Трое молча сидели в замызганной комнатенке, которую предоставил им начальник Хамовнического РЭУ, верный адепт движения. Молодой, прямой, как гвоздь, генерал в штатском пиджаке, который был на этих плечах чужим, нервный тридцатипятилетний интеллигент в вольном московском прикиде — джинсы, маечка под горло, клетчатая куртка-рубаха, и Игорь Тимофеевич Марков — при полном параде. Его сухое и острое лицо, лицо просто-таки Савонаролы, ничего не выражало. Это лицо ожидало и выжидало.

И дождалось: в молчании, изучив Игоря Тимофеевича пристальным командирским взглядом, генерал констатировал желудочным басом:

— С таким лицом — на костер за идею, а он — в бордель к жопникам.

Нервный интеллигент ногтем большого пальца провел по бумажному, заляпанному чернильными пятнами покрытию хилого письменного стола, сморщился, простонал сквозь зубы и мягко попросил генерала:

— Не надо так, Алексей Юрьевич.

— А как надо?! — рявкнул генерал.

— Не знаю, — беспомощно признался интеллигент.

— То-то! — неизвестно чему обрадовался генерал и спросил у Маркова: — Ты хоть от журналистского хвоста отрубился?

— С каких это пор вы со мной на «ты», Алексей Юрьевич? — высокомерно поинтересовался виновник торжества.

— С тех пор как увидел твой сладкий поцелуй с волосатым педрилой.

— Все, что случилось со мной, подлая и изощренная провокация! — наконец-то на повышенных нервных тонах сделал заявление возможный кандидат в президенты. — Это подстроено, и подстроено нашими врагами!

— Твоими, — поправил его генерал. — Так как насчет хвоста? Нам с Иваном очень бы не хотелось сегодня беседовать с журналистами.

— Нету никакого хвоста, уж поверьте профессионалу.

— И на том спасибо.

Замолчали. Первым не выдержал паузу Игорь Тимофеевич.

— Вы же знаете, что я не педераст!

— Откуда? — вяло полюбопытствовал генерал.

— Мы ведь много месяцев были вместе, постоянно сотрудничали, ежедневно лично общались…

— От близкого личного общения с тобой каждая нормальная мужская особь, подозреваю, может сделать как раз обратный вывод, — издевательски заметил генерал.

— О чем вы, о чем? — горестно взвыл интеллигент Иван. — Вы были нашим знаменем, Игорь Тимофеевич! Человек, в недрах КГБ боровшийся за справедливость, человек, пострадавший за это, человек, в годы перестройки разоблачавший беспринципность и двуличие власти, человек, все последующие годы твердо стоявший на позициях чести, достоинства и бескорыстия. Человек — знамя! И это знамя упало в грязь.

— И это знамя не следует поднимать из грязной лужи. Негигиенично как-то. Да и кто пойдет за грязным знаменем? — дополнил монолог хладнокровный генерал.

Вот и о главном. Марков с кривой понимающей улыбкой спросил:

— Чего вы от меня хотите?

Три канцелярских стола было в комнате. На каждого по столу. Генерал Алексей Юрьевич выпростался из-за своего и стал посреди помещения для того, чтобы вещать поубедительнее:

— Сегодня же ты сделаешь заявление в печати. Первый пункт — то, в чем ты безуспешно пытался убедить нас. Провокация там, враги всякие. Второй пункт. Скомпрометированный, ты (облыжно или по делу — неважно) в связи с тем, что не хочешь и не имеешь права бросить хоть какую-то тень на святое дело общенародного движения «Патриот», выходишь из него на время, которое может понадобиться для выяснения истины и полной твоей реабилитации. Всего два пункта, Игорек.

— Которыми я косвенно признаю свою вину, — продолжил за генерала ставший вдруг ироничным Марков. — А я не виноват.

Глаза генерала округлились в царском гневе. Он сделал два шага, уперся ладонями в стол, за которым сидел Марков, склонился над ним и спросил, задушевно спросил:

— Тебя что, в этот бордель за руки, за ноги насильно тянули?

Вскинулся и возможный кандидат в президенты. Секунд десять играли в гляделки. Первым понял идиотизм этой дуэли генерал. Он ухмыльнулся и заметил:

— Фильм ужасов «Испепеляющий взглядом». Никого-то ты не испепелишь, дорогое ты наше знамя.

— Я сделаю заявление в печати, — очень тихо сказал Марков. — Но уж, извините, не под вашу диктовку. Я полностью отрицаю какую-либо свою вину, и только. Вопрос же о моем пребывании в движении будете решать не вы, а исполнительный совет.

— Думаешь, за тебя заступятся? — искренне удивился генерал.

— Не думаю, а знаю. — Марков уже презирал и крутого генерала, и интеллигентного слюнтяя Ванюшу. — Вы слегка забылись, молодые люди, и запутались в табели о рангах. Вы — фигуры с плаката, на котором в обязательном порядке рядом со мной, лидером, должны быть доблестный воин и высоколобый интеллектуал. Но такие вы только на плакате. А на самом деле один — армейский дешевый остряк с закостеневшими мозгами комроты, а другой — посредственный спичрайтер. Я сделал вас своими заместителями для антуража. Неужели вы этого не можете понять? Трезвые функционеры «Патриота» твердо знают, кто является истинным мотором нашего движения. Я, один я обеспечиваю финансирование, а без финансовой поддержки «Патриот» развалится, как карточный домик.

— Высказался? — поинтересовался генерал.

— Высказался, — согласился Марков. — И в связи с этим считаю, что делать мне здесь больше нечего. До встречи завтра на исполнительном совете. Прошу не опаздывать.

И начал протискиваться между стеной и столом к выходу. Доблестный воин Алексей Юрьевич не сдержался, дал волю своему армейскому остроумию:

— Ты покойник. И у нас с Ваней только одна проблема: какие цветочки высадить на твоей скромной могилке.

Марков уже в дверях ехидно сообщил:

— Обожаю гиацинты.

И демонстративно захлопнул дверь.

Алексей Юрьевич присел не за стол, а на стол. Осведомился у высоколобого интеллектуала:

— Какова вероятность подобного расклада?

— Восьмидесятипроцентная, — вяло ответил интеллектуал.

— Значит, мы проиграли?

— Вероятнее всего.

— А тебя это вроде бы и не колышет?

— Уже не колышет, — с поправкой согласился Иван.

— По причине?

— Во время разговора с ним, Леша, я осознал полную безнадежность нашего положения.

— Это почему же? — возмутился генерал.

— Он — покойник. Ты верно сказал. Но не он один. Народное движение «Патриот» — тоже труп. Кто на определенном этапе погубил коммуняк? Самый главный радетель, Егор Лигачев. Всего лишь одной фразой: «Борис, ты не прав». Движение «Патриот» погубил простодушный мент, произнесший: «Какой ты патриот, если ты пидар!» Представь себе многотысячный митинг, на котором ты громыхающим басом начинаешь речь: «Наше народное движение “Патриот”»… И вдруг кто-то из толпы, а такой обязательно найдется, звонким ироническим тенорком: «Какой ты патриот, если ты пидар!» И все. Ты можешь говорить что угодно, как угодно, кому угодно — тебя не услышат.