Ко дню весеннего равноденствия люди со всех концов Швеции съезжались в Упсалу на великий праздник Дисаблот. Даже сейчас далеко не все свеи познали истинную веру, а в ту пору почти все они были язычниками и поклонялись идолам. Девять дней в языческом капище, средоточии скверны и греха, приносили благодарственные жертвы Тору, Одину и Фрейру и молили лжебогов о даровании победы конунгу Упсалы. К этому празднику был приурочен Всесвейский тинг – народное собрание, на котором обсуждались важнейшие дела. И наконец, как раз в эти девять дней устраивалась ярмарка Дисатинг, на которую привозили товары из дальних стран. Неудивительно, что узкие улочки Упсалы наполняла шумная толпа покупателей, торговцев и зевак. Все были облачены в яркие праздничные одежды, бросая вызов серым тучам, низвергавшим попеременно мокрый снег и дождь.

Брат конунга Харальд и сын ярла Рёнгвальд жили в Упсале. Харальд оправился от раны, предплечье освободили от повязок, и только легкая боль в сырую погоду напоминала о переломанных костях. Он возмужал и раздался в плечах и выглядел почти таким же сильным и взрослым воином, как его спутник Рёнгвальд. Их лица были хмурыми под стать темно-серому небу. Харальд ежился от холода. Здесь, вдали от моря, зима была более суровой, чем в родной Норвегии. Недаром эту страну называли Великой Холодной Швецией. Он угрюмо слушал товарища, который объяснял, что никто из свеев не желает участвовать в походе на Норвегию:

– Прости за прямоту, Харальд. Знатные люди, к которым я обращался, твердят, что если уж такой прославленный воин, как Олав Толстый, потерпел неудачу, то…

– То его младший брат будет разбит в первой же стычке?

– Я не хотел обижать тебя, Харальд. Они просто боятся Кнута Могучего.

Харальд только махнул рукой. Разве можно обижаться на правду? Имя конунга Дании и Англии Кнута Могучего гремит во всех Северных Странах. Кнута многие называют Старым, а ведь он занял датский престол в юном возрасте, а случилось это всего пятнадцать лет назад. Вскоре молодой конунг вторгся в Англию. Король англов Эдмунд Железнобокий трижды побеждал датчан и разгромил бы их в последней решающей битве, если бы не измена графа Эдрика, подкупленного датчанами. Эдмунд Железнобокий был вынужден вступить в переговоры. Он встретился с молодым Кнутом на острове посреди реки Северн. Они поклялись друг другу в верности, обещали жить в вечном мире и обменялись заложниками. Англию разделили на две части. Северная часть страны досталась Кнуту, на юге должен был править Эдмунд. Не прошло и месяца после клятв и уверений в дружбе, как Эдмунд Железнобокий внезапно скончался. Все шептались, что к его таинственной и скоропостижной смерти были причастны датчане, но доказательств не было, и Кнут Могучий стал безраздельным повелителем Англии.

Харальд часто размышлял о враге, погубившем его брата. Он пришел к заключению, что Кнут Могучий берет не удалью викинга, а предпочитает действовать хитростью и коварством. Ведь на поле битвы у Стикластадира не было датчан. Кнут воспользовался руками норвежцев, чтобы одолеть Олава Толстого. Он может ждать годами, выбирая удобный случай расправиться с соперником. Ведя войну в Англии, Кнут оставил править Данией своего малолетнего сына Хёрдакнута. Наставником при юноше был ярл Ульв, зять Кнута. Ярл захотел власти и уговорил своего воспитанника отложиться от отца. Ярл изготовил подложную грамоту, провозглашавшую мальчика конунгом Дании. Грамота была скреплена печатью Кнута, похищенной ярлом. Когда Кнут Могучий узнал об измене, он не подал вида, что гневается. Конунг сказал, что его сын еще несмышленое дитя и он прощает его шалость. Хёрдакнут упал к ногам своего отца и положил ему на колени печать, которая давала ему право на звание конунга. Кнут конунг взял сына за руку и усадил его на почетное место, где тот и прежде сидел. Кнут также помирился со своим зятем. Стараясь загладить свою вину, ярл Ульв со своими кораблями помог Кнуту разбить флот шведского конунга Энунда Углежога.

Казалось, обиды забыты, но ярл Ульв плохо знал своего венценосного тестя. Однажды они играли в тавлеи. Конунг сделал неверный ход, и ярл одержал верх в игре. Конунг взял свой ход обратно, ярл рассердился, сбросил доску и пошел прочь. Конунг сказал: «Ты бежишь, трусливый Ульв?» Ярл остановился в дверях, обернулся и ответил: «Ты не называл меня трусливым Ульвом, когда я со своими кораблями пришел к тебе на помощь. Шведы избивали вас там, как собак!» Ярл вышел и пошел спать. Немного погодя конунг тоже отправился спать. На следующее утро, когда конунг одевался, он сказал своему слуге: «Пойди к Ульву ярлу и убей его». Слуга ушел и через некоторое время вернулся и сказал: «Я не могу убить ярла, потому что он ушел в церковь Лудиуса». Тогда Кнут призвал Ивара Белого. Он был родом из Норвегии, служил дружинником Кнута и спал с ним в одном покое. Конунг сказал Ивару: «Пойди и убей ярла». Ивар пошел в церковь, взошел в алтарь и пронзил ярла мечом. Ярл сразу умер. Ивар вернулся к конунгу с окровавленным мечом в руке. Конунг спросил: «Убил ты ярла?» Ивар ответил: «Да, убил». – «И хорошо сделал», – сказал конунг. Это произошло в Рождество Христово, когда христиане прощают своих врагов. Когда ярла пронзили мечом в алтаре, монахи велели закрыть церковь. Об этом сказали конунгу. Кнут подарил церкви большие земли, и монахи открыли церковь. Место это стало процветать. С тех пор эти земли всегда принадлежат церкви.

Харальд думал, что надо учиться у врага одерживать победы без битв. Придет время, и он сполна отомстит данам. Опустошит мечом их страну и предаст огню их цветущие города. Но пока он изгнанник из собственной страны. Не найти ему приюта и в Швеции. Конунг свеев Энунд Углежог не столь давно вступил на престол и весьма нетвердо восседает на нем. Он сын наложницы, которую звали Эдла, дочь ярла из Страны Вендов. Она была ранее взята в плен, и называли ее рабыней конунга. Даже вендское имя конунга звучит необычно для уха свеев, и многие называют его не Энундом, но Якобом. Знатные свеи оспаривают его права на престол. Он приказывает жечь их усадьбы, за что его и прозвали Углежогом. Враждуя со своим конунгом, шведская знать нашла покровителя в лице Кнута Могучего, и некоторые области Швеции уже попали под его власть. Энунд Углежог, потерпевший несколько чувствительных поражений от данов, вряд ли в состоянии помочь норвежцам. Обдумав все это, Харальд прервал молчание:

– Кажется, пришла пора покинуть пределы Швеции, пока Кнут Могучий не подкупил всех знатных свеев. Посоветуй, куда податься?

– Путь один – в Гардарику по стопам Олава Толстого. Я был с твоим братом в Стране Городов и знаю, что только конунг Ярицлейв Мудрый может сравниться по силе и богатству с Кнутом Могучим. Он помог твоему старшему брату и не откажется помочь тебе.

– Ты поедешь со мной?

– Охотно!

– Как плыть в Гарды?

– Мой добрый знакомый купец Хрольв Гардский часто плавает по Аустрвегу, то есть Восточному Пути.

– Веди меня к нему.

Рёнгвальд повел Харальда на торговую площадь в самом центре Упсалы. Там свеи продавали пиво и хмельной мед, норвежцы торговали чашами и кубками из мыльного камня, финны обменивали на товары драгоценные меха. Но большинство торговцев приехали из Восточных и Южных Стран. Смуглые и горбоносые, они громко кричали на непонятном языке и размахивали перед покупателями блестящими украшениями. Женщины как завороженные смотрели на коричневые пальцы купцов, унизанные перстнями с драгоценными каменьями.

Харальд и Рёнгвальд пришли к лавке купца, привозившего товары из Гардарики. Войдя внутрь, Харальд не смог отвести глаз от тонких струящихся тканей, ниспадавших с потолка до пола. Суровые викинги любят яркие наряды. Каждый стремился раздобыть алый плащ или голубую шелковую рубаху, а кто не может позволить себе целый плащ, тот украшает платье разноцветными лентами. Хозяин лавки был плотно сбитым и стремительным в движении человеком. Глаза его смотрели пристально, а двигался он бесшумно, словно на мягких лапах. Недаром его звали Хрольв, что означает Славный Волк. Любой конунг или ярл был бы готов пригласить в свою дружину подобного волка, ибо Хрольв владел секирой столь же ловко, как весами. Трудно отделить ремесло викинга от ремесла торговца. Всякий купец защищает товар от разбойников, но не упустит случая овладеть чужим добром. Случается, что, приведя свой корабль к какому-нибудь прибрежному селению, купец два дня продает товар, а на третий день отбирает все проданное и уплывает подальше.

Сын ярла Рёнгвальд сказал купцу Хрольву:

– Я привел Харальда, брата Олава конунга. У него есть дело к тебе.

– Буду рад оказать услугу, – низко поклонился купец. – Мой отец, Гудлейк Гардский, служил конунгу. Когда Олав Толстый собрался жениться, он призвал моего отца и попросил купить в Гардарике дорогие вещи, которые трудно достать в Норвегии. Отец снарядил корабль и летом поплыл по Аустрвегу. В Хольмгарде, а это один из главных городов Гардарики, он приобрел множество красивых тканей для свадебных нарядов, роскошные меха и столовую посуду тонкой работы. Осенью он возвращался назад, но дул сильный встречный ветер, и корабль отца был вынужден укрыться у островов. Там его подстерег викинг Торгаут Заячья Губа. Он подплыл на боевом корабле и потребовал отдать ему товар, предназначенный для конунга. Отец храбро сражался, но у Торгаута было гораздо больше людей. Он убил отца и забрал товар. Потом в шведских шхерах Заячью Губу настиг Эйвинд Турий Рог, плывший на большом корабле со скамьями для сорока гребцов. Он убил Торгаута, забрал вещи конунга и вернул их Олаву Толстому. Конунг отдал мне деньги, затраченные отцом на покупку свадебных подарков. С тех пор я торгую и зовусь, как и мой отец, Гардским.

– Я собираюсь поискать счастья в Гардарике, – сказал Харальд. – Что ты поведаешь об этой стране?

– Гардарика – это Страна Городов. Ее также зовут Гарды, что означает просто – города. Страной Городов правит конунг Ярицлейв по прозвищу Мудрый. Славяне зовут его князем Ярославом. Он твой родич, ведь Олав Толстый и Ярицлейв Мудрый женились на сестрах, дочерях конунга свеев. Олав гостил у Ярицлейва две зимы, а сейчас там живет его сын и твой племянник Магнус. Я видел мальчика. Конунг Ярицлейв воспитывает его как родного сына.

– Когда ты собираешься в Гардарику?

– В начале лета я всегда снаряжаю корабль и плыву за товаром, а осенью возвращаюсь.

– Возьми меня с собой?

– Как прикажешь, брат конунга. Думаю, Ярицлейв Мудрый примет тебя с честью и, возможно, даст тебе какое-нибудь ярлство.

– Будет зазорно явиться к его двору бедным изгнанником. Мне необходимо отличное оружие, прочные доспехи и богатые одежды, подобающие потомку Инглингов.

– Моя лавка в твоем распоряжении. Бери любые ткани, которые тебе приглянутся. Что касается оружия, то я не торгую мечами и секирами. Но на ярмарке полно кузнецов и купцов, продающих оружие и доспехи.

– Покажи нам, где купить лучшие вещи.

– Могу отвести к честному купцу, который запросит всего лишь вдвое, а не втрое или вчетверо.

Хрольв Гардский оставил лавку на слуг и повел Харальда и Рёнгвальда на противоположный край ярмарки, где были устроены кузни. Там же разбили свои шатры торговцы оружием. Здесь было шумно от беспрестанного стука молотов по наковальням. Купцы зорко сторожили свой товар, выложенный перед шатрами, а покупатели расхаживали вдоль длинных рядов щитов, копий, секир, споря о достоинствах того или иного оружия.

По просьбе Хрольва торговцы вынесли несколько клинков, завернутых в полотнище. Харальд набросился на них, как ястреб на добычу. Он пробовал остроту лезвий, рассекал воздух, примерял, удобно ли будет лежать в руке рукоять меча. Видя его горящие глаза, купцы принесли богато украшенные ножны. Харальд сразу же вспомнил вису, сочиненную моим соплеменником исландцем Халльфредом по прозвищу Трудный Скальд. Конунг Олав, сын Трюггви, подарил своему скальду меч, а взамен потребовал сочинить вису, в каждой строке которой употреблялось бы слово «свельд», что на старинном северном языке означало меч. Трудный Скальд с честью справился с этим делом, да еще ухитрился выпросить у конунга ножны для меча.

Харальд любовно шептал: «Свельд! Свельд!» Клинки были один лучше другого, но ему особенно понравился клинок, широкий у рукояти и резко сужающийся к концу. Он повернул клинок и увидел выбитое крупными литерами имя «Ульбрехт». Всякий скажет, что это самое знаменитое оружейное клеймо во всем христианском и языческом мире. Рассказывают, что мастер Ульбрехт живет на берегу Рейна и кует в своей кузнеце непобедимые мечи. Другие говорят, что мастер давно умер, а его прославленное имя используют ученики и ученики учеников. Как бы то ни было, имя Ульбрехта является надежной порукой. Ни одному шведскому или норвежскому кузнецу не удается подделать это клеймо, тщательно выбитое в глубоком желобе клинка.

– Смотри! Ульбрехт! – воскликнул Харальд.

– Мой Кроитель Черепов с клеймом мастера Инглерия ничуть не хуже, – отозвался Рёнгвальд.

В доказательство он обнажил свой меч, названный в честь оркнейского ярла Торфинна Кроителя Черепов. Франкские клинки мастера Инглерия также ценятся высоко. До того как Исландия узнала истинную веру, скальды называли клинки «Пламенем Одина». Пока Харальд восхищался «Пламенем Одина», за ним внимательно следил восточный купец, вышедший из соседнего шатра. На его выбритой голове красовался шелковый тюрбан с павлиньим пером. Голубые глаза купца оценивали покупателя, а холеная рука поглаживала тщательно подстриженную русую бородку. Восточный купец скрылся внутри шатра и через минуту появился вновь с мечом в руке. Улучив мгновение, когда Харальд оторвал взор от «Ульбрехта», он как будто невзначай согнул меч дугой.

Харальду еще не доводилось видеть мечей, которые можно было сгибать, словно тонкий прутик. Удивленный этим зрелищем, он подошел к восточному торговцу. Тот отпустил прижатый к рукояти конец меча, и клинок резко распрямился, со свистом разрезав воздух. Харальд ахнул от восхищения. Довольный произведенным впечатлением восточный купец легко ударил своим гибким клинком по «Ульбрехту» в руках юноши. Раздался звон, негромкий, но до того тонкий и чистый, что его было слышно даже среди перестука кузнечных молотов. Заслышав этот удивительный звук, кузнецы сразу же остановили работу и направились в сторону шатра. Все это время в воздухе стоял звон от одного-единственного слабого удара. Но и это не все. Стремясь окончательно пленить Харальда, купец повернул меч так, чтобы были видны светлые линии, покрывавшие всю поверхность клинка.

– Что это за узоры? – спросил Харальд у подошедшего к нему Хрольва Гардского.

– Узорчатая сталь. Ее привозят из Дамаска. Не знаю, кто кует такие клинки. Слышал много рассказов, но каждый говорит по-своему, и правды ни от кого не добиться. Хочешь, спрошу у него?

Хрольв заговорил на аравитянском языке, усвоенном им за годы странствий. Русый человек в тюрбане многозначительно закатил голубые глаза и долго-долго отвечал гортанным голосом. Халед ибн-Валах звали человека, торговавшего мечами. Хрольв рассказал, откуда он родом.

– Он аравитянин, купец из Дамаска. Говорит, что за лучший меч из узорчатой стали дают столько золота, сколько весит сам меч. Но клинки того стоят. Когда смотришь на поверхность клинка, то видишь сталь изнутри. Чем тоньше линии, тем прочнее сталь. И чем запутаннее узор, тем острее лезвие. По его словам, узорчатые клинки куют из слитков под названием «вутц», которые привозят из Индии. Но слиток – только половина дела. Надо знать тайну ковки. Говорят, что сталь нагревают до тех пор, пока она не потеряет блеск и не станет как восходящее солнце в пустыне. После чего клинок следует остудить до цвета пурпура и затем вонзить в тело могучего раба. Сила раба перейдет в клинок и придаст прочность металлу.

– Раба нетрудно купить…

– Конечно, Харальд. Но не надейся, что он откроет тебе тайну узорчатой стали. Он всего лишь купец, его дело набить цену своему товару, поэтому он готов тысячу и один день рассказывать сказки про рабов, чьей кровью закаливают клинки.

Харальд захотел испытать остроту узорчатого клинка. В сагах рассказывалось о мечах до того острых, что они резали комки шерсти, пущенные по течению ручья. Восточный купец понял желание покупателя. Он подбросил в воздух тонкую ткань и разрубил ее в воздухе на две части. Харальд сразу загорелся сравнить остроту восточного клинка с «Ульбрехтом». Он поднял с земли кусок ткани, высоко подбросил вверх и нанес удар мечом. Ткань обвилась вокруг клинка. Выходит, прославленный «Ульбрехт» уступает в остроте восточному клинку. Харальд решил проверить, уступит ли узорчатому клинку меч с клеймом мастера Инглерия и предложил сыну ярла:

– Испробуй свой Кроитель Черепов, и мы узнаем, какой из трех мечей достоин называться Пламенем Одина.

Рёнгвальд подбросил кусок ткани и нанес быстрый и точный удар. Ткань невредимой отлетела от меча. Сын ярла с досадой заметил:

– Наши мечи тяжелы, ибо предназначены для руки воина. Узорчатый меч – детская игрушка. Ну да, он очень острый! Зато он легок и тонок, а потому бесполезен в бою. Мой Кроитель Черепов разнесет его как сосульку.

Аравитянин выставил перед собой узорчатый меч и жестом пригласил Рёнгвальда ударить по клинку.

– Скажи ему, что за сломанный меч я платить не намерен, – предупредил Рёнгвальд, изготавливаясь для удара.

Русый купец только усмехнулся, когда Хрольв перевел эти слова. Сын ярла прыгнул вперед, как будто перед ним был настоящий враг, и в прыжке нанес удар такой силы, что раскроил бы череп самому могучему быку. Взметнулся сноп искр, сопровождаемый упоительным долгим звоном, который ухо Харальда узнало бы среди тысячи звуков. Аравитянин был рослым и крепким мужчиной, но, конечно, ему нечего было тягаться с сыном оркнейского ярла, с детства не знавшего иных забав, кроме упражнений с оружием. Узорчатый меч вылетел из руки купца, молнией взлетел над головами зевак, наблюдавших за испытанием, и упал за двадцать шагов, воткнувшись острием в грязную дорогу. Кто-то сбегал за мечом, он пошел по рукам кузнецов. Старший из них осмотрел клинок и удивленно сказал:

– Клянусь Фрейром, удар был хорош, однако на клинке ни царапины!

Между тем Рёнгвальд с огорчением рассматривал свой меч. На лезвии осталась вмятина, небольшая – ее можно было легко заточить, но все же вмятина. Узорчатый меч оказался крепче. Однако сын ярла не сдавался:

– Он держал свою игрушку, как баба. Ее можно было отнять голыми руками и переломить.

С этими словами Рёнгвальд взял узорчатый меч, наступил на него ногой и навалился всем телом. Меч согнулся крючком. Дружинник торжествовал:

– Я же говорил! Попробовал бы кто-нибудь согнуть мой Кроитель Черепов! Этого не удалось бы сделать даже свирепому троллю.

Восточный купец взял согнутый клинок, легко распрямил его и с поклоном подал покупателям. Харальд не верил собственным глазам. Узорчатый меч был таким же прямым, каким был до испытания.

– Как он рубит? – спросил Харальд, откладывая в сторону «Ульбрехт», потерявший в его глазах прежнее очарование.

Один из кузнецов принес щит, какими пользуются викинги в походах. Щит был деревянным, с железной шишкой посередине, защищавшей перекладину. За эту перекладину воин держит щит, отбивая вражеские удары. Кузнец выставил щит перед собой. Харальд, подражая старшему товарищу, прыгнул вперед и нанес удар прямо по центру щита. Кузнец охнул и отбросил щит. Узорчатый клинок разрубил железную шишку, пробил дерево и содрал кожу с пальцев, сжимавших перекладину.

– Разрушитель Брони, – признал Рёнгвальд.

– Хорошее имя, – сказал Харальд, любовно поглаживая клинок, – но еще лучше, если я назову этот меч Усыпителем Жизни. Я отдам все, чтобы заполучить этот удивительный меч в свою собственность.

– Хватит ли у нас серебра? – усомнился Рёнгвальд.

Сын ярла попал в больное место. Конунг свеев Энунд Углежог предоставил Харальду хороший дом с кладовыми, полными съестных припасов, и прислал в подарок увесистый кошель с серебряными монетами. Поначалу Харальд думал, что не истратит их до конца жизни. В усадьбе Сигурда Свиньи все вещи были домашнего изготовления, а покупки делались лишь в редких случаях. Но в Упсале за каждую мелочь приходилось платить звонкой монетой, и тяжелый кошель удивительно быстро опустел. Не зря знатных людей называют «расточителями злата». Харальд потратил деньги с щедростью конунга или ярла. Он не знал, сколько запросит аравитянин, однако твердо решил, что не уйдет с ярмарки без узорчатого меча. Он обратился к Хрольву Гардскому:

– Займи мне денег, купец. Я верну, когда поступлю на службу к конунгу Ярицлейву Мудрому.

– А если ты погибнешь в Гардарике? С кого взыскать твой долг?

– Потребуешь у моей матери.

– Харальд, каждый в Норвегии знает, что от Асты Гундбрандсдоттир можно что-то потребовать, только явившись в ее усадьбу с сорока крепкими воинами, презирающими смерть. У меня нет такой дружины.

Харальд метнул на купца гневный взгляд, и тот невольно отступил от юноши и смущенно пробормотал:

– Вижу, что нравом ты пошел в старшего брата. Он был таким же неудержимым во гневе. Полагаю, в твоей голове бродят столь же дерзкие замыслы, какими прославился Олав Толстый. Когда-нибудь тебя провозгласят конунгом, и я не останусь в убытке. Мой кошель в твоем распоряжении. Однако хочу предупредить, что этот торговец непременно заломит непомерную цену за свой товар.

Хрольв обратился к продавцу меча. Тот закатил голубые глаза, потеребил свою русую бородку, поцокал языком и показал две ладони с растопыренными пальцами, а потом подумал и показал еще два пальца.

– Дюжину марок! – ахнул Рёнгвальд. – Он сошел с ума! На такие деньги можно вооружить целое войско.

– Поторгуйся с ним, – взмолился Харальд.

Хрольв сказал что-то восточному торговцу, но тот лишь отрицательно покачал русой головой и спрятал меч.

– Сколько ты ему предложил? – спросил Харальд.

– Один эйрир.

– Один эйрир! Восьмую часть марки! Вы оба безумцы! Он требует дюжину марок, а ты предлагаешь всего один эйрир!

Хрольв повернулся и решительно зашагал прочь от шатра. Харальд бросился за купцом, едва сдерживая отчаяние:

– Я же просил поторговаться!

– Разве я не торгуюсь? Сейчас он позовет нас назад.

И действительно, не успели они сделать нескольких шагов, как аравитянин что-то выкрикнул и призывно замахал руками. Хрольв вернулся назад. Продавец меча показал ему две растопыренные ладони, но два пальца сверх того уже не показывал. Харальд догадался, что он сбросил цену до десяти марок. Хрольв показал три пальца. Купец поднял руки к серому небу, призывая его в свидетели, что три эйрира – смехотворная цена. Они долго торговались. Харальд сбился со счета, сколько раз Хрольв уходил от шатра. Всякий раз продавец меча гортанно кричал им вослед, призывая вернуться, и называл новую цену. В последний раз он показал один палец – одну марку золотом. Хрольв предложил полмарки. Они опять разошлись, но на сей раз продавец не стал кричать и махать руками, а удалился в свой шатер. Они обошли опустевшую к вечеру ярмарку, издали поглядывая, не выйдет ли кто-нибудь из шатра.

– Не зовет и не посылает за нами слуг. Значит, не уступит в цене, – заключил Хрольв. – Решай сам, Харальд. На мой взгляд, марка золотом очень дорого. В Гардарике булатный меч обойдется тебе дешевле, а может быть, конунг Ярицлейв Мудрый подарит тебе подобный клинок, когда примет на службу.

Харальд, подняв бровь, с негодованием отверг предложение купца:

– Я предпочту предстать пред конунгом Гардарики в дырявом платье, но с мечом в руке, чтобы он увидел, что перед ним воин. Одолжи мне марку золота, и покончим с этим делом!

– Твоя воля! Но боюсь, что не наскребу целую марку. Я продал много ткани, но знатные свеи берут товар в долг, а платят медленно и туго.

Они вернулись в шатер. Хрольв еще раз попросил снизить цену, но торговец не пошел на уступки. Тогда Хрольв сказал, что согласен с ценой. Пока он ходил за деньгами, Харальд с любопытством оглядывал шатер восточного человека. Пол был покрыт светлым войлоком, и это казалось удивительным, потому что в Норвегии даже в домах зажиточных людей ходили по земляным полам. В палатах конунгов земляной пол застилали соломой или камышом.

Хрольв вернулся со слугой, который нес кожаный кошель и весы. Купец развязал кошель и высыпал на войлок серебряные монеты. Цены устанавливали в золоте, но расплачивались всегда серебром, потому что золотые монеты редко доходили до Швеции и Норвегии, а если и доходили, то их сразу переплавляли на украшения, пускали на золочение других вещей или вытягивали из них тончайшие золотые нити для шитья. Восточный торговец и Хрольв долго спорили, по какому счету будут принимать серебро за золото, а потом еще дольше пререкались, на чьих весах взвешивать драгоценный металл. Решили для верности взвешивать дважды – на весах продавца мечей и на весах Хрольва.

Среди монет, высыпанных из кожаного мешка, встречались франкские, но в основном там были старые серебряные дирхемы, покрытые стертой вязью. Аравитянин поднимал с ковра потускневшие дирхемы, рассматривал надписи и шевелил губами.

– Чем он недоволен? – спросил Харальд.

– Говорит, что монеты очень старые.

Восточный торговец вслух прочитал надпись на одной из монет:

– Бисмиллах дуриба хаза ад-дирхем би-Самарканд санат телетин ва телятмия. Во имя Аллаха дирхем отчеканен в Самарканде в триста втором году хиджры – от переселения пророка Мухамеда из Мекки в Ясриб. Этой монете более ста лет.

– Кто такие Аллах и Мухаммед? – задал вопрос Харальд.

– Аллах – это их бог, а Мухаммед, кажется, его скальд.

Харальд припомнил две старые монеты, положенные им на веки брата во дворе бонда Торгильса в Стикластадире. Кажется, на монетах были такие же надписи. Олав Толстый не похвалил бы младшего брата, узнав, что на его веки положили дирхемы, прославляющие чужого бога.

Восточный торговец шептал имена, отчеканенные на полустертых дирхемах:

– Ахмад бен Исмаил… Наср бен Ахмад… Нух бен Наср…

– Он говорит, что этих конунгов давно нет в живых, – усмехнулся Хрольв. – И даже внуков их нет. Но он напрасно ропщет. Монеты, которыми я ему заплатил, считаются новым серебром. Старым они будут называться, когда их переплавят и испортят добавлением меди. Я слышал, что серебряные рудники на Востоке истощились. Потому в последнее время до нас почти не доходит новое серебро. Хотя есть одна новая монета. Взгляни, Харальд! Тебе будет любопытно посмотреть на монету Ярицлейва Мудрого, которому ты собираешься послужить.

Харальд впился глазами в серебряный диск, переданный ему Хрольвом. В отличие от потускневших дирхемов, эта монета блестела и имела ровные края. На монете был выбит трезубец, вокруг которого шла надпись, очень четкая, но совершенно непонятная. Харальд перевернул монету. На другой стороне был отчеканен молодой воин с копьем в одной руке и щитом в другой. Над кудрявой головой воина сиял нимб.

– Разве конунг Ярицлейв святой? – удивился Харальд.

– На монете отчеканен святой Георгий, небесный покровитель Ярицлейва конунга, – объяснил Хрольв.

Сын ярла Рёнгвальд полюбопытствовал взглянуть на монету. Он повертел в руках серебряный диск и сказал:

– Клянусь молотом Тора, я видел похожую монету в кошеле серебра, что прислал нам в подарок конунг Энунд Углежог. Только та монета была плохой чеканки и другого оттенка.

– Я знаю, о чем ты говоришь, – заметил Хрольв. – В Швеции взяли обычай подделывать монеты Ярицлейва Мудрого, потому что они из чистого серебра. Но шведские мастера не могут добиться такой же четкости в работе, как мастера из Гардарики. Поэтому их подделки заметны даже неопытному глазу.

Рёнгвальд подбросил на ладони блестящую монету и обратился к Хрольву Гардскому со словами:

– Сдается мне, что хозяин такой хорошей монеты расстался с ней против своей воли. Признавайся, купец, как она попала в твои руки?

– Ты угадал, сын ярла, – хохотнул Хрольв. – Мы плыли по полноводной реке, которая называется Невой. Эта река находится на границе владений конунга Ярицлейва. На берегу мы подобрали избитого человека в лохмотьях. Он говорил на непонятном языке, но мы по жестам поняли, что его ограбили. Он много раз повторял слово Упсала, показывая, что хочет попасть туда. Мы взяли его на корабль, а вечером, когда он забылся сном, я приказал перерезать ему глотку. Стали обыскивать его лохмотья, но ничего не нашли. Собирались уже выбросить его тело в Неву на съедение рыбам, но один из моих слуг, самый хитрый, догадался вспороть ему брюхо. И что ты думаешь! В желудке мы нашли серебряные монеты, которые он проглотил. Эта монета блестит, потому что хорошо очистилась желудочным соком.

– Спасибо, купец. Теперь буду знать, как вернуть блеск потускневшему серебру, – посмеялся сын ярла.

Сначала на двух весах взвесили целые монеты. Потом взвесили половинки монет, которых в мешке было не меньше, чем целых, затем пошли в ход кусочки серебра, которые оставались от дирхемов, разрубленных на четыре части, – все это имело хождение и в Северных, и в Восточных Странах. Купец Хрольв был опытен в торговых делах, и принесенный им кошель потянул точь-в-точь на марку золотом. Между тем Харальду приглянулась монета Ярицлейва Мудрого как весточка из Гардарики, куда он собирался отправиться.

– Уступи мне эту монету, купец! – обратился он к торговцу мечами.

Голубоглазый аравитянин бросил взгляд на шею Харальда. На ней висел амулет, подвешенный таким образом, чтобы походить на молот Тора. В Швеции господствовало язычество, христиан было совсем мало, и Харальд не стал переворачивать амулет крестом вверх. Продавец мечей гортанно заговорил. Хрольв перевел смысл его слов:

– Он готов подарить новую монету взамен на ответную услугу. Ему любопытно посмотреть на языческий праздник, и он просит отвести его на Двор Богов. Если ты согласен – меч твой.

Харальд призадумался. Христианину не пристало ходить на Двор Богов. Он убеждал себя, что не собирается молиться языческим богам. Даже если его заставят поклониться идолам, он попросит прощения у Христа и скажет, что сделал это по принуждению. И все же юноша колебался, что свидетельствует о его благочестии. Он боялся, что погибший брат осудит посещение языческого капища. Харальд спросил Хрольва:

– Кто этот язычник, торгующий мечами? У него голубые глаза, молочная кожа, светлая борода. Между тем на ярмарке все восточные купцы темнокожи. Откуда он родом?

– Думаю, он из Гардарики, – предположил Хрольв. – На жителей Гардарики часто нападают соседи и угоняют в рабство их женщин и детей. Наверное, его еще ребенком продали на рынке невольников в Дамаске. Заставили принять чужую веру, а родной язык он забыл. Чаще всего рабы трудятся в поле или служат в домах. Однако некоторым везет: они попадают в милость к своим хозяевам и становятся богатыми людьми. Быть может, Валлах, чьим сыном он называется, был бездетным и усыновил его.

Несомненно, предположение Хрольва было справедливым. Участь раба может постичь каждого. Достаточно попасть в плен, что случается сплошь и рядом. Но рабство не навеки. Разумный хозяин, каким был, к примеру, Сигурд Свинья, выделяет своим рабам участок земли в пользование и разрешает работать на себя по ночам и в праздники. Любой сколько-либо трудолюбивый раб через несколько лет может накопить денег для выкупа и получить свободу.

– Передай ему, что я отведу его на Двор Богов, – решился Харальд.