В ожидании бестолково, как все дамы, собиравшейся к поездке вместе с ними в Москву Дарьи Михаил Семенович и Константин с помощью квалифицированного гида Славика при дневном свете знакомились с изменениями в дизайне «линкольна», происшедшими в связи со вчерашним. В пробоину, которую изучали последней, Михаил Семенович даже заглянул. Но ничего не увидел и поэтому уже раздраженно осведомился у Славика:

— Ну и что мы с этим дырявым корытом делать теперь будем?

Бодрый, выспавшийся (потому что все в доме спали до упора) Славик был полон оптимизма:

— Дырки заварим, подшлихтуем, дадим полный покрас, и будет у нас она как новенькая — все равно его уже надо было красить… — Славик называл свою механическую игрушку и на «вы» и на «ты», в мужском роде и женском.

— Выкрасим и выбросим, — резюмировал недоверчивый босс.

— Типун вам на язык! — всерьез пожелал Славик, а Константин запоздало удивился:

— Двенадцать пуль и ничего существенного не задели!

— Ничего! — хвастливо подтвердил Славик. Будто это его достижение.

— Одиннадцать без пяти, — от нечего делать глянул на часы Михаил Семенович и тут же выдумал: — А мне к двенадцати обязательно надо в конторе быть. — Сделал озабоченный вид, сосредоточенным деловым взо ром разглядывая по очереди Славика и Константина. Никто не выразил ему сочувствия. Тогда он привычно заорал, зовя всех находившихся в доме: — Дарья! Берта!

— Берта-то тебе зачем? — спросила Даша, выходя на крыльцо.

Она собиралась в город. Но в девять позвонила Анна и велела быть у нее к часу дня. А раз велела Анна — мать игуменья всероссийского эстрадного монастыря, — хочешь не хочешь — надо было ехать.

— Попрощаться с ней желаю, — важно объявил Михаил Семенович.

— Уж до того вы вежливый, уж до того воспитанный! — опять перешла на старорусскую напевную речь Берта Григорьевна, объявившаяся рядом с Дашей.

— Будь здорова, Берта! Не поминай лихом! — торжественно возгласил Кобрин.

— И вы уж простите меня, нерадивую!

Поигрались и замолчали. Славик полез за баранку. И тут в переулке раздалось старомодное мелкое бренчанье: кто-то катил на велосипеде. Все, как по команде, глянули за забор. Выписывая кренделя меж луж в поисках сухого пути, вертел руль велосипеда здоровенный пожилой мужчина, можно сказать — дед. Дед, почувствовав напор многих глаз, обернулся, увидел «линкольн», увидел компанию вокруг машины, увидел Дарью на крыльце, тормознул, завалив велосипед набок, стал одной ногой на землю и поздоровался с хозяйкой:

— Доброе утро, Дашенька.

— Здравствуйте, Александр Иванович, — с улыбкой отозвалась Дарья.

— Кто это? — грубым шепотом спросил у Берты Михаил Семенович. За Берту ответил здоровенный дед, судя по всему, наделенный отменным слухом.

— Смирнов. Александр Иванович Смирнов. Дашин сосед, — представился он. — Как я слышал, ваш автомобиль обстреляли вчера вечером. Разрешите глянуть?

И, не дождавшись разрешения, бесцеремонно открыл калитку и вошел на участок, катя рядом свой велосипед.

— Вы — автомеханик? — недружелюбно поинтересовался Михаил Семенович.

— Я — отставной мент, — честно признался Смирнов, уже стоя рядом с Константином. Но смотрел он не на Константина и не на Михаила Семеновича. Он внимательно разглядывал кузов «линкольна». Затем привалил велосипед к радиатору и обошел машину кругом. Вернулся на исходную позицию и спросил у Славика, который, позже заинтересовавшись происходящим, выбрался из-за баранки: — Стреляли перед последним поворотом на Новые Горки?

— Так точно! — отрапортовал Славик, недавно оттрубивший срочную службу в армии и потому сейчас селезенкой почувствовавший немалое офицерское звание «велосипедиста».

— Левый стрелял с территории заброшенной дачи иранского посольства, а правый дал очередь прямо из придорожной канавы, — как бы самому себе сообщил Смирнов.

— Ну и что из этого? — раздраженно перебил его Михаил Семенович.

Дед поднял на него насмешливый взгляд.

— Пока ничего. Пока вас пугали. Квалифицированно, между прочим. Отличные стрелки.

Спокойный тон деда давно раздражал Кобрина.

— А зачем вы мне это сообщаете? Пугали, не пугали!.. В нас стреляли, понимаете, стреляли! — кипятился Михаил Семенович.

— А я вам говорю, что в вас не просто стреляли — вас серьезно предупреждали. И не китайское это двести семьдесят четвертое предупреждение. Это — первое и последнее.

— Мне непонятно, почему вы так заботливы по отношению ко мне, — не изменил своего презрительного задиристого тона Кобрин. Но завести невозмутимо улыбавшегося Смирнова ему не удалось. Александр Иванович оценивающе осмотрел бизнесмена и сказал абсолютно искренне:

— Почему вы решили, что я забочусь о вас? Честно признаюсь, меня не особо волнует то, что с вами будет.

— Тогда извольте избавить нас от ваших рассуждений!

— Вас, — Смирнов направил в грудь Михаила Семеновича массивный указательный палец, — с удовольствием избавляю.

— Я опаздываю! — дав понять, что у него нет желания продолжать дискуссию, объявил Кобрин и взялся за ручку дверцы своего автомобиля.

Никак не отреагировав на поспешный жест продюсера, Константин негромко спросил Дарью:

— Даша, а твоя машина где?

— В гараже, — глядя на Мишаню, ответила Даша.

— На ходу?

— Вполне.

— Тогда счастливого пути тебе, голубок! — Константин похлопал Михаила Семеновича. — Торопись. Надеюсь, ты успеешь. А мы с Дашей уж как-нибудь, не торопясь, спокойненько, на ее автомобиле до Москвы доберемся.

Михаил Семенович, поджав губы, резко открыл дверцу, уселся, с силой захлопнул дверцу и приказал уже сидевшему за рулем Славику:

— Поехали!

Переваливаясь на колдобинах дороги, как беременная такса, «линкольн» двинулся по переулку.

— Александр Иванович, я бы вас чайку пригласила попить, да вот незадача — в город уезжаю! — обратилась к Смирнову Даша.

— Как-нибудь в следующий раз, — без обиды отозвался Смирнов.

— Как это — в следующий раз?! — возмутилась Берта Григорьевна. Пускай себе едут, а мы с вами, Александр Иванович, чаю выпьем. И еще как!

— Не играйте с огнем, Берта, — предостерег Смирнов, — у меня с ранней молодости слабость к роскошным еврейским красоткам.

— Как говорит! Как говорит! — восторженно ахнула Берта.

Даша погладила ее по плотной спине и милостиво разрешила:

— Соблазни его, Берта.

— Почти уже соблазнила, — заверил Смирнов.

— Тогда все в порядке, и мы со спокойной душой уезжаем. Костя, ключи от машины в прихожей у зеркала. — Костя молча пошел в дом. — Как Лидия Сергеевна? Ксюшка?

— В полном порядке, — отрапортовал отставной мент.

Вернулся Константин и, позванивая связкой ключей, сказал Смирнову:

— Если можно, познакомьтесь и со мной, Александр Иванович.

— А я вас лет пятнадцать как знаю, с первого вашего появления на футбольном поле, Костя. Правда, заочно, так сказать, — протянул руку Смирнов. — А теперь вот очно. С радостью.

* * *

Резвый "форд скорпион" уже бежал по Ярославке, когда Константин спросил:

— Оказывается, ты хорошо знакома со Смирновым и Смирновыми. Чего же вчера темнила? — И передразнил: — "Мы с ним регулярно здороваемся".

— А что — не регулярно? — сказала, чтобы что-то сказать, Даша.

— Ты что, боишься, он ненароком сунет нос в ваши дела? — догадался он.

— Не хочу. Так точнее.

— Почему?

— Потому что стыдно. Ты знаешь, Костя, все мы, кто в какой-то мере связан с развлекательным бизнесом (кстати, и ты в том числе), живем какой-то странной и не всегда добропорядочной жизнью. Скрываем доходы, прячемся от налогов, выкидываем дешевые рекламные трюки. Что может подумать обо мне отставной полковник Смирнов, существующий на пенсию?

Константин засмеялся и смеялся долго. Отсмеявшись, покровительственно объяснил:

— Ах, ах! А он и не знает! Он знает о нас все, Дашура. Он много лет имел дело с изнанкой жизни и знает про эту жизнь то, чего мы и не подозреваем. Неужто ты серьезно думаешь, что он не понимает, чем мы живем и как мы живем?

— Может, ты и прав, — тихо согласилась Даша. — Только все равно стыдно.

— Нам бы с ним посоветоваться…

— Не надо, — твердо решила Даша.

— Не надо так не надо, — подозрительно легко согласился Костя и перешел на другую тему: — Ну и что вы у вашей матери игуменьи делать собираетесь?

— А черт его знает! — оживилась Даша и передразнила властную Анну: "Без всяких разговоров! Дело касается всех нас".

— Сплотимся в борьбе с самозванцами и их убийцами? — предположил он.

— Не надо так, — попросила Даша.

— Что это ты так строга! А когда Анна повторит мои слова, будешь согласно кивать головой и улыбаться?

— Она будет говорить то, да не так, — убежденно сказала Даша.

"Форд" у Сухаревской площади сделал левый поворот на Садовое, а потом направо — на проспект Сахарова. На Садовом Даша с улыбкой вспомнила:

— А я в прошлом году, задумавшись, вслед за троллейбусом прямо на одностороннюю Сретенку выскочила. И ничего! Ни гаишника, ни свистка. Спокойно свернула в Последний переулок, и с концами. И права целы, и штрафа с меня не содрали! — хвастливо завершила она.

— Ты — везучая, — успокоил он.

— А если бы лихой нувориш какой-нибудь выскакивает на "гранд чероки" прямо из-за троллейбуса и налево, на мою полосу? Что было бы со мной?

— Уже ничего не было бы, — согласился Константин. — И тебя тоже.

— Веселую же байку я тебе рассказала! — усмехнулась Даша.

— Осмотрительнее будь, дамочка, — посоветовал он. — Во всем.

Свернули на Бульварное. После Трубной стали спотыкаться на перекрестках. Но ничего, минут за пятнадцать дотянули до Сивцева Вражка и, попетляв немного, прибыли.

Короткий и тихий переулок был забит иномарками, исключительно иномарками. «Мерседесы», "паккарды", «ауди», "опели", «форды», "вольво", «тойоты», "мицубиси", «хундаи» стояли на проезжей части с двух сторон, нахально громоздились на тротуарах, бесцеремонно устроились на стоянку в соседних малых дворах. Константин дважды прокатился по переулку, но места «форду» не нашел и припарковался в соседнем.

— Ну шагай, — предложил он Даше. — А я пойду погуляю. Думаю, ваше совещание на час-полтора, если водку трескать не начнете. Но в любом случае в половине третьего подойди к машине.

Она сидела, думала. Вдруг попросила:

— Костя, пойдем со мной, а?

— Не хочется чевой-то, — честно признался он. Но без категоричности.

— Пойдем! Пойдем! — Она, в предчувствии победы, уже теребила его за рукав.

— Пойдем! — залихватски решил он.

Вальяжный швейцар, открывая дверь, учтиво, но с достоинством сообщил:

— Вас ждут, Дарья Васильевна, — и вопросительно посмотрел на Константина.

Даша в последний миг удержалась, чтобы не произнести: "Этот товарищ со мной", холодно кивнула швейцару, взяла своего кавалера под руку и вместе с ним прошла к лифту. Швейцар уважительно смотрел им в спину.

Открыла дверь Сама. Ни здравствуй, ни прощай. Дала Даше поцеловать себя в щеку, одновременно внимательно разглядывая неизвестного ей Дашиного спутника. Первые впечатления никак не высказала. Спросила только:

— Это кто? Лицо знакомое, а не узнаю.

— Бывший мой муж, — представила Константина Даша.

— Первый, — поправила ее Анна.

— Бывший, — настояла на своем Даша. — Константин.

— А, футболист, — вспомнила Анна. — Что ж, заходи, футболист.

В громадной квартире было тесно. В многочисленных комнатах, включая и спальню, бесцеремонно колбасились человек пятьдесят-шестьдесят. Звезды, звездочки, планеты, кометы и метеориты российской эстрады. По большей части с мужьями и женами. Наиболее отчаянные (они же наиболее жаждущие) из мужского состава уже «причащались» у длинного бара. Напитки были широко представлены на полках и на стойке.

— Кого ждем?! — криком осведомился мордастый солист популярной группы, который, выпив, косил под приблатненного. Надо сказать, тут все изображали кого-то или чего-то. Сама Анна, например, будто только что покинув родные степи, прибыла с юга России. На плейбейском суржике она спросила у присутствующих:

— Кто-то еще должен приползти. А кто — убей Бог, не знаю. Произносила «хто» и «бох». — Погодим малость или сейчас прямо и приступим?

— Я уже приступил! — показывая опорожненный длинный стакан с подтаявшими шариками льда, признался до невозможности красивый любимец тинэйджеров, а король Подмосковья подхватил:

— Третий день пьем за здоровье вашего величества! — процитировал он текст телеграммы Николаю Второму от тульских помещиков, забывших вовремя поздравить царя с днем рождения. Начитанная Анна ответила ответом царской депеши:

— Пора бы и кончать.

— Именно! — поддержал ее двухметровый супермен. — Кончай базар, рванина!

— Устраивайтесь по насестам, и чтоб тихо было! — скомандовала Анна, заняла за стойкой место бармена и оттуда наблюдала, как рассаживались — кто на длинные диваны вдоль стен, кто на стулья, кто на высокие пристоечные табуретки, а кто и просто на пол. Дождалась и оценила как мизансцену, так и участников ее:

— Табор на отдыхе! Постановка Николая Сличенко! Только вместо сомнительных цыган — еще более сомнительные светила российского поп-небосклона.

— Обидимся, Нюшка! — предупредила ее подружка-ровесница, когда-то, давным-давно, бывшая Анне и соперницей.

— На правду не обижаются, — успокоила ее Анна и приступила к делу: Мы сегодня собрались исключительно в своем кругу. Ну, еще мужья, жены, любовники и любовницы. Без них никуда не денешься. Слава богу, все выполнили мое условие: ни менеджеров, ни продюсеров, ни рекламщиков, ни спонсоров здесь нет.

— А Веркин полюбовник Жорка — не только ее полюбовник, но и ее продюсер! — сладострастно наябедничал любимец тинэйджеров.

— Где ты, Жора? — ласково поинтересовалась Анна. Жора незамедлительно поднялся с пола и независимо и слегка презрительно оглядел всех. — Вот что, милый Жора, иди-ка ты в свой «мерседес» и подожди Веру там. Мы долго не задержимся.

Жора молча было направился к выходу, но не стерпел, обернулся:

— Знаете, кто вы? Фальшивые дети лейтенанта Шмидта, собравшиеся на съезд, чтобы изобличить Паниковского, который ползал по вашим плодородным участкам.

Сказал и ушел. Мордастый солист радостно догадался:

— Это он из "Золотого теленка"!

— Спасибо, Боря, разъяснил, — театрально поклонилась Анна и начала всерьез: — Мы в беде, дорогие мои. Дело не в том, что испоганены наши возможные площадки, дело не в том, что за наш счет наживаются жулики и бандиты с большой дороги. Дело не в бабках. Самое отвратительное и страшное, что под сомнением наши репутации, наше стремление к честной работе, наш профессионализм.

— Пусть нам серут на голову, но мы откроем рот! — дурашливо выкрикнул король Подмосковья. — "Планы намечены, цели определены — за работу, товарищи!"

— Балда ты, Серя, — без злобы констатировала Анна. — Но, пожалуй, в одном вы с Леонидом Ильичом правы: всем нам вместе следует определить цель и разоблачить тех, кто сильно портит нам жизнь.

— Герцен и Чернышевский, — снова не сдержался король, — "Кто виноват?" и "Что делать?".

— И опять ты прав. — Анна с безнадежной грустью глянула на свою команду. — Наши благодетели-кровососы, занимающиеся организационно-финансовыми делами, палец о палец не ударяют: считают, что это их не касается, да и что, мол, суетиться, если бабки капают по-прежнему. Нам, только нам надо спасать свою честь. Надо что-то предпринимать. Есть соображения?

— Дашка и Владлен вляпались, пусть они и выкручиваются! — брякнул двухметровый красавец.

— А если завтра такое с тобой? — спросил томный длинноволосый Владлен и легким откидом головы привел свою дивную прическу в порядок.

— Со мной такого не может быть! — убежденно заявил красавец. — Пойди найди двойника ростом метр девяносто восемь!

— Постараются и найдут, — заверила Анна. — Выкручиваться ты не должен, Владлен. Но какие-нибудь догадки, подозрения, предположения у тебя имеются?

Владлен посопел-посопел, набираясь храбрости, и родил наконец:

— Имеются. Михаил Семенович перед тем, как на мне остановиться, просмотрел десятка два молодых. Я думаю, кто-то из них.

— Он что — вас под чей-то размер подгонял? — догадалась Анна.

— Михаил Семенович хотел принца из "Золушки", — застенчиво признался Владлен.

— Анюта, радость моя, ты что, хочешь, чтобы мы в детективов переквалифицировались? — поинтересовался король Подмосковья.

— Пока нет, — сказала Анна. — Даша, ты нам ничего не скажешь?

Сидевшая на диване Даша встала, как школьница из-за парты, и, для уверенности держась за Костино плечо, ответила:

— Мне нечего сказать, Аня. Ей-богу, нечего.

— Боишься кого-нибудь обидеть подозрением? — поняла Анна. — Что ж, твое дело. Хотя и наше тоже. Ну да черт с тобой. У кого-нибудь есть какие-нибудь соображения острого ума?

— Лабухов надо присоединить, — убежденно заметил круглолицый патриарх, сам себе композитор и певец. — У них тоже свое достоинство имеется. Пусть прошерстят всех мелочевых инструменталистов. Ведь не ваньки с палками выходили у самозванцев в аккомпанирующих группах.

— Мысль, — согласилась Анна. — Еще кто?

Встал двухметровый и вдруг заорал популярным баритоном:

— На хрена нам вся эта самодеятельность?! Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Все, как говорит наш пронырливый дружбан Фоменко, проще простого! Кстати, его здесь нет?

— На чёсе, — сообщил неизвестно кто.

— И слава богу, — успокоился саженный красавец. — У меня предложение.

И замолчал в ожидании, чтобы попросили продолжить. Многоголосо и вразбивку попросили:

— Валяй, излагай! Кончай кокетничать! Да ты умный, Федя!

— Да, я — умный, — подтвердил двухметровый Федя. — Я ситаю, что имеет смысл скинуться по-мелкому и нанять суперсыщика.

— Суперсыщики только в американском кино. Где их взять-то, суперсыщиков? У нас, похоже, одно жулье, — грустно оценила Анна положение на российском рынке сыска.

— А ты своего полкаша-поклонника из ментовки к делу приспособь, невинно посоветовала подружка-ровесница. — Того, который в МУРе. Махов, что ли?

— Я, конечно, с Леонидом поговорю, — покорно согласилась с ней Анна. Но что он может сделать? Преступления-то не на его территории, и, понятное дело, никто ему не позволит ими заниматься.

— Так пусть хоть хорошего сыскаря присоветует! — осенило догадливого короля.

— Ша, козлы и козлицы! — приказал умерить вновь возникший гам патриарх и устрашающе поднялся. — Теперь слушайте меня. Во-первых, Анна права во всем: не пристало нам быть в дерьме. И противно, и неэстетично, и самоуважения не прибавляет. Просто так дело оставлять нельзя. Во-вторых, к моему полному изумлению, прав и Федька: надо всерьез скинуться на настоящего профессионала. И, наконец, в-третьих. Права и наша многоопытная Ритуля: сыскаря надо брать только по рекомендации полковника Махова. Я его знаю, дельный мужик.

— Это не Ритуля, а я! — обиженно заявил о своем первородстве король Подмосковья.

— Ты, ты! Ты с Ритулей, — пошел на компромисс патриарх. — Чтобы не было никакого стеснения в средствах на первом этапе, предлагаю первоначально всем отстегнуть по зеленому куску.

— Не многовато ли? — усомнился прижимистый любимец тинэйджеров.

— Уж ты-то не обедняешь! — не скрывая злобной зависти, срезала его Ритуля.

После этой короткой перестрелки все присутствующие ненадолго замолчали, что способствовало мыслительному процессу короля Сери. Его осенило в третий раз.

— Предлагаю все полномочия в решении этого вопроса передать нашей благодетельнице, хозяйке этого дома, великой и несравненной Анне! — Не давая Анне передышки, быстро скомандовал веселой толпе: — Голосуем! Кто за то, чтобы избрать нашим уполномоченным по борьбе с коррупцией и преступностью на российской эстраде мудрую хозяйку этого дома? — И первым стремительно вознес правую руку.

Господи, как хорошо-то! Откупиться тысчонкой, и пусть всем зараза Анька занимается! Лес рук, лес рук! Понимающе и слегка брезгливо глядя на эгоистично ликовавшее стадо, Анна устало сказала:

— Тогда не уполномоченным, а уполномоченной. Впрочем, я и предполагала, что все этим кончится. Только не думайте, девочки и мальчики, что я вас оставлю в покое. Если понадобится, каждый из вас будет делать все, что я прикажу. Надо будет говно есть, будете есть говно.

— Будем! Будем! И съедим, если надо! — восторженно соглашались звезды эстрады, твердо зная, что не только говно есть, но и вообще что-нибудь делать не будут. Первым, картинно сводя ладони, гулко захлопал гигант Федя, и тут же раздался дробный гром аплодисментов. Знали, стервецы, слабинку матери игуменьи. Анна разрумянилась, зарделась от удовольствия и, стесняясь этого удовольствия, неискренне попросила:

— Ну, хватит, хватит!

В звонком треске ладоней слова ее не были слышны, но изощренные в пенье под фанеру певцы и певуньи прочитали эти слова по артикуляции, и от этого овация набрала новую силу. Правда, вскорости устав, перешли на скандирование с легким подхлопом:

— А-ня! А-ня! А-ня!

Достали. Анна цвела, как роза на солнышке под слепым дождем. Постепенно стали убирать звук. Все тише и тише:

— А-ня! А-ня. А-ня.

Вот и шепот. А вот и тишина. Разрывая эту тишину, Анна сказала низким-низким голосом:

— Спасибо, любимые мои.

— И мы тебя любим, Нюшка, — признался патриарх, подошел и через стойку звучно расцеловал ее в обе щеки. С делами было покончено, и Анна объявила о втором отделении:

— А теперь выпить и закусить! Трех бабенок пошустрее мне в помощь!

Желающие мигом нашлись. Этот дом был приспособлен именно для таких сборищ. Мужчины отделили от стены низкую панель, которая превратилась в длинный-длинный и высокий — точно под стойку — стол, который тотчас протянулся через всю громадную комнату от бара до дальней стены.

Женщины таскали из кухни блюда с разнообразными маленькими бутербродами, салатницы с салатом, плошечки с оливками, солеными супермелкими огурчиками, с маринованным чесноком, с солеными орешками. Все это заранее заготовили добровольные кухарки из неистовых почитательниц таланта хозяйки дома.

Отдельные мужички-добровольцы тоже были при деле: из шкафов бара извлекали соответствующие емкости и вместилища напитков, равномерно расставляя их на бесконечном, как дальняя дорога, столе.

От некоторых семейств, легкомысленно прибывших без шоферов, пили делегаты (чаще, естественно, мужья), предусмотрительные же навалились на халявку полным составом. Сначала выпили, понятное дело, за хозяйку, потом за то, чтобы всем им было хорошо, затем за то, чтобы всем их врагам было очень плохо. После этого пили бессистемно и вразбивку.

Даша, по малости отметившаяся на тостах, тихо предложила Константину:

— Отвези меня домой, Костя, устала я.

Он согласно кивнул, и они стали по возможности незаметно перемещаться вдоль стола к выходу. И все бы удалось, если бы не всевидящая ветеранша Ритуля. Когда они были уже у двери, она на своем характерном, известном всем лет двадцать взвизге сообщила:

— Нюрка, Дашка в отвал намылилась!

— Эй, эй, куда?! — грозно-весело осведомилась разогревшаяся уже Анна.

— Домой, — тоненьким голосом сообщила Даша.

— У нас по-английски не принято, — объявила Анна, но вдруг сменила гнев на милость: — Сейчас провожу.

— Стоит ли? — учтиво возразил Константин, но Анна уже шла к дверям. Подошла негромко и совершенно трезво спросила:

— А теперь, не при всех, может быть, скажешь мне что-нибудь, Дарья?

— Ну нечего, нечего мне сказать! — отчаянно почти прорыдала Дарья.

— Тогда вали, — презрительно разрешила ей Анна, а Константина похвалила: — Ты мне понравился, футболист. Хорошо слушаешь и хорошо молчишь.

Усевшись рядом с уже включившим мотор Константином, Даша капризно ударила кулачком по приборной доске:

— Ну что она хочет от меня, что?!

На этот вопрос можно было и не отвечать. Константин и не ответил. Даша теперь была обижена на весь мир, и пятьдесят минут до МКАД ехали в недоброжелательном молчании. За гаишным постом он освобожденно прибавил скорость. От скорости, наверное, от ощутимого ветра навстречу, от прямой дороги Дашу отпустило. Примирительно шмыгнув носом, она поинтересовалась:

— Ты у меня останешься?

— Нет, — твердо отказался он. И для того чтобы смягчить категоричное «нет», добавил: — Просто не могу, Дашура.

— А как же я? Мне же страшно!

— Я так понимаю, что Мишаня доблестного Артема пришлет. Если не прислал.

И точно: их встречал Артем. Небрежно кивнув Константину, он, вытянув руки по швам, приветствовал хозяйку:

— Здравствуйте, Дарья Васильевна! Как ваше самочувствие?

— Все сама чувствую, — решила поерничать Даша. — А что чувствую — и не пойму никак. — И позвала Константина: — Пошли в дом.

Константин, стоявший у машины, напомнил ей:

— Я поеду, Даша.

— Ой, а на чем? Машина-то мне завтра с утра понадобится.

— Как все нормальные люди. На электричке, — сказал он и протянул ей ключи от автомобиля.

Она заглянула в его развеселые глаза.

— Ну, ты даешь, Костька!

— До свиданья, друг мой, до свиданья… — пропел Константин, и она вспомнила их вечную игру в продолжение стихотворения.

— Милый мой, ты у меня в груди, — подходя к нему, выдала вторую строчку Даша.

— Предназначенное расставанье… — Он взял ее руки в свои.

— Обещает встречу впереди. — Она освободила руки, обняла его за шею и в открытую поцеловала в губы.

Артем понимающе улыбнулся.

Константин вышел за ограду и махал рукой до тех пор, пока Даша не ушла в дом. Оглядываясь, проследовал за ней и Артем.

Константин по проулку миновал два забора (первый Дашин) и остановился у калитки третьего. За добротным, тщательно покрашенным штакетником стоял бревенчатый с занятным мезонином и веселой в разноцветных стеклах верандой дом. Хозяева были на участке: трое в тренировочных костюмах темпераментно кидали через забор на ничью территорию тяжелый грязный весенний снег широкими деревянными лопатами.

— Добрый день, Александр Иванович! — зычно то ли приветствовал, то ли позвал Константин. Обернувшийся Смирнов тотчас принял классическую позу человека с лопатой: поочередно уложил обе ладони на черенок, а подбородок на тыльную сторону верхней ладони. Присмотрелся, узнал:

— Так уже к вечеру ближе, Константин.

— Тогда добрый вечер. Вам и вашим дамам, — бодро поправился непрошеный визитер.

— Я так понимаю, ты поговорить со мной хочешь? — Смирнов задал вопрос, который можно было и не задавать.

— Если можно, конечно, — подтвердил Константин. Смирнов оторвался от лопаты, обернулся, распорядился:

— Кончай шуровать, начинай вкалывать! Бросайте лопаты, бабы! Идите знакомиться.