1. Абсурдны мечты о монархе хорошем...
Абсурдны мечты о монархе хорошем,
Они - лишь жеманство, не больше того.
Не лечь под сатрапа мы просто не можем,
Не можем насиловать мы естество.
Порой мы кокетливо стонем и ропщем,
В то время как дух наш ликует внутри,
Порой мы кусаемся даже, но в общем
Не добрые нас возбуждают цари.
Нет, мы агрессивны, но как некрофилы.
И там, где самих нас не топчут как кур,
Мы топчем тотчас нас топтавших могилы.
Что нам дозволяется как перекур.
Мы любим сатрапов. За чашкой же чая
Мы только впадаем во флирт небольшой,
Концепциям Фрейда вполне отвечая
Своею загадочной русской душой.
2.Антиэлегия
Над Лондоном сгустился едкий смог.
Малышка Клер дарила мне забвенье,
Я обрести которого не мог,
Испытывая кризис вдохновенья.
Виной тому был журналист-злодей,
Паразитировавший большей частью
На жизни замечательных людей,
Во чьих рядах я значился, к несчастью.
Он наблюдал за мной, как Старший Брат,
Прилипнув мордой к скважине замочной;
Он заряжал свой фотоаппарат;
Блестел слюною рот его порочный.
Сколачивал он крупный капитал
На войеризме профессиональном,
Но чувств к нему я злобных не питал,
По крайней мере, в плане персональном.
Первичен спрос, а не наоборот,
Как кто-то там заметить смог когда-то.
И формирует этот спрос народ
С его плебейской психикою стада.
Народ! Твой дух ничтожен, как твой мозг.
Всё так же люди человеку волки.
Казалось бы - зайди в любой киоск,
Мои стихи там есть на каждой полке.
Стихи - души поэта есть портрет,
К тому же, обнажённой до предела.
Смотри, народ, казалось бы, - но нет! -
Тебя душой влечёт к стриптизу тела.
Народу недостаточно стихов.
Он жаждет зрелищ, хлеба, крови, мяса,
Тем совершая - средь других грехов -
Попытку низвержения с Парнаса.
Я не люблю народ и не пойму.
Он мстит мне, сотворённому кумиру,
За то, что я народу своему
Не посвящаю, видите ли, лиру;
За то, что сам же он на пьедестал
меня возвёл, подвергнув славословью,
Откуда я любить лишь женщин стал,
Совсем не дорожа его любовью.
О как ты низмен в сущности, народ!
Неблагородна кровь твоя и лимфа.
Всегда раскрыть спешишь ты жадно рот,
Когда Зевес спускается с Олимпа.
Но вырву я всевидящий твой глаз,
Твой глаз так называемый народа!..
Я встал и нацепил противогаз,
Шокировав вспорхнувшего Эрота.
Под визги Клер второй противогаз
Я на неё с хлопком напялил сильным;
(В противогазе, без иных прикрас,
Она предстала натюрмортом стильным.)
"Что делать?" - Задал я себе вопрос,
Как гордый Рим, дразнимый Карфагеном,
Затем к замочной скважине поднёс
Баллончик портативный с дифосгеном.
- Excuse me, nothing personal, - молвил я
И с мстительностью графа Монте-Кристо
нажал на пуск. Зловонная струя
Атаковала ноздри журналиста;
В моих глазах светилось торжество;
Я повернулся к Клер через мгновенье.
- А ты в противогазе ничего, -
Изрёк я в рецидиве вдохновенья.
...В руины превращался Карфаген
Под музыку амурного дуэта.
И я твердил, фильтруя дифосген:
- Не должно сметь писать на тему сцен
Из частной жизни русского поэта!..
3. В пятистопном анапесте, что пятистопной длиною...
В пятистопном анапесте, что пятистопной длиною
Вас по самые стопы как длинное платье укрыл,
Вы попали в историю, раз переспавши со мною,
Гениально воспевшим за это ваш облик и пыл.
Я красив был, а вы оказались единственной дурой,
Кто со мной это мненье, пусть спьяну, но смог разделить.
Вы сказали мне "да", и я сделал вас новой Лаурой,
Вас замыслив, пусть спьяну, бессмертьем отблагодарить.
Вспоминаю я, как за пером потянулся в потемках,
Позабыв похмелиться и вашу оставить кровать,
И теперь ваше имя в устах благодарных потомков
С неизменностью будет возвышенность чувств навевать.
Ореол Афродиты - что лучше такого подарка?
Благо, эры грядущие вас не увидят живьём,
Как и ту, кою парень, которого звали Петрарка,
Уж не знаю, за что, но восславил в сонете своём.
4. Вдали от праздных глаз толпы...
Вдали от праздных глаз толпы
Я вас настиг в безлюдном парке
И после яростной борьбы
На обе положил лопатки.
Но не успел в тени куста
Заняться с вами я любовью,
Как ваши юные уста
Меня подвергли сквернословью.
Я вас не стану силой брать.
Живите в мире и покое.
Я не хочу о вас марать
Своё достоинство мужское.
Я только лёг на вас, а вы
Уже ругаетесь как быдло.
Я отвергаю вас. Увы.
Ступайте. Пусть вам будет стыдно!..
5. Вишнёвый сад
Я в полночь вышел в сад, чтоб вора обнаружить.
Я вишенку потряс, и вы упали в грязь.
- Я виновата тем, что хочется мне кушать? -
Осведомились вы, разжалобить стремясь.
Я впился в вашу грудь, подобно злому крабу,
Сентиментальный ваш пресекши монолог.
- Вы виноваты тем, что хочется мне бабу! -
Ответил грубо я и в дом вас поволок...
6. Вот лежишь на ковре ты, всем римлянкам праздным под стать...
Вот лежишь на ковре ты, всем римлянкам праздным под стать,
А здоровый твой раб над тобой шелестит опахалом.
Я пожаловал, Клавдия, с целью тобой обладать,
С многократностью, свойственной трем необузданным галлам.
Повели же уйти своему с опахалом рабу.
Эй, ты слышал? Ступай и не порть мне с любимой свиданье!
Что он смотрит угрюмо, нахохлившись как марабу?
Ух, не любит он нас, помышляет, поди, о восстаньи...
Твой папаша-патриций в Сенате сидит день и ночь,
Легионы послать торопясь на парфян и иберов.
Я б, имея такую прелестную юную дочь,
Не оставил её при мужчине столь крупных размеров.
Пусть он лучше своим опахалом похлопает мух,
Коих слишком несметно в покои твои припорхало.
Мой болтливый язык, музыкальный лаская твой слух,
Обдувает прохладой не хуже его опахала.
Он не знает ни слова по-римски? Ну экий болван!
Хоть могуч и на редкость красиво и правильно скроен...
Эй, чего ты глядишь на меня как на Марса Вулкан?
Недоволен, наверное, рабовладельческим строем?
Что он делает здесь, этот раб, не любимый никем?
Продала бы ты лучше его гладиаторской школе.
Он мне так же претит, как Катону претил Карфаген,
Эту рожу фракийскую видеть я должен доколе?
Почему ты не хочешь его поскорее прогнать?
Не мешаю ль я вам?.. Да, я чувствую это незримо...
О Юпитер, взгляни сколь испорчена римская знать!
Ах, куда ж ты ушло, о былое величие Рима?
Ну зачем на меня вдруг воззрился он пристально так,
С плотоядным каким-то не в меру живым интересом?
Как хоть звать-то его ?.. Что за странное имя - Спартак?
Ох, не любит, не любит он римлян, клянусь Геркулесом!..
7. Времена года
Весна
Кретин скворец, горластый как сирена,
Воспел фальшиво радость бытия;
Старик Мороз с сосулькой вместо хрена
Мигрировал в холодные края;
Весна с её безмозглым оптимизмом
Вернулась в чуть не околевший лес;
Медведь, томимый в спячке онанизмом,
Проснувшись, на медведицу залез;
В холодных турбулентных водах вешних
Восстала муть средь архимедных сил;
Слегка погорячившийся подснежник
О снег башку тупую остудил;
И люди в рецидиве эйфории
Опять о светлых размечтались днях,
Простое возрастанье энтропии
За Ренессанс по дурости приняв.
Лето
Ах лето, лето! - дым лесных пожаров,
Повышенная смертность на воде;
Идиллия для пьяниц и клошаров,
Для муравьёв с их счастием в труде;
Дождём в четверг не мытая Россия,
Угарный газ, густой и выхлопной;
Пыль, пекло, мухи, гнус, дизентерия,
Укус гадюки в духоте лесной;
Рабочий день проходит в полудрёме,
У дома - вобла, мат и домино;
Наличием кустов в большом объёме
Паденье нравов усугублено;
На лицах пот, как при любовном акте,
В поту том естся хлеб чужой и свой.
О лето! - время не откинуть лапти
От голода и холода зимой.
Осень
Вандемьер. Хандра одолевает,
Холодна и тяжка, как утюг.
На деревне куриц убивают
При попытке убежать на юг.
Улетают птицы и амуры;
Интеллект гноится в борозде.
Тучка золотая, глядя хмуро,
Вновь на небо вышла по нужде.
Мокрый дуб. В маразм вошла погода.
Золотая плешь на дубе том.
Спать охота. Бабу неохота.
Всё как в песне - девушки потом.
Это минус. Но на том спасибо.
На челе мигрень играет блюз.
Лес притих. В руке кошёлка, ибо
Водочка с грибами - это плюс.
Боль в хребте. Хребет уже не молод.
Всюду грязь и гниль, куда ни глянь.
Пасмурно. Грядёт великий холод.
И понятно всем, что дело дрянь.
Зима
Фригиднее таймырской снежной бабы,
Зима сулит снежки, фристайл, бобслей
И прочие фригидные забавы
С оргазмом в виде гриппа и соплей;
Застыли в жилах все эритроциты,
На дровнях мужичок ушел в поход,
И ёлочка в преддверьи геноцида
Подумала: "Скорей бы новый год!.."
Мороз и пиво - всё для аппетита
И учащенных ходок в туалет;
На южном побережьи Антарктиды
Пингвины ловят ультрафиолет;
Земля промёрзла. В преисподней черти
Завидуют клиентам адских бань.
И, вечностью дыша, порядок смерти
Вновь наложил на хаос жизни длань.
8. Время дождя
Надо мной на бреющем полёте
Музы пронеслись. Видать, к дождю.
Я глядел вослед им, весь в помёте,
Словно старый памятник вождю.
На душе вдруг стало как-то гадко,
Вследствие чего в руке моей
Появилась мощная рогатка,
Выдавшая тут же залп камней.
Матерясь и каркая от боли,
Музы покидали небеса
И камнями падали на поле
В заросли полыни и овса.
"Надо же, - подумал я некстати,
Собирая камни в вещмешок, -
Столько было муз, и в результате -
Лишь один коротенький стишок..."
9. Все формы ваши - это негативы...
Все формы ваши - это негативы
Злодейских ваших происков души.
Вы просто отвратительно красивы,
Вы просто безобразно хороши.
Вы так дурны, что, право, нет вас краше.
Вы гнусно обаятельны, милы.
А сладкое, как мёд, сопрано ваше
Ушам больней любой бензопилы.
Ваш бюст бесчеловечно судьбоносный
Порой способен вызвать тошноту;
Ваш шаг, до омерзенья грациозный,
Усугубляет вашу красоту.
Вы совершенны с вашим духом в теле
до столь уродской степени, что вы
так мерзостно божественны в постели,
Что все желанья падают, увы.
10. Вы божественны дьявольски, Анна...
Вы божественны дьявольски, Анна,
Вам к лицу полнолуния свет.
Вы сегодня особо желанны,
Вы мой смысл, вы мой Новый Завет.
Зеркала всех времён и народов
Отразить вас почли бы за честь.
Полагаю я, что сумасбродов,
всех погубленных вами, не счесть.
Вы на белую розу похожи,
Что в руке я сжимаю сейчас,
Что, впиваясь шипами под кожу,
Продолжает всё ж радовать глаз.
Но зачем же глядите так странно
Вы на мой кровоточащий перст?
Почему вы дрожите так, Анна?
Мне не больно уже, вот вам крест!..
Пусть ваш взор прекратит, моя рыбка,
Полыхать столь безумным огнём!
Вас чуть портит лишь он и улыбка,
Вам к дантисту б сходить на приём...
Не смотрите ж, как кот на сметану,
На подаренной розы укол,
Ибо впредь я мешать вам не стану
Предпочесть мне осиновый кол!
11. Вы в доме моём вновь сосёте мои папиросы...
Вы в доме моём вновь сосёте мои папиросы
И портите гнусною рожей своей интерьер.
Но я возвращусь. И в руке моей будут не розы.
Покуда не поздно, бычкуйте окурок, Жан-Пьер!
Вы в доме моём вновь мои попиваете вина,
И тщетно кусает вас преданный мне фокстерьер.
Но я возвращусь. Величав и суров, как дубина.
Покуда не поздно, бычкуйте окурок, Жан-Пьер!
Вы в доме живёте моём на широкую ногу;
Своим пиджаком оскверняете мой шифоньер.
Но я возвращусь. А ведь я вас крупнее намного.
Покуда не поздно, бычкуйте окурок, Жан-Пьер!
Вы в доме моём, вероятно, моею женою
Сейчас обладаете вновь за узором портьер...
Но я возвращусь. И возникну у вас за спиною.
Покуда не поздно, бычкуй свой окурок, Жан-Пьер!
13. Вы склонны думать, муж быть должен сильным...
Вы склонны думать, муж быть должен сильным,
Решительным и блещущим умом,
Пусть не богатым, но любвеобильным,
И в переносном смысле, и в прямом.
Вы, право же, мне льстите, мэм. К тому же,
Слегка иначе я смотрю, увы,
На то, каким быть должен выбор мужа
Для женщины такой, как, скажем, вы.
Хорош тот муж, что глуп как сивый мерин,
Богат, немолод, глух, подслеповат,
Тот, что в жене-красавице уверен,
Сам будучи уродлив и горбат;
Тот, что бывает всякий раз в Европе
По важным государственным делам,
Весь круг забот о вашем гардеробе
Ни с кем не разделяя пополам;
Тот, что своей дражайшей половине
Отводит в жизни роль земной оси,
Тот, что её возводит в ранг богини
С частичной импотенцией в связи;
Тот, что свою утратив даже веру,
Не попадет в мишень ни из ружья,
Ни, более того, из револьвера -
Вот муж, которым был бы счастлив я.
14. Где придавят безобразно...
Где придавят безобразно
Беды как борцы сумо,
Так, что тезис "жизнь прекрасна"
Превратится в "жизнь - дерьмо"
И труизм "Бог есть" в итоге
Перейдет в иной труизм,
Мы, слегка к себе жестоки,
Принимаем атеизм.
Но поскольку кредо это
В общем-то претит уму,
Даже фразу "Бога нету"
Мстительно, в подкорке где-то
Адресуем мы Ему.
17. Диссидентом слыть приятно...
Диссидентом слыть приятно,
В диссидентство лестно впасть,
Но лишь там, где травоядна
Существующая власть.
Так Спартак, герой отважный,
Был отнюдь не идиот -
Ждал, покуда Сулла страшный
Сам на пенсию уйдет.
Не на Грозного озлился
Разин, похмелясь с утра;
Пугачев как прыщ развился
Не на теле у Петра.
И Ильич, решив отдаться
Кровной мести и борьбе,
Ни при Сталине рождаться
не посмел, ни при себе.
Камикадзе одержимым
Будет полный лишь баран,
С тираническим режимом
Бьются там, где добр тиран.
Вот порой и остается
Говорить со вздохом "пас",
Ибо задница даётся
Человеку только раз.
18. - Для чего я на свете живу...
- Для чего я на свете живу,
То есть жил, формулируя строго? -
На финальном своём рандеву
Я спрошу наконец-то у Бога. -
Я был добрым, не свят был едва,
Я не крал, был не чужд состраданья.
Ну и что? Вообще, какова
Цель наличья меня в мирозданьи?
Суетился я, как таракан,
Хлеб свой в поте лица пожирая.
И к чему этот весь балаган
С бестелесною вечностью рая?..
Да! - зачем придаётся мне плоть,
Раз её все равно отнимают?..
И почешет затылок Господь:
- А действительно. Хрен её знает...
19. Если ты напился водки...
Если ты напился водки
И нетрезвым влез в трамвай,
Сонный к плечику красотки
профиль свой не прижимай.
Пусть её ты и не лапал,
Но плечами и душой
Так черства она, что на пол
Рухнет враз твой торс большой.
И к старушкам, взявшим моду
Оккупировать трамвай,
Жизнерадостную морду
Не особо прижимай.
Материнские рефлексы
В них подавлены как вши.
Даже перспективы секса
Их не тронут струн души.
Обрести нирвану дабы,
Равновесье и покой,
Пьяной толстой грязной бабы
на плечо приляг щекой.
И она в ответ прижмётся
с благодарностью, глядишь.
Только так и окунётся
дух в гармонию и тишь,
Чтоб в лирическом экстазе
Осознать, как жизнь пестра,
Как богаты ипостаси
Идеала и добра.
21. Жил-был пёс
- Нерон, к ноге! - Позвали вы меня,
Когда звонок сотряс вдруг дверь входную.
Я, визитёра вашего браня,
Ответил "гав!" и к двери встал вплотную.
- Нерон, сидеть! Сидеть и не вставать!..
Ваш крик изрядно действовал на нервы.
"Сижу, сижу. И нечего орать..."
В мозгу мелькнула мысль: "Все бабы - стервы."
Вошёл мужик с букетом красных роз
И с мордою типичного альфонса.
- Меня вы звали? - Задал он вопрос. -
И я у ваших ног, мой лучик солнца!
"Нерон, к ноге, - невольно вспомнил я, -
Сейчас его сидеть заставят, ну-ка..."
- Садитесь, друг мой, - счастья не тая,
сказали вы. Я улыбнулся глупо.
- Какой кобель! - Воскликнул ваш нахал.
"Сам ты кобель," - подумал я уныло
И выдал обаятельный оскал,
От коего вся кровь его застыла.
Потом вы ели мясо - вы и гость,
А чтоб мои желудочные спазмы
слегка унять, вы кинули мне кость.
- Спасибо! - Гавкнул я не без сарказма.
- А ваш кобель могёт мышей ловить? -
Сострил ваш друг, задавшись новой темой.
"А не пора ль тебя мне укусить?" -
Встал я перед классической дилеммой.
Мужик не унимался: - А нельзя ль
погладить псину?.. "Нет, ну отчего же, -
подумал я, - погладь, коль рук не жаль
И коль имеешь запасную рожу..."
Тут, слава Богу, наступила ночь;
Он выпил заключительную чарку
И вскорости на вас залез, точь-в-точь
как я намедни на одну овчарку.
Чтоб было мне удобней наблюдать,
Как сей счастливый обладатель вами
Геройски будет вами обладать,
Я занял место рядом на диване.
"Что ж, жизнь собачья, но и не совсем, -
Я размышлял, взирая из алькова, -
Конечно, есть и спектр своих проблем,
Зато кино не нужно никакого.
И ты, мой дорогой незваный гость,
Меня напрасно на смех поднимаешь.
Тебе досталась тоже только кость,
О чём ты, впрочем, не подозреваешь..."
22. За окнами ночные пели птицы;...
За окнами ночные пели птицы;
В гармонии с природой и с собой
Я флегматично изучал страницы
Журнальчика с названием "Плейбой".
"О, где же ты, моя ночная фея,
Приди и стань моей любви рабой!.." -
Шептал я, заслоняясь от Морфея
Журнальчиком с названием "Плейбой".
Явились вы, одетая в футболку,
Сравнимая с мечтою голубой.
Я резко встал и отложил на полку
Журнальчик под названием "Плейбой".
"Как славно, что покой нам только снится,
подумал я, - что жизнь есть вечный бой!"
Вы были лучше, нежель все страницы
Журнальчика с названием "Плейбой".
- Пятьсот, - прервали вы немую сцену,
Неглупой пораскинувши губой.
Я молвил: - Леди, за такую цену
Я сто куплю журнальчиков "Плейбой".
Зачем любовь ценой больших столь денег?
Нет, не судьба вам стать моей судьбой!.. -
И я раскрыл, спустив вас со ступенек,
Журнальчик свой с названием "Плейбой".
23. За стеной пианист исполнял грибоедовский вальс...
За стеной пианист исполнял грибоедовский вальс,
А на улице было промозгло, туманно и сыро.
Ты любила голландца по имени Ван дер Ваальс,
Что к тебе пристрастился сильней, чем к голландскому сыру.
Естество испытателя развито было во мне,
Что в итоге решило голландца дальнейшую участь.
- Так ты, значит, голландец, - сказал я ему в тишине, -
Вот и славно. Сейчас мы проверим тебя на летучесть...
Я окно распахнул. До асфальта неблизок был путь.
Подошедши к голландцу, я взял его мягко за горло.
- Нет, - сказал он, не надо. Я лучше уж сам как-нибудь...
И, меня отстранив, он к окошку проследовал гордо.
...Результат отрицательный тоже порой результат,
И, рождаясь, не всякую сказку мы делаем былью.
Мой голландец поправку в известный вносил постулат,
Что звучал теперь так: "У любви как у пташки лишь крылья".
Он пикировал вниз, с гравитацией тщетно борясь.
Я за ним наблюдал с сожалением, грустью и болью.
И когда он ударил лицом в непролазную грязь,
Я тебя упрекнул, услыхав приглушённое "хрясь!":
- Недостаточно он окрылён был твоею любовью...
24. Замедление кадра
Дым последней затяжки из лёгких с тоской выдыхая,
Я глядел на окурок, что шёл по параболе в бак.
Там плескался бензин. Мизансцена была неплохая
Для красивой кончины с огнём и со звуком "ба-бах!!!"
А окурок тем временем падал, склоняясь к бензину.
Оставался лишь миг. Рубикон протекал позади.
Я уныло напряг отсыревших мозгов древесину,
Вспоминая, как принял решенье из жизни уйти.
Умереть из-за бабы... О как это, в сущности, глупо.
"Ты дурак, - снизошло на меня вдруг, - ты редкостно глуп.
Хорошо умереть, за собой не оставивши трупа,
Но куда, интересно, приятель, ты денешь свой труп?.."
Я не мог с непреложной той истиной не согласиться,
Что отвратное зрелище буду по смерти являть.
Глас же здравого смысла во мне продолжал суетиться
И в разнузданных всяческих формах меня оскорблять.
Я внимал построеньям логическим. Мой же окурок
Продолжал опускаться, чтоб мне учинить фейерверк.
А рассудок вещал: "Ты ублюдок, слюнтяй и придурок.
Ты маньяк, мазохист, и всё это с приставкою "сверх".
Что с того, что явилась она не мечтою поэта,
А обычною шельмой с душою и телом бревна?
Почему бы её к праотцам не отправить за это?
Ты нужней во сто крат человечеству, нежель она!
Что стоишь как кретин, из башки никотин выпуская?
Умереть захотел? Ну а я здесь при чём? Идиот...
Я хороший ведь?" "Да." "А она ведь плохая?" "Плохая."
"Ну так сделай же что-нибудь, ибо конец нам грядёт!"
"Так ведь поздно..." "Успеешь..." Меня одолели сомненья.
Не хотелось мне жить, умирать расхотелось вдвойне.
И почувствовал я, как в душе наступило волненье.
"Чёрт, какой пропадает поэт!" - вдруг подумалось мне.
Мой окурок стремился к бензину, как к близкому другу.
До границы раздела двух сред оставался микрон
в миг, когда я, к окурку с внезапностью выбросив руку,
Сжал в двух пальцах его и издал облегчения стон.
25. Зачем вы любите меня...
Зачем вы любите меня,
божественная Ольга,
изнемогая и сопя
на смятой простыне?
Вы любите, собой пьяня,
меня, но лишь постольку,
поскольку любите себя
в своей любви ко мне.
Зачем вы любите цветы,
божественная Ольга?
Вы, по годам своим скорбя,
их любите, мадам,
за мимолётность красоты,
и любите постольку,
поскольку любите себя
в своей любви к цветам.
Зачем вы любите вино,
божественная Ольга,
свои печали в нем топя
и воя на луну?
Вы любите вино, да, но -
опять же лишь постольку,
поскольку любите себя
в своей любви к вину.
Зачем вы любите себя,
божественная Ольга,
как первую любовь любя
себя в своей судьбе?
Вы любите, себя губя,
себя, и лишь постольку,
поскольку любите себя
в своей любви к себе.
26. ...И подумал я вдруг, что подумала ты...
...И подумал я вдруг, что подумала ты,
что моею ты думаешь стать до рассвета;
ты подумала, внюхавшись томно в цветы,
что кретином быть надо, подумать чтоб это.
Я подумал, что ты так подумала, но
я подумал, что, собственно, так я и думал;
и подумала ты, допивая вино,
что я правильно думал башки своей дубом.
Я подумал, что ты все ж подумала зря,
что подумал я так, не подумав при этом,
что подумаешь так ты на то несмотря,
что отказ я считать и не думал ответом.
И подумала ты, что я именно так
и подумал с цинизмом солдата удачи,
и подумала вдруг, что я был бы дурак,
если б вздумалось думать мне как-то иначе.
27. Из рубрики рекламных объявлений
"Палач. Окончил специальный ВУЗ.
Оказываю разные услуги.
Пытаю и казню на всякий вкус,
Ломаю рёбра, позвоночник, руки;
Умею вешать, головы рубить,
Бить в зубы, обрабатывать дубиной,
Жечь на костре, четвертовать, скопить;
Владею плетью, дыбой, гильотиной;
Нуждаюсь в ассистентке молодой
С наклонностями садомазохистки;
С людьми приветлив. Недурён собой.
Люблю животных, Шиллера и виски."
28. Инаугурационная речь
Взойдя на трон посредством путча,
Свершивши госпереворот,
Взгляну, фуражку нахлобучив,
Сквозь мрак очков на мой народ.
Не расплывусь в улыбке доброй;
Слова же будут просто злы.
И в рупор прошепчу я коброй:
- Ну что, допрыгались? Козлы...
Как знаем с первого мы класса,
Идея светлая нужна,
Чтоб стать вождём народной массы.
И, слава Богу, есть она -
Вы от свободы окосели,
Так получите же меня -
Здоровый дух в здоровом теле,
Как у Троянского коня.
Пора вернуть вас на колени,
Перебесившихся козлов,
И исцелить вас как от лени,
Так и от недержанья слов.
Улыбки радости на рожах
Видны мне что-то не вполне...
Ну ничего. Господь поможет.
Улыбки будут. Верьте мне.
Как вас учил великий Гёте,
Свобод достоин не любой.
И в принципе-то вы могёте
Всегда пойти за них на бой.
Но вы поймёте - в размышленьях,
А также почерпнув из книг,
Что лучше жить, пусть на коленях,
Чем глупо умереть на них...
29. Инесса, Инесса, ты чёрная роза...
Инесса, Инесса, ты чёрная роза,
В чьих острых, до времени скрытых шипах
Реальная, знаю, таится угроза,
Равно как в твоих ароматных губах.
Как царственно ты восседаешь в карете!..
Ты чёрная роза, но чёрный твой цвет
Мне видится только лишь в розовом свете,
И сей дальтонизм, он не лечится, нет.
Ты чёрная кошка, что перебежала
Мой путь, и, уверенный в собственном я,
Твой будущий рыцарь плаща и кинжала
С пути не свернул, на приметы плюя.
Однако, ты очень плохая примета,
Теперь ты как с мышью со мною шалишь.
Ты в сердце впилась с быстротою кометы,
Ты чёрная кошка, я серая мышь.
Инесса, Инесса, ты чёрная месса,
Где я поклоняться готов Сатане.
Бессилен изгнать я могучего беса,
Которого ты поселила во мне.
Ты чёрная роза, и кошка, и месса,
Ты чёрный мой юмор, ты чёрный мой флаг.
Забудь обо мне, умоляю, Инесса,
Весёлый мой Роджер, светлейший мой мрак!
30. Как обещал Христос в своем ученьи...
Как обещал Христос в своем ученьи,
Коль будешь хорошо себя вести
И проявлять лояльность в злоключеньи,
Он даст к нему за пазуху вползти.
Как обещал чудаковатый Будда,
Коль будешь хорошо себя вести,
То, сбросив бытия десятки пут, ты
Покой как в склепе сможешь обрести.
И сам Аллах, сравнимый в гневе с бурей,
Коль будешь хорошо себя вести,
В оазисах Эдема лапать гурий
Сулил возможность (господи, прости!).
Вербует каждый бог себе адептов,
Стремясь их души грешные спасти,
Но я бесплатно и без их рецептов
Способен хорошо себя вести.
31. Как упоительны в России вечера!..
Не в ту родились мы эпоху, вы правы.
Родиться б лет двести назад нам иль сто.
Не те времена мы застали и нравы,
А как мы украсили б времечко то!..
Да, вижу нередко я, сидя во мраке,
Себя средь роскошной мирской суеты,
Средь шумного бала, в цилиндре и фраке,
Среди изобилья питья и еды.
Вот с графом Сперанским мы в нашем поместье
Верхом объезжаем угодья мои;
Бильярд и охота, из Рима известья;
Мы пьём у камина Клико и Аи.
Вот с Пушкиным мчим мы к Мадам в экипаже,
Своими стихами шокируем Русь;
Письмо на французском, княжны и лепажи,
А вот на дуэли я с кем-то дерусь...
Ну да, из-за дамы какой-то замужней...
И тут появляетесь вы, мон амур...
Нет - вас я топтал бы и сёк на конюшне,
Как всех остальных крепостных своих дур...
32. Как этот мир несправедлив, жесток...
Как этот мир несправедлив, жесток,
Как много в нём людей плохих страдает!
Их гнусность есть страданий их исток,
И стыд пред ними так меня снедает!
Как это неприятно - быть плохим,
Быть мерзкой тварью или, скажем, мразью,
Внушая отвращение другим
И в собственном купаясь безобразьи!
Они дерьмом рождаются на свет
И будут им, не грохнут их покуда,
А вдуматься - вины паскуды нет
В том, что она такая вот паскуда!..
И мне понятно, как их чувства злы,
Когда они, моральные кастраты,
Безнравственные гниды и козлы,
Меня встречают, баловня Эраты.
Как им досадно видеть, как я мил,
Умён, добропорядочен и тонок!..
Да не простит мне ни один дебил
Того, что я столь правильный подонок.
Мне как пред бедняками богачу
пред ними стыдно. Чтоб воздать им дань, я
ну так периодически хочу,
им уподобясь, их принять страданья!..
Но мне, как им, мешает естество.
Им не понять, отбросам и калекам,
Моих душевных мук и каково
Являться столь прекрасным человеком.
33. Когда я стану немощным и старым...
Когда я стану немощным и старым,
Когда склероз сомкнёт свои тиски,
Когда апоплексическим ударом
Добряк Всевышний вправит мне мозги,
Тогда-то и уверую в него я,
Смутившись перспективой вечной мглы,
И, прекратив стезёй блуждать кривою,
Вопросов срежу острые углы.
Мне полегчает. Станет вдруг понятно
Всё то, на что отсутствовал ответ,
А белые различной формы пятна
Зальёт ученья истинного свет.
Падут неразрешимые дилеммы,
Растаяв в одночасье словно воск,
Когда их гениально впишет в схему
Услужливо смутировавший мозг...
Но то - потом. Покуда же я молод,
Быть реалистом подобает мне -
Постольку лишь, поскольку чёрный холод
Не стал ещё реальностью в спине.
35. Кризис жанра
Шевелюра твоя неопрятная, огненно-рыжая,
Возбуждавшая прежде, сегодня бесила меня.
- Ну, и где же ты шлялась так долго, мерзавка бесстыжая? -
Я спросил с любопытством, спокойствие еле храня.
Изучая тебя ненавидящим взглядом циклопа, я
процедил: - И заметь - ни строки за последние дни!..
Виновато рыгнув и беспомощно крыльями хлопая,
Ты промямлила с пьяной ухмылкою: - Ну, извини...
Но ведь я прилетела! - Воскликнула вдруг ты с надеждою. -
И готова содействовать всячески и вдохновлять...
- И на что же? - Вздохнул лишь, с тебя совлекая одежду, я. -
На скабрёзные вирши, на те иль иные, опять?
И чего же такого могу написать я нетленного,
Если ты предо мной появляешься в виде таком?
Я в анналы хочу, понимаешь, Евтерпа ты хренова?
И войти в них хочу я Поэтом, а не мудаком!..
Но с паршивой овцы... - тут, заставив тебя наклониться, я
С неохотою видимой в плоть погрузился твою. -
Похороним достойно в высоком искусстве амбицию!..
Но не вздумай орать, а жену мне разбудишь - убью...
36. Культ бессилия
Как властно вы в жизнь мою дверь распахнули
И, как оккупантка, без стука вошли,
пав навзничь подобно разящей акуле!
Вы слабое место моё, Натали.
Вы факелом страсти мне сердце спалили,
Сожгли все мосты мои и корабли.
Я слаб предвкушением ваших идиллий,
Вы слабое место моё, Натали.
На вас промотал я остатки наследства,
Теперь на мели я, как кит на мели.
Вы слабость моя, ограниченность в средствах,
Вы слабое место моё, Натали.
Как тщился я опохмеляться другими,
Чтоб только от вас оказаться вдали!
Но чарами вашими слаб я был с ними,
Вы слабое место моё, Натали.
Инстинкт выживанья свой я ослабляю,
Считая вас осью вращенья Земли
И слабость питать к вам себе позволяя.
Вы слабое место моё, Натали.
37. Купидон с большой дороги
Ваш друг осёкся, увидав меня,
С ножом к вам приближавшегося мрачно.
В мерцаньи сигаретного огня
Я кашлянул и сплюнул наземь смачно.
Стояла ночь, черна как паранджа;
Была тиха моя походка кунья;
Зеркальные поверхности ножа
Фиксировали фазу полнолунья.
В ответ на деликатный кашель мой
Вы, вздрогнувши, нашли меня глазами.
Ваш друг сказал: - Ну, я пошел домой.
Надеюсь, дальше уж дойдете сами...
- О Джон, взгляните - человек с ножом! -
Сказали вы с тревогой. - Джон, мне страшно!..
- Ну, что за нонсенс, бэйби! - Молвил Джон,
Сам выглядевший несколько неважно.
- Вы правы, Джон, - поддакнул я ему,
Обдав его струёй зловонной дыма, -
Не расточайте время посему.
Поверьте мне, оно неумолимо!..
Избитая сентенция моя,
как ни забавно, действо возымела,
И Джон, былых сомнений не тая,
Нырнул во тьму решительно и смело.
Я, дабы он скорее стал таков,
Исполнил имитацию погони,
И звуки участившихся шагов,
во мраке растворяясь, стихли вскоре.
С тактичностью вдвоём оставив нас,
Ваш друг ушёл, развеяв ваши грёзы.
Я глянул в бездну пары дивных глаз,
Где трогательно так блестели слёзы.
- Дешёвка, - прошептали вы, - Свинья.
Как мог он? Он вас вдвое выше ростом!..
- О да, - охотно согласился я, -
В геройстве упрекнуть его непросто.
- Что вам угодно, сэр? - Спросили вы.
- Ваш кошелёк угоден мне, богиня! -
Сказал я хрипло с нотками мольбы,
добавив вслед за тем: - Христа во имя!..
- Да-да, конечно, сударь, нет проблем, -
Произнесли вы как-то отрешённо, -
Пожалуйста, берите насовсем.
И, знаете, спасибо вам за Джона!
- Не стоит благодарности, мой друг, -
Ответил скромно я, кошель ваш пряча
в карман своих невыглаженных брюк, -
Я просто поступить не мог иначе...
- Но для чего вы вышли на разбой,
Совсем не понимаю я, признаться.
Ведь вы же вовсе не такой плохой,
Каким зачем-то жаждете казаться!..
- О да, - печально улыбнулся я
своей отнюдь не кровожадной рожей, -
Волшебны свойства женского чутья.
Вы правы, вообще-то я хороший.
Но грабить женщин - это мой порок.
Должно быть, я маньяк иль что-то вроде,
Хоть в сущности цыплёнок и сурок
Моей скорее свойственны природе.
Однако же, - продолжил горько я, -
Цыплёнок тоже хочет жить красиво.
Ужасная превратность бытия...
Хотите сигарету?.. - Да, спасибо...
Свеченье двух горящих сигарет
Мне показалось сказочно уютным.
С минуту мы стояли тет-а-тет
В задумчивом молчаньи обоюдном.
- Позвольте мне вас проводить домой, -
Прервал я наконец молчанье наше, -
Мир полон зла в столь поздний час ночной,
Настолько, что представить страшно даже.
А ежели хотите, поедим
В каком-нибудь весёлом ресторане.
Плачу я, разумеется, один,
Коль скоро у меня теперь есть money...
Вы благосклонно улыбнулись мне:
- Благодарю вас. Буду очень рада.
А вам воздастся сторицей вдвойне.
Уж стать так стать добычею пирата...
- О, что вы, нет! - Я запротестовал. -
Я алчен, верно, но не столь по-хамски!..
- О чём вы, мистер, полно, будет вам!
Считайте то моим капризом дамским...
Я счастлив был исполнить ваш каприз.
Мы начали наш путь в ночном тумане,
И я вкушал, удачлив как Парис,
Дыханья вашего пьянящий бриз,
Ваш тёплый взгляд и кошёлек тугой в кармане.
39. ...Любимая, вы злиться не должны...
...Любимая, вы злиться не должны,
Меня при подчинённых распекая.
Позвольте только мне надеть штаны,
И я всё объясню вам, дорогая!
К лицу ли вам шуметь как унитаз
Моей при виде голой секретарши?
Опомнитесь - она ничтожней вас,
Фригидней явно и заметно старше.
Она вас некрасивей и глупей...
Вон, видите, на ощупь как костлява?
Вас вряд ли охмурит любой плебей,
Она ж влечет сугубо как халява.
Была б она богинею когда,
Искуснее в любви, умней и краше,
Я вас прекрасно понял бы, о да,
Оправдана была бы ревность ваша.
Как с вами солидарен был бы я!
Я б сам себя кастрировал зубами.
Но я же не последняя свинья,
Я не способен поступить так с вами!..
Покиньте же служебный кабинет,
Поберегите пыл для уик-энда!
И протирайте тщательней лорнет
Пред тем как вновь меня застукать с кем-то...
40. Мне нравится не быть в ладах со злом...
Мне нравится не быть в ладах со злом,
Мне нравится не быть ползучим гадом,
Отпетой сукой, редкостным козлом,
Противным жирным боровом богатым;
Мне нравится никем из них не быть,
Иначе, если поразмыслить здраво,
Не нравилось бы мне их не любить,
А не любить их нравится мне, право!
41. Момент инерции
Автобус городской свершал свой рейс рутинный.
Я, стоя возле вас, поглядывал в окно.
Вы выглядели лет на тридцать с половиной.
В глазах таилась грусть. Вам было не смешно.
Шофёр затормозил. Утратив равновесье,
Я в ваш вцепился плащ и на пол вас увлёк.
Вы пали на меня. Искрясь горючей смесью,
Ваш удивлённый взгляд явил немой упрёк.
- Простите, - молвил я, - Мне, право, так неловко...
Вставая, вы в ответ кивнули мне едва.
Ваш взгляд стрельнул а-ля двуствольная винтовка
В компьютерной игре с названием "Doom-2".
Шофёр нажал на газ и отпустил сцепленье.
Всё повторилось вновь, однако на сей раз
Вращающий момент, а также ускоренье
Другой имели знак, и я упал на вас.
- О нет! - Я прошептал. - Поверьте, я не пьяный,
Но думаю, что нам вставать резона нет,
Покуда скорость V не станет постоянной...
Осмыслив это, вы кивнули мне в ответ.
Я пролежал на вас примерно с полминуты.
Потом мы встали, но шофёр затормозил,
И мы упали вновь. - Все мужики - зануды, -
сказали вы. Я вновь прощенья попросил.
Автобус продолжал дальнейшее движенье
с константе равным V. Забрезжил светофор.
Не рассчитав момент начала торможенья,
Я вновь вас повалил, поймав ваш взгляд в упор.
- Так, стало быть, вы всё проделали нарочно?..
Вопросом вашим я прижат был как к стене.
- Был, скажем так, неправ, - признал я осторожно.
- Я ненавижу вас, - вы прошептали мне.
- Со стороны своей я вам замечу тоже, -
Рискнул я пошутить с ухмылкой на устах, -
Что с вашей стороны, сударыня, негоже
Ложиться на мужчин в общественных местах...
Вы попытались встать, рыча сродни тигрице,
Но я восстановить не дал вам статус-кво.
- Да не волнуйтесь так! Вам нечего стыдиться.
Не в действии вопрос, а в месте лишь его.
Мой дом недалеко. В нём есть кровать большая.
Автобусу её грешно не предпочесть.
Вы мне кивнули вновь: - Ну что ж, не возражаю.
Не на пол с вами пасть почту теперь за честь...
К стеклу прилипли две марксистские листовки.
Автобус обгонял фонарные столбы.
Я вас опередил, сходя на остановке,
И руку вам подал под глупый смех толпы.
42. Морфей, уже сомкнув твои ресницы...
Морфей, уже сомкнув твои ресницы,
Целует платонически твой лоб.
Но ты не спишь. Тебе ничто не снится.
Тебе мешает спать постельный клоп.
Его я вижу будто бы воочью,
Ведь я люблю тебя, как остолоп,
И мне не наплевать на то, что ночью
Тебе мешает спать постельный клоп.
Он неприятен мне как сила злая,
Как убивающий собаку поп.
Ты спишь, мой друг? Ах нет, молчи. Я знаю -
Тебе мешает спать постельный клоп.
Убью мерзавца. Честное вот слово.
Как поп собаку - пальцем, этак - хлоп!..
Но я не вхож в постель твою, и снова
Тебе мешает спать постельный клоп.
43. Мужчина и суров, и груб бывает...
Мужчина и суров, и груб бывает,
Но эта грубость - только на словах.
Он ею нежность чувств лишь прикрывает,
Как футболисты прикрывают пах.
И чем он дышит к женщине нежнее,
Тем у него грязней бывает рот,
Тем он ведёт себя вульгарней с нею,
Он грубо-ласков и наоборот.
Он маскирует истинные чувства,
Ему претит сентиментальный мёд,
Поэтому-то он рельефы бюста
С упрямством мула титьками зовет.
Мужчина - зверь на самом деле слабый,
И он стыдится слабости своей,
И называет женщину он бабой,
Затем лишь, чтоб не выказать соплей.
Слова любви, высокопарность слога,
Какой достойна женщина вполне,
Мужская пасть отрыгивает плохо,
В кровати ли, в саду ли при луне.
И я, увы, отнюдь не исключенье.
Не надо думать, что я груб, когда
Я выдаю иные изреченья,
Сгорая, кстати, в мыслях от стыда.
То от любви. Поверь, большая мука
Дерзить, чтоб не предать любовь устам.
Ты поняла меня, тупая сука?..
Тогда заткнись, а то по морде дам!
44. Муха
Мы прозябали в постели. Сквозь толщу стекла
Вечер на нас по-циклопьи косился луною.
На потолке исполинская муха спала,
В силу неравенства сил не убитая мною.
Нашему с вами роману настал эпилог;
Нечего было сказать нам друг другу на ухо.
Вы примыкали ко мне и, плюя в потолок,
Тщились попасть в богатырски храпевшую муху.
- Мэм, - я сказал, - не ведите себя как свинья!..
Вы, не ответив мне, плюнули вновь, и плевок ваш
Не долетел, развернулся и пал на меня,
Словно пощечина звонко ударив наотмашь.
Вытерши вашу слюну, я покинул кровать,
Молча оделся, собрал реквизит и побрился.
- Стало быть, ангел мой, вам на меня наплевать... -
Прорезюмировал я и, вздохнув, удалился.
45. Не верьте картам, Мэри Скотт...
Не верьте картам, Мэри Скотт.
Они безбожно лгут вам, ибо
Вам предрекают каждый год
Стать миссис Александр Скиба.
Вы хороши собою, но
Не моего вы все же типа,
И потому вам не дано
Стать миссис Александр Скиба.
Приятен профиль ваших сдоб
Вплоть до мельчайшего изгиба,
Но вы о том забудьте, чтоб
Стать миссис Александр Скиба.
Ведь я картёжник, ловелас,
Мой внешний лоск - сплошная липа.
Избави Бог, мой ангел, вас
Стать миссис Александр Скиба!
Я подл, развратен, много пью,
Так что скажите мне спасибо
За то, что я вам не даю
Стать миссис Александр Скиба!
46. Не говорите мне, что вы дурны...
Не говорите мне, что вы дурны.
Вы на большого, выражаясь строго,
любителя. С другой же стороны, -
о, да - таких любителей немного;
Не говорите мне, что вы глупы.
Вы не глупей других в кругу салонном,
Хотя, конечно, уровень толпы
Считать едва ли стоит эталоном;
Не говорите мне, что вы стары.
У вас обычный женский комплекс просто,
Хоть для любовной - признаю! - игры
Не идеален возраст девяносто;
Не говорите мне, что не влечёт
Меня хмель плоти вашей неупругой.
Вполне способен банковский ваш счёт
Служить моей потенции порукой!
47. Не за Круглым столом
Я шёл спасать вас от Дракона.
Дракон был редкостно свиреп,
И близ границы Арагона
Он жрал Прекрасных Дам как хлеб.
Я подъезжал к его берлоге
На обессиленном коне,
Чьи стёртые о камни ноги
С трудом повиновались мне.
Паршивая была работа
Скакать, забралом дребезжа.
От нервного, с похмелья, пота
Доспехи разъедала ржа.
С Драконом мне не разминуться
Помог ваш слишком броский бюст.
Я предложил коню заткнуться
И въехал в близцветущий куст.
Дракон был крупный, с лишним весом,
Распространял огонь и дым,
На вас взирая с интересом,
Что не был чисто пищевым.
Он вас хотел как самку втуне;
Его мужское естество
Пускало огненные слюни,
Стекавшие с губы его.
Потребностью в песок зарыться
Я стал на страуса похож.
Но я был Странствующий Рыцарь,
И ежели не я, то кто ж?!
"Что у Прекрасных Дам за свойство
К Драконам вечно попадать? -
Вопрос хотелось вне геройства
мне риторический задать. -
Конечно, дело все в награде, -
Я мыслил, слушая ваш визг, -
Но дамских прелестей лишь ради
Оправдан ли подобный риск?
За подвиг мой своей любовью
Вы не преминете воздать,
Но это лишь при том условьи,
Что состояние здоровья
Позволит мне её принять.
Вот буду я, к примеру, ранен
Не в руку, скажем, и не в бровь,
И стану гож, как христианин,
На чисто братскую любовь!
Любовь Прекрасных Дам - мгновенье,
А также старой моды писк.
С практической же точки зренья
Со шлюхой те же ощущенья,
Но меньше и цена, и риск!.."
- Спасите!!! - В ужасе и боли,
Привязанная к двум столбам,
Вопили вы согласно роли,
Не мною отведённой вам.
Я драться не хотел с Драконом
(Дракон мог сильно покусать).
Но я был Рыцарь. По законам
Мне надлежало вас спасать.
Вы числились средь Дам Прекрасных,
И этот непреложный факт
Мешал и думать о соблазнах
Нарушить рыцарский контракт.
И, за любовь Прекрасной Дамы
Хлебнувши грамм порядка ста,
Я с видом принца Гаутамы
На сцену вышел из куста.
Узрев меня на чуть не павшем
В глубокий обморок коне,
Дракон расстался с телом вашим
И радостно пополз ко мне.
Я, как приговорённый к казни,
Прощальный выдал вам оскал.
"Могла бы быть и по-Прекрасней", -
Решил я вдруг и ускакал.
49. Не лейте слёз над тем, что расплескали...
Не лейте слёз над тем, что расплескали
Абсент свой в настроении дурном.
Вино ещё сверкнет у вас в бокале,
Не лейте слёз над пролитым вином!
Бог с ним, с вином, которым вы плеснули,
Перевернувши свой бокал вверх дном.
И ваших слёз серебряные пули -
Не лейте их над пролитым вином!
Не лгите. Не грозит вам смерть от жажды.
Но главный казус состоит в ином -
Нам одного вина не выпить дважды,
Не лейте ж слёз над пролитым вином!
Нет истин в винах пролитых, как, впрочем,
Их нет в вине каком-то лишь одном.
Хмель этого вина, к тому ж, просрочен.
Не лейте слёз над пролитым вином!
50. Не надо злиться, Мариэтта...
Не надо злиться, Мариэтта.
Позволь прочесть тебе стихи.
Не требуй денег от поэта.
Их у поэта нет. Хи-хи.
Не подвергай сей факт сомненью,
Свою доверчивость кляня.
Откуда, по определенью,
Возьмутся деньги у меня?
Поэт несовместим с деньгами,
Они не свойственны ему.
За созданное не руками
Откуда же я их возьму?
Не за стихи нам платят, киска,
А за рифмованную лесть.
Но пасть не даст настолько низко
Мне поэтическая честь.
Так полюби меня, не слыша
Звучанья пошлого монет!
Их, как уже сказал я выше,
К несчастью, не было и нет,
Зато потом расскажешь внукам,
Как ночь с поэтом провела,
Как в пику прочим потаскухам
Ты взять сонетом предпочла.
51. Не отдавайтесь мне, упившись коньяком...
Не отдавайтесь мне, упившись коньяком,
Не стоит обрекать себя на муки ада.
Вы станете всю жизнь казнить себя тайком
И заречётесь пить, а пить бросать не надо;
Не отдавайтесь мне по пламенной любви,
Окажется, что я совсем её не стою,
Вы сердце лишь свое потопите в крови,
Расставшись со святой своею простотою;
Не отдавайтесь мне, затем чтоб отомстить
Заведшему роман (как вы решили) мужу.
Вы этого себе не сможете простить,
Особенно когда он вас убьёт к тому же;
Не отдавайтесь мне за перстни и манто,
Чтоб не вставал вопрос "Не дёшево ль далась я?"
Но дайте мне своё согласие на то,
Чтоб я вас силой взял, без вашего согласья.
52. Не смог твоего я вниманья снискать...
Не смог твоего я вниманья снискать,
Хоть тщился, сродни д'Артаньяну.
Ты внемлешь едва, продолжая ласкать
Ручную свою обезьяну.
Ты любишь животных, и мне по душе
Твоя к ним любовь, о Татьяна.
И я их люблю, но приелась уже
Ручная твоя обезьяна.
Как жаль, что никак, с непредвзятостью пня,
В тебе не найду я изъяна.
Тогда бы не так раздражала меня
Ручная твоя обезьяна.
Проснись! Я тебя подведу под венец,
И это я ляпнул не спьяну!..
Ты слышишь? Оставь, чёрт возьми, наконец
Ручную свою обезьяну!..
Смешно, что с животным живешь ты в любви,
Столь верной и столь постоянной.
А впрочем, то дело лишь вкуса. Живи
С ручною своей обезьяной!
53. Не сочти, что мой случай клинический...
Не сочти, что мой случай клинический,
Тем не менее в том я не вру,
Что люблю тебя лишь платонически,
Как соратницу, мать и сестру.
Я любуюсь тобой, но фактически
Как художник и просто эстет,
И рисую я лишь платонически
Твой цветной обнажённый портрет.
Так сложилось, увы, исторически.
Ты прекрасна, но это не суть,
И целую я лишь платонически
И твой лоб, и ладони, и грудь.
Не смотри на меня иронически,
Ибо надо быть просто слепой,
Чтоб не видеть, что лишь платонически
Я сейчас обладаю тобой.
54. Немного белизны
Душа важней телес во много раз,
Хотя и плоти вашей я не критик.
И я безмерно уважаю вас
За зрелость и весомость ваших мнений.
Что красота? Сплошной обман и блеф,
Пускай пред ней склонилось пол-Европы.
Меня пленяет сила и рельеф
Обоих ваших полушарий мозга.
Что в теле вашем мне, раз мы друзья?
Вы - ангел, ибо мой характер тяжек.
И очарован, словно в сказке, я
Размахом грандиозным ваших крыльев.
Не плоть, но мир ваш внутренний, Мари,
Есть мой фарватер к храму Аполлона.
Я склонен узнавать вас изнутри
И проникать все глубже в ваше эго.
55. О, как ты мило хлопнула дверьми...
О, как ты мило хлопнула дверьми,
Прошелестевши складками сатина!
Да, я наскучил. Чёрт меня возьми.
Ну экая, однако ж, я скотина.
Беды в событьи, впрочем, нет таком.
Ты просто мной пресытилась немного
Как дорогим французским коньяком,
В чём, уверяю, ты не одинока.
Тебе не нужно лирики теперь,
Изысканности слов, прогулок в роще.
Тебя сейчас влечёт мужчина-зверь,
Тебе б сейчас чего-нибудь попроще -
Чтоб габаритом мог похвастать он,
Серьёзным как последний довод Рима,
Чтоб был противен, словно самогон,
Но продирал весомо, грубо, зримо.
И здесь на что-то сетовать смешно,
И я к тебе не склонен придираться.
Есть время пить, точней, вкушать вино,
Есть время самогоном нажираться.
Я подожду. Покуда твой примат
Проймёт тебя до рвоты многократно,
Чтоб, вспомнив вдруг нектара аромат,
Ты, проблевавшись, приползла обратно.
56. О, как я хочу обладания вами...
О, как я хочу обладания вами,
И как же я вами горжусь оттого,
Что снова меня вы плебеем назвали,
Что вы недоступны, что вы - божество.
Я вам запрещаю сходить с пьедестала.
Вы светом холодным подобны луне,
Вы принца достойны, и вам не пристало
Взаимное чувство к какому-то мне.
Не будьте ж ведомы загадочным роком,
Не вздумайте вдруг снизойти до меня,
Не смейте меня поощрить ненароком,
Вне вашего льда не прожить мне ни дня!
В меня же влюбившись, вы мне нанесёте
удар, подколодная словно змея,
Поскольку во мненьи моём упадёте,
Влюбившись в такого кретина, как я.
58. Оставьте надежду. Мне денег не надо...
Оставьте надежду. Мне денег не надо.
Что в золоте вашем мне и в серебре?
Все золото мира не стоит, Фернанда,
И родинки вашей на правом бедре.
Не дам вам свободы я, ибо не чаю
души в вас, и даже на смертном одре
Сквозь саван склероза вас вспомню, включая
Ту родинку вашу на правом бедре.
Не спрятаться вам ни под сенью закона
от рук моих длинных, ни в монастыре.
Я вас отыщу и среди миллиона
По родинке вашей на правом бедре.
Люблю овладеть вами силою грубой,
Люблю я проснуться потом на заре
И нежно так гладить с ухмылкою глупой
Ту родинку вашу на правом бедре.
Меня вы не любите. Ваши наймиты
Меня аж в помойном топили ведре.
За это вы были мной даже побиты
По родинке вашей на правом бедре...
Я - крест ваш. Смиритесь, любимая, ну же!
Не будьте столь вялы в любовной игре!..
Не то расскажу я вот вашему мужу
Про родинку вашу на правом бедре...
59. После бала
Все гости разошлись. Лишь вы одна
В хмельной дремоте за столом лежали
Среди бутылок, выпитых до дна,
И со следами ног на вашей шали.
Сидевший за столом напротив я
Не без труда навел глаза на резкость
И, головой качая как змея,
Отметил, что прекрасны вы на редкость.
Вы выглядели слаще, нежель торт,
А ваши в декольте большие груди,
Являя взору райский натюрморт,
Как персики покоились на блюде.
Прицелясь в них губами через стол,
Я сделал к вам движенье головою.
Но, безнадёжно пав лицом в рассол,
Уснул, подумав: "Ну и хрен с тобою!.."
60. Практика христианства
Вы шепнули, амбиций своих не тая:
- Я ужель не являю поэта мечту?
И шепнул я в ответ: - Вы жена не моя,
И я вас не хочу, ибо заповедь чту!
Вы удар нанесли мне по левой щеке;
Я подставил вам правую, пусть не свою,
А газетчика, что с микрофоном в руке
Брал о творческих планах моих интервью.
Он упал и остался лежать на полу,
Не умея держать так, как я, ваш удар.
Я воскликнул: - Ну что вы наделали, Лу!
Как теперь я востребую мой гонорар?..
Вы сказали, подув на кулак: - Поделом,
Потому как врага обрели вы во мне...
И тогда под иным совершенно углом
Вас внезапно увидел я, словно во сне.
Я почувствовал вдруг перед Богом вину;
Мне моя добродетель была дорога,
И я, вас не желая как чью-то жену,
Овладел вами всё ж, полюбив как врага.
61. Прекраснее всех дам прекрасных...
Прекраснее всех дам прекрасных
Бывает только тост за них.
Не из соображений праздных,
заметим, данный тост возник.
Сей тост к мужскому в нас взывает,
Тогда как истина одна -
Прекрасных женщин не бывает,
Бывает много лишь вина.
За дам прекрасных хмель вкушая,
Не столько тем за них мы пьём,
Сколь (в чём и соль-то вся большая!)
Их как бы сами создаём.
И не от жизни от хорошей,
Но с тем подъемлем мы стакан,
Что низких истин нам дороже
Дам возвышающий обман.
Вина же парусное судно
Нас мчит сквозь шлюзы райских врат.
Мужчину обмануть нетрудно,
Он сам обманываться рад.
62. Преступление и наказание
Проиграв мне в покер всю одежду,
Вы в своей предстали наготе.
Я заметил, как бы прочим между:
- Вы сегодня не на высоте.
Вас рожали явно в понедельник,
Впрочем, шанс, пусть небольшой, но есть.
Против тряпок ваших всех и денег
Я приму как ставку вашу честь.
Вы произнесли не без кокетства:
- Что ж, раз нет материи иной,.. -
И пошли на блеф, но блеф как средство
Не был вашей сильной стороной.
Глупо было голому азарту
Брать на пушку чистый "флеш-рояль",
И когда открыты были карты,
Я сказал: - Мне, право, очень жаль...
Вы, краснея, молвили: - Мне тоже.
Честь моя утрачена давно...
Я спросил: - Так выигрыш, похоже,
Получить мне как бы не дано?
Стало быть, вы женщина без чести?
Мне ль с бесчестной женщиной играть!..
Да вас мало расстрелять на месте,
Ибо вы осмелились мне врать!
Что ж, теперь домой пойдёте голой.
Дай вам Бог счастливого пути!
Это будет вам хорошей школой...
Фрэнклин!.. Мисс уходит. Проводи...
63. Приятно красивое женское тело...
Приятно красивое женское тело
Добыть и под рюмку вина приласкать.
Но истинный мастер любовного дела
Не должен столь лёгких решений искать.
Он должен особое черпать блаженство
В сознаньи самом мастерства своего,
Он должен стремиться достичь совершенства,
Он должен своё повышать мастерство.
Красотка, как всякая, впрочем, забава,
В спортивном аспекте - лишь мелкая дичь.
Как можно страшней быть обязана баба,
Когда совершенства желаешь достичь.
Венера - отнюдь не критерий. Такое
Проделать практически может любой.
Но если с какой-нибудь бабой-ягою
с аморфною плотью и рожей кривой
ты справишься с доблестью мастера спорта,
То утром, взглянув на храпящий трофей,
Зажжёшь сигарету, осклабившись гордо,
И скажешь себе: "Ну, однако, и морда.
Сдаётся мне, я обладатель рекорда -
Кто может сравниться с Матильдой моей?"
64. Прошедшей ночью вы в укромном месте...
Прошедшей ночью вы в укромном месте,
Под небом, в коем было звезд не счесть,
Мне оказали честь лишить вас чести.
Я с честью поимел такую честь.
В связи с таким событьем в вашей жизни
Вы мне теперь хотите оказать
Иного рода честь, уже в том смысле,
Что я вас должен браком повязать.
Весьма польщён, но столь высокой чести
Я, право, не достоин, как ни жаль.
Зачем мне орден, вы вот сами взвесьте?
Клянусь вам, я согласен на медаль.
Вам не пристало предаваться гневу
И взгляда своего метать копьё.
Не столько честь, поверьте, красит деву,
Сколь полное отсутствие её.
Я это говорю не в плане лести,
Но не могу пойти на компромисс.
Да, я поэт, да, я невольник чести,
Однако же, не вашей чести, мисс.
Прошу, оставьте помыслы о мести
И дайте мне закрыть достойно дверь.
Освободивши вас от вашей чести,
Имею честь откланяться теперь!
65. Развивая успех
Когда я вам сказал, что ваша красота
Сравнима с райским сном и роз благоуханьем,
Когда сказал, что вы не явь, а лишь мечта,
И вас обжёг своим прерывистым дыханьем;
Когда сказал, что мне не будет жизни впредь,
Что помышляю я все чаще о кинжале,
Что я не слаб, но все ж мне проще умереть,
Ресницы ваших глаз внезапно задрожали.
Когда я вам сказал, что муж ваш идиот,
Не стоящий ни вас, ни ваших полкарата,
Что идиот и я, коль ваш запретный плод
Мне слаще во сто крат любого шоколада;
Когда я вам сказал, что, в сущности, всё вздор,
Что низмен жребий жить в столь лицемерном веке,
Отметил я тотчас, как увлажнился взор
И стали набухать под тушью ваши веки.
Когда я вам сказал, что брак не по любви
Всегда, по сути, был все тою же панелью,
Каким набором слов его ни назови,
Что чувства не объять супружеской постелью;
Когда я вам сказал, что Бог на небесах
Лишь истинной любви дает благословенье,
Румянец ваших щек весь был уже в слезах.
Могу ли я забыть то чудное мгновенье!..
Когда я вам сказал, что жизнь - театр, где роль
Всяк волен выбрать сам, а выбор прост предельно,
Что в будущем нас ждет мучительная боль
За каждый долгий год, что прожит был бесцельно;
Когда я вам сказал, что корень всех проблем
Таится в нас самих, неискренних друг с другом,
Вы, слезы утерев, шепнули: - Ну зачем
Вы каждый свой бокал закусывали луком!..
66. Размешай мне коктейль из вина и из чистого спирта...
Размешай мне коктейль из вина и из чистого спирта,
Чтоб гремучая смесь забродила тревожно в крови;
Размешай мне коктейль из страстей и из лёгкого флирта,
И пусть ненависть в нём подсластит горьковатость любви.
Размешай мне коктейль из кошмаров и слёз Мельпомены,
Где играет орган и где ночь прорезают ножи;
Размешай мне коктейль из лояльности и из измены,
Из телесных грехов и прекрасных порывов души.
Размешай мне коктейль из чрезмерностей меры - и меры,
Где цепляется ум за безумья спасательный круг;
Размешай мне коктейль из безверья и выгодной веры,
Из эмоций слепых и рассудка, ослепшего вдруг.
Размешай мне коктейль из соблазнов всех, коими черти
Нас, плевавших на рай, умиляют, победно трубя;
Размешай мне коктейль. Персонально. Из жизни и смерти.
Ибо выпить его мне хотелось бы лишь за тебя.
67. Севильские ночи, фиесты, Ривьера...
Севильские ночи, фиесты, Ривьера,
Рубины заката в лазурной волне...
Сойдите скорее с ума, Женевьева,
Настолько, чтоб принца увидеть во мне!
Фамильный мой замок, где вы - королева,
Отвесная в море уходит стена...
Сойдите скорее с ума, Женевьева,
Настолько, чтоб выпить со мною вина!
Обильно плодами познания древо,
Но я не любил, да и не был любим...
Сойдите скорее с ума, Женевьева,
Настолько, чтоб клятвам поверить моим!
Разбитая рюмка, божественность гнева
И жизни моей оголённая нить...
Сойдите скорее с ума, Женевьева,
Настолько, чтоб в сердце мне нож не вонзить!
68. Скажите, каковы моих к вам чувств мотивы...
Скажите, каковы моих к вам чувств мотивы?
Тот факт, что вы милы, - одна лишь из причин.
Я даже нахожу подчас, что вы красивы,
Но эта красота и губит нас, мужчин.
Вы не глупы собой. Имею подозренье,
Что, более того, вы попросту умны.
Однако женский ум, со многих точек зренья,
Не есть бесспорный плюс, с другой-то стороны.
Вы склонны своему рога наставить мужу;
Я склонен потакать той склонности вполне,
Но коль вы на рога щедры, то почему же
Наставить трудно их при случае и мне?
Вы телом и душой меня к себе влечете,
Но нрав, опять же, ваш достаточно тяжёл.
И спрашиваю я себя в конечном счёте -
И что такого в вас я, собственно, нашёл?
Я брошу вас. Зачем на вас себя я трачу,
Духовное свое развитье тормозя?
Я должен вас скорей забыть как неудачу,
Как я доселе жил, так дальше жить нельзя!
Я вырвусь наконец из замкнутого круга.
Я Бога обрету, дай Бог мне долгих лет...
И мне досаден лишь вид вашего супруга,
Что, кажется, сейчас разрядит пистолет...
69. Сколь непрочна нашей связи нить...
Сколь непрочна нашей связи нить!
Вы моя, увы, лишь ради денег,
Ибо вас едва ли мог пленить
Скальпа моего плешивый веник.
До вершин любовных ваших Альп
Не добраться, не купив билета.
Вы с меня снимаете мой скальп,
Позволяя сознавать мне это.
Как хочу я эту нить порвать,
С грустью застрелив вас из нагана!
Но скрипит по-прежнему кровать
В нашем с вами мире чистогана.
70. Скромность лепты
Русский лес был красив, как в цветных иллюстрациях к сказке;
В небесах стрекотал то наш "Юнкерс", то сокол-сапсан.
В униформе Эс-Эс, в сапогах и в приплюснутой каске
Я прочесывал "шмайсером" лес на предмет партизан.
Шелестели дубы. Грациозно качалась берёзка.
Загнивал партизаном не съеденный гриб-боровик.
Успокоился дятел, схватив сотрясение мозга.
Тарахтел где-то кляйн - как по-русски его? - грузовик.
"Ненавижу войну. И ещё партизан ненавижу! -
Прошептал я и длинную очередь дал по тайге. -
Что мне в этой войне? Я обрел гонорею и грыжу,
Да геройски был в задницу ранен на Курской дуге..."
Размышленья прервали какие-то новые звуки.
Кто-то шёл через чащу, сметая кусты на пути.
"Вероятно, медведь," - рассудил я уж было в испуге,
Но то был не медведь, а девчоночка лет двадцати.
"Миловидна. Не то, что брунгильды берлинские наши.
И похоже, мужчины не знала ещё никогда, -
плотоядно решил я, сам женщин давненько не знавши, -
Что ж, раз так, то легко поправима такая беда..."
- Хенде хох, - произнёс я приветливым, ласковым тоном,
Презирая себя за затасканный малость пролог.
Лорелея уставилась взглядом железобетонным,
Что в вину в обстоятельствах данных вменять я не мог.
Блеск славянских очей отливал сверхъестественной синью;
Выраженье же их с тою синью являло контраст.
"Да, - подумал я с грустью, - придется прибегнуть к насилью.
Добровольно мне эта малютка, пожалуй, не даст..."
- Партизанен? - Спросил я девчонку, нахмурившись строго,
И на русском, что знал из допросов с работой в связи,
сообщил ей: - Я, фройляйн, сейчас полюбить вас немного... -
Деформировав наше тевтонское "их либе зи".
Отобрав у дикарки большую бутыль самогона,
Каковую она партизанам, должно быть, несла,
Я глоток совершил грамм на двести, рыгнул беспардонно
И осклабился, как воплощенье вселенского зла.
- Подавись же, козёл! - рассмеялась презрительно,
На арийский мой лоб налагая славянский плевок.
Я заехал прикладом ей в личико в приступе гнева;
Фройляйн пала без чувств, и я в чащу её поволок.
- Ненавижу войну, - бормотал я в слезах, одержимо
избавляясь от "шмайсера" и от тугого ремня, -
До чего же нацистского я не приемлю режима!
Наш майн-фюрер скотина и сделал скотиной меня..."
Разобравшись с девчонкой, за что не грозил мне Освенцим,
Я в раздумиях мрачных продолжил по лесу бродить,
Укрепивши средь русских ту самую ненависть к немцам,
Что в итоге позволила им наш фашизм победить.
71. Слабых, дети, обижать не надо...
Слабых, дети, обижать не надо,
Слабых обижать нехорошо -
Поедать их плитки шоколада,
Угонять их "Форды" и "Пежо".
Слабых обижать и малых - просто
И неинтересно оттого.
Сильных обижать, большого роста -
Вот в чём изыск есть и мастерство.
Лучше их пинать ногами в луже,
А не тех, кто робок, мал и слаб;
Именно у них, у сильных, лучше
Отнимать рахат-лукум и баб.
Сильному давать приятней в морду,
Да ещё без помощи друзей;
Сильных бить - сродни большому спорту,
Скажем вам с ответственностью всей.
Хорошо над сильным издеваться
(Он такой упругий и большой!),
Заставлять от пола отжиматься,
Называть козлом, дерьмом, паршой!..
Мощная у сильного харизма,
И не должен тот нюанс смущать
Подлинных эстетов от садизма,
Что всяк сильный склонен отвечать.
72. Смехооргазмы
Человек по природе обычно смешлив.
Он смеётся и шутит за чашкою кофе,
На банкете, шампанского в брюхо залив,
И на кладбище даже, и даже в окопе;
Он смеётся, шагая на плаху, в тюрьму,
Обнажив кривоватые зубы до дёсен,
Изменяет же юмора чувство ему
лишь в постели, где он так нелепо серьёзен.
Он в постели бывает и нежен и груб,
Он и грозно рычит там и в пафос впадает,
Он бывает слюняв и безмолвен как труп,
Но смешливо-весёлым он там не бывает.
А напрасно. Без смеха интим - не интим.
Смех в постели есть новых возможностей бездна.
Он не то что желателен - необходим,
Что естественно, то безусловно уместно.
Разве плохо, своих ублажая подруг,
Дополнительных дать им эмоций на ложе
И сладчайший момент кульминации вдруг
досластить им - состроив потешную рожу,
рассказав анекдот им в ответственный миг
Вместо тупости ласковых слов пресловутых?..
Пусть и стоны и спазмы любовные их
В сочетаньи со спазмами смеха взорвут их!
Как известно, иной норовит потолок
Зеркалами оклеивать в спальне упорно,
Чтоб, любви предаваясь, при этом он мог
Как участником быть, так и зрителем порно.
Но новатором будучи не рядовым,
Он и большего может добиться успеха -
Надо попросту зеркало сделать кривым
И предаться любви как бы в комнате смеха.
Тут любая, видавшая всяких парней,
Экстатический стон оборвав, захохочет,
Наблюдая, как карлик какой-то на ней
Осчастливить её кабачком своим хочет.
И напомнит подобный гротеск невзначай
Про банально убогую суть человека,
И тогда философская грусть и печаль
Осторожно вкрадётся в конвульсии смеха.
И когда философский возникнет аспект
И духовными истинно станут рефлексы,
Потрясающим выйдет конечный эффект
Органичного синтеза смеха и секса.
Так старайтесь же тезис сей в жизнь претворить,
Чтоб у женщин глаза плотоядно блестели,
Где подружки начнут им про вас говорить:
- Дон-Жуан с ним в сравнении - лапоть в постели!
73. Соотношение неопределённостей
Ртом своим, зубастым, как пила,
Я в экстазе перегрыз жестоком
Изгородь, что сделана была
Из колючей проволоки с током.
Светом киловольт-ампер искрясь,
Я вдохнул озон ночной прохлады
И свалился конвульсивно в грязь
По другую сторону ограды.
Я поднялся. Был свободен путь.
Вопль издав тарзаний, кулаками
Я побил себя с рычаньем в грудь
И к усадьбе двинулся прыжками.
Я в ваш дом, чтоб видеть вас, спешил.
Я бежал, скрываемый туманом,
И периодически крушил
Спины возникавшим доберманам.
- Sorry, sir, - геройски произнес
Ваш лакей шварцнеггерообразный, -
Мисс не принимает... Свингом в нос
Я свалил его, с ним не согласный.
Не преминув вслед за тем шагнуть
Через бездыханную гориллу,
Я продолжил к вашей спальне путь,
Диким рёвом сотрясая виллу.
Я всё бил, под властью чар Ате.
Рядом сполз по гобелену вяло
рыцарь - от удара карате,
Метко нанесённого в забрало.
В бегство обратив прислугу, я,
Словно порождение кошмара,
Вышиб дверь дубовую, жуя
Полотно Огюста Ренуара.
С высунутым белым языком,
С пеною у рта пред ваши очи
я предстал, в кулак вас сгрёб рывком
И трясти вас стал что было мочи.
- Ну так как, - я рявкнул, - да иль нет?
От вопроса вздрогнула халупа.
- Нет!.. - Вы храбро пискнули в ответ.
Длань разжав, я улыбнулся глупо.
Радостно направившись к дверям,
Я сказал: - Прощайте. Мне приятно,
Что на сей раз ваш ответ был прям,
Что теперь мне с вами все понятно.
Сожалею и скорблю весьма,
Что посеял смерть и разрушенье,
Просто сводит иногда с ума
Неопределённость в отношеньях...
76. Ты в жизнь мою войдёшь, я воспылаю страстью...
Ты в жизнь мою войдёшь, я воспылаю страстью,
Ты вынудишь меня жениться на тебе;
Ты облечёшь себя самодержавной властью,
И за свои права воспряну я в борьбе.
Ты в церковь, в Божий храм, введёшь меня как в стойло,
Я привяжусь к твоим домашним куличам,
И возмещать ущерб твоим любовным пойлом
Заставлю я тебя в кровати по ночам.
Я буду сыт твоей обыденной кормёжкой;
Однажды, предъявив претензию к борщу,
Я запущу в тебя маисовой лепёшкой
И чем-нибудь ещё, наверно, запущу.
Потом я заведу подружку молодую,
Чтоб пасторальный тон привнесть в батальный жанр.
Я обрету любовь, смысл жизни обрету я,
Детей на стороне, развод и мягкий шанкр.
Я стану попивать спиртное на досуге,
С бутылкой тет-а-тет вползать в свою дыру
И с истиной в вине о том, что бабы - суки,
Чуть-чуть не дотянув до старости, помру.
77. Ты вновь уснёшь и вновь войдёшь в волшебный дом...
Ты вновь уснёшь и вновь войдёшь в волшебный дом.
В публичный дом своих распутных сновидений.
Где вновь с каким-нибудь породистым скотом
Опустишься на одр греховных наслаждений.
Бессилен в дом попасть, я встану у окна,
Объятый роковой мучительною страстью;
Вновь будет по стеклу бессильно течь слюна,
Оскаленной моей рождаемая пастью.
В реальности дневной лояльность мне храня,
Ты в мир порочных снов как ведьма убегаешь,
В тот неприступный дом, в котором нет меня,
Куда на шабаш свой меня ты не впускаешь.
Но я смотрю в окно, страдальчески сопя,
С мечтой о том, чтоб ты моей была всецело,
Чтоб даже в снах твоих не выпускать тебя
Из-под моих очей фатального прицела.
И в эту ночь, когда любви апофеоз
Твою нагую плоть заставит содрогнуться,
Мой воспалённый взор, знобящий как мороз,
Все ж вынудит тебя к окошку обернуться.
И ты узришь клыки, язык, слюнявый рот,
Мужской мой арсенал, такой, что не приснится;
Ты дико завопишь. И заскулит Эрот.
И рухнет двух миров незримая граница.
Снаружи петухи три раза прокричат;
Свет молний полыхнёт под жуткие раскаты,
И я влечу в окно, крылат и чешуйчат,
Под звон стекла представ исчадием Гекаты.
Я вдруг на твоего партнёра приземлюсь;
В глазницах без зрачков геенны вспыхнет пламя;
Я в глотку твоему наложнику вопьюсь,
Похабно заурчав и хлопая крылами.
В конвульсиях немых затихнет вскоре он,
Скончавшись от атак обширного инфаркта;
Ты взвизгнешь, и твой визг прервёт кошмарный сон,
Перенеся тебя в постель мою де-факто.
Сквозь слёзы и сквозь пот ты ощутишь меня,
Обнявшего тебя за выпуклости бюста,
И осознаешь вдруг, себя за дурь кляня,
Что глупо убегать от истинного чувства...
78. Ты всё жаждешь сильного мужчины...
Ты всё жаждешь сильного мужчины,
Твёрдого, со взглядом волевым.
В силу той естественной причины
Стану я охотно таковым.
Я не буду больше пылким принцем
С тонкой и лирической душой.
Возведя мужскую силу в принцип,
Я скотиной сделаюсь большой.
Всякие там нежности телячьи,
Вздохи, серенады при луне,
Розы, взор сентиментальной клячи
Будут похоронены во мне.
Дорогие норковые шубки,
Что любезны столь твоей губе,
Будут у тебя, но злые шутки
Впредь держать старайся при себе.
Ездить в "Мерседесе", кушать виски
Сможешь ты и летом, и весной,
Но свои рефлексы феминистки
Лучше брось в общении со мной.
Я забыть тебе рекомендую,
Коль напьюсь до положенья риз,
И про привилегию такую,
женскую сугубо, как каприз.
Обладать тобой я буду грубо,
С властностью пещерного самца.
Ты ж со стороны своей, голуба,
Будешь мне послушна, как овца.
Ну а в том, что стану через день я
Бить тебя, употребляя власть,
Ты тому ищи лишь подтвержденье,
Что твоя мечта вполне сбылась.
80. Тяжёлое наследие
Она - произведение искусства,
Хоть убеждался собственной рукой,
Что в мякоти кормы её и бюста
Искусственности явно никакой.
Она - произведение искусства,
И раритетом этой красоты
Стремлюсь владеть я с редкостным занудством,
К её ногам бросаясь с высоты.
Она - произведение искусства,
Легка, как сон, как поступь, как враньё
Про все ко мне питаемые чувства,
Как нрав, как поведение её.
Она - произведение искусства
И, следуя завету Ильича,
Принадлежит народу - вот паскудство!
И пью я джин, рога свои влача.
81. Удивите меня тем, что вы мне придетесь по вкусу...
Удивите меня тем, что вы мне придетесь по вкусу,
Тем, что искренне я вам сказать захочу комплимент;
Удивите меня тем, что я обнаружу в вас Музу,
Тем, что с помощью вас я воздвигну себе монумент.
Удивите меня тем, что я не найду в вас изъяна,
Иль найду, но такой, без которого было б не то;
Удивите меня тем, что я вам признаюсь не спьяну
В том, что вечно готов подавать вам и мяч, и пальто.
Удивите меня тем, что можно не раз и не дважды
В неизвестной воде и одной оказаться реки;
Удивите меня тем, что я вас не брошу однажды,
Невзирая на жанр, но канонам его вопреки.
82. Урок фехтования
Посреди фехтовального зала
Ты, решительно злая как черт,
Обнаживши рапиру, сказала:
- Защищаться извольте, милорд!
Я своей незатронутой честью
Вас клянусь превратить в решето!..
Осененный благою столь вестью,
Я воскликнул: - Но, право, за что?
- Ни за что. В том-то суть вся и дело, -
Прошипела ты, хищно сопя.
Я свой рот приоткрыл обалдело,
Лишь с трудом понимая тебя.
Сим образчиком логики женской
Оглушённый почти наповал,
Но не склонный всё ж сдохнуть, как Ленский,
Со стены я рапиру сорвал.
Застучали твои босоножки
На ногах неземной красоты;
Со стремительной грацией кошки
Сокращала дистанцию ты.
- Кис-кис-кис!.. - Произнес я с укором.
Ты в ответ простонала: - Убью!.. -
И неистовым выпадом скорым
Завершила атаку свою.
Я, сражённый, вскричал неприлично,
У твоих распластавшись у ног;
Ты оскалилась и символично
Мне приставила к сердцу клинок.
Я лежал пред тобой раболепно
И глядел в твой разгневанный лик -
О Мадонна! - как великолепна,
как была хороша ты в тот миг!..
И, зажавши смертельную рану,
Нестерпимо терзавшую плоть,
Я постиг, сколь большого барана
Ты сумела во мне заколоть.
"О, прозренье в минуту ухода!" -
Я подумал и молвил, хрипя:
- А ты знаешь, ведь все эти годы
Я любил-то одну лишь тебя!..
Зарыдав, ты отбросила шпагу;
Я, рыдая, на локте привстал
И целебную, сладкую влагу
Всех твоих поцелуев впитал.
А потом я извлёк твое тело
Из костюмчика цвета бордо,
И меня ты убить расхотела,
Ибо было на сей раз за что.
83. Фамильный портрет
Умерший год назад от дозы мышьяка,
Я за тобой следил с фамильного портрета.
Ты снова привела к нам в спальню мужика
Пред очи пред мои работы Тинторетто.
Недолго ты мою оплакивала смерть,
Твой траур с первых дней нормировался строго.
Ты обрела друзей, чьего участья твердь
Прочувствовала до положенного срока.
Ты получила мой в наследство особняк,
Солидный капитал и титул баронессы;
Теперь тобой владел любой окрестный хряк,
Читавший всё в твоём лице святой Инессы.
Я часто созерцал, смакуя как вино,
Амурных поз твоих роскошные картины,
Поскольку на стене висел уже давно
И просто был лишен иной прерогативы.
Немало чрез тебя ничтожеств утекло,
Но не везло тебе в последние недели
С самцами, большинство которых не смогло
Порадовать ничем тебя в моей постели.
И вот я наблюдал, уже в трёхсотый раз,
Как паж очередной, задёрнувши портьеры
и сделав комплимент погоде в паре фраз,
Неловко облачал тебя в одежды Евы.
Вовсю пылал камин, роняя на тебя
Игривого огня зловещие оттенки;
Твой свежий фаворит, неистово сопя,
Заметил вдруг меня, свисавшего со стенки.
Он взглядом было лишь мне по лицу скользнул,
Как на челе младом образовалась влага.
Он дал обратный ход - и нервно ком сглотнул,
А я всё ширил рот в улыбке вурдалака.
- Противный мальчик, - ты шепнула горячо.
- А?!.. Что?!.. - Спросил альфонс, очнувшись обалдело,
И, продолжая вспять глядеть через плечо,
На ощупь отыскал твоё поспешно тело.
- У вас проблемы, сэр? - Осведомилась ты,
чуть приоткрыв глаза. - Вы вывихнули шею?
- Нет!!! - Вздрогнув, произнёс предмет твоей мечты. -
Вернее, всё прошло... Поправился уже я...
Сомкнувши веки, ты расслабилась опять
И стала предвкушать возобновленье ласки.
Я прекратил тотчас оскал свой расширять
И на ковёр сорить корпускулами краски.
Но он уже не мог перенастроить мозг
И снова на меня воззрился отрешённо.
- Что с вами, о мой друг? Вы мягки, словно воск, -
Проговорила ты немного раздражённо.
- Пардон... Должно быть я совсем схожу с ума, -
пробормотал юнец, - Но я, боюсь, не справлюсь...
- Да, - процедила ты, - я вижу и сама,
Что, кажется, я вам ни капельки не нравлюсь!
Бедняга простонал с несчастным видом: - Нет!..
Ты тоном ледяным отозвалась: - Так что же?..
Дрожащим пальцем ткнув, он выдавил: - Портрет!
Он угрожает мне, он мерзко строит рожи...
- Сдаётся мне, что вы объелись белены, -
Ты изрекла в ответ и на меня взглянула.
Я в сторону смотрел, свисая со стены,
Глазами камбалы, пустыми, как два дула.
Во всей своей красе, изысканно нагой,
Ты подошла ко мне, задумчиво взирая,
И молвила с упрёком мягким: - Дорогой!
Нехорошо за мной подглядывать из рая.
Тебе, ну согласись, совсем уж не к лицу
При статусе твоём такие эпатажи.
Благоразумней быть пристало мертвецу,
А это шутовство... не остроумно даже!..
С невинным видом я смотрел упрямо вдаль,
Но это ни на миг тебя не обмануло.
- Прости, - вздохнула ты, - мне, право, очень жаль... -
И мой портрет к стене фасадом развернула.
Со мной покончив, ты отправилась к нему,
С тем чтоб возобновить свои часы досуга.
Мой безучастный взор уставился во тьму,
И с ненавистью я подумал лишь: "Вот сука!.."
"За что? - Я размышлял, слезу во рту жуя. -
Не вы меня, а я вас, собственно, застукал.
Я не люблю тебя," - с обидой думал я,
Подобно малышу, поставленному в угол.
Я услыхал, как вы в упорнейшей борьбе
сеанс возобновив, гармонии достигли.
"Я не ревную, нет! - Сказал я сам себе,
Когда в конце концов все сладкозвучья стихли. -
Я охладел к тебе, о королева змей,
Служите же свои альковные обедни.
Разочарован я готовностью твоей
Поверить в эти все мистические бредни!.."
84. Цветы
- Вы любите цветы? - Я задал вам вопрос,
Удачно вас застав с любовником в постели,
И судорожно сжал букет роскошных роз,
Что в кругленькую мне копеечку влетели.
- Да, я люблю цветы, - упавшим голоском
Ответили вы мне, и я сказал: - Ну что же,
Извольте, леди, съесть их в случае таком,
А юный ваш бойфренд пусть в этом вам поможет.
Вы стали, как козлы, обгладывать букет,
Не глядя на меня в молчании сердитом;
Внимательно следил за вами пистолет,
И ели вы с весьма завидным аппетитом.
"Какой дешёвый фарс! Как в нем безвкусен я! -
Я мрачно размышлял под чавкание ваше. -
Как это глупо все! Как мелка месть моя!
Как это не смешно! И не забавно даже!..
А может, всё забыть? Купить другой букет?
И вам преподнести?.." - Я усмехнулся криво,
Вздохнул и разрядил обойму в ваш дуэт,
Стыдясь своей души прекрасного порыва.
85. Цитадель любви
Поклонников жалует взором холодным
Прекрасная фея принцесса Адель,
А где-то в ином измереньи бесплотном
Стоит на высокой скале цитадель.
Любовь несравненной принцессы Адели
Укрылась за стенами толстого льда
Внутри неприступнейшей той цитадели
От рыцарей, склонных проникнуть туда.
Они словно чашей святого Грааля
Любовью принцессы хотят завладеть;
В лихих крестоносцев уже отыграли
Несметные сонмы попавшихся в сеть
принцессиных чар. И ведётся осада
который уж год, но сей лёд растопить,
Увы, невозможно и пламенем ада,
Лишь душу свою суждено погубить
тому, кто решится на штурм цитадели.
А что до меня, я покорный слуга.
Не знаю, чего уж там в этой Адели
такого, чтоб к дьяволу лезть на рога.
Коль ей ненавистен напев трубадура,
То, стало быть, эта принцесса Адель
Одно из двух - иль лесбиянка, иль дура,
Фригидная, как и её цитадель.
86. Щелкунчик. Вариация на тему
Луна за окном безмятежно сияла
И в спальню струила серебряный свет.
Вы вылезли тихо из-под одеяла
С внезапным желаньем сходить в туалет.
Скользнувши по комнате заспанным взглядом,
На миг вы его задержали на мне,
Давившем подушку пуховую рядом
И мерно храпевшем в ночной тишине.
Губами моих губ коснувшись как чаши,
На них поцелуй привнесли вы хмельной.
Невнятное что-то в ответ пробурчавши,
Я к вам повернулся широкой спиной.
Вы ноги с улыбкою на пол спустили
И мышь ощутили ногой сей же миг.
Мышь вякнула нагло в присущем ей стиле,
Надеясь услышать ответный ваш крик.
С незыблемой верой в законы природы
Она вам являла оскал до ушей,
Не зная того, что вы долгие годы
Охотились в джунглях на крыс и мышей.
Когда, поскупившись на праздные визги,
Вы вынули из-под подушки тесак
с застенчиво-детской улыбкой садистки,
До мыши дошло вдруг, что что-то не так.
Вы вспомнили детство голодное в Конго;
Мышь пятиться стала к щели половой.
Тесак, что был вами ей послан вдогонку,
Над серой её просвистел головой.
Мышь с воплем исчезла. Тесак же вонзился
В ободранный плинтус, вибрируя в нём.
Мой сон потревожен был. Я завозился
И встретил ваш взгляд, полыхавший огнём.
- You've got any problem? - Спросил я спросонок.
Вы страстно сдавили мне мышцу бедра.
- О да, - прошептали вы, - О мой мышонок!..
В ту ночь вы не слезли с меня до утра.
87. Я бабку, с прохожих взимавшую дань...
Я бабку, с прохожих взимавшую дань,
Узрел с высоты двухметрового роста,
Пристроился рядом и, высунув длань,
Подумал, что всё гениальное просто.
- Подайте, пожалуйста, ради Христа, -
Со светлой надеждой заблеял я хрипло.
Но шляпа моя оставалась пуста
И вера в людей всё стремительней гибла.
Старушка же, сволочь, проворной рукой
Монеты ссыпала в карман то и дело,
И в свете пристрастности явной такой
Моё возмущенье не знало предела.
Зачем предпочтенье отдали они
Ничтожной старушке со взглядом коровьим?
Я лучше - под майкою мышцы одни,
Я младостью брызжу, красой и здоровьем...
Они все завистливы просто и злы,
Что видно по их отвратительным рожам.
И я бормотал поминутно: "Козлы..." -
Вдогонку всё новым и новым прохожим.
То так свой цилиндр простирал я, то сяк,
С трудом сохраняя спокойствие трупа.
Когда же запас оптимизма иссяк,
Я понял, что выгляжу несколько глупо.
"Вот он мне, пожалуй, сейчас и подаст," -
Решил я, задумчиво глядя при этом
Туда, где какой-то седой педераст
Тщедушным мой взор раздражал силуэтом.
Я выследил гниду в режиме "хвоста"
И нож показал у безлюдной скамейки.
- Подай-ка мне быстренько ради Христа, -
сказал я, и подал он всё до копейки.
"Нет-нет, - размышлял я, трофей свой неся, -
Добро и гуманность есть нонсенс собачий.
Нам милостынь ждать от народа нельзя,
Но взять их является нашей задачей."
88. Я вышел на бульвар, где предложила мне...
Я вышел на бульвар, где предложила мне
Широкий спектр услуг какая-то гетера.
Я выяснил тариф. Мы не сошли в цене,
Хотя я в тот момент не чужд был адюльтера.
Реакция моя была весьма проста -
Я камнем запустил в нее, как в ту блудницу,
Которую спасло вмешательство Христа,
С подачи чьей разврат и смог распространиться.
Венера, обретя заслуженный кирпич
в накрашенный свой глаз, затихла в смрадной луже.
Прохожий подошёл, пространный выдал спич
И задал мне вопрос: - А чем её ты лучше?
Я камушек собрал, что мной разбросан был,
И снова разбросал, уже во цель иную.
Идальго в лужу сел, безмолвен и уныл,
А я сказал: - Тебе дам заповедь одну я.
Ссылаясь впредь на текст библейского стиха,
Потщательней прикрой свою, мой критик, рожу.
В того, кто скажет мне, что я не без греха,
Иллюзий ты не строй, я первым камень брошу...
89. Я не буду писать вам стихов...
Я не буду писать вам стихов
И вручать вам торжественно шпагу.
Ныне, присно, во веки веков
И единственно к вашему благу;
Я не буду писать вам стихов,
Неподвластных понятию меры,
Потому как эффект их таков,
Что они превратят вас в химеру;
Я не буду писать вам стихов,
Чтоб не вытеснил мрамор натуру,
Чтоб я в свете всех ваших грехов
Разлюбить не надумал вас, дуру;
Я не буду писать вам стихов
И одаривать вас постаментом.
Я ещё не лишился мозгов,
Чтобы делать себя импотентом.
90. Я подкрался походкой куницы...
Я подкрался походкой куницы
И, прицелившись, топнул ногой.
Таракан чуть успел уклониться
И пустился бежать, гад такой.
Я ругнулся, как мне показалось,
И преследовать начал врага.
Словно молния в землю вонзалась
в пол моя то и дело нога.
Таракан оказался смышлёный
И зигзаги стал делать, подлец.
Но мой рёв не стихал разъярённый:
- Всё равно тебе, сволочь, конец!..
Я, сопя и пыхтя от натуги,
Но сумев всё ж его обойти,
Встал, расставивши ноги и руки,
Вратарём у него на пути.
Он свалил меня импульсом тела,
Как бульдозер поленницу дров.
Я, упав, проворчал обалдело:
- До чего же, собака, здоров!..
В животе самогон сотрясался,
Какового с ведро я хлебнул.
"И чего ты к жучку привязался?.." -
Удивился я вдруг и уснул.
91. Я приду к издателю однажды...
Я приду к издателю однажды,
Предложу ему издать меня.
Он не испытает острой жажды,
Скажет, что стишки мои - фигня;
Скажет, что дерьмо мои творенья,
Скажет, что в них много грубых фраз,
Но затем изменит точку зренья,
Обретя по морде пару раз.
Я добавлю в нос на всякий случай,
Червь сомненья прекратит урчать;
Он узрит во мне талант могучий,
И пойдут стихи мои в печать.
Свет увидит нового Шекспира,
Очереди вырастут вокруг,
И богаче всякого эмира
Сделается мой издатель вдруг.
Станет коньячок он кушать вволю,
Станет гейш в постель свою тащить,
Станет мне мою платить он долю,
Чтоб в хлебальник вновь не получить.
Но к ударам тем моим по роже
Мысленно вернётся он назад
Как-нибудь, на свежей бабе лёжа,
С чувством благодарности в глазах.
92. Я стать политиком хочу...
Я стать политиком хочу
В убогой матушке-России,
Так как мне тоже по плечу,
считаю, амплуа Мессии.
Я пред народом появлюсь
С умытой и побритой рожей
И с ним охотно поделюсь
Враньём о том, что я хороший;
Я рай пообещаю всем
В порядке первой скромной лепты
И для решенья всех проблем
Красиво изложу рецепты;
Я стану разливать елей
Цистернами, а не по капле,
С тем, чтоб народ мой поскорей
Вновь наступил на эти грабли.
Он вновь поверит в волшебство,
В существованье эликсира,
С огромным опытом его
По сотворению кумира.
Пусть будет вновь кумир разбит,
Пусть снова обратятся чувства,
Ведь в чём, по сути, состоит
Большой политики искусство?
В том, чтобы, сдерживая желчь,
Проголодавшимся и голым
Сердца как можно дольше жечь
Одним лишь пламенным глаголом.
Пока словесный льётся мёд,
Любви народной не умерить.
Умом Россия не поймёт,
Россия может только верить.
93. Я увижу тебя на вершине высокой горы...
Я увижу тебя на вершине высокой горы
И поймаю твой взгляд, отразивший свечение нимба;
Я к тебе устремлюсь, вырываясь из чёрной дыры,
И ты сделаешь шаг мне навстречу, как Геба с Олимпа.
И мы будем смотреть неотрывно друг другу в глаза,
Шаг за шагом сходясь в предвкушении, как на дуэли;
И почувствую я, как всё глубже вхожу в небеса,
И увижу, как плоть обретаешь ты, двигаясь к цели.
И, на самом верху вдруг себя обнаружив средь льда,
Я увижу тебя где-то в самом низу у подножья;
И пойму я, что ты не была на горе никогда
И что спуск твой с неё миражом был обычным и ложью.
94. Amicus Plato...
Предо мною в бикини, почти что нагая,
Аппетитной кормой оттянувши гамак,
Вы читали Платона, всерьез полагая,
Что Платон придает вам особенный смак.
Подпираемый бережно вашею грудью,
Он из книжки своей промывал вам мозги
Объективно-идеалистической мутью,
В дебрях коей вам не было видно ни зги.
Он в доверие втёрся к вам дьявольски ловко,
Он при жизни, видать, был большой ловелас.
Он морочил наивную вашу головку,
Платонически якобы лёжа на вас.
Вам и слово понятно там было едва ли,
Ибо были вы женщиной, глупой к тому ж.
Вы, однако ж, понять мне всем видом давали,
Что Платон вам и друг, и любовник, и муж.
Мне он тоже был другом, но вас не дороже,
И я вынужден выбор был сделать, увы.
- Что читаем? - Спросил я с участьем на роже.
- Фалософию, - гордо ответили вы.
- Философию, - я вас поправил, рукою
Отлучая Платона от ваших телес.
- Фаллософия - это немножко другое, -
Я добавил затем и в гамак к вам залез.
95. Cogito, ergo sum
Я умру и сожгу за собою мосты,
Чтобы жизнь на Земле привести в равновесье;
И окурок моей несчастливой звезды
Прошипит под Всевышним плевком в поднебесье.
Я умру, испарившись из жизни земной,
Сладострастно томясь в предвкушеньи ответа
На вопрос философии не основной
О наличьи того пресловутого света.
Я умру. Но узрю лишь конец бытия.
Я узрю пустоту лишь и тьму неживую.
"Значит, прав был, не веря в бессмертие, я!" -
Стану радостно мыслить я, не существуя.
96. Credo, quia absurdum
Человеку нельзя жить без веры,
Как нельзя ему жить не любя.
Кто-то верует в Бога, к примеру,
Кто-то в Дьявола, кто-то в себя.
Я ж в любовника вашего верю,
Как в чертей иль в русалок в пруду,
В то, что есть он там где-то за дверью,
Выжидая, когда я уйду.
В этой вере моей утверждаюсь
С возрастающей святостью я.
В доказательствах я не нуждаюсь,
Ибо это есть вера моя.
В соответствии с верой и долгом,
Культивируя образ врага,
Я вас бью с расстановкой и с толком
За мои, как я верю, рога.
Это вера. Она неподсудна.
Я не видел, но я не дурак.
И я верую, ибо абсурдно -
Верить в то, что всё это не так.
97. О tempora, o mores
Я был похищен Чёрною Графиней,
Пленившейся моею красотой,
Рельефом форм и правильностью линий
И юною невинностью святой.
О злой Графине шла дурная слава
давно по королевству по всему.
Не находилось на неё управы,
Подобных зверю не было сему.
Головорезок, преданных ей, стая
Опустошала сёла без причин,
Дома сжигая, женщин убивая
И молодых насилуя мужчин.
И я во власти этой грубой самки,
В темнице, средь ужасных злых мышей,
Теперь томился в неприступном замке,
Тоскуя по возлюбленной моей.
В молитвах смерть я призывал отныне,
Но каждый день, мне принося питьё,
В подвал спускалась Чёрная Графиня,
Склоняя стать наложником её.
- Пусть я умру, но вашим я не буду! -
В слезах кричал я гневно всякий раз.
Графиня разражалась в ту ж минуту
Обильем злобных, богохульных фраз,
Потом, себя надеждой тщетной теша,
Мне била в грудь с гримасой Сатаны.
А я бессилен был воздать ей тем же,
Поскольку силы были неравны.
Но Небо справедливый суд вершило -
Через леса и горы, на коне,
На помощь вот уж много дней спешила
Ты к своему возлюбленному мне.
Могучею рукой своей сжимая
Эфес почти пудового меча,
Прекрасна, как гроза в начале мая,
Тяжелыми доспехами бренча,
ты вновь за своего мужчину сердца
Отдать свою была готова жизнь
И в страшных клятвах бородою Зевса
Ко мне взывала мысленно: "Держись!.."
Удобных ты дорог не выбирала,
И день, и ночь скакала напрямик,
И вспыхивал твой взор из-под забрала
Огнями преисподней каждый миг.
И наконец-то, замок неприступный
взяв штурмом через несколько недель
и перебив всю стражу в стычке крупной,
Ты дверь темницы сорвала с петель.
И ты столкнулась с Чёрною Графиней
Тотчас в дверях темницы при свечах,
И вы вступили с яростью эриний
В смертельный поединок на мечах.
Вы бились долго, жутко и жестоко,
Мечами во все стороны рубя,
А я со страхом ожидал итога
И горячо молился за тебя.
Но вот, прибегнув к двум приёмам старым,
Шлем вражий превратив в железный хлам,
Ты тяжким сокрушительным ударом
Злодейку разрубила пополам.
Вдохнувши смрадный запах мертвечины
И в обморок едва не пав без сил,
Я самым ценным, что есть у мужчины,
С всей щедростью тебя вознаградил.
И на руки меня ты подхватила,
И помогла мне, подбежав к коню,
залезть в седло, сама на круп вскочила,
Сперва предавши замок зла огню;
И со своим единственным мужчиной,
Тебе склонившим голову на грудь,
Под ржанье вставшей на дыбы скотины
Отправилась в обратный долгий путь...
...Мои глаза заволокло туманом,
Рассеявшимся, впрочем, в тот же миг.
Расстаться с возвышавшим нас обманом
Меня заставил громкий женский крик.
Я вдруг себя в квартире обнаружил,
А крики исходили от тебя.
Весь интерьер был варварски нарушен
Вокруг двух тел, дерущихся вопя.
Эфир переливался гаммой звуков,
Сверхвысокочастотных словно кварц.
Ты психовала, вновь меня застукав
С фотомоделью Изабеллой Шварц.
Средь перьев из распоротой подушки,
В клубок свернувшись, словно два ежа,
И впившись цепко в волосы друг дружке,
Вы по полу катались, всласть визжа.
Стряхнув флюиды чар эпох забытых,
Как пепел с сигареты, на ковёр,
Я вслед за этим, резко сделав выдох,
Вас в стороны, как рефери, развёл.
Отвесив Изабелле оплеуху,
Я выставил её пинком за дверь.
- Ты в самом деле любишь эту шлюху?.. -
Спросила ты. - Ну что ты, нет, поверь!.. -
Утешил я. Затем, прибравшись в доме
И овладев тобою на тахте,
Подумал в ностальгической истоме:
"Н-да. Нынешние женщины не те..."
98. Per aspera ad astra
Я к твоим коленям припаду
Средь рутины и однообразья:
- Хочешь, подарю тебе звезду?..
Ты кивнёшь лишь робко в знак согласья.
Я в ангар с улыбкой удалюсь;
Ты в ночное небо глянешь жадно;
И тогда я снова появлюсь
За штурвалом новенького "Шаттла".
И скажу я, "Астру" докурив:
- Ну-с, карета подана, миледи...
Ты войдешь и устремишься в миф
Сквозь преграды световых столетий.
Много терний будет на пути -
Чёрных дыр смертельные ловушки,
Пыль, метеоритные дожди,
НЛО, их лазерные пушки.
Но звезда в конце концов сверкнёт,
Золотой подобная монете,
И я припаркую звездолёт
На ближайшей к той звезде планете.
- Вот звезда. Она теперь твоя, -
Щёлкнув зажигалкой, я нарушу
тишину. Восторга не тая,
Ты по трапу выбежишь наружу.
Я же внутрь втащу проворно трап,
Взмою ввысь, вновь щелкну зажигалкой
И скажу, гордясь своей смекалкой:
- Как ещё отвяжешься от баб?..
99. Quod liced bovi...
Не смотри на меня, Беатриче,
Сквозь оптический круглый прицел.
Ты прекрасна аж до неприличья,
Но сурова, как Клавдий Марцелл.
Стать желаешь убийцей поэта?
Это жребий, поверь мне, дурной.
Мой совет тебе - выброси это
Из коробки своей черепной.
Обстоятельств смягчающих много
У тебя, говоришь, есть к тому?
Ты наивна. Побойся хоть Бога,
Раз уж сесть не боишься в тюрьму!
Обстоятельства... Их ведь имели
И Дантес, и Мартынов, увы.
Оба честно дрались на дуэли,
Оба были во многом правы.
Но народ их не любит. Народу -
Кто был прав, наплевать глубоко.
Им, не знавшим в реке этой броду,
Подобало стрелять в "молоко".
То же ждёт и тебя, вот увидишь.
То - Истории горький урок.
И меня ты смертельно обидишь
Тем, что сдуру нажмёшь на курок.
Предадут твое имя проклятью,
И в Историю с этого дня
Ты войдешь "тою самою блядью,
Что по пьянке убила Меня."
100. The roads we take
Ваш муж сэр Генри мёртв. Как жаль, что ваша лошадь
Сломала ногу вдруг, о свет очей моих!
А я женат, и мне вас нечем обнадёжить,
Поскольку Боливар не выдержит двоих.
Мне роль отведена утешить вас в юдоли?
Вы - омут, каковой лишь до поры был тих.
Cherchez le homme, мадам, но - нет, не в этом доме!
Боюсь, что Боливар не выдержит двоих.
Вы жить решили впредь за счёт моей супруги.
Однако мне претит греховный столь триптих.
Сомкните же уста и уберите руки!
Мне жаль, но Боливар не выдержит двоих.
Вам не склонить меня к супружеской измене,
Хотя ваш поцелуй, не скрою, бьет поддых.
Напрасно вы ко мне садитесь на колени...
Учтите, Боливар не выдержит... двоих!..
101. (читать с восточным акцентом)
На родина Пророк ходить вокруг Кааба,
Спасать моя душа я ехать вдоль кишлак.
И вдруг я захотеть красивый, толстый баба,
Я баба увидать и тормозить ишак.
- Ай, гурия какой! Ай, вот земной где рай-то!
Я в Мекка делать хадж, такая, слушай, даль.
Ай, помираю я без женщина, давай, да?
Я пять монет платить... И женщина мне даль.
Я с женщина слезать и новый человека
почувствовать себя, но вышел ерунда -
Ай, как нехорошо, зачем ходить я в Мекка?
А женщина, она прелюбодейка, да?
Прелюбодейка, вах, быть должен камнем бита,
Аллах велик и мудр, так писано в Коран!
Ай, подлый я шакал, ай, горе мне, джигиту!
Шайтан попутал, вах, какой плохой шайтан!
Плоть полигамен, да, но дух не полигамен,
Ай, женщина, молчи, настал расплаты час...
Я дал ей пять монет в ладонь и дал ей камен
с размаху по башке. И делать стал намаз.
102. Я весь дрожу, желанием кипя...
Я весь дрожу, желанием кипя,
Уже с тебя покровы мною сняты,
Но я не лягу сверху на тебя,
Пусть лучше сверху ляжешь на меня ты!
Пусть сверху будешь ты, а я внизу,
И пусть ты малость и тяжеловата,
Я вес твой как-нибудь перенесу,
Обволоки собой меня, как вата!
И пусть придавишь ты меня собой,
И пусть дышать я стану еле-еле,
Пусть складки сочной ткани жировой
Стекут по мне, как уши спаниеля!
И то, как ты в постели хороша,
Я оценю, тобой надежно спрятан
От этих мерзких, злых, острей ножа,
Несметных комаров, ревущих рядом!
103. Если прекрасную дамочку некую ты...
Если прекрасную дамочку некую ты
склонен освоить, но как-то пред нею робеешь
в силу того, что небесной такой красоты,
будучи тварью дрожащей, коснуться не смеешь,
вспомни, где издревле истину ищет мудрец,
вброд, по колено в воде, чтоб форсировать море, -
выпей сто граммов для храбрости под огурец,
до надлежащей дойдешь ты кондиции вскоре.
Если же ты не дойдешь до нее, о мой друг,
выпей еще, а потом еще снова и снова...
Страхи уйдут, но откроется истина вдруг,
Что и без женщин на свете не так уж хреново!
Косноязычен, но счастлив своим бытием,
даму порадуй тогда ты таким откровеньем:
- Прелюбодействовать можно и в сердце своем,
стоит на женщину только взглянуть с вожделеньем.
Сыто захрюкай и, хлопая створками век,
Выпей еще и добавь, не ища компромисса:
- Ибо не бабой единою жив человек,
Но всякой тьмой, исходящей из уст Диониса!..
104. Проект резолюции
С тем чтоб арабы и евреи
Друг друга кончили мочить,
Друг с другом надо их скорее,
Как с кобелями сук, случить,
Собрав их где-нибудь под Акрой
И всех здоровых мужиков
Насильно накачав виагрой,
Чтоб вышла дурь из их мозгов.
Стерев различья в интеллекте,
Забыв арабский и иврит,
В жидоарабском диалекте
Реализуется гибрид.
Жидоарабские ребята
Не будут агрессивны столь -
Разноименные заряды,
Сливаясь, порождают ноль.
Жидоарабам всем во благо,
Погаснет пламя интифад;
Наступит эра Яхваллаха,
Придет Шароноарафат.
Пусть это несколько жестоко -
Лишать людей врагов, зато
Мир в страны Ближнего Востока
Внедрится лет хоть через сто.
105. Однажды билет ты в общественном транспорте купишь...
Однажды билет ты в общественном транспорте купишь,
По просьбе водилы протиснешься дальше в салон
И на ногу тетке какой-то при этом наступишь
И тут же услышишь протяжный страдальческий стон.
Объятый смятеньем, галантно попросишь прощенья,
Но стон не утихнет, отнюдь, и, душой всей скорбя,
Ты острым проникнешься чувством к себе отвращенья
И медленно станешь затем ненавидеть себя.
Не будучи в силах помочь искалеченной тетке,
От мук от душевных не зная, деваться куда,
Подумаешь ты: "Ну какая же сволочь я все-тки,
И даже не ведал о том все былые года!
О, как она стонет!.. Убить меня мало, мерзавца,
За то, что ее я заставил так страшно страдать..."
Но долго Господь не позволит тебе так терзаться
И жалость к себе ниспошлет уже как благодать.
И спросишь себя ты: "А я? Я ведь тоже страдаю!
А вдуматься если, за что как в дерьме я стою?
А все потому, что какая-то сука седая
Ступню, склеротичка, забыла в проходе свою!..
Могла и подвинуться, кстати, хотя бы немножко,
И я бы в итоге не выглядел полным козлом.
А может, она мне пыталась поставить подножку?
Но в этом-то случае ей вообще поделом!.."
И рявкнешь тогда ты: - А ну, блин, заткнись, задолбала!..
И на ногу с силой наступишь ей, злобно сопя,
И следом контрольный удар нанесешь ей в хлебало,
Хорошим почувствовав вновь человеком себя.
106. Дама любит комплименты...
Дама любит комплименты,
Говори ж их ей, дурак,
Если истинный джентльмен ты
И себе отнюдь не враг.
Объяви ей восхищенно,
Как она добра, скромна.
Пусть от радости смущенно
Зарумянится она;
Сделай искренне и тонко
Комплимент уму ее;
Похвали ее болонку,
Рыбок, прочее зверье;
Расскажи ей до детали,
Что она надежный друг
(брат, товарищ и так дале),
Чтобы разомлела вдруг;
Про коня огонь и избу,
Что с такими, как она,
Путь к победе коммунизма
В пять шагов пройдет страна.
Можно вить из ней канаты,
Если грамотно польстить,
И при этом только надо
Ничего не упустить.
107. Не присущи нам конфликты, ругань...
Не присущи нам конфликты, ругань,
Наша жизнь - как вечный фестиваль,
Ибо наша ненависть друг к другу
Проявлений требует едва ль.
Мы друг друга ненавидим тихо -
Истинная ненависть тиха.
А любовь не будим мы как лихо.
Ну ее подальше от греха!
Плохо жить тому на свете этом,
Кто не ненавидит никого
И кого не жаждет сжить со света
Ни одно живое существо.
Ненависть есть лакомое блюдо,
А кого еще от всей души
Сможешь ненавидеть так же люто,
как меня? Ответь-ка вот, скажи!
Жизнь и без любви, конечно, мука.
И большая, что тут говорить.
Это так. Но нам и друг без друга,
слава Богу, есть кого любить!
Ненависти тишь ценней, дороже,
Нежели любовных ссор галдеж.
Ты не бойся - я тебя не брошу.
Без меня ты просто пропадешь...
109. Бытие
"И да будет Бог!" - скажу я
как-то раз. И станет Бог.
И увижу, разгляжу я
Бога и что он неплох.
А потом мне станет плохо,
И скажу я, словно маг:
"Да не будет больше Бога,
черт возьми!.." И станет так.
И увижу я, что это
хорошо, причем весьма.
Но, сживая свет со света,
Распахнет объятья тьма,
И скажу я вновь: "Да станет
Бог!.." И скажет, став опять:
"Парень, на тебе креста нет,
Хватит дурака валять!
В прошлый раз о чем молился?
Вспомни! Ты заколебал!
Ты б сперва определился,
А потом уже взывал.
Я готов твою идею
В жизнь любую воплотить.
Я же Бог. Я все умею.
Даже быть или не быть..."
110. Зло напрасно иногда корят...
Зло напрасно иногда корят,
В нем сильней живительная сила;
Зло имеет преимуществ ряд,
Зло имеет свойства эликсира.
Зло способно лучше исцелять,
чем добро. Подчас довольно слова,
что издашь ты злобно этак - глядь! -
И душа уже запела снова.
Жизнь ударит серией атак,
Ты - в нокаут и взираешь сухо,
Как лучится радостный мудак
Неуместным оптимизмом. Сука...
Надо б добротой лечить надлом,
Как тебя когда-то наставляли,
Возлюбить козла, пропеть псалом
И растечься по полу соплями,
Но добру не завладеть тобой,
Где царит апатия тупая,
А накатит злобы вал тупой
С яростью восставшего сипая,
И ты двинешь в рыло, согрешив,
Как княжну на дно пустивший Разин,
Но взамен почувствовав: "Я жив!"
И открывши вновь, что мир прекрасен.
115. Однажды в приличном был обществе я...
Однажды в приличном был обществе я,
Где явно по прихоти фатума злого
Из уст моих вырвалось в ходе питья
и светских бесед неприличное слово.
Все взоры сей миг обратились ко мне,
Возникла эффектная сцена немая.
Себя же почувствовав словно... в огне,
Едва не сошел от смущенья с ума я.
Я понял, что просто теряю лицо,
Затем машинально, от ужаса, снова
Еще неприличнее выдал словцо,
Стремясь извиниться за первое слово.
Весь социум в шоке был. Выказать тщась
Великий мой стыд вперемешку с досадой,
В смятении я разразился тотчас
Уже ну совсем неприличной тирадой.
Народ же безмолвствовал. Уши у дам
Отвисли, как у спаниэлей. Мужчины
Попадали в обморок сплошь тут и там
Ввиду некрасивой такой чертовщины.
Как следствие данной конфузии мной
Цепная реакция вдруг овладела.
Объятый реакцией этой цепной,
Я стал неприличен уже до предела.
Я каялся, некоей силой влеком,
Плохие слова рассыпая как манну,
И только под утро одним... добряком
Я был наконец-то пристрелен гуманно.
120. Нет, я не Пушкин, я другой...
Нет, я не Пушкин, я другой,
И, будь вы, сударь, князь ли, граф ли,
Ступать не стану я ногой
На те же пушкинские грабли.
Не обо мне тут даже речь,
Не в страхах дело тут банальных,
Я не себя стремлюсь сберечь,
Но том стихов потенциальных.
Ну как смогу их написать
я, будучи, простите, мертвым?
Убийцей же поэта стать
На кой, на кой, скажите, черт вам?
Мне б не хотелось обделить
Всех тех, кто дорожит поэтом,
И вам меня не подстрелить,
Забудьте и мечтать об этом!
Вы злитесь, вы рогатый муж,
И вы не склонны к политесам,
Но я не Пушкин, и к тому ж
Вы мелковаты для Дантеса.
Заботой о потомках я
альтруистическою движим,
А вы... вы жалкая свинья,
Раз вам своя безрогость ближе.
И мне плевать, мон шер ами,
На ваших двух рогов зачатки,
И не трудитесь, черт возьми,
В меня метать свои перчатки!..
Нет, не пойду я на дуэль,
На кою вами зван любезно,
И вы свой можете картель
Себе в одно засунуть место!
121. Урок истории
Хотя гипотез, домыслов, базаров
В ученом мире на сей счет полно,
Причина вымиранья динозавров
Науке неизвестна все равно.
Одни считают, что метеориты
Их расстреляли залпом аж одним -
К нулю сводили, дескать, габариты
Всю вероятность промаха по ним.
Идея разделяется иными,
Что отравились попросту они
Растеньями покрытосеменными,
Что стали модны именно в те дни...
Чушь! В ходе эволюции их роста
и массы, главным образом, самцов,
Самцы утратили способность просто
На самок залезать в конце концов.
Жестока эволюция, жестока -
В аспекте крупных туш, коротких ног.
Взять бронтозавра или диплодока -
Какой там, к черту, секс у них быть мог?
И самкин хвост, и собственное брюхо
мешало. Что ж за позу-то принять
Должна, скажите, бедная зверюга,
Супружеский чтоб долг свой исполнять?
На задних лапках сзади стоя? Лежа?
Нет! - при воображении моем.
И на спину смешно валить партнершу
В зловонный мезозойский водоем!..
Вот почему сейчас их так негусто -
Интим их оказался на нуле!
А дух святой, и аист, и капуста,
Позднее появились на земле.
Открытье, кое я запатентую,
Научный представляет интерес.
А вам, друзья мои, рекомендую
Не набирать излишне лишний вес!
124. Когда во рту моем накопится слюна...
Когда во рту моем накопится слюна
Во внеурочный час свершенья моциона
И станет полость рта слюною той полна,
Я в люк ее солью канализационный.
Я плюну в этот люк как истый гражданин,
Заботящийся так о чистом тротуаре;
Прохожие меня похвалят, но один
найдется все ж урод, какой-то пролетарий.
Свиреп и некрасив, как воплощенье зла,
Он с гаечным ключом появится из люка,
Распространяя смрад бездомного козла,
И встанет на тропу войны, противный злюка.
Позиции моей гражданской оценить
Не хватит у него сознательности кроткой,
Но боль, напротив, мне замыслив причинить,
Он побежит за мной, смердя дешевой водкой.
Я стану на бегу кричать, что он неправ,
Что я, мол, семьянин лояльный и хороший,
Но он не прекратит, выказывая нрав,
Шокировать народ оплеванною рожей.
И... я его прощу. От сердца от всего.
В трамвай вскочить успев и показавши палец.
За то, что он живет, не ведая того
Что в слепоте своей творит, неандерталец;
Того, что не меня клянет он, а Судьбу,
Того, что от Судьбы укрыться в люке негде,
Того, что мой плевок на столь покатом лбу
Есть меньшее из зол в общественном аспекте;
Того, что высший смысл и пафос бытия -
Не собственный комфорт, но Обществу служенье
И целое спасти возможно лишь плюя
на часть его, и в том суть жертвоприношенья.
125. "Да, - подумалось мне, - я сдержу себя, но до поры...
"Да, - подумалось мне, - я сдержу себя, но до поры.
Ибо зверя сейчас ты большого во мне пробудила.
Так у нас никакой не получится, детка, игры.
Все закончится вдруг, как мгновенный бросок крокодила..."
- Посмотри на меня, - приказала тем временем ты,
Осветив интерьер ослепительной плотью нагою.
Я зажмурил глаза, чтоб не видеть твоей красоты,
И представил тебя разжиревшей беззубой каргою.
Но не смог. Ну а ты стала веки мои разлеплять,
В поле зренья попасть норовя наготою сверкавшей.
Я, в ответ замычав, принялся головою вилять,
Как ребенок от ложки, наполненной манною кашей.
Тут и вспомнил, глаза не пытаясь уж боле закрыть,
я про истину ту, и притом гениально простую,
Что чем особь тупей, тем мощней гормональная прыть,
И что дам принимать на головку-то лучше пустую.
И тогда, чтоб нажать посильней на педаль тормозов,
Стал стишок сочинять, медитируя, как эпилептик.
То есть к Музе взывать. И малышка явилась на зов.
И услужливо рифм принесла с собой боекомплектик.
Я почувствовал спад, и пока пресловутый стишок
Вызревал как пасьянс, до хмельного дотронулся тела.
Чтоб секунду спустя оказаться повергнутым в шок -
Муза явно меня Афродите вернуть не хотела.
"Эй, ты что?! - Прорычал я, лишенный приаповых сил,
Возродить в себе тщась рукотворно былого Геракла. -
Все, достаточно, сгинь! Я тебя не об этом просил!.."
Но крылатая тварь лишь молчала и скалилась нагло.
...Ты, одевшись, ушла, разъяренной пантере сродни.
Я массировал глаз, на паркете в нокауте лежа.
- Но, - утешила Муза, - стишок-то какой, оцени!
- Да, - уныло признал я, - Но стерва ты редкая все же...
127. Дамы ценят благородство...
Дамы ценят благородство,
Верность, совесть, ум и честь,
Впавшего же в донкихотство
С Росинанта просят слезть.
Ибо требуют их цели
Средств неблагородных столь,
Что играют чести цепи
Отрицательную роль.
Дон-Кихот не может грубым
По определенью быть
И тем более по трупам
Даже ради дам ходить.
Дон-Кихоту неохота
Из дерьма таскать им мед,
Вот тогда-то Дон-Кихоту
Азенкур и настает.
Тьфу на кодекс чести даме,
Обойдется как-нибудь,
Коль усыпан все ж цветами
Трупами мощеный путь.
Тут и режет путь к отходу
Большинство прекрасных дам -
Ликвидируй Дон-Кихота
Или впредь тебе не дам.
Хлопнув литр, всплакнет немного,
Вытрет сопли Дон-Кихот
И отправится в дорогу,
Во крестовый свой поход.
Он с врагами разберется,
И луну добыв, и трон,
И погибнет, а вернется,
собственно, уже не он.
Он, забывший тексты глупых
И наивных серенад,
Даме вымостит на трупах
Путь в непреходящий ад.
Он ее, как вошь, подавит,
Двинет, если что, в пятак,
Без прелюдии заставит
Делать этак и вот так.
И, приручена вполне им,
Та поймет, летя в кровать,
Что негоже дульсинеям
дон-кихотов убивать,
Что усвоить надо с детства
Непреложный статус-кво:
Идеал есть цель - не средство
Возвышенья до него.
129. ...Что бы делал без вашей любви я...
...Что бы делал без вашей любви я?
Я б, наверное, умер уже...
Вы пишите, пишите, София!
Не давайте лениться душе...
Хорошо, когда женщины пишут,
Что им свойственно, ой, не всегда!
Ими редко духовное движет,
Но такие как вы - это да!
Ох, как женщины все ж хороши те!
Как идет им перо и лорнет!..
Вы, однако, пишите, пишите...
Отвлекаться не надо, нет-нет!..
Да, подобные женщины ценны,
В пантеонах им место давно.
Даже если постельные сцены
Им играть иногда не дано...
Клякс не сделайте, Сонечка, снова.
Переписывать - дьявольский труд...
Вы пишите, пишите... Ведь слово
на вес золота каждое тут!..
Вам воздастся известностью, ибо
По масштабности и глубине
Не бульварное пишете чтиво,
а о мире роман! И войне...
130. ...А если вы все же, по скудости мозга...
...А если вы все же, по скудости мозга,
откажете в фаворе мне, колдуну,
я вылеплю вашу фигурку из воска,
причем в натуральную величину.
Фигурку же вашу слепив восковую,
на вас я воздействую через нее...
Конечно же, шутка. Конечно, блефую.
Конечно, неправда. Конечно, вранье!
Как то, что, когда на приеме у лорда
приблизитесь вдруг вы к накрытым столам,
гостей озирая надменно и гордо,
я вашу фигурку согну пополам,
чтоб, шествуя важно в спокойствии чинном,
лицом и локтями вы плюхнулись в торт,
явивши как женщинам, так и мужчинам
разнузданной позы своей натюрморт;
что вашу фигурку затем восковую,
прочтя заклинанье, я злобно проткну
и что вы застонете; я ж, торжествуя,
фигурку расправлю и снова согну;
что стану пронзать вас орудьем железным,
чтоб стали вы ерзать, змеею кривясь,
но все ж постигая, насколько телесна
меж вами и мною духовная связь;
что позы развратные все, что возможны,
заставлю принять вас до хруста костей;
что, корча при этом забавные рожи,
весьма развлечете вы пьяных гостей;
что всхлип "Помогите!!!" мужчины все в свете
тех телодвижений превратно поймут
и вашей былой репутации леди
наступит, я выражусь мягко, капут...
Конечно же, бред. Ну вы сами судите -
в плену ль суеверий вам быть вековых?
И, чтобы вам лучше судилось, зайдите
в музейчик мой женских фигур восковых...
132. Трудно быть богом
Если б я был богом, я бы стал
Рисовать не так картину мира;
Я бы не вставал на пьедестал,
Чтоб меня творили как кумира;
Я бы сделал так, чтоб дух святой
Все объял, от нас, людей, до дуба,
Чтоб не только спячкой и едой
Протоплазма занималась тупо;
Я бы создал этот мир таким,
Чтобы волки в нем овец не жрали,
Чтоб звучал не так нелепо гимн
В пользу доброты и норм морали;
Покаянья требуя в грехах,
Чаще человек чтоб небо славил
(не до хруста в шейных позвонках),
Я бы гравитацию ослабил;
А потом и я сказал бы: "Стоп!
Что-то расшалилась тварь земная..."
И послал, как водится, потоп.
Но не чтобы вновь творить, а чтоб
Впредь уж не творил бы ни хрена я...
133. Приятно, если некий душегуб...
Приятно, если некий душегуб,
Имея море трупов в деле личном,
Тебя однажды превративши в труп,
На сей раз взят окажется с поличным;
Приятно, что в тебя он ледоруб
Воткнет, склеротик, не надев перчаток,
И на орудье, воткнутом в твой труп,
Оставит пальца жирный отпечаток;
Приятно осознать, как много раз
Смеялся он над следственною группой,
Морочил правосудье, гондурас,
А на тебе споткнулся, трутень глупый;
Приятно позлорадствовать над ним,
Подумать: "Ну и редкостный ты пень же!.."
Гордясь, что стало на земле одним
благодаря тебе поганцем меньше;
Приятно знать, что здесь-то уж закон
Не даст лазейки крючкотворам прытким
И что не раз под мат и самогон
Допросит гниду следователь Пыткин.
134. Мысль о том, что нету никакого рая...
Мысль о том, что нету никакого рая,
Мало повергает, если честно, в грусть.
Пусть я просто в Лету кану, умирая,
Пусть меня не станет и не будет пусть.
Хуже, если нету никакого ада.
Это не отрада и не благодать.
Потому что в Лету для иного гада
Было бы ну просто свинством попадать.
Ради одного лишь крупного мерзавца,
Ради всевозможных гнид и сволочей
Я готов от рая сразу отказаться,
Лишь бы только ад был, и погорячей.
Да, не быть, конечно, тоже скучновато,
Но, когда б я все же, из воды уже,
Вдалеке увидел теплый отблеск ада,
Стало бы светлей мне как-то на душе.
135. Услыхав крещендо комара...
Услыхав крещендо комара,
Сделал вдох я грудью волосатой,
Замер и сказал себе "пора",
Утомленный суточной засадой.
Я напрягся весь, когда комар
В комнату влетел, пища лукаво,
И нанес ладонями удар,
С диким ревом выскочив из шкафа.
Этот гнус не зря меня бесил.
Он, мерзавец, каждый день являлся.
Он меня однажды укусил.
Я отмстить на Библии поклялся.
Мой хлопок был резок и тяжел,
Но комар со скоростью ракеты
Меж ладоней вновь моих прошел,
Как в метро меж створок турникета.
Я гоняться за москитом стал,
Истоптал и потолок, и стены,
Но умело кровосос летал,
Уходя со света в тень мгновенно.
Я присел на стул, едва живой;
Он зашелся сзади в писке пылком;
Тщась его прихлопнуть головой,
Я об стенку треснулся затылком.
А потом я на спину упал,
Чтоб всей массой на него свалиться;
Он вспорхнул, но я вставать не стал -
Я придумал мертвым притвориться.
Нанеся контрольный мне укус
С гнусным торжеством тореадора,
В смерть мою поверив, подлый гнус
Скрылся в полумраке коридора.
Я открыл глаза по счету "три",
Тихо встал, измученный, небритый,
И прошел на цыпочках к двери,
Но вооружась бейсбольной битой.
Через час я услыхал шаги.
Мной с трудом, но все же обнаружен,
Он вернулся - на щеке слуги,
Что явился звать меня на ужин.
- Сэр!.. - Он начал. - Цыц! Не шевелись... -
Я прервал. И он тотчас заткнулся.
С губ нервозно слизывая слизь,
Я дубинкой злобно замахнулся...
...Позже, преступленья скрыв следы,
Я изрек с улыбкой карнозавра:
- Да, сегодня снова выиграл ты.
Но готовься. Мы продолжим. Завтра...
136. Мне, к людским недостаткам терпимому...
Мне, к людским недостаткам терпимому,
Лишь один ненавистен из всех -
Человеку не верить любимому
Почитаю за смертный я грех.
Эту истину вычитал где-то я
И ей следую, а потому
То, что с кем-то лежишь ты раздетая,
Я превратно - нет-нет! - не пойму!
Это просто недоразумение,
Обстоятельств-то в жизни не счесть!
И я верю нисколько не менее
Как в твой ум, так и в совесть и честь.
Ты притихла, как только в квартиру я
заглянул, и мужчина притих,
Но не факты страшны, - я цитирую -
А трактовка неверная их.
Пред соблазном же интерпретировать
Потакая вульгарным глазам,
Я Писанье могу процитировать:
"Вырви глаз соблазняющий сам."
Как твое мне забавно смятение!
Но оно неуместно, поверь -
Ну бывают порой совпадения,
И я верю в них, я же не зверь!
И душа в совершенном ладу моя
С тем, что вижу я, о мой малыш.
Знаю - это не то, что я думаю,
И сейчас ты мне все объяснишь!..
137. Законы бытия жестоки...
Законы бытия жестоки,
А человек в душе свинья,
И в то, что ни во что в итоге
не надо верить, верю я.
Сей мир - дерьмо со дня созданья,
Хотя порой не так уж плох,
И думать есть все основанья,
что Бога нету, видит Бог.
А впрочем, слишком я ничтожен,
Чтоб мненье веское родить.
Я ни о чем судить не должен,
Насколько я могу судить.
Да и имеет ли значенье
Вся эта, скажем так, фигня?
Мы все козлы, без исключенья,
За исключением меня.
138. Покуда вы танго плясали...
Покуда вы танго плясали
С каким-то хлыщом вдалеке,
Я стал пожирать вас глазами
С бокалом "мартини" в руке.
Сначала глазами своими
Я ухо отгрыз вам одно,
Затем (симметрии во имя)
Второе сожрал под вино.
Я думал, заметите. Вы же
Едва ли замедлили шаг.
С ушами-то толком не слыша,
Вы мало нуждались в ушах.
Тогда я, опять же глазами,
Вам руки оттяпал, как зверь,
Раз вы не заметили сами
Своих предыдущих потерь.
Но вы, как горчичник, приникли
к партнеру, на йоту чтоб хоть
смутиться - с руками, без них ли,
Вы были едина с ним плоть.
Тогда я искусно и ловко
Из всех остававшихся сил
Безмозглую вашу головку
Глазами, давясь, откусил.
И вновь не заметить пропажи
смогли вы, и не мудрено -
Фактически голову вашу
Вы уж потеряли давно.
Когда же вернулись вы с танца,
Я, легкий почувствовав стыд,
Сказал, что нам лучше расстаться,
Что вами по горло я сыт.
139. ...И опыт, сын ошибок трудных
Я ментов всегда любить готов
Не за их конкретные деянья.
Я за символизм люблю ментов,
Мент - прекрасный символ воздаянья.
Он плохих не ловит - ничего!
Ловит нас хоть - и на том спасибо.
Он на нас шлифует мастерство,
Да к тому же, рак - он тоже рыба.
Получив по морде от него,
Даже в свете грустного столь факта
Вновь в добра мы верим торжество,
И бандитов даже жаль нам как-то -
Если даже с нами он вот так,
Их-то вообще поубивает!
Он же покалечит их, бедняг,
Если, разумеется, поймает.
Ну а не поймает - леший с ним.
Но какое обмундированье!
Он вселяет веру в нас одним
Фактом своего существованья.
А без веры жизнь была б не та,
Без идеи люди жить не могут.
Если б в мире не было мента,
Следовало б выдумать, как Бога.
Сам он может не носить креста,
Он погрязнуть может хоть в фашизме,
Как актер, играющий Христа,
Не обязан быть Христом по жизни.
Пусть он слабо бережет подчас
От воров иль от себя, злодея,
Но, быть может, бережет тем нас
От себя самих он, что ценнее?
Пусть он нос вам на бок своротит
Иль дубинкой глаз попортит ваш, но
Даже если он и сам бандит,
В сущности, не так уж это важно.
Быть идеей функция важна,
А не заниматься всякой хренью,
А идея быть всегда должна
Выше, чем возможность претворенья.
140. Отче наш
Дай нам тесными, Отче, вратами входить,
Чтоб мы все в Твоем Царствии жили;
Дай мозгов нам, чтоб имя Твое нам святить,
Как их в сказке дал Гудвин Страшиле;
Дай нам хлеба насущного прежде всего,
И побольше, не жадничай, Отче!
И избавь от лукавого, Ты от него
Избавляешь пока что не очень;
Дай намерений, в рай путь мостящих, благих,
Дай нам ближних любить всей душою,
Ибо ближний сам чувств не внушает таких
(Я воспользуюсь шуткой чужою);
Дай нам, Боже мой, Бог знает, кто уж Ты там -
Дух святой, Иисус, Иегова -
Этой веры в Тебя, Ты же видишь и сам,
Что у нас с этим как-то фигово;
Если нужно, пинком ставь на истинный путь,
У пинка эффективность большая;
Но не сильно, иначе о вере забудь
(Не подумай, что я угрожаю);
Не кради у людей, не убий и не лги,
Искушения всуе ища им,
И прости нам по-божески наши долги,
Как Твои нам долги мы прощаем!
141. Гляжу я на себя - ну скот скотом...
Гляжу я на себя - ну скот скотом!
Исполнен зла и всякого дерьма я.
Да, я плохой. Но главное не в том.
А в том, что сам я это понимаю.
Лежу ли я нетрезвый под кустом,
Оплаканный грозой в начале мая, -
Да, я свинья. Но главное не в том.
А в том, что сам я это понимаю.
Сворую ль в магазине я батон
(Мне ж так и так дорога в ад прямая!) -
Да, я неправ. Но главное не в том.
А в том, что сам я это понимаю.
И, этим пониманием ведом,
Исправиться хочу, причем весьма, я.
Вру, не хочу. Но главное не в том.
А в том, что сам я это понимаю.
143. Ты выйдешь замуж. Глупо, даже очень...
Ты выйдешь замуж. Глупо, даже очень,
То, что не я теперь тобой любим.
Но у меня есть право первой ночи,
И склонен я воспользоваться им.
Ты выйдешь замуж. Говоря короче,
Другому отдана ты и верна.
Но у меня есть право первой ночи.
Поверь, я им воспользуюсь сполна.
Ты выйдешь замуж... Ставим многоточье -
Ты все равно ко мне ведь приползешь.
Плюс, у меня есть право первой ночи.
Пожалуй, я воспользуюсь им все ж.
Ты выйдешь замуж. Это минус. Впрочем,
На вещи шире следует смотреть -
Ведь у меня есть право первой ночи.
И я им буду пользоваться впредь!
1996
144. Праздность любопытства
Всегда вас вижу где-то вдалеке я
В часы, когда со мною рядом вы.
Ах, бабочка по имени Психея!
Ее мне не поймать, увы, увы.
Поверьте, мне смешны все дураки те,
Что женщину ревнуют всякий раз.
Вы мне верны ль? Да будет вам, не лгите!
Я ж верности не требую от вас.
Я сам беспечный баловень Пандемы,
И чужд мне моногамии уют.
Но эти перстни, серьги, диадемы,
Каких у вас и куры не клюют, -
Откуда это? Жалованье ваше
Не вынесло б столь непомерных трат.
Скажите, ваша душечка-мамаша
Не в курсе, часом, кто ваш меценат?..
О нет, я превращать вас не намерен
В домашнее животное свое.
Но все же, кто он, этот сивый мерин,
Кому не страшно шпаги острие?
Кто завалил вас этими мехами?
Я знаю точно, это был не я.
Скажите, что нашли вы в этом хаме,
Чарующем вас ворохом тряпья?
Поймите, я вас вовсе не ревную,
Но мне претит столь мелочный обман.
Душонку вытряхать его дрянную
из оболочки в мой не входит план!..
Я лишь уйду. Со скрежетом зубовным.
Я не ревнив, клянусь вам в этом, но
В Бермудском треугольнике любовном
Тонуть как кораблю, ей-ей, смешно.
1994
148. Я замок воздушный построил среди облаков...
Я замок воздушный построил среди облаков
И в нем поселился, покинув поверхность земли.
И много у замка того появилось врагов,
И яростным штурмом они на мой замок пошли;
И стал защищаться мой замок, как город-герой -
Как Троя, Козельск, Ла-Рошель, Сиракузы иль Брест,
Кидаться камнями, плеваться кипящей смолой,
Использовать весь арсенал столь оправданных средств;
И драться за замок воздушный мой нравилось мне,
Но вражеской кровью набухли фундаменты стен,
Что пролил я море в своей справедливой войне,
И рухнул мой замок на землю, рассыпавшись в тлен;
Но воздуха, к счастью, по-прежнему много вокруг,
И замок подобный легко воссоздать в облаках,
И если в том замке опять заскучаю я вдруг,
Не станет тотчас недостатка и в новых врагах.
1997
149. Я инстинктивно уши спрятал...
Я инстинктивно уши спрятал,
И челюсти, нарушив тишь
И мерзко лязгнув где-то рядом,
Схватить сумели воздух лишь.
Спустя какое-то мгновенье
Я мчался, страха не тая,
Но шевелился червь сомненья -
А прав ли, убегая, я?
Я эгоист. Лисицы рыжей
Остерегаюсь как огня,
Поскольку личное превыше
общественного для меня.
Я, съесть себя не разрешая,
Вношу в природу диссонанс;
Я жив и этим нарушаю
Экологический баланс.
Стараюсь отказать в обеде
То той, то этой я лисе...
Да ведь они же, дуры эти,
От голода подохнут все!
Мы, зайцы, сможем расплодиться,
Капусту станем пожирать;
Капустницы загнутся; птицы
Возьмутся следом вымирать;
Засохнут яблони и груши...
Страшна Природы будет месть!
И мне же, зайцу, будет хуже,
Чем если дам себя щас съесть...
Уйдя на миг из поля зренья
лисы, живот чей был так пуст,
Я с чувством острого презренья
к себе, нырнул в ближайший куст.
Она промчалась как торпеда,
Кислотной брызгая слюной
И в предвкушении обеда
Играя мышцей челюстной...
Во избежанье катаклизма,
Решил я, сидя под кустом,
Избавлюсь я от эгоизма.
Избавлюсь. Как-нибудь. Потом...
1998
150. Каноны жанра
Я сошел по ступеням во мрак подземелья,
Освещая пылающим факелом путь.
Красноватое пламя в зловещем веселье
Очертило твою обнаженную грудь.
Плоть запястий твоих облегали оковы,
Каковые тебя прикрепляли к стене,
И от вида картины сей средневековой
На мгновение дрогнуло что-то во мне.
Ты, услышав с крысиной возней в диссонансе
звук шагов, приближавшийся словно гроза,
Подняла обессиленно голову в трансе
И с заметным трудом приоткрыла глаза.
- Ты пришел, мой герой, - прошептала ты пылко.
Я, однако, был полон дурных новостей.
- Я и впрямь твой герой, - подтвердил я с ухмылкой, -
Но, увы, отрицательный, то есть злодей.
Ты от дикого ужаса вскрикнула слабо,
Ненавистный порвать попытавшись металл;
Я в ответ, соответствовать образу дабы,
Нарочито-классически захохотал.
Неприкрытый испуг, уступивши вдруг место
неприкрытой враждебности, быстро прошел.
Ты во гневе была так безумно прелестна,
Хоть твой взгляд стал, пожалуй, излишне тяжел.
- Ничего, - ты промолвила проникновенно, -
Мой герой положительный тоже придет.
И меня он спасет, как Айвенго Ровену,
И покончит с тобою, паршивый койот!
- Почему?.. - Потому что я много молилась.
- Это все?.. - Я спросил. Ты ответила: - Да!
Зло должно быть наказано, и справедливость
Торжествует в конечном итоге всегда!
- Справедливо ли это, скажи мне на милость? -
Возразил я сей логике Шарля Перро. -
Пусть подчас торжествует и несправедливость,
Наказав, справедливости ради, добро!
Не сумев воспринять диалектику эту,
Ты умолкла. Но лишь воцарился покой,
Как послышался возглас: - Любимая, где ты?
Ты в порядке?.. Не бойся, я здесь, я с тобой!..
Металлический гул прокатился по стенам,
И какой-то закованный в сталь Галахад
Вдруг возник предо мною с мечом тяжеленным
И с гитарой для пенья тупых серенад.
Ты вскричала: - Ага, я тебе говорила!
А теперь ты умрешь, как простая свинья!..
- Это, черт побери, что еще за горилла? -
Пробурчал озадаченный несколько я.
- Я герой положительный! - Из-под забрала
Прогремело свирепо сие существо.
- Апокалипсис прямо, - отметил я вяло.
Ты кивнула: - Начало конца твоего!
- Где же стража? - Изрек я, бычкуя окурок.
Я весьма туповат становился порой.
- Я убил всех, - похвастался этот придурок.
- Молодец, - похвалил я, - и вправду герой! -
и позволил себе небольшую, но едкость:
- Значит, рыцари все же не перевелись...
- Трепещи же, - рыгнула музейная редкость, -
Трепещи, о трусливая тварь, и молись!
- Мысль о том, что в душе все злодеи трусливы,
Есть лишь миф, что придуман тщедушным добром, -
объяснил я, - и ты, мезозойское диво,
Сам предстать пред святым приготовься Петром!
- Защищайся, наглец, не вставай ко мне задом!..
- И за что ты меня так не любишь, мой друг?.. -
Я со вздохом вопрос риторический задал.
- Я не друг твой!!! - Визгливый последовал звук.
Боевую приняв с неохотою стойку,
я оскалился: - Верно, что мы не друзья.
Но ведь ты существуешь, болван, лишь постольку,
Существую поскольку, заметим, и я...
Он в ответ прокудахтал нелестное что-то.
- Не кричи на меня, ибо я не глухой.
Железяки сними, заржавеешь от пота, -
Посоветовал парню я, ринувшись в бой.
С полчаса мы, пыхтя, как в кино, фехтовали
И гоняли друг друга, мечами звеня;
И, согласно канонам, наш рыцарь в финале
Выбил все-таки меч из руки у меня.
- Йесс!.. Ты сделал его!.. Ну, добей же паскуду!.. -
Завопила ты, вытянув палец большой.
- Нет, - герой положительный молвил, - не буду.
Убивать безоружного нехорошо!
Говоря, он спиною ко мне повернулся.
- То большая ошибка, - я тут же сказал
И с присущей мне подлостью резко рванулся
И пихнул его в спину. И пал твой вассал.
Как известно всем, рыцарь в тяжелых доспехах
Не умеет подняться, однажды упав,
И, плоды своего пожиная успеха,
Я к тебе обратился: - Так кто же был прав?
Наш хороший, спасая Прекрасную Даму,
Нехорошему шанс подарил, как всегда, -
констатировал я, - Вы лелеете драму.
И в любви к драматизму вся ваша беда.
Между тем, лишь преступной небрежностью редкой
Благородство подобное можно назвать,
Потому как в забавы с гусарской рулеткой
Недостойно вас, рыцарей, дам вовлекать.
- Извини, о любимая, мы проиграли, -
Впал в патетику друг твой, - И смерть я приму.
Поступить же иначе я смог бы едва ли,
Уподобиться был я не в силах ему...
- Я тобою горжусь, - ты вздохнула устало,
Покоряясь своей незавидной судьбе, -
Но свое благородство, чьей жертвой я пала,
Можешь в зад, о мой рыцарь, засунуть себе.
- Золотые слова, - не преминул сказать я,
Оборвал на тебе, похотливо сопя,
Рудименты когда-то роскошного платья
И стал грубо и больно бесчестить тебя.
- Нет, о нет!.. - Застонала ты, впавши в анапест.
- Да, - пробулькал я вкрадчиво, - Да, мон амур!..
Эй, Роланд, мы тут заняты делом покамест,
Ты сыграл бы нам что-нибудь, слышь, трубадур?..
...Я тобой обладал. Ведь показывать надо,
Что есть место не лишь хэппи-эндам одним.
А герой положительный пел серенаду,
Чтоб хотя бы душой оставалась ты с ним.
1998
151. 26 июля 1794 года
Кровавый аромат вдыхает термидор.
Объят чумой Париж, задушена Вандея.
Ужель нам умирать? Какой нелепый вздор!
Ведь вы, моя любовь, волшебны как Медея.
Уже почти забыт день казни короля;
Ликует подлый плебс, исполненный злорадства.
И все ж я пью за вас, маркиза, - вуаля -
В час шабаша свободы, равенства и братства.
Ве виктис, господа, таков закон, и вот
Свобода их себя явила в полной мере.
Ни отдыха, ни сна не знает эшафот,
И головы летят, как листья в вандемьере.
Опустим же скорей, маркиза, шелк портьер,
Украсим интерьер фривольною картиной
Сплетенья наших тел, покуда Робеспьер
Дамокловой своей не съел их гильотиной.
И пусть себе вовсю беснуется Конвент,
За аристократизм нас присуждая к смерти,
Вы истины своей ловите лишь момент,
Пусть ангела из вас сейчас изгонят черти.
Развратнее ста шлюх скорей спешите стать,
Пусть это вам отнюдь не кажется излишним,
Ловите свой момент, вам надлежит предстать
В ближайшие часы перед самим Всевышним.
1993
152. Хэппи-энд
Изнасиловав в лифте старушку
И отняв у ней мелочь и честь,
Я признал по дороге в пивнушку:
"Что-то в этом решительно есть..."
Мир прекрасен был; пели цикады;
Но вкушать красоту бытия
Все ж мешали отдельные гады,
Средь которых был, в частности, я.
"Для чего существуют в природе
Существа, недостойные столь? -
Вопрошал на тревожной я ноте. -
Какова в мирозданье их роль?
Мы, должно быть, нужны для контраста,
Где есть пряник, там нужен и бич.
Без насильника и педераста
Как прекрасное можно постичь?
Но ужель я возмездья миную?
Сколько Небо способно терпеть?.." -
С этой мыслью вошел я в пивную,
Доставая старушечью медь.
Мне хватило ее на полкружки,
И скорбел я, смакуя питье,
По трагической доле старушки
И по пенсии скромной ее.
Вдруг я негра узрел пред собою,
За чей столик я сам же подсел.
С белозубой улыбкой тупою
На меня он беззлобно глазел.
Я, лишенный всех добрых задатков,
Вновь почувствовал зла пароксизм,
Ибо в спектре моих недостатков
Фигурировал также расизм.
Я порылся в классических фразах
И, заученно как какаду
процедив "Не люблю черномазых",
Вылил пиво ему на балду.
Негр вскочил, преисполнясь печали;
Пиво смыло гвинейский оскал.
Он был выше на метр, чем вначале
Я ошибочно предполагал.
Он огромен был, как кибердемон;
Дельта-мышц был ужасен объем.
"Я, наверное, зря это сделал," -
В мозжечке промелькнуло моем.
Но и был перепуган хотя я,
Я был рад - "Вот он, Страшный мой Суд!
Наконец-то меня, негодяя,
По статьям всем моим привлекут!.."
Негр ударил меня многократно
По промежности и по лицу.
"Получил? - Я подумал злорадно. -
Так и надо тебе, подлецу..."
Небо хмурилось в праведном гневе;
Негр махал кулаками Добра.
И отметил я: "Есть Бог на небе.
Наконец-то мне крышка. Ура!.."
1996
153. "Так дальше жить нельзя, - решил я, выпив пива...
"Так дальше жить нельзя, - решил я, выпив пива, -
И что есть жизнь как не с самим собой борьба?.."
С сей мыслью взяв бутыль, я стал в нее красиво
По капле из себя выдавливать раба.
Я аккуратен был, чтоб не наделать лужи,
И делалось меня все меньше каждый миг.
"Пусть меньше, - думал я, - зато намного лучше.
Пусть сгинет подлый Хайд, что в плоть мою проник..."
Мне нравился процесс. Хоть боли были долги,
Я их воспринимал как ласки юных дев.
- Ай, Чехов, сукин сын! - Пробулькал я в восторге,
Сквозь темное стекло наружу поглядев.
1997
156. Тяжкость учения
Я дарил вам балладу с печальным концом,
И звенели гитарные струны в крови,
И швыряли в меня вы протухшим яйцом,
И я пел, им смердя, о Великой Любви.
Вы смеялись над пылкой наивностью слов,
Вы свистели, кричали презрительно "Фи!",
И с вспорхнувшая с ясеня стайка орлов
Лицезрела величье Великой Любви.
Я в тоске покидал Гефсиманский ваш сад,
Заливались в ночи петухи, соловьи;
Я строфу поправлял и являлся назад,
Чтобы снова вам петь о Великой Любви.
Вновь томаты гнилые стекали с меня,
Вновь я правил строфу и шептал: "Селяви..."
Но все тише и тише был день ото дня
Смех над песнью моей о Великой Любви.
И однажды свершилось вдруг диво из див -
Смех ваш в плач перерос, ибо струны мои,
Струнам вашей души в резонанс угодив,
Пробудили в вас жажду Великой Любви.
И когда мне ту жажду пришлось утолить,
Я решил, молвив "Господи, благослови",
Что не вам наконец-то могу посвятить
я балладу свою о Великой любви.
1996
159. Ты телом и душой чиста...
Ты телом и душой чиста,
Сродни мадоннам Леонардо,
И чистые твои уста
Влекут из чистого азарта.
С огнем напрасно ты шалишь
Из чистой лишь любви к искусству,
Ведь я подвержен чисто лишь
Неплатоническому чувству.
Ты ищешь близости огня
Из чистого лишь любопытства,
Не представляя, как в меня
Вселяется нечистый быстро.
Он власть во мне берет, кипя
Нечистым рвением путчиста.
О нем познанья у тебя
Теоретические чисто.
Твоя свершает чистота
Чистейший акт самосожженья
Из чистого, как взгляд крота,
Отсутствия соображенья.
Не жить, поверь мне, нам двоим
Единством чистых убеждений.
Я другом стать стремлюсь твоим
Из чисто грязных побуждений.
1998
160. Диалектика статуса
Храбр я отнюдь не отсутствием страха,
Я не бесстрашен, но истинно храбр
Именно тем, что в предчувствии краха
Все же проследовал в амфитеатр,
в тот Колизей, чья арена залита
Кровью былых гладиаторов тех,
Что вновь пришедшими были убиты
В схватках за царствие ваших утех.
Вот я с мечом выхожу на арену;
Нынешний царь предо мною стоит,
как Менелай, чью похитить Елену
Взявший мой облик Парис норовит.
Пусть завладею я вами как призом,
Пусть Менелаем вновь станет Парис,
Пасть чтоб в сражении с новым Парисом,
Где вы лишь палец направите вниз.
1993
161. ДАМА С СОБАЧКОЙ (Александру Т.)
Ты спросишь, где шлялся? Хороший вопрос.
Отвечу: я виделся с некоей леди.
В студеную зимнюю пору, в мороз,
Пошел к ней, прочтя объявленье в газете.
Не то ты подумала явно, Наташ.
Поверь мне, ужасная выдалась ночка.
А к леди ходил я, ротвейлер чтоб наш
Ее бультерьерихе сделал сыночка.
А ты бультерьеров видала хоть раз?
Они оставляют при мненьи двояком.
Наводит и общий их вид, и окрас
На мысль о романе меж крысой и хряком.
Ну, словом, понятно, что нашего пса
Судить нам с тобою не следует строго
За то, что он сразу включил тормоза,
Узревши такую красотку с порога.
Наш храбрый ротвейлер, могучий наш Грей,
Имевший в активе всех шавок округи,
На шкаф, взвыв от ужаса, вспрыгнул скорей,
Откуда поскуливать начал в испуге.
– Стыдись, Грей, стыдись! – упрекнул я его. –
Плохой пес, плохой!.. Нет, я все понимаю,
Однако же, бизнес превыше всего,
Ты должен, Грей, ну же! Ты сможешь, я знаю...
Внизу, встав на задние лапки, на пса
Кокетливо-алчно смотрела невеста –
Призывно водя язычком, как гюрза,
С трудом усмиряясь командою “Место!”.
Я пса понимал. Я бы сам заскулил
В связи с перспективой такого амура,
Но бизнес есть бизнес. Я водки налил,
Взглянув на хозяйку задумчиво-хмуро.
Забавно-загадочным образом та
Была со своею любимицей схожа –
Такие же глазки и линия рта,
И даже окраса подобного кожа.
И, полного штиля в штанах не тая,
Я рявкнул с напором сотрудника СМЕРША:
– Смотри же, трусишка, и делай как я!.. –
И на пол свою повалил бультерьершу.
Так пса вдохновлять стал на подвиг и труд
я личным примером, чреватым мозолью,
И вскоре, подумав "и ты, дескать, Брут!",
Пристроился Грей за своею Ассолью.
Как сделать такое мы с Греем смогли,
Не выразит слог никакого Эзопа.
И все ж, победив предрассудки свои,
Примерно к утру мы управились оба.
Превратности бизнеса просто, Наташ.
Включая и риск пристраститься к спиртному.
Но есть тут и плюсы – взгляни-ка на наш
Большой гонорар по тарифу двойному!..
2001
162. СКРОМНОСТЬ ЛЕПТЫ
Русский лес был красив, как в цветных иллюстрациях к сказке;
В небесах стрекотал то наш "Юнкерс", то сокол-сапсан.
В униформе Эс-Эс, в сапогах и в приплюснутой каске
Я прочесывал "шмайссером" лес на предмет партизан.
Шелестели дубы. Грациозно качалась березка.
Загнивал партизаном не съеденный гриб-боровик.
Успокоился дятел, схватив сотрясение мозга.
Тарахтел где-то кляйн – как по-русски его? – грузовик.
"Ненавижу войну. И еще партизан ненавижу! –
Прошептал я и длинную очередь дал по тайге. –
Что мне в этой войне? Я обрел гонорею и грыжу,
Да геройски был в задницу ранен на Курской дуге..."
Размышленья прервали какие-то новые звуки.
Кто-то шел через чащу, сметая кусты на пути.
"Вероятно, медведь", – рассудил я уж было в испуге,
Но то был не медведь, а девчоночка лет двадцати.
"Миловидна. Не то, что брунгильды берлинские наши.
И, похоже, мужчины не знала еще никогда, –
плотоядно решил я, сам женщин давненько не знавши, –
Что ж, раз так, то легко поправима такая беда..."
– Хенде хох, – произнес я приветливым, ласковым тоном,
Презирая себя за затасканный малость пролог.
Лорелея уставилась взглядом железобетонным,
Что в вину в обстоятельствах данных вменять я не мог.
Блеск славянских очей отливал сверхъестественной синью;
Выраженье же их с тою синью являло контраст.
"Да, – подумал я с грустью, – придется прибегнуть к насилью.
Добровольно мне эта малютка, пожалуй, не даст..."
– Партизанен? – спросил я девчонку, нахмурившись строго,
И на русском, что знал из допросов с работой в связи,
сообщил ей: – Я, фройляйн, сейчас полюбить вас немного... –
Деформировав наше тевтонское "их либе зи".
Отобрав у дикарки большую бутыль самогона,
Каковую она партизанам, должно быть, несла,
Я глоток совершил грамм на двести, рыгнул беспардонно
И осклабился, как воплощенье вселенского зла.
– Подавись же, козел! – рассмеялась презрительно дева,
На арийский мой лоб налагая славянский плевок.
Я заехал прикладом ей в личико в приступе гнева;
Фройляйн пала без чувств, и я в чащу ее поволок.
– Ненавижу войну, – бормотал я в слезах, одержимо
избавляясь от "шмайссера" и от тугого ремня, –
До чего же нацистского я не приемлю режима!
Наш майн-фюрер скотина и сделал скотиной меня..."
Разобравшись с девчонкой, за что не грозил мне Освенцим,
Я в раздумиях мрачных продолжил по лесу бродить,
Укрепивши средь русских ту самую ненависть к немцам,
Что в итоге позволила им наш фашизм победить.
1997
164. HAPPY BIRTHDAY TO ME !
Поздравляю меня с днем рожденья
И желаю успехов в труде
И приподнятости настроенья
(И еще кой-чего кое-где);
Я желаю мне также здоровья
Всей моею широкой душой,
Я желаю мне счастья с любовью
в личной жизни моей (и чужой).
Обнимаю меня и целую
я по случаю этого дня
И пью водку под песнь удалую –
За меня, за меня, за меня!
1999
165. Я действовать не буду по Ростану
Я действовать не буду по Ростану
С корыстной целью вас очаровать.
Своих стихов я вам читать не стану,
Стихом мостить нечестно путь в кровать.
Я вышел как фигурой, так и рожей,
К чему мне представать во всей красе?
Я человек порядочный, хороший
И женщин охмурять хочу как все.
Влиять на женщин стихотворным словом
Есть браконьерства изощренный вид.
Тот, кто себя считает рыболовом,
Использовать не должен динамит.
Нет, я, как все, блесну мускулатурой,
Сводить пообещаю под венец,
Бутылку водки выпью с вами, с дурой,
Возьму вас силой на худой конец,
Но, методов запретных не приемля,
Из пушки не стрельну по воробьям,
Иметь возможность чтоб смотреть не в землю,
Но с чистою душой в глаза друзьям!
1999
166. Я разбит совершенно, потерпев пораженье
Я разбит совершенно, потерпев пораженье,
Как под Грюнвальдом Ульрих от смоленских дружин;
Я разбит, согласившись послужить вам мишенью,
Я разбит как бутылка, я разбит как кувшин.
Оказался я хрупким, и не надо смеяться.
Вы разбили мне жизнь, вы разбили любовь.
Вы разбили мне сердце, вы разбили мне яйца.
Извините за рифму за банальную – в кровь.
Я разбит, как при Каннах, как бездарный тупица.
Вы разбили нарочно, но себе же во зло.
Из разбитой бутылки невозможно напиться.
А порезаться – можно. Наступив на стекло…
2002
167. Я не пьян, и не смей, во мне тигра дразня
Я не пьян, и не смей, во мне тигра дразня,
Разъяренной глядеть обезьяной...
И не надо двоиться в глазах у меня,
Намекая на то, что я пьяный...
И в ушах не двоись... Не расслышу никак...
Встань хоть в очередь, что ль, за собою...
Что ты хором бормочешь, как пара макак?
Ну а лучше заткнитесь обои!..
Не двоись. Я не пьян. Я могу. И сейчас
Как сорву вот с тебя облаченья!..
И я просто решаю, к которой из вас
Я испытывать должен влеченье...
Не двоись же. Я сыт, а не пьян коньяком.
И ты мне настроенье нее порти!..
Чтоб не врезал я правым двойным кулаком
По твоей по двуликой по морде...
2002
168. Как не стыдно вам голосом шелковым
Как не стыдно вам голосом шелковым
Мне твердить про презренный металл?
Я ж не как к проститутке пришел к вам,
Я высокие чувства питал!
Понимаю, то ваша работа –
Ублажать всевозможных свиней.
Вас клиенты доводят до пота,
Ну а личная жизнь, как же с ней?
Непонятны мне ваши упреки.
Я ведь, собственно, тщусь вам польстить.
Я как женщине льщу вам, дурехе,
Тем, что вам не желаю платить!
В неоплатном пред вами долгу я,
Вы бесценны, ну нет вам цены!
А вот вы, мне про деньги толкуя,
Мне не льстите, с своей стороны!
Вы меня оскорбляете этим!
Мне – за деньги?! Ну право же, фи!
Я мужчина эффектный, заметим,
Так ужели нельзя по любви?..
Не дано овладеть вам искусством
Принимать комплименты, о нет!
Вы банкнотный лишь слышите хруст, вам
Принимать бы лишь горсти монет.
Да за то, что я столь куртуазно
Не плачу вам вульгарным рублем,
Я бы денег потребовал с вас! Но
Мы, гусары, их с дам не берем...
Сутенеры, однако, на страже.
Посему я внимаю мольбе.
Вот вам грязные денежки ваши,
И засуньте их в лифчик себе!..
2002
169. КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Не психуй, успокойся! И без паники, главное!
Это просто усталость, плюс коньяк и шартрез.
И не буду смеяться, а шутить и подавно я,
Это стресс на работе, ну конечно же, стресс!
То минутная слабость, и не стоит так мучиться.
Ну бывает со всеми, ты в порядке, поверь!
Успокойся, расслабься, и у нас все получится,
Все бывает, так что же – застрелиться теперь?
Все бывает и хуже. То не самое страшное.
Прекрати же упреки, богохульства, нытье!
Это может случиться, повторяю я, с каждою –
То, что вдруг у мужчины не встает на нее...
2002
170. ПЕСНЯ О БУРЕВЕСТНИКЕ
Над седой равниной моря
Ветер тучи собирал.
Между ними, с ветром споря,
Буревестник глотку драл.
В силу неизбывной дури,
Мелкий, щупленький такой,
Он просил, мятежный, бури,
Будто в бурях есть покой.
Чайки и гагары рядом
Издавали в страхе "SOS";
Мудрый пингвин робко прятал
Тело жирное в утес;
Буря мглою небо крыла,
Ветер стаи волн хватал;
Буревестник тупорыло
Тем не менее летал.
Словно брови, тучи хмуря,
Ветер холод нес и мрак.
– Пусть сильнее грянет буря!.. –
Пел пернатый наш дурак.
Гром раздался, как в День Гнева;
Вспыхнул молнии извив;
И упала птичка с неба,
Мегавольт в башку словив.
Птичку – жалко, хоть и пала
Жертвой дурости своей,
Ибо буре дела мало
Даже до лояльных ей.
2002
171. ПЕСНЯ О КОЗЛЕ
Жизнь – сцена, игра и пространство для боя.
Иные – лишь зрители в этой игре,
Другие являют актеров собою,
Играющих горных козлов на горе.
И каждый козлина любви, восхищенья
У зрителей тщится стяжать на века
И сделать другого козлом отпущенья
За то, что другой не дает молока.
Козлы на вершине бодаются, блеют,
И несть на высокой горе им числа.
А зрители, встав у подножья, болеют
всю жизнь за того иль иного козла.
Но я не козел и не зритель. Я молча
Играю капусту, зарыт в чернозем,
И мыслю вполне равнодушно, по-волчьи:
"Хороший козел – это мертвый козел!"
И если б с вершины в ущелье сырое
Свалился козел, проигравший финал,
И спел мне страдальчески с видом героя,
Как славно он бился и счастье познал,
То я бы заметил на это, что лучше
Скончаться в сыром и прекрасном тепле,
Чем пасть, как тупой янычар при Козлуджи.
Так молвил бы я и добавил бы тут же:
"Что ж, меньше одним хоть козлом на земле!.."
2002
172. КУРТУАЗНАЯ АНТИУТОПИЯ
Мне скоро сорок, но (таков мой рок)
Меня хреново знают как поэта.
Ну ничего, мерзавцы, дайте срок,
И вы сполна ответите за это!
Когда я стану сказочно богат,
На кокаине сделав состоянье
(Да-да, такой вот именно я гад),
Добьюсь я веса, власти и влиянья.
В борьбе за президентский чемодан
Скуплю я имиджмейкеров и массы
И с трона, что мне Богом будет дан,
Возьмусь за демократии гримасы.
И как когда-то цвел соцреализм
На ниве большевистской диктатуры,
Так станет куртуазный маньеризм
Синонимом большой литературы.
Поэзия воспрянет ото сна,
От ересей избавленная враз мной,
И будет у нас партия одна
И называться будет куртуазной;
И примемся врагов уничтожать,
Партийную цензуру учредив, мы,
Поэтов-диссидентов всех сажать,
Начав с поэтов, пишущих без рифмы;
Поклонницы разделят их юдоль,
Подобно декабристкам образцовым,
В концлагере обритые под ноль
Магистром, тьфу! – министром Степанцовым;
И по программе школьной ребятня,
Не забивая мозга дребеденью,
Пусть ежедневно учит из меня
Одно, нет, лучше три произведенья;
И маньеризм наступит развитой
В итоге прогрессивной столь реформы,
На плебс немытый низойдет святой
дух красоты, гармонии и формы;
И Нобеля потребую тогда
Ультимативно у Европы ржавой,
А станет целку корчить, не беда –
Мы ядерной являемся державой!
2002
174. ПОЭЗИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ГЛУПОВАТА
Умничанье – жанр непопулярный,
Слишком умный жалок рифмоплет.
Плох поэт, который регулярной
куртуазной жизнью не живет.
Мудрые его стихотворенья,
Что его лишь тешат самого, –
Форма самоудовлетворенья,
Коего не терпит естество.
Публика должна быть у поэта,
Что, поэт, нудишь, как Лев Толстой?
Ты один останешься, а это
Может вредный порождать застой.
Не уподобляйся же медведям,
Собственную лапу что сосут
(Это Гете так сравнил, заметим),
А являйся публике на суд!
Публика помочь тебе могла бы,
Так твори же, публику любя,
Чем сосать, сродни медведю, лапы,
вымя или что там у тебя...
2002
175. Если ваш недруг, скотина такая
Если ваш недруг, скотина такая,
Зло причинит вам, вы масла в очаг
Не подливайте, ему потакая,
Не распускайте ни рук, ни нунчак.
Если по левой щеке он вам врежет,
Зубы круша коренные во рту,
Плюньте на хруст на зубовный и скрежет,
Правую щеку подставьте скоту.
И, не вступая в полемику с психом,
Молвите, встретив растерянный взгляд,
С кротким участием в голосе тихом:
– Руки-то целы? Не сильно болят?..
Тут угрызенья нахлынут на сволочь,
Словно цунами на остров Хонсю,
И он постигнет, нырнув в них как в щелочь,
Меру отвратности собственной всю.
В стены начнет он стучать головою,
Плача о том, как жестоки вы с ним;
Станет кататься он по полу, воя,
Острой к себе неприязнью казним.
Вы же, с садистской улыбкой взирая,
Лишь облизните в экстазе уста
И оцените в преддверии рая
Всю красоту парадоксов Христа.
2002
176. ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ
Античность. Александр Великий
Жил Александр Македонский на свете,
Очень силен был, воинствен и смел,
Волей большой отличался к победе,
Кою одерживать классно умел.
Сам одержим был, анналам согласно,
Блажью весь мир ухватить за бразды,
А остальные земные соблазны
Якобы были ему до балды.
Что он на баб реагировал вяло,
Тот же Плутарх отмечал в дневниках.
Явно никак у него не стояло
В списке великих дел баб, ну никак!
Больше всего же любил он, заметим,
Персов своею фалангой мочить.
Им, возглавляемым Дарием Третьим,
Много пришлось от него получить.
Наша гипотеза в том, что причина
Той агрессивности – жажда любви.
Нравился Дарий ему как мужчина,
А со взаимностью вот – селяви!
Чем он, построив гоплитов фалангу,
Выиграл при Иссе решающий бой?
Тем лишь, что к Дарию лично по флангу
Стал прорываться, рискуя собой!
Да, но... зачем? Чтоб убить полководца?
Было ль то тактикой, вот в чем вопрос!
К Дарию Третьему, как нам сдается,
Парня толкал сексуальный невроз.
В том и успех предприятий столь смелых,
Что Александр за любовь воевал.
Вспомним сражение при Гавгамелах
И как впоследствии он горевал!
Цареубийцы же Дария скрыться
Были возможности им лишены!
Что характерно – не тронул как рыцарь
Дария военнопленной жены!..
Завоевавши Персидское царство,
Он, чей был жребий в любви так жесток,
В качестве как бы, ну что ли, лекарства
Новый предпринял поход на восток.
Он бы и в джунгли Вьетнама залез, но...
В Индии им покорен был царь Пор.
Стал ли он счастлив? Бог весть. Но известно,
Что не ходил он в походы с тех пор...
Средневековье. Чингисхан
В детстве Темучина часто обижали,
Обзывали чуркой, по башке лупя;
Заковав в ошейник, на цепи держали,
Словом, некорректно с ним вели себя.
Он бежал из плена и собрал ватагу
Сущих отморозков из окрестных сел,
Каковых гоняя в конную атаку,
Не щадил ни женщин, ни детей, козел.
Как-то раз над вражьим телом бездыханным
Он решил, почетом плотно окружен:
"Стану-ка отныне зваться Чингисханом,
Истому артисту псевдоним нужон!.."
Он богатств награбил на большую сумму,
А чуть позже в брачный угодил аркан,
Сочетнувшись с грымзой, что ему подсунул
Папенька той грымзы, дружественный хан.
Девку, впрочем, вскоре увели как лошадь
подлые меркиты (вот ведь дурачье!)
Приказав найти их и омужеложить,
Чингисхан обратно взял добро свое.
Но сперва, не зная местонахожденья
краденой супруги, наломал он дров,
Свято пребывая в ложном убежденьи,
Что ее угнали чуть ли не в Саров.
Не найдя сначала женушку в округе,
Взял, не рассуждая, ноги в руки он
И объехал с войском в поисках подруги
Южно-Азиатский целый регион.
Побывал он в Сисе (штат такой в Китае),
Прочесал Камбоджу, даже Аомынь,
По пути за женщин как бы не считая
Явно перспективных свеженьких рабынь.
То ли в Чингисханше было нечто, то ли
Детские сказались травмы головы,
Но скорей второе – бабы-то в неволе
Ласковей, покорней! Хоть и лгут, увы...
Ну, когда он, в общем, со своей дружиной
В двух шагах от дома смог ее отбить,
Поисковой, им же созданной, машины
Было невозможно уж остановить.
Смысл того урока нам предельно ясен:
Где мужик вменяем как бы не вполне,
Там он социально попросту опасен,
Ежели зациклен на своей жене.
Новое время. Наполеон Бонапарт
Наполеон был маленького роста,
Коротконог, застенчив и пузат;
Смешил всех женщин ну до колик просто
Его гипертрофированный зад.
Когда ему хотелось Жозефину,
Ее хватал он нервно за жабо,
А та в ответ смеялась, скорчив мину:
– А генералом стать сперва – слабо?..
Он звездочку добыл – большое дело! –
Взяв артобстрелом городок Тулон,
И выиграл на бесплатный доступ к телу
У Жозефины разовый талон.
Но услыхал, вскочив на табуретку:
– Слабо стать императором, дружок?..
Он вздрючил австрияков при Маренго
И стал им, чем поверг Европу в шок.
Реализуя пропуск в Жозефину,
Полученный им за Аустерлиц,
Он новый получил заказ и двинул
До русских государственных границ.
Он сам давно точил на русских зуб, но
Суворова, к примеру, избегал,
Остерегаясь, и вполне разумно,
Как тот ему б чего не отстрогал.
Но Александр Васильевич уж в бозе
давно почил, а правила игры
не изменялись: – Ну давай, не бойся!
Ты император или хрен с горы?..
И совершил большую он ошибку –
Пошел-таки, придурок, на восток,
Послушавшись тщеславную паршивку.
Известен эпопеи той итог.
Подходы к Жозефине стали редки;
Он проиграл финал при Ватерло(о),
И та его спихнула с табуретки –
Мол, ты не император, а фуфло(о)!..
Потом, на островке Святой Елены,
Где отдыхал он, следует сказать,
Уже сугубо как военнопленный,
С тоски он мемуары стал писать
И, горького не сдерживая смеха,
Поправку внес в концепт, хлебнув вина:
"Нет, женщина – не воина утеха.
Занятье для бездельников она!.."
Новейшее время. Адольф Гитлер
В молодости Гитлер был Адольф Шикльгрубер,
Он любил евреек, шнапс и рисовать.
Был он неприятен, словно рыба группер,
Но евреек чем-то завлекал в кровать.
И лежат вот как-то раз они в постели,
А еврейка смотрит – на стене висят
С подписью "Шикльгрубер" пошлые пастели –
Козочки, лошадки, стайки поросят.
Тут и вопрошает дура тормозная,
Будущего в парне фюрера дразня:
Что, мол, за Шикльгрубер, почему не знаю?
И почем такая нонеча мазня?
Так она сказала, скинув одеяло,
И тотчас забыла, возжелав утех.
Но навек Адольфа слабость обуяла
Вследствие ремарок столь обидных тех.
Он вскочил с кровати, злобный как Малюта,
В глаз еврейке двинул, прогоняя прочь,
И возненавидел всех евреев люто
В эту роковую для Европы ночь.
Невзлюбил поляков в качестве нагрузки,
Ведь средь них евреев было пятьдесят
минимум процентов! Невзлюбил и русских,
Раз под них евреи всячески косят.
Невзлюбил всех прочих, мучимый недугом,
Исцелить не в силах проклятую плоть,
Вопреки массажам и иным потугам
Научившись только языком молоть.
Стать не смог в итоге гением добра он,
Но, в конце взалкавши дружбы и тепла,
Все-таки женился, гад, на Еве Браун,
Что еврейкой скрытой, видимо, была.
В общем, для Адольфа кончилось все скверно.
Тетенька подкралась, жизнь свою губя,
И, сродни Юдифи, словно Олоферна
Замочила монстра, а затем себя.
Эта притча высшей мудрости могла бы,
Как мы полагаем, женщин научить:
Не творите монстров из мужчин, о бабы,
Чтоб не приходилось их потом мочить!
2002
177. ПО СУЧЬЕМУ ВЕЛЕНЬЮ
Однажды к колодцу пришел я с утра –
С похмелья во рту было сухо.
Я цепь на бревно намотал. Из ведра
Торчала какая-то сука.
Я скорбно застыл, убежденный вполне,
Что вижу мираж с перепоя.
А та человеческим голосом мне:
– Исполню желанье любое!.. –
И синим, озябшим концом языка
Лизнула губу сексуально.
– По сучьему, значит, веленью – пивка! –
Скомандовал я машинально.
– Я вовсе не это имела в виду! –
Обиженно сука сказала.
– Понятно. Тогда я, пожалуй, пойду, –
Вздохнув, произнес я устало.
И, цепь отпустив под стихающий вой,
Подумал, не тратя упреков:
"Нет, сказка – не ложь, есть намек в каковой,
А ложь безо всяких намеков..."
2002
178. СТИХИ О ДРУЖБЕ
Твой друг не тот, за коего положишь
ты жизнь свою и примешь пулю в грудь,
А тот, кого при надобности можешь
По-дружески послать на что-нибудь.
И он на это с видом идиота
Не станет злобой исходить тупой,
Не кем-то послан будучи на что-то,
Не чужаком, а именно тобой.
Что резких он не сделает движений
Есть в пользу дружбы веский аргумент
И признак неформальных отношений,
И доверительности элемент.
Когда, тобою послан и обруган,
Он шлет тебя с улыбкою в ответ,
Ты чувствуешь: тебя считают другом
И недомолвок между вами нет.
Но ежели он к гордому молчанью
Прибегнет, не назвав тебя козлом,
Ты можешь констатировать с печалью,
Что в вашей дружбе наступил разлом.
2002
179. Носитель зла всегда довольно гнусен
Носитель зла всегда довольно гнусен,
И нам, хорошим людям, он претит.
Он словно засорившийся санузел
Определенно портит аппетит.
И тут вполне естественно желанье
По морде дать за это подлецу.
Но нам не позволяет воспитанье,
Хорошим людям драться не к лицу!
С другой же стороны, не дать по роже,
Не там, а здесь и именно сейчас,
неправильно. Когда не мы, то кто же
Работу эту выполнит за нас?
Господь – к такому выводу придти мы
По логике вещей должны бы, но
Пути Господни неисповедимы,
Знать промыслов Его нам не дано!
Пусть должной христианской в нас любви нет,
Дать в рыло гаду лучше, чем не дать.
Того, что сам себе он в рыло двинет,
Боюсь, придется слишком долго ждать.
2002
180. Есть среда обитанья, есть понятье "Отчизна"
Есть среда обитанья, есть понятье "Отчизна",
Есть живущие в пресной и в соленой воде.
В океане и в море так просторно и чисто,
И там нет недостатка ни в тепле, ни в еде.
Пресноводная рыба соответственно склонна
Обитать в океане, где и корм, и тепло,
И мечтает покинуть водоем свой зловонный,
С каковым от рожденья ей так не повезло.
Но в связи со структурой своего организма
Жить возможно ей только там и больше нигде.
То не червь ностальгии или патриотизма,
Просто рыба подохнет в идеальной воде.
Тем не выжить без мрака, без отходов и грязи,
Чья среда обитанья – пресноводная муть,
Без задачи ответить тем потребностям в мясе,
Кои выкажет щука иль еще кто-нибудь.
Вот и плавает рыба в иллюзорной надежде
С тем же самым урчаньем и песком в животе
И о тропиках грезит, но, увы, как и прежде,
Соглашаясь ловиться щукой в мутной воде.
2002
181. В чем истина Сократа прописная
В чем истина Сократа прописная,
Что сам себе же он и прописал?
"Я знаю, что я ничего не знаю."
Не знаю я, зачем он так сказал.
При дефиците мудрости и такта,
Что облегчает жизненный мой путь,
Я знаю, что я знаю все. Вот так-то.
Ведь я вам не Сократ какой-нибудь...
2002
182. Тебе бы да Бога чуть-чуть убояться
Тебе бы да Бога чуть-чуть убояться,
А то ты отбился от рук.
Погряз ты в злодействах по самые яйца,
Не помня о смерти, мой друг!
В служении Тьме ты достиг совершенства,
Ты Дьяволу душу продал,
За что обрести в преисподней блаженство
Давно для себя рассчитал.
Но Дьявол обманет тебя, идиота,
Пойми же, тупой троглодит!
За то, что убьешь ты, допустим, кого-то,
Он страшно тебя наградит!
Он скажет: – Служил ты мне верно и злобно,
И грешную душу твою
В аду содержать западло, безусловно,
Ей место не там, а в раю...
И будешь ты изгнан, как агнец из стада,
И в рай экстрадирован вдруг,
Где с теми, кого ты обидел когда-то,
Увидишься вновь, о мой друг!
И ты от толпы не спасешься бегущей,
Что с яростью овцебыка,
Пинком повалив тебя в райские кущи,
Затопчет тебя, мудака!
2002
183. Если верить разным богословам
Если верить разным богословам,
То почти любое божество
Не благоволит к тупоголовым
особям, не верящим в Него.
В Бога не уверовавшим гадам
Делались намеки с давних пор –
То над их башкой расщепят атом,
То иной постигнет страшный мор.
Это, ну, как если б я, к примеру,
Был обижен, скажем, муравьем,
Не принявшим тезиса на веру
О существовании моем.
И за то, что он-де суетится
И не замечает, мол, Меня,
Я бы кипяток, начав сердиться,
В муравейник лил день ото дня.
Дескать, я, такой большой, над вами
все стою, а вам и невдомек.
Я, мол, долго убеждал словами,
А теперь – внимание – намек!..
Нет, когда бы Богом я родился,
Цельность мироздания храня,
Я бы откровенно оскорбился
Верою в подобного Меня.
Так что, если я поверю в Бога
С целью избежать посмертных мук,
То боюсь, что выглядеть убого
Стану перед Ним, напротив, вдруг.
Он же скажет с горьким сожаленьем
(Кстати, обоснованным вполне):
"Как ты мог такое представленье
Да сформировать-то обо Мне?!
Я же добрый, сотканный из кружев!
Да ты просто спятил, охренев!.." –
И испепелит меня, обрушив
Очень даже праведный свой гнев.
Вот я и боюсь вторгаться в сферу,
Где в игру вступает божество.
Было б глупо пострадать за веру
От объекта веры самого.
2002
184. HAPPY BIRTHDAY TO ME ! – 2
Сегодня, седьмого апреля,
Улыбки тупой не тая,
Как прежде, проснулся в постели
С эрекцией утренней я.
Не то чтобы я удивился,
А просто подумал: "Ну вот.
Не так уж я и изменился
За только что прожитый год.
Течет все, как воды в сортире,
Как слава земная и честь,
Но вечные ценности в мире,
По счастию, все-таки есть!"
2003
185. Поэт в России – больше, чем поэт
Поэт в России – больше, чем поэт,
И с этим трудно мне не согласиться.
Не больший не протянет пары лет
В большой стране березового ситца.
Маэстро в сфере образов и форм
И выразитель настроений нежных,
Чтоб раздобыть себе насущный корм,
Освоить должен ряд профессий смежных.
Владеть альтернативным ремеслом
Обязан он, чтоб жечь сердца при этом,
Иначе презираемым козлом
Он будем много большим, чем поэтом.
Его полуголодный вечный стон
Народ едва ль назвать захочет песней,
И чем скорей, как псина, сдохнет он,
Тем будет впредь народу он любезней.
Ни в городах, ни в захолустье сел
Не обретет он сытости сонетом.
Козел в России – больше, чем козел,
Когда еще является поэтом!
186. Хорошо быть беспечным бродягой
Хорошо быть беспечным бродягой,
Не иметь ни гроша за душой,
С постоянною к женщинам тягой
В причиндалах, покрытых паршой!
Обладая богатством и властью,
Ты не можешь уверен быть в том,
Что тебе отдаются со страстью,
Что не алчностью Эрос ведом;
Что мамзель с частотою в три герца
Не за блеск жемчугов и монет,
Но, напротив, от чистого сердца
Посвящает тебе свой минет.
Коль богатенький ты Буратино,
Коль мошна у тебя не пуста,
То изгложет тебя, как скотину,
Невеселых сомнений глиста.
Под воздействием черных мыслишек
Ты увидишь, лаская подруг,
Как накопится стрессов излишек
И как поршень не станет упруг.
Так простись же с роскошным жилищем,
Чтоб в любви обрести благодать,
И раздай свои денежки нищим!
(Можешь мне их, к примеру, раздать.)
И когда Шэрон Стоун иная
Проскользнет под тебя, как налим,
Ты скажи: "Да, я беден, но знаю,
Что я искренне ею любим!.."
2002
187. Не выползай, о гвоздь, из дырки, чтоб картине
Не выползай, о гвоздь, из дырки, чтоб картине
Не падать со стены лет двадцать-двадцать пять;
Не смей перегорать, о лампочка в сортире,
Чтоб не пришлось тебя, все бросив, заменять!
Не притупляйся, нож, доставшийся от предка,
Не надо протекать, о мой бачок сливной;
Держись и не скрипи, гнилая табуретка,
И ногу подвернуть не вздумай под женой!
Не тайте, словно снег, о денежки в кармане,
Ведь мне не до того, чтоб добывать вас вновь;
И ты, жена, к себе не привлекай вниманья,
Чтоб не отвлечься мне на плотскую любовь!
И не копись в ведре, о мой сизифов мусор,
Не дай покинуть мне уютную кровать...
Пускай без суеты поэт послужит музам,
Не заставляй его служенье прерывать!
2003
188. Когда соберется прекрасная дама
Когда соберется прекрасная дама
На рынок центральный в субботу идти,
Ее не третируй, как Штаты Саддама,
Но с ней будь, о рыцарь, все время в пути.
Поверь мне, что редкостный будешь дундук ты,
Ленясь с ней гулять по торговым рядам,
Сугубо деньгами ссудив на продукты
И дав бесконтрольно ей тратить их там.
Она матерьяльных накупит всех благ там,
Инстинкты растратчицы теша свои,
А после, поставив тебя перед фактом,
Легко обоснует расходов статьи.
У женщины в генах инстинкты транжиры
Сидят глубоко с первобытных эпох.
Нет, женщина вовсе не бесится с жиру,
Но с фактором генов не сладит сам Бог.
Мужчина за мамонтом прежде гонялся,
Собрав соплеменников целую рать,
Задачей чьей промысел как бы являлся,
Задачей же женщины было – сожрать.
Я не гинеколог отнюдь, но наверно,
От истины буду не слишком далек,
Сказав, что везде, от Гонконга до Берна,
Наличные женщине жгут кошелек.
Когда у мужчины гормонов избыток
И жженье и зуд кое-где создает,
Он способом древним, активен и прыток,
Гормонам избыточным выход дает.
И в случае с женщиной помнить резонно
любому, будь русский он или якут:
Ее кошелек – эрогенная зона,
А деньги – гормоны, которые жгут.
Мужчина ворчит, и не в скупости дело.
Тут гордость добытчика уязвлена –
Наполнил мошну, а мошна опустела!
Какой ты охотник, раз нет ни хрена?
О, друг мой! Живи соответственно роли!
От женщины рубль не утаивай свой,
Но с нею на рынок иди для контроля,
Составив компанию ей – и конвой!
2003
189. Догорал закат багряный
Догорал закат багряный,
Молкли трели соловья;
Лежа в луже мордой пьяной,
Размышлял о жизни я.
"Как, однако, непреложны
Аксиомы бытия,
Как мы, в сущности, ничтожны! –
С тихой грустью думал я. –
Человек как был свиньею,
Так и ныне он свинья.
Иллюстрацией живою,
Например, являюсь я..."
1993
190. Не влюбляйтесь в злых фей из журнала "Плейбой"
Не влюбляйтесь в злых фей из журнала "Плейбой",
То не бабы, а демоны, ведьмы, суккубы.
Изгоняйте из брюк их ценою любой,
Если нужно – своими руками сугубо.
Сатана виртуальных создал афродит,
Чтобы мы, наглядевшись на них до отвала,
Потеряли к синицам в руках аппетит,
Чтоб на девок нормальных у нас не вставало.
Нас морочат они, несмышленых котят,
Обитая в журналах и телеэфире;
Ни рожать, ни давать нам они не хотят,
А в итоге рождаемость падает в мире.
Так грядет Апокалипсис, именно так!
И мы будем без войн и без крови побиты,
Ибо вымрем, не выдержав этих атак,
Как гигантские ящеры и трилобиты.
Мужики! Отвращайте коварный удар!
Чтоб впихнуть вы отныне и думать не смели
Ни какой-нибудь Анне-Марии Годар,
Ни какой-нибудь Андерсон, скажем, Памеле!
Не являйте собою наивных растяп,
Игнорируя жен, пусть похожих на доски,
А от чар избавляйтесь – пусть даже хотя б
Овладев продавщицей в журнальном киоске!
2002
191. Я старый русский, хоть еще не стар
Я старый русский, хоть еще не стар,
И, как Христос, жалею русских новых.
Их новизна – данайский страшный дар,
Для них чреватый тьмой вещей хреновых.
У них бы жалость вызвала моя
Отрыжку жизнерадостного ржанья;
Иная новорусская свинья
Смеялась бы до моченедержанья.
Однако, если вдуматься всерьез,
Они, по сути, глубоко несчастны.
Их жребий – жрать, как лошадь жрет овес,
Теряя связи с вечным ежечасно.
Легко жалеть голодных и калек,
Но пожалеть зажравшуюся харю
Отнюдь не всякий сможет человек
(За что его я первый не ударю).
Нам новый русский дан как благодать,
Нам как лекарство эту дрянь всучили,
Чтоб мы свою способность сострадать
На нем до совершенства отточили.
Жалеть такого – высший пилотаж,
Мы по нему как по живому трупу
шагаем к Богу. Новый русский – наш
духовный тренажер, так скажем грубо.
Мне жаль его. Ведь он помрет скотом.
Невосприимчив будучи к леченью,
Он счастлив лишь в неведеньи святом
Об истинном своем предназначеньи…
2003
192. Люблю в амплуа одинокого волка
Люблю в амплуа одинокого волка
Бессмысленно этак повыть на луну;
Люблю сознавать, что к различного толка
активным термитникам я не примкну;
Люблю наблюдать я за массой тупою
с аморфным ее мозжечком иногда;
Люблю полагать, что пополнить собою
Не дам никому я баранов стада;
Люблю не вставать под священное знамя,
Под флейту пастушью растягивать рот,
Покуда вдруг мудрость о тех, кто не с нами,
Взглянуть на меня не заставит народ.
"Ну что ж, – я в финальном подумаю кадре
Пред тем как от пули свой дух испустить, –
Ты выбрал роль зрителя в этом театре,
За все удовольствия надо платить..."
1999
193. MAN IN LOVE
Мы вкушали с тобой африканский закат,
От безделья бродя по саваннам Анголы.
Ты острот отпускала в мой адрес каскад,
Я, снося терпеливо всех шпилек уколы,
на тебя впечатленье чтоб произвести
И слегка под воздействием виски и грога,
Подошел, равновесие тщась обрести,
К мирно пасшемуся в стороне носорогу.
– Посмотри, на какие безумства, Элен, –
произнес я, – способен мужчина влюбленный...
И затем я тряхнул носорога за член,
Сладострастно смакуя твой взор изумленный.
Я тебе подмигнул, беззаботен и смел;
Ты дрожала среди баобабовых веток.
"Н-да, видать, ты совсем от любви охренел", –
Посочувствовал мне носорог напоследок...
1999
194. Моргая парой глаз своих овечьих
Моргая парой глаз своих овечьих,
Ты излагала, плача и сопя,
Как маленький зеленый человечек
Всю ночь на НЛО катал тебя,
Как, в остро эротическом аспекте
Достав прибор длиной с карданный вал,
В непознанном летающем объекте
Тебя он тем прибором познавал.
– Довольно, – молвил я, – лапшу мне вешать
Про человечков и про НЛО!
Твоя уфологическая нежить,
Тем паче секс с ней – полное фуфло!
Ты лучше этот прекращай театр,
Но перед тем, как на ночь пить свой ерш,
Купи нормальный фаллоимитатор,
А огурцом закусывай что пьешь!..
2003
195. Женщина! Брось ты стремиться к тому
Женщина! Брось ты стремиться к тому,
Чтобы считали тебя человеком!
Пышный свой бюст и крутую корму
К Альфам приравнивай всем и Омегам!
Что человек? Он горазд разрушать,
Как и трехглазый божок его Шива.
Он сам себя не способен рожать,
Нет, он не гордо звучит, а паршиво!
С древа познания зла и добра
Сперла у Бога ты яблоко как-то
(что для себя приберег тот с утра);
Бог не простил тебе этого факта.
Сам он того, что есть зло и добро,
Плода не жрамши, не знает поныне.
"Зря я сломал человеку ребро", –
Он рассудил в неизбывном унынье
И, человеком тебя покарав
И поместив тебя под человека,
Попросту выказал мстительный нрав,
Коим он славится, впрочем, от века.
Женщина! Сколько в сем звуке слилось
Чувств, положительных ассоциаций!..
Женщина! Ты эти глупости брось!
До человека не смей опускаться!
Он за грехи тебе послан как бич,
Будучи низшею формою жизни,
Так что ты дурой не будь и не хнычь
В столь нелогичном своем реваншизме!
2003
196. До свиданья, детка, до свиданья
– До свиданья, детка, до свиданья,
Хватит этих игр в "шерше ля фам"!
Думаю, о бракосочетанье
Следует забыть, мой пупсик, вам.
Хватит сантиментов, рафинада,
Нам ли строить из себя святош?..
А вот про беременность – не надо!
Ну, родится маленький, так что ж?
В качестве, простите, аргумента
Факт сей может мало что решать.
Людям под влиянием момента
Свойственно ошибки совершать!
Кто вам запрещал предохраняться?
Кто вас заставлял снимать пальто?
Мне любовью вздумалось заняться,
Но вас не насиловал никто!
Непонятна логика мне ваша.
Всем известно, чем чреват Эрос.
И потом – кто подлинный папаша?
Вот в чем философский-то вопрос!
Да и без отца дитю в два раза
лучше, чем иметь отца-козла… –
Эту заключительную фразу
Я уже в дверях произнесла...
2003
197. Я понимаю сам, что злу
Я понимаю сам, что злу
Злом воздавать за зло жестоко.
И все ж отдельному козлу
За око стоит выбить око.
Как хорошо прибить порой
Того, кто служит Люциферу!
И мне милей крутой герой,
Чем стойкий мученик за веру.
Нет, я сочувствую тому,
Кто храбр, но не обидит мухи,
Но потакает он дерьму,
Безропотно идя на муки.
Дерьму же потакать нельзя,
Что доказал святой Георгий.
Он так был крут, змею разя,
И так бездарно кончил в морге!
Добро целебно, это да,
Но хворый дух иной скотины
Все ж эффективней иногда
Лечить посредством гильотины.
Ответь, о друг мой, на вопрос:
Мы чтим Христа, святых и иже,
Но кто – Шварцнеггер иль Христос
Психологически нам ближе?
Спеши же злом за зло воздать,
Пусть даже ты джайнист иль квакер.
За веру надо не страдать,
А резать всех неверных на хер!
2003
198. Никто в этом мире не любит Америку
Никто в этом мире не любит Америку,
Никто по любви ей не хочет давать.
На почве на этой впадая в истерику,
Она начинает чуть что психовать.
Дают ей, чтоб только добыть пропитание,
Да плюс получить опасаясь в пятак.
Никто кроме разве что гордой Британии
Пред ней не становится раком за так.
И Штаты с их склонностью грубо форсировать
Стремятся страну, что их в задницу шлет,
В ответ по-солдатски тотчас изнасиловать,
Поднявши как член боевой вертолет,
И, на безопасном держась расстоянии,
Ракетами сверху ее опылять,
Чтоб, как богомолу в процессе слияния,
Злой самке башку свою не подставлять.
Онана библейского славя в политике,
Они неуклонно проводят свой курс.
Он – дело их вкуса, а вкусы вне критики,
Чужой уважать подобает нам вкус!
И мы им желаем дальнейшей мутации,
Чтоб янки в другом поколении мог
Не с членом уже устаревшим рождаться, а
С большою крылатой ракетой меж ног!
2003
199. Не приставай, красавица, к поэту
Не приставай, красавица, к поэту,
Свое надеясь скрасить бытие.
Поверь мне, гармоничного дуэта
Из нас не выйдет, золотце мое!
Себя на блюдце с голубой каемкой
Ты мне подносишь. Что ж, польщен и рад.
Но ты, являясь вещью бабкоемкой,
Материальных требуешь затрат!
По сути ты материалистична,
Хоть ангельски твой голос серебрист,
А для меня материя вторична,
Хоть я формально материалист.
Поэт – как бог. Он как бы не от мира.
Его души тебе не превозмочь.
Он может сотворить себе кумира,
Но на одну-единственную ночь.
А после он растянется на койке,
Чтоб, глядя в потолок, стишки ваять,
Покуда будешь ты в призывной стойке
Без перспективы сутками стоять.
Ты тщетно станешь, подставляя мякоть,
Нарядов и алмазов с неба ждать.
А вздумаешь роптать, брюзжать и вякать –
По морде не замедлишь схлопотать.
Он не убьет, испытывая ревность,
И даже не пойдет на воровство;
Твоя материальная потребность –
Не стимул делать деньги для него.
Он, гад, не обзаводится ни "Фордом",
Ни "Мерседесом", ни дрянным "Пежо".
Своим он не пожертвует комфортом,
Ему и так, мерзавцу, хорошо.
Он сложит гимн тебе в плену Эроса,
Осознавая плотский аппетит,
Но утолив телесные запросы,
И гимн другим он перепосвятит.
Ты не нужна ему в подлунном мире,
И не стремись хранить его очаг,
Пускай он медитирует в сортире
Со свежим женским образом в очах!
200. ОДА НА ДЕНЬ ВВОДА
У Штатов начался великий гон,
Им вновь взгрустнулось пошалить с Ираком.
Вновь чешется у Штатов Пентагон,
И вновь Ирак стоит привычным раком.
У Штатов каждый новый президент –
Как поршень одноразовый, который
Суют в Ирак в ответственный момент
По самые гнилые помидоры.
Привыкли США Ирак долбить,
Хоть в форме терроризма мирового
Всегда рискуют триппер подцепить,
Причем уже не в первый раз, а снова.
Потом они возьмутся за Иран,
Да мало ль мест прекрасных на планете?
Ведь некрасивых не бывает стран,
Бывает, как известно, мало нефти!
2003
201. Вчера, немного выпив лишнего
Вчера, немного выпив лишнего
И после травмы головы
Я возлюбил внезапно ближнего,
Но без взаимности, увы.
Его, как старого приятеля,
Я поприветствовал сперва
И заключил затем в объятия,
В сердцах не задушив едва,
И, не смутясь его пассивностью,
Тотчас ему исцеловал
С генсековскою агрессивностью
Лица неправильный овал.
– Пойми, – сказал я поучительно, –
Что истинная-то любовь
Многострадальна и мучительна,
И лучше мне не прекословь!
Расслабься и храни спокойствие,
Ментов не надо призывать!
Ты думаешь, мне в удовольствие
Твой череп плоский целовать?
Он чисто физиологически
Едва ль кого-то привлечет.
Но если рассуждать логически,
Любовь должна быть зла как черт!
Любовь как базис мироздания
Предполагает не восторг,
А искупленье и страдание,
И верь – здесь неуместен торг!
А посему мои объятия
Не тщись разжать и не грусти,
Но возлюби меня как я тебя,
Чтоб в Царство Божье проползти!..
2003
202. У кого-то есть Бог, кто-то вовремя подсуетился
У кого-то есть Бог, кто-то вовремя подсуетился
И промыл себе мозг столь целебною верой в Него.
А ты шанс упустил, своевременно не потрудился
Вакцинировать Им мозговое свое вещество.
Ты в ковчег не полез, не подставил под воду живую
Свой сосуд костяной, в чем и Бог сам тебе не судья –
Ибо суд Он вершит, далеко не для всех существуя,
А сугубо для тех, кто взалкает Его бытия.
Отчего, почему – не даешь отдохнуть голове ты,
А вопросы в мозгах разъедают их, как купорос.
На вопросы же ты находить не умеешь ответы,
Ты на каждый ответ моментально находишь вопрос.
Ты как голый король, что не сделал в свой срок рокировку.
Ты стоишь на ветру перед бездной, на самом краю.
И нет смысла уже подставлять черепную коробку,
как под водку стакан, под целебного зелья струю...
2003
203. НОСТАЛЬГИЯ
Свободе нравов вопреки, я
Вновь запретил б употреблять
Отдельные слова, такие
как, скажем, "жопа" или "блядь".
Цензуру отменили сдуру,
Но я бы ввел ее опять.
Я вновь бы учредил цензуру
На ту же "жопу" или "блядь".
В приличном обществе нельзя ведь
В беседу с дамой их вставлять.
Не должно сметь и рта раззявить,
Чтоб выговорить "жопа", "блядь"!..
Из словарей пусть исключат их,
Из обращенья чтоб изъять,
Должна в разряде непечатных
Вновь быть как "жопа", так и "блядь"!
Как ни были б сильны соблазны,
Нельзя устои ослаблять.
А коль вы с этим не согласны,
Тогда идите в жопу, блядь!..
2003
204. Америка – великая страна
Америка – великая страна,
Не чуждая здорового расизма.
В ней просто черных слишком до хрена,
Что омрачает радость нарциссизма.
Она быть хочет лучшею страной,
Свой комплекс полноценности лелея,
И счастлива была б любой ценой
Вступить без негров в эру Водолея,
Вступить стерильно белой, словно снег,
И как бы обновленной, моложавой...
Да, но тогда не быть уж ей вовек
Ведущею спортивною державой!
Без негров Штаты были б впереди
Сугубо по ракетам да секс-шопам.
Ведь в спорте-то большом, как ни крути,
Не преуспеть ковбоям беложопым!
Ни бокс, ни баскетбол без негров им,
Ни легкая атлетика не светит.
Они ж по чемпионствам мировым
В Наполеоны в то же время метят!
Вот почему исчез арийский дух
Традиций лучших Линча, Куклуксклана.
Им третье не дано, одно из двух.
А золото спортивное желанно!
2003
205. Не обижайте мудаков
Не обижайте мудаков,
Подобных президенту Бушу,
Хотя мудак и бестолков
И всякий раз садится в лужу.
Грешно высмеивать калек,
Грешно лопату звать лопатой.
Мудак – он тоже человек,
Хоть и весьма мудаковатый.
Дразнить мудилу мудаком –
Бесценные терять мгновенья.
Он в заявлении таком
Сам не усмотрит откровенья.
Не может мудака смутить
Тот скорбный факт, что он мудила.
Он не замедлит вновь смудить,
Что жизнь не раз уж подтвердила.
Не обнажайте ж, господа,
Сарказма колкую рапиру!
Ведь мудаки как никогда
Сейчас необходимы миру.
Они нам безо всяких просьб
Как дар ниспосланы богами.
Без них нам попросту пришлось б
Считать себя лишь мудаками!
2003
206. Перевод из "ГАМЛЕТА"
Быть иль не быть – вот как стоит вопрос.
И что достойней – принимать все беды
Лихой судьбы, стреляющей вразброс,
Иль, взяв оружье, драться до победы,
а проиграв сраженье, умереть,
Уснуть, оставить тщетные потуги,
Коль скоро тем избавлен будешь впредь
И от душевной, и от плотской муки?
То вожделенный, чаемый исход.
Но есть загвоздка в этой ностальгии.
О да, уснуть, сокрывшись от невзгод.
И видеть сны, наверно. Но какие?
Не ведаем мы, строго говоря,
Что суждено узреть в посмертном сне нам,
И оттого всю жизнь страдаем зря,
Расстаться не решаясь с миром бренным.
Кто б стал терпеть жестокость злых времен,
Насилье, гонор высшего сословья,
Бесчинство тех, кто властью наделен,
Закон молчащий, с попранной любовью,
плевелы, что отторгли скромный злак?..
Что в жизни безысходной бы держало,
Когда возможно и несложно так
Найти покой на лезвии кинжала?
Но страх перед неведомой страной,
Откуда возвращенья не бывает,
Пред злом безвестным за чертой земной
Нам выбрать наше зло повелевает.
Так разум в трусов превращает всех,
Врожденную решимость ослабляя,
И замыслы без шансов на успех
Тускнеют, мощь первичную теряя...
2003
207. Ретроспективная пародия на стихотворение Константэна Григорьева "Богомол"
Обколотый юнец в подъезде сладко грезит.
Сбылась моя мечта: вы дали мне, Мадлон.
И вот мы пиво пьем. Куда ж оно в вас лезет?
Я сам бы так не смог – галлон, еще галлон...
Мне дали наконец. И вы мне говорите,
Что я был очень крут. Приятно, хоть пустяк.
Вас, кажется, мутит? А сколь еще открытий
Готовит вам к утру бутылочный "Толстяк"!
Два месяца назад вы "макси" лишь носили,
Куда там до любви в подъезде, в те-то дни!..
Я что-то не врублюсь, ужели пиво в силе
Заставить вас нести такой объем херни?
Как сделать так, чтоб вы заткнулись наконец-то?
Ну что ж, я мудр и пьян, а пьяный мудр стократ.
Я приволок чмыря из глубины подъезда
И показал на вас – мол, угощаю, брат!
Вы замолчали, вы растерянно глядели,
Как шевелится он, рефлексы обретя,
И... дали в морду мне. Ну что вы, в самом деле?
Ведь я же пошутил, ведь он еще дитя!..
Вы встали, чтоб уйти. Я целовал вам груди,
удерживая вас, и думал: “Вуаля...”
И чувствовал глаза, исполненные мути.
То чмырь смотрел на нас, шепча “Вот сука, бля!..”
2003
208. Ретроспективная пародия на стихотворение Андрея Добрынина о некромантии
Сударыня, не надо возражать,
Не поддавайтесь предрассудкам детским!
Я вас не собирался обижать,
Но мне заняться сексом больше не с кем.
Ко мне всегда вы были так добры,
Едва ль с небес ваш дух меня осудит,
Коль ваша плоть объектом для игры,
Для развлеченья маленького будет.
В любви не смыслят люди ни черта,
Таская шлюх то в бани, то на виллы.
Но изощренней нет любви, чем та,
Которой предаются некрофилы.
О, как высокомерен он, ваш труп,
Бесстрастие его почти что грубо!..
Из-под надменно искривленных губ
Два золотых выламываю зуба.
На гнойной плоти вашего лица –
Зловещие скопленья трупных пятен.
Их сексапильный цвет для мудреца,
Для некрофила истого приятен.
Про те событья, что произойдут,
Про все мои любовные проказы
Я умолчу, поставив точку тут –
С тем, чтоб не тратить времени на фразы...
2003
209. ИЗДЕРЖКИ ФЕМИНИЗМА
Америка уже достала всех,
Подобно жирной, впавшей в климакс дуре.
Она больна маразмом, как генсек,
Выказывает склонность к диктатуре.
Из-за нее, мерзавки, ни шиша
Не наблюдаем мира на земле мы.
А все по той причине лишь, что в США
Усугубились с бабами проблемы.
Там нынче баб чревато охмурять,
У них сегодня с бабами там строго.
Сегодня в США любая блядь
Чуть что ведет себя как недотрога.
Она теперь мужчине под шлепок
Нарочно подставляет ягодицу,
Но с той лишь целью, чтоб мужик не мог
Всю жизнь за это с нею расплатиться.
Она в борьбе за женские права
Отпраздновала полную победу,
Но зажралась. И в наши дни едва
не каждой прописать пора диету.
Давно не тянут бабы на венер
В стране машин и разных ноу-хау.
Причем, толстуха наша, например,
В сравненьи с ихней – узница Дахау.
И вместе с тем касаться ихних баб
Опасней, чем касаться динамита,
Чего бы не произошло, когда б
Была не столь слепою их Фемида.
Таких не домогаются нигде,
Ни по весне, ни по великой пьянке.
И факт сей не использовать в суде
Способны разве что тупые янки.
Мораль же этой басни такова:
Где баба чересчур преуспевает
В борьбе за мнимые свои права,
Там дух национальный загнивает.
Там, где давно пора вводить ислам
В порядке срочной чрезвычайной меры,
Самцы уподобляются козлам,
Вынашивая глупые химеры.
А где приход таков, там поп таков,
Там слышен голос разума все глуше,
И каждый раз все больших мудаков
Единогласно избирают в Буши.
2004
210. Не надо ближнего судить
Не надо ближнего судить,
Он по своей идет стезе.
Ему нельзя за это мстить,
Он просто не такой, как все.
Пусть в нем не более добра,
Чем в бешеном, к примеру, псе,
Пусть в морду дать ему пора –
Он просто не такой, как все!
Пусть он кого-нибудь убил,
Представ во всей своей красе,
Пусть он скотина и дебил –
Он просто не такой, как все!
Давно сидит на психе псих
В российской средней полосе...
Приятно, что так много их,
Таких вот не таких, как все!
2004
211. На Руси любой почетен труд
На Руси любой почетен труд –
И сельскохозяйственный, и ратный,
И во глубине сибирских руд,
И панельный даже, и эстрадный;
Хорошо метлой асфальт мести
Или же разносчиком быть пиццы,
Но в особой быть должно чести
Ремесло наемного убийцы.
Для меня опасен он едва ль,
Ибо длинный доллар мной не нажит.
Всякую безденежную шваль
Профессионалу не закажут.
Киллер экономит свой свинец
Для отстрела депутатов лживых,
Что страну разграбили вконец,
Для бандюг, для бизнесменов жирных.
Он – национальный наш герой,
И поем хвалу его труду мы
Там, где кое-где у нас порой
Кто-то мочит депутата Думы.
Как-никак, отрадно сознавать,
Что мы ходим все-таки под Богом
И что у народа воровать
Хоть кому-то, но выходит боком!
2004
212. Очень скоро я стану, похоже
Очень скоро я стану, похоже,
Представителем секс-меньшинства...
Нет, превратно (храни меня Боже)
Вы мои не толкуйте слова!
Просто в свете тревожных тенденций,
Расплодясь ни с того ни с сего,
Всевозможных мастей извращенцы
Превращаются в секс-большинство.
Нам деваться уж некуда просто
От экспансии этих козлин.
Как плодятся они, вот вопрос-то,
Не простым же делением, блин!..
Нет лекарства от этой заразы,
Мы, увы, безнадежно больны –
Если правят страной пидорасы,
То чего ожидать от страны?
2004
213. Приятно видеть православный крест
Приятно видеть православный крест
На бычьей шее русского бандита,
Висящий, словно ордер на арест.
Бандит сегодня – христианин, типа.
И на бандюг, отметив этот штрих,
Смотрю уже отнюдь не свысока я:
Сколь тонко чувство юмора у них!
Причем, самоирония какая!
Когда-то наш бандит несладко жил,
В гоненьях пребывая постоянных.
Реакционный брежневский режим
Преследовал, как ранних христиан, их.
Не мог легальный рэкет процветать,
конечно, при раскладе при таком бы.
В "малину" приходилось залегать,
Как первым христианам в катакомбы.
Но грянул социальный катаклизм,
И, рык издавши радостно-звериный,
Как христианство в Риме, бандитизм
У нас стал государственной доктриной.
И, ключевые все заняв посты
От Питера до Пензы и Ростова,
Повыряжались бандюки в кресты,
Явив, в натуре, воинство Христово.
Спешит недаром деньги вымогать
То здесь, то там бандюг крещеных рота.
Не должен христианин потакать
Стяжательским наклонностям народа!
А так как труд у вора не в чести,
Им прокормиться больше просто нечем.
А заповеди трудно соблюсти,
Когда не мир дано нести, но меч им.
В конце концов, их помыслы чисты,
Когда с ножом они подходят сбоку.
В конце концов, на них висят кресты,
А стало быть, они стремятся к Богу!
А стало быть, раскаются. В слезах.
И отрекутся от себя от прежних.
Никто не ценен так на небесах,
мы знаем, как раскаявшийся грешник!
2004
214. Плохих людей не следует судить
Плохих людей не следует судить,
То, что они плохие, – их несчастье.
Логичней как врагов их возлюбить,
Выказывая жалость и участье.
Их слух воспринимает звон монет,
Они живут, но хлебом лишь единым,
А слуха к Слову Божьему в них нет,
Полет души неведом им, кретинам.
Они собой являют низший сорт,
И в мире-то они возникли нашем
Сугубо потому, что на аборт
Не дали денег пьяным их мамашам.
Они росли в трущобах, без отца,
Что вкупе с социальным окруженьем
Весьма ожесточило их сердца,
Привыкшие к обидам и лишеньям.
И следует жалеть их посему,
Хоть жалость унижает человека.
Звезда должна не ненавидеть тьму,
Но свет свой привносить в нее, как Вега…
Во власти прогрессивных тех идей
Я пребывал на кафеле сортира,
Пинаемый ботинками людей,
Лишенных нравственного ори(е)нтира.
Навешать мне по морде смачных плюх
Замыслила уродов этих пара
И тем очаровать каких-то шлюх,
Сидевших в полусумраке пивбара.
Священнодейство с полминуты шло
С большим ущербом моему здоровью.
Я, встав на четвереньки тяжело,
Блевал зубами вперемешку с кровью.
“Несчастные, – я мысленно сказал, –
Когда б вы знали, как я вас жалею!..” –
Пока те возвращались к шлюхам в зал,
Униженные жалостью моею.
2004
215. О смысле своего существованья
О смысле своего существованья
Имею глупость размышлять и я.
Так в чем же, блин, оно, мое призванье,
В материальных рамках бытия?
Наверное, не водка и не бабы.
Ах, если б только собственной рукой
Я лично сотворил себя! Тогда бы
Я знал, возможно, и на хрен на кой.
Но так как, озабоченный ответом,
Не сам я произвел себя на свет,
Зачем я существую в мире этом,
Как не было ответа, так и нет.
Нет, я имею осознанье цели –
Стать олигархом, в ситец и парчу
упаковаться, но на самом деле
Я знаю лишь, чего я сам хочу,
и то не факт… А в суть вещей вникая,
Предвижу, беспокойства не тая,
Что вряд ли совпадает цель такая
С той тайной целью, с коей создан я.
Она вполне возвышенной быть может,
Какой-то абсолют в себе храня,
Но настораживает и тревожит,
Что эту цель скрывают от меня.
Мне суррогат подсовывают, чтобы,
Как мотылек, летящий на фонарь,
Свои я направлял послушно стопы
На некий мне неведомый алтарь.
Цель зримая является уловкой.
Меня, чтоб я доволен был вполне,
Ей завлекают, как осла морковкой,
Туда, куда не надо лично мне.
2004
216. Наверное, я все-таки дурак
Наверное, я все-таки дурак
И на одну извилину хромаю,
Но что такое однополый брак,
Хоть тресни, до сих пор не понимаю.
И я прошу: не надо, господа,
Мозг промывать народонаселенью,
Поскольку брак является всегда
Двуполым просто по определенью.
Друзья живут в любви, и это плюс,
Однако, пусть я даже и не враг им,
Как ни был бы прекрасен их союз,
Он назван быть никак не может браком.
Влеченье сексуальное одно
Достаточным не служит основаньем,
Иначе до абсурда суждено
Дойти, манипулируя названьем.
Допустим, предрассудков лишены,
Мы станем регистрировать, к тому же,
Мужчину как бы в качестве жены,
А бабу, соответственно, как мужа.
Но как же быть тогда с правами тех,
Чьи предпочтенья в сексуальной сфере,
В контексте эротических утех, –
Собаки, козы и другие звери?
Чем хуже немец или англосакс
Иль сибиряк какой-нибудь суровый,
Который просит вдруг, явившись в загс,
Его зарегистрировать с коровой?
А если кто-то любит сам себя
И, делая себе же предложенье
как честный человек, не прочь, любя,
С самим собой оформить отношенья?
Тогда достигнут будет высший пик.
Идеи плюрализма, как микробы,
Заводят, кстати, уж давно в тупик
Аборигенов Западной Европы.
Мир плавно погружается во мрак,
И Бог не в состоянии помочь нам,
Где мы обогащаем термин “брак”
Лексическим значением побочным.
И мы, к чему вся, собственно, и речь,
Поэтому должны, на всякий случай,
В отличие от Запада, беречь
Наш лексикон великий и могучий!
2004
217. Посмеяться над собой
Посмеяться над собой
Не умея сроду,
Отпустил я в адрес свой
Едкую остроту
И заржал мощней коня
Над самим собою,
Чем задел-таки меня
крепко за живое.
Проняла меня всерьез
Моя шутка злая,
И обиделся до слез
На себя-козла я.
Я надулся как индюк
С мрачностью тупою,
И тогда мне стало вдруг
Стыдно пред собою.
Дурень, черт меня возьми,
Никакого такта!
А с хорошими людьми
Разве можно так-то?..
И, снедаемый стыдом
За свою бестактность,
Я сказал: ”Пардон, пардон.
Ладно, я дурак пусть.
Я дурак, я бестолков,
Ляпнул глупость, каюсь.
Черт со мной. На дураков
Я не обижаюсь…”
2005
218. Как печально, депутаты
Как печально, депутаты,
Что вас матом кроют всласть,
Вы ж не сами виноваты,
Что приходите во власть!
Все живое отторгает
Шлаки из своей среды,
Плотность каковых бывает
Ниже плотности воды.
Возмущаться нет резона,
Просто помните одно:
Все, что ценно и весомо,
Опускается на дно.
В том и кроются все беды,
Что лишь вы так, без труда,
По закону Архимеда
Вверх всплываете всегда!
2005
219. Нет плохих народов, в чем не раз
Нет плохих народов, в чем не раз
Убедит любой обществовед нас.
Есть отдельно взятый (представитель масс),
Свой дискредитирующий этнос.
Только разделять не склонен я
Пафоса таких вероучений.
Иногда как раз народ свинья,
Пусть не без счастливых исключений.
Я не верю в штампы и клише,
От бесплодных диспутов вдали став,
Да и как-то мне не по душе
Путь национал-социалистов,
Но избавьте от высоких фраз,
Разной чистоты бывают расы!
Есть отдельно взятый (представитель масс),
Есть, увы, народы – (где их массы).
2005
220. Народ наш то правительство имеет
Народ наш то правительство имеет,
Которого заслуживает лишь.
Но сам народ того не разумеет,
А от него себя не отделишь.
Народ мой туп, что крайне неприятно,
Преобладает в нем жулье и пьянь,
И своего правительства он явно
Достоин, под каким углом ни глянь.
Но лично я за что так обездолен?
За что мне столь фатальное родство?
Я лучшего правительства достоин!
Как, впрочем, и народа самого...
2005
221. Вот на себе ловлю я чей-то взгляд
Вот на себе ловлю я чей-то взгляд
И тут же оборачиваюсь резко.
То на меня из зеркала глядят
Мои глаза, исполненные блеска.
Бездонные, как бочка Данаид,
Они мигают веками уныло.
Какая в них задумчивость стоит,
Какая скорбь вселенская застыла!
Всех высших истин свет в себе храня,
Рожденных в муках, а не в праздном споре,
Они глядят так странно на меня
С какой-то кроткой нежностью во взоре!
И я шепчу, налив еще стакан
Сорокоградусного реагента:
“Нет, этот мир не так уж и поган,
Когда ты знаешь, что любим хоть кем-то!..”
2005
222. Вот в воскресенье вновь голосовать
Вот в воскресенье вновь голосовать
Меня повсюду призывают бурно
И бюллетень заполненный совать
В большую избирательную урну.
А я женат, и, в выходной свой день
Режим блюдя постельный и тепличный,
Не склонен как-то в урну бюллетень
Совать во имя сволочи различной.
Зачем мне ради этого вставать
И нарушать свой биоритм амурный?
Мне, слава Богу, есть чего совать,
А главное, куда, – помимо урны…
2005
223. THE WINNER TAKES IT ALL
Рвущихся во власть уродов – море,
А берет ее из ста один.
Вот, формально с оппонентом споря,
Жаждет власти некий господин.
Развлекать народ на этой сцене –
Тяжкий и неблагодарный труд.
Лишь один придет к заветной цели,
Остальные как бы отомрут.
И нелепо с видом напряженным
Размышлять, кому мандат вручить,
Ибо глазом невооруженным
Друг от друга их не отличить.
Так же, в общем двигаясь потоке,
Всяк сперматозоид тупо прет
К жирной яйцеклетке, а в итоге
Только кто-то вырвется вперед.
Он не выделяется из массы,
Все там одинаковы они,
И решат исход конечной фазы
Факторы случайности одни.
Жизнь прекрасна, друг мой. Не спеши же
Посещать предвыборный бордель!
Ты сперматозоид в мутной жиже
Лучше вспомни просто как модель.
Предаваться ль нам забаве глупой
Бюллетень крестами помечать?
Смысла в том не больше, чем под лупой
Семенную жидкость изучать…
2005
224. Я призван защищать страну
Я призван защищать страну,
Мы так играли в раннем детстве.
Меня послали на войну,
В амфитеатр военных действий.
В жару, в туман, в пургу, в грозу
Я пушечным являюсь тестом.
Вот снова под дождем ползу,
Взбивая грязь причинным местом.
Я здесь недолго протяну,
Но возмущаться смысла мало.
Сам виноват: ведь на войну
Меня правительство послало!
Я им поставлен под ружье,
Но не оно тому виною:
Правительство-то ведь мое,
Заслуженное то есть мною!
Я под ружье поставлен им,
И я заслуженно страдаю,
Раз заслужил его, иным
Правительством не обладая.
2005
225. Я добрый или злой? – вот в чем вопрос-то
Я добрый или злой? – вот в чем вопрос-то,
Похлеще Гордиевого узла!
Конечно, добрый!.. Но не так все просто.
Так, например, я злу желаю зла.
Пусть не добра, а зла я злу желаю,
Желаю-то я зла, а не добра!
И доброта моя, выходит, – злая,
И сей прискорбный факт признать пора!
Но, в то же время, не добру, а злу я
желаю зла, а значит, злость моя
не зла, сугубо зла для зла взыскуя
и доброты тем самым не тая!
Исполнен зла наш мир несовершенный,
И злы в нем те, кому не повезло.
Я – добр и лишь по доброте душевной
Вокруг себя распространяю зло.
2005
226. Как в этом мире жизненные блага
Как в этом мире жизненные блага
Несправедливо распределены!
У одного – такой большой, собака!
А у меня такой смешной длины…
Вот депутат, а вот другой бездельник –
За что так благосклонна к ним судьба?
А у меня ни связей нет, ни денег,
Ни пухленькой рабыни, ни раба.
Один без сантиментов без излишних
Успешно может воровать, ловчить,
Другой силен и бьет по морде ближних,
Я ж опасаюсь сдачи получить.
Иной везунчик, например, владеет
Искусством женщин силой брать и власть,
Иной же банки силой брать умеет,
А я труслив. Боюсь в тюрьму попасть.
Одни крадут, насилуют, взрывают,
И суд любой купить им по плечу…
И так обидно на душе бывает –
Черт побери, я тоже ведь хочу!..
2005
227. ИЗ ФУТБОЛЬНОГО ЦИКЛА ЕВРО – 2004
Никак я в толк чего-то не возьму,
Ну, всем была команда хороша!
Но вновь Россия канула во тьму,
И вновь скорбим мы, водочку глуша.
Опять нас потопили, как Му-Му,
Нам не оставив шансов ни шиша.
Наверное, причиною тому –
Загадочная русская душа.
По целой совокупности причин
Мы пожинаем горькие плоды,
Хоть век на голове теши нам кол.
Нет, мы недаром в заднице торчим,
В России, как известно, три беды,
И третья, к сожалению, – футбол.
2004
230. Футбол – прерогатива низших рас
Футбол – прерогатива низших рас,
Я никакой трагедии не вижу.
Пускай в него играет Гондурас,
Бразилия, Британия и иже.
Что за игра, ей-Богу? Смех один!
Какая-то мужская групповуха.
К тому же, все, чем жив простолюдин,
Должно претить аристократу духа.
Пусть немец иль француз какой-нибудь
Гоняется за мячиком на поле.
А у России – свой, особый путь,
А счастье – не в деньгах и не в футболе!
2005
231. В споре мысль сыра и однобока
В споре мысль сыра и однобока,
Часто рвется рассуждений нить,
В споре не должно быть слишком много
спорящих, чтоб истину родить.
Их должно быть максимум ну, трое,
Так, чтоб не встревал любой кретин,
Даже предпочтительней порою –
двое, в идеале же – один…
2005
232. Правительство вновь олигарха поймало
Правительство вновь олигарха поймало,
В нечестности гада сумев уличить,
И, в силу того, что он хапнул немало,
С намереньем твердым его замочить.
В народе же нашем, который хотя и
Не очень-то склонен ворюгу прощать,
Нашлись-таки вдруг либералы-слюнтяи,
Начавшие рьяно его защищать.
Вы вдумайтесь, неблагодарность какая!
Буржуй, своего же сажая в тюрьму,
Капризам народа любым потакая,
Фактически жертву приносит ему!
Средства уж большие потрачены, кстати,
Возбуждено дело в десятках томов,
И где благодарность людей в результате?
Напротив, мы видим броженье умов!
Пошли разговорчики, кои от века
Шатания вносят в мозги и разброд –
На тему незыблемых прав человека
И прочих священных гражданских свобод.
Набраться легко либеральной-то дури,
Но, братцы, простите, так тоже нельзя!
Для вас же стараются в прокуратуре,
Подобных себе на алтарь принося!
Для вас же, придурков, по счету большому,
Транслируют в ящик добра торжество,
Дают, пусть без хлеба, но все-таки шоу,
И образ врага, что насущней всего!
В итоге народ не возьмется от скуки
За ржавый топор по пути из пивной;
И овцы все сыты, и целы все суки,
Ну, разве что за исключеньем одной.
Так пусть уж народ, развалясь на диванах,
Внимает спецвыпускам спецновостей
И истину ищет в граненых стаканах
Под тосты лояльные в адрес властей!
2005
233. Как славно пить с собой наедине
Как славно пить с собой наедине,
Какое это умиротворенье –
Потягивать водяру в тишине,
С природой ощущая единенье!
И не нужны болтливые друзья,
Что чуют запах из квартир соседних.
Грамм триста пятьдесят принявший я –
И сам себе прекрасный собеседник.
С собой часами можно говорить,
Задавшись темой, в принципе, любою.
И морду спьяну некому мне бить,
Так как во всем согласен я с собою.
Пусть я членоразделен не вполне
И в монологах много белых пятен –
Неважно. Уж кому-кому, а мне
Без слов ход мыслей собственных понятен.
И истин в водке отыщу я тьму,
Ища наедине с самим собой же,
А главное, что водки одному
Достанется мне в несколько раз больше…
2005
234. Я уважаю мысль как таковую
Я уважаю мысль как таковую,
Я мыслью, по Декарту, существую,
Но средств к существованию она
Мне не дает, зараза, ни хрена.
Лишенное же средств существование –
Так, видимость одна, одно названье,
И, как реален ни был бы мой стих,
Я существую в мыслях лишь своих…
2005
235. Как хорошо работать в зоопарке
Как хорошо работать в зоопарке,
Людишкам дав разглядывать себя,
Сквозь прутья клетки принимать подарки,
На бис прилюдно пенис теребя!
Не по законам джунглей жить суровым,
В различных жутких уголках земли,
А быть снабженным и жратвой, и кровом,
От саблезубых хищников вдали!
Как славно быть работником эстрады,
Которому, чтоб вдоволь есть и пить,
В отличие от нас, всего-то надо
Публично микрофон потеребить!..
2005
236. Зачем эстрадник держит микрофон?
Зачем эстрадник держит микрофон?
Что взял он за дурацкую манеру?
Ведь видно всем, что этот мудозвон
Работает, козлина, под фанеру!
Без фонограммы просто ни черта
не выйдет у него, у педераста.
Так лучше бы уж член держал у рта,
Что было б символичнее гораздо…
2005
237. В Монголии однажды монумент
В Монголии однажды монумент
Воздвигли Чингисхану-душегубу,
Себе желая сделать комплимент,
Столь рукотворный и простой сугубо.
Что делать, если нечем больше им
В контексте историческом гордиться?
В конце концов, Монголия – не Рим,
Ей и Батый, и Чингисхан сгодится.
Монгол сейчас не тот, конечно, но
Он в прошлом нас топтал как турок серба,
И я считаю, что назрел давно
Вопрос о возмещении ущерба.
А что? Освободившись от узды,
Все малые народы взяли моду
Пытаться получить от русских мзды,
Как только мы вернули им свободу.
Да, малый этнос нынче осмелел,
Но если уж в Монголии какой-то
чтят Чингисхана, нам сам Бог велел
С них стребовать должок под дулом кольта.
С монголов, правда, много нам не взять,
С япошек бы, не в тугриках, а в йенах...
Зато они, поганцы, будут знать,
Как чествовать преступников военных!
Пора бы и России наконец
Немного погоняться за наживой.
У них там, кстати, до хрена овец,
Вот и возьмем хоть клок с овцы паршивой!
2005
238. Нельзя бандитов истреблять
Нельзя бандитов истреблять,
В них есть нужда как в санитарах.
Их назначенье – избавлять
От особей больных и старых.
Бандит не монстр и не злодей,
Он – слой навоза в огороде,
Чтоб популяция людей
Не вымерла как вид в природе.
Нас многих истребить пора,
Коль скоро требуется жертва.
Одних – посредством топора,
Других – воруя из бюджета.
Бандюга – человеку друг,
Во всяком случае как виду.
Он есть спасательный наш круг
От эпидемий пьянства, спида.
Он нас спасать всегда готов,
И важно, чтоб работал план сей,
Держать бандитов и ментов
В экологическом балансе…
2005
239. Я размышлял и раньше: почему же
Я размышлял и раньше: почему же,
Ишача на Отечество свое,
Живу я с каждым годом только хуже –
То водка дорожает, то жилье?
В ответ круги твердили деловые,
Что ничего нельзя поделать тут,
Пока на нефть расценки мировые
Хотя бы раза в два не подрастут.
Россия, дескать, – сырьевой придаток,
И у нее на нефть надежда вся.
А как надежде сбыться-то, когда так
снижают цены, рост наш тормозя?
Но вот цена на нефть войти сумела,
подобно Солнцу, чуть ли не в зенит.
Моя страна жиры тотчас наела,
Особенно в лице отдельных гнид.
Но, не являясь той отдельной гнидой,
Я, свой гоняя ветхий лимузин,
российскими дорогами побитый,
Работать стал сугубо на бензин.
И все теперь под топливным предлогом,
То ЖКХ, то спекулянтов рать,
Своим гражданским полагают долгом
За все что можно втридорога драть.
Страна ж моя цветет и к звездам рвется,
И ныне стало очевидно мне,
Что чем сытней стране моей живется,
Тем мне хреновей жить в моей стране.
2005
240. В России все темно и бестолково
В России все темно и бестолково,
Все русские – пьянчуги и ворье,
А что вот, скажем, в Бельгии такого,
Что вызывало б гордость за нее?
Там штаб-квартира НАТО вкупе с Евро-
парламентом, с мальчишкой наряду,
Образчиком скульптурного шедевра,
Нацелившим на мир свою елду;
Там пидоры в законе, впрочем, как и
в Голландии, где блядство – не порок
совместно с наркотой, за что Гаага
продажная едва ль назначит срок.
А Латвия-фашистка, чья Госдума –
Рассадник педофилов и козлов?
А Польша, что в любую позу тупо
Пред Штатами встает без лишних слов?
Не вызывает уваженья это,
Храни Господь нас от таких друзей!
Тогда как мы и в области балета
Как прежде впереди планеты всей,
И в космос мы по-прежнему летаем
сквозь тернии, в отличие от них,
И ядерным оружьем обладаем,
У нас поэтов сколько вон одних!
Духовностью, нам издревле присущей,
Как ни крути, мы славимся не зря,
На коем фоне ихний мальчик ссущий
Не смотрится, по правде говоря…
2005
241. Завидую тебе, читатель мой
Завидую тебе, читатель мой,
Купивший том стихов моих нетленных.
Сейчас ты принесешь его домой
И позабудешь о земных проблемах.
Тебе-то хорошо, тебе-то есть
что почитать за мзду, смешную даже!
Тогда как я могу лишь водки съесть
На гонорар, полученный с продажи.
Твой дух, обогатившись, воспарит,
Любуясь мудрых мыслей пируэтом,
Я ж буду пить, прокурен и небрит,
Духовно деградируя при этом…
2005
242. Сожалений во мне неспроста нет
Сожалений во мне неспроста нет,
Что умру я такого-то дня –
Не меня в этом мире не станет,
А не станет его для меня.
Не меня вдруг не станет на свете,
Нет, любви не питая к нему,
Это я утоплю его в Лете,
Как Герасим собачку Му-Му.
Я ему в человеческом плане
Сострадаю порой как врагу,
Но ничем, при моем всем желаньи,
Я помочь тут ему не смогу…
2006
243. И что я все дергаюсь как неврастеник
И что я все дергаюсь как неврастеник,
Сугубо себя самого в том виня,
Что не нахожу, понимаешь ли, денег?
Не я их – они не находят меня!
Зачем до седьмого искать мне их пота?
Хрустя, зеленея, блестя и звеня,
Они существуют, но лишь для кого-то,
Так, будто бы не существует меня.
И ищут они не меня, а кого-то,
Упорно держась от меня в стороне.
Люблю их, видать, недостаточно, вот и
они отвечают взаимностью мне…
2005
244. ПОДРАЖАНИЕ БЕРНСУ
Каплями покрывшись пота,
Дженни в Рождество
Ощутила вдруг, как кто-то
Стал ее того.
Страшно сделалось девчонке,
Рядом – ни души!
Кто же ей задрал юбчонки
В спаленке в тиши?
Дженни наклонилась ниже
И решила: что ж,
Если я кого не вижу,
Что с него возьмешь?
И какое нам-то дело,
Если в Рождество
Не имеет кто-то тела,
Раз он нас того?
2002
245. ПОДРАЖАНИЕ ПУШКИНУ
Я вас растлил. И этот факт, быть может,
Вам по душе пришелся не совсем.
Но пусть не слишком это вас тревожит –
У вас не будет впредь таких проблем.
Я вас растлил. Я был неправ, конечно,
Но я был так желанием томим!..
Я вас растлил. Но сделал это нежно,
В чем повезло вам больше, чем другим!
1996
246. Нечестно вещают рекламу
Нечестно вещают рекламу
Кладущие доллар в карман.
Нам грузят в мозги фонограмму,
А это, простите, обман.
Заставить бы всех персонажей
Вживую их бред исполнять,
Затем что страдания наши
Пора на кресте им принять.
В прямом бы эфире сугубо
Обречь на сизифов их труд,
Заставить бы чистить их зубы,
Пока в порошок не сотрут;
Пусть честно, без всякой халтуры,
И каждые десять минут
Меняют прокладки те дуры
И сами их в мыслях клянут;
Пусть рыло "Жилеттом" побреет
мужик раз так сорок на дню
И средствами от диареи
Свое ограничит меню;
Пусть он, как и я, постоянно
страдает, паршивый койот;
Пусть "Спрайтом" ужрется и спьяну
Весь в студии пол заблюет...
Но только такая лояльность
продукту меня убедит,
И я усмотрю актуальность
Купить его даже в кредит.
2002
247. Твой накрашенный ротик пыхтел, изрыгая
Твой накрашенный ротик пыхтел, изрыгая
Обобщения в адрес мой, злобно шипя.
– Стоп, достаточно. Снято. Прости, дорогая… –
Я прервал и в нокаут отправил тебя.
И пока ты обдумать свое поведенье
Получала возможность, застыв на полу,
Я, почувствовав мощный прилив вдохновенья,
С авторучкой вприпрыжку метнулся к столу.
– Вот и умница! – хрюкнул я сыто, закончив. –
Хорошо, что в тебе доминирует зло.
Не была бы ты стервой такою, мой пончик,
Где б я тему брал? Нет, мне с тобой повезло.
Нет конфликта – нет темы, мой персик. Уж это
вне сомнений. Искусству как воздух порок
просто необходим. Иль не будет сюжета.
Так какой мне, скажи, от идиллии прок?
Ты, надеюсь, едва ль расседлать соизволишь
Своего, столь любимого мною, коня?
Помни – муза моя ты по мере того лишь,
Как давать тебе в глаз вынуждаешь меня!
2000
248. Не колись, наркоман, героином
Не колись, наркоман, героином,
Не вдыхай анашу, наркоман.
Тем пристрастьем, отнюдь не невинным,
Поощряешь ты злой Талибан.
Есть такое движенье в Афгане,
Их в Афгане несметная рать,
У которых хреново с деньгами,
Потому что им в падлу пахать.
Бородатые дядьки талибы
Наркотою живут искони.
Их промышленность в заднице, ибо
Разрушать лишь умеют они;
Их заточены руки под хрен лишь
И под то, чтоб держать автомат,
И пока ты под дозою дремлешь,
Замышляют они газават.
А все средства у них, понимаешь, –
От продажи тебе наркоты.
Ты экспансии их потакаешь,
Финансируешь как бы их ты.
Ты ширяешься, чем неуклонно
Обретаешь Иуды клеймо;
Ты являешься пятой колонной,
Пожирая все это дерьмо.
А талибы мохнатые, кстати,
Обращают насильно в ислам,
И камнями всех баб закидать им
Не составит усилий, козлам.
Помогают они чеченегу
На твои, между прочим, шиши
И тебя же паломничать в Мекку
Привлекут за пучок анаши.
А когда ты (не надо смеяться!)
Героинчику слямзишь у них,
Отсекут тебе руки и яйца,
Как Кораном предписано их.
Так что сунь себе в анус идею
О свободе торчать на игле.
Ты привычкою вредной своею
Отрицаешь сам мир на земле.
И хотя ты присягой не связан,
Хоть Отчизна тебе до балды,
Гражданином быть все же обязан
Не в последнюю очередь ты.
Воздержись же, порви паутину,
Ненадолго, ну скажем, на год,
И ты сдохнешь не лишь как скотина,
Но немножко и как патриот!
2000
249. Зрелище женщины радует взгляд
Зрелище женщины радует взгляд,
(Что для мужчины является нормой),
Теша как волка семь нежных козлят
Как содержаньем своим, так и формой.
Кто-то усмотрит фигурку Бардо,
Женщиной, скажем, любуясь в трамвае,
Кто на сеансе стриптиза, а кто
В мыслях ее без проблем раздевая;
Кто-то любитель пройтись по Тверской,
Кто-то – подглядывать в женские бани,
Свесивши с крыши с напрасной тоской
Вжатый в стекло пятачок свой кабаний.
Я же изысканней как нимфоман.
Зрелище женщины той, что читает
Так называемый женский роман, –
Вот что конкретно меня возбуждает.
В чтиве том все – океаны огня,
Сопли, порнуха, в очах поволока,
И вся подобного рода фигня
С первых страниц до страниц эпилога.
Спектр непрерывный всех чувств отражен
В женщине, этот читающей опус,
Что, безусловно, полезен для жен,
Светлый мужской культивируя образ.
Если душа у подруги поет
там, где во имя прекрасного Ганса
Злому Родригесу вновь не дает
гордая Мэри, так скажем, ни шанса;
Если подруга пустила слезу,
Пусть даже ты у ней сотый лишь номер,
Коль ковырять прекратила в носу,
Знай – на прелюдии ты сэкономил.
Пусть ты лишь рак на безрыбье, плевать,
В этот момент ей и карлик сгодится.
Быстро вали ее, стерву, в кровать,
Все тебе в данном контексте простится.
Так воздадим же мы должное сей
книге, взывающей к душам ранимым,
Будь ее автор Джоанной Линдсей
Иль дядей Васей с иным псевдонимом!
2000
250. КРОКОДИЛИАДА
Мы тет-а-тет сидели – вы и я –
Во мраморной роскошной вашей ванне.
Я говорил про дальние края,
Про годы, проведенные в Ботсване.
Вы вздрогнули вдруг и произнесли,
Взволнованно качнувши бюстом хилым:
– Ужели, сударь, вы и впрямь могли
Купаться в водоеме с крокодилом?
Я усмехнулся и ответил вам,
Пустивши дым сигарный по спирали:
– Купаюсь же, как видите, мадам...
Через секунду вы меня сожрали.
1997
251. Если ты килограмма фанеры тупей
Если ты килограмма фанеры тупей,
если хил и труслив как паршивый койот,
если в силу убогости общей твоей
никакая из женщин тебе не дает;
если женщина, злобно кусаясь, грубя,
не пускает, мерзавка, себя пригубить,
но, напротив, едва лишь увидит тебя,
сразу пояс Гимена спешит нацепить
(а тебе так охота тепла и любви),
то ее очаровывать – номер пустой,
ты на жалость ей, стерве такой, надави,
расскажи, как с младенчества рос сиротой
и как начал с прилавков таскать шоколад,
в результате чего был посажен в острог,
где тебя обижали как стар, так и млад
вплоть до дня, по который мотал ты свой срок;
как тебя все не любят и, хуже того,
не желают под пытками даже любить,
расскажи, что ты бедное столь существо,
что и уличной девки не можешь купить,
и что не оскудеет дающей рука
и про малость размеров своих ей напой,
и она зарыдает тут наверняка
и, рыдая, сама овладеет тобой.
2001
252. Я был душою чист вполне
Я был душою чист вполне
И вашего не жаждал тела,
Но сволочь, что жила во мне,
Во всех аспектах вас хотела.
Она-то к вам и подошла,
Ногами завладев моими,
И ртом моим произнесла:
– Скажите "да" Христа во имя!..
Усильем мышцы лицевой
Стерев чужих страстей печать, я
Мотнул нервозно головой
И рявкнул вслух: – Молчать, исчадье!
Вы, что-то говорить начав,
Уста захлопнули в смятеньи;
Ваш лик, красив и величав,
Подернулся испуга тенью.
– Что-что? – спросили вы, ушам
своим с трудом немалым веря.
– Простите, это я не вам, –
Я улыбнулся, пятясь к двери.
Но гад во мне шепнул: "Стоять!"
И, множа ваше изумленье,
На вас повел меня опять,
Наполнив взор мой вожделеньем.
– О, нет!!! – эмоций не тая,
Вы взвизгнули на всю квартиру.
– Зарежу! – обратился я
К бесчинствовавшему сатиру
и вынул нож, чтоб заколоть
Вас вожделевшего злодея,
Пусть в жертву собственную плоть
Сей светлой принеся идее.
Увидев нож в моей руке,
Вы сделались бледнее стали
И в черной иссиня тоске
Поспешно раздеваться стали.
Тотчас с ретивостью коня
Та тварь во мне метнулась резко
И бросила на вас меня,
Бюстгалтер ваш срывая с треском.
Я помешать бессилен был,
Мне ждать осталось лишь, покуда
Не израсходует весь пыл
Во мне восставшая паскуда.
И молвил я ему, хрипя,
Над вами псом нависши гончим:
– Я все равно убью тебя...
Чуть погодя... Когда закончим...
2001
253. В кругу мужского коллектива
В кругу мужского коллектива,
Как всем известно с давних пор,
Рекомендуется под пиво
Мужской о бабах разговор.
Он содержательностью, правда,
Не блещет никогда почти,
Но он сам по себе отрада
Земного нашего пути.
Что любят мужики? Спросив их,
Услышим мы одно в ответ:
Все как-то любят баб красивых,
А некрасивых – как-то нет.
И тут о вкусах споры редки,
И даже там, где предпочтет
Блондинку кто-нибудь брюнетке,
Брюнетка тоже подойдет –
опять же, будучи красивой,
А также граций трех стройней,
И всяк со всей мужскою силой
Поужинал бы вместе с ней.
Всяк поделиться рад с друзьями
Тем, что проделать с ней не прочь,
Когда в Париже иль в Майами
Она ему предложит ночь;
Всяк как охотник на привале
Признаться будет всем горазд,
Как осчастливил он едва ли
не Шэрон Стоун как-то раз;
Всяк даст другим рецепт хороший,
Как покорить ее притом –
Обрюзгшею сугубо рожей
И жирным, в складках, животом.
2001
254. ЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ
Не будь идиоткой. Отнюдь не за глазки
иль бюст твой тебя содержу я, змею,
И не за твои неуклюжие ласки,
Но, ты не поверишь, за карму твою.
Сейчас ты лишь глупая телка мясная,
Но в будущей жизни ты станешь иной –
Ты там Клеопатрой родишься, я знаю,
Субстанцией чувствую это спинной.
И мне, дуралею, самцу, пустобреху,
По смерти грядут измененья в судьбе.
Вот я и держусь за тебя, за дуреху,
Антонием стать чтоб тогда при тебе.
Когда я родюсь им... рожусь им... Короче,
меня им родят (лет две тыщи назад),
Тогда-то вкушу я египетской ночи,
Допущенный в твой огород... то есть в сад.
Я, римлянин гордый, Антоний-патриций,
Сенат и Империю на фиг послав,
Примусь наслаждаться тобой как царицей –
Египта, а также телесных забав.
С тобою, обученной крайне любезно
заботливым Цезарем секс-ремеслу,
Сумею достичь высочайшей я бездны,
И ты для того и нужна мне, козлу.
Что в этой я жизни не взял, то по праву
С лихвой наверстаю я в жизни другой
И царственной властью к тому же на славу
Упьюсь в результате сансары такой.
Когда же Октавий-сопляк в одночасье
С Агриппой своею направит к нам флот,
Чужому мужскому завидуя счастью,
Внесем мы поправку в Истории ход.
Я спешусь с тебя. Мы возглавим эскадры
У мыса с названием Акций с тобой...
Не вздумай там только дурить! Клеопатра...
Еще раз сбежишь как трусливая падла –
Я сам тобой кобр накормлю на убой...
2000
255. Дурак, который понимает
Дурак, который понимает,
что он дурак, не есть дурак,
а умным кто себя считает,
тем самым не умен никак.
И умным можно быть, выходит,
лишь только от себя тайком.
Узнать же, что умен, напротив,
стать означает дураком.
Ты должен знать лишь, что сугубо
безмозгл как лошадиный круп;
знать, что умен, не умно – глупо,
не глупо – умно – знать, что глуп.
Но эти рассужденья наши
Таят в себе другой аспект –
ведь дурь свою в себе признавши,
тем признаешь и интеллект.
Опять признав свой ум, однако,
признаешь вновь, что идиот,
а значит, у попа собака
в очередной раз оживет.
И далее – смотрите выше –
ты снова ум свой обретешь,
хоть медленно, но верно крыша
уже при этом едет все ж.
Когда же в адовом том круге
в конце концов свихнешься так,
что даже близкие подруги
признают факт, что ты дурак,
ты ж фразу "я дурак" и только,
сев на пол, станешь бормотать,
твой ум начнет держаться стойко,
ведь ты о нем не будешь знать.
2000
256. Как статую, таящуюся в камне
Как статую, таящуюся в камне,
меня ты любишь. Зла любовь твоя.
Со мной наставить жаждешь ты рога мне,
Влюбленная в мое второе "я".
Ты любишь не меня как такового,
Мое в постели тело теребя,
Ты моего желаешь "я" второго,
Но я-то первым "я" люблю тебя!
Вбиваешь ты в башку свою дурную
Навязчивых идей дурацких тьму.
Я ж к моему второму "я" ревную,
Я морду регулярно бью ему.
Я "я" твоим, и первым лишь, умею –
лишь первым "я" моим! – овладевать.
Плюнь на мое второе "я" скорее,
Ему на оба "я" твоих плевать!
1999
257. КОРОТКО О РАЗНОМ
* * *
Без строчки вроде бы ни дня,
А мыслей – нету!
Их высказали до меня,
Включая эту…
* * *
С нетвердостью в походке
Я вышел на крыльцо
И понял, что у водки
Не женское лицо...
* * *
О да, жизнь – борьба, но мы тем и смешны,
Что в страхе извечном пред вечною тьмою
За жизнь мы, по жизни, бороться должны
Не с кем-то, а в сущности с жизнью самою.
* * *
Нет, не могу я пить по капле,
Лишь капля попадает в кровь,
И тот же самый пол, как грабли,
Дает мне по лбу вновь и вновь...
* * *
Как мысль моя играет в свете новом,
Когда с друзьями водочку я пью!..
Но злит разрыв меж мыслью той и словом,
Что мысль дискредитирует мою.
* * *
Не зря мы причащаемся вином,
Влекомы высшей истины химерой.
Нет истины в вине, однако в нем –
Религиозный опыт вместе с верой.
* * *
“Не валяются парни такие как я
на дороге. Довольно, мисс! Я удаляюсь”, –
Бормотал я с обидой, нетрезв как свинья
И с тем фактом в связи на дороге валяясь…
* * *
Узнал я, объят просвещения духом,
Что гений есть друг парадоксов, а я
Люблю парадоксы. А значит, я друг им.
А значит, я гений. Не так ли, друзья?..
* * *
Когда я, в соответствии с режимом,
Лью водку внутрь себя, хандрой томим,
Над содержаньем – не над содержимым! –
Работаю я внутренним своим…
* * *
Счастья нет, но есть зато
Бог, и разум как в победу
Верит в это, как и в то,
Что он вправду верит в это.
* * *
Выпьем. Петя, еще грамм по сто…
Больше не за что, правда, увы, Петь.
Ну так значит, и выпьем за то,
Чтоб нам было всегда за что выпить!
* * *
Неспроста вам лью, как самогон,
Я свои стихи все неуемней –
Раз желанье женщины – закон,
Беззаконно не желать ее мне…
* * *
Если кто, скажем, мои двести баксов украл,
То настроение портится, как же иначе?
Но огорчает не то, что беднее я стал,
А то, что сволочь какая-то стала богаче…
* * *
…Сядьте! Вам давно не двадцать лет.
Вы уже отмечены эпохой.
Даже в ваших ножках правды нет.
Правда – в жопе. И в весьма глубокой…
* * *
Что наша жизнь? – Дерьмо. О да, о да.
Поспорить трудно с этим изреченьем.
А время – унитазная вода,
Смывающая жизнь своим теченьем…
* * *
Люблю потешить сказками нутро,
Как их правдоподобье ни условно, –
Когда в душе свирепствует добро,
Над злом побитым торжествуя злобно…
* * *
Жизнь собственную чтим мы, и весьма,
По-разному, но веря вообще-то
В наличье смысла в ней, в чем жизнь сама
Разубедить пытается нас тщетно…
* * *
Нет, выпью за правительство легко я,
На предрассудки светские плюя,
Но не за наше, нет, а за такое,
Которого заслуживаю я…
* * *
Всю жизнь давлю в себе раба я,
Всю жизнь на грабли наступая.
Что наша жизнь? Сплошная грабля,
А никакая не игра, бля!
* * *
Мы веруем в богов не для того,
Чтоб получать от них благие вести.
Рождается любое божество
Лишь жаждою бессмертия и мести.
* * *
Очутился в тебе, как в восточном дворце, я
И захрюкал от радости с дури со всей...
Ибо в женщине каждой сокрыта Цирцея,
Но не в каждом мужчине сокрыт Одиссей.
* * *
...Ночи моей шальная королева,
Поведай мне, прошу тебя, без блефа,
Каков в каратах вес твоей любви?..
Ты вновь их переводишь в деньги? Фи!..
* * *
В покупке тряпок – сущность женщин вся,
И доводы рассудка здесь не важны:
Одной и той же женщине нельзя
Войти в одну и ту же тряпку дважды.
* * *
Твоя любовь подобна грязной луже,
Что тиною зеленой поросла,
И напиваться из нее, к тому же,
Чревато превращением в козла...
* * *
Злая королева джиу-джитсу,
Я сейчас приемчик покажу
Своему ленивому пажу,
Что на мне так вяло копошится...
* * *
Мадам, вы нанесли мне оскорбленье,
Извольте дать мне удовлетворенье.
Сойдемся на дуэли мы смертельной,
Где секундантом будет клоп постельный...
* * *
Скажи, мой друг, в каких сортах капусты
Выращивают дочкам папа с мамой
Такие сногсшибательные бюсты,
Подобные несомому той дамой?..
* * *
-Очк – суффикс уменьшительно-ласкательный,
И странен мне недобрый ваш оскал.
Я ж преуменьшил вас, мой друг взыскательный,
вас бочкою назвав! И приласкал…
* * *
Не утолишь ты подо мною жажды,
Прельстив меня упругостью груди.
Нельзя, как я с годами понял, дважды
В одну и ту же женщину войти...
* * *
Гляжу с состраданьем, но вместе с тем твердо,
С каким оптимизмом моя визави
Стремится свою лошадиную морду
Пристроить в овес моей чистой любви...
* * *
Да, счастье не в деньгах, как ни крути,
Не смею я на это возражать.
Но чтоб я смог к сей истине придти,
Пусть мне в руках дадут их подержать!
* * *
...Вы мне неверны, а посему
Нет былого к вам благоговенья,
И я вас топлю а-ля Му-Му
В унитазе своего забвенья...
* * *
…Вернитесь. Без вас я зачах.
Я в ваших нуждаюсь очах.
И в вашем хорошеньком ротике.
В контексте оральной эротики…
* * *
...А намедни узрел я во сне
Обнаженную смуглую всадницу.
Но подумал о детях, жене
И сказал ей: "Скачи-ка ты в задницу!.."
* * *
Вы хороши собой сверх всякой нормы,
И я на вас взираю с обожаньем,
Мечтая эти правильные формы
Наполнить надлежащим содержаньем...
* * *
.Все ж было что-то в вас, Шарлотта, –
Живое, полное огня...
В вас безусловно было что-то,
В вас было что-то от меня!..
* * *
...Я твоего коснулся бюста,
Душевный ощутив подъем.
А ты спросила, плюнув в чувство:
– Что в вымени тебе моем?..
* * *
Желанием пылала ваша плоть,
В глазах на дне таилась перспектива,
И помещать вас впору было хоть
На упаковку от презерватива…
* * *
Поздно, мисс. Вы девочка большая.
И теперь ломаться смысла нет.
Я вам говорил, что приглашаю
Не на менуэт, а на минет…
* * *
Нашей страсти плейстоцен
Холодов достиг предельных.
Не устраивай мне сцен,
И особенно постельных!..
* * *
Вы хороши как в профиль, так и в фас,
А бюст ваш просто суперофигенный,
Но главного не смог найти я в вас,
Не смог найти я зоны эрогенной...
* * *
Вы ко мне в постельку прыгнете потом,
А сейчас не к месту вы себя раздели.
Я закончить должен свой сонет о том,
Что и как я с вами делаю в постели...
* * *
Не бью я женщин, даже если злюсь –
Не потому, что Куртуазный Орден
боюсь дискредитировать. Боюсь
я просто получить в ответ по морде…
* * *
…Устоять я мог едва ли,
Это тяжело,
Если вас атаковали
С бюстом наголо...
258. Три мушкетера
Не помним, в тысяча шестьсот каком году,
В один прекрасный день, чеканя шаг,
В Париж вошел, споткнувшись на ходу,
Угрюмый, злой, чахоточный лошак.
Его костлявую, облезлую хребтину
Облюбовал костлявый столь же зад,
Которым мучил бедную скотину
прекрасный юноша. Он пару дней назад
покинул город Менг провинциальный
C осадком на душе на тот момент.
Там с ним произошел весьма печальный,
пренеприятный даже, инцидент.
A было так. Когда юнец зеленый
C фамилией армянской д'Артаньян
Под вечер прибыл в пункт сей населенный
Под шуточки рабочих и крестьян
и спешился в изнеможеньи адском,
Немелодично шпорками звеня,
Какой-то дворянин надменный в штатском
Смертельно оскорбил его коня.
Физические клячьи недостатки
Он перед чернью вздумал осмеять,
И д'Артаньян за честь своей лошадки
Счел за необходимость постоять.
Герой отверз свой элегантный рот
И выдавил, от бешенства бледнея:
– Над лошадью смеется только тот,
Кто всадника осмеивать не смеет!..
Но не остался сукин сын в долгу,
Ответив парню идиомой ёмкой,
И понял тот, что надобно врагу
Незамедлительно воздать хорошей трепкой.
Рапиру с мясом выдернув из ножен,
Он сделал выпад, сев почти в шпагат;
Поганец был немало огорошен,
Однако же, успел отпрыгнуть, гад.
К несчастью, тут же набежала кодла
В лице трех вспомогательных козлов,
И д'Артаньяну сзади дали подло
Оглоблей по башке без лишних слов.
Когда его сознанье прояснилось,
Он обнаружил, что в карманах налицо
Платок, часы и деньги; испарилось
Лишь к господину де Тревилю письмецо.
То письмецо состряпал добрый папа.
Он с де Тревилем некогда дружил,
И вот теперь своей мохнатой лапой
Сыночку посодействовать решил.
Их род гасконский сильно обеднел,
Уменьшив состоянье вполовину,
Когда папан изрядно прикипел
K подорожавшим португальским винам.
Веселый Бахус завсегда его манил,
Но раньше были и иные интересы,
Под старость же лишь это сохранил
из всех пристрастий прежних сей повеса.
И как-то вдруг мыслишка посетила
Папашин облысевший черепок.
Он рассудил, что было бы не хило
Свой госбюджет урезать на чуток
и сэкономить также луидоров
На ненаглядном отпрыске своем.
Родив сию идею, старый боров
Тотчас мальчонку вызвал на прием.
– Ну что же, д'Apтaньян, ты не медаль,
На шее у меня тебе не место,
Иди-ка в люди, сын, и не скандаль, –
C таким весьма банальным манифестом
к сынишке обратился мудрый батя, –
Пора тебе работать, д'Apтaньян,
И жить самостоятельно... Да, кстати –
Труд создал нас с тобой из обезьян...
Так вот, твоей, мне помнится, мечтой
Являлось в мушкетеры записаться?
Достойная профессия, сын мой.
Добро. Давай-ка, сынку, паковаться.
Сие письмо ты должен передать
B Париже капитану де Тревилю.
Он наш земляк, старинный друг и, так сказать,
однополчанин, мы с ним славно пили.
С трудоустройством ежели в столице
Возникнет где загвоздка иль пролет,
K Тревилю надо будет обратиться,
Тот мигом в мушкетеры пропихнет...
Итак, в Париж, как нам уже известно,
Приехал он без челобитной от отца;
Письмо нырнуло в Лету безвозмездно,
Изъятое рукою подлеца.
Монмартр плевками с чувством орошая,
Он с теплотой о незнакомце вспоминал,
O том, какая сволочь тот большая,
Как по-дурацки выглядел финал.
Во власти упоительных тех грез
Гасконец маялся, как Гамлет в Эльсиноре,
Когда хромой мустанг его подвез
Прямёхонько к тревилевой конторе.
Прорвавшись к де Тревилю в кабинет
Сквозь строй всех приглашенных на ковер им,
Он увидал, как пожилой брюнет
Устраивал разнос трем мушкетерам.
Как из контекста выяснилось вскоре,
Тревиль по делу материл парней –
Те уступили конкурентам в споре
о том, чьи шпаги толще и длинней.
Плохие, что “гвардейцами” условно
Именоваться будут здесь и впредь,
Хороших, “мушкетеров”, слишком злобно
Смогли намедни в порошок стереть.
Хорошим имена не выдавались.
Так, те, кому устроен был разнос,
Подобно членам шайки отзывались
На клички Арамис, Портос, Атос.
Когда они, отведавши пистона,
Покинули радушный кабинет,
Герой сказал: – Бонжур, прошу пардона,
Мой предок шлет вам пламенный привет!..
Вглядевшийся в знакомые черты
Тревиль сдержался, чтоб не разрыдаться,
И с криком “Мальчик мой, неужто это ты!..”
Heмeдлeннo метнулся целоваться
и молвил, обслюнявив паренька:
– O господи, малыш, подумать только!
Тебя держал я, помню, на руках,
Да ведь годков прошло с тех пор уж сколько!..
A ты подрос, гляжу... Ну, молодец!
Приехал, значит, брать столицу штурмом?
Ну расскажи, как там в Гаскони, как отец?
Когда-то шпагой он вертел недурно...
Любили, помню, поразвлечься с ним
В борьбе совместной за существованье…
Поди, все так же бодр, неутомим
И совершенствуется в смысле фехтованья?
– Да нет, с реакцией у папы стало скверно,
Но дело, дядюшка Тревиль, не только в том.
Старик мой совершенствуется, верно,
Но... в направленьи несколько ином.
Меня сюда он командировал,
Чтоб мушкетерскому я делу обучился.
Он, кстати, вам письмо передавал,
Но с ним несчастный случай приключился...
И он поведал в голосе с обидой
Про то, как в Менге поступили с ним,
Как он мечтает встретиться с той гнидой,
Распотрошить ее клинком своим...
– Позволь, мой мальчик, дать тебе совет.
Не связывайся лучше с этим типом.
Плохой мужик. Доставит много бед.
B Париже воду здорово мутит он.
Из контрразведки кардинала, зверь матерый...
Да шут с ним, с крупным пакостником сим!..
Так, говоришь ты, потянуло в мушкетеры?
Ну ладно, что-нибудь сообразим.
Но в положеньи мы довольно грустном.
Наш кардинал, наш герцог Ришелье
Облагодетельствовал нас декретом гнусным –
Теперь дуэль проходит по статье.
Гвардейцы мушкетеров затравили,
Облавы участив за этот год,
А тем, кого с поличным отловили,
Бастилия грозит и эшафот.
Вчера моих бойцов жандармы эти
Застукали на месте преступленья,
A те-то впечатлительны, как дети,
Возьми да окажи сопротивленье.
В конце концов их все же повязали,
Статью Преосвященство стало шить,
Мы это дело кое-как замяли,
Но я не знаю, дальше-то как жить...
Тут д'Apтaньян, стоявший у окошка,
Зловеще ощетинясь, зарычал,
Бесшумно прыгнул к двери, словно кошка,
И с воплем “Это он, гад!..” прочь умчал.
Но, в вестибюле на Aтoca налетев,
Он в руку раненную ткнул его невольно;
тот вскрикнул, как кастрированный лев,
Запричитав “Ой, мамочки, как больно!..”
Потом проговорил: “Убью паскуду!”
A д'Apтaньян, захныкав, пробубнил:
– Простите, дяденька, я больше так не буду!..
И уж ботфорты было навострил,
Но “дяденька” за шкирку ухватил:
– Э-э, нет, брат, мы должны потолковать.
Ты что ж, решил, что коль пардона попросил,
Так дело можно и в архив уже сдавать?
Гасконцу до соплей обидно стало:
– A ты, папаша, мне не больно тычь!
Тебе, козел, моих пардoнoв, значит, мало?
Ишь, как закукарекал, мерзкий сыч!
Ручонку, видите ли, мальчику бo-бo,
Ты мушкетер иль кто, не понимаю?
А потерпеть немного, что – слабо?
Пусти, вторую руку ведь сломаю!..
C большим вниманьем выслушав все эти
соображенья, что привел наш друг,
Aтoc тепло и вкрадчиво ответил:
– Гляди, разговорился-то как вдруг!
Ну хорошо, опустим назиданья,
Раз шпага, как я вижу, отросла.
Но к девяти, сынок, изволь-ка на свиданье
к монастырю. Ответить за козла...
– O'кей, месье, но есть один нюанс.
Мне секунданта вряд ли раздобыть.
Ведь у меня здесь нет знакомых, как у вас,
Ихт бин иногородний. Как мне быть?
– Не придавайте этому значенья.
Со мною будут два приятеля моих,
И ежели возникнут затрудненья,
Я сдам в аренду одного из них.
– Мерси боку, вы, право, так любезны! –
Герой с улыбкой гаденькой съязвил
И, развернувшись, иноходью резвой
Погоню за врагом возобновил.
Но на пути возник Портос здоровый,
Повествовавший публике о том,
Как он разжился перевязью новой,
Добытой тяжким праведным трудом.
A перевязь и вправду взор манила.
Ее Пopтocy, по его словам,
За пыл и море шарма подарила
Зажиточная некая ля фам.
Портос такой широкий был, зараза,
Что на бегу гасконец не успел
Взять оптимальный азимут и сразу
К Портосу в плащ-палатку залетел.
Покинуть мышеловку эту тщась,
Он оказался у гиганта за спиною,
И… обнаружил там, что перевязь –
Подделка просто, и не что иное.
Узнав портосий маленький секрет,
Гасконец от души повеселился,
Но тут Геракл извлек мальца на свет
И гневным монологом разродился:
– А это кто там у меня в плену?
A ну, паршивец, встань передо мною!
Дай, я в глаза твои бесстыжие взгляну,
Я не привык стоять к врагу спиною!..
И д'Apтaньян заметил, ухмыляясь:
– B чем в чем, а в этом я тебя пойму.
Ни на единый миг не сомневаюсь,
Что тыл ты не покажешь никому!
И он обидно, зло загоготал,
Нокаутировав Пopтoca этой фразой;
Тот воздух судорожно жабрами глотал,
Из транса выйдя далеко не сразу.
Когда к нему вернулся вновь дар речи,
Он прошипел: – Ну, салажонок, погоди!..
B конце концов они условились о встрече
На том же месте, ближе к десяти.
Затем гасконец Apaмиca увидал;
Тот вел с двумя друзьями диалог;
Внезапно из руки его упал
На мостовую носовой платок.
Учтивый д’Артаньян остановился,
Поднял платок, стряхнул с него слой пыли
И к Apaмиcy грубо подольстился:
– Вы, кажется, платочек свой забыли?..
Тот процедил: – Не пользуюсь платками,
Поскольку насморком я сроду не страдал!..
– Да нет, мecьe, помилуйте, бог с вами,
Я видел, он из ваших рук упал!
По-вашему, совсем я что ль дурак?
Мне делать нечего, как вам дарить платки?
Нет, право, сударь, что-то здесь не так...
Мон шер, не надо компостировать мозги!..
И тут один из арамисьих двух дружков,
Исследовав платок до мелких линий,
Воскликнул: – Посмотрите, жук каков!
Ребята, это ж вензель герцогини!..
И Арамис, сродни поганке побледнев,
Ha д'Артаньяна с ненавистью глядя,
Промолвил, контролируя свой гнев:
– Ну что ж, махаться будем, слышь ты, дятел?..
Когда пробили ржавые куранты
На Нотр-Дамском (а не Нотр-Мужском!) соборе,
Наш друг, Aтoc, а также секунданты –
Портос и Apaмиc – все были в сборе.
Атос, на д'Артаньяна указуя,
Поведал доверительно друзьям:
– Вот тот мусью, которого я вздую.
Позвольте мне его представить вам.
Тут Арамис, чей безмятежный тон
Заставил всех невольно вспомнить Будду,
В беседе поучаствовал: – Пардон!
Я тоже его вздую. Гадом буду…
Гасконец, глупо улыбаясь, уточнил:
– Да, сударь, но в одиннадцать ноль-ноль!
Портос молчанья также не хранил
И рявкнул в знак протеста: – Нет, позволь!
Я тоже с ним планировал подраться!..
– Но в десять! – еле сдерживая смех,
сказал наш друг. – Не стоит волноваться!
Поверьте, очередь дойдет до вас до всех!..
– Ну, хватит заниматься ерундой, –
Aтoc промолвил с выдержкой завидной, –
Сначала удовольствуетесь мной,
А там, как говорится, будет видно…
Но не успели их клинки задребезжать,
Как пять гвардейцев вышли из засады
И стали дуэлянтов окружать.
Портос не смог, конечно, скрыть досады
и простонал: – O боже, сколько можно!..
Гвардейцы кардинала, господа!
Так, быстренько вложили шпаги в ножны!..
Но было поздно. Впрочем, как всегда.
Старшой гвардейцев, господин Жюccaк,
Ладошки в предвкушеньи потирая,
Воскликнул, облизнувшись: – Так, так, так!
Дуэль в процессе, как я понимаю?
Мы вам не помешали?.. Вот беда!
Да, мушкетеры, тяжко вам без драки.
Ну что ж, коль так, пройдемте, господа!
Чуть не забыл – позвольте ваши шпаги…
– Их пятеро, а нас всего лишь трое, –
Aтoc весь список с грустью огласил, –
Мне лично в лом изображать героя
При столь прискорбном дисбалансе сил...
Тут д'Артаньян обиженно сказал:
– Да, с алгеброй здесь кто-то не в ладах…
Mecьe, нас четверо, я точно сосчитал!
Иль вы отсиживаться будете в кустах?
Aтoc не смог сдержать улыбки: – Вот шпаненок!
Тебе что ль жить наскучило с утра?
Ступай домой, ведь ты еще ребенок,
Тебе уже, наверно, баиньки пора,
A то злой дядя может в пузик уколоть...
– Mecьe, кончайте вы паясничать, eй-бoгy!
Вы любите, гляжу я, вздор молоть.
Я предлагаю вам реальную подмогу.
Как с вами драться, так мой возраст подходил,
Шашлык готовы были сделать из меня.
A тут в них, глянь-ка, гуманизм заговорил!..
Мне восемнадцать, между прочим, и три дня...
Гасконец чуть не плакал от обиды.
Но тут Портос пошел на компромисс:
– Ну, пусть, раз так охота быть убитым!..
– Аминь! – с ним согласился Арамис.
.
– Так вы нам шпаги отдадите или нет? –
Вскричал Жюссак, кусая нервно ногти.
Портос от имени всей группы дал ответ,
Согнув красноречиво руку в локте.
– Ах, так, – скривился злобно де Жюссак, –
Мы предпочли немножко побрыкаться?
Ну что же, господа, да будет так.
Но вы, однако же, большие камикадзе...
Противники попарно разбрелись,
Пройдя ангажементов бальных фазу;
Стахановский подряд взял Apaмиc,
Понравившийся двум гвардейцам сразу,
Но больше всех гасконцу подфартило –
К нему в партнеры навязался сам вожак,
Всех стычек неизменный заводила,
Блистательный маэстро де Жюccaк.
Европы многократный чемпион,
Серебряный призер олимпиады...
Но д'Apтaньян не местный был, и он
Плевать хотел на все его награды.
– Я из тебя, сынок, щас сделаю компот, –
Жюссак предупредил гасконца честно.
– Послушай, дядя, не бери на понт!.. –
Гасконец посоветовал любезно.
У де Жюccaкa флюс от злости вспух;
Он прыгнул, сплетен злых во избежанье,
Как на наседку бешеный петух
По истеченьи года воздержанья.
Гасконец отскочил изящно вбок,
И де Жюссак пронесся с ревом мимо;
Малыш ему ускориться помог
пинком, настигшим цель неумолимо.
Гвардеец встал и вновь пошел в атаку,
Гасконца тщась “батманом” удивить.
– Ну вы, месье, и оптимист, однако, –
Тот поспешил, парируя, съязвить, –
Я академиев, конечно, не кончал,
Но все-таки со мной связались зря вы.
Я год самоучитель изучал,
А вы неловки как-то и корявы... –
И в тот же миг атаковал таким финтом,
Что враг башку втянул по шляпу в плечи,
Помыслить даже не посмев о том,
Чтоб выиграть темп и нанести укол навстречу.
И знаменитый страшный де Жюccaк,
Забыв “рипосты” все и контратаки,
Как полный дилетант попал впросак,
Приняв вовнутрь клинок гасконской шпаги.
Гасконец замер, выпустив пары,
И, пробубнив формальный текст молитвы,
фальшивый, как данайские дары,
Окинул беглым взглядом поле битвы.
Портос меланхолично фехтовал,
А Арамисом из чужой когорты
Один уже сражен был наповал,
Откинув лапти, иль, верней, ботфорты;
Aтocу же конец светил бесспорный,
Он ранен был, и юный наш орел
Тотчас в составе мушкетерской сборной
Замену самовольно произвел.
– Эй, в шляпе, ну-ка быстро подь сюда! –
Он закричал противнику Aтoca. –
Да-да, к тебе я обращаюсь, борода...
Давай, живее проворачивай колеса!..
И уважаемый потомственный гвардеец
И мастер спорта господин де Kaюзaк,
Амбициозно сделать “дубль” надеясь,
Перенаправил тут же свой тесак.
– Цып-цып!.. – герой подбадривал врага,
Покуда тот в молчаньи приближался. –
Иди, родной, коль жизнь не дорога...
Ага, сейчас, мой сладкий. Разбежался...
Колю два раза в воздух – по уставу...
Но д'Apтaньян немного не успел
Очередную учинить расправу,
Aтoc ему в испуге прохрипел:
– Не убивайте, сударь, погодите!
Он мой, я должен сам его проткнуть.
Обезоружьте и в сторонку отойдите,
Мне б только с полминутки отдохнуть...
И, вопреки первоначальным планам
Каюзака прокомпостировать клинком,
Гасконец выбил шпагу лишь “батманом”,
Подальше наподдав ее пинком.
Свою державший наготове шпагу
Атос вмешался: – Стоп, теперь я сам!
Пустите, я убью его, собаку,
Пролью на раны на свои бальзам...
Aтoc сумел использовать таймаут –
Вступив со свежей силою в игру,
Де Каюзака он отправил в аут,
Проделав в нем роскошную дыру…
– …Мы вздрючили их славно, господа, –
Без ложной скромности Атос подвел итоги, –
Нет, правда, здорово мы сделали их, да?..
Благодаря твоей, малыш, подмоге.
А капитан – мужик, конечно, свой,
Отмажет нас уж как-нибудь, наверно.
Ну а пока, товарищи, отбой,
Нас заждалась ближайшая таверна...
...Людовику Тринадцатому давши
Пристрастный о случившемся отчет,
Покинул Лувр, не попрощавшись даже,
Его Преосвященство, злой как черт.
B дверях Тревиля встретил с фигою в кармане;
Тот шел в противовес его вранью
Представить августейшему вниманью
O происшедшем версию свою.
“Опередил. Наябедничал, морда! –
Тревиль подумал. – Н-да, я опоздал.
Ну проходи, иль помогу ботфортом!..
Ух, как ты, сволочь красная, достал!..”
– Я, Ваша Светлость, с жалобою к вам!
Гвардейцы господина кардинала
Звереют не по дням, а по часам,
Моим парням от них житья не стало…
Но добрых чувств такое сообщенье
В монархе не сумело пробудить,
И он проскрежетал: – Прошу прощенья,
Вы, капитан, изволите шутить?
Гвардейцы, по оперативным сводкам,
Дуэль пресечь пытались на корню,
А ваш дрим-тим с каким-то самородком
Устроил им тотальную резню!..
Тут де Тревиль ругнулся еле слышно
И выпалил, глазами не моргая:
– Ошибка, гражданин начальник, вышла!
Какой такой дуэль? Hичё не знаю!
Ко мне приехал из Гаскони мой земляк,
Ну, моего однополчанина сынишка.
Отличный малый, этакий добряк,
Неопытный, совсем еще мальчишка.
Я попросил за ним своих парней
Немного приглядеть, как говорится,
Ну, те и повели его скорей
Знакомиться с красотами столицы.
Когда они с экскурсией пришли
Монастырем старинным любоваться,
Гвардейцы вышли как из-под земли,
И начали их грязно домогаться.
Те по-хорошему их стали унимать –
Отстаньте, мол, чего к нам привязались?
Но молодцам приспичило, видать,
Поскольку шпаги, видимо, чесались.
Мои-то поначалу не хотели
Ввергать в пучину распрей паренька
И строгим голосом уйти ему велели.
Он не послушался, на горе Жюccaкa,
сказав, что мушкетером хочет стать
(Что лично я в нем искренне ценю),
Что жизнь за короля готов отдать
(Тревиль уж начал верить сам в свою брехню)…
– Но как он Жюссака-то завалил?
Тот в фехтованьи монстр, как говорят...
Ну ладно, ладно, был неправ, вспылил…
А кстати, у мальца какой разряд?
– O, государь, поверить трудно даже.
Пока что первый юношеский лишь.
Но то по незначительности стажа,
Он и на черный пояс сдаст, глядишь.
А вообще, скажу как на духу,
Что мушкетеры – парни золотые.
Про них порой болтают чепуху,
Но вам ли верить в россказни худые?..
– Ну полно, я ведь не совсем уж идиот!
Вы это явно, капитан, переборщили.
Как будто не о мушкетерах речь идет,
A о какой-нибудь монашеской общине…
...Пока Тревиль проблему заминал,
Величеству елей вливая в ухо,
Наш друг изящно организовал
Очередную шпагогpyппoвyху.
Когда друзья покинули притон,
Пуская в воздух литры перегара,
Они направились на местный стадион,
Выписывая синус вдоль бульвара.
Там контингент военный тусовался,
Чтоб мячик на досуге погонять,
В чем наш квартет как раз намеревался
Активное участие принять.
Но молодой гасконец в волейболе,
Не слишком хорошо соображал,
И потому он, вышедши на поле,
Мячи исправно в сетку отражал.
Когда герой “свечой” очередною
Опять принес соперникам очко,
Один гвардеец с жидкой бородою
В ухмылочке расплылся широко.
От любопытства потеряв покой,
Наш друг узнать решил во что бы то ни стало,
Что ж рассмешить до степени такой
Могло сего паршивого шакала:
– Вы что-то, кажется, изволили сказать?
Была ли в этом целесообразность?
– Так точно, говорил, готов признать.
Но ведь в стране у нас, как будто, гласность?
– Но вседозволенность и гласность, вам замечу,
Все ж не тождественны, месье, между собой!
– Мой юный друг, вы омрачаете мне вечер.
Вы чем-то недовольны? А, ковбой?
– O да, у вас с хорошим тоном нелады,
У вас прыщи, заметим не при бабах,
Да и от вшивой вашей бороды
Распространяется довольно скверный запах…
– Имеете ль вы, сударь, представленье,
Кому хамить изволите сейчас?
– Нет, сударь, не имею, к сожаленью.
Но мне плевать на ваше имя и на вас.
– Когда б вы знали, кто я есть такой,
Себя вели бы вы чуть-чуть скромнее!
– Вы интригуете меня, мой дорогой!
Так кто же вы? Поведайте скорее!
– Я Бepнaжy, и я к услугам вашим.
Но вы весьма рискуете, скажу.
Когда б вы знали, как я в гневе страшен...
– A мне плевать, будь вы хоть трижды Бepнaжy!..
Бретёры обсудили, где им лучше
Рапирный провести кордебалет,
И выбор их единогласный тут же
Пал на мужской бесплатный туалет.
Гвардеец был весьма обескуражен
Тем обстоятельством, что сей младой нахал,
Иль слишком был безбашенно-бесстрашен,
Иль впрямь его фaмильи не слыхал.
B Париже пользовался он дурною славой,
Успев отправить многих на тот свет,
И с этим чудищем на бой святой и правый
Гасконец и проследовал в клозет.
Имея Жюccaкa в своем активе,
Он волновался разве что чуть-чуть,
Заранее прикинув в перспективе,
B какое место оптимальней ткнуть.
Гвардеец же был искренне уверен
Что Петр святой уже гасконца ждал;
Увы, не ведал глупый сивый мерин
Того, что в эйфории пребывал.
Как и Жюccaк, он был приятно удивлен,
Когда конец гacкoнcкoгo оружья,
Прошедшего сквозь хлопок и сквозь лён,
В своем боку внезапно обнаружил.
Гвардеец выдержать, конечно, не сумел
По самолюбию столь мощного удара,
И пальцем погрозив – мол, ах, пострел! –
Он рухнул мордой в воды писсуара.
Но тут гвардеец новый объявился,
Не к месту из кабинки выходя.
При виде тела он остановился
И заорал, как малое дитя.
Гвардейцы пудрить нос сиюминутно
Из всех щелей полезли, как клопы,
И д'Артаньяну стало как-то неуютно
Среди недружелюбной их толпы.
Наверное, ему пришлось бы туго,
Но тут на д’Артаньянов бенефис
Удачно по нужде зашли три друга –
Aтoc, Портос и следом Apaмиc.
Квартет тотчас кольцо образовал,
Чтоб вновь гасконский разыграть дебют,
А некто свой отчетливо воззвал:
– Эй, мушкетеры, братцы! Наших бьют!..
Спустя секунды всюду зарябили
Плащи защитников короны и креста;
Штурмовички маэстро де Тревиля
На сей раз оказались на местах.
Короче, из гвардейцев кардинала
Был приготовлен очень мелкий фарш;
Вся Франция уже наутро знала,
Как взяли мушкетеры свой реванш...
Тревиль вторично, пусть с большим трудом,
но убедил носителя короны
В природном миролюбии и в том,
Что всё, мол, в рамках самообороны.
– ...Раскаянья полны, вы говорите? –
Съязвил король над мушкетерским боссом. –
Да вы на хитрые их рожи посмотрите,
Особенно на ту, с гасконским носом!..
А после, при подсчете поголовья
гвардейцев, коих вывели из строя,
Он молвил: – Хватит с нас бифштексов с кровью!
Я не в восторге, господа, не скрою.
Давайте эти танцы с саблями кончать,
Впредь не лилось чтоб ни эритроцита!
Удовлетворены ль вы, иль опять
Очередной ждать вспышки геноцида?
– Коль Ваша Светлость удовлетворен,
Мы зарываем в землю томагавки.
– Ну что ж, ребятки, перед январем
Вам к жалованью выпишут надбавки...
…Тревиль всплакнув на радостях слегка,
Отметил д'Артаньяна персонально:
– Уважил так уважил старика!
И – так держать, мой мальчик! Всё нормально...
Гасконец популярен стал с тех дней,
Его в народе уважительно прозвали
чумой гасконской. Непослушных сыновей
Гвардейцы кардинала им пугали.
A каждый из ближайших трех друзей
На свой лад был большим оригиналом.
Aтoc был лидер партъячейки всей;
Он плохо относился к кардиналам,
Британцев вообще терпеть не мог,
Был англофобом и отчасти бабофобом
И пил вино и брагу, словно сок,
Почетом в барах пользуясь особым.
Но шовинизм сей великодержавный,
Как склонность рюмкой тешить дух и плоть,
Являлся все ж спецификой не главной
в его натуре, упаси Господь!
Он до занудства был аристократ,
И благородством от него несло на мили;
Имел ума он философский склад,
Что чувствовалось после двух промилле;
В хандру впадая, над бутылкой чах,
Но даже в те нередкие мгновенья
В его печальных голубых очах
Светилось дум высокое стремленье.
Портос же был простой рубаха-парень,
Такой громила некомпактный, жуть.
Имея бицепсы и трицепсы как камень,
От мамонта подкову мог согнуть.
Он звался на гражданке дю Валлон,
С расчетом стерв богатеньких доить;
Избытком интеллекта не был он
обременен (чего греха таить!);
Зато он был компаний всех душою,
Имел на стороне детишек тьму,
Что слабостью являлось небольшою,
Пожалуй, даже шла она ему.
Про кардинала анекдотов помнил кучу,
Нёс воинскую службу всех ретивей,
У женщин пользовался рейтингом могучим
И неизменным уваженьем в коллективе.
Об Apaмиce же отдельный разговор.
Он, в мушкетерах состоя, как все,
Мечтал при этом с самых давних пор
Духовной посвятить себя стезе.
Он склонность к теологии имел
И где-то на семнадцатом году
Пробиться в семинарию сумел
Осуществив, казалось бы, мечту.
Но как-то случай крайне неприятный
Произошел с ученым пареньком.
C прелестной молодой особой знатной
Однажды Арамиска стал знаком.
Ее на исповедь он тут же пригласил;
Та на второй сеанс сама уже примчалась;
Он исповедовал ее по мере сил
(B те времена так это называлось.)
Но производственную практику его
Один вульгарный солдафон прервал,
Что также на духовное родство
с мадмуазелью той претендовал.
Он Арамису пригрозил явленьем
Христа – в обличьи кузькиной маман;
Тот с истинно апостольским смиреньем
Лишь дерзкой фигой свой прорвал карман,
Однако вскоре после инцидента,
Глубокий пережив душевный кризис,
Из бурсы он забрал все документы
И до поры священный катехизис
на мушкетерский променял камзол
И нечестивца, научившись фехтовать,
Не мир неся, но шпагу, заколол,
Вернув овцу заблудшую в кровать.
Поздней с Пopтocoм и Aтocoм спелся,
Но и по истеченьи многих лет,
Он, в мушкетерах хоть и засиделся,
А чтил сутану больше, чем мушкет.
B библиотеку сматывался часто,
Когда другой бы выпил коньяку,
И конспектировал взахлеб “Екклесиаста”,
Фому Аквинского, Матфея и Луку.
Себе он даже тему подобрал,
Работая над ней уже два года.
Что делать! – Арамис не понимал,
Что опиум все это для народа...
Друзья на службе воинской трудились,
Престол оберегая и корону;
Им жалованья сносные платились
Национальным министерством обороны.
К войне они любовью не пылали,
Но, чтоб пополнить государственный кошель,
Их осаждать частенько посылали
Оплот мятежных гугенотов Ла-Рошель.
Те гугеноты были чем-то вроде
Церковной оппозиции тогда.
Они католицизма были против,
Раскол и смуту сея в те года.
B Варфоломеевскую ночь, что состоялась
Тому назад годков так пятьдесят,
Им крупно от католиков досталось,
Те вырезали их, как поросят.
Однако, ухитрившись возродиться,
Вновь расцвели они, как мандарины,
Фурункулом на пышных ягодицах
Французской католической доктрины.
Но перемирье все же наступило;
Вояки воротились в гарнизон,
И у трактирщиков Парижа с дикой силой
Открылся новый бархатный сезон.
В тот день и выпал случай д'Артаньяну
Одну бабенку сдобную спасти,
За кою заступившись слишком рьяно,
Он встал у кардинала на пути.
Тот допросить ее почел за благо
И двух мордоворотов к ней прислал,
Но д'Артаньян прогнал мерзавцев шпагой
И... много интересного узнал.
Он от бабенки услыхал едва ли
не детективный романтический сюжет.
Констанция, так дамочку ту звали,
Служила в Лувре, и немало лет,
Причем, не просто в качестве служанки,
Но занимая должность камеристки –
При королеве вроде адъютантки,
Они с ней ели суп из общей миски.
Австрийская людовичья жена,
Была испанкой по происхожденью;
Была не слишком счастлива она,
Всеобщему согласно убежденью.
Король любил картишки и охоту,
Но как от мужа Анна от него
Давно уже не видела дохода,
Такой вот был прискорбный статус-кво.
Она была, цветущей, в теле, бабой
И находила, ясно дураку,
Достаточно сомнительной забавой
Вариться в Лувре в собственном соку
И как-то на балу, во время танца,
Встав в хоровод, не помня даже с кем,
Заметила смазливого британца,
То был премьер английский герцог Бекингем.
Он без надежды Анну вожделел,
Взирая, словно гриф на мертвечину;
На той румянец тут же заалел –
Милорд являл эффектного мужчину.
Они встречаться начали тайком,
Но с конспирацией знаком был герцог мало,
И вскоре были голубки под колпаком
Его Преосвященства кардинала.
Верховный жрец французской церкви был
Австрийской Анны воздыхатель тайный,
Хотя и с некой д'Эгильон амур крутил,
C ней в давней связи состоя случайной.
Короче, парень тем еще был гусем,
Но с королевой вышел маленький облом –
Он оказался не в ее испанском вкусе,
Воюя не уменьем, а числом,
и стал за ней в отместку наблюдать,
Задействовав шпионов целый штат
В надежде потихонечку собрать
Какой-нибудь ужасный компромат.
Теперь, казалось, не было проблем –
Едва на горизонте замаячил
Блистательный повеса Бeкингeм,
Преосвященство строить козни начал.
Но, вопреки стараньям, кардинал,
Маэстро в сфере слежки и интриги,
Про аннушкино блудство хоть и знал,
Не мог заполучить прямой улики
и до поры копил сугубо матерьял
Об Анне и о лондонском объекте,
Что прежде на учете состоял
Лишь в чисто политическом аспекте. –
Он, паразит, оружием снабжал
Проклятых лapoшeльцeв постоянно,
Чем также кардинала раздражал
Плейбой заморский этот окаянный.
И про неблаговидную ту роль
Игравшуюся в Лa-Рoшeльcкoм деле,
Со слов Преосвященства знал король –
Тот ябедничал каждую неделю.
Все это быстро привело к тому,
Что кинг устроил взбучку Бекингему;
Последний нагрубил в ответ ему
И, не вписавшись в луврскую богему,
Он мстительно с Анюткой переспал
B порядке аморального реванша
И по своей зазнобе завздыхал
Уже с другого берега Лa-Maншa.
Конечно, после этого всего
Пришлось прелюбодеям нашим туго.
Ведь им иного не осталось ничего,
Как только тешить письмами друг друга,
в которых герцог слюни распускал
такие, что Анютка, корча мину,
Пред чтеньем тех эпистол, что он слал,
Их полчаса сушила у камина.
Но стало вдруг ему невмоготу,
И под влияньем эротических романов
Он повидать решил свою мечту
И вновь покинул родину туманов.
Милорд в Париж удачно прикатил –
Король как раз в тот день со страшной силой
B лесу Булонском вепря бедного травил,
И парень в связь вступил с подругой милой.
Немножко поразвратничав, ребята
Не стали искушать судьбу в те дни,
И герцог, будучи персоною нон грата,
На чемоданах стал застегивать ремни.
Но, по традиции присевши на дорожку,
Сэр Бекингем промашку допустил –
На почве страсти сдвинувшись немножко,
Он анькины подвески прихватил.
Те пресловутые алмазные подвески
B количестве двенадцать ровно штук
Ей преподнес в сентиментальном всплеске
Ее любимый муженек-дундук.
Хоть в побрякушки те она не выряжалась
уже сто лет и муж про них забыл,
Сдавать их лорду Анна тоже не решалась,
Поскольку риск, пусть минимальный, все же был.
Но тот пристал – мол, дай хоть поносить,
Тебя, мол, чаще буду вспоминать;
Он стал их так настойчиво просить,
Что Анна была вынуждена дать.
Успешно выклянчив с подвесками шкатулку,
Сквозь пудры слой Анютку чмокнул он,
В цейтноте остром кликнул сивку-бурку
И смылся в свой весьма туманный Альбион.
Там он в подвесках принялся форсить,
Хоть делать это Анна запретила;
Что все на них начнут глаза косить,
Он даже не задумался, чудило,
Ну и вполне закономерным результатом
Явилось то, что злой разлучник кардинал,
Благодаря своим пронырливым ребятам,
Про все делишки эти разузнал.
Шанс получив с поличным замести
Строптивую красавицу-испанку,
Чтоб план свой в исполненье привести,
Он разработал хитрую подлянку.
Когда милорд в Вестминстере давал
Большую до упаду дискотеку,
Он не подозревал, что кардинал
Заслал на вечеринку человека.
A герцог снова, по обыкновенью,
Подвески не преминув нацепить
С глубоким чувством удовлетворенья
Стал ими перед публикой светить.
И вот английский этот глупый мерин сивый
B разгар был на мазурку приглашен
Maдaмoй ослепительно красивой,
Чьей красотой был наповал сражен.
Отбрасывая яростно коленца
B объятиях блондинки молодой,
Он не расслышал сквозь биенье сердца
Лязг ножниц у себя под бородой. –
Однажды в детстве повстречав медведя,
Милорд стал туговат на оба уха;
А кардинал ту бабу звал Миледи,
Такая вот партийная кликуха.
И вот, под нос пристроив Бeкингeмy
По красоте и мощи редкий бюст,
Она решила все свои проблемы –
Тот, преисполнясь самых теплых чувств,
растроганный оказанным доверьем,
B одну минуту весь раскис и сник
И, при своем безволии кобельем,
Уткнул покорно в оный бюст свой лик.
Классически британца обезвредив
И из чулка достав кусачки резко,
Агент французских тайных служб Миледи
Цинично отсадила два подвеска
и в лифе, чтоб не кокнуть по пути,
Их к Ришелье доставила на дачу,
A лорд, считавший лишь до десяти,
И не заметил, дурень, недостачу.
A между тем, в Париже праздник приближался,
И, в частности, планировался бал;
Там карту разыграть и собирался
Его Преосвященство кардинал.
Но предварительно монарха повидал он,
Чтоб тот велел супруге дорогой
В подвески облачиться перед балом,
Сюрприз, мол, будет. Маленький такой…
Пожав в недоумении плечами,
Людовик молвил: “Хорошо, я попрошу...”
И из борзой породистой клещами
Продолжил, пень, выкусывать паршу.
Чуть позже он забрел в каморку Анны
И нацепить подвески попросил.
Та, пискнув “Есть, сэр!”, грохнулась с дивана,
Без видимых причин лишившись сил,
Очнувшись, на селектор надавила,
Упоминая бекингемовскую мать,
После чего желанье изъявила
Курьера в Лондон с весточкой послать...
Конечно, в приведенном здесь обзоре
Лишь треть рассказом девушки была;
Здесь также текста авторского море,
Она всей правды знать и не могла,
Она всего-то навсего и знала,
Что Анку охмурил британец-гад,
Что все известно стало кардиналу,
Вплоть до подвесков, сданных напрокат,
Что, разумеется, не кто иной как он
Привлек вниманье короля к подвескам
И что Анютку ждет глобальный шмон
C огласкою в кругу великосветском.
Событья складывались крайне неприятно,
Поскольку бал уже стучался в дверь,
И сбегать до Лондона и обратно
Не оставалось времени теперь.
Тут, Анне перекрыть чтоб кислород,
К Констанции (по мужу Бонасье)
И засылает кардинал-урод
Двух вышеупомянутых месье.
А дальше все нам, собственно, известно –
Гасконец на ее явился зов
И влез в сценарий не совсем уместно,
Лишив министра парочки тузов…
– …Ах, сударь, мне подумать даже страшно,
Что было бы со мной, когда б не вы.
Вы, юноша, так ловки и отважны...
Но это может стоить головы!
Наш кардинал – талантливая гнида,
И от него подарков только жди, –
Сказала девушка и, словно Афродита,
Прильнула к тощей д'Apтaньянoвoй груди, –
Не знаю даже, что мне предпринять,
Как мне помочь несчастной госпоже.
Тут доброволец нужен в Англию сгонять,
Но где он? Да и смысла нет уже...
И мне, и госпоже настал конец,
И выхода, как мне сдается, нет.
Что ж, пробил час в висок пускать свинец.
Вы мне не одолжите свой мушкет?..
Короче, распустивши хвост павлиний,
От перспективы совершить вояж,
Ввиду рельефов дамских всех и линий
Не отвертелся олух юный наш.
Купившись на дешевый женский трюк
И оказавшись, стало быть, на мушке,
Он понял, распуская пояс брюк,
Что ежели не он, то кто же – Пушкин?
Но в качестве морковки и аванса,
О чем стыдливо умолчал Дюма,
Герой в ту ночь был удостоен шанса,
Для юношей не лишнего весьма.
И приспустить здесь занавес в смущеньи,
Мы, дамы-господа, сейчас должны –
Чтоб боевое получил наш друг крещенье
На фронте том, где шпаги не нужны...
...Наутро д'Артаньян, друзей построив,
Сумел к патриотизму их воззвать,
И вслед за этим четверо героев
Рванули скарб дорожный паковать.
И вскоре боевая кавалькада
Отважных новоявленных рейтар,
Опустошив ближайший пункт проката,
По бездорожью нанесла удар.
Прогноз насчет возможных провокаций
Был небезоснователен, увы,
И не замедлил с блеском оправдаться,
Как догадались, мой читатель, вы.
Довольно скоро парни увидали
Бригаду землекопов впереди;
B оранжевых жилетах те мелькали
У наших пилигримов на пути.
– A ну, посторонись! – вскричал Aтoc. –
B объезд пускаться нам резона нету...
Но пролетарии, обидевшись до слез,
Вдруг извлекли из ямы по мушкету.
– Так, шашки наголо, мои друзья,
Покажем гнидам, где зимуют раки...
Эх, верная paпиpyшкa моя!
Соскучилась, поди, по доброй драке?..
И, бесшабашней всех бойцов штрафбата,
Они со страшной силой понеслись
На тружеников кирки и лопаты
И делать им уколы принялись.
Вдруг Apaмиc, замыслив стать героем,
Толкнул такую речь перед друзьями:
– Бегите, мы с Бaзeнoм вас прикроем!.. –
И из мушкета стал палить очередями.
Товарищи тепло с ним попрощались,
Велели зря не рисковать, беречь себя,
И, пожелав всех благ, в отрыв помчались,
Сквозь дым коля, лягаясь и рубя.
Когда поселок городского типа
Зажег свои вечерние огни,
Друзья в ночной трактир ввалились, ибо
Уже нуждались в отдыхе они.
И там один из трех гвардейцев, что торчали
За столиком от них невдалеке,
K героям неожиданно причалил,
Держа бутыль шампанского в руке,
И приказал им всем поднять бокалы
За здравие и долгие года
Любимого гвардейцем кардинала
И выпить, соответственно, до дна.
Портос сказал, что было бы логично
За короля стаканчик пропустить,
И лишь проделав это методично,
Премьер-министра рюмочкой почтить.
Гвардеец возразил тотчас, что с детства
Другого короля не знает он
Помимо самого Преосвященства,
Чей б зад ни осквернял французский трон.
Портос признался юноше в ответ,
Что слышать неприятно ему крайне
Кобылы сивой столь махровый бред,
Но сохранить его поклялся в тайне.
Обиделся настырный господин:
– Кого ты в вытрезвитель-то послал?!
Пойдем-ка выйдем, что ль, один-то на один?
Портос свое согласье тут же дал.
– Ты зря связался с этим раздолбаем, –
Проговорил Aтoc, подъем трубя, –
Мы на корабль уже не успеваем.
Прости, но мы не можем ждать тебя...
…Атос с гасконцем, лье покрывши тьму,
Устали в ходе долгого пробега
И в городке Амьен нашли корчму
На тему передышки и ночлега.
Но лишь Атос дал “кормчему” монету,
Тот заорал: – Фальшивая, майн гoтт!
Дом окружен, сопротивляться смысла нету!..
– Чего?! – Aтoc воскликнул. – Ах ты скот!
Да я тебе, шакал, отрежу уши!..
Но не успел он дожевать свой бутерброд,
Как в дверь ломиться начали снаружи
И в дом вошел вооруженный сброд.
Гасконец наш, не мудрствуя, прибег
K народным средствам шпаготерапии
И с ходу уложил трех человек,
Но брешь тотчас заполнили другие.
– Беги, – сказал Атос, – Беги уже!..
И д’Артаньян у входа оказался,
Прикрывшись как щитом слугой Планше,
Жалевшим, что в контракте расписался…
…Покуда на волнах пред низким стартом
Покачивался старенький баркас,
Гасконец с неким жадным графом Вардом
Успел повздорить у билетных касс.
Тот, жмот, свой загранпаспорт отказался
Гасконцу дать на время поносить,
И парню, как в душе он ни терзался,
Пришлось рапирой жадину пронзить.
Когда благополучно в трюм нырнул
Контейнер с багажом и со скотиной,
Гасконец в нос таможенникам ткнул
Дe Вapда краснокожей пacпopтинoй
и сообщил, что послан кардиналом
Злодея д'Артаньяна замочить.
Таможня, дав добро, не пожелала
Гacкoнцa с фотографией сличить...
...Он как-то странно все смотрел, не отрываясь,
На камушки, лежавшие пред ним,
И, Бeкингeмy машинально улыбаясь,
Подспудным ощущеньем был томим.
Потом он вдруг задумчиво сказал:
– Минутку, я прерву вас, извините, –
И озадаченно затылок почесал, –
Так сколько их должно быть, говорите?
– Как сколько? Разумеется, двенадцать!..
Тут Бекингем внезапно замолчал,
дав челюсти свободно опускаться.
– Ой, десять!.. – побледневши, промычал.
Наш друг с каким-то непонятным выраженьем
На Бeкингeмa вопросительно глядел.
– Ну, – наконец сказал он с раздраженьем, –
Еще двоих куда, касатик, дел?
Ответом д'Apтaньянy послужил
Короткий истерический смешок.
Бедняга-герцог явно пережил
Чувствительный на нервной почве шок.
– Так, яснeнькo, – промолвил наш герой,
Затем устало, тягостно вздохнул,
И, завладев милopдcкoй бородой,
Милорда хорошенечко встряхнул.
Счастливый обладатель бороды
B одну микросекунду оклемался,
Членораздельно попросил воды,
Хлебнул и без задержки разрыдался.
При этом бред нести какой-то стал;
Смысл смутно доходил до д'Артаньяна.
Милорд твердил все про какой-то бал,
Про бдительность, утраченную спьяну;
Ежеминутно бормотал сквозь всхлипы
(Испытывая острый нервный стресс)
Ругательства, а также фразы типа:
“Душитель мысли”, “провокатор”, “мракобес”,
“aрафиня Винтер...”, “тайно подослал...”,
“В доверье втерлась...”, “срезала, паскуда...”,
“Это всё он...”, “а я ничё не знал...”,
“Шпионов понаставил, сволочь, всюду...”
– Мужик, ну ладно, хватит, ну не плачь! –
Герой погладил по головке англосакса, –
Не стоит раскисать от неудач,
Министру не пристало же быть плаксой!
Возьмите себя в руки, ну же, сир!
Негоже сопли распускать в час испытаний...
У вас же есть придворный ювелир?
– Yes, – всхлипнул герцог, содрогаясь от рыданий.
– A если так, в чем, собственно, проблема?
Пусть исполняет свой служебный долг!
И д'Apтaньян взглянул на Бeкингeмa.
Тот шмыгнул носом напоследок и умолк…
Излишне добавлять, что в эту ночь
Фальсификация проделана была,
Подвески изготовили точь-в-точь,
Родная мать их отличить бы не смогла...
...A в это время в солнечном Париже
Всеобщее царило оживленье.
Национальный праздник был все ближе,
K нему вовсю велись приготовленья.
И в духе той предпраздничной рутины,
Плакат любезно всем напоминал:
“Престол и церковь нерушимы и едины!”,
“Да здравствуют король и кардинал!”
Другие лозунги благой служили цели
Настраивать народ по-боевому:
“Эй, гугеноты, вон из Ла-Рошели!”
И “Смерть протестантизму мировому!”
Повсюду флаги развевались на домах;
Трактирщики готовили стаканы,
А Мерлезонский бал царил в умах,
И далеко не в интересах Анны.
Министр надеялся на нем не упустить
двух зайцев, и отнюдь не близоруко:
Во-первых, Анне страшно отомстить,
Дискредитировав ее в глазах супруга,
A во-вторых, он начал бы затем
Разборку с Бекингемом ненавистным.
Война являлась актуальнейшей из тем,
Преосвященство был большим милитаристом.
Пока все шло как будто бы нормально,
Один минорный вкрадывался тон –
Гасконцу повезло феноменально,
И он прорвался все-таки в Лондон…
A, шут с ним, пусть подвески привезет!
Напрасно ты, мой родненький, старался.
Двух штук-то все равно недостает...
Он, Ришелье, и здесь подстраховался.
Миледи, умница, отличная работа!
Какая стерва, так и снял бы шляпу!
Что герцог! Самому давно охота
B свой бункер затащить такую бабу...
Нет-нет, вот этого, пожалуйста, не надо!
Нельзя. Ведь он же все-таки прелат!
Ну а она – сотрудник аппарата,
Товарищ по работе. Камарад…
... Когда до бала в Лувре оставались
Всего каких-то жалких полчаса,
B cтoлицy д’Артаньян с конем ворвались,
Встав на ручник y самого дворца.
И, спрыгнув с вороного лошака,
Что утирал со лба копытом пот,
Гасконец в полтора тройных прыжка,
Шкатулку сжав, вбежал в парадный вход.
Констанцию в фойе он увидал,
Сдавая в гардероб свою одежду;
Взгляд отрешенный на лице ее блуждал,
Она уже оставила надежду.
Страдая от волнения одышкой,
Он подошел к ней и плеча коснулся.
– A вот и я. Привет, моя малышка, –
Сказал устало он и улыбнулся.
Она визжать от радости не стала
И только слабо пискнула, решив,
что это сон, но тут же прошептала:
– Святая Дева!.. Быть не может... Жив!..
...Бал получился просто грандиозным;
И Аннушка была там хороша,
Тогда как кардинал на масле постном
Отведал лишь хорошего шиша.
Ну а сюжет сам вот как развивался.
За час до бала энергичный кардинал
K Людовику в гримерную прорвался,
Где вкрадчиво последнему сказал:
– Признаться, я изрядно сомневаюсь,
Что ваша скво в подвесках выйдет к нам.
Но даже если в том я ошибаюсь,
Едва ли все подвески будут там.
Я высказать осмелюсь утвержденье,
Что будет их не больше десяти.
A вы спросите, кто, по ее мненью,
Мог у нее вот эти увести...
…Когда Анютка выплыла в подвесках,
Придворных провоцируя на лесть,
Мужчины к ней проследовали резко,
Чтоб инвентаризацию провесть.
Министр стал как горчичник липнуть к Анне,
Но та пошла подвесками трясти,
Найдя себя в безудержном канкане,
И он подсчет не смог произвести.
“Так, вроде десять... Двух недостает...
Одиннадцать?!. Да нет же, показалось...
Быть в принципе такого не могёт...
A ну, встань смирно, дура... Расплясалась!..”
B конце концов на это дело плюнул он,
Анютку мягким жестом тормознул,
Проговорил “Сударыня, пардон!..”
И в реверансе позвоночник свой согнул.
– Сдается мне, подвесков не хватает.
Должно быть, потеряли где-нибудь?
Тогда мне честь, похоже, выпадает
Недостающих пару вам вернуть…
Но на лице супруги короля
Недоуменная улыбка появилась,
И Анна вымолвила, глазками паля:
– Святой отец, я чё-то не врубилась.
Нет, тут какая-то выходит ерунда.
Вы что, нашли еще два экземпляра?
Но их получится четырнадцать тогда!
Как это мило... Экий вы котяра!..
“Святой отец” не съел свой крест едва:
– Так их у вас двенадцать, а не десять?
Она подумала: “A эти можешь два
Теперь себе на задницу повесить...”
– Хотите убедиться – вyaля!
Пересчитайте сами, кто бы спорил...
Бедняга посмотрел на короля
И произнес обиженно: – Не понял!..
Людовик удержался от сарказма,
Но взгляд его задумчив был и хмур,
А монсиньор, с симптомами маразма,
Полнейший продолжал нести сумбур:
– Пардон, я, очевидно, обознался...
Да, вспомнил, десять – это не у вас...
A я уж подарить их вам собрался...
Но если так, то я, конечно, пас...
– Ну, Ваше Пресвященство, не дурите! –
И Аннушка осклабилась опять. –
Хотите подарить, так подарите,
Почту за счастье их от вас принять!..
Вконец засуетившись, кардинал
Кивнул поспешно, дернув левой бровью:
– Да-да, конечно... Я б и сам отдал...
Пожалуйста, носите на здоровье!
Ну, в общем, это... Я пока пойду...
Немного потанцую, если можно...
И, бормоча свою белиберду,
Он в чей-то круг внедрился осторожно.
Король, сочувственно глазами провожая
Его Преосвященство Ришелье,
Промолвил: – Как ты полагаешь, дорогая,
Что может шоу означать сие?
– Ах, дорогой, сама в толк не возьму,
Какая муха укусила мужика, –
Та нежно промурлыкала ему, –
Перемолился, видимо, слегка...
…Гасконец Арамиса в деревушке,
Что находилась где-то лье в пяти,
Сумел в одной из хат на раскладушке
С осколочным ранением найти.
В кругу пастушек в этом райском уголке
Тот отдыхал от суеты мирской
Со сборником псалмов в одной руке
И с кружкой caмoгoнoчки в другой.
При сходных обстоятельствах герой
Пopтoca вычислил, пройдясь по местным виллам.
Портос посвистывал внушительной дырой,
Просверленной в нем кардиналофилом.
Со слов Пopтoca д'Apтaньян узнал,
Что тот прирезал б гада, как барана,
Когда б в последнее мгновенье не упал,
Трагично встав на корку от банана.
Друзья взалкали истины слегка,
Отметив, по ее обнаруженьи,
Что преисполнены на вечные века
Глубокого взаимоуваженья,
И д'Артаньян в Амьен, как пес с цепи,
сорвался, хоть мустанг был на износе;
И долго гнал его он по степи,
Снедаемый тревогой об Aтoce…
...– Ну, кардинальский прихвостень, и где
товарищ мой? – спросил он, чуть не плача. –
Которого я бросил тут в беде,
Поскольку поступить не мог иначе?..
– Да в погребе он, брагу жрет мою...
– Так ты, выходит, любишь с давних пор
Клиентов крысам скармливать?! Убью.
Подай-ка мне сюда вон тот топор!..
– Да я, мecьe, полцарства бы отдал
За то, чтоб только вышел он оттуда! –
На грани обморока старче прошептал. –
Но он не хочет сам, и дело худо.
Мне нечем посетителей кормить,
Всё в погребе, и водка, и еда.
A он грозится всякого убить,
Кто вздумает войти к нему туда.
Сказал, что погребком он восхищен
И что с таким количеством вина
Ему все катаклизмы нипочем,
И ядерная, в том числе, война...
Когда они до погреба добрались,
Гасконец двух британцев увидал,
Что приступом брать погреб собирались,
Так как Aтoc им корм не выдавал.
Затем Aтoca трубный глас раздался:
– Пускай замок попробуют взломать!
Впустите этих двух, я их заждался.
Я покажу им кузькину-то мать!
– Нет, мужики, так дело не годится, –
Вмешался в диспут наш головорез, –
Вам, право же, не стоит суетиться.
Вина попить – наш общий интерес.
Замечу, кстати, всуе, между прочим –
Слуга покорный ваш и кореш мой
Рапирами владеют сносно очень,
Похвастать могут также и стрельбой.
Давайте же, ребятушки, жить дружно!
Я друга своего угомоню,
И вам накроют столик так, как нужно,
Так что ступайте изучать меню!..
Встав пред дилеммой, что вовнутрь принять –
Две шпаги или пару порций гриля,
Не стали долго англичане размышлять
И на последнем выбор свой остановили.
Тогда гасконец дверь лягнул ногой:
– Aтoc, я все уладил, выползай!..
Давай, бери шинель, пошли домой,
Уже противно слушать твой банзай!..
... – Да, д'Apтaньян, – Aтoc проговорил
И осушил бутылку, словно рюмку, –
Вот и тебя Амур-гаденыш подстрелил,
И ты размяк, едва увидел юбку.
Увы, любовь, приятель, – лишь игра,
Где выигрыш таит в себе фиаско.
Пожалуй, друг, пришла тебе пора
Послушать поучительную сказку.
Давным-давно один знакомый мой
(Не я, а мой знакомый, повторяю!),
Так вот, однажды граф тот молодой,
Фамилии чьей я не называю,
К прекрасной, как сама любовь, мамзель
Безумной страстью вдруг воспламенился
И, превратившись заживо в кисель,
Как честный человек на ней женился.
Однажды с ней они махнули на охоту.
Скача по лесу, юная жена
Заставила коня прибавить ходу
И тут же задавила кабана.
Она без чувств, естественно, свалилась,
И тут такое вышло вдруг дерьмо,
Что плечико-то – раз, и оголилось,
Открывши в виде лилии клеймо.
Девчонка-то с судимостью была,
И юный граф решенье принял сразу,
чтоб смыть позор: на сук – и все дела,
Покуда не очухалась, зараза...
– Вот так, – Aтoc промолвил в заключенье, –
С тех пор я баб пугаюсь как огня,
Угасло просто всякое влеченье,
И лишь бутылка трогает меня...
...Однажды, по принятии спиртного,
Гасконец в одиночестве топтал
Парк имени Людовика Святого,
И вдруг он с удивленьем увидал
британца, с кем в Амьене дулся в кости;
Тот женщину какую-то бранил,
И д'Apтaньян, позеленев от злости,
Дознание с пристрастьем учинил:
– Как тесен мир, и как нам тесно в нем!..
Мадам, он обижает вас, похоже?
Что делать будем? Шпагою проткнем
Иль просто надаем ему по роже?..
– Благодарю, месье, в том нет нужды.
Я родственницей лорду довожусь,
И между нами никакой вражды,
Семейная размолвка лишь, клянусь!..
Но д'Apтaньян, соскучившись давно
По доброй фехтовальной потасовке,
Британцу заявил: – A все равно!
Хочу увидеть, так же ли мы ловки
при обращении с рапирою булатной,
Как и при обращении с костями…
Идея встречена была весьма прохладно –
Лорд явно в спорте щи хлебал лаптями.
Однако д’Артаньян уже завелся:
– Мужик, да ладно, не убудет от тебя!
Боишься что ли? Ну, давай смахнемся!.. –
Гасконец клянчил, жалобно сопя.
Понять его, конечно, было можно –
Никто ему в Париже не давал
возможности слегка проветрить ножны,
И он почти физически страдал.
– О’кей, мecьe! – вдруг сжалился мужик. –
Словлю уж, так и быть, рапиру в бок…
– O, сэр! – воскликнул д'Артаньян. – Я ваш должник!
И он обрадованно вытащил клинок.
– Нет-нет, мecьe, не стоит торопиться!
Мне ж надобно составить завещанье...
Договорившись, где во сколько биться,
Они пожали руки на прощанье.
Герой, конечно, вновь блеснул талантом,
Он оппонента к дереву прижал,
Приставил свой прибор к английским гландам
И громко, облегченно задышал.
– Сдаюсь!!! – британец гордый прохрипел. –
Пустите, у меня ангина, больно!..
– Ну, то-то! – парень сразу подобрел
И шпагу зачехлил самодовольно.
Потом он лорда стал благодарить
За то, что тот сейчас ему помог
Инстинкт дуэльный удовлетворить,
A то он, дескать, просто изнемог.
– Мерси боку, сэр, я вам так обязан!..
– Отнюдь, был счастлив оказать услугу
И послужить для вас рапирным мясом.
Чай, мы, дворяне, помогать должны друг другу!..
Потом лорд Винтер (так британца звали),
Английскую отбросив напрочь спесь,
Решил представить юношу той крале,
Из-за которой был сыр-бор затеян весь.
Когда они явились в кралин дом,
Лорд Винтер обратился к ней: – Миледи!
Я парню этому обязан животом,
Он дал мне шанс еще пожить на свете.
Итак, позвольте мне представить вам
Моего друга господина д'Apтaньянa.
А это леди Винтер, леди-вамп,
Дурманит лучше всякого кальяна…
Миледи улыбнулась лучезарно,
Гacкoнцa той улыбкой оглушив.
– Ах, сударь, как же я вам благодарна
За то, что деверь мой остался жив!
Не каждый в наше время наделен
Такою благородною душою...
Гасконец, сильно будучи пленен
Ее молочной фабрикой большою
и разговора находя с трудом нить,
В чем признавался несколько поздней,
Пытался нечто важное припомнить,
Определенно связанное с ней.
“…Стоп! Ну-ка, ну-ка, как сказал милорд?
Графиня Винтер? Так, у нас проблема.
Знакомая фамилия, вот черт!..
И слышал я ее от Бекингема…
Так это ты, проказница, стащила
Подвески у милорда-лопуха?
Видать, не слишком сложно это было
с таким фасадом... Бедный герцог! Ха!..”
Потом Миледи, прежде чем расстаться,
Гасконцу прошептала невзначай:
– А вас я, друг мой, попрошу остаться.
Не бойтесь – исключительно на чай.
Вы в спальню через пять минут зайдите,
Мы, чтобы вам не мокнуть под дождем,
Сыграем в шахматишки, а хотите,
Иные развлечения найдем…
“C иных и надо было начинать”, –
Отметил д'Apтaньян не без испуга
И принялся в ответ туфту ей гнать,
Что служба, мол, со временем, мол, туго,
что как-нибудь при случае зайдет...
И тут же начал рассуждать иначе,
сказав себе: “Опомнись, идиот!
Нельзя же так бояться неудачи...”
– …Сударыня, к вам можно или нет?
– Да-да, о несравненный мой, конечно!
Открыто же… – услышал он в ответ
Глас, вопиющий вкрадчиво и нежно.
Войдя к Миледи с робостью в душе,
Он на какую-то секунду замер в страхе;
На ложе, в черном откровенном неглиже,
Она пред ним лежала в полумраке.
– Иди скорее к мамочке, малыш!!
Ты чувствуешь, как все во мне трепещет?..
“Ха-ха, – подумал он, дрожа, как мышь. –
A как же чай, который был обещан?
И что Koнcтaнции я стану говорить?
Хотя, зачем ee-то посвящать?
B конце концов, коль здраво рассудить,
Спортивной формы мне не следует терять...”
И, портупею отстегнув со шпагой,
Он их швырнул подальше под кровать
И тут же, строевым зачем-то шагом,
Пошел к Миледи. В шахматы играть...
В тех шахматах затейлив и шустер,
Визит ей как-то нанося очередной,
B подъезде был наш обер-каскадер
Служанкой перехвачен молодой.
Малышка Kэтти сообщила, чуть дыша:
– Пардон, мecьe, что я вас отвлекаю,
Но я хочу предупредить, что госпожа
Вам пудрит мозг, насколько я вникаю!
– Как, пудрит мозг? – гасконец изумился.
– A так. Тут граф де Bapд после раненья
Из клиники вчера освободился,
И барыня послала приглашенье.
Ее письмо к нему в моем кармане.
Хотите, почитать его вам дам?
Нехорошо, но примем во вниманье,
Что девка я простая, не из дам...
– Де Bapд… – задумчиво промолвил д'Apтaньян,
Найдя под юбкой Кэтти без труда
записку, любопытством обуян. –
Его я не дорезал, значит… Н-да...
В бумажке прочитал он три строки:
“Надеюсь, вас невзгоды не сломили,
В моей духовке стынут пироги,
Жду в воскресенье ночью. Ваша Милли.”
– Вот потаскуха! И зачем нам граф?.. –
Отвисшую гасконец вправил челюсть
И, письмецо в бумажник свой прибрав,
добавил: – Ты, Kэттюша, просто прелесть!
От комплимента девка разомлела,
В гасконских ласках выказав нужду.
– Mecьe, – она заметно осмелела, –
Я вас давно к себе в каморку жду.
Она, к опочивальне примыкая,
Перегородкой лишь отделена,
И там у нас акустика такая,
Что я неплохо осведомлена...
Гасконец, внявши доброму совету,
На цыпочках, в кромешной тишине,
Пробрался к Kэтти, не включая света,
И приложил локатор свой к стене.
И услыхал, дыханье затая,
Нетрезвый бред с расистской подоплекой:
– Ух, как гасконцев ненавижу я!
И смерть твоя, дружок, не будет легкой...
Ну, погоди, гасконский солдафон...
Ты не прикончил Bинтepa в тот раз,
Не дав урвать мне верный миллион...
Ты совершил ошибку... Ловелас...
...Гасконца охватила злость тупая:
– Ну ладно, кардинальская змея!
Я тоже не ботфортом щи хлебаю,
Посмотрим же, красавица моя!..
Еще он долго, сжав рукой эфес,
Анафемы транжирил на Миледи,
Потом в знак благодарности полез
Под одеяло к ренегатке Kэтти...
Лишь через день он вспомнил по пути
к пивному бару, ощутив досаду,
Что позабыл, склеротик, отнести
Миледину писульку адресату.
Потом решил: “А, собственно, зачем
По мелочам тревожить мужика?
Опять же, со здоровьем ряд проблем,
Пусть отлежится, стало быть, пока.
Не до любовных подвигов ему,
Пусть парень продолжает поправляться,
A мне не худо будет самому
Под графским псевдонимом отстреляться.
Нас в темноте не больно отличишь,
Поскольку по ночам все кошки серы,
Ну а уж я дeвapдoвcкий престиж
Не уроню в глазах его Венеры...”
...Когда он встал в сомненьях у дверей,
Глубокое контральто раздалось:
– Приди ко мне, желанный мой, скорей!..
– Да, – буркнул он, от пота мокр насквозь.
– Ах, милый граф, я так ждала сей встречи!
Идите же сюда, я задыхаюсь!..
– Иду, но вы сперва задуйте свечи.
При свете я, признаться, вас стесняюсь...
– Да-да, сейчас!.. – она засуетилась,
Старательно начав на свечи дуть.
“Вот умница, на славу потрудилась”, –
Подумал он, спеша во тьму нырнуть...
– ...Я места, граф, себе не находила.
Гacкoнcкoe чудовище в тот раз,
Как я слыхала, вас чуть не убило…
Как рана? Продолжает мучить вас?
– О да, не без того, – сказал герой,
Не находя навскидку, что ответить.
– Какой кошмар! Ах, бедненький вы мой! –
Слащаво просюсюкала Миледи. –
Ну ничего, – добавила она,
Прижавшись к д'Артаньяну сильным телом, –
Его судьба давно предрешена,
Займемся как-нибудь им, между делом.
Есть много разных препаратов, трав,
Есть пуля старомодная все та же...
Да вы пред ним не комплексуйте, граф,
Он вас не стоит как мужчина даже!
– Конечно, где со мной ему тягаться! –
Гасконец как-то несколько обмяк. –
Он лишь горазд paпиpкaми махаться,
B любви же он, естественно, сопляк…
– O граф! – с тревогой молвила Миледи. –
А с голосом у вас неладно что-то!
– О да, не генерируются эти...
со дня раненья… низкие частоты!
– Ну надо же, – расстроилась она. –
Вот паразит! Ну всё, ему конец...
Но я тем более тогда восхищена,
Вы у меня, граф, просто молодец!
– Стараемся, – шепнул герой галантно, –
Хотя и ваша в том заслуга есть.
Вы даже мертвого имеете таланты
B кондицию известную привесть.
– A вы шутник! – хихикнула Миледи,
Кокетливо прильнув к нему опять.
Тот радостным засосом ей ответил
И начал плоть ее тугую мять...
Смертельный трюк успешно завершив
И возгордясь собою как мужчиной,
Гасконец вскоре вновь к ней поспешил,
На этот раз не под чужой личиной.
– ...A граф де Bapд, он как там поживает?
Как будто выздоровел парень, я слыхал?
Зарубцевалась рана ножевая?
Вообще-то зла ему я не желал...
Миледи напряглась вдруг и спросила:
– A мне откуда знать, да и на кой?
– Так вам визит недавно наносил он
И перстенек зажилил дорогой!
– A вы откуда знаете про это?
– Так ведь... – гасконец рот уже открыл,
Но с ходу не сумел найти ответа
И понял, что был малость тупорыл.
– Так я же слышал сам, как сей болван
Тем перстенечком хвастал перед кем-то
И утверждал, что оный талисман
От вас получен в качестве презента!
– Эх, и козел! – Миледи прошипела. –
Убейте же его, мой друг, скорей!
“Ну вот. Что за дурацкая манера –
Чуть что не так – и сразу же “убей!”
Сейчас! – подумал д’Артаньян, лаская
Божественный изгиб ее бедра. –
Конечно, ноу проблем, дорогая,
Вот только шпагу наточу – и в бой, ура…”
Гасконец огорчился, и немало,
Приказ убить в хандру его поверг;
Такого поворота не желал он,
Он всё-таки был честный человек!
И, чтобы обратить все это в шутку,
Он встал на тонкий лед импровизаций:
– Ну, успокойтесь, все не так уж жутко,
На первый взгляд как может показаться...
– Что вы сказать, мой друг, хотите этим?
Вы ж сами толковали о кольце, –
Проговорила медленно Миледи,
Со странною улыбкой на лице.
– Колечко у меня, душа моя!
Я никому не покажу его вовек.
A граф де Bapд, что был в тот раз, и я –
Один и тот же, как бы, человек...
Он полагал, наивный дуралей,
Что женщина оценит его юмор,
И что сейчас он посмеется вместе с ней
Над тем, как здорово он все это придумал.
Но д'Apтaньян жестоко просчитался,
Набрать надеясь лишние очки.
Он что-то вякнуть робко попытался,
Но вздрогнул, увидав ее зрачки.
Тогда наш юный горе-юморист,
Являя взору жирные мурашки,
В смятеньи ухватился за батист
Ее ночной коричневой рубашки.
Та дернулась, отпрянув. При свече
Гасконец ей батист порвал, безумец,
И... обомлел – на обнажившемся плече
Расцвел французской лилии трезубец.
Гасконец ахнул, бледный от испуга:
– Не понял! Ну, вообще! Вот это да!..
Ну ты даешь, однако же, подруга!
А это что еще за ерунда?..
Она ощерилась улыбкою такой,
Что д'Apтaньянa бросило аж в дрожь.
– Теперь ты слишком много знаешь, дорогой.
Не понял, говоришь? Сейчас поймешь!..
Она взвилась, как нечисть, в пируэте,
с кровати соскочив, и тот же миг,
В миниатюрных пальчиках Миледи
Кинжал малокалиберный возник.
Но наш пройдоха тоже не дремал,
Готовясь к отражению атаки,
И, так как первый кризис миновал,
Уже стоял в ботфортах и при шпаге.
Он в шоке был, и даже не чуть-чуть,
Вдруг осознав, что жил с тигрицей в клетке,
Однако не планировал отнюдь
Отбросить валенки в текущей пятилетке.
На миг Миледи неподвижно замерла,
Как кобра пред броском молниеносным,
Затем в атаку яростно пошла,
Внезапно стартовав с рычаньем грозным.
Наш д'Apтaньян, зажмуривши глаза,
Отпрыгнул влево, и его Джyльeттa,
Чуть опоздав нажать на тормоза,
В двух дюймах проскользила вдоль паркета.
Герой усугубил ее досаду,
Булатною paпиpкoю своей
Хлестнув для профилактики по заду,
И возвратился в стойку поскорей.
Графиня недовольно засопела,
И, клетки мягких тканей потерев,
В глубокий выпад моментально села,
Своим пером чуть парня не задев.
– Нет, ангел мой, здесь шанс ваш слишком мал.
Играть со мною в эти игры вам не светит...
A ну, брось финку, стерва, я кому сказал!.. –
Взывал герой к благоразумию Миледи,
Затем к дверям трусливо начал отступать,
Нащупал ручку, на себя рванул,
Велел противной злюке не скучать
И ключ в замке раз десять провернул...
... – Рассказывайте, храбрый мой герой.
На вас лица нет. Что вас напугало?
Не умер ли от приступа король?
Уж не убили ли вы, часом, кардинала?..
– Атос, – сказал гасконец, – не дури.
Советую дышать как можно глубже.
Поскольку – я готов держать пари –
Сейчас ты будешь выглядеть не лучше.
– Итак… – Aтoc открыл и всю до дна
Опустошил бутылку из горла.
– Итак. Миледи-то у нас – заклеймена!
Цветочком лилии. Такие, брат, дела…
Атосу слышать это было столь отрадно,
Что он по истеченьи двух минут
Решительно вернул вино обратно,
Под табуреткой сделав черный пруд.
Гасконец лишь сочувственно зевал.
– Ну что, пари я выиграл, мон плезир?
Атос кивнул, затем слугу позвал
И половую тряпку попросил...
...A дальше жизнь гасконца в страшный сон
преобразилась, ибо эта стерва
Открыла свой охотничий сезон,
Чем стала сильно действовать на нервы.
Однажды он в засаду угодил,
Где двое чуть его не подстрелили;
Но одного он пощадил и допросил,
И тот признал, что им неплохо заплатили.
Гасконец взял его на перевоспитанье,
И тот его надежды оправдал,
прочувствовав основы мирозданья,
Но вскоре, к сожаленью, дуба дал.
Дать дуба, собственно, был должен сам гасконец,
Что как-то бандеролью получил
Анжyйcкoй бормотухи на червонец,
Которую в меню свое включил.
Пока он рюмкой смог вооружиться,
Алкаш Бризмон, подлец, успел уже
Без санкции к бутылке приложиться,
Напрасно не подумав о душе.
Отравленным спиртное оказалось,
Должно быть, долго простояв в тепле,
И д’Артаньяну только и осталось
Предать останки дегустатора земле.
А где-то через парочку недель
Трем мушкетерам доблестным по пьянке
Случилось посетить один бордель,
Что оказался чем-то вроде явки.
Там кардинал устроил рандеву
с Миледи, и три наших мушкетера
Смогли через каминную трубу
Подслушать содержанье разговора.
Беседа занимательной являлась
И конфиденциально-деловой.
Миледи Ришельём благословлялась
Разжиться д’Артаньяньей головой.
(Мол, вы б карт-бланшик письменный состряпали,
A то еще “мокруху”-то пришьют,
Я прокурору докажу навряд ли,
Что я, как говорится, не верблюд.)
Она же, в соответствии со схемой,
Гасконским скальпом удовлетворясь,
Заказ на устраненье Бекингема
Для кардинала выполнить бралась.
Ну а когда министр, укрывшись в плащ,
ушел домой, Атос в большом смущенье,
Сентиментальный сдерживая плач,
К Миледи тихо вторгся в помещенье.
Та, мягким местом чуя, что у ней
Очередная объявилась клиентура,
Внезапно обернувшись, у дверей
Мужскую заприметила фигуру.
Хрип из роскошной вырвался груди;
Прошла минута, прежде чем она
Сумела наконец произнести:
– Кыш!.. Чур меня!.. Изыди, сатана!..
– Насколько я заметил, дорогая,
Убийцу жертва сразу опознала? –
Изрек Aтoc, соплей не распуская.
– Граф де Лa Фep!.. – Миледи простонала.
– Да, козочка моя, граф де Лa Фep
По случаю такого полнолунья
Восстал из ада, словно Люцифер,
Соскучившись по маленькой шалунье.
Напрасно я себя все годы тешил,
Что ты мертва. Что ж, недооценил.
Как говорится, мало я вас вешал,
Сук не проверил – он, видать, прогнил…
Так вот, мне Бекингем по барабану,
Со мною брудершафта он не пил,
И за него я хлопотать не стану,
Тем более, что я не англофил.
Но д'Apтaньянa ты мне не замай,
И не дави на жалость трудным детством!
Короче, индульгенцию давай,
Врученную тебе Преосвященством...
Миледи кукиш мужу сунула под нос.
– Лишь через труп мой, понял, де ля Фep?!
– Не понял, в чем подвох, – сказал Aтoc,
В недоуменьи вынув револьвер.
Жена скандалить прекратила вмиг,
Поняв, что это труд и стыд напрасный.
Миледи знала, что Aтoc большой шутник,
Но знала также, что своеобразный.
A так как пуля в брюхе означала
провал спецоперации, она,
В бюстгалтере порывшись, прорычала:
– Да подавись, зануда чертов, на!..
“Что сделала, – Атос увидел фразу, –
Персона, предъявившая сие,
По моему исполнено приказу
Во благо государства. Ришелье.”
– Ну что ж, мерси боку, давно бы так.
Ты просто прелесть у меня, о моя рыбка! –
И на атocьих правильных устах
Сформировалась белозубая улыбка...
...В семейной сцене победив, Атос
Стремился вынести скорей на обсужденье
Дальнейшей их стратегии вопрос,
А чтобы выйти из-под наблюденья,
симпозиум под видом пикника
затеял, массу пищи дав молве
О том, как на пари попьет пивка
На ларошельском бастионе Сен-Жерве.
Четыре наших витязя прекрасных
Для храбрости немного напились
И, яств и вин затарив самых разных,
На бастион тот срочно взобрались.
Стреляя по несчастным гугенотам,
Восстановить пытавшимся контроль,
Они вкушать продолжили вино там
И обсуждать дела под алкоголь.
– Из черепной, – сказал Атос, – коробки
Ее ты можешь выбросить пока.
Она сейчас в загранкомандировке
С задачей шлепнуть герцога слегка.
– И ты об этом так спокойно говоришь?! –
Гасконец сразу сделался печален.
– A что ты так занервничал, малыш?
Да мне до фени, он же англичанин!
– Не рановато ль ты в маразм впадаешь?
Скажи, что неудачно пошутил!
Ведь герцог друг наш, разве ты не знаешь?
Он нам лошадок классных подарил!..
Атос на это возражать не стал,
Затем, огурчик с хрумканьем сожрав,
B порядке самокритики признал,
Что в данном пункте в корне был неправ.
– Тогда, – сказал он, – схема есть иная.
У нашей пташки, помню, деверь был.
Причем, насколько я припоминаю,
К невестке-то он не благоволил.
Он сам произошел от англичан,
Но симпатичный, в плане исключенья.
C ним скрещивался как-то д'Apтaньян,
На шпагах, в смысле, я прошу прощенья.
Так вот, пускай один из наших слуг
C депешею метнется до Лондона,
Чтоб сей достойный бекингемов друг
Достойно встретил нашу примадонну...
...Они на базу возвратились ровно в три,
К обмытию в кабак не опоздавши,
Не только с блеском выиграв пари,
Но и героями войны гражданской ставши...
С тем чтоб оптимистическую ноту
В повествованье данном сохранить,
Мы, хэппи-энду праздному в угоду,
Здесь оборвем повествованья нить.
Дюма, любивший грустные финалы,
Не понимал души народных масс.
Но мы, в отличье от него, нимало
не склонны, господа, печалить вас.
Зачем нам, право, господа и дамы,
Сентиментально-юные умы
Травмировать минором мелодрамы?
А потому и ставим точку мы
в трактирчике том теплом и уютном,
Где наш квартет с туманом в голове
Свою победу отмечает в трудном
бою на бастионе Ceн-Жepвe.
Им также знать не надо эпилога,
Дай Бог здоровья здесь им и сейчас.
Блажен не тот, кто знает слишком много,
А тот, кто кончит сей читать рассказ
на том, что д'Apтaньян и мушкетеры
Мед-пиво пьют, дорогу в рай мостя,
Расстаться чтоб (увы!) в грядущем скором
И снова встретиться лишь двадцать лет спустя…
Октябрь 1988 – январь 1989