Мы на севере Швеции, в гостях у старшего брата моего мужа. Вокруг всё белое днём и чёрное ночью. Повсюду лежит глубокий снег, темнеет уже в два, солнце совсем не показывается. Небо в одиннадцать утра чуть-чуть зеленеет, потом розовеет, потом голубеет, и снова опускается мгла. На улице холодно, минус двадцать пять, но обещают потепление.

Сегодня Рождество, светлый праздник. Я с самого утра твёрдо решила не устраивать сцен, не плакать, не ждать несбыточного и ничего не сравнивать. Хотя, конечно, сравниваю.

Вспоминаю рождественский, а точнее, новогодний Питер, тридцать первое декабря. Украшенные ёлки на каждом углу, лампочки, свечки, гирлянды. Ёлочные базары, шарики, дождик, ватные деды-морозы. Безалаберная толчея, запруженный Невский, переполненный Гостиный двор. Все бегут, спешно скупают блестящие игрушки. Осталось всего несколько часов! Дома режутся салаты, жарятся курицы, ожидаются гости. В середине дня надо лечь поспать, потом нарядиться, накраситься, встретить гостей, а в одиннадцать уже сесть за стол и проводить уходящий год. По телевизору станут крутить замечательные старые фильмы, мы будем резать салаты и смотреть одним глазом «Иронию судьбы». А в полночь мы (уже подвыпившие) с удовольствием прослушаем речь президента (уже подвыпившего).

В России Новый год отмечается гораздо шире и с большим размахом, чем Рождество. А в Швеции всё наоборот. Рождество — это праздник, а Новый год — просто дата. У меня же в голове эти два праздника слились в один.

В Швеции Рождество знаменует не только факт рождения Христа или переход из одного года в другой. Это, я бы сказала, зимний фестиваль. Он начинается в ноябре и заканчивается в феврале. Вся зима, все самые тёмные и холодные месяцы заняты Рождеством. Рождество по-шведски будет Юль. И в моём понимании Юль — это время года, сезон, а не отдельный праздник. Время, когда семья собирается по вечерам на диване, все пьют что-нибудь сладкое и едят что-нибудь сладкое, смотрят телевизор. Зависит от семьи, конечно. Для некоторых Рождество символизирует единение с родными, походы в церковь, приготовление определённых блюд, визиты гостей. Но это в идеале, а обычно ничего из этого не соблюдается. Покупается красный амариллис в горшке (это цветок вроде огромной красной лилии), зажигаются свечи, вся семья сидит перед телевизором, пьёт глёгг и ест перцовые пряники. И так в течение четырёх месяцев. В один из таких вечеров тихо наступает Рождество…

Так вот, мы приехали в гости. Утром вся семья встала, как обычно, в восемь. Мужнин брат Ёран, его жена Урсула и четверо их детей. Позавтракали, как будто и нет сегодня никакого Рождества. Дети побежали смотреть телевизор, а взрослые отправились досыпать. По телевизору не показывали ничего про Новый год или Рождество, как будто сегодня был самый обычный день.

Взрослые дрыхли до двух, ничего не готовили, вообще ничего не делали. В доме было так тихо, как будто все умерли. В три тридцать начались мультики. Это традиция: вместо фильма «Здравствуйте, я ваша тётя» в Швеции каждое Рождество в три тридцать показывают одни и те же диснеевские мультики. Все обитатели дома бросаются к телевизору. Дети с воплем восторга, взрослые с ностальгическим воплем.

Мы посмотрели мультфильмы, которые не показались мне ни капли интересными. Потом без всякого перехода вдруг стали дарить подарки. Подарков была целая куча, такое чувство, что они покупались в течение всего года. Их было так много, что внимание детей скоро иссякло: они устали и уже не могли радоваться каждому новому сюрпризу. Часов в пять Урсула вяло прошаркала к холодильнику и достала оттуда сыр, ветчину, картошку, хлеб, готовые мясные тефтельки, горчицу и конфеты. Поставила на стол. Дети с восторгом побежали в кухню. Мы поели картошки с тефтельками и кетчупом. Про праздник ничего сказано не было, и вообще всё проходило в тишине. Тут я заметила, что дети начали засыпать прямо за столом. Перевозбудились, бедняжки. Родители перенесли их на руках в спальню.

Мы остались одни, без детей. По телевизору шёл какой-то тупой американский боевик. В камине горели покупные дрова. Мы сидели на диване перед телевизором и молчали, было семь часов вечера. Беннин брат Ёран тяжело встал и прошёл к буфету. Оттуда появилась бутылка шнапса. Разлили в микроскопические рюмочки. Выпили. Разлили ещё раз и убрали бутылку обратно в шкаф. Ёран сел в кресло — с рюмкой в руке — и вытянул ноги к огню. Через пару минут он сказал:

— Да-а-а-а-а…

Ещё через пару минут его жена откликнулась:

— Ага-а-а…

Я посмотрела на своего мужа, и меня поразило выражение его лица. Что-то в нём было светлое, сентиментальное. Он сказал:

— Рождество. Всё как в детстве. Как будто и не было всех этих лет…

Я схватила шапку и выбежала на улицу, просто чтобы никому не портить праздник. Деревянные красные домики стояли глухи и немы. Даже свет в окнах не горел. Эй, люди! Ну где вы все? Сегодня же Рождество, это бывает лишь раз в году! Вылезайте! Ну неужели вам весело сидеть в своих норах и даже света не зажигать? Вам это нравится? Почему? Что в этом хорошего?

Я почти бежала по улице между двух рядов тёмных окон. Во дворах светились гномики и козлики, но в окнах света не было. Не было там и человеческих фигур. С одной стороны синел сосновый лес, с другой светлело замёрзшее озеро. Я бежала в сторону центра городка. Может быть, там всё движение? Жизнь, люди, человеческие голоса, фейерверк, праздник? Может быть, поэтому и нет света в окнах? Может быть, все ушли на главную площадь и свет дома выключили? Мне не пришлось бежать слишком долго. Минут через пять показался центр города. Главная улица, никак не украшенная, тёмный магазин. Я ошиблась, здесь никого не было. Ни праздника, ни фейерверка. Центр города был так же пуст и глух, как и окраины.

Низкая церковь со шпилем, окружённая могилами. Сноп овса перед входом, рождественский подарок для птиц. Для бездомных душ.

Я почувствовала, что потеплело, воздух стал сырым, хлопьями повалил снег. На церковном шпиле сидела чайка — и орала: «Кра! Кра! Кра!» Большая белая птица хлопала крыльями, её перья топорщились от влажного ветра. Я прислонилась к каменному кладбищенскому забору и злобно заплакала.

В эту ночь родился Христос, чтобы всех спасти.

Чтобы отдать свою жизнь за всех нас — и за тех, и за этих. За тех, кто весело отмечает праздник, наряжает ёлку, режет салаты, зовёт гостей. И за тех, кто сидит на диване с рюмкой в руке. Всем обещан мир. Над городами, сияющими электричеством, над небоскрёбами, над деревянными домишками, над сосновым лесом, над замёрзшими озёрами — летит благая весть.

Как в детстве, и как будто не было всех этих лет.