Стояла глухая полярная ночь. Днем синие высокие сугробы чуть, серели, и сверкающая белизна снега к ним уже больше не возвращалась. На тундру и море овчинной шубой наваливалась темнота без звезд и луны.

После серии провозных полетов ночью с Олегом Беловым и необходимого инструктажа Ачкасов улетел из Харасавэя в объединенный отряд на вахтовом самолете Ан-26.

Олег с грустью расстался с комэском, в его лице он лишался доброго, умного учителя. Между ними установилось какое-то равновесие — общие взгляды и душевная близость. Перед прощанием он все порывался сказать Ачкасову, что оправдает доверие, но в последний момент постеснялся.

Январский Харасавэй нельзя было узнать. На полуостров пришли три хозяина, злые и недовольные вторжением людей: мороз, ураганный ветер и пурга. Каждый из них показывал свой настоящий характер.

Мороз задался целью заморозить рабочих экспедиции и прорвать стальные трубы; ураганный ветер — сбросить расставленные балки в море; пурга собиралась завалить постройки на «Горке», двухэтажную контору с общежитием, мастерские, склады и высокие телевизионные мачты.

Олегу Белову порой начинало казаться, что он зря переоценил силы и до светлых весенних дней ему больше не летать. Не было погоды, и чернота ночи сузила представление о мире, огромной тундре, которая замыкалась для него треугольником маршрута к буровым вышкам. С горечью он считал потерянные дни, перечеркивая нх красным карандашом в календаре.

Иногда северное сияние расцвечивало черную ночь. Но Олег знал, какую опасность оно представляло для летчиков в воздухе.

…Сполохи пляшущих огней догнали их с Ачкасовым на маршруте. В первый момент показалось, что произошел взрыв, и по плексигласу кабины ударили красные языки огня.

Световые гирлянды поднимались от горизонта столбами, разбегались в разные стороны по смерзшемуся снегу. Живой занавес плясал в диком танце, то вздрагивая опущенным полотнищем, то раздирая его, кидал машину с высоты на землю. Как в калейдоскопе, каждую минуту менялись краски от желто-зеленой до розовой, осыпаясь струями шелестящего дождя.

Радиосвязь с землей оборвалась, и стрелки приборов в кабине заметались и вышли из повиновения.

Олег потерял пространственную ориентировку. Над ним два неба, две земли.

Штурвал на себя взял Ачкасов. В трудную минуту он был удивительно спокоен и выдержан. Лицо не изменилось, в нем ни капли страха, движения все такие же уверенные…

Воскрешая потом в памяти весь полет, Олег лишний раз убеждался в непревзойденном мастерстве комэска. Ему далеко еще до прославленного летчика. Надо много летать, чтобы научиться так безукоризненно владеть машиной, не терять пространственную ориентировку и чувствовать высоту. Зря он согласился летать полярной ночью. Хотя последний разговор с Иваном Тихоновичем вселял уверенность, авария не забывалась…

После шестимесячного отсутствия, Олег Белов с радостью вернулся в экспедицию. Находил на «Горке» много изменений и с большим интересом приглядывался к новым постройкам, ремонтным мастерским, гаражам и складам. Они появились без него.

Зимние одежды полнили людей, и он с трудом узнавал знакомых. Возникали смешные недоразумения.

— Колька Иванов! — радостно окликал он незнакомого парня в теплом подшлемнике.

— Я Таганмурадов Абдулла…

— Будем знакомы. Летчик Олег Белов!

В экспедицию прилетело много новых специалистов. В столовой и магазине выстраивались длинные очереди.

В поселке прибавилось балков. Они образовали вторую улицу. Балки обшили с двух сторон горбылем. Покрыли крышей. Огромные короба защищали теперь жилища рабочих от пронизывающего ветра.

Рабочие экспедиции в любой час дня и ночи могли выходить из балков без страха заблудиться и замерзнуть в снегу. Вечерами в переходах коробов собирались любители покурить. Обсуждали последние известия с Большой земли. Спорили о любимых хоккейных командах. Радовались успехам молодых игроков в ЦСКА.

Экипаж Олега Белова получил свою старую железную бочку — балок. Командир занял койку слева у стены, напротив него расположился Касьян Горохов.

Ничто не напоминало о том, что здесь проживал экипаж с другого вертолета, в помещении устойчиво держался затхлый воздух. Но Олег не забыл, в каких углах стояли мешки с картошкой, капустой, ящики с консервами, и мелочная жадность экипажа, который не постеснялся увезти с собой остатки продуктов, удивила и больно кольнула его.

«Отдали бы картошку в столовую», — обратился он тогда к командиру вертолета Кириллу Свиридову, которого хорошо знал.

«Отдать дяде? С какой стати? А потом самим покупать? — категорически отрезал тот. — Так перекидаешься деньгами, молодой человек. Сам небось копишь на машину, складываешь сотенку к сотенке в мешок!» — он засмеялся и постарался перевести разговор в шутку.

— Дохлой кошкой пахнет, — брезгливо говорил Вась-Вась и принюхивался своим длинным носом к каждой вещи.

— Нашел дохлую кошку! — закричал обрадованно Касьян Горохов, высыпая из мешка гнилую картошку.

— Почты здесь нет, — скрипнул зубами Олег Белов, — а то бы отправил мешок вместе с остатками картошки Свиридову на квартиру наложенным платежом. Оценил бы в пятьдесят рублей.

— В пятьдесят мало! — заспорил энергично Касьян Горохов.

— В сто рублей надо. Мешок-то почти новый, — закатывался Вась-Вась. — Сто рублей — не меньше!

Порывистый ветер не устраивал себе выходных. Дул день за днем и часто переходил в настоящий ураган. Гнал снежную пыль, забивая воздух.

Каждое утро, ровно в семь часов, экипаж уходил в снежную коловерть. Проверяли крепление машины, расчищали нанесенные сугробы снега.

— Неделя прошла, а мы все на привязи, — ворчал, поворачиваясь спиной к ветру, Касьян Горохов. — Сидим у моря.

— Сказка старая, — отзывался Вась-Вась. — Дед с бабкой ждали золотую рыбку. А мы кого ждем?

— Погоду! — Олег Белов смотрел в темноту, где стоял вертолет. — С завтрашнего дня занятия на турнике. Выжмусь двенадцать раз.

— Посмотрим, — съехидничал Касьян Горохов. — Пенсионеры говорят не так уверенно: «Если ветер не сдует, подойдем к турнику».

— Не сдует!

Но напрасно Олег Белов подбадривал экипаж. Приходилось учиться «лежать» на ураганном ветру, вынося корпус вперед, как лыжники-прыгуны. Нерадивых учеников, которые не постигли такую ходьбу, ветер сбивал с ног и буквально перекатывал по твердой корке снега, пока не прибивал к огромным сугробам.

От конторы экспедиции до дверей уличных коробов натянули страховочные канаты. Но Олег старался лишний раз не появляться в конторе, чтобы не встречаться с главным инженером Кочиным или бородатым диспетчером. Высокий, худой парень по-прежнему ходил в резиновых броднях. Командир вертолета краснел, когда слышал рассерженные голоса буровых мастеров во время утренних радиоперекличек.

«Говорит Р-25. Срочно доставьте хлеб и масло. Под срывом работа. Сидим три дня без продуктов».

«Говорит Р-19. Требуется шестьдесят осадочных труб. Для столовой мясо, чай, хлеб, макароны, картошка. Подбросили бы свежей картошки!»

Олег из-за непогоды не мог помочь бригадам и чувствовал свою вину. Буровые станки нельзя останавливать, рабочих надо кормить хорошо и сытно, чтобы они не свалились от усталости. Кто-кто, а он знал вес каждой железки, трубы и каждого ключа. Легких вещей на мосту нет! Да и время не то. Улетел из экспедиции осенью, а сейчас глухая зима со страшными морозами. Каждая капля падающего глинистого раствора сразу становилась ледышкой. Острые сосульки пиками свешивались с ног вышки, диагоналей и поясов. Грозили поранить рабочих, которые таскали на себе пудовыми гирями намерзший лед. На мосту лед скалывали, но сразу нарастала новая толстая ледяная корка, и под ногами хлюпала вода. Люди топали сырыми валенками, чтобы согреть мокрые ноги, но ни на минуту не прекращали работу, подчиненные заданному ритму крутящегося ротора.

Олегу не верилось, что когда-нибудь он все-таки сможет попасть на буровые, развезти требуемые продукты, сменить уставших людей, вручить, наконец, обещанные заглушки. Заглушки по его просьбе выточили на аэродроме в ТЭЧ. Они должны исключить ненужную перекличку по радио, а самое главное — переброску по воздуху с одной буровой на другую тяжелых отрезков труб. Вместо них можно будет перевозить сотни тонн необходимого груза, бурильных труб и цемента.

Но не только об этом думал Олег… Иногда около столовой появлялась неизвестная ему девушка. Красивое лицо обрамлено черными волосами. На голове большая волчья шапка-ушанка, на руках волчьи рукавицы на шнурке. Рядом с ней бежала высокая черная лайка с белым пятном на груди. Передние сильные лапы — в белых чулках.

— Лилиана пришла! — раздавались радостные восклицания. Самые нетерпеливые бросались к дверям встречать девушку.

— Лилиана, здравствуй.

Все, кто находился в этот момент в столовой, тянули к ней руки и старались скорей поздороваться.

Девушка охотно отвечала на приветствия, зажигающе улыбалась, ослепляя блеском зубов.

— Кажется, я вас ищу, — сказала она, заметив Олега Белова. — Вы летчик? — догадалась по меховому комбинезону. — По ошибке на полярную станцию доставили письмо. Может быть, вам адресовано. Пять дней ношу с собой.

Олег с нетерпением посмотрел на конверт. Без труда узнал крупный почерк матери.

— Мама написала.

— Я рада, что доставила вам эту радость, — глаза девушки лучисто засветились, но тут же ее смуглое лицо вдруг стало грустным: — А я похоронила здесь маму.

Девушка замолкла. С трудом подбирала слова. Акцент выдал, что она не русская.

— Откуда вы приехали?

Он принял ее за южанку, и ему хотелось, чтобы она оказалась одесситкой, его землячкой.

— Я болгарка. Прилетела из Софии. Но маму уже не застала… Она работала на полярной станции, — девушка грустно улыбнулась уголками ярко-красных губ. — И я осталась здесь работать. Не думала, что будет так холодно. Зимно! Волчья шапка и рукавицы спасают от мороза. А Лапа не дает мне скучать. Что бы я делала без нее?

Олег ближе подвинулся к девушке и едва удержался, чтобы не погладить ее маленькую руку.

Лилиана начала краснеть под ревнивыми взглядами недовольных мужчин. Несколько минут назад они все были ее приятелями и товарищами, а сейчас не скрывали своей обиды и недовольства.

— Лапа, идем! — громко позвала Лилиана. Она не хотела никого ссорить. И свистнула, вставив по-мальчишески два пальца в рот. — Лапа, идем!

— До свидания, Лилиана! — дружно закричали толпившиеся в столовой. Крикнул и Олег, не очень уверенный, что девушка сумела его услышать.

Выйдя из балка в черную ночь, экипаж вертолета утонул в глубоком снегу. Кругом стояла напряженная тишина. Мужчины растерянно замолчали не в силах понять, что их вдруг остановило. Не сразу догадались, что причиной тому была тишина. Контраст в смене звуков оказался настолько резким, что летчики по-прежнему слышали гудение и вой вьюги.

Через полчаса, поднявшись на вертолете, Олег Белов поинтересовался у второго пилота.

— Касьян, как себя чувствуешь?

— В ушах волки воют. Да так тоскливо, просто жуть!

— Волки? А меня замучил свист ветра!

— Пройдет, хлопцы, — уверенно сказал Вась-Вась авторитетным тоном, включившись в разговор между летчиками по СПУ. — На Севере чего только не привидится и не послышится. Немного отдохнете, и все пройдет.

Вертолет летел в черную ночь, и за спинами летчиков на «Горке» полыхал яркий столб огня, опаляя края низких туч. Прогретые струи воздуха потряхивали тяжелую машину, и она стремительно неслась вперед, как легкий воздушный шар, все больше и больше набирая скорость.

На коленях Касьяна Горохова лежала развернутая карта, ярко освещенная электрическим светом. Но он не мог по ней контролировать маршрут полета без зримых ориентиров. В темноте потонули земля, снежная тундра с замерзшими реками, ручьями, занесенными снегом.

Олег Белов не спускал напряженного взгляда с приборов. Они оставались для него единственными проводниками на все часы полета. Вспоминались совместные полеты с Ачкасовым. Его завидное спокойствие и хладнокровие. Сейчас комэск ничем не мог ему помочь, но незримое присутствие подбадривало и вселяло уверенность.

Командир скользнул взглядом по сосредоточенному лицу Касьяна Горохова, озорно подмигнул ему, пряча в уголках губ довольную улыбку. Впервые ощутил накатившуюся радость. Его состояние разделял и Касьян Горохов, тоже соскучившийся по полетам, привычной кабине вертолета, штурвалу.

Турбины чувствовали перегрузку машины. Фюзеляж вертолета был завален до самого верха деревянными ящиками с консервами, картонными коробками, плетеными корзинами. В мешках крупа, сахар, коровьи и оленьи туши.

«Не вертолет, а «Гастроном», — посмеиваясь, говорили рабочие, загружая на стоянке продукты.

Диспетчер «Горки» по рации сообщил о вылете вертолета на все три буровые, и там его уже с нетерпением ждали. На посадочных площадках обещали зажечь костры. Вырвать красными огнями землю из свинцовой черноты.

Маршрут разработал Олег Белов. Он мог залететь на ближнюю буровую, а потом уже совершить посадки на самых дальних точках. Но он решил построить полет по-другому: первую посадку сделать на Р-25, у мастера Честнейшего, потом залететь на Р-23 к молодому Александру и только после этого следовать на Р-19, к Кожевникову.

— Что вспомнил, командир, Лилиану? — спросил, хитро прищурив глаза, Касьян Горохов. Начал оправлять теплую летную куртку, как будто готовился к свиданию с болгаркой.

— Нет, думаю о встрече с буровиками, с Кожевниковым.

— А Лилиану забыл?

— Нет… — неопределенно ответил Олег Белов. Ему не хотелось говорить о девушке, открывать для других ее красоту. Забыть ее нельзя. Но он стеснялся в этом признаться, таил все в себе.

— Братцы, вижу костры! — закричал обрадованно Вась-Вась.

Красные огни, раскачиваемые ветром, то вдруг стлались по земле, то вновь вспыхивали, освещая края низких туч. Олег Белов почувствовал захлестнувшую радость. Такую же радость, наверное, испытывали и космонавты, когда возвращались из космоса на долгожданную Землю.

Из темноты навстречу вертолету шагнула ослепительно сверкающая буровая вышка. Она вырастала на глазах горящей свечой. С фонаря к поясам широких ног сбегали вниз электрические лампочки, опоясывали металлические конструкции поперек.

— Ну и дела, орлы! Нас встречают иллюминацией — радостно воскликнул Вась-Вась. — Настоящий праздник. Вот за что люблю авиацию!

— Вась-Вась, скоро Новый год, назначим тебя Дедом Морозом. Будешь вручать подарки!

— По совместительству согласен быть и Снегурочкой.

— Снегурочку командир уже нашел. Есть достойная кандидатура, — пошутил Касьян Горохов. — Правда, командир?

Олег Белов шутку не поддержал. Внимательно посмотрел вниз и коротко сказал:

— Заходим на посадку!

Под вертолетом была та же густая чернота. От пляшущих огней костров прыгали красные сполохи по сугробам. Четко высвечены четыре угла.

— Выключить освещение! — приказал Олег Белов.

В кабине вертолета темно. Две маленькие электрические лампочки горели по углам приборной доски. Компас и высотомер светились желтыми кошачьими глазами.

— Командир, высота три метра, два метра, метр…

Колеса мягко коснулись снега, и вертолет тяжело присел, наваливаясь на пружины рессор.

Винт еще продолжал раскручиваться, подняв клубы снега, а в полосу огней уже вбегали люди. Порывистый ветер валил их с ног, срывал с головы зимние шапки, по это никого не останавливало.

Вась-Вась распахнул дверь, и поток электрического света высветил собравшуюся толпу рабочих.

— Качать летчиков! — крикнул кто-то хриплым, простуженным голосом. — Качать!

— Качать, качать! — раздалось со всех сторон. — Мужики, качать!

Олега Белова вместе с Касьяном Гороховым подхватили на руки. Высоко подбрасывали вверх. Потом неуклюже целовали, щекотно кололи жесткими бородами.

— Заждались мы вас, заждались! — басил буровой мастер Честнейший, хлопал Олега Белова по спине тяжелой ладонью. — Молодцы, все-таки прилетели, молодцы! — в глазах его блестели слезы.

Рабочие принялись разгружать вертолет, вытаскивали ящики со сгущенным молоком, рыбными консервами, мешки с сахаром и крупами.

А Вась-Вась, сдернув с головы летный меховой шлем, собирал в него письма.

— Я вам привез подарок, товарищ Честнейший, — сказал Олег Белов и показал две заглушки буровому мастеру. — ТЭЧ выточили, на аэродроме. По моему заказу.

— Ну, Олег, удружил, удружил! — Честнейший не удержался и, обняв командира вертолета, расцеловал. — Вот это да! Понял интересы бригады. Спасибо.

Следующую посадку вертолет совершил на буровой Р-23. Здесь летчиков тоже встречали торжественно. Обнимали и целовали при свете пылающих костров.

Буровой мастер широкоплечий Александр стоял в окружении низкорослых ненцев. Черноголовый, в оленьей малице, он удивительно походил на оленеводов.

— Знакомься, командир, мои друзья, — сказал он, приветливо улыбаясь. — Задолжал я продукты. Крутился, как белка в колесе. Мужики наработаются, разве их можно обижать? Старался кормить как следует. Спасибо охотникам, последним делились с нами. Сегодня верну им долг сполна!

— Ань-дорова-те, ань-дорова-те — кивали головами ненцы и старались крепко пожать летчикам руки.

— Натягивай капюшон, — сказал заботливо Вась-Вась, стараясь помочь охотнику.

— Зачем капюшон? Однако, совсем не холодно! — спорил охотник. — Ты замерз? Почему шапку завязал? Однако, сегодня нет мороза.

— Мороз!

— Мороз, когда шестьдесят градусов, ураганный ветер, — подражал своим приятелям ненцам Александр. — Однако, сегодня не мороз. Спит злой ветер за Камнем. Проснется — будет мороз.

И третий раз вертолет поднялся в ночное небо. Без тяжелого груза машина особенно легко набрала скорость. Олег Белов нетерпеливо посматривал на приборы. С возрастающим волнением ждал последнюю посадку, встречу с бригадой Кожевникова. Там его настоящие товарищи!

Вертолет шел на предельной скорости, но чернота скрадывала расстояние, и казалось, что машина висела на одном месте и несущий винт, как мельница, зря молотил воздух. Истекало расчетное время полета, а буровая Р-19 не появлялась. Было тут от чего поволноваться!

Олег Белов заставил себя взять в руки. Почему он запаниковал?

Ветер переменился и начал дуть с моря, резкий и порывистый. Сразу упала скорость полета. Чтобы утвердиться в своей догадке, посмотрел на приборы. Надо было произвести простейший расчет и, учитывая ветер, добавить время на полет до буровой.

— Касьян, сколько нам еще болтаться?

— Десять минут!

— Десять!

Последние минуты еще никогда не казались ему такими томительными и бесконечно долгими. Начинал верить, что действительно сбились с курса и никогда уже буровую не отыскать в черной ночи.

— Вижу буровую! — радостно закричал Вась-Вась и торжествующе посмотрел на командира, загораясь его ожиданием.

— Заходим на посадку!

На Р-19 летчиков чуть не сбили с ног налетевшие со всех сторон рабочие бригады. Все знали о возвращении в экспедицию экипажа Олега Белова. Тянулись к нему, крепко обнимали и целовали. Не остались обойденными вниманием Касьян Горохов и бортмеханик Вась-Вась.

Последним подошел Кожевников.

— Вот и свиделись, наконец, — в голосе бурового мастера чувствовалась радость. — Я, когда узнал, что ты, Олег, должен прилететь, начал дни считать, как перед свиданием. А о нашей Катюше и говорить нечего!

— Павел Гаврилович, я сдержал слово, привез вам в подарок заглушки, — не удержался Олег.

— Не знаю, как и благодарить. Прими низкий поклон от всех моих хлопцев. Мы здесь без тебя много толковали. Кое-что придумали совместными усилиями. Ребята решили вас всем экипажем зачислить в нашу бригаду. Ну, словом, чтобы вы болели за план. Понял, куда мы нацелились? Хотим закрепить вас за собой. А то идет полная неразбериха. Диспетчеру заказываем нужные материалы, а привозят другое, что для них повыгодней погрузить и побольше заработать. К примеру, натаскали обсадных труб, а запас нам не нужен. Один экипаж прилетает, другой улетает. Вроде гастролеров.

— По санитарным нормам, нам полагается отдых.

— Знаю, — нетерпеливо сказал Кожевников. — Знаю и об отдыхе. Тут до вас был один экипаж, доброго слова не скажешь. Контейнеры с цементом раскидали по всей площадке, а сколько переколотили! Заставить бы их потаскать мешки, сразу бы поумнели. Работа работе рознь! Все зависит от экипажа. От его отношения к делу. А ты заболел работой. На буровой сидел не зря. Проникся уважением к рабочим, своими руками понянчил железки. Тебя, Олег, не надо убеждать, что надо грузить бригаде, когда она забурилась и приступила к работе. Взять те же заглушки. Есть они на буровой или их нет, тебя могло не волновать. А ты рассудил правильно. Подсчитал убыток от встречных перевозок. Сосчитал зря потраченные деньги. Вот это и дорого.

— Не знаю, как благодарить за доверие, Павел Гаврилович, — смущенно сказал Олег Белов, чувствуя глухие удары сердца. — О таком содружестве я не слышал. Надо с Ачкасовым посоветоваться.

— Нужды бригады ты и сам хорошо знаешь. Старайтесь обеспечивать нас материалами, чтобы мы не работали старыми долотами. Наш план по бурению — ваш план. А о денежном поощрении решим. Важно вовремя начать нужное дело! Правильно я говорю, хлопцы? — Кожевников обратился к стоящим рядом с ним буровикам.

— Дело, мастер! Дело!

Подошел Валерка Озимок, Изумление на его лице сменилось радостью, когда он узнал знакомый экипаж. Горячо тряс руки летчикам и заглядывал в глаза, как будто спрашивал: «Не больно жму? Силу поднакопил на буровой. Не больно?»

Для летчиков был организован званый обед. Повариха Катя вынесла на вафельном полотенце огромный пирог.

— Пирог «Минутка», прошу отведать. Не знаю, удался ли?

Валерка Озимок подсел к столу летчиков. Делился с Олегом Беловым одной новостью за другой. После сообщения о канале, который пробили взрывами от озера до буровой по проекту Шурочки Нетяги, он рассказал о проведенном конкурсном экзамене в бригаде.

— Прилетели четыре молодых рабочих. Гали Рамсумбетов им в подметки не годится. И Задуйветер тоже не сплоховал, на все вопросы ответил. А стал к лебедке — король королем! Заглядишься, как работал! А силен, как слон. Пруток завязал двумя узлами. Хотел Кочин забрать буровиков в другие бригады, но Кожевников показал зубы, — он кивнул в сторону мастера. — Яремченко с туркменом Таганмурадовым у нас остались, а двух парней направили на Р-23, — Валерка Озимок немного передохнул и продолжал: — Это что! Тут вот прибежала черная лайка. Ремешками книги к спине привязаны. Откуда взялась, никто не знал. А теперь дознались. Лайка с полярки. Вот какой у нас библиотекарь объявился. Здорово, правда?

«Лапа прибегает, — подумал удивленно Олег Белов. — Это Лилиана посылает на буровую книги. Больше некому!» Но не только книги пересылала Лилиана. Она передала и письмо, которое было адресовано Олегу. Письмо было от матери.

«Олег, я очень много думала, прежде чем решилась написать тебе письмо. Ты со своим Як-3, видно, навсегда перелетел в Тюмень. Теперь я осталась совсем одна. Одинок и Иван Тихонович. А старость уже подкралась к нам. Может быть, ты осудишь нас, но мы теперь вместе».