Почему это вспомнилось тогда? Почему?

Он вдруг явственно ощутил ногами горячую хрустящую гальку железнодорожной насыпи, от шпал густо запахло разогретым мазутом, голубые рельсы манили в несбыточную для детства мечту. Они учились тогда, кажется, в пятом классе, в их речных краях даже школьникам было модно дарить ко дню рождения спиннинги, и трое дружков — Атос, Портос и Арамис, — зажимая их под мышками, как шпаги, шли на рыбалку.

Они проходили мимо поезда дальнего следования и уже почти миновали последний вагон, как чей-то голос заставил их обернуться — с последней подножки уже тронувшегося состава им махал солдат. В память врезалось его лицо: смешливые глаза из-под надвинутой на лоб пилотки, ослепительные зубы; их руки неловко столкнулись, а когда разъединились, в руке Андрея осталось письмо. «Опусти, мальчик! Слышишь? Сегодня же!» — успел крикнуть солдат и еще долго махал им с подножки, все уменьшаясь и уменьшаясь.

Возвращаться к почтовому ящику не хотелось, и, решив, что опустит письмо на обратном пути, Андрей сунул конверт под лопухи, кустисто заполнившие старую насыпь.

Он вспомнил о нем уже дома, посреди ночи, когда в дремотном забытьи перед зажмуренными глазами подпрыгивали на зеркальной воде поплавки, а рука все еще тянула напружиненную живой, бьющейся тяжестью лесу. Кажется, он спал, и разбудил его толчок памяти. «Письмо, — покрываясь холодной испариной, — спохватился Андрей, — я же забыл опустить письмо!»

От их дома до станции было километра два с половиной, и, представив это расстояние в кромешной темени, в зловещих перебежках бродячих собак да мало ли еще каких полуночных страхах и неприятностях, Андрей натянул до подбородка убаюкивающе теплое одеяло, но тут же вскочил и, подрагивая в ознобе, начал одеваться. Кто знает, что таилось в том письме, которое нужно было отправить именно сегодня.

До станции он почти бежал, неотрывно глядя на спасительно брезжущие вдали фонари, он боялся оглянуться, сердце замирало при малейшем шорохе, а когда наконец вскарабкался на осыпающуюся, гремящую галькой насыпь и сунул руки в мокрые от росы лопухи, заледенел и облился жаром — под лопухами было пусто. Андрей опустился на колени и, до боли их обдирая, начал елозить, шарить по осклизлой траве, прощупывая каждый листик, каждый камешек. Рука инстинктивно отпрянула, ткнувшись во что-то студенисто-липкое («Лягушка!»), но, переборов страх и отвращение, он снова и снова отползал на коленях назад; кружил на месте, все еще надеясь и уже отчаявшись. Конверт нашелся метрах в десяти от того места, где он его искал, — просто плохо заметил, куда положил, — и, с бьющимся сердцем ощупывая сыроватый бумажный пакетик, Андрей испытал в ту минуту чувство, которого так остро не испытывал потом никогда. Чувство потерянного и вновь счастливо обретенного. А может быть, это было чувство очищенной совести?

О неотправленном и чуть было не потерянном в детстве письме ему долго и настойчиво напоминала тетрадь в темном коленкоровом переплете, спрятанная в дальнем углу тумбочки под аккуратной стопкой уставов и наставлений. От Насти не было ни письма, ни открытки. Чего он ждал?

…Андрей медленно, с наслаждением водил кистью по шершавому, изборожденному морщинами стволу, когда высунувшийся из окна дневальный позвал его к командиру роты. Он не придал значения этому вызову и, тщательно вымыв руки, смахнув с сапог капли известки, вошел в кабинет.

— Проходите, — сказал командир, не приглашая садиться. Он выдвинул ящик стола, достал конверт с мелькнувшей четким шрифтом ведомственной надписью и протянул Андрею: — Поезжайте. Вот разрешение…

Андрей оторопел. Все сместилось, сдвинулось в мгновенной догадке: «Куда? Какое разрешение? От министра? В ВДВ?» Он не сразу сообразил, вспомнил, что это то самое разрешение, о котором командир роты обещал похлопотать три месяца назад. Из Генерального штаба пришел наконец допуск на посещение архива Министерства обороны СССР.

Снова среди кромешной, сырой, озвученной лаем бродячих собак ночи Андрей бежал по пустынной, безлюдной дороге к спасительно маячившим вдалеке теплым огням железнодорожной станции.

Уже сидя в душной электричке и рассеянно поглядывая в окно, он подумал о том, что слишком опрометчиво поехал в Подольск. Эту неуверенность он почувствовал еще в разговоре с командиром роты. Андрей догадывался: получить допуск в архив помог генерал, солдатам попасть туда было непросто.

— Слишком мало данных, — сказал майор. — Очень шаткая у вас привязка. Красную Поляну освобождали многие части — и стрелковые, и танковые… Найти бойца — все равно что дерево в лесу. Но разрешение есть. Поезжайте.

Чем ближе Андрей подъезжал к Подольску, тем больше сомневался. В самом деле, какие у него данные? Единственное доказательство — последнее письмо Николая. Но почему именно Красная Поляна? Потому, что «поющие деревья»?

Проходная архива, стиснутая с двух сторон высоким каменным забором, охватившим большую, как парк, территорию, напоминала контрольно-пропускной пункт воинской части.

Андрею выписали пропуск, и, переступив порог, он подумал, что, в сущности, оно так и есть: в молчаливых, похожих на казармы домах, выстроившихся вдоль асфальтированной и по-гарнизонному чистой дорожки, разместилась не одна часть, а все Вооруженные Силы, принимавшие участие в Великой Отечественной войне. Только эти дивизии и армии волшебно сейчас уменьшились и успокоились в тесных несгораемых сейфах.

Его встретила строгая, молчаливая женщина. Холодно посмотрела сквозь очки, проверила документы. «Теперь она командует здесь дивизиями», — подумал Андрей, и эта мысль его развеселила.

— Все ищут, — вздохнула женщина, — все надеются…

Наверное, он был не первый по такому делу, — не задавая лишних вопросов, женщина помогла заполнить какие-то карточки, подписала какие-то бумажки и все с той же сухой вежливостью направила в другую комнату для получения документов.

«Как все просто!» — удивился Андрей.

Небольшая комната с зарешеченным окном напоминала камеру хранения — все стены были в стеллажах, на которых ровными рядами стояли удивительно одинаковые черные чемоданчики.

«И тут шеренги…» — подумал Андрей.

За перегородкой от телефона к телефону металась полная, но быстрая и ловкая женщина в темном халате, и Андрей отметил в ее ответах ту же сдержанность и официальность военного человека, — в самом деле, чем не штаб этот архив! Трое посетителей — генерал в поношенном, старого покроя мундире, парень в клетчатом пиджаке и быстроглазая, в пионерском галстуке девушка — терпеливо ожидали очереди.

— Что у вас? Это вы от Валентины Александровны? — бросив трубку, спросила Андрея полная женщина.

Андрей протянул бумажку и по смягчившемуся взгляду, которым женщина по ней пробежала, понял, что строгая Валентина Александровна сделала там какие-то особые пометки, способные поторопить сотрудников, — на удовлетворение своей заявки по правилам архива, висевшим у входа, он мог рассчитывать только на следующий день.

— Погодите минутку, — совсем уже по-свойски сказала женщина и сняла телефонную трубку: — Девочки! Сделайте мне триста тридцать первую дивизию… И двадцать восьмую бригаду, пожалуйста. — Помолчала, поморщилась, выслушивая, очевидно, возражения. — Знаю, знаю, что много заявок. Но в виде исключения… Уж больно симпатичный солдатик… — И, ободряюще улыбнувшись, кивнула Андрею: — Погуляйте полчасика, ваша дивизия уже на марше.

Андрей вышел.

Здесь и курили, как в расположении части, не где придется, а в специально отведенном месте, в «курилке».

На лавочке под деревом сидел майор. «Пожалуй, постарше нашего», — определил Андрей и, спросив разрешения, присел рядом.

Офицеру, наверное, хотелось поговорить, и он спросил первым:

— По истории части приехали?

— Нет, не по истории, — сдержанно ответил Андрей. — По личному вопросу. — Он подумал, что нехорошо скрытничать перед офицером, и добавил: — Солдата ищу, неизвестного…

— Трудное дело, — сказал офицер. — По оперсводкам смотрите… Подробнейшая картина.

В читальном зале сидело за столиками несколько человек, Андрей узнал генерала и пионервожатую.

Он сел за свободный стол, открыл чемоданчик и достал кипу толстых тетрадей, изрядно потрепанных, похожих на инвентарные книги. Все они были сшиты, пронумерованы и скреплены печатями. Прочитав чью-то затейливую подпись, удостоверяющую число страниц и помеченную сорок первым годом, Андрей с неожиданной грустью подумал о том, что обладателя этой подписи, возможно, уже нет и в живых. Он мог погибнуть через час после того, как расписался в тетради.

В первой книге были подшиты оперативные сводки, написанные на листочках, вырванных откуда попало — из школьных тетрадей, из блокнотов, и просто обрывки бумаг. Донесения набрасывались второпях — то ручкой, то карандашом. Больше всего карандашом. И правда, откуда там быть чернилам?

Перелистывая бумажки, исписанные разными почерками, захватанные, надорванные, вглядываясь в цифры, обозначавшие части и наименования населенных пунктов, Андрей окончательно осознал правоту майора: найти фамилию солдата было бы чудом.

«Надо искать по названию», — решил он, и глаза его, как бы запрограммировав, ловили теперь в пестроте строк только два слова: «Красная Поляна».

На девятнадцатом листе они словно споткнулись: «Начштадиву 331 штабриг 28 Чашниково 13.15; 5.12.41 г., карта 100 000.

С 14.00 3 батальон с северной окраины Катюшки будет переведен на исходное положение для атаки на опушку леса (примыкает к Красная Поляна Юго-Запада)».

На следующем листке, вырванном из блокнота, была торопливо набросана другая сводка:

«Боевое донесение № 14 к 6.00 6.12.41 г.

3 сб в течение проведенных операций за Катюшки, имея большие потери (до 365 ч), нуждается в пополнении личным составом».

Больше всего Андрея поразило то, что печальная эта (погибло 365 человек!) оперсводка была написана спокойным, остро отточенным карандашом. А глаза продолжали искать Красную Поляну. Стоп!

«Оперсводка № 16. 12.00. 6.12.41 г.

…11.35. 6.12.41 г. 3 сб под прикрытием артогня и танков ворвался в южн. окр. Красная Поляна, ведет уличный бой с противником, засевшим в зданиях Красная Поляна.

12.35. 6.12.41 г. 2 сб вышел на юг. — зап. окр. Красная Поляна, ведет уличный бой, развивает наступление с 3 сб.

13.25 2 и 3 сб ведут бой с ОТ пр-ка, засевшим в школе и больнице, продолжается очищение отдельных домов от пр-ка на юж. и юг. — зап. окр. Красная Поляна… Группа разведчиков с автоматчиками 28 стр б-ды ведут разведку леса зап. Красная Поляна… Сведения о потерях будут представлены в очередной сводке…»

«Разведку леса?.. Разведку леса… Уж не того ли, где «поющие деревья»?»

Андрей перелистал еще несколько страниц…

«Боевое донесение № 17 к 18.00. 6.12.41 г.

Части 28 сб., выполняя боевую задачу, в 12.10 6.12.41 г. с боем заняли Красную Поляну…»

«Части, части, группы, сб, сбр, а где же солдаты? Где Сорокин?» С отчаянием листал тетрадь Андрей — картина боя менялась буквально по минутам.

— Ну как успехи? — услышал он голос над собой и увидел строгую женщину, которая выписывала документы.

Андрей пожал плечами, в бессилии глядя на кипу тетрадей.

— Вы посмотрите «Книгу безвозвратных потерь», — посоветовала женщина. — Эти списки обновляются… Все время кого-то находят…

«Книга безвозвратных потерь» — объемистая и тяжелая — была начата 1 декабря 1941 года. Она сплошь состояла из фамилий, и, прежде чем заняться поиском, Андрей невольно произвел простое вычисление. На каждом развороте книги — слева и справа — помещалось ровно по восемь фамилий убитых — очевидно, для удобства подсчетов. Андрей насчитал двести тридцать семь таких разворотов, помножил это число на восемь, получилось тысяча восемьсот девяносто шесть человек — убитые только за год и четыре месяца…

Перед глазами замелькали фамилии, и, растерявшись перед безмолвным строем погибших, таким огромным, что, если бы проводить вечернюю поверку, понадобились бы, наверное, не одни сутки, он решил искать по старому, уже найденному им самим способу — по названию населенного пункта. Андрей медленно повел пальцем левой руки вниз по графе «Где убит, когда», а правой — «Где похоронен».

Он начал по алфавиту — с буквы «А».

Анчарук Петр Васильевич, умер от ранения, похоронен в д. Соснино. Домашнего адреса не значилось, и, выходит, некому было сообщить о гибели. Если кто-то из родственников остался в живых, они не знают, где их Петя, или Петр Васильевич. Не было «обратных», домашних адресов у помощника командира отделения Виноградова Ивана Васильевича и у подносчика патронов Волкова Ивана Евлампиевича…

Почему не было?

Все-таки ему надо было опять приучать глаза к словосочетанию «Красная Поляна», и он читал теперь только графу «Где похоронен». По восемь раз на каждой странице мелькало: «Убит, убит, убит…», «Похоронен…», «Западная окраина 200 м от деревни Борисовка», «Братская могила. У опушки леса, юго-восточнее деревни Шеломки», «Лес. Юго-восточнее деревни Леушино».

«А ведь эти могилы могли и не сохраниться… Столько похороненных, а многие так и не найдены…» — подумал Андрей и опять наконец-то набрел взглядом на Красную Поляну.

Похороненными в Красной Поляне значились трое подряд, чьи фамилии начинались на букву «С». Скворцов Илья Иванович из Горьковской области (под графой «Когда и по какой причине выбыл» значилось: «Убит 4.12.41 г.»), Смирнов Василий Ильич из Йошкар-Олы, Смирнов Иван Федорович, призванный из Иванова, — под их фамилиями сносками было написано: «Там же». Сорокин Николай здесь не значился.

Где-то возле Красной Поляны, у лесной сторожки, между деревнями Антипино и Никитская, лежал стрелок Бабанов Илья Иванович; Грачев Александр Петрович — «у дороги, за рощей, одинокая могила…».

Андрей обратил внимание на то, как изменился цвет бумаги и формат, — значит, одной тетради не хватило и к ней суровыми нитками пришили другую, потолще.

Возле лесной сторожки между деревнями Антипино и Никитская было похоронено еще трое… Только вот «сторожка» или «дорожка»? В двух местах это слово читалось по-разному.

Нет, найти нужную фамилию оказалось не так-то просто, как он думал. Его блуждание по страницам «Книги безвозвратных потерь» было похоже на блуждание по лесу. Андрей понял, что окончательно запутался, — фамилии, как деревья, мелькали слева, справа и впереди. И из этого молчаливого леса людей не было выхода.

Он сложил тетради — в голове шумело, как после бессонной ночи дневальства. Каким тяжелым показался ему чемодан!

Краснощекая пионервожатая стрельнула в его сторону глазами, когда он вставал. Андрей, никак не отреагировав, прошел мимо.

— Приходите еще, — улыбнулась полная женщина, водворяя на полку его черный чемоданчик.

— Приду, спасибо, — машинально ответил Андрей, думая о том, что вряд ли еще сюда придет.

Переступая порог проходной, он обернулся, и ему показалось, будто в темных окнах архива мелькнули солдатские лица.

«Сколько их там, сколько же их там! — испытывая вдруг навалившуюся на грудь тяжесть, подумал он. — Роты… Дивизии… Армии… И одинокая могила где-нибудь у дороги, на опушке…»

Майор просил вернуться к двадцати ноль-ноль. На часах было двенадцать.

«Успею, — решился Андрей. — Только вот с какого вокзала Красная Поляна?»