Весть о том, что в Оллан прибыл еще один темный мастер, разлетелась моментально, нарушив сонный покой обывателей размокшего под осенними дождями городишки. Мастер галопом влетел в городские ворота, разгоняя сцепившихся уличных торговок, и даже не заметив глазеющего со скуки по сторонам привратника. Его черная фигура, припавшая к серой конской гриве, произвела на грязных улочках настоящий переполох.

Еще бы! Одно дело — мастер Соня, дама желчная и весьма зловредная, но все же как-никак своя. Или стареющий подмастерье Долгопал, любовно прозываемый за глаза «мастер Долго-пил-много-спал», — тоже человек очень даже свой. И совсем другое — чужак. Да еще такой, которого явно стоит бояться. А как же иначе? Вон, мастер Соня перед ним по струнке ходит, даже губ не кривит брезгливо, как это у нее всегда заведено. А как он несчастного подмастерья в чувство привел? Ворвался в «Спиногрыз», где тот, по своему давнему обычаю, прикорнул за кружечкой эдак пятой пива, растолкал его бесцеремонно, шипя в ухо что-то угрожающее, так что бедняга даже протрезвел от испуга, и на дождь выволок. Хозяйку, опять же, напугал до полусмерти своей черной личиной и плащом проклятым: уж на что женщина решительная, а и та полдня потом в храме грехи замаливала. А что? Как знать, не от самих ли то владык преисподней? Тьху-тьху-тьху…

Хотя и затрещали некоторые беспутницы, что мол, неизвестно, как там с лицом, а так мастер очень даже из себя ничего — молодой, с дамами обходительный, одет элегантно и богато (это ничего, что черное, — ему даже идет!), и что неплохо бы вместо Сони, этой стервы высушенной, его к нам поставили. Но и те языки поприкусили, когда к новому мастеру водили самого господина Храша, начальника городской стражи, а тот по возвращении две недели пил без просыпу и из дому носа не показывал.

С Храшем же вот что случилось. Возвращался он как раз с банкета у градоначальника. Брел себе по лужам поступью не так чтобы твердой, но еще вполне внушающей уважение, встречным дамам мурлыкал что-то одобрительное, в общем — пребывал в самом благостном расположении духа. Как вдруг дорогу ему преградила мастер Соня, а за спиной нарисовался престарелый подмастерье.

— Какого лешего! — выругался Храш, не добавив тут же еще парочку совсем уж неприличных выражений исключительно из почтения к знакам Гильдии, но уж никак не к самой Соне.

— Господин Храш, тебе придется пройти с нами для небольшого разговора, — несколько неуверенно начал подмастерье.

— И не подумаю! — прогудел бородач, высматривая за спиной Сони переулок потемнее, куда можно было бы улизнуть.

— Пошли, Храш, а то хуже будет, — зашипела на него мастер, вытаскивая в подкрепление своих слов длинный зазубренный кинжал.

— А ты меня не пугай! — рыкнул на нее Храш в ответ на такую бесцеремонность. — Я законы знаю. Если на меня приказ в твою контору пришел, так давай разбираться. Только учти, еще неизвестно кто кого! А если нет приказа, тогда вообще проваливай! Не загораживай проход приличным людям.

— Ну что ты, господин Храш! — зная вспыльчивый нрав обоих собеседников, залебезил подмастерье. — Ты не так все понял! Ты же у нас человек уважаемый, к тому же, лицо, можно сказать, ответственное, граждански сознательное. А тут такая неприятность… Преступника одного в наших краях видели — серьезного, видать преступника, раз высокий чин из столичной Гильдии на его поиски сам явился. А ты же у нас по этой части. Вот и расскажешь вновьприбывшему господину, что у нас здесь да как. Может, кто из твоих видел что, ну или… Сам знаешь.

Храш от таких речей заметно приосанился, повеселел.

— Ну да, это, конечно, по моей части: головорезов там всяких ловить и покой добропорядочных подданных охранять, — польщено проурчал он. — Что ж вы сразу не сказали? А то угрожать удумали… Ладно, ведите, чего стали?

И не дожидаясь ответа, схватил одной ручищей локоть мастера Сони, другой — плечо подмастерья, и поволок обоих в сторону приемного покоя.

«Чин из столицы» расположился на скамье для посетителей возле узкой высокой стойки, где обычно дежурил старина Долгопал. Он задумчиво перебирал струны давно заброшенной Долгопаловой гитары и на появление Храша, казалось, никак не отреагировал.

— Вот, высокий мастер, прибыл господин Храш, как ты и просил, — доложила Соня.

Храш негодующе выпучил глаза на сидящего. Может, для городских кумушек новый мастер и выглядел вполне представительно, но бородач все же ожидал увидеть кого-то повнушительнее. Ну, вот как мастер Соня, хотя бы: дама в летах, одета в строгое черное убранство, хоть и простого покроя, зато из толстого полотна и шерсти — солидно и по сезону. На этом же одежка была легкая — явно не по здешней погоде, — и из ткани какой-то дорогой да тонкой, на свету шелковой вышивкой отливающей — черной по черному (прежде Храш такое только на барышнях видел). Высокий воротник, плотно обвивающий шею, и широкие рукава легкомысленными значками разноцветными расшиты (у Сони, конечно, тоже такие есть, коли присмотреться, но куда поскромнее и числом поменьше). Кинжальчик в ножнах на поясе маленький, несерьезный какой-то — игрушка, каменьями изукрашенная. Более же всего Храша возмутили волосы приезжего — ладно бы просто длиннющие — почти до пояса, — а то еще и аккуратно, по-дамски, в косицу сплетенные да кокетливой черной лентой с заколкой бриллиантовой повязаны! Нет, может у них там, в столице, так и принято, только Храш, наглядевшись на это, для себя решил, что церемоний никаких разводить не будет, а потому и пробасил хамовато прямо с порога:

— Ну и чего звал, мастер?

Темный мастер оторвался от гитары, пристально оглядел Храша и ухмыльнулся эдак белозубо да нахально (из-за маски на лице только эту ухмылку и видно было).

— Да вот, господин Храш, — вкрадчиво заговорил он. — Располагаю информацией, что пять дней назад ты встречался с некой молодой особой, чье нынешнее местоположение меня очень интересует.

— Чего? — заморгал на него бородач, не поняв и половины из сказанного.

— Лаю-охотницу видел? — упростил задачу Храшу темный мастер.

— Кого? — выпучился тот. — Лаю? Насмешницу, что ли? Ну, знал я когда-то такую, только я ее уже лет семь не встречал.

— Что ж ты врешь, гад! Тебя ж весь трактир в тот день видел! — возопила в ответ на это Соня, чувствительно тыча бородача кулаком под ребра. Тот даже удивиться не успел.

— Мастер Соня! — прикрикнул приезжий, мгновенно охлаждая весь ее пыл. — Прости ее, господин Храш. Она берет все слишком близко к сердцу.

Храш, тоже уже готовый пустить в ход свои кулачища, от этой нежданной вежливости окончательно растерялся.

— Чего уж там, я понимаю: работа такая. Сам бывало… — почесывая ушибленное место, прогудел он. — Только вот не вру я. Никого я не видел. И видеть меня никто не мог, потому как в тот день, да и день до того, и после, я это… Ну, в запое был.

— Точно врет, высокий мастер! — вновь взвыла Соня. — Да я сама его, мерзавца, в тот день в «Спиногрызе» видела, вот только с кем — не помню.

— А не помнишь, так молчи, ведьма старая! — взъярился Храш. — Что вам от меня вообще надо?! Думаете, боюсь вас? Тебя, бабу? Или Долгопала-пьяницу. Или, может, щенка вашего столичного? Да если бы и видел я мою девочку, то уж вам бы ни за что не сказал!

От таких слов Соня задохнулась и аж позеленела, Долгопал в угол зажался, «столичный» же вдруг перестал ухмыляться, отложил гитару и тихо, спокойно так произнес:

— Жаль, Храш. Очень жаль. Ты мне даже понравился.

Затем он встал, нарочито медленно, глядя Храшу в глаза, снял перчатки, сжал-разжал длинные пальцы, будто разминаясь… Бородач с нарастающей тревогой следил за этими странными манипуляциями, потихоньку теряя уверенность в себе. Поэтому, когда юноша с печальным вздохом сделал шаг в его сторону, Храш невольно отступил и вскрикнул:

— Э! Что это ты удумал! Учти, бить буду!

И, не дожидаясь ответа, размахнулся огромным кулачищем, целясь мастеру в лицо. За что немедленно был весьма ловко скручен и водворен на землю.

— Вот дьяволы! — прогудел он в пол обескуражено.

— Лучше, Храш, не дергайся, — беззлобно посоветовал ему мастер, разворачивая лицом к себе и впиваясь глазами в его глаза.

Дергаться, конечно, Храш очень даже собирался. Вот только не успел — нечто обволокло его сознание, и погрузился бородач в блаженное забытье.

***

— …похоже, не врал. Он действительно о той встрече ничего не знает.

Голос «столичного» болезненно ввинтился Храшу в сознание. Он приоткрыл один глаз, потом второй. Все поплыло вокруг, и пришлось зажмуриться снова.

— Но как же так, мастер? — возмутилась Соня. — Мы ведь точно знаем, что они встречались!

— Конечно, встречались. Я же не говорил, что встречи не было. Я лишь сказал, что наш друг о ней ничего не знает.

После этой странной фразы в комнате воцарилось неловкое молчание: объяснять свои слова высокий мастер, похоже, не собирался, переспрашивать же Соня не рискнула, явно опасаясь показаться полной идиоткой. Молчание затягивалось, нарушаемое лишь скрипом пера по бумаге, так что даже Храш, голове которого тишина сейчас была только на пользу, начал нервничать — все-таки обсуждаемый вопрос его персоны касался непосредственно.

— Его воспоминания о том дне затерты, — не отрываясь от писанины, наконец, счел возможным пояснить «столичный». — Довольно грубая, неумелая работа, к тому же, поспешная. Но самого факта это не меняет… Да, господин Храш, — без видимого перехода добавил юноша, не поднимая головы. — Коли ты уже пришел в себя, отправляйся-ка восвояси и постарайся больше не влезать в дела Гильдии.

Остальные уставились на Храша, которому ничего не оставалось, как попытаться встать, покряхтывая и почесываясь. Более-менее успешной оказалась лишь третья попытка, да и то пришлось для пущей уверенности прислониться к дверному косяку. Так и застыл бородач, пошатываясь и не решаясь сделать первый шаг.

— За головную боль извини, господин Храш, — как-то даже участливо вздохнул темный мастер. — Слишком уж ты беспокойный был, пришлось усилить действие того пойла, что ты в себя лил весь вечер.

— То-то я как с похмелья, — пробурчал Храш, уловив лишь смысл слов «извини» и «пойло», да не слишком вникая в остальное.

«Столичный» сочувственно покивал, затем хитро сощурился, переводя взгляд с перекошенной Храшевой физиономии на вытянувшегося в неестественной, но весьма угодливой, позе престарелого подмастерья.

— Подмастерье Долгопал, ты, кажется, готовился к испытанию на мастера Боли? До того, как пристрастился к крепким напиткам.

— Да, господин высокий мастер! — подобострастно ответствовал тот.

— Вот и прояви свои навыки: помоги господину Храшу избавиться от его неприятных ощущений. Надеюсь, лечить ты все еще не разучился?

Долгопал закивал как-то не вполне уверенно, так что Храш даже стал опасаться насчет целости своей персоны после такого «лечения».

— Нет уж, спасибо, я как-нибудь народными методами обойдусь, — буркнул он, решаясь, наконец, оторваться от косяка… И тут же прислоняясь обратно.

Идти куда-либо, как выяснилось, не было никакой возможности, так что приходилось положиться на милость престарелого подмастерья. Которая, между прочим, выглядела все более сомнительной, ибо Долгопал приближался к Храшу с выражением крайней растерянности, если не сказать — испуга. Оно и немудрено: приезжего мастера он, видимо, боялся не на шутку, но и начальника городской стражи имел все основания опасаться.

«Да, не позавидуешь старине Долгопалу. Вот уж влип, так влип!», — даже посочувствовал Храш, забыв на мгновение о собственных своих сомнениях.

Впрочем, к огромному облегчению и удивлению обоих, ситуация разрешилась вполне благополучно: не успел Храш брезгливо скривиться от прикосновения к его лбу липкой дрожащей ладони подмастерья, как боль и головокружение стали исчезать, и вскоре бородач почувствовал в себе достаточно сил, чтобы спешно ретироваться подальше от этой странной компании. Удерживать его никто не стал.

— Вижу, хоть на что-то ты еще способен, Долгопал, — заключил Огнезор, когда дверь за Храшем закрылась. — Что ж, этот факт послужит в твою пользу, когда ты предстанешь перед Советом высоких мастеров.

Не обращая внимания на шиканье и одергивания Сони, подмастерье безжизненно осел на скамью. Вид у него был неважный.

— Здесь отчеты для Гильдии, — между тем продолжал юноша, запечатывая конверт с исписанными листами и вручая их Долгопалу. — Заодно передашь мастеру Мечеслову, вместе с тем образом разыскиваемой охотницы, что нам стал известен от охранников «Дорожного приюта».

Подмастерье поспешно закивал, хотя ехать в столицу и уж тем более появляться перед высокими мастерами на разбирательство своей персоны, слишком уж склонной к хмельным радостям жизни, ему вовсе не хотелось.

— А как же этот негодяй Храш? — вмешалась в разговор Соня. — Мы его вот так просто отпустим?

— Может, у тебя есть на него приказ, мастер Соня? — вопросом на вопрос ответил Огнезор, не скрывая иронии. — Если же твое усердие объясняется только личной неприязнью, то придется потерпеть. Мы не головорезы все-таки. Сама знаешь, что бывает за неоправданное убийство.

Соня, несомненно, знала, а потому замолчала и сердито насупилась. «Принесло же тебя на наши головы», — думала она, невнимательно выслушивая еще какие-то увещевания «столичного» по поводу умения ладить с местным населением и властями.

Долгопала темный мастер отправил в дорогу почти сразу, на ночь глядя. Следом ускакал и сам. Так что, в дополнение ко всем неприятностям, пришлось Соне в тот вечер еще и текущие дела самой разбирать, что она делала весьма неохотно, тихонько ругаясь и вслушиваясь в глухо рокочущий за стеной — в «Спиногрызе» — знакомый бас: господин начальник городской стражи как раз безбожно надирался, пытаясь смягчить пережитое потрясение.

***

Восемнадцатый день второго месяца осени у старшего наставника Таркхемской школы явно не задался. Нет, утро было еще ничего — самое обычное утро, даже почти приятное. Но потом невесть откуда принесло эту нахальную девчонку с ее расспросами да угрозами. И хоть завершилось все более-менее благополучно (неясно даже, чего это он так испугался и разнервничался!), но настой успокоительный глотать пришлось, настроение испорчено было безвозвратно, еще и голова разболелась. Наставник уж было понадеялся, что хороший обед исправит ситуацию, но и эта надежда не оправдалась, потому как от ароматного мясного рагу его безжалостно оторвали для разбирательства очередной драки между учениками. Потом был утомительный визит школьного казначея, целый час пичкавшего его больную голову цифрами, весьма, кстати, неутешительными. Затем собрание наставников, ежедневная проверка ученических бараков, разбирательство по поводу найденной там отвратно пахнущей крепкой бурды деревенского производства, публичное наказание виновных и длинное наставление остальным.

«Опять придется ночевать здесь», — уныло думал наставник, с сожалением вспоминая теплую мягкую постель и уютное воркование своей супруги, ожидающие в Таркхеме. Короткий осенний день клонился к закату, так что выбраться отсюда до темноты ему было никак не успеть. Сопроводив скрип ключа в замке очередным печальным вздохом, наставник отпер дверь в кабинет, переступил порог и замер. На широком деревянном подоконнике его собственного окна расположился в самой легкомысленной позе молодой человек в черном, небрежно перелистывая старинный и весьма дорогостоящий фолиант, подаренный наставнику одним заезжим храмовым служителем.

— Закрой дверь, — вместо приветствия невежливо бросил незнакомец, не отрываясь от книги. — Ты старший наставник?

— Я, — оторопело подтвердил тот. И хотел добавить еще что-то возмущенное, но в это мгновение пришелец поднял голову.

Лицо гостя до самых губ скрывалось под черной тканью.

— А-а? — задохнулся испугом наставник.

— Что такое? — удивленно повернулся к нему юноша. — Я был уверен, что людей твоей профессии готовят к встрече с темным мастером.

— Ну… да, я просто…не ожидал… Да, конечно, — взял себя в руки мужчина. — Ты пришел за новыми учениками, господин?

— Нет, не в этот раз, — усмехнулся мастер. — Я пришел просто поговорить.

Очень нехорошее предчувствие одолело наставника. Ему как-то вдруг сразу вспомнилась сегодняшняя его истерика. «И что я там болтал этой девчонке про Гильдию?», — занервничал он. — «Быстро же они…»

— Мне нужна одна из твоих бывших учениц, Лая ее имя, — не замедлил подтвердить худшие опасения наставника пришелец.

Первой мыслью мужчины было соврать, сказать: мол, не помню такой, если и была, то я давно ее не видел. Только вот опасно это — врать темному мастеру! Как ни крути — опасно.

Пока наставник обдумывал ситуацию так и эдак, мастер ждал, испытующе поглядывая в его сторону, будто и знал уже ответ, просто хотел от него это услышать.

— Заходила она сегодня, — понуро сознался, наконец, наставник. — Около полудня. Только сейчас ее, наверное, и след простыл…

— Что ж, значит, мне стоит поторопиться, — задумчиво протянул мастер, вплотную приближаясь к наставнику. — Не волнуйся, о нашей встрече ты помнить не будешь.

— Вот и славненько, — блаженно хохотнул наставник, погружаясь в счастливый крепкий сон.

***

«Значит, опять не ошиблось мое чутье. Она искала что-то из прошлого». Ощущение присутствия переполняло Огнезора, как и всегда, когда преследуемая цель оказывалась рядом. Невидимые следы охотницы находились повсюду: в памяти мальчишки-дежурного с покрасневшими от холода ушами, двух унылых подростков с разбитыми физиономиями, неопрятной служанки, выбивающей на заднем дворе подушки, худенькой голодной девчонки, копающейся в полузамерзшей земле школьного огородика…

Следы уводили в лес.

Взгляд Огнезора застрял ненадолго в густых ветвях подлеска с редкими кроваво-золотыми пятнами листьев, затем невольно скользнул верх, к разноцветным древесным кронам, а за ними — к туманно синеющим склонам Северных гор.

Снова этот тихий, назойливый шепот. Зовет, тянет, ведет туда… Чем севернее забирается молодой мастер в своих странствиях, тем настойчивее становится странный зов.

На миг Огнезор даже потерял нить присутствия своей жертвы.

Но быстро опомнился. Встряхнулся, недовольно нахмурившись, и, подобравшись, мягко шагнул под сень деревьев. Бесшумно заскользил вперед.

Охотницу он увидел почти сразу — она сидела на берегу реки, тоненькая, поникшая от усталости, и, кажется, даже плакала. Совсем не похожа на неуязвимую Насмешницу из простонародных россказней. Мастер даже ощутил нечто вроде разочарования: одно дело сойтись насмерть с опасным и хитрым противником, и совсем другое — отправить на тот свет хнычущую девчонку, подставляющую тебе спину так беспечно, что трудно удержаться от искушения выпустить из маленького, с виду игрушечного, арбалета смертоносную серебристую иглу. Но в таком поступке вряд ли найдется место для чести истинного темного мастера.

«Человек никогда не есть тем, чем кажется, — усмехнулся Огнезор, опуская на землю арбалет. — В этом мы с тобой так похожи, Насмешница!». За арбалетом последовал кинжал и роскошный черный плащ с капюшоном. И только когда мех его коснулся опавших листьев, мягко слившись с их золотым шуршанием, охотница встала, отряхиваясь от песка, и обернулась.

— Начни спор за право жизни с темным вестником, — буднично, почти скучающе, произнес ритуальную фразу поединка Огнезор и выпустил из перстней свои излюбленные лезвия.

От звука его голоса Лая вздрогнула. Ее расширившиеся глаза впились в гибкую черную фигуру, в плавных, обманчиво медлительных движениях которой поистине было что-то завораживающее, вызывающее ужас и восхищение. Смертельная притягательность — вот что это такое, — надменное превосходство хищного дикого зверя, готового к завершающему прыжку…

В следующий миг все в девушке, каждая клеточка напряженного, взрывающегося инстинктами тела отчаянно завопила о действительной, настоящей опасности. И первой мыслью было: бежать! Мешок с вещами она швырнула в лицо мастеру, который был близко — слишком близко! — и изо всех сил рванулась в сторону. Но Огнезор увернулся, легко и грациозно, показная медлительность исчезла из его движений, одним стремительным выпадом он сбил ее с ног. Лая мгновенно вскочила, извернулась по-кошачьи, избегая удара, и обнажила кинжал: было совершенно ясно, что сбежать не удастся.

Пару бесконечно длинных, растянутых минут в мертвой тишине угасающего дня они кружили по берегу, сплетаясь в схватке, как в диковинном танце — одинаково смертоносные, одинаково бессильные дотянуться до живой, горячей плоти противника. Казалось, не будет, не может быть конца этой игре, но все же… Отчаянно, подчас, с трудом заставляла Лая свое тело вспоминать полузабытое со школьных времен искусство Высокого Поединка, которым соперник ее владел в совершенстве. Тугой, холодный комочек все теснее сжимался у нее в желудке, лицо же юноши сохраняло неизменную скучающе-снисходительную улыбку.

Он испытывал ее. Ему было любопытно: так ли хороша охотница, как говорили о ней? О, да! Она была хороша, почти восхитительна. Но все же…не лучше него.

Острая боль прожгла Лаино плечо, когда Огнезор небрежно скользнул по нему тонким предательским лезвием, слившимся с его пальцами. Девушка вскрикнула и, уворачиваясь от следующего удара, схватила соперника за длинные, сплетенные волосы. Молниеносным безжалостным движением он перерезал косу, светлые пряди упали на плечи, укороченные наполовину. Улыбка стала чуточку удивленной и почти …одобрительной.

Тугой комочек в Лаином желудке взорвался страхом, обжигающе растекся по венам, заглушив на мгновение даже боль в раненом плече. Усилием воли задавила она в себе непрошенный густой поток, сосредотачиваясь на движениях противника.

Еще миг — и темнеющий лес перевернулся, закружился перед глазами, а Лая обнаружила, что лежит на земле, из последних сил пытаясь дотянуться кинжалом до шеи темного мастера. Они замерли на мгновенье в напряженном немом единоборстве. Затем охотница внезапно вскинулась в отчаянном порыве, Огнезор отклонился, и лезвие ее кинжала, готовое впиться в горло, лишь слегка задело его лицо, разрезая ленту маски и оставляя на щеке длинный кровоточащий порез, а тонкие, сильные пальцы убийцы мгновенно сжались на Лаином запястье, заставляя выпустить оружие.

«Вот и все», — подумала девушка с неожиданным спокойствием. Затем волна сумасшедшего предсмертного ужаса затопила ее. А потом…

Потом ей стало наплевать на свою жизнь. Ибо Огнезор, уже готовый нанести последний удар, вдруг стряхнул резким движением повисший клочок ткани со своего лица, поморщился досадливо… и замер, почувствовав, как неожиданно и безвольно поникла его соперница.

— Не бывает…так не бывает… — пораженно прошептала она побелевшими губами. — Эдан!

Ее голос, ее слова разорвали черную пустоту его памяти. Чувствуя, как заливает, проникает в него ее запах, знакомый запах болотных трав, заглянул юноша в расширенные зеленые глаза, уже зная, что найдет там и страшась этого… Дрогнуло что-то в безупречном его спокойствии, дернулись кончики губ. И воткнул он вырванный у Лаи кинжал по рукоять в прелую листву, совсем рядом с часто бьющейся синей жилкой на ее шее.

Затем его поглотила надвигающаяся ночная тьма.