Лицо старухи было перекошено злобой и одновременно ужасом. Сморщенное, желтое лицо с беззубым ртом, и только два глаза, как два рубина, горели ярким злым огнем. Ужас, почему ужас в ее взгляде? – пронеслось у меня в голове, и вообще я не понимал, что происходит. Почему старуха так меня испугалась и почему частенько нечистая сила так шарахается от меня или ведет себя сдержанно? Мысли путались в голове, но я догадывался, почему. Тут, конечно, стоит внести ясность, иначе все подумают, что у автора «крыша сьехала».
… Будучи еще маленьким мальчиком, я был не крещен. То отец с батюшкой напьются и непременно сорвут крещение, то церковь закрыта по причине разборок компетентных органов с батюшкой, подозреваемым в антисоветчине, то еще какая причина. В общем, не судьба. Так я и жил нехристем. Однажды, тяжело заболев, простудившись, я лежал в своей постели и бредил от высокой температуры. За окном был вечер и завывала вьюга. В комнате был полумрак. Рядом на табурете стояли всякие микстуры и лежали многочисленные лекарства. Вдруг комната стала наполняться каким-то светом, от которого мне стало легко и приятно. Почему-то очень захотелось рисовать, ну очень, просто невмоготу захотелось рисовать. Я сел на постели и крикнул: Мам, принеси мне альбом и краски!
Матушка в это время на кухне тихонько беседовала со своей младшей сестрой, моей тетушкой. Дверь открылась и матушка, радостная, что я попросил альбом и краски, значит, выздоравливаю, принесла мне все это. Тут надо заметить, что я рисовать вообще не умел. Рожицу смешную: точка, точка, два крючечка – и то не мог нарисовать, а тут вдруг такое желание. Я взял набор открыток: сюжеты из сказок – и выбрал одну самую трудную для перерисовки, но интересную по сюжету. Там был изображен волк, укравший поросенка и убегавший с добычей. Его схватила за ногу собака и удерживала. Вдалеке к ним бежал мужичек с березовым дрыном в руках. Все это было изображено очень реалистично и в ярких сказочных тонах. Как-будто кто-то водил моей рукой, и все, что было на открытке, я скопировал с величайшей точностью и по форме и по цвету. Матушка не верила мне ни в какую, что это я сам рисовал. Тетушка же, напротив, поверила и похвалила, и взялась убеждать матушку, что такое бывает и что, может быть, я когда-нибудь стану знаменитым художником. Что было потом? А потом моя жизнь круто изменилась. Я везде, где только можно, рисовал. Это были многочисленные конкурсы юных художников, где я непременно получал первые призы. Рисовал стенгазеты, транспаранты, писал к праздникам и серьезно занимался живописью в кружках по рисованию. Но разговор сейчас не об этом. Видимо, это был дар Божий, полученный мной не с рождения, а несколько позже. Но и сатана, видно, не дремал. Как-то много позже, как раз перед поездкой сюда, на целину, я увлекся иконами. Я писал лик Иисуса Христа на полотенце, увиденный мною у одного коллекционера. Копировал один в один, НО!!! Не получались у меня слезинки в глазах Его. Я дошел до фанатизма, до исступления. Горы досок с изображениями Христа лежали повсюду: на полу, на столе, на полках. Но все тщетно. Однажды во сне был голос, что все будет хорошо, когда приму крещение, тогда и достигну совершенства и все у меня получится. И вот настал день. Страшный день в моей жизни. В очередной раз претерпев неудачу, я впал в бешенство и сжег все иконы. Сжигая, я впал в какой-то транс. Огонь в печи был какой-то неестественный и переливался всеми цветами. Мне казалось, что черти вокруг меня совершают некий ритуальный танец. У меня закружилась голова и я потерял сознание.
Очнувшись, я дал себе зарок больше лик Христа не писать, а быть личным портретистом сатаны…
И о ужас!..
Рисуя портрет Князя тьмы, я обратил внимание, что он у меня стал получаться как нельзя лучше. Дальше-больше, я увлекся картинами на темы убийств, суицидов и прочей нечисти, и при взгляде на эти картины у людей бледнели лица и они реже стали со мной общаться. А я все рисовал и рисовал и испытывал от этого какое-то опьянение, как убийца-маньяк от очередной жертвы.
Но, забегая вперед, замечу в свое оправдание, что все же я окрестился в тридцать три года и, молясь, слезно просил Господа войти в мое сердце и простить меня… Но это будет потом, а сейчас старуха, видно, откуда-то узнала или почувствовала, что у меня такой покровитель, и этим была напугана. Это были мои догадки.
– Есть кто живой?
На пороге позади меня послышались шаги и шумно в дом, топая сапожищами, ввалился Володя. Тут вдруг дверь в комнату, где была старуха, сама собой захлопнулась. Мы с Володей переглянулись и он что-то хотел по этому поводу сказать, но в это время из боковой комнаты вышел дед и, радостно похлопывая меня по спине, повел нас на кухню.
– Володь, у меня уже просто сил нету, и куда смотрит пролетариат этого самого Баланга Дешь…?
Володя поморщился.
– Дед, давай по делу, у меня времени в обрез. Политинформацию потом. Ладно?
– А, да, да, все правильно. Ну-с, молодой человек, давайте знакомиться. Король, – и дед протянул мне руку.
– Первый министр, – пошутил я, и тут же получил от Володи резкий толчок в бок и укоризненный взгляд.
– Это хорошо, молодой человек, что у вас с чувством юмора все в порядке. Но я действительно Король. Это моя фамилия.
В этот самый момент в кухню вошла бабка, и я ее вообще не узнал. Это был совсем другой человек. Приятное лицо пожилой женщины с остатками аристократической какой-то красоты. Одета она была в цветастое, длинное платье и зеленую кофту, на голове был красивый платочек.
А вот и королева! – подумал я и чуть не засмеялся.
– Ой, у нас гостенечки, – приветливым голосом пропела бабка и откуда-то из-под передника достала бутылку «Столичной».
Моментально на столе образовалась вареная картошка, соленые грибочки и селедочка «иваси».
– Вы кушайте, вы кушайте, не побрезгуйте! – приглашала нас за стол старуха. Володя, поглядывая на часы, снял картуз и повесил его на гвоздь, это означало, что мы согласны. Я внимательно посмотрел на старуху. Держалась она молодцом, будто и не было ничего. В ответ же на мой взгляд она испуганно отвела глаза и, пробубнив едва внятно «Вы уж тут сами, сами, мне надо идтить», быстро удалилась.
– В общем, дед, расклад такой, – начал Володя. – Мясо возьмете на складе. Картошку тоже, только без наглежа. Хлеб в магазине, чеки в бухгалтерию. Так, что еще? Ну, там, может, соль, специи какие – тоже в магазине и без наглежа, дед, – постучал пальцем по столу Володя.
– Ну, так, вроде все пока, ничего не забыл, а если забыл, то ты мне напомни, – повернулся он ко мне. – Ты тут располагайся и после обеда приходи к мастерской. Выделю тебе трактор. Пахать будешь. Х-х-эх!!! – усмехнулся он. – Ну, мне пора.
Опрокинув стакан водки на посошок и не закусывая, а занюхав собственной кепкой, Володя быстро вышел, и на улице загудел мотор отъезжающей машины. Мы же с дедом пропустили еще по пол стаканчика. Дед, изрядно окосев, принялся вспоминать свою молодость. Из его рассказа я понял, что зовут деда Ян Карлович Король. Что он родился в Украине. В паспорте стояло против определения: национальность – русский. Хотя весь его род были поляки, и отец, и дед. Но языка польского он не знал. Во время войны, будучи молоденьким лейтенантиком, был ранен в Польше, и его комиссовали по ранению. В Россию дед вернулся не один, а с молодой полячкой. Брак им разрешили с величайшим трудом, учитывая два ордена Красной звезды, полученные дедом в боях за Родину, но жить в России не позволили и сослали в Казахстан. Тут дед всю жизнь трудился в колхозе, потом перекроенном в совхоз, и получил еще орден Ленина. Это уже как знатный комбайнер. За заслуги его позже с почетом проводили на пенсию и построили ему вот этот самый дом и установили антенну, и подарили телевизор «Рекорд». Про старуху дед ничего не рассказал. Только один раз мельком, и то потом осекся. Будто она какого-то знатного рода, корни которого уходят далеко вглубь истории. Я впоследствии от местных жителей узнал, что старуха слыла в селе колдуньей и все обходили не только ее, но и дом ихний стороной. Хотя с дедом общались с удовольствием. Так вот, у них была дочь. Когда она вышла замуж и родила дочурку, то через полгода они вместе с мужем внезапно умерли. Просто легли спать и не проснулись. История темная. Следствия как такового не было. Тут участковый один на сто километров, и тот, потоптавшись бестолково с недельку, обхаживаемый бабкой, написал заключение про несчастный случай в виде смерти от угара. Маленькую внучку целиком воспитывать взялась старуха и проявляла в этом необычайное рвение. Вопреки всему, чему учила ее старуха – а чему она ее учила, можно только догадываться, – девочка росла ласковой и необычайно доброй. Слушая рассказ деда, я вдруг подумал: а откуда здесь могут грибы взяться, ведь тут нет леса.
– Это мне родственница с Украины уже солененькие прислала, – сказала старуха, в очередной раз удивив меня тем, что зашла незаметно и сходу прочитала мою мысль.
До обеда еще было много времени, являться на глаза бригадиру в подвыпившем состоянии мне не хотелось, поэтому я решил проспаться.
– Давай, Ян Карлович, комнатку покажи, где можно разместиться.
И дед повел меня в мои будущие апартаменты. Комнатка была небольшая и пустая, совсем без мебели. В ней было чистенько и на большом окне стояли цветы в горшочках. Я быстро собрал кровать. Положил матрас и, сунув под голову свою спортивную сумку, захрапел.