Нет, Константин — не его. Константина надо Деду оставить. Они нравились друг другу. Дед не забыл своего восхищения действующим футболистом десятилетней давности и, как мог только хитрющий Дед, без особых усилий завоевал симпатии и уважение Кости, который с несколько даже мистическим восторгом наблюдал за действиями старого сыскаря в деле об убийстве мнимых поп-звезд. Дед сумеет ласково уговорить Константина на внедрение. Он, Сырцов, понятно, приятель, но между ними — пусть не реальностью, пусть тенью былого — Дарья.

Сырцов понял, почему разозлился на Деда, на «совет в Филях», на весь белый свет. Злишься на других за свои промахи. А промах был. Удовлетворившись первым и, безусловно, предсказуемым результатом, дальше по веревочке не побежал.

В строгую телевизионную контору его не пустили. А пропуск ему выписать никто не мог; деятельный предприимчивый корреспондент Убежко был на съемке. Обещали скорое его появление, так что пришлось томиться, как некрасовским крестьянам, у парадного подъезда. У недалекого киоска без особого удовольствия сжевал подтаявший конус мороженого, понаблюдал за ножками дамочек, спешивших к станции метро «Парк культуры», и вот он, разрисованный «микрик». Встал у дверцы салона, а Убежко соскочил с сиденья рядом с водителем, но не попытался ускользнуть от Сырцова: увидел, притих было, но искусственно взбодрился, чтобы слабину не показать.

— И что же ты здесь у нас потерял, Сырцов?

— Веру в человечество, — мрачно сострил Сырцов.

— Но стоишь и ждешь. Значит, надеешься найти?

— Что с возу упало, то пропало. А нашел неполноценную замену. Тебя. С паршивой овцы хоть файф-о-клок. Отойдем-ка в сторонку.

«Микрик» разгружался, а они приступили к беседе у аптеки «36,6».

— Мне некогда, Сырцов, — хорохорился Убежко.

— Мне тоже. Быстренько свяжи меня с тем пареньком, что предоставил тебе гея для провокации.

— Два пальца об асфальт, — обрадовался Убежко, что не его трепать будут, и взялся за мобильник. Сырцов придержал его руку.

— Обожди. Парочка вопросов сначала. Где он сейчас может быть?

— А где ему быть? У себя, в редакции журнала «Мужчина и женщина».

— Далеко эта редакция?

— Да нет. В Староконюшенном.

— Сломается, если нажать?

— Ты кого хочешь сломаешь.

— Теперь звони, ничего не говори, просто узнай, на месте ли он.

Убежко набрал номер. Услышал ответ и тут же защелкнул крышку мобилы.

— Он на месте. Все?

— Не все. Через десять минут ты ему позвонишь еще раз и предупредишь о моем появлении.

— Многого хочешь.

— Если бы ты знал, что я хочу!

— И что же ты хочешь?

— С говном тебя смешать. Но пока, запомни, пока — воздержусь. Как звать-то нашего героя?

— Сережа, Сергей Хрунов.

— Так ровно через десять минут. Не раньше и не позже. Запомнил?

— Запомнил, запомнил. Разве такого хама забудешь?

«Гранд чероки» мимо Николы в Хамовниках, улицей Толстого добрался до Зубовской, прополз в пробке по Пречистенке и свернул налево в Староконюшенный. У редакционного особняка ждал (Сырцов заметил его, паркуясь внаглую на тротуаре) астеничного вида молодой человек с опрокинутым лицом. Как только сыскарь высадился, он подбежал, на ходу угадывая:

— Вы Сырцов?

— Сырцов, Сырцов, — подтвердил сыщик. — Привет.

— Здравствуйте. Извините меня, но я не могу принять вас в редакционной комнате. Там много народу, и понимаете…

— Понимаю.

— Давайте поговорим здесь, на улице.

— Лучше в машине. Залезайте, — распорядился Сырцов и, подождав, пока усядется Хрунов, тоже сел в машину. — Прокатил бы, да улицы забиты. Так что общаться будем в неподвижности.

— Я Славу не совсем понял…

— А вам ничего особенного понимать и не надо. Вам надо отвечать на мои вопросы.

— Но чтобы отвечать на вопросы, надо знать, от чего отталкиваться… — промямлил Хрунов. Волновался паренек. Говорил, абы не дрожать.

— От вопросов и оттолкнешься, — уже на «ты». Давиловка начиналась с амикошонства. На сотрудника дамского журнала это должно производить впечатление. — Слава твой сказал, о чем пойдет речь в нашем с тобой разговоре?

— Он — не мой, он, наверное, ваш. Потому что говорил таинственно о каких-то возможных страшных последствиях для меня из-за того, что я познакомил его с не тем человеком, который ему был нужен. А я знал, какой ему нужен? Попросил гея и получил гея.

Перестарался гражданин Убежко. Не его это дело — пугать клиента. Пугать надо умеючи и вовремя.

— Да ты успокойся, успокойся. Может, уж и не такие страшные эти последствия. Для тебя, во всяком случае. Главное, правдиво отвечай. Почему Убежко обратился именно к тебе?

— С тех пор как я опубликовал интервью с анонимом-гомосексуалистом, все почему-то решили, что я этот мир хорошо знаю. — Хрунов невесело хихикнул и добавил застенчиво: — А некоторые теперь и меня голубым считают.

— Интервью было с тем самым Валентином?

— Нет. С его другом Викентием. Журнал был заинтересован в разговоре с мужским, если так можно выразиться, началом в нетрадиционных половых связях.

— Кто тебя с Викентием свел?

— Никто. Я на свой страх и риск отправился в их «Голубую луну». Там ко мне сразу подсел Викентий и стал приставать. Я ему с ходу предложил дать мне интервью с гарантией полной анонимности. Он с восторгом согласился. Я заметил, что они даже бравируют этой своей аномалией…

— В психологии пидаров будем разбираться потом, — перебил Сырцов. — Тогда же и с его любовником Валентином познакомился?

— Да нет же! Я и видел-то его до последней встречи один раз мельком. В тот самый первый вечер.

— Следовательно, с Викентием ты встречался неоднократно?

— Да. Два дня я его расспрашивал и все на диктофон записал.

— Где это было?

— У меня на квартире.

— Один живешь?

— С родителями.

— И как родители отнеслись к такому знакомству?

— Нормально. Это вы к тому, что он голубой? Но по нему никак не скажешь. Он же активист, мужчина в их кругу!

— А после интервью ты видел его?

— Он раза три меня в свой любимый ресторан приглашал.

— Опять в «Голубую луну»?

— Нет, в нормальный. «У Пушкина».

— Ишь ты! — слегка удивился Сырцов. — Если он тебя трахать не собирался, тогда зачем ты ему?

Из редакции оживленно выкатились три ничего себе дамочки. Одна из них, быстроглазая, вмиг обнаружила в здоровенном джипе сослуживца, подлетела, заглянула в оконце, улыбнулась, кивком поприветствовала Сырцова, а Хрунову строго сказала:

— Серж, мы обедать. Ты с нами?

— Я не знаю, когда я освобожусь, — промямлил Серж, вопросительно и просительно глядя на Сырцова.

— Он освободится через пятнадцать минут, — строго оповестил дамочку Сырцов.

— Мы тебя ждем! — Это она Сержу, а Сырцову, предварительно пронзив его глазенками: — Какой серьезный мужичок!

И упорхнула вслед за сослуживицами. Хрунов вздохнул:

— Слушаю вас.

— Это я тебя должен слушать, — напомнил Сырцов.

— Ах да! — вспомнил про вопрос Серж. — Как же вам объяснить, зачем я ему понадобился? По-моему, ему просто хотелось высказаться. Поговорить раскрепощенно, без тех рамок, в которые загоняет их во многом какой-то условный, до некоторой степени виртуальный мир. Он был со мной предельно откровенен, много и с юмором рассказывал о себе, вспоминал…

— Стоп, — перебил его Сырцов. — Это очень важно, что он тебе рассказывал. Сейчас ты должен изложить ваши беседы в деталях.

— Почему это так важно? — удивился Хрунов.

— Ты знаешь, что Валентин, которого ты сосватал на тот теперь знаменитый поцелуй, сразу же после этого исчез бесследно?

— Не-ет.

— Ты знаешь, что три дня тому назад зверски убили твоего задушевного приятеля Викентия?

— Я… Я… — Серж хотел сказать, что не понял, но разве такое не поймешь? И он выдавил из себя нечто бессмысленно-паническое: — Как?

— Я же сказал: зверски. Тебе что — нужны подробности?

— Не-ет, — почти промычал Хрунов.

— Тогда рассказывай, о чем беседовали с Викентием.

Хрунов потер ладонями лицо — будто умывался, — поднял глаза на Сырцова и признался:

— Не могу. Сейчас просто не смогу. Лучше вы опять задавайте вопросы.

— Пропустим его сагу о потере традиционной сексуальной ориентации. Он ведь тебе об этом живописал?

— Откровенно и бесстыдно до отвращения.

— Они это любят. Меня больше интересует его уголовное прошлое и пребывание в лагере. За что и когда можешь опустить. Мне нужны имена и связи.

— Всех имен не помню. Да и не имена это вовсе, а клички. Ну какие? — Серж задумался и начал вспоминать вслух: — Колобок, Сундук, Француз… Да, еще Хунхуз и Шляхтич. Это в лагере. Я хорошо их запомнил — очень уж клички выразительные.

— Погоняла, Сережа, погоняла, — поправил Сырцов. — А на воле с кем был связан?

— Вы имеете в виду криминальные связи? Вот о них он ни слова не сказал. Правда, никого не называл. Хвастался, что у него кое-кто в кармане… Так и сказал: в кармане… Он поэтому и срок-то получил минимальный.

— Уже кое-что… И последний вопрос, ты Викентия с Убежко знакомил?

— Я… — начал было Хрунов, но замялся. — Простите, но я не знаю вашего имени-отчества. Неудобно как-то безлично к вам обращаться.

— Георгий Петрович. Я тебя Сережей называю. Ничего?

— Все в порядке, Георгий Петрович, — успокоил сыщика журналист. — Так вот, Викентий просил, чтобы я Валентина вывел на Славу непосредственно и нигде его, Викентия, не упоминал.

— Рубил концы. Но не с той стороны, — понял Сырцов.

Помолчали мгновенье.

— За что его убили, Георгий Петрович?

— За дело. За черное и мерзкое дело, которое он творил.

— Вы безжалостны. И будто оправдываете убийцу.

— Убийц никто и ничто не может оправдать. Спасибо, Сережа. — Сырцов глянул на часы. — Иди обедать. Дамы заждались.

…Вдохнул пропитанный дорогой кожей воздух магазина эксклюзивной кожгалантереи и не успел даже осмотреться: к нему подбежал старший по залу. Скалился, изображая улыбку. Узнал, прохиндей.

— Здравствуйте, здравствуйте! Вы опять к Юрию Казимировичу?

— Опять, мой любезный казачок, опять.

Так и не поняв, надо на «казачка» обижаться или не надо, старший перешел на сугубо официальный тон:

— Я постараюсь сообщить Юрию Казимировичу о вашем визите.

— Уж будь добр, постарайся, — взбодрил его Сырцов.

Старший с достоинством удалился. Вот тогда-то Сырцов и огляделся. У стойки с ремнями беззвучно кисла знакомая продавщица. Он подмигнул ей, а она в ответ пальцами показала ему «О». О’кей, значит. Иностранцы нынче все, американцы хреновы. Нет, чтобы просто один выставленный большой палец представить.

Пока с девочкой перемигивался, не заметил, как рядом оказался Шляхтич. Тот — ни здравствуй, ни прощай — сразу серьезно поведал:

— Я тебя ждал, Георгий.

— Неужто? А по телевизору и в газетах ничего не было.

— Мой телеграф и оперативнее, и надежнее. Пошли ко мне.

На этот раз Шляхтич принимал его в настоящем кабинете, с размахом уютно и любовно обжитом. Сырцов с удовольствием бухнулся в мягкое кресло, дождался, когда усядется напротив Юрий Казимирович, и сказал, как бы размышляя вслух:

— Ты не Колобка к нему направил, ты ему его смерть послал.

Шляхтич зыркнул на него, хотел резко ответить, тут же смирил свой шляхетский гонор и спросил-предложил:

— Помянем его, Жора? — Не дожидаясь ответа, сходил к специальному шкафчику, поставил на журнальный стол бутылку хорошего коньяка, пузатые рюмки, вазочку с дольками сушеной дыни, быстренько разлил и произнес: — За упокой души раба Божьего Викентия Устинова.

— Раб-то он, конечно, раб, но только не Божий, — не согласился Сырцов, но выпил как положено, до дна.

Юрий Казимирович решительно принял рюмашку, поставил ее на столик:

— Насчет того, кто послал к Викентию смерть. Может, если бы не было сыскаря Сырцова, то и смерти не было бы?

— Может, и так, — отчасти согласился сыскарь. — Только для жизни надо, чтобы я был. Или такой, как я.

— Вершитель судеб?

— Я — не Бог. Я, если хочешь, охранитель кое-каких заповедей из тех десяти Божьих. Не убий, не укради…

— А как насчет заповеди «Не пожелай смерти ближнему своему»?

— По-моему, браток, ты малость запутался в заповедях. Ну да ладно, мне сейчас не до философских диспутов, мне некогда.

— Очень хочется начать со мной интеллектуальную игру «Что? Где? Когда?»? — догадался Шляхтич. — Я готов. Приступай, Жора.

— Ты хоть понимаешь, что к гону Колобка и смерти Кента ваш закон никакого отношения не имеет?

— После того как Викентия отправили к верхним людям, это и ежу понятно.

— Значит, в разговоре со мной стесняться не будешь?

— Ты свои вопросы задавай.

— По моим прикидкам, Викентий мог быть наседкой. У вас в миру по этому поводу кое-какой полив был?

— Слегка погремели крышкой после сессии.

— Почему? Причина, повод?

— Причина одна: срок. Все, кто проходил с ним по банкоматному делу, отоварились за пятерик. А он тремя годами отделался, как незрячий наводчик.

— Срок по делу?

— У патриарха против Викентия ничего, кроме наводки, не было, но многие считали, что ему из конторы ворожили.

— Когда это случилось?

— Дай посчитать. — Шляхтич поморгал, вспоминая. — Так… После дефолта… Суд, Жора, состоялся шесть лет тому назад.

— Меня суд не колышет. Когда их повязали?

— Считай, за год до суда. Точно, в девяносто девятом.

— Кто их брал, не помнишь? РУБОП, земля, управление?

— Как не помнить? Управление ЦАО о своей победе по телевизору в большую трубу дудело.

— Спасибо, Юра, — по-человечески поблагодарил Сырцов и выпростался из низкого кресла.

— Посошок на дорожку? — предложил Шляхтич и, не дожидаясь согласия, разлил по рюмкам.

— Запах придавить есть чем? Я же на колесах.

— Есть какое-то японское дерьмо.

Выпили стоя. Шляхтич прошел к письменному столу, извлек из бокового ящика яркую коробочку. Сырцов высыпал из этой коробочки себе на ладонь горку блестящих шариков, решительно закинул их в пасть и скривился от отвращения.

— Запить есть чем? — спросил сдавленно.

— А коньячком! — решил Шляхтич и в третий раз разлил по рюмкам. Приняли еще один посошок. Сырцов пожал руку Шляхтичу и направился к дверям.

— На своих цветных друганов грешишь, Жора? — не выдержал Шляхтич. Ничего не ответил ему Сырцов. Не обернулся.

Джип стоял в боковой от Садового улице на самом солнцепеке. Сырцов распахнул все дверцы, подождал, чтобы выдуло горячую духоту и плотно устроился на сиденье за рулем. Но не зарулил, а стал звонить по мобильному. Набрал номер и ждал, когда трубку возьмет майор Нефедов.

— Майор Нефедов.

— Капитан запаса Сырцов! — бойко откликнулся сыскарь.

— Гражданин Сырцов, вы не забыли, что проходите у нас свидетелем по многим делам? — ехидно осведомился майор.

— Это ты к чему, Игорек?

— А чтобы вы знали свое место и почтительно разговаривали с представителями правоохранительных органов. Что у тебя, Жора?

— Просьба.

— Это я понял, как только услышал твой голосок. Какая?

— Семь лет тому назад по ЦАО проходило довольно звонкое дельце о хищениях из банкоматов по поддельным картам. Ты его вряд ли помнишь, ты тогда еще мальчиком на побегушках был…

— Ну а у тебя что — провал памяти? — перебил Нефедов. — Старческий маразм?

— Я к этому времени уже был уволен по причине неполного служебного соответствия. Вот это ты должен помнить.

— Такое не забывается!

— Теперь не перебивай. Мне необходимо знать, кто из управления ЦАО проводил предварительное дознание по этому банкоматовскому делу. Обычно этим занимаются два-три человека, а допросную маету осуществляет кто-то один. Узнай, будь добр, кто этот один.

— Жора, по-моему, ты забываешь, что, помимо исполнения твоих просьб-требований, у меня есть чем заняться.

— Игорек, для тебя это минутная забава. У тебя все муровские компьютерные девы на крючке.

— На каком еще крючке? — недовольно спросил Нефедов.

— Как «на каком»? Который у тебя ниже пояса.

— Балда, — для порядка обругал его Нефедов. — Ладно. Ты где?

— На мобиле, Игорек. Номер продиктовать?

— Записан. Жди.

Улица, на которой стоял джип, звалась Воронцовым Полем и горбом уходила к Яузскому бульвару. Непозволительно развернувшись, Сырцов прокатил мимо симпатично подновленной московской старины. У бульваров свернул налево и спустился к памятнику пограничникам. Дальше двигаться не хотелось, и он прибился к ограде сквера, что напротив Котельнической высотки. Здесь решил ждать. Устроился на длинной скамейке. Шляхетский коньячок расслабил и прикрыл ему глаза. Очнулся от мелодичного звонка. Голос Нефедова был строг и требователен.

— Жора, оказывается, по делу о банкоматах проходил Викентий Устинов, убийство которого мы расследуем. Ты что, нам в противоход копаешь?

— В параллели, Игорек. Может, где и соприкоснемся. Но слово даю: все, что по пути соберу, будет ваше.

— Ты моя головная боль.

— Поведай мне о дознавателе, и она пройдет.

— Тогда слушай. Дело вели подполковник Корень и майор Рябухин.

— Андрей Альбертович, — задумчиво дополнил Сырцов.

— Ты его знаешь?

Как ему не знать Андрея Альбертовича Рябухина! Мерзкую роль играл тогда уже отставной майор Рябухин в страшненьком деле об убийствах в сфере шоу-бизнеса. Сдал его Сырцов куда надо, надеясь, что гнилой перевертыш схлопочет положенное на полную катушку. Но перевертыш на то и перевертыш, чтобы перевернуться и вывернуться. Не нашлось на него веских улик. Вспомнил Сырцов, как, насмерть перепуганный, этот хорек в ногах у него валялся, умоляя отпустить его в Тамбов к теще.

— Ты там случаем не помер? — напомнил о себе Нефедов.

— Извини, задумался.

— О чем же, если не секрет?

— Весь в сомнениях: уж не знаю, ехать или не ехать в Тамбов на блины к рябухинской теще? Ехать или не ехать? Что ты мне посоветуешь?

— Да пошел ты! — рассердился Нефедов: полагал, что над ним издеваются.

— Спасибо, Игорек. Я уже иду, — завершил разговор Сырцов.