На часах было без четверти двенадцать, но солнечный свет не торопился пробуждать спящего Демьяна. Затем раздался резкий шум, заставивший его еще совсем сонного открыть глаза.

— «Почему так серо?» — подумал он, после чего взглянул на часы и задал себе этот вопрос ещё раз.

Затем неторопливо оглядевшись, приковался взглядом к полотну, что располагалось возле кровати. Перед ним висела довольно миловидная картина с изображением маленькой девочки, по правую сторону от кровати располагалась тумбочка, с левой стороны комнаты стоял письменный стол из красного дерева, он был завален различными бумагами и картами. Обычная такая, полу комната полу кабинет, подумал Демьян. По мере того, как сознание его пробуждалось он стал вспоминать последние события, что изрядно подпортило настроение, но внезапно услышанный запах кофе, словно обладая абсорбирующим эффектом заставил встать с постели значительно быстрее, чем необходимость разобраться в том, что происходит в жизни, и в этом Фестраде, месте, куда он так отчаянно хотел попасть. Возле кровати лежала свежая, выглаженная рубашка черного цвета и темно-синие брюки, что были слегка великоваты, но данная мелочь легко была скорректирована ремнем.

— Аааааа вы уже проснулись мистер Мод, я как раз заварила свежий кофе, — вежливо поприветствовала Мария спускающегося незнакомца.

— Спасибо, миссис Гранд, это определенно то, что мне необходимо, вы словно читателе мысли. Спасибо Вам за одежду, а то моя, — смущенно подчеркнул он, — Уже совсем поизносилась.

— Ну, на счёт телепатии, не совсем уверенна, зато кофе, явно хорош, — добавила она, слегка отпив из своей кружечки. — Сейчас спустится Мирон, и сможем позавтракать. Ах да, — поспешно добавила Мария, — вчера заметила, что ваши вещи уже отжили свое, и решила, что нечто новенькое вас хоть слегка ободрит. Не за что мой дорогой, вам к лицу этот костюм, присаживайтесь.

Утром, она показалась Демьяну ещё более очаровательной. Мария не была худощавой, скорее даже наоборот, но румянец ее розовых щёк и явная склонность к кокетству заставили бы умилиться любого.

— Кстати предлагаю отбросить формальности, мы слишком молоды, чтобы придерживаться этих никому не нужных правил приличия, и ради Бога, не здесь и так достаточно необходимостей возросло в наше время. Называйте меня просто, Мария или Мари, как посчитаете нужным.

— Хорошо Мари, я польщен, но и вы тогда соизвольте называть меня просто по имени.

— Вот и чудесно! — с восторгом воскликнула Мария, перед тем как спустился Мирон.

— Любовь моя, все ли готово?

— Да, — ласково ответила она, — завтрак уже стынет, поторопись.

Он вошёл в столовую и пристально посмотрел на Демьяна, так словно видел его в первый раз. Такой взгляд так же говорил о внутреннем чутье, об осознанной необходимости просветить Демьяна.

— Ну что же, — начал Мирон, — не будем откладывать в долгий ящик, я слушаю вопросы и постараюсь дать тебе на них по максимуму развёрнутые ответы.

Демьян слегка напрягся, вопросов было много, но с какого именно развязать беседу, он понятия не имел. Подождав около минуты, которая казалась собеседникам слишком долгой, он решил все-таки не слишком задумываться на этот счет и рубить с плеча.

— Ну, с чего бы начать, знаете, не мастер я ходить вокруг да около. Какого черта тут происходит, в этом городе?

— Ну ей богу, ты как будто в лесу жил, — ответила Мария подбрасывая руки вверх от удивления.

— Демьян, — поспешил ему на выручку Мирон. — Расскажи, что тебе известно, и мы восполним твои пробелы, — добавил он заботливым тоном.

— Ну что же, рассказывать особенно не о чем. Мы с Марком и Фредом работали на базе военно-воздушных сил, обычная сладкая рутина, жизнь шла своим чередом и будучи вдали от мегаполисов, не сильно-то мы интересовались тем, что происходит в мире. Марк в то время тяжело отходил после войны и решил временно сменить поле деятельности, так что временно ограничил для себя возможность летать став механиком. Потом начала происходить вся эта политическая херня. Ну мы и не думали об этом, своей работы было полно. Затем, в один прекрасный день к нам приезжает мисс Гофман, что бы заручиться поддержкой ВВС Фолмрака, как мы поняли, половину она подкупила сразу же. А вот со второй пришлось повозиться. Сначала нам показалось, что эта агитация против любви просто шутка, неудачная шутка, но позднее эта неудачная шутка начала стоить людям жизней. Я, собственно говоря, тогда впервые и узнал, что у Марка есть брат. Они сказали, что убьют тебя, если он не примет их сторону. Мне угрожать было нечем и не кем, я бежал, твой брат, кстати, сильно помог мне. Дважды как оказалось, — более расстроенным и благодарным тоном произнес он, попутно переводя взгляд на окно в попытке скрыть смущение.

— Ясно, тогда тебе предстоит узнать ещё кое-что. После того как ты бежал, Марка отправили в тюрьму, продержали его там не много, во всяком случае он умудрился отправить мне тайное послание чтобы я разыскал тебя. Не знаю, жив он или нет, остаётся лишь молиться. — Мария тяжело вздохнула, выражая не вербально поддержку и сострадание мужу. — Послушай, — продолжал Мирон, — все то, что здесь происходит это похоже на неудачную версию антиутопии. Заручившись поддержкой всей армии нашей страны, Гофман обрела власть и стала реально опасна. Здесь, в Фестраде, знаешь, кто занимает руководящую должность? Ат Ментира, этот чертов психопат, ты только послушай, что выдумал этот негодяй, это же абсурд! Любовь — это болезнь заявил он, любовь болезнь, черт возьми, если это так, то весь мир поражён этой чумой. Теперь влюблённых или уличённых в любви не просто наказывают, их либо убивают, если они не представляют ценности для страны, либо отправляют в специализированные учреждения, так называемые больницы «Ясный разум», черт бы их побрал. И знаешь, что там делают? Их лечат!! Словно они психически больны, им внушают, что любовь это зло, какая трагедия! — он сказал это с такой душевной болью спаянной со злостью и непониманием, что Мария даже поперхнулась своим кофе.

— Этот мир безнадежно прогнил, — сурово подметила она. — Мы словно окунулись в средневековье, только охота на ведьм окончена, теперь народ не боится подозрений в связи с дьяволом, теперь подлинный страх ему внушает огонь сердца.

Демьян внимательно слушал и наблюдал за происходящим боясь перебивать.

— Но подождите, как они определяют, что человек влюблён?

— Много ли нужно усилия, чтобы понять, что кто-то влюблён? — словно умудренный опытом жизни, ответил Мирон. — Дорогой мой, они увеличили количество патрулирующих улицы не для того чтобы защищать нас, народ, а для того, чтобы защищать свою безумную идею от нас. «Процветание…..»

— Да да, в разуме свободном от страсти, что за чушь, впрочем, ты так и не ответил на вопрос.

— Мой милый друг, собственно говоря, они не придумали ничего особенного. Просто если вдруг ты будешь замечен флиртующим с милой девушкой или целующимся, если вдруг бросишь на кого-то нежный взгляд, тебя либо в «Ясный разум» направят, если конечно сочтут полезным для страны, либо ликвидируют. Про проявления заботы и нежности я вообще молчу. Вот, например, Наркисс, — с отторжением произнес он. — Слыхал о таком?

— Не доводилось как-то, если честно.

— А зря, Гордон Наркисс, правая рука Гофман, создал специальное подразделение, подразделение крыс, настоящих шпионов, они всюду рыщут в поисках преступников. Одеты как мы, говорят как мы, вот только предают свой же народ. Негодяи! Они повсюду, наблюдают за нами, чуть шаг в сторону от их идеальной системы и все, считай ты труп. У нас теперь знаешь, что почитают? Уважение и страх, будто мы собаки какие то, эти мрази, пытаются выработать у нас рефлекс.

— Довольно Мирон! — удрученно почти неслышно вставила Мария, пытаясь усмирить разгорающуюся ярость мужа.

— Что довольно? моя дорогая Мари, ты права, мы словно очутились в Салеме, нашего инквизитора зовут Ат Мантира, одержимый идеей разве что не церкви, а стервятника Гофман.

Слушая все это, Демьян потихоньку обретал картину происходящего, проникал в самую суть, и это пугало его, действительность наводила ужас, потому как сложно было не просто представить все это, а понять, понять, как социум допустил такое.

— Как же вы тогда тут живете? Ну, в смысле по Вам не скажешь, что вы не влюблены, за вами разве не следят?

— «Северное сияние», это своего рода убежище, внешний вид здания, — ответила Мария, — да и район не привлекает застройщиков, никому и в голову не приходит кого-то здесь искать. Правда, ненадолго, — тихонько вздохнула она. — Ходят слухи, что Ментира рыщет по таким вот захолустьям в поисках скрывающихся, не знаю насколько это правда. Когда закон только вышел, я работала воспитателем в детском саду, и он буквально стер землю из под ног, лишил хлеба. Как можно работать с детьми без материнской ласки, заботы? В отличие от нас, правительство прекрасно, я бы даже сказала, так живенько представляло себе эту картину, и это было поразительным для меня. Везде поставили камеры, стали наблюдать. Сначала ничего не изменилось, но спустя пару месяцев, как-то быстро всех стали сокращать, притом не просто увольнять, люди исчезали. Начальник тайно поведал мне, что у них есть записи, видеорегистрация нарушений и в случае чего он не сможет помочь. Меня должны были арестовать, так что пришлось импровизировать, мы с Мироном бежали сюда, для всех я пропала. Возможно, конечно меня и разыскивают, но это маловероятно. Никто не будет морочиться из-за воспитателя, но как ты уже понял, я все-таки, предпочитаю не высовываться. Здесь же для всех Мирон не женат, мы счастливы среди всего этого хаоса лишь только потому, что крайне осторожны. Ты кстати не единственный наш постоялец, остальные пока не вернулись, но скоро ты со всеми познакомишься.

— Последний вопрос, — нерешительно начал Демьян. — Если все люди против такой власти, почему никто не поднимает восстание, революцию, почему все спрятались по норам и не хотят воевать за бравое дело? — Демьян говорил пылко и яро, лишь после того как он вербализовал сформулированный с горяча вопрос, понял что ненароком оскорбил семью приютившую его, тут же он извиняющаяся добавил: — Простите, я не хотел быть грубым, я просто пытаюсь понять.

— Знаешь, хороший вопрос, мы сами не раз это обсуждали. Ты спрашиваешь, почему каждый человек участвует в этом маскараде, игре в притворство?

— Мирон полегче, — с ноткой суровости произнесла Мария и ласково погладила его по руке, словно пытаясь укротить дикого зверя.

— Нет, он должен понимать Мари, да потому что все хотят жить, все хотят видеть родных живыми. Если убьют меня все равно, если пострадает она, — Мирон влюблено посмотрел на Марию и на долю секунды замолчал. Тревога завладела его душой, что отражалась и на лице. Понижая голос, он наклонился к Демьяну и произнес, почти шепотом, — мне незачем будет жить. Она, все что у меня есть, моя любовь, сестра, жена и друг. Мне тоже не нравится то, что происходит, но если меня схватят, я не смогу ее защищать, — голос его становился все громче. — Понимаешь ты это или нет? Ты любил? Что ты вообще знаешь?! Пока здесь, в подполье для нас безопасно, мы не будем высовываться. Так я решил.

Последняя фраза, произнесённая им, была амбивалентно окрашена, одновременно спаянная забота с жутким страхом. Его раздосадованные глаза излучали внутреннюю твердость и решимость. Демьян молча слушал, потому как сам давно уже не испытывал чувства любви и забыл, какого это. Он знал, что может понимать Мирона лишь теоретически, но так же он осознавал, что скрываться вечно не выход. Внезапно послышались посторонние шаги, все замерли, из коридора доносился звонкий смех.

— Это что-то знакомое, — подумал про себя Демьян.

— Мирон, это же Ия.