Конец бурных восьмидесятых – начало грандиозных перемен в мире и в истории России.

Бескрайние степи широко раскинулись в левобережье Дона – до самой Волги.

Плоская полупустыня с бедной растительностью изредка прорезается, как морщинами, длиннющими балками.

Здесь в хуторе «Веселый» и обосновались когда-то, почти два века назад, предки Ганса – выходцы из Германии.

Обосновались и обрусели, стали считать себя русскими, да по сути таковыми и были, пережив вместе с русским народом все потрясения долгой истории хутора.

Ганс совсем отвык от своего родного имени еще в школьные годы. Привык к русскому – Геннадий.

«Генка, на рыбалку-то едем!?»

– Колька пришел, договаривались ведь вчера вывезти гостей на рыбалку, раков половить.

Гости прикатили оттуда из Германии, направил их к нему Гансу Шульцу, старший двоюродный брат Геннадия, тоже Шульц. Для Геннадия он как был, так и остался Витькой.

Звонил Витька недавно, все хочет Ганса перетянуть в Германию, сам-то перебрался туда десять лет назад.

– «Приехать не могу – дела, а вот мой немецкий друг (чистокровный немец) давно хочет побывать в России!»

Журналист он.

С удовольствием согласился поехать в самую глубинку, в наш хутор «Веселый». Заодно и тебе поможет перебраться в Германию, дал я ему немного денег – расходы оплатить. Правда, он русский язык совсем не знает, но с ним очень хороший переводчик!» – объяснился старший Шульц по телефону, звонил накануне, перед приездом гостей.

– Теперь вот майся, с этим чистокровным немцем, не бывавшим никогда в России, – да Геннадию не особо-то и хочется уезжать. Ездил он уже в Германию. Предложил, как-то Витька ремонтировать, да перепродавать в Россию автомобили «утопленницы». Прокатилось по Европе мощнейшее наводнение, утопило немало автомобилей в то время. Вот и решил Витька тогда, скупать бывшие затопленные автомобили за бесценок, тут же их ремонтировать – немцы, мол, не хотят этим заниматься, проще им новый купить.

Поднапрягся Ганс, взял все свои небольшие сбережения, да и отправился к брату.

Нашли они подходящую «Ауди – 80», «бочку» быстренько привели в надлежащий вид и погнал ее Геннадий в родной хутор. Все бы хорошо, только по дороге – в Польше, встретили Ганса бандиты. Потребовали денег в два раза больше, стоимости автомобиля, мол, за проезд по дорогам страны.

Заперся Геннадий в салоне – ждал, пока нагонит его колонна таких же перегонщиков – они и выручили, разогнали бандитов.

Легко отделался Геннадий, только ножом бандиты успели испортить замок на водительской двери, да в отместку процарапали огромный крест, через весь капот, испортив товарный вид автомобиля.

Немного покатался Геннадий на престижном авто, да и продал его себе в убыток. Больше в Германию не ездил.

«Колька теперь не отстанет, надо собираться и ехать развлекать немцев!»

Немцы уже беседуют с Колькой во дворе. О чем-то спорит Колька с журналистом.

Ох, и любопытным же оказался этот Фриц-журналист. Во все дыры сует свой нос, все ему интересно, все хочет узнать.

«Когда поедем, на каком транспорте?»– Интересуется журналист у Кольки.

А Кольке-то, откуда знать, что на уме у Шульца, вот он и уставился задумчиво на лошадь, бредущую по улице.

«На лошадь я не сяду!» – понимает его задумчивость по-своему Фриц.

– «Фриц, давай ты будешь лучше Фролом, а то не любят у нас Фрицев и Адольфов!» – предлагает Колька.

Журналист не возражает.

– «Пойдем к Семену за машиной и бреднем!» – решает перейти к делу Геннадий.

Потом добавляет, указав на ведро с мусором в углу двора:

– «Колька, захвати ведро, на речке раков сварим!».

Захватив ведро, полное собранного накануне по двору мусора, все четверо направляются к соседям.

У соседей входная дверь в дом закрыта. Засов наброшен на петлю, а в петлю, предназначенную для замка, вставлена палочка – знак того, что хозяев нет дома.

Переводчику, а через него и журналисту, долго объясняют, что, мол, дом на замке и надо искать Семена, скорее всего на поле пасет свое козье стадо.

Пока объяснялись с немцами, пришла жена Семена – Мария:

– «Да, коз погнал Семен к лесополосе, говорит: «Там еще трава осталась, не выгорела!»

– Только он стадо не оставит, не придет, – заверяет Мария, с интересом разглядывая гостей Шульца.

Не желая тратить время на пустые разговоры, Колька бегом бежит искать Семена с его козами.

Вскоре, также бегом, он возвращается:

– Говорит: «Шульцу машину доверяю, пусть берет, а бредень на заборе!» – докладывает запыхавшийся посланник.

Фриц-Фрол торопливо достает бумажник и что-то долго и быстро толкует переводчику.

– «Что он там жиркочет?»– спрашивает Колька у переводчика, дождавшись, когда замолчит журналист.

Говорит: «Шульц старший поручил ему оплачивать все расходы вместо Геннадия собственноручно, не доверять Шульцу-младшему, он, мол, совсем не умеет распоряжаться деньгами. Интересуется, сколько надо заплатить за аренду автомобиля и снасти!».

– «Ой, да ради Бога! Какие там деньги!» – открывает Мария ворота гаража, вытащив предварительно такую же, как на двери дома, палочку-замок:

«Только вы ее выкатите на руках, может не завестись в гараже, надымите без толку!»

– «Что это?»– удивленно рассматривает журналист выкаченное из гаража, странное сооружение, на колесах от какой-то сельхозмашины.

– Как что? Автомобиль «Виллис», американский джип армейской разведки, – сходу отвечает Колька.

– «И что, ездит!?» – не унимается немец.

– А то как же! Хотя и выпущен в 42 году, – заверяет Колька.

Двигатель запустился на удивление резво, только слегка потряслась машина на малых оборотах.

Смотали и загрузили бредень, не забыли и ведро с мусором, проверили, на месте ли паяльная лампа и приспособление для варки раков в полевых условиях.

Уселись и сами: Геннадий за руль, Колька рядом, а гостям пришлось пристроиться в кузове на крыльях, приспособленных под сидения. Тента на машине нет, обзор великолепный.

Выехали.

На окраине села у мусорной свалки Колька потребовал остановиться:

– «Фрол, дуй к свалке, мусор высыпь!»

– «Какой там тебе аусвайс, давай, шнель, шнель!», – не дал он переводчику даже перевести возражения журналиста.

Журналист бегом бежит к мусорной куче, подхватив ведро.

– «А что ему надо-то было?», – интересуется Колька у переводчика.

– Разрешение на пользование свалкой, бумагу, – отвечает невозмутимо переводчик.

– Теперь до вечера будем ждать, пока он всю свалку не рассортирует, – ворчит Колька, наблюдая, как гость копается в куче мусора. Пришлось отправлять за ним переводчика. А потом еще и самому Кольке сбегать за ведром, которое немец решил выбросить вместе с мусором.

– «Баб Мань, нам бы укропчику, раков решили половить!», – в очередной раз остановил Колька машину возле двора какой-то старухи.

Через десять минут бабка вынесла большую сумку, наполненную душистым укропом.

– «Она не возьмет, ничего не надо!», – заметил Колька журналисту, который попытался достать бумажник.

В очередной раз Колька тормознул машину возле какого-то странного строения, то ли нового сарая, то ли курятника с вывеской «Продукты».

– «Вот, Лена, на рыбалочку едем…» – начал Колька.

– «Сколько?», – сходу поняла его продавец Лена.

– «Десять и пачку соли!», – без обиняков выпалил Колька, выжидательно поглядывая на журналиста.

Лена уже выставила на прилавок десять бутылок водки и пачку соли, а Фриц-Фрол все еще внимательно рассматривает странный набор товаров импровизированного магазина.

– «Фрол, мани, мани!», – не выдерживает Колька и показывает ему растопыренную пятерню, потом добавляет изображенные пальцами два нолика.

Журналист что-то бормочет и нехотя протягивает пять стодолларовых бумажек.

– «Рублей, не долларов!» – Колька перехватывает деньги. Двести долларов отдает продавцу, остальные возвращает Фролу.

– «Шульц-старший предупредил, что не стоит оплачивать шнапс, да еще такой дорогой!», – пояснил переводчик бормотание журналиста.

Наконец выехали из хутора и покатили по мягкой степной дороге к реке.

Всю дорогу Колька объясняет гостям, что этот самый «Виллис» дед Семена пригнал после войны из-под самого Берлина – отбил в бою у американцев, когда погнали тех от поверженного Берлина подальше, вместе с перебегающими к ним фашистами.

«Двигатель, конечно же, поменяли на отечественный, колеса приспособили тоже наши, а тент решили не восстанавливать, ни к чему!»

По пути к реке решительно преодолели заболоченную низину, немало удивив немцев проходимостью вездехода.

Наконец машина остановилась на берегу густо заросшей камышами реки.

Геннадий сразу разделся, зашел в воду и притопил в илистом дне недалеко от берега бутылку водки:

– «Пусть охлаждается!», – объяснил он гостям.

Колька тут же разжег паяльную лампу.

– «Фрол, давай ведро!» – скомандовал он, когда лампа уверенно загудела, изрыгая бесцветное пламя.

– «Стерилизация!», – пояснил Колька гостям, старательно зажаривая внутреннюю поверхность ведра пламенем лампы.

Рыбалка началась. Геннадий тащит бредень на глубине, забравшись в воду по шею. Вдоль берега, бредень с массивной цепью вместо грузил, тащить поручили переводчику, после тщательного Колькиного инструктажа.

– «Болото?», – спрашивает журналист, глядя на переводчика, почти по колено утопающего в черной, как уголь, грязи при каждом шаге.

– «Река!», – коротко бросает Колька.

– «Выбредайте здесь!», – командует он, забежав метров на десять вперед, и отыскав относительно свободный от камыша участок берега.

На указанном месте выволакивают бредень на берег. В нем полно водорослей, несколько рыбешек и неуклюже ворочаются зеленые раки. Вытряхивают содержимое бредня, и Геннадий снова торопится в воду. Колька ловко выуживает раков из тины и бросает их в «стерильное» ведро, рыбу возвращает в реку:

– «Помогай, Фрол!», – предлагает он.

Журналист еще некоторое время наблюдает, как Колька голыми руками вылавливает раков:

– «Наин, лицензия!», – бормочет он.

– Опять тебе аусвайс, собирай давай, – настаивает Колька.

Вместе они наполняю ведро почти наполовину. Но тут Фрол издает отчаянный вопль – рак уцепился ему клешней между пальцами.

– «Что, ущипнул?»

– «Бывает!».

Колька ловко разжимает клешню, надавив пальцами у ее основания. Вот уже и все раки собраны, осталось только с десяток измазанных в иле до сплошной черноты.

– Этих надо помыть, – решает Колька. Подхватывает за панцирь самого шустрого и несет к воде. Несколько быстрых движений в мутной от поднятого со дна ила воде и добыча в ведре. Фрол осторожно берет грязного рака за ус и тоже несет к реке. Но едва тот оказался в воде, несколько отчаянных ударов хвостом, и рак исчезает из поля зрения незадачливого рыбака.

– «Упустил!? Эх ты, горе луковое, какого крупного упустил!», – Колька демонстративно споласкивает еще несколько раков. Фрол быстро усваивает нехитрые приемы.

Рыбаки тем временем выволокли бредень. Переводчик предлагает отдохнуть.

– Собирайте раков, я тебя подменю, – решает Колька, закатывая рукава рубашки, и они с Геннадием бредут дальше.

– Соберете полное ведро, – меня позовете! – напутствует он немцам, – да помойте их хорошо – варить уже пора.

Не дождавшись, пока его позовут, Колька собирает выловленных раков за пазуху и приходит к стоянке. Вывалив раков в пустое ведро, он закатывается неудержимым хохотом:

– «Генка, ты посмотри, что они удумали!»

Оказалось, что гости вывалили из ведра всех раков. А теперь отлавливают спешащих к спасительной воде обитателей реки, и по одному пытаются мыть в мутной прибрежной воде.

Все вместе дружно и быстро наполняют ведро не успевшими удрать раками.

Колька с ведром идет на середину реки к чистой воде. Зачерпнув немного воды, он выскакивает на берег. Тут запускает руки в ведро и ворочает в нем раков, так – тщательно моет их. Потом повторяет эту процедуру еще несколько раз, предварительно сливая воду. Наконец, в очередной раз зачерпнув речной воды, он объявляет:

– «Готово, можно варить!»

Геннадий тем временем уже разжег паяльную лампу. Установил ее в приспособу – попросту согнутую под углом 90 градусов короткую трубу, на треноге, с подставкой для емкости.

Колька запихивает на дно ведра, под раков укроп – весь из сумки.

Из трубы бьет мощное пламя. Колька устанавливает ведро на треногу и отдает очередную команду:

– «Пора бы уже и стол накрыть!»

– Полицай! Полицай! – встревожился вдруг журналист.

К берегу неторопливо подкатывает милицейский УАЗ, останавливается недалеко от них.

Милиционеры быстро вытаскивают из УАЗа бредень и забредают по направлению к ним.

– Наливай, – окончательно теряет терпение Колька, расставляя на расстеленном прямо на земле брезенте рюмки и раскладывая нехитрую закуску на салфетках.

Все выпивают по одной рюмке и сразу же по второй. И в этот момент радостно загомонили, что-то весело обсуждая, присоседившиеся милиционеры.

Только налили по третьей и замерли, увидев, что один из милиционеров идет к ним.

Немцы обеспокоено следят за приближающимся блюстителем законности.

Несомненно, это работник милиции, хотя и босой, в одних плавках. На голове гордо красуется милицейская фуражка. В руке у него бутылка водки.

– «Ваша?», – миролюбиво интересуется нежданный гость и, не дождавшись ответа, спрашивает:

– «Еще есть?»

Колька протягивает ему еще одну бутылку:

– Мы здесь уже прошли, ничего вы не поймаете.

– Спасибо, что охладили, – поблагодарил блюститель порядка и отправился к своим друзьям.

– Выловили нашу охлажденную бутылку, – делает вывод Геннадий.

– «Давай!», – с явным облегчением Фрол поднял наполненную рюмку.

Выпил.

Крякнул, подражая Кольке.

Наскоро закусил салом с нарезанными ломтиками помидорами, зеленым луком, огурцом и хлебом, и разразился торопливой долгой речью. Переводчик едва поспевает с переводом:

– Странная жизнь в России, платите только за шнапс, мусор бросаете, где попало, без разрешения и как попало, ловите раков в болоте, без лицензии, варите их тут же в болотной воде, да еще и в мусорном ведре. Как вы выживаете?!

– Раки! – вспомнил Колька, вскочил и помчался к машине, – солить-то пора уже.

– Повара надо было привезти с нами, – замечает журналист.

– Щас, пригласим тебе, прямо из Парижу! – огрызается Колька и высыпает в ведро половину пачки соли, тут же перемешивая содержимое монтировкой.

Еще через полчаса Колька выхватывает из ведра крупного рака и бросает Геннадию:

– «Попробуй, соли не мало?»

Геннадий ловко отламывает клешню, и к ужасу немцев, сует ее в рот.

– Маловато, – решает он, пожевав клешню.

– Раков не пересолишь, – заявляет Колька и высыпает остатки соли из пачки в ведро, продолжая орудовать монтировкой.

Милицейский УАЗ уезжает, почему-то с включенной мигалкой и сиреной.

– Россия карашо! Свобода! – радуется избавлению от опасных соседей Фрол. И опять что-то долго толкует, загибая пальцы.

– Что он там жиркочет? – бросает поварское дело Колька, подсаживаясь к «столу».

– В Германии нас бы уже не только оштрафовали, но и арестовали бы, увезли в полицию, – невозмутим переводчик.

– За что это?!!! – возмущается Колька.

Переводчик старательно загибает пальцы и перечисляет:

– 1. Хозяин «Виллиса» сообщил бы в полицию, что вы поехали на автомобиле без документов, не заплатив арендную плату, на автомобиле, давно уже не пригодном к эксплуатации.

– 2. Вывалили мусор, не имея на то разрешения.

– 3. Не заплатили старухе за траву – украли, значит.

– 4. Браконьерски ловите раков, без лицензии.

– 5. Подкупили полицию шнапсом.

– 6. Готовите и пьете не там, где положено, без повара и официантов, вне специального заведения.

– Генка! Куда они тебя хотят увезти?! У них же там концлагерь и полно стукачей!!! – быстро делает вывод Колька.

Посчитав, что раки доварились, Колька сливает из ведра воду, а раков переваливает в сумку, освободившуюся от укропа:

– Дома съедим с пивом. Пива хочешь, Фрол?

– Карашо, – перенимает журналист русскую манеру согласия и одобрения.

Неугомонный Колька добывает из многочисленных ящиков в «Виллисе» мешок и заставляет поочередно всех таскать бредень, пока не набили полный мешок раками.

На обратном пути в хутор Колька первым делом тормознул машину у сарая с надписью «Продукты».

– Фрол, бери водку – пойдем со мной. – А сам тем временем накладывает полное ведро раков.

– Леночка, угощайся, только ведро верни нам. – Выставляет Колька ведро с живыми раками на прилавок.

– Хорошо, – Лена улыбается. Мгновенно добывает из-под прилавка пустую картонную коробку. С шумом вываливает раков, возвращает ведро.

– «Спасибо».

– Спасибо мало будет. Ты нам сделай пива хорошего, вместо водки. Видишь, немцы. Они наше плохое не пьют, – выставляет Колька принесенные Фролом четыре бутылки.

– Хорошо, – продавец приносит нераспечатанную коробку «Баварского пива», затем еще две.

Потом они подъезжают едва ли не к каждому дому. Колька угощает друзей. Каждый раз все повторяется. Колька передает ведро, полное раков.

– Угощайся, только ведро нам верни, мы подождем.

– Хорошо, – хозяева быстро освобождают и приносят пустое ведро.

– Спасибо.

Наконец, возвращают Семену автомобиль, бредень, дарят оставшихся раков и припасенную специально для него бутылку водки.

Дома у Шульца до поздней ночи пьют пиво и шелушат сваренных на речке раков. Немцы очень быстро освоили способ добычи вкусного содержимого хвоста и клешней безо всяких приспособлений, просто пальцами.

Колька и не таких уже учил! В разгар застолья журналиста потянуло философствовать:

– Хорошие вы люди русские, жалко только, что от «зеленого змия» пропадете.

Колька даже жевать перестал, застыл с клешней в зубах:

– Мы от «зеленого змия» уж сколько веков пропадаем – никак не пропадем. А вас, немцев, да и всю Европу «желтый дьявол» давно сожрал, с потрохами. Бесплатно ни чихнуть, ни пу…ть не можете, потому и стучите друг на друга!

Ночью журналисту приснился кошмарный сон.

Будто бы идет он с братьями Шульцами по родному городку в Германии, а с ними еще и Колька, почему-то с полным ведром мусора.

Увидел Колька во дворе престарелой фрау Штимм грядку с укропом и прыгнул через низенький забор.

Потом все они дружно и отчаянно, задыхаясь от усталости, мчатся по улице, а за ними фрау Штимм и три полицейских автомобиля.

Утром на журналиста нашло озарение, творческий подъем. Он хорошо знал и любил это состояние, когда пишется легко, без особого напряжения и излишних усилий.

Но теперь что-то было не так. Где-то в глубине души затаилась важная мыслишка и никак не улавливалась, не поддавалась четкому осмыслению.

Он шагал и шагал по двору, бормоча себе под нос: «Концлагерь, стукачи, желтый дьявол» и потом все снова – концлагерь, стукачи, желтый дьявол.

Увидев вышедшего во двор Геннадия, он поймал, наконец, ускользающую мысль.

– Ганс!

Россия карашо! Свобода!

И быстро что-то заторопился высказать, но уже на немецком языке.

– Тебе не надо ехать в Германию, здесь тебе лучше, ты привык, и у нас не сможешь так жить, – перевел вовремя подошедший переводчик.

– А мы сегодня же уезжаем домой, – закончил он переводить слова Фрица-Фрола.

На вокзал немцев вызвался отвезти Семен:

– «На мемориал заезжать?», – догадался он, увидев огромный букет алых роз в руках Ганса.

Еще по дороге в хутор «Веселый» видел Фриц из окна автобуса одинокую стелу в степи, рядом с развалинами какого-то поселка.

Теперь же Семен уверенно подогнал машину прямо к памятнику:

– «Пойдем, Фрол, посмотришь, где покоятся предки Шульцев!»

Рядом с одинокой стелой рассмотрел журналист мраморные плиты с бесчисленными фамилиями погребенных людей. На отдельной плите нашлось и десяток фамилий – Шульц. Имена и даты рождения у всех разные, а вот дата смерти у всех одна – 1942 г.

Ганс положил цветы у памятной плиты и у подножия стелы.

Журналист с любопытством рассматривал недалекие развалины.

– Хутор был здесь «Степной» до войны, – негромко сказал Семен.

– В сорок втором советская артиллерийская батарея несколько суток сдерживала у этого хутора продвижение немецкой (фашистской) танковой колонны, – продолжил он рассказ, каждый раз запинаясь на слове немцы, заменяя его словом фашисты.

Когда погибли почти все красноармейцы, их заменили местные жители – подносили снаряды, заряжали орудия, спасали раненых.

Вот немцы (фашисты) и обозлились, под Сталинград танки те шли. Разбомбили хутор самолетами. В степи огородили загон колючей проволокой, согнали туда всех уцелевших жителей и раненых красноармейцев – концлагерь такой у них был. Почти все люди в этом загоне и погибли, без воды и питания, спали на голой земле. И дед, и отец Шульца здесь, кто выжил – рассказали потом. Поселились уцелевшие в нашем «Веселом».

Тяжкие мысли одолевали Фрица на обратном пути от всего увиденного в России:

«Добрейшие, мужественные люди, и у нас на Западе еще смеют после всего, что творили, говорить о жестокости Сталинских репрессий!? Какое же право имеет Европа навязывать России свою демократию и законы?!»

– «Россия карашо! Свобода!»