В этот раз спал я как-то очень осторожно, что ли, боясь проспать. Сколько можно! Сквозь сон я чувствовал, что мне щекочет ноздри что-то мягкое. Муха, наверное, подумалось мне сквозь полудрему, и я машинально отмахнулся. Но это что-то мягкое снова защекотало мне ноздри, и я чихнул. Кто-то тихонечко захихикал. Я повернулся набок, не открывая глаз, и опять это что-то мягкое полезло в ноздри. Я чуть-чуть, едва заметно, приоткрыл глаза и увидел девочку лет двенадцати. Она была такой миленькой. Личико было совсем детское, но уже вырисовывались черты будущей красавицы-девушки. Одета она была как в кинофильмах про крестьянок. Тот же длинный сарафан. Поверх него приталенный жакет и платочек, синий-синий такой платочек повязан на голове. Девочка щекотала мне ноздри гусиным пером и тихонечко хихикала.

Я резко схватил ее за руку.

– Ах ты, проказница, попалась! Щас экзекуцию будем делать! – с этими словами я выхватил у нее перо и начал водить по ее личику. Она весело смеялась, не визжала, как обычно это делают все девчонки, и ловко вырвалась из моих рук. Уходить она не спешила.

– Зося, ашче дождешся у мене. Сядне же розгами отхайдакаю, – послышался голос старухи.

– А, так ты Зося? – сказал я и скорчил рожицу. Зося опять весело рассмеялась.

– Зоська! Рано табе ешче возле хлопцев крутиться.

Это опять старуха из другой комнаты покрикивала, почему-то сейчас с польским акцентом. Зося выскочила из комнаты и старуха уже тихим голосом стала ее ругать, слов было не разобрать.

Спать уже не хотелось. Я резко вскочил. Чувствовал я себя прекрасно. Хмель испарился. Настроение мне Зося подняла и я двинул на улицу. Возле полисадника стояли ведра с водой и на лавке лежало коромысло. Видно, дед ходил за водой. Он неподалеку громко морочил голову какому-то мужику насчет Бангладеш и сокрушался, почему у них такой пролетариат вялый. Мужик поддакивал и время от времени вставлял:

– Карлыч, мне бы рублик на бутылочку вермутика! А уж я тебе достану, сколь скажешь, столь и достану.

Я схватил одно ведро, вылил воду себе на голову и, крякнув, сделал сальто.

Мужик с дедом уставились на меня. Я махнул им рукой и помчался ближе к мастерской. Хоть было еще рановато, но я решил твердо больше не опаздывать. Да и присмотреться хотелось к людям и к местности.

Выйдя за пределы села и пройдя метров пятьсот, я, наконец, увидел типовую мастерскую. Она была, как и в наших колхозах и совхозах, точно такая же. Рядом с мастерской был просторный сарай из досок. Ворота были открыты. В проеме ворот сидел пожилой мужик на двух табуретках сразу. Эту личность стоит описать, ибо таких личностей я больше не встречал за всю свою жизнь. Во-первых, почему он сидел на двух табуретках? Да потому, что на одной он просто не смог бы разместиться. Он был какой-то грушевидной формы. Начиная с головы и к низу, то есть к, мягко говоря, талии он расширялся настолько, что и двух табуреток было маловато. Телогрейка на нем была застегнута только на одну пуговицу под подбородком – двойным или нет, даже тройным. Необычайно тоненькие ручки были скрещены на животе. Он сидел, как истукан, неподвижно, и глядел куда-то в одну точку, прищурив один глаз. При взгляде на эту картину мне внезапно стало так весело, что меня понесло. Я в такие минуты терял над собой всякий контроль. Подойдя к мужику, я пощелкал пальцами возле его лица и начал:

– Что вы кушаете, товарищ? Вы так хорошо сохранились.

Мужик не шелохнулся, а только вздохнул.

– А вот не подскажете ли мне, гражданин Илья Муромец, где тут у вас трактора выдают? – продолжал я резвиться.

– И хто это? Ще це таки за нэдоразуминее?

– Ну, правильно, как только человек меньше вас ростом и по весу не дотягивает, и даже очень не дотягивает, так его можно недоразумением обзывать, – продолжал я кривляться и, решив произвести на мужика впечатление, крутанул сальто.

– Вот так можешь? Не мо-о-о-жешь. Спортом надо заниматься! – уже свредничал я.

– А я вот как могу!!! – мужик вдруг, несмотря на полноту, ловко вскочил и, схватив меня, с какой-то медвежьей силою зажал между ног. Приспустив с меня штаны, он начал хлестать меня по заднице крапивой. Но самое страшное, что находясь между ног у мужика, я заметил, что за всем этим наблюдает Володя Ткач и, хохоча, утирает слезы, накатившие от смеха. Приняв порцию крапивы, я стал обиженно натягивать штаны, ворча:

– Садюга, шуток не понимает.

– Та ни, я ж нэ садюга. Я ж Мрыль. Вот этого склада заведующий, – заржал он.

Еще один Мрыль. Да у них тут что, как казашка, так непременно Багланка, как хохол, так непременно Мрыль?

– Знаю я одного Мрыля. Получше Вас будет. Тот хоть шутки понимает и сам постоянно шутит, – обиженно промычал я.

– Так це ж моя дытына! Мой хлопець Микола. А хде ты успив с ним познакомиться?

– Не скажу.

Тут подошел Володя, утирая слезы от смеха.

– Ну, я вижу, вы уже друзья. Уморили напрочь. А ты, я вижу, малый шустёр. Ну а раз ты такой шустрый, то вон там, видишь, у забора трактор стоит? Так вот тебе мой сказ: восстановишь за неделю – и в поле пахать, а нет – грош тебе цена и катись ты домой к мамке. Все, отката не жди, инструменты и все запчасти получишь вот у него, – показал Володя на Мрыля старшего.

– Сейчас давай документы, я их отвезу в контору. Там все оформят, потом зайдешь туда. Когда скажу. Все, работайте, я поехал.

Володя уехал, а я стоял и в полном расстройстве снизу вверх смотрел на Мрыля. Мрыль ехидно смотрел на меня.