Трев не собирался придавать большого значения ее настойчивому заверению, что свет во время любовных игр только «портит настрой». Пусть будет темно, потом в какой-то момент он как бы неожиданно включит бра. К тому времени она будет слишком поглощена страстью, чтобы вспомнить о своем странном протесте. Действительно, что за причуда? Он сделает все, чтобы она без колебаний обнажалась перед ним и днем и ночью.

Он твердо держал этот план в голове, одновременно пытаясь застегнуть джинсы. Джен тоже привела свою одежду в порядок, поправила прическу и допила вино. Трев бросил деньги за ужин на стол и быстро вывел ее из темного помещения театра, все еще возбужденный их любовной игрой.

Перспектива двухчасовой езды казалась невыносимой.

Джен как будто не видела его мук. Не успел он сесть за руль, как она обняла его, пробежала пальцами по волосам и прошептала:

— К чему такая спешка? Разве где-нибудь… пожар? — и стала раздувать этот пожар до бушующего пламени, покусывая его за шею, гладя грудь и бедра, и наконец опять стащила красные шелковые трусики.

Даже не доехав до скоростной трассы, он свернул с дороги в первое уединенное место, которое нашел, и прямо на переднем сиденье машины занялся с ней любовью. Не было никаких нежностей, только жаркий, взрывной секс. Никогда прежде он не овладевал женщиной с такой первобытной дикостью. Никогда женщина не отвечала ему с такой силой страсти.

Справедливости ради он должен был признать, что они измотали друг друга. Но за обратный путь он отдохнул и был полон эротических идей на предстоящую ночь, а Джен свернулась калачиком на сиденье и уснула.

Однако, когда он въехал на подъездную дорожку и заглушил мотор, она вскочила, подхватила свои сумки и исчезла в ванной.

— Джен! — позвал он. — Ты куда делась? Пусти меня! Или иди ко мне!

— Трев, я очень устала, ты же был ненасытен. Ее ответ поразил его. Он, разумеется, понимал ее усталость, но не мог понять, почему она не хочет прийти к нему в постель.

— Мы будем спать, — пообещал он. — Пока у тебя не откроется второе дыхание.

Но Дженифер была непреклонна, и он провел ночь один, размышляя над причинами, из-за которых она отказалась с ним спать. К утру он отбросил все, кроме одной: она готова заниматься с ним любовью всю ночь напролет, но в темноте.

Сидя утром в одиночестве за завтраком, он смотрел в окно на солнечный свет, сверкающий на серо-голубой поверхности океана. Эта женщина сводит его с ума. Она вырядилась в прозрачное платье, была крайне бесстыдна, занимаясь любовью на людях, а потом отказалась раздеться перед ним в спальне и ушла к себе, сославшись на усталость.

— Неужели я слышу запах бекона? — Тихий удивленный голос раздался из арочных дверей кухни.

— Изумительный нюх, дорогая, это бекон. — Один лишь звук ее голоса, одно лишь сознание ее присутствия уже возбуждали его, а возбудиться было отчего: в облегающих джинсах и белой блузке, завязанной на поясе, с густыми пепельно-русыми волосами, рассыпавшимися по плечам, с чистым, без всякой косметики лицом, еще с сонной утренней улыбкой, она была так прелестна, что хотелось тут же коснуться ее, притянуть к себе на колени и зацеловать до смерти.

Приблизившись к столу, Дженифер с вожделением посмотрела на блюдо с беконом, яйцами и тостами.

— Какой сюрприз! Ты, оказывается, много чего умеешь!

— Почему тебя это так удивляет? — парировал Трев.

Лукавые искорки заплясали в ее глазах, она явно хотела произнести какую-нибудь колкость, но вовремя сдержала себя.

— Ты… ты просто не похож на… повара!

Он с любопытством разглядывал ее. Неужели она подумала, что обидела его своим удивлением?

— Значит… ты любишь готовить? — настаивала она.

Но Трев решил не раскрывать свои карты, а постараться выведать ее тайны. Слишком много она скрывает, причем непонятно, почему. Иногда простой его вопрос приводит ее в отчаяние.

— Ну, если честно, то не очень. — Он небрежно откинулся на спинку стула. — Пришлось научиться самому необходимому, когда бабушка заболела, а сестра училась. Мы с братьями должны же были что-то есть. — Он улыбнулся и пододвинул ей блюдо. — Бери тарелку и угощайся. Можно разогреть в микроволновке. Кофе — на стойке позади тебя. Я рано встаю, вот и пришлось завтракать одному. — Он полюбовался легким покачиванием ее бедер, когда она пошла к шкафчику за чашкой. — Во мне слишком много нерастраченной энергии, дорогая Джен.

Дженифер не отреагировала на его намек, налила себе кофе и села завтракать.

Она с аппетитом ела, обдумывая свое дальнейшее поведение. Но поскольку молчать было неудобно, поинтересовалась:

— А кто сейчас готовит у вас в доме, для бабушки?

— Ее младшая сестра. Она переехала к ней. Надеюсь, они вдвоем не будут грустить.

— Почему грустить? Разве есть причина?

— Бабушка очень привязалась к Диане, — с тоской сказал Трев, но сейчас его тоска уже не так сжимала сердце, как раньше, — и все благодаря Джен, снявшей груз этих семи лет. Но сможет ли он удержать ее? — Бабушка тяжело восприняла исчезновение Дианы, тем более это она предложила Диане поехать на ту писательскую конференцию, с которой моя жена и не вернулась.

Джен слушала его с таким напряженным вниманием, что ему захотелось успокоить ее.

— Жаль, если бабушка до сих пор ждет Диану, — сказала Джен как-то тоскливо и напряженно.

Трев откашлялся и с трудом произнес:

— Спасибо за сочувствие, но мы отвлеклись от завтрака. Надеюсь, он тебя не разочаровал?

Чуть заметная улыбка сверкнула в ее глазах.

— Перестань, Трев. Все очень вкусно, не напрашивайся на комплименты.

— Ну, спасибо!

Они обменялись улыбками. Едва уловимый румянец окрасил ее лицо, и Джен уткнулась в чашку с кофе. Чувственная атмосфера накалялась все больше. Трев понимал: надо как-то снять это напряжение, но как?

В одном он был уверен: два дня и три ночи вряд ли сыграют решающее значение в их отношениях и уж тем более не снимут этого чувственного притяжения, во всяком случае с его стороны. Он хочет целовать ее, спать с ней, видеть ее обнаженной днем и ночью, смотреть ей в глаза, когда они будут предаваться любви, говорить с ней… И это будет всегда, он уже твердо знает. Трев не мог оторвать от нее взгляда, не мог!

— Почему ты отказалась спать со мной сегодня, Джен?

— Я не знала, что ты считаешь это частью договора, — с заметным усилием процедила она.

— Джен, ну зачем ты подчеркиваешь слово «договор»? Я хочу, чтобы мы познакомились поближе. — Опершись локтем о стол, он взял ее ладонь в свою и большим пальцем стал рисовать круги на чувствительной серединке. — После вчерашнего вечера в ресторане я подумал, что ты с удовольствием разделишь со мной и постель.

Она не убрала руку, ее взгляд потеплел и затуманился.

— Если честно, я не против, — пробормотала она с какой-то тоской, — просто не вижу смысла… слишком близко знакомиться. У нас нет будущего.

— Ты считаешь, что если мы будем спать вместе, то нам грозит общее будущее?

Джен не ответила, но глаза ее говорили многое… то, что она хранила в тайниках души. Их руки сплелись, поглаживая друг друга, и эта ласка требовала другой, более тесной и откровенной.

— Хочешь ты признать или нет, Трев, — наконец прошептала она, — но я не хочу близких отношений ни с кем.

— Разве я сказал, что хочу близких отношений?

— Возможно, я неправильно поняла тебя. Теперь его рука завладела ее рукой полностью, ладонь к ладони, взгляды скрестились, прощупывая, примеряясь.

— Да, в настоящий момент хочу. Ты слишком хороша, и в следующие дни и ночи у тебя не будет ни прошлого, ни будущего. Только настоящее, здесь, сейчас, со мной.

Дженифер закусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Если б он знал, как чудесно это звучит для нее! У нее нет прошлого и неизвестное будущее, но есть эти два дня с ним. Стоит ли отказываться от близости с ним? Только одно ее сдерживает — его упорное желание увидеть ее фигуру. Это ее тревожило. Он мог увидеть слишком много.

Нет, не стоит рисковать. И еще — она должна снимать ночью контактные линзы, и ее голубые глаза станут зелеными… Как у Дианы.

Но как отказаться от близости с Тревом?

Она резко встала, собрала со стола посуду и пошла к раковине.

— Раз ты готовил, я помою посуду, — сказала она нетвердым голосом, дрожащим от желания. — А потом приступим к работе. В конце концов, ты же платишь «Службе помощи» приличную сумму за мою помощь, а пока от меня нет проку.

Она чувствовала, что Трев разочарован, но он был достаточно умен, чтобы настаивать на продолжении разговора об их интимных отношениях.

— Действительно, можно и поработать, — признался он, — и для офиса, и для дома.

И Дженифер занялась разбором коробок, которые он привез. Коробок было немного, и пока Трев занимался письменным столом и шкафами, время от времени разговаривая по телефону, Дженифер раскладывала вещи. Работа увлекла ее. Еще бы! Многое — миски, сковороды и кастрюльки, одеяла и пледы, одежду Трева — она покупала сама, молодая счастливая супруга. Воспоминания душили ее, она еле сдерживалась, чтобы не зареветь белугой. Но самое худшее, однако, поджидало ее, когда она открыла коробку с фотографиями. Вглядываясь в знакомые лица, она почувствовала, как защипало в глазах и сдавило горло. Вошел Трев и увидел фото в ее руках.

— Мои сестра и братья, — сообщил он, протягивая руку, чтобы открыть другую коробку. — Но это было давно.

Да, давно. Приблизительно в то время, когда она знала их. Жила с ними. Любила их. Белобрысому проказнику Сэмми было восемь. Нежная, застенчивая Вероника, Кристофер, живой, смышленый парень, который открыто обожал ее, Диану. Они потеряли родителей в автомобильной аварии за три года до того, как она познакомилась с ними. Ей хотелось помочь Треву заполнить пустоту в их жизни. Она слишком хорошо понимала, каково это — потерять семью.

Ничего не ответив, она отложила фотографию и взяла другую: Бэбз, его бабушка! Как сильно она постарела! Волосы, когда-то модно подстриженные и подкрашенные, теперь были совершенно седыми. Ни серег, ни колье, только морщинки вокруг глаз и рта углубились. Карие глаза, так похожие на глаза Трева, больше не блестели живым блеском.

Боже мой! Ведь это ее свадебное фото: молодой Трев и счастливая Диана улыбаются друг другу. Они думали, что будут всегда вместе.

Трев проследил за ее взглядом, прикованным к коробке. Не в силах вынести его реакцию, какой бы она ни была, Дженифер быстро собрала уже распакованные фотографии и взяла стопку в руки.

— Где их расставить? — Она сосредоточила взгляд на дальней стене, не решаясь посмотреть на него.

— На моем комоде, полагаю.

Она кивнула и направилась в спальню. Но не успела выйти из кабинета, как он крикнул:

— Кроме той, последней… Дианы и меня. Положи ее в ящик стенного шкафа, — распорядился он.

В ящик стенного шкафа? Она повернулась к нему со страдальческим выражением.

— Ты… ты не хочешь, чтобы она стояла на комоде вместе с другими?

Он покачал головой, сжав рот в твердую линию.

— Я оставил Диану в прошлом, Джен. Надо продолжать жить дальше.

Невидимая рука сдавила ей горло, не давая вымолвить ни звука. Да она и не знала, что сказать. Любая женщина, неравнодушная к нему, сочла бы это заявление хорошей новостью… если, конечно, эта женщина не сама Диана. Но разве она Диана? Она Дженифер.

Она резко отвернулась и поспешила в его спальню.

— Джен? — позвал он голосом, озабоченным и немного озадаченным.

Он явно заметил ее удрученность. Как же ему объяснить? Пожалуй, сочувствием. Пусть думает, что она просто сочувствует его трагической судьбе.

Он появился в дверях спальни.

— Джен, ты считаешь, что я не могу начать новую жизнь? Я должен думать об исчезнувшей Диане, тащить ее, мертвую, за собой? — Подойдя ближе, он заглянул ей в лицо. — И потому боишься связываться со мной?

— Нет! Нет, конечно. — Она прижала свадебное фото к груди. — Семь лет — долгий срок. Никто не может винить тебя за то, что ты хочешь начать все заново.

— Мне следовало сказать тебе раньше. По закону я вдовец. На прошлой неделе суд объявил Диану мертвой.

— Мертвой? — Опять она уставилась на него в ошеломленном молчании. Она не знала! Но, разумеется, все правильно. Ему нужно было покончить с этим. Нужно было освободиться, чтобы жить дальше. Именно этого она для него хотела. Просто, когда уходила, она полагала, он получит ее прощальное письмо и разведется с ней. Теперь ясно, что он не получал письма. И ждал долгие семь лет.

— Джен, скажи, о чем ты думаешь. — Он взял ее лицо в ладони, пристально вглядываясь в него.

Она попятилась, боясь, что не выдержит и откроется.

— Я… я просто переживаю за тебя. Я понимаю, как было нелегко, когда ее объявили… объявили… — Слово застряло у нее в горле.

— Это было самым тяжким испытанием в моей жизни. Но я не могу строить свою жизнь на слабой надежде, что она когда-нибудь вернется. Я не верю, что она вернется. Если б она была жива, она бы уже вернулась.

Она с трудом улыбнулась и дала ему фото.

— На, убери его. Раз шкафы для бумаг уже на месте, пойду распаковывать коробки с документами.

Он кивнул, и она повернулась, чтобы выйти из спальни. Но по дороге заметила в зеркало, что он стоит на том же месте, глядя на фотографию. Потом вздохнул и аккуратно положил ее в ящик прикроватной тумбочки.

Дженифер не знала, радоваться ей или нет, в голове был сумбур.

Они занимались делами до обеда, затем перекусили. Дженифер пыталась держать себя в руках, не поддаваясь эмоциям. Да, его дом получится первоклассным, настоящим произведением искусства. К сожалению, она не увидит этого дома. Трев подошел к ней, держа в руках старый кожаный портфель, где, как она знала, лежала рукопись ее пьесы.

— Ты говорила, что не против взглянуть. Так вот, мне хотелось бы услышать твое мнение: кто убийца? Текст в рабочем беспорядке, но ты, я думаю, разберешься.

— С удовольствием прочту. — Она с благоговением держала портфель в руках, страшно взволнованная. Сколько времени провела она над этой пьесой! Но как хорошо, что пьеса не закончена. Сочинительство — это еще одна часть ее «я», которую она оставила в прошлом, и без сожаления.

— Если хочешь, пойди на пляж, да и в доме тебе никто не помешает, — предложил Трев. — Мне надо съездить по делам. Я вернусь и привезу обед. И бутылочку вина. Посидим, расслабимся.

— Только белое вино, — попросила она с улыбкой. — Желательно сладкое и охлажденное.

Прозвенел дверной звонок, прервав их легкую болтовню.

Трев нахмурился, явно раздраженный, и бросил взгляд в боковое окошко. Лицо его тут же прояснилось.

— Должно быть, приехал Кристофер. Вот уж не ждал его сегодня.

— Кристофер? — повторила она, совершенно ошеломленная. Встреча еще с кем-то из ее прошлого, тем более членами его семьи, совершенно не входила в ее планы. Дженифер даже заколотило от волнения.

— Мой брат, — напомнил он, когда она пошла следом за ним в гостиную.

— Ты упоминал о нем. — Она надеялась, голос ее звучит вполне спокойно. Ей и страшно было, что Крис может ее узнать, и хотелось видеть его. Он был веселый, обаятельный и очень остроумный. Именно он научил ее языку жестов, которые пригодились ей в школе глухих.

Но что за ирония! Теперь, когда она научилась общаться с ним, она не может ничего ему сказать. Она для него чужая. Нет причин дать ему понять, что она знает язык. И вообще, ее знание может породить у Трева множество вопросов.

— Он проехал через всю страну, чтобы привезти мою машину, — объяснил Трев, открывая дверь. — И, надеюсь, собаку тоже. Не сомневаюсь, что и свою новую подружку.

Что-то в девушке Кристофера ему явно не нравится. Интересно, что? И как выглядит Кристофер в двадцать пять лет?

Когда Трев открыл дверь, черная с подпалинами немецкая овчарка влетела в гостиную и прыгнула на Трева с радостным лаем. Трев засмеялся и покатился в обнимку с собакой по полу, ворча ласковые слова.

Дженифер отошла в сторону, наблюдая с колотящимся сердцем за встречей. Она узнала его, Цезаря, свою собаку, которую ей подарил отец. И вдруг Цезарь почувствовал присутствие чужого, навострил уши и потрусил к ней. Она пробормотала его имя и протянула руку… И начался ад кромешный. Протяжно взвыв и оглушительно залаяв, Цезарь прыгнул на нее и, ударив передними лапами по плечам и навалившись всем весом, сбил ее с ног. Когда она повалилась на пол, он прыгал и скакал, яростно виляя хвостом, облизывал лицо и взвизгивал в собачьем безумии, которое могло означать лишь: «Наконец-то! Ты вернулась! Где ты была?»

— Цезарь! — послышался суровый окрик Трева. — Цезарь, ко мне! Назад, кому сказал! Цезарь! — Он наклонился над ними, схватил собаку за ошейник, но Цезарь не реагировал.

А Дженифер тем временем смеялась и плакала одновременно, скорее от нахлынувших радостных эмоций, чем от страха, одной рукой отталкивая Цезаря от своего лица, а другой зарываясь пальцами в его мех. Сквозь слезы она заметила, что Трев и кто-то еще нависли над ними, и вскоре беснующегося от счастья зверя, которого она так любила, оттащили от нее.

Трев схватил Цезаря за ошейник и держал, а пес вырывался и выл. Другой мужчина пристегнул тяжелую цепь к его ошейнику, открыл дверь, и они вместе вытолкали громко протестующую собаку на улицу.

Высокий, стройный и красивый молодой человек с медной шевелюрой и яркими голубыми глазами вышел за дверь, чтобы успокоить Цезаря, а Трев протянул Дженифер руку.

— Извини, Джен. Господи, не представляю, что на него нашло. — Он помог ей подняться и выглядел потрясенным и немного побледневшим — это было видно даже сквозь загар. — Он тебя не укусил? Не поранил?

— Да все нормально. — Она вытерла слезы, шмыгнула носом и улыбнулась. Как хорошо, что тебя помнят — и приветствуют с таким энтузиазмом. — Он проявил удивительное дружелюбие.

— Дружелюбие? Да он ошалел! Еще чуть-чуть, и начал бы кувыркаться через голову. — Трев немного отстранил ее и с удивлением заглянул ей в лицо. Она не испугалась? Огромная собака в безумном порыве сбила ее с ног, а она только улыбается? И плачет? И почему Цезарь так среагировал? Недоумение вкупе со слабым, смутным беспокойством зашевелилось в нем. Так пес ведет себя, когда Трев возвращается из длительных поездок. Какое-то смутное подозрение поселилось в нем, почти догадка…

— Я догадываюсь. — Дженифер чувствовала, что надо как-то объяснить свою реакцию. — Вчера я навещала соседку, а у ее овчарки течка. Цезарь, вероятно, учуял запах на босоножках.

— Вполне может быть. — Трев выдавил улыбку, но про себя подумал: пес давно кастрирован и не может реагировать на запах суки. У Трева создалось впечатление, что Цезарь узнал Джен и был безумно рад ее видеть.