В начале мая гвардейская истребительная эскадрилья в последний раз назначила летчиков в дежурное звено. Гвардейцы улетали на Восток в срочном порядке. Новая их перебазировка была в плане боевой подготовки. В штабе полка встретились командиры двух подразделений — уходящего и заступающего, чтобы заполнить необходимые документы и подготовить приказ.

Командиры сменяющихся авиационных подразделений — товарищи Иванов и Здатченко, — сидя друг против друга в тесной комнате штаба гвардейцев, просматривали последние документы.

Перед командирами стоял начальник штаба гвардейцев — майор с черными вьющимися волосами — и держал раскрытую папку с бумагами. Время от времени он протягивал очередной документ и терпеливо ждал, пока Иванов и Здатченко прочитают бумаги и поставят под ними свои подписи. На широком обветренном лице начальника штаба, в его черных глазах внимание и терпеливая готовность дать любые разъяснения. Но давать разъяснения не пришлось. Здатченко — широкоплечий, приземистый, разговаривающий с мягким украинским акцентом, — читая бумаги, только кивал: составлены грамотно, все ясно и понятно. Если бы еще вся дальнейшая работа пошла так же гладко, как прием дел.

Напутствуя Здатченко, генерал-лейтенант Луговой был краток:

— Главком приказал отучить чужеземных разведчиков летать у советских берегов. Вопросы, просьбы есть?

Вопросы и просьбы у Здатченко были, но он не спросил ни о чем. Задача не из легких, но приказ надо выполнить. Он мысленно представил маршрут полетов.

Начальник штаба гвардейцев бережно принял из рук Здатченко последний подписанный документ, аккуратно положил его в папку и ловко завязал ее синими тесемочками.

Подполковник Иванов, щуря узкие глаза, довольный сменщиком, который оказался деловитым мужиком, а не буквоедом, и своим начальником штаба, подготовившим прекрасную документацию, улыбнулся:

— Кончилась бумажная карусель. Завтра сдаем вам дежурство.

— Заступим без опозданий! — Здатченко кивнул, соглашаясь. Он взглянул на начальника штаба: — Товарищ майор, пригласите из приемной.

Майор приоткрыл дверь.

— Вас просят, товарищи, — тихо сказал он.

Вошли командир вернувшейся эскадрильи майор Карабанов и его заместитель по политической части майор Федоров. Поздоровались, Здатченко потянулся к календарю.

— Завтра долгота дня семнадцать часов семь минут. Астрономы даром хлеб не едят. И поскольку я им верю, то догадываюсь, что за днем придет ночь. Верно?

— Верно, товарищ полковник! — весело ответил Карабанов, привыкший к манере разговора своего командира.

— Майор Карабанов, вы составили расписание на боевое дежурство?

— Так точно.

— Познакомьте меня с ним. — Полковник Здатченко перевернул страницу в календаре. — Придется платить вам за амортизацию, — пошутил он, обращаясь к подполковнику Иванову, — пользуюсь вашим календарем. — Просмотрел составленный список:

— Майор Карабанов, на день вы назначили в дежурное звено лейтенантов. Справятся ли они?

— Составьте список, кого надо вводить в строй ночью, — сказал Здатченко.

— Будет сделано. — Комэск посмотрел на своего заместителя по политической части. — Нам с майором Федоровым прожужжали уши «Ландышами», расскажите, товарищ подполковник, что это такое? Наши летчики интересуются.

— Прошу дождаться вечера. — Иванов загадочно сощурил веселые глаза. — Я и так сказал слишком много. Вот что, товарищи, может, отобедаем? — И первым поднялся из-за стола.

…Вечером летная столовая преобразилась. Летчики-гвардейцы выстроились в дверях для торжественной встречи.

Скоро все заняли свои места. Из-за стола поднялся высокий сухощавый подполковник Иванов в парадной форме. Приветливо оглядел собравшихся и громко сказал:

— Товарищи офицеры, прошу внимания! Сегодня необычный торжественный день. Праздник. Да-да, я не оговорился, это праздник. По Уставу гарнизонной службы смена караулов проводится под духовой оркестр. Оркестра, к сожалению, у нас нет, но праздник не отменяется. Мы пригласили вас на вечерние «Ландыши». Ландыши еще не выросли, а подснежники найдем наверняка. И вместе с цветами мы дарим вам свой кинофильм «Белое безмолвие».

Свет в зале погас. На стену упал острый луч кинопроектора. Из-за высокого сугроба высунулась огромная голова белого медведя. Он нехотя потянулся и, разминаясь, косолапя, медленно пошел на зрителей.

Кадр сменился.

Солнечный день, по небу быстро пробегают белые облака. Цепочкой низко летят гуси.

— Мы прожили здесь довольно долго, — неторопливо пояснял подполковник Иванов. — Каждое время года имеет свой счет. Пятьдесят девять дней продлилось лето. А на осень было отпущено всего сорок два дня. И вот наступила зима. Мы поначалу не знали, что нас ждут двести тридцать три дня сильных морозов, пурги и метелей!

На экране громоздились огромные сугробы. Если внимательно вглядеться, можно заметить торчащие из снега острые концы стабилизаторов с красными звездами. Это механики и техники самолетов вместе с летчиками очищают стоянки и рулежные дорожки. Роют лопатами. На полосе работают бульдозеры.

— Обратите внимание на термометр! — советует командир подразделения. — На нем сорок пять градусов. Добавлю, что ветер северный, скорость двадцать пять метров в секунду.

Снова мелькают кадры. «Миги» стоят на старте. Около самолетов расхаживают летчики дежурного звена.

И вот «миги», стремительно пробегая по снежной полосе, ушли в небо. Истребители еще не вернулись из полета, как повалил густой снег. Налетевший буран снова засыпает стоянку. На полосу вываливаются бульдозеры и старательно расчищают ее. В стороне стоит белый медведь, смотрит на бульдозеры, на людей, снующих около них, на ярко сверкающие самолеты, стоит, как бы задумавшись, удивленно раскачиваясь из стороны в сторону.

Создатели фильма отнюдь не думали запугивать зрителей. Они показали службу на Севере такой, как она есть, — со всеми трудностями и стихийными бедствиями. Это так и понял полковник Здатченко. Ему очень захотелось узнать, как летчики его эскадрильи восприняли показанные кадры. В отблеске неяркого света он покосился на сидящих рядом майоров Федорова и Карабанова. Вспомнил свое первое впечатление от знакомства с этими офицерами. Командир эскадрильи майор Карабанов показался немного суетливым, замполит майор Федоров сразу расположил к себе удивительно доброй улыбкой и открытым взглядом синих глаз. О каждом летчике он отзывался восторженно, не забыв отметить, кто из них коммунист, а кто комсомолец.

— По вашему докладу, товарищ майор, у вас все летчики хорошие, — строго перебил тогда Федорова полковник Здатченко. — А разве в эскадрилье не было нарушений? Не накладывали дисциплинарных взысканий?

— Все было, конечно. Например, лейтенант Кузовлев опоздал из отпуска, — серьезно ответил Федоров.

Новый кадр:

Картина Васнецова «Три богатыря». Добрыня Никитич, Илья Муромец и Алеша Попович выехали в дозор. Пристально вглядываются вдаль. Примечают, не появился ли враг, не обижают ли кого. Наделены силой богатыри. Уверены они в своем испытанном оружии. У одного тяжелый меч, у другого острое копье, а у третьего лук со стрелами. Сумеют они постоять за правду народную. А впереди раздольное, широкое поле в цветах. Величава и спокойна русская земля.

В зале раздались громкие аплодисменты. Начиналось представление. Луч света медленно сполз с картины, и прямо на зрителей в белом свете зашагали три живых сказочных богатыря: Добрыня Никитич, Илья Муромец и Алеша Попович. На каждом боевые доспехи, а в руках доброе оружие.

Расправив усы, Илья Муромец загудел раскатистым басом:

Откашлялся Добрыня Никитич, зазвенел шпорами:

Третий богатырь, Алеша Попович, натянул тетиву-и пустил стрелу в потолок:

— Уж ты гой еси, государь да Илья Муромец! Далеко ли путь держишь со товарищами? — спросил подполковник Иванов, подходя к богатырям.

— Мы едем служить… за землю российскую… — в один голос ответили богатыри.

— Спасибо за службу ратную от всей земли российской. Надежно вы несли службу на границе нашей, добро прикрывали небо Севера! Благодарим вас всех: тебя, добра молодца Илью Муромца, тебя, Добрыню Никитича, и тебя, Алешу Поповича.

— Гой еси, государь ты добрый, — певуче спросил Илья Муромец, — а пришла ли наша смена на службу ратную, готовая защищать землю российскую и небо Севера? Кому передам я свою палицу булатную сорока пудов? Кому передаст свой меч славный Добрыня Никитич, а Алеша Попович-млад — свой лук и стрелы каленые?

— Пришла смена, добрый молодец Илья Муромец, — сказал подполковник Иванов.

— Гой еси, государь ты наш полковник Здатченко, майор Карабанов со своими первыми помощниками, подойдите ко мне и примите оружие доброе. Повоюйте за землю российскую, постойте-ка на границе, защитите небо Севера! — громко сказал Илья Муромец и легко приподнял палицу над головой.

Полковник Здатченко, майоры Карабанов и Федоров направились к сказочным богатырям. К ним присоединились лейтенанты Федосюк и Калабашкин.

Неожиданно в зале погас свет. А когда он снова вспыхнул, Карабанов шагнул к палице. Он хотел так же легко ее вскинуть, но тут же уронил, не справившись с тяжестью. Он только потом понял, что хитрые летчики с «мигов» палицу подменили.

Все громко смеялись, довольные проделкой командира эскадрильи. Но, собравшись с силами, Карабанов все же поднял над головой тяжелую палицу.

— Постоим и мы за землю российскую, — громко сказал он.

— Добрые ты слова сказал, майор Карабанов, — сразу откликнулся Илья Муромец и посмотрел на своих боевых товарищей: — Добрыня Никитич и ты, Алеша Попович-млад, отдадим наши ключи от северного неба храбрым заступникам?

— Передадим ключи от неба северного! — громко сказал Добрыня Никитич.

— Пусть берут ключи от северного неба, — согласился Алеша Попович.

— По согласию со товарищами, — торжественно сказал подполковник Иванов, — передаем ключи от северного неба командиру Здатченко, майору Карабанову и его дружине. Стойте твердо дозором на границе земли российской!

Два летчика с красными шелковыми лентами через плечо внесли подушечку атласного шелка. На ней лежал большой ключ.

Подполковник Иванов наклонился и поцеловал ключ. Передал полковнику Здатченко. Новый командир эскадрильи тоже торжественно поцеловал ключ. Высоко поднял над головой, показывая всем собравшимся.

— А теперь, дорогие гости и хозяева земли нашей на краю света, приглашаю всех к столу, — сказал подполковник Иванов. — Откушайте нашего хлеба и соли! Выпейте пива хмельного и меда сладкого!..

Весенняя охота не доставляла генерал-лейтенанту Николаю Дмитриевичу Луговому настоящей радости. Он то и дело мазал и добыл всего-навсего двух чирков. Генерал не мог понять причину своих неудач, но, видимо, мешало беспокойство. Он уехал из города в неподходящий момент. Мог позвонить главком, поинтересоваться вернувшейся на Север эскадрильей.

Подразделение подполковника Иванова летало на устаревших самолетах. Пользуясь этим, разведчики разных стран в последнее время постоянно летали вдоль побережья и описывали восьмерки за дальними островами.

Главком не звонил несколько дней. Луговой всегда сразу узнавал его густой бас. «Принимайте птичек!» — сказал он последний раз.

После очередного выстрела Луговой продул ствол ружья И твердо решил: «Завтра надо вылетать на Песчаную косу. Познакомлюсь с летчиками. Узнаю, нужна ли Здатченко помощь. Новые истребители, как говорят, самое последнее слово техники!»

Беспокойство заставило генерал-лейтенанта Лугового раньше времени прекратить охоту на лесном озере. По дороге домой он торопил шофера, уверенный, что сегодня уж главком позвонит обязательно.

— Николай, что у тебя случилось? — заботливо спросила жена, помогая мужу снять охотничий костюм. — Ты чем-то взволнован?

— Не ладилось сегодня… Помнишь, по скольку я привозил тебе селезней?

— Ты убил двух уток, — спокойно сказала жена.

— Ты понимаешь, я мазал, — сказал он раздраженно, не обратив внимания, что жена селезней назвала кряквами. Резко повернулся и пошел в кабинет. Собрал ружье. Из ствола тянуло запахом горелого пороха и масла. Быстро вскинул ружье, крепко прижав его к плечу, словно готовился стрелять. Не понравилось, что конец ствола с мушкой дрожит. Изменил цель и второй раз попробовал прицелиться. Ствол задрожал еще сильнее. После нескольких вскидок Луговой почувствовал, что знакомое, пристрелянное охотничье ружье, с которым не расставался после Отечественной войны, ему уже тяжело. Открытие неприятно поразило его. Он вспомнил те далекие дни, когда в истребительный полк прилетел командующий армией и подарил ему это ружье. Луговой хорошо помнил слова, выгравированные на серебряной пластинке, но все же надел очки, чтобы прочитать:

«Командование 2-й воздушной армии поздравляет вас с отличными успехами в боевой и политической подготовке 1-й эскадрильи. 1945 г.»

Быстро же пролетели годы!

Сел в мягкое кресло, задумался. Ребята его эскадрильи не забывают комэска, ко всем праздникам по-прежнему присылают поздравления, а то прямо без телеграмм и телефонных звонков приезжают целыми семьями.

Но однажды он недосчитался двух поздравлений. Умерли два его летчика, ветераны войны. Неужели и он начал сдавать? Не хотелось этому верить. На полетах он покажет еще молодым, как надо пилотировать! Слетает разочка два-три на перехват.

Генерал достал из чехла старую «тулку» шестнадцатого калибра и проделал все сначала: так же вскидывал ружье и брал на прицел. «Тулка» по-прежнему казалась неудобной: рука с трудом держала толстую шейку приклада, задорные собачки курков непривычно лезли в глаза. Но ствол не дрожал. Мушка точно смотрела круглой маковинкой под обрез картины. Так же безошибочно остановилась она и второй раз.

— Нина, загляни ко мне.

Как врач, жена старалась понять состояние мужа, по привычке взяла его руку и начала считать пульс.

— У меня нет температуры… Ты скажи лучше, я постарел? А?

— А ты сам как думаешь?

— Нет, ты скажи без уверток.

— Оба мы с тобой постарели. Посмотри на дочку. Разве это не календарь?

— Ты права, как всегда. А знаешь, Нинок, я понял, почему сегодня мазал. «Лежье» стало плохо бить, нет кучности. Соберусь еще раз на охоту, возьму «тулку». Почему я забыл о ней? Ружье хорошее, а сколько лет лежит без дела.

— Тебе виднее, ты у меня охотник заправский и рыболов неплохой. — Жена любовно и внимательно посмотрела на мужа. — Идем смотреть хоккей. Сегодня играют твои любимые «Спартак» и ЦСКА.

Неожиданно зазвонил телефон. Луговой кинул взгляд на два телефонных аппарата, стараясь понять, какой из них подал голос. Снял белую трубку.

— Докладывает оперативный дежурный по штабу майор Евстигнеев. В двух хозяйствах ночные полеты… Работают по плану… Пару «птичек» подняли по тревоге. Появилась «сова». Вылетел старший лейтенант Долгов с лейтенантом Задирака.

— Докладывайте мне об обстановке. Предупредите соседей, — приказал Луговой.

В столовой он сел рядом с женой, но без особого внимания смотрел на светящийся экран телевизора. Больше думал о старшем лейтенанте Долгове, чем о хоккейном сражении. Как поведет себя лейтенант, если самолет-разведчик пересечет нейтральные воды и углубится на нашу территорию? Сколько ни старался, он не мог вспомнить летчика в лицо. Много людей в его подчинении: авиационные части, батальоны, радиолокаторщики и связисты. Куда проще было, когда командовал одной эскадрильей. Он сам водил своих летчиков в бой, учил драться и сбивать фашистов. И всех знал.

Луговой вернулся в кабинет, достал карту района, расстелил ее на столе, вычертил по линейке маршрут полета. Вот здесь примерно вдоль нейтральных вод должен лететь сейчас старший лейтенант Долгов со своим ведомым.

Луговой внимательно всматривался в карту, словно старался запомнить характерные ориентиры. Присел к столу и набрал номер оперативного дежурного по штабу:

— Долгов докладывал?

— Так точно. Цель обнаружил. «Сова» летит вдоль границы, не подворачивает.

— Какое решение принято?

— Объявлена тревога.

— Сообщите, когда вылетят… Передайте фамилии летчиков.

Луговой снова сел к телевизору, но тут же снова зазвонил телефон.

— Товарищ командующий, поднята пара. В воздухе капитан Кузьмин и лейтенант Замошкин.

— Хорошо. Докладывайте и дальше.

Луговой вернулся в кабинет. Принялся снова внимательно рассматривать карту. «Сова» продолжала полет к дальнему острову. Ему легко было представить курс полета взлетавших по тревоге летчиков. Первая пара не выпустит нарушителя, будет сопровождать его все время. Как бы он хотел быть в воздухе. Но сейчас другое время, другие самолеты, другие скорости. Не сравнишь с полетами во время войны. Но от мастерства летчика по-прежнему зависит многое. Штурман наведения на КП не всегда может все предусмотреть. Летчик обязан сам уметь находить противника и быстро принимать нужное решение, — значит, самое главное быть смелым и решительным.

Новый звонок.

— Объявлена готовность второй эскадрилье, — сказал в трубке встревоженный голос.

— Понял.

Луговой снова посмотрел на карту, которую знал до мельчайших подробностей — помнил расположения всех аэродромов, пунктов наведения и радиослужб. Беспокойство не покидало. Теперь до отбоя тревоги не заснуть. А завтра рабочий день, бесконечные звонки, поездка на аэродром, полеты…

Снял трубку, не дожидаясь очередного звонка:

— Доложите обстановку.

— Поднята пара майора Федорова.

— Какого майора Федорова?

— Замполита вернувшейся с учений эскадрильи.

— А! Понятно. — Луговой улыбнулся. Тут же принял решение незамедлительно слетать на аэродром и познакомиться с летчиками прибывшей эскадрильи, посмотреть, как они устроились. Не мог отказать себе и в желании посидеть в кабине всепогодного истребителя. Достал из внутреннего кармана маленький блокнот и стал внимательно вчитываться в фамилии новых летчиков. Он старался представить себе офицеров всей эскадрильи. Конечно, у каждого из них свой характер, разная классность и мастерство.

«Комэск — Караганов Николай Иванович. Заместитель по политической части — майор Федоров Анатолий Иванович». Он заложил страничку пальцем и задумался. Что-то напомнила ему эта фамилия. Ах, да: в полку Покрышкина был летчик Федоров. На вислинском плацдарме пришлось драться против двадцати Ме-109. В том бою Федоров надежно прикрывал его. В один день они тогда получали награды в Кремле. Он получил вторую Звезду Героя Советского Союза, а Федорову было присвоено звание Героя Советского Союза. Может быть, это младший брат Федорова? Скорее всего, просто однофамилец.

На этот раз телефонный звонок показался особенно резким.

— Майор Федоров цель обнаружил, — доложил оперативный дежурный.

Генерал-лейтенант Луговой знал, что по сигналу тревога в кабинах истребителей заняли места летчики на многих аэродромах. Ждали только команду на вылет. Майор Федоров не упустит «сову», будет сопровождать ее до конца. Недаром истребителей называют стражами неба. Беспокойная у них служба!

Сейчас, сидя у телефона, Луговой отчетливо вспомнил первые дни войны. Перед истребителями стояли те же задачи: не пропускать врага на нашу территорию. Никогда не забыть ему свой первый вылет, растерянность, когда в воздухе, а не на картине, он увидел фашистский самолет с синеватым от подтекшего бензина брюхом. Хорошо, что попался необстрелянный юнец, опытный ас срубил бы его первой же очередью. Сколько непростительных ошибок он тогда наделал! Его спасло, что он не стал вертеть карусель, а полез на высоту. Свалился через крыло, потеряв скорость. Во время пикирования сумел разогнать «Чайку» и смело бросился на фашистского летчика. Одна из его атак оказалась удачной. У «мессершмитта» выбило масло из радиатора, но черная струя залепила стекло «Чайки». Луговой оказался ослепленным. Он знал, что где-то наверху второй фашистский истребитель, каждую минуту может его атаковать и сбить. Но летчик на Ме-109 пропустил момент атаки.

Сержант не видел, где упал сбитый им самолет. На аэродроме, с трудом просматривая землю, он умело посадил свою «Чайку».

«Сержант Луговой, будешь летать», — сказал командир полка — высокий, широкоплечий подполковник Сидоренко.

«Я дрался, — сказал он робко. — Кажется, сбил!»

«Сбил? — недоверчиво спросил командир. — Оружейник, проверьте пулеметы!»

«Ленты все расстреляны, — доложил запыхавшийся оружейник, сбегав к самолету. — Луговой привез три пробоины в фюзеляже. Стекло залито маслом. Надо отмывать!»

«А может, в самом деле сбил «худого»? — улыбаясь сказал Сидоренко и крепко пожал руку молодому летчику, — За одного битого двух небитых дают».

Луговой это крепко запомнил!

Старшему лейтенанту Долгову, капитану Кузьмину и майору Федорову штурманы наведения выдадут курс, назовут высоту цели. Чувствительные приборы помогут выбрать направление и заведут в нужный момент на посадку. Если аэродром закроет снежный заряд или густой туман, приборы и аппараты подскажут глиссаду и передадут истинную высоту.

Снова раздался телефонный звонок.

— Товарищ командующий, майор Федоров вернулся на аэродром со своим ведомым. «Сова» ушла.

— Объявите отбой! — Генерал-лейтенант Луговой откинулся на спинку мягкого кресла. Посмотрел на стенные часы. Тревога продолжалась долго. Хотел верить, что она окажется сегодня последней и ночь пройдет спокойно.