Миф о мхе на каменной изгороди

В официальной версии о росте компании, как это представляют некоторые СМИ и заказной труд Бертиля Торекуля, ИКЕА начиналась как маленькое частное дело верных сотрудников, которые преодолевали всяческое сопротивление ради выживания своего детища. Простые люди, которые делали все во благо ИКЕА. И Ингвар Кампрад был в центре этих людей.

В архиве шведского телевидения есть новостной сюжет 1965 г.: в связи с открытием ИКЕА в районе Кунгенс-Курва корреспондент берет интервью. Камера запечатлела почти сорокалетнего Ингвара, он одет в строгий костюм, сшитый на заказ, вид у него сдержанный, в уголке рта зажата трубка, на переносице – очки в роговой оправе. То есть это далеко не тот «народный» Ингвар без галстука и пиджака, которого мы привыкли видеть теперь. И кстати, примерно в то время у него уже был собственный «порше».

Однажды, будучи помощником Ингвара, я оказался в Кунгенс-Курве по какому-то делу и за обедом встретился с пожилыми коллегами по мебельному подразделению, которых давно не видел (они работали продавцами с самого открытия магазина). Услышав о моей работе в качестве помощника Ингвара, они с чувством рассказали о его неожиданном превращении. В 1965 г., когда все начиналось, они приезжали в Эльмхульт на учебу и пару раз сталкивались с «хозяином». В то время в компании работало всего лишь несколько сотен человек. Так вот, Ингвар ни разу не снизошел до приветствия, ни разу даже не взглянул на них!

– Он казался таким застенчивым, – сказал один из моих коллег, но в его глазах читалось иное. Похоже, никто из них особо не верил в то, что Ингвар мог измениться.

Именно это я и хочу сказать. В начале 1970-х гг. (как раз началась эра покорения других стран) появляется новый снимок, и на нем мы видим Ингвара Кампрада, которого теперь так хорошо знаем. Ингвар со снюсом, баками и в потертой одежде. В окружении сотрудников, которые выглядят точно так же, хотя эти ребята намного моложе. Что ж, впечатляет. Не мальчик, но муж полностью меняет свой стиль за несколько лет – от классического твидового костюма, сшитого на заказ, до безобразной одежды семидесятых, от трубки до снюса, от строгости и наглости до радушия и общительности.

И еще одно «кстати». На одной из первых официальных фотографий мы видим покрытый мхом и лишайником забор из серого камня на фоне летнего Смоланда. Снимок словно намекает, что культурные корни фирмы берут свое начало в неплодородной смоландской почве.

* * *

Вам, наверное, непонятно, какое отношение стиль Кампрада имеет к культуре ИКЕА. Самое непосредственное. По-моему, это экстремальное создание нового облика (extreme makeover, как говорят англичане) на самом деле и есть рождение культуры ИКЕА. Мы никогда не узнаем, что он тогда чувствовал и думал, что стояло за этим превращением. Но что бы там ни было, Ингвар Кампрад сбросил кожу. Из строгого директора с профашистскими симпатиями (или без оных) он превратился в современного руководителя, одного из парней со снюсом под губой и сомнительной прической, что не снижало его авторитет.

Думаю, внутреннее превращение было значительно более масштабным, чем внешнее. Ведь практически в это время Ингвар стал разрабатывать свои догмы о бережливости, простоте и прочем, которые позже будут изданы под названием «Девять тезисов», или «Завещание торговца мебелью». Эти догмы вместе с бизнес-идеей и общей концепцией компании лежат в основе того, что называется культурой ИКЕА. Причина, по которой Ингвар внезапно сменил курс и от строгой старомодности перешел к народной непринужденности, также очевидна. Это произошло в период, когда все общество претерпевало обширные изменения, а Кампрад с момента основания компании всегда быстро улавливал происходящие в обществе преобразования и обращал их в свою пользу. От заказов мелких вещиц по почте он перешел к продаже мебели в плоских упаковках. Он рано понял значение и возможности розничной торговли в пригородах (out-of-town-retailing, англ.) со всеми вытекающими преимуществами, а также идеи «сделай сам»; и то и другое имело большое значение для успеха ИКЕА. За эти годы он смог несколько раз быстро поменять все в своей фирме до самого основания. Думаю, что именно это чутье на новые идеи и течения – одна из главных составляющих гения Кампрада и тем самым успехов его компании.

Многое из того, что ввела ИКЕА, было абсолютным новшеством. Например, склад самообслуживания фактически изобрели как вынужденное решение, когда через несколько дней после открытия магазина в Кунгенс-Курве работники перестали справляться с наплывом посетителей. В итоге двери склада открыли для покупателей, позволив им самим тащить к кассе картонные ящики. Еще раз скажу, Кампрад всегда шел в ногу со временем, и даже немного его опережал.

 

Девять тезисов

Исходя из концепции «создать лучшую повседневность для многих людей», ИКЕА считается компанией, отличной от других, которая идет своим собственным путем на основе девяти основополагающих тезисов.

1. Ассортимент – наше основное отличие.

2. Душа ИКЕА – это живая и реальная сила.

3. Прибыль создает ресурсы.

4. Достигать хороших результатов ограниченными средствами.

5. Простота – это достоинство.

6. Мы выбираем свой путь.

7. Концентрация сил важна для нашего успеха.

8. Брать на себя ответственность – это наша привилегия.

9. Главные дела ждут нас впереди – великолепное будущее!

* * *

Мыслительный продукт Ингвара представляет собой удивительную смесь древней китайской философии, выраженной на диалекте Смоланда, здравого крестьянского смысла и на редкость блестящих мыслей крутого бизнесмена. Мой самый любимый пример – «Ассортимент изделий – это наше основное отличие», первый тезис. Для торговца в розницу строить свою деятельность именно вокруг разработки ассортимента было и остается новаторством. И сегодня лишь немногие розничные торговцы, занимающиеся продажей товаров для дома, самостоятельно разрабатывают ассортимент; вместо этого они закупают у поставщиков готовые модели. ИКЕА сделала шаг вперед и сказала: «Мы то, что мы продаем». Это означает, что ассортименту дается четкий и проработанный профиль как в дизайне и функции, так и в цене. И даже более того, ассортимент ставится в компании на первое место. С ассортиментом встают, с ассортиментом ложатся. Проводить свою линию – всегда продавать типичную скандинавскую мебель по низким ценам – за годы и годы зарубежной экспансии было для ИКЕА незыблемо, хотя в эпоху встречного ветра ничего не стоило подражать – от тяжелой немецкой мебели с шишечками до английских рюшечек и кружавчиков. Но каждое отступление от выработанного отличия могло подорвать имидж компании.

 

Кунгенс Курва

Именно о подходе к ассортименту как главном отличии компании красноречиво рассказывает байка 1970-х гг., когда Швеция была «королевством» ИКЕА. И если сам Ингвар был королем, то Ханс Акс, его правая рука, – несомненно, главным министром. Я встречался с Хансом уже после его выхода на пенсию, но и тогда он производил впечатление крайне неприятного, грубого человека, но по большому счету он, конечно, знал все лучше всех. В то время директором магазина в Кунгенс-Курве был бывший директор сети ЕРА Бенгт Ларссон, который потом возглавил подразделения Северной Европы и, наконец, Европы. Как бы там ни было, в один прекрасный день два этих уважаемых господина обходили магазин, и Ханс указывал на недочеты. Но в этот раз их оказалось не так много, и Бенгт смог перевести дух. Постепенно они прошли весь магазин и оказались в кассовой зоне, где стояли корзины, до краев наполненные пластинками с зажигательной танцевальной музыкой. Ханс испытующе посмотрел на Бенгта, который от гордости подрос на несколько сантиметров.

– Да вот, напал на потрясающе дешевую партию, – похвастался он на своем тягучем южносконском диалекте.

– Сам уйдешь или мне тебя уволить? – ответил лишенный чувства юмора маленький усатый человечек.

Бенгту удалось сохранить работу, и к лучшему, но тут важен подтекст, который звучит примерно так:

«Если мы захотим, мы сможем продавать в ИКЕА даже молоко, и в огромных количествах, но…

…но ИКЕА должна крайне осторожно относиться к тому, что не является предметом домашнего обихода».

Несмотря на многочисленные попытки, продажа телевизоров или, скажем, тостеров во все годы оборачивалась одной сплошной неудачей. Исключение составляют осветительные приборы, в области которой ИКЕА теперь крупный игрок, и это исключение подтверждает правило. Каждый сверчок должен знать свой шесток.

* * *

В девяти тезисах Ингвара, если вы заметили, проводится мысль о скупости или умении достигать хороших результатов ограниченными средствами. С годами именно скупость обросла символами, которые стали знаковыми. Выбор своего пути важен для каждого, и ИКЕА не исключение – она также должна идти своим путем. Строительство, а потом и открытие в 1964 г. магазина в Кунгенс-Курве, практически посреди картофельного поля, – одно из воплощений этого тезиса. Другим его воплощением стала покраска в 1980-х гг. магазинов в сине-желтый цвет (до этого все магазины ИКЕА были красно-белого цвета). Отличительной особенностью ИКЕА стала «шведскость», а ее естественным продолжением – Schwedenshop [3]Шведская мечта ( нем .).
наряду с самогоном, имбирно-перечным печеньем и лососевой икрой. Как в большом, так и в малом бизнес-идеи, заложенные в «Завещании торговца мебелью», используются как надежные перила, за которые можно держаться.

В Германии много говорили об уникальной культуре ИКЕА, но в чем, собственно, она заключается, никто не знал. В те годы, когда я там работал, среди сотрудников была горстка шведов, нанятых для того, чтобы представлять так называемую культуру ИКЕА. Среди них – довольно чудаковатый начальник отдела маркетинга и его жена. То, что они оба пропитаны культурой ИКЕА, было более чем сомнительно. Во всяком случае, маркетолог, пожалуй, больше всего интересовался «харлеями» и даже собрал приличную коллекцию. А разница культур (немецкой и шведской) заключалась только в том, что все сотрудники ИКЕА говорили друг другу «ты», при том что в Германии традиционно принято «выкать». Посторонние считали это странным вплоть до конца 1970-х гг. Этот «культурный» маркер – единственное отличие ИКЕА от других – немецких – компаний, занимающихся продажами предметов домашнего обихода.

А в Англии не было даже чудаковатого мотоциклиста, занимающегося рынком. Правда, временами число шведских начальников было значительным, и наверняка такой человек, как Андерс Дальвиг, задавал тон культурному уровню руководства в головном офисе в Брент Парк или в магазинах. Но я что-то не замечал даже следов того, чтобы способ сотрудничества или общения, который так характерен для ИКЕА в Швеции, распространился на чужбине.

 

Значительное клише

Что такое корпоративная культура? Есть несколько определений, но одно, более или менее точное, такое: это понятие, которое описывает систему ценностей, отличающую данную компанию от ее конкурентов, и то, как сотрудники следуют этим ценностям в повседневной жизни. Если в компании считают, что важно все делать вовремя, то все и будет делаться вовремя, в отличие от компаний, где нет такой ценности. Вот вам противоположный пример – шведские железные дороги. Создается впечатление, что их руководство не любит клиентов, – поезда часто опаздывают, билеты страшно дорогие, а решения об инвестициях принимаются на пять лет позже, чем требуется. Но, вероятно, там есть своя система ценностей, которой следуют неукоснительно: в частности, персонал в поездах – настоящие мастера сервиса.

Компании следует уделять время корпоративной культуре хотя бы потому, что такая культура самоценна, поскольку генерирует конкурентную силу. Если все сотрудники компании разделяют одни и те же ценности и говорят на одном и том же языке, можно избежать конфликтов и трений, поскольку все работают на одну, понятную каждому цель. Процессы, в которых задействованы различные функции компании, идут гораздо быстрее, и в результате продукция на выходе получается лучше.

Существуют ли хорошие и плохие корпоративные культуры? Да, совершенно точно, и мы еще остановимся на этом. Смею утверждать, что хорошая корпоративная культура развивает компанию (и по большому счету общество) прочно и надолго. Я считаю, что хорошую компанию отличают честность, прозрачность и стремление следовать основным общественным ценностям. В этой связи интересно, что Ингвар Кампрад часто критикует «дикий» капитализм и восхваляет тот факт, что ИКЕА, будучи частной собственностью, способна действовать в гораздо более долгосрочной перспективе, чем биржевые компании, жизнь которых подчинена квартальным отчетам.

 

Символы повседневной жизни

«Та культура, которая абсолютно безупречна, не может называться культурой» – вот тезис Ингвара в отношении корпоративной культуры. Кто-кто, а он это знает, поскольку вместе со своими сотрудниками создал в ИКЕА своеобразную культуру.

Как это делается? Наверняка существует много разных способов для выработки общих норм и форм общения в компании, но способ

Ингвара – определить и назвать вехи желаемого и менее желаемого. Так что экономисты и прочие умники с высшим образованием это одно, а долгая дорога ИКЕА – совсем другое. Сейчас компания вряд ли справилась бы без новичков, которых каждый год набирают тысячами на меняющиеся позиции. Интересно и то, что сыновья Кампрада окончили лучшие частные школы и, разумеется, университет.

Простота – это достоинство, и информационные технологии во всех их проявлениях полностью находятся за пределами компании. Вследствие этого IT – черная дыра в бюджете ИКЕА, которая поглощает больше денег, чем что-либо другое. Фактически на разработку новых программ, которые все равно не работают, и на IT-консультантов, которые бессмысленно проводят время в Хельсингборге, расходуются миллиарды. На данном этапе никто понятия не имеет, что делать с этим злом. По оценке очень хорошо осведомленного человека, внешнего консультанта, одна только замена руководства на настоящих IT-начальников (сейчас это скорее пристанище старых и преданных слуг), повышение уровня компетентности в организации и прочие малые победы, без сомнения, сэкономят до полумиллиарда шведских крон в год.

Больное место – разработка собственной системы заказов. В нулевые программа, по сути, представляла собой лоскутное одеяло из тысяч древних программ, которые настолько устарели, что разбирающиеся в них программисты принадлежали к виду, находящемуся под угрозой исчезновения. Альтернативные системы заказов, такие как у лидера рынка немецкой компании SAP, не подходили для нужд ИКЕА. Собственная программа компании, так называемая Р3, не предоставляла и десятой доли того, о чем договаривались при ее разработке, зато стоила на несколько миллионов крон больше, чем первоначальный бюджет. Так глупо, что хватаешься за голову, но каждый бюджет Р3 со всех сторон обсуждался Кампрадом и остальными в INGKA Holding BV, то есть в правлении ИКЕА.

Какие выводы можно сделать? Во-первых, простота – это наверняка достоинство ИКЕА, но только тогда, когда это подходит Ингвару. Те области, которыми он откровенно пренебрегает, не получают достаточного финансирования независимо от неприятностей, которые угрожают компании. Во-вторых, так называемая корпоративная культура, связующим звеном которой является простота, имеет реальные последствия, и не всегда положительные.

В остальном, пожалуй, самое большое отличие ИКЕА – одежда. Здесь не носят галстуки, что в свое время (в 1980-х) сделало компанию уникальной. Сейчас, конечно, безгалстучных фирм и не сосчитать, и еще больше компаний позволяют себе casual Friday – по пятницам выходить на работу без галстуков.

Интересно, что в ИКЕА, которая стремится к равенству, есть свои иерархические подгруппы. Например, в мое время существовала маленькая группка высшего руководства (coming men – люди будущего), которую называли Docker’s Boys, с намеком на широкие американские брюки марки Docker, которые носили все члены этой группы. К брюкам прилагалась рубашка марки Gant или Boomerang. На ногах – хорошо начищенные полуботинки или обувь для верховой езды, а довершала картину безрукавка из кашемира или овечьей шерсти. Выражение Docker’s Boys имеет более глубокий смысл, поскольку группа, фигурально выражаясь, была непробиваемой стеклянной стеной, препятствующей всем, кто отклонялся от нормы. Активно или пассивно этот сугубо мужской клуб следил за тем, чтобы на самых важных позициях было мало женщин и чтобы их совсем не было на верхушке власти. Сейчас, конечно, царит иная мода, но мужчины в руководстве ИКЕА в принципе те же, равно как и их взгляды на слабый пол.

Вот уже много лет предметом особой гордости в ИКЕА являются командировки, поскольку на них можно сэкономить. Все ездят туристическим классом и по перекрестным билетам (dubbla apex). Покупаются два билета – в пункт назначения и обратно, – причем в каждый из них входит ночь на субботу. Приобрести два билета выходит значительно дешевле, чем купить один билет в оба конца, если он выпадает на будние дни. Куда бы ни приехали командированные, проживают они в гостиницах, одобренных ИКЕА, которые вполне комфортабельны, но могли бы быть и получше. Когда ИКЕА в 1980-х гг. ввела это новшество, оно было, мягко говоря, необычно. Люди неделями спали чуть ли не валетом в обшарпанных гостиницах Восточной Европы. Если не брать в расчет длительные перелеты в эконом-классе, нынешние сотрудники ИКЕА страдают не больше, чем командированные из большинства других компаний. Внутри страны теперь можно куда угодно летать на самолете. И вообще, теперь ограничений в командировках гораздо меньше, чем раньше.

Не многие прилагают такие усилия в сохранении корпоративной культуры, как Петер Кампрад, старший сын Ингвара и наследник ИКЕА. От любой траты денег он буквально взрывается. Он может сделать несколько пересадок и прибыть к месту назначения с многочасовым опозданием только ради того, чтобы купить билет подешевле. Тридцать лет назад это производило впечатление, но теперь сотрудники предпочитают проводить время с семьей, а не в аэропорту.

 

Хорошо смеется тот, кто смеется последним

Еще хуже, когда корпоративная культура ИКЕА используется для придирок к другим культурам.

Однажды коллега Петера Кампрада пригласил его в Брюсселе на ужин с очень высоким начальником большой американской консалтинговой компании, занимающейся экологическими технологиями. Встреча была организована с целью внушить доверие и показать заинтересованность ИКЕА в сотрудничестве.

Молодой господин Кампрад с самого начала был кислым, потому что его отец не так давно высказался, что все консалтинговые фирмы от лукавого. Уже в машине он начал ругать американцев, а за столом нападки продолжились.

В конце концов его собеседник совершенно спокойно спросил:

– А что вас на самом деле так в нас раздражает?

– Вы же живете в самой лучшей в городе гостинице!

Пожилой господин спросил, где, в таком случае, останавливаются сотрудники ИКЕА и сколько стоит эта гостиница. Петер хмуро ответил.

– Разница, дорогой Петер, в том, что, если вы платите за вашу гостиницу 130 евро, мы платим за свою всего лишь 150. К тому же это одна из самых лучших гостиниц Брюсселя. У нас там колоссальная скидка, а у вас ее нет. Так что на самом деле это мы экономим деньги.

* * *

Об этом странно говорить, но ИКЕА с трудом определялась со своей позицией к техническим новинкам вроде лэптопов и мобильных телефонов. Впрочем, ничего странного – в компании, которая так заботится о развитии своей корпоративной культуры и ее ключевых символов, это вопрос вопросов. Сегодня мобильные телефоны и компьютеры есть у всех, поскольку падение цен сделало их доступными. И поскольку это важные повседневные инструменты, их можно было бы сразу сделать символами, неотделимыми от ИКЕА. Но вместо этого выбрали нечто среднее – в различных странах эту проблему решали по-разному. И лэптопы, и мобильные телефоны прошли один и тот же путь – от осуждения, поскольку их считали символами яппи, до полного запрета (!). И только спустя время (слишком поздно, чтобы это имело практическую мотивацию, так как гаджеты, понятно, облегчают сделки внутри ИКЕА) последовало невнятное смягчение запрета. Сначала для начальства, а потом, крайне не охотно, и для рядовых сотрудников. Но когда высокий начальник или начальник среднего звена получает бесплатный мобильник в такой компании, как ИКЕА, это производит странное впечатление. Ведь в ИКЕА, согласно корпоративной этике, начальники не должны выпячиваться, а должны, что всегда было девизом Ингвара, руководить силой хорошего примера. Конечно, сегодня многое изменилось, но пятнадцать лет назад нельзя было и представить, чтобы начальник пользовался последним техническим новшеством.

Надо, пожалуй, вернуться к началу 1970-х гг., когда ИКЕА делала первые неуверенные шаги, чтобы понять первоначальную ценностную основу компании. Эта основа, или то, что потом назовут корпоративной культурой, состояла из набора ценностей, которые пропитали фирму во время ее становления. Вот примеры таких ценностей: все мы по сути – «бережливые жители Смоланда» (в то время руководство ИКЕА в основном состояло из уроженцев этой провинции) и руководим силой «хорошего примера» (начальник обязан подавать хороший пример с упором на аскетизм).

Таким образом, становление корпоративной культуры ИКЕА произошло более сорока лет назад. И начиная с середины восьмидесятых ничего в этой культуре и ее символах по большему счету не изменилось. В своей книге, написанной по заданию Ингвара, Бертиль Торекуль очень метко называет босса священником высшего сана. Конечно, Основатель и должен быть таким священником, коль скоро речь идет о разработке ценностной основы, но он был не один. При своем остром чутье Ингвар наверняка улавливал тенденции и сквозные темы. Но он наверняка сам постепенно нащупывал почву под ногами, пытаясь определиться со стилем руководства, когда хвалил одни поступки или показывал свое недовольство другими. Так постепенно сформировалась корпоративная культура ИКЕА.

Попутно расскажу, как сотрудники обращаются к Основателю. Даже в этой книге каждый раз, когда я вместо «Ингвар» пишу «Кампрад», внутри у меня все сжимается. Мои инстинкты, выработанные за двадцать лет работы в компании, говорят мне: «Кощунство! Ты впадешь в немилость!» Ибо никто в присутствии Ингвара иначе, как Ингвар, его не называет. Даже за глаза не говорят «Кампрад» – это немыслимо! В крайнем случае сойдет «ИК» или «Основатель», но так его именуют старые сотрудники, которые не работают в Эльмхульте. Все, кто работает непосредственно с ним, а также большинство сотрудников ИКЕА называют его «Ингвар», независимо от ступени иерархии, на которой они находятся. И это в такой серьезной организации, какой ИКЕА все-таки является. Точно так же, как в шведской армии, где обычно обращаются по фамилии. Но не к Кампраду – его надо называть Ингваром.

Помимо Ингвара, единственный, кто может сравниться со «священником высшего сана», – бывший начальник IOS, с сентября 2009 г. президент Группы компаний Микаэль Ольссон. Большинство начальников ИКЕА, конечно, следуют корпоративной культуре, причем, как правило, не на словах, а силой личного примера. Микки не исключение. Он любит поговорить, например, о значении простоты или выбора своего пути. Так вот, я смею утверждать, что он обладал лучшей, чем у Ингвара, способностью низводить довольно высокопарные сентенции до уровня восприятия простых людей. Нам, сотрудникам, его размышления всегда казались полезными. Благодаря его умению исходить из основополагающих тезисов и бизнес-идеи в таком конкретном вопросе, как план закупки дешевого продукта, корпоративная культура воспринималось как нечто живое и надежное. Как вечный источник, откуда можно черпать умные мысли о простоте, бережливости или выборе своего пути.

 

Личная ответственность

Корпоративная идея довольно хорошо описывает, как должен себя вести сотрудник ИКЕА. Конечно, это крайне важная часть корпоративной культуры. Вкратце: будучи сотрудником, вы сами отвечаете за свое развитие. И развиваться вы должны на рабочем месте, а не на дорогих курсах и семинарах. На практике это означает, что вы сами должны определить, какая вам нужна помощь, чтобы успешно справляться со своими обязанностями. В идеальном случае нужно составить список того, что вы собираетесь сделать к ежегодной беседе с начальником подразделения о личном развитии.

Испытав это на собственном опыте, я знаю, что подобная система работает довольно хорошо. Каждый сотрудник еще в начале своей работы обнаруживает, что, с одной стороны, от него все время ждут, что он будет брать на себя все больше ответственности (прямое следствие одного из девяти тезисов: «Брать на себя ответственность – это наша привилегия»), а с другой – чувствуя отличие компании от прочих игроков рынка, он придает особое значение выбору своего пути (развитие еще одного из девяти тезисов). Кстати, большинству сотрудников нравится, когда на них возлагают больше работы, так что от этого выигрывают и работодатели, и сами сотрудники, они же наемные работники.

В вопросе личной ответственности и личного роста Ингвар проявляет особую изощренность. Ведь в этом случае сотрудники компании в глазах окружающих становятся не такими, как все. Если колесо завертится и дела компании пойдут более успешно, чем у других, вы будете гордиться способом вести дела, особым стилем отношений, одежды и т. д. И это именно так. Сотрудники ИКЕА испытывают гордость от того, что работают именно здесь. Может быть, не все, но определенно те, кто несет какую-либо ответственность, пусть даже самую малую. Когда я по работе или вне работы встречался с людьми, не имеющими отношения к ИКЕА, искреннее восхищение феноменом ИКЕА воспринималось как прибавка в зарплате. Будучи сотрудником компании, я мог купаться в лучах славы от ее успехов.

(В скобках замечу, что неприкрытое восхищение окружающих может развращать. В этом нет ничего хорошего – все время чувствовать себя на полголовы выше, чем «все эти бедняжки» за пределами фирмы. Думать, что ты знаешь и можешь лучше. А это так. Начиная с Ингвара, его сыновей и Андерса Дальвига и заканчивая рядовыми сотрудниками, все убеждены в своем превосходстве над окружающими. Знаю это по себе, сам был такой.)

Однако даже у самых приятных моментов есть и обратная сторона. Сотрудники ИКЕА должны довольствоваться зарплатой, которая реально ниже того, что им следовало бы получать. На этом основан механизм ИКЕА. Странно, но большинство мирятся с этим мизером именно потому, что работа им нравится, а неприкрытое восхищение окружающих, как я уже говорил, подслащивает пилюлю. От ИКЕА постоянно слышишь, что в вопросе о заработной плате компания руководствуется средними ставками в данной отрасли и, конечно, договорами. Все, кто уходит из ИКЕА, обычно подыскивают более денежную работу.

Как помощник Ингвара и Андерса Муберга, я отвечал за связи Группы компаний с общественностью, за мероприятия по охране окружающей среды, за организацию поездок и т. д.; кроме того, я служил посредником между Ингваром и Андерсом и вел несколько важных проектов. В то время ИКЕА была объектом пристального внимания дотошных журналистов из нескольких стран, поскольку компания никогда не вела работу по охране окружающей среды должным образом, игнорируя социальную ответственность перед обществом. Предполагалось, что я буду заниматься еще и всем этим – за месячную зарплату немногим выше тридцати пяти тысяч крон в пересчете на нынешние деньги. На эти деньги надо было содержать семью, а про то, что в кризисных ситуациях приходилось вертеться круглые сутки, я и не говорю.

Когда Петер Кампрад предложил мне должность генерального директора IKEA GreenTech AB, сначала он хотел положить мне зарплату на 50–60 % ниже, чем в среднем по отрасли, мотивируя это тем, что у меня в подчинении будет всего-то горстка сотрудников. Между тем, это венчурное отделение должно было стать лидером рынка с активом в пол-миллиарда шведских крон.

 

Стукачи Ингвара

Все годы Ингвар Кампрад последовательно взращивал сеть шпионов. Поскольку из-за налогов он покинул Швецию еще в 1970-х гг., его пятая колонна стала неоценимым связующим звеном с родиной и центром власти. Насколько я понял и отчасти испытал на собственном опыте, у Ингвара десятки шпионов, которые поставляют ему информацию. Пустые обещания о мгновении рядом с Основателем плюс манеры Ингвара, внушающие доверие, по большому счету заставляли всех кричать петухами о своих собственных начальниках или выполнять другие конфиденциальные задания. Чувство собственного достоинства – дефицитный товар среди сотрудников ИКЕА, поскольку от вас ждут, что ради карьеры вы пойдете почти на любой компромисс.

Владения компании по всему земному шару окутывает тонкая сеть «доверенных лиц» Ингвара. Прямо или косвенно. Естественно, эта сеть состоит не только из шпионов, часто лишенных чувства собственного достоинства; среди этих людей есть много ключевых фигур, которые долгое время контактировали с Ингваром. Насколько я знаю, многие из них сосредоточены в Эльмхульте и в первую очередь представляют собой резерв дарований компании.

Создавая сеть такого типа, Ингвар преследовал хитроумную, но в то же время вполне очевидную цель. На самом деле ту же цель преследуют государственная власть и шведская военная разведслужба, равно как и правительство США с ЦРУ. За счет шпионских сетей (или разведслужбы) выявляются отклонения, которые по возможности искореняют еще в зародыше, что экономит огромные средства. На угрозы разного рода можно реагировать в упреждающем порядке; часто можно полностью предотвратить потенциальные проблемы, реагируя на них, пока они не успели разрастись.

Андерс Муберг тоже работал со стукачами, когда был президентом Группы компаний. А вот другой Андерс – Дальвиг выбрал совсем иной и гораздо более официальный путь. Возможно, это зависело от того, что у Дальвига никогда не было тех контактов, которые требуются в верхних звеньях стоимостной цепочки, поскольку всю свою карьеру он сделал в области розничной торговли. Конечно, магазины соприкасаются с внешним миром, но поскольку они имеют дело только с продажами, их влияние на развитие компании ограничено.

Самые лучшие контакты обычно завязываются в начале карьеры или когда вы работаете рядом с объектом слежки. Думаю, нынешний президент Группы компаний отклонил чисто разведывательную деятельность только потому, что более принципиально относится к получению информации извне, а к сплетням и тому подобному – довольно прохладно, насколько я могу судить.

Что такое шпионская сеть, я очень явственно ощутил на себе в 2008 г. Петер Кампрад предложил мне работу гендиректора в IKEA GreenTech AB, дочерней фирме ИКЕА, которая должна была искать интересные продукты в области экологических технологий. Начальник экономического подразделения IKEA AB, центральной компании в Эльмхульте, в это же время стал ответственным лицом с правом подписи. Иногда через председателя правления до меня доходила критика по поводу того, что некоторые аспекты командировок не всегда оформляются должным образом. Критика была необоснованной, но, конечно, раздражала. В конце концов я спросил Андерса Лунда, начальника экономического подразделения, чем он, черт возьми, занимается. В ИКЕА есть неписаное правило – вы всегда идете к тому, кто вас раздражает, и ни на йоту выше. Всегда. Прошло две недели, и я вдруг получил от Ингвара и правления резкое предупреждение. Оно было приукрашено целым рядом банальностей, но в центре были мои нападки на шпиона Петера Кампрада – начальника экономического подразделения IKEA AB Андерса Лунда. Из этой истории я извлек такой урок: никогда не наступать на пятки шпионам, и что пора забирать моего Матса из школы.

 

Язык Группы компаний

Прошло не меньше четверти века, если не больше, с тех пор как ИКЕА решила сделать английский языком Группы компаний. До этого долгие годы господствовал шведский, и многим швейцарцам, немцам и французам пришлось овладеть шведским, чтобы просто получить работу в ИКЕА.

Знания английского даже в Эльмхульте еще десять лет назад были весьма ограниченными. Помню бедного индийца, парня с высшим образованием, толкового и опытного, который должен был приступить к работе в бизнес-единице «диваны». Я говорю о месте, где на глобальном уровне принимаются все стратегические решения в отношении ассортимента диванов. Оборот бизнес-единицы ежегодно превышает 20 млрд крон. Проблема же состояла в том, что в то время в этом подразделении работали исключительно жители Эльмхульта, и они практически не говорили по-английски. Так что индусу, который на английском говорит с детства, пришлось учить шведский, чтобы выжить среди этих темных людей из Смоланда (почти все сотрудники были мужчины). И это происходило в обозримом прошлом – в 1999 г.

Недостаточное знание языка неизбежно создает отчуждение. Я очень хорошо понимаю, что чувствовал мой коллега-индиец, поскольку прошел через тот же ад. В моем случае это было в Валлау. Никто не хотел принять во внимание, что я с трудом говорил по-немецки. Помню, директор магазина Юаким Стиккель ревел: «Hier wirt Deutsch gesprochen!» («Здесь говорят по-немецки!»). Тем самым он хотел подчеркнуть, что никто в комнате не должен обращать на меня внимания, поскольку я все равно не владею языком и только мешаю. Эта его реплика вызвала у коллег оживление. Ведь я же находился в стране, которая превратила злорадство в совершенно особый сорт юмора.

Дистанция между вами и окружающими всегда будет расти пропорционально тому, насколько плохо вы говорите на их языке. Коллеги будут говорить через вашу голову, в обход вас, но никогда или почти никогда с вами. Достоинство и компетенция, которыми, по вашему мнению, вы обладаете, постепенно куда-то улетучиваются, по мере того как от вас отводят глаза и поворачиваются к вам спиной. Еще хуже, когда вас совершенно неожиданно начинают отчитывать перед коллегами в офисе или даже перед сотнями покупателей, а вы не можете ничего ответить, кроме как промямлить что-то со спазмами в горле. Единственное утешение – безразличие окружающих. Это иная, но не менее интересная сторона культуры ИКЕА, когда любой ценой надо входить во «внутренний круг».

Как правило, хуже всего английский знало высшее руководство ИКЕА. Кроме, конечно, Ингвара, только его никто не слышал. Бенгт Ларссон говорил по-английски вдохновенно и громко, но немногие понимали этот вариант сконского (или английского со сконским акцентом). Андерс Муберг тоже славился своими речами на английском – он охотно импровизировал, но всегда был так немногословен, что понять его было невозможно. Свои пробелы в языке англосаксов Андерс заменял фразами на диалекте Смоланда. Так, его выражения «How in sö hell» (искаженное «How in the hell» – «Какого черта») или «Pick sö low hänging froots» (искаженное «Pick the low hanging fruits» – «Подберите низко висящие фрукты») стали любимыми у многих его сотрудников.

Тот вариант смоландского диалекта, который чаще всего используется в Эльмхульте, производит весьма странное впечатление, поскольку он более уклончивый и неопределенный, чем обычный шведский. «Знаешь ли…», «Вот как…», «Да что ты говоришь» – ответы, которые вы услышите чаще всего, если обратитесь к сотруднику ИКЕА, выходцу из Эльмхульта. А если вы попросите дать вам конкретный ответ, то он будет таким: «Может быть, немного», «Возможно…», «Никогда нельзя знать наверняка…» или что-нибудь такое же ускользающее.

Уклончивый смоландский неясен всем, за исключением, может быть, тех, кто на нем говорит. Однако годами этот диалект был шведским языком ИКЕА. Многие начальники в ИКЕА (но не все) говорят таким вот странным образом. Помню, как я перешел в шведское подразделение после трех лет в Германии. За это время я овладел немецким и научился ценить прямоту языка. А когда вернулся домой, мне стало трудно понимать пустую болтовню моих шведских коллег.

Думаю, такому нечеткому шведскому есть культурное обоснование – манера Ингвара принимать решения. Ингвар не часто говорит твердое «нет» или «да» на какое-либо предложение. Для него более характерно выслушать все аргументы окружающих, дать им немного созреть, потом еще немного подискутировать и только после этого принять решение. Говоря иными словами, такое отношение и такой амбивалентный язык помогают сотрудникам следить за всеми ходами, которые подчас бывает трудно уловить. У Ингвара мало что вызывает большее отвращение, чем самоуверенные люди. На том шведском, который принят в ИКЕА, может быть и «за», и «против», и где-то посредине, и никто толком не будет знать, что вы на самом деле думаете. Зато когда Ингвар наконец примет решение, можно без всякого риска присоединиться к его мнению.

Самое удивительное, что такой подход всегда срабатывает. Смею предположить, что это зависит от нескольких факторов. Во-первых, до принятия решения подробно обсуждаются все точки зрения. Во-вторых, для принятия каждого решения нужно привлечь как можно больше людей, и так, чтобы знание предмета всегда было в центре. И, наконец, последнее: решение принимает консенсус, и поэтому воплощение в жизнь, что обычно труднее всего, проходит быстро и на удивление эффективно.

Когда Андерс Дальвиг в 1999 г. стал президентом Группы компаний, смоландский исчез, и английский стал играть более четкую роль. Главным языком ИКЕА английский сделала начальник IOS Жозефина Рюдберг-Дюмон, которую вскоре Андерс взял на работу. Наверняка потому, что она, будучи женщиной, много лет до крови разбивала себе голову о стеклянные стены, но еще и потому, что сама она – очень смешанного происхождения, и к тому же замужем за французом. Многообразие во всех его аспектах, вот что я хочу сказать, и это многообразие всегда было для нее повседневным делом. Естественно, Жозефина ввела ряд любимых выражений, которые вскоре переняли окружающие, не понимая их смысла. Одним из таких выражение было «alignment» – «выравнивание». Не совсем весело, поскольку его скрытое значение – «молчать и не выходить из строя». «The product is the solution» («Продукт – это решение») – другое ее выражение. Его можно сколько угодно крутить и так и этак, и все равно нельзя разобрать, к чему это относится.

Кстати, это выражение стало главной темой одной из внутренних ярмарок в Эльмхульте. На ярмарку приехали руководители розничной торговли всех уровней со всего мира, но никто ничего не понял из смелых коммуникативных высказываний Жозефины. Зато нетленка «The product is the solution» на месяцы стала у них дежурной шуткой.

Когда руководство общается с использованием философско-возвышенной и претенциозной терминологии, на отдачу рассчитывать трудно. За год до этого в IOS под девизом «Go cubic!» («Иди, кубик!») проводилась Неделя розничной продажи, в которой также участвовали розничные торговцы со всего мира. И опять около 500 человек покидали Эльмхульт с пустотой во взоре. До сих пор никто, кроме горстки избранных из круга Рюдберг-Дюмон, не понял смысла послания.

 

Сила воплощения

«Считается только воплощение», – обычно проповедует Ингвар. Это одна из самых важных составных частей в корпоративной культуре ИКЕА и ключевой компонент секрета успеха. Как мы уже констатировали, умения обсуждать проблемы и принимать решения недостаточно, надо уметь проводить решения в жизнь. Моя карьера и карьера многих других моих коллег основывались на способности делать мечту былью. Естественно, наши таланты были замечены нашими начальниками, и перед нами были поставлены новые, более масштабные задачи. Если и есть такой талант, благодаря которому можно продвинуться в ИКЕА, так это талант воплощения. Для тех, кто не в теме, способность воплощать может показаться довольно тривиальной. Смею утверждать обратное и даже пойду дальше: болезнь, которая сейчас свирепствует во многих компаниях, испытывающих проблемы, заключается именно в том, что решения так и остаются на чертежном столе, никогда не претворяясь в жизнь. Но в ИКЕА способность воплощать мечту собственно и отделяет зерна от плевел. Нет лучшего способа сделать карьеру, чем осуществить комплексные планы в том, чем ты непосредственно занимаешься. И нет более эффективного способа притормозить намечающуюся карьеру, чем потерпеть в этом неудачу. От моих коллег, которым не удавалось осуществить поставку, Ингвар и его сотрудники отмахивались как от болтунов, которые только и могут делать, что обещать.

Секрет воплощения, пожалуй, прежде всего заключается в подборе персонала. И Ингвар, и его адепты крайне умело привлекают и продвигают по службе людей деятельных. Людей, у которых в руках все горит и которые научились мыслить самостоятельно. К тому же здесь ценится настрой, уверенность в том, что дело делается и будет сделано в намеченные сроки. У ИКЕА никогда не было сложных систем отслеживания, и долгие годы компания жила без контрольных инструкций. Нет, правильные люди и правильный настрой – вот и все, что требуется. Конечно, и ИКЕА иногда может буксовать, но это никогда не случается с ключевыми продуктами либо открытием новых магазинов.

 

Невидимая иерархия

Новичку в ИКЕА труднее всего усвоить, независимо от одаренности и предшествующего опыта, кто на самом деле принимает решения по различным вопросам. Годовой цикл ИКЕА, включающий все важные решения и дискуссии, предшествующие принятию решений, проявив некоторую чуткость, понять можно. Это же относится и к конкурентным преимуществам. Типично шведское выражение «свобода под ответственностью» тоже не вызывает никакой головной боли. Но вот как и почему в компании принимают решения, для новичков долгое время остается загадкой.

Во многом компанией управляют неофициальные сети, состоящие из отдельных людей и групп, лоббирующих свои деловые интересы. Но точно не ясно, кто в эту сеть входит, а кто нет. Принадлежность в наибольшей степени зависит от делового вопроса, что означает одно: структура решений случайна и переменчива.

Невидимая иерархия в принятии решений возникла из-за постепенного и органичного роста ИКЕА сначала в Эльмхульте, а потом и в Хельсингборге. Поднимаясь по иерархической лестнице, патроны окружали себя лояльными сотрудниками. Ведь лояльность остается всегда, даже если сотрудник переместится в другое подразделение.

Допустим, вы задумали сменить исходный материал для того или иного продукта, и в сети IKEA of Sweden AB сразу возникнет глухое недовольство. С вами мало кто будет говорить, зато многие будут говорить о вас и повсеместно прилагать усилия, чтобы подкопаться под вашу позицию. Одни коллеги начнут уверенно пересказывать вам мнение Ингвара, намекая, что вам следует остерегаться. Другие не смогут удержаться от вранья и даже интриг – из соображений удобства, по стратегическим причинам или потому, что они видят то, чего не видите вы.

Естественно, в такой нестабильной организации, как ИКЕА, составляются невидимые внутренние и внешние списки «угодных» и «неугодных». Иногда ходят упорные слухи о предстоящих переменах, о капризах Основателя, о планируемых увольнениях и назначениях. Слухи распространяются устно или по системе Memo (Memo – древняя электронная почта, которую в 1980-х ИКЕА купила уже подержанной у «Вольво» и которая долгое время использовалась, пока ее не заменил Microsoft Outlook). Догадки насчет того, кто получит пост начальника, почти всегда ошибочны, зато насчет того, кому предложат уйти с работы, почти всегда сбываются. Думаю, последнее зависит от того, что обычно в ИКЕА не очень успешным сотрудникам позволяют сидеть довольно долго, чтобы дать им возможность исправить свои ошибки, что, однако, не всегда удается. Постороннему наблюдателю эта затянувшаяся лебединая песня порой кажется невыносимой.

 

Байки

У пожилых, более опытных сотрудников ИКЕА всегда есть в запасе пара поучительных баек для новоиспеченных коллег. В основе многих – Ингвар Кампрад, знаменосец скупости, и ИКЕА – ее последний бастион. Другие рассказывают о пуританстве и прилежании Ингвара, а некоторые так и вовсе выставляют его героем.

Скрытый смысл всех этих баек ясен как божий день: в ИКЕА мы все живем экономно, даже сам Основатель. Конечно, в них также подразумевается, что ваша зарплата будет расти черепашьими темпами, но что в этом такого, если даже Ингвар, который богат как тролль, ничего себе не позволяет.

Начало 90-х гг., IOS AB, «Блосиппан», Эльмхульт.

Ингвар входит в офис после целого ряда командировок. Его прихода ждали. Хотя только начало седьмого утра, в офисе кипит работа. Быть на месте раньше Ингвара, когда он точно придет сюда, для сотрудников ИКЕА дело само собой разумеющееся.

За время его отсутствия вестибюль как-то изменился. А, вот в чем дело… В нескольких метрах от стойки рецепции расположилось кафе с модным дизайном, который мог бы украсить любой офис в любом большом городе. Симпатичные столики и барная стойка из черного, покрытого лаком дуба.

Ингвар взрывается. Решительным шагом идет мимо рецепции, поворачивает налево и пунцово-красный от злобы без стука входит в кабинет генерального директора. Вы думаете, разнос был учинен в кабинете? Ничего подобного! Ингвар берет Янне Чельмана за шиворот и тащит его к новому кафе в вестибюле. И уже тут, перед сотрудниками и посетителями, отчитывает его несколько минут.

Но что, собственно, произошло? Ошибка Янне заключалась в том, что в скучной закусочной, которая там была прежде, он поменял мебель на мебель ИКЕА нового образца. А Ингвар же счел, что священный вход в IOS стал слишком роскошным, и тем самым ассортиментная компания перестала подавать хороший пример остальному миру ИКЕА.

Я не был свидетелем этому, но уверен, что разнос действительно имел место, поскольку мне рассказывали это очевидцы, которым можно доверять. А вот что у гендиректора был кабинет на нижнем этаже слева, я не уверен.

Аэропорт во Франкфурте-на-Майне, начало 1990-х гг.

Пожилой человек входит в самолет через переднюю дверь вместе с сотней других пассажиров. Чтобы попасть на свое место в хвосте, он должен пройти через бизнес-класс. Внезапно пожилой пассажир, то бишь Ингвар, видит знакомое лицо. Это один из высших руководителей ИКЕА, который, ухмыляясь, сидит в роскошном кресле. Ингвар вежливо здоровается и продолжает идти в конец самолета. Обещанной карьере пришел конец.

Пожалуй, самый сильный метод ИКЕА внедрять свою культуру по всей организации – это рассказывать байки. И большая часть их выставляет Ингвара чудаковатым скупым дядей.

Магазин в Евле, 1988 г.

Уже в шесть утра Ингвар и его помощник входят в магазин через погрузочный отсек и начинают обсуждать проблемы, которые накопились у работников склада. Проверяют, нет ли в прибывших контейнерах незаполненного пространства (контейнеры должны быть забиты товаром до отказа), и ругают поставщиков из Азии, которые пренебрегли этим правилом.

Через час с небольшим наконец появляется директор магазина со взъерошенными от сна волосами.

– Как мило, что ты тоже решил прийти, Калле, – сдержанно роняет Ингвар.

Можно начинать обход магазина. Все бы ничего, но в отделе, где продаются изделия для кухни, Ингвар останавливается и принимается критиковать презентацию товара. Черстин, начальник отдела, сперва молча слушает критику Ингвара, но потом резко прерывает его разглагольствования, ссылаясь на свои собственные соображения. Все присутствующие не находят себе места, они ведь полдня раскланивались, повинуясь указаниям Ингвара, а тут вдруг Черстин осмелилась возразить. Ингвар весь засиял, словно получил прилив энергии. Они с Черстин переругивались еще довольно долго. В конце концов Ингвар начал расхваливать Черстин за то, что она научила его представлять товары этого отдела, и многому другому.

Впервые я услышал эту историю в 1992 г. от коллеги Калле Петтерссона, который слишком рано ушел из жизни. Калле – тот самый директор магазина, если вы помните.

Подвал гостиницы, Эльмхульт, конец 1980-х гг.

Все выглядели измученными, но обсуждение продолжалось. Единственный, у кого был ясный взор и кто полностью владел ситуацией, был Ингвар. Не было такого вопроса, который казался бы ему незначительным. В начале вечера гостиница предложила отведать смоландских сосисок с пивом, и с тех пор они ничего не ели, хотя перевалило за полночь. Похоже, Ингвара не интересовали ни время, ни любая другая человеческая потребность. Сидя в окружении директоров шведских магазинов, он говорил, говорил и говорил.

Ровно в два часа ночи помощнику удалось прервать поток его красноречия. Все встали и начали расходиться, когда Калле, директор магазина в Евле, поворачиваясь к помощнику, сказал:

– Наконец-то можно пойти поспать.

– Да, считайте, что вам повезло, а мы с Ингваром через четыре часа начнем работать.

 

Личные конкуренты Ингвара

В период работы Бенгта Ларссона в ИКЕА, вплоть до 2001 г., о нем ходило невероятное количество историй, связанных с его епархией, включавшей магазины по всей Европе, за исключением России. Ларссон, без сомнения, оказывал огромное влияние на людей из своего окружения, и с помощью россказней о нем создавалась культура в культуре.

Смысл чаще всего сводился к тому, каких фантастических результатов достигает Бенгт, проявляя разные стороны характера. В этом отношении Кампрад был гораздо более банальной фигурой, поскольку в основном люди любили поговорить о его скупости. Наверняка сияние Ларссона резало Ингвару глаза, поскольку больше всего он хотел, чтобы свет прожекторов был направлен на него самого.

Гостиница в Эльмхульте, конец 1980-х гг.

Это случилось на празднике. В одном из помещений молодежного лагеря были накрыты длинные столы цвета американского флага, разыгрывались скетчи, произносились речи, все маршировали по залу под барабаны и, конечно, угощались.

Вестибюль гостиницы в Эльмхульте был забит до отказа. Люди сидели везде – на стульях и на полу. Некоторые стояли. В зале царила благоговейная тишина, хотя собравшиеся напоминали причесанных мокрым гребнем школьников, которым свойственно галдеть. Впереди на стуле восседал Бенгт Ларссон, держа в руках открытый роман. На своем тягучем южносконском диалекте, жестикулируя и подпуская драматизма, он читал вслух «Каллокаин» Карин Бойе.

Насколько я понял со слов очевидцев, в зале собралось все руководство розничной торговлей в Швеции плюс директора и начальники отделов магазинов, которые явились сюда в приказном порядке. Что бы Бенгт ни делал, это не подвергалось сомнению. И он даже мысли не допускал, что большинство будут смущенно ерзать на стульях из-за выходки своего претенциозного начальника. Отсутствие самокритики иногда делало Бенгта Ларссона просто невыносимым.

Я никогда не встречал в ИКЕА более авторитарного начальника. Авторитарность Бенгта всегда была на грани эпилепсии с повторяющимися приступами. Два раза он вызывал меня на разговор с глазу на глаз, и оба раза из-за пустяков – из-за моего мнения по поводу места проживания моей семьи при переезде из Англии в Швецию, мнения, которое Бенгт не разделял. После разговора меня трясло, в горле стояли слезы, и было такое чувство, что он уничтожил меня своими угрозами. Этот человек требовал немедленного и слепого подчинения. Во всем. Будучи директором магазина в Лидсе, я был свидетелем того, как на второй день после открытия Ларссон отчитывал Андерса Дальвига (который тогда был генеральным директором ИКЕА в Великобритании). Тучный Бенгт беспрерывно рычал, а худой Ан-дерс не говорил ни слова. И это в магазине, который все, даже сам Бенгт, считали лучшим в Европе.

Один из высших начальников ИКЕА в Германии рассказал мне еще одну историю. Сразу после смены тысячелетия там открывался новый магазин. Бенгт, как руководитель европейского подразделения, обычно старался бывать на открытиях. Народу в тот день собралось невероятно много. Люди долго стояли в очереди, а некоторые даже спали у входа в магазин. И вот ленточка была перерезана.

Юаким Стиккель, тот самый Стиккель, который считал, что я очень плохо говорю по-немецки, опытной рукой руководил процессом. В магазин влилась первая партия страждущих, и тут началось. По мнению Ларссона, людям приходилось слишком долго ждать, чтобы войти. Он буквально взорвался от негодования – отвел в сторону маленького Стиккеля и отругал его на своем характерном сконско-английском языке. Стиккель с ужасом смотрел на большого человека в облегающем льняном костюме и не произносил ни слова. Ларссона это еще больше распалило. Он набросился на Стиккеля с кулаками и прижал того к стене так, что маленький немец беспомощно заболтал в воздухе ногами; при этом Ларссон не переставал рычать. И это все перед сотрудниками и покупателями. Что ж, это тоже культура ИКЕА, пусть и необычная.

Почему же я отвожу Бенгту Ларссону столько места в книге? Да потому, что наряду с Ингваром Кампрадом он много значил для компании в целом и для ее культуры в частности, без него компания была бы гораздо слабее. В ИКЕА никогда не было специалиста по розничной торговле лучше, чем Бенгт, и сейчас никто не можем с ним сравниться. С тех пор как Бенгт ушел, концепция функционирования магазинов ИКЕА не получила никакого развития.

За годы своей работы в ИКЕА Бенгт Ларссон достиг просто уникальных результатов. Я уже говорил, что вплоть до середины 1990-х гг. мебельная экспозиция ИКЕА сильно напоминала римские катакомбы. Потеря ориентации, без сомнения, отрицательно сказывалась на потенциальных покупателях. В защиту этих мрачных лабиринтов приводилось следующее: покупатель, которым не управляет расположение отделов, купит меньше, если его не заставить посмотреть весь ассортимент. Сегодня я должен неохотно признаться, что и сам разделял это мнение.

Но Бенгт, будучи человеком свободомыслящим, пошел наперекор этим нормам. Он попросил Туре (имя вымышленное), уроженца Эльмхульта, обладавшего редким даром организовывать пространство, придумать новое решение для мебельной выставки и торгового зала в целом. В основе лежала простая идея: покупатель может сам решить – обойти ли ему всю мебельную экспозицию или выбрать отмеченные короткие пути через магазин, что раньше и представить было нельзя, ведь ИКЕА использовала проходы через весь магазин с целью сделать «путь для потенциального покупателя как можно короче, но на самом деле длиннее».

Свой новаторский замысел Бенгт изложил Туре следующим образом: «Где бы ни находился покупатель, он должен издалека видеть, что его ждет в следующем отделе, и поэтому прямых путей должно быть больше, и они должны соотноситься друг с другом». Таким образом, потенциальный покупатель получал возможность сориентироваться и к тому же найти прямые пути, которые раньше не только не были отмечены, но и хитро прятались за стенами и т. д.

Бенгту удалось добиться своего, и торговый зал стал светлее, просторнее и привлекательнее. Новая планировка, названная европейской, теперь является стандартом для всех магазинов ИКЕА.

Естественно, для магазина уверенный покупатель, идущий к цели по светлой и приветливой мебельной выставке, лучше, чем дезориентированный и сбитый с толку. Насколько мне известно, анализ роста продаж не проводился, но наверняка новая концепция принесла немалое процентное увеличение. А теперь представьте, что у Бенгта не хватило бы мужества снести катакомбы во всех магазинах ИКЕА, где бывают до полумиллиарда посетителей каждый год. Даже если кому-то эта идея может показаться банальной – подумаешь, изменить экспозицию, – простое всегда сложнее всего осуществить. Для того чтобы в компании Ингвара только подумать о том, что «нам нужна новая планировка», требуются достоинство и мужество, которыми мало кто обладает. Еще требуется блестящее знание розничной торговли, чтобы в беседе с проектировщиком описать, какое воздействие предлагаемое решение окажет на покупателей.

И в довершение ко всему нужна сила воплощения, превосходящая все остальное. Все эти качества были присущи Бенгту, «лучшему в мире Карлсону» Ларссону. Обычно монополией на размышления такого масштаба обладает Ингвар Кампрад, но Ларссон взломал код организации магазина, что показывает: Кампрад, может быть, лучше как закупщик и специалист по ассортименту, но как организатор магазина он проигрывает.

Ранним утром того самого дня, когда Ларссон излил желчь на Дальвига, мы шли по магазину в Лидсе. Наш обход занял меньше часа, и Бенгт вел себя на удивление тихо. В конце он подытожил свои впечатления. По его мнению, в целом магазин выглядел прекрасно, настолько прекрасно, что он собирался рекомендовать моим европейским коллегам посетить Лидс. Но три отдела ему не понравились, в частности тот, где продавались жалюзи. Несколько месяцев спустя, когда продажи упали, я вспомнил его отзыв. К моему изумлению, он оказался прав по всем пунктам. Это еще раз показывает, что Бенгт Ларссон блестяще разбирался в розничной торговле.

Примерно в то время, когда в жизнь была воплощена европейская планировка, Ларссон инициировал еще одно преобразование. В магазинах есть талонные склады (где вам выдают товар) и склады самообслуживания (где вы берете товар сами). Бенгт предложил еще раз сделать так, как когда-то сделали в Кунгенс-Курве, а именно запустить покупателей на талонный склад. Сказано – сделано. В магазинах снесли капитальные стены, раньше отделявшие один склад от другого, и вместо них стали использовать низкие передвижные перегородки. Большую часть товаров, которые раньше складские работники подбирали для покупателей, теперь переместили на склад самообслуживания, и таким образом эти товары подешевели. Несмотря на то что покупатели теперь сами забирали свои кухни в картонных коробках или укладывали на тележку каркас гардероба весом в 80 и более килограммов, это изменение принесло успех. Довольные покупатели и экономия расходов ИКЕА на складских работников. Но чтобы прийти к этому, Ларссону сначала надо было убить несколько священных коров, преодолев не только бетонные, но и ментальные барьеры. Последнее, конечно, касалось предполагаемой реакции покупателей. А что, если они откажутся поднимать тяжести или грузить слишком много коробок на тележки? А что, если на них упадут тяжелые части гардероба? А вдруг кто-нибудь возьмет не тот товар, и резко возрастет число рекламаций? Больше всех сомневался Ингвар. Но страхи не сбылись, и изменения пошли компании на пользу.

Почти не удивительно, что сильная личность Бенгта Ларссона в сочетании с полным отсутствием самокритики привели его к падению. По сути, он упал дважды и почти одновременно. Не вдаваясь в подробности, скажу, что он позаботился о том, чтобы укрепить свои позиции в Хельсингборге. Само по себе, это не так трудно, поскольку ИКЕА была и есть одним из самых крупных работодателей в регионе. Бенгт стал вхож в круги местных шишек и выстроил отношения, которые могли бы защитить интересы компании. Но, как оказалось, он защищал и свои собственные интересы. Он считал, что ИКЕА должна стать главным спонсором строительной выставки Н99, задуманной как продолжение выставки Н55 (в свое время эпохальной). Кампрад сначала был против, но потом дал свое согласие. Муберг сомневался с той же силой, с какой Ларссон проявлял упорство, и Бенгт, как обычно, вышел из этого спора победителем. В конечном счете ИКЕА внесла крупную сумму, чтобы иметь хорошие отношения с коммуной и защищать будущие интересы компании в регионе. Вскоре после этого Бенгт за гроши приобрел у города самый лучший участок с выходом к морю. Все было именно так, я знаю это от нескольких близких к нему людей, которые, разумеется, были страшно разочарованы, а также от советника коммуны, который принимал решение и о выставке, и об участке. Он был вне себя от ярости, когда узнал правду. По его словам, Ларссон утверждал, что участок будет использоваться для постройки гостевого дома для начальников ИКЕА, приезжающих в Хельсингборг по делам.

Газеты, естественно, уничтожили Бенгта. Не знаю никакого другого события, которое бы так сильно навредило ИКЕА. Я сам слышал, как Бенгт жаловался на то, что Ингвар не допускает высшее руководство к «росту недвижимости» в ИКЕА. В этом вопросе я склонен с ним согласиться, даже если такая точка зрения никоим образом не оправдывает его поступок. Благодаря своим блестящим способностям Бенгт годами набивал карманы Ингвара миллиардами, не получая за это ничего, кроме высокого реноме и крайне скромной зарплаты. Может быть, он думал, что участок с выходом к морю достался ему по праву?

В то самое время, когда Бенгт приобрел себе участок, компанию покинул Андерс Муберг, президент Группы компаний (он перешел на одну из руководящих позиций в конкурирующую американскую фирму Home Depot). Когда спустя несколько месяцев я столкнулся с Ингваром, он прокомментировал увольнение Муберга, возглавлявшего Группу компаний двенадцать лет, такими словами: «Его возбуждают только деньги». В глубине души я задаю себе вопрос: так кто же из них скупердяй – сын тропаря Муберг или сын владельца хутора Кампрад?

Удивительно, что Ларссон, несмотря на очевидный промах, продолжал работать у Ингвара. А ведь такого рода коррупция согласно ценностям компании есть самое тяжкое преступлением, какое только может совершить сотрудник ИКЕА. И все же Ингвар дело замял. В ту пору я еще был его помощником и хотя давал ему многочисленные вырезки из газет и адресованные ему письма от возмущенной общественности, он не прокомментировал ситуацию ни единым словом. И это при том, что Ингвару свойственно всегда все комментировать, и особенно то, что его раздражает. Думаю, он просто-напросто дал Бенгту второй шанс, понимая его огромную ценность для ИКЕА. Или, может быть, он думал, что, сменив гнев на милость, сможет лучше контролировать своенравного Ларссона?

Однако спокойствие долго не продлилось. Через какое-то время Ингвар окольным путем обратился к Бенгту и попросил взять своего младшего сына, Матиаса Кампрада, на работу начальником подразделения в одной из стран. Но Ларссон категорически отказал, мотивируя это тем, что фамилия никакого преимущества не дает и что Матиас для этой должности не подходит. Все, кого я знаю и уважаю в ИКЕА, подписались бы под выводом Бенгта, но ни один не осмелился бы произнести это вслух. Через пару недель Бенгта Ларссона отправили на принудительную пенсию и раз и навсегда оборвали все его контакты с ИКЕА.

Но участок у него остался.

 

Руководство по ИКЕА

В унылой, по-спартански обставленной комнате заседаний было душно. Двадцать сотрудников ИКЕА, окутанных клубами табачного дыма, сидели вокруг огромного серого стола СИГНАТУР. Старый проектор высвечивал на стене ряды и колонки цифр.

– Das mach ich nich mit! Das geht doch nicht! (Мне это не нравится! Так не пойдет!)

Маленький человечек с седыми усами ударил кулаком по столу и взревел с такой силой, что у всех заложило уши.

– Das ist eine Sauerie ohne Ende! (Какое свинство!) Dieser verdamte Saftladen! (Какое мерзкое место!)

С каждой новой фразой его легкие, казалось, набирали больше воздуха.

– Ich bin hier Chef! Ich bin hier Chef! (Здесь я начальник!)

Мы замерли в надежде, что приступ скоро закончится, хотя прекрасно знали, что это не так. Знали и то, что скоро маленький человечек выберет козла отпущения, которого перед всеми коллегами буквально разденет догола и высечет розгами.

В этот раз у позорного столба оказался я. Это было перед выпуском каталога в 1990 г., в самый важный для ИКЕА период. Будучи новичком, я послушался логистика и по глупости заказал слишком мало товаров. Сердитый маленький человечек позаботился о том, чтобы я этого никогда не забыл.

Все эти еженедельные порки были невыносимы. Раньше, когда я работал в «Макдоналдсе», моим непосредственным начальником был Пол Ледерхосен, славившийся своей авторитарностью, но у него было доброе сердце, и он всегда заботился о благе компании, а не о своем собственном. Армейскую службу я проходил в стрелковых войсках, где также вкусил все прелести фашиствующего командования. Но в армии мы очень быстро поняли, какие бестолочи эти тираны. Так вот, разница между жестокостью маленького человечка и армейского командира заключалась в том, что немец целиком и полностью руководствовался своими личными карьерными амбициями. Унижение людей было для него обычным делом. «Какого черта ты тут сидишь и бездельничаешь, когда твой отдел похож на свинарник, идиот?» – мог завопить он на всю столовую для персонала, потеряв над собой контроль.

«Ich bin Altdeutsch!» («Я немец старой закалки!») – вот чем он мотивировал свой стиль руководства. Читатель, наверное, думает, что сумасшедшие типа Стиккеля все же исключение в ИКЕА. Естественно, их не большинство, этого только не хватало, но они встречаются повсеместно и довольно часто. В частности, злобные выпады случались и у Бенгта Ларссона, который входил в руководство Группы компаний. Как и Стиккель, он мог давить на подчиненных ради самоутверждения. Только в период моей работы в Германии вели себя точно так же еще четыре директора магазинов. Самого худшего, он возглавлял магазин в Берлине, прозвали Рембо. Мало того что на заседаниях он всегда сидел в торце стола, чтобы «следить за негодниками», – однажды он даже ударил пожилого оформителя в челюсть, поскольку тот ему возразил.

Таких начальников, как Стиккель и ему подобные, отличает одно: они облизывают тех, кто над ними, и бодают тех, кто под ними; это их самая важная карьерная стратегия. А карьеру Стиккель сделал блестящую.

Как уже говорилось, в то время Валлау был самым крупным магазином ИКЕА. Свою первоначальную неудачу я превратил в успех, а поскольку мое подразделение обеспечивало почти половину оборота магазина, легко понять мотивы Стиккеля, ором учившего меня работать. В Валлау, после трех лет во главе мебельного отдела, я считался едва ли не ветераном – почти все остальные мои коллеги из руководящего звена были уволены или ушли по собственному желанию.

А что же Стиккель? Его вскоре повысили до регионального начальника в Германии, а потом сделали гендиректором ИКЕА в Австралии. По выходу на пенсию он выполнял различные задания для ИКЕА на родине.

О его стиле руководства прекрасно знали и Ингвар, и Ан-дерс Муберг, и Андерс Дальвиг. Знали и допускали это. До сих пор не понимаю, как это сочетается с высокопарными фразами о «хорошей компании», о «семье ИКЕА» и о «ценности идей сотрудников». Полагаю, это называется лицемерием.