Циклон прорвался через Баренцево море из Атлантики и согрел жарким дыханием русской печи далекую Новую Землю, Диксон и Харасавэй. Снег сразу стаял, и по всей необозримой тундре в низменных местах расплескались лужи воды, сливаясь с разбросанными вокруг озерами.

Снова на крайний север Ямала вернулась поздняя осень и напомнила о себе радостным свечением желтой листвы и зеленью трав.

Буровая Р-19 со всеми балками, столовой, баней, постройками и складом обсадных труб и металла стала островом и, когда налетал низовой ветер, талая вода в тундре закипала рябью, выплескиваясь в море.

Вахтовые смены буровиков все так же продолжали проходку скважины, и в ствол насосы гнали под давлением глинистый раствор. Желто-бурая жидкость струилась по уходящим на полати свечам, заливала дождем работающих внизу людей около ротора, лебедки, ключей, механизмов и сам пол.

По плескавшейся воде, как колесный пароход, сновал к острову взад и вперед на тракторе Красная Шапочка. Несколько раз в течение дня он доставлял на санях к буровой вышке огромную цистерну с водой.

Перекачав в круглые баки воду, тракторист молча входил в балок к Кожевникову, а брошенный на дороге без присмотра тяжелый трактор, как собака на привязи, зло ворчал на хозяина, молотя мотором на холостом ходу. Короткая труба выстреливала черные кольца дыма, и они плыли вверх, сносимые ветром, к растрепанным облакам с фиолетовыми подпушками.

Так было всегда, но на этот раз Красная Шапочка торопился. Не слив воду, он появился в балке.

— Здравствуйте, Павел Гаврилович, — сказал с достоинством тракторист. — Воду возим, воду льем, — вопросительно посмотрел на бурового мастера и, не дождавшись от него продолжения шутливого куплета, сам добавил: — А без воды и ни туды, и ни сюды! Вот так-то!

— Приплыл, радость моя? — спросил озабоченно мастер. — Можно не беспокоиться, будет вода?

Тракторист, переступая с места на место, притопывал по линолеумовому полу кирзовыми сапогами.

— Воду привез! Мастер, конец месяца, надо закрывать наряды! — достал из внутреннего кармана пиджака листы нарядов, и они веером рассыпались у него по руке, как игральные карты. — Одни восьмерки вышли. Так и ставь восьмерки, мастер!

— Заглуши трактор, зря жжешь солярку.

— А что вам жалко? Говорят, мы в Сибири добываем миллионы тонн нефти и газа?! А вы жалеете, ну спалю трошки! Не обедняем же мы? Или это болтовня?

— Дураки так рассуждают, — разозлился Кожевников. — Есть у нас нефть и газ, и земля наша плодородна. Но хороший хозяин должен быть бережливым. Брать из земли, как из копилки, по надобности. После нас жить нашим сыновьям, дочерям и внукам! Деньги у тебя есть?

— Много надо? — дрогнувшим голосом спросил тракторист, сразу засуетись, растягивая губы в улыбке. — Сейчас посмотрю, вы трошки подождите, самую малость. Может быть, мелочишки и нагребу зараз. — Выдернул из кармана раздутый бумажник, распахнул его на две стороны: из одного отделения в ладонь высыпал медь, из второго — серебро. С торопливой поспешностью начал вытаскивать из карманов сложенные пополам рубли и пятерки. — Фатит на первый случай? Я еще потом принесу. Сколько треба? — маленькие глазки Красной Шапочки заблестели жадностью. — Не обижайте Красную Шапочку. Серый Волк хотел меня съесть!

Кожевников посерел лицом. В последний момент понял, что тракторист по-своему истолковал его просьбу. Давал, видно, не раз и не два взятки мастерам и прорабам, чтобы приписывали выработку к его нарядам. «Восьмерку ставьте, мастер, будьте так ласковы, — разозлился в сердцах Кожевников. — Грошей мне требо богато!»

Ногой выбил дверь балка и выбросил деньги. Долго хлопал на крыльце ладонью о ладонь, как будто хотел очистить руки.

— Вы что, сдурели? — испуганно выкрикнул Красная Шапочка и, сбежав по ступенькам вниз, торопливо бросился собирать разлетевшиеся бумажки. Рубли, пятерки и десятки скользили по лужам, подгоняемые ветром. Тракторист прыгал по воде и, прицелившись в утонувший пятак или гривенник, как журавль, выгибался и выхватывал монеты, словно лягушек из болота.

Красная Шапочка вошел в балок мокрый, злой, оттопыренные уши налились кровью. Долго вытирал мокрую руку и скреб его по заскорузлой поле промасленного пиджака.

— Все собрал? — спросил Кожевников, не оборачиваясь, сосредоточенно смотря на подъем очередной свечи через окно.

— Может, все, зачем вы шутковали?

— Я не шутил, а испытание тебе устроил, — сухо ответил Кожевников. — За деньгами ты побегал! Рубли и десятки подобрал одну бумажку к другой, все новенькие, с хрустом. А на трактор тебе наплевать с колокольни, пусть вкалывает мотор, пусть зря жрет солярку. Ты не стоял у станка буровой вышки, не перегонял нефть на перерабатывающем заводе, не гнал в бурю танкер с горючим через три моря к нашему берегу. Тебе одни восьмерки нужны. Про Серого Волка ты сочинил. Никто тебя не обижал! И пора все поставить на свое место. Сколько часов выработал, столько и запишу в наряде. Стань рядом с моими рабочими к станку. Буровики научат нянчиться со свечами, автоматическим ключом, вот тогда я тебе и нарисую законную восьмерку, как им вывожу в ведомости.

— Фатит мне мораль читать, — зло огрызнулся Красная Шапочка. — Я тракторист, и на буровой мне делать нечего. Что я, грязи сроду не видел? Вот перестану вам воду возить, буровая станет! Я не скаженный задарма работать! — выскочил из балка и решительно зашлепал по лужам к трактору. Подойдя к цистерне, открыл кран и, развернувшись на месте, двинулся вниз с горы к морю. Вода широкой струей хлестала из цистерны, промывая в песке глубокую колею.

Кожевников едва сдержался. Он хотел догнать Красную Шапочку, остановить его, вытащить из кабины и бить по морде, не жалея кулаков, пока тот но поумнеет. Он оскорбил бригаду, его рабочих. «Что я, грязи сроду не видел? Я не скаженный задарма работать!» Выходит, все буровики, помбуры, верховые, слесари и электрики должны возиться в грязи, а он, тракторист, белоручка. Кожевников заставил себя пересилить злость, начал успокаиваться. Хватит одного самосуда в бригаде над Валеркой Озимком. «Давно надо решать проблему с водой», — пришла запоздалая мысль, и он, словно оправдываясь, посмотрел на перекатывающуюся волнами воду, топившую лемминга. Мышь беспокойно перебирала маленькими лапками, настороженно поглядывая по сторонам. Про себя повторил глупую припевку, приставшую сейчас. «Без воды — и ни туды, и ни сюды! Без воды — и ни туды, и ни сюды!»

За буровой вышкой на горбатых мочажинах еще белел снег растрепанными шкурками белых песцов. Сегодня же надо искать воду. Ни одной минуты промедления, иначе не выиграть сражения, не одолеть рвача Красную Шапочку. Все должно решиться в течение нескольких дней. Но почему все заботы на буровой сваливаются на него одного? Он хозяин, но у него есть помощники — инженеры Лягенько и Шурочка Нетяга. Пора их вводить в бой, учить наступлению! Годы берут свое, и, видно, скоро ему придется передавать буровую Р-19 молодому мастеру.

Разгневанный Кожевников долго не мог успокоиться. Шлепая высокими резиновыми броднями по воде, медленно обходил поселок. Обустройство буровой проведено по его плану, переделана масса разных дел — от расчистки площадки до расстановки балков, он сам вместе с рабочими участвовал в монтаже сложного оборудования — насосов, компрессоров, котельной, растворного узла и бани.

В своем балке он увидел сидящего за столом Шурочку Нетягу. Инженер безмятежно вязал шерстяной носок, и спицы быстро мелькали, поблескивая в его проворных руках. После каждого поддергивания раскатывался клубок ниток.

— Котенка не хватает, — улыбнулся Кожевников.

— Кого? — удивленно спросил инженер, близоруко щуря глаза.

— Котенка для полной идиллии. Бабушка вяжет носок, а котенок играет с клубком. Есть такая картина. Александр Феоктистович, вы не бабушка, а инженер. Могу вас обрадовать, тракторист отказался воду возить. Я не могу идти против совести и подписывать липовые наряды. Две-три ездки в день — это не восемь часов работы. Не восьмерка! Возим воду к воде. Да, бросьте вы, наконец, носок! Вы думали об этом?

— Павел Гаврилович, я возмущался наглостью тракториста.

— Возмущение — возмущению рознь. Что вы предлагаете? Ваши соображения?

— Я думал. Есть одно озеро. Помните, я рассказывал, на круглом озере кряквы начали строить гнездо? Но кто-то убил селезня.

— Я вас спрашиваю о деле, а не о селезне, — нетерпеливо прервал его буровой мастер.

— Я думал о воде для буровой, — невозмутимо продолжал Шурочка Нетяга со своим всегдашним спокойствием, не замечая вспышки Кожевникова. — Надо перегородить ручей. Поднимется уровень воды, и озеро обеспечит нас водой. Я даже шагами вымерил расстояние.

— Александр Феоктистович, вы меня удивляете. Зачем мерить шагами, когда у нас есть рулетка?

— Мой шаг — метр пять, — обиженно сказал инженер. — За точность я ручаюсь, — он достал из кармана логарифмическую линейку и произвел нужный расчет. — От буровой до озера почти два километра. А точнее, километр восемьсот двадцать девять метров.

— Километр восемьсот двадцать девять метров, — повторил Кожевников. — Но где мы с вами возьмем столько труб? А потом вы забыли о зиме, о скорых морозах. Лед порвет трубы.

— Павел Гаврилович, мне нужно еще раз сходить на озеро, шевельнулась у меня одна мысль!

— Запомните, Александр Феоктистович, я не намерен больше транжирить государственные деньги. Думайте, дерзайте, изобретайте, но обязательно найдите выход.

Валерка Озимок увидел инженера, идущего в тундру, и увязался за ним. Ссадины на его лице зажили, сошли и синяки.

«Пошел без ружья, — подумал верховой. — Интересно, что он задумал. Шурочка Нетяга чудной, но интересный человек. Ничего не делает зря!»

Валерке Озимку казалось, что инженер оглянется и заметит его, но тот шел сосредоточенный. Сгораемый любопытством, верховой не отставал. Поход в тундру, в широкий разлив воды таил в себе какую-то тайну, совершенно непонятную непосвященному. Парень старался понять ее, но все его догадки ничего не стоили. Он был в прекрасном настроении. Недавно начал читать «Красное и черное». Книгу подсунул Петр Лиманский. «Красное и черное» — о чем это?» — недоуменно подумал он, без интереса листая потрепанный том. Читать он не любил, а толстых книг всегда боялся. Но с первых же страниц ему понравился Жюльен — простой парень. Казалось, он не старше его и близок своим решительным и дерзким характером. Он даже заучил особенно приглянувшийся ему текст.

«Наконец, когда последний, десятый удар пробил и еще гудел в воздухе, он протянул руки и взял госпожу де Реналь за руку. Она тотчас же отдернула ее. Жюльен, плохо сознавая, что он делает, снова схватил ее руку».

«Жюльен — это я, — размечтавшись, подумал он. — А Катька — госпожа де Реналь». Ему надо было тоже проявить настоящую волю и взять ее крепко за руку. «Наконец ее рука затихла в его руке».

«Вот как надо действовать, — подумал решительно верховой. — Что она воображает, Катька? Боится выйти вечером постоять у балка». Лемминга он поймал ей в подарок. Посадил мышь в коробочку. Хотел удивить ее, а она, дура, от страха чуть не умерла. Дура, чистая дура. Мышь — не белый медведь. Петр Лиманский сказал: в тундре много леммингов будет зимой — хорошая охота на песцов. Он наморозит леммингов и будет ловить на них песцов. Сам он придумал и никому об этом не рассказывал, чтобы не перехитрили его. Петр Лиманский обещал дать два капкана. А ему больше и не надо. Одного поймать песца должен для Катьки, а второго для Марии Ивановны из детской комнаты милиции.

Посмотрел Валерка Озимок вперед и остолбенел. Пропал Шурочка Нетяга. Неизвестно, куда спрятался. Оглянулся назад — на прежнем месте стоит буровая вышка. Кажется, еще больше вытянулась вверх. Работали компрессоры, чавкали, как будто конфеты сосали. Только балки убежали вдаль, тускло светились крашеными боками.

В тундре негде спрятаться, видно далеко, до самого горизонта. Валерка Озимок смотрел вперед, теперь с тревогой, не понимая, что произошло. Не раздумывая, побежал, шлепая по воде, прыгая с мочажины на мочажину.

Неожиданно наскочил на зимнюю кроличью шапку инженера. Увидел шапку и заорал в голос по-дурному:

— Инженер, Шурочка! Инженер!

— Валера, я здесь!

Валерка чуть не подпрыгнул от страха. Голос раздался у него за спиной. Не вздумал же над ним пошутить Нетяга, попугать, дурака? Надо бы обернуться, а не хватило сил повернуть голову. Пересилил с трудом страх Валерка Озимок, оглянулся и обомлел: среди воды зеленая полянка, как ковер, цветочки красные разбежались по краям, одни красные, другие белые; Шурочка Нетяга забрался на ковер, ноги поджал. Собрался он прыгнуть с разбегу к инженеру, а тот громким голосом остановил:

— Я в болото попал, Озимок.

— Вылезайте.

— Не выходит. Меня засасывает!

— Руки давайте, я помогу, — испуганно крикнул Валерка Озимок.

Страх захлестнул ему сердце.

— Не доста-нешь. Стой, а то ты провалишься! — строго предупредил инженер. — Ремень есть?

— Кажется, есть, — неуверенно ответил парень. Он почти перестал соображать от страха.

— Посмотри.

— Есть ремень, — Валерка Озимок кинул ремень пряжкой вперед. Ремень упал, не долетев до инженера. — Я сейчас! — Парень распластался на земле и оказался сразу ближе к тонущему, сократив расстояние. Второй раз просвистел ремень, и теперь он упал куда ближе, но инженер все равно не дотягивался до него рукой.

— Шурочка, хватайтесь! — почти стонал парень. — Тянитесь! Чуть-чуть осталось.

— Не могу, грязь засосала. Ты не мучайся, — сказал инженер. — Вставай. Знаешь круглое озеро? Оно рядом. Я оставил там лопату и ведро. Постарайся найти их и тащи сюда.

— Я вас не брошу. Вы утонете. — Валерка Озимок с отчаянием смотрел на инженера, тот опустился уже по грудь. — Я не уйду!

Слезы навернулись на глаза, и верховой заплакал. Тонул человек, а он бессилен ему помочь, ничего не мог сделать для спасения.

— Беги скорей! Если не отыщешь лопату с ведром, я утону, — без особого страха сказал Шурочка Нетяга, и боль исказила его лицо.

— Я бегу.

— Ты должен найти лопату, — подбадривая, уверенно сказал инженер. — Помнишь озеро, селезня?

Валерка летел сломя голову. Тундра изменилась, потеряла свой прежний вид, вместо одного озера — тысяча, и все залиты водой. В каждом отражены облака, и не надо задирать голову смотреть на небо. На земле — второе светлое небо с белыми облаками. Все они разные. А если приглядеться как следует, похожи на белых медведей и песцов. Но парню некогда было присматриваться к облакам, искать в них сходство с разными зверями.

Выручила ручка лопаты. По ней признал рядом круглое озеро, где он убил селезня. Думал, никто не узнает, а инженер выследил. Хорошо, что не растрепался. Около лопаты — ведро. Обыкновенное цинковое с вмятиной на боку.

Схватил Валерка Озимок лопату, ведро и бегом к Шурочке Нетяге. Бежит, торопит сам себя, не понимает, что ему делать. Добежал Валерка Озимок до инженера и оцепенел: тот опустился еще ниже в болото.

— Что мне делать? — громко закричал верховой, холодея от страха, не зная, что от него требуется.

— А ты быстро смотался, — сказал осипшим голосом Шурочка Нетяга. — Молодец. Бери лопату и срывай бугор. Пускай воду в болото.

— Вы утонете, утонете! — не слыша приказа, заспорил верховой. Показалось, что инженер начал бредить и говорил совсем не то, что хотел.

— Копай скорей, меня может спасти только вода. Я прошу тебя.

Валерка принялся раздирать дернистые бока мочажин. Они плотиной перегораживали озерцо от болота. Трудно копать, дерновина перевита корнями берез и ивок. Он чуть не плакал от злости, копал как одержимый, перерубал лопатой корни, выкидывал вязкие куски земли.

Не заметил, как зеркало воды дрогнуло, выгнулось полукружьем, и первые капли воды упали сверху на черную землю, а потом поток прорвался и рванул в болото и начал затапливать его.

Валерка не понимал, что происходило. Шурочка Нетяга бил руками по воде, подгребал ее к себе, дергал плечами, раскачивал тело.

Валерка продолжал все также работать, остервенело шуровал лопатой, расширял прорыв, помогал воде.

Болото скрылось под водой, утонули красные и белые цветы, как будто их не было в помине. Инженер все так же остервенело бил по воде, в отчаянной попытке вырваться, выплыть.

— Кидай ремень! — приказал решительно Шурочка Нетяга чужим, сиплым голосом, как из погреба. — Шагай вперед, не бойся!

Валерка забыл о страхе. Сделал несколько шагов вперед и бросил ремень. Пряжка ударила по руке инженера, но он не почувствовал боли. Цепко ухватился рукой за пряжку.

Верховой резко дернул, раз, другой. Ему показалось, что он сам начал проваливаться. Ноги сцепила вязкая грязь. Обалдело дергал ремень без всякой надежды. И вдруг он ощутил — тяжесть переместилась, словно переползла на край ремня к его рукам. Шурочка Нетяга плыл к нему по воде.

— Вот и все, — прохрипел инженер. Он распластался животом на мочажине, как тюлень. Не мог отдышаться, по-прежнему не отпуская пряжку ремня побелевшими пальцами.

Шурочка Нетяга лежал в балке с температурой. На вертолете с «Горки» прилетел врач, поставил банки и надавал массу разных таблеток.

На Валерку Озимка смотрели, как на героя. Он охотно показывал всем брючный ремень и согнутую пряжку, скупо рассказывая о случившемся. Ему хотелось чем-то еще доказать рабочим бригады, что он стоящий парень. Старался походить на малоразговорчивого Сергея Балдина. Буровик служил на подводной лодке и не расставался с тельняшкой. В бригаде не знали, что при учебном погружении однажды случилась авария, и он спас экипаж лодки. За мужественный поступок был награжден орденом. Под стать старшине первой статьи был и Петр Лиманский. Ефрейтор, автоматчик. Он не покрикивал на верхового начальствующим голосом, команды подавал взмахом густых разлетистых бровей и жестами рук.

Катька успела забыть приглянувшегося ей летчика Олега Белова. По-новому смотрела на Валерку. Вообще-то ей не нравились его лицо со вздернутым носом, щеки, обсыпанные красными веснушками, как гречневой крупой. Но иногда он казался ей похожим на знаменитого киноартиста. После спасения инженера верховой возвысился в ее глазах. Она верила — самое главное он еще совершит!

Когда высокая температура спала, спицы снова замелькали в руках у Шурочки Нетяги. После вязания он брался за иностранные словари и сразу заучивал незнакомые слова.

Валерка Озимок из полутемного угла в балке любил смотреть на инженера. Поражался его прилежанию, с уважением вертел в руках тяжелые словари и запоминал: немцы хлеб называли «брод», французы — «пэн».

Однажды ночью раздалось странное щелканье. Валерка напряженно прислушался к незнакомым новым звукам.

А Шурочка Нетяга спокойно сказал:

— Стадо диких оленей идет.

Валерку как ветром сдуло со стула. Он выбежал из балка, дверь распахнул. Белый квадрат света упал в тундру, и верховой услышал костяное пощелкивание копыт, почувствовал доносимый ветром горячий запах зверей.

Утром Валерка Озимок повел с собой Катьку в тундру и, показывая на следы острых копыт и рассыпанные горошины, твердо говорил:

— Дикие олени ночью прошли!

— Кто это тебе сказал? — недоверчиво спросила Катька, перепрыгивая с мочажины на мочажину, опасливо вглядываясь в мягкую землю. Всюду ей чудились лемминги, и она испуганно взвизгивала, боясь мышей.

— Инженер сказал!

Валера Озимок посмотрел на Катьку. Какой удивительно красивой показалась она ему в этот момент, особенно ее круглые щеки с ямочками. Ему захотелось взять повариху за руку и не выпускать. Но он боялся приблизиться к ней. Они молча шли по тундре. Иногда девушка наклонялась и срывала цветы. Подносила их к лицу и разочарованно говорила:

— Красивые, а не пахнут. Чудеса! — и уходила все дальше от буровой вышки, пораженная разнотравьем тундры, яркими цветами, силой и игрой красок.

Желание идти с Катькой рядом, держать ее за руку все больше и больше овладевало верховым. Но он тянул время, боялся поварихи. Возмущенный собственной трусостью, он решил отсчитать десять шагов и взять ее за руку. И вдруг забытые строчки из прочитанного романа пришли к нему. «Как только часы пробьют десять, я сделаю то, что обещал себе нынче весь день сделать вечером, — иначе пущу себе пулю в лоб». Жюльен был храбрее его. Валерка Озимок не мог понять, кто его подменил. Разве не он обнимал Катьку в столовой? И не раз, и не два! А вот что-то случилось, и не понять: Катька стала для него недосягаемой, совершенно другой. «Что творится со мной? Может быть, заболел? — он останавливался, щупал высокий лоб. Но лоб был как лоб, самый обыкновенный, не горячий. — Отсчитаю десять шагов и возьму ее за руку, — мысленно приказал он себе. — Дурак, учись у Жюльена! Вот был парень, молоток!»

Десятый шаг оказался на горбатой мочажине. Катька стояла, утвердившись, как памятник, чуть расставив ноги в резиновых сапогах.

Валерка вскочил на горбатую мочажину и оказался рядом с Катькой. Протянул руки и решительно сгреб ее маленькую ладонь в свою. Крепко сжал пальцы.

Катька чуть посторонилась, чтобы парень мог поставить вторую ногу и занять более устойчивое положение.

— Какая у тебя крепкая рука, — сказала она с нескрываемым удивлением и, повернувшись, посмотрела снизу вверх на верхового. Глаза их встретились. — У тебя мозоли.

— А ты как думала, я рабочий или нет? — сказал с законной гордостью Валерка Озимок. — Нанянчишься с железками, вроде пять физзарядок сделал. А сколько раз клинья приходится выдергивать и вставлять — не сосчитать. Ты бы посмотрела, как работают мужики. Морозов, Лиманский! Куда мне до них!

— А ты старайся, — сказала Катька и попробовала выдернуть руку, но Валерка держал ее крепко. Она подчинилась и затихла. — А ты старайся!

Вернувшись с прогулки, Валерка почувствовал себя на седьмом небе. Он действовал, как Жюльен, и гордая Катька подчинилась. Ему хотелось поделиться с кем-то своей радостью, но подсознательно чувствовал: нельзя болтать. Направился в балок к Шурочке Нетяге.

Инженер не удивился появлению пария. Во время болезни верховой стал для него заботливой сиделкой. Строго по часам заставлял принимать лекарства, измерять температуру. Как приказывал прилетавший с «Горки» врач, записывал показания градусника на листок.

— Влюбился? — спросил инженер и, вскидывая темные глаза, посмотрел на верхового.

— Откуда вы знаете? — переводя дыхание, спросил Валерка Озимок, не понимая, как Шурочка Нетяга догадался о его состоянии.

— Цветы тебе заколола.

— Какие цветы? — пунцово загораясь, спросил Валерка. «Зачем она это придумала? Хорошо ребята не видели меня, а то бы подняли на смех! Жених объявился!»

Он лихорадочно принялся обшаривать одежду и не мог понять, куда Катька заколола цветы, злился.

— Да в верхнем карманчике посмотри!

Дотронулся Валерка рукой до карманчика и обомлел! В самом деле, из карманчика выглядывали красненькие цветы — камнеломки. Он собрался выбросить их, но Шурочка Нетяга удержал:

— Любит она тебя.

— Ну да? — удивленно спросил Валерка и, скосив глаза, посмотрел в осколок зеркала. Волосы растрепанные, нос курносый — картошкой. Веснушки — на лбу, по скулам. И хотя он всегда выражал недовольство своим лицом, сейчас особенно был в нем разочарован.

Застрекотал вертолет. Звук родился где-то далеко в тундре или в море и быстро нарастал.

— Вертолет! — обрадованно воскликнул парень, готовый сорваться с места и бежать сломя голову к машине.

Но инженер рукой остановил верхового.

— Рамсумбетов должен улетать.

Валерка Озимок сразу остыл. Он по-прежнему избегал встречаться с Гали, а когда случайно сталкивались в столовой, зверел, руки чесались, так и тянулись к драке.

— В отпуск собрался?

— Совсем. Заявление написал об увольнении. Кожевников не стал удерживать. Рамсумбетов уговорил уволиться с ним из бригады слесаря Рыжикова и электросварщика Цимбалиста.

— Пусть летят, воздух будет чище, — сказал громко Валерка.

— Идея! Я придумал! — оживился вдруг инженер. — Все выйдет, мы скоро будем с водой. Никаких труб. Вода пойдет самотеком по каналу к самой буровой вышке. Использую закон сообщающихся сосудов. Ты знаешь о таком?

— Вроде слышал, в школе учительница что-то лепила.

— Неандерталец ты, Озимок, — осуждающе произнес инженер. — И не стыдно признаваться в своем невежестве?

Валерка, низко опустив голову, молчал, не огрызался, чувствовал правоту инженера.