил ли меня? Ну и так далее.

— Эй, успокойся, все в порядке! — Он присел рядом с ней на сундук и взял ее дрожащие руки в свои. — Давай отдохнем. Поговорить можно и позже.

Она кивнула и с трудом проглотила комок в горле. Его большие руки успокаивают, но ей этого вовсе не хотелось — она должна уметь успокаиваться сама.

— Я лучше вернусь к работе. — И наклонилась собрать упавшие шторы.

Голос Каттера остановил ее:

— Адриана, разве ты не хочешь узнать, что произошло? Узнать правду?

— Правду? А что это изменит? — Она выглядела постаревшей, усталой, безразличной.

— Это будет правда.

Она рассмеялась — и сама поразилась циничности своего смеха.

— Такой вещи в природе не существует, Каттер.

— Непременно существует!

Так он верит во все это — в Бога, в Америку и яблочный пирог, во флаг, честь и правду!..

— Ты еще недостаточно времени провел с моей матерью, Каттер. Скоро ты поймешь, что правд — несколько. Моя версия, ее, версия Лизы. Воспоминания и желания, ожидания и необходимость — все это искажает правду, пока она не становится тем, что ты хочешь видеть. — Она подобрала шторы и поднялась. — Вот и все, что мне известно о правде, Каттер.

В этот теплый вечер последние солнечные лучи окрашивают окрестности старого родительского дома в мягкие, радостные тона. Из соседних домов доносятся уютные звуки: хлопают двери (это возвращаются к себе соседи), где-то бормочет телевизор, из открытых окон тянет вкусными запахами — готовят ужин…

Каттер медленно поднялся на крыльцо родного дома. Здесь его настоящий дом, с подстриженными газонами вдоль улицы, со столетними дубами.

Если и есть на свете правда, то она обитает вот в таком месте. После разговора с Адрианой ему необходимо вернуться туда, где люди еще не разучились верить.

Отец спал в большом кресле — уже долгие годы, в своем личном кресле. Когда-то он едва в нем умещался, а сейчас его высохшая фигурка совершенно терялась на его фоне. Каттер бесшумно прошел на кухню, через открытое окно над раковиной посмотрел, как мать, стоя на коленях, возится в саду.

— Ну, что у нас сегодня? — поинтересовался он, выходя через заднюю дверь и придерживая ее, чтобы не хлопнула.

— Горох и редиска. В этом году червяки добрались до салата-латука. — Мэри повернулась и поправила очки тыльной стороной руки в перчатке.

— Папа все равно салата не выносит.

— Ну, если ему что-нибудь полезно, так он обязательно не выносит. Прямо не знаю, что с ним делать.

— Как он, мам? — Каттер прошел между ровными грядками и присел рядом с ней. — Сильно похудел что-то.

Она покачала головой, губы вытянулись в ниточку.

— Да почти так же. Этой зимой колени болят посильнее. Едва уже добирается по ступеням до спальни. Но пока держится сам. — И снова опустила руки к зелени на грядке, аккуратно вытаскивая ее из земли и отряхивая, прежде чем сложить в пакет.

Каттер тоже включился.

— Останешься на ужин? — спросила Мэри. — Поджарю в микроволновке еще кусок свинины.

— Спасибо, как раз подумал — хорошо бы остаться. У меня был длинный день.

— Твой отец обрадуется компании. Осторожнее с редиской!

Бок о бок прошли одну грядку, принялись за другую. Вечерние тени становились все длиннее. Рядом зеленели перья морковки, покачивались стебли гороха. Каттер отдыхал за этой незамысловатой работой. Ребенком он столько раз полол эти грядки. Тогда это было скучной обязанностью, сейчас — приятным отдыхом от трудных мыслей. Должно быть, здесь, в тишине сада, и кроется что-то вроде правды. А как относится к этому мать? Он взглянул на нее — у нее тоже сейчас ощущение покоя?

— Разве это не прекрасно, мама? Мэри яростно выдернула сорняк.

— Что именно?

— Ну, сад, вечер… — Трудно ей объяснить, как успокаивают такие простые вещи после суеты.

— Хмм… темнеет, мне пора готовить ужин. Похоже, сегодня покончить с сорняками не удастся. А завтра я везу отца на процедуры. Потом мне надо в церковь — обещала им помочь. К тому времени, как я до них доберусь, сорняки вырастут на целый фут. — Она кивнула в сторону зеленой массы.

К Каттеру возвращалось чувство неловкости, как в прошлый раз, когда он приходил к родителям на ужин. Мать всегда любила свой сад, он еще не слышал, чтобы она говорила о нем как об обузе.

— Я закончу эту грядку, пока ты будешь готовить ужин, — пообещал он.

Мэри отвернулась и стянула перчатки.

— Да, милый? Вот и чудесно. Каттер видел, как она украдкой промокнула глаза салфеткой, извлеченной из кармана передника.

— Мам? — Его охватила тревога.

— Что-то в глаз попало — наверно, пылинка. — Она оглядела двор, дом, широкий газон перед собой. — Боже, я так люблю это место!

— Да, мам, да.

— Здесь нам было хорошо все эти годы. Все переполнено воспоминаниями. Губы у нее сложились в легкую улыбку.

Каттеру стало легче. Последняя неделя, проведенная с Адрианой, вымотала его. Эти поиски скелетов в каждом шкафу, подтекст в каждой фразе, скрытые мотивы повсюду… Здесь же его дом, его родители, и ничего не надо искать.

— Помнишь, ты и Томми натягивали здесь одеяло вместо тента и спали летом на улице. Однажды вы вообразили себя пиратами и принялись откапывать золотой клад прямо во дворе. Весь газон был покрыт огромными ямами. Я думала, отца удар хватит, когда он увидел результаты ваших поисков.

Каттер смеялся, вспоминал.

— Мэри! — явственно прозвучал в тихом вечернем воздухе голос отца.

Горьковато-сладкая нота добавилась к воспоминаниям Каттера.

— Я в саду, — отозвалась она, — сейчас-сейчас. Угадай, кто пришел к нам на ужин? — Встала и поспешила к дому, на ходу отряхивая колени.

Каттер смотрел, как она спешила к мужу, с которым прожила сорок пять лет. Он оставался в саду до темноты, гадая, кто однажды поспешит к нему, когда он позовет? Руки сами потянулись к земле, на которой он провел детство.

 

Глава 5

— Бабушка, разве тебе не нравится? Бланш и Лиза теснились в новой ванной. Лиза, только что вернувшаяся из школы, с любопытством наблюдала, как Каттер осторожно водит ладонями по обоям, приклеенным к стене.

— Очень мило, дорогая, — тактично отозвалась Бланш. — Довольно впечатляюще.

— Вот именно этого я и хотела — чтобы впечатляюще.

Каттер развернул еще один рулон обоев — в броскую ярко-синюю полосу, с крошечными листиками плюща, разбросанными по полосатой поверхности.

Прочитав полицейский отчет, как обычно, довольно невыразительный, и даже поговорив с полицейским, который первым прибыл на место происшествия, Каттер нехота согласился с заключением Джонатана — чист, как стеклышко. У полиции нет ничего — ни одного свидетеля, ничего подозрительного, связанного с аварией и пропавшими деньгами. И все же Харви взял их, и некоторое время они были у него.

Лиза осведомлялась, как идет дело, по меньшей мере дважды в день. Вскоре ему придется сказать ей, думал он, вслушиваясь в болтовню девочки, что ее отец взял деньги. В этом не было никаких сомнений. Исчезли они где-то по пути, а когда он покидал офис, безусловно, находились при нем. Двадцать пять тысяч долларов в не помеченных стодолларовых купюрах, которые невозможно проследить.

— Пойду помогу маме с ужином. — Бланш вынула шпильки и держала их в руке. — Готовит что-то тайское. Я ей говорю — от твоих изысков живот разболится, но она полна решимости расширить мое меню.

— И мой живот, — добавила Лиза.

— Брось! — отмахнулась Бланш. — Ты сейчас в том состоянии, когда рывком растут. С каждым днем будешь становиться выше и тоньше, не беспокойся. — И покинула ванную.

Каттер уже боялся того, что последует. Как он и думал, Лиза придвинулась поближе и прошипела заговорщическим шепотом:

— Ну как, что узнал?

— Прошло всего два дня. Дай мне немного времени.

— Но у меня уже нет времени! — возмутилась Лиза все еще шепотом. — Ты уже клеишь обои, между прочим. Теперь только покрасить кое-что и положить на пол плитку, а потом ты исчезнешь. У меня почти не осталось времени.

Он улыбнулся ее горячности.

— Я здесь еще побуду, не горюй. — И приладил еще полоску обоев к стене, мягко разглаживая края.

Лиза скрестила руки на груди и упрямо на него уставилась.

— Так ты говорил с полицейским? Что он тебе сказал? Почему ты не смотришь на меня, Каттер?

— Пытаюсь работать, если ты не заметила.

— Так что?

— Я говорил с ним.

— И что же? Ты ведь что-то скрываешь, да? — торжествующе возгласила она, видя, что он колеблется. — Ты что-то знаешь и не хочешь мне говорить. Он взял их, правда?

— Все, хватит! — Он поднял руки, защищаясь, и прилаженные обои упали, приземлившись у его ног клейкой кучкой. — Сядь-ка, Лиза.

Она примостилась на краешке ванны — напряженная, решительная, с горящими зелеными глазами.

— Папа украл эти деньги. Каттер кивнул.

— Ты уверен?

— Я, конечно, не бухгалтер, но контора, которая проверяла счета, в этом уверена. Твой отец провел ряд расходных и приходных операций и еще какие-то фокусы с трансфертами и компьютерными запросами. В результате часть денег осела на его счету вместо счета клиента. В тот самый день, когда все это случилось, он перевел их в наличность, получил в банке в холле своей конторы и уехал.

Несколько секунд Лиза молчала, переваривая информацию.

— Как ты это узнал?

— Из отчета бухгалтерской инспекции. Он там же, в полицейском отчете.

— О чем ты говоришь? — не поняла она.

— Я читал отчет, — повторил Каттер.

— Ты имеешь в виду, что он не секретный? Так тебе не пришлось звонить и просить об одолжении, читать его со стола, вламываться в хранилище? Ничего такого?

— Я так понял, что ты еще не покончила с Ле Карре?

— Так в полиции тебе просто дали его прочитать?

— Ну да. Любой, кто хочет знать, мог бы достаточно легко это сделать.

— «Кто хочет знать»! — Лиза подпрыгнула и оказалась у двери со скоростью, удивительной при ее весе. — Мама! — закричала она.

О Боже, что он наделал! Каттер оставил обои и побежал за ней.

Надрывный крик Лизы испугал Адриану. Ее рука с ножом, занесенным над разделочной доской, замерла.

— Что случилось. Боже ты мой?!

— Ты ведь тоже читала полицейский отчет, разве нет?! — выпалила Лиза.

Адриана тут же поняла, что за отчет она имеет в виду. Следовало предвидеть, что Каттер познакомится с ним.

— Ты говорила мне, что отец не виновен, и все это время знала, что он взял деньги! Ты лгала мне!

— Никогда я не лгала тебе! Я ничего не знаю! Мысленно она прокручивала эту фразу не раз и не два. Лизе нужен ответ, но еще больше ей нужен отец — пусть от него осталась лишь память. Адриана спокойно взвесила то и другое и попыталась сбалансировать — сказать ровно столько, чтобы она имела и то и другое.

Единственная темная лошадка в ее раскладе — Каттер. Лиза слишком умна, чтобы принять полуправду. Каттер еще умнее и к тому же опытен в таких вещах. А самое важное — Лиза, понимает она это или нет, втайне хочет убедиться в невиновности Харви. Вот этого Каттер не понял.

Она отложила нож и повернулась к дочери. Лиза бледна, глаза яростно сверкают. Каттер стоит в нескольких шагах позади нее, взволнованный, настороженный. Она не осмеливалась взглянуть ему в глаза. Бланш замерла у раковины с пучком брокколи — по нему бежала вода…

— Я не знала, что твой отец что-то украл, — твердо повторила Адриана. Факты можно повернуть так и этак, сказать что угодно.

— Но они сказали Каттеру, что мой отец — вор!

— А денег так и не нашли.

— Пусть, но…

— Я работаю в банке, Лиза, с деньгами. Сама видела, как легко представить банкротом человека богатого, как Крез, и перспективным инвестором — бедняка. Полиция располагает лишь цифрами на бумаге. Этого недостаточно, чтобы обвинять человека и покрывать позором его доброе имя.

Каттер сделал слабое движение, собираясь возразить.

— Я не согласна! — Адриана бросила на него ледяной взгляд.

Невольно он опустил руку и отступил.

— Но все эти приходные и расходные операции, переводы…

— Это ничего не значит.

Волна злости захлестнула ее при воспоминании о том, как полицейские сидели у нее в гостиной, спрашивали, подозревали. Она тогда только что похоронила Харви и еще не пришла в себя. Содержимое пластиковой сумки стояло у нее перед глазами: билет на самолет в один конец, туфля — первое и неопровержимое доказательство, что хрипловатый голос в телефонной трубке, сладкие духи принадлежали женщине из плоти и крови…

— Должно быть, в этом отчете все отлично объяснено, — произнесла Адриана, изо всех сил стараясь оставаться спокойной. — Но Харви мертв, и мы уже никогда не узнаем, как все было на самом деле.

Каттер решительно шагнул вперед.

— Харви тем утром опустошил свой довольно приличный счет в банке и уехал с деньгами. Очнись, Адриана! Лояльность — это хорошо, но…

— Служащие банка опознали Харви в человеке, который снял деньги со счета?

— Нет, но…

— Любой с чековой книжкой и немного похожий на него мог снять эти деньги. Даже открыть счет на имя Харви.

— Ну же, перестань!

— А где же деньги, Каттер? — потребовала она ответа. — Если он их взял, где они? Где доказательства? Взгляды их скрестились.

— А вот это уже настоящий вопрос, да, Каттер? Пока они спорили, Лиза не вымолвила ни слова. Ее запал, Адриана видела, сменялся растерянностью.

— Мам?..

Потянувшись, Адриана прижала ее к себе.

— Ничего, ничего, девочка. Все в порядке. Она обнимала дочь, гладила, пока та не расслабилась и не прижалась к ней в ответ. Какой она еще, в сущности, ребенок…

— Я детально изучила отчет, проверила каждую мелочь, и знаете что?

Лиза покачала головой, не отрываясь от ее плеча.

— Все переводы осуществлялись по компьютеру — чисто бумажные сделки. К тому же новый кассир не знал Харви, описал его как человека среднего возраста, с темными волосами. Не слишком точное описание, правда? — Она откинула с лица Лизы волосы и поцеловала ее в макушку.

Девочка в смятении ждет, что Каттер не оставит от этих рассуждений камня на камне.

— Я не могу доказать, что он не брал денег, а полиция не может доказать, что он их взял. Но я была замужем за твоим отцом пятнадцать лет, и он заслужил с нашей стороны некоторую преданность.

— Но Каттер сказал — он сделал это, — слабо запротестовала Лиза.

Адриана бросила взгляд на Каттера — он был явно разгневан, глаза сузились.

— Каттер никогда не встречался с твоим отцом. Не бодрствовал всю ночь напролет, потому что у тебя аппендицит. Не возил тебя в Диснейленд и не катался на всех этих забавных каруселях. У вас нет этих общих воспоминаний.

Приподняв лицо девочки за подбородок, она заставила ее смотреть себе в глаза.

— Все, что Каттер знает о твоем отце, — сухие цифры и фразы из отчета. Но мы-то с тобой знаем о нем гораздо больше. И ты должна это помнить.

Несколько секунд Лиза молчала. Звук воды, льющейся в мойку, вдруг стал чересчур громким в наступившей тишине.

— Значит, они могут говорить «да», а мы — «нет». Во всяком случае, у нас была замечательная поездка в Диснейленд. Ты это хотела сказать?

— По крайней мере, это моя точка зрения, — кивнула Адриана.

— Но, мам…

— Лиза, всегда будут какие-то «но». Нам просто приходится с ними жить. Другого пути нет.

Девочка глубоко вздохнула и шумно выдохнула, плечи у нее расправились.

— Хорошо, мам. Думаю, я вполне смогу с этим жить.

Она высвободилась из объятий Адрианы и повернулась к тому, кто напряженно ждал ее взгляда, сжавшись, словно пантера перед прыжком.

— Каттер, похоже, ты узнал все, что мне хотелось знать.

— Ты хотела знать правду, Лиза. Адриана слышала укор в его голосе обращенный к ней.

— Да, наверно. И правда оказалась гораздо сложнее, чем мне казалось.

Каттер кивнул. Теперь его лицо ничего не выражало, но Адриана не сомневалась — он винит ее.

— Не объяснит ли мне кто-нибудь, что здесь происходит? — Бланш закрутила кран и уронила брокколи в раковину.

Услышав ее голос, Адриана почувствовала укол совести — совсем забыла, что Бланш здесь.

— Лиза наняла Каттера, чтобы он расследовал дело Харви и его клиента. Каттер проделал некоторую работу в этом направлении…

— Вы что, спятили?! О чем ты только думала, когда позволила ей это?!

— Я не просила разрешения, бабушка. У меня есть право знать.

— Ты еще ребенок, у тебя нет никаких прав! — фыркнула Бланш.

— Не хочу тебе напоминать, но Линкольн освободил рабов, — парировала Лиза. — Здесь тебе не плантация и ты не сможешь поиграть в Скарлетт!

— Адриана! Ты будешь стоять и смотреть, как твоя дочь…

— Мама! Она не имеет права…

— Довольно! — Каттер, твердый, как скала, сделал шаг к ним с явным намерением отстаивать права Лизы.

Адриане вдруг отчаянно захотелось дотянуться до него, позволить ему спасти себя, как он спас того мальчика, поднять на руки и вынести из глубины охватившего ее водоворота чувств к свету… Пальцы у нее сжались, отгоняя непроизвольное желание взять его за руку…

— Все в порядке. — Она с усилием разжала руку. — Мне нужно несколько минут поговорить с матерью. Лиза, извинись перед бабушкой и отправляйся к себе.

— Прости, бабушка… — пробормотала Лиза без всякого энтузиазма и убежала.

— Каттер! — Адриана заставила себя посмотреть на него.

— Займусь-ка я работой. — Он развернулся на пятках так резко, что Молоток, качаясь на ремне, ударил его по бедру.

Очевидно, спешит уйти, пока не сказал чего-то, о чем потом пожалеет.

Адриана глубоко вздохнула — предстоит объяснение. Она планировала свой разговор с Лизой, но даже не подумала о том, что скажет Бланш.

— Послушай, я прошу прощения, что не предупредила тебя…

— Поверить не могу, что ты разрешила Лизе копаться в этом деле! — взвилась Бланш, прерывая ее извинения.

— А как я могла ее остановить? — Адриана начинала терять терпение.

— Но это же отвратительно! Какая гадость…

— Это жизнь, мам, и тебе все-таки пришлось с ней встретиться. Ты переписываешь реальность, как сценарий, но люди-то вынуждены жить с реальностью.

— Ты не знаешь, о чем говоришь! — Бланш вытерла руки кухонным полотенцем, повесила его и налила себе кофе.

Адриана заметила, что руки у нее дрожат, и заговорила вновь:

— Лиза знала о пропавших деньгах давно, все это время хранила в себе сомнения. Удивительно, как она не взорвалась до сих пор. Не могла она этого так оставить, и я не виню ее. — Она собрала из раковины брокколи и стала резать. — Хоть попыталась что-то сделать. Я бы никогда не смогла так в ее возрасте.

— О, не начинай снова! — Бланш со стуком поставила на стол чашку. — С тех пор как умер Харви, я только и слышу от тебя: твой отец то, твой отец это… У тебя было чудесное детство. Почему ты вдруг готова нарисовать все в черном цвете?

— Потому что алкоголизм — это черный цвет, мама.

— Да, твой отец пил.

Признание Бланш изумило ее — никогда раньше не произносила она столь откровенных слов.

— Пил, это правда. Но где же твои воспоминания о хороших временах? Почему ты не хочешь вспомнить о них? И не хочешь, чтобы я помнила о хорошем вместо… другого?

«Другого»? Адриане стало почти смешно. Да у нее множество таких воспоминаний: ссоры, слезы, крики, хлопающие двери… А мать зовет все это «другим».

— Он бил тебя, черт возьми! — Она бросила нож — делать вид, что готовишь, больше не было смысла. — Тебе не известно, что я об этом знала?

Голова у Бланш откинулась, словно ей дали пощечину, лицо побелело.

— Ты… слышала? — едва шепнула она. — В ту ночь… ты слышала?

Адриана резко кивнула.

— Зачем ты притворялась, что упала?

— Адриана, поверь, это был первый и последний раз, когда он поднял на меня руку… За все эти годы.

Голос у нее был так тих, что Адриана почти читала по губам.

— Я… я сказала тогда, что убью его, если он снова меня ударит.

— Я помогла бы тебе, если бы ты мне позволила. — Адриану переполняли боль и ярость. Бланш только покачала головой.

— Ты была ребенком… И не могла ничего сделать. И я тоже не могла.

Она вдруг разом постарела и выглядела теперь на свои пятьдесят три года кожа стала тонкой и сухой, обозначились морщинки, на губах собрались крошечные комочки помады… Адриане сразу захотелось защитить ее, утешить.

— Но ты… ты ведь могла уйти.

— Ох, дорогая… — Бланш грустно улыбнулась и снова покачала головой. — У меня же не было ни денег, ни образования. Зато был ребенок, которого надо растить. — Еще одна легкая улыбка. — И, что самое важное, я не хотела уходить.

Адриана встретилась с ней глазами.

— Я любила твоего отца, — тихо молвила Бланш. — Я любила его.

Глаза у нее наполнились слезами. Прижать ее к себе, успокоить. Ну конечно, любила. И она могла забыть, как Бланш любила отца! Она во все глаза смотрела на мать — сколько еще важного она забыла?

Бланш потрепала ее по плечу, и Адриана поняла — момент прошел, все вернулось на круги своя.

— А сейчас у меня встреча в Торговой палате, в шесть часов.

Адриана снова рассеянно взялась за ножик, мысли неслись вскачь. У нее есть хорошие воспоминания о детстве, об отце. Есть они и у Лизы. Нельзя допустить, чтобы предательство Харви отобрало их у нее.

Ей придется отделить в сознании одного мужчину от другого — своего отца от своего мужа, разделить между ними ту боль, что ей причинили оба.

Он же не собирался произносить ни слова, ни единого слова! Ни о Харви, ни о деньгах — ни о чем… Каттер налил себе кофе и угрюмо уставился на Адриану. Она стояла на коленях, высасывая пылесосом микроскопические пылинки из кухонного шкафа.

Сегодня она даже не поздоровалась с ним, а вчера он ушел сразу, как закончил работу, и тоже не попрощался. Впрочем, ему все равно. Все они сумасшедшие — все трое. И Джонатан, который втянул его, — тоже. Больше он ничем таким не занимается. К черту эту странную семейку с ее тайнами!

Он наблюдал за Адрианой, забыв, что пришел лишь за чашкой кофе. Слишком много он наблюдает за ней. Мысли его давно не имеют ничего общего с сантехникой или уборкой — они уместны в спальне, а не в ванной.

Не раздумывая, он потянул за шнур и выдернул вилку из розетки. Пылесос замолк. Адриана выбралась из буфета и, откинув с лица волосы, поглядела на него в недоумении.

— Что случилось?

— Ничего. Просто устал от этого молчаливого игнорирования.

— Не понимаю, о чем ты. — Она поднялась и попыталась отобрать у него шнур. Он сделал шаг назад.

— Каттер, — она нетерпеливо вздохнула, — у меня полно работы. — И подошла к нему ближе, так что только дверца буфета разделяла их.

— Могла бы, по крайней мере, поздороваться и спросить, как я спал.

— И как же ты спал?

— Ужасно — не мог заснуть. Ее раздражение тут же сменилось искренней заботой:

— Что-то случилось?

— Я думал о тебе, — сказал он чистую правду.

— А что со мной не так?

Он собирался произнести что-нибудь шутливое, ни к чему не обязывающее, рассеять напряжение. Но она, должно быть, поняла, что за мысли его беспокоили, — замерла, глаза у нее блеснули, их насыщенный, золотистый тон — цвет растаявшего солнца — стал еще теплее. Он смотрел ей в лицо, взволнованный тем, как у нее перехватило дыхание, а на щеках выступил нежный румянец; как раскрылись губы — мягкие, сладкие, влекущие. Руки сами собой потянулись, чтобы коснуться ее роскошных волос, пробежать по их шелковой длине кончиками пальцев…

Это осторожное касание вывело ее из оцепенения. Мотнув головой, она откинула волосы и, выхватив вилку из его расслабленных пальцев, сунула ее в розетку — пылесос с жужжанием вернулся к жизни. Адриана снова опустилась на колени и наполовину исчезла в недрах буфета. Чувствуя странную слабость, Каттер поставил чашку на стол и вернулся в ванную. Чириканье дверного звонка остановило его на пороге.

Каттер стиснул зубы.

— Хочешь, чтобы я открыл? — спросил он, когда звонок зазвенел снова. Но Адриана его не слышала, и он, не дожидаясь ответа, направился к входной двери.

— Чем могу служить? — осведомился он у цветущего, румяного мужчины с кожаной папкой в руках.

Тот оглядел его подозрительным взглядом тусклых глаз цвета засохшей грязи. Ростом он был почти с Каттера, но живот его давно проиграл битву с гравитацией, а подбородок утонул в складках. Волосы, все еще светлые и густые, зализаны назад чем-то блестящим. В общем, этот человек много играл в футбол в колледже и любит рассказывать об этом за бутылочкой пива.

— Вы кто? — требовательно спросил визитер. Каттер почувствовал инстинктивную неприязнь.

— Швейцар. А вы?

— Я — Лу Густафсон. Мне нужна Адриана. «Что ж, присоединяйся к нашему клубу, — подумал Каттер. — Вот только ты ее не получишь».

— Она сейчас занята. Я скажу, что вы заходили. Каттер уже начал закрывать дверь, но тут Адриана крикнула с кухни:

— Каттер, кто там?

— Просто коммивояжер, — отозвался он.

В этот момент Лу решительно шагнул вперед и просунул голову в дверь.

— Адриана! — закричал он. — Это Лу!

Каттер отодвинулся и открыл дверь, которую едва не захлопнул перед носом гостя.

— Осторожно, приятель, не оступись! — предупредил он мягко, наслаждаясь взглядом, какой бросил на него Лу. Глаза у него теперь напоминали по цвету старую кофейную гущу.

Лу наконец вошел и направился на голос Адрианы. Каттер последовал за ним. Адриана выключила пылесос носком кроссовки.

— Лу, какой сюрприз! Что-нибудь случилось?

— Кто этот человек? — вопросил Лу.

— Ах да! Лу, это Каттер Мэтчет, он выполняет для меня кое-какую работу. Каттер, познакомься с…

— Мы уже знакомы.

Лу бросил на него очередной взгляд, многозначительно повернулся к нему спиной и обратился к Адриане:

— У нас возникла маленькая проблема.

— Ах, Лу, не начинай снова!

— Это не займет много времени, обещаю. — Он поднял вверх два мясистых пальца. — Слово скаута.

— Ладно, — вздохнула она, — в чем затруднение?

— Это дело Бушенана. Никак не могу связать концы с концами, дорогуша. Мне нужна твоя помощь. — Он извлек папку откуда-то из-под мышек и бросил на стол.

«Дорогуша»? Каттер скептически выгнул брови.

— Но я же объяснила все Мике, перед тем как ушла. — Голос у Адрианы звучал устало. — Лу, я в отпуске и не хочу всем этим заниматься.

Лу оглядел кухню с открытыми шкафами.

— Вообще-то чистку шкафов и буфетов вряд ли можно назвать отпуском. Ты только отвлечешься, если поработаешь с этим. Будь куколкой, взгляни на финансовые отчеты! Ради меня! Ну, что скажешь?

«Куколкой»? Глаза Каттера уже почти прожгли дыру в спине этого типа.

Адриана колебалась, ее взгляд остановился на Каттере. Она еще раз вздохнула, открыла папку и вынула верхний листок.

— По-моему, этот парень пытается нас надуть! — объявил Лу. — У него ночного горшка и того нет. Именно так я и сказал Мике.

Адриана нахмурилась, изучая бумагу.

— А это не может подождать до понедельника, пока я вернусь?

— Нет, не может. — Лу, кажется, даже обиделся. «Сейчас спустит его с лестницы», — подумал Каттер. Но Адриана терпеливо продолжала изучать бумагу. Наконец она положила ее назад в папку.

— Ладно. Посмотрим, что можно сделать. С этим Мика не справится. Позвоню тебе утром.

— Но мне нужно знать все уже сегодня — просто позарез! Пообещал, что приму решение после полудня.

«Все, сейчас он свое получит! Она отправит этого самодовольного болвана прогуляться».

— Ладно, пусть так.

Каттер недоверчиво покачал головой — Боже правый! Адриана заметила его движение и многозначительно отвернулась. Хотя ей отчаянно хотелось высказать им обоим… все-все!

— Вот и умница. Я знал, что всегда могу на тебя рассчитывать, — похвалил Лу и потянулся похлопать ее по спине.

Немного ниже, чем Каттер считал допустимым. Он встал между ним и Адрианой и почти смахнул его руку.

— Я провожу вас до двери, Лу. Выход — здесь. — И положил свою крепкую ладонь на жирную руку Лу.

Тот попытался вырваться, но посмотрел в глаза Каттеру — и передумал. Адриане на прощание бросил:

— Жду не дождусь, когда ты вернешься в офис. Без тебя все идет наперекосяк.

Адриана только выдавила слабую улыбку и помахала рукой своему боссу, пока Каттер выпроваживал его из дома. В самом деле, ну что за человек! Сказать бы ему, чтобы взял эту чертову папку и засунул ее туда, где не светит солнце, как любила говорить ее бабушка. В последний раз, когда она на несколько дней отпросилась, Лу тоже пришел и завалил ее работой. И точно так же, как сегодня, она согласилась, убеждая себя: дальше будет лучше, когда привыкнет к нему и к его стилю руководства…

— Так вот он, Лу! — Каттер вернулся явно не в восторге. — Уф, теперь понимаю, почему ты готова променять чистку кладовок во время отпуска на работу в офисе.

— С ним я могу справиться.

— Но тебе вовсе не обязательно иметь с ним дело. Она промолчала. И так зла на себя, так еще и Каттер напоминает ей об этом.

— Я и правда так думаю, Адриана. «Дорогуша», «куколка»… И ты миришься со всей этой чушью?

— Ладно, он полный болван, признаю. Все? Что мне теперь делать? Уволиться?

— Ну да, конечно!

— Легко сказать, трудно сделать. Мне, знаешь ли, нужна работа. — Она раздраженно вскочила на ноги и обошла вокруг стола. — У меня умер муж, нет денег и есть ребенок, которого надо растить…

Внезапно Адриана замерла на месте: эти самые слова она уже слышала вчера, от Бланш. Обескураженная, она пододвинула стул и медленно на него села.

— Я говорю в точности, как мать… — констатировала она в ужасе.

— Да, все время, — подтвердил Каттер.

— Нет, не все, — автоматически возразила она. — Я не поступаю, как она. Ненавижу ее поступки. Моя мать отрицает почти каждый факт, который имел место в ее жизни.

— А ты — нет?

— Конечно, нет, это просто смешно. О чем ты говоришь?

— О твоем отрицании. — Каттер скрестил руки на груди, сейчас он казался таким внушительным, словно занимал гораздо больше места на кухне, чем нужно для его стройной фигуры. — Я говорю, это — белое, а ты настаиваешь, что черное. Если идет снег, ты утверждаешь, что день солнечный. Классическое отрицание.

— Вздор!

— Правда? А как насчет Лизы? Я имею в виду ее вес. Адриана встала и начала торопливо закрывать дверцы шкафов и буфета.

— Лиза всегда была полненькой. Но сейчас она много гуляет и понемногу сбрасывает вес.

— Твоя работа?

— Лу — полный, законченный осел, болван! От его сексуальных намеков меня тошнит, я уже могу завести на него дело. — Адриана оглянулась через плечо и скорчила рожицу. — Вот видишь? Здесь нет никакого отрицания. Он хорошо платит. Боссы приходят и уходят — можно переждать.

— А Харви?

Она заколебалась, и он шагнул к ней.

— Харви, — повторил Каттер. Адриана не могла говорить. Стояла и смотрела на него.

— А Харви? — Голос у него звучал почти яростно. Он сделал еще шаг к ней. Так что с Харви? — Он стоял в нескольких дюймах от нее, и от него веяло грозной силой. — Что случилось с твоим мужем? Что происходит, Адриана?

Она отпрянула от него.

— Это что, один из приемов, которым ты научился в армии? — За деланным сарказмом она прятала настоящий ужас. — Только избавь меня от резиновой дубинки и наручников.

Ее брак — та часть жизни, которую она понимает слишком хорошо, лучше бы понимать хуже. Не слышать голоса, не ощущать запаха духов, не думать о том, что Харви был счастлив не с ней… А главное, избавиться от невероятной злости, от бушующей в ней ярости. Сохранить те самые воспоминания, о которых она говорила Лизе. Но, чтобы пройти через злость, пережить ее, надо взглянуть в глаза своей ревности. А это подобно взгляду в лицо Медузы горгоны — он может навсегда заморозить окаменевшее сердце.

— Я… — Она попыталась заговорить.

— Черт побери, Адриана! — взорвался Каттер. — Расскажи мне, что ты скрываешь!

— Не кричи на меня! С прошлой ночи ходишь и рычишь, как медведь. Просто злишься, что Лизе не понравились твои шпионские игры.

— Хочешь обсудить этот маленький эпизод? — Он ударил по столу ладонью. Ладно, давай еще поговорим об отрицании. Ты можешь прямо сейчас, глядя мне в глаза, подтвердить: читала отчет и действительно думаешь, что Харви не брал денег?

— Да, действительно думаю так, как сказала Лизе. — Она не опустила глаз даже при виде его явной злости. — Числами можно играть. Нет денег — нет и доказательств. Харви — отец Лизы, и я не собираюсь публично обвинять его в воровстве, основываясь всего лишь на…

— Может быть, не публично, хотя бы наедине? Адриана гордо вскинула голову, стиснула зубы и отрезала:

— Это не твое дело!

Он схватил ее за плечи и встряхнул, уже не сдерживаясь.

— Скажи мне, Адриана! Ты сводишь меня с ума. И себя тоже сводишь с ума. Просто скажи, что бы это ни было!

— Я… он… — Нет, она не в силах этого произнести, она не скажет. Он… он обманывал меня! — Слова вырвались сами. — У него больше года была любовница!

Так это не деньги! Каттер сразу почувствовал облегчение. Тайна, которую она прятала в себе, — обыкновенный стыд. Адриана ничего не знает о деньгах.

Гнев оставил его. Сколько она натерпелась, бедная!

— Ты говорила Лизе, что он заслужил вашу преданность. Но он-то не был тебе верен.

— Тем больше причин одному из нас быть верным.

У Каттера сжалось сердце. Странная смесь восхищения этой женщиной и зависти, неприязни к мужчине, у которого была такая жена, охватила его. Как бы он сам построил жизнь с такой женщиной, как Адриана! Если б еще надеялся…

Он снял руки с ее плеч, нежно взял в ладони лицо, скользнул пальцами по губам… Она стояла неподвижно, он слышал ее тихое дыхание. Склонив голову, он коснулся губами ее щеки. Жест утешения.

Но неожиданно оказалось, что утешать надо его, — она не сделала ни одного движения навстречу, ее губы остались неподвижными.

Он задохнулся, как будто ему разрывали сердце…

 

Глава 6

«Отпусти ее!» — велел себе Каттер. Конечно, она не может ответить прямо сейчас. Она ведь не собиралась рассказывать ему о предательстве Харви. А он давил, подталкивал, кричал, будто она — шпион на допросе. Тащил из нее слова клещами…

Всего лишь стремился помочь, но, как всегда, оказался беспомощен: он не в силах уменьшить ее боль, как и вылечить руки отца, сведенные артритом. Каттер заставил себя подавить растущее отчаяние. Прикосновения его оставались нежными, пока губы не коснулись ее губ. Рука скользнула ей на затылок, купаясь в тяжелых прядях, вьющихся вокруг пальцев. Он начал понемногу притягивать ее к себе.

Захотелось вдруг до боли, чтобы она ответила. Потому что он хотел ее, задыхаясь от желания. Теперь его ласки стали грубыми, мощными, почти причиняли боль. Его тело больше не подчинялось его воле. Он прижал ее к себе. Ее грудь вжалась в его, так что он ощутил ее напряженные соски. Она издала какое-то слабое, неразборчивое бормотание, когда его руки начали гладить ей спину беспокойные, ищущие.

Он просунул язык между ее раскрывшихся губ и почувствовал, как она дернулась в его объятиях, усилив желание. Больше он не беспокоился об ее ответе — его переполняла страсть. Он наслаждался вкусом ее губ, ни о чем не думая…

Сердце у Адрианы дико билось, дыхание перехватило, в ушах шумело. Никогда никому не говорила она о том, что у Харви была любовница, а вот Каттеру рассказала, выдала тайну, которую носила в себе месяцами. А в ответ он обнял ее и поцеловал. Его ласки заставили ее позабыть о Харви и о своих секретах, позабыть обо всем, кроме него самого.

Поцелуй Каттера так спокоен, уверен. Он заставил ее почувствовать себя желанной. Бедная, обманутая вдовушка… Она сжалась в его руках, и жар, сжигавший ее тело, выплеснулся на щеки — снова поставила себя в дурацкое положение.

Адриана отстранилась — ей нужно место, какое-то разделяющее их пространство. Она заглянула ему в глаза, и на миг почудилось, что в их темной глубине вспыхнуло что-то серьезное, не похожее на флирт, к которому она привыкла со стороны мужчин. Но прежде, чем она успела что-то подумать, вспышка исчезла. Его взор вновь стал непроницаемым — чернее самой черноты. Каттер не сделал ничего, чтобы помешать ей отступить, хотя сердце у него билось так, что она слышала его биение.

Адриана опустила глаза.

— Я… мне лучше вернуться к работе, — пробормотала она. Он все видел и все понял. И это плохо. Как ей отныне иметь дело с человеком, который сначала обвел ее вокруг пальца, а потом поцеловал? Теперь он знает о ней больше, чем любой другой. Как вернуться к приятной, ни к чему не обязывающей болтовне? Что сказать своему сантехнику, после того как ты только что призналась ему, что муж изменял тебе? После того как его язык побывал у тебя во рту? В ней начал подниматься истерический смешок, но она подавила его.

— Этот идиот Лу прав только в одном, — Каттер словно почувствовал ее смятение, — нельзя так проводить отпуск.

Он тоже хочет замять этот эпизод, с облегчением подумала Адриана, не собирается доискиваться деталей, выуживать из нее историю с Харви. Правда, это только передышка — он все-таки хочет знать. Но сейчас дознание можно ненадолго отсрочить.

— Да, ты прав, это не отдых, — согласилась она. — Вообще-то, это полное дерьмо.

Он усмехнулся такому нехарактерному для нее выражению, а потом нахмурился.

— Тогда зачем ты этим занимаешься? Она отошла, поправила рубашку, пригладила волосы — пусть со щек сойдет наконец лихорадочный румянец.

— Ну, думала, это поможет. — И, заметив его недоумение, добавила:

— Собралась начать новую жизнь после смерти Харви — чтобы все блестело как новенькое.

Она оглядела кухню — ананасный запах чистящего средства висел в воздухе.

— Но сейчас меня от этого тошнит. В понедельник на работу, а, кроме одного дня на озере, я все время просидела дома. По-моему, я немного свихнулась на чистоте.

— Что тебе нужно, — авторитетно заявил Каттер, — так это немного свежего воздуха! — Схватив ее за руку, распахнул стеклянную дверь, ведущую с кухни прямо во двор, и потянул на улицу. Там поставил прямо в центре маленького квадратика травы и приказал:

— Дыши!

Адриана улыбнулась его серьезному тону… Но солнечные лучи так нежно греют, сирень стоит в цвету, наполняя воздух благоуханием, кусочек неба над головой сияюще чист, его рука держит ее руку крепко и уверенно… Она прикрыла глаза, подставила лицо солнцу и… вправду стала дышать.

Сделала несколько вдохов, сказала «спасибо», почувствовала, что он смотрит на нее и что взгляд у него теплее солнечного луча. Но теперь ее больше не охватывало смущение. Опасный пожар в Каттере потух, лицо у него выражало лишь искреннюю заботу.

— Тебе нужны качели на крыльце.

— Знаю, да. — Ей действительно нужны качели, и Адриана даже не удивилась, что он помнит об этом ее детском желании. — Но сначала мне нужно крыльцо.

— И сад… — продолжал он мечтательно. — Пойдем! Он потянул ее за руку через кухню, по ступенькам, к входной двери. Вывел на улицу к своему фургону на стоянке.

— Погоди минутку, Каттер…

— У меня есть сад. — Распахнул дверцу фургона и, легко приподняв ее за талию, подсадил на сиденье. Его руки слегка скользнули ей по бедрам.

— Но та папка… — начала она. — Я обещала Лу… — Протест замер у нее на губах.

— Пожалуйста! — проговорил он.

Не говоря больше ни слова, она откинулась на спинку сиденья.

Он улыбнулся мальчишеской задорной улыбкой и прыгнул к ней.

— Кажется, я сказал волшебное слово? Она улыбнулась в ответ и неожиданно пожалела, что отодвинулась так далеко, — сейчас ощутить бы, как его бедро прижмется ей к ноге…

— А куда мы едем?

— В Оук-Гровз есть один сад, требующий участия и внимания.

— Это где твои родители? Он кивнул.

— У мамы не хватает времени за ним следить. Я нанял садовника подстригать газон, но она и близко не подпускает его к своим помидорам. — Он оглядел ее. Кроме того, тебе не повредит опустить руки в настоящую, первосортную грязь. Можешь притвориться, что сорняки, которые ты выдергиваешь с корнем, это… Он повернулся к дороге. — В общем, работа в саду окажет на тебя благотворное воздействие.

Хотел ли он сказать «притвориться, что это Харви»? Ей, впрочем, все равно. Сейчас хорошо бы погрузить руки ему в волосы, а не в грязь, пропустить их между пальцами, почувствовать, как они послушно ложатся под ее нежными ладонями.

«Прекрати!» — одернула она себя, сжимая руки между коленей. Этот поцелуй всего лишь эмоциональная разрядка, и не надо, чтобы он значил нечто большее.

Они подъехали по тенистой аллее к белому домику в пригороде Оук-Гровз.

— Видишь? — Каттер указал через окно фургона. — Качели.

Да, на крыльце висят качели. Легкая плетеная мебель, цветут белые петунии… Над невероятно ровным, словно причесанным, газоном взлетают капли воды, отбрасывая радужные искорки. В десять лет она мечтала о таком доме.

— Как красиво! — заметила она, выбираясь из фургона.

Он помедлил, глядя, как она наслаждается прозрачным ветерком, колышущим листья больших деревьев, и солнцем, танцующим с тенями по земле. Потом она прошла за ним вдоль кирпичной стены, обсаженной высокими розовыми и белыми флоксами. Подождала на крыльце, пока он откроет дверь своим ключом.

— Утром мама отвозит отца на процедуры, — пояснил он, поворачивая ручку, у него артрит. — Дверь тихо скрипнула, — Ты должна посмотреть на перила и каминную полку, которые он сделал сам. Помнишь, я тебе рассказывал?

Адриана вошла за ним в дом, удивляясь разнообразию цветастых кушеток и стульев, потертым деревянным полам, белым кружевным салфеткам на старинной тяжеловатой мебели. Каттер сразу двинулся в центр просторной комнаты с высокими потолками — здесь стоял камин. Каттер с любовью провел рукой по полированному резному дереву.

— Просто чудесно! — выдохнула она. Как преобразилось его лицо, когда он гладил старое дерево: в нем и гордость за отца, и благодарность за ее удивление, и просто радость от прикосновения к любимой вещи.

— Ты любишь это, да, Каттер?

— Этот дом?

— Ну да… и дерево.

— О да! Оно никогда меня не подводило. Какое странное утверждение… Редко он говорил о себе так много.

— А другие подводили?

Мечтательное выражение тут же исчезло из его глаз, губы сжались в вымученную улыбку.

— Знаешь, отец всегда говорил: если долго стараться — обязательно что-нибудь получится. Все можно починить, поправить. И ему это всегда удавалось. Он у меня один из последних, ныне вышедших из моды мастеров золотые руки. У меня нет его таланта.

Он резко повернулся и направился в глубину дома. Адриана пошла за ним, гадая, что именно в своей жизни он не смог починить. Через дверь они попали на другую широкую веранду: здесь, вместо качелей, стояли два кресла и заваленный журналами столик, все выглядело так же уютно. Веранда выходила во двор, заросший кустарником и ивами. Цвели пионы и розы — такие можно встретить только в частных садиках весной.

Сад начинался в углу двора, сразу за сараем, выкрашенным в белый цвет. Одна стена сарая была так густо увита плющом, что открытым оставалось только окно. И кажется, что все это само выросло из плодородной почвы Арканзаса. Адриана спустилась по ступенькам, миновала газон и села на землю. Трава холодила голые ноги.

— Твой отец — настоящий строитель, если сумел сотворить для своей семьи такой дом. — Она принялась полоть.

— Да, был им, — Каттер присоединился к ней, — пока артрит не доконал.

— Знаешь, а мой отец понятия не имел, с какой стороны браться за молоток. — Она нахмурилась и зарыла руки в землю, пропуская ее между пальцами. — По крайней мере, не помню, чтобы он им пользовался. Или отверткой, например. Приходил домой с работы уже таким пьяным, что это было опасно. Даже и не пытался брать в руки какой-то инструмент.

Адриана вдруг спохватилась — она и не думала говорить этого, да еще таким тоном… Со времени последнего разговора с Бланш она безуспешно пыталась отбросить подобные мысли. Мать права: после смерти Харви она использовала каждую возможность напомнить себе о вине отца. Боже, ведь его уже пятнадцать лет как нет на свете… Она давно примирилась со своим детством — зачем будить старую боль?

— Должно быть, тебе было несладко. — Каттер уже достаточно наслушался об ее отце. Только не от нее. — Я вот, уже взрослым, не справился с женой-алкоголичкой. Представить себе не могу, что делал бы ребенком.

— Когда я была маленькой, это меня вообще не беспокоило. Думала, все отцы такие. Он приходил домой… я говорила тебе, что он продавал лекарства? Он покачал головой, и она продолжила:

— В общем, он приходил домой, уже приняв несколько рюмок с каким-нибудь клиентом, и был таким очаровательным, таким веселым… Отец был самым очаровательным человеком, которого я встречала, — неважно, пьяница или трезвенник. Конечно, повзрослев, я поняла. Но когда он смотрел на меня, улыбался и называл Лютиком… Такому человеку можно было все простить. И мама прощала — снова и снова.

Так же и он прощал Маршу — снова и снова. Потом ругал себя, клял — мог бы сделать больше, чтобы помочь ей. Будь он лучшим мужем, безупречным человеком… Этот развод стал для него первым тяжелым уроком, первым доказательством, что жизнь гораздо сложнее, чем ему представлялось.

— Я уверен — Бланш делала все возможное, Адриана.

— Да, это так. — Она сорвала одуванчик, пушистый, ярко-желтый, и отложила в сторону, потом снова взяла и принялась теребить, разглядывая желтые лепестки. — Помню, они часто ходили на танцы — мама выглядела роскошно: в красивом платье, туфлях на маленьком каблучке, с пышно взбитыми волосами… А папа — в белом костюме, с черным галстуком-бабочкой. Волосы он гладко причесывал. — Она слегка улыбнулась, не поднимая глаз от одуванчика. — Они были прекрасной парой. А потом они приходили домой…

Ее беспокойные пальцы замерли.

— Папина речь уже была бессвязней, он путался в словах. А у мамы каменело лицо, губы поджимались. Ну, ты же знаешь мою маму… — Адриана невесело рассмеялась. — «Все в порядке, дорогая, твой отец просто шутит. А сейчас пойдем — поможешь мне снять платье». И мы шли с ней в ее комнату и притворялись, что все отлично.

— У нее был свой способ справляться с этим. — Никогда бы Каттер не подумал, что станет защищать Бланш.

— Да, знаю, — кивнула Адриана. — Но подростком я думала, что она глупа. Слаба и глупа, раз спускает ему это. Я забывала об одной вещи, самой важной… — Адриана встретилась с его взглядом. — Она любила его. Несмотря ни на что, она его любила. И я тоже любила его.

Слова жгли ей горло. Когда в последний раз она произносила такое вслух?

Каттер молчал, терпеливо глядя на нее.

— Просто… я всегда чувствовала себя виноватой в том, что… — она поискала слова, — любила кого-то столь порочного. Чувствовала себя предательницей по отношению к маме. Словно это я позволяла ему снова и снова мучить нас. Но все же…

— Понимаю, — тихо проговорил Каттер. И она видела — он и правда понял.

— Наверно, есть что-то ненормальное в том, чтобы любить такого человека, да?

— Нет, если только надежду не называть ненормальным чувством. В такой ситуации только надежда и дает шанс терпеть.

— А ты надеялся?

Она угадала — он думает о своей бывшей жене.

— Некоторое время… Но мам не так повезло, как твоим родителям. У нас не было любви.

Какой же он хороший человек, Каттер… Такой сильный, такой… Она заставила себя отвести глаза — у него нет прав на такие мысли. Несколько футов Адриана проползла на коленях, подальше от соблазна, убеждая себя сосредоточиться на прополке. Но, вытягивая длинный корень, мысленно вернулась к своим родителям. Теперь она знала — мать смотрела на свой брак достаточно трезво.

В отличие от нее самой, от Адрианы. В последний год их брака она предпочла поплотнее зажмурить глаза. Каттер прав — она все еще цепляется за спасительную слепоту. А теперь вдруг устала от темноты — так устала… К черту все! Если уж Бланш смогла, то почему она не сможет? Она сильная — настоящая южная леди, как любила напоминать ей Бланш, закаленная в огне пылающих плантаций.

Впрочем, сейчас ее окружает теплый сад, полный мира и покоя, возле дома ее мечты. Стоит прекрасное утро, и рядом с ней — сильный мужчина. Можно немного расслабиться. Адриана встала на колени, глубоко вздохнула и снова подумала о Харви.

Его рубашки — белоснежные, хрустящие, с перламутровыми пуговицами, тщательно отглаженные. Она помнит, как складывала их в чемодан, упаковывала его вещи, чтобы он мог ехать к другой женщине.

Телефон, звонки поздней ночью. Она поднимает трубку дрожащей рукой и слушает ее дыхание, слушает тишину, такую насмешливую и жестокую…

Злость… Но в злости для нее нет ничего нового — она знала ее и раньше, может быть, не такую глубокую.

Сумка… Пластик с голубыми буквами. Вежливая, безликая женщина-полицейский вручила ее Адриане. Озадаченная, она открыла ее: красная туфелька, соблазнительная, утонченная… И наплывшая дурнота, когда она поняла, что в тот день в машине с Харви сидела эта женщина. Он ушел от нее, бросил Лизу, и с ним была эта сучка. Она смеялась, пока он уезжал…

Ненависть… Она ненавидела его. И радовалась, что он умер. Ненависть черна и уродлива, ее нельзя не замечать. Адриана уже не старалась подавить это чувство, позволила ему прийти и завладеть собой, пройти сквозь себя. Ждала, вдыхала и выдыхала. Равновесие возвращалось, а вместе с ним — удивление. Она взглянула в лицо самому худшему, а мир так и не перевернулся.

Адриана ощутила руку Каттера на своей руке и открыла глаза. Она и не заметила, что они закрыты.

Безучастно смотрела, как он силой разжимает ей руку, в которой намертво зажат сорняк. Костяшки стерты, руки загрубели после двух недель уборки, кончики пальцев окрасились в зеленый цвет. Губная помада, конечно, давно стерлась, а волосы растрепались…

Последнее время она так старалась хорошо выглядеть. Накупила себе полный шкаф сексуального кружевного белья — последняя безнадежная попытка привлечь внимание Харви. Даже сейчас ей почему-то казалось важным сохранять безупречный вид — постоянный макияж, и все прочее.

Пальцы Каттера обвились вокруг ее запястья, глаза их встретились. Ненависть, сжигавшая ее минуту назад, вдруг исчезла. Сердце взволнованно забилось, от груди до бедер прошла волна жара, столь мощная, что у нее перехватило дыхание. А она-то думала, что горечь, так долго копившаяся в душе, должна выжечь все чувства и желания.

А взгляд у Каттера открыт и честен — он не солжет ей. Он — единственный мужчина рядом с ней, который не солжет. И его глаза говорят, что он хочет ее.

Каттер взял Адриану за руку и придвинулся ближе, пока его бедра не прижались к ней. Его губы приблизились к ее губам с жаром, пугающим его самого. Это было не утешение, не помощь — это была жажда.

Он обнял ее за плечи и осторожно опрокинул на мягкую землю. Опустившись сверху, он прижал ее всем телом. Она немедля обвила его ногами, раскрываясь перед ним. Его губы исследовали ей лицо — подбородок, щеки, веки, гладкую кожу, согревающуюся под его поцелуями… Едва слышные постанывания Адрианы сводили его с ума. Он приподнялся и расстегнул верхнюю пуговицу ее блузки, потом вторую…

Изумрудно-зеленый атлас и белая, как сливки, кожа… Со стоном он склонил голову и коснулся ложбинки, языком проводя по коже и ткани влажные полосы. Потом двинулся к вершине холмиков грудей, скрытых атласом, и она выгнула спину, отдавая себя его ищущим губам. Волосы у нее рассыпались, словно золотое облако, глаза закрыты, темные ресницы лежат на горящих щеках, раскрытые влажные губы порозовели… Его пальцы все еще возились с последней пуговицей, он дрожал от нетерпения, от жажды ласкать ее еще полнее…

В этот момент со стороны дома послышался знакомый шум.

Руки у него замерли, хотя сумасшедшее желание еще переполняло. Долгие годы он собирался починить входную дверь, а до него это не один год собирался сделать отец. Хорошо, что так и не собрались. Он склонился и положил голову ей на грудь, закрыв глаза, стараясь овладеть собой. Дождался, пока успокоится дыхание, — вот теперь можно идти здороваться с родителями. Впервые в жизни он порадовался, что отец стал медлителен и не скоро доберется до своего кресла. Он поднял голову, и пальцы Адрианы соскользнули с его волос, которые она нежно поглаживала.

— Это мои родители…

Она кивнула, и он медленно поднялся. Адриана тоже быстро пришла в себя: застегнула все пуговицы и встала, отряхивая шорты и заправляя рубашку за пояс. Убрала волосы за уши, привела себя в порядок — и вновь стояла перед ним спокойная, классическая; кто поверит, что под блузкой со строгим цветочным орнаментом изумрудный атлас, еще влажный от его языка… Каттер сломал два стебля, которые они повредили, и добавил их к жалкой кучке сорняков — все, что успели выполоть. Провел рукой по траве, сглаживая елея от их тел, и протянул ей руку. Адриана без колебаний приняла ее. Глаза их встретились, и она улыбнулась. Сердце у него сделало странный кульбит — забилось в новом, радостном ритме. Он улыбнулся в ответ.

— Пойдем, познакомимся с моими предками.

В тот же день позже Каттер сверлил стену, чтобы повесить аптечку, угрюмая Лиза наблюдала за ним. Адриана скрылась на кухне с папкой, которую привез Лу. Она так соблазнительно покусывала кончик карандаша, нажимая кнопки калькулятора, что ему пришлось закрыть дверь в ванную, чтобы это зрелище не мешало работать.

Дрель издавала ужасающие звуки, и Лиза зажала уши руками.

— Долго еще?

— Почти готово. — Последняя порция каменной крошки выпала в раковину. Вот и все. — И достал аптечку из коробки.

— Ты все еще на меня сердишься? — наконец осведомилась Лиза.

— Нет, не сержусь.

— Нет, сердишься.

— Да нет же!

— Думаешь, я сдалась, да?

— Нет, не думаю.

— Думаешь, мне надо было позволить тебе копать дальше, да?

Голос у нее звучал агрессивно, и эта ярость тронула его — бедная девочка…

— Лиза, послушай…

— Мама понимает в цифрах, Каттер! — настойчиво произнесла она, словно он с ней спорил. — Если она читала этот отчет и он ее не убедил, я ей верю.

Если она…

— Ты не можешь говорить помедленнее? — Он опустил аптечку на пол и повернулся. — Я тоже ей верю.

— Правда?

Он кивнул. Харви, конечно, сделал все это, но Адриана права: доказательств нет и уже никогда не будет.

— Сегодня днем я перечитал отчет и подумал о том, что сказала твоя мама. Все лежит на поверхности, и обвинить твоего отца — самое простое. Но возможно, все подстроено и кассир не смог опознать его как человека, забравшего деньги, так что…

Лиза понимающе кивнула — И пока мы не найдем денег…

-..Мы не можем доказать ни той версии, ни другой, — закончил он за нее. Ты искала конкретных неопровержимых доказательств, Лиза. Извини, не думаю, что смогу найти их для тебя.

— А у тебя нет никаких предположений относительно денег?

— Ни одной догадки, — признался Каттер. — Если твой отец взял их, похоже, они где-то спрятаны.

— Других зацепок нет?

Он пожал плечами. Была у него одна мысль… Вот только как заговорить с Адрианой о той, другой женщине? Спросить, мог ли Харви оставить ей деньги… Ни за что на свете! Каждая тропинка в этом деле упирается в непреодолимую каменную стену. А он давно научился не тратить попусту время и не биться головой об стены.

Лиза задумалась.

— А если у тебя появится зацепка, станешь с ней разбираться?

Бросила бы она это дело!

— Лиза… — с беспокойством начал он.

— Я имею в виду — гипотетически.

— Ты ничего такого в виду не имеешь, так что выкладывай.

— Да это, в сущности, неважно. — Она распустила волосы, развязав голубую ленту, и встряхнула ими. — Мы с папой много играли с компьютером, вот и все. У него осталось множество программ — на моей машине, наверху. — Она вытянула руки, как дорожный регулировщик. — Понятия не имею, связаны ли они как-то с денежными переводами, но кто знает…

Каттер скрестил руки на груди и терпеливо ждал продолжения.

— За несколько дней до смерти отца я заметила, что он стер свою директорию, все файлы пропали. Твое мнение об этом?

Вдруг он понял, что чувствовала Адриана. Ничего хорошего не принесут эти поиски — содержание удаленных файлов все равно не узнаешь. Возможно, это полный список переводов, которые делал Харви, начисто выскребая счет своего клиента, или программа, заметавшая следы его незаконной деятельности.

— Мое мнение, — медленно произнес он, — что вы отлично провели время в Диснейленде. И только это важно.

Лиза, кажется, вздохнула с облегчением, как будто надеялась, что именно это он и скажет.

— Нет доказательств, нет и правды? Каттер кивнул.

— Ладно, тогда все. — Она поднялась и позвала:

— Ма-ам! Что у нас на ужин?

— Бурито с черной фасолью, — ответила Адриана каким-то отрешенным голосом.

— Здорово! А можно Каттер останется на ужин? — Лиза открыла дверь и подбежала к матери. — Бурито с черной фасолью у мамы получается просто объеденье!

Адриана подняла глаза и встретилась с ним взглядом — комнату тут же заполнило невидимое электричество. Он снова будто увидел изумрудный атлас, почувствовал запах теплой земли и горячей кожи — ив тот же момент понял, что безумно хочет ее. Совершенно это ни к чему.

Вообще события приняли неожиданный оборот. Его работа всегда предполагала разного рода неприятности, но тут случай особенный. Ведь он вошел в жизнь Адрианы под вымышленным предлогом, как лакей Джонатана Раунда. Его послали рыться в ее белье, пока оно еще в шкафу, а не у нее на теле.

Пора ему подумать о самоконтроле. Но как контролировать лесной пожар? Он ведь только и мечтает, как бы снова целовать Адриану, и сделает это при первой возможности. Подбросит топлива в костер своей страсти — и тот взовьется до небес…

Адриана чувствовала, как лицо у нее пылает.

— Конечно, Каттер, я буду рада, если ты останешься. У нас всегда полно еды. И Бланш обещала прийти.

Потребовалась вся сила воли, чтобы отвести от него взгляд и повернуться к Лизе. Она зацепилась взглядом за лицо дочери, как за спасительную соломинку, но вдруг это детское, в веснушках, лицо разительно изменилось — побледнело, губы поджались, глаза сузились. Лиза переводила взор с матери на Каттера и обратно, и в нем ясно читалось: «Держись подальше, он мой!».

С тяжелым сердцем Адриана поняла: Лиза сейчас прочла у нее в глазах то же самое.

 

Глава 7

— О Боже, Боже мой! — услышала Адриана вздох матери.

Доставая основное блюдо из духовки, оглянулась через плечо и посмотрела на Каттера и мать, сидящих за столом. Они ели салат; руки у Бланш лежали на столе, глаза были широко раскрыты; она смотрит туда, откуда слышны шаги Лизы.

— Ты почти вовремя, — заметила Адриана с показным весельем. Три раза звала Лизу, боялась, девочка вообще откажется спускаться вниз. Тогда станет ясно пойманный ею взгляд требует объяснений. А вот объяснений-то у нее как раз и нет. Держа в руках кипящую кастрюлю с фасолью, сыром и овощами в зеленом соусе чили, она повернулась, чтобы поздороваться с дочерью. Поскорее забыть происшедшую между ними неловкую сцену.

— Лиза, детка, что за?.. — начала Бланш.

— Не сейчас, мама! — прошептала Адриана на ухо матери, спеша к столу, чтобы поставить кастрюлю в центр.

Под Лизой тихо скрипнул стул.

— Но, Адриана…

Она взглянула на мать так, что та умолкла. Самое время продемонстрировать Бланш свои актерские способности — если кто и способен сохранить спокойствие, когда внучка является к ужину, одетая, как уличная шлюха, так это она.

— Ты сегодня переоделась к ужину. — Адриана отодвинула стул и села.

Слово «переоделась» не вполне отражает ситуацию: туфли на высокой шпильке, черное обтягивающее платье с коротким рукавом чуть не лопается на груди. Адриана положила себе бурито, стараясь не смотреть на жирные линии вокруг зеленых Лизиных глаз, на залитые лаком волосы, превращенные в некое подобие кудрей. Да уж, с таким количеством косметики на лице можно потопить миноносец…

— Собираюсь сегодня пойти в кино с Дженифер, — важно сообщила Лиза, накладывая в тарелку салат.

Адриана чуть не фыркнула и поспешно заговорила о том, что идет в кинотеатре, в котором часу Лиза вернется, всю ли домашнюю работу сделала…

— Мне нравится твоя прическа, — проговорил Каттер, — очень… элегантно.

Взгляд на него из-под черных от туши ресниц сказал ему, что она ожидала комплимента.

— Спасибо. А ты не хочешь пойти с нами, Каттер? Поедим поп-корна.

Еще один ее взгляд — и он беспомощно посмотрел сначала на Адриану, потом на Бланш.

— У меня уже есть планы на вечер, — ответил он, — но все равно, спасибо.

— Конечно. Может быть, в другой раз. — Широкая улыбка открыла зубы, слегка запачканные розовой помадой.

Ужин прошел почти спокойно. Бланш вошла в свою любимую роль — строгой южной красавицы. Это когда стадо трубящих мамонтов присоединяется к ним за столом, а она и глазом не моргнет. Просто предложит им мятного чая со льдом и спросит, что они думают о погоде.

Лиза вела неприкрытый флирт с Каттером — Адриана лишь поеживалась. Бесконечно терпеливый, он игнорировал ее неуклюжие попытки, обращался с ней в обычной дружеской манере, шутил и поддразнивал. «Ох, Лиза, детка!» переживала за дочь Адриана. Что ж, пришло время. Такой привлекательный мужчина, как Каттер, конечно, притягивает Лизу как магнит. Отца ее ведь вечно не было дома, и Лизу окружали одни женщины. Откуда ей взять опыт общения с мужчинами?

— Лиза, ты совсем не поела бурито, — заметила она. — Я приготовила, как ты любишь.

Лиза отрицательно помотала головой. Из прически тут же выбился непослушный вихор и закачался, словно антенна.

— Я на диете.

Адриана удивленно на нее воззрилась.

— Начала с сегодняшнего дня.

— О-о-о… Ну ладно.

Это уж слишком: жуткий макияж, лохматая, да еще и голодом себя морить решила… Адриана зачерпнула маленькую ложку и поднесла к тарелке Лизы.

— Совсем немного — это тебе не повредит. Не можешь же ты жить на одном салате.

Лиза резко отодвинула тарелку, даже подняла ее со стола.

— Нет, мама! Не хочу!

— Лиза это сама решит… — вмешался Каттер.

— Точно, я не ребенок, мама. Вот Каттер это видит. Правда, Каттер?

— Хмм…

— Он думает, что я умная молодая женщина, правда, Каттер?

«Господи, как это меня угораздило!» — Каттер уже начинал паниковать.

— Скажи ей, что я больше не ребенок! — потребовала Лиза, заметив его колебания.

О Боже! Он положил вилку и отодвинулся от стола.

— Лиза, по правде говоря, с позиции взрослого, я хочу сказать…

Она повернулась к нему, пораженная таким предательством. От резкого движения волосы у нее окончательно растрепались, рот приоткрылся в разочарованном «о-о…», она всплеснула руками… Этого оказалось достаточно раздался громкий треск, туго натянутая ткань не выдержала и лопнула, обнажив тело от подмышки до талии.

Девочка вскочила на ноги, опрокинув стул, и, одной рукой придерживая волосы, а другой — порванное платье, уставилась на Каттера. Он знал, что она видит сейчас у него в глазах — сожаление и смущение. Не говоря больше ни слова, с пылающим лицом, она повернулась и выбежала из комнаты. Каттер резко поднялся, намереваясь следовать за ней.

— Оставьте ее в покое! — Голос Бланш прозвучал так, что Каттер застыл на месте. — Последний человек, которого девочка сейчас хочет видеть, это вы. — И величественно встала из-за стола. — Сегодня вечером мы с Лизой идем в кино. Скоро вернемся.

Она бросила на Каттера взгляд, от которого тот опустился обратно на стул.

— Уверена, вы поймете, если мы не будем прощаться. — И, высоко держа голову, вышла из комнаты.

Вот это да! Каттер подался вперед, поставив локти на стол. Ему нравилось болтать с Лизой, насмешливой и умной девчонкой. Он хотел ее подбодрить, внушить ей веру в себя. Это его вина — как всегда, всего лишь хотел помочь…

— Это все твоя вина! — Адриана словно подслушала его мысли. — Что ты ей сказал?

— Ничего! Я…

— Ты ее поощрял, да?

Взгляд Адрианы его разозлил. Он поднял упавший стул Лизы и с громким стуком поставил на место.

— Поощрял — чтобы она занималась гимнастикой и следила за своим весом. Вот что я делал.

— Ты пытался заставить ее почувствовать себя какой-то особенной.

— Она и есть особенная.

— Ты знаешь, о чем я говорю! — Адриана перегнулась через стол и наставила на него указательный палец. — Она для тебя так оделась!

— Послушай меня, леди. — Он оттолкнул указующий перст и прижал ее руку к столу. — Если бы ты не была так занята своей вежливостью, увидела бы, что Лиза изо всех сил старается угодить тебе, а не мне.

— Да, крича и ругаясь…

— Ты так давишь на нее — не удивительно, что она столько ест. Старается быть паинькой, хорошей девочкой для тебя, вместо того чтобы быть самой собой.

— А ты что, за две недели уже выяснил, какая моя дочь на самом деле? Адриана выдернула руку.

— За две недели я насмотрелся, как вы, все трое, изо всех сил делаете вид, что у вас ничего не случилось. Харви, пропавшие деньги, твоя работа, Лиза… Девочка так сбита с толку, что каждая мелочь… например, стертая программа Харви у нее на компьютере — и она уже подозревает, что он планировал в ее спальне целый заговор!

Может быть, Адриана и старалась сделать все как лучше, в отчаянии размышлял Каттер, но как она могла не видеть, насколько сильно ранит свою дочь? Защищала себя, уверенная, что защищает и Лизу тоже. А на самом деле вежливые улыбки пугали Лизу гораздо больше, чем напугала бы правда.

— Адриана, послушай, помнишь, ты говорила мне, как ненавидела Бланш за то, что та притворялась, будто все отлично. Как думаешь, что ты сейчас делаешь с Лизой?

Она открыла рот, чтобы возразить, но он не дал ей ничего ответить.

— Я не предлагаю тебе рассказывать ей о неверности Харви.

— Тише! — оборвала его Адриана. Безмолвствующие Бланш и Лиза спустились по лестнице и вышли.

— Но ты можешь сказать ей, что у вас были проблемы, — продолжал он минутой позже, — и признаться, что ты на него злилась. Ради Бога, Адриана, это любой дурак заметит: твои губы говорят, как вы были счастливы вместе, а твои глаза… — глядя прямо ей в медовые глаза, он протянул руку и прижал палец ей к виску, смахивая прилипшую ресничку, — полны злости.

Она оттолкнула его руку.

— Значит, мы снова говорим о моем предполагаемом отрицании? Так я не смотрю в лицо реальности? — Голос у нее дрожал, она вскочила на ноги. Знаешь, с меня хватит! Хочешь реальности? Ладно, пойдем, взглянем на нее!

Он попытался ее остановить, но она, не обращая на него внимания, выбежала из комнаты. На ступеньках обернулась, бросила на него через плечо взгляд, полный огня и решимости.

— Ты идешь или нет?

— Иду-иду! — Он махнул рукой — по крайней мере узнает, какая муха ее укусила.

В спальне она подошла к шкафу, который он дважды обыскал в первый же день, и достала пластиковую сумку. Раньше ее на этом месте не было. Вместе с сумкой из шкафа вывалился лифчик. Оставив шкаф открытым настежь, а лифчик валяться на полу, Адриана толкнула Каттера ладонью в грудь.

— Садись!

Заинтригованный, он присел на край кровати.

Она расстегнула сумку и перевернула ее — содержимое рассыпалось по белому покрывалу. Зеленый фонарик подкатился к Каттеру и остановился у его ноги. Мелочь, булавка для галстука… все, что осталось от человека по имени Харви. Каттер с некоторым удивлением узнал эти предметы: все они аккуратно собраны полицейскими на месте аварии или в морге.

Единственное, чего он не узнал, — красная туфелька, слишком маленькая, чтобы принадлежать Адриане. Да и никогда она не надела бы столь броской вещи. Адриана подняла туфельку и посмотрела на нее с отвращением, так и этак поворачивая в руках.

— Видишь?

— Это не твоя.

Глаза ее встретились с его взглядом — они метали молнии.

— Нет, не моя. Это и есть реальность. О, Господи! Догадка подействовала на него, как удар по голове. Он потянулся к ней.

— Адриана…

Она отступила, не давая до себя дотронуться. — Так, значит, я должна сказать Лизе правду, что ее отец бросил нас, не сказав ни слова, даже не оглянувшись. Вот билет до Далласа в один конец. — Адриана постукивала острым каблучком красной туфельки по ладони, еле сдерживаясь. — Что в день смерти с ним в машине была другая женщина. — У нее срывался голос от едва сдерживаемых слез. — Как насчет того, чтобы рассказать ей, что он вез с собой любовницу? Что какая-то женщина забрала деньги? На них Харви собирался начать с ней новую жизнь. Она бросила его, истекающего кровью, с раздавленной грудью. И это рассказать Лизе? — Все ее тело сотрясала дрожь. Каттер молчал. Что он мог сказать? — Не думаю, что стоит это делать. — Адриана почти кричала. — И мне все равно, заплатит она тебе двести долларов или два миллиона, — ты тоже ей не скажешь! Слышишь меня? Не скажешь!

Он содрогнулся от боли у нее в голосе и от сознания, что все это время она была права, а он ошибался. Убедил себя, что молчание причиняет Лизе боль, и не понял, что правда может ее просто убить.

Его собственная военная карьера подразумевала ложь, хитрость, укрывательство. Но в самой глубине в нем всегда жила вера в правду. Ложь во спасение, считал он, необходима, чтобы сохранить жизнь, свободу и надежду на счастье.

Во второй раз в жизни его вера в силу правды оказалась под угрозой. В первый раз он ушел в отставку. А на этот раз?..

— Вот и вся реальность, с которой мне приходится иметь дело, — уже спокойнее проговорила Адриана — злость оставила ее под его теплым, молчаливым взглядом. — Если тебе нужно еще больше «правды», если ты хочешь найти деньги, — поищи ее. — Туфелька выскользнула у нее из руки и упала на пол.

Каттер был растерян. Ему не нужны деньги, они нужны Джонатану Раунду, и он не остановится, пока не получит их. Но тогда придется рассказать ему об этой женщине и о деньгах, чтобы Адриану оставили в покое, а Адриане — рассказать, кто он такой, и о своем расследовании. И сейчас для этого самый подходящий момент.

— Адриана, — начал он, — когда я нанимался на эту работу, я…

— Считай, что ты от нее свободен. — Она прятала глаза, стараясь унять дрожь.

— Не надо, не надо так, — тихо произнес он.

— Я хочу, чтобы ты… ушел и оставил нас всех в покое!

Он встал и взял ее за руку. Электрический разряд никуда не исчез — он пробежал ей по руке, теплый, живой. У нее зарябило в глазах, но она не сдастся. Вообще-то ей сейчас должно стать легче. Обычно именно так говорят на ток-шоу: встреть свои страхи лицом к лицу — и они потеряют силу. Посмотреть на Каттера? Но в его темных глазах она увидит только неверность, обман, предательство… Это слишком уж ужасно, она больше не вынесет.

— Уходи!

Между ними повисла тишина.

— Ладно, — сказал он наконец, — сейчас я уйду. Но нам нужно поговорить. Он отпустил ее руку. — Я еще вернусь. — Постоял немного, повернулся и вышел.

Адриана осталась одна в пустом доме, в своей пустой спальне. Со стоном отчаяния она запустила туфелькой в стену… Каблук поцарапал свежеокрашенную стену.

— То есть как это ты его уволила? — воскликнула Бланш.

Она явилась к ланчу и принесла с собой салаты из магазина. Видимо, хотела спокойно обсудить все происшедшее, когда Лиза уйдет в школу.

— Все пошло не так, мама.

Они сидели на кушетке в гостиной, с пластиковыми вилками в руках.

— Но я думала, он хорошо работает, — возразила Бланш. — Я хочу сказать… вы двое… все шло… Боже мой, вы оба, кажется, загорелись.

— Мама!

— Ладно, дорогая. Даже Лиза это поняла. Почему, ты думаешь, мы разыграли эту пьесу вчера за ужином? Девочка подумала, что становится слишком жарко.

— Это она тебе так сказала?

— Ну, не совсем так. Сказала просто, что устала от джинсов и футболок и не пора ли потщательнее заботиться о своей внешности. — Бланш пригладила волосы. — Я полностью с ней согласилась и предложила — давай научу тебя делать макияж.

— Слава Богу! Ты ничего не говорила о…

— Я была тактична — дальше некуда. — Бланш махнула рукой, отметая все сомнения. — Упомянула, конечно, вскользь — мол, скромный вид производит хорошее впечатление. Так сказать, чем меньше, тем лучше.

— Ладно, мам. Утром ей еще было стыдно говорить со мной. Схватила портфель и хлопнула дверью — я и сказать ничего не успела. Только, что Капер больше не придет. И вижу — почувствовала облегчение. Думаю, ей неудобно было бы смотреть ему в глаза.

— Девочка станет скучать по нему — он был с ней так добр. И с тобой тоже. Для вас обеих хорошо снова иметь рядом мужчину. — Бланш тяжело вздохнула. Иногда Харви… был таким идиотом.

— Вот как? — изумилась Адриана. — А как же твое вечное «ах, он милый, милый человек!»? Я-то всегда думала, ты любила Харви…

— Любила — постольку, поскольку… ты его любила.

— Я…

— Муж моей дочери, отец моей внучки… Я должна была… обращаться с ним как можно лучше. Но то, что происходило между вами в прошлом году… я так возмущалась его поведением, что едва ухитрялась оставаться вежливой.

— Но ты никогда ничего не говорила!

— А ты никогда и не хотела от меня ничего слышать… Разве не так?

— Да-а, пожалуй, — согласилась Адриана. — Наверно, не хотела.

— А раз уж ты мне не доверяла, то что мне оставалось делать? Тебя, очевидно, не устраивала работа, по ты отказывалась говорить, почему. Готовила эти роскошные обеды, а Харви даже не трудился приходить. А потом, когда приходил, у тебя был такой вид, словно ты мечтала отбить его вместо бифштекса. И мне приходилось целый вечер болтать о каких-то идиотских собраниях и комитетах. Ты ведь не видела необходимости хоть чем-то поделиться с матерью, рассказать мне, что происходит.

Она права, подумала Адриана, больше некуда отступать, обратной дороги нет. Ее жизнь распадается на части быстрее, чем она успевает ее собирать.

— С Харви… у нас были некоторые проблемы, — молвила она, собравшись с силами. Бланш молча ждала продолжения.

— Он был неверен мне, мама.

— Ах, — кивнула Бланш, — об этом трудно говорить, я понимаю.

Как ни странно, не так уж трудно. Исповедь перед Каттером все-таки оказала на нее очищающее воздействие. Ну и заодно положила конец всему, что между ними начиналось. Она не станет больше общаться с человеком, который знает о ней столько ком прометирующего.

— Кажется, я должна была сказать тебе намного раньше, мама. Но в нашей семье не было традиции делиться такими вещами, тебе не кажется?

— Да, не было. — Бланш положила руку с безупречным маникюром поверх руки дочери. — Ты хочешь рассказать мне об этом сейчас?

И Адриана начала говорить. Поплакала немного, позволила Бланш себя утешить. Рассказала ей все о телефонных звонках, о деловых поездках. Не стала все же упоминать о подозрениях, что Харви взял деньги и эта женщина исчезла с ними. Может быть, когда-нибудь и расскажет, но урок с Каттером кое-чему научил ее. Правда часто все меняет, и иногда больше, чем хочешь. Откровенность с матерью нова, и она готова продолжать ее, но только… не выдавать всех секретов сразу. Своего рода самозащита.

— Не был бы уже мертв — сама убила бы! — так отреагировала Бланш. — У твоего отца тоже хватало всякого, но он был мне верен, и я благодарна ему за это. Мне кажется, он понимал, что никогда уже не встретит женщину, которая согласится терпеть его.

— Мам, а это было трудно — выносить все это?

— Ужасно трудно, ничего труднее в жизни не испытывала. Но я ни о чем не жалею. Помнишь то время, когда твой отец?..

И Бланш пустилась в воспоминания о тех днях в душной квартире в Атланте. Адриана не прерывала ее нетерпеливо по своему обычаю — сидела и слушала, как мать перебирает драгоценные четки памяти. Позволила и себе вспомнить, даже слегка улыбалась. Может быть, однажды вот так же расскажет Лизе о Харви и слегка улыбнется… Но никогда не улыбнется, вспоминая о Каттере.

Каттер стоял у двери и боялся позвонить. Наконец он нажал на кнопку ответа не последовало. Он обогнул дом, прошел через ворота и оказался на заднем дворе.

При виде Адрианы у него перехватило дыхание, сердце часто забилось. Волосы свободно падали ей на плечи. Короткий светлый топ, шорты цвета хаки, обнаженные ноги утопают в траве.

Он сделал шаг к ней. Она подняла глаза — и с лица тут же исчезло всякое выражение. Выключила газонокосилку и как-то слишком спокойно приблизилась.

— Я сказал, что вернусь, — нам надо поговорить.

— Я занимаюсь газоном…

— И с Лизой тоже хочу поговорить.

Адриана посмотрела на него внимательно, а потом сделала несколько шагов к входной двери. Повернулась, скрестив руки на груди и словно говоря: «Это мой дом, моя территория». Его здесь не ждали.

— Лиза в балетной школе по пятницам. Ее не будет дома до позднего вечера. В любом случае она не очень-то хочет тебя видеть.

— Может, и нет, но это к лучшему, ты не думаешь?

Адриана пожала плечами.

— Мне осталось всего несколько часов работы, и я закончу ванную. У меня с собой инструменты, могу начать прямо сейчас. Заодно подожду Лизу.

— Пожалуй, не стоит.

— Адриана, это глупо. Я… — Он умолк, стараясь успокоиться. То, что он собирается ей сказать, и так нелегко перенести, а она еще и слушать не желает. — Знаю, тебе трудно говорить со мной о Харви, но мы ведь можем поговорить об этом, да?

— Нет, не можем! — Она произнесла это твердо, но щеки у нее запылали от смущения.

Он понял, что произошло: он знает правду, и это конец. Для того, кому ведомо, что за тайны хранят хозяева и что кроется за их вежливыми улыбками, вход в этот дом заказан.

Всю прошлую ночь он практиковался, представлял, как скажет ей, как объяснит все: что сперва это была для него всего лишь работа, но потом все изменилось. Он познакомился с ней, с Лизой, с Бланш и решил узнать правду, чтобы раз и навсегда покончить с этой историей и начать все сначала.

Но она отвернулась от него, и возврата нет. Эта мысль привела его в отчаяние. Адриана готова уйти, ее рука уже на ручке двери…

Он схватил ее за плечи и притянул к себе. От нее слабо пахло бензином и свежескошенной травой, а на вкус она была как свежая мята. Обнимать ее было невыносимо прекрасно — словно всякий раз оказываешься в раю… Его губы, голодные, требовательные, требуют от нее ответа, которого она дать не готова. Руки решительно рванули вверх ее рубашку и стали гладить спину от плеч до талии. Потом метнулись к груди, касаясь атласа Бог знает, какого грешного цвета. С тихим стоном сладкого поражения губы ее приоткрылись, язык затанцевал, и он понял, что теперь для них нет ничего невозможного. Намотав золотые волосы на руку, он еще крепче прижал ее к себе.

— Вот теперь прикажи мне уйти… — пробормотал он, отрываясь от ее губ и целуя в подбородок. — Поцелуй меня, а потом прогони!

— Уходи.

Она воспользовалась его изумлением, чтобы освободиться. Волосы выскользнули у него из руки. У нее в глазах совсем не было боли, когда она отступила и посмотрела на него, тяжело дыша. От сумасшедшей страсти сердце у нее неровно билось, но Адриана упрямо отказывалась покоряться своему сердцу.

— Черти и дьяволы! — взорвался он, чувствуя странную пустоту. — Я ведь пытаюсь помочь!

— «Помочь»? — резко и недоверчиво рассмеялась она. — Помню, отец говорил тебе, что все можно починить, но ты сам признал — у тебя нет его таланта. Еще немного помощи с твоей стороны — и моя семья развалится на части!

Эти слова ударили его, словно ножом, у него закружилась голова. Едва отметив, как хлопнула дверь, он остался стоять во дворе один. Заработали фонтанчики, поливая газон. Ботинки и джинсы у него тут же покрылись капельками воды, руки окутал влажный туман. Но он ничего не замечал, прошел назад к фургону, завел двигатель, выехал на дорогу и помчался на север, ничего перед собой не видя.

Адриана права. Его работа — найти деньги, а не заставлять Адриану искать новую жизнь. В результате не нашел ни того ни другого. Лишь разрушает все, к чему прикасается.

Каттер остановил фургон у подъездной дорожки к родительскому дому, прежде чем понял, куда едет. Перед закрытой дверью гаража стояла машина брата. Петунии разрослись вдоль дорожки, газета перед дверью на крыльце, из гостиной доносятся голоса… Он пришел сюда в поисках семейного тепла, безопасности и утешения.

Отец, как всегда, в кресле, туг же мать и брат Том — все трое беззаботно болтают. Увидели его, замолчали.

— Каттер! — воскликнула мать и, поднявшись, чмокнула его в щеку. — Ты как раз вовремя — мы собирались позвонить тебе и пригласить на ужин. Нам надо кое-что с тобой обсудить.

Он встретил взгляд брата и понял: что бы это ни было, ничего хорошего ждать не приходится.

— Садись, садись! — Мать примостилась на краешке дивана и похлопала по сиденью рядом с собой. — Разве не здорово? Мы сегодня собрались всей семьей.

— Просто скажи ему, мама, — произнес Том.

— Что ж, у нас хорошие новости, правда. — Она глубоко вздохнула и выпалила:

— Мы с отцом решили купить квартиру, собираемся продать дом. — И робко улыбнулась. — Правда, отлично?

 

Глава 8

Адриана уже ударила его, а теперь родная мать всаживает ему в грудь еще один нож. А что об этом думает брат? Том — тоже темноволосый, как Каттер, на три года моложе и на двадцать фунтов тяжелее. Каждый вечер жена-итальянка готовит ему лазанью, канноли и маникотти.

— Эй, не смотри на меня так! — запротестовал Том. — Я сам сегодня впервые об этом услышал.

Каттер круто повернулся и направился на кухню. Достал из холодильника три бутылки пива и, вернувшись, протянул одну брату. Прежде чем отдать отцу, открыл пробку и подождал, пока тот крепко возьмется за холодную бутылку. После двух хороших глотков почувствовал себя достаточно спокойно, чтобы спросить:

— Где же?

— Мы присмотрели милую квартирку, с двумя спальнями и одной ванной, ответила мать. — Как они их называют, Питер, — бунгало? Да, кажется, бунгало. Все в штукатурке и плитке, совсем не требует ремонта. О дворе заботится правление, и там…

— Это на Хайлэнд-Фоллз, — вставил Том. О, черт, этого он и боялся.

— Пап, Хайлэнд-Фоллз — это же один из домов для престарелых. Сначала вы живете в таком бунгало, потом переходите под опеку врачей и целый день смотрите мыльные оперы, не вылезая из инвалидных кресел.

— Я очень внимательно рассмотрел все варианты, — вступил в разговор отец. — Не так уж плохо. — Занявшись бутылкой пива, он избегал смотреть Каттеру в глаза.

— Вы любите этот дом, привыкли к соседям. Больше нигде вы не будете так счастливы.

— Я буду счастлива там, где твой отец не будет спать на кушетке, потому что у него слишком болят ноги, чтобы подняться в спальню. — Слова матери прозвучали непривычно строго. — Там, где не придется ежедневно прибирать пустые, пыльные комнаты.

— Мам, — начал Том, — ты же знаешь, мы с Люси предлагали послать девочек тебе в помощь…

— Но ты ведь сам сказал: переехать — неплохая идея, — проговорила мать смущенно.

— Ты так сказал? — Каттер нахмурился, глядя на брата. — Черт возьми. Том, что с тобой такое?

— Что ж, — начал Том рассудительным тоном, который всегда выводил Каттера из себя. Он отставил пиво и неловко переводил взгляд с одного на другого, по-моему, переехать на меньшую площадь разумно — проще заботиться.

— Но не в дом же для престарелых!

— А мы и есть престарелые, Каттер, — спокойно констатировала Мэри. — За исключением мистера Пирсона, все наши друзья, жившие на этой улице, или умерли, или живут с детьми, или продали дома и уехали в Аризону.

— Мы с Люси предлагали вам переехать к нам, — напомнил Том. — У нас хватит места.

— Мы не хотим жить с вами. Ты очень хороший мальчик. — Мать протянула руку и потрепала его по колену.

— Пап? — вопросительно произнес Каттер. Неужели отец хочет продать дом, который выстроил своими руками? Дом этот всегда был для него источником гордости. Каттер повторил свое обращение, потому что отец молча потягивал пиво.

— Решил — пора, — только и молвил Пит Мэтчет.

Каттер сел на диван рядом с матерью. Что ж, значит, так тому и быть. Раз отец сказал свое решение — все. Он молча смотрел на того, кто вырастил его и научил всему, что знал сам о дереве, о жизни, о том, что хорошо и что плохо. Питер Мэтчет совсем утонул в большом оранжево-желтом цветастом кресле, с которым он уже никогда не расстанется, непременно заберет с собой, и старая, громоздкая вещь будет торчать в новой квартире инородным телом. И родители сами покажутся такими же старыми и изношенными в окружении белых, холодных стен, без полок с игрушками, с неопределенного цвета ковром, не заляпанным домашними животными и внуками.

Этого он тоже не в силах поправить, осознал Каттер. Очередной провал. Глупо, напрасно надеяться — не вернешь семи десятков прошедших лет, возраст и усталость неумолимы.

Вся его жизнь — сплошной пример напрасных усилий. Играя в прятки, день за днем рискуя шкурой во время «холодной войны», он напрасно старался. Борьба с запоями и романами Марши тоже не стоила его усилий. А стремление открыть правду Адриане вообще обернулось катастрофой. Пробить головой стену — попытка, обреченная на неудачу.

— Вот вы спросили, хотим ли мы с Люси жить здесь, — заговорил Том. — Но нам еще восемь лет выплачивать деньги за дом. Да и детям нравится школа, где они учатся. Не думаю, что нам стоит переезжать.

— А как насчет тебя, дорогой? — Мэри мило улыбнулась Каттеру. — Тебе всегда было по душе это место.

— Нет, мама. — Каттер встал — ему нужен лишь его собственный, пустой и бездушный дом, где надежный, не знающий времени, неизменный дуб ждет его возвращения. — Нет, я не хочу жить здесь. Но я знаю хорошего риэлтера, попрошу ее зайти.

* * *

Воскресным утром Адриана проснулась поздно. Полночи она проворочалась, вспоминая последний поцелуй Каттера. Он так внимательно следил, какой эффект на нее производит его поцелуй, так ждал, что она потянется к нему, — и добился только обратного.

Она спустилась вниз. Глаза припухли, в висках пульсировала боль. Лиза сидела за столом и завтракала овсяными хлопьями, изучая надписи на картонке с обезжиренным молоком.

— Привет! — поздоровалась она рассеянно. Вчера вечером пришла домой из школы, наложила чего-то в тарелку и скрылась в своей комнате на весь вечер. Адриана поняла — трусит.

Но сейчас, кажется, наступило перемирие.

— И тебе привет! — Адриана взяла из буфета тарелку, ложку и присоединилась к Лизе.

— Ты когда-нибудь это пробовала? — Лиза подняла коробку. — Здесь сказано молоко, но я что-то не уверена.

— Ну, тебе просто нужно привыкнуть.

— Спасибо, что купила. — Лиза отставила коробку в сторону. — И спасибо за вчерашний ужин.

Как ни странно, Адриане доставила удовольствие благодарность дочери. Значит, Лиза заметила, что с куриных грудок аккуратно снята кожица, а салат с легкой заправкой.

— Будем есть более легкую пищу, почему бы и нет? — ответила она.

— Но, мам, ты так любишь готовить…

— А я знаю кучу рецептов, где ни масла, ни сливок. — И насыпала себе хлопьев. Лиза удивленно присвистнула:

— Ни масла, ни сливок? Значит, почти без холестерина…

— И никаких пирогов, пирожных, печеной картошки… — добавила Адриана.

— Ох, — застонала девочка, — ты меня убиваешь! — И хихикнула.

Адриана улыбнулась в ответ: все снова в порядке, им хорошо вдвоем.

— Я уже потеряла целый фунт! — с гордостью проинформировала Лиза.

— Что ж, замечательно, дорогая! Я так тобой горжусь. Ты… прости, что давила на тебя…

— Нет, это ты прости, что я вопила, когда ты пыталась положить мне бурито. В первый день мне хотелось съесть весь горшок… Я так старалась…

— Знаю, милая. Сама не понимаю, зачем предложила.

— Может, потому, что очень старалась ничего не сказать про мое платье?

Адриана не собиралась упоминать о платье. Но Лиза, хоть и слегка покраснела, задорно улыбалась.

— Кажется, это была не лучшая из моих идей, мам. Понимаешь, я считала, что в черном буду выглядеть более утонченной. — Она опустила ложку. — Ради Каттера — чтобы взглянул на меня так, как смотрел на тебя.

О Боже, да понимает ли Лиза, что означает этот взгляд?..

— Так скажи мне, в чем там дело, мам, а?

— Ни в чем.

Но Лиза ждала другого ответа.

— Ладно, дело в том… — Адриана замялась, — я сама не знаю.

— В чем-то хорошем или плохом? Скажи! — потребовала Лиза.

— Говорю же — не знаю. — Адриана отодвинула тарелку и потерла виски: боль усилилась. — Мы провели вместе около двух недель, разговаривали…

— Он — хороший слушатель, да? — мудро изрекла Лиза.

Адриана кивнула: о да, он умеет слушать, и она рассказала ему то, чего никогда еще никому не рассказывала.

— Знаешь, некоторые люди просто… сходятся. Мы сошлись. Мы… Ладно, сейчас это уже неважно! — резко закончила она, собрала тарелки и отнесла в мойку. — Его нанимали сделать определенную работу, он сделал ее и ушел. Вот и все.

— И все? — фыркнула Лиза. — Нет душевого провода, вешалки для полотенец, туалетная бумага лежит на бачке.

— Это я могу доделать и сама.

— Но зачем? Не позволишь ли Каттеру вернуться на денек, и посмотрим, что случится?

— А что, по-твоему, может случиться? Лиза повернулась на стуле и посмотрела на Адриану.

— Не знаю. Может быть, ты, например, пойдешь на свидание.

— Лиза! Твоего отца всего год как нет в живых.

— Роль скорбящей вдовы — бабушкина, а не твоя. Жестокие слова…

— Лиза, не говори со мной таким тоном! Лиза поглядела невинно и опустила глаза.

— Прости! Но не можешь же ты притворяться, что скучаешь по папе. Последнее время вы не были тем, что называют любящей парой. Все было… плохо!

Этот детский, полный смущения и страха крик вызвал у Адрианы инстинктивную реакцию — утешить, успокоить, солгать: «Нет, милая, чудовищ не бывает. С тобой никогда не случится ничего плохого, мама с тобой». Каттер, конечно, потребовал бы: «Скажи ей правду!» Рассказать все Бланш оказалось проще, чем ожидала Адриана. Может быть, стоит поделиться маленькой частью своей боли с Лизой…

Сначала сантехник, потом мать, затем дочь… Скоро хоть помещай объявление в «Нью-Йорк тайме» в две колонки.

— У меня и твоего отца были проблемы, — осторожно начала она. — В каждом браке есть трудные времена, но у нас настали очень уж трудные.

— А что же, что, мама? Адриана подняла руку.

— Некоторые вещи должны оставаться между мужем и женой. Мне кажется, тебе не нужны детали.

— Дело в сексе? — поинтересовалась Лиза. — Кажется, дело всегда в сексе.

— Ну, нельзя сказать, что причина одна, — причин много. — Адриана умолкла в замешательстве, затем продолжила:

— Но хуже всего, что я все больше старалась вспоминать про старые обиды, старую боль, причиненную мне в детстве и юности. Злилась на бабушку, перенося вину своих родителей на твоего отца. В конце концов, я начала злиться на него, я… я не слишком хорошо справилась. И прошу прощения, если тебя расстроило все происшедшее. Думала, ты слишком мала, чтобы заметить.

— Твои улыбки, мам, расстраивали меня больше всего. Добрая ссора разрядила бы атмосферу.

И не только для Лизы, но и для нее самой, поняла Адриана. Возможно, и Харви только порадовался бы шансу разогнать тучи. Возможно, думал о том, чтобы сказать ей правду, но сомневался, что она станет слушать. Если бы она дала ему возможность, он не убежал бы однажды утром, не сказав ни слова.

Лиза подошла к ней, и Адриана обняла ее, целуя в волосы. Девочка подняла голову.

— Ты ведь не хочешь оставаться одна навсегда, мам?

— Конечно нет, но…

— Тогда позвони Каттеру и скажи, чтобы вернулся. Я вела себя, как идиотка, но я тоже скучаю по нему и хочу снова его увидеть. Разве от этого кому-то будет плохо?

Мне, подумала Адриана, мне будет плохо. Прикрыла глаза и снова прижала к себе Лизу.

— Милая, помнишь, как ты сказала, что Каттер — хороший слушатель? — Лиза кивнула, и ее мягкие волосы коснулись подбородка Адрианы. — Возможно, он слишком хорошо слушал. А сейчас пойдем! У меня ведь последние дни отпуска. Давай что-нибудь придумаем!

Понедельник стал поистине тяжелым днем. Огромная бумажная кипа, скопившаяся на столе за время ее отсутствия, вселяла тоску. Кое-что могла сделать только Адриана, но многое Лу вполне мог бы выполнить сам или поручить другим служащим, не будь он так ленив и упрям.

Она подняла следующую папку и попыталась добиться смысла: проектный расчет затрат и прибылей для небольшой семейной пиццерии. Собираются работать с доставкой на дом. Цены на бензин и кетчуп мелькали у нее перед глазами. Обычно такими маленькими коммерческими проектами занималась Мика, Адриана имела дело с более крупными предприятиями. Иногда Лу подсовывал ей такие мелкие дела, чтобы держать ее на коротком поводке.

«Засунь эту папку ему в ухо!» — посоветовал бы в таком случае Каттер. Она улыбнулась. Все выходные провела, скучая по нему, и это чувство пустоты пугало ее. Каждая третья фраза, произнесенная ею или Лизой, была связана с Каттером. Черт, этот человек ушел, и это хорошо! Больше он не будет указывать ей, как растить дочь, как вести себя на работе. Целовать в затылок каждый раз, как она отвернется, заставляя ее говорить ему вещи, которых у него нет права знать…

— Ради всего святого, Лу, почему ты не отдал это дело Мике?

Она не знала, кто больше удивился — Лу или она сама. Он как раз проходил вдоль стеклянной стены ее кабинета и остановился, ошарашенный ее словами.

— А в чем дело? — Он заглянул в открытую дверь.

— Я спросила, почему ты не отдал дело с пиццерией Мике.

— Ну, Адриана, я подумал, здесь всем распоряжается босс, и этот босс — я.

О да, она знает, кто здесь босс.

— Я и так завалена работой. У меня нет времени на такие мелочи.

Лу вошел в ее кабинет, решительным взмахом руки отодвинул стопку бумаг и примостил бедро на край стола.

— Кажется, я слышу сегодня голос сопротивления. — Он скрестил руки и оглядел ее сверху вниз, отчего у нее по коже пробежали мурашки.

— Тоскуешь по своему другу водопроводчику? — проворчал он. — Я заметил, как он на тебя смотрел тогда. — Лу подмигнул и препротивно осклабился. — Я-то надеялся, что его интерес сделает тебя доступнее. Если ты понимаешь, о чем я.

Да, она поняла, о чем он. Но она провела без Лу и его намеков целых две недели и успела позабыть о его настойчивости. Вот только сегодня ей почему-то не хочется ему спускать.

— Про-ошу проще-ения? — медленно произнесла она, растягивая слова без тени улыбки.

— Вот опять… Строишь из себя недотрогу, а я всего лишь пошутил.

— Лу, шути, пожалуйста, где-нибудь в другом месте. — И посмотрела ему прямо в глаза.

Улыбка у него сползла, глаза сузились в неприятные щелочки.

— Я думал, ты помнишь свое место.

Но угроза у него в голосе ее больше не пугает — наоборот.

— «Свое место?» — Она поднялась на ноги. — Мое место? — И указала на него пальцем. — Подумай об этом получше, Лу. И не уходи. Я скоро вернусь.

Она вылетела из кабинета и пересекла холл, направляясь в кабинет Мики. Молодая женщина за столом, болезненно худая, с черными волосами и мертвенно-бледной кожей потянулась за салфеткой и чихнула.

— Прости, у меня аллергия. — Снова чихнула, высморкалась и бросила салфетку в переполненную корзину. — Как прошел отпуск?

Один восторженный молодой человек, работающий в кофейном магазине, куда она заходила, восхищался ею и писал ей стихи.

— Вдохновляюще.

— Правда? А ты говорила, что собираешься заниматься покраской и уборкой.

— Да, так и есть.

— Ой! — Мика оглядела Адриану покрасневшими глазами. — Что… — У нее стало снова капать из носа, и она потянулась за новой салфеткой. — Что случилось? — удалось ей спросить между двумя чихами.

— Ты не знаешь, та вакансия в городе еще свободна?

Мика кивнула.

— Я хочу уйти туда! — объявила Адриана. — Не запишешь ли меня на собеседование?

— Но они же пытаются переманить тебя в свой главный офис уже несколько лет! Ты всегда говорила, что не заинтересована в переводе.

— Я передумала. Как ты думаешь, сколько времени займет бумажная волокита?

— А если все сегодня?

— Отлично! Спасибо, Мика.

— Конечно, но…

— Не сейчас.

— Ладно, — согласилась Мика, и добавила:

— Я узнаю все подробности за чашечкой кофе в перерыве, да?

Адриана кивнула и повернулась: Лу стоял в дверях.

— Я занятой человек, Адриана. В какую игру ты желаешь со мной сыграть?

— Я перехожу в главный офис.

Его жирное лицо покраснело от злости.

— О нет, не переходишь, маленькая мышка. Никуда ты не денешься без моей рекомендации. Так принято.

— Ты прав, Лу. И ты дашь мне ее. — Она спокойно прошла назад к своему столу и повернулась лицом к компьютеру. — Давай посмотрим… «Тем, кого это может заинтересовать…» — начала она печатать.

— Погоди-ка минутку! — Лу протиснулся к ней и начал читать бегущие по экрану строки.

— «Увлеченная… контактна, общительна…» — бормотала она, продолжая печатать.

— Довольно!

— «Изобретательна?» — спросила себя Адриана.

Пальцы у нее так и летали по клавиатуре. — Да, так. «Я чрезвычайно высокого мнения об Адриане Родес…» и так далее и тому подобное. «Искренне ваш, Лу Густафсон». — И она нажала клавишу «Печать». — А сейчас ты подпишешь это.

— Не подпишу! — заорал он. — Будь уверена — ни за что не подпишу!

Она достала бумагу из принтера, положила на стол и протянула ему ручку. Из других стеклянных кабинетов к ним уже начали поворачиваться любопытные головы, так что она понизила голос.

— Ты подпишешь это, Лу, или я привлеку тебя к суду за сексуальные домогательства — глазом моргнуть не успеешь. Рад будешь, если тебя примут чистить сортиры. Мы поняли друг друга?

У него с лица отхлынула краска, оно стало совершенно белым.

— О чем ты говоришь?! — вспылил он, челюсти у него сжались. — «Сексуальные домогательства», говоришь? Это что, новые женские штучки?

— Это реальность, Лу. — Она улыбнулась. — И мне она начинает нравиться.

Десять минут спустя она протянула Мике подписанную рекомендацию, официальный запрос на перевод и заявила, что идет на ланч — ранний и очень длинный ланч, — а потом покинула приемную и пересекла улицу на дрожащих, подгибающихся коленях.

Это получилось удачно, говорила себе Адриана снова и снова. В маленьком кафе взяла булочку и кофе и села наслаждаться жизнью, разглядывая залитый солнцем пол, покрытый плиткой. За окнами цветет весна, кругом сидят другие клерки, вышедшие на ланч, звучит спокойная, как в кабинете дантиста, музыка… Она сожгла мосты — ход, продуманный давно. Кофеин растекался по венам — она довольна нежданной свободой…

Допив кофе, вышла и остановилась у большого, в рост, зеркала рядом с салоном красоты. Все-таки она недурна, и даже очень: где надо — подтянуто и упруго, где надо — округло и нежно. Распрямила плечи, высоко подняла голову, втянула живот… Все у нее отлично. Словно черепаха, высунулась наконец из панциря на свет и вдыхает свежий воздух после долгого сидения в темноте.

И это сделал для нее Каттер — вытащил упирающуюся, кричащую из панциря, оставил нагой, открытой всем ветрам, без привычной брони, которую унаследовала от матери и нацепила, как только жизнь повернулась к ней неприятной стороной. Должна бы испугаться, смутиться, но нет — она чувствует себя легкой, свободной, собственное отражение улыбается ей из зеркала…

Никогда она ловко не управлялась с дрелью, пусть Каттер закончит ванную он сделает это в десять раз быстрее, чем она. Решив так, Адриана направилась прямо в салон. Там она уселась в кресло и расслабилась, вокруг нее засуетился парикмахер. Надо поблагодарить Каттера, вдруг пришло ей в голову, за ванную, за… да вообще за все.

При мысли о встрече с Каттером она больше не чувствовала смущения, только радость. Он все видел и слышал, все знал о ней — и вернулся, как и обещал, снова обнял ее…

Глупость она сделала, прогнав его. Только маленькая испуганная дурочка, боящаяся правды, могла отвернуться от Каттера. Хватит зарывать голову в песок, она постарается стать сильной и встретить будущее вместе с Каттером.

Домой добралась легко — машин на дорогах было еще мало. Подъехала к дому на пятнадцать минут раньше обычного — Каттер, оказывается, уже занял ее место своим фургоном. По телу пробежала дрожь, словно тысячи крошечных мурашек забегали и засуетились. Глубоко вздохнув, прошла по дорожке и толкнула дверь. Смутно подумала, что, должно быть, забыла ее запереть утром, но все мысли исчезли, стоило ей увидеть Каттера. Он появился из кухни: в одной руке дрель, вокруг другой намотан провод. На поясе, как всегда, пояс с инструментами.

— Ты что-то рано.

В глазах Каттера, когда он смотрел на нее, она не заметила мягкого света, к которому привыкла. Он не рад ее видеть, взгляд холоден и далек, как в первый день их знакомства.

— Я только что закончил работу в ванной. Сейчас все готово — душевой провод и все остальное.

Улыбка, невольно озарившая ей лицо при виде его, погасла, начали дрожать уголки губ.

— Спасибо. Я не думала… я хочу сказать, это очень великодушно с твоей стороны.

Они посмотрели друг на друга. «Хотел уйти прежде, чем я вернусь», — поняла Адриана. У нее перехватило дыхание.

— Мне нравится твоя прическа, — сказал он вдруг.

— Спасибо, — ответила она так же вежливо, почти шокированная его словами. — Подстриглась вот сегодня днем.

Да, она расправила плечи, почувствовала себя легко и свободно… Стоило прядям упасть на кафельный пол парикмахерской — словно родилась заново. Расставание с длинными волосами — своего рода символ. Сейчас все по-другому, и сама она стала другой. Но и Каттер изменился.

— Мне пора идти, — произнес он спокойно, отстраненно. — Дай знать, если возникнут проблемы.

— Каттер! — вскрикнула она, когда он проходил мимо. — Я рассказала Бланш о Харви — почти все. И с Лизой тоже поговорила. Все стало… лучше.

— Я рад.

— Посмотри, что я купила Лизе. — Она почувствовала отчаянное желание доказать ему, что он был прав, она поняла это. Лихорадочно порывшись в сумочке, достала маленький пакетик. — Она просила эту программу неделями. У меня пальцы зудели, когда видела все эти летние платья, но я стойко прошла мимо. — Она принужденно улыбнулась — разве он не видит, не понимает?

— Ей понравится, — сказал он. — Ладно, я лучше…

— Прости, — слова вылетали испуганной скороговоркой, — за то, что я сказала. Ну, что ты нам не помог. Очень, очень помог. Лиза все еще сидит на диете, а я сегодня уволилась с работы. Я и раньше думала о переводе. На следующей неделе выхожу на работу в новый офис.

На секунду, на одно мгновение он сделал едва заметное движение к ней.

— Я рад, Адриана. — Голос у него был нежен, но он не сделал больше ничего. — Желаю вам всего самого лучшего.

«Нет!» — мысленно крикнула она. И закрыла глаза.

— Адриана!

Сердце у нее подпрыгнуло, и она распахнула ресницы.

— Ты не попросишь Бланш позвонить мне? Родители решили продать дом. Надеюсь, Бланш хорошо для них все устроит.

Он проговорил эти слова спокойно, но она-то знает, что значит для него этот дом.

— Ох, Каттер, мне так жаль!

Он кивнул, принимая ее сочувствие.

— Хорошо, я скажу ей.

Она оставила дверь открытой, и он просто прошел мимо. Вот так просто… Медленно она поднялась по ступенькам в спальню; открыла шкаф, достала пластиковую сумку. Понесла ее через дом на задний двор, к мусорному баку в конце аллеи. Металлическая крышка, нагретая солнцем, приятно грела руку. Сумка упала на дно пустого бака, глухо стукнула туфелька. Адриана не стала смотреть вниз, закрыла бак и вернулась во двор.

Теперь она снова живет в реальном мире. Трава под ногами упруга и зелена, небо затягивает облаками, легкие порывы ветра несут с собой тихие звуки из соседних домов. В доме ниже по улице хлопнула дверь. И в этом реальном мире она, в первую очередь, должна признаться себе, что любит Каттера.

Адриана села на ступеньку и зажала руки между коленей. Покачиваясь вперед и назад, словно на качелях, позволила себе ощутить любовь. И позволила себе ощутить боль.

 

Глава 9

С самого его приземления в Далласе идет дождь. Взятая напрокат новенькая машина пахнет маслом и пластмассой. Каттер оставил окно открытым, несмотря на дождь, — пусть выветрятся химические запахи и в салон проникнет городской смог. Рядом с ним на сиденье — карта, сложенная так, чтобы выделить район между Далласом и Форт-Уортом.

Он проехал Альпийские Луга где-то около полудня. Ряды жилых фургонов перпендикулярны гравиевой дороге, которая начинается от двухполосного шоссе по нему он ехал. Единственный замеченный им луг был покрыт пожухлой травой, и на многие километры к северу больше ничего альпийского он не заметил. Свернул к ряду фургонов, под колесами шуршал гравий. Через заливающие стекло струи дождя Каттер старался рассмотреть цифры на почтовых ящиках вдоль дороги кое-где они почти стерлись.

Кенди Лейтон жила около девятьсот сорок пятого номера, в бежевом с оливковой полосой домике. Основанием служили куски шлака и старые автомобильные покрышки. Ступеньки успели прогнить, на двери зияла дырка.

В день смерти в кармане у Харви Родеса лежал билет в один конец до Далласа. Кенди Лейтон должна была сидеть рядом с ним в самолете, судя по тому, что сообщил ему друг — служащий из касс аэропорта. Она заказала два места туристическому агентству в Далласе, и ее имя и адрес черным по белому выписаны напротив фамилии Лейтон в телефонной книге Далласа и Форт-Уорта.

Остановившись на обочине, он заглушил двигатель; посидел несколько минут, представляя себе предстоящий визит. Вовсе он ему нежелателен, но, если он этого не сделает, здесь побывает Джонатан Раунд, — он ясно сказал это последний раз по телефону…

Раунд позвонил в понедельник вечером, едва Каттер переступил порог, думая о своей злой судьбе. Ему следовало уйти до того, как вернется Адриана, а он под любым предлогом задерживал себя, словно влюбленный школьник, — мечтал бросить на нее последний взгляд.

Неимоверным усилием воли сдерживался, чтобы не коснуться ее, когда она рассказала ему о том, что сделала. На самом деле все эти решительные шаги Адриана сделала без его помощи, она в нем не нуждается. А он только рвет себе сердце, стараясь помочь людям, которые его об этом не просят. Теперь ему остается лишь работать со своим верным деревом да навещать родителей в их чертовом бунгало…

Телефонный звонок прервал его тяжелые мысли.

— Да! — рявкнул он, сорвав трубку и упав на единственный удобный стул в доме.

— Рад тебя слышать, — раздался голос Джонатана Раунда.

Все же перестанет он браться за дела, поставляемые этим человеком!

— Давненько тебя не слышал. Две недели истекли.

Где деньги?

— В Далласе.

— А что произошло в Далласе?

— У Харви там была подруга. Думаю, он сумел переправить деньги ей.

— Ax, вот как! — Отвратительный смешок. — Какая эта подруга — вот что интересно.

— Не знаю, не спрашивал.

— Я так понимаю, ты уже на пути в Даллас?

— Нет, этого не планировал.

В трубке затихло — Джонатан обдумывал его слова.

— Может быть, скажешь, почему?

— Как ты думаешь, насколько быстро эта подруга в состоянии потратить двадцать пять тысяч, Джонни? — устало проговорил Каттер. — К тому времени, как я туда доберусь, искать будет уже нечего.

— Возможно. Именно это я и хочу, чтобы ты выяснил.

— А что ты скажешь, если я предложу бросить это дело? Адриана и так пережила из-за него достаточно неприятностей.

— Значит, теперь дело в Адриане? Что ж, мне дела нет до твоей крошки Адрианы. — Его поспешность удивила Каттера. — Если ты говоришь, что выбыл, есть куча голодных бывших копов, которые охотно перетрясут для меня весь город. Ради такого дела я и сам туда поеду. — Он нарочито вздохнул. — Хотя я вряд ли понравлюсь миссис Родес. И сомневаюсь, что она расскажет мне о подруге своего мужа.

У Каттера кровь застыла в жилах от его слов.

— Ты не подойдешь к Адриане и на милю, иначе у тебя не останется ни одной целой кости.

— Послушай, Каттер, у меня в Сиэтле должна состояться жирная сделка. И единственное, чем я могу привлечь людей, — это кристальная честность моих работников. — Голос у Джонатана стал таким, какого Каттер никогда от него не слышал. — Я не собираюсь вычеркивать эту историю только потому, что ты так мягкотел и сентиментален. Поезжай в Даллас, или я найду того, кто не боится играть в жестокие игры.

Последовала долгая пауза, пальцы Каттера сжали трубку. Он недооценил Раунда.

— Вылетаю первым же рейсом.

— Я так и думал. Следующие две недели буду в Сиэтле подготавливать почву. Позвоню, как только вернусь.

Этот человек одержим, подумал Каттер, глядя на залитый дождем фургон. Дождь почти кончился, проглянуло солнце. Рядом с фургоном стоит новенький спортивный «камаро», сияющий свежей краской, — значит, Кенди Лейтон дома. Оттягивать неизбежное нет смысла.

На третий стук дверь приоткрылась ровно на длину цепочки — Каттера обдало застарелым сигаретным дымом и духами, и на него уставился голубой глаз, жирно подведенный черным.

— Да-а?..

— Меня зовут Каттер Мэтчет, я друг Харви Родеса. Хотел бы с вами поговорить. Можно мне войти?

— Харви мертв.

— Знаю.

Глаза настороженно осмотрели его с ног до головы.

— Я все ждала — когда же кто-то появится. Харви клялся, что никто о нас не знает. Но кто-то всегда в курсе. Он был весьма наивен в таких вещах. Вы коп?

— Частный сыщик.

— Что ж, хорошо. — Дверь захлопнулась, Каттер услышал, как Кенди снимает цепочку. При необходимости ему ничего не стоило бы выбить дверь. Наконец она открыла. — Заходите. Но у меня всего несколько минут, в час я должна быть на работе.

Кенди Лейтон, менее пяти футов ростом, вся состояла из мягких изгибов. Под голубой форменной блузкой выступают груди, широкие бедра выпирают из джинсов. Губы пухлые, как у куклы, четко очерченные темной помадой, щелка между передними зубами. На глаза падает лохматая каштановая челка, волосы зачесаны назад и собраны в тугой конский хвост.

Каттер удивился, как она молода — едва ли больше двадцати пяти. Несмотря на внешнюю уверенность и агрессивность в ней ясно чувствуются уязвимость и страх.

— Итак?.. — Она приготовилась к защите. Похоже, ей каждый день приходится вот так бороться за жизнь.

— Хоть что-то осталось? — Каттер сразу перешел к делу.

— Не-а… ни цента. У меня есть счета.

— Красивый у вас «камаро». Восемьдесят семь, восемьдесят восемь?

Она лишь вскинула брови.

— Но сомневаюсь, что он стоит двадцать пять тысяч. Где остальное? Храните под матрасом? Или в каком-нибудь славненьком банке припрятали?

Она улыбнулась, словно он сказал что-то смешное.

— А у меня и правда мог бы быть счет в банке — он всех официанток убеждал открыть счет. — Улыбка у нее стала грустной. — Но мне он бы действительно понадобился. Только без него… — Она пожала плечами. — Все не так.

— Вы познакомились с ним на работе? Кенди кивнула.

— Он остановился выпить чашку кофе на пути… Бог знает, куда. Ну, мы и поболтали — знаете, как это бывает. — Она снова улыбнулась, показывая щелку между зубами. Потом вспомнила, с кем говорит, и помрачнела. — А вам-то что за дело? Пришли за деньгами? Ищите под матрасом — сами убедитесь, что ничего нет. И вообще, как вы меня нашли?

Он покачал головой — здесь не он отвечает на вопросы.

— Что вы делали в Литтл-Роке?

— Проследили по билетам, да? Черт, знала ведь, что не надо писать настоящих имен… И вот теперь вам все выложили в аэропорту. Вот черт! Обернулась к столу, вынула сигарету из пачки и зажигалку, глубоко затянулась.

Каттер заметил — она грызет ногти.

— Так почему вы поехали туда, вместо того чтобы ждать его здесь?

— Для меня это была прогулка. — И выдохнула длинную струю дыма. — Разве не мило со стороны Харви так обо мне заботиться? Он всегда делал мне приятные небольшие подарки. Мы пошли в дорогой ресторан, и он купил мне маленькое красное платье. Было весело.

— А зачем вы…

— Эй, я больше не собираюсь отвечать на вопросы, Каттер Мэтчет. — И начала собираться, перемещаясь по крошечному пространству. Обошла дешевый кофейный столик и встала у окна с занавесками цвета авокадо. — У вас нет против меня никаких улик. Я летела на том же самолете? Это ничего не доказывает, говорила она спокойно и по-деловому, глядя, как дождь превращает землю в грязь.

Кенди права. Если не считать красной туфельки: возможно, купила к новому красному платью. Единственное доказательство, что Кенди была для Харви Родеса больше чем просто официанткой, которая подавала ему кофе. Каттер сомневался, что она в самом деле сохранила счета, по которым расплачивалась деньгами Джонатана. Очевидно, Харви рассказывал ей о деньгах, и она поняла, как надо с ними управляться.

Конечно, можно продолжать копать, даже собрать дело, основанное только на косвенных уликах. Даже посадить ее в тюрьму года на два, если попадется строгий судья. Но главное состоит в том, что Джонатан Раунд все равно не получит своих денег. Вряд ли ему сколько-нибудь важно возмездие, ему нужны наличные. Что он здесь может получить? Несколько тысяч за машину, реализованную на принудительной распродаже…

— Это она наняла вас?

Каттер сразу понял, о ком она говорит, и только покачал головой.

— Страховая компания.

— А-а… А ты видел ее?

— Да.

Она поглядела на него через плечо.

— Она — классная, правда? У нее такой голос… Я иногда звонила и вешала трубку, если она подходила к телефону. — Кенди с отсутствующим видом водила пальцем по стеклу. — Глупо, да? Но он всегда был так далеко, и мне бывало одиноко…

— Она тоже была одинока.

— Она не понимала его. — Кенди повернулась и смотрела теперь ему в глаза. — Они слишком рано поженились. Он больше не любил ее, он любил меня. Единственное, что у них было общего, — это дочь. — Запал ее, видимо, угас. Он все время говорил о Лизе. Как она перенесла все это?

— Ей было тяжело.

— Да, конечно…

Каттер удивился, заметив слезы в ее голубых глазах. А ведь она и впрямь его любила, понял он с изумлением, — любила по-настоящему. Бедная глупенькая девочка… Он посочувствовал ей, подумав, что сотворит с ней Джонатан — выжмет досуха, до последнего доллара.

— Что ж, мне еще надо успеть на самолет. Спасибо, что согласились поговорить со мной.

Вынул двадцатку и протянул ей. Он узнал все, что хотел.

Она автоматически сделала шаг вперед и взяла деньги.

— Закончили?

— Еще кое-что разузнаю, чтобы убедиться, что у вас ничего не осталось, но…

Она покачала головой и потянулась затушить сигарету в переполненной пепельнице на кофейном столике.

— Деньги кончились. Кое-что я отдала матери и Седи, моей подруге, — у нее просто ужасные зубы. Потом еще Луис, и машину я купила…. Поверить не могу, что так быстро все потратила.

— Ладно. — Он повернулся к двери и вышел под мелкий моросящий дождичек.

— Ой, подождите минутку!

Каттер вернулся назад. Кенди порылась в кухонной полке и достала старую телефонную книгу. Вытащила конверт и протянула ему.

— Харви оставил ей письмо — нашла в чемодане с деньгами.

По его взгляду она, должно быть, поняла, что он думает об этом — о ее бегстве с места аварии.

— Эй, я что, должна была сидеть в машине и ждать, пока приедут копы? Или оставить им чемодан? Пойти в тюрьму за пособничество? Он был мертв… Там повсюду была кровь… — Кенди с трудом сглотнула. — Что еще мне оставалось делать?

Да, Кенди из тех, кто борется до последнего. Она поступила практично взяла деньги и сбежала.

— В любом случае я не могла сама послать ей письмо, раз уж никто не знал, кто я и где живу. Вы ведь понимаете.

— Она знала.

— Да. Я тоже знала бы, будь он моим мужем. Ладно… — Она взяла новую сигарету. — Я не читала его. И не стала бы читать.

— Я прослежу, чтобы она получила письмо. Кенди кивнула и закашлялась — дым попал в легкие.

— Мне пора на работу, не могу опаздывать. — Подержала дверь открытой. Ваш босс очень плохо воспримет новости? Может, мне пора предпринять поездку куда-нибудь на юг, за границу?

Каттер смотрел на нее. Такая молодая, такая стойкая… Все, что у нее есть, это старый, жалкий фургончик, жалкая работа официантки и никаких перспектив. Заставить ее бежать? А, дьявол! Он что-нибудь придумает, не скажет Джонатану.

— Отправляйтесь на работу. И продолжайте понемногу откладывать на ваш маленький счет в банке.

Она кивнула. Ветхая дверь закрылась за ним с тихим стуком. Спускаясь по гнилым, шатким ступенькам, он услышал за спиной кашель.

— Ну, как прошел великий день? — Лиза подняла голову от учебников.

— Замечательно! — Адриана спускалась вниз в домашнем виде — сняла костюм, колготки, заодно и макияж. Первый день в новом офисе приподнял ей настроение, взволновал — и правда замечательно.

В эти дни многое стало лучше, и отношения с Лизой тоже. Девочка все еще сидела на диете, и, по мере того как таяли фунты, ее радость росла — она вся так и светилась. Решила бросить балет и заняться карате: Каттер предпочитал этот вид спорта. Как могла Адриана с этим спорить?

Единственное черное пятно — постоянно скребущая сердце боль, которую принесла с собой любовь к Каттеру. Но даже с этим Адриана научилась жить за ту неделю, что не видела его. Эта боль отличалась от той, что вызвало предательство Харви, — она делала лишь сильнее. Пожалуй, ее можно сравнить со сросшимся переломом: хочешь снова ходить прямо — испытай себя на прочность. Вот только ночью совсем другое дело — чувство одиночества, всякие сожаления…

— Ну, так расскажи нам обо всем! — попросила Бланш. Она снимала лак с ногтей, сидя рядом с Лизой. — Ты сейчас работаешь на милого мистера Семсона?

Адриана кивнула.

— Очень спокойный профессионал. И не зовет меня «сладенькой».

— Мне никогда не нравился Лу, — призналась Бланш. — По-моему, он красит волосы — слишком уж светлые, тебе не кажется? Рада, что у тебя хватило мужества уйти.

— Лу никогда не изменится — вот и все. И я никогда не смогу с ним нормально работать. Пришлось посмотреть в лицо фактам.

Это Каттер научил ее — с фактами не поспоришь, и надо быть честной с собой и с теми, кого любишь. Его взгляд на вещи иногда циничен, но он никогда не лжет.

— Я и сама недолюбливаю эти факты, — заявила Бланш. — Как ты думаешь, коралловый или персиковый? — И протянула Адриане два флакончика с лаком.

— Персиковый какой-то уж слишком… — авторитетно высказалась Лиза. Лучше коралловый.

— Пожалуй. — Она открутила колпачок. — Два ногтя поломала сегодня в доме Мэтчетов.

— Значит, они все же решились? — Адриана надеялась, что родители, ради Каттера, передумают.

— Конечно. Очаровательная пара. Жаль, что у него артрит.

— Каттер был там? — спросила Лиза, прежде чем Адриана задала тот же вопрос.

— Вся семья была. И Каттер, и его брат с женой — такой маленькой темноволосой леди, из тех, что вечно беременны. У них дюжина детей, носятся вокруг, как бесенята. Но скоро я уже не жалела, привыкла ко всем этим милым людям.

— И что же дальше, бабушка?

— Господи Боже, это прямо как похороны! Мать все время промокала глаза, пока я ставила знак продажи. Они стояли полукругом, в тишине, опираясь друг на друга. Я уже подумывала попросить кого-нибудь из них произнести надгробные слова.

Лиза рассмеялась, но Адриана выступила в их защиту:

— Тяжело продавать дом, выстроенный своими руками, где росли твои дети, ведь он полон воспоминаний.

— Пожалуйста, избавь меня! — простонала Бланш. — Я уже все это слышала — о перилах, каминной полке и так далее. — И картинно взмахнула маленькой ручкой. — Каттер слонялся вокруг, как потерянный, подбирал вещи и снова клал назад. Провел столько времени в саду, словно собирался там поселиться.

Адриана вспомнила сад и все, что там произошло. Она думала об этом долгими бессонными ночами.

— Это прекрасный дом, — сказала она.

— Да, прекрасный старый дом. Мне нравятся такие дома, но список всего, что в них надо ремонтировать, обычно длиной с километр. Двери скрипят, линолеум наверху и в ванной надо заменить, ну и так далее.

— Последние два года отец Каттера тяжело болеет.

— Да, конечно, — согласилась Бланш. — Но все эти вещи не имеют ничего общего с артритом. Просто такие мелочи люди обычно забывают делать, если долго живут в одном доме. Всегда откладывают мелкий ремонт на потом — ведь впереди еще куча времени. Такова уж человеческая природа. Я пыталась объяснить это Каттеру, но он вел себя так, словно я несу полную чушь.

— Возможно, он воспринял это как критику своего отца — он очень им гордится.

— А тот, в свою очередь, очень гордится Каттером, буквально молится на него. — И многозначительно взглянула на Адриану. — Последнее время все только о нем и говорят: Каттер то, Каттер это… И сколько это будет продолжаться?

— Я стараюсь убедить маму позвонить ему, но она не слушает, — вмешалась Лиза, откладывая тетрадь и перестав притворяться, будто занимается уроками.

— Говорю же вам обеим в последний раз: когда мы виделись, он совершенно ясно дал мне понять, что его работа закончена. — Адриана подошла к холодильнику налить себе чаю со льдом, спокойно посмотрела на мать и дочь и добавила:

— Все тут кончено. Понятно вам? — Ей удалось произнести эти страшные слова без запинки, но внутри она содрогнулась: никогда больше не видеть Каттера…

— А если что-то сломается — он придет починить? — осведомилась Лиза.

— С чего бы вдруг? — засомневалась Бланш. — Вы еще и не ступали в новую ванную. Он может подумать, что вы его преследуете.

— Там пахнет стружкой — прямо как сам Каттер, — как бы защищаясь, пробормотала Лиза. — Такой приятный запах…

В дверь зазвонили. Адриана скинула туфли и пошла к двери со стаканом в руке, — слава Богу, что кончился этот разговор. Она распахнула дверь — и стакан выскользнул из онемевших пальцев: на пороге стоял Каттер.

Он дал себе минутку, чтобы рассмотреть ее как следует — до чего хороша в этой короткой джинсовой безрукавке поверх белого атласного топика, заправленного в джинсы. Раньше он не видел ее в столь непритязательной одежде и только один раз застал без макияжа. Так ей даже лучше — моложе, свежее.

Впрочем, сегодня, именно сегодня, ей лучше было бы не снимать доспехов, чтобы выслушать то, что он собирается сказать.

— Мам, это Тайлер? Он сказал, что зайдет. Мы хотели вместе делать уроки… Ох, Каттер!

Он заметил, что изменилась не только Адриана — Лиза похудела не меньше чем фунтов на пять. Блестящие зеленые глаза выделялись на личике, неожиданно хрупком и нежном.

— Привет, детка! Отлично выглядишь.

— Спасибо. — Девочка вспыхнула, польщенная. Они не разговаривали с того самого ужасного ужина. Каттер не знал, как с ней заговорить, но, в конце концов, решил, что прямая дорога — самая лучшая.

— Ты тоже отлично выглядишь, — пробормотала Лиза. — Я хочу сказать…

— И я тоже этим вечером выгляжу просто великолепно, если позволите, встряла Бланш, подходя к двери и сосредоточенно дуя на ногти, на которых подсыхал свежий слой лака. — Именно поэтому мы с Лизой отправляемся сегодня гулять.

— Но… — попробовала возразить Лиза.

— Мы вернемся через час или около того. Принесем еду из китайского ресторана. Адриана, дорогая, не занимайся ужином! — И подтолкнула Лизу к открытой двери, помахав на прощание рукой. — А вы с Каттером пока просто посидите и мило побеседуйте.

— Ax!.. — вздохнула Лиза, словно ее посетило некое озарение, и тоже обернулась и помахала им через плечо. — Точно, побеседуйте.

— Мне было так приятно сегодня познакомиться с твоими родителями, Каттер! — доложила Бланш, прежде чем завести машину и медленно отъехать.

Адриана не произнесла ни слова с тех пор, как открыла дверь. Спокойная босоногая женщина исчезла. Каттер успел подхватить стакан, выпавший из ее руки.

— Мне можно войти?

Она автоматически отступила. Он вошел и в смущении остановился в холле. Черт, как же ему начать?

— Может, присядем? — спросил он.

Не говоря ни слова, Адриана провела его на кухню и уселась за стол. Подобрала карандаш, лежавший за стопкой Лизиных книг и тетрадей, и крепко его сжала, словно собиралась что-то писать. Он сел напротив и поставил стакан на стол. Покашлял, отодвинул стакан, снова покашлял.

— У меня есть для тебя кое-что, — наконец вымолвил он. — Это от Харви.

— Что-о?! — Изумленная, она вперила в него взгляд и издала странный, сдавленный смешок. — О чем это ты?

Он оставил в покое стакан и достал из кармана измятый конверт. С того дня, когда Кенди отдала ему письмо, он носил его с собой постоянно. Мелькала мысль отослать его Адриане по почте, а не отдавать лично. Целую неделю раздумывал, но с каждым днем ему становилось все яснее, что он испытывает к Адриане сильное и серьезное чувство.

Увидев надпись на конверте, Адриана побледнела. Он протянул ей письмо, но она взяла не сразу, еще долго смотрела. Наконец, ее пальцы отпустили карандаш, он подкатился к краю стола и упал на пол. Дрожащей рукой Адриана взяла конверт, вынула листок и стала читать, осторожно держа за края.

Каттер ждал, наблюдая, как ее взгляд скользит от начала строки к концу. В какую-то минуту она прижала руку к губам, словно подавляя рыдание, глаза у нее наполнились слезами. Он не ожидал, что Адриана будет читать письмо сразу же, перед ним, — думал, сначала попросит его…

Она подняла глаза. Лицо у нее было спокойным, полные слез глаза почти сияют. Она протянула ему листок.

— На, прочти…

— Я не…

— Пожалуйста!

Каттер взял письмо. Ему не хотелось этого делать — видеть его почерк, узнать его мысли. Он ненавидел Харви за то, что тот сделал с Лизой и Адрианой. А вдруг это письмо сведет на нет его ненависть… Но Адриана ждет. Он опустил глаза к строчкам, написанным мелким почерком, и начал читать.

Так… Собирается позвонить домой, как только устроится на новом месте; тогда он объяснит, что произошло… Интересно, как можно объяснить такое? Сожалеет, очень сожалеет, — особенно о том, что оставил им так мало денег… Ах, ему жаль? Какое благородство! Ублюдок! Некоторое время ему не везло в бизнесе, несколько раз вложения оказывались неудачными. Но он сделает все возможное, чтобы оплатить учебу Лизы в колледже, когда придет время… Слишком мало, да и слишком поздно, приятель.

Заключил договор на страховку; в случае его смерти Лиза получит деньги. Конечно, это немного, но потом он увеличит сумму; уже заплатил взносы на год вперед; номер полиса… Вот это — лучшее, что он мог сделать.

Следующая фраза вызвала у Каттера ироническую усмешку.

Любит Кенди и хочет быть с ней. Надеется, что Адриана и Лиза когда-нибудь простят его. Вот это — вряд ли. Каттер положил письмо на стол.

— Харви любил ее, — спокойно произнесла Адриана. — И я рада, что это так. Тяжело было бы думать, что он принес все, что у нас было, — семью, в жертву простой интрижке. — Она подняла листок, снова пробежала его глазами, потом осторожно сложила и спрятала в конверт. — Где ты его взял?

Вот оно, о, Господи! Каттер глубоко вздохнул.

— У нее.

— Как это? — удивилась Адриана.

— На прошлой неделе я летал в Даллас и разговаривал с ней. Ее оказалось просто найти.

— Ты видел ее? — Это взволновало Адриану. — Эту женщину? Ты действительно с ней говорил?

Он осторожно кивнул. Следующий вопрос застал его врасплох:

— Какая она?

— Ну, молодая…

Она вымученно улыбнулась.

— Естественно. Насколько молодая?

— Двадцать четыре — двадцать пять.

— Правда? — Казалось, ее удивил его ответ. — Высокая, стройная? Роскошная блондинка?

— Низенькая, пышечка, рыжевато-каштановые волосы… Так, довольно обычная.

Адриана нахмурилась, изучая его лицо, — ей интересна малейшая подробность.

— Расскажи мне о ней. Что она хочет услышать?

— Живет в разбитом фургончике, возле городка Форт-Уорт. Работает в закусочной…

— Нет, расскажи мне о ней…

Каттер понял — она хочет знать правду, настоящую правду. Не похоже на Адриану, которую он знал несколькими неделями раньше. Эта, новая, Адриана не обходит болезненных тем, не довольствуется вежливыми улыбками и неизменным «все отлично». Что-то в ней переломилось, и в трещине сквозят гордость, восхищение, любовь — такие мощные, что в нем вдруг затеплилась надежда: теперь Адриана готова услышать все до последнего слова. Она не прогонит его прочь, не выслушав до конца.

И он рассказал ей о Кенди Лейтон: о ее силе и слабости, о черной подводке вокруг глаз и о слезах, о мусоре и сокровище.

— Думаю, она любила Харви. Наверное, он был единственным мужчиной, который обращался с ней достойно. Все, что она делала от начала и до конца не правильно, незаконно, аморально, но…

Адриана кивнула — он сочувствует этой женщине. Харви он ненавидит, а Кенди вызывает у него лишь жалость. Потом она задала неизбежный вопрос. Чтобы ответить на него, ему надо объяснить, почему он привез письмо сам. Этот вопрос перевернет всю его жизнь, бросив в пучину одиночества и отчаяния. Потому что ответ способен навсегда оттолкнуть от него женщину, которую он любит, и он сам во всем виноват.

— Зачем ты пытался найти ее? Почему полетел именно в Даллас?

— Меня наняли, чтобы это выяснить. Она склонила голову.

— Но Лиза просила бросить это дело. Кроме того, она ничего не знала о… о Кенди. — Она споткнулась на имени. — Ты не…

— Меня наняла не Лиза.

 

Глава 10

— Что-что? — Адриана, похоже, ничего не поняла.

— Я не работал на Лизу, когда летал в Даллас.

— Но…

— Меня наняло «Первое страховое общество». Она покачала головой, пытаясь собраться с мыслями.

— Страховая компания? Они послали тебя в Даллас?

— Они послали меня сюда. Чтобы найти деньги. Это оказалось слишком. Адриана опустила голову к самым коленям, ожидая, пока перед глазами перестанут кружиться черные мушки. Лучше бы ей не слышать его голоса, который рассказывает страшные, непостижимые вещи.

— Тогда Джонатан был убежден, что Харви припрятал деньги перед смертью, говорил Каттер, глядя на ее опущенную голову. — Новая ванная — хорошее прикрытие, чтобы проникнуть в дом, тщательно все осмотреть.

Джонатан Раунд? Сознание зацепилось за это имя — оно помогает восстановить порядок в мятущихся мыслях, то и дело рассыпающихся на бессмысленные обрывки. Джонатан Раунд, отвратительный маленький человечек, который сидел у нее в гостиной, приставал к Лизе в школе.

— Ты работаешь на… на этого человека?

— Я работаю на себя. Но он — один из моих клиентов. — Голос у него звучал жестко, сдержанно. Он не сделал ни малейшей попытки коснуться ее, и чувствовал — не стоит спрашивать, все ли с ней в порядке.

В ней загорелся огонек, разрастаясь в пожар злости. Подняв голову, она взглянула на него изучающе: темные глаза, в которых ей всегда мерещилась тайна, скрывают больше, чем она может себе вообразить. Он твердо выдержал ее взгляд.

— Значит, ты не сантехник? Ты… что-то вроде шпиона?

— Я работаю по дереву. И провожу частные расследования.

— Но ты пришел сюда, работал у меня, был…

— Прикрытие. Все это блеф с самого начала. Пожар в душе рос, лицо залил румянец. Должно быть, он заметил эти отблески бушевавшего внутри нее пламени начал поспешно говорить, словно хотел высказать все до того, как последует взрыв:

— Я точно знал с самого начала, что денег у тебя нет. Но было очевидно, что ты… что-то скрываешь. Сейчас, конечно, я понял, что ты лишь пыталась защитить Лизу. Но сначала это выглядело подозрительным. То, как ты отказывалась говорить о Харви. И я начал искать. Адриана, я ужасно сожалею.

— Что ты сделал? — Ей не нужны извинения, она хочет знать детали.

— Я просматривал твои бумаги, файлы…

— Мой шкаф?.. — Она вспомнила тот день, когда застала его ползающим внутри. Он кивнул.

— В основном я слушал.

О Боже, да! Он слушал, он же такой хороший слушатель…

— И еще я задавал вопросы — тебе, Лизе, Бланш. Вы все были готовы взорваться от накопившихся внутри тайн, так что я лишь выпустил пар. — Он пожал плечами. — А потом отошел в сторонку и стал ждать, что получится.

Сквозь стиснутые зубы у нее прорвался хриплый смешок, который обжег ей горло.

— Я думала, тебе не все равно. — Адриана неодобрительно качала головой, кляня свою детскую наивность. — Думала, ты задаешь все эти вопросы, потому что действительно сочувствуешь, потому что мы тебе не безразличны.

— Так и было. И так есть. — Он протянул к ней руку.

Она отшатнулась.

— Значит, в тот день в саду ты пытался… расколоть меня, вытянуть информацию? Соблазнить меня и заставить сказать, где я прячу деньги?

— Нет! Говорю же тебе — я знал, что у тебя их нет. Но еще знал, что ты многого недоговариваешь. И тебе больно. Думал, что смогу…

Она перебила его — ей не хотелось этого слышать:

— Ты нашел их, я была права? Деньги у нее?

— Да, но она уже потратила их. Я так и полагал, но мне нужны были доказательства. После того как ты рассказала мне, что в тот день с Харви в машине был кто-то еще, мне пришлось проверить. И я полетел в Даллас. — Он взъерошил волосы. — Мне пришлось это сделать. Джонатан этого так не оставил бы.

Внезапно злость пробилась наружу, Адриана вскочила на ноги.

— Тогда почему ты этого не оставил? Почему?

— Я не мог.

— Не мог или не хотел?

Он смотрел на нее и молчал. Она обхватила себя руками — ей было очень нехорошо. Злость прошла, ее место заняло раздражение.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — прошептала она. — Не надо было тебе сюда приходить. Мне не нужно этого знать. Ты мог бы закончить свое гнусное маленькое расследование, не ставя меня в известность. — И взглянула прямо на него. — Ты ушел. Так почему же ты вернулся?

Он сидел не двигаясь, только слегка подергивался подбородок — тело пыталось освободиться от стального контроля воли.

— Я должен был сказать, тебе правду.

На этот раз она едва не поперхнулась от смеха.

— Правду?! — закричала Адриана. — Как ты можешь даже произносить это слово?! Не боишься, что небеса разгневаются и испепелят тебя на месте? Ты лгал мне с первой же минуты, как переступил порог этого дома!

— Знаю. — Он не стал снова просить извинений. — Но мне важно, чтобы ты знала правду.

— Почему?

— Потому что… — На подбородке у него снова задергалась мышца.

Она ждала, гадая, какую ложь он припас на сей раз.

— Потому что я… — Каттер снова замолчал, губы у него вытянулись в тонкую линию, словно отказываясь произнести еще одно слово, тело напряглось и застыло.

— Да и какая разница, — проговорила она в затянувшейся тишине. — Ничего не можешь придумать? Нужно сперва свериться с руководством для шпионов?

— Черт побери! — Каттер вскочил и наклонился к ней, упершись ладонями в поверхность стола. — Я должен был сказать тебе правду, потому что люблю тебя!

Эти слова заставили ее отступить на шаг назад. Какие сладкие, влекущие — и одновременно насквозь фальшивые. Закрыть глаза и насладиться ими, на секунду притвориться, что он сказал правду. Но он не отрываясь смотрит на нее, тяжело дыша. Ей остается только подивиться его актерскому таланту — едва не поверила. Судя по тому, что она знает о Каттере, ему впору самому писать руководство для шпионов — в постановке сцен он оставил далеко позади даже Бланш.

— О, умоляю тебя! — Она отвернулась от него, захлестнутая новой волной отвращения. — Убирайся! Убирайся из моего дома! — И направилась к двери.

Он догнал ее, схватил за руку так сильно, что причинил ей боль.

— Сейчас ты другая… ты изменилась. Я думал, ты готова услышать правду и справиться с ней.

— Ну, с этим я могу справиться. С чем не могу — так это с тобой!

Его прикосновение обжигало.

— Я люблю тебя! — повторил он, почти закричал, и в голосе у него сквозило неприкрытое отчаяние. — Но у нашей любви не было бы ни единого шанса, если бы я не сказал тебе правды.

— У нее и так не было ни единого шанса! — резко ответила она, пытаясь освободиться от его руки. — Ты любишь меня? Будь реалистом: ты думаешь, я поверю хоть одному твоему слову?

Все это время она была права: никакой правды нет. И его предполагаемая любовь относится к правде не больше, чем вся остальная ложь, слетевшая с его языка.

Должно быть, он увидел это в ее глазах.

— Адриана, не делай этого! — мягко произнес он. — Знаю, это больно, но если бы ты дала мне шанс… — Взгляд его опустился к ее губам.

О Боже, дыхание оставляет ее при мысли о его губах, касающихся ее… Почему она все еще реагирует так остро? Почему до сих пор желает его, хотя должна шарахаться, как от огня?

— Ты собираешься поцеловать меня, чтобы заодно обыскать карманы?

Он прикрыл глаза, но она успела разглядеть в них вспышку боли. Так-то! Она от всей души надеется — ему суждено гореть в аду. Адриана освободилась от его руки.

— Отдай мне копию, которую сделал с ключа! — потребовала она, протягивая руку. — Я-то гадала, как ты попал в дом в тот день, когда закончил работу. До меня тогда не доходило, что я поручила работу человеку с инстинктами обыкновенного преступника.

Он отшатнулся, глаза сузились.

— А мне казалось, преступника ты распознаешь сразу. В конце концов, ты вышла замуж за одного из них.

Она задохнулась от возмущения.

— Да ладно тебе, Адриана! Ты тоже неплохо научилась лгать — мне, полиции, страховой компании, Лизе. Надо было пойти в полицию в ту же минуту, как ты нашла туфельку и узнала, что в машине с Харви была женщина. — Все это прозвучало жестоко, он снова взял себя в руки. — Так что оставь свои высокоморальные сентенции. Ложь во спасение все равно остается ложью. И ты в этом — эксперт и побила меня по всем статьям. — Он вынул из кармана джинсов ключ. — Держи!

Ее пальцы сжались на кусочке металла, теплого от его руки. Она гордо вскинула подбородок. Он начал говорить что-то еще, но вдруг умолк.

— О, черт! — Повернулся, вышел и хлопнул дверью.

Ей захотелось подойти и еще раз ее захлопнуть, и еще, и еще… Вместо этого она подошла к телефону и зажала подбородком трубку, листая телефонную книгу. Надо вызвать слесаря и сменить замок, просто на всякий случай. Каттер, видимо, способен на все, нельзя доверять ему.

— Вот это круто! — заявила Лиза.

Бланш побледнела, но, чтобы поколебать ее спокойствие, требовалось нечто большее — гораздо большее, чем какой-то шпионаж. Они сидели рядом на диване, на кофейном столике громоздились коробки с едой.

— Ничего крутого! — возразила Адриана. — Просто отвратительно. Он отвратителен. Думал, что мы украли деньги и прячем их где-то в доме.

— Ну, у меня тоже были такие мысли, — призналась Лиза.

— Лиза!

— Только не говори, что ты сама никогда не рассматривала такой возможности, дорогая, — поддержала ее Бланш. — Если Харви действительно взял деньги, логично было предположить, что он спрятал их неподалеку отсюда. Я не виню Каттера.

— Зато я виню!

Невероятно — фраза Каттера о лжи во спасение засела у нее в мозгу. Он хотел правды. Что ж, она рассказала Лизе и Бланш правду о нем, как только они вернулись.

Адриана сожгла письмо Харви — последнюю улику, которая может его выдать. Сейчас его памяти ничто не угрожает. Пусть Лиза запомнит его хорошим человеком. Что же до Каттера — пусть дочь знает все. Но, кажется, вместо того, чтобы упасть в ее глазах, Каттер только поднялся.

— Знаешь, я так и думала, что в Каттере есть нечто странное! — Лиза подпрыгивала на диванных подушках от возбуждения. — Ты заметила, как он всегда крутился поблизости, возникая в самых неожиданных местах? Например, в тот раз, в гараже, он шарил за полками — сказал, что ищет сток. — Глаза у нее сияли от восхищения. — Так он что-нибудь нашел? Уж если кто и мог найти, так это Каттер!

— Он узнал, что твой отец оставил страховой полис, — мрачно призналась Адриана.

— Что ж, замечательно, детка. И сколько там денег?

Бланш всегда имела дар мгновенно вникать в суть вопроса.

— Двести тысяч долларов.

— Ух, ты! — воскликнула Лиза.

— Ox! — Похоже, это известие удивило Бланш больше, чем все предыдущее. Харви, милый мой зять! — Она прикрыла глаза, а затем улыбнулась, молитвенно сложив руки. — Как здорово, что Каттер узнал! Он ведь пришел вчера, чтобы сообщить тебе хорошие новости, да? И, конечно, ты захотела узнать, как он это раскопал. И тогда ему пришлось рассказать, что его наняла страховая компания. Понятно, понятно… Боже, должно быть, ему нелегко было признаться.

Лиза кивнула — понимающе и с сочувствием.

Адриана во все глаза смотрела на них.

— Ему было нелегко?! — вскричала она. — А как же я?..

— Дорогая, ты делаешь из мухи слона, — махнула рукой Бланш. — Он просто выполнял свою работу. А у тебя теперь есть новая, отличная ванная, правда? Очевидно, что, помимо прочего, он отличный сантехник. Да и детектив не хуже. Тебе не о чем беспокоиться.

— Но он лгал мне! Нам! Всем нам!

— Он просто представился другим человеком. Это, конечно, не похвально, но понятно, учитывая обстоятельства. Лгал? Он когда-нибудь напрямую лгал тебе?

Она вздернула подбородок.

— Вчера он сказал, что любит меня.

Вот, получи, мамочка! Защищай теперь человека, который обнимал ее — и в то же время шарил по дому, вынюхивая и высматривая. Выслушивал интимные подробности ее личной жизни, проверяя ее на вшивость. За деньги целовал ее!

— А вот это уже по-настоящему круто! — Бланш сделала движение, собираясь встать, и вытянула руки, чтобы обнять дочь.

— Да прекратите вы обе или нет?! — Адриана топнула ногой. — Он же врал, разве вы не понимаете?!

Сидящие на диване Бланш и Лиза переглянулись. Бланш вскинула брови, Лиза закатила глаза. Обе повернулись и уставились на Адриану.

— Адриана, зачем бы ему говорить такое, если это не правда? — задала вопрос Бланш.

— Он… я… — Она умолкла.

Зачем ему говорить, если это не правда? А ведь действительно не было никакой нужды вообще приходить, и уж тем более — признаваться ей в любви. Тогда зачем же?

— Ладно, неважно. У меня и так голова идет кругом от всего этого. Я собираюсь идти спать, уже поздно.

— Но у нас полно китайской еды. — Бланш приподняла одну из коробочек за веревочную ручку, но Адриана уже поднималась наверх. Голос Лизы заставил ее остановиться.

— А ты не любишь его, мам? Она не обернулась.

— Нет! Нет, не люблю! — И твердой рукой взялась за перила.

Каттер прав: она еще большая лгунья, чем он сам.

Каттер узнал машину Бланш в подозрительном белом «кедди», въезжающем на подъездную дорожку возле дома родителей. Машина остановилась прямо за грузовиком, в который они с Томом только что погрузили кресло отца, и теперь пытались пропихнуть его между грудой коробок и металлическим бортом. Он услышал, как хлопнули обе дверцы, и голос Лизы произнес:

— Вот, ты уронил. — И протянула через борт свалившееся на землю потрепанное покрывало.

— Спасибо. — Он взял у нее квадратный кусок материи и осторожно накрыл подлокотник кресла.

К этому времени грузовик был заполнен больше чем наполовину. Еще немного, и все кончится — родители окончательно переедут в свой дом для престарелых, обнесенный высокой оградой с тяжелыми железными воротами. Каттер выдавил улыбку и повернулся к проходу, залитому солнечным светом, — там стояли Лиза и Бланш.

— Том, познакомься с Бланш Монро, — представил он. — А это ее внучка, Лиза.

Последовали вежливые кивки и улыбки. Он внимательно смотрел на них, стараясь сообразить, что рассказала им Адриана за три дня, прошедшие с последней встречи? И три ночи, которые он провел без сна.

Они все знают — он понял это по некоторой настороженности, сквозившей за широкими улыбками. Но открытой враждебности нет, решил он немного погодя. Бланш, как всегда, деловита, а вспотевшая, взъерошенная Лиза вполне дружелюбна. На ней болтаются шорты — велики на добрый размер — и слишком просторная футболка.

— Откуда путь держите? — поинтересовался он.

— Бабушка забрала меня с занятий карате и сказала, что надо заехать сюда по дороге домой, — объяснила Лиза. — У нее плохие новости.

— Вовсе нет, — возразила Бланш, — новости отличные. У меня есть пара, которая хотела бы завтра осмотреть дом.

— А-а-а… — протянул Каттер, не переставая улыбаться, — это замечательно. Том, проводи миссис Монро к маме с папой. Пусть договорятся о встрече.

— Конечно, нет проблем. Рад познакомиться, Лиза! — Том спрыгнул с грузовика и повел Бланш к дому.

Каттер присел на краешек борта и свесил ноги. Он похлопал по пыльному полу рядом с собой, и Лиза ловко прыгнула к нему. Минуту посидели молча.

— Значит, карате, — произнес он наконец.

— Ага! Это круто.

— Ага.

Немного покивали друг другу, избегая встречаться глазами. Тишина между ними, вязкая и тягучая, как жвачка, с каждой секундой становилась все тягостнее. Он глубоко вздохнул, — лучше уж выяснить все сразу.

— Она сказала тебе, да? Лиза кивнула.

— Теперь она как-то легче с этим справляется. Я имею в виду — высказывать все подряд.

— Это хорошо.

— Ага. Господи, ну и злится же она на тебя. Он взглянул на нее, но девочка изучала свои туфли.

— А ты? Тоже злишься на меня?

— Не-а. — Она подняла голову и довольно усмехнулась. — Я сама наняла тебя как раз за этим. И все еще должна тебе двести долларов, кстати говоря.

Каттер сам удивился, какое облегчение испытал от этих слов. Бессонными ночами его, помимо других, мучила мысль о девочке, которой он причинил боль, желая лишь помочь, как и ее матери.

— Нельзя дважды получать деньги за одну и ту же работу, — ответил он. Пусть уж страховая компания оплачивает счета. Они могут себе это позволить.

— Ты уверен?

Он кивнул, и они снова замолчали, внимательно рассматривая толстого соседского кота, который важно вышагивал по дорожке.

— Каттер!

— Что?

— Я теперь помню его лицо.

Он внимательно оглядел ее: нет, глаза ее остаются ясными, спокойными. Впервые с тех пор как они познакомились, девочка смотрит на него ничем не замутненным взглядом.

— Я просто думаю о том дне, когда мы катались на русских горках. Отец крепко держал меня за руку и смеялся, мы все вопили. Мне кажется, никогда бы не вспомнила, если бы не ты. — Лиза протянула Каттеру руку, но вдруг заколебалась. — Эти воспоминания для меня гораздо ценнее двухсот долларов. Я хочу, чтобы ты знал.

Он взял ее за руку и крепко пожал. Потом пригладил ей волосы, еще немного влажные после занятий.

— Я рад.

Боже, как же он будет скучать по этой девочке! Лиза тяжело вздохнула и передернула плечиками под огромной футболкой.

— Мама снова принялась за уборку. Каттер поднял брови.

— Сказала, ей не по себе, как после ограбления. Ну, когда людям неприятно, что чужой трогал все их личные вещи. Я говорю — ты не чужой, а она — как раз чужой и есть. И она совсем тебя не знает.

Он кивнул.

— Это плохо, Лиза.

— Может быть, но она не слишком-то торопится с уборкой. Только ходит кругами и ворчит — мол, надо стереть «все до последнего следа». — Лиза приложила ладонь ко лбу и продолжала драматическим тоном:

— А потом пробирается в новую ванную и сидит там целыми ночами.

— И это… хорошо?

— О да! — подтвердила Лиза. — Мне кажется, это очень похоже на звон разбитого сердца.

Каттер много знал о разбитых сердцах. Если уж он разбил сердце Адриане, она ни за что не подпустит его к себе и на пушечный выстрел.

«Я же пытался!» — яростно сказал себе Каттер, как говорил уже три дня подряд. Пытался сказать ей правду, все поправить… И у него на глазах все развалилось, как карточный домик.

Тихие слова Лизы ворвались в его грустные воспоминания.

— Ты правда ее любишь?

— Она и это тебе сказала? — спросил он в изумлении.

— Ну да. Она тебе не верит.

— Да, не верит.

— А ты ее любишь?

— Да. — Он с трудом сглотнул. — Да, люблю. В этом-то вся проблема — он любит ее. Как, интересно, можно с этим справиться?

Кот тем временем остановился и принялся точить когти об основание огромного дуба. Беспокойный взгляд Каттера скользнул от кота к разложенным вокруг коробкам. На одной из них рукой матери было написано: «Елочные украшения». Утром он сам заполнил эту коробку связками гирлянд, гадая, сколько лампочек перегорело с прошлого года.

Ему тут же вспомнился отец, еще не такой старый, еще сильный. Вот он сидит в кресле, обтянутом чем-то вроде коричневого твида, и аккуратно перебирает лампочки одну за другой, проверяя, выискивая неисправные.

На сотой попытке, а может, на тысячной вставляет новую лампочку — и вся цепь светится, застав всех врасплох. Каттер и его брат хлопают в ладоши и прыгают от радости. А Питер Мэтчет улыбается, освещенный разноцветными огоньками, такой счастливый в тот рождественский день…

Все вышло в точности, как в поговорке — «если долго мучиться»… Каттер спрыгнул на землю так стремительно, что перепуганный кот взлетел на ветку дуба.

— Пошли!

— Куда?

— Тебя нужно отвезти домой.

— Но бабушка…

— У бабушки важные переговоры. Мама будет беспокоиться, куда ты пропала, и приедет за тобой.

— Ох, вот как! Ox! — повторила Лиза, просияв улыбкой и едва поспевая за ним. — Ладно! Я теперь вроде заложника, да? Ты все-таки не сдался!

— Я не умею сдаваться, — угрюмо произнес он. Теперь он готов пройти все снова, попытаться завоевать свое счастье.

— Эй, я целиком и полностью на твоей стороне, — заверила его Лиза. — Кроме того, знаешь — говорят, на войне и в любви все средства хороши.

— Нет, Лиза, все не так. Поверь мне, именно на войне и в любви надо следить за каждым шагом. Неожиданно на крыльце появилась Бланш.

— Поезжайте домой, — сказал Каттер.

— Не поняла, — удивилась она.

— Каттер сейчас позвонит маме! — радостно объявила Лиза. — Она приедет сюда забрать меня. Бланш перевела взгляд с него на внучку.

— Что ж, неплохая мысль! — И закинула на плечо сумку. — Если хотите, я даже сама позвоню ей. Могу наплести, что получила срочное сообщение или…

— Нет! — Опять хитрости и обман — это совсем не то, что нужно сейчас им с Адрианой. — Я скажу ей правду. Что Лизу надо отвезти домой, пусть приедет и заберет ее.

— А вы храбрый, — одобрила Бланш. — Жаль, что мне придется пропустить самое интересное. — Она поцеловала Лизу в щеку, пожелала ему удачи и зацокала каблучками, удаляясь от дома по дорожке.

Каттер вошел в дом и решительно взялся за телефон. Лиза не отставала ни на шаг, дыша ему в спину. Разговор с Адрианой получился кратким.

— Что, что она сказала? — не утерпела Лиза, как только Каттер положил трубку.

— Она сказала «пора».

— И что это означает?

Он пожал плечами — и сам-то ничего не понял, в ушах еще звучат гудки отбоя. Адриана почти сразу бросила трубку.

— Злится?

— В ярости. — Уж в этом Каттер уверился.

Он отправил Лизу наверх укладывать постельное белье в картонные коробки, а сам с тяжелым сердцем принялся переносить мебель. Когда звякнул дверной звонок и Том собрался пойти открыть дверь, Каттер так взглянул на брата, что тот поспешно удалился на чердак, где родители разбирали сундуки и чемоданы.

Он спустился по ступенькам, дернул дверную ручку — вот черт, дверь снова заклинило. Еще сегодня утром хотел заняться этим, но за хлопотами забыл.

Вторым рывком открыл-таки дверь, оставив в углу длинную царапину. В горле пересохло.

— Привет! — Это прозвучало хрипло.

— Я так понимаю, это идея Лизы? — начала Адриана без всякого вступления. Она стояла, скрестив руки на груди.

— Нет, моя.

— Вот как? А я-то думала, ты умнее. С таким опытом мог бы придумать что-нибудь поинтереснее. — И прошла в дом.

Господи, какая же она красивая! Золотые волосы легкой волной лежат на плечах, под прозрачной блузкой виднеются тоненькие бретельки, юбка с разрезом сзади едва слышно шелестит при ходьбе… Такая милая, цветущая женщина… и жутко злая.

— Как ты, Адриана? — вежливо осведомился Каттер, пытаясь пробиться через завесу ее злости. Она повернулась к нему.

— Не слишком хорошо.

Ее прямота привела его в замешательство.

— Разве не… отлично?

— Пробовала. Пыталась говорить себе, что все просто отлично. Но, кажется, это больше не помогает. — Губы у нее сложились в ироническую улыбку. — Знаю, ты не поверишь, но я действительно поняла, что пряталась от реальности. Ты так часто и настойчиво говорил мне об этом, что я не сумела вернуться к счастливому неведению. Больше мне негде прятаться.

Да есть ли вообще такое место, где можно спрятаться от жизни?

— Давай выйдем на улицу, — предложил он. — Нам надо поговорить.

— Нет, не «давай»! Приходить сюда было ошибкой. Сейчас я заберу Лизу и уйду. Он поднял руку.

— Сначала выслушай меня. Пожалуйста! — добавил он, видя, что она открыла рот.

Не дав ей времени собраться с мыслями, он схватил ее за локоть и провел через пустые, голые комнаты на заднее крыльцо. Она неохотно присела рядом с ним на ступеньку. Каттер знал — это его последний шанс. «Как мне все исправить?» — думал он в отчаянии. Она ждет, замерла, а секунды уходят… Она не даст ему много времени, а он не находит слов. Вот когда нужно отцовское мастерство — покрутить здесь, постучать туда, немного поджать… И так до тех пор, пока Адриана не поймет, что он способен создать для нее новую жизнь, все починить и поставить на свои места. Что сделать, чтобы она поняла: он не собирался вот так, вдруг, влюбляться, не хотел нарушать ее одиночества, использовать ее, обманывать ее…

— Ты знаешь, почему я пошел на флот? — неожиданно для себя самого спросил он.

Она покачала головой — видно, что ей не терпится уйти.

— Думал, что могу изменить мир. Что помогу установлению демократии.

Очевидно, это заявление ее ошарашило — она повернулась к нему.

— Ничего себе масштабы!

— Для этого нужен великий человек. Итак, понятно, что я потерпел поражение.

Адриана оглядела уютный дворик.

— Мне кажется, демократия и так неплохо себя чувствует.

— Демократия — может быть. Мои родители отправляются в дом для престарелых, и я ничего не могу с этим поделать. Не в силах помочь отцу, страдающему от артрита, не знаю, как изменить то, что сделал с тобой. Считал, что со всем справлюсь, все изменю, а кончилось тем, что только навредил людям, которых люблю. Подвел их.

Между бровями у нее залегла крохотная морщинка.

— Но ты не навредил родителям…

— Нет? — Он рассмеялся. — Я — обманщик! Ты не единственная, кого я надул. Отец уверен, что я в одиночку спасал мир, что это я победил коммунизм. А я ничего — слышишь, ничего — не сделал! Просто удержался на плаву.

Теперь ее глаза поймали его взгляд.

— А по-твоему, отец сделал в жизни что-то более важное?

— Несомненно! Я же говорил — он что угодно мог починить, на деле, реально.

Из дома послышался голос Тома, хлопнула дверь.

— Парадная дверь заедает, — заметила Адриана. — Если он мог починить все на свете, почему же не поправил ее?

— Да он… — Каттер умолк на полуслове.

— Бланш сказала, в доме сотни мелочей, которые требуют починки.

Это правда: они с Томом провели последнюю неделю, занимаясь как раз этими мелочами — надо же подготовить дом к продаже. Его поразило количество искрящих розеток, текущих кранов, разного рода временных затычек. Раньше он не замечал всего этого.

— Может, твой отец тоже лишь держался на плаву? — вдруг проговорила Адриана. Мягкий свет наполнял ей глаза. — Просто делал все, на что способен. Ты слишком многого требуешь, Каттер. Ты не сумел спасти мир, ну и что? Может быть, пора простить себя за это?

Адриана смотрела на стиснутые кулаки Каттера, на его пыльные джинсы… ей захотелось плакать. Прилетела сюда, ворвалась, как шторм, злая на весь белый свет, с намерением плюнуть ему в глаза — в эти холодные, отстраненные глаза. Он ведь, конечно, смеется над ней — над женщиной, которую так ловко обманул. А он… глаза у него полны боли и отчаяния, он винит себя во всех смертных грехах…

Последние несколько дней Адриана держалась за свою ненависть как за спасательный круг, эта ненависть наполняла ее силой и уверенностью в собственной правоте. Ее снова обманули и предали, она имеет право ненавидеть! Но сейчас она смотрела на Каттера — и в душе таяла уже ставшая привычной обида. Перед ней — человек, который дерзал изменить мир. Да он и изменил его, поняла она внезапно, изменил ее мир, и, надо признаться, изменил его к лучшему! Да знает ли он об этом?

— Ты не подвел своих родителей. И меня тоже не подвел, — тихо молвила она.

— Адриана, я никогда не…

— Нет! — Она накрыла ладонью его сжатую в кулак руку и призналась ему — и одновременно себе в том, что так настойчиво отрицала раньше:

— Каттер, ты спас меня.

Его глаза настороженно глядели ей в лицо.

— Я провела много времени, думая о том, что ты сказал. Ты ведь мог спокойно уйти и никогда ничего не говорить мне. Но ты вернулся.

Почти всю прошлую ночь она боролась с собой, не желая признаваться себе в этом, и сейчас слова давались ей с большим трудом.

— Ты пришел тогда потому, что действительно хочешь правды. И ты был прав. Я — худший вид лжеца, потому что лгала себе самой.

Он взял ее руку в свои ладони.

— Я причиняю тебе боль. Снова и снова. Она кивнула, на глаза навернулись слезы.

— Но эта боль была острой и чистой. Так гораздо лучше, чем тупая, но постоянная боль, с которой я жила так долго. Ты вошел в нашу жизнь, как луч яркого света. — Адриана улыбнулась. — Ослепляющий, но долгожданный. Ты показал нам то, на что мы раньше боялись смотреть.

Его руки сильно сжали ей запястье, но она не почувствовала боли. Его глаза искали ее взгляд. Все еще наполненные тьмой и страданием, они уже ничего не скрывали.

— Я люблю тебя, Адриана!

По ее щеке скатилась слеза, прокладывая мокрую дорожку и унося с собой следы старой боли.

— Я верю тебе, Каттер! — прошептала она. На мгновение он замер, пораженный, а потом прижал ее пальцы к губам.

— Спасибо! — с жаром откликнулся он. — Мы можем начать все сначала, Адриана? Начать, ничего не скрывая, с чистым, легким сердцем?

— Слишком поздно, — мягко отозвалась она. Его пальцы невольно сжали ей руку, лицо стало серым в неверном вечернем свете.

— Уже поздно начинать сначала, потому что я уже люблю тебя, Каттер! И нет пути назад…

Он притянул ее к себе, обнял, и его губы накрыли ее. Она не могла дышать, но ей было все равно. Она чувствовала каждое его движение, его жесткие волосы под своими пальцами, мускулы его рук, когда он прижимал ее к груди, в которой неистово билось сердце. Боже, как прекрасна эта реальная жизнь! Как она могла отказываться от всего этого?

— Выходи за меня замуж! — выдохнул он между поцелуями.

Она попыталась кивнуть, но он так крепко держал ее, что ей это не удалось. Должно быть, он прочел согласие у нее в глазах, почувствовал его телом поцелуи его стали глубже, пока она не растворилась в нем до полного самозабвения.

Его язык ласкал ей губы. Он начал осторожно гладить ей спину, стараясь не упустить ни одного изгиба, ни одной точечки… Его пальцы нетерпеливо прошлись по ряду пуговиц от шеи до пояса, и она выгнулась навстречу им. Юбка скользнула вверх, и его рука пробежала по ноге, поднимаясь выше… Она лишь прижалась к его бедру, ничего ему не запрещая.

Когда он застонал и отпустил ее, это произошло так неожиданно, что она не поняла, что случилось.

— Тебе… нравится… этот дом? — задал он неожиданный, настойчивый вопрос, дыша так же часто и тяжело, как она.

— Очень… да… — пробормотала она, стараясь сосредоточиться.

— Здесь есть качели на крыльце… Одни… и другие…

— Да… знаю…

— Пойдем! — Он поднялся и потянул ее за собой. Они почти вбежали в дом, остановившись перед парадной дверью.

— Обещаю когда-нибудь починить, — улыбнулся Каттер.

Она рассмеялась, чувствуя себя, как никогда, легко и радостно.

— Лучше уж поскорее.

Выбежали на крыльцо, потом во двор. Каттер яростно вырвал железный щит «Продается» из земли и бросил на траву. Повернулся, поймал Адриану, подхватил на руки и закружил… Боковым зрением она уловила какое-то движение. Боже, родители Каттера, его брат и Лиза глазеют на них из окна… Она подняла руку и помахала им, а Каттер только улыбнулся.

Повернувшись спиной к нежданным «зрителям», Каттер провел ладонью ей по щеке, лицо у него посерьезнело.

— Как ты теперь?

Она обвила руками его талию.

— Отлично! Просто отлично!

ЭПИЛОГ

— Ну, как тебе Сиэттл?

— Серый и дождливый — Джонатан взял с полки над столом очередную книгу и сложил ее в картонную коробку. — И утопает в отвратительном кофе.

— Я так понимаю, ты провел свою рекламную компанию. — Каттер оглядывал царящий вокруг хаос.

— Конечно. К концу недели мне надо быть в чертовой дыре — в одном из забытых Богом южных штатов. — Он потянулся за пейзажем в рамке. — Мне предстоит удовольствие превращать кучу лохматых подростков в благовоспитанных менеджеров страховой компании. — Вытянул из кармана носовой платок и вытер руки. — Все, довольно болтовни! Как там наша подруга в Далласе?

— Раскололась.

— Ну, мы ведь даже не удивились, правда? Так сколько мы можем вернуть?

— Нисколько. Джонатан нахмурился.

— Будь расторопнее, Каттер, я тебе плачу за это.

— Что ж, давай посмотрим. У нашей подруги в Далласе есть подруга, по имени Седди, у которой теперь две золотые коронки. И еще у нее есть друг, по имени Луис, — у него отняли ноги. Не думаю, что доктор сохранил их специально для тебя. — Каттер принял задумчивый вид. — Ах да, еще она кормит каждую кошку и собаку в радиусе десяти миль.

Лицо Джонатана прошло всю гамму цветов — от серого до красного и обратно к белому.

— Она что, член какого-нибудь этакого… общества?

— Думаю, просто ребенок, у которого есть совесть.

Тебе не понять.

— Ты, черт возьми, прав — не понимаю. Хочешь сказать, что все мои двадцать пять тысяч пошли на… благотворительность?!

— Дальше — хуже. Ты присядь, — посоветовал Каттер.

Джонатан уже почти опустился в кресло, но после этих слов вскочил и подозрительно уставился на Кат-тера.

— Оказалось, что Харви застраховал свою жизнь.

— И что?

— Застраховал в «Первом страховом».

— Что?! — Глаза у Джонатана стали круглыми, как плошки. Он начал заикаться. — Мы… нас… у нас?!

— Боюсь, что так. Ты застраховал его на двести тысяч.

Джонатан отстранение обвел взглядом кабинет, втянул воздух и упал в кресло, взъерошив волосы.

— Двести тысяч долларов?! Двести тысяч?! Я еще должен человеку, которого он обворовал, и теперь должен жене вора! Господи, как я ненавижу свою работу!

— У меня есть предложение. — Каттер примостился на краешке стола, вынул из папки два документа и пододвинул их Раунду под самый нос. — Адриана готова оставить «Первому страховому» двести тысяч долларов… в обмен на полное… скажем так — исчезновение данных о прискорбном инциденте.

Джонатан вскинул голову.

— Что такое?

Каттер постучал по бумагам на столе. Джонатан читал, и Каттер почти видел, как поворачиваются у него в голове колесики.

— Хмм… Значит, прискорбный инцидент. Да уж, в нем много прискорбного. И потеребил в задумчивости губы. — С мертвого денег все равно не получишь, нельзя же требовать у него вернуть украденное.

— Нельзя, конечно.

— И мы с лихвой покроем расходы… Хмм… Это мне… нам подходит! — Он выпрямился и, вытащив из ящика стола очки, прочел лежащие перед ним бумаги, потом еще раз.

Каттер уже стал нервничать — это его идея, Адриана лишь доверила ему все утрясти. Когда Джонатан потянулся за ручкой и нацарапал свое имя на каждом листе, Каттеру захотелось подпрыгнуть и испустить боевой клич, но он только аккуратно собрал свои копии и убрал в папку.

— Что ж, ты снова меня выручил, Каттер. — Джонатан встал, кивнул и сердечно улыбнулся. — Поздравляю! Я уже рассказал о тебе своему преемнику. Уверен — скоро он тебе позвонит.

— Скажи ему, чтобы не трудился. Больше я не занимаюсь такой работой. — Он поправил на Джонатане сбившийся в сторону галстук. — Пока, Джонни.

— Меня зовут Джонатан…

Каттер покинул кабинет, оставив Раунда смотреть ему в спину. Внизу, в холле, Адриана сидела в ожидании, с журналом на коленях — так и не раскрыла. Она подняла голову, при виде его победной улыбки вскочила, подбежала к нему, кинулась на шею. Они радостно закружились по холлу «Первого страхового общества», не обращая внимания на удивленные взгляды…

«Все-таки я изменил мир! — Каттер поднял Адриану на руки. — Свой мир! И он уже никогда не будет таким, как раньше».