Путь был недалек: от смирновской дачи до виллы поп-звезды метров двести, не более. Дачная Ксения шла колеей, с наслаждением топча босыми ногами нежную пыль. У нарочито селянской (но с электроникой) калитки остановилась и, положив подбородок на верхнюю рейку, поискала глазами в культурном экстерьере виллы кого-нибудь из обитателей. Думала увидеть домоуправительницу Берту, а увидела саму хозяйку. Поп-звезда в специальной пристроечке махала специальным веером, стараясь раскочегарить березовые угли в шикарном мангале. И не зря: уже ощутимо попахивало шашлыком.

— Привет! — поздоровалась Ксения.

Поп-звезда обернулась, выпрямилась. В коротких шортах, в легкоатлетической маечке, прикрывавшей, по сути, только грудки, была хороша и подчеркивала это: оттопырила нижнюю губку, пытаясь сдуть павшую на глаза прядь — не получилось, взметнула с отработанным изяществом руку, чтобы загнать непокорные волосы под шпильку, — удалось. Откликнулась с опозданием:

— Здорово! Заходи!

— Твоего Жорку пахан на стрелку кличет! — басом сообщила Ксения. Но Дарья не приняла игры в развеселую залепуху. Ответила подчеркнуто безапелляционно:

— Георгий спит.

— Так разбуди! — слегка обиженная Дарьиной строгостью, надавила Ксения.

— Раскомандовалась тут со своим Смирновым! Георгия всю ночь ваши менты трепали. Пусть поспит!

— «Ваши»! — передразнила Ксения. — И ваши. Твой Жора тоже не из пажеского корпуса. Все они из одной конюшни.

Окно на втором этаже распахнулось, и всклокоченный Сырцов явил себя для того, чтобы укорить прекрасных дев:

— И орут, и орут!

— Жора, тебя Дед зовет! — объявила настырная Ксения.

— Это для меня он Дед, а для тебя, пигалица, Александр Иванович. Дарья, когда шашлык будет готов?

— Через десять минут.

— Шашлыки поедим, а тогда пойдем.

— Жорка, он рассердится, — предупредила Ксения.

— Я-то не рассердился, когда в семь часов он, не слушая, прогнал меня.

— Ему про тебя по телефону Махов все рассказал. Чего тебя слушать!

— Так на кой ляд ему я?

— Чтобы ты его слушал.

— Ладно. Пожру и пойду. Ксюша, а ты шашлыка хочешь?

— Хочу, — без стеснения призналась Ксюша.

…Дарью с собой не взяли, не ее эти дела. Обратный путь Ксения держала по мягкой траве у палисадов. Окончательно проснувшийся Сырцов был бодр и энергичен до того, что, сам не замечая как, вырвался вперед. Опомнился, обернулся и выразил недовольство:

— Не отставай!

Ксюша нагнала его, сказала тихо и решительно:

— Ты, Жора, вчера убил человека.

— Откуда знаешь? — быстро спросил Сырцов.

— Я подслушала телефонный разговор Александра Ивановича с Маховым. Но не в этом дело. Дело в том, что ты вчера убил человека. И в том, что ты сегодня улыбчив и жизнерадостен, как всегда.

Они остановились, зло уставившись в глаза друг другу.

— И ты в ужасе и гневе, что я такое чудовище. Долго же ты ждала, чтобы высказаться.

— Я простодушную и добрую Дарью пожалела.

— Почему же простодушная и добрая Дарья не в ужасе и гневе? Ведь ей тоже известно, что я убил.

— Не знаю, — растерянно ответила Ксения.

— А я знаю. Потому что она уже была в ужасе и гневе, когда с двенадцатого этажа смотрела, как меня пытались убить. Я был бы неулыбчив и нежизнерадостен сегодня только в одном случае. Если бы этот подонок Хунхуз убил меня.

— А совесть тебя не мучает? Ведь есть определенные моральные нормы… — уже без убежденности пролепетала Ксения.

— Как же с твоими моральными нормами, дорогая моя подружка? Ты без колебаний подслушала чужой телефонный разговор. И тебя не мучает совесть?

Они примирительно улыбнулись друг другу.

— Ты — дурак, Жорка, — любовно посмеялась она.

Сырцов поднялся на три ступеньки и замер в дверях от неожиданности. На террасе, удобно устроившись в разнообразной плетеной мебели, ждали его Роман Казарян, Алик Спиридонов, Витька Кузьминский и, естественно, хозяева: Дед Смирнов и его верная подруга Лидия Сергеевна. Сырцов все-таки нашелся. Спросил ядовито:

— Очередной совет в Филях?

— Барклая де Толли — Леньку Махова дождемся и начнем, — нашелся Смирнов-Кутузов. Только здешний Кутузов был хромой, а не одноглазый. — Хотя можно и без него. Давай рассказывай.

— А что рассказывать? Вам все ваш Барклай по телефону рассказал.

— Он не рассказал, — въедливо поправил обидчивого ученика Дед. — Он изложил факты. Ты же расскажешь нам об ощущениях.

— Во залудил! — восхитился Кузьминский.

— Плохо тебя отметелили там, в подъезде, писатель. Я бы даже сказал: недостаточно, — парировал Смирнов. И Сырцову: — Что это было, Жора?

— Я считаю, подстава, Александр Иванович, дерзкая подстава.

— Жора, почему ты стоишь? — строго вмешалась Лидия Сергеевна. Сырцов покорно уселся в качалку, предусмотрительно для него оставленную. Покачался слегка.

— Покачался? — поинтересовался Дед. Сырцов поспешно снял ноги с качалкиной приступочки и уперся подошвами в пол. Качалка притихла. — Тогда излагай. Почему ты считаешь, что подстава?

— Я слышал четыре выстрела. Сначала один и через маленькую паузу еще три. Криминалисты же считают, что Хунхуз стрелял всего лишь трижды.

— Они, скорее всего, считали по обойме, — вступил в разговор Казарян. — А если четвертый был в стволе?

— В обойме недоставало двух патронов. Что было три выстрела, определили по найденным гильзам. Это первый вопрос. Вопрос второй. Зачем меня окликнул Хунхуз? Скорее всего, чтобы я на мгновенье замер от неожиданности. Вопрос третий. Кому понадобилось, чтобы я хоть на секунду стал неподвижен? Для меня ответ однозначен: снайперу, который и произвел первый выстрел.

— Не смеши, Жора, — сказал Казарян. — Снайпер бы не промахнулся.

— А кто говорит, что он стрелял на поражение? — азартно задал вопрос Сырцов. — Он хотел, чтобы на поражение стрелял я. Услышав первый выстрел и видя, что я не упал, Хунхуз начал палить и палил до тех пор, пока я его не уложил. Он каратист, убивал только руками, пистолет для него — чужая игрушка. Шансы, что он меня застрелит, были минимальные. А что застрелю его я — почти стопроцентные. Я спасался, я обязан был стрелять на поражение. Я и выстрелил. Хунхуза подвели под мою пулю.

— Звучит убедительно, — согласился Казарян. — Но смысл подставы?.. Объясни.

За Сырцова объяснил Смирнов:

— Те, кто устроили подставу, и не собирались убирать Жорку вот так, в открытую. Понимали, если это произойдет — будет такой милицейский бредень, что опасность попасть в сети для них немалая. Безопаснее рубить концы. А один из последних концов — Хунхуз этот самый. Как безопаснее? Чужими руками. Кто убил Хунхуза? Спасавший свою жизнь от выстрелов негодяя частный детектив Георгий Сырцов, действовавший строго в порядке допустимой самообороны. Довольны и менты — копать не надо, довольны и те, кто эту подставу сочинил. Жора, я правильно изложил?

— В точку, Александр Иванович.

Наконец-то заговорил мрачно молчавший до этого Спиридонов:

— Теперь на очереди мой так называемый коллега — господин Убежко?

— Да нет, — живо откликнулся Сырцов. — Там тупик.

— Не понял, — признался Спиридонов.

— Этого сратого Убежко использовали втемную, общаясь с ним только заочно. Он для них не представляет никакой опасности. Я его трепал как раз перед любовным свиданием с Хунхузом.

— Ты где гаденыша прихватил? — оживился заскучавший было Кузьминский.

— Да на этом сейшене, на котором «Молодая Россия» объявилась.

— Ну и как, поймал драйв? Расскажи, что там было. Хоть телевидение слегка об этом живописало, но хочется услышать очевидца.

— Мамочка, не отвлекайтесь, — осадил бывшего зятя Спиридонов. — Жора, следовательно, все возможности выйти на заказчиков через криминал исчерпаны?

— Полностью, — признался Сырцов. — Я, вероятно, где-то всерьез навалял. Они регулярно опережали меня.

— Не прибедняйся, — осудил Смирнов. — При таких исходных тебе пришлось действовать, по сути, вслепую. Ты отработал профессионально, Жора.

— Но не более того, — еще раз покаялся Сырцов.

— И что же теперь делать? — задал вечный российский вопрос армянин Казарян. — Искать черную кошку в темной комнате, в которой ее нет?

— Что делать, что делать? — проворчал Смирнов. — Для этого я и собрал вас всех, чтобы решить, что делать. Не бабский суетливый вопрос: что делать, что делать, а наш вопрос: что нам делать?

Он увесисто подчеркнул слово «нам».

— Начнем с тебя, — решил Казарян. — Твои прикидки. Саня.

— Ты что, сдурел? — окрысился Смирнов. — На хрен вы сюда притащились? Я, посконный отставной мент, жду от интеллектуалов мозговой атаки, а они…

— Ты слишком много для посконного мента знаешь иностранных слов, — срезал его Казарян. — И что за манера прикидываться лаптем?

Прерывая задиристый перебрех, Спиридонов сказал:

— Я начну. И начну с вопросов, предназначенных всем. Можем ли мы считать, что они, понимая, что все концы обрублены, решат, что им уже больше ничто не угрожает? Можем ли мы считать, что Ксения, Лида и Саня сейчас в относительной безопасности?

Первым, как всегда, решился ответить на эти два вопроса разбитной писатель:

— На два вопроса — один ответ: нет. И не надейся, бывший тесть. Хотя, как утверждает один мой друг-художник, бывших тестей — или тестёв? — не бывает. Тесть — как олимпийский чемпион. Звание навечно.

— Кончай балаган, Витя, — приказал Смирнов.

— Пардон за лирическое отступление, но я еще не закончил. Списочек возможных убиенных у тебя далеко неполный. Ты забыл включить в него Жору, Романа, себя и меня. Ты всерьез полагаешь, что они думают, будто клан Смирновых-Болошевых не привлек к защитным операциям свое ближайшее окружение?

— Но наша ликвидация ничего не даст. Я по просьбе Сани составил документ, который будет сразу же опубликован, если с нами случится нечто непредвиденное…

— Господи, вроде умен, опытен, знающ, а лепечет, как дитя! Тебе что говорил картавый вождь мирового пролетариата? Учись три раза!

— Можно без жаргонизмов, Виктор? — предварительно хихикнув, осудила Кузьминского Лидия Сергеевна. — И ты неточно процитировал. Вождь сказал: учиться, учиться и учиться.

— Не вижу разницы, — отверг ее претензии разошедшийся писатель. — Любой документ можно подвергнуть сомнению, дискредитировать и просто посчитать фальшивкой. Насколько я помню, этот твой документ безадресен, в нем упомянуты только исполнители, большинство которых, как говорится, ушли в мир иной. Бумажка по природе своей безответна. Иное дело — человек. Но, как говорил другой, усатый и рябой, вождь, есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы.

— Значит, ты считаешь, что нас всех перестреляют? — иронично понял бывшего зятя Спиридонов.

— Но зачем же так: перестреляют! Есть и другие варианты: автокатастрофа, наезд нетрезвого водителя, отравление по неосторожности бытовым газом, пожар из-за неисправной электропроводки на деревянной даче рассеянного отставного мента. Мало ли что может произойти.

— Типун тебе на язык, — обиделся за «рассеянного отставного мента» Смирнов. — И вообще, ты поехал не в ту сторону. Я просил ответить на вопрос, что нам делать, а не на то, что с нами сделают. Писательские предположения логичны, вполне реальны, но непродуктивны. Кто еще желает высказаться?

— Я, — откликнулась Лидия Сергеевна.

— Во! — опять прикинулся лаптем Дед. — Столько мужиков, а решительней всех баба!

— Ты всем надоел со своим так называемым простонародным юмором, — осадив распоясавшегося мужа, Лидия Сергеевна всерьез взялась за дело. — Итак, надежды найти подходы к главным получателям сорока процентов наследства бывшего члена Политбюро, деда нашей Ксюши, небезызвестного и нам Дмитрия Федоровича, который последние свои годы был председателем правления, а на самом деле владельцем крупнейшего частного банка под названием «Департ-Домус банк», не оправдались. Но сейчас в банке добрый знакомец Романа, Юрий Егорович, друг и соратник Дмитрия Федоровича.

— Боже, с каким удовольствием начистил бы ему рыло еще разок! — ностальгически вспомнил былое Казарян.

Смирнов же укорил жену:

— И что ты всякое дерьмо вспоминаешь? Да еще по имени-отчеству.

— Не перебивайте. В прошлый раз Алик предположил с большой долей вероятности, что деньги, эти сорок процентов, прошли через «Департ-Домус». И уж Юрий Егорович наверняка знает, кому они предназначены.

— Что предлагаешь? — перебил нетерпеливый Казарян. — Слежку или нажим?

— Он — твой клиент, Рома. Твое право выбирать, — за жену ответил Смирнов.

— Чтобы хорошо клиента обслужить, надо знать его слабости. Пока таких слабостей не видно. Нажать сейчас нечем, начинать надо со слежки, а когда материалы подберем, можно и нажать. Я бы этого хорька придавил с непередаваемым удовольствием.

— Итак, наблюдение за «Департ-Домус банком» и слежка за Юрием Егоровичем. Принято. — Смирнов по новой оглядел всех. — Еще что?

— Я постарался определить расклад сил в предстоящей предвыборной гонке, — солидно заговорил Спиридонов. — И в первую очередь обратил внимание на новые, внезапно образовавшиеся партии. Партия власти, коммуняки, правые — не в счет, они скользят по-накатанному. Из всех новообразований, с моей точки зрения, наибольший интерес представляют «Патриот» и «Молодая Россия».

— Какое же это новообразование — «Патриот»? — возмутился Кузьминский. — Им в обед сто лет!

— Со времени их раскола, Витя, — как маленькому, объяснил Спиридонов. — Когда методом простого деления из одной партии возникли две, за короткий промежуток времени «Патриот» сильно полевел, а младороссы заметно поправели. Но, главное, обе партии из-за этого некрасивого раскола обрели хоть и скандальную, но известность. И пока они на пике популярности, им надо бороться за электорат, то есть друг с другом. Для такой борьбы необходимы большие деньги.

— Подождем и понаблюдаем, кто из них богаче. Так, папа Алик? — нетерпеливо и насмешливо полюбопытствовал Кузьминский.

— Не совсем так, сынок Витя. Я считаю, что контроль за деятельностью этих двух партий, за их финансовыми потоками перспективное, а потому и крайне необходимое дело.

— Внедрение, — все понял Смирнов. — Что ж, и это принимаем.

Распахнулась дверь дачи и на террасу вышла Ксения, сообщившая:

— Там ваш Барклай де Толли прибыл. Пойду встречу.

— Подслушивала, мерзавка! — ахнул Смирнов.

— А вы как думали? — презрительно вопросила она и удалилась.

Замолкли, ожидая полковника Махова, и дождались: через открытый проем террасы было хорошо видно, как по дорожке от калитки шли под руку ослепительно элегантный, зрелый красавец и восхитительная в своей непосредственности девушка.

— Прошу любить и жаловать. Полковник Махов! — торжественно возвестила Ксения.

— Я с тобой еще поговорю, Ксюшка, — пригрозил Смирнов.

— А как же без этого! — откликнулась девушка.

— Рад всех приветствовать, — вальяжно поздоровался полковник.

— Еще бы не рад! — взялся за свое Кузьминский. — Лицезрей нас всех и радуйся, радуйся, радуйся!

— Здравствуй. И присаживайся, — за всех поздоровался и проявил гостеприимство к молодому полковнику полковник отставной. Проследил, как устроился на плетеном диване между Романом и Виктором Махов и продолжил: — Как там дела с покушением на Георгия?

— С покушением все в порядке, — слегка пошутил Махов. — А с Георгием сложнее. Возникли трудности с его пистолетом. Кольт, из которого он застрелил Олега Пая, нигде не зарегистрирован. Пришлось, попирая законность, отмывать и кольт, и Сырцова.

— Ты не отмывал. Ты отмывался, — злобно возразил Сырцов давнему своему сослуживцу и дружку, с которым они вечно цапались. — Кольт этот ты контрабандой привез из Америки и подарил Деду. Ты выручил не меня, а себя. Ничего этого могло и не быть, если бы ты, бюрократ, возвратил мой «баярд».

— «Баярд» — вещдок.

— Не вещдок, а мое официальное оружие!

— Милые бранятся, только чешутся, — развел петухов Дед. — Нашли четвертую пулю?

— Нашли, — без энтузиазма подтвердил Махов. — Пуля от спецназовской снайперской винтовки обнаружена в стволе дерева, растущего у подъезда.

— Откуда произведен выстрел, вычислили?

— Начерно. Стреляли от забора законсервированной стройки.

— Сверху?

— По прямой. Скорее всего, из машины.

— Значит, можно продолжать дело о попытке совершения убийства?

— Ничего не значит, — хмуро возразил Махов. — Поди докажи, что эта пуля была выпущена в этот вечер. Дело закрыто.

— Жаль, — искренне огорчился Смирнов. — А я малость надеялся, что моя родная милиция еще пошурует назло врагам, на радость папе с мамой.

— Папа с мамой — это ты с Лидией Сергеевной? — поинтересовался Кузьминский.

Георгий Сырцов поднялся с кресла-качалки. Мрачен был. Недоволен собой, недоволен Дедом, недоволен Маховым. Всем недоволен.

— Я пока никому не нужен? Позвольте мне удалиться.

Тихо стало — все ощущали сырцовскую обиду, правда, неизвестно на что. Слышно было, как, качаясь, постукивало кресло. Первым нарушил тишину Кузьминский.

— Жорка, а выпить-закусить? У Лидии Сергеевны уже все подготовлено.

Не услышали его ни Смирнов, ни Сырцов. Смирнов сказал:

— Тут у нас еще кое-какие просьбы к Леониду… Ну да ладно, без тебя. Иди.

…С какой это стати у него было хорошее настроение, когда он шел к Смирновым? И что он узнал такого, от чего так погано стало на душе?