Военные операции 1855 года против русского Дальнего Востока начались одновременным выходом англо-французов на его крайние фланги. Тихоокеанский флот союзников блокировал на севере Камчатку, а китайская эскадра Великобритании заняла южные подступы к Приморью.
Этими гигантскими клещами англо-французы рассчитывали раздавить русский флот на Дальнем Востоке, покончить с Россией как тихоокеанской державой. Расчег противников был точен: придя необычайно рано (В 185-1 году — август, а в 1855 году — начало мая!), они ожидали увидеть русские корабли еще вмерзшими во льдах северных вод. Но (был предусмотрен и такой вариант!) на всякий случай, перерезав морские трассы,. ведущие от Камчатки и Приамурья, в океане патрулировали англо-французские суда, обязанные перехватывать все. что могло двигаться к русским портам и от них. С этой целью даже занятие исходных позиций проходило не сразу. Сперва высылалось основное ядро, к которому потом подходили, прочесывая океан, остальные суда.
Наиболее крупное соединение англо-французских кораблей назначалось для нового решающего штурма Петропавловска.
<8 мая с Дальнего маяка знать, что в море на Горизонте показались два трехмачтовых судна, из коих одно очень большое... С 9 по 12 число виденные суда, имея свежий попутный ветер, в Авачинскую губу не входили, оставаясь в море примерно на расстоянии 2 миль, и крейсировали» — записывал в своих донесениях Мартынов, выполнявший обязанности начальника опустевшего Петропавловского порта.
• Это собирались англо-французские суда, предназначенные для уничтожения русского флота на Тихом океане.
Ко времени их подхода оставшееся в Петропавловском порту и вытаявшее из-под снега железо было зарыто в дресве, а провиант и соль надежно запрятаны. Часть жителей, по тем или иным причинам задержавшаяся в городе, при первых же сигналах о появлении врага перешла в село Авачу. Мартынов немедленно организовал разгрузку проскочившего в порт, небольшого транспорта «Аян» и, чтобы судно не досталось врагу, приказал потопить его.
Однако, еще не зная, что Петропавловский порт уже опустел, союзники не решались малыми силами входить в Авачинскую губу. Они считали, что русский медведь обложен, что он уже в их руках, но что для нападения на его берлогу нужны большие силы. В течение десяти дней продолжались сборы вражеских кораблей. К эскадре, уже состоявшей из двух фрегатов, корвета и двух пароходов, 12 мая присоединились еще суда.
Ожидая подхода дополнительных подкреплений, адмирал Брюсе сторожил вход в Авачинскую губу, чтобы не допустить ухода русских кораблей.
Неизвестно, сколько еще дней толкались бы англо-французы у Авачинских ворот, но неожиданный случай внес ясность в создавшееся положение.
Шторм, разразившийся у восточного побережья Камчатки, разметал союзную эскадру, поспешившую отойти от опасных берегов. В числе оторвавшихся от нее судов оказался пароход-фрегат «Барракута».
Вернувшись к постоянному месту крейсирования, капитан «Барракуты» Стирлинг не застал здесь союзного флота. Решив, что эскадра уже вошла в Авачинскую губу, он повел судно к Петропавловскому порту. Из" боязни опоздать «Барракута» смело подошла к самой гавани, но к удивлению англичан порт оказался пустынным. Нигде не было видно ни одного русского судна, на батареях не было ни пушек, ни команд.
Не рискнув оставаться на ночь на виду у Петропавловска, «Барракута» ушла в открытое море. На следующий день к утру вся эскадра оказалась в сборе. Поспешивший на флагманский фрегат капитан Стирлинг был приглашен на завтрак к командующему. Английские офицеры потом рассказывали об этом завтраке:
«Адмирал спросил капитана, где он был накануне вечером, когда уже все суда стали собираться... Стирлинг молчал, делая вид, что не расслышал; но адмирал повторил свой вопрос. Стирлинг, собравшись с духом, ответил: «В Петропавловске». Как только он произнес это магическое слово, адмирал выронил из рук вилку и ножик, и на лице его изобразилось глубокое изумление: «Не с ума ли вы сошли?»* — спросил он, наконец'; не спуская глаз со своего собеседника.
Сообщение командира «Барракуты» заставило командующего эскадрой немедленно действовать.
18 (30) мая под покровом тумана союзники вошли в проход. «Пополудни в устье Авачинской губы из-за тумана показались 7 неприятельских судов, идущих во вход губы», — доносил наблюдательный пост. В числе их были «старые знакомые» английские фрегаты: «Президент» (52 пушки) н «Пик» (44 пушки). Вместе с ними заходили и новые «гости» — французский фрегат «Аль* цеста» (50 пушек), английский корвет «Дидо» (22 пушки) и «Эткаугнер» (14 орудий). Пароход-фрегат «Барра кута» вел на буксире адмиральский фрегат.
Нацелив дула орудий на Петропавловск, эскадра стала на якорь. Однако стоянка была избрана па почтительном расстоянии от берега. Союзники опасались, что русские предприняли какой-то новый хитрый маневр и поэтому были все время настороже.
Не обнаружив, однако, ни одного признака жизни в порту, английский адмирал на железной «Бар-ракуте» решился самолично войти в Петропавловский ковш.
Разведка прошла благополучно, адмирал приказал высаживать десант.
Можно было уже рапортовать о падении русской крепости. Но союзники не чувствовали себя победителями. Они понимали, что их удар пришелся по пустому месту и что в Быигрыше оставались не они, а петропавловские моряки...
Теперь уже, не опасаясь русских орудий, можно было рассмотреть город, казавшийся таким неприступным: небольшие группы деревянных домиков, горные ключи, протекающие подле домов, тропинки, протоптанные среди зарослей вместо дорог...
«Сэр, — писал командующий эскадрой адмирал Брюсе секретарю английского адмиралтейства, — имею честь вас уведомить, для сообщения лордам адмиралтейства, что по прибытии моем в Петропавловск 30 мая (18 мая по старому стилю. — А. С.) нашел его совершенно покинутым: там не осталось ни одного человека,
ни одного судна, ни одной пушки; виднелись только пустые амбразуры батарей и оставленные дома».
Не зная, где русские, не решаясь двинуть хотя бы небольшие разведывательные отряды в глубь полуострова, союзники вновь ощутили себя битыми. Началось позорное месячное топтание на одном месте.
«24 и 25 мая, — отмечал Мартынов, — десантные отряды англичан п французов занимались... стиркой белья в окрестностях города. Его оказалось так много, что со стороны могло показаться, будто вновь выпал снег и прикрыл собой зелень кустарников».
Завойко, Изыльметьев и Мартынов приняли достаточные меры, чтобы сохранить в тайне направление движения петропавловской эскадры. Больше того, были пущены самые противоречивые слухи о месте назначения русских судов: Сан-Франциско, устье Анадыря и даже... Батавия.
На этот раз союзников не смогли выручить даже американцы. Встреченные английской комендантской командой, три американца, жившие в городе, могли сообщить только одно: русские суда ушли, забрав всех служащих, солдат и вооружение. Но это союзники видели и сами. «Мы не могли узнать места назначения этих судов», — отмечал в рапорте Брюсе о результатах своей обстоятельной беседы с американцами.
Взбешенные неудачей в Петропавловске, интервенты мстили пустующему городу поджогами и разгромом строений. Поджоги начались 26 мая {7 июня). 27 мая (8нюня) сгорели баня, пекарня и магазины. Затопленный транспорт «Аян» был поднят из воды, обсушен и сожжен. На батареях были вырваны и уничтожены фашины.
А подкрепления к союзникам все прибывали и прибывали. 30 мая (II тоня) подошли два двадцатичетырехпушечных корвета: английский «Лмфитрнда» и французский «Эвридика», потом бросил якорь в бухте французский адмиральский фрегат «Форт». За ним вошел в гавань английский корвет «Трпикомалей» (23 пушки) и другие. В итоге силы англо-французской эскадры составили 12 боевых кораблей с 420 орудиями и свыше чем пятитысячным составом команд и морской пехоты.
Разменявшись пленными, 18 (30) июня англо-французский флот направился в море с тем, чтобы к месту своего позора — к Петропавловску — уже больше не возвращаться.
Последнее, чем ознаменовала свое пребывание на Камчатке союзническая эскадра, заключалось в поджоге петропавловской аптеки.
Англо-французские газеты, с нетерпением жаждавшие победных известий, могли сообщить своим читателям лишь о том, что «при выходе эскадры в море союзники зажгли город».
Рапорт английского адмирала Брюсса адмиралтейству королевы Великобритании также не содержал сколько-нибудь утешительных вестей:
«В заключение я должен прибавить, что, несмотря на огорчения, прибыв из-за 2000 миль узнать, что неприятель успел уйти от нас, вероятно, лорды адмиралтейства примут во внимание то усердие и желание экипажей эскадры, с которыми они стремились принять участие в ожидаемых действиях против Петропавловска».
Кроме нового бесславия, камчатская экспедиция ничего союзникам не принесла. Перед командованием эскадры. особенно перед адмиралом Брюссом, вставала безрадостная перспектива предстать перед судом достопочтенных лордов, иеумеющих прощать своим подчиненным их неудачи. Сожжение деревянных домиков в Авачин ской губе не могло, конечно, возместить срыв стратегических замыслов английского и французского штабов. Перед глазами вставала незавидная * доля виновников прошлогоднего поражения, поплатившихся за неуспех над Петропавловском не только лишением очередных званий. Многие из них потеряли на этом деле свои эполеты.
Англо-французская эскадра, рассредоточившись на две группы, двинулась в погоню за петропавловской флотилией. Часть судов направилась на поиски русских кораблей в Охотское море, а основные силы пошли к Ситхе. в Русскую Америку, рассчитывая, что петропавловские моряки присоединятся там к прибывшему из России кораблю «Иигерманлаид».
Но ни там и ни там петропавловской флотилии не было.
Ее обнаружила эскадра (вернее, ее передозон отряд) адмирала Стирлинга.
У этого высокочтимого старца, грозы безоружного Китая, набившего себе руку на сожжении мирных городов (Стирлинг командовал’ английской эскадрон в китайских водах), не было недостатка в категорических предписаниях о развязывании истребительной войны против русских. Но, видимо, ему не так уж сильно хотелось отягощать свою голову лаврами победителя русского флота. За время войны он ни разу не рискнул посетить русские воды. Посланный нм вместо себя командор Эллиот, имевший под своим начальством отряд из трех боевых единиц, 8 (20) мая встретил в Де-Кастри камчатскую флотилию. Русские суда были изрядно потрепаны штормами, команды их безмерно устали, вооружение, скромно говоря, оставляло желать много лучшего.
Английские корабли, напротив, только чго вышли со своих баз с полным комплектом люден и снаряжения.
Впрочем, ограничимся воспроизведением характеристики, данной отряду английской «Юнайтед Сервис гэзетт».
«Наши суда находились в превосходном порядке, отлично вооруженными и с практикованными командами».
Эллиоту выпало высокое военное счастье встретиться липом к лииу с так страстно разыскиваемой русской флотилией.
Командующий русским отрядом Завонко, предвидя возможность нападения англо-французов, заранее наметил место каждого судна в бою. Фрегат «Аврора», корвет «Оливуца» и транспорт «Двина» стояли у отмелей, чтобы корабли противника не могли их обойти. Транспорты «Иртыш» и «Байкал» бросили якоря возле самого берега. чтобы принять бой, если аигло-французы пустят свои гребные суда.
Завонко вновь распорядился наглухо прибить боевые флаги г. знак того, что корабли не сдадутся врагу, с какими бы силами он ни подошел.
Когда 8 (20) мая сигнальный пост, располагавшийся на выдавшемся в море мысу, передал: «Вижу неизвестную эскадру из трех судов», на «Авроре» прозвучал сигнал «изготовиться к бою». Корабли приняли боевой порядок.
Сквозь рассеивавшийся туман было видно, как к заливу идет большой фрегат в сопровождении винтового корвета и брига. Эю шли сорокапушечный «Сибилла», се.лщадцатнпушёчный «Гориет» и двенадцатипушечный «Биттерн». Но вот английский отряд, не доходя до русских более чем на пушечный выстрел, остановился. Отделившийся от отряда винтовой корвет медленно пошел вперед и стал под защиту одного из островков, разбросанных по заливу. Укрывшись им от «Авроры», неприятельское судно попыталось открыть огонь по «Оливуце». Получив ответный выстрел, «Горнет» поспешно отступил к своим судам.
Запойно и Изыльметьев восприняли обмен ядрами за начало сражения, но вместо сближения с русскими кораблями английский отряд до самой темноты держался вдали, у входа в бухту.
Что же произошло у англичан, почему они сразу не дали бой петропавловской флотилии? Вот что рассказывает командир английского корвета, на котором ходил в разведку начальник отряда командир Эллиот.
«Увидев, что «Аврора», «Оливуца» и «Двина» подняли флаги на брам-стеньгах, командир сошел с мостика вниз грустный и задумчивый. Проходя мимо офицеров, он сказал: «...Нет, видно, они сильнее и с них нам нечего взять, подождем главнокомандующего». Потом Эллиот был постоянно мрачен, говорил мало и уже более не поверял никому своих намерений и убеждений».*
Как передавали английские офицеры русским морякам,- камбузная** труба одного из русских транспортов показалась англичанам пароходной трубой, а бревна на берегу — замаскированными русскими батареями.
Дни 8 и 9 мая английские корабли держались у мыса Клсстер-Камп, за которым начиналось открытое море. 10 (22) мая неприятельский отряд скрылся из виду.
«Трудно было верить виденному. Все находились в каком-то недоумении, и хотя картина, представляемая уходившим неприятелем, была перед глазами, но она казалась в такой степени невероятною, что до последней минуты мы поджидали какого-нибудь особенного маневра, какой-нибудь военной хитрости». — вспоминал впоследствии мичман Фесун.***
Чтобы лучше противостоять врагу, Завойко решил увеличить средства обороны дополнительной установкой на фрегате трех и на корвете двух орудий. Единодушное
* «Морской сборник», Л* 9, 1800.
** Камбуз — кухня на судне.
*** «Морской сборник», М? 8, 1860, сгр. 70—71.
10 А. А. Степянок
мнение всех .моряков было: в случае новой встречи с противником драться до последней капли крови.
В ожидании нового нападения 13 мая собрался военный совет, на котором присутствовал Г. И. Невельской. 7 мая к нему в Николаевск прибыл на оленях из Аяна нарочный с приказом генерал-губернатора переправить из Де-Кастри в Мариинский пост на Амуре эвакуированные из Петропавловска семьи. Вырубив изо льда паровой катер, Невельской поднялся на нем вверх по только что вскрывшемуся Амуру. В 100 километрах от Мариин-ска он встретил казака, сообщившего ему, что на петропавловские корабли в Де-Кастри напал вражеский отряд. Невельской через нарочных отдал распоряжение направить из Николаевска гребные суда с тем, чтобы «сколь возможно поспешнее достигнуть мыса Лазарева, где устроить батарею и, в случае нападения неприятеля, удерживать его там до последней крайности».* Николаевскому гарнизону последовал приказ быть готовым к отражению атаки неприятеля в устье Амура.
В Мэриинске уже находилась часть эвакуированных семейств. Им была оказана необходимая помощь. Бойцов песта с двумя пушками Невельской расставил по перешейку, отделявшему прилегающее к Мариииску озеро Ккзи и морское побережье. Распутица на берегу была » полном разгаре: вода, а местами снег и грязь были по колено и по пояс. Но эго не помешало Невельскому вовремя попасть в Де-Кастри.
На военном совете 13 мая он предложил не дожидаться неприятеля, а иттн к северу — к мысу Лазарева, у которого и ожидать очищения Амурского лимана ото льда.
Между тем уже шли разведки ледовых полей, закрывавших проход. Вечером 14 мая вернулся мичман
Г. Невельской, стр. 363.
Овсянников и сообщил, что мыс Лазарева ото льда очистился, что флотилия может безопасно пройти по Татарскому проливу и стать у мыса. Заметив на обратном пути стоявший севернее входа в Де-Кастри неприятельский корабль, Овсянников прошел берегом, причем обнаружил у выхода из залива неприятельских часовых.
Имея местом назначения устье Амура, Завойко отдает приказ о выходе из Де-Кастри.
«Пробило 8 склянок, полночь, и среди глубокой тишины начали сниматься транспорты, корвет тронулся в половине первого, а в час все суда эскадры находились уже под парусами, лавируя к выходу из бухты. Величайшая осторожность, величайшее внимание должны были сопровождать каждое движение, малейший неловкий маневр мог иметь важные последствии, стань кто-нибудь на мель — и из-за одного рисковали все остальные».*
Воспользовавшись ночной темнотой, флотилия незамеченной прошла в Татарский пролив. Ее вел Геннадий Иванович Невельской. По водам, открытым его экспедицией, уверенно продвигался фрегат «Аврора». «Странное стечение обстоятельств: на этом фрегате я в продолжение 9-ти лет служил... — писал он. — Теперь я открыл вход в Амур, как бы нарочно для того, чтобы в этой реке спасти от явной гибели дорогую моему сердцу «Аврору».
Направление движения кораблей было сохранено в тайне. Чтобы предотвратить захват кого-либо из людей неприятелем, нивхам, находившимся в это время на берегу залива, было предложено откочевать в другое место. Оставленный в заливе пост имел приказ как можно дольше задерживать врага в заливе, а затем отступить к орудиям, выставленным на пути к озеру Кизи.
Между тем английские корабли были совсем недалеко. Не решившись атаковать русских при первой встрече
■* хМпрской сборник». Л1? 8. 1860. стр. 79—80.
с ними, Эллиот направил бриг «Бнттерн» с донесением к командующему эскадрой адмиралу Джемсу Стирлингу. Остававшиеся суда отошли от берега. Оправдывая своего начальника, английские офицеры говорили потом, что Эллиот применил чисто нельсоновский маневр: он старался заманить неприятеля* в открытое море с тем, чтобы уже на свободе налететь на него, как коршун на добычу.
Надо ли говорить, что это была чистая неправда? Тактика Эллиота, обрекшего свои отряд на шестидневное бездействие, ничем нс напоминала тактики знаменитого английского флотоводца... Дело объяснялось другой причиной— командующий английским отрядом судов Эллиот просто струсил. Адмирал Стирлинг, находившийся в японском порту Хакодате, также не рискнул самолично вести свои флот в бой и ограничился тем, что послал Эллиоту солидное подкрепление. Когда русские суда входили в Татарский пролив, неприятельская эскадра готовилась нанести удар по бухте Де-Кастри.
Через четырнадцать часов после ухода камчатской флотилии туда ворвались английские боевые суда: фрегаты «Сибилла» (40 орудий), «Винчестер» (50 орудий), корвет «Спартан» (26 орудии), винтовой пароход «Гор-нет» (17 орудий), бриг «Биттерн» (12 орудий), корабли «Стикс» и «Тартар».
Вот как описывает, не без иронии, одна из американских газет налет англичан на Де-Кастри:
«Были взяты все меры к решительному бою, и величайший восторг одушевлял союзную эскадру. .Как офицеры, так и нижние чины намеревались смыть черное пятно с славного гербовою щита их флота, нанесенное в прошлогоднем бесславном петропавловском деле, и не сомневались в успехе. Уже суда были выстроены по диспозиции к атаке, как высланный вперед пароход убедился с досадою, которую легче вообразить, чем описать, что двуглавый орел улетел, и что исчезли как суда, так и русские.
Однакож союзники овладели дагеротипным женским портретом (фотографией. — А. С.), ничтожным количеством провизии, разными мелкими принадлежностями женского туалета».
Умалчивая из чувства приличия, о каких именно принадлежностях женского туалета шла речь, газета довольно исчерпывающе перечислила все эти английские «трофеи». По русским данным, высадившийся десант обнаружил рассыпанный куль муки, а также «нашел и ограбил имущество камчатского аптекаря Лыткина, не успевшего перевезти оного в Кизи». Таким образом, если до сих пор камчатская флотилия оказывалась не по зубам англо-французам, то зато они одержали двойную победу кал имуществом петропавловского аптекаря: на Камчатке подожгли помещение его аптеки, а в Де-Кастри забрали часть туалета мадам Лыткиной!..
Что же касается русских кораблей, то они вновь исчезли из поля зрения союзников. «Журналь де деба» сообщает, что союзники были убеждены, что Сахалин южнее устья Амура соединен перешейком с материком. Поверхностно осмотрев южный выход из Татарского пролива (залива, как его считала западно-европейская наука), англичане вновь кинулись разыскивать повсюду к а м чатскую флотил и го.
Невозможно передать взрыв бешенства, с каким было встречено известие о новой неудаче союзного флэта. Английская газета «Юнайтед Сервис гэзетт» писала по этому поводу следующее:
«Известно, что кавалер ордена Бани, командор Чарльз Джильберт Джон Брандон Эллиот 20 (8) мая. п
Татарском заливе, в бухте Де-Кастри открыл русскую эскадру, имея под своим начальством сорокапушечный фрегат «Сибилла», семнадцатипушечпый винтовой корвет «Горнет» и двенадцатипушечный бриг «Биттерн», что русская эскадра ...была именно та, которая незадолго перед тем ушла из Петропавловской гавани. Нам также известно, что винтовой корвет «Горнет» подходил близко к русским судам и обменялся с ними несколькими выстрелами; но что кроме этого не было произведено никакой попытки к завязыванию дела с неприятелем...
Пробыв в заливе в виду неприятеля до 23 (11) числа, командор Эллиот отправил бриг «Биттерн» отыскивать адмирала сэра Джемса Стирлинга, а сам снялся с якоря, чтобы выманить, как уверяют защитники командора, русских из их позиций... Как фрегат, гак и корвет удалились на несколько дней в море из виду берегов. По возвращении в залив командор не застал уже там русских — они исчезли.
Нам больно рассматривать случай, касающийся чести британского флага и долженствующий- быть непременно подвергнутым военному суду.
...Должно было отыскать неприятеля, будь он на воде или под водою, во что бы то ни стало. Должно было удостовериться, з какие отдаленнейшие заливы он скрыл свои суда. Это исчезновение целой эскадры из их глаз, так дурно рекомендующее нашу бдительность, будет пятном на британском флаге. Все воды океана не будут в состоянии смыть ыо гнусное бесчестье».
К 24 мая (о июня) петропавловская флотилия в полном составе подошла к мысу Лазарева. В исключительно короткие сроки здесь была возведена восьмипушечная батарея, значительно усилившая русские позиции. Сюда же подошли бриг «Вильям Пенн» и шхуна «Хеда» с коман-дон разбитого у японских берегов русского фрегата «Диана».
Ходившая в Японию с миссией Путятина «Диана» погибла во время опустошительного подводного землетрясения. 17 января 1855 года в бухту Симода, где стоял фрегат, ворвался огромный водяной вал. Отразившись от берега, он сшибся со вторым, еще более чудовищным, валом и обрушился на «Диану». Корабль то взмывало вверх, то било о дно. За полчаса он сделал 42 оборота на якоре.
Спасшаяся с трудом команда погибшего фрегата построила двадцатиметровую шхуну «Хеда». Часть же людей из экипажа Путятин отправил на материк с зафрахтованными купеческими судами «Вильям Пенн» и «Грета».
Работами по закладке «Хеды» руководил лейтенант Александр -Федорович Можайский, один из тех талантливейших самородков, которыми столь богата земля русская. Это был образованный офицер, внимательно следивший за ходом развития техники. Наблюдая за полетом птиц, действием парусов, движением винта у парового корабля, он пришел к смелому выводу о полной возможности создать летательный аппарат тяжелее воздуха. И такую машину Можайский сконструировал после возвращения с Дальнего Востока, где он ходил на «Диане», затем командовал мелкой флотилией и далее был командиром десятипушечного транспорта «Двина». Впервые в мире, на 21 год раньше американцев братьев Рант, поднялся над землей самолет, созданный Можайским...
Шхуна «Хеда» для своего времени была отличным кораблем, недаром ею так восхищались иностранные моряки. Для японцев, участвовавших в постройке шхуны, ее закладка стала начальным -уроком передового кораблестроения. Сама постройка шхуны заняла короткое время — адмирал Путятин, возглавлявший посольство, крайне спешил на соединение с основными русскими силами, располагавшимися в Приморье.
«В два с половиной месяца шхуна «Хода», как ее назвали. была готова; приблизился день се спуска на воду. Мириады японцев восседали на корточках близ эллинга, унизывая все высоты, с полным убеждением, что выстроенная шхуна так и останется па берегу, не двинувшись с места. Когда же по команде обрубили канаты, высвободив от боковых подпор, «Хеда», дрогнув, плавно стала спускаться при криках «ура», японцы присоединились к этим радостным крикам, отпустив по земному поклону нашим морякам» — писал современник событий Владимир Войт.
Спешка с постройкой шхуны оказалась не лишней. От команды американского парохода союзники узнали о катастрофе, постигшей «Диану», и сейчас же направили к месту гибели двадцатишестипушечный шлюп «Константин» и шестипушечный пароход «Колберт» для захвата русского экипажа. Но даже и с этой «боевой операцией» не удалось справиться до конца. Шхуна «Хеда» с командой, встретившись с вражескими кораблями, дважды благополучно ускользала от них. Одна из таких встреч произошла у ворот Авачинского залива. При подходе к ним •дозорный заметил сквозь туман силуэты чужих кораблей. И все же «Хеда» прошла к Петропавловску, а затем, узнав там о снятии порта, вновь, почти борт о борт, минула противника. Благополучно прибыл к мысу Лазарева «Вильямс Пенн» со второй частью команды «Дианы». Союзникам удалось захватить лишь ту часть диановцев, которая села на бременский пароход «Грета».
Гибель «Дианы» еще более сократила русские морские силы на Тихом океане. Из трех фрегатов оставалась только «Аврора». Ветхий остов фрегата «Паллада» к тому времени был уже разоружен из-за своей непригодности и впоследствии потоплен. Остальные мелкие суда выполняли преимущественно транспортные и вспомогательные работы.
Решено было всю петропавловскую флотилию ввести в Амур, к Николаевскому посту.
Всего год назад здесь стояло три домика. Окруженное густой тайгой, пустынное это место ожило с первым амурским сплавом, когда на пост прибыли войска и первые пятьсот переселенцев.
Сразу же тогда развернулись строительные работы: возводились флигели для офицеров и большие казармы для солдат и переселенцев. 22 октября 1854 года на мысе Куегда приступили к сооружению батареи, а судовые плотники заложили первую шхуну-баржу «Лиман»; так начиналось судостроение в Николаевске.
В конце мая 1855 года со вторым сплавом Николаевск получил новые подкрепления в составе 14-го и 15-го линейных полубатальонов, б-й сотни амурского конного полка и сводного пешего казачьего полубатальона. За лето 1855 года выросли укрепленные форты, защищавшие от врага устье реки и Николаевский пост. Вновь созданные форты на мысах Чныррах и Мео имели по 19 орудий и форт на мысе Куегда — 15 орудий.
Центром обороны Дальнего Востока стал Николаевск. Всего для защиты русского побережья и 1855 году было сосредоточено в этом районе до семи тысяч солдат и матросов.
«Войска, на устьях Амура сосредоточенные, нигде от неприятеля не отступают, в плен не сдаются, а побеждают на своих местах или умирают». — писал в своем при-казс командующий обороной Дальнего Востока генерал Н. Н. Муравьев.
В словах этого приказа был выражен дух, которым жили в 1855 году дальневосточники. Но главный выигрыш в войне 1853—1856 годов па Дальнем Востоке достигался тогда нс количеством и ожесточенностью сухопутных и морских боев, а другим.
В 1855 году здесь столкнулись два противоположных взгляда на задачи военной кампании. Союзники, несмотря на трусость и бездарность многих их командиров, искали решительного сражения, а русскому командованию оно было вовсе не нужно. Англо-французы считали своей основной целью уничтожение русского флота на Тихом океане, а русские в течение всего года не пытались ни разу напасть на англо-французские корабли.
Отсутствие активных наступательных операций со стороны русских объяснялось вовсе не ограниченностью сил. Петропавловцы в 1855 году рвались в бой с противником: Завойко и Изыльметьеву пришлось потратить немало труда, чтобы убедить защитников города в необходимости его оставления. На военном совете в Де-Кастри 13 мая вначале преобладало мнение задержаться в заливе, а это означало принять неминуемый бой с численно превосходящим противником; молодые же офицеры прямо предлагали самим напасть на вражеские корабли.
Такие настроения имели массовое распространение. В Центральном государственном архиве Военно-Морского Флота хранятся, заверенные Завойко, воспоминания неизвестного автора, в которых с точными расчетами излагался проект захвата четырех неприятельских фрегатов и парохода, с тем, чтобы на них, укомплектовав русские команды «адмирал Путятин в течение пяти месяцев разгромил бы все порты Англии, так как они не имели укреплений, в Китае, Новой Голландии, Ванкуверовых островах, истребовал бы контрибуцию, а на шестой бы меня
сяц стал, на Пути между Америкой и Англией». Предполагалось оборвать судоходные связи Англин с ее колониями.
В проекте этом самым уязвимым местом являлся пункт о захвате вражеских кораблей, что же касается выхода на неприятельские торговые пути для захвата англо-французских судов, то об этом думала не только молодежь.
«Сколько помню, — писал Иван Александрович Гончаров, ходивший с адмиралом Е. В. Путятиным на фрегате «Паллада» в Японию, — адмирал и капитан (И. С. Унковский. — Л.. С.) неоднократно решались на отважный набег к берегам Австралии, для захвата английских судов, и кажется, если не ошибаюсь, только неуверенность, что наша старая, добрая «Паллада» выдержит еще продолжительное плавание от Японии до Австралии, удерживала их, а еще, конечно, и неуверенность, •по неимению никаких известий застать там чужие суда». Фактов, свидетельствующих о боевом наступательном духе моряков и не моряков, можно привести множество. Сами переходы русских кораблей борт о борт с неприятельскими судами из Петропавловска в Де-Кастрп ч из Де-Кастри в Амур говорят о геройстве команд.
Особенности оборонительной тактики русского командования в 1855 году на Дальнем Востоке вытекали не из арифметического подсчета сил, не из неверия з свои наступательные возможности, а из необходимости не только воевать, но и укреплять Дальний Восток. Их-хорошо изложил Г. И. Невельской, произведенный в контр-адми-* ралы и назначенный начальником штаба при главно-. командующем всеми морскими и сухопутными силами в Приамурском крае:
«При сосредоточении ныне о устье реки Амура команд, семейств, имущества Петропавловского порта н всех наших судов, а равно и команд японской экспедиции, воина с внешним врагом здесь ко н че-нл (подчеркнуто Невельским. — Л.С.), ибо неизвестность для него входа в лиман слога и плавание по лиману, наполненному банками и мелями, с неправильными быстрыми течениями, наконец, гористые лесистые пустынные и бездорожные прибрежья Приамурского и Приус-сурииского края представляют для неприятеля, нападающего с моря, непреодолимые препятствия».
Невельской зло высмеивал военных догматиков, питомцев Марсова поля (площадь для военных парадов), которые «не могли себе представить, что без свинца, пуль и ядер, треска и шума реляций и их спутников: крестов, чипов и отличий, — могла кончиться здесь война...»
Расчеты русского командования в 1855 году на Дальнем Востоке полностью оправдались. Лишь однажды, в середине лета, три неприятельских корабля подходили к амурскому лиману. Они гнались за безоружным бригом Российско-американской компании «Охотск». Не желая отдаваться в руки врагов, командир взорвал бриг. Обстреляв спасательные шлюпки и захватив несколько матросов. французский отряд ушел в море на поиски петропавловской эскадры, даже не подозревая, что она укрылась в устье Амура.
Тот же «Журналь де деба» в одной из своих статей сообщает, что песчаный бар помешал фрегату «Эмфит-райт» проникнуть в реку. Высланные для промера греб-йые суда, поднявшись вверх по реке, не йашли русских. Тогда командование решило:
«Если бар нс дозволил союзным судам войти в реку, го как можно сделать это русским? Они или скрылись в одной из бухт Татарского залива или сожгли свои суда н удалились в Сибирь»...
Не раз обшаривая все известные им заливы и бухты, где могли бы скрываться русские корабли, с особым рвением англо-фраицузы кидались на Ляп и Охотск. Но и здесь удар пришелся по пустому месту.
В своих очерках И. А. Гончаров оставил нам картину Аяна в 1854 году:
«Беспорядочно расставленные, с десяток, более нежели скромных домиков, стоящих друг к другу, как известная изба на курьих ножках... На песке у самого берега поставлена батарея, направо от нес верфь, еще младенец, с остовом нового судна, дальше целый лагерь палаток, две-три юрты и между ними кочки болот. Вот и весь А ям.
Это ни город, ни село, ни посад...» Общее число жителей и аянского гарнизона составляло тогда около двухсот человек.
Получив сведения о крейсирующих в море вражеских судах, начальник порта капитан-лейтенант Кашеваров немедленно начал убирать подальше портовое и компанейское имущество и продовольствие. Жители эвакуировались из города, а 45 казаков, составлявших портовую команду, чтобы воспрепятствовать продвижению неприятеля, стали на позициях вдоль Якутского тракта. Пушки, чтобы не достались врагу, были зарыты.
25 июня (7 июля) на виду у Аяна показались английские корабли — пароход «Барракута», фрегаты «Пик»
п «Эмфптрайт» с тысячным составом команды на борту. Командовал отрядом командор Фредерик.
Убедившись, что русские покинули порт, англичане высадились на берег и ознаменовали свое пребывание там разграблением нескольких оставленных жителями частных домов. Доски, бревна и некоторое количество железа, остававшиеся в порту, были также перетащены на суда.
Около месяца английский отряд выжидал появления в Аянс русских кораблей и не дождавшись снялся на поиски их в океан.
Вслед за отрядом Фредерика в Аян вошли 20 июля (2 августа) английские же корабли командора Эллиота, в составе фрегата «Сибилла» и корвета «Спартак», к которым вскоре подошел винтовой корвет «Гор-нет» и вновь — пароход «Барракута». На одном из судов был привезен швед кузнец Карл Лунд со взорванного самой командой брига «Охотск». Этот предатель взялся указать союзникам, где аянцы зарыли свои пушки. Четыре сотни англичан перерыли все огороды, но... ничего не нашли. За время вторичного пребывания в Аяне англичане произвели следующие «боевые» операции:
23 июля (5 августа) обнаружены на складах компании и взяты на английский корабль три банки голландской сажи и несколько якорей.
27 июля (9 августа) увезено два баркаса дров.
28 июля (10 августа) взят еще один якорь и несколько досок и т. д.
На помошь своим английским союзникам в конце месяца в Аян прибыли французские корабли. 6 (18) августа состоялся банкет победителей, причем французские офицеры, как жаловались англичане, выпили все наличное шампанское. В тот же день с целью разорения в Ситху (Русская Америка) ушли 10 французских судов.
Вскоре покинули Аян и англичане, взяв курс на Охотск. Но и там не было ни души, а все имущество было еще с весны вывезено за 50 верст от берега.
Одновременно английский фрегат «Пик» и корабль «Сибилла» напали на небольшое русское поселение, расположенное на острове Уруп (Курильская гряда). Невзирая на соглашение с Российско-американской компанией, управлявшей Аляской и островами, о взаимном ненападении, союзники разграбили компанейский склад, похитили у охотников 300 бобровых шкурок и насильно забрали весь провиант, оставив жителей острова голодать. Дабы «облагородить» свои действия, налетчики водрузили в селении свои флаги и от имени императора французов и королевы Англии поручили одному из местных жителей губернаторствовать на острове...
•• Положение союзников на Тихом океане было далеко не из приятных. Английское и французское правительства направляли приказы, один решительнее другого, чтобы на Тихом океане и помину не оставалось о русских судах. 56 англо-французских кораблей в погоне за русскими сновали по всем направлениям, были всюду, за исключением тех мест, где они действительно могли бы встретиться с противником. В поисках «Авроры» английский пароход «Рэттср» доходил до Кохинхины (Индокитай). Корвет «Спартан» не раз обшаривал Курильские острова. Английское описное судно «Сарацен» под предлогом ученых наблюдений вело шпионскую работу у Русской Америки и поддерживало связь между англофранцузскими эскадрами. Блокированы были все Охотское побережье и южный выход из Татарского пролива.
Вражеские корабли не раз подходили к городу Ново-Архангельску, являвшемуся административным центром Русской Америки. Современники рисовали этот город как один из самых крупных на северо-западе американского
континента. Он очень напоминал типичный средний губернский город окраинной России. Защитники Ново-Ар-хангельска — солдаты сибирского линейного батальона— готовы были по примеру петропавловцев храбро защищать свой город от иноземных врагов.
Поиски русских кораблей союзниками не увенчались успехом.
Один из руководителей французских вооруженных сил принц Жуанвильский говорил впоследствии: «Фрегат
«Аврора» п русская флотилия... чудесами храбрости и искусства постоянно избегали соединенных эскадр Франции и Англии и когда, наконец, эскадры эти, раздраженные преследованием добычи, беспрестанно от них ускользающей, приблизились к устью реки (Амура. -— А. С.), они застали их обставленными батареями и покрытыми войсками, они услыхали имена крепостей и военных учреждений, до тех пор совершенно неизвестных и уже соединенных между собой пароходными линиями».
Стремясь возместить свои неудачи, Эллиот глубокой осенью 1855 года бросается вновь в Де-Кастри. Выпал снег. Находившиеся здесь относительно крупные силы русских уже покинули Де-Кастри и возвратились в Ма-риннск и Николаевск. На Александровском посту, в заливе оставались 70 казаков под командой есаула Пузи-но и несколько артиллеристов с двумя горными пушками под командой капитана Кузьменко и мичмана Ельчани-нова. И снег и наступление холода предвещали прекращение военных действий до следующего, 1856 года. Казаки спешно разгружали пришедший с продовольствием американский бриг «Беринг».
«Как Едруг, с рассветом 3 октября, — рассказывает оставшийся на посту Демидов, — все были ошеломлены: впереди американского судна, словно по какому-то вол-шебетву, появились без флагов два военных парохода и фрегат, с бортов которых грозно выглядывали жерла пушек... на палубах не видно было ни одной души, и • морская тишина нарушалась только плеском прибоя».
• Но тишина была явно обманчивой. Отряд командора Эллиота в составе фрегата «Сибилла» и двух винтовых корветов «Энкаунтер» и «Горнет» собирался снова высадил-, на берег свой десант.
Американец Перс с брига «Беринг» подробно рассказал Эллиоту о русской обороне. Все преимущества были опять на стороне англичан. Но даже и этот небольшой заключительный акт войны на Тихом океане разыгрался вопреки математическому соотношению сил, вопреки расчетам интервентов.
Против 71 английской пушки были установлены на высоком мысу под прикрытием густого "кустарника два небольших горных орудия. Казаки залегли широким полукольцом возле берега.
Усиленно обстреливая берег, неприятельские корабли готовились к десанту. В час дня из-за тыльных бортоп английских кораблей показались 16 гребных судов, на которых было посажено 700 английских солдат и матросов. Вытянувшись в две колонны, с английским флагом впереди они двигались к берегу.
Подпустив противника на близкое расстояние, фейерверкер Ченский выстрелил по английским баркасам.-' Это был сигнал начинать огонь. «Вот первый ряд совсем уже приблизился, два баркаса коснулись обнаженного отливом берега. В этот момент грянула пушка и грохнули наши залпы».
Одно из ядер, пушенных береговым орудием, подбило баркас. Почти одновременно урядник Таскин, выследив 'среди англичан выделявшегося белоснежным кителем начальника десанта, уложил его своим метким выстрелом.
Среди английских солдат началось смятение. Из тонувшего баркаса люди бросались в воду, на соседние суда. Порядок нарушился. Часть судов, потеряв командира, поспешно заворачивала обратно. Спасая положение, Эллиот приказал заиграть отступление.
Потеряв убитыми и ранеными 25 человек, англичане в два часа дня продвинули свои суда к берегу и осыпали русские позиции бомбами. Но декастриицы уже были вне сферы неприятельского огня.
В один из последующих дней казаки поставили на виду двух негодных коней и разложили костер. Приняв это за сосредоточение русских, англичане за ночь сделали по клячам 170 выстрелов.
С 3 по 17 октября противник ежедневно обстреливал берег и казармы. При этом уничтожено было много леса. Через несколько десятков лет путешественник В. К. Арсеньев видел развалины казарм и следы большого пала, пущенного зажигательными снарядами англичан. Что же касается людских потерь в отряде есаула Пузино, то они оказались незначительными: двое казаков убито и трое ранено.
Русское командование выслало па помощь Александровскому посту подкрепления, однако повторить десант неприятель уже не решался.
На этом в сущности война аигло-французов против русского Дальнего Востока закончилась. Лишь в следующем, 1856 году, уже после того, когда обе стороны узнали о заключении мира, английский фрегат «Пик» под командой битого под Петропавловском Нпкольсоиа . вошел е Императорскую гавань и сжег несколько домов Константиновского поста.
Это был прямой разбойничий поступок, но он не выпадал из англо-французского стиля ведения войны, когда «расчет строился не на крупных военных операциях, а на неожиданном ударе, на желании захватить врасплох, н'а авантюре» (Энгельс).
Неудачи союзников в дальневосточной кампании 1855 года оказались более тяжелыми, чем даже разгром под Петропавловском. Всюду, куда они нацеливали свои удар^ он не приносил никакого результата.
Полностью оправдала себя тактика русского командования. Вместо ослабления русский Дальний Восток окреп, вышел из войны более заселенным, созданы были новые населенные пункты, новые порты.
Вместе с первым и вторым сплавами в низовья Амура прибыли переселенцы — крестьяне Иркутской и Забайкальской губерний, основавшие между Мариинском и Николаевском три селения — Иркутское, Богородское и Михайловское. С тех пор ежегодно, во все возрастающем количестве сюда шли казаки и русские крестьяне. Началось заселение Среднего Амура. «...Сибирские линейные казаки медленно, но неуклонно продвигают свои станицы от Даурских гор к берегам Амура, а русская морская пехота окружает укреплениями великолепные гавани Маньчжурии», — писал Энгельс.
Бесславные действия англо-французского флота в 1854—1855 годах на Дальнем Востоке расценивались общественным мнением как поражение союзников и победа русских.
Позорные неудачи англичан на Балтийском и Белом морях, па Тихом океане, как замечали Маркс и Энгельс, показали «английскому народу, что его флот так же прогнил, как и его армия».
Прекрасной иллюстрацией к этой оценке могут служить многочисленные отклики английской и американской печати по поводу дальневосточных событий. «Эдинбургское обозрение» осторожно писало: «Способность,
высказанная русскими командирами в последнюю войну, доказывает, что они несравненно лучше знакомы с этими водами (Тихого океана. — А. С.), чем офицеры британского флота».
Более решительно высказывалась такая влиятельная газета, как лондонский «Таймс». Признав поражение аи-гло-французов на Тихом океане, она заявляла: «Русская эскадра под командой адмирала Завойко переходом из Петропавловска в Де-Кастри и потом из Де-Кастри нанесла нашему британскому флагу два черных пятна, которое не могут быть смыты никакими водами океанов вовеки».
Американец капитан Уйтингам, бывший свидетелем кампании 1855 года на Тихом океане, дает убийственную характеристику англо-французским флотоводцам. В частности, он пишет, что русские «не встретили ни в Севастополе, ни в восточной оконечности их государства, у предводителей своих врагов, ни врожденных талантов, ни умения командовать».*
Гонконгская газета «Регистр», ставя в вину адмиралу Стирлингу двукратный уход русских, называла его старой бабою. О нем и его помощнике командоре Эллиоте «Юнайтед Сервис гэзетт» писала в 1856 году: «Распространился слух, что адмиралтейство намеревается отозвать как адмирала, так и командора, и действительно только этой мерой можно будет удовлетворить справедливость и успокоить народное негодование, потребовав от них отчета о каждом судне русской эскадры».
В Охотском море «британский флаг был позорно уни-♦ «Морской сборник». >А 3. 1856.
жен, обесчещен», — продолжает газета, выражая уверенность, «что сэр Джемс Стирлинг и командор Эллиот будут отозваны и подвергнуты военному суду».
27 января 1856 года на заседании английского парламента последовал официальный запрос депутата Белы! о незадачливых командующих тихоокеанской эскадры: «Довольно ли правительство поведением этих начальников или намерено подвергнуть их военному суду».
. Позднее, давая общую оценку войне 1854—1855 годов на Дальнем Востоке, английский географ и историк Равенштейн писал, что все шансы на победу были на стороне союзников, а победу, несмотря ,на это, одержали русские.
Но поражение, понесенное англо-французамн на Тихом океане, как и успехи русских войск в Закавказье —-в ноябре 1855 года была занята турецкая крепость Карс, — не могли изменить общих итогов Крымской войны.
Несправедливая с обеих сторон война 1853—1856 годов закончилась поражением царского самодержавия. Это была расплата за технико-экономическую, социально-политическую и военную отсталость, за свирепую и глупую беспечность правящих классов. «Крымская война, — писал Ленин, — показала гнилость и бессилие крепостной России».
18 (30) марта 1856 года в Париже был подписан мирный договор, По которому урезались царско-помещичьи планы на Ближнем Востоке. Неудачи, постигшие самодержавие, повлекли за собой серьезные изменения во внутренней политике России и в ее международном положении. «Царское правительство, ослабленное военных!
поражением во время Крымском кампании и запуганное крестьянскими «бунтами» против помещиков, оказалось вынужденным отменить в 18(31 году крепостное право», — указывается в «Кратком курсе истории ВКП(б)».