Танец сумрачных теней на льду дворцового пруда — зрелище, на которое можно смотреть вечно и от которого оторваться невозможно, но, услышав громкий хруст, Тамрофа-ица, Первый и Единственный Триангулятор империи тморпов, все же обернулся.
К беседке, ежась от холода и утопая по колена в снегу, подходил Экоша-тофо.
«Ему тысяча лет, и в любое мгновение он может уйти от нас», — с внезапной грустью подумал Тамрофа-ица.
И словно в подтверждение этой тревожной мысли, поднимался мерклый по скользким ступеням беседки как никогда медленно. Он то и дело останавливался, чтобы отдышаться и прокашляться. Но все же шел. Дряхлый, больной, но верный служака. А когда поднялся, встал у порога, склонился в почтительном поклоне и, не смея поднять глаз, произнес охрипшим голосом:
— Слышащий Всех и Всегда явился к Первому и Единственному…
Не дослушав обязательной фразы, Тамрофа-ица поспешил сказать:
— Войди. — И как только Экоша-тофо пробил тепловую завесу, спросил, не скрывая надежды: — Скажи мне, Слышащий, с кем на этот раз? Не с тем ли, кого так долго и с нетерпением жду?
Экоша-тофо кивнул, после чего схватился за простуженную грудь, пытаясь сдержать очередной приступ кашля. Но не сдержал. Зашелся.
С трудом дождавшись момента, когда Экоша-тофо сможет вновь заговорить, Тамрофа-ица обратился к резиденту:
— Приветствую, тебя, незамутненный. Готов принять и выслушать.
— И я тебя приветствую, Первый и Единственный, — ответил устами Экоша-тофо Стоящий на Перекрестке и утешил благой вестью: — Рад сообщить тебе, светлейший, что Разбуженный справился с заданием. Вторжение щиценов остановлено. Мы победили.
— Будто гора с плеч, — только и выдохнул Тамрофа-ица.
Его лицо просветлело, оба чутких сердца наполнились музыкой сфер, и на короткий миг показалось Первому и Единственному, что небо расцвело алмазами. Но так ему только показалось. Затянутое тучами оно оставалось все таким же темным.
Справившись с невольной радостью, Тамрофа-ица стер с лица не подобающую сану улыбку и спросил о насущном:
— Скажи, незамутненный, а что с устройством?
Стоящий на Перекрестке доложил:
— Не переживай, светлейший. Пятипалые остались с носом. Разбуженный разрушил Устройство Сынов Агана.
— А как земляне обошлись с Разбуженным? Что сделали с ним эти рабы своего расщепленного сознания?
— Мы сработали аккуратно, светлейший. Ни он сам, ни пятипалые ни о чем не догадались. Мало того, мы внедрили его в Особый отдел Комиссии Чарли Антипода.
— Вот как! Каким же это образом?
— Они сами его завербовали, а мы не стали препятствовать.
— Удивительное дело, — заметил Первый и Единственный.
— Я и сам до сих пор не верю, светлейший, — признался Стоящий на Перекрестке. — Но это так.
— Что ж, повезло. Лишние глаза и уши в стане врага нам не помешают.
— Это да, светлейший, но только…
— Что?
— Есть проблема. В результате проникновения в его подсознание случился побочный эффект — Разбуженный стал Охотником.
— Не вижу в этом ничего опасного.
— И это не все, светлейший.
— Что там еще? — напрягся Тамрофа-ица.
Городить турусы Стоящий на Перекрестке не стал, сказал как есть:
— Разбуженный был инфицирован… Щиценами.
— Что?!
— Так вышло, светлейший.
Первый и Единственный схватился левой рукой за правое сердце, а правой — за левое и с глухим стоном произнес:
— Скверно, очень-очень скверно!
— Но сам он ничего не знает, светлейший, — попытался успокоить его Стоящий на Перекрестке. — И пока находится в неведении, мы сможем его контролировать. Во всяком случае, до плановой диагностики чипа.
— Да, до поры до времени сможем, но затем… Сила Сынов Агана и гибкая природа щиценов — смесь гремучая. Когда Разбуженный все поймет, такая бомба взорвется, что… Как бы я не хотел, чтобы это случилось!
— И что же делать, светлейший? — понуро спросил Стоящий на Перекрестке.
— Ждать и следить, — после небольшой паузы ответил Тамрофа-ица. — Следить и ждать.
— А когда настанет срок?
— Усыпить его.
— Запретной Книгой с Черной Птицей?
— Свинцовой пулей.
— Это приказ?
Тамрофа-ица встал в подобающую позу, топнул три раза ногой и произнес церемониальным тоном:
— Именем и словом Ончона-хице Семнадцатого, непобеждавшего и непобежденного императора тморпов, повелеваю тебе, Стоящий на Перекрестке, усыпить в известный час Разбуженного по имени… Как, кстати, его имя?
— Ему нравится, когда его называют Кугуаром, — поторопился сказать Стоящий на Перекрестке.
И Тамрофа-ица закончил:
— Повелеваю усыпить в известный час Разбуженного по имени Кугуар. Ты понял меня, незамутненный?
— Я понял тебя, светлейший, — отозвался Стоящий на Перекрестке. — И всенепременно исполню волю императора.
— Чистых звезд тебе, незамутненный.
— Чистых и тебе, светлейший.
Распрощавшись с вернейшим из соратников, Тамрофа-ица. Первый и Единственный Триангулятор империи тморпов, величественным взмахом отправил мерклого прочь и медленно вернулся к парапету.
За время разговора месяц окончательно затерялся в тучах, и всё — деревья, тени, стылая гладь пруда — растворилось в кромешной темноте. Смотреть стало не на что. Тамрофа-ица разочарованно вздохнул, вытянул руку и поймал на ладонь несколько снежинок.
«Мятутся народы и замышляют тщетное», — вдруг припомнил светлейший чьи-то чужие слова, покачал головой и стряхнул холодные капли с ладони.