Пора пересмотреть роль трех великих понятий: свободы, равенства и братства – в развитии прогрессивной повестки дня с точки зрения прекариата. Для начала полезно было бы оживить республиканскую свободу, способность действовать сообща. Свобода – нечто проявляющееся в коллективных действиях.

Прекариату нужна свобода и основные гарантии безопасности. Как сказал Кьеркегор, беспокойство – часть свободы. Эта цена, которую мы платим за свободу, и может служить показателем того, что свобода у нас есть. Однако если беспокойство ничем не умерено, если отсутствует безопасность, стабильность и контроль, беспокойство может вылиться в иррациональный страх и неспособность рационально действовать или выработать связный нарратив для жизни и работы. Именно в таком положении сейчас находится прекариат, он хочет контролировать свою жизнь, хочет возрождения общественной солидарности и рациональной автономии, отказываясь при этом от старых лейбористских форм защиты и государственного патернализма. Он также хочет видеть свое будущее экологически безопасным: это чистый воздух, отказ от загрязнения окружающей среды, отсутствие угрозы для растений и животных. Прекариат больше всех страдает от ухудшения экологической обстановки. А еще он хочет возрождения республиканской свободы, а не отчужденной индивидуальной свободы коммерциализованного общества.

Хотя прекариат не стал еще классом «для себя», он уже класс в процессе становления, все более осознающий свои цели – за что борется и что хочет построить. Необходимо возродить дух социальной солидарности и универсализма – ценности, отвергнутые сторонниками утилитаризма. Как самоуверенно заметил один из их лидеров во влиятельной газете Financial Times (2010b): «Универсализм – невыгодный принцип». На самом деле как раз наоборот: он самый важный из всех. Это единственный принцип, способный повернуть вспять процесс роста неравенства и экономической нестабильности. Единственный принцип, который поможет приостановить проверку нуждаемости, обусловленность пособий и патерналистское подталкивание. Только этот принцип позволит нам сохранить политическую стабильность в условиях, когда мир приспосабливается к кризису глобализации, ведущему к ухудшению жизненного уровня для подавляющего большинства людей в промышленно развитых странах.

Лейборизм двадцатого века прекариату не интересен. В свое время социал-демократический проект способствовал прогрессу, но суровый «третий путь» завел его в тупик. Политики социал-демократы боялись даже упоминать о неравенстве, не говоря уже о том, чтобы с ним бороться, приветствовали гибкие незащищенные виды труда и пренебрегали свободой, создавая государство паноптикона. Они утратили доверие прекариата, когда стали говорить о себе как о среднем классе и делать жизнь нонконформистов все более трудной и незащищенной. Пора двигаться дальше.

Нужна новая политика рая, пусть даже слегка утопичная. Момент для этого самый подходящий, поскольку, похоже, в начале каждого столетия возникает новая прогрессивная концепция. В начале девятнадцатого века появились радикальные романтики, требовавшие новых свобод, начало двадцатого сопровождалось бурным развитием передовой мысли с требованием свободы для промышленного пролетариата. И хотя дело зашло слишком далеко, все же дискредитация лейборизма вкупе с моральным банкротством неолиберальной модели глобализации дает надежду на освободительный эгалитаризм, связанный с прекариатом.

Для того чтобы представить, как это может выглядеть, давайте вспомним: то, что сегодня кажется невозможным, обычно становится не только возможным, но и в высшей степени реальным. В предисловии к изданию 1982 года книги «Капитализм и свобода» (Capitalism and Freedom), написанной еще в 1962 году, когда монетаризм и неолиберализм были лишь предметом насмешек, архимонетарист Милтон Фридман заметил: «Наша главная задача – разработать альтернативы существующей политике, сделать их жизнеспособными и доступными, пока политически невозможное не стало политически неизбежным» (Friedman, 1982: ix). Именно на таком этапе находится сейчас прогрессивная идея.

И первейшая задача – отстоять то, что было отвергнуто лейбористами и неолибералами. Нужно доверять людям, надеясь, что они будут действовать в своих интересах и при этом считаться с остальными. Не следует относиться к ним как к лентяям, потенциальным преступникам, нарушителям закона, эгоистам по самой своей сути. Либеральным патерналистам с их подталкиванием нужно посоветовать больше думать о собственных делах и архитектурах выбора: паноптикон сворачивается. Надлежащее образование и «качественное время» помогут людям принимать решения самостоятельно. В противовес тому, что говорят либеральные патерналисты, большинство людей принимают оптимальные решения не потому, что они перегружены информацией, а потому, что у них не хватает времени и сил отсеять ненужную информацию, нет возможности посоветоваться со специалистом и нет «голоса», чтобы во всеуслышание заявить о своем выборе.

То же можно сказать и о рабочих местах. Тот факт, что люди отказываются от предлагаемых работ, вовсе не означает, что массы людей не хотят трудиться. Есть убедительные доказательства того, что трудиться хочет почти каждый. Это заложено в человеке. Но это вовсе не означает, что каждый должен получить работу, а если у него ее нет, то к нему будут относиться как к несчастному «закоренелому безработному».

Прекариат сталкивается с систематической незащищенностью. Было бы чрезмерным упрощением разделять его на «хороший» и «плохой» прекариат. Однако определенная его часть не собирается мириться с нестабильностью и хочет, чтобы политики и социальные институты перераспределили гарантии защиты и дали возможность каждому развивать свои таланты. Эта часть, преимущественно молодежь, не оглядывается с умилением на лейбористскую защиту занятости, которая была в эпоху, предшествующую глобализации.

«Плохой» прекариат, по контрасту, живет ностальгией по воображаемому золотому веку. Эти люди недовольны и злятся, наблюдая, как правительство печется о банках и банкирах, раздает субсидии любимчикам – элите и салариату – и допускает усиление неравенства за счет того же прекариата. Их привлекает популистский неофашизм, клеймящий правительства и демонизирующий тех, к кому правительство благоволит. И если с притязаниями «хорошего» прекариата не будут и дальше считаться, ряды «плохого» будут все активнее пополняться. Если это произойдет, общество окажется в опасности. И это уже происходит.

Самое главное, что нужно прекариату, – это экономическая защищенность, хоть какой-то контроль над планами и ощущение, что с потрясениями и опасностями можно справиться. Этого можно достичь, только если обеспечить гарантию дохода. Однако уязвимые группы также нуждаются в «посреднике», в возможности представлять свои коллективные и индивидуальные интересы. Прекариату нужна стратегия, которая будет учитывать это двойное требование.

 

Резидентство должно быть справедливым

Прекариат состоит из множества самых разных резидентов, с разным, но при этом ограниченным набором прав. Он только выиграет, если эта диспропорция уменьшится, а люди будут должным образом отстаивать свои права. Каждая часть прекариата заинтересована в том, чтобы у других резидентов было больше прав, даже если некоторые политические силы пытаются натравить одну группу на другую. Лозунг «Резиденты, объединяйтесь!» не так уж плох. Важно не забывать, что статус резидента не только у мигрантов. Все больше своих граждан государство превращает в резидентов.

Более того, оно отбирает права у криминализованных элементов. И в этом таится двойная опасность. Если преступление не носит явного политического характера или если законодательно не определено, что кто-то не имеет права голоса, лишение политических или социальных прав ничем не оправдано. Учитывая тот факт, что государство активно пытается упрятать за решетку и криминализовать все больше людей, этот вопрос заслуживает широкого общественного обсуждения.

Мигранты – главные резиденты. Высказывались разные предложения наладить процесс, позволяющий им получать гражданство с полным набором прав, включая «огражданствление» (citizenization), разрывающее связь с национальным гражданством. Идея «резидентства» больше поспособствовала бы интеграции мигрантов, поскольку в таком случае они после определенного периода времени автоматически становились бы полноценными гражданами, а не «натурализованными». Это отличается от «вида на жительство»: он защищает от произвольной депортации, но при этом закрепляет отношение к резидентам как к аутсайдерам. Универсальность заключается в преодолении таких различий в глобализирующемся мире. На самом деле правительства усложнили условия, необходимые для получения даже статуса резидента. В странах, которые ввели у себя «экзамены на гражданство» для тех, кто хочет получить постоянный вид на жительство, прекариат должен потребовать, чтобы всякий желающий занять политический пост тоже проходил такую экзаменационную проверку. Лучше, пока не поздно, упразднить ее как мошенническую, поскольку ее главная цель – создать барьеры для получения гражданства.

В числе самых необходимых реформ, касающихся резидентов, – реформы, связанные с правом заниматься профессиональной практикой, правом человека на работу в соответствии со своими знаниями, умениями и призванием. Миллионы людей лишены этого права – из-за лицензирования и других правил. Освобождение профессий сделает их доступными для мигрантов, в противном случае попадающих в прекариат. Похоже, путь в этом направлении проложит Германия. В октябре 2010 года министр труда сказал, что для привлечения более квалифицированной рабочей силы из числа мигрантов Германии следует принять закон, признающий зарубежные степени и дипломы. Это локальный ответ на глобальный вызов. Что на самом деле нужно, так это международная система аккредитации, по которой правительства и профессиональные сообщества выработают взаимно признаваемые стандарты квалификации, с тем чтобы человеку, получившему профессиональную подготовку в одной стране, было проще работать по специальности в другой. Для большинства профессий лицензии не нужны. Система аккредитации могла бы обязать профессионала представить потенциальным покупателям услуг доказательства своей квалификации, в соответствии с принципом caveat emptor (да будет бдительным покупатель), и это было бы честно.

Мигрантам, в большинстве своем политическим беженцам, не хватает общественных механизмов для отстаивания своих интересов. Эгалитарная стратегия могла бы обеспечить представительским сообществам пространство, в котором они могли бы действовать и получать финансовую помощь. В 2010 году в Великобритании началась кампания под названием «Чужаков – в граждане», целью которой была «заработанная амнистия» для нелегалов по прошествии пяти лет. Если через два года после регистрации они трудоустроены и говорят по-английски, то автоматически получают гражданство. Конечно, тут есть к чему придраться, но государственно узаконенные представительские организации должны представлять все группы резидентов, пытающихся получить права де-юре и де-факто.

Многие другие теряют экономические или социальные права вследствие своего поведения в прошлом или из-за неких действий, в результате которых на них завели досье с черной меткой, о чем они сами не знают и что не могут опротестовать. Тони Блэр как-то сказал, что, если вы не сделали ничего плохого, вам нечего беспокоиться из-за увеличения масштабов слежки. Но это открывает мрачные перспективы. В том числе и потому, что неизвестно, какую информацию собирают о каждом из нас и достоверная она или нет. Прекариат больше других нуждается в защите и должен потребовать отмены резидентства, получаемого де-факто.

 

Обретение идентичности

Шумиха вокруг мультикультурализма и идентичности непосредственно затрагивает прекариат. Характерная особенность всех резидентов – это отсутствие прав. Гражданин имеет право на идентичность, то есть право знать, кто он и с кем разделяет общие ценности, общие устремления. У прекариата нет четкой идентичности. Но в глобализирующемся мире никуда не денешься от мультикультурализма и множественной идентичности.

Государства должны разрешить множественную идентичность: каждый в том или ином смысле резидент, поскольку имеет права в пределах одних саморегулирующихсягрупп, а в других не имеет. Любая идентичность дает определенный набор прав. Так, человек может иметь идентичность как верующий или как атеист, что дает ему в сообществе права, которых другие не имеют (право на выходной в определенные дни, право молиться или не молиться и т. п.). Главная трудность здесь связана с механизмами иерархии, подавления и отлучения от сообщества; кроме того, нужно, чтобы осуществление тех или иных прав сообщества не ущемляло права или идентичность остальных.

Еще важнее для прекариата права, связанные с принадлежностью к определенному профессиональному сообществу. Если человек работает слесарем или сиделкой, у него должны быть права, соответствующие тем, что есть у других представителей той же профессии, в том числе право утверждать, что он имеет квалификацию и ее подтверждают знающие люди. Но это совсем не то же самое, что сказать: если профессиональное сообщество вас не принимает, то вы не имеете права выполнять эту работу, а именно так многие и попадают в прекариат. Вот почему профессиональная идентичность должна основываться на системе аккредитаций, а не на лицензировании, подразумевающем конкуренцию, и должна опираться на демократические структуры управления внутри профессиональных групп, где будут учитываться все интересы (подробнее об этом см.: Standing, 2009). Профессиональная демократия – основа свободы двадцать первого века.

Если говорить о политическом аспекте идентичности, то современный неофашизм категорически не желает признавать идентичность и культуру других. Неолибералы также против самой идеи идентичности, на том основании, что индивидуумы в рыночном обществе не имеют общих черт. Неолибералы признают лишь некую общность, плавильный котел наций, как подразумевается в конституциях США и Франции. И та и другая позиции, мягко говоря, бесполезны. Куда разумней было бы признать, что идентичностей много, каждый может определить для себя что-то свое, и нам нужно создать такие общественные институты и такую политику, которые помогали бы защищать и развивать их.

Прекариат больше всех страдает от кризиса идентичности. Он не должен бежать от мультикультурализма или легитимизации множественных идентичностей. Он должен сделать другое, гораздо более серьезное, что позволит ему заявить о своих интересах во всех структурах и институтах идентичности. Это не требование новой формы корпоративизма. Это призыв к прекариату стать классом «для себя».

 

Спасение образования

Те, кого оттесняют в прекариат, должны дать отпор превращению образования в товар. Нужно покончить с университетами без преподавателей, напичканными техникой паноптикона, – этому помогут демократичное и прозрачное регулирование, включая профессиональные ассоциации и законы, устанавливающие, что третичное образование, а также другие его уровни, не должно быть «без учителей».

Содержание учебных программ следует доверить профессионалам – преподавателям и ученым, – а «потребители», студенты, должны иметь право голоса в том, что касается структуры и задач образования. Также надо дать прекариату возможность получать образование на долговременной основе, а не просто проходить подготовку в качестве «человеческого капитала». Это вовсе не идеализм. Конечно, студенты не знают, что для них лучше. Никто из нас не знает. Что нам нужно, так это система управления, которая уравновесит силы, формирующие этот процесс. В настоящее время его полностью контролируют сторонники коммерциализации. И это ужасно.

Нужно что-то сделать с отупляющим образованием в процессе подготовки «человеческого капитала». Эксперты в США отмечают, что люди отвыкают читать, все более распространенным становится синдром дефицита внимания. И такое происходит не только в США. Нужно освободить образование ради его же пользы, а сторонников коммерциализации как-то урезонить. Устранить их совсем невозможно, но баланса в сторону либерализации образования можно добиться институциональными мерами.

Тем, кто хочет, чтобы университеты обслуживали предпринимательство и бизнес и вынашивали рыночные перспективы, следует вспомнить о великих мыслителях прошлого. Как сказал философ Альфред Норт Уайтхед (Alfred North Whitehead), «смысл университета в том, что он поддерживает связь между знанием и текущей жизнью, связывая молодое и старое поколения творческим отношением к обучению».

Еще раньше, в 1867 году, Джон Стюарт Милль (John Stuart Mill), будучи избран ректором университета св. Андрея, заявил: «Университеты не для того нужны, чтобы научать людей тому, что позволит им тем или иным образом заработать на жизнь. Их задача – выпускать не умелых юристов, врачей ли инженеров, но способных и культурных людей». В связи с коммерциализацией об этом принципе забыли, но прекариат должен подумать, как его вернуть. Филистеров пора остановить.

Есть и еще одна, более прагматичная, тема. Избежать статусной фрустрации у молодежи, получившей слишком хорошее формальное образование для предлагаемых должностей, можно, если сделать дипломы «предметом досуга» (а не предметом капиталовложений). Пусть люди получают образование дольше, нужно обеспечить людям отпуска для продолжения образования во время их взрослой жизни, и не нужно делать такой упор на то, чтобы сразу после школы поступать в университет.

Прекариат, вероятно, мечтает о чем-то вроде «университизации» жизни – о том, чтобы можно было при желании все время учиться. Для этого он должен лучше контролировать свое время и иметь доступ к общественной сфере, где образование будет рассматриваться как медленный осознанный процесс.

Работа, а не подневольный труд

Уильям Моррис. Полезная работа против бессмысленного каторжного труда (1885)

Есть такое распространенное мнение, что все работы хороши, – очень удобная позиция для тех, кто живет за счет труда других.

Работу нужно освободить от привязки к рабочим местам и наемному труду. Ко всем видам виды работы следует относиться с равным уважением, не думая, что человек, не имеющий должности, не работает или что кто-то, кто сейчас без работы, закоренелый лодырь. Обществу вредит не праздность. На самом деле бездельники вредят сами себе, растрачивая жизнь понапрасну. Обществу дороже контролировать и наказывать это крошечное меньшинство, чем заставить этих людей заняться каким-нибудь малопроизводительным трудом. Более того, немного полениться не так уж и вредно. Почем знать, может, тот, кто сейчас якобы бездельничает, на самом деле отдыхает или собирается с мыслями? Почему непременно нужно предполагать худшее и порицать? Величайшие умы человечества проводили много времени в праздности, и всякий, кто читал эссе Бертрана Расселла «Похвала праздности», должен устыдиться и не требовать исступленного труда от других.

Но нужно соблюдать меру. Труд необходим, и рабочие места нужны. Но не только в них смысл жизни. Людям нужны и другие виды деятельности и времяпрепровождения.

Джон Мейнард Кейнс (John Maynard Keynes), величайший экономист двадцатого столетия, предсказывал, что к настоящему времени люди в богатых обществах будут заняты на работе не более 15 часов в неделю. До него Карл Маркс писал, что, как только уровень производительности труда позволит обществу удовлетворить свои материальные нужды, мы будем проводить время, развивая наши природные способности. В конце девятнадцатого века Уильям Моррис, в своей провидческой работе News from Nowhere («Новости ниоткуда») описывал будущее, в котором люди смогут без принуждения работать в свое удовольствие, заботиться о природе и жить в достатке и в ладу со своими соседями. Никто из них не мог предугадать ненасытную жажду потребления и бесконечного экономического роста, заданную коммерциализующей рыночной системой.

Сейчас пора отметить, что принуждение всех и каждого к труду – это ответ на неправильный вопрос. Нужно сделать так, чтобы все мы уделяли больше времени работе, которая не является трудом, и досугу, который не есть игра. Пока мы не согласимся с более многообразной концепцией работы, мы будем по-прежнему пребывать в заблуждении, оценивая человека по занимаемой должности и полагая, что создание рабочих мест – это признак успешной экономики.

Прекариат от этого выиграет больше других. Он выполняет непропорционально много работы, которую нельзя называть трудом, и выполняет много работы, которая не является ни продуктивной, ни приятной. Нужно улучшить статистику, показывающую, сколько работы делается. И тогда вряд ли кто-то посмеет утверждать, что всякий не занятый опознаваемой «работой» лентяй или захребетник. Начать можно хотя бы с подсчета времени, которое прекариат проводит в общении с государственными бюрократами и прочими посредниками.

 

Полная товаризация труда

В противовес утверждению лейбористов «Труд не товар» нам нужна полная товаризация труда. Вместо того чтобы выпихивать людей на работу, понижать зарплаты и доходы других в связи с этим понижением, людей следует заинтересовать с помощью правильных стимулов. Если, как нас уверяют, рабочих мест предостаточно, но никто не горит желанием их занимать, тогда надо поднять цены – в результате работодатель либо поймет, что не готов тратиться, либо сделает эти позиции достаточно привлекательными. Правительствам следовало бы применить к рынку труда те же правила, которые действуют и на других рынках. Для нормальной товаризации цена должна быть прозрачной и полностью монетизированной. То есть надо снять все эти разнообразные пособия и льготы предприятий и превратить их в пособия и льготы, которые можно приобрести на рыночных условиях. Не следует забывать и о принципе социальной солидарности. Немонетарные пособия и льготы – главный источник неравенства, это лишь помеха эффективному рынку труда. Прекариат на них и не рассчитывает. Все это идет салариату и уменьшающемуся привилегированному меньшинству кадровых рабочих. Чтобы ускорить маркетизацию, их нужно обложить бо́льшим налогом, нежели денежный заработок (сейчас они часто используются как средство ухода от налогов). А система оплаты должна быть прозрачной и отражать непосредственную связь с навыками, затратами усилий и времени. Кстати, исследования показывают, что рабочим больше нравится, когда им платят по часам, а это самый прозрачный метод из всех возможных.

Правильная товаризация – это прогрессивный шаг. Рассмотрим с точки зрения социального равенства и позиций прекариата традиционную практику выплаты пособий женщинам, взявшим декретный отпуск. Если женщина работала в штате на твердой ставке, работодатель может предоставить ей отпуск и пособие, причем бо́льшую часть пособия будет оплачивать правительство. В Великобритании женщины получают пособие по беременности и родам не более 39 недель и отпуск сроком до года. Но отпуск по рождении ребенка дается также и отцам (на две недели), и каждый родитель может находиться в неоплачиваемом отпуске до тех пор, пока ребенку не исполнится пять лет. Но не стоит забывать, что правительство компенсирует работодателям бо́льшую часть затрат на декретные выплаты отцам и матерям и это пособие регрессивное – в пользу салариата за счет прекариата. Лейбористам оно греет душу, но сколько низкооплачиваемых работников могут претендовать на такое пособие? Только в 2009 году британская Комиссия по равенству и правам человека предложила снизить установленный стаж работы на предприятии, при котором человек получает такое право. Но многие женщины из прекариата в период беременности могут оказаться без работы. И новую найти им будет трудно, а следовательно, декретных денег им не видать. Прекариат следует наделить такими же правами, как и всех остальных. Универсальность действительно важна.

Отсюда вытекает следующее требование: к работе нужно относиться как к средству, присущему коммерческой сделке. Когда нам говорят, что работа – главный источник счастья и тех, кто не хочет ощутить это счастье труда, нужно заставить это сделать ради их же блага, – на это можно ответить: займитесь собственными делами. Для большей части прекариата работа не путь к нирване. Говоря, что работа – источник счастья, мы выдаем желаемое за действительное. Лучше честно коммерциализировать труд. Если таково правило свободной рыночной экономики, тогда давайте применять его ко всем товарам.

 

Профессиональная свобода

Прекариату хочется почувствовать свою профессиональную состоятельность, он хочет, чтобы сочетание разных видов работы и труда позволило ему развить свои способности и получить удовлетворение от сделанного. Спрос на труд и рабочие места увеличивается, и поскольку многие важные виды работ выполняются в неоптимальных стрессовых ситуациях, то игра понемногу вытесняет досуг. Один из величайших активов третичного общества – время.

Вместо того чтобы смотреть на работу как на средство, нас учат видеть в ней самый главный аспект жизни. Помимо работы есть множество других занятий, которые могут быть более приятными и социально значимыми. Если мы говорим, что иметь работу необходимо и эта работа определяет нашу идентичность, то наемный работник будет испытывать страх оттого, что потеряет место, а вместе с ним утратит общественную ценность, лишится статуса, которому соответствует некий жизненный уровень.

В конце 2009 года в Wall Street Journal был опубликован комментарий бывшего вице-президента Федеральной резервной системы США Алана Блайндера (Alan Blinder). По его словам, у американцев «только три вещи сейчас на уме: рабочие места, рабочие места и еще раз рабочие места». Правда, никаких цифр в подтверждение своих слов он не привел. Но если для большинства возможность иметь хоть какие-то гарантии связана с работой, тогда понятно, что работы будут первостепенными и стрессовыми. Но ведь очевидно, что эта ситуация нездоровая. На самом деле пора перестать делать из наемной работы кумира.

Пока даже не доказано, что экономический рост в развитых странах требует увеличения числа рабочих мест: об этом говорит успешный выход из рецессии без создания новых рабочих мест и даже с их сокращением. А попытка решить проблему посредством создания искусственных рабочих мест может быть экологически небезопасной. Ведь наемный труд обычно сопровождается использованием природных ресурсов и их истощением, тогда как другие виды работы вполне могут быть производительными и ресурсосберегающими.

Вместо идеи рабочих мест следует поставить во главу угла право человека на деятельность. Для этого нужно дать людям больше возможностей заниматься делом, которое не является трудом, причем эти возможности должны быть равны для всех. Притом что спрос на такую работу растет, те, кто может ею заняться, как правило, богачи, потому что у них для этого достаточно времени или они могут его купить. Это скрытая форма неравенства, поскольку тем, кто находится в более выгодном положении, проще получить дополнительные преимущества.

В США во время рецессии после 2008 года появился ряд работ, которые нельзя называть трудом. Никто не заметил в этом иронии. Например, тысячи людей зарегистрировались на Volunteernyc.org – сайте, набиравшем добровольцев для уборки жилищ. Отчасти это было ответом на призыв президента Обамы уделять больше внимания общественным работам: в стране возрождался дух коллективизма, что можно только приветствовать. И все же ни у одной политической партии нет стратегии поощрения или создания условий для подобной работы. То, как быстро добровольцы откликнулись на этот призыв, показывает, что люди соскучились по общественно значимой деятельности. Когда человек теряет должность, можно смотреть на это как на освобождение. С этой точки зрения жизнь прекариата имеет две стороны. Привязанность к рабочему месту – мрачный удел общества наемных работников, о чем говорила еще Ханна Арендт (1958). Штатная принадлежность становится обузой, сковывающей и отупляющей. Но экономическая незащищенность не лучше, поэтому прекариат не может себе позволить волонтерскую или другую общественную работу. Долги и неуверенность в завтрашнем дне этому мешают.

Мода на волонтерство свидетельствует о жажде деятельности, которую можно было бы рассматривать как работу, если бы нам десятилетиями не втолковывали, что работа – это рабочие места. И Полани (Polanyi, [1944] 2001), и Арендт это понимали, но никто из них не спроецировал это в сферу политики. Полани сетовал на товаризацию, Арендт – на «держащихся за рабочие места» (jobholderism), но они не представляли, как добиться общества «работы и досуга». После кризиса глобализации у нас есть возможность двигаться дальше.

Некоторые из названий появляющихся неправительственных организаций (НПО) внушают надежду: New York Cares («Нью-Йорк заботится»), Big Brothers, Big Sisters’ («Большие братья, большие сестры»), Taproot Foundation (фонд «К корням») и т. д. Профессионалы, потерявшие работу, на которой была задействована лишь часть их талантов и наклонностей, нашли применение своим невостребованным талантам и интересам. Можно вспомнить и о нью-йоркской НПО под названием Financial Clinic («Финансовая клиника»), специалисты которой объясняют малооплачиваемым работникам, как управлять финансами. Это «квалифицированные кадры» (proficians), которые могли бы влиться в прекариат, но подыскали себе более подходящую нишу.

Правительство тоже сыграло свою роль. В числе появившихся организаций – AmeriCorp, набирающая волонтеров сроком на год, Teach for America, направляющая выпускников колледжей работать учителями в школах бедняцких районов, и Volunteernyc.org – нью-йоркиский сайт общественных услуг. К середине 2009 года в некоммерческих организациях США насчитывалось 9,4 миллиона служащих и 4,7 миллиона добровольцев. А фирмы разрешили своим постоянным сотрудникам брать отпуск на выполнение общественных работ. Можно было бы говорить о рождении нового социального образца, если бы не эффект замещения. Так, в США в первом квартале 2009 года были уволены 10 тысяч юристов, и многие из них были вынуждены работать pro bono в инициативных группах за чисто символическую плату. В марте 2009 года американский Конгресс принял закон Эдварда Кеннеди «Служи Америке» (Edward Kennedy Serve America Act), представляющий собой существенную реформу программы воинской службы, начатую в 1993 году. В результате втрое выросли ряды AmeriCorp, которая в следующем году направила 7 миллионов людей на волонтерскую работу в местные общины. Этот закон мобилизовал и пожилых американцев, предложив им «новые стипендии» на «вторую карьеру» в сфере образования, здравоохранения и некоммерческого менеджмента. Обзор общественного мнения, проведенный AARP (Американской организацией пенсионеров) в январе 2009 года, в котором участвовали американцы старше 50 лет, показал, что почти три четверти представителей старшего поколения хотели бы уделять больше времени общественной работе, нежели зарабатыванию денег.

Помимо волонтерской работы есть множество других видов деятельности в сфере общественных инициатив: это и помощь соседям, и уход за нуждающимися в опеке. Большинство людей в современном обществе чувствуют, что уделяют слишком мало времени своим близким, друзьям и общине, и в случае нужды не надеются на существенную ответную помощь. Давайте считать это работой и включим это в наше ощущение занятости.

Итог: профессиональная свобода означает, что у прекариата и остальных групп будут равные возможности для выбора видов деятельности, укрепляющих ощущение профессионального роста, при этом государство не должно ставить те или иные виды работы морально или экономически выше других.

 

Рабочие права

Прекариат должен потребовать, чтобы инструменты так называемых трудовых прав превратили в средство продвижения и защиты рабочих прав. Все чаще работающие люди не служат и не являются наемными работниками, и было бы неестественно придумывать для них разные названия, только чтобы они соответствовали понятию «рабочая сила». Рабочие права должны основываться на общепринятой практике договоренностей между работниками и внутри профессиональных сообществ, а также между «трудом» и «капиталом». Прекариат в этом смысле находится в невыгодном положении. Система «взаимовыгодных переговоров», которая наделила бы его голосом, подразумевает дополнительные системы коллективных переговоров между представителями работодателей и наемных работников – к этому вопросу мы еще вернемся.

Прекариат должен также потребовать создания международной системы рабочих прав, и для начала следует реорганизовать Международную организацию труда, оплот лейборизма. О том, как это сделать, говорится в другой публикации (Standing, 2010). Без надлежащего всемирного органа голос прекариата будет замалчиваться или его просто проигнорируют.

Вся работа, не являющаяся наемным трудом, должна стать областью рабочих прав. Например, если мы хотим, чтобы люди сами занялись финансовым менеджментом и самостоятельно принимали решение о том, как расходовать деньги, не дожидаясь патерналистского «подталкивания» от государства, им нужен доступ к соответствующей информации и возможность проконсультироваться с профессионалами, а также у них должно быть достаточно «качественного» времени, чтобы провести все эти переговоры.

Работа по уходу за другими все еще не относится к сфере прав, закрепленных законодательством и инструментами социальной защиты. Это жизненно важно для женщин из прекариата, учитывая, что тройная нагрузка увеличивается. Но это важно и для мужчин, поскольку все больше мужчин реализуют свой потенциал, занимаясь уходом за нуждающимися и прочими видами работы, которые трудом не являются. В этом плане программа рабочих прав должна охватывать тех, кто оказывает услуги по уходу, тех, кто ими пользуется, и посредников – все они легко могут подвергнуться эксплуатации, принуждению и самоэксплуатации.

Работа как вид общественной деятельности также постепенно входит в правовое поле. Мы уже видели, что волонтерство и работа на общественных началах в местных сообществах стала весьма распространенной, особенно после 2008 года. Но есть риск, что она станет привилегированным видом деятельности для меньшинства и инструментом «рабочего пособия» для остальных. Более того, пенсионеры и частично занятые, выходя на рынок услуг, получают субсидии, которые предоставляются также тем, кто живет на доходы от этой работы (то есть для них она является трудом). В таком случае присутствие волонтеров уменьшает экономические возможности для прекариата.

И наконец, рабочие права включают в себя этические нормы. В каждом профессиональном сообществе следовало бы ввести такие нормы, и большинство сообществ хотели бы распространить эти нормы на своих членов. К сожалению, для некоторых важных профессий, таких как бухгалтер, этических норм давно уже не существует, что позволяет их алчной элите грести деньги лопатой, забывая об этике и унижая тех, кто ниже по рангу в этих многочисленных трудовых сообществах. Более того, очевидно, что профессии, не имеющие традиционной коллективной этики, такие как банкиры, поспособствовали возникновению финансового кризиса. Прекариат должен потребовать, чтобы этические нормы стали обязательными для всех профессиональных сообществ и для любой экономической деятельности.

 

Нет – рабочим и обусловленным пособиям

Пока прекариат докучает сам себе, утилитаристские демократии не обращают внимания на его проблемы. Тиранию большинства можно объяснить просто тем, что прекариат неорганизован или недостаточно заметен из-за своей разобщенности и отсутствия политического голоса. Такова нынешняя ситуация. В результате, как правило, преобладает политика, устраивающая среднего обывателя и тех, кто политику финансирует. Чтобы с этим бороться, прекариат должен получить институциональное представительство и потребовать, чтобы политика соответствовала этическим принципам. В настоящее время существует институциональный вакуум, который пытаются заполнить несколько отважных НПО, действующих в лучшем случае спорадически.

Вспомним о рабочем пособии в том виде, как эта система устроена в США, Великобритании, Швеции, Австралии, Германии и других странах. Суть в том, что безработный должен согласиться на предложенную ему работу, иначе он лишится пособий, и не исключено, что на всю жизнь в какой-нибудь компьютерной базе наблюдения будет числиться «тунеядцем». Трудоустроенное большинство может считать, что это справедливо, хотя, если бы это касалось их самих или их детей, им бы вряд ли это понравилось. К сожалению, в ситуации утилитаризма с несправедливостью мирятся. Главное – чтобы большинство было счастливо.

Государство поручает все виды деятельности по трудоустройству коммерческим исполнителям, платит им в зависимости от того, сколько безработных трудоустроено или насколько уменьшилось количество заявок от соискателей. Товаризация того, что когда-то относилось к общественным услугам, создает несколько этических проблем. Происходит деперсонализация, до такой степени, что это уже не общественная и не услуга, а просто товаризованная деловая операция. Посредник – фирма, а в рыночной экономике у фирмы главная цель – получать прибыль.

Представим себе такой сценарий. Некий агент хочет побыстрее устроить человека на работу, чтобы увеличить собственный доход. И есть работа, крайне малооплачиваемая, на другом конце города – непривлекательное, но все же рабочее место. Человек говорит, что место ему не подходит, потому что дорого и долго добираться, из-за этого он будет задерживаться и меньше времени уделять семье, или потому что она не соответствует профессиональным навыкам, которые он долгое время осваивал. И в его анкете быстренько поставят галочку: отказался от работы. По новым британским правилам, которые повторяют американские, если безработный три раза отказался от предложенных рабочих мест, то теряет право на пособие на три года. И этот «приговор» будет основан не на объективном разбирательстве, а исключительно на решении коммерческого агента, который одновременно и обвинитель, и судья, и присяжные – всё в одном лице. Государство счастливо, потому что претендентов на пособие меньше. Человек не может обжаловать этот «приговор», который способен осложнить его жизнь и испортить «биографию», подталкивая его к ловушке нестабильности.

Все, кто хоть что-то смыслит в принципах правосудия, возмутились бы подобной процедурой, если бы ее применили к ним самим или к их близким. Но поскольку это их не касается или до тех пор, пока эту проблему не вынесли на их рассмотрение, – а тогда они уже обязаны будут подумать над такого рода несправедливостью, – все будет продолжаться как и прежде.

Аналогичным образом британское правительство заключило договор на медицинское освидетельствование нетрудоспособных, претендующих на пособие, с фирмой под названием Atos Origin – та сразу заявила, что три четверти претендентов способны работать, а потому их пособия урезали на треть. И хотя многие претенденты на пособие, вероятно, боялись сами протестовать, в некоторых областях организовались инициативные группы, представляющие интересы претендентов, В течение нескольких месяцев поступило множество апелляций, и в 40 процентов случаев решение по ним было положительным. Врачи сказали в интервью на «Би-Би-Си», что их заставляли проводить быстрое дешевое обследование и признавать пациентов годными.

В Ислингтоне, бедном районе Лондона, действует на добровольных началах Юридический центр Ислингтона (Islington Law Centre) – по его данным, 80 процентов таких апелляций получили положительный ответ (Cohen, 2010). Деятельность подобных организаций должна стать составной частью общественной политики, субсидируемой правительством. А претенденты на пособие должны иметь своих представителей в агентствах, чтобы снизить вероятность злоупотреблений в отношении уязвимых слоев общества. В конце концов, апелляции подавать рискованно, затратно, да и времени отнимает много. Далеко не всюду дела обстоят так, как в Ислингтоне, где есть местное сообщество юристов и активных журналистов.

Прекариат должен потребовать, чтобы прозрачные демократические принципы применялись на каждой стадии политического развития и реализации. Обусловленность и коммерциализованную социальную политику нужно отмести как чуждую принципам свободы, универсализма и уважения к мнению, отличному от мнения большинства. Если работы такие замечательные, люди сами должны к ним стремиться, их не нужно подталкивать. А если услуги так жизненно необходимы, пусть образование и доступность услуг помогут каждому ими воспользоваться.

 

Свобода собраний: представительство прекариата

Вспомним о природе свободы. Быть свободными – не значит делать что хочется, даже с оговоркой, что мы никому не причиним вреда. Свободным человек становится тогда, когда является частью сообщества, в котором может ее реализовать. Свобода проявляется в действии, это не что-то дарованное свыше или записанное на каменных скрижалях. Прекариат свободен в неолиберальном смысле этого слова, свободен конкурировать, потреблять и трудиться. Но у него нет настоящей свободы, потому что нет общественной структуры, которая могла бы противостоять патернализму или умерить жесткий конкурентный напор.

Прекариат должен обрести коллективный голос. Движение «Европервомай» всего лишь предвестник, деятельность примитивных бунтовщиков обычно предваряет коллективные действия. Теперь настало время для организаций, которые представляют прекариат на постоянной основе и возьмут на себя переговоры с работодателями, посредниками, такими как брокеры, и в особенности с государственными агентствами.

Первоочередной задачей будет получение контроля над личной сферой, это обязательное требование. Прекариат живет в публичном пространстве, но становится объектом наблюдения, и его недемократично «подталкивают». Он должен потребовать правил, дающих право отдельным лицам знакомиться с информацией, собранной о них любой организацией, и вносить поправки в эту информацию, потребовать, чтобы фирмы уведомляли сотрудников, в том числе и надомных, о любом нарушении требований безопасности, которое их касается, потребовать, чтобы организации устраивали ежегодную проверку защищенности данных с помощью уполномоченной третьей стороны, устанавливали предельный срок хранения информации и ограничили использование профилей данных на предмет проверки поведения. Законы о защите данных и «свободе от информации» были шагом в правильном направлении, но нужно идти дальше. Нужен активный голос. Прекариат должен мобилизоваться вокруг такого важного вопроса, как защита личной сферы от посягательств и право исправлять неверную информацию.

Прекариат будет проявлять все больше недовольства состоянием окружающей среды, тем, как общество разрушает ее. Люди, отрицающие факт антропогенного изменения климата, мобилизовали крайне правых и популистов, и те стали трактовать усилия правительств ограничить загрязнение окружающей среды как заговор с целью усилить влияние государства. Прекариату следует проявить в этом вопросе мудрость. Но он напуган перспективой сокращения рабочих мест, которые подаются как источник гарантии дохода, и замедления экономического роста, который якобы улучшает их жизнь. В богатых странах прекариату объясняют, что увеличение издержек производства ускорит перенос рабочих мест в бедные страны. В развивающихся странах говорят, что меры по уменьшению энергопотребления замедлят создание рабочих мест. Всюду прекариату внушают, что он должен смириться с положением вещей. Но проблема в том, что преимущество отдается рабочим местам, а не охране окружающей среды. Чтобы это изменить, мы должны меньше зависеть от создания рабочих мест.

Голос прекариата в сфере работы и труда еще слаб. В принципе профсоюзы можно было бы реформировать таким образом, чтобы они представляли интересы прекариата. Но по ряду причин надеяться на это не стоит. Профсоюзы борются, в том числе и с помощью лоббирования, за увеличение количества рабочих мест и за бо́льшую долю в объеме производства, они хотят получить как можно больший кусок экономического пирога. Им свойственна состязательность и расчетливость. Они делают красивые жесты в отношении безработных – тех, кто занимается работой по уходу и «зелеными» вопросами. Но когда приходится выбирать между финансовыми интересами их членов и социальными или экологическими вопросами, они делают выбор в пользу финансовых интересов. Прогрессивно мыслящим людям не стоит надеяться, что профсоюзы смогут выполнять не свойственные им функции.

Новый тип коллективного органа возьмет на себя непростую задачу «взаимовыгодных переговоров» (Standing, 2009). Такие органы будут учитывать весь спектр работ и видов трудовой деятельности, которая достается прекариату, а также подумают о его социальных ожиданиях. Они должны быть способны вести переговоры непосредственно с работодателями, посредниками на рынке труда, временными агентствами и рядом государственных органов, в основном таких, которые имеют дело с системой соцобеспечения и мониторингом. Они также должны иметь возможность представлять прекариат в переговорах с другими группами рабочих, поскольку интересы прекариата отличаются от интересов салариата или кадровых работников, у которых для защиты интересов есть свои профсоюзы. И еще нужны ассоциации, которые будут способствовать социальной мобильности, с их помощью мы получим структурированные сообщества, в которых благодаря упорядоченности будет легче обеспечить мобильность, чем это делается сейчас.

Задача заключается в том, чтобы избежать неолиберальной ловушки, основанной на утверждении, что любой коллективный орган или поставщики услуг нарушают рынок и их следует сдерживать согласно антимонопольным правилам. К счастью, в некоторых странах уже появляются многообещающие модели. Одна из них – рабочие кооперативы, модернизованные с учетом требований большей гибкости.

Одна из идей Полани заключается в том, что ассоциации, помогающие «заново внедрить»(re-embed) экономику в общество после кризиса глобализации, должны допускать «диссидентство», чтобы охватить прекариат и вывести эгалитаризм на новый уровень. В этом отношении полезно вспомнить о принципах кооперации. Интересно, что до своего избрания премьер-министром Великобритании Дэвид Кэмерон собирался разрешить работникам госсектора (кроме полицейских, работников суда и пенитенциарной системы) создавать собственные организации, в виде рабочих кооперативов, для обсуждения договоров с соответствующими правительственными департаментами. Это был бы шаг в сторону современной формы социализма гильдий, поворот от «управления» профессиями к профессиональным ассоциациям. Среди трудностей, с которыми придется столкнуться, – обеспечение прозрачности, чрезмерно сложный тендер, отчетность после подписания контрактов и соблюдение правил распределения дохода, трудоустройства и внутреннего продвижения. Возникнут трудности с юрисдикцией и с регулированием взаимосвязи с другими службами. Что подобная служба будет делать с трудосберегающими техническими нововведениями?

Выступив с таким предложением в феврале 2010 года, Кэмерон привел в качестве примеров центры телефонного обслуживания (колл-центры), социальные службы, районные группы санитаров и сиделок, патологоанатомические отделения в больницах, реабилитационно-образовательную работу в тюрьмах. Этот список вызывает несколько вопросов. Насколько большой должна быть группа, чтобы называться «рабочим кооперативом»? Если все больницы государственной службы здравоохранения местного подчинения сольются в группу, возникнут проблемы с распределением дохода, ведь у этих групп совершенно разные заработки и разные технические навыки. Будут ли выплачивать доли по принципу pro rata – в зависимости от изначального заработка? Или решат распределять все поровну, независимо от навыков или от количества времени, затраченного на выполнение работы? Если бы кооператив был маленький, состоял бы, скажем, только из врачей, медсестер или фельдшеров, тогда внутренние правила были бы проще, но любое внутреннее изменение могло бы иметь серьезные последствия для лиц, входящих в группу. Поэтому все изменения, предполагающие более или менее дорогие услуги, будут отклоняться или попросту не приниматься в расчет.

В интегрированной социальной службе сложности возникнут и при денежной оценке вклада конкретных ее участников. Правильно ли будет такое распределение: врачам 70 процентов стоимости медицинских услуг, а медсестрам – остальные 30 процентов? А может, пропорция должна быть 60 к 40 или 80 к 20? Можно сказать, что доли следует определять демократичным путем, и об этом правительственные департаменты могут договориться с кооперативами. Но само это утверждение наводит на мысль о потенциальной области переговоров, включая стоимость операционных издержек. Естественно, возникнут противоречия между смежными профессиональными группами. Представьте, как отреагирует вспомогательный средний медицинский персонал, если распределение их услуг разделится в пропорции 70 к 30 в пользу дипломированных медсестер! Тем не менее это предложение – шаг вперед к взаимовыгодным переговорам. Тем самым мы признаем, что существуем в третичном обществе не только как отдельные личности, но и как добровольные члены групп, сознавая свою социальную идентичность. Это возвращает нас к дружеским и «совместным» обществам девятнадцатого века и к профессиональным гильдиям.

Для нормального функционирования они должны выработать строгие правила, обеспечивая гибкость и достаточно гарантированные доходы, чтобы люди были готовы к изменениям в организации и в собственном «послужном списке». Один из недостатков старой модели гарантии дохода, на который мало обращают внимания, заключался в том, что, из-за того что пособия и доходы возрастали вместе со стажем работы в учреждении, фирме или организации, люди держались за рабочее место, даже когда по личным или организационным причинам им выгодней было уйти. Золоченая клетка слишком часто превращалась в свинцовую. Кооперативный принцип достоин похвалы, но он не должен становиться очередным средством ограничения профессиональной мобильности.

Помимо кооперативов существует и другой вид представительства, который может пригодиться прекариату в союзе с временными работниками. Возможны несколько вариантов. Freelancers’ Union (Союз фрилансеров), основанный «пермалансерами» (постоянными фрилансерами или временными работниками) в Нью-Йорке, предоставляет широкий спектр услуг отдельным своим членам. Другой вариант, основанный на юридической помощи, – это канадская ассоциация редакторов-фрилансеров (Standing, 2009: 271–273). Третья модель – это что-то вроде SEWA (Self-Employed Women’s Association of India – Ассоциация индивидуальных предпринимательниц в Индии). Появляются и другие объединения, которым прогрессивные политики должны оказать поддержку. Они привносят новый смысл в понятие о свободе ассоциаций.

И главное, в условиях гибких рынков труда и при доминирующем государстве прекариату необходимо иметь свой голос в политических организациях. Салариат знает, как защитить себя от бюрократов и сложных административных процедур. Он может замолвить за себя слово. У прекариата такой возможности нет. Многие из этой группы находятся в нестабильном положении, жизнь некоторой части прекариата дополнительно осложняется. Например, в Великобритании из каждых пяти получающих пособие по нетрудоспособности двое страдают психическими заболеваниями. Добавим к этому малообразованных, мигрантов с ограниченным знанием языка – понятно, что в политических структурах кто-то должен представлять их интересы и защищать их. Им нужно сопротивляться, когда их несправедливо увольняют, не платят им зарплату или выдают слишком маленькое пособие, нужно разбираться с долгами и решать другие проблемы, возникающие в связи с усложняющимися процедурами, которые словно нарочно придумывают, с тем чтобы получить пособие или даже получить право на пособие было как можно труднее.

 

Возродить равенство

В двадцатом веке неравенство рассматривалось с точки зрения прибылей и зарплат. Социал-демократы и другие политики пытались добиться перераспределения за счет контроля над средствами производства, национализации и получения большей доли прибыли путем налогообложения – потом эту прибыль государство распределяет в виде государственных пособий и социальных услуг.

Эта модель плохо зарекомендовала себя, и социалисты в отчаянии. В сборнике статей о «переосмысленни социализма» – их авторы считают, что средства производства перекочевывают в Китай, – Барбара Эренрейх и Билл Флетчер (Ehrenreich, Fletcher, 2009) писали: «Есть у нас план, товарищи? Знаем ли мы выход из нынешней ситуации к справедливому, демократическому, устойчивому (добавьте к этому свое любимое определение) будущему? Честно признаемся: нет».

Им следует набраться мужества. Эгалитарный этос отходит на задний план. Эстафету перенимает прекариат, класс третичного общества, где средства производства неясны и рассеяны и часто в том или ином виде принадлежат самим работникам. Каждый раз период преобразований сопровождался борьбой за основные фонды того времени. В феодальных обществах крестьяне и батраки боролись за контроль над земельными угодьями и водой. В эпоху промышленного капитализма борьба шла за средства производства, фабрики, поместья и шахты. Рабочие требовали достойного труда и доли в прибылях, в обмен предоставляя контроль над трудом управляющим. Но в сегодняшнем третичном обществе прогрессивные люди будут бороться за неравный доступ к пяти основным фондам – и за неравный контроль над ними.

Обобщая, можно сказать, что эти фонды – экономическая стабильность, время, качественное жизненное пространство, знания и финансовый капитал. Прогрессивная борьба пойдет за эти пять ресурсов. Мы знаем, что элита и салариат сосредоточили в своих руках бо́льшую часть финансового капитала и получают неизмеримо больший доход по сравнению со своими предшественниками, не будучи при этом ни более толковыми, ни более трудолюбивыми. Их роскошная жизнь – пародия на меритократию. То, что они контролируют доходы от финансового капитала, означает, что они могут купить больше приватизированного качественного пространства, потеснив общественное, от которого зависят прекариат и прочие, и могут контролировать собственное время, о чем другим остается только мечтать.

Нет волшебного средства, чтобы перераспределить все эти пять основных фондов. В каждом конкретном случае потребуются институционные изменения, новые правила и переговоры. Но есть политические меры, о которых говорилось много лет и которые способны решить все эти проблемы. Далее мы рассмотрим, как прекариат может получить большую долю из этих пяти основных фондов, но прежде давайте определимся с главной идеей и дадим ей этическое обоснование.

 

Базовый доход

Это предложение уже становилось темой демонстраций прекариата и уже давно обрело множество достойных сторонников. Оно проходило под разными названиями, самое популярное – «базовый доход», но некоторые включают сюда также «гражданские гранты», «социальные дивиденды», «гранты солидарности» и «демогранты». И хотя мы будем использовать далее наиболее популярное название, предлагаемый далее вариант учитывает две желанные цели, которые до сих пор не обсуждались.

Суть этого предложения в том, что каждому человеку, законно проживающему в стране или в местном сообществе, не только взрослым, но и детям, следует предоставить скромное денежное вспомоществование. Каждому выдадут платежную карту, с которой он будет ежемесячно снимать сумму, необходимую для удовлетворения основных нужд, и тратить эти деньги по собственному усмотрению. При этом некоторые, например недееспособные, будут получать надбавки – для особых нужд. Для большинства экономически развитых стран это ново вве дение будет не столь радикальным, как может показаться, поскольку это позволит объединить уже существующие схемы выплат и заменить те, которые оказались слишком сложными и грешат предвзятостью.

Такой базовый доход полагается каждому человеку, а не группе потенциальных конкурентов, например «семье» или «домохозяйству». Он будет универсальным в том плане, что будет выплачиваться всем законно проживающим на территории – с испытательным периодом для мигрантов, по прагматическим соображениям. Выплаты будут производиться наличными (что позволит получателю самому решать, как их лучше потратить), а не в патерналистской форме, такой как талоны на продовольствие или другие заранее предусмотренные нужды. Это обеспечит свободу выбора без какого-либо «подталкивания». Эти выплаты должны быть незыблемыми – государство сможет отобрать их только в том случае, если человек больше не проживает в стране на законных основаниях или совершил преступление и в качестве наказания лишается таких выплат. Выплачивать его будут регулярно в виде скромной суммы, а не разовой крупной выплаты, как это предусмотрено программами “baby bond” («детский капитал») или “stakeholder grant” («посреднический капитал») британского Детского трастового фонда (Child Trust Fund), – эти программы вызывают справедливые нарекания, поскольку маленькие дети не могут самостоятельно сделать выбор в пользу этих программ (Wright, 2006).

Такие гранты не будут обусловлены определенным поведением. В случае подозрительного поведения есть законы, суды и соответствующие процедуры, которые и призваны с этим разбираться. Не следует их смешивать с политикой предоставления основных гарантий безопасности. Если же эти вопросы смешивать, не будет ни гарантии стабильности, ни справедливости. В принципе денежные переводы способствуют большей свободе, они обеспечивают экономическую безопасность, основу, при которой человек может выбирать, как ему дальше жить и развивать свои способности. Бедность лишает человека такой свободы, а не только не дает ему нормально питаться, одеваться и жить в сносных условиях. Навязывать ему условия, нормы поведения или, например, заранее определять, что он должен покупать, – это закабаление. Если принять это как норму, что остановит политиков от следующего шага? Они могут решить, будто «знают», что лучше для малообеспеченных и малообразованных. Сторонники обусловленности выставят еще больше условий и будут действовать все жестче, пока не дойдут до принудительных и карательных мер. Базовый доход – это шаг в противоположном направлении.

Базовый доход не совсем то же самое, что негативный подоходный налог, с которым его часто сравнивают. Он не создает ловушку бедности, когда с увеличением дохода человек утрачивает право на пособие, что действует как сдерживающий стимул для труда. Человек будет получать базовый доход независимо от того, много ли он зарабатывает, независимо от его семейного статуса. Все доходы от заработка будут облагаться налогами, как обычно. Если же государство пожелает ограничить накопление капитала у очень богатых, оно может это сделать за счет повышения налога на высокие доходы.

Возражения против базового дохода активно обсуждались, особенно в международной сети, созданной в 1986 году специально для того, чтобы обеспечить возможность дебатов. Изначально она называлась BIEN (Basic Income European Network – Европейская сеть базового дохода), затем в 2004 году на съезде в Барселоне полное название заменили, теперь BIEN расшифровывается как Basic Income Earth Network – Всемирная сеть базового дохода, новое название отражает тот факт, что в ней становится все больше членов из развивающихся стран и других государств за пределами Европы. К 2010 году у нее были национальные сети во многих странах, включая Бразилию, Канаду, Японию, Мексику, Южную Корею и США, а также в Европе.

Главные возражения против необусловленного базового дохода заключаются в том, что он может снизить приток рабочей силы, вызвать инфляцию, окажется не по силам государству, что его возьмут на вооружение популисты и он окажется чем-то вроде «подачки» лодырям и лишним бременем для трудящихся. На все это можно найти ответы в выпускаемых BIEN книгах и брошюрах и в других научных трудах. Однако, думая о преимуществах базового дохода для прекариата с точки зрения основных фондов (и о том, какой ценой за это придется платить), мы можем дать кое-какие ответы на критику.

С философской точки зрения базовый доход можно представить как «социальные дивиденды», возвращение прошлых инвестиций. Те, кто критикует его, считая, что это раздача чего-то просто так, ни за что, скорее всего, сами получили многое просто так – может, унаследовали состояние, большое или маленькое, неважно. И это подводит нас к мысли, которую еще в 1795 году изящно сформулировал Томас Пейн (Paine, 2005) в своей работе Agrarian Justice («Аграрная справедливость»). Каждый богач в каждом обществе живет в достатке благодаря стараниям своих предков и предков тех, кто беднее его. Если каждый получит базовый доход, с помощью которого сможет развивать свои способности, то это будет равноценно дивидендам от стараний и успехов наших предшественников. Прекариат имеет такое же право на эти «дивиденды», как и остальные.

Правильным шагом в сторону базового дохода могла бы стать интеграция систем налогообложения и пособий. В 2010 году в Великобритании ощущалось некое движение в направлении базового налога, причем этот посыл возник с неожиданной стороны. В планах относительно радикальной реформы системы налогообложения и выплаты пособий коалиционное правительство признавало, что система из 51 пособия, разработанная прошлым правительством (право на получение многих пособий признавалось по разным критериям), слишком запутанна и чревата моральными рисками, связанными с нищетой и ловушками безработицы. Объединение государственных пособий в два: Universal Work Credit и Universal Life Credit – способствовало бы интеграции налогообложения и пособий и позволило бы более упорядоченно отменять пособия, когда трудовой доход возрастает. Интеграция могла бы создать подходящие условия для введения базового дохода. К сожалению, министра труда и пенсий, католика, уговорили «подтолкнуть» получателей пособий к труду: он ввел рабочие пособия и разрешил коммерческим посредникам контролировать их выдачу. Но интеграция была бы шагом вперед, к перестройке системы социальной защиты на универсальной основе.

 

Перераспределить гарантии

Гарантии бывают нескольких видов: социальные, экономические, культурные, политические и т. д. Нас в данном случае интересует экономический аспект. Хроническая незащищенность сама по себе не представляет ничего хорошего, и к тому же плохо сказывается на развитии способностей и личности в целом. Если бы все это понимали, тогда у нас была бы стратегия, направленная на обеспечение основной защиты. Прекариат волнуется именно потому, что страдает от системной незащищенности.

Человек может быть чересчур защищен или почти не защищен. Если он не чувствует себя в безопасности, в его действиях преобладает иррациональность, а если защищен чрезмерно – становится беззаботным и безответственным. Уделять слишком много внимания безопасности не прогрессивно, это мешает любым изменениям и оправдывает регрессивный контроль. Однако основные гарантии экономической безопасности помогают преодолеть экзистенциальную неуверенность (когда мы беспокоимся о своих близких, о собственной безопасности и здоровье и т. п.) и неуверенность в развитии (когда мы хотим развивать свои способности и жить в более комфортных условиях, но все это связано с рисками). А ощущение стабильности нужно для того, чтобы мы могли рационально мыслить, проявлять терпимость и сострадание. Основная безопасность должна быть гарантированной, это не то, что можно отнять по чьей-то прихоти.

Утилитаристы и неолибералы не признают, что людям, для того чтобы они вели себя осознанно, в соответствии с усвоенными принципами, нужна универсальная экономическая безопасность. Для них неудачники в рыночном обществе – это некий коллективный «другой». Думая о группе людей под названием «бедные», они их в равной мере и жалеют, и клеймят позором. «Они» заслуживают (или не заслуживают, или напрашиваются), чтобы им великодушно помогли, перевоспитали или наказали, в зависимости о того, какой приговор мы, правильные люди, им вынесем. Разговор о «бедных» – это разговор о жалости, которая сродни снисхождению, как учил Дэвид Юм. «Они» не такие, как «мы». Прекариат возражает: «они» – это мы, любой из нас может когда-нибудь оказаться на их месте.

Говоря об универсальной основной защищенности, попробуем подумать не о жалости, а о социальной солидарности и сострадании. Социальные гарантии подразумевали защищенность в индустриальном обществе. Сейчас это не работает, да и тогда толком не работало. Но принцип гарантий, основанных на солидарности, заслуживает одобрения. Он как-то затерялся в великом множестве планов по выкорчевыванию «недостойных». К чему вспоминать о нем, если 0,5 процента населения – лентяи? Должна ли политика учитывать эти 0,5 процента или думать лишь о безопасности и свободе остальных 99,5 процента, чтобы обществу жилось поспокойней, без лишних тревог? Многие планы политического контроля, придуманные политиками, их советниками и бюрократами, очевидно для того, чтобы, играя на предрассудках, получить побольше голосов, на самом деле затратны и по большей части контрпродуктивны. Налогоплательщикам обойдется намного дороже заставить нескольких нерадивых людей заняться непроизводительным трудом, чем просто оставить их в покое, если те действительно этого хотят. Куда полезней было бы предложить не заинтересованным в работе совет – но как услугу, а не как плохо завуалированную санкцию.

Подавляющее большинство не станет довольствоваться одним лишь базовым доходом. Они хотят работать и рады возможности улучшить свое материальное и социальное положение. Набрасываться на крошечное меньшинство из-за их «лености» – это знак нашей слабости, а не доблести. В этом отношении заслуживает внимания небольшой эксперимент, проведенный на лондонских улицах в 2010 году. Результат получился очень трогательный. Нескольких бездомных бродяг спрашивали – каждого по отдельности, – чего бы им больше всего хотелось. Желания их оказались весьма скромными, соответствующими их положению. Каждому сразу вручили необходимую сумму, позволяющую воплотить мечту в жизнь. Через несколько месяцев выяснилось, что все они подыскали себе жилье и уже не были бременем для местных властей. Экономия для налогоплательщиков при выплате этих денег оказалась в 50 раз больше самой выданной суммы.

Базовая защищенность, во-первых, предполагает некоторую, но не полную, неопределенность, во-вторых, уверенность, что, если что-то пойдет не так, есть доступные и с поведенческой точки зрения приемлемые способы с этим справиться; и в-третьих, это доступные и с поведенческой точки зрения допустимые способы оправиться от пережитого потрясения или урона. В рыночном обществе с обусловленными трудовыми пособиями, затратными частными возможностями и небольшой социальной мобильностью таких условий нет, и их следует создать. Для начала прекариату следует помочь избавиться от неуверенности, поскольку эти люди сталкиваются с «непонятным и неизведанным».

Необходимость многоуровневой безопасности ex ante, то есть предполагаемой (в противовес безопасности ex post, то есть осуществленной, которую дает социальное страхование, имеющее дело со специфическими вероятными рисками), – одна из причин, почему справедливое общество будущего должно предусмотреть необусловленный базовый доход. Богатым политикам, которые всю жизнь живут на частном обеспечении, следует сказать, что каждый заслуживает «жизненного обеспечения», не только они сами. Все мы зависим от других или, точнее, мы все взаимозависимы. Это естественное состояние человека, и ничего плохого или опасного в этом нет. И обеспечивая другим людям, таким же как мы, базовую безопасность, не следует выставлять при этом каких-то условий или требовать от них «приличного» поведения. Если какое-то поведение неприемлемо, с этим должны разбираться правоохранительные органы, на то есть закон. А связывать социальную защиту с некими условиями – это все равно что обходить законы, которые предположительно одинаковы для всех.

Базовая защищенность почти универсальная человеческая потребность и заслуживает того, чтобы стать целью государственной политики. Попытка сделать людей «счастливыми» – это манипуляторская уловка, тогда как обеспечение основ безопасности создало бы необходимые условия, чтобы каждый мог заняться осуществлением собственной мечты о счастье. Базовая экономическая безопасность также выгодна в плане влияния на другие аспекты жизни. Неуверенность порождает стресс, который негативно сказывается на способности сосредоточиться и учиться, в частности затрагивая отделения мозга, отвечающие за кратковременную память (Evans, Schamberg, 2009). Поэтому для обеспечения равных возможностей мы должны стремиться уменьшить различия, касающиеся незащищенности. И что еще важнее, психологи доказали, что люди, чувствующие себя относительно защищенными, намного более терпимы к окружающим и проявляют больше альтруизма. Именно хроническая социоэкономическая незащищенность приводит к распространению идей неофашизма в экономически развитых странах, сталкивающихся с понижением жизненного уровня в связи с глобализацией.

Это подводит нас к первой возможной разновидности предложенного базового дохода (см. также: Standing, 2011). Мы знаем, что глобализованная экономика способствует усилению экономической нестабильности, ей свойственно непостоянство, а прекариат никак не застрахован от колебаний экономической незащищенности. Значит, нужна стабильность доходов и автоматические экономические «стабилизаторы». Такими стабилизаторами раньше были пособие по безработице и другие социальные выплаты, но их поток иссяк. Если рассматривать базовый доход как «грант экономической стабилизации», это был бы эгалитарный способ уменьшить экономическую нестабильность. Это средство более действенное и справедливое, нежели обусловленная денежная и фискальная политика, а также все жалкие субсидии, которые приводят к безынициативности и неэффективному распределению ресурсов.

Денежное выражение карточки базового дохода может изменяться в зависимости от экономической ситуации – в противофазе циклу. Когда возможностей для заработка много, его ценность может быть меньше, а во время рецессии его можно повысить. Избежать политических злоупотреблений можно, предоставив устанавливать уровень базового дохода независимому органу, в котором среди прочих будут представители прекариата. Это было бы эквивалентно квазинезависимым валютно-кредитным организациям, созданным в последние годы. Он будет уполномочен увязывать основную ценность гранта базового дохода с экономическим ростом, а дополнительную ценность – с циклической ситуацией в экономике. Суть в том, чтобы перераспределить базовую защищенность от тех, у кого ее «слишком много», к тем, у кого ее мало или вовсе нет.

 

Перераспределение финансового капитала

Есть много способов выплаты базового дохода, или стабилизирующих грантов. Дела обстоят таким образом, что такого неравенства, как сейчас, не наблюдалось уже давно, а во многих странах вообще никогда. Ничто не указывает на то, что подобное неравенство необходимо. И основная причина этого – высокая прибыль финансового капитала. Прекариат должен получить свою долю.

В экономически развитых странах правительства упустили возможность уменьшить неравенство после кризиса банковской системы. Когда они брали на поруки банки с денежками граждан, они могли бы учесть интересы своих граждан, потребовав ввести лиц, представляющих общественные интересы, в советы директоров всех банков – или всех банков, получающих государственную помощь. Когда банки вновь начали извлекать прибыль, можно было бы поделиться частью с народом, который так хорошо инвестировал в эти банки. Еще не поздно сделать что-то в этом роде.

Тут могут помочь две реформы. Во-первых, субсидии капиталу и труду следует свернуть. Они не помогают прекариату и не соответствуют принципам равенства. Если бы половину денег, потраченных на поддержку банков, направили на гранты экономической стабилизации, это на долгие годы обеспечило бы каждому гражданину достойные ежемесячные гранты (Standing, 2011). Остальные субсидии неэффективны и только вносят неразбериху.

Во-вторых, нужно найти способы перераспределить часть огромных прибылей финансового капитала – прибылей, которые никак не связаны с трудозатратами тех, кто сейчас преуспевает благодаря удобной стратегической позиции в глобальной экономике. На каком основании люди с некими конкретными навыками – почему-то всегда считается, что это именно навыки, – живут куда лучше в материальном плане, чем другие, у которых другие навыки?

Богатые страны должны смириться с ролью экономических рантье. И ничего страшного, если они инвестируют капитал в развивающиеся рыночные экономики и будут получать честные дивиденды от этих инвестиций. Эта сторона глобализации могла бы дать толчок развитию ситуации обоюдного выигрыша, но только если часть дивидендов будет распределяться среди граждан и резидентов инвестирующей страны.

Фонды национального благосостояния (или капитала), которые уже существуют в 40 странах, позволят это осуществить. Если доход, накапливающийся в этих фондах, поделить, прекариат получит средства, чтобы контролировать свою жизнь. Пусть экономисты говорят, что рабочие места переходят в неторгуемые сектора. Зато мы знаем, что большая часть работ, видов деятельности – торгуема. Ждать, что рабочие места будут средством уменьшения неравенства, – значит тратить время понапрасну. Рабочие места не исчезнут. Несогласны с этим только те, кто верит, что «количество работы строго ограничено», а это большое заблуждение. Но многие работы, если не большинство, будут малооплачиваемыми и нестабильными.

Фонды капитала следует использовать так, чтобы накапливать доходы, помогающие выплачивать базовый доход. Уже есть прецеденты. В 1976 году был создан Перманентный фонд штата Аляска (Alaska Permanent Fund), целью которого было распределение прибыли от добычи нефти среди всех лиц, проживающих на Аляске на законных основаниях. Он и сейчас продолжает этим заниматься. Это не идеальная модель, поскольку при распределении средств могут быть в какой-то степени ущемлены те, кто относится к прекариату, или завтрашние аляскинские жители в сравнении с сегодняшними. Но, как и Норвежский фонд (Norwegian Fund), он представляет собой ядро механизма капитального фонда, которое можно использовать для финансирования скромного базового дохода – под любым его названием.

Прекариат также может выиграть от так называемых налогов Тобина, системы налогообложения, которая должна уменьшить валютные спекуляции на финансовом рынке. Не все согласны, что уменьшение потоков краткосрочного капитала будет выгодно в каждом конкретном случае. К тому же есть экологические налоги, призванные компенсировать внешние последствия, вызванные загрязнением окружающей среды, и замедлить или прекратить истощение природных ресурсов. Короче говоря, нет причины полагать, что идея универсального базового дохода неосуществима.

В международном масштабе многообещающей выглядит недавняя легитимизация денежных переводов для помощи в целях развития. Сначала она была предложена и принята в виде краткосрочных планов для исправления послекризисных ситуаций, таких как землетрясения или наводнения. Позже, как отмечалось ранее, обусловленные планы денежных переводов получили распространение в Латинской Америке. На них обратили внимание спонсоры и гуманитарные организации. Денежные переводы, «очищенные» от фальшивой обусловленности, могли бы стать основной формой помощи, такой, которая способствует повышению жизненных стандартов и не служит реакционным и вредоносным целям.

Нам необходимо заново и как следует подумать о глобальном перераспределении дохода. В своей книге The Birthright Lottery («Лотерея права по рождению») правовед Аелет Шакар (Schachar, 2009) предлагает перераспределять гражданский налог в экономически развитых странах, направляя его жителям бедных стран, поскольку рассматривает материальные преимущества гражданства как собственность, как наследство. Эта мысль сродни идее Пейна и выглядит слишком утопичной, чтобы можно было немедленно воплотить ее в жизнь. Но в ее основе понимание того, что гражданство не является естественным правом, поскольку границы устанавливаются произвольно. Это заставляет задуматься о связи между целевыми налогами и их перераспределением через базовые денежные переводы – в пользу тех, кому «не посчастливилось» родиться в бедных регионах мира. Единственное, почему эта идея кажется сейчас утопичной, – потому, что глобализующееся рыночное общество предполагает, будто все мы должны быть зацикленными на себе эгоистами, а не гражданами мира.

Итак, можно без колебаний сказать, что есть способы движения фондов в направлении базового дохода и в экономически развитых, и в развивающихся странах. Это требование политическое, и, если прекариат сможет оказать достаточное влияние на политический процесс, только тогда возможность станет реальностью. К счастью, пока он пытается повлиять, появляется все больше свидетельств благотворного влияния базовых денежных переводов в странах, где еще несколько назад введение базового дохода казалось делом неосуществимым.

 

Как получить контроль над временем

Базовый доход позволит людям лучше контролировать свое время. И это будет ответом либеральным патерналистам. Они уверены, что люди не могут принимать рациональные решения, потому что на них обрушивается огромный вал информации. В таком случае нужна политика, дающая возможность людям находить больше времени на принятие обоснованных решений. Людям также нужно больше времени для «работы ради работы» и для других форм работы, которая не является трудом. Нам нужно сбавить темпы. Нам необходимо движение «за медленное время» аналогично движению за «медленное питание» в противовес фастфуду; все это относится к сфере местных интересов.

Но существует очень мало рычагов, которые бы заставили людей замедлить темпы. Вместо этого финансовая и социальная политика «вознаграждает» труд и наказывает тех, кто предпочитает меньше трудиться. Тех, кто склонен меньше трудиться, наказывают вдвойне: помимо того что они меньше зарабатывают, их еще и лишают так называемых социальных прав, таких как пенсии.

Базовый доход, не связанный с трудовой деятельностью, является детоваризацией в том смысле, что он предоставит людям больше возможностей существовать вне рынка и меньше подвергаться принуждению к труду. Но при этом может возрасти объем работы, поскольку людям будет проще вливаться в рынок труда и выходить из него. Другими словами, объем работы может возрасти, но при этом люди будут чувствовать себя более защищенными и независимыми от диктата рынка. Базовый доход позволит гражданам охотнее соглашаться на низкие зарплаты, но при этом более уверенно вести переговоры. Если они решат, что некая сумма – это все, что может себе позволить потенциальный работодатель, тогда они согласятся на эту работу, поскольку им есть на что жить.

Необходимо вернуть контроль над временем, которое очень ценно. Нам нужно время, чтобы принимать решения по рискованным операциям. Некоторые либеральные патерналисты заявляют, что образование не является гарантией принятия правильных решений, оправдывая тем самым «подталкивания» и политику кнута, завуалированного под пряник. Однако в Великобритании опрос общественного мнения показал, что инвесторы считают нехватку времени главным препятствием для проведения рискованных операций (Grene, 2009). О рисках можно предупредить, чтобы люди сделали рациональный выбор. Врачи могут объяснить пациентам, в чем заключается риск, – тогда пациент сделает «выбор на основе информации». Нужно знакомить людей со статистикой. Специалистам по финансовым услугам следовало бы принять более широкое определение риска и вместе с потребителями искать наиболее рациональные решения с помощью «средств распознавания рисков и оповещения о них». Суть в том, что людям нужно время на то, чтобы взвесить риски, при условии что необходимая информация станет доступной.

И тут следует вспомнить о самой страшной ловушке нестабильности. Прекариат сталкивается с нехваткой времени в связи с уменьшением прибыльности труда и оттого, что вынужден больше работать ради работы и для воспроизводства, отчасти потому, что не может за деньги поручить это другим. Не уверенные в завтрашнем дне, «выжатые как лимон», эти люди взваливают на себя дополнительную «работу ради работы», так что в результате даже не могут переварить и правильно использовать информацию, которая на них обрушивается. Базовый доход позволит им лучше контролировать свое время и таким образом поможет принимать более обоснованные решения.

 

Нужно общественное пространство

И наконец, мы сталкиваемся с неправильным распределением качественного общественного пространства. Эта проблема имеет два аспекта. Специалисты бьют тревогу из-за глобального потепления, загрязнения окружающей среды и исчезновения некоторых видов животных и растений. Однако бо́льшая часть элиты и верхушки салариата этим ничуть не озабочена. Их богатство и связи выручают и в этом случае. Они могут удалиться на уединенный остров или в горное шале и наслаждаться девственной природой. Им нужны высокие показатели экономического роста, чтобы увеличивать свои доходы, они не обращают внимания на то, что производство наносит вред окружающей среде и ведет к истощению ресурсов. И только прекариат, по-настоящему «зеленый» класс, заинтересован в более эгалитарном обществе, где предпочтение отдается совместному использованию и репродуктивной, ресурсосберегающей деятельности. Быстрый экономический рост нужен только для сохранения чудовищного неравенства, порожденного глобализацией. Нам нужно замедлить темпы не только для того, чтобы уменьшить стресс от бешеного труда и потребления, но и ради сохранения природы.

Прекариат должен также бороться за общественное пространство, ему нужна качественная общественная территория. Может быть, самым показательным поступком бывшего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер – этого архитектора неолиберализма, столь почитаемого ее преемниками Тони Блэром и Дэвидом Кэмероном, – стала массовая продажа муниципального жилья и игровых и прочих площадок, прилегающих к государственным школам. Это привело к сокращению общественного пространства для малообеспеченных граждан и резидентов.

Три десятилетия спустя, в 2010 году, эта политика достигла своего апогея: был введен режим экономии. Сотни публичных библиотек были закрыты, аналогичный процесс ранее начался в США. А прекариату эти общественные места просто необходимы. Финансирование спорта в школах сейчас под угрозой из-за сокращения бюджетных расходов, от этого могут зачахнуть школьные секции и кружки. Другие общественные площадки закроются или станут слишком дорогими. Городское зонирование станет более системным. Продажа муниципального жилья привела к нехватке доступного жилья для малообеспеченных жителей городов и поселков. Квартплата за частное жилье выросла, в связи с чем увеличились пособия на жилье для лиц с низким доходом. Когда правительство искало способ сэкономить бюджетные средства, оно первым делом обратило внимание на жилищные пособия. Планировалось ограничить уровень пособия до 30 процентов платы за самое дешевое жилье в районе и ограничить сумму, которую может получать семья. Эти реформы неизбежно вытеснят малообеспеченных из районов с дорогим жильем и высоким уровнем жизни: мэр Лондона, консерватор, назвал это «социальной чисткой», а архиепископ кентерберийский – «социальным зонированием».

Как ни печально, но это сделает рынок труда более хаотичным. Малообеспеченные люди с относительно низким уровнем образования будут сосредоточены в малодоходных местностях, а возможностей получить работу будет больше в местностях с высоким доходом. Очаги бедности и безработицы превратятся в своего рода гетто, подобно тому как banlieues в Париже стали рассадниками нищеты, незащищенности, безработицы и преступности или как это было в ЮАР при апертеиде, когда городские поселения разделялись на огороженные зоны с охраняемыми воротами.

Прекариату нужны также более безопасные общественные пространства, чтобы собираться и общаться. Нужно возродить публичную сферу. Социолог и философ Юрген Хабермас, жалуясь на фрагментацию публичной сферы, с ностальгией вспоминал о лондонских кофейнях девятнадцатого века, парижских салонах и немецких «застольях». Он считал, что публичную сферу уничтожили социальное государство, средства массовой информации, службы по связям с общественностью, а также неправильная парламентская политика политических партий. Может, не случайно говорят, что, как только у нас появятся хорошо информированные обитатели кофеен, демократия возродится?

Но в этом что-то есть: хотя прекариат кучкуется в современных кофейнях, пабах, интернет-кафе и в социальных сетях, остается совещательный дефицит. Хабермас говорил, что Интернет порождает анархическую волну фрагментарных потоков коммуникации, не образующих публичной сферы. И это довольно точно подмечено. Но это слишком пессимистичный взгляд. Пусть прекариат имеет фрагментарную публичную сферу, но он будет бороться за такую, которая позволит возродить совещательную демократию. И базовый доход поможет даже в этом.

 

Гранты на досуг

Тревожный аспект общества рабочих мест – то, что мы перестали ценить досуг в древнегреческом понимании этого слова, как школу. Это обесценивание происходит на фоне гражданского приватизма – отхода от общественной деятельности – и индивидуализма, основанных на грубом материализме. Для оздоровления общества и для нашего же блага нам нужны механизмы, позволяющие повернуть эту тенденцию вспять.

Истончение демократии, товаризация политики и засилье паблик-рилейшнз и денег элиты могут привести к укреплению тирании большинства и нездоровому очернению нонконформизма. Чтобы этого избежать, прекариату нужны механизмы создания совещательной демократии. Это послужит утверждению ценностей универсализма и альтруизма, поскольку позволит людям мыслить незашоренно, «с чистого листа», а не исходя из отведенного им места в социальной и экономической иерархии. Однако совещательная демократия требует активного участия, которого нельзя ожидать от растерянных людей, сидящих на жесткой диете обрывочных фраз и банальностей. Она требует обсуждений, зрительного контакта, языка жестов, возможности слушать и размышлять.

В древних Афинах с помощью специальной каменной плиты – она называлась клеротерион – из 50 тысяч граждан выбирали методом жеребьевки 500 человек, которым и доверяли заниматься политикой. Это было недемократично, поскольку женщины и рабы в жеребьевке не участвовали. Но это очень похоже на совещательную демократию. Исследования, проведенные Джейсмом Фишкином (James Fishkin), Брюсом Аккераманом (Bruce Ackerman) и другими, показывают, что публичные обсуждения часто помогают отвлечь людей от популистских идей. Один эксперимент в пострадавшем от рецессии Мичигане привел к поддержке повышения налогов, более конкретно – к повышению подоходного налога с 27 до 45 процентов. При таких экспериментах самые серьезные перемены предлагали наиболее осведомленные. Это не означает, что перемены всегда нужны. Но это указывает на то, что обсуждение имеет значение. Проведенные ранее психологические эксперименты показали, что люди, чувствующие себя относительно защищенными в экономическом плане, больше готовы к самопожертвованию, терпимы к другим и больше стремятся к равноправию, а групповое обсуждение связанных с этим вопросов заканчивалось тем, что участники еще активнее поддерживали идею о базовых гарантиях безопасности для всех (Frohlich, Oppenheimer, 1992).

Некоторые предлагают использовать Интернет для обеспечения совещательной демократии посредством голосования. К Интернету уже прибегали в современной Греции, а также в Китае для решения некоторых вопросов – в Китае, например, по поводу устройства местного инфраструктурного фонда в городке Цзэгуо. Считается, что это самый безопасный клапан для снятия социального напряжения. Однако хоть использовать Интернет и заманчиво, он не заменит физического присутствия в общественном месте, когда можно по-настоящему сосредоточиться.

Таким образом, стоит подумать о промежуточном варианте грантов базового дохода, который поможет отвлечь прекариат от популизма. Нужно сделать так, чтобы каждый получал право на грант базового дохода, только если зарегистрируется как электорат, согласится голосовать на общегосударственных и местных выборах и по крайней мере раз в год участвовать в одном местном собрании, посвященном обсуждению главных политических проблем. Присутствие на собрании не должно быть юридически обязательным, с санкциями за невыполнение, это будет просто акт признания гражданской ответственности, что соответствует этосу освободительного эгалитаризма.

Даже без особых на то усилий базовый доход может стать инструментом для поощрения совещательной демократии. Слабеющая демократия с легкостью идет на поводу у элит или популистов. Если демократическое правление менее коррумпировано, чем недемократическое, как утверждает организация Transparency International, тогда меры, направленные на коллегиальность, укрепят демократию. А учитывая линейную связь между степенью демократии и коррупцией, это уменьшит коррупцию. Если участников мало, то, вероятнее всего, победят «надежно окопавшиеся» кандидаты. Прекариат и «квалифицированные кадры» (proficians), учитывая их кочевой образ жизни, вероятнее всего, будут тянуться к политикам, на которых можно положиться. На многих выборах результат определяют те, кто не голосует. И в этом нет ничего хорошего.

Гранты для работы и досуга можно связать с новым оживлением «локализма» – «местного патриотизма». Призыв вернуться назад под знаменем «постбюрократической эпохи», выглядит заманчиво, он в почете и у социал-демократов, и у консерваторов. В Великобритании хитрые консерваторы придумали понятие Большое общество (Big Society) – эвфемизм, объединяющий местный патриотизм с увеличением роли гражданского общества и добровольного труда. «Мозговой центр» демократов в брошюре «Либеральная республика» (The Liberal Republic.Reeves, Collins, 2009) также подчеркивает значение местного патриотизма, поскольку «человек сам творец своей жизни», а индивидуальная автономия – главное для достижения собственной версии хорошей жизни.

Но будут и трудности. Местный патриотизм может сопровождаться социальным зонированием, когда одни области будут богатеть за счет других, пренебрегая не просто индивидуальной автономией, но и свободой ассоциаций. И прекариат сильно пострадает, если заправлять гражданским обществом станут богачи и люди с хорошими связями. Местный патриотизм может привести к еще большему патернализму. Его уже связывают с мерами по распространению «стимулирования социального поведения». Суть в том, чтобы разрешить гражданам голосованием решать вопрос о том, как потратить деньги района в обмен на волонтерскую работу или посещение собраний общественности. Такая форма обусловленности представляет угрозу принципам демократии. Право голоса универсально и должно служить укреплению совещательной демократии, а не созданию инсайдеров и аутсайдеров. Более того, локализм имеет успех только в том случае, если люди занимают активную гражданскую позицию, и было бы куда полезнее связывать право на получение гранта с моральным выбором в пользу участия в демократической деятельности.

Идея, которая должна понравиться сторонникам прогресса: поднять уровень голосования, имея в виду, что там, где это произойдет, увеличится вероятность поддержки либеральных или прогрессивных ценностей. В Бразилии голосование обязательное, может быть именно поэтому неолиберализм не получил там большой поддержки. Массы бедняков, которые платят небольшие налоги, но взамен получают государственные пособия, вынуждают политиков двигаться влево в социальной политике. Поэтому прогрессивные люди должны думать об увеличении явки избирателей, а этому поспособствуют досугово обусловленные гранты. Может быть, благодаря обязательному голосованию Бразилия предложила ввести базовый доход раньше других стран и осуществила это намерение в 2004 году.

В истории уже был прецедент, позволявший связать участие в политической жизни с грантами базового дохода. В 403 году до нашей эры в Афинах гражданам выдавали небольшую субсидию за участие в жизни полиса. Получить ее было почетно, тем самым гражданин брал на себя ответственность за участие в общественных делах.

Подытоживая сказанное

Пройдет немного времени, и прекариат обнаружит, что у него гораздо больше друзей. Стоит вспомнить знаменитое предостережение, приписываемое пастору Мартину Нимёллеру (Martin Niemöller). Он сказал это о нацизме, набиравшем силу в Германии 1930-х годов.

Сначала они пришли за коммунистами, я смолчал, потому что не был коммунистом.

Потом они пришли за тред-юнионистами, я смолчал, потому что не состоял в профсоюзе.

Потом пришли за евреями, я смолчал, потому что я не еврей.

Потом пришли за мной, но некому было заступиться за меня.

Это предупреждение особенно важно, поскольку демагоги вроде Берлускони, авантюристы вроде Сары Пэйлин и неофашисты сбивают с пути опасный класс. Пока правоцентристы все больше сдвигаются вправо, чтобы удержать свой электорат, политический левоцентризм сдает позиции и теряет голоса. Он рискует потерять доверие у нового поколения. Слишком долго он представлял интересы «труда» и отстаивал отмирающий образ жизни и отживающий свое способ деятельности. Прекариат – новый класс, и, пока прогрессивное человечество не предложит политику рая, этот класс будет слушать голоса сирен, заманивающих общество на опасные скалы. Центристам придется объединиться и поддержать новый прогрессивный консенсус, потому что другого выхода нет. И чем скорее они объединятся, тем лучше. Прекариат не жертва, не злодей и не герой – это просто люди, такие же как большинство из нас.