Адриана уже ударила его, а теперь родная мать всаживает ему в грудь еще один нож. А что об этом думает брат? Том — тоже темноволосый, как Каттер, на три года моложе и на двадцать фунтов тяжелее. Каждый вечер жена-итальянка готовит ему лазанью, канноли и маникотти.
— Эй, не смотри на меня так! — запротестовал Том. — Я сам сегодня впервые об этом услышал.
Каттер круто повернулся и направился на кухню. Достал из холодильника три бутылки пива и, вернувшись, протянул одну брату. Прежде чем отдать отцу, открыл пробку и подождал, пока тот крепко возьмется за холодную бутылку. После двух хороших глотков почувствовал себя достаточно спокойно, чтобы спросить:
— Где же?
— Мы присмотрели милую квартирку, с двумя спальнями и одной ванной, ответила мать. — Как они их называют, Питер, — бунгало? Да, кажется, бунгало. Все в штукатурке и плитке, совсем не требует ремонта. О дворе заботится правление, и там…
— Это на Хайлэнд-Фоллз, — вставил Том. О, черт, этого он и боялся.
— Пап, Хайлэнд-Фоллз — это же один из домов для престарелых. Сначала вы живете в таком бунгало, потом переходите под опеку врачей и целый день смотрите мыльные оперы, не вылезая из инвалидных кресел.
— Я очень внимательно рассмотрел все варианты, — вступил в разговор отец. — Не так уж плохо. — Занявшись бутылкой пива, он избегал смотреть Каттеру в глаза.
— Вы любите этот дом, привыкли к соседям. Больше нигде вы не будете так счастливы.
— Я буду счастлива там, где твой отец не будет спать на кушетке, потому что у него слишком болят ноги, чтобы подняться в спальню. — Слова матери прозвучали непривычно строго. — Там, где не придется ежедневно прибирать пустые, пыльные комнаты.
— Мам, — начал Том, — ты же знаешь, мы с Люси предлагали послать девочек тебе в помощь…
— Но ты ведь сам сказал: переехать — неплохая идея, — проговорила мать смущенно.
— Ты так сказал? — Каттер нахмурился, глядя на брата. — Черт возьми. Том, что с тобой такое?
— Что ж, — начал Том рассудительным тоном, который всегда выводил Каттера из себя. Он отставил пиво и неловко переводил взгляд с одного на другого, по-моему, переехать на меньшую площадь разумно — проще заботиться.
— Но не в дом же для престарелых!
— А мы и есть престарелые, Каттер, — спокойно констатировала Мэри. — За исключением мистера Пирсона, все наши друзья, жившие на этой улице, или умерли, или живут с детьми, или продали дома и уехали в Аризону.
— Мы с Люси предлагали вам переехать к нам, — напомнил Том. — У нас хватит места.
— Мы не хотим жить с вами. Ты очень хороший мальчик. — Мать протянула руку и потрепала его по колену.
— Пап? — вопросительно произнес Каттер. Неужели отец хочет продать дом, который выстроил своими руками? Дом этот всегда был для него источником гордости. Каттер повторил свое обращение, потому что отец молча потягивал пиво.
— Решил — пора, — только и молвил Пит Мэтчет.
Каттер сел на диван рядом с матерью. Что ж, значит, так тому и быть. Раз отец сказал свое решение — все. Он молча смотрел на того, кто вырастил его и научил всему, что знал сам о дереве, о жизни, о том, что хорошо и что плохо. Питер Мэтчет совсем утонул в большом оранжево-желтом цветастом кресле, с которым он уже никогда не расстанется, непременно заберет с собой, и старая, громоздкая вещь будет торчать в новой квартире инородным телом. И родители сами покажутся такими же старыми и изношенными в окружении белых, холодных стен, без полок с игрушками, с неопределенного цвета ковром, не заляпанным домашними животными и внуками.
Этого он тоже не в силах поправить, осознал Каттер. Очередной провал. Глупо, напрасно надеяться — не вернешь семи десятков прошедших лет, возраст и усталость неумолимы.
Вся его жизнь — сплошной пример напрасных усилий. Играя в прятки, день за днем рискуя шкурой во время «холодной войны», он напрасно старался. Борьба с запоями и романами Марши тоже не стоила его усилий. А стремление открыть правду Адриане вообще обернулось катастрофой. Пробить головой стену — попытка, обреченная на неудачу.
— Вот вы спросили, хотим ли мы с Люси жить здесь, — заговорил Том. — Но нам еще восемь лет выплачивать деньги за дом. Да и детям нравится школа, где они учатся. Не думаю, что нам стоит переезжать.
— А как насчет тебя, дорогой? — Мэри мило улыбнулась Каттеру. — Тебе всегда было по душе это место.
— Нет, мама. — Каттер встал — ему нужен лишь его собственный, пустой и бездушный дом, где надежный, не знающий времени, неизменный дуб ждет его возвращения. — Нет, я не хочу жить здесь. Но я знаю хорошего риэлтера, попрошу ее зайти.
* * *
Воскресным утром Адриана проснулась поздно. Полночи она проворочалась, вспоминая последний поцелуй Каттера. Он так внимательно следил, какой эффект на нее производит его поцелуй, так ждал, что она потянется к нему, — и добился только обратного.
Она спустилась вниз. Глаза припухли, в висках пульсировала боль. Лиза сидела за столом и завтракала овсяными хлопьями, изучая надписи на картонке с обезжиренным молоком.
— Привет! — поздоровалась она рассеянно. Вчера вечером пришла домой из школы, наложила чего-то в тарелку и скрылась в своей комнате на весь вечер. Адриана поняла — трусит.
Но сейчас, кажется, наступило перемирие.
— И тебе привет! — Адриана взяла из буфета тарелку, ложку и присоединилась к Лизе.
— Ты когда-нибудь это пробовала? — Лиза подняла коробку. — Здесь сказано молоко, но я что-то не уверена.
— Ну, тебе просто нужно привыкнуть.
— Спасибо, что купила. — Лиза отставила коробку в сторону. — И спасибо за вчерашний ужин.
Как ни странно, Адриане доставила удовольствие благодарность дочери. Значит, Лиза заметила, что с куриных грудок аккуратно снята кожица, а салат с легкой заправкой.
— Будем есть более легкую пищу, почему бы и нет? — ответила она.
— Но, мам, ты так любишь готовить…
— А я знаю кучу рецептов, где ни масла, ни сливок. — И насыпала себе хлопьев. Лиза удивленно присвистнула:
— Ни масла, ни сливок? Значит, почти без холестерина…
— И никаких пирогов, пирожных, печеной картошки… — добавила Адриана.
— Ох, — застонала девочка, — ты меня убиваешь! — И хихикнула.
Адриана улыбнулась в ответ: все снова в порядке, им хорошо вдвоем.
— Я уже потеряла целый фунт! — с гордостью проинформировала Лиза.
— Что ж, замечательно, дорогая! Я так тобой горжусь. Ты… прости, что давила на тебя…
— Нет, это ты прости, что я вопила, когда ты пыталась положить мне бурито. В первый день мне хотелось съесть весь горшок… Я так старалась…
— Знаю, милая. Сама не понимаю, зачем предложила.
— Может, потому, что очень старалась ничего не сказать про мое платье?
Адриана не собиралась упоминать о платье. Но Лиза, хоть и слегка покраснела, задорно улыбалась.
— Кажется, это была не лучшая из моих идей, мам. Понимаешь, я считала, что в черном буду выглядеть более утонченной. — Она опустила ложку. — Ради Каттера — чтобы взглянул на меня так, как смотрел на тебя.
О Боже, да понимает ли Лиза, что означает этот взгляд?..
— Так скажи мне, в чем там дело, мам, а?
— Ни в чем.
Но Лиза ждала другого ответа.
— Ладно, дело в том… — Адриана замялась, — я сама не знаю.
— В чем-то хорошем или плохом? Скажи! — потребовала Лиза.
— Говорю же — не знаю. — Адриана отодвинула тарелку и потерла виски: боль усилилась. — Мы провели вместе около двух недель, разговаривали…
— Он — хороший слушатель, да? — мудро изрекла Лиза.
Адриана кивнула: о да, он умеет слушать, и она рассказала ему то, чего никогда еще никому не рассказывала.
— Знаешь, некоторые люди просто… сходятся. Мы сошлись. Мы… Ладно, сейчас это уже неважно! — резко закончила она, собрала тарелки и отнесла в мойку. — Его нанимали сделать определенную работу, он сделал ее и ушел. Вот и все.
— И все? — фыркнула Лиза. — Нет душевого провода, вешалки для полотенец, туалетная бумага лежит на бачке.
— Это я могу доделать и сама.
— Но зачем? Не позволишь ли Каттеру вернуться на денек, и посмотрим, что случится?
— А что, по-твоему, может случиться? Лиза повернулась на стуле и посмотрела на Адриану.
— Не знаю. Может быть, ты, например, пойдешь на свидание.
— Лиза! Твоего отца всего год как нет в живых.
— Роль скорбящей вдовы — бабушкина, а не твоя. Жестокие слова…
— Лиза, не говори со мной таким тоном! Лиза поглядела невинно и опустила глаза.
— Прости! Но не можешь же ты притворяться, что скучаешь по папе. Последнее время вы не были тем, что называют любящей парой. Все было… плохо!
Этот детский, полный смущения и страха крик вызвал у Адрианы инстинктивную реакцию — утешить, успокоить, солгать: «Нет, милая, чудовищ не бывает. С тобой никогда не случится ничего плохого, мама с тобой». Каттер, конечно, потребовал бы: «Скажи ей правду!» Рассказать все Бланш оказалось проще, чем ожидала Адриана. Может быть, стоит поделиться маленькой частью своей боли с Лизой…
Сначала сантехник, потом мать, затем дочь… Скоро хоть помещай объявление в «Нью-Йорк тайме» в две колонки.
— У меня и твоего отца были проблемы, — осторожно начала она. — В каждом браке есть трудные времена, но у нас настали очень уж трудные.
— А что же, что, мама? Адриана подняла руку.
— Некоторые вещи должны оставаться между мужем и женой. Мне кажется, тебе не нужны детали.
— Дело в сексе? — поинтересовалась Лиза. — Кажется, дело всегда в сексе.
— Ну, нельзя сказать, что причина одна, — причин много. — Адриана умолкла в замешательстве, затем продолжила:
— Но хуже всего, что я все больше старалась вспоминать про старые обиды, старую боль, причиненную мне в детстве и юности. Злилась на бабушку, перенося вину своих родителей на твоего отца. В конце концов, я начала злиться на него, я… я не слишком хорошо справилась. И прошу прощения, если тебя расстроило все происшедшее. Думала, ты слишком мала, чтобы заметить.
— Твои улыбки, мам, расстраивали меня больше всего. Добрая ссора разрядила бы атмосферу.
И не только для Лизы, но и для нее самой, поняла Адриана. Возможно, и Харви только порадовался бы шансу разогнать тучи. Возможно, думал о том, чтобы сказать ей правду, но сомневался, что она станет слушать. Если бы она дала ему возможность, он не убежал бы однажды утром, не сказав ни слова.
Лиза подошла к ней, и Адриана обняла ее, целуя в волосы. Девочка подняла голову.
— Ты ведь не хочешь оставаться одна навсегда, мам?
— Конечно нет, но…
— Тогда позвони Каттеру и скажи, чтобы вернулся. Я вела себя, как идиотка, но я тоже скучаю по нему и хочу снова его увидеть. Разве от этого кому-то будет плохо?
Мне, подумала Адриана, мне будет плохо. Прикрыла глаза и снова прижала к себе Лизу.
— Милая, помнишь, как ты сказала, что Каттер — хороший слушатель? — Лиза кивнула, и ее мягкие волосы коснулись подбородка Адрианы. — Возможно, он слишком хорошо слушал. А сейчас пойдем! У меня ведь последние дни отпуска. Давай что-нибудь придумаем!
Понедельник стал поистине тяжелым днем. Огромная бумажная кипа, скопившаяся на столе за время ее отсутствия, вселяла тоску. Кое-что могла сделать только Адриана, но многое Лу вполне мог бы выполнить сам или поручить другим служащим, не будь он так ленив и упрям.
Она подняла следующую папку и попыталась добиться смысла: проектный расчет затрат и прибылей для небольшой семейной пиццерии. Собираются работать с доставкой на дом. Цены на бензин и кетчуп мелькали у нее перед глазами. Обычно такими маленькими коммерческими проектами занималась Мика, Адриана имела дело с более крупными предприятиями. Иногда Лу подсовывал ей такие мелкие дела, чтобы держать ее на коротком поводке.
«Засунь эту папку ему в ухо!» — посоветовал бы в таком случае Каттер. Она улыбнулась. Все выходные провела, скучая по нему, и это чувство пустоты пугало ее. Каждая третья фраза, произнесенная ею или Лизой, была связана с Каттером. Черт, этот человек ушел, и это хорошо! Больше он не будет указывать ей, как растить дочь, как вести себя на работе. Целовать в затылок каждый раз, как она отвернется, заставляя ее говорить ему вещи, которых у него нет права знать…
— Ради всего святого, Лу, почему ты не отдал это дело Мике?
Она не знала, кто больше удивился — Лу или она сама. Он как раз проходил вдоль стеклянной стены ее кабинета и остановился, ошарашенный ее словами.
— А в чем дело? — Он заглянул в открытую дверь.
— Я спросила, почему ты не отдал дело с пиццерией Мике.
— Ну, Адриана, я подумал, здесь всем распоряжается босс, и этот босс — я.
О да, она знает, кто здесь босс.
— Я и так завалена работой. У меня нет времени на такие мелочи.
Лу вошел в ее кабинет, решительным взмахом руки отодвинул стопку бумаг и примостил бедро на край стола.
— Кажется, я слышу сегодня голос сопротивления. — Он скрестил руки и оглядел ее сверху вниз, отчего у нее по коже пробежали мурашки.
— Тоскуешь по своему другу водопроводчику? — проворчал он. — Я заметил, как он на тебя смотрел тогда. — Лу подмигнул и препротивно осклабился. — Я-то надеялся, что его интерес сделает тебя доступнее. Если ты понимаешь, о чем я.
Да, она поняла, о чем он. Но она провела без Лу и его намеков целых две недели и успела позабыть о его настойчивости. Вот только сегодня ей почему-то не хочется ему спускать.
— Про-ошу проще-ения? — медленно произнесла она, растягивая слова без тени улыбки.
— Вот опять… Строишь из себя недотрогу, а я всего лишь пошутил.
— Лу, шути, пожалуйста, где-нибудь в другом месте. — И посмотрела ему прямо в глаза.
Улыбка у него сползла, глаза сузились в неприятные щелочки.
— Я думал, ты помнишь свое место.
Но угроза у него в голосе ее больше не пугает — наоборот.
— «Свое место?» — Она поднялась на ноги. — Мое место? — И указала на него пальцем. — Подумай об этом получше, Лу. И не уходи. Я скоро вернусь.
Она вылетела из кабинета и пересекла холл, направляясь в кабинет Мики. Молодая женщина за столом, болезненно худая, с черными волосами и мертвенно-бледной кожей потянулась за салфеткой и чихнула.
— Прости, у меня аллергия. — Снова чихнула, высморкалась и бросила салфетку в переполненную корзину. — Как прошел отпуск?
Один восторженный молодой человек, работающий в кофейном магазине, куда она заходила, восхищался ею и писал ей стихи.
— Вдохновляюще.
— Правда? А ты говорила, что собираешься заниматься покраской и уборкой.
— Да, так и есть.
— Ой! — Мика оглядела Адриану покрасневшими глазами. — Что… — У нее стало снова капать из носа, и она потянулась за новой салфеткой. — Что случилось? — удалось ей спросить между двумя чихами.
— Ты не знаешь, та вакансия в городе еще свободна?
Мика кивнула.
— Я хочу уйти туда! — объявила Адриана. — Не запишешь ли меня на собеседование?
— Но они же пытаются переманить тебя в свой главный офис уже несколько лет! Ты всегда говорила, что не заинтересована в переводе.
— Я передумала. Как ты думаешь, сколько времени займет бумажная волокита?
— А если все сегодня?
— Отлично! Спасибо, Мика.
— Конечно, но…
— Не сейчас.
— Ладно, — согласилась Мика, и добавила:
— Я узнаю все подробности за чашечкой кофе в перерыве, да?
Адриана кивнула и повернулась: Лу стоял в дверях.
— Я занятой человек, Адриана. В какую игру ты желаешь со мной сыграть?
— Я перехожу в главный офис.
Его жирное лицо покраснело от злости.
— О нет, не переходишь, маленькая мышка. Никуда ты не денешься без моей рекомендации. Так принято.
— Ты прав, Лу. И ты дашь мне ее. — Она спокойно прошла назад к своему столу и повернулась лицом к компьютеру. — Давай посмотрим… «Тем, кого это может заинтересовать…» — начала она печатать.
— Погоди-ка минутку! — Лу протиснулся к ней и начал читать бегущие по экрану строки.
— «Увлеченная… контактна, общительна…» — бормотала она, продолжая печатать.
— Довольно!
— «Изобретательна?» — спросила себя Адриана.
Пальцы у нее так и летали по клавиатуре. — Да, так. «Я чрезвычайно высокого мнения об Адриане Родес…» и так далее и тому подобное. «Искренне ваш, Лу Густафсон». — И она нажала клавишу «Печать». — А сейчас ты подпишешь это.
— Не подпишу! — заорал он. — Будь уверена — ни за что не подпишу!
Она достала бумагу из принтера, положила на стол и протянула ему ручку. Из других стеклянных кабинетов к ним уже начали поворачиваться любопытные головы, так что она понизила голос.
— Ты подпишешь это, Лу, или я привлеку тебя к суду за сексуальные домогательства — глазом моргнуть не успеешь. Рад будешь, если тебя примут чистить сортиры. Мы поняли друг друга?
У него с лица отхлынула краска, оно стало совершенно белым.
— О чем ты говоришь?! — вспылил он, челюсти у него сжались. — «Сексуальные домогательства», говоришь? Это что, новые женские штучки?
— Это реальность, Лу. — Она улыбнулась. — И мне она начинает нравиться.
Десять минут спустя она протянула Мике подписанную рекомендацию, официальный запрос на перевод и заявила, что идет на ланч — ранний и очень длинный ланч, — а потом покинула приемную и пересекла улицу на дрожащих, подгибающихся коленях.
Это получилось удачно, говорила себе Адриана снова и снова. В маленьком кафе взяла булочку и кофе и села наслаждаться жизнью, разглядывая залитый солнцем пол, покрытый плиткой. За окнами цветет весна, кругом сидят другие клерки, вышедшие на ланч, звучит спокойная, как в кабинете дантиста, музыка… Она сожгла мосты — ход, продуманный давно. Кофеин растекался по венам — она довольна нежданной свободой…
Допив кофе, вышла и остановилась у большого, в рост, зеркала рядом с салоном красоты. Все-таки она недурна, и даже очень: где надо — подтянуто и упруго, где надо — округло и нежно. Распрямила плечи, высоко подняла голову, втянула живот… Все у нее отлично. Словно черепаха, высунулась наконец из панциря на свет и вдыхает свежий воздух после долгого сидения в темноте.
И это сделал для нее Каттер — вытащил упирающуюся, кричащую из панциря, оставил нагой, открытой всем ветрам, без привычной брони, которую унаследовала от матери и нацепила, как только жизнь повернулась к ней неприятной стороной. Должна бы испугаться, смутиться, но нет — она чувствует себя легкой, свободной, собственное отражение улыбается ей из зеркала…
Никогда она ловко не управлялась с дрелью, пусть Каттер закончит ванную он сделает это в десять раз быстрее, чем она. Решив так, Адриана направилась прямо в салон. Там она уселась в кресло и расслабилась, вокруг нее засуетился парикмахер. Надо поблагодарить Каттера, вдруг пришло ей в голову, за ванную, за… да вообще за все.
При мысли о встрече с Каттером она больше не чувствовала смущения, только радость. Он все видел и слышал, все знал о ней — и вернулся, как и обещал, снова обнял ее…
Глупость она сделала, прогнав его. Только маленькая испуганная дурочка, боящаяся правды, могла отвернуться от Каттера. Хватит зарывать голову в песок, она постарается стать сильной и встретить будущее вместе с Каттером.
Домой добралась легко — машин на дорогах было еще мало. Подъехала к дому на пятнадцать минут раньше обычного — Каттер, оказывается, уже занял ее место своим фургоном. По телу пробежала дрожь, словно тысячи крошечных мурашек забегали и засуетились. Глубоко вздохнув, прошла по дорожке и толкнула дверь. Смутно подумала, что, должно быть, забыла ее запереть утром, но все мысли исчезли, стоило ей увидеть Каттера. Он появился из кухни: в одной руке дрель, вокруг другой намотан провод. На поясе, как всегда, пояс с инструментами.
— Ты что-то рано.
В глазах Каттера, когда он смотрел на нее, она не заметила мягкого света, к которому привыкла. Он не рад ее видеть, взгляд холоден и далек, как в первый день их знакомства.
— Я только что закончил работу в ванной. Сейчас все готово — душевой провод и все остальное.
Улыбка, невольно озарившая ей лицо при виде его, погасла, начали дрожать уголки губ.
— Спасибо. Я не думала… я хочу сказать, это очень великодушно с твоей стороны.
Они посмотрели друг на друга. «Хотел уйти прежде, чем я вернусь», — поняла Адриана. У нее перехватило дыхание.
— Мне нравится твоя прическа, — сказал он вдруг.
— Спасибо, — ответила она так же вежливо, почти шокированная его словами. — Подстриглась вот сегодня днем.
Да, она расправила плечи, почувствовала себя легко и свободно… Стоило прядям упасть на кафельный пол парикмахерской — словно родилась заново. Расставание с длинными волосами — своего рода символ. Сейчас все по-другому, и сама она стала другой. Но и Каттер изменился.
— Мне пора идти, — произнес он спокойно, отстраненно. — Дай знать, если возникнут проблемы.
— Каттер! — вскрикнула она, когда он проходил мимо. — Я рассказала Бланш о Харви — почти все. И с Лизой тоже поговорила. Все стало… лучше.
— Я рад.
— Посмотри, что я купила Лизе. — Она почувствовала отчаянное желание доказать ему, что он был прав, она поняла это. Лихорадочно порывшись в сумочке, достала маленький пакетик. — Она просила эту программу неделями. У меня пальцы зудели, когда видела все эти летние платья, но я стойко прошла мимо. — Она принужденно улыбнулась — разве он не видит, не понимает?
— Ей понравится, — сказал он. — Ладно, я лучше…
— Прости, — слова вылетали испуганной скороговоркой, — за то, что я сказала. Ну, что ты нам не помог. Очень, очень помог. Лиза все еще сидит на диете, а я сегодня уволилась с работы. Я и раньше думала о переводе. На следующей неделе выхожу на работу в новый офис.
На секунду, на одно мгновение он сделал едва заметное движение к ней.
— Я рад, Адриана. — Голос у него был нежен, но он не сделал больше ничего. — Желаю вам всего самого лучшего.
«Нет!» — мысленно крикнула она. И закрыла глаза.
— Адриана!
Сердце у нее подпрыгнуло, и она распахнула ресницы.
— Ты не попросишь Бланш позвонить мне? Родители решили продать дом. Надеюсь, Бланш хорошо для них все устроит.
Он проговорил эти слова спокойно, но она-то знает, что значит для него этот дом.
— Ох, Каттер, мне так жаль!
Он кивнул, принимая ее сочувствие.
— Хорошо, я скажу ей.
Она оставила дверь открытой, и он просто прошел мимо. Вот так просто… Медленно она поднялась по ступенькам в спальню; открыла шкаф, достала пластиковую сумку. Понесла ее через дом на задний двор, к мусорному баку в конце аллеи. Металлическая крышка, нагретая солнцем, приятно грела руку. Сумка упала на дно пустого бака, глухо стукнула туфелька. Адриана не стала смотреть вниз, закрыла бак и вернулась во двор.
Теперь она снова живет в реальном мире. Трава под ногами упруга и зелена, небо затягивает облаками, легкие порывы ветра несут с собой тихие звуки из соседних домов. В доме ниже по улице хлопнула дверь. И в этом реальном мире она, в первую очередь, должна признаться себе, что любит Каттера.
Адриана села на ступеньку и зажала руки между коленей. Покачиваясь вперед и назад, словно на качелях, позволила себе ощутить любовь. И позволила себе ощутить боль.