В городок провинциальный, а так сказать, да в невысокий-недалекий, с белыми крутыми берегами, с по-над берегом гигантскими шагами, с трубами тяжелых предприятий, с бабами, похожими на ощупь, как бутылки в тесных голенищах, приезжает пьяница-мужик. Почему пьяница – будет ясно из нижесказанного. В городе нет никого знакомого, тем или этим к нему                                                                    привязанного. В семь часов вечера закрываются оба обменника. В привокзальном буфете пиво без ценника. Мужик смотрит туда и глядит сюда. Он не ведает, делать что и идти куда. Что на нем: пальто итальянского кроя, костюм спортивный, то и это сырое. Сумка с надписью, вижу я только das, но легко додумаю остальное. Куда он денется, кто ему «да» и даст? Город, положим, Под Снежною Пеленою. Огни погашены. Осторожно-окрашены темным заборы, и даже на площади ни мента. Дышит периной новая пустота. Московский скорый, ночной который, вот-вот отойдет. Начинают движение посменно, безалаберно и одновременно, пробные таинственные люки, за которыми авторские руки нажимают на кнопки и пробелы. Зал ожидания с криком перебегает курица. В стеклянных дверях проступает ночной патруль. А спящая девочка – ниже руля некрупного взрослого велосипеда — а где ее мамка? и чья она, бля? глаза открывает, с узлов привстает — и бух, точно в воду, в объятья соседа, и «деда» бормочет, и губы сует, но спать почему-то не перестает. Бочком, как убитый, припала и дремлет. Снег во тьме светит, и тьма его не объемлет, и ночью никто не встретит. Скорый тянется вдоль перрона, долгий и шелковый, как чулок. Автор затягивает на памяти узелок и пресекает течение повествования, оставив героя проявлять еще неизвестные нам дарования.