Резкое обострение международных отношений привело в 1853 году к войне между Россией и Турцией. Стоявшие тогда за спиной султанской империи Англия и Франция поспешили раздуть русско-турецкое столкновение в одну из крупнейших войн XIX века.

Непосредственной причиной войны была борьба за преобладающее влияние на Ближнем Востоке, на Балканском полуострове.

Ближайшей целью Англии являлось овладение турецкими рынками и приобретение новых колоний. Английским капиталистам мнилось, что их товары «вне конкуренции» идут по всей Передней Азии, что в лице турок, румын, болгар, сербов, албанцев они находят себе новых рабов, что не только па восточных берегах Средиземного моря, но и на побережье Черного моря стоят их крепости, что их флот в любой момент сможет продиктовать России волю английской империи.

.Не меньшую «заинтересованность» в ближневосточном вопросе проявляла и Франция. Захватив в 1830 году принадлежавший турецкому султану Алжир, Франция рассчитывала расширить свои владения за счет других турецких земель, закабалить Балканский полуостров. К новым территориальным захватам на Ближнем Востоке стремилась и австрийская монархия. Заключив в 30-х-го* дах XIX века торговые «договоры» с Турцией, туда же устремились и капиталисты Соединенных Штатов Америки.

Захватнические планы западных держав наталкивались на сопротивление России, которая отстаивала в районе Черного моря свои экономические и политические интерет сы и стремились укрепить и расширить свои позиции на Балканах и в Закавказье.. •

Тяжелый внутренний кризис потрясал в эго время' Турцию. Огромная лоскутная султанская империя, населенная различными народностями и державшаяся на свирепом терроре против них, быстро слабела и распадалась. Порабощенные Турцией балканские народы восставали против своих угнетателей, боролись за национальную независимость и образование национальных государств. В этой борьбе они имели такого мощного союзника, как русский народ, с которым большинство населения Балканского полуострова было связано общим происхождением, род' ством языка и культуры.

Разумеется, любое освободительное народное движение таило в себе смертельную угрозу колониальной пат-тике капитализма. Но на Балканах оно осложнялось еше тем; что вело к сближению славянских народов, к взаимному укреплению -как подымавшихся на борьбу балканских стран, так и России. Вот почему западноевропейские державы выступали в поддержку султанского режима, за укрепление его феодально-деспотической власти над славянскими народами, за сохранение целостности Турции, как своей будущей колонии.

Боровшиеся против- России Англия и Франция, лиае-’ мерно прикрываясь фальшивыми словами о защите слабого государства, па деле преследовали свои агрессивные, захватнические цели. Как известно, русско-турецкая война была спровоцирована правящими классами Англии и Франции, подталкивавшими в своих интересах царя Николая I к выступлению.

Союзникам во что бы то ни стало нужно было ослабить Россию, представлявшую главную помеху в достижении ими безраздельного господства над Азией. Английские капиталисты при этом стремились нс только полностью захватить турецкие рынки, но и вытеснить Россию с Кавказа и Крымского побережья, отнять Бессарабию, Польшу, Прибалтийский край, Финляндию.

Брат России собирались не более, не менее, как расчленить нашу страну, свести ее на положение второстепенной державы. Недаром один из наиболее неистовых воителей за английское господство над миром лорд Пальмерстон бросил тогда зловещую фразу: «Как тяжело живется на свете, когда с Россией никто не воюет».

Соединенные Штаты Америки,. Пруссия и Австрия,, формально сохраняя нейтралитет, заняли также враждебную позицию в отношении России. В ставке союзников под Севастополем находился американский генерал МакКлеллан, будущий командующий армией США.

Уничтожение турецкого черноморского флота русской эскадрой, руководимой выдающимся флотоводцем П. С. Нахимовым, как и победы, одержанные русской армией в 1853 году на суше, ускорили прямое вступление в войну западноевропейских держав. В марте 1854 года Англия и Франция объявили войну России и предприняли затем вторжение на Крымский полуостров. Эскадры союзников совершили так же нападение на Одессу, Све-аборг, Кронштадт, Колу, Соловки.

Противники России обладали армией, насчитывавшей около миллиона солдат, в то время как в русской дей-* стэующей армии имелось лишь около семисот тысяч человек. Флот союзников располагал, значительным количеством паровых судов, в то время как русский флот их почти не имел. Более современной была и военная техника англо-французов.

Главным фронтом в развернувшейся войне был Крымский фронт. Одиннадцать месяцев продолжалась оборона Севастополя, осажденного английскими, французскими турецкими и присоединившимися к ним сардинскими войсками. Гарнизон крепости во главе со своими талантливыми руководителями Корниловым, Нахимовым, Истоминым героически отбивал многократные, ожесточенные

штурмы противника. Однако численный и технический перевес союзников, недостаток продовольствия и боеприпасов у защитников города привели к падению Севастополя.

Успешные действия русской армии на Кавказском фронте не смогли изменить конечный исход кампании, обнаружившей военную слабость царской России. Причины этой слабости коренились в технико-экономической и политической отсталости Российской империи по сравнению с Англией и Францией. «Царская Россия позже других стран вступила на путь капиталистического развития. До 60-х годов прошлого столетия в России был о очень мало фабрик и заводов. Преобладало крепостническое хозяйство дворян-помещиков».

В стране обострялся общий кризис крепостнической системы. Рост более прогрессивных для того времени капиталистических отношений усиливал разложение старого крепостного хозяйства. Все более массовый характер принимало крестьянское движение, направленное против помещичьего гнета. В борьбе с царизмом развивалась передовая русская общественная мысль.

Выступая в качестве «европейского жандарма против некоторых, по крайней мере, европейских стран», российский царизм внутри страны пытался укрепить феодально-крепостнические порядки при помощи самых жестоких методов прямого насилия и грубого принуждения. Царь Николай I показал «русскому народу максимум возможного и невозможного по части такого, палаческого, способа», — писал В. И. Ленин. Реакционная внутренняя и внешняя политика царизма могла только способствовать военному поражению крепостнической России.

Одним из фронтон воины 1853—1856 годов явился I? русский Дальний Восток. Русско-турецкая война 1853 года оказалась для союзников удобным поводом, чтобы осуществить заранее задуманный удар по Приамурью, Камчатке и Охотскому побережью. Развертывание своих сил против России Англия и Франция начали фактически с Тихого океана.

Еще не была объявлена война, еще послы обеих держав спокойно разъезжали по петербургским улицам, а на мировых морских путях уже рыскали английские и французские суда в поисках русских фрегатов, направлявшихся в Тихий океан. За «Дианой» бросился вдогонку ач-глийский сорокачетырехпушечный фрегат «Пик». Для наблюдения за вторым русским фрегатом — «Авророй» — английское адмиралтейство направило трехмачтовый пароход «Вираго». Оба русских корабля шли из Кронштадта на Дальний Восток.

Командиру «Дианы» Лесовскому удалось обойти англичан — фрегат благополучно дошел до берегов Дальнего Востока. Путь «Авроры» оказался более сложным* После коротких стоянок в Портсмуте (Англия) и Рио-де-Жанейро (Бразилия) фрегат обогнул вокруг мыса Горнз Южную Америку, никуда не заходя во время равноденствия, то есть в самое бурное на океане время года.

Необходимость в ремонте и в пополнении припасов-заставила «Аврору» бросить якорь в перуанском порту Кальяо, где ее уже ожидали корабли англо-французоз. Здесь стояли английский фрегат «Президент» и французский фрегат «Форт» — оба под флагами командующих — контр-адмиралов Прайса и Феврие Депуанта. В гавани находились и другие корабли союзников.

«При посещении их судов не могли не заметить совершенно боевого и исправного вида обеих эскадр. — писал один из офицеров «Авроры», — ученья артиллерийские, свозы десантов, примерные высадки производи-

лись каждый день, по нескольку раз; было очевидно, чт\» все это подготовляется на наши головы».*

Пока шел традиционный обмен любезностями между офицерами обеих сторон, английский и французский контр-адмиралы совещались, как «удобнее» захватить русское судно. После некоторых споров было решено, что до начала войны этого делать не следует. За желанным известием в Панаму, куда быстрей всего могла дойти депеша о разрыве сношений с Россией, был послан пароход «Вираго». Его командиру строго приказывалось: манифест о войне, как только он будет получен, немедленно доставить в Кальяо начальникам союзных эскадр. Предполагалось, что русский фрегат, нуждающийся в ремонте, останется в перуанском порту еще недели на две.

Но капитан «Авроры» заставил союзников обмануться. Вот что писал французский офицер Эдмонд де Айн про день 14(26) апреля 1854 года:

«В 10 часов утра посторонний зритель увидел бы на обоих судах («Президенте» и «Форте». — А. С.) множество лиц, занятых наблюдением чего-то. У каждого порта на шкафутах** составилась группа матросов, -и также виднелись зрительные трубы офицеров, собравшихся на юте. Все они следили за движениями судна, находившегося в отдалении от них...»

Это высыпали на палубу англо-французы, встревоженные необычайными для ремонтирующегося судна движениями «Авроры».

В гавани не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Стоял легкий туман. Несколько десяток (шлюпок), полных энергично работающих веслами матросов, выбуксировали с рейда русский фрегат. Дальше легкие порывы ветра позволяли уже двигаться на парусах.

* «Морской сборник», X? 1, 1866, ч. III, етр. 3.

*♦ Порты — отверстия на борту корабля; шкафу г — час... верхней палубы; ют — кормовая часть верхней палубы.

Мгновение. — и матросы были уже на вантах, разошлись по реям и отдали паруса. Корабль поворотил и, слегка покачиваясь под надувшимися парусами, быстро удалился от берега.

Не успел еще рассеяться туман, как судно уже скрылось из виду...

Этим уходом «Аврора» спаслась от неминуемого плена. Безветрие не позволило более тяжелым кораблям противника сняться с якоря и пуститься в погоню.

Взбешенный исчезновением русского фрегата английский контр-адмирал Прайс дал приказ взять в плен стоявшую у берегов Южной Америки яхту «Рогнеда», принадлежавшую князю Лобанову-Ростовскому. Даже союзники англичан — французы не могли слышать без краски стыда на лице о «подвиге» Прайса, организовавшего еще до объявления воины нападение на частную, созершенно мирную любительскую яхту...

В первый же день плавания, в три часа дня вся команда «Авроры» была вызвана наверх и выстроилась на палубе во фронт.

— Ребята, — обратился к матросам и офицерам командир фрегата капитан-лейтенант Иван Николаевич Изыльметьев, — помните, я говорил вам, что мы должны быть готовы к войне с англичанами и французами. Воина, по слухам, вероятно уже объявлена, но известия придут в Кальяо не ранее воскресенья, и может быть суда. стоявшие на здешнем рейде, скоро погонятся за нами. Смотрите, чтобы выйти нам из дела с георгиевскими крестами! Главное, не суетиться, не горячиться, а стрелять хладнокровно, как на ученье. Мы теперь идем в русские порты, в Татарский залив.

25 апреля (7 мая) Прайс и Депуапт получили, наконец, известие, окончательно развязавшее им руки. В этот день пришел пароход «Вираго» с сообщением, что Англия 1! Франция объявили войну России.

Начиная эту воину, союзники рассчитывали быстро пройти по усыпанной лаврами широкой дороге побед. Бельгийский журнал «Санхо» в статье от 2 апреля 1854 года привел несколько выдержек из английской прессы, показывавших, как в Западной Европе представляли войну с Россией. Вот эти выдержки: .

«Лица, желающие сделать какие-нибудь поручения в Петербурге, могут адресоваться к сэру Чарльзу Непиру (командующий английской эскадрой в Балтийском море.— .4. С.), который находится теперь в Балтийском море и' будет в Петербурге к 10-му апреля...»

«Адмирал Дондас (командующий английской эскадрой на Черном море. — А. С.) пригласил своих лондонских друзей на обед, который намерен дать в Севастополе в первых числах апреля. За столом будут прислуживать донские казаки».

Что касается Дальнего Востока, то здесь дело представлялось союзникам еще проще. Иностранные газеты писали о командующем французской тихоокеанской эска-дрой Депуанте:

«Он располагал отправиться вместе с английскою эскадрою в камчатские воды с целью разорять берега».

Как известно, Непиру не удалось видеть Петербурга. Вокруг Севастополя союзникам пришлось уложить свыше ста тысяч своих солдат, чтобы после почти годичной осады взять дымящуюся кучу развалин. Боевые действия на Дальнем Востоке с самого же начала войны для энгло-французов также начали складываться неблагоприятно.

Отсутствие предварительной разведки' провал перед войной на Дальнем Востоке ряда шпионов привели к тому, что союзники не знали подлинных сил своего протиз-

яика. А это, в свою очередь, связывало действия, порождало чувство неуверенности среди высшего командования янгло-фраггцузских тихоокеанских сил. Вот что писал по этому поводу французский журнал:

«Видели, правда, в Вальпараисо (порт в Южной Америке.— А. С.) 50-пушечный фрегат «Диану» и в Кальяо, как уже было сказано выше, «Аврору», но вне этих положительных и единственных данных оставались только слухи, подхваченные случайно и исходившие, что еще хуже, от самих русских, рассказывающих, что у них было на этих морях: три фрегата, корвет, два брига и три парохода».

Внушала тревогу союзникам и возможность появления русских крейсеров на торговых путях, связывавших Европу с Америкой.

С самого же начала войны на Тихом океане в бесплодных спорах между английским и французским адмиралами по поводу конкретного образа действий было потеряно десять дней. Эскадра союзников вышла из Кальяо только 5 (17) мая.

— Когда наши корабли оставили берега Америки, «Аврора», последний из двух русских фрегатов, виденных у этого берега, был уже на три недели впереди нас, — жаловались позднее французы.

От Кальяо союзники перешли к Маркизским островам, где к ним присоединились корветы «Амфитрида» и«Эври-дика». Неуверенно, ощупью, с большими остановками двигался вражеский флот к северу. Лишь на Гавайских (Сандвичевых) островах англо-французы получили, наконец, точную и ясную ориентировку.

Американские китобои, зимовавшие на Камчатке, со-

обща л и им, что в главном русском тихоокеанском порту— в Петропавловске—можно найти только команду инвалидов, что порт безоружен. 13 (25) июля англо-французская эскадра окончательно снялась с якоря и направилась к берегам Камчатки, чтобы захватить беззащитный русский город и первой вписать свою победу на стра. минах истории позой Восточной войны. Часть кораблей при этом благоразумно была направлена на защиту своих морских коммуникаций. В число их, в частности, входили корветы — английский «Амфитрида» и французский «Артемиза».

Авачинская губа, к которой шла англо-французская эскадра, расположена на восточном побережье Камчатки и представляет собой самую большую на полуострове и очень удобную для кораблей бухту; замыкающие ее горы дают надежную защиту от океанских ветров и тайфунов. Величественные конусы вулканов, мягкие переходы дальних сопок подчеркивают спокойствие и могущество камчатской природы. Чистая и открытая белизна вечно покрытых снегом вершин оттеняется сверху неяркими красками неба, а ниже — темнеющим лесом. Внизу серебрится на солнце обширная водная гладь.

Здесь, на берегу Авачинского залива, стоит русский страж Тихого океана город Петропавловск-Камчатский. За узким, виднеющимся вдали проходом в океан веером— на север, на юг, на восток — расходятся от него морские дороги, по которым наши предки пронесли славу отчизны во все концы самого большого океана земли.

Русский андреевский флаг на мачте, небольшая группа приземистых деревянных домиков, узкие извилистые переходы вместо улиц, с досками-мостиками, перекинутыми через ручьи, — таков был Петропавловск в пятидесятых годах прошлого столетия. Границы его заключались между Петровской горой, Култушным-озером и Никольской сопкой.

Вот как описывал город того времени путешественник Дитмар:

«Между бухтой и озером расположены, окаймляя улицы и площади, почти исключительно казенные дома, сгоя-щие очень просторно; число этих домов, по сведения': канцелярии губернатора, простиралось до 40... К этой, лучшей выстроенной казенной части города непосредственно примыкает неофициальная, расположенная здоль всего восточного берега маленькой губы и образующая пять параллельных с ним вытянутых рядов... Домов здесь всего 116. Весь Петропавловск построен исключительно из дерева, причем все частные дома крыты тростником и длинной травой, казенные же — железом. В самом конце бухты, непосредственно к берегу, стоят строения морского ведомства: гауптвахта, несколько магазинов, пекарня и несколько небольших мастерских... По переписи 1852 года весь описываемый городок имел всего 1 593 жителя (1 177 мужского и 416 женского пола)».

Еще за несколько лет до начала Восточной войны правительству был предоставлен проект превращения Петропавловска в серьезную морскую крепость. Предполагалось не только возвести батареи для обороны Петропавловска, но и создать укрепления, защищающие подходы к Авачинской губе.

Однако самодержавная власть и без того жаловалась на «обременительность восточной окраины». Царь Николай I называл этот проект «мечтой и фантазией». Установленные же по предложению Муравьева в 1849 году временные батареи постепенно разрушались.

Гарнизон Петропавловска к моменту получения сведений о двигающейся на город вражеской эскадре был действительно крайне малочислен и всего насчитывал

231 человек. В это число входили двадцать строевых гребцов 47-го флотского экипажа и восемьдесят чинов адмиралтейской команды, состоявшей из дослуживавших двадцатипятилетии» срок службы стариков, никогда не державших ружья в руках. Остальную часть гарнизона представляли команды приписанных к порту шхун, мастеровые, инвалиды, престарелые н дети-кантонисты — малолетние сыновья солдат, составлявшие в крепостной России собственность военного ведомства и подготовлявшиеся к военной службе.

Но и из этого небольшого числа защитников порта весной выбыли команды шхун. В мае, как и обыкновенно, транспортные суда ушли в Охотск, Аян, к устью Амура. Нарушить этот порядок было нельзя. Надо было завезти •продовольствие, шедшее из Ляна, и в Петропавловск и по населенным пунктам побережья...

Нс лучше складывалось положение с оружием — для обороны порта оставалось всего шесть пушек тридцати-шестифунтового калибра и две бомбических пушки; на каждое орудие было всего лишь по пятнадцать зарядов.

Известие о напряженных отношениях России с Англией и Францией было получено на Камчатке 26 мая 1854 года, а через девятнадцать дней — 14 (26) июня — русский генеральный консул в Соединенных Штатах Америки официально известил губернатора Камчатки о начале войны. Неофициально же о том, что Англия и Франция объявили войну России, в Петропавловске уже знали несколько раньше. Сообщил об этом дружественно настроенный к русским король Гавайских островов Каме-га.меха III, поспешивший заверить русские власти на Дальнем Востоке о своем нейтралитете.

Сообщение о нейтралитете было удобным предлогом предупредить камчатского генерал-губернатора о грозящей опасности. Владетель Гаваев видел в русских силу, противостоящую американским и английским корсарам,

беспощадно грабившим канаков — коренных жителей островов. Недаром один из предшествующих гаванских королей настоятельно просил о принятии в русское подданство вместе со всем подвластным ему населением.

В воспоминаниях- участника обороны Камчатки, заверенных личной подписью командира Петропавловско~о порта, говорится, что король Гавайских островов прислал письмо на Камчатку, «изложив в нем подробности о числе неприятельских судов, поименовав их, и сообщил даже сведения о числе орудий на каждом судне». В послании этом указывались приблизительные сроки, когда морские силы, враждебные России, соберутся у Гавайских островов для нападения на русский Дальний Восток.

Из поступивших на Камчатку сообщений стало ясно, что на Петропавловск движется крупная- вражеская эскадра.

Командиру порта, бывшему в то же время и военным губернатором Камчатки, Василию Степановичу Завойко предстояло примять ответственное решение. Уничтожать документы и отказаться от сопротивления? Может быть, отступить в глубь полуострова? В руках губернатора Камчатки находились судьбы нескольких сот мирных жителей, которых он обязан сберечь, и почти не было средств для обороны. Но в его руках была и будущность края. Он не мог отдать созданный более чем столетним трудом русских моряков порт на разграбление иноземным захватчикам.

Завойко был одним из тех русских людей, у которых в моменты смертельной опасности не только не падаег дух, но, наоборот, развязываются скрытые до того отличные качества организаторов, руководителей и военачальников. Он родился в 1809 году и, как Невельской, вырос в рядах русского военного флота. С двенадцати

лет он начал морскую службу и плавал под ветрами всех океанов. Не очень знатное положение и скромность родительской казны не позволили ему поступить в привилегированный морской корпус: в офицеры он был выпущен из Черноморской гардемаринской роты. В 1824 году еще мичманом Завойко.геройски-проявил себя в известном Наварниском сражении, окончившемся разгромом турецкого флота. Дважды ходил он вокруг света под руководством опытнейших русских капитанов.

Дальний Восток приковал к себе боевого офицера Черноморского флота. Поступив начальником Охотской фактории, Завойко добился переноса порта в Аян, а затем был назначен военным губернатором Камчатки и командиром Петропавловского порта. Отважный моряк и превосходный администратор, Завойко, не брезгуя никакой черновой работой, пытался преобразить полуостров. Он боролся с хищнической купеческой эксплуатацией камчадалов; насаждал огородничество; выписал на Камчатку триста коров, чтобы создать на полуострове животноводство; устроил лечебницу у горячих Паратунских ключей. Но, пожалуй, самым замечательным качеством Завойко была близость к народу. Он понимал, что крайний восток России можно поднять, оживить, только опираясь на тех, чьи руки водят корабли, добывают пушнину, ведут честную торговлю, будут обрабатывать нелегкую камчатскую землицу. В этом отношении он ничем не напоминал обычных царских администраторов.

Перед угрозой нападения врага Завойко принял единственно правильное решение — русскую землю защищать до последнего человека.

Собрав гарнизон и жителей Петропавловска, он обратился к ним с идущими от души словами:

«—В тяжкие годины нашествия врагов весь русский парод поднимался, как один человек, выступал на зашн-

ту своей родины, а старики и женщины несли на площадь свои пожитки и припасы, чтобы одеть и накормить воинов.

Вот почему Россия еще никогда не теряла ни одной пяди земли, и эта слава не должна померкнуть перед наступлением второго тысячелетия России! Сюда, на самый отдаленный край родной земли, заброшена ничтожная горсть русского народа... У нас нет войска, нет хлеба, мы не можем ожидать помощи ни от кого... Мы должны только помнить, что мы русские люди и что наша родина требует от нас жертв. Но разве может быть такая жертва, которой Мы не принесли бы для чести отечества? Мы положим жизнь свою, а кто имеет какое-либо достояние,, тот принесет его сюда в пользу воинов, остающихся без ' продовольствия.

Всех вас, стоящих здесь, я приглашаю: идите за мной... а если между вами найдутся малодушные, то пусть они сию же минуту выступают за черту города, а полиция заметет их след».1-'

Обращение Завойко было горячо воспринято матросами и местными жителями. На следующий день все, кто мог держать в руках лопату или .кайло, вышли на строительство батарей. К наличному составу гарнизона прибавилось четыреста работников, в числе которых были даже дети и подростки в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет, перевозившие на лодках и вельботах хворост для устройства укреплений.

Люди ежедневно трудились от утренней зари до сумерек.

• «Работа кипела при неумолкаемых песнях, в которых участвовал и Завойко и нередко принимал на себя роль запевалы, хоть на душе у него были совсем другие песни, в особенности это случалось, когда маяк подавал

сигнал: «-в море видно судно», — рассказывал современ' ник обороны Петропавловска.

Один из таких сигналов был принят 19 июня (I июля). Тотчас же матросы надели парадные костюмы и с ружьями и .артиллерийскими зарядами собрались к пушкам Сигнального мыса. Они говорили удивленным свидетелям — иностранцам:

— В России еще не было примера, чтобы солдат, сошел со своего поста перед неприятелем...

Тревога оказалась, однако, напрасной: вскоре с маяка сообщили, что судно несет на себе русский флаг. Это был фрегат «Аврора», бросивший в этот день якорь в Петропавловском порту.

9 000-мильный переход «Авроры» от .места последней стоянки до Петропавловска был необыкновенно. тяжелым. Избегнув пленения в Кальяо, «Аврора» вышла не-отремонтированной, без достаточного запаса пресной воды и провизии. Делая по 180 миль в день, за шестнадцать суток фрегат дошел до экватора, где его захватило безветрие. «Потом после четырех дней штилей и переменных ветров явился пассат северо-восточный; явился и дал себя знать. Дул он чрезвычайно свежо... Погода сквернейшая и очень холодная, небо всегда облачное, беспрерывные дожди, а в промежутках мокрый, пронизывающий до костей туман — в утешение; тяжело приходилось, но в это время, по крайней мере, мы быстро продвигались вперед и не сомневались в скором достижении цели», — писал участник перехода мичман Фесун.

Потом поднялся, как шутили моряки, «мордавинд» — то есть ветер в лицо.

«Начались противные западные ветры, дувшие с силою, часто доходившею до степени шторма. При огром-

•юм океанском волнении фрегат часто черпал бортами, вода попадала в батарейную палубу, пазами проходила в жилую, так что команде не оставалось места, где бы укрыться от сырости».

Заболело более половины экипажа, тринадцать человек умерли, наконец свалились сам командир и даже корабельный врач. При таком состоянии экипажа командир «Авроры» Изыльметьев не мог взять -на себя риск итти к устью Амура, в места отдаленные и почти не известные морякам.

Война требовала иного решения, и оно было принято. Командир фрегата проложил новый курс — в ближай; шин русский порт, — в Петропавловск.

Приход «Авроры» на Камчатку оказался как нельзя кстати. С большим подъемом ее встретили петропавловские моряки и население.

Как только началась высадка, женщины засыпали шлюпку черемшой, ягодами и поднесли гребцам кувшины с молоком. Это были единственные -подарки, которыми располагали петропавловцы...

«Когда Завойко прибыл на фрегат, — сообщает участник петропавловской обороны, — то увидел там следующее: командир лежит на койке тяжело больной; в обеих палубах'подвешены койки, и на них лежат больные цынгой матросы, числом до 200 человек; остальные 84 человека также с трудом несут службу, ибо все переболели.

Завойко распорядился послать в ближайшее село к камчадалам и объявить им, что прибыл фрегат с больной командой, которую завтра должны перевезти на Па-ратунские горячие ключи, а потому он, Завойко, просит камчадалов привести туда своих коров, кормить боль-

ПЫХ МОЛОКОМ П КУПЕЛЬ ПХ 13 КЛЮЧАХ, СЛОВОМ, ОЫТЬ ДЛЯ

них братьями и сестрами милосердия, так как город занят постройкой батарей и не может для ухода за боль* нымн отделить ни одного человека.

На другой же день всю команду фрегата на катерах н ботах перевезли на горячие ключи, причем все служа-кцне выполняли обязанности гребцов, а в порт.у остались только Завонко н инженер Гезехус».*

Через несколько дней команда «Авроры» включилась в строительство батарей. Перед лицом опасности вражеского нападения некогда было отдыхать, лишь несколько десятков тяжело больных оставалось в госпитале.

ч От имени экипажа командир корабля капитан-лейтенант Изыльметьев заявил, что как бы ни был силен враг, о сдаче не может быть и речи, что «Аврора» будет сопротивляться до последней минуты, а если неприятель одолеет, фрегат будет взорван самой же командой.

Взяв на себя общее командование, Завойко рапортовал управляющему Морским министерством о принятых мерах по укреплению обороны Петропавловска.

«Надеюсь, — писал он, — при воодушевлении храброго войска и всех защитников Петропавловского портаг отражать неприятеля, пребывая, впрочем, в твердой решимости как бы ни многочислен он был, сделать для защиты порта и чести русского оружия все, что в силах человеческих возможно, и драться до последней капли крови, при этом осмелюсь выразить искреннейшее убеждение мое, что во всяком случае флаг Петропавловского порта будет свидетелем подвигов, чести и русской доб* лести».

Завойко и Изыльметьев проявили прекрасное качество военачальников: они вдохнули уверенность бойцам в свои силы, подняли защитников Петропавловска на совершение, казалось, невозможных дел.

«В городе ни одной батареи не было, а их требовалось для защиты по малой мере семь штук построить. Пушки хотя и отыскались, да все негодные: у которой дуло оторвано, у иной казенника не было, все как есть перержавели, да опять и калибр малый, много-много что осьмифунтовый, одним словом, как есть, все хлам да брак», — рассказывал художнику Боголюбову, рисовавшему картину Петропавловской обороны, один из рядовых аврорцев.

Весь гарнизон, Бее жители Петропавловска участвовали в возведении оборонительных сооружении. Команда «Авроры», служащие порта, жители города, камчадалы из окрестных деревень каждодневно выходили чуть свег на строительство. «Куда ни заглянешь, везде кипит работа. Кто режет хворост для фашинника, кто фашины* вяжет, кто мешки с землей набивает, и все это несется на батареи. А на батареях землю копают, брустверы наваливают и устанавливают амбразуры для орудий. В одном месте слышно треканье, — бревно,значит, на батареи та-щут, чтобы платформы (деревянный настил для установки орудий. — А. С.) устроить, в другом месте поют «Дубинушку»: — -глядь, и пушку везут. Одним словом, с самой ранней зорюшки и до позднего вечера, куда ни обернешься, — всюду кипит работа, повсюду народ, как з муравейнике мураши возятся. Бабы, ребятишки, — к те работали, понимается, что их никто не нудил, а так. по своей охоте шли да нам помогали»**.

* Фашины — пучки хвороста для скрепления бруствера, бруствер — насыпь для укрытия батареи.

** Н. Боголюбов, Славная оборона Петропавловского порта против англо-французского флота в 1854 г., стр. 6—7.

с*

67

20 нюня в Петропавловск прибыл из устья Амура кор-вет «Оливуца» с распоряжениями генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьева о подготовке порта к встрече противника. Это было, конечно, далеко не то, что ожидали петропавловцы. Однако хозяйственный командир порта не растерялся. «Завойко приказал командиру корвета спустить на берег лейтенанта князя .Максутова, который необходим для обучения волонтеров на батареях, с артиллерийским делом незнакомых» — говорится в архивных документах. А через четыре дня — 24 июля (5 августа) с военным транспортом «Двина» из залива Де-Кастри прибыли и долгожданные подкрепления. На транспорте находилось 350 бойцов для пополнения Петропавловского флотского экипажа и военный инженер Константин Мровинский, принявший на себя руководство постройкой батарей.

Правда, физическое состояние пополнения было далеко не блестящим. Во время сплава по Амуру и перехода в Петропавловск люди получали на суточное довольствие по четыреста граммов недоброкачественных сухарей, и почти все были истощены. Но это были сибиряки, стойкий и упорный народ, не теряющийся перед трудностями. Транспорт доставил также орудия •— две бомбических пушки двухпудового калибра и четырнадцать — тридцатишестифунтового калибра.

В число защитников города влился и экипаж «Двины», состоявший из 05 человек с командиром — капитан-лейтенантом Александром Васильевым.

Решено было возвести укрепления не только для зашиты входа в Петропавловский ковш (Малая гавань),

по и для отражения десантов, могущих высадиться к северу или югу от города. Для пополнения береговых батарей пришлось снять с «Авроры» и «Двины» часть орудий; пушки на кораблях оставались главным образом по одному борту.

К концу августа вокруг Петропавловска выросло шесть земляных батарей (седьмую батарею, поставленную внутри ковша, состоящую из пяти старых медных шестифунтовых пушек, как опасную для своих же кораблей, с прибытием Мровииского пришлось законсервировать).

Вход в Петропавловскую гавань защищали батареи №№ 1, 2 и 4.

Первая батарея из пяти орудий (три пушки тридцатишестифунтового калибра и две — бомбические двухпудового калибра) была установлена на Сигнальном мысе и прикрывала вход в бухту с юго-запада. Орудийная прислуга состояла из 64 человек под командованием лейтенанта Петра Гаврилова.

Вторая батарея, сильнейшая из всех, находилась на низменной песчаной косе — Кошке, отделявшей Петропавловскую гавань от Авачинского залива. Словно мост, перекинулась эта отмель с одного берега на другой, оставив направо только узкий, но глубокий проход, очень удобный для захода кораблей. Защищенная прочным бруствером, вторая батарея состояла из десяти орудий тридцатишестифунтового и одного двадцатичетырехфунтового калибра. Состав команды — 127 человек, командир — капитан-лейтенант Дмитрий Максутов.

Четвертая батарея располагалась несколько южнее бухты, ближе к входу в Авачиискую губу — на Красном яре. Эта батарея, вооруженная тремя пушками двадцатичетырехфунтового калибра, обеспечивала перекрестный обстрел неприятеля, который попытается войти в гавань. Она должна была также препятствовать высадке

десанта для обхода города с юга. Команда батареи —-28 человек, командир — мичман Василий Попов.

• В глубине бухты, под защитой Сигнальной горы, стояли на якорях, бортами к входу, фрегат и транспорт. На «Авроре» были готовы к действию 22 орудия с 60 зарядами на каждое. Транспорт «Двина» имел пять коротких пушек восемнадцатифунтового калибра с 30 зарядами на пушку. Своим огнем «Аврора» и «Двина» в упор защищали вход в гавань. Сам вход в коси! был прегражден боном — бревнами, соединенными между собой цепями.

С запада и северо-запада для защиты порта и города были сооружены батареи № 3 и № 5.

Третья батарея встала на перешейке, соединяющем Сигнальную и Никольскую горы. Здесь находилось пять длинных двадцатичетырехфунтового калибра пушек с «Авроры», прикрывавших расположенные за перешейком порт и город. Команда состояла из 51 человека под начальством опытного артиллериста лейтенанта Александра Максутова.

Пятая батарея — Озерная — располагалась у северо-западной подошвы Никольской горы на низменности. В ней насчитывалось пять коротких'двадцатичетырехфунтовых орудий, взятых также с «Авроры». В состазе команды — 49 человек, командир — капитан-лейтенант Василий Кораллов.

С северной стороны, на случай высадки неприятельского десанта, для защиты дороги, идущей в город между Никольской горой и озером Култушным, находилась шестая батарея. Ее предполагалось перенести, но было уже поздно. «Только в то время, когда неприятель уже стоял на большом рейде, — говорит Мровинский. — пот

орудия этой батареи были сделаны платформы, и находившиеся на ней старые медные 6-фунтовые пушки заменены новыми чугунными 18 фунтовыми, снятыми с военного транспорта».

Четыре орудия этой батареи обслуживались 31 чело веком. Командир — поручик Карл Гезехус.

В распоряжении главного командира имелось еще одно единственное подвижное полевое орудие трехфунтового калибра. Командовал им титулярный советник (младший гражданский чип) Зарудный, в распоряжении которого находилась команда из девятнадцати человек.

Сооруженные на скорую руку батареи страдали крупными недочетами. На пятой батарее часть орудий была установлена без платформ, и, разумеется, пушки не могли действовать нормально. Для довершения работ не имелось леса, хотя использовано было все, что только можно взять. Для третьей, например, батареи пришлось разобрать одну из площадок на «Авроре». И, главное, на некоторых батареях не успели сделать насыпей-брустверов. Часть орудий оставалась открытой со стороны моря. Артиллеристы третьей батареи говорили, что у них «были закрыты только пятки». Недаром эту батарею назвали «смертельной»...

Не успели достроить и батарею яа Сигнальном мысу. Здесь удалось за счет скалы несколько расширить площадку, но зато оказался незавершенным бруствер. Пушки оставались почти открытыми.

Одновременно со строительством батарей деятельно готовились и стрелки. Созданы были два стрелковых отряда численностью в 99 человек — командовали отрядами мичман Дмитрий Михайлов и подпоручик Михаил Губарев, отряд в 18 добровольцев из числа гражданско-

го населения и специальный отряд для тушения пожаров из 69 человек под начальством поручика Ивана Кошелева.

Особенно много внимания уделялось обучению солдат и матросов штыковому бою. Почти каждый час длинного летнего дня был заполнен у петропавловцев боевой учебой и работой по завершению укреплении.

Напряженно трудясь и учась бить врага, жил Петропавловск в июльские и августовские дни 1854 года. Внимание «города было приковано в это время к утесу, расположенному у входа в Авачинскую губу. Здесь находился сторожевой пост. Отсюда днем и ночью опытные моряки с «Авроры» под командованием унтер-офицера Яблокова просматривали океан до горизонта и вслушивались при тумане во все звуки, идущие с юга.

17 августа в 12 часов 30 минут дня с Дальнего мая ка, где располагался наблюдательный пункт, был дан сигнал: «Вижу военную эскадру, состоящую из шести судов». Цепь постоз быстро передала его в город.

Когда неприятельская эскадра показалась у ворот Авачинской губы, пришел в движение весь Петропавловск. Но это не было движением страха и паники, С первыми ударами боевой тревоги люди оказались уже у • орудий и пороховых погребов, в стрелкозых партиях.

«Надеюсь, что если вы встретите врага, то не иначе, как с винтовкой в руках... — обращался Завойко к защитникам русской земли. — В таких случаях топор, вилы и коса тоже идут в дело. Примеры известны: порасспросите у людей бывалых, они вам расскажут, как в России угощали француза в 1812 году; не то что мужики, бабы били чем ни попало».

Стремление постоять за родную землю подняло даже больных, находившихся в лазарете. Шестьдесят аврор-цев из госпиталя возвратились на фрегат. И когда командир' «Авроры», стоя у развевающегося флага, призвал команду к боевом готовности, ему ответил весь экипаж могучим «ура».

Артиллеристы замерли у орудий, стрелки, готовые броском кинуться на врага, сжимали ружья. Шли минуты, казавшиеся часами...

Дети, женщины, старики были эвакуированы за город, в окрестные села и поселки. Провожая свою жену и десятерых детей, В. С. Завойко наказывал супруге: «Ты сохрани их, чтоб они были люди честные и служили отечеству...» Сколько было тогда сказано защитниками города простых, задушевных слов своим, подругам, разделявшим с ними трудную камчатскую жизнь!

В час тридцать минут дня вахтенный офицер «Авроры» заносил в шханечный журнал:

«Фрегат и транспорт «Двина» с помощью шпринга поставлены левым бортом ко входу в бухту. На батареях подан сигнал «готов к бою». Фрегат приготовлен к бою, пушки левого борта заряжены ядрами, правого борта картечью, гребные суда вооружены и погружены на оные принадлежности у порта. Всей -команде выданы ружейные боевые патроны, стрелковым партиям, кроме того, пистолетные и мушкатанные. Казенные деньги, секретные бумаги, карты и сигнальные книги для сбережения зарыты в землю».

В глубине ковша стояли два небольших иностранных торговых судна — ганноверский шлюп «Магдалина» и американский коммерческий бриг «Нобль».

В 4 часа 30 минут со стороны моря показался трех-

мачтовый пароход с ясно различимым американским флагом. Медленно двигаясь к Сигнальному мысу, он по пути делал промер глубин.

К нему сразу же направилось «переговорное судно» — портовый гребной бот, обычно встречающий иностранные корабли. На борту его находился прапорщик Семен Самохвалов — офицер «Авроры», выделенный для наблюдения за неприятелем.

Но пароход уклонился от встречи. В пять часов вечера он повернул назад и ушел в море. С берега было видно, как на его палубу высыпало много военных моряков. На нем находился, как позднее выяснилось, английский адмирал Прайс, лично решивший разведать Петропавловск.

Участники нападения на Камчатку признавались впоследствии, что английский адмирал Прайс, воспользовавшись американским флагом, хотел проникнуть на Петропавловский рейд. Но если бы только коварный пришелец осмелился приблизиться ближе к русским батареям! Офицеры «Авроры» еще издали разобрались в знакомых очертаниях парохода. Это был английский «Вираго», тот •самый, что был снаряжен в погоню за «Авророй» и с которым русские моряки встречались еще в Кальяо.

Полное затишье на море не позволило англо-французским парусным кораблям войти в этот день в Авачин-■скую губу.

В шесть часов вечера в городе был дан отбой тревоги. Команды «Авроры» и «Двины» оставались на местах. У орудий береговых батарей дежурили артиллеристы. Вторая, третья и четвертая батареи дополнительно получили с фрегата боеприпасы. Цепь караулов непрерывно несла дозорную службу вдоль прилегающего к городу побережья Авачинской губы.

Результаты первого знакомства адмирала Прайса с Петропавловском глубоко разочаровали англофранцуз-

ское командование. Оно убедилось, что «русские с превосходным знанием дела и искусством заняли позицию не то чтобы неприступную, но которую трудно взять. «Аврора» пришла только I июля (нового стиля. — А. С.), имея половину экипажа пораженную скорбутом (цингой. — А. С.) и нужна была неслыханная деятельность, чтобы употребить с пользой время. И это еще более заставляло нас, — писал французский офицер, — сожалеть о преимуществах, которые мы сами ей неблагоразумно предоставили... Воззратизшись поздно вечером со своей рекогносцировки на «Вираго», адмирал Прайс ночью имел совещание с адмиралом Депуантом».

Ночь с 17 на 18 августа прошла в Петропавловске в томительном ожидании.

В девятом часу утра 18 августа начал подниматься легкий ветерок, которым воспользовались враги. В пятом часу дня к Петропавловску подошла вся англо-французская эскадра. Это была сила, еще не виданная в северных водах, — три больших, прекрасно вооруженных фрегата, корвет, бриг и пароход. И хотя все они были перекрашены, эта уловка не могла обмануть аврорцев — к контурам адмиральских фрегатов — английского и французского — они присмотрелись за одиннадцатидневную стоянку в Кальяо.

Эскадра как бы грозила одним своим видом стереть с лица земли затерянный на далекой восточной окраине русский городок. Союзники рассчитывали, что жерла орудий, наведенные на берег, посеют ужас, вынудят Петропавловск сдаться.

«Предполагали, что Петропавловск сдастся при первых выстрелах, и не рассчитывали, что он мог противиться», — писал в своих воспоминаниях французский офи-

цер. Однако тщетно высматривали адмиралы белые флаги капитуляции над городом. Стоило фрегату лишь несколько приблизиться к берегу, как англо-французские суда оказались под русскими ядрами.

В четыре часа сорок пять минут дня с Перешеечной батареи прогремел первый выстрел по кораблям противника. Англо-французы' немедленно ответили сильным огнем. Неприятельские бомбы и ядра, перелетая через Сигнальный мыс, падали недалеко от «Авроры».

В действие вступили первая, третья и четвертая батареи. Петропавловские пушкари быстро заставили неприятеля отойти по направлению к Тарьннской губе.

Наступившее в шесть часов вечера безветрие не позволило неприятельским кораблям продолжать свои маневры. Но дело заключалось даже не в этом. Англо-французское командование оказалось крайне обеспокоенным сопротивлением русских. Вечером на английском адмиральском фрегате «Президент» вновь был созван военный совет. На этот раз в нем участвовали вместе с адмиралами все шесть командиров англо-французских кораблей.

«Решено было начать атаку с 5-ти пушечной батареи, находящейся при входе в порт, на оконечности полуострова, которую мы означили именем Шахова *. Эта атака возложена была <на два адмиральские фрегата, между тем как «Пик» должен был заставить замолчать трехпушечную батарею у кладбища.** Когда он исполнит это, высаженный отряд должен завладеть ею, заклепать пушки и разбить лафеты. Адмиралы ограничили этим свои предположения, предоставляя себе впоследствии действовать смотря по тому, какой оборот ■примут обстоятельства».***

* Батарея № 1 на Сигнальном мысу.

** Батарея № 4 на Красном яру.

*** Экспедиция а и гло-французов п Петропавлозске, «Морской сборник», № 2. 18*30.

В ожидании ночного нападения Завойко переправил первый стрелковый отряд на Кошку, второй — расположил на перешейке. Отряд добровольцев дежурил у Озерж ной батареи. Ночь, однако, прошла спокойно.

На следующий день — 19 (31) августа с раннего утра начались боевые действия. В шесть часов от кораблей-противника отделились три гребных судна, начавшие делать промеры по направлению к Раковому мысу. На батарее № 1 вновь ударили тревогу. Следовавший за шлюпками английский пароход обстрелял четвертую батарею.

В 6 часов 30 минут начали стрелять по пароходу и шлюпкам батареи №№ 1,2 и 4, заставившие неприятеля взять западнее, чтобы выйти из сферы русского огня. Направившись на рекогносцировку к выходу в море, «Вира го» был обстрелян пушкой, находившейся на Дальнем маяке.

До одиннадцати часов дня гребные суда противника непрерывно производили промеры глубин, однако при этом они все время держались на безопасном расстоянии от петропавловских батарей.

В одиннадцать часов дня адмирал Прайс поднял нз-мачте сигнал к началу штурма. Пароход «Вираго», захватив «Пик», подошел к французскому адмиральскому фрегату, чтобы взять и его на буксир.

Вдруг все приготовления к штурму были прерваны. Шлюпка с командиром фрегата «Пик» подошла к .«Форту», взяла с собой французского адмирала и направилась к «Президенту». По союзнической эскадре мгновенно прошел слух, что командующий соединенными силами адмирал Прайс застрелился...

Через два дня одинокая могила в Тарьинской бухге убедительно подтвердила факт гибели начальника англофранцузской эскадры. Но как это случилось?

По мнению ряда русских офицеров, Прайс был убиглри артиллерийской перестрелке. Бомба, выпущенная с Сиг-пильного мыса, разорвалась на английском флагманском фрегате «Президент», где в это время и находился коман. дующий объединенной эскадрой. Капитан второго ранга Арбузов утверждал, что Прайс, по всей вероятности, убит с батареи № I: «Сомневаться в этом тем более странно, что командир батареи № I говорил мне, да и всем известно, что на пробной стрельбе с батареи в щиты они по первому выстрелу разбивали их в щепки. Когда же фрегат стал по течению кормою к батарее, то, воспользовав-пуись удачным прицелом, наши разгромили корму».

В официальных английских и французских сообщениях указывалось другое. Там утверждалось, что английский адмирал, командовавший соединенной флотилией союзников под Петропавловском, покончил жизнь самоубийством. Об этом же писал и участник боя французский офицер Ани:

«Адмирал Прайс лишил себя жизни в присутствии своего экипажа. Пройдясь по палубе с капитаном Бурид-жем: своим Флаг-капитаном, и поговорив с ним о принятых диспозициях, он спустился в свою каюту, которая, по случаю предстоящего сражения, не отделялась переборкой от батареи, открыл шкаф, вынул оттуда пистолет, зарядил и, прицелив к сердцу, выстрелил.. Несмотря на поданную помощь, через несколько часов он умер».

Причиной самоубийства Прайса был якобы страх и душевное расстройство, вызванные-неудачным началом войны против русских на Тихом океане. Действительно, в те годы английская буржуазия — хозяин парламента и пра-Е31тельства — не прощала неудач своим военным слугам. Чтобы в этом убедиться, достаточно познакомиться с английский парламентскими отчетами того времени...

«Во всяком случае, — сетовала впоследствии английская газета «Иаутикаль стэнд», — ему бы следовало дождаться результата нападения, времени было бы достаточно, при неудаче прибегнуть к этой крайности и отчаянной мере, если он так сильно боялся пугала: ответственности».

Событие, случившееся на английском адмиральском фрегате 19 августа, сорвало намеченный на этот день штурм Петропавловского порта.

«Мы полагали, что неприятель, придя с такими превосходными силами, сейчас же сделает нападение. Не тут-то было. По всей вероятности, он нас считает гораздо сильнее. Это дает нам полную надежду, что выйдем с честью н славой из .этой борьбы... — сообщал Завой-ко жене. — Мы поменялись выстрелами, но их бомбы и ядра покуда были к нам вежливы».

Союзническая эскадра лишилась своего командира. Однако на стороне аигло-французов попрежнему оставался решающий перевес и в вооружении и в живой силе.

Батареи Петропавловска насчитывали 33 пушки и одно конное орудие. На «Авроре» и «Двине» имелось 27 пушек. Одно орудие находилось на Дальнем маяке. Всего Петропавловск располагал 62 орудиями. Это были, преимущественно, устаревшие малокалиберные орудия и из них только одно обладало подвижностью. Боевые припасы к ним имелись в крайне ограниченном количестве — всего по 37 зарядов на орудие.

Союзники же насчитывали на английском флагманском фрегате «Президент» 52 пушки, «а французском адмиральском фрегате «Форт» — 60 орудий, на английском фрегате «Пик» — 44 пушки, на французском корвете «Эн-ркдика» — 32 орудия, на бриге «Облагало» — 18 пушек И на английском пароходе «Вираго» — 6 мортир и бом-*овых пушек. Всего англо-французская эскадра имел» 212 самых совершенных для своего времени дальнобойных орудии с огромным количеством артиллерийских при пасов. У союзников было еще одно преимущество, — подвижность, они могли сосредоточить весь свои огонь но любому месту на берегу.

Весь состав защитников Петропавловска насчитывал 920 бойцов и командиров, в том числе 825 солдат и маг-росов, 41 офицера, 18 добровольцев русских и 36 — камчадалов.

Англо-французская же эскадра имела у себя на бор-ту 2 140 человек команды и 500 человек английских десантных войск. С точки зрения масштабов двадцатого века это может быть немного, но для Тихого океана середины прошлого столетня такое количество войск явилось весьма большим. За год до начала войны в секретной записке на имя брата царя Муравьев писал о русском Дальнем Востоке: «Англичане, при всевозможных усилиях, не могут в те отдаленные страны провести много десантного войска, во все время китайской войны (1840—

1842 годы. — А. С.) они имели там десанту и экипажей, кораблей и пароходов только три тысячи человек». А сейчас только против одного Петропавловска выставлялось почти такое же количество войск!

«Штуцеров у. нас не было вовсе. Вооружение состояло из кремневых ружей, и только часть гарнизона имела ружья пистонные», — сообщал Мровинский.

Гладкоствольные ружья петропавловцев заряжались с дула. По сравнению с нарезным оружием союзников эти ружья были несовершенны. В то время как английская винтовка позволяла вести огонь до 800—I 200 шагов, русская кремневка била па триста шагов. Заряжать ее .можно было только стоя, при помощи шомпола. Скорострельность не превышала одного выстрела в минуту. Русским людям во всем, даже в вооружении, приход; * лось расплачиваться за отсталость крепостнической страны!..

Но не только одним числом бойцов и качеством оружия решаются бои. Вчерашние нерчикские горнорабочие, составившие петропавловское подкрепление» моряки --аврорцы и бойцы петропавловского флотского экипажа готовы были своими телами заградить неприятелю дорогу на Дальний Восток. Их храбрость, помноженная на инициативу и талант руководителей петропавловской обороны, опрокидывала все арифметические «подсчеты» англо-французских интервентов. Это доказал бой 20 августа (1 сентября) 1854 года.

Союзникам стало ясно, что от одного грозного вида эскадры Петропавловск не падет, что нужны решительные боевые действия.

Вечером 19 августа адмирал Депуант, принявший на себя обязанности командующего объединенной эскадрой, отдал на завтра все необходимые распоряжения для высадки десанта. Расчет сил, расстановка кораблей оставались такими же, как намечалось и при Прайсе.

Всю ночь с 19 на 20 августа неприятельская эскадра готовилась к большой боевой операции. Б стане противника вспыхивали огни. Между кораблями сновали греб ные суда. Трижды на берегу объявлялась в связи с этим тревога. С рассветом защитники города увидели, что дг сантные боты стоят у бортов кораблей, готовые принять десант. В шесть часов утра неприятельские суда начали сниматься с якорей. По новому сигналу тревоги защитники Петропавловска заняли свои места.

В бою 20 августа англичане взяли на себя подавление петропавловских батарей огнем корабельной артиллерии. Французам же предстояло высадить десант, чтобы действовать живой силой, добить, если только потропав-лооцы не сдадутся, остатки противника на суше.

«День был прекрасный, солнечный. Снеговые вершины огромных огнедышащих гор, окружающих Авачин-скую губу, терялись в яркой синеве неба. Гарнизон — по своим местам. Легкий ветерок едва раздувал крепостной флаг на Сигнальной батарее. Все взоры устремлены па огромную массу движущихся судов», — писал про это памятное утро лейтенант .Фесун.

Пароход «Вираго», взяв на буксир фрегаты «Президент», «Форт» и «Пик», в восемь часов утра повел их по направлению Сигнального мыса. Выбрав позицию, укрытую от пушек русских судов, неприятельские корабли выстроились в линию. Врагу противостояли первая и четвертая батареи в составе восьми пушек. Ядра со второй батареи почти не долетали до .противника, поэтому ее командиру было дано распоряжение стрелять только в случае приближения вражеских судов. Третья' батарея также была вынуждена молчать. От нее и от пушек «Авроры» и «Двины» противник был- укрыт горой. Получалось, что восьми русским орудиям противостояло 78 англо-французских орудий. (Корабли союзников могли стрелять только орудиями одного борта). К этому надо присоединить шесть тяжелых орудий английского парохода «Вираго». Обладая хорошим ходом и не будучи связан направлением ветра, он появлялся там, где, как это рисовалось вражескому командованию, намечается удача.

Французские бриг «Облигадо» и малый фрегат — корвет «Эвридика» — все время лавировали по заливу, заставляя петролавловцев рассредоточивать свои силы.

В пять минут десятого выстрелом с Красного яра сражение началось. Неприятельские суда ответили огней десятков орудий.

«Платформа дрогнула: мы были занесены первым пороховым дымом, и ядро, свистя, понеслось на врага; — вспоминает о первом выстреле батареи № 4 .мичман Г. Токарев.

Вслед за Красным яром в перестрелку вступили вторая батарея и Сигнальный мыс..

В 9 часов 15 -минут по приказанию Завойко пушки Дмитрия Максутова и Василия Попова смолкли. Надо было экономить боеприпасы. Перестрелку с противником продолжала лишь первая батарея. Ее точный огонь наносил противнику существенный урон.

В 9 часов 30 минут лейтенант Гаврилов дал сигнал: «Неприятель намерен' высадить десант». Военный флаг Петропавловска, в связи с этим, был перенесен с Сигнального мыса <в город, где его укрепили на флагштоке.

Казалось, в несколько минут будет покончено' с первой батареей, на которую сразу же был сосредоточен огонь большинства англо-французских пушек и мортир. Но Сигнальный мыс заставил вражеские суда держаться на почтительном расстоянии и тем самым снизить меткость стрельбы.

«Русские с редкою храбростью выдерживали убийственный огонь», — отзывались противники о петропавловских артиллеристах.

Долго длилась неравная артиллерийская дуэль Сигнальной батареи с неприятелем, отвечавшим десятками выстрелов на каждое русское ядро. Один из свидетелей боя насчитал за час более трехсот вражеских выстрелов. Раненые русские артиллеристы отказывались уходить от орудий. Командир батареи Сигнального мыса лейтенант Гаврилов с простреленной осколком ногой и раной в голову продолжал руководить .огнем. Землей, вспаханной неприятельскими бомбами, осколками, отбитыми от утеса, засыпало пушки. Часть орудий была выведена из строя...

Первая батарея замолкала...

В это время командир «Авроры» направил в помощь пушкарям Сигнального мыса прапорщика Николая Можайского с добровольцами, вызвавшимися произвести необходимый ремонт орудий. Вскоре подбитые пушки снова вошли в строй. «Этим я обязан и смею рекомендовать... помощников моих, бывших при исправлении батареи морской артиллерии кондукторов 3 класса Петра Минина, Василия Логинова, писаря Андрея Кувшинникова и комендора Василия Егорова, которые" с самоотвержением, не обращая внимания на неприятельские ядра и бомбы, исполняли в точности мое приказание», — рапортовал Позднее прапорщик Можайский командиру фрегата.

Лишь после того, как орудия батареи были засыпаны выше колес и почти все серьезно повреждены, находившийся на Сигнальном мысу Завойко отдал приказ заклепать дула пушек, оставшийся порох передать на Кошку, а команде итти на помощь четвертой батарее, в районе которой противник высаживал десант.

Расположенные на возвышенности три орудия Красного яра своими выстрелами преграждали союзнической эскадре путь ко второй батарее. Неприятелю предстояло очистить "Красный яр от русских пушек, чтобы дей: ствовать дальше, и он усилил обстрел батареи Красного яра, отвечавшей ему до самой последней возможности.

«Тут уже ничего не было видно, — писал мичман То карев — Все застлано было дымом: помню только, что свист ядер не переставал над нашими головами, бомбы трескались в воздухе, в кустах, в валу батареи. Кланя-

дись сперва ядрам, йотом сделалось все равно. Всеми овладела неимоверная злоба. Бывши у порохового погреба при подаче картузов, я любовался урывками, как мой батарейный командир, весело улыбаясь, хладнокровна палил, не торопясь по порядку номеров. 1 */2 часа держались мы, осыпаемые ядрами и бомбами».

Даже всей своей артиллерией противник не смог подавить четвертую батарею. Единственно, что оставалось — обойти русских с суши. Этот маневр и был предпринят французами.

В 9 часов 45 минут по приказу Депуанта южнее четвертой батареи направились пятнадцать гребных судов с десантом, насчитывавшим вместе с последующими подкреплениями, подвезенными с «Пика» и «Форта», шестьсот человек.

Высадка вражеских войск началась на мысе Кислая яма, южнее четвертой батареи, вне радиуха действий русских пушек. Высыпавшие на берег французские солдаты и матросы, приняв боевой порядок, двинулись к Красному яру. Участь Красного яра была предрешена. Орудия не могли вести круговую оборону, батарея оказалась беззащитной. В этой обстановке командир четвертой батареи мичман Попов принимает решение заклепать орудия, чтобы они не достались врагу.

Запрятав оставшиеся в очень ограниченном количестве заряды, 28 бойцов батарей, отстреливаясь, отступали. Но на помощь им уже двигались береговые стрелковые партии мичмана Михайлова и подпоручика Губарева, подкрепления с батарей № 1 и № 3 и тридцать стрелков с «Авроры», под командованием мичмана Фесуна. На случай, если противник, взяв Красный яр, дв!шется е порт, Завойко собирал у Кошки свои резервы. Командирам отрядов, брошенных на Красный яр, было приказано не тратить времени на стрельбу, а выбивать врага штыками. По обнаженной отливом отмели, открытые не-

приятельским ядрам, бежали .матросы, солдаты, добро-

ВОЛЬЦЫ...

События развертывались быстро. Французы, вскочи» первыми на Красный яр, битком наполнили батарею и при восторженных кликах подняли свой флаг. В это время в беспорядочную толпу французов попадает английская бомба, направленная по приближавшимся к Красному яру русским. Не успело пройти замешательство, как на неприятеля посыпались ядра «Аврсцэы» и «Двины».

«Прислуга орудий порученного мне дека палила но неприятелю меткими выстрелами, которыми принудили оставить занятую им батарею № 4, а потому и долгом своим считаю донести... об особенно метких выстрелах, сделанных кондуктором 3 класса Петром Мининым и ко мендором Василием Егоровым», — рапортовал лейтенант Константин Пилкин, командовавший орудиями верхней палубы (дека) фрегата «Аврора».

«Прислуга вверенного мне дека действовала по неприятелю весьма меткими выстрелами и в особенности кондукторы: Степан Дементьев и Василий Лошков и матрос I статьи комендор Евстифей Шахов, которые своими выстрелами заставили неприятеля оставить занятую батарею № 4 и в беспорядке возвратиться на суда», — дополнил лейтенант Михайло Федоровский, распоряжавшийся артиллерией нижней палубы «Авроры».

Подоспевшие стрелковые партии Михайлова, Губарева, Фесуна вместе с командами четвертой и первой батареи с криками «ура» бросились на французов в штыковую атаку...

«Несмотря на нашу малочисленность, несмотря на го, что он был по крайней мере вчетверо сильнее всех наших соединенных партий, неприятель начал отступление бегом и с такою быстротою, что прежде чем мы подоспели к занятой ими батар’ее, он уже был в шлюпках»; — пишет участник атаки.

Поломка лафетов и незначительные повреждения орудий — вот и все, что удалось сделать шестистам фран цузам на Красном яру. Но зато за свою попытку высадиться без приглашения на русскую землю французы заплатили большими потерями. В числе убитых был старший лейтенант Лефебр — один из командиров десанта.

В 11 часов 45 минут утра английский пароход отконвоировал тринадцать шлюпок с десантом назад с Красного яра к своим фрегатам.

Неудача десанта, казалось, подогрела ярость союзников. К тому же две русские батареи — первая и четвертая — уже не действовали. Продолжая укрываться Сигнальной горой от выстрелов русских кораблей, «Президент», «Форт», «Пик» и «Вираго» перенесли весь свой огонь против второй батареи, стоявшей на Кошке.

Это было последнее препятствие для нападения на «Аврору» и «Двину».

Но «все усилия трех фрегатов и парохода заставить замолчать батарею оставались тщетными», -• писал с своем донесении Завойко.

Не отвечая на дальние выстрелы, батарея открывала: огонь лишь в том случае, когда суда противника пытались продвинуться к входу в гавань. Вот как очевидец описывает геройское сопротивление второй батареи: •

«Три фрегата производят неумолкаемый огонь, ядра

бороздят бруствер во всех направлениях, бомбы разры-лаются над батареей, но защитники ее холодны и молча ..пнвы. Они курят спокойно трубки и не обращают внимания на сотни смертей, носящихся над их головами, они выжидают своего времени. Но вот раздается звонкий голос командира: «Вторая, третья!» Взвился дымок, и можно быть уверенным, что ядра не пролетели мимо. Нс обходилось и без потерь; от времени до времени появлялись окровавленные носилки: несли храброго воина, верно исполнившего долг свой».

Состав батарейной прислуги- редел, но эту брешь сейчас же заполняли добровольцы из стрелковых отрядов, матросы, штабные писаря, солдаты.. Вот писарь Петр Томасов, выпросившийся стать у пушки. Он «исполнял свои обязанности при орудии, не взирая на смертельный огонь, с примерною храбростью и хладнокровием», — говорит о нем рапорт.

На подноске кокоров — зарядов к пушкам отличались кантонисты — дети камчатских моряков. Они «исполняли в продолжении военных действий свои обязан-я ости с превосходною расторопностью и были так веселы. что нередко по окончании сражений тотчас начинали спускать кораблики», — доносил Завойко генерал-губернатору Восточной Сибири. Один из кантонистов в бою 20 августа был убит. «У одного, и именно Матвея Хра мовского, имеющего 10 лет. — одну руку оторвало, а другую ранило, и других некоторых легко ранило. Кантонист Храмовскнй с удивительной твердостью духа перенес сделанную ему операцию, заключавшуюся в отнятии правой руки у плеча и мизинца у левой».

Нельзя не отметить и малозаметный на первый взгляд, но приободривший артиллеристов подвиг простой русской женщины — поселыцицы Харитины, разносившей по ба-

тареям пищу бойцам. Вот ее незатейливый рассказ, записанный Юлией Завойко:

«Иду, — говорит она, — с узлом, а над головой вдруг свистит, страшно свистит, так я и присяду, либо под забором прилягу; да и думаю себе, когда же приду-то коли ■все так будет? Двум смертям не бывать, одной не миновать. Нечего им кланяться, пусть себе свистят. Ну. встала и, перекрестившись, пошла дальше. Ко всем снесла... Никого не забыла, ведь проголодались, сердечные...»

В течение девяти часов вторая батарея выдерживала огонь восьмидесяти орудий противника. Не раз были в эти часы критические моменты, но всегда выручала находчивость батарейной команды и помощь товарищей. Когда командир передал, что запас пороха истощается, на выручку пришли аврорцы. Мичман Фесун погрузил порох на весельный катер и на глазах у англо-французов отчалил от «Авроры», чтобы подойти к Кошке, на которой находилась батарея. Неприятель сразу же заметил это движение: несколько его орудий открыли пальбу по катеру. С шипением падали вокруг ядра, подымая столбы воды. Стоило одному из. них зацепить катер, как от Фесуна и матросов-гребцов осталось бы лишь воспоминание. Однако боевое питание было доставлено батарее как раз в нужный момент, и она продолжала бесперебойно стрелять.

Дважды, как только англо-французам казалось, что батарея начинает замолкать, фрегаты выпускали дымовую завесу, под прикрытием которой пароход «Внраго» бросался к -гавани.

«Иди, иди, дружок, авось удовольствуешься так. что более не захочешь», — переговаривались между собо^» артиллеристы второй батареи. И действительно, как толь-* ко пароход приближался, батарея и русские суда открывали по нему меткий огонь.

Командиру «Впраго» но оставалось ничего иного, как •ёыстро поворачивать полным ходом назад.

Рассчитывая, что все силы петропавловцев сосредоточены у Кошки, Депуант отдал распоряжение корвету «Эврндика» и бригу «Облигадо» высадить десант на перешейке, соединявшем Сигнальную и Никольскую горы. Этот перешеек, говорил руководитель фортификационных работ военный инженер поручик Мровинский, «можно считать ключом позиции», овладение которым означало бы смертельную угрозу для порта. В самый разгар артиллерийской борьбы за вход в гавань «Эвридика» и «Облигадо» под всеми парусами двинулись к перешейку и открыли огонь по третьей батарее. В двенадцать часов дня пароход потащил к берегу на буксире шлюпки с десантом.

Но и здесь врасплох русских застать не удалось. Меткие выстрелы третьей батареи, находившейся на перешейке, не дали неприятельским шлюпкам даже приблизиться к берегу. Одно из ядер, пущенных батареей, потопило бот, причем вместе с ним на дно ушла целая десантная группа. Попало ядро также и в корвет.

В двенадцать часов тридцать минут по приказанию главного командира лейтенант Анкудинов, артиллерии прапорщик Николай Можайский вместе с шестью матросами были направлены на третью батарею для исправления поломок.

В час.тридцать подбитые орудия были исправлены. И это было сделано более чем своевременно. Батарея сумела отбить и вторую попытку неприятельских шлюпок подойти к перешейку.

В шесть часов вечера сражение закончилось. С русской стороны в нем участвовали четыре батареи и несколько стрелковых партий. При каждом удобном слу- • чае в артиллерийский поединок с противником вступали фрегат «Аврора» и транспорт «Двина». В продолжение дня с «Авроры» было сделано 124 пушечных выстрела, в том числе выпущено десять бомб. Но роль «Авроры» этим не исчерпывалась. Люди с фрегата были лучшими пушкарями на батареях, выбивали вражеский десант, ремонтировали орудия. Прибывший на фрегат в семь часов вечера главный командир порта генерал-майор Завойко объявил благодарность команде «Авроры» за успешные действия против неприятеля.

Сражение было очень нелегким. Две русские батареи оказались выведенными из строя. Из одиннадцати пушек второй батареи в исправности остались три. Но зато в каком состоянии оказалась союзническая эскадра! В зрительную трубу можно было видеть развороченные борта, порванные снасти, сбитые реи. Даже издали было заметно, как резко накренился на правую сторону пароход «Вираго», как растрепан корпус фрегата «Форт». На дальнейшее продолжение боя / контр-адмирала Депуан-та иехватило ни воли, ни смелости. Эскадра вышла далеко из радиуса действий петропавловских батарей и снова бросила якоря.

Англо-французы не сумели использовать ни свое численное превосходство, ни преимущество своей артиллерии и проиграли сражение.

В письмах на имя жены Завойко сообщал: «Сегодня день был жаркий... В город падает много бомб, и многие не разрывает. Убито до десяти человек, раненых столько же. Не любят французы и англичане штыков, удалились от них. Работы жаркой будет дня два, три. Флага мы им не отдадим ни одного, исстреляем весь порох, сожжем суда...

Будь покойна, ежели будет десант, мы его возьмем в штыки — тут наша" возьмет... Отстоим с честью, сохраним русское имя и покажем в истории, как русские сохраняют честь отечества».