Если бы летом 1918 года после первой кавалерийской атаки, в которой я участвовал, меня попросили описать эту схватку с белогвардейцами (я, молодой кавалерист, раз десять тогда гладил шашкой, а мне казалось — зверски рубил удирающих бородатых казаков), я бы в сердцах наговорил очень много неприятных слов в адрес плохой шашки и коня, а картину боя рекомендовал бы отобразить нашему эскадронному писарю.

Если бы такую же просьбу я услышал осенью 1936 года в окопах у моста Принцесс, где позиции марокканцев и республиканских бойцов разделяли лишь тридцать-сорок метров бурливого Мансанареса, а пули, снаряды, бомбы сыпались осенним дождем, я бы ответил, что из такого ада мало кто выходил живым, а мертвые абсолютно неграмотны.

Если бы кто-нибудь поинтересовался, как я опишу картину ливня на второй день после захвата сопки Заозерная (осень 1938 года), ливня, который переворачивал и крутил, как щепку, в мутных водах трехтонную машину ремонтной мастерской вместе с людьми в ней, я бы сказал, что это лучше меня сделает корреспондент газеты «Красная звезда».

Переживания во время окружения немецкими танками штаба 25-го механизированного корпуса (июль 1941 года), когда от наседающих пьяных фашистов отстреливались не только офицеры, но и машинистки и санитарки, или ликующую радость победных боев в Берлине у самого рейхстага (1 мая 1945 года), по моему глубокому убеждению, должны описывать такие талантливые мастера пера, как Шолохов, Федин.

Все это я рассказал для того, чтобы показать, насколько далек был от мысли когда-нибудь начать писать. И все-таки на втором полувеке своей жизни я занялся этим…

Издательством «Молодая гвардия» выпущены две книги моих воспоминаний: «Сквозь бури» — о славных конниках 6-й Чонгарской кавалерийской дивизии Первой Конной армии Семена Михайловича Буденного, и «Ратная быль» — о героях-танкистах Великой Отечественной войны.

Белгородское областное издательство собирается в этом году выпустить «Междубурье», Это книга о боевых подвигах танкистов, воевавших в Испании и на озере Хасан.

Почему же я стал писать?

Задумываясь над патриотическим воспитанием нашей прекрасной молодежи, я понял, что о незабываемом героическом подвиге советского народа и партии нашей в борьбе с фашистскими захватчиками сна узнаёт и будет узнавать из книг. Участвовать в написании таких книг должны и те, кто сам пережил бои, видел все своими глазами.

Беззаветное служение Родине, отвага и самопожертвование во имя спасения товарищей в бою стало обычным поведением наших воинов. Если говорить о танкистах, то такие примеры высокого мужества показали майор Арман, первый Герой Советского Союза — танкист; командир танка старший лейтенант комсомолец Дмитрий Лавриненко, уничтоживший 52 немецких танка; командир танковой бригады Вайнруб и тысячи других.

Для описания их подвигов нужно страстное желание правдиво и доходчиво рассказать о будничной жизни этих простых советских людей, заставить свою память открыть тайники, не жалеть времени для бесед с живыми участниками войны, усердно рыться в архивах и все полученное сырье обрабатывать за писательским столом, в кропотливом труде — много месяцев и лет.

Наша 6-я Чонгарская кавалерийская дивизия после ликвидации банд в плавнях Кубани была переброшена в район станицы Баталпашинской на Северном Кавказе.

Первая кавалерийская бригада 6-й дивизии, в которой я служил, приводила себя в порядок, занималась боевой подготовкой, но основной ее задачей была ликвидация бандитизма в районе станицы Зеленчукской.

Разрозненные части деникинцев, которые не смогли пробиться к Черному морю и сбежать на иностранных кораблях за границу, скрывались в труднодоступных горах. Местные кулаки и богатые черкесы снабжали эти банды продуктами. Бандиты действовали небольшими отрядами в двадцать-тридцать человек, а иногда для налетов на крупные станицы несколько отрядов сливались в одну большую банду.

Особенно свирепо разбойничала в районе станицы Зеленчукской банда князя Джентимирова. Она терроризировала население всей округи. Опасаясь налетов, казаки боялись даже работать в поле.

Князь Джентимиров, богатый скотопромышленник Баталпашинского округа, всю гражданскую войну прослужил в «волчьей сотне» генерала Шкуро. Обозленный до крайности реквизицией всех своих многочисленных овечьих отар, просторного каменного дома в ауле Хахандуковском, Джентимиров собрал банду из богачей разных горских национальностей. С приходом в район Баталпашинска частей буденновской конницы бандиты укрылись в самых глухих местах.

Командир первой кавалерийской бригады Игнат Аверьянович Вашило, в прошлом драгунский унтер-офицер и лихой рубака, получив задание ликвидировать банду князя Джентимирова, отдал следующий приказ:

«Каждому командиру полка организовать по два разъезда в тридцать-сорок коней. Разъезды усилить двумя станковыми пулеметами на вьюках. Лошадей подобрать из местных кабардинских пород, с полной чисто казачьей сбруей (седла, уздечки, чомбура). Людей отобрать смелых, инициативных. Задача каждого разъезда: разыскать банду, влиться в нее под видом разбитой деникинской части, получить точные данные о силе, составе, расположении, обо всем донести в штаб бригады. Если представится к тому возможность, ликвидировать банду на месте своими средствами».

Утром вызвал меня командир 32-го кавалерийского полка товарищ Тарновский-Терлецкий. Задумчиво разглаживая свои большие усы, он длинными шагами вымерял из угла в угол комнату и, не ответив на мой доклад о прибытии, спросил:

— Ты слыхал, Кривошеин, что-нибудь о банде князя Джентимирова?

— О ее зверствах по станице только и говорят, — ответил я.

— А что бы ты сделал, если бы получил приказ эту банду уничтожить? — спросил командир полка. Он стал против меня и устрашающе выкатил большие серые глаза.

— Что сделал бы? Уничтожил! — выпалил я.

— «Хвалилась свинья луну достать»! А как бы ты ее уничтожил? — насмешливо улыбнулся комполка. — Она самого тебя так уничтожит, что пыль из тебя пойдет, как из старого валенка!

— Насчет пыли, товарищ командир полка, «бабушка надвое сказала»! — возразил я. — Конечно, сама банда в руки не придет. Сначала придется ее разыскать, а там видно будет: или уничтожить ее из засады, или придумать что-нибудь поумней.

— Вот это уже похоже на дело! Это мужской разговор! — весело произнес командир полка свою любимую присказку. — Значит, ты поедешь начальником разъезда, а командир третьего эскадрона Хоменко будет командовать другим.

Тут я только заметил, что в глубине комнаты сидит и ухмыляется невысокий крепыш Хоменко.

— Ваши разъезды пойдут в противоположных направлениях, — продолжал командир полка. — Подробности по организации получите у начальника штаба. Поверять готовность буду завтра в шесть ноль-ноль. Можете идти.

Мы зашли к начальнику штаба полка и уточнили все относительно формирования разъездов и тактики действий при обнаружении банды, а затем поскакали по эскадронам подбирать людей, лошадей с длинными хвостами (казаки хвосты не обрезали), казачью сбрую и снаряжение.

На следующий день рано утром после поверки командиром полка мой разъезд направился в горы. Вместе с нами ехал проводником дед Ничипор.

Дед Ничипор, коренной казак станицы Зеленчукской, безлошадный бедняк, всю свою долгую жизнь проработал батраком у богачей. Много он хлебнул горя и от них и от «господ стариков». В горах он знал каждую тропинку, каждый камень. В станице про него ходила байка: «Дед Ничипор каждый день знает, где и какой дикий козел справляет свадьбу и с какой козочкой». Бодрый, веселый, говорун, он на коне сидел «чертом». Сам старался нам помочь особенно ревностно еще и потому, что его два сына служили у Буденного.

На мой вопрос, найдем ли мы банду, дед Ничипор, хитро сощурив свои по-молодому сверкающие глаза, сказал:

— А зачим бы я ихав? Як пить дать, буде наша!

Проезжая несколько горных пастбищ, мы останавливались у каждого коша и подолгу расспрашивали пастухов о банде, где она, сколько их, часто ли бывает здесь, но они молчали: не знали или боялись говорить.

Во время обеда я спросил деда Ничипора, где, по его мнению, нам следует в первую очередь искать банду. Дед долго чесал редкую свою бороденку, как будто вся разгадка была в ней, а потом сказал:

— А бис его батька знае, де вона може буть! Тут е дви або три агромадных пещеры, де я с барантой колысь ховался от дождя. Думаю, шо воны там. А у якой побачимо, як бог поможе.

…Тропинка петляла вверх и вниз. И тут я убедился, насколько прав был командир полка, когда в приказе подчеркивал, чтобы в разъезд подбирались кони только местных пород. Маленькие, легкие, вместе с тем очень выносливые, они, как дикие козы, часами скакали по узенькой тропинке. С одной ее стороны, шел крутой, в несколько сот метров обрыв, на дне которого едва слышно шумела река, а с другой — отвесная гранитная стена. Несколько раз мы проходили вброд мелкие горные речки с совершенно чистой холодной водой.

Вечером подошли к одной из пещер. Банды там не обнаружили, хотя следы пребывания большого количества людей и лошадей были налицо: пепел от нескольких костров, бараньи кости, конский и овечий помет, клочки затоптанного сена. Я сказал деду Ничипору, что, по моему мнению, не так давно здесь ночевало человек сто с лошадьми.

— А может, и уси двисти, — серьезно сказал наш опытный проводник, разглядывая оставленные бандой следы.

Здесь мы решили остановиться на ночлег: кони заметно устали, да и бойцам нужен отдых.

Я собрал всех своих людей и еще раз подробно объяснил, как вести себя при встрече с бандой, что и как делать в случае, если мы вольемся в нее.

Бойцы заверили меня, что будут «прекрасными бандитами». «Только потом, — смеялись они, — трудно будет разбандитиваться обратно».

Покормили коней и, выставив охранение, завалились спать.

Во время моей беседы с бойцами дед Ничипор сидел в сторонке на седле и дремал. А когда я кончил, он подошел ко мне и сказал, что завтра нужно будет двигаться к «Пяти угодникам».

— Там, — добавил он, — така ж велика пещера. Видсиль до ней верст мабуть двадцать.

— Хорошо! — сказал я. — К «угодникам» так к «угодникам», а сейчас спать до утра.

С рассветом тронулись дальше. Впереди чернело глубокое ущелье, а за ним далеко едва проглядывали темно-синие снежные вершины гор. Утренняя заря только что занималась, окрашивая все вокруг в бледно-розовый цвет.

Прошли уже километров пятнадцать. Вдруг головные дозорные дали условный сигнал: «Стой!» — и быстро свалились с коней. Я поскакал к ним и, спрыгнув с коня, подполз к Ничипору. Дед показывает мне рукой вниз. Присмотрелся: по тропинке поднимались трое. Поднял к глазам бинокль: двое на лошадях, один на ишаке. Подал разъезду сигнал: «Ко мне!» Разделил отряд на две части и приказал каждой половине замаскироваться по сторонам тропы.

— Бандитов, — потребовал я, — подпустить на пять шагов и захватить живыми. Коней их не выпускать. Без команды не стрелять. Старшине Суменко с пятью бойцами занять засаду в двухстах метрах впереди, вправо от нашей тропинки, с задачей: если какому-нибудь бандиту удастся от нас ускользнуть, уничтожить огнем. В случае появления новой бандитской группы немедленно доложить, не открывая огня.

Все быстро заняли свои места. Лежим. Ждем. Каждая минута кажется часом. Вот бандиты добрались до реки. Остановились. Напоили коней. Вверх поехали гуськом. Ишак опять замыкал шествие. Один из бандитов запел. Слышен только голос, а их самих не видно: тропинка зашла за выступ скалы метрах в двухстах от нас. Наконец показался первый всадник на хорошем вороном коне. Это был красивый чернобородый черкес. Второй, совсем мальчишка, лет пятнадцати, ехал и настороженно вертел головой по сторонам. На ишаке сидел толстый бородач, непрерывно подгоняя его пятками.

Все бандиты вооружены кинжалами, шашками. Винтовки мирно болтаются за спинами. Вот уже простым глазом хорошо видны большие серебряные газыри на черкеске головного бандита. Едут совершенно спокойно: очевидно, на этой дороге бывали не раз и не ожидают нападения. Они уже совсем близко. Нас разделяют десять… пять метров…

Пора! Пружиной отталкиваемся от земли и с криком: «Стой! Руки вверх!» — бросаемся на бандитов. Головной успел повернуть коня, но удрать помешал ему второй, конь которого загораживал всю тропинку. Короткая жаркая схватка — и бандиты лежат связанные на земле. Головной, видно какой-то «начальник», больше всех причинил хлопот нашей тройке. Опрокинутый на землю, он кусался, дрался ногами до тех пор, пока ударом рукоятки нагана не привели его в спокойствие. Всех троих вместе с конями мы быстро оттащили в укрытие.

Начали допрос. Здесь нам помог дед Ничипор. Он, как заправский переводчик, настойчиво спрашивал по-черкесски, кто они, куда едут. Бандиты молчали как немые. Головной сидел, не поднимая глаз, и всем видом своим показывал полное безразличие к происходящему. Мальчишка дрожал, испуганно косил по сторонам выпуклыми черными глазами. Толстый смотрел на небо, как бы ожидая помощи оттуда.

Видя безуспешность стараний деда Ничипора, я приказал перевести бандитам: «Если они не будут отвечать на мои вопросы, я их здесь же расстреляю, как поганых собак». Перевод моих слов не произвел никакого впечатления. Они продолжали упорно молчать. Тогда дед передал им, что сейчас начнут их расстреливать по одному. Я приказал трем бойцам отвести толстого за выступ скалы, заткнуть ему рот, произвести выстрелы в воздух, связанного оставить за скалой и, вернувшись, доложить мне об исполнения приказа.

Старого бандита поволокли. Он молчал. Не пошевелился и головной бандит. Однако мальчишка стал конвульсивно дергаться и… заплакал. Раздался залп. Мальчишка заревел в голос. Головной зло сверкнул на него глазами и что-то прошипел, а потом стал громко ругаться и плеваться.

Дед опять повторяет те же вопросы. Снова молчание. Я приказал тащить на «расстрел» головного бандита. Мальчишка заорал еще громче и, как только главарь скрылся за выступом скалы, что-то быстро залопотал по-черкесски. Дед перевел, что мальчишка хочет рассказать все, только пусть не расстреливают его дядьку. Я задержал «расстрел».

Мальчишка стал торопливо рассказывать, что в двух-трех километрах отсюда, за следующим перевалом, в пещере находится банда до двухсот человек. Там же и Джентимиров. Князь проводил совещание с главарями других банд, и сейчас в пещере идет пир: пьют бузу за будущие успехи. Джентимиров послал их в аул за бузой и молодыми барашками.

Пленных и донесение направил командиру полка, а спешенный разъезд тронулся вперед.

Группе старшины Суменко приказал остаться на месте с задачей прикрыть огнем, если бандиты набросятся на нас со следующего перевала.

Никем не замеченные мы вскоре подползли почти к самой пещере и в двадцати-тридцати метрах от входа расставили заставы с пулеметами. Бандиты из пещеры не показывались. Слышны были только их крики и песни. Чтобы запереть все выходы из пещеры, десяток бойцов переправил на другую сторону лощины и поставил там два караула. В полнейшей тишине, в напряженном ожидании их выхода мы пролежали весь короткий остаток дня и ночь. Было холодно. Ветер, врываясь в ущелье, ревел и свистел, как Соловей-разбойник. Мелкий надоедливый дождь промочил всех до нитки. Дождевая дымка совсем сократила видимость. Пришлось выдвинуть секреты еще ближе. Только перед самым рассветом десяток бандитов попытался на конях выехать из пещеры, но встреченный нашим огнем быстро повернул назад. Завязалась перестрелка.

Утром с ближайшего коша прискакал ко мне боец с приказанием явиться для доклада к командиру полка. Я помчался. После моего короткого доклада командир полка отдал приказ прибывшим вместе с ним эскадронам занять места застав, а сам с командирами пошел на рекогносцировку. Усилившаяся стрельба на заставах и крики заставили прекратить разведку. Бандиты пытались прорваться из пещеры, но, оставив у ее входа десятка полтора убитых, вернулись обратно. Двух раненых взяли в плен.

По рассказам деда Ничипора, пещера, где находилась банда, представляла собой большое помещение высотою в три-четыре метра. В нее свободно могло войти до тысячи баранов. Внутри пещеры находился родник с хорошей питьевой водой. Пленные показали, что в банде имеется до сотни баранов и десять коров. Значит, долгое время ни в воде, ни в пище банда не будет испытывать затруднений. Практически банда может сидеть в пещере несколько недель. Следовательно, необходимо принимать меры, чтобы выгнать ее из пещеры.

Командир полка приказал в 10.00 на пять минут открыть огонь по пещере из всех видов оружия. После обстрела бандиты совсем затихли. Нужно было придумать что-то другое.

Тарновский-Терлецкий отдал приказ, в котором особое внимание обращал на бдительное несение службы застав ночью, так как бандиты, по-видимому, в это время суток будут пытаться вырваться из окружения. Легкие и станковые пулеметы, указывал он, должны быть приготовлены для ночной стрельбы. Огонь открывать, не дожидаясь команды, по первому шороху, шуму. В каждом эскадроне в резерве иметь в постоянной готовности не менее одного взвода. Чтобы отличить своих бойцов от бандитов, с наступлением темноты головные уборы перевязать полосками белого бинта. Часовых в караулах сменять через каждый час.

— Ну что ж, Кривошеин, — сказал мне командир, встретив в полдень на заставе, — половину задачи ты выполнил хорошо. Как показал опыт, стрелять в пещеру из винтовок и пулеметов — это все равно что носить решетом воду. Необходимо во что бы то ни стало подвести сюда хотя бы парочку орудий. Вот приказ командиру артиллерийского дивизиона. К завтрашнему утру чтобы орудия и снаряды были здесь.

— Товарищ командир, по этим окаянным скалам их, кроме как на самолете, ни на чем не привезешь! — доложил я.

— А ты сбегай на кош, возьми там самолеты и привези орудия. Все! Можешь выполнять, — сказал командир полка, повернулся и пошел к ущелью.

Во взвод я направился с довольно грустным настроением. «Как тащить пушки по такой гиблой тропочке, где верховые кони принуждены скакать с камня на камень, как козлы? На первом же повороте, — думал я, — орудия перевернутся и полетят в пропасть вместе с упряжкой». По пути наткнулся на группу станичников-проводников, которые сидели неподалеку от тропинки, курили и слушали очередную байку деда Ничипора. «Дай, — думаю, — спрошу: может быть, кто-нибудь из них знает дорогу получше». Подошел к станичникам, поздоровался. Присел, тоже закурил и спросил о дороге.

— А зачем вона нужна, товарищ начальник? Сотни уже прийшли сюда, банда обложена, як тот медведь у берлоги, — спросил бравый, в ладно пригнанном полушубке статный казак с сивой бородой.

— Надо, станишники, пушки доставить к пещере. А как их подвезти, не знаю, — сказал я.

— Во, чего загоревал! Маленькую горную пушечку разобрал да на вьюки, как, бывалыча, под Эрзрумом, — и чеши с горки на горку! — посоветовал другой, рыжебородый казак, по-видимому, старый артиллерист.

— В том-то и дело, что горных пушек нет, а тащить сюда полевую, семидесятишестимиллиметровую, не очень возрадуешься, — заметил я.

— Это загвоздочка! — воскликнули сразу несколько голосов. Задумавшись, минут пять молча курили.

— А шо вы скажете, станишники, нащет дороги, що иде по Кривой балке и пидходе до пещеры с той стороны? — спросил маленький худенький старичок с редкой седой бородкой, одетый в старый, залатанный полушубок. — Колысь гнав я там отару. Правда, и там не дюже ривно, а такой пропастины, як сюды мы ихали, тамычко немае.

— Кум Серега правду каже. Можно спробовать, лучшей не буде! — сказал дед Ничипор.

— Ну что ж, «от хорошего лучшего не ищут»! Времени у нас мало. Комполка приказал пушки перевезти к утру. Вы, кум Серега, и вы, деду Ничипор, быстро собирайтесь, поедете со мной. Кто еще хочет из станичников нашу компанию разделить, пожалуйста, — сказал я и быстро пошел седлать коня.

Правда, не к утру, а к обеду пушки мы к пещере доставили. Путешествие это было кошмарное. Несмотря на ледяной ветер, люди да двадцать пар волов взмокли от пота. Мы тащили пушки по бездорожью, в полной ночной темноте, через десятки маленьких и больших оврагов, через острый кустарник, рвавший нашу одежду, руки и лица, через бурлящие потоки, которые мы или переходили вброд, или обходили, если их шум предупреждал нас, что стоит только сорваться с обрыва — и все кончено.

К моему удивлению, быки, запряженные по десятку в каждую пушку, по выступам скал карабкались с завидной ловкостью. На очень крутых спусках мы выпрягали быков и пушки спускали вниз на канатах, а быков, связанных парами, сводили вниз. Помогло и то, что по совету мудрых, старых вояк тяжелый передок пушки мы заменили легким, от брички.

Теперь осталось перетащить орудия на другой скат ущелья: с этого места стрелять из пушек и попадать в пещеру просто невозможно. Мы потеряли еще три часа на спуск и подъем через крутые скаты ущелья и отвесные каменные выступы. Наконец пушки были поставлены на другой стороне ущелья, прямо против входа в пещеру. Артиллеристы стали колдовать вокруг них.

Раздался первый выстрел. Снаряд разорвался перед самым входом в пещеру, второй — немного вправо, а третий — в самой пещере. Оттуда повалил белый дым. Близстоящие к пещере посты слышали громкие крики и стоны. Артиллеристы открыли беглый огонь. Снаряды один за другим рвались в пещере.

Но вскоре стрельбу пришлось прекратить из-за плохой видимости. Из пещеры валил дым. Наступала вечерняя темнота.

Командир полка напомнил командирам, что сегодняшней ночью следует ожидать попытки бандитов вырваться из окружения, так как после артиллерийского обстрела бандиты поняли, что в пещере они не отсидятся. Он потребовал особой бдительности на постах и полной готовности вести ночной бой. Оказывается, в ночь, когда я ездил за пушками, бандиты дважды пытались прорвать наше кольцо, но были отбиты с большими для них потерями.

А погода, как нарочно, помогала им. Дождь лил без конца. Печально и дико выл холодный ветер, пронизывая нас насквозь. Темные тучи, одна больше другой, как бы повисали на верхушках деревьев. Кругом темно, как в подвале. На постах внимательно прислушивались к каждому шороху. Упадет ли ветка, сорванная порывом разгулявшегося ветра, скатится ли вниз камень и булькнет в ручейке далеко по дну ущелья, руки сами ложились на гашетки станковых пулеметов.

Примерно в полночь секреты услышали шум подкрадывающихся людей, несколько камней с грохотом покатилось вниз. Пулеметчики открыли огонь длинными очередями; его подхватили винтовки. Засверкали вспышки орудийных выстрелов. Все вокруг загрохотало, сверкало… Послышались вопли, крики, громкие стоны, ругань… Человек пятнадцать бандитов бросились с кинжалами в руках на заставу № 2, что стояла против самого входа. Завязалась рукопашная схватка. Сплетенные мертвой хваткой тела катались по площадке станковых пулеметов. Несколько таких «клубков», завязанных насмерть, свалилось на дно ущелья. Прибежавший на выручку резервный взвод прикончил бандитов и взял в плен пятерых.

Пленные показали, что в пещере находятся главари «лучших» бандитских отрядов, с которыми князь Джентимиров совещался о дальнейших действиях. Когда подошли наши части, их никто не ожидал: все пьянствовали и объедались шашлыком. На первые выстрелы не обратили особого внимания. Князь Джентимиров, сильно пьяный, спал мертвым сном, и никто добудиться его не смог. Проснулся он только вечером, отлупил плеткой нескольких человек, которые особенно громко кричали, что все пропало. Князь сам ползком пробовал вылезти из пещеры; но когда два головных его охранника были убиты, он забрался за выступ, в который не попадают ни пули, ни осколки, и заорал истошным голосом:

— Правоверные мусульмане, сюда пришли казаки из самообороны станицы Сторожевой, чтобы нам отомстить за угодные аллаху дела. Постреляют они немного и уйдут. В пещеру не полезут, так как они прекрасно знают, что здесь их ждет смерть от острых кинжалов честных мусульман. Мы можем сидеть в этой пещере, сколько нам нужно. У нас есть все: и барашки, и мясо, и храбрые джигиты, верные корану. Из пещеры выходить запрещаю. Доверьтесь аллаху и мне! «Нет бога, кроме аллаха, и Магомет — пророк его!»

Князь Джентимиров метался по пещере, как разъяренный зверь, отчаянно ругался. В это время начали рваться снаряды. Первым из них был наповал убит князь Джентимиров. Командовать бандой стал помощник князя — бек Мурза. Он приказал ночью прорываться.

Наутро командир полка открыл огонь из всех пулеметов и орудий, после чего повел эскадрон в атаку. Сам шел с головным эскадроном.

Пещера была взята.

Осмотрев ее, комполка вдруг закричал:

— Кидай пару гранат вон туда, на выступ в потолке!

Сверху послышался сиплый женский голос:

— Не бросайте гранаты, мы сдаемся!..

Комполка крикнул:

— Слезай быстро! Какая там сволочь прячется?

С потолка упало что-то грязное, растрепанное. Затем спрыгнул черкес с окладистой черной бородой и рукою на перевязи, за ним свалились сверху еще три человека. Тарновский-Терлецкий приказал отвести бандитов к выходу и начал допрос:

— Есть еще кто живой в пещере?

Черкесы молчали. Говорили двое русских. Один высокий, худой, в разодранном штатском меховом пальто, назвавший себя казначеем банды, и его жена с испитой, грязной рожей.

Командир полка приказал найти труп князя Джентимирова. Княжеский прихвостень показал на человека в белой черкеске, с позолоченным оружием. Станичники подтвердили, что это действительно князь Джентимиров, самая злая, самая бешеная собака из всех псов, кидавшихся на советскую власть.

— То ж вин, гадюка, палил живыми на костре самооборонцев нашей станицы, — сказал со злостью дед Ничипор.

— А в нашей станице эта подлюка разворовал кооператив, долго глумился над председателем стансовета, потом, бандит, приказал своим подручным разрезать ему живот и насыпать туда овса, а в рот заткнуть граммофонную трубу, «чтоб громче кричал о сдаче продразверстки для советской власти». Так этот зверюга насмехался над народом! — зло выкрикнул пожилой казак из станицы Исправной.

— Товарищи, больше ни Джентимиров, ни другие бандиты издеваться над мирными гражданами не будут! Порукой этому наша славная Красная Армия, защищающая интересы рабочих и крестьян, — сказал командир полка и приказал выходить из пещеры строиться.

Обратная дорога в станицу стала как будто бы ровней. Ливший все время дождь прекратился. Солнце, изредка проглядывающее из-за выступов гор, окрашивало листву вековых деревьев в бурые, желтые, темно-красные цвета, сверкавшие на солнце лучше, чем краски дорогих персидских ковров. Покрытые снегами и тощими кустарниками гребни гор, один выше другого, по-прежнему пересекались и тянулись далеко до горизонта, но уже не казались такими недоступными, как раньше.