Глава 27

Начать с нуля

Никто не верит, что мы разорились, а это чистая правда: в 2004 году, после снятия с президентских выборов, Герман разорился в ноль. Он решил кардинально поменять всю нашу жизнь. Конечно, он мог бы тогда найти деньги у друзей, сохранить дом, как-то восстановиться, но он решил по-другому. Он все продал, в том числе и дом на Рублевке, отдал все долги, и мы поехали жить в лес. У нас было уже четверо детей, я была беременна пятым.

Герман в детстве все лето проводил в деревне у своей бабушки по материнской линии, Пелагеи Никитичны Филиповой, в Можайском районе, и по стечении обстоятельств мы вернулись в ту самую деревню, в тот самый дом, в котором он жил, когда был еще маленьким. Герман опять спал на той самой печке, с которой когда-то упал, когда ему был годик.

У него был там друг Андрей Слепнев, они дружили с тех времен, когда Герману было три года, а Андрею — два. Одним из их детских приключений были поиски клада, это была Герина инициатива, а Андрюшка таскал за ним лопатку, так как считался младшим по возрасту, следовательно, и по рангу. Бабушка знала, что, если их надо найти, они наверняка где-то копают в поисках сокровищ. Когда мы только поженились, этот Андрей попал в страшную аварию на мотоцикле, Гере позвонила Андрюшина мама и сказала, чтобы он готовился к похоронам, местные врачи сказали, что шансов выжить нет. И тогда Герман сделал, казалось бы, невозможное: он нашел машину в Москве, которая перевозила таких больных, их было всего две на весь город, и, уговорив их ехать за 200 км, перевез своего друга в столицу. Андрей выжил и всю жизнь живет в своей деревне, один из немногих, кто не спился, ведет свое хозяйство. Он и стал нашим главным консультантом по разведению скотины и ведению сельского хозяйства.

Так вот мы стали жить в этой деревне, но прожили там недолго, быстро поняв, что при повальном пьянстве и разврате там царившими, оградить детей от плохого примера будет невозможно. Помню маленький Сергий (ему тогда было четыре с небольшим года), гуляя во дворе, постоянно утром и вечером наблюдал шествие доярок на дойку, так как дорога к ферме лежала мимо нашего дома. Разговаривали они между собой исключительно матом, изредка вставляя что-то наподобие нормальных русских слов. И через недели три прослушивания «народного фольклора», Сергий гордо выдал нам тираду на местном диалекте, желая нас поразить. Надо отдать должное, что удивить нас ему удалось. Мы сразу, недолго думая, переехали на поляну, в окружении леса, без нормальной дороги, правильнее было бы сказать, в отсутствие таковой. Обустроились мы сначала в военной палатке, благо было лето. А Герман довольно быстро соорудил нам маленький срубик, чтобы мы в нем пережидали строительство основного дома, не надеясь на долгую хорошую летнюю погоду. Место это было выбрано не случайно, раньше, еще в тридцатые годы, там была деревня, в которой в детстве свои летние каникулы проводила Герина мама, гостя у своей бабушки. Во время Отечественной войны немцы какое-то время останавливались в этой деревне на постой, а в доме, где жила бабушка Маргариты Арсеньевны, располагался немецкий штаб, как в самом благоустроенном жилище. Но уже где-то в начале семидесятых оттуда все разъехались, какие-то дома были перевезены хозяевами, какие сгнили от старости, яблоневые сады повырубили, и на момент когда мы туда приехали выбирать место под строительство дома, бывшее когда-то населенное место представляло собой красивую поляну, ничем не выдававшую, что здесь когда-то кипела жизнь. Герины родители показали, где у них стоял раньше дом, и мы на этом месте заложили фундамент уже для своего дома. Герман никогда не имел отношения к строительству, если не считать армию, где он служил в Монголии и строил там железную дорогу в пятидесятиградусные морозы. Но с энтузиазмом у него было все в порядке, он умел заразить таким отношением и других: словно БАМ сооружали. Почти вся мужская часть деревенского населения работала на нашей стройке (условием было что все, пока трудятся у нас, не будут пить и ругаться на нашей территории матом, их жены хоть на время строительства вздохнули спокойно и на сэкономленные от пьянства деньги приодели своих детей). Слово он сдержал: через пять месяцев был закончен громаднейший дом из лиственницы, так что к моим родам он успел. А я уговорила его покрыть крышу металлочерепицей. Хоть дом и стоял в лесу, но мне все равно хотелось, чтобы он был красивым, это еще «аукался» синдром Рублевки. Герман сразу завел скотину, мы стали учиться за ней ухаживать, доить коров. Но все получилось совсем не так гладко, как мы планировали.

Незадолго до моих родов, когда дом уже был полностью готов к проживанию и там досушивались полы, его подожгли, причем облив нашим же бензином, стоявшем в канистре недалеко от новостроя. В тот день, ближе к вечеру, Гера уехал в Москву по делам, вернуться должен был поздно, так как только в одну сторону надо преодолеть 200 километров. Рабочие разъехались, и мы стали устраиваться спать с детьми в своем временном жилище, в котором мы пережидали строительство нашего дома. Этот маленький домик находился напротив нашего новостроя. На дворе стояла поздняя осень, день был очень ненастный, а ближе к ночи и вообще пошел проливной дождь с очень сильным ветром, что казалось, еще немного — и сорвет крышу, а стекла в окнах заунывно дребезжали. Дети все очень быстро заснули, да и меня клонило ко сну, вдруг залаяла собака, у нас тогда там была дворняжка по кличке «Тайга». Дочка, а она надо сказать не робкого десятка, вдруг мне говорит: «Мам, мне страшно, там кто-то ходит, давай выйдем посмотрим». На что я ей говорю: «Да перестань ты, чего тут бояться, кому мы здесь в лесу нужны, брать у нас нечего, давай спать». Мы и заснули. А через какое-то время меня разбудил стук в дверь, стучал дядя Ваня, местный мужичок, который жил у нас в выстроенном на скорую руку сарайчике, помогал нам управляться со скотиной. Мы ведь еще толком ничего не умели, только всему учились. Я подхожу к двери, а он кричит: «Алена, горим». Я сначала подумала, что загорелся домик, в котором мы ночевали. Открываю дверь и вижу столп пламени — полыхает во всю наш новый дом, в который мы уже завтра должны были въезжать. Я как увидела, машинально закрыла дверь, села на стоящую рядом табуреточку и заплакала. Мне не столько жалко было даже этот дом, сколько в этом я увидела, что горит Герина мечта о новой жизни. Он так старался построить мне с детьми этот дом, чтобы я там родила. Столько трудностей ему пришлось перенести и потратить не меньше нервов. Кто строился, знает, сколько здоровья, отнимает строительство, тем более, если ты в этом пока новичок, обмануть тебя норовит каждый, не говоря о том, что строились мы в очень недоступном для транспорта месте, и любая доставка строительных материалов была сродни бегу с препятствиями. И вот когда все преодолено, вдруг раз — и все уничтожено на корню.

Получив известие, что у нас пожар, Герман помчался домой с одной только мыслью: он боялся, что я вдруг рожу от испуга, и роды пройдут в неприспособленных для этого условиях. Наш дом стоял на горе, и еще с дороги он видел пламя, таким огромным оно было. Когда муж примчался, я открыла дверь, и он увидел меня по-прежнему с животом, то ощутил облегчение. Дом спасти было естественно нельзя, поливали коровники, сараи, чтобы огонь не перекинулся на них. Тушить наш пожар примчались все деревенские, я видела, что они искренне сочувствуют: во-первых, горел их труд, ведь большинство из них у нас работали, а потом мы к ним очень хорошо относились, каждый день, что они у нас работали, кормили их и завтраком, и обедом, и ужином. Всегда, если кого-то надо было выручить деньгами, Герман не отказывал, только на выпивку не давал.

Дом сгорел до фундамента, как будто мы ничего еще и не строили. А моя выпрошенная у мужа черепичная крыша от высокой температуры вспорхнула, как птица, и улетела на приличное расстояние. У нас осталась только разбитая Нива, а финансы оставляли желать лучшего. Мы сели в машину и поехали в никуда. Мы ехали и были рады тому, что остались живы, что дети не испугались, никто не пострадал. Герман сказал: «Мы пойдем другим путем», и в который раз начал все заново. Может, это кого-то удивит, но я искренне не хотела, чтобы Герман нашел тех, кто сделал поджог. Муж, мягко говоря, был на них очень зол прежде всего за тот испуг, который я перенесла, и те последствия, которые могли бы у меня от этого быть. Дети еще долгое время потом играли в пожар, построят дом из кубиков, потом сломают и говорят, что он сгорел. Поэтому я боялась, чтобы он не переборщил. Слава Богу, выяснить первое время не удавалось, а потом гнев прошел, трезво посмотрев на произошедшее, понимаешь, что все, что Бог ни делает, все только к лучшему, значит, так надо было. Ничего просто так не происходит в этой жизни. Первое время поскитались по знакомым, а потом вернулись в маленький домик, тот самый, в котором пережили пожар, доведя его немного до ума и прожили там, в Слободе, еще четыре года. Возвращаться обратно в город или коттеджный поселок не приходило даже в голову, уже пришло понимание, что по-другому жить нельзя. И жить нам было очень интересно!

Казалось бы, на Рублевке, где я прожила десять лет, прошли мои лучшие, самые счастливые годы. Молодость, любовь, дети — все, казалось, было связано с Рублевкой, но после того, как мы сели с детьми в машину и уехали оттуда, не оглянувшись, я не вспомнила Рублевку ни разу. Меня захлестнула новая, чрезвычайно насыщенная жизнь.

 

Глава 28

Слобода

Слобода до сих пор осталась одним из любимых детьми мест. Они часто туда ездят летом за грибами и ягодами, зимой и осенью — на охоту. Причем зимой они ходят по лесу на специальных охотничьих лыжах, подбитых оленьим мехом, чтобы не скользили. Так что палки для таких лыж не нужны, и руки свободны для ружья. Это то место, где они впервые почувствовали свободу, стали жить не в окружении высокого забора и охраны, а в окружении леса. Случившийся пожар внес некоторые корректива в нашу жизнь, напомнив, что расслабляться нигде нельзя. Мы завели опять кавказскую овчарку и стали более бдительны. Но это больше прибавляло напряжения Герману, для детей это придавало романтики и приключенческого духа. Пелагея с Арсением упражнялись в стрельбе по ястребам, охотившимся за нашими цыплятами, мальчишки строили шалаши из подручного материала, лазили по деревьям, рыли окопы и блиндажи для игры в войнушку. Наверстывали все то, чего были лишены, живя на Рублевке. Вовсю осваивали езду на лошадях, особенно им нравилось зимой кататься на санях. Большой восторг у них вызывал сенокос, сладкий запах сена, все дружно собирают засохшую траву в стога, а затем так весело прыгать на уже собранных высоких стогах и скатываться с них вниз. Место там действительно красивое, летом все покрывалось малиновым цветом от цветущего иван-чая, который мы собирали и высушивали, получался очень вкусный и полезный чай. На пруду распускались кувшинки и жили дикие утки. Дети собирали и дарили мне чудесные букеты, состоящие из луговых цветов и кувшинок. А идя по полю с высокой травой, можно было случайно наткнуться на прячущуюся там куропатку. Слобода нас выручила еще и тем, что там можно было сразу завести коз, а так как козье молоко идеальный заменитель грудного вскармливания, то у меня не было проблем, чем кормить пятимесячного Михея… Так как я, к сожалению, не «молочная мама», и к этому времени молоко у меня закончилось.

Видя, как там хорошо детям, на трудности, которые нам приходилось преодолевать, не хотелось обращать внимания. А трудности, конечно, были. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что молодость на то и молодость, что все кажется нипочем. Во-первых, отсутствие горячей воды, а стирки и мытья посуды было предостаточно, семья уже состояла из семи человек да плюс частые гости. Потом готовить надо было на печи, а для меня это было совершенно новым занятием, надо было приноравливаться. Зато теперь я понимаю, какое это чудо-печь, насколько на ней вкуснее и полезнее еда, и готовить на ней намного удобнее, тем более на большое количество людей одновременно можно приготовить множество блюд. И нет ничего более уютного, чем в зимний вечер сидеть у печи, смотреть на огонь и слушать потрескивание горящих бревен. Там Герман, увидя, что представляет собой деревня, потерял последние иллюзии насчет русского народа. На деревню из двух десятков домов насчитать можно было не более трех с натягом, где хозяин не спился и имел нормальное хозяйство. Тогда муж придумал так называемый «Реестр непьющих мужиков», функция которого сводилась к переписи непьющего населения, способного работать и рожать детей. Определять, пьет или не пьет мужчина, должны были женщины, у которых мужья были алкоголиками, у них, как говорится, глаз на алкаша набит. Называлось это — «баб-контроль». Герман предлагал попавшим в реестр мужикам помогать материально, поддерживать их авторитет государством, чтобы они были примером и для своих детей, и для окружающих. Герман даже организовал людей, которые обходили деревни и заносили нормальных мужиков в реестр: такая вот «перепись неспившегося населения». Муж хотел привлечь государство к этой проблеме, понимая, что, если так пойдет дальше, переписывать больше и некого будет.

Но где-то через четыре года наш дом в Слободе атаковали блохи. Именно атаковали. Это было какое-то нашествие, которое я ни до этого, да и после больше не встречала. Когда мы ложились спать, пол был белым, а встав утром, нашему взору представлялся сплошной черный пол от заполнивших все пространство блох, от укусов я уже не могла ночевать дома, а спала в машине. Травили мы их всем, чем только можно: от народных средств, типа отвара из полыни, до сильнейшей химии, не понимая тогда, как она вредна. Но ничего не помогало, полчище не сокращалось. И мы съехали, так еще раз убедившись в правильности высказывания: «Человек предполагает, а Бог располагает». Господь чудным образом послал нам то место, в котором мы сейчас живем, а пройдя Слободу, я приобрела неоценимый опыт сельской жизни и понимания, что для совсем комфортной жизни мне нужна только горячая вода и стиральная машина. Живя, можно сказать, в роскоши в «рублевские» времена, и испробовав «экстрим» жизни в лесу, мы нашли наконец ту золотую середину, в которой все встало на свои места. А в Слободе сейчас живет семья с девятью детьми, которым мы оставили все постройки и небольшое количество скотины на развод, у них там никаких искушений, типа блох или чего-то другого, за четыре года проживания пока не произошло, только прибавился еще один малыш.

 

Глава 29

Дом на Риге

То место, в котором мы сейчас живем, нашлось таким образом. Пока мы тщетно боролись с вредными блохами, мужу один знакомый предложил съездить в гости в одно семейство, с четырьмя детьми живущих в собственноручно срубленном доме на 80-м км по Риге. Они, как и мы, не отдавали детей в школу и не имели дома телевизора. И Герман, взяв детей, поехал к ним в гости по обмену опытом, а я осталась дома с маленьким Михеем. Часов через пять-шесть мне позвонил Герман и сообщил, что он купил дом, приедет и расскажет поподробнее. Вечером я услышала следующее повествование. Когда они подъехали к месту назначения, то увидели на высоченном фундаменте, раньше это было огромное кирпичное овощехранилище, стоящий красиво срубленный дом, окруженный деревянным гульбищем (это такая открытая терраса вокруг всего дома). Внизу шумела маленькая речушка, место очень красивое и безлюдное. Раньше здесь была дворянская усадьба, потом деревня, а потом, как и в нашей Слободе, все превратилось в красивое поле с кое-где оставшимися яблонями из бывшего барского поместья и разросшимися кустами сирени вдоль дороги, идущей к дому. Хозяин дома был американец с русскими корнями. Родители его отца в восемнадцатом году эмигрировали за границу, где потом родился и он, а его мама была канадка. Сам он женился на женщине из Голицинского рода, тоже эмигрировавших в годы революции, она была гражданкой Великобритании. Встретившись и поженившись в Англии, родив там первых двух своих детей, после перестройки они решили перебраться на родину своих предков. В этом месте, куда к ним приехал в гости Герман, они жили уже семь лет, родив еще двоих малышей. Принадлежало им три гектара, земля эта довольно удалена от Москвы и стоила тогда не очень дорого. Хозяин дома очень рукастый и предприимчивый человек, набрал уже здесь бригаду из местных, платя им копейки, и начал рубить дома на продажу. Стиль домов у него очень красивый, рубил он из больших бревен, и с заказами у него проблем не было. Сам он говорил по-русски, правда с очень большим акцентом, а жена с детьми, прожив здесь больше семи лет, так и не заговорили на нашем языке. Мужу, когда он увидел, этот дом сразу понравился. Бывает так: увидишь место и понимаешь, что тут ты хотел бы жить. И Герман спросил сразу хозяина, еще даже не зайдя вовнутрь: «Случайно не продаешь дом?» А он отвечает: «Продаю, две недели как выставил на продажу через ИНКОМ-банк». Герман говорит: «Все, считай дом продан, я его покупаю». Денег тогда на покупку не было, но Герман решил, что что-нибудь придумает, перезаймет. Насколько красив дом был снаружи, настолько внутри царил невообразимый хаос. Полуразрушенные печи, вместо дверей висели тряпки, пол в гостиной был выложен кругляшами из бревен, уложенных на цемент, что очень вредно для проживающих в доме. На второй этаж вела лестница, но само верхнее помещение было совершенно без отделки. Но это нас не смутило, все можно было привести в порядок, как говорится: «Глаза боятся, а руки делают». И потом место и сам дом очень нравились, да и блохи поджимали. А тут выясняется, прямо как «пианино в кустах», что у Германа осталась доля от одного офисного здания, купленного еще в девяностых годах, про которое он забыл, а совладелец решил как раз продать это помещение и позвонил Герману, так как требовалось и его разрешение на продажу. Этих денег было ровно столько, сколько нужно на покупку понравившегося нам дома. Хорошо, что наличие этого имущество было обнаружено в данный момент, а то бы Герман, узнай про это раньше, потратил бы все эти деньги, так как наличные у нас не задерживаются. Я уже из жизненного опыта заметила, что если есть воля Божья, то все складывается, как по заказанному. А вот когда не получается сразу, все время то одно препятствие, то другое, а ты все равно прешь напролом и в конечном итоге, может, и добьешься, но вот вопрос, будет ли тебе от этого хорошо, поэтому всегда надо подумать: «Почему не получается, может, тебе этого и не надо?» А тогда все шло как по маслу. Быстро совершив сделку купли-продажи, мы тотчас, спасаясь от укусов блох, переехали в этот дом и приводили все в порядок, уже живя там. На первое время мы соорудили кровать из пней и досок. Так как находиться мы могли только в одной комнате, поскольку в остальной части дома шли работы, а семья наша состояла из семи человек, то поместиться мы могли, только соорудив большую кровать, представляющую собой полати от стенки до стенки. Сейчас за шесть лет, что мы здесь живем, у нас разрослось большое хозяйство со скотным двором, конюшней, старшие сыновья построили себе дома. На самом высоком месте участка Герман поставил крест из специально привезенных для этого из Красноярска огромных 16-метровых бревен из лиственницы. Сначала, когда мы сажали огород, то пользовались техникой. Трактора все время то ломались, то тракториста не найти: он в запой ушел. Старший сын хотя и умеет управлять трактором, но работа вредна для позвоночника, тем более для неокрепшего детского организма. Тем более от трактора исходит такой рев и несет соляркой, что портит всю естественную красоту вокруг себя. И мы заменили его на лошадь. Оказалось, что это намного практичнее, и еще доставляет эстетическое наслаждение, и гораздо дешевле в обслуживании.

Здесь тоже, как и в Слободе, много зверья, часто прямо к забору подходит лосиха с лосенком, то увидишь сидящего на пригорке зайца, очень много кабанов. У нас в колодце очень вкусная вода, я только здесь поняла, что простая вода может доставлять такое удовольствие.

В отличие от Слободы здесь есть дорога и свет. Так что теперь у меня есть горячая вода и стиральная машина. Но мы здесь также независимы от цивилизации. В прошлую морозную зиму, когда шел ледяной дождь, и почти все Подмосковье осталось без света, и люди просто мерзли, так как сразу перестало работать отопление, а в основном ведь везде электрические плиты, и нельзя было даже приготовить себе еду. Я уже не говорю, что без света сразу вышла из строя канализация и водопровод. А мы ничего подобного не почувствовали. У нас горела печь, давая нам тепло и уют, на ней же я готовила, впрочем, как и всегда, еду. Горели свечи, у нас в гостиной большая подвесная люстра со свечами, не говоря уже о многочисленных подсвечниках. Так что живой мерцающий свет от настоящих восковых свечей освещал весь наш дом. А воды предостаточно в колодце. Так что живя в своем доме (именно в доме, а не в коттедже, практически ничем не отличающимся от квартиры), ты совершенно независим от катаклизм, связанных с цивилизацией. И какие бы кризисы ни потрясали страну, чтобы ни происходило с твоим бизнесом, если он имеется, имея землю, а следовательно, и огород, имея свою скотину и птицу, слово «голод» для тебя не имеет значение. Не говоря уже, что на крайний случай у тебя рядом лес, в котором водится и лось, и разная дичь, и есть пруд, куда можно поставить сеть, а летом есть и грибы, и ягоды, у тебя есть колодец с водой и печь, которая тебя греет, и это все в совокупности дает тебе настоящее понимание стабильности и уверенности, что ты крепко стоишь на ногах.

 

Глава 30

Ночные посетители

В нашей жизни было много происшествий, из которых можно было бы состряпать детективные рассказы. Взять хотя бы пожар в Слободе, когда поджигатели, которые приехали на место своего злодеяния на шишиге (это одна из немногих машин, которые проходили по нашему бездорожью), и когда они уже скрывались с места преступления, то застряли и долго буксовали, никак не могли выехать. Это мы уже обнаружили, расследуя происшествие, и представляли, как им было страшно, ведь если бы у них не получилось выехать, то они не могли не понимать, какая их ожидает расправа по горячим следам. Или как там же, некоторое время спустя, уже летом, нам отравили собаку, кавказскую овчарку, названную в честь нашей первой собаки Алисой. Отравитель сделал целое лежбище, которое мы потом обнаружили, откуда вел за нами наблюдение и, дождавшись, когда никого не осталось на хозяйстве, муж уехал в Москву, а я со всеми детьми ушла за грибами, отравил нам собаку каким-то сильнодействующим ядом. Такого действия, что она разложилась за считанные часы. Надо отметить, что все происшествия всегда происходили, когда муж отсутствовал.

Еще у нас были две детективные истории, связанные с ночными гостями: одна еще на Рублевке, а другая уже в доме на Риге. На Рублевке дело было так. Шла предвыборная президентская кампания, в которой принимал участие Герман. Он, как правило, приезжал очень поздно, и я, уложив детей в их детских комнатках, сама дремала на диванчике в гостиной, поджидая возвращения мужа с работы. И вот обычный вечер, дети спят, я дремлю на диване в гостиной, и вдруг меня будят три удара в дверь, «тук, тук, тук». А это наш условный сигнал, что стучат свои. Я вскакиваю, не спрашивая, открываю дверь, никого нет, где-то вдали вижу отъезжающую машину. Тихо идет снег, красиво переливаясь в лунном свете. Ну, думаю, померещилось, перепутала, наверное, виденное во сне с явью. Через двадцать минут приехал Герман. Ничего настораживающего в происшедшем я не нашла и сообщать о своих «глюках» мужу не стала. Прошла неделя, вечер, я опять дремлю на диване, дожидаясь мужа. Дети спят по своим комнаткам, и в доме наступила тишина. Вдруг сквозь сон мне послышался неясный шум снизу, но я не придала этому значения, так как всегда, чтобы еще больше не бояться, прячу, как страус, голову в песок, сваливая все шорохи, которые мне вдруг слышатся, на естественные причины, боясь допустить в голове что-либо другое, чтобы не сидеть и не дрожать от страха. Наконец-то приезжает Герман, его водитель Ваня занес какие-то вещи из машины, распрощался и уехал. Мы отправились на кухню, я стала кормить Германа ужином, вдруг раздается тройной стук в окно, я пошла посмотреть, кто стучит, в полной уверенности, что в такой час из своих может быть только водитель мужа, который может что-то забыл вынуть из машины. Но посмотрев в окно, через которое была видна входная дверь снаружи, никого не увидела. Но сейчас на глюки не спишешь, слышали стук мы уже вдвоем и совершенно отчетливо.

Подошедший из кухни муж прошел сразу к входной двери и обнаружил, что она открыта изнутри. Выглянув на улицу, он ничего и никого не обнаружил. Крикнул собаку, у нас тогда была московская сторожевая по кличке Плюша. Собака с небольшой задержкой, но подбежала. Получалось, что эти люди были у нас дома еще до приезда мужа и где-то хоронились, а когда он приехал и мы с ним прошли на кухню, вылезли из своего убежища, открыли закрытую изнутри на засов дверь, вышли, постучали в окно и быстро скрылись. Причем собака не стала им помехой и даже не подала голоса.

Скорее всего, отсиживались они до приезда мужа у нас в цокольном этаже, откуда наверх, прямо в гостиную, из который был выход в прихожую, шла винтовая лестница. Понятным становился теперь услышанный мной несколько часов назад шум из полуподвального этажа. У Германа на следующий день с раннего утра должна была быть пресс-конференция по озвучиванию своей предвыборной программы, но вместо того, чтобы отдохнуть и выспаться перед завтрашним мероприятием, он провел это время в обеспечении нашей безопасности, так как я боялась уже оставаться с детьми дома. После таких случаев какое-то время, как правило, побаиваешься, прислушиваешься к шорохам, придавая им особое значение и проявляя повышенную бдительность, а затем все забывается, и я опять выбираю позицию «страуса».

А второй ночной визит произошел уже в новом доме на Риге, мы тогда жили еще все в одном доме, который сейчас является женской половиной, на которой я обитаю.

Первый этаж этого дома представлял собой жилое помещение, состоящее как бы из двух частей, соответственно топившееся двумя самостоятельными печами. Первая часть состояла из прихожей, обставленной соответствующей для такого рода комнаты мебелью, и стоящим слева от входной двери массивным стальным сейфом, детской комнаты, где спали все мальчишки на самодельных, сделанных из осины двухъярусных кроватях, холла, откуда двери вели в туалет, ванную комнату и в большую комнату. Также из холла шла красивая широкая лестница на второй этаж. Вторая часть представляла собой комнату площадью сто квадратных метров со стоявшей посередине русской печкой. Печь делила комнату как бы на четыре зоны: кухня, столовая, гостиная и библиотечная. И вот в один из осенних вечеров, уложив малышню спать в детской, я со старшими детьми уютно разместилась возле горящей и весело потрескивающей дровами печи. Мы вели оживленную беседу, была какая-то интересная тема, и все желали высказаться, гвалт стоял еще тот, так как все в нашем семействе отличаются громким голосом, и чем-то мы напоминаем итальянское семейство. Поэтому, чтобы наши дебаты не разбудили спящих Пантелеймона и Михея, я прикрыла дверь в нашей комнате.

И вдруг я спохватилась, что забыла покормить собаку и, сообщив об этом детям, пошла, взяла с плиты кастрюлю с собачей кормежкой и направилась к выходу. Открыв дверь, ведущую в холл, я обнаружила, что там не горит свет. А я всегда оставляла в холле свет включенным, чтобы если вдруг дети проснутся, то не шарахались бы в полной темноте, и тем более несколькими минутами раньше, проходя за кастрюлей, я видела полосу света, пробивающуюся через зазор в двери. Поэтому отсутствие света меня напугало, так как потушить его мог только посторонний, каким-то образом и для непонятно каких целей оказавшийся в нашем доме. Первая моя реакция была такая: я закрыла дверь, причем сразу на задвижку, сообщив детям, что, по-моему, там кто-то есть, что вызвало у детей единственно возможную в такой ситуации реакцию, они потянулись за висящим на стене оружием. Но в детской спали младшие дети, и поэтому мы не могли просто отсидеться, закупорившись в комнате, поджидая Германа. Вооружившись кто сайгой, кто охотничьим ружьем, таким вот вооруженным отрядом, состоящим из несовершеннолетних детей и их мамаши, отправились спасать малышей. Открыв опять дверь и осветив помещение мощным фонарем, мы никого в холле не обнаружили, нажали на выключатель — зажегся свет: последняя надежда, что просто перегорела лампочка, пропала. Зайдя в детскую, мы увидели мирно спящих Пантелеймона и Михея. Затем мы осмотрели входную дверь, она была открыта изнутри, то, что мы ее закрывали на специальную щеколду, мы помнили точно, так как делали это вдвоем с дочкой. Но тут Сергий указал на приоткрытую дверь наверх, и наш маленький отряд потянулся по лестнице на второй этаж, а Арсений с охотничьим ружьем был оставлен контролировать на всякий случай ситуацию внизу. А на втором этаже нашему взору в лучших традициях детективного жанра представилась открытая на балкон дверь. Выйдя на него, я увидела приближающиеся светящиеся фары машины: это приехал Герман. Мы все наперебой стали рассказывать ему произошедшее. Муж еще раз обошел весь дом, ничего из дома вроде не пропало, и цель ночных визитеров, которые, как вырисовывалось, покинули наш дом, один через входную дверь, а другой через балкон, оставалась неясной. А через два дня Герману понадобились какие-то документы, лежащие в сейфе, когда он его открыл, там было пусто. Теперь цель недавнего ночного визита стала ясной, а профессионализм и наглость, с которой были изъяты документы в доме, полном людей, вызывали только восхищение уровнем подготовки ночных гостей.

 

Глава 31

Радио

В моей жизни были два случая, когда о том, что Герман попал в беду, я узнавала случайно из радио. Первый связан с его поездкой в Афганистан. Было это в 2006 году. Пришел как-то Герман домой и говорит, что ему срочно надо через два дня на некоторое время улететь в Афганистан и там посетить Кабул, а затем Герат. А там как раз шли военные действия, и американцы ввели туда войска. Надо так надо, чтобы его родители не волновались, им сказали, что он по работе срочно в Сочи улетел. Проходит какое-то время после его отъезда, я поехала за чем-то на рынок, захожу в маленький магазинчик, там как обычно вещает радиостанция «Маяк». И вдруг я слышу, что ведущий говорит: «Сегодня в Герате был похищен бывший предприниматель, а ныне овцевод Герман Стерлигов, российский МИД занимается его освобождением». «Да, — подумала я, — без приключений мой муж не может обойтись». Приезжаю домой, там дочь в слезах, ей соседи рассказали, что у папы, мягко говоря, неприятности. Я ее успокоила, сказав, что все будет хорошо. Ты же видишь: я не волнуюсь, ты лучше помолись о нем, и он скоро приедет. Герману в этот день исполнилось сорок лет. Не могу сказать, что я вообще не переживала, но за нашу совместную жизнь столько было нестандартных ситуаций, что я привыкла реагировать на все спокойно и внутренне быть настроенной, что все будет хорошо, не было предчувствия беды. Тем более я считаю, что надо расстраиваться тогда, когда уже все самое плохое произошло, а заранее, только от предположений, я не умею страдать. Эта история закончилась благополучно: Герман вернулся через несколько дней домой, правда сильно похудевшим. Маджахеды, которые были виноваты в том, что он попал в ловушку, где его чудом не расстреляли, прислали в подарок в виде компенсации ящик старинного оружия и большое количество ручной работы ковров. Герман потом раздаривал эти старинные ружья с пистолетами и ковры всем, кто приходил к нам в гости. Был среди этих подарков удивительный ковер ручной работы из шелка размером 10×15 м, говорили, что он предназначался для президента Афганистана — Корзая. И Герман, у которого были на тот период проблемы с деньгами, решил этот ковер продать одному знакомому олигарху. С утра, захватив с собой «товар», Герман уехал в Москву. Приехав вечером домой, Герман рассказал про свою продажу афганского презента. Приехав в столицу, он пришел в резиденцию к своему предполагаемому покупателю, тот пока отсутствовал, и муж попросил его сотрудников расстелить ковер, пока все охали-ахали, восхищаясь ковром, вошел этот человек и со словами: «Герман, это мне? — бросился обнимать моего мужа, приговаривая, — Герман, спасибо, царский подарок». После такого поворота мужу осталось сказать: «Да не за что». То, что у Германа не получилось выручить за ковер деньги, меня нисколько не удивило, меня больше бы поразило бы, если бы он это осуществил, продажа и Герман вещи несовместимые, поэтому, пока дети не подключились к реализации производимых продуктов на нашем хозяйстве, дело особо не шло. Вообще «продавательная» способность Германа у нас в семье у всех вызывает улыбку, у него лучше получается дарить.

А второй случай был связан с Польшей, через которую он ехал поездом во Францию для выступления на крупном международном форуме, чтобы предложить рассчитываться вместо евро и долларов — золотом и серебром. А я на этот раз поехала навестить маму, сижу с ней на кухне, пью чай, а у нее постоянно радио включено, и вдруг слышу: «Сегодня польскими таможенниками с поезда был снят Герман Стерлигов и сопровожден в камеру временного заключения». Я аж поперхнулась. Как потом выяснилось, он перечеркнул в паспорте шенгенские звезды, которые получились при нанесении штампа прямо у него на лбу. Звезда — это сатанинская символика, и на лбу тем более недопустима. Герман во Францию все же добрался, через Англию, причем с той же визой, что так смутила поляков, но на свое выступление уже опоздал, и про «введение золотого стандарта» выступить уже не смог.

 

Глава 32

Аттракцион для Собчак

К нам очень часто приезжают журналисты снимать репортажи на разные темы. Чаще всего это молодые, живые, неравнодушные к происходящему в стране люди. Оттого что потом выходит на экран какой-нибудь искромсанный монтажом бред, не их вина. С некоторыми у нас даже сложились дружеские отношения, и они приезжают уже к нам в качестве гостей, а не по рабочему заданию. Бывает, что приехавшая группа прямо дышит еле скрываемым негативом и с еще большим раздражением от нас уезжает, но это бывает крайне редко. Чаще бывает наоборот, что если и приехали заранее предвзято относящиеся к нам люди, то после часового общения весь негатив с их стороны уходит. И мы уже по многим вопросам нашли точки соприкосновения. Бывают и разные комические ситуации. Иногда Герман, видя, что журналист, берущий интервью уже выстроил для себя, как он будет освещать тему, независимо от услышанного от собеседника, начинает ему подыгрывать, говоря совершенно утрированные вещи. И как ни странно, данный предвзятый журналист совершенно не замечает, что с ним просто шутят. Так одна корреспондентка, которая все пытала Германа, чтобы он рассказал ей какие-нибудь необыкновенные подробности из нашей жизни, и так достала его жаждой услышать что-то из ряда вон выходящее, что муж поведал ей, а она поверила и напечатала, что наша собака летала за нами во время нашего полета за рубеж на специально купленном для нее самолете, а я охочусь с арбалетом на бобров, которые водятся в ближайшей к нашему дому запруде, часами лежа в засаде. Еще очень забавный случай вышел с Ксенией Собчак, изъявившей желание сделать репортаж про Германа у нас дома в одном глянцевом журнале. После этого репортажа она часто жаловалась разным людям, некоторые из них оказались нашими общими знакомыми и передавали ее слова, недаром говорят «мир тесен», что Герман издевался над ней, такой гламурной девушкой. А произошло следующее. На дворе стояла поздняя осень, то время года, когда и в благоустроенном месте неуютно от бесконечной грязи на улицах. А у нас в дальней Слободе, в том месте, где у нас, как я писала выше, сожгли наш новострой, дорога от проходимого места, куда можно было еще доехать на машине, до дома составляла где-то километра три с половиной и представляла собой в это время года из-за частых дождей непроходимое месиво, состоящее из расползающейся, размокшей глины, так что преодолеть этот путь пешком было очень проблематично, даже натренированному человеку. На тот момент мы уже съехали на новое местожительство на Риге, где обитаем до сих пор, а там пока еще оставались несколько рабочих в специальном для них домике, ухаживающих пока за нашей скотиной, которую мы еще полностью не перевезли на новое место, так как еще не успели подготовить для нее помещение. Вот это место и назвал Герман Ксении Собчак, объяснив, как туда проехать, взяв с собой на место съемки для правдоподобности двоих детей: дочь Пелагею и среднего сына Сергия. За остальных выдавались дети рабочего, который там жил со своей семьей. А так как я не поехала, оставшись с младшими детьми дома, вместо меня выступала жена того же рабочего, которая мелькала вдали, а Герман говорил журналисткам, что я не хочу общаться с прессой, окликал меня, а та женщина, выдававшая себя за жену Германа, махала издали рукой, мол, отстаньте, не до вас. На входе в перелесок, через который проходила дорога, если это можно было назвать дорогой, муж поставил своего знакомого, отличающегося внушительными габаритами, и лицо которого украшала большущая рыжая борода, похожая на бороду Карабаса-Барабаса из сказки «Буратино». На плечо колоритный товарищ, одетый в военный тулуп, повесил ружье, в народе носящее название «смерть председателя». Ксюша приехала с журналисткой Соколовой и охраной на иномарке. Одеты они были в красивый наряд крестьянок, а голову, кроме платков, кстати очень им идущих, украшали венки из цветов, как они признались, стоимостью за триста евро. Жалко было потраченных ими денег, так как они потом захотели покормить ими наших свинушек, а они не стали есть, привыкшие к натуральной пище, а эти красивые цветочки сплошная химия. Охрану журналисток наш встречающий их «богатырь» попросил остаться в машине, на что охрана с радостью согласилась. А им подъехавший к этому моменту на лошади Герман предложил добираться до нашего так называемого домика на выбор: или на лошади, или пешком. Девушки, приехавшие еще со свежими силами, смело предпочли пешую прогулку. А Герман поехал верхом с ними рядом, указывая путь. В интернете есть фотографии, выложенные самими многострадательными «паломницами», как они добираются до конечного пункта. Ксюша, утопающая своими модными сапожками в грязи, и вместе с ней Соколова со сбитыми на бок платками и запыхавшимися, немного перекошенными лицами. Наконец-то добравшись до домика рабочих, выдаваемого Германом за наше семейное гнездо, они вошли в дом, и им предстала ужасающая картина. Рабочие приезжают на заработки на короткий срок и не очень стараются поддерживать чистоту и уют, как бы вы от них этого не требовали. Кровати застелены грязным бельем, засаленный стол с плохо вымытой посудой. Собчак с Соколовой обводили растерянным взглядом, где можно присесть, чтобы не испачкаться. «Где же вы спите с женой?» — ошарашенно спросила Ксюша. «Вот!» — радостно указал Герман на стоящую за печкой кровать с торчащими из нее пружинами. «Ну, давайте за стол», — позвал муж, осмысливающих увиденное гостей. Девушки пристроились с краюшка стола. От предлагаемой пищи, глядя на тарелки, из которых придется вкушать, вежливо отказались. При всем при этом их нисколько не насторожило, что здесь есть какой-то подвох. Давая интервью, Герман добавлял краски к увиденному словами, что вообще-то баб надо поколачивать. Вообще они лицезрели то, что приблизительно хотели увидеть, только в сильно утрированном, специально для них виде. После интервью выйдя из домика, они наткнулись на нашу дочь Полину, идущую с автоматом Калашникова, перекинутым через плечо. На вопрос папы: «Куда идешь, девица?» Она, не задумываясь, произнесла заранее подготовленный ответ: «Да, надо на обед что-то добыть, может, кабан попадется, пойду пройдусь». Глаза у приехавших в гости сразу как-то округлились. Когда девушки стали собираться в обратную дорогу, Соколова сразу согласилась добираться до машины, доставившей их к нам, на одной из лошадей, а Ксения все же отважилась проделать опять путь пешком, наверное, не только вслух, но еще более колоритно про себя, озвучивая негодование за такой трудный марш-бросок. Когда вышла статья в журнале, там в основном изобиловало одно слово на «г». Резюме было такое, что им очень, мягко говоря, не понравилось. А мы после их отъезда, когда все участвующие в этом «спектакле» вернулись домой и рассказывали о прошедших съемках, по-доброму посмеялись над самоотверженными девчонками. Многочисленные знакомые из разных сфер деятельности, включая и множество журналистов, которые у нас бывали в гостях и потом прочли эту статью, общаясь с нами, искренне удивлялись, где эти «гламурные дивы» все накапали весь тот описанный ими ужас. Уже прошло больше двух лет после этого сюжета, а Ксения все так и считает, что была у нас в гостях. А у Германа о Собчак осталось хорошее впечатление: живая, в чем-то наивная, но открытая для новой информации, по-женски беззащитная.