Василий Федорович Корнаков в привычном ожидании без удовольствия разглядывал свое отражение в зеркальной стене. Полусонные глаза, сжатый в постоянном и постоянно скрываемом раздражении рот, вызывающе поднятую правую бровь, напряженную шею в распахнутом вороте форменной рубахи…

Голос. Вы всегда в военной форме? Вам нравится военная форма?

Он. Мне нравятся полковничьи погоны на ней.

Голос. Но генеральские нравились бы еще больше, да?

Он. Дурацкий вопрос.

Голос. Согласен. Вырвался по инерции. Но вопрос об одежде непраздный. Вы умеете носить штатский костюм?

Он. Ношу иногда.

Голос. Одно дело — носить, другое — уметь носить. Вы умеете?

Он. Я — москвич. А настоящий москвич все умеет носить. Даже не носить, носить — не то слово. Свободно существовать в любой одежде.

Голос. А военный постав шеи и плеч? Вам не кажется, что в пиджаке вы будете выглядеть ряженым?

Он. Ряженые противоестественны. Повторяю еще раз: я — москвич, а настоящий москвич естественен в любой ситуации и в любом наряде.

Голос. Как теперь говорят — прикиде.

Он. Я стараюсь говорить по-русски.

Голос. Со мной. А с толпой?

Он. Не понял.

Голос. А с толпой вы будете говорить на каком языке?

Он. Я не собираюсь говорить с толпой. Я хочу говорить с людьми.

Голос. Вы не боитесь публичности?

Он. Уточните вопрос.

Голос. Вас не страшит людское море, которое от ваших слов должно успокоиться или разбушеваться?

Он. Руководить людьми — моя профессия. Офицер, если он настоящий офицер, человек сугубо публичный. Актер, если хотите, маг, проповедник, учитель, экстрасенс. Во время боевых действий я командовал полком, и мой полк шел за мной без сомнений.

Голос. У вас был утвержденный свыше офицерский статус. Власть над людьми обеспечивали звездочки на погонах.

Он. Вряд ли вы, даже с маршальскими звездами на плечах, справитесь хотя бы с ротой. Извините, но мне так кажется.

Голос. Полку вы приказывали. В штатском пиджачке вам придется убеждать.

Он (перебивая). Уж тогда лучше — в клифте.

Голос. Вы сумеете в клифте повести за собой людей? Не солдат, подчиненных вам, а не зависящих от вас людей.

Он. Пока не знаю. Но мне есть что сказать им.

Голос. Вы нравитесь женщинам?

Он. Это имеет отношение к делу?

Голос. Вы нравитесь женщинам?

Он. Умным.

Голос. А надо — всем.

Он. Это еще зачем?

Голос. Восемьдесят процентов общественно активной части населения этой страны составляют женщины. Среди которых попадаются и глупые.

Он. Мне не нравится определение «население этой страны». Я предпочитаю термин: «Народ моего государства».

Голос. О терминах потом. Сейчас о женщинах. Вам нравятся женщины?

Он. Я — не Марков, чтобы мне нравились мужчины.

Голос. Блондинки, брюнетки?

Он. Крашенные в блондинок брюнетки.

Голос. Вы можете потерять голову на чисто сексуальной основе?

Он. Я не терял головы ни на войне, ни на сексуальном фронте.

Голос. Вы можете сугубо рационально соблазнить женщину?

Он. Не понял.

Голос. Не испытывая никакого сексуального влечения, добиться того, чтобы женщина покорно и с восторгом сдалась вам.

Он. Если я не испытываю к ней никакого влечения, то на кой хрен мне она?

Голос. А если это необходимо для очень важного дела?

Он. Я брезглив.

Голос. Вы — чистоплюй. Но, может быть, это хорошо.

Он. С вопросами покончено?

Голос. Последний. Вы готовы?

Он. Скорее «да», чем «нет»!

Голос. Но все же — решайтесь!

Он. Я решился давно. И доказательство тому — мое терпение в беседах с вами.

Голос. Я сильно вам надоел?

Он. До тошноты.

Голос. А другие?

Он. Они хоть делом каким-то занимаются: учат, советуют… Голос. А я помогаю вам разобраться в самом себе.