Еще не проснувшись окончательно, еще не открывая глаз, он все понял про себя: от вчерашнего отдыха не отряхнешься сразу — похмельный, похмельный! И похмелье жестокое, грубое, откровенное с непривычки, потому что долгое-долгое время держал себя спартанским режимом в безукоризненной физической форме. Осознав это, он решил продолжить сон, по опыту (давнему) зная, что, выспавшись как следует, легко победит порожденного пьянкой подлого зверя. Стал радостно уходить в беспамятство сна, но телефонный звонок безжалостно возвратил его в отвратительную реальность. Он автоматически положил руку на телефонную трубку, не поднимая ее, откашлялся, проверил голос и, наконец, откликнулся в микрофон достойным басом:

— Слушаю вас.

— Это кто говорит? — потребовала его визитную карточку немолодая простолюдинка.

— А кого вы ищете? — уже раздраженно с похмелья спросил Сырцов.

— Мне Георгий Петрович нужен. Сырцов его фамилия.

— Это я, — признался Сырцов и повторил: — Я слушаю вас.

— Мне Вадик велел вам позвонить.

— Какой еще Вадик? — не понял он.

— Да Вадик же! Сын.

Понял Сырцов, какой это Вадик. И другое понял:

— Простите, не знаю, как вас зовут…

— Лидия. Лидия Трифоновна. Мне Вадик велел… — взялась она за свое, но Сырцов четко ее перебил:

— Вот что, Лидия Трифоновна. По телефону не надо мне ничего говорить. Через часок я к вам подъеду.

— Так я лучше по телефону…

— Лучше, если я к вам подъеду. Вы будете дома?

— До десяти, — растерянно сказала Лидия Трифоновна.

Он впервые в этот новый день глянул на часы. Половина восьмого. До чего же она ранняя пташка, эта милая Лидия Трифоновна.

— Ждите меня к половине десятого, — приказал Сырцов и положил трубку.

Все, с досыпом покончено. Облегчившись и почистив кислые от алкоголя зубы, Сырцов приступил к утренней разминке по максимуму: после тридцатиминутной зарядки — десять минут на силовом станке и в заключение десять верст на велотренажере. Тренировочные эти прибамбасы стояли у него в лоджии: он и свежим воздухом (если в Москве есть такой) надышался. А потом отчаянные вздохи под контрастным душем. Растираясь махровым полотенцем, вдруг вспомнил про похмелье: где оно? А его уже как и не бывало.

Допивал вторую кружку крепкого чая, когда раздался второй телефонный звонок. Второй раз глянул на часы — пора уже и выметаться: без четверти девять. Но трубку снял.

— Георгий Петрович? — вежливо осведомился интеллигентный женский голос.

— Что есть, то есть, — жизнерадостно подтвердил Сырцов.

— Здравствуйте, Георгий Петрович. Вас беспокоят из благодарного вам «Мосглобалтранса». Нам только что позвонили из банка и попросили, чтобы наши чеки были немедленно реализованы. У них, видите ли, конец полугодия и в связи с этим необходимы полные расчеты. Вы, как я понимаю, в суете деньги еще не получили?

— Не получил, — виновато признался Сырцов.

— До чего же я сообразительная! — лукаво похвалила себя дамочка. — Догадалась, с кого начать. Георгий Петрович, они ждут вас сегодня к пяти. Сможете?

— Постараюсь.

— Уж постарайтесь! Всего вам хорошего.

Хотел было выскочить, но понял, что может и не успеть вернуться домой: Лидия Трифоновна, Земцов, не мешало бы и с общей женой братьев Гореловых пообщаться. Поэтому влез не в джинсы — в брюки, натянул легкую трикотажную рубашку, надел летний блейзер — в банк же идти. Распихивая нужное по карманам, полюбовался чеком на четыре тысячи долларов. Как там у Горького? Че-аек — это звучит гордо! Хорошая штука — чек на крупную сумму. А вот «байард» под блейзер — штука нехорошая. Вчера так бок набил!

Сырцов убрал пистолет вместе со сбруей в прикроватную тумбочку и отправился в путь по уже набитым машинами московским трассам.

Лидия Трифоновна посмотрела на него (укоризненно), посмотрела на кухонные часы (демонстративно) и, усаживаясь на табуретку, заявила:

— А я уже собралась уходить.

На часах было без двадцати пяти десять, но Сырцов охотно извинился:

— Уж простите меня, дурака. Не рассчитал. Так что вы мне хотели сказать?

Она сказала о том, что он уже знал:

— Он велел передать вам свой адрес и телефон в Горьком.

— В Нижнем Новгороде, — поправил ее Сырцов.

— Для вас с Вадиком, может, и Нижний Новгород, а для меня — Горький.

Видимо, и с сыном была дискуссия на эту тему.

— Горький так Горький, — покорно и льстиво согласился Сырцов.

— Вот тут я на бумажке все написала, — с гордостью поведала Лидия Трифоновна и достала из кармана капота коряво исписанный листок школьной тетрадки. Сырцов учтиво принял бумажонку, кинув на нее беглый взгляд и вдруг по-детски жалобно попросил:

— Можно я ее у себя оставлю, Лидия Трифоновна?

— Да бери, бери! Я к нему в Горький в гости не собираюсь, а на телефонные тары-бары у меня лишних денег нету. Если надо, он сам позвонит.

Вот удача так удача! Сырцову эта бумажонка не была нужна, его лошадиная память надолго зафиксировала все, что надо, но информация на бумажке может понадобиться кому-то еще. Ну а Лидия Трифоновна со своими повседневными заботами вряд ли даже через полчаса вспомнит адрес и телефон любимого сына. Сырцов сложил бумажку аккуратно, как большую ценность, и спрятал во внутренний карман.

Первое, что он сделал, покинув гостеприимный дом Устряловых, — разорвал бумажку на мелкие-мелкие кусочки и развеял их по ветру. Воровато глянул на окна устряловской квартиры (не заметила ли святотатства мамаша — вроде не заметила), влез в «девятку» и отправился по своим собачьим делам.

* * *

Трюкач Земцов жил в хорошем новом районе, в роскошном доме, построенном в самое последнее время. Явно за наличные куплена квартирка здесь, за живые бабки. Нет, не прозябает в нужде скромный бывший спортсмен не первого ряда. И не однокомнатная, а двухкомнатная. Ушлый Сырцов по планировке просчитал это, стоя на площадке девятого этажа. Ничего особого не придумал и позвонил. За что-нибудь да зацепится, как-нибудь сымпровизирует.

— Кто? — требовательно вопросил из-за двери молодой женский голос.

Уже интересно. По сырцовским сведениям Земцов был холост.

— Мне бы Юрика, — жлобски признался Сырцов.

— А кто вы такой? — продолжила допрос приблудная девица.

— Жора с «Мосфильма», — отчасти приврав, сообщил Сырцов.

Дверь решительно открыли, и Сырцов увидел миниатюрную очаровашку в мини-халатике, которая строго посмотрела на него и строго же спросила:

— Когда вы с Юрием договаривались о встрече?

— Вчера. Он мне позвонил и сказал, чтобы я зашел. Мол, дело есть.

— Утром, вечером? — допытывалась дева.

— Что — утром-вечером? — тупо переспросил Сырцов.

— Звонил когда?

— Днем. На работу, — бойко ответил Сырцов.

— Проходите. Поговорить надо, — решила дева и посторонилась, впуская в апартаменты незваного гостя. На всякий случай бойко пошаркав подошвами о джутовый половичок, Сырцов проследовал за ней в столовую-гостиную. И внутри все шикарно, как говорится, от Франко Фортини.

Сырцов осторожно сел в кожаное кресло и спросил у девы, которая, повернувшись к нему спиной, бессмысленно смотрела в окно:

— Вы теперь его жена?

— Угу. Теперь, — подтвердила она, повернувшись к нему, и, подойдя, решительно устроилась в кресле напротив. — Я приехала сюда вчера в четыре. А в пять Юре позвонили, и он сказал, что у него срочные дела часа на два-три. Просил подождать его. Вот я и жду. Это не вы звонили?

— He-а. Юрок сам мне позвонил часа в два и договорился со мной на сегодня. Вот я и пришел.

— Я очень беспокоюсь, Жора. Ведь вас Жорой зовут?

— Георгием, — поправил Сырцов. — А вас?

— Ольгой. Олей. Он меня Лелей зовет, — представилась она, и Сырцов вдруг увидел ее потерянно-мечущиеся глаза. — Я очень боюсь. Георгий.

— Боитесь, а мне открыли без всякого, — укорил он.

— Я не за себя, я за него боюсь.

— Так, может, просто загулял с пацанами?

— Может, и загулял, — покорно согласилась Оля.

Не зря она боялась. И, скорее всего, не загулял Земцов с пацанами. Сырцов покряхтел, покряхтел и предположил:

— А если у родственников случилось что?

— Родственников у него — только сестра. В Магнитогорске.

— Да все в порядке будет! — отчаянно утешил Олю Сырцов.

— Он бы обязательно позвонил мне! Обязательно.

— Закрутился, завертелся, мало ли что…

— Все равно он бы позвонил.

— С чего это такая уверенная?

— Он любит меня. А я его. Я сразу поняла, что он какой-то странный, не такой, как всегда. И не сказал ничего, а всегда говорит…

Плохи дела у девушки Оли. Вернее, плохи дела трюкача Земцова, совсем плохи. Сырцов потер ладонями колени и спросил:

— Я пойду, Оля, а? А к вечеру позвоню.

— Посидите еще, Георгий. Мне с вами не так страшно.

— А чего бояться-то? — фальшиво удивился он.

— Я знала, знала, что все так кончится! — вдруг крикнула она и закачалась в кресле, как мусульманин на молитве.

— Что — все это? — осторожно поинтересовался Сырцов. Теперь она испугалась себя. Исподлобья быстро глянув на Сырцова, ответила как бы беспечно:

— А! Глупости! — встала, ожидая, когда поднимется Сырцов. Дождалась и напомнила: — Вы торопитесь, не буду вас задерживать.

Давить на нее сейчас или не давить? Сырцов недолго постоял в задумчивости и решил, что еще рановато. Не дозрела и надеется. А вечерком следует наведаться. Вздохнул и сообщил:

— Ну, я пойду. До свидания, Оля.

Влез в «девятку» и кулаками ударил по баранке. Легкомысленный козел, а не профессионал. «Чивес регал» ему, скотине, подавай! Он мог вчера успеть, он мог. И не успел.

Все. Эмоции в сторону. Они просчитали, что он, Сырцов, копает. Но для просчета необходима информация. Только два возможных канала: братенник с двойной женой и наивный дурачок Земцов. Скорее всего, оба сработали. Опять же альтернатива: кого они будут убирать? Концы или его, Сырцова? Для начала, вероятно, самое слабое звено — Земцова. Не было Сырцову жаль кинотрюкача, не за что его жалеть, сам в твердом рассудке и незамутненной памяти в вонючее дерьмо полез, не чуя запаха этого дерьма, а чуя лишь дурманящий аромат больших и легких денег. Не жалко, не жалко. И тут же Сырцов вспомнил потерянно мечущиеся глаза Оли. Вот ее действительно жалко. Жалел ее потому, что она потеряла Земцова, которого он не жалел?

* * *

Сейчас же, сейчас же о другом. Семейство Гореловых. Пока их убирать не будут, больно тугой узелок эта троица. Тем перспективнее она для него. Итак, Всеволод Всеволодович и их жена. Сырцов вдруг с огорчением понял, что не помнит, как зовут жену. В раздражении он через открытое окошко сплюнул на тротуар и изрек вслух:

— Жена есть жена!

На Кунцевских холмах он был в половине второго. Неподалеку отыскал телефон-автомат (десяток постоянно возобновляемых жетончиков всегда имел при себе) и набрал номер квартиры Гореловых.

Ленивый женский голос протяжно откликнулся на звонок:

— Да-аа. — Сырцов молчал, стараясь дышать беззвучно. Ленивый голос мигом преобразился в раздраженный: — Вас слушают!

Послушай, голубка, послушай. Голубка послушала недолго и, ничего не услышав, шмякнула трубку.

— Ну, а теперь подождем под дождем, — опять же вслух решил Сырцов, хотя и намека на возможные осадки не было. Он поставил «девятку» метрах в пятидесяти от их подъезда, сообразуясь с возможным отъездом одной из семи машин, стоявших неподалеку от дверей, и, устроившись поудобней, принялся ждать. Если по правде, то вся сыщицкая работа состоит из двух действий — ждать да догонять. Но, как гласит народная мудрость, хуже нет — ждать да догонять. Справедливости ради следует отметить, что его учитель Александр Иванович Смирнов, Дед, внес некоторые поправки в эту поговорку, считая, что еще хуже, когда догоняют.

Она вышла из подъезда в двенадцать минут третьего. Ничего себе дамочка. Только бы ее в метро не понесло. Слава богу, уселась в небольшой «фольксваген» и, особо не разогревая мотор, покатила по дороге вдоль линии метро. У станции «Филевский парк» повернула направо и через мост, уже порядком ускорившись, рванула по Ломоносовскому.

«Вести» «фольксваген» в неохватном автомобильном стаде, которое образовалось сразу же после Мосфильмовской, дело несложное. Одна лишь задача: не дать очередному светофору расцепить их. Ну, это Сырцов умел. Вот и Ленинский. Направо, налево. Что ж, поехали налево, к центру. Но явно не в центр: туда бы она по Кутузовскому отправилась.

Сразу же за озадаченным, с растопыренными руками Гагариным «фольксваген» ушел направо. Здесь ему надо быть осторожным — отделился от массы. «Фольксваген» нырнул в арку. Отпустив его метров на тридцать, «девятка» тоже проследовала во двор.

Дама заглушила мотор у пятого подъезда, а он — у третьего. Сырцов опять взъярился на себя: как же ее зовут? Безымянная дамочка, вытащив из багажника объемистую сумку (заранее, значит, положила), скрылась в дверях. Спринтерский рывок, и Сырцов оказался в междудверье тогда, когда она входила в лифт. Сдвинулись дверцы, и Сырцов засек время. Ни кода, ни особых запоров здесь не было, и он без помех проник в вестибюль. Лифт еще шел. Шестой, седьмой… На восьмом этаже лифт остановился. Кнопка погасла, и Сырцов вызвал подъемное устройство к себе, вниз. В кабине висела таблица с номерами квартир по этажам, по две на каждой площадке. Итак, восьмой. Квартиры сто тринадцатая и сто четырнадцатая.

Маловероятно, что в сто тринадцатой или сто четырнадцатой обосновался на жительство покойный агент МУРа Никита Горелов по кличке Цыпа. Скорее всего, здесь проживает неинформированный посредник-пешка. Все же стоило проверить. Сырцов вернулся к «девятке».

Дамочка обернулась ровно за семь минут. Возвратилась она без сумки. Так что же: сумка или дамочка? Сырцов, понятное дело, выбрал дамочку: сумочка в неподвижности, и сколько она будет находиться в этом состоянии — одному Богу известно.

На улице старой сексотки Стасовой развернулись и помчались вспять. Всеволод Всеволодович Горелов ждал жену у дырки, ведущей к гнезду борцов за дело трудящихся — к зданию независимых, так сказать, профсоюзов. Горелов-старший влез в «фольксваген», они о чем-то недолго поговорили и поехали. Уже с программистом за рулем.

Скорее всего домой. Но и проверить не помешало бы. Сырцов и проверил. Все подтвердилось: чета, подъехав к родному дому, тщательно заперла «фольксваген» и, неоживленно переговариваясь, удалилась под родимый кров. Как настойчиво спрашивал добросовестный еврейский учитель у тупых своих учеников: что мы имеем с гуся? С наибольшей долей вероятности связь дружной семейной пары с безвременно ушедшим в мир иной родственником. И как следствие, полная осведомленность этой пары о ловком фокусе, который проделали им известные, а ему, Сырцову, пока неизвестные хитроумные граждане. Вооружившись кое-какой информацией, можно будет эту парочку и раскрутить. Можно и нужно. А сейчас за информацией.

Из знакомой будки он позвонил Демидову и попросил его узнать, кто проживает в квартирах сто тринадцать и сто четырнадцать. Было десять минут пятого. Пора и в банк за цветной капустой.