в которой отряд достойного барда Жюльена вновь обретает надежду и встречает дракона Фархилоаноэна, чье имя на драконьем языке означает «яркая звезда, сияющая во мраке ночи»

– Салазар! – воскликнул я удивленно. – Что ты там делаешь?!

Словно бы и не слыша моего вопроса, продолжая улыбаться, Салазар заговорил каким-то журчащим голосом, словно бы мурлыкая как довольный кот:

– Достойный бард сдержал свое обещание! Достойный бард обещал отправиться в Гасенск, и он дошел до Гасенска! Более того, он пошел дальше и встретил на своем пути Салазара! Салазар должен бы радоваться тому, что встретил барда, но сердце Салазара преисполнено печали! Слишком долго бард собирался в дорогу, слишком долго бард находился в пути! А бедный Салазар за это время успел переродиться и стать рабом Хозяина!

– Он – вампир! Вампир! – пронзительно закричала Шеба, вскидывая свой посох, хотя и без этого крика всем уже стало очевидно, что Салазар перестал быть человеком. Риголан вскинул арбалет и выстрелил, Джонатан начал раскачиваться и бормотать заклинание, а Боб взмахнул кувалдой и прошептал:

– Ну-ка, иди сюда, кровосос!

С невероятной для его тучного тела ловкостью Салазар соскользнул с трубы, повис на ней, зацепившись руками за край, стрелы Риголана просвистели над ним, и купец-вампир тут же занял прежнее положение на трубе.

– Да, Салазар теперь – Живущий во Тьме! – прокричал он, продолжая улыбаться. – Хозяин даст Салазару вечную жизнь и позволит пить кровь! Салазар выпьет кровь барда и станет таким же веселым и смелым, как бард! Ха!

Посох ведьмы произвел какой-то звук, словно бы лопнула туго натянутая струна – «бамс!» – и из трубы выскочили три обезумевшие летучие мыши. Они метнулись в одну сторону, в другую, а затем набросились на Салазара, пытаясь выгрызть ему глаза. Вампир без всякой подготовки совершил немыслимый прыжок – одним движением он перепрыгнул с трубы на остаток стены кузни шагах в десяти слева от него, а оттуда – еще один прыжок на крышу чудом уцелевшего сеновала. Тут же летучие мыши погнались за ним следом, огненный шар, выпущенный Джонатаном, снес верхушку трубы на целый локоть, а стрелы Риголана проследили путь вампира – две пронеслись над трубой, еще две вонзились в стену, на которой он сидел, еще две – в крышу сеновала. Боб, стукнув Рэглера пятками по бокам, размахивая над головой молотом словно легкой саблей с криком «Бей кровососов!» помчался к сеновалу. Я опустил руку с уже занесенным для броска ножом.

– Стой, Боб, стой! – закричал я, понимая, что, если Боб окажется между нами и Салазаром, мы не сможем стрелять в вампира. Но было поздно.

Боб с разгону ударил молотом по одной из подпорок сеновала, подпорка сломалась, словно спичка, и крыша, на которой сидел на корточках Салазар, покосилась. Вампир тут же прыгнул вниз, целясь Бобу на спину, но промахнулся и лишь задел молотобойца руками. Боб тут же, словно бы играя в чехарду, оперся руками на шею Рэглера и перемахнул через голову ящера, оказавшись с вампиром лицом к лицу. Он махнул кувалдой, но Салазар отпрыгнул, и удар пришелся по второй подпорке сеновала. Боб стал преследовать вампира, нанося удары наотмашь, но Салазар успевал отпрыгивать, хоть и на небольшие расстояния. Тяжелый молот Боба опускался на все, что попадалось ему по пути – остатки стен, раскуроченная мебель, какая-то каменная кладка, – все это разрушалось, оставляя позади молотобойца тропу из хаоса и праха. Следом за Бобом по этой тропе несся Рэглер, опьяненный горячкой боя, бешено вращая глазами и ожесточенно щелкая зубами. Они метались и кружили перед нами, то и дело закрывая друг друга и не давая прицелиться. Салазар отпрыгивал в разные стороны, отступая, а Боб его преследовал. Рэглер, скользя на поворотах по влажной почве, повторял их маневры и попискивал от нетерпения, не имея возможности вцепиться в вампира зубами.

– Обходи его, Рэглер, обходи справа! – орал Боб и для верности одной рукой показывал ящеру, откуда нужно обойти вампира. – Нет, слева, слева обходи! – уже через секунду кричал Боб, перебрасывая молот в другую руку и указывая Рэглеру новый курс. Бедный ящер, метнувшись туда-сюда, в конце концов отпрыгнул в сторону и, оказавшись сбоку от Боба, бросился к Салазару по кратчайшему пути. Завидев угрозу, вампир прыгнул вбок, но тут же нарвался на Боба, который размахивал кувалдой. Салазар резко присел и стремительно бросился наутек на четвереньках. Однако скорость его была недостаточно велика. В два огромных прыжка, двигаясь синхронно, Боб с воплем «Не уйдешь, гнида!», а Рэглер – с победным рыком, переходящим в визг, настигли его. Рэглер сомкнул свои челюсти на заднице вампира, а Боб с придыханием опустил на его голову свой молот. Салазар дернулся и замер, не издав ни звука, но, охваченные горячкой битвы, ни Боб, ни Рэглер этого не заметили. Ящер начал мотать головой, вырывая мясо из плоти Салазара и заодно волоча его зигзагообразно по земле. А Боб стал преследовать удаляющееся от него тело вампира, нанося по нему удары и через раз промахиваясь. Рэглер обиженно рычал, не разжимая челюстей, Боб чертыхался. Мы наблюдали эту картину молча, словно какой-то абсурдный сон, пока Шеба вдруг не начала истерично хохотать.

– Оставь его, Боб! – крикнул Риголан. – Он уже готов!

– Ящер! Ящер жрет его мясо! – закричал Джонатан, спрыгивая со спины Шроттера. – Больное мясо! Больное мясо! Он заразится! – кричал маг, размахивая руками, и бежал к Бобу с Рэглером. Боб остановился, тяжело дыша и изумленно глядя на Джонатана. До него, видимо, не сразу дошел смысл слов мага, а когда дошел, молотобоец устало сказал своему ящеру:

– Фу, Рэглер! Выплюнь эту дрянь!

Но Рэглер, очевидно, полагая, что тело поверженного врага – его законный трофей в схватке, отпускать Салазара не захотел. Он перестал теребить останки бедного вампира, но пасть не разжал, лишь пригнул голову, искоса глядя на Боба одним глазом.

– Выплюнь! – сказал Боб и начал показывать Рэглеру, как это сделать: – Тьфу! Тьфу!

Рэглер в ответ недовольно промычал, по-прежнему не разжимая пасть. Подбежавший Джонатан стал размахивать у Рэглера перед мордой руками и посохом, крича:

– Брось! Брось! Это отрава!

Рэглер искоса хитро глянул на Джонатана и, не разжимая пасти, развернулся к нему хвостом. Джонатан попытался обежать Рэглера, чтобы снова оказаться перед ним, но ящер, довольно урча и по-прежнему не выпуская тела из пасти, стал опять отворачиваться от мага.

– А ну брось мертвяка, тупое животное! – оглушительно заорал Боб, да так, что Джонатан даже присел от этого крика. Рэглер остановился, еще раз искоса взглянул на Боба и, видимо, убедившись, что молотобоец не шутит, выплюнул тело. Секунду ящер еще стоял спокойно, а затем все его тело сотрясла судорога, он дугой выгнул шею и, распахнув пасть, начал блевать, издавая при этом громкие, отвратительные звуки.

Риголан рядом со мной хмыкнул. Я обернулся и увидел, что Сын Тени улыбается. Перехватив мой взгляд, эльф пояснил:

– У ящеров невероятно крепкое здоровье и чутье на всякую отраву. Не думаю, что Рэглер может заразиться от крови вампира. Сейчас проблюется, возможно, погрустит до вечера, а потом отойдет.

Прогноз Риголана оправдался. Проблевавшись, Рэглер как-то осунулся и выглядел почти жалким, так что растрогал Боба чуть не до слез. Молотобоец снял с него сумки с поклажей, взвалил на себя и пошел пешком, ведя ящера в поводу. Разумеется, далеко мы так уйти не могли, поэтому вскоре решили сделать привал до утра, хотя светило еще довольно высоко стояло в небе. Мы остановились на небольшой возвышенности, поросшей чахлыми хвойными деревьями, стоявшими вокруг сухой полянки. Рэглер сразу же улегся на землю и, тяжело вздохнув, прикрыл глаза.

– Бедная ты скотина! – пожалел ящера Боб, присел рядом с ним и, положив морду Рэглера себе на колени, стал чесать зверюгу за ухом. Рэглер снова вздохнул, на сей раз удовлетворенно, и, казалось, задремал. Боб так и остался сидеть с мордой своего ящера на руках, а мы тем временем собирали хворост, разводили костер и готовились к ночлегу.

Шеба взялась готовить ужин из тех продуктов, что у нас оставались, начала вытаскивать их из мешка и раскладывать у костра, который я только что развел. Вдруг Шеба замерла и, словно оцепенев, уставилась неподвижным взглядом куда-то в пространство. Несколько секунд она простояла так неподвижно, что я даже испугался. Потом вдруг так же неожиданно ведьма пришла в себя, выронила обратно в мешок кусок лепешки и обхватила себя руками за плечи. Тело ведьмы сотрясала крупная дрожь.

– В чем дело? – встревоженно спросил я.

– Что-то приближается! – прошептала ведьма нервно. – Что-то очень большое!

– Большое? – удивился я, но тут же опомнился: времени на расспросы не было. Я обернулся и крикнул: – Джонатан! Нужно быстро посмотреть вокруг!

Маг, который помогал Риголану разгружать зверей, тут же кивнул, взял свой посох, прислоненный к мешкам, отошел в сторону и воздел руки к небу. Какое-то время он молчал, затем начал бормотать свое заклинание и раскачиваться.

– Оррозайт! – как обычно, выкрикнул маг финальную формулу, и вершина его посоха загорелась желтым. Затем что-то пошло не так. Желтый шар на вершине посоха ярко вспыхнул, и лучи от него полетели во все стороны, но тут же вернулись назад и ударили в посох. Инструмент вылетел из рук мага, а самого его швырнуло на землю. Все замерли.

А затем свет дня померк, на поляну упала тень и сильный порыв ветра едва не сбил нас с ног. Я поднял лицо к небу и онемел – плавно взмахивая гигантскими крыльями шагов по десять—пятнадцать в длину, на поляну опускался дракон. Его узкое змеиное тело было выгнуто двойной дугой, задняя часть, переходящая в хвост, почти стелилась над землей, задние лапы с растопыренными когтями словно бы целились в землю, готовясь к посадке, а длинная шея, изгибаясь коромыслом, заканчивалась заостренной головой. Голова эта теперь была обращена к нам, огромные умные глаза смотрели на нас с интересом.

Ведьма опустилась на колени, воздев к дракону лицо и руки, Риголан встал на одно колено, опустив голову, Джонатан остался лежать, как лежал. Ящеры легли на брюхо и замерли, медведь упал на бок и закрыл голову лапами. Боб, сидя и продолжая держать на коленях морду притихшего Рэглера, смотрел на дракона восторженным взглядом, затем обратил свой сияющий взор ко мне и сквозь порывы ветра прокричал:

– Теперь можно и умереть!

Я смотрел на дракона, настоящего живого дракона! Его темно-зеленая чешуя матово поблескивала в лучах заходящего светила, его мышцы пребывали в непрерывном движении, и тело его струилось, словно жидкость. От дракона шла волна жизни, волна силы, которая захлестывала и переполняла, опьяняя и лишая разума. Он был прекрасен и неподражаем. Он был совершенен. Мысли покинули мой разум, я смотрел на дракона и чувствовал один только восторг, а душа моя пела самую прекрасную песню в моей жизни, волшебную песню восторга без слов!

Дракон мягко опустился на задние лапы и хвост его, стремительно взлетев, щелкнул, как пастуший хлыст. Затем он опустился на передние лапы и сложил крылья, сделав ими напоследок один мощный, резкий взмах. Поток воздуха от этого взмаха сшиб меня с ног. Оррил, лежа на земле с закрытыми глазами, тихонько застонала. Приземлившись на пятую точку, я поднял голову и встретился взглядом с драконом.

Его глаза были почти человечьими: белки с красными прожилками сосудов, а на них – огромные радужки желто-зеленого цвета. Радужка драконьих глаз как будто мерцала, и от этого казалось, будто в глазах этого полубога вращаются две спирали. Я вглядывался в них, с восторгом и ужасом ощущая, что начинаю растворяться в глазах дракона, что меня уносит по этим спиралям все дальше и дальше от реальности. Я уже не слышал треска костра, я уже не чувствовал движения воздуха на своем лице, я уже не видел ничего вокруг, кроме двух желто-зеленых мерцающих спиралей. Я начал слышать какой-то ритм, какую-то замысловатую мелодию, я начал угадывать в этой мелодии какой-то сложный драконий танец. И тут услышал в голове глубокий, словно бы немного дрожащий, переливающийся голос:

– Ну и кто же ты, редкий наглец, не опустившийся передо мной на колени? Судя по твоему внешнему виду, ты человек. Ты человек?

– Да, я человек, – ответил я, но при этом не ощутил движения своих губ. Я вообще не чувствовал теперь своего тела. Я чувствовал только ужас и восторг. И слышал музыку. – Я – человек, бард, – сказал я.

– Бард? – спросил дракон, ибо чей еще голос мог теперь оказаться в моей голове? – Я не слышал о твоем племени. Что это за племя? Вы великие воины? Настолько обнаглевшие, что не испытываете почтения даже перед драконами?

– Нет, мы не воины… – ответил я. – Мы… – Я замялся с ответом, думая, как бы попроще объяснить дракону, что такое бард. Перед моим мысленным взором замелькали мои занятия в библиотеке, уроки наставника Хуго, таверны, в которых я пел песни, и вдруг мелодия, которую я слышал, загремела и резко ускорила темп.

– Артисты! – радостно зазвенел в моей голове голос дракона, из чего я сделал вывод, что он читает все, что творится в моей голове, как открытую книгу. – Вы – племя артистов! Ты умеешь петь песни, человек-бард? – спросил дракон.

– Да, я умею петь, – ответил я.

– Ну тогда спой мне что-нибудь! – окатив меня просто-таки осязаемой волной радостного ожидания, попросил дракон. И я словно отодвинулся от него или вышел из его разума. Я видел перед собой мор… нет, лицо дракона, с внимательными, умными и озорными глазами, я видел Шебу, у которой лицо расплывалось в улыбке, будто она не могла себя контролировать. Я сразу же видел и Риголана, который поднял голову и смотрел на дракона хмурясь, как бы стараясь расслышать какой-то очень тонкий голос. Я видел Боба, лицо которого светилось счастьем, он не отрывал взгляда от дракона, а Рэглер у него на руках поднял свою морду и стал морщить ноздри. Я видел Джонатана, который поднимался с земли, тряся головой, потом разглядел перед собой дракона и рухнул опять навзничь. Я видел медведя Шебы, Бартоламью, который пересел на задницу и – честное слово! – глупо улыбался. Я видел самого себя, стоящего перед драконом с мандолиной в руках. Я начал играть, но вместо скупого звука струн мандолины услышал перезвон сотни колокольчиков, струнок и погремушек, тихий рокот барабанов и пение труб – абсолютно неземная музыка зазвучала во мне, повторяя мелодию моей песни:

Я много раз пел эту песню, я знал ее наизусть еще лет семь назад и мог бы сыграть с закрытыми глазами, но еще ни разу она не звучала так глубокомысленно и не пробуждала во мне таких глубоких чувств. Я весь дрожал от ощущения таин-

ственности туманных озер, словно предвкушая встречу со своей неведомой возлюбленной, переполненный чувством всеобщей любви, любви ко всему живому. Дракон, который не отрываясь все это время смотрел в мои глаза, стал плавно раскачиваться на своих мощных лапах в такт песне. И наблюдая покачивания этого грациозного змеиного тела, я чувствовал, будто бы передо мной слегка подрагивает весь мир, само пространство, пританцовывая под мою песню. Больше всего это было похоже на волшебный детский сон, когда, просто раскинув руки, ты ложишься на воздух и взмываешь в небо.

Я допел песню и перестал играть, но мелодия не умерла сразу. Она еще какое-то время звучала во мне, постепенно затихая. Когда же она затихла окончательно, дракон нетерпеливо щелкнул хвостом, и я услышал его слегка взволнованный голос в своей голове:

– Да-да-да, замечательная песня! Но, может быть, ты знаешь и другие, а? Попроще, вроде тех, что поют крестьяне на сельских праздниках?!

Мягко говоря, я был удивлен таким вопросом, но уже слышал в своей голове отдаленный наигрыш скрипки, словно бы деревенский скрипач навеселе где-то вдалеке исполнял вступление к деревенской плясовой. Я подхватил эту мелодию на мандолине и запел:

С первыми аккордами мандолины музыка в моей голове просто взорвалась каким-то звуковым фейерверком. Это было сплошное неистовство, сумасшедшая энергетика, которой я на этой песне никогда не выдавал. Теперь меня просто разрывало от радости и веселья, ноги просто не могли стоять на месте, и я начал выделывать ими какие-то кренделя.

Но это еще была сущая ерунда. Дракон передо мной стал пританцовывать на всех четырех лапах под эту незамысловатую песенку, его хвост отбивал о землю бешеный ритм песни, и это существо, по-моему, начало улыбаться. Затем стремительно и плавно его тело взвилось вверх, вставая на дыбы, и дракон продолжил танец уже на задних лапах, запахнувшись в свои крылья, как в плащ. Тело его вибрировало в воздухе, создавая вокруг себя ритмичные порывы ветра, дракон совершал своим змеиным торсом колебательные движения, одновременно закручивая его в штопор. И когда восторг священного существа дошел уже до наивысшей точки, музыка в моей голове достигла невероятной скорости и напряжения, дракон просто швырнул свое тело в воздух и буквально ввинтился в небо. Где-то на огромной высоте, зрительно уменьшившись уже в десять раз, он словно бы на секунду завис и издал пронзительный клич, от которого, по-моему, вздрогнула даже почва под ногами. А затем дракон кувыркнулся в небе и, сложив крылья, понесся к земле. Спикировав до высоты в три-четыре человеческих роста, он широко раскинул свои крылья, замер, а затем плавно опустился на землю передо мной.

– С ума сойти, на этом самом месте! – услышал я в своей голове голос дракона. – Давай еще что-нибудь!

Взвинченный восторгом дракона, я снова ударил по струнам мандолины, и вновь в моей голове понеслась неистовая музыка драконьего веселья.

– И-и-их! – тоненько прокричал дракон, вставая на задние лапы и начиная свой невероятный танец.

– Эй, хоп, крошка Джуд! Не гляди сурово!.. – начал исполнять я свой коронный номер и снова был поражен богатством музыки в моей голове. Даже на танцах в академии, когда мы, ученики, приглашали девушек из города на свои вечеринки и собирали импровизированный ансамбль из пяти-шести инструментов, нам не удавалось добиться ничего подобного. В голове у дракона звучал целый оркестр, инструментов на пятьдесят, и я слышал этот оркестр, слегка ему подыгрывая на мандолине.

Пляска дракона произвела неизгладимое впечатление не только на меня, но и на всех моих товарищей, включая наших животных. Даже Рэглер отошел от отравления вампиром и приплясывал на своих мощных задних ногах, подражая дракону, Боб пустился в пляс, высоко подбрасывая ноги и похлопывая себя ладонями по груди и бедрам. Уже позже я выспрашивал у своих товарищей, что они слышали в это время, и оказалось, что каждый слышал свой собственный набор инструментов, но драконий восторг ощущали все. Шеба пританцовывала на месте, обхватив себя руками за плечи и покачивая бедрами, Риголан исполнял ритуальный эльфийский танец, описывая сложным танцующим шагом небольшой круг по поляне, а Джонатан сидя раскачивался, словно бы собирался наложить заклинание.

Не знаю, сколько это продолжалось, но после «Джуд» дракон плясал еще под «Если горло не промочишь» и еще какие-то песни. Наконец я, совершенно счастливый и измотанный до предела, рухнул на землю, чтобы отдышаться. Дракон замер неподалеку от меня, затем приблизился на шаг и, изогнув шею, заглянул мне в лицо. Он улыбался.

– У тебя великолепное племя, бард! – услышал я его голос. – Жаль, что я не знал о нем раньше! Поселился бы где-нибудь поблизости от одной из ваших деревень! Ты устал?

– Есть немного, – ответил я, тяжело дыша.

– Хорошо, давай отдохнем, – кивнул дракон и улегся на брюхо рядом со мной. – Как тебя зовут, бард?

– Жюльен, – ответил я, – Жюльен Петит. Но друзья зовут меня просто Жюль. А как твое имя, дракон? Могу я его узнать?

– О! – довольно промурлыкал дракон. – У меня замечательное имя – я сам его выбрал себе! Меня зовут Фархилоаноэн, что на драконьем языке означает «яркая звезда, сияющая во мраке ночи»! Впрочем, тебе, наверное, трудно будет выговаривать мое имя, – предположил Фархилоаноэн. – Поэтому ты можешь называть меня просто Фархи.

– Это сон, – сказал я, на секунду закрыв глаза и чувствуя, как мир вокруг меня начинает кружиться, словно бы я был пьян. Я тут же открыл глаза и повторил: – Сумасшедший, волшебный сон!

– Я поразил твое воображение, бард Жюльен? – спросил дракон. И добавил: – Да, я могу поразить воображение! Неправда ли, я невероятен? Точнее, невероятно прекрасен, не правда ли?!

В голосе дракона звучало столько искренней радости и неподдельного восторга перед самим собой, что я просто обомлел на секунду, а потом захохотал. Дракон склонил голову набок, заглядывая сверху в мое лицо, а затем я услышал:

– Рад, что развеселил тебя, бард Жюльен. Но что-то мне подсказывает, что мои слова тебя несколько смутили.

– Ну… – протянул я, – у нас как-то не принято столь откровенно хвалить себя!

Дракон все так же внимательно вглядывался в меня какое-то время, а потом я услышал:

– Похоже, у вас вообще не принято быть откровенными, бард Жюльен.

Я рассмеялся и подтвердил:

– Твоя правда, дракон Фархи!

Впоследствии мои товарищи рассказывали мне, как странно выглядел этот диалог со стороны – молчаливый дракон и бард, который хохочет и отвечает на неслышные вопросы. Но это было еще ничего. Конечно, танец дракона и его веселье, которое передалось всем живым существам в радиусе нескольких лиг, утомили и моих спутников тоже, не только меня. Однако утомили не настолько, чтобы они потеряли всякий интерес к необыкновенному зрелищу – беседе человека и дракона, пусть даже они слышали только половину этой беседы. И внимательно наблюдая за нашим разговором, они успели вовремя побеспокоиться о своей безопасности. В отличие от меня, поскольку я выдохся и мало что соображал, отвечая на вопросы почти автоматически.

– Скажи мне, бард Жюльен, – спрашивал Фархи, – как тебя занесло в эту местность? Ведь это не твое обиталище?

– Мы отправились в поход, чтобы раскрыть преступление, – ответил я. – А во время путешествия выяснили, что преступление это намного ужаснее, чем нам казалось сначала. И теперь опасность угрожает всему Файерану.

– Всему этому миру? – удивился дракон. – Что, и мне она тоже угрожает?

Этим вопросом он поставил меня в тупик. Я задумался, пытаясь представить себе, сможет ли десяток вампиров справиться с драконом. Фархи вдруг резко присел и поднес свою голову вплотную к моему лицу. Теперь его взгляд словно пронизывал меня насквозь, и что-то недоброе появилось в этом взгляде.

– Кто твой враг, бард?! – услышал я в своей голове столь мощный, звенящий голос, что от него, казалось, череп мой готов был разлететься на куски. – Скажи мне, кто твой враг?! – гремел Фархи в моей голове.

– Некромант, – ответил я и увидел мелькнувшее во взгляде дракона недоумение. Перед моим мысленным взором замелькали связанные с некромантом картинки – рыба хлокхан, видение худого человека в черном камзоле, вампир Салазар, еще что-то. Увлекшись формулированием ответа – кто же такой некромант, – я как-то упустил из виду самого Фархи. А зря.

Меня буквально придавило к земле ужасом, когда я ощутил гнев дракона. От Фархи шла горячая, злобная, смертельно опасная волна гнева. Глаза его теперь уже не мерцали волшебным светом, они горели злобным огнем, наливались кровью. Пасть его оскалилась, обнажив огромные, зловеще сверкающие клыки, его когти впились в землю, рассекая камень словно вязкую глину. Дракон шумно вдохнул, и из ноздрей его вырвались струйки дыма. Как зачарованный я смотрел на него, понимая, что сейчас Фархи дохнет на меня огнем, но не имея сил бежать, спасаться.

Дракон резко выгнул шею, вытянув ее вперед, как раз надо мной вздымая голову к небу, и выдохнул. Из его пасти шагах в пяти от меня вырвался длинный язык испепеляющего пламени. И хотя я находился довольно далеко от этого огня, меня обдало жаром, в лицо мне полетели искры от горящих деревьев и кустарников. Я закрыл лицо руками и перекатился на живот. Мои товарищи, как я потом узнал, бросились врассыпную кто куда. «Вот и побеседовали!» – с тоской подумал я. Что-то я не то подумал, но что?!

Стояла тишина. Прошло десять секунд, тридцать, пятьдесят, но никаких звуков, кроме треска горящих деревьев, я не слышал. Никаких голосов не звучало в моей голове. Пауза явно затягивалась. Я осторожно поднял голову, осмотрелся. Дракон лежал рядом со мной, сложив над собой крылья, словно палатку, и спрятав под них голову. Моих спутников на обозримом пространстве не было видно.

– Фархи! – осторожно позвал я.

– Я рядом с тобой, бард Жюльен, – услышал я в своей голове.

– Это я вижу, – стараясь не задеть чувства дракона, как можно мягче произнес я. – Ты… в какой-то странной позе лежишь.

– Мне стыдно! – ответил дракон. – Я спрятал лицо свое от стыда.

– Ага! – только и смог произнести я. Приподнявшись с земли, я встал на колени и принялся отряхивать одежду. Из-за естественных укрытий – кочек и обгорелых пней – выглядывали мои спутники. Боб взмахнул головой, словно бы спрашивая: «Ну как?», но я в ответ лишь пожал плечами. – Позволь узнать, за что тебе стыдно – за то, что ты дохнул огнем на нашу стоянку, или за то, что ни в кого не попал?

– Ха-ха! – услышал я в своей голове смешок дракона, и тут же Фархи высунул голову из-под крыла, глянув на меня озорными глазами. – А ты остроумен, бард Жюльен! Это значит, что ты по-настоящему разумен! – заявил дракон и продолжил: – Мой учитель, Морхотоамоос, что значит «черная глыба», именно так учил меня – если у какого-либо существа есть чувство юмора, его можно считать разумным. И наоборот – если чувства юмора нет, существо разумным считаться не может!

– Что-то в этом есть! – кивнул я.

– Конечно, мне было стыдно за то, что я поддался гневу, – пояснил Фархи свои чувства. – Но, между прочим, бард Жюльен, в этом есть и твоя вина!

– Так и знал, что ты это скажешь! – вздохнул я.

– Да, есть твоя вина, не иронизируй, – назидательно сказал дракон. – Ты мне что-то страшное показал в своем сознании, бард. Твой помутившийся разум меня и сбил с толку, я разгневался и не смог удержать огненное дыхание!

– Вот как раз с моим разумом, насколько я могу судить, все в порядке! – заявил я.

– Как раз не можешь! – возразил дракон.

– Что же это во мне помутилось и испугало тебя? – спросил я.

– Не испугало, а разгневало! – гордо возразил дракон. – Фархилоаноэн ничего не боится!

– Прости, оговорился, – покорно согласился я. – Что тебя разгневало?

– Ты думал о человеке, который до половины убивает других людей, чтобы сделать их рабами! – заявил дракон. – Это самое ужасное преступление, которое только можно совершить! Нет ничего более страшного, чем разрушить целостность жизненной энергии! Ты просто не понимаешь, бард Жюльен, что ты мне показал. Это надругательство над природой! Это самое ужасное кощунство, какое только может быть. Это меня и возмутило.

– Ага! – кивнул я. – Ну а моя вина в чем заключается?

– Как это в чем?! – изумился дракон. – Зачем ты выдумываешь такие невозможные, возмутительные вещи?! Именно твоя фантазия и разгневала меня! Ты и виноват в том, что я не сдержал свое огненное дыхание!

– А по-моему, ты просто ищешь кого-нибудь, на кого можно свалить свою несдержанность, – сказал я.

– Нет! – гордо вскинув голову, возразил дракон.

– Ищешь-ищешь! – настаивал я.

– Вот еще! – упрямился дракон.

– Ищешь! – стоял я на своем, и дракон сдался:

– Ну ладно, ищу! – Но тут же добавил обиженно: – А ты мог бы и согласиться!

– Да я уж и не знаю, что мне делать теперь! – развел я руками. – Согласиться с тобой – ввести тебя в заблуждение, и как бы тебя потом это тоже не разгневало. А сказать правду – боюсь, ты тут вообще все испепелишь на две лиги вокруг…

Снова повисла тишина. Дракон вперил в меня свой изумленный взгляд, словно бы не веря моим словам. Несколько секунд он неподвижно вглядывался в меня, а затем я услышал его тихий, безжизненный голос:

– Это… правда?

– Некромант, – ответил я. – Ты спросил, кто мой враг. Мы его называем некромантом.

Фархи опустил голову и прикрыл глаза. Я больше не слышал его голоса, но почувствовал, что в его душе происходит что-то очень неприятное. Дракон словно бы погружался в Опустошение, в неведомое пространство, в котором не было ничего, кроме праха и смерти. Дракон испытывал боль, настоящую физическую боль от тоски, и эта боль передавалась мне – словно бы тяжелая плита давила на грудь.

– Фархи!.. – хрипло воскликнул я, и дракон вскинул голову, посмотрел на меня. Боль начала проходить.

– Прости, бард, – услышал я голос дракона, – я не хотел сделать тебе больно. Просто я очень расстроился.

Дракон отряхнулся, расправил крылья, взмахнул ими и снова сложил. А затем опять обратился ко мне:

– Но раз уж это правда, раз такой человек на самом деле существует, необходимо его изловить и уничтожить!

– Ты не поверишь! – тяжело дыша и постепенно приходя в себя, ответил я. – Именно для этого мы и здесь!

Фархи бросил на меня косой взгляд и хохотнул:

– Ты опять пошутил, человек-бард! Слушай, ты мне точно нравишься – у тебя легкий характер!

– Не все так думают, – ответил я и поискал глазами Шебу. Обняв своего Бартоламью за шею, она стояла в сторонке, так, что возвышенность, на которой мы разбили лагерь, находилась между ней и драконом. Дракон перехватил мой взгляд, а может быть, просто прочел мои мысли и спросил:

– Это твоя самочка?

Теперь уже расхохотался я – мне понравилось определение «самочка».

– У нас это называют «девушка», «женщина» или «жена», – пояснил я дракону. – И она – не моя, слава Молодым Богам! У нее, между прочим, отвратительный характер.

– Какая разница, как называть свою самочку, ее сущность от этого не изменится, – заявил Фархи. – Она как была самочкой, так ею и останется. И почему это она не твоя, если ты испытываешь к ней симпатию, а она испытывает симпатию к тебе?

– Что?! – изумился я. – Я к ней – симпатию?! Чушь какая! Она ко мне – симпатию?! Да я скорее поверю в то, что она в Джонатана влюбилась!

Шеба, которая услышала мою реплику, нахмурила брови и уперла руки в бока. Похоже, она уже готова была выяснять со мной отношения, несмотря даже на близость огнедышащего дракона. Я поспешно развернулся к ней спиной.

– Странные у вас, у людей, обычаи, – сказал мне Фархи. – А Джонатан это тот старик с посохом, что бросил в меня светом? – задал он вопрос, и я кивнул в ответ. Дракон продолжил: – Я ему вернул его свет, зачем он мне? Но, по-моему, он какой-то нервный, этот старик, а?

– Все маги немного нервные, – пожал я плечами. – У них работа такая – требует напряжения, концентрации сил. Слушай, а у тебя самочка есть? – неожиданно для самого себя спросил я, вдруг ощутив прилив чисто бардовского энтузиазма – я узнаю нечто новое, подробности из жизни драконов!

– О-о-о! – Фархи закатил глаза и стал раскачивать шеей, словно бы входя в транс. В его мыслях зазвучала нежная тихая мелодия. – Она самая прекрасная самочка на свете! Ее утонченный стан струится в небе, словно лунная дорожка на ночной глади моря! Ее пепельная чешуя играет в лучах солнца, как живое серебро! Ее глаза глубоки и туманны, в них кроются тайна и жар любовного огня! – мурлыкал дракон, и вдруг тихая мелодия в его разуме оборвалась и сразу же сменилась рокочущим наступательным ритмом. Дракон свирепо прорычал: – Она самая последняя дура изо всех драконов, которых я видел!

Семью, видите ли, ей создавать рано! Она, видите ли, хочет еще повидать мир, самореализоваться! Тьфу! – плюнул дракон в сторону кипящей слюной и заключил свою тираду: – Дура!

– Н-да! – произнес я. – Похоже, не так уж и велика разница между характерами драконов и характерами людей.

– Послушай, бард Жюльен, – обратился ко мне дракон. – Ты бы успокоил своих товарищей, сказал бы им, что я больше не собираюсь выбрасывать огненное дыхание. И кстати, мог бы упомянуть, что твоя вина в этом тоже есть.

– Нету! – замотал я головой.

– Ну, какая разница? – спросил Фархи. – Есть, нету – мне одному будет неудобно отвечать за содеянное, а ты мог бы разделить со мной ответственность!

Я расхохотался, но возражать не стал. Дракон, которому такой ответ понравился, тем временем продолжал:

– А то некрасиво получается – мы с тобой ведем светскую беседу, а твои товарищи прячутся в укрытиях! Скажи им, что я хотел бы примириться с ними и отпраздновать наше примирение торжественным ужином!

– Секундочку! – испугался я. – Кого ты собрался съесть на ужин?!

– Я собрался отловить парочку диких свиней в окрестностях, – миролюбиво ответил Фархи. – Или вы не едите жареной свинины?

– Едим, конечно, – с облегчением вздохнул я.

– А пока я буду охотиться, вы могли бы развести пару костров и приготовиться к зажариванию животных, – рассуждал дракон. – Кроме того, вы могли бы изучить содержимое своих сумок и найти в них немного красного вина. У вас же есть немного красного вина?

– Немного есть, – согласился я. – Не думаю, правда, что тебе этого хватит, чтобы захмелеть…

– От красного вина не обязательно хмелеть, – заявил Фархи, – им можно просто наслаждаться!

И с этими словами дракон подпрыгнул в воздух, на секунду завис, распахнув крылья, затем описал над поляной круг и улетел куда-то на юг. Я только покачал головой – ну и ну! Я все что угодно мог представить, но что общение с драконом будет вот таким вот – мне бы и во сне не приснилось. Обернувшись к своим товарищам, которые стали уже выбираться из своих укрытий, я крикнул:

– Выходите! Дракон Фархи приносит свои извинения за досадное недоразумение с его огненным дыханием, обращает ваше внимание, что это я его спровоцировал на такой печальный поступок, и предлагает организовать торжественный ужин в знак примирения.

Мои товарищи обступили меня, я поднялся с земли, встал перед ними во весь рост.

– Что-то я не совсем поняла… – проговорила Шеба, поглядывая на меня прищуренными глазами.

– Он что, на стороне некроманта? – спросил Риголан встревоженно.

– Он рассердился на то, что я послал в него заклинание? – нервно спросил Джонатан.

– А из чего мы ужин-то делать будем? – единственный из всех, задал Боб практичный вопрос. – Дракона мы своей солониной не накормим, это точно!

– Вот! – радостно хлопнул я Боба по плечу. – Хоть один сохранил здравый рассудок в этой заварухе! Отвечаю всем по порядку! – объявил я и начал загибать пальцы: – Во-первых, дракон полетел поймать на ужин парочку диких свиней, и он очень надеялся, что к его возвращению мы разведем костер или два, приготовимся разделывать животных…

– Ха! Да тут вся поляна – один большой костер! – саркастично усмехнулась Шеба. Я сделал вид, что не расслышал, и продолжал:

– …Во-вторых, дракон рассчитывает на глоток красного вина. В-третьих, Джонатан, он на тебя не рассердился, он сказал, что вернул тебе твой свет. То, что ты после этого валялся на травке, – твои проблемы. В-четвертых, Риголан, ему совсем не понравился некромант и он решил присоединиться к нашему отряду, чтобы некроманта наказать. – Я перевел дыхание и спросил: – Я всем ответил?

Мои спутники разразились общим воплем восторга:

– Ур-ра!

– Дракон на нашей стороне! Невероятно! – воскликнул Риголан.

– Я буду биться рядом с драконом! Рядом с драконом! – орал в упоении Боб.

– Да он сожжет всю армию некроманта одним выдохом! – радостно заявил Джонатан.

Одна только Шеба промолчала, искоса поглядывая на меня. А когда мужчины разошлись собирать дрова для костра, она, гордо вскинув голову и уперев руки в бока, наконец обратилась ко мне:

– Ну, так что вы там говорили по поводу самочек?!

– Знаешь что, – возмутился я, – во-первых, подслушивать чужие разговоры нехорошо, а во-вторых, обычаи и обиходные понятия у драконов здорово отличаются от обычаев людей!

– Ага! – угрожающе кивнула головой Шеба. – Обиходные понятия, да?

Я решил, что продолжение данной дискуссии не имеет никакого смысла, и счел за лучшее покинуть место нашего словесного поединка. Однако ведьма была иного мнения, и едва я только сделал два шага в сторону, она стремительно сорвала с талии свой пояс и занесла его для удара. Не дожидаясь последствий, я резко увеличил скорость.

– Стоять, паразит! – выкрикнула ведьма, но я, разумеется, не стал ее слушаться. Отбежав подальше, я бросил на нее косой взгляд и увидел, что ведьма мне грозит кулаком. Мои товарищи, собирающие обгорелую древесину для костра, тихо посмеивались.

Дракон вернулся минут через сорок, когда светило уже коснулось своим диском горизонта. В передних лапах у него было зажато по довольно крупному кабану. С высоты примерно в два человеческих роста он бросил их на поляну и следом приземлился сам. На поляне уже пылали два костра, Боб установил возле каждого из них по две рогатины, а вместо вертелов взял у меня и Риголана мечи.

– Я принес мясо, бард! – услышал я голос Фархи. – А ты нашел вино?

– Да я его и не терял, – пожал я плечами.

– Хорошо! – довольно промурлыкал дракон. – Тогда, может быть, самое время представить мне твоих товарищей? Раз уж я решил продолжать свой путь вместе с вами, неплохо бы знать, с кем имею дело, да?

– Да, – согласился я. Мои товарищи, снова наблюдая странный, «односторонний» диалог с драконом, настороженно замерли. Но когда я обернулся к ним и начал представлять их дракону, все заметно расслабились: – Сын Тени Риголан, – указал я на эльфа, оказавшегося ближе всех ко мне, – из клана Танцующих Теней, что живет под Северными горами.

Риголан вновь опустился на одно колено перед драконом и склонил голову.

– Темный эльф, не так ли? – спросил дракон. – Они славные ребята, может быть, лучшие из всех вас, двуногих. Ну, конечно, не считая твоего веселого племени, бард! – тут же добавил дракон. – Скажи Риголану, пусть не становится на колено – я не Бог, как они полагают, я самый обычный дракон. И скажи ему, что он мне нравится!

– Фархи говорит, что ему нравятся темные эльфы и лично ты, Риголан, – передал я слова дракона Сыну Тени, – и он просит тебя не становиться перед ним на колено, поскольку он не Бог, как ты ошибочно полагаешь.

Риголан как минимум был удивлен. Он вскинул бровь, очевидно, ожидая, что дракон сейчас же испепелит меня за мою наглость, затем перевел взгляд на дракона. Поскольку Фархи вел себя вполне миролюбиво, Риголан с некоторым сомнением повел головой и поднялся с колена.

– Боб-молотобоец… – указал я рукой на Боба, который с умилением смотрел на Фархи, хотел добавить еще что-нибудь, но не нашелся и просто повторил: – Боб-молотобоец!

Фархи посмотрел на Боба и вдруг хитро подмигнул ему. Боб, улыбка которого, казалось, и так уже растянута до ушей, расплылся еще шире и подмигнул дракону в ответ.

– Этот молотобоец – самый искренний и незамысловатый из всех вас, – услышал я голос дракона. – Жаль, что он меня не слышит – приятно было бы поболтать!

– Дракон Фархи сожалеет, что ты не слышишь его голоса, Боб, – перевел я, – он хотел бы с тобой пообщаться.

– Мне тоже жаль! – радостно отозвался Боб, продолжая улыбаться во все лицо.

Далее я хотел было представить Джонатана, но тут Шеба подошла к Фархи, опустилась перед ним на колени и, воздев к нему руки, произнесла:

– Приветствую тебя, Дарующий Жизнь! Я – дитя природы Шеба, великий, перед твоим лицом!

– Слушай, какая замечательная самочка! – услышал я восхищенный голос дракона. – Самое главное – вежливая, не то что ты! Скажи ей, что она мне очень нравится, твоя самочка, и будет нравиться еще больше, когда родит от тебя маленького детеныша! Ей очень это пойдет!

– Я ей такого говорить не буду! – наотрез отказался я.

– В чем дело? – с подозрением обернулась ко мне Шеба.

– Скажи ей, что она хорошая самочка, что ты ценишь ее заботу обо всем живом вокруг нее! – настаивал дракон.

– Сам скажи! – огрызнулся я. – И ей вовсе не нравится слово «самочка»!

– Бард, я тебе сейчас морду расцарапаю! – поднимаясь с колен и опуская руки в боевое положение, заявила ведьма.

– О-о-о, какой темперамент! – восхитился Фархи. – Не будь дураком, бард Жюльен, когда ты еще встретишь такую темпераментную самочку?! Как можно быстрее ты должен зачать с ней маленького детеныша, слившись воедино в экстазе страсти!

– Не буду! – упрямо стоял я на своем. – У нее характер отвратительный!

Мои товарищи недоуменно слушали мои реплики, не очень, похоже, понимая, как это все может сопрягаться с официальной церемонией представления полубогу-дракону. Одна только Шеба, похоже, что-то чувствовала, возможно, угадывала какие-то части разговора по моим репликам. После моей последней фразы она решительно направилась ко мне, занося руку для удара. Не дожидаясь оплеухи, я сорвался с места. В голове моей по-прежнему звучал голос дракона:

– Обернись, бард! Смотри, как она стремится к тебе, как она хочет к тебе прикоснуться! Ее охватила страсть, не теряй времени даром!

Но, бросив косой взгляд через плечо, на раскрасневшееся лицо ведьмы, на ее сверкающие яростью глаза, я решил, что дракон все-таки не прав, и отбежал подальше. Фархи, вытянув шею вверх, стал издавать какие-то звуки, очевидно, означающие у него смех, а затем завалился на спину и стал перекатываться с боку на бок, создавая небольшое местное землетрясение. Шеба, увидев это, остановилась, в недоумении пожала плечами и, обиженная, с гордо поднятой головой, пошла свежевать кабаньи туши. Осторожно приблизившись к дракону, я сообщил ему:

– Ну вот почти и все. Осталось только представить тебе Джонатана из Парсикама – нашего боевого мага.

– Боевого?! – вскочил Фархи. – Это те, кто пускает огонь, дым и молнии?!

– Ну да, – не очень уверенно ответил я.

– Слушай, а он может сделать в небе разноцветные огни?! – с радостным нетерпением спросил дракон.

– Слушай Фархи, а сколько тебе лет? – не удержался я от вопроса.

– Не знаю! – беспечно ответил дракон. – Где-то далеко на юге есть континент, где живет большая часть моего племени. Там на одной из скал папа записал день, в который я родился. Лет двести назад, я думаю. Или около того. А что?

– Наверное, это не очень большой возраст для дракона, – осторожно заметил я. – Мне говорили, что драконы живут по тысяче лет.

– Ха! Дракон может жить вечно, если будет пить кровь других драконов! – сообщил Фархи. – Только кто ж ему даст? Его самого за такие фокусы быстренько на жаркое пустят! Да и надоест жить так долго – надо же когда-то и в другие миры переселяться, посмотреть, как там живут. Только я не пойму, – удивился дракон, – какое это все отношение имеет к огням в небе? Будет представление или нет?

– Сейчас спрошу, – сказал я и обернулся к Джонатану, который в волнении ожидал реакции дракона на свое имя. – Дракон Фархи просит тебя, Джонатан, расцветить небо разноцветными огнями, если возможно.

– С радостью! – после недоуменной секундной паузы с придыханием выпалил Джонатан. Затем он поднял руки и начал бормотать, постепенно раскачиваясь из стороны в сторону все больше и больше.

– Химре! – выкрикнул Джонатан, и лиловый светящийся шар сорвался с его посоха, понесся ввысь и там, словно ударившись о невидимую преграду, взорвался, брызнув в стороны десятками огненных струй. Джонатан снова начал раскачиваться и через какое-то время выпустил темно-красный, затем лимонно-желтый, а потом ядовито-зеленый шары. Они взрывались в небе фейерверком, и Фархи, опрокинувшись на спину, наблюдал это буйство красок, взмахивая лапами и крыльями, время от времени издавая восторженные вопли. И Риголан, и Боб, и я тоже следили за этим огненным праздником как дети, как будто видели нечто подобное впервые. Собственно, это и было впервые – таким волшебным способом.

Одна только Шеба остервенело терзала ножом кабанью тушу, повернувшись к нам спиной. Я осторожно подошел к ней, коснулся ее плеча кончиками пальцев.

– Пошел вон! – грозно произнесла ведьма.

– Давай помогу, – предложил я, – тебе же тяжело.

– Я сказала – пошел вон! – повторила ведьма и швырнула своему медведю что-то из кабаньих внутренностей.

– Да ладно тебе! – примирительно сказал я. – Ну, у дракона собственные представления о жизни, об отношениях между… – запнулся я, чуть было не произнеся «между самочками и самцами», но вовремя сдержался, – …между людьми. Ты, кстати, ему понравилась… Даже очень. Он вообще порекомендовал мне на тебе жениться.

Шеба с пылающим от бешенства взором вскочила, держа охотничий нож наперевес. Не теряя времени даром, я перехватил ее руку с ножом и сжал ее.

– Отпусти немедленно! – пытаясь вырвать руку и отпихивая меня свободной рукой, пропыхтела Шеба.

– Ага, конечно! – кивнул я, пытаясь перехватить и вторую ее руку. В процессе борьбы мы оказались плотно прижаты друг к другу, и я ощутил на своей груди прикосновение большой груди Шебы, глаза наши встретились, губы оказались совсем близко друг от друга. Мы оба, пораженные этим обстоятельством, внезапно замерли.

– Он что, правда так сказал? – тихим, хриплым голосом спросила ведьма.

– Да, честное слово! – поклялся я.

И тут совсем рядом с нами раздался требовательный медвежий рев. Реджинальд Элиас Бартоламью-младший, раскрыв свою медвежью пасть, решительно требовал свою долю от кабаньей туши.