Некоторые размышления о восточноевропейской политике СССР

А. С. Степанов

Осенью 1939 года началось расширение границ СССР.

В итоге менее чем за год в его состав полностью или частично вошли территории шести соседних государств, на которых проживало более 20 млн человек.

В 1956 году СССР ликвидировал возникший политический кризис в соцлагере, который охватил две страны: Польшу и Венгрию.

С одной стороны, события 1939 и 1956 годов происходили не только в разное время, но и в разной исторической обстановке. Однако, с другой стороны, между ними гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд.

События в Польше и Венгрии 1956 года объединяет с событиями в Польше 1939 года следующее обстоятельство: все они никогда раньше не были и не являются сейчас популярными для отечественных исследователей темами; в том и в другом случае сознательно замалчиваются масштабы применения вооруженной силы и масштабы потерь советской стороны; в том и в другом до сих пор используется термины советского периода, имеющие в основе своей исключительно доктринально-пропагандистский характер; в том и в другом случае зачастую происходит подмена исторического анализа событий пропагандой и мифологизацией.

Можно выделить несколько важных схожих моментов:

1) участие в событиях 1939 и 1956 годов одних и тех же высокопоставленных советских государственных деятелей;

2) сходство официальных объяснений действий СССР в этих событиях как решение оборонительных задач и оказание помощи населению;

3) нежелательность какого-либо детального изучения событий отечественной исторической наукой, а, как следствие, их мифологизация и подмена исторического знания пропагандой;

4) использование особой идеологически выдержанной терминологии применительно к названию событий.

5) отношение к советским участникам событий со стороны государственной власти.

Остановимся более подробно на советских действующих лицах в 1939 и 1956 годах.

В 1956 году Польшу охватил сильный политический кризис. Все лето ситуация там постепенно накалялась. Первым из нескольких крупных выступлений против коммунистического правительства Польской народной республики стали беспорядки в Познани, получившие названия Познанский июнь (Poznariski Czerwiec), Познанские протесты 1956 года или Познанское восстание.

В конце августа 1956 года в Ченстохове прошло грандиозное празднование 1000-летия Польши. 800 тысяч поляков стояли на коленях на площади с молитвой «Славься, дева Мария, королева Польши!» и требованиями освободить из заключения официального главу Польской католической церкви кардинала Стефана Вышиньского, арестованного летом 1953 года за отказ от выполнения правительственного декрета от 7 февраля того же года об обязательном контроле за всеми назначениями священников со стороны коммунистических властей.

Волнения проявились в глубоких разногласиях и в партии, где течение, выступавшее за политический поворот, идейно опиралось на Владислава Гомулку, пострадавшего от сталинских репрессий, и на его старые концепции польского пути к социализму. Однако часть Политбюро, так называемая «натолинская» группа, противилась этому. Пленум ЦК ПОРП должен был избрать новое Политбюро. Москва с тревогой следила за этими событиями.

Утром 18 октября 1956 года Президиум ЦК КПСС принял короткое постановление – направить в Польшу делегацию КПСС «ввиду создавшегося серьезного положения в руководстве ЦК ПОРП». Не позднее 18 октября министр обороны СССР Г. К. Жуков через главнокомандующего Объединенными вооруженными силами стран Варшавского договора маршала И. С. Конева отдал приказ о приведении в боевую готовность советского военного контингента, находившегося в Польше, Балтийского военного флота и частей Прибалтийского военного округа. В 4 часа утра 19 октября И. С. Конев, получив указание обеспечивать взаимодействие частей Северной группы советских войск, прибыл в Варшаву с группой офицеров.

Делегацию КПСС, в тот же день прибывшую в Польшу, но без приглашения польской стороной, представляли:

первый секретарь ЦК КПСС, член Политбюро (Президиума) ЦК с 1939 года Н. С. Хрущев (в 1939 году – первый секретарь ЦК КП(б) Украины);

член Политбюро (Президиума) ЦК с 1926 года, первый заместитель председателя Совета Министров СССР и министр иностранных дел В. М. Молотов (в 1939 году – председатель СНК СССР и нарком иностранных дел);

член Политбюро (Президиума) ЦК с 1930 года, первый заместитель председателя Совета Министров СССР Л. М. Каганович;

член Политбюро (Президиума) ЦК с 1935 года, первый заместитель председателя Совета Министров СССР А. И. Микоян, (в 1937–1955 годах – заместитель председателя СНК (Совета Министров) СССР).

Как видим, все члены этой делегации еще до войны занимали важные партийные и государственные посты в иерархии сталинской системы руководства страной.

Наиболее одиозными фигурами из них для польской стороны были В. М. Молотов, чье имя было и оставалось символом раздела Польши между Германией и СССР, а также глава делегации – Н. С. Хрущев, принимавший активное участие в репрессиях на присоединенной к СССР территории Восточной Польши.

Советский посол в Польше П. К. Пономаренко, член ЦК с 1939 года, занимавший в 1938–1947 годах пост первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии, точно так же, как и Хрущев, был причастен к репрессиям на присоединенных территориях. Кроме того, будучи в 1942–1944 годах начальником Центрального штаба партизанского движения при Ставке ВГК, он был причастен к действиям советских партизанских отрядов против польских отрядов АК. Детальному исследованию этого вопроса посвящена, в частности, монография минского историка Сигизмунда Бородина «Неман – река раздора. Польско-советская партизанская война в 1943–1944 гг.», вышедшая в 1999 году в Варшаве на польском языке.

Польский историк К. Краевский, сотрудник Института национальной памяти, сообщает по этому вопросу следующее: «22 июня 1943 г. ЦК КП(б) Белоруссии разослал всем подпольным центрам закрытое письмо (“О военно-политических задачах работы в западных областях БССР”), в котором предлагалось всеми средствами вести борьбу с польскими националистическими отрядами и группами (а именно так большевики рассматривали отряды АК). И действительно, использовались все средства – от вероломного разоружения тех отрядов АК, у которых были заключены официальные договоренности о сотрудничестве с советскими партизанами (партизанская бригада АК под командованием “Кмицица” на озере Нарочь в августе 1943 г., Столпецкая группировка АК в Налибоцкой пуще в декабре 1943 г.), засады и нападения на отряды АК, внедрение агентов и ликвидация подпольных структур АК, анонимные доносы немцам на членов АК, применение массового террора по отношению к населению, поддерживающему АК (например, карательная операция в городке Налибоки в мае 1943 г., а также в деревнях: Конюхи – в январе, Лугомовичи, Изабелин, Качаново, Бабинск, Провжалы – в феврале, Щепки и Невонянцы – в апреле, Камень – в мае 1944 г.)»

К деятельности П. К. Пономаренко на присоединенных территориях до, во время и после войны также был причастен и С. С. Бельченко, который еще в сентябре 1939 года участвовал в боях в Восточной Польше за Гродно, с октября 1939 года занимал пост заместителя начальника Белостокского УНКВД, а в марте – июне 1941 г. – начальника УНКГБ Белостокской области. С апреля 1943 года Бельченко был заместителем П. К. Пономаренко, возглавлявшего в это время, как уже было сказано выше, Центральный штаб партизанского движения при Ставке ВГК. В 1943–1953 годах С. С. Бельченко (с 9 июля 1945 года – генерал-лейтенант) был наркомом (министром) внутренних дел БССР. Назначенный в январе 1956 года заместителем председателя КГБ при Совете Министров СССР, С. С. Бельченко вместе с другими руководителями КГБ выезжал в ноябре 1956 года в Будапешт, а в 1957 году несколько месяцев находился в Венгрии в качестве руководителя представительства КГБ.

Отсутствовавший осенью 1956 года в Польше, но руководивший в октябре – ноябре деятельностью советских органов госбезопасности на территории Венгрии, член ЦК с 1956 года, первый председатель КГБ при Совете Министров СССР генерал армии И. А. Серов, занимавший со 2 сентября 1939 года по 25 февраля 1941 года пост наркома внутренних дел Украинской ССР, также был причастен к «освобождению» Восточной Польши осенью 1939 года, а кроме этого – к расстрелам поляков 1940 года. По данным Н. В. Петрова, уже ставший Председателем КГБ И. А. Серов разоблачил себя, выказав недовольство чекистами, не сумевшими скрыть следов в Катыни: «С такой малостью справиться не смогли, – в сердцах проговорился он. – У меня на Украине их куда больше было. А комар носа не подточил, никто и следа не нашел…». В конце войны И. А. Серов снова концентрирует свое внимание на польских проблемах. В августе 1944 года в занятом войсками 1-го Белорусского фронта г. Люблине он занимается подавлением независимого польского национального движения. В его задачи входила организация и приведение к власти в Польше нового промосковского руководства, что диктовалось глобальной стратегией Сталина по созданию антизападного блока из стран Восточной Европы, граничащих с СССР.

Последний держал под контролем работу Серова в Польше и придавал ей большое значение. В первую очередь Серов проводил аресты бойцов и активистов Армии Крайовой, составлявших серьезную конкуренцию польским коммунистам. С 6 марта по 27 апреля 1945 года он был советником НКВД СССР при Министерстве общественной безопасности Польши. В 1946 году был награжден орденом Виртути милитари 4 степени, которого был лишен в 1995 году Указом Президента Польской Республики Леха Валенсы.

Представляет интерес следующий отрывок из докладной записки И. А. Серова на имя Л. П. Берии от 24 сентября 1939 года по поводу занятия г. Львова частями Красной Армии, в котором достаточно ярко характеризуется Н. С. Хрущев:

«23.ΙΧ-39 г. утром приехали в Винники (4 км от Львова) т. т. ТИМОШЕНКО и ХРУЩЕВ. Встреча со мной прошла весьма сдержанно по причине инцидента в Проскурове.

ТИМОШЕНКО, возмущаясь скверной работой штаба группы ГОЛИКОВА (который в течение 3 суток не давал знать о своем существовании), сказал: “Надо весь штаб группы расстрелять, видно, что тут сидят сволочи”.

После этого он приказал начальнику штаба группы сосредоточить танковую бригаду на зап[адной] окраине Львова. На это ему нач. штаба ответил, что из 160 танков на ходу всего лишь 40, так как остальные все отстали в дороге. После этого ТИМОШЕНКО еще более рассвирепел.

Тов. ХРУЩЕВ, присутствуя при этом и подражая ТИМОШЕНКО, набросился на т. МИХЕЕВА со словами: “А Вы что здесь болтаетесь по тылам, Вам надо больше работать, а то не видно вашей работы”.

Тов. МИХЕЕВ ответил, что работает. Тогда ХРУЩЕВ сказал: “Какая это работа, ни одного расстрелянного”. На это ему т. МИХЕЕВ сказал, что “в З[о]лочеве расстреляно 12 человек, а без дела не стреляем”».

Пребывание в Варшаве Н. С. Хрущева (его соратники прилетели на другом самолете несколько ранее) началось с безобразной сцены. Сразу же после спуска по трапу, он стал грозить кулаком в сторону польских руководителей, после этого подошел к членам польского Политбюро и, по-прежнему грозя кулаком и избегая рукопожатий, в ярости заорал: «Мы проливали свою кровь за освобождение этой страны, а вы хотите отдать ее американцам, но это вам не удастся, этого не будет!» Заметив В. Гомулку, он обратился к П. К. Пономаренко: «А это кто?» Но Гомулка опередил его, ответив по-польски: «Я – Гомулка, которого вы три года держали в тюрьме». В Протоколе заседания ЦКПОРП от 19–21 октября 1956 года зафиксирована прямая речь В. Гомулки, касающаяся встречи советской делегации и поведения Хрущева: «Обращаясь к нам, он сказал: “Предательская деятельность т. Охаба обнаружилась, этот номер вам не пройдет”». Слова Хрущева был впечатаны в протокол по-русски. «Нужно было обладать большой выдержкой, чтобы не реагировать на такие слова. Вся эта речь была высказана сильно повышенным тоном, так что все в аэропорту ее слышали, даже шоферы», – заключает В. Гомулка.

Пик кризиса во время встречи с советской делегацией наступил в 9 часов вечера 19 октября. В это время польская сторона потребовала объяснений относительно перемещений советских войск. Ответ, что это связано с плановыми учениями, не удовлетворил поляков, и В. Гомулка лично попросил Н. С. Хрущева вмешаться. Был объявлен перерыв, и советская делегация удалилась в посольство на совещание, где Хрущев предложил поддержать Гомулку. Возражений не было. И. С. Конев получил указание немедленно остановить продвижение танковой колонны на Варшаву. Впоследствии Хрущев признался, что ввод войск в польскую столицу мог бы стать непоправимым явлением, а Гомулка спас положение.

Отметим, что в 2003 году был издан сборник «Советская армия в Польше, 1944–1956. Документы и материалы», посвященный пребыванию в Польше частей Советской Армии с июля 1944 до октябрьского кризиса 1956 года. Помимо прочего, в нем также рассматривается и роль советской группы войск в Польше в разрешении этого кризиса.

Центральным вопросом переговоров был вопрос о польско-советских государственных отношений. По мнению А. М. Орехова, во время дискуссии с делегацией КПСС Гомулка понял, что более всего прочего советская сторона опасается возможного выхода Польши из Варшавского договора. Именно поэтому он старался убедить своих оппонентов в том, что этот договор отражает интересы Польши, так как гарантирует безопасность ее западных границ, и его доводы достигли цели.

А. М. Орехов указал на одно весьма примечательное обстоятельство, когда бумеранг последствий 1939 года пронесся над участниками советской делегации: «Показательное столкновение произошло между В. Гомулкой и В. М. Молотовым, о чем свидетельствует Ю. Циранкевич. В ходе дискуссии Молотов попытался подать какую-то реплику, но Гомулка решительно прервал его: “А вам, товарищ Молотов, нечего здесь говорить. Польский народ помнит Ваше выступление на Верховном Совете Советского Союза о том, что „уродливое дитя Версальской системы перестало существовать"”. Молотов стушевался и в дальнейших спорах участия уже не принимал. Несколько иначе описывает этот эпизод В. Наметкевич. По его словам, В. М. Молотов в ходе дискуссии выступил (“холодно и решительно”) с продолжительной информацией, в которой перечислил все, что знали в Кремле об антисоветских митингах и об опубликованных в польской печати антисоветских материалах. И тут В. Гомулка сказал: “Товарищ Молотов, после того, что вы сказали о Польше в 1939 г., трудно понять, почему вы имеете смелость приезжать в Польшу”. Из этого сопоставления видно, что слова Гомулки не одинаковы, но смысл их один и тот же».

Неприятие советских действий 1939 года в Польше отражалось осенью 1956 года не только в словах польского руководства. На многотысячных митингах, прошедших 1-21 октября в Варшаве, Кракове и Новой Гуте, помимо требований о невмешательстве СССР во внутренние дела Польши и других соцстран, о необходимости экономических и правовых реформ, заявлений о политическом банкротстве ПОРП, поднимался еще один очень важный вопрос, – вопрос о пересмотре советско-польской границы, предусматривающий, в частности, возвращение в состав Польши Львова и Вильнюса.

Подобные суждения ретранслировались и на приграничных с Польшей территориях СССР, где подхватывались проживавшим там польским населением. Так, второй секретарь ЦК КП Литвы Б. С. Шарков информировал, что события в Польше имеют «наиболее значительное влияние на г. Вильнюс и окружающие его районы, а также на г. Каунас». Наряду с увеличением числа граждан польской национальности, желающих выехать из СССР в Польшу (только по г. Вильнюсу 26 октября был оформлено 333 документа на продажу индивидуальных домов), имели место и проявления иных суждений. Так, поляк Матусевич, житель д. Жилянца Вильнюсского района, прямо заявил: «Сейчас в Польшу ехать нет необходимости, так как там происходит перемена власти, но в недалеком будущем польское правительство потребует вернуть Польше ранее принадлежавшие ей районы бывшего Вильнюсского воеводства, и мы лишь должны помочь польским властям изгнать из этих районов литовцев и русских».

Почему же жестко и даже агрессивно настроенный Хрущев вынужден был смягчить свой курс по отношению к новому руководству Польши? Он не мог не осознать атмосферы поддержки польского народа своего правительства и катастрофических непредсказуемых последствий в случае советского военного вмешательства. Помимо прочего, речь шла о самой крупной и боеспособной армии среди стран Варшавского договора, а также о населении, имевшем в массе своей не только опыт вооруженной борьбы, но и четкую мотивацию своих действий. К тому же весьма непростой была и общая политическая ситуация, в которой наибольшую угрозу приобретал стремительно набиравший силы венгерский фактор (так, И. С. Конев вскоре срочно был отправлен из Польши в Венгрию для проведения операции, получившей кодовое наименование «Вихрь», и 2 ноября прибыл в Сольнок; ранее, 24 октября, в Будапешт прибыл А. И. Микоян).

Таким образом, силовое вмешательство в Польше, которое не только не отрицалось, но, напротив, изначально занимало важное (если не ведущее) место в советских планах, как выяснилось, не могло разрешить все сложности текущего момента. Морально готовые на военные действия советские лидеры поняли, что угроза неудачи – вполне реальна, а возможные ее последствия – слишком велики. Именно это обстоятельство, а отнюдь не гуманность и миролюбие, которых весьма наивно было бы ожидать от тех, кто в свое время без колебаний уничтожал как внутренних врагов в собственном государстве, так и суверенитет более слабых соседей, заставило их отступить в случае с Польшей. И произошло это отнюдь не сразу. На заседании Президиума ЦК КПСС 21 октября 1956 года при обсуждении «Вопросов Польши» Н. С. Хрущев достаточно ясно выразил эту мысль: «Учитывая обстановку, следует отказаться от вооруженного вмешательства. Проявить терпимость». Тот факт, что эта идея была окончательно похоронена лишь два дня спустя после отмены «марша на Варшаву» советской бронетанковой дивизии, говорит о ее поразительной живучести в головах советских лидеров. Но, как следует из черновых протокольных записей, сделанных на следующем заседании Президиума ЦК КПСС 23 октября 1956 года, ни один из присутствовавших на нем советских партийных лидеров даже не поднимал вопроса о возможности применения силы против Польши – вопрос уже был решен до этого.

Однако существуют иные точки зрения на этот счет, сдвигающие вперед время принятия советским руководством решения об отказе от силового вмешательства в Польше. Так, в части III «Венгерское восстание и решения Кремля (23 октября – 3 ноября 1956 г.)» сборника документов «Советский Союз и венгерский кризис 1956 года» указано следующее: «Руководство КПСС вплоть до 23 октября продолжало считать приоритетным “польский вопрос”. Вернувшись 20 октября из Варшавы, куда делегация КПСС вылетела накануне в связи с реальной угрозой не санкционированной из Москвы смены партийного руководства, советские лидеры в течение нескольких дней взвешивали возможности вооруженного вмешательства в Польше».

Заметим, что в тексте говорится именно о силовом решении, а не только об остроте «польского вопроса». Но, выше уже было указано, что Н. С. Хрущев принял решение отказаться от вооруженного вмешательства уже на следующий день после возвращения из Польши, поэтому в действительности, говоря о времени принятия решения, можно предположить, что речь идет максимум о сутках с небольшим, но не о нескольких днях. Причина этой ошибки заключается в том, что авторы-составители сборника тогда не располагали необходимыми документами, опубликованными лишь пять лет спустя.

Эта ошибка с датировкой перекочевала из отечественной историографии и в некоторые работы польских историков. Так, Эва Чарковска в монографии «Интервенция Советского Союза в Венгрии в 1956 году», изданной по случаю 50-летия венгерских событий, также привела ошибочное заключение по этому важному решению и его датировке. Она, в частности, указала, что вплоть до позднего вечера 23 октября 1956 года руководство СССР считало военное вмешательство в Польше приоритетной задачей, и лишь проблема с Будапештом отвлекла внимание Кремля от Варшавы.

Из числа более поздних работ в Польше, связанных с этой темой, можно, например, отметить публикацию Анджея Смо-линьского «Советская Армия в борьбе с венгерской революцией 1956 г.», где также подчеркивается, что возможность советского военного вмешательства с целью «защиты системы» в октябре 1956 года затрагивала не только Венгрию.

Триумф В. Гомулки, только что на избранного VIII пленуме ЦК ПОРП Первым секретарем ЦК, проявился на гигантском митинге в Варшаве 24 октября 1956 года – когда в Будапеште уже шли кровавые бои – символе сопричастности нации тому, что происходило в стране, а также свидетельству силы тех, с кем, к счастью, чудом удалось избежать столкновения частям Советской Армии, подчинявшихся авантюрному советскому руководству. Кинохроника запечатлела сотни тысяч людей, которые скандировали: «Веслав! Веслав!». Гомулка произнес эмоциональную речь, завершенную достаточно жестким призывом к стабилизации положения в стране:

«Товарищи!

Граждане!

Трудящиеся жители столицы!

Приветствую Вас от имени Центрального Комитета Польской объединенной рабочей партии, который на своем последнем пленарном заседании передал управление в руки нового руководства.

В течение последних лет в Польше накопилось много зла, много беззакония и болезненных разочарований. Идеи социализма, проникнутые духом свободы человека и соблюдения прав гражданина, на практике были глубоко искажены. Слова не соответствовали действительности. Тяжелый труд рабочего класса и всего народа не принес нам ожидаемых плодов.

Товарищи, верю, что эти годы ушли безвозвратно в прошлое.

[…]

На волне огромной политической активности масс, которую пробудил VIII Пленум, кое-где начинают проявляться силы, враждебные социализму, враждебные польско-советскому союзу. Враждебные народной власти, эти силы хотят искривить, затормозить и повернуть назад социалистическую демократизацию.

Товарищи! Не позвольте реакционным авантюристам и разным хулиганам встать на нашем пути. Руки прочь от борьбы социалистических и патриотических сил народа. Отправьте прочь провокаторов и реакционных крикунов. Государственные власти даже кратковременно не будут терпеть никаких действий, направленных против интереса польского государства и против нашей государственной системы.

Товарищи, граждане! Время торопит. Партия должна приступить к решению тяжелых повседневных вопросов, связанных с нашей экономикой и государственной жизнью. Чем вы сегодня можете помочь руководству партии и правительству? Прежде всего, тем, что каждый станет у своего станка, на своем рабочем месте и усиленной работой и учебой проявит свою преданность и верность нашему делу. Сегодня обращаемся к трудящимся жителям Варшавы и ко всей стране с призывом: хватит проводить митинги и манифестации! Пришло время перейти к ежедневной работе, выполняемой с сознанием, что партия, объединенная с рабочим классом и народом, поведет Польшу новым путем к социализму.

Да здравствует нерасторжимая связь партии с рабочим классом и всеми трудящимися!

Да здравствует социализм!

Да здравствует Польская Народная Республика!»

 

Официальные мотивировки действий СССР в 1939 и 1956 годах

И в 1939 и в 1956 годах официальные объяснения действий СССР подавались как решение оборонительных задач и оказание помощи населению, в 1939 году – защита населения после распада Польши (позже – как отодвигание границ Советского Союза на запад в преддверии грядущей борьбы с германским фашизмом), а в 1956 году – как защита соцлагеря от посягательств извне и помощь венгерскому народу в борьбе с фашистским мятежом.

В связи с этим отметим, что 10 сентября 1939 года во время встречи В. М. Молотова с германским послом В. Шуленбургом в Москве, советский политик, помимо прочего, вполне откровенно озвучил ему и предполагающуюся мотивацию причин будущих действий СССР в лице Красной Армии против Польши. В. Шуленбург передал слова В. М. Молотова о том, что «советское правительство намеревалось воспользоваться дальнейшим продвижением германских войск и заявить, что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым “угрожает” Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором».

Хорошо известны также и официальные тезисы, озвученные В. М. Молотовым до и после начала Польского похода. Но уже во время с Германией, а тем более – после нее тезис о защите и освобождение населения Восточной Польши, теперь уже звучавший как защита его от фашизма (в 1939 году так говорить было «неполиткорректно»), стал выглядеть не слишком убедительным. Согласно официальным советским данным, на бывших польских территориях, перешедших под контроль Советского Союза осенью 1939 года, проживало более 6 млн украинцев. О масштабах карательной политики советской власти на Западной Украине говорят следующие цифры, озвученные 26 мая 1953 года в Постановлении Президиума ЦК КПСС о политическом и хозяйственном состоянии западных областей Украинской ССР: «С 1944 по 1952 г.г. в западных областях Украины подверглось различным видам репрессии до 500 тысяч человек, в том числе арестовано более 134 тыс., убито более 153 тыс., выселено навечно за пределы УССР более 203 тыс. человек». Известно также, что по состоянию на 1959 г. около 1600 тыс. украинцев эмигрировало в другие страны.

Ожесточенная вооруженная борьба на «присоединенных территориях», через которую, в частности, прошли и не менее 500 тыс. украинцев, «освобожденных» от Второй республики, продолжавшаяся вплоть до начала 1950-х годов, то есть на протяжении 13 лет после изъятия этих земель из состава Польши и семи лет после разгрома фашистской Германии, не могла не породить «неправильные» вопросы, в том числе и такие: кого же, от кого и как освобождала и защищала советская власть все это время ценою сотен тысяч оборванных жизней?

В связи с этим особую роль стало играть новое теоретическое дополнение – защита от готовящейся фашистской агрессии путем отодвигания западных границ СССР на запад и создание оборонительного «предполья», что позволило потом выиграть время в начале Великой Отечественной войны. И в XXI веке такая точка зрения сообщалась читателям, причем со следующим уточнением: «в результате освободительного похода Красной Армии была восстановлена западная граница СССР, которая отодвигалась на запад на 250–300 км».

Проследить эволюцию отечественной научной мысли относительно событий осени 1939 года за последние сорок лет можно на примере двух приведенных ниже отрывков. Для того чтобы читатель сам почувствовал разницу между советской точкой зрения на эти события, выраженной на страницах третьего тома «Истории Второй мировой войны», и точкой зрения образца 2010–2011 годов, приводим их без каких-либо комментариев.

«Быстрые и решительные действия Советской Армии сорвали расчет гитлеровцев захватить Западную Украину и Западную Белоруссию. Как признает бывший генерал вермахта Н. Форман, меры, предпринятые советским правительством, помешали осуществлению задуманного плана выхода немецких войск непосредственно к границам СССР. Известно, что в начале сентября гитлеровское руководство обсуждало вопрос об образовании марионеточного украинского государства – “самостоятельной польской и галицийской Украины”. Но и этот замысел провалился. По решительному требованию советского правительства фашистский вермахт вынужден был очистить ранее занятую территорию Западной Украины и Западной Белоруссии. Тот день, когда об этом было принято решение, Гальдер назвал “днем позора немецкого политического руководства”».

«…наступающие германские армии приближались к границам СССР. Немецкое командование нарушило согласованный рубеж предельного продвижения вермахта на восток и отвело за этот рубеж (демаркационную линию) свои войска только по категорическому требованию советского правительства. По свидетельству генерала вермахта Н. Формана, демарш Москвы помешал осуществлению задуманного плана выхода немецких войск непосредственно к границам СССР. Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Ф. Гальдер назвал день 20 сентября 1939 года, когда в Берлине приняли решение об отводе немецких войск на согласованный рубеж, “днем позора немецкого политического руководства”».

События 1956 года – защита населения Венгрии от фашистских мятежников и обеспечение внутренней незыблемости соцлагеря.

Обратимся к толкованию понятия «защита социализма», из «Военного энциклопедического словаря», подготовленного Институтом военной истории МО СССР, который был издан в 1986 году:

«ЗАЩИТА СОЦИАЛИЗМА, борьба социалистич. гос-в и их народов, направл. на сохранение и упрочнение завоеваний социализма как в одной стране (см. Защита социалистического Отечества), так и в рамках всего социалистич. содружества. Имеет два аспекта: внешний – защита от посягательств извне, подготовка стран (содружества социалистич. стран) к отражению возмож. воен. нападения; внутренний – борьба против внутр. контрреволюции, опирающейся, как правило, на междунар. реакцию. 3. с. – задача интернациональная. Она выступает как одна из закономерностей стр-ва социализма и коммунизма. Осуществляется различ. экон., полит., дипл. и воен. средствами. Реальные гарантии безопасности мир. социализма перед лицом общего врага – империализма – м. б. обеспечены только коллектив, усилиями. Выражением интернац. единства братских народов, направл. на З.с., является Организация Варшавского Договора».

Так как во время событий в Венгрии речь о смене социалистического строя в стране не шла (был поднят вопрос о выходе ее из ОВД), можно сделать вывод, что под определение «борьба против внутр. контрреволюции» (как и в случае с Чехословакией 1968 года) подпадала и борьба с политическим режимом той или иной страны, который не устраивал советское руководство, в том числе и с его социалистической вариацией.

В 1956 году одним из краеугольных пунктов обоснования вмешательства стал объявленный правительством Надя политический нейтралитет Венгрии. Здесь сработал механизм реализации той самой модели, которую позже, с 1968 года, неофициально (и ошибочно) объявили «доктриной Брежнева»: «Ни одна из стран, вошедших в лагерь социализма, не может выйти из него обратно». Эта точка зрения, в частности, нашла отражение в исследовании «СССР в мировой политике» профессора Владислава Кульски, который подчеркивал, что отнюдь не Брежнев является создателем подобной доктрины, и прямо отсылал читателя к событиям 1956 года.

Фактически это была «доктрина Хрущева», лишь воспроизведенная позже в несколько ином виде. По иронии судьбы сам Н. С. Хрущев в том же 1956 году в Отчетном докладе ЦК КПСС XX съезду торжественно провозглашал: «Мы всегда утверждали и утверждаем, что установление нового общественного строя в той или иной стране – это внутреннее дело народов этих стран. Таковы наши позиции, основанные на великом марксистско-ленинском учении». Он также превозносил «пять принципов», выдвинутых КНР и Индией: «Почему бы эти принципы не превратить в основу мирных отношений между всеми государствами в любой части земного шара? Присоединение к пяти принципам всех государств отвечало бы жизненным интересам и требованиям народов». Однако подобные заявления выглядели осенью не чем иным, как банальным политическим лицемерием.

Итак, СССР, согласно сформулированной еще в советский период точке зрения, в 1939 году, пользуясь плодами пакта Молотова-Риббентропа, «обеспечивал защиту социализма в одной стране» путем включения Восточной Польши в свои границы («защита от посягательств извне»); еще до завершения Второй мировой войны и сразу после нее, пользуясь плодами Потсдамской системы, «обеспечивал защиту социализма в рамках всего социалистического содружества»; в 1956 году удерживал ключевое звено этого содружества – Польшу – и замыкал «разомкнувшееся» звено – Венгрию («борьба против внутренней контрреволюции»).

 

Польша 1939 года и Венгрия 1956 года – нежелательные темы в отечественной исторической науке

Сами события 1939 и 1956 годов были весьма нежелательными, как в плане ограничения простых упоминаний о них, так и однозначно – в плане какого-либо детального изучения.

Хотя специального исследования истории советско-польской войны 1939 года на уровне монографии в России до сих пор не создано, мы рассмотрим одну из немногочисленных отечественных работ, касающихся этой темы, – монографию М. И. Мельтюхова. В аннотации к ней подчеркивается: «Основное внимание автор уделяет началу Второй мировой войны – событиям сентября 1939 г. Доступные ныне архивные документы позволили подробно описать Польскую кампанию Красной армии 1939 г.».

Это заявление не соответствует действительности.

Во-первых, хронологические рамки монографии из трех частей охватывают период 1917–1939 годов, но две из них объемом более 300 страниц посвящены проблемам советско-польских отношений до событий осени 1939 года и лишь заключительная Часть 3, объемом 250 страниц, непосредственно советско-польскому противостоянию 1939 года уделяет менее 150 из них, так как более ста приходится на описание германо-польского (обратим также внимание на своеобразный прием автора в отношении используемой терминологии: несмотря на название книги «Советско-польские войны», в подзаголовках упомянутой Части 3 используется иное красноречивое определение – «Польская кампания Красной армии»). Таким образом, собственно на советско-польскую войну осени 1939 года приходится не основная часть монографии, а менее 19 % от общего объема текста.

Во-вторых, серьезные вопросы вызывает обращение автора с источниками. Например, в Части 3 «Сентябрь 1939 года» в разделе «Польская кампания Красной Армии: 17–21 сентября», объемом 30 страниц, соответствующие ссылки присутствовали только на девяти (!) из них. Вряд ли можно считать нормальным то обстоятельство, что целые блоки текста по 4–6 страниц не обеспечены никакими сносками.

В-третьих, бросается в глаза избегание упоминания и тем более анализа работ польских авторов по тематике советско-польской войны 1939 года. Автор ограничивается обращением всего лишь к трем (!) публикациям, две из которых были опубликованы в конце 1980-х годов и одна – в 1998 году. Вероятно, именно поэтому в работе отсутствовал даже краткий экскурс по историографическому обзору работ польских авторов по данной теме. В связи с этим можно отметить парадоксальную на первый взгляд ситуацию: не отечественные, а польские специалисты первыми перевели на родной язык и опубликовали ряд документов из российских архивов, касающихся боевых действий РККА периода осени 1939 года Неудивительно, что и уровень разработки многих аспектов советско-польской войны 1939 года в польской историографии, благодаря введенным в научный оборот документам, выше, чем в российской. В связи с минимальным количеством отечественных исследований по данной теме значительный интерес представляли и представляют сборники документов и публикации трудов польских авторов, как общего характера, которые касались советско-польской войны 1939 года в целом, так и более узких по тематике исследований, в том числе относящиеся и к применению различных родов войск. Итак, М. И. Мельтюхов просто проигнорировал практически все новейшие польские публикации и даже не упомянул о фундаментальном исследовании этой войны 1939 года, принадлежащем перу Р. Шавловского. Возможно, что эти и иные публикации либо вообще были ему неизвестны, либо он просто не удосужился упомянуть о достижениях своих коллег. Во всяком случае, им не была упомянута ни одна из указанных выше фамилий.

Все это перечисленное выше не помешало сделать автору весьма спорное заявление о том, что «события сентября 1939 г. достаточно хорошо изучены», имея в виду отечественную историографию, хотя на практике немногочисленных российских авторов, изучавших отдельные аспекты этой темы, М. И. Мельтюхов почему-то предпочел вообще не замечать. Например, отсутствовало упоминание о первой отечественной публикации, непосредственно посвященной боевому применению ВВС РККА против Польши осенью 1939 года, подготовленной исследователем истории авиации В. Р. Котельникова, выход в свет которой был приурочен к 60-летию начала Второй мировой войны. А ведь в ней впервые были показаны численность и состав авиационной группировки СССР, выставленной против Польши, сообщалось о захвате советскими войсками значительного количества польской авиатехники и об изучении отдельных ее образцов в СССР. Подобная ситуация выглядела еще более странной в свете того, что ряд российских авторов был хорошо известен польским исследователям, а сами они также активно ссылались на работы польских специалистов. Так, российский читатель мог узнать из отечественных публикаций о существовании монографии «Красный блицкриг», а данные одного из ее авторов, Януша Магнуского, о потерях советских танковых войск в Польше в 1939 году были использованы известным исследователем истории развития и применения бронетанковой техники И. П. Шмелевым в статье о бронетанковых войсках Польши, выход в свет которой, так же как и упомянутой выше статьи В. Р. Котельникова, был приурочен к 60-летию начала Второй мировой войны.

Таким образом, работа М. И. Мельтюхова о советско-польских войнах, фактически посвящена вопросам советско-польских отношений 1917–1939 годов, а непосредственно советско-польской войны осени 1939 года касается весьма ограничено, причем весьма серьезные вопросы вызывает как источниковая база, так и знание автором отечественной и зарубежной историографии проблемы.

Впрочем, эти тенденции были продолжены специалистами Института российской истории РАН в исследовании, посвященному 70-летию начала Второй мировой войны, где польским событиям была отведена глава пятая – «Документальная хроника военного похода в Западную Белоруссию и в Западную Украину. Сентябрь – октябрь 1939 г.». Автор данной главы, к.и.н. Т. С. Бушуева, из 154 имевшихся в тексте ссылок привела лишь три на польские работы (причем все они были посвящены «лагерной» тематике, но не собственно военным действиям), а также практиковала массовое использование различного материала, не подтверждаемого абсолютно никакими ссылками на источники.

Тематика советско-польской войны 1939 года никогда не была популярной ни в советской, ни в российской историографии. Свидетельством этого является сохранение терминологии сталинского периода на официальном уровне. Двусмысленность ситуации с фактическим непризнанием официальными институциями России «Освободительного похода Красной Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию» как советско-польской войны 1939 года удивляет. Хотя уже нет ни Красной Армии, ни Советского Союза, хотя Белоруссия и Украина вот уже четверть века являются независимыми государствами, термины сталинского периода успешно продолжают существовать.

Вот что пишет в связи с этим к.и.н. В. А. Токарев: «Советская пропаганда через различные жанры осваивала “освободительный” характер красноармейского блицкрига в Польше и искала привлекательную семантическую конструкцию, объяснявшую форму “освобождения”. Наиболее часто в газетных передовицах, очерках и стихах проскальзывали: “освободительный поход”, “славный освободительный поход”, “великий освободительный поход на Запад”, “освободительный марш” и т. п. Официальное и, возможно, общественное предпочтение было отдано “освободительному походу”».

Достаточно своеобразно подошли к вопросу об «освободительном походе» в упомянутом выше коллективном исследовании ИРИ РАН, где в первом же абзаце отмечалось существование проблемы: «являлся ли поход в Западную Украину и Западную Белоруссию освободительным или нет». Но ответа на этот вопрос, однако, так и не было дано.

Польские историки достаточно четко высказывались по этому поводу. Так, например, профессор Эвгениуш Дурачиньский (Eugeniusz Duraczyriski) писал: «Военные действия, начатые 17 сентября, в Советском Союзе называют освободительным походом. Многие польские исследователи не сомневаются, что это была война, хотя ни одна из сторон ее не объявляла (Гитлер начал агрессию против Польши также без издания требуемого международным правом акта объявления войны). Ситуация, когда СССР нарушил границу между двумя государствами, когда советские и польские войска вели борьбу друг с другом, когда солдаты гибли и их брали в плен, когда Красная Армия занимала города и территории, с точки зрения международного права, была, несомненно, войной».

О событиях в Катыни в той или иной степени знают (или по меньшей мере слышали) значительное количество российских граждан. Но отнюдь не все из них задаются вопросом: а что же делал Советский Союз в Польше в 1939 году, если только пленных офицеров польской армии в его руках оказались десятки тысяч?

Существует официальный «Перечень государств, городов, территорий и периодов ведения боевых действий с участием граждан Российской Федерации» – это Приложение к Федеральному закону «О ветеранах». В Разделе I к нему, помимо прочего, относятся: «Советско-польская война: март – октябрь 1920 года» и «Боевые действия при воссоединении СССР, Западной Украины и Западной Белоруссии: с 17 по 28 сентября 1939 года». Отметим, что слово «война» во втором случае отсутствует. А то, что во время «Освободительного похода» в 1939 году Красная армия вела боевые действия, не отрицала даже советская пропаганда.

Посетив в августе 2015 года Федеральное государственное бюджетное учреждение культуры и искусства «Центральный музей Вооруженных Сил Российской Федерации» Министерства обороны Российской Федерации (ФГБУ «ЦМВС РФ» Минобороны России), автор убедился, что в обновленной экспозиции о советско-польской войне 1939 года не говорится. Вместо нее в экспозиции Зала № 8 «РККА и РККФ накануне Великой Отечественной войны» на стенде «Внешняя политика СССР в 1939–1941 гг.» представлен все тот же «Освободительный поход в Западную Белоруссию и Украину 17.09.1939 – 29.09.1939», по-прежнему не только воплощающий в жизнь сталинскую точку зрения, рожденную 76 лет назад, но и противоречащий даже соответствующей официальной формулировке из Приложения к Федеральному закона «О ветеранах».

Сохранение советских подходов и терминологии к исследованию мы можем обнаружить и в ряде отечественных публикаций на рубеже ΧΧ-ΧΧΙ веков, где имеются разделы, посвященные венгерским событиям 1956 года. Приведем названия соответствующих разделов этих работ. Это «Венгерский кризис», «Венгерский кризис (1956 г.)», «Венгерские события (1956 г.)», «Антисоветский мятеж в Венгрии (1956 г.)». Последнее вряд ли нуждается в каких-либо дополнительных комментариях.

Чтобы у читателя не возникало ложного впечатления от кажущегося разнообразия исследований, выпущенных разными издательствами, которые в той или иной степени касаются венгерских событий, укажем на то, что некоторые из них написаны одними и теми же авторами, поэтому из фактологической базы появившихся ранее публикаций создаются новые с минимальными изменениями, но под разными названиями.

Об уровне исполнения упомянутых исследований и о соотношении с реальностью фактов, приводимых в них, будет сказано ниже.

Пока же начнем с сопоставления друг с другом фрагментов текста из введений к тому 10 «Книги памяти», опубликованной в 1999 году и к исследованию «Россия (СССР) в войнах второй половины XX века», изданного тремя годами позднее. Как уже отмечалось выше, они содержат общую часть – «Роль СССР и его вооруженных сил в сохранении единства стран-участниц варшавского договора», где присутствует описательный текст о венгерских событиях, а также пофамильный список советских военнослужащих, погибших и пропавших без вести в 1956 году.

Зная о существовании двух работ, одна из которой дублирует другую, можно только удивляться нелепости приводимых ниже фраз:

«Исторические справки, начинающие каждый из 17 разделов труда, объединенных в пять глав, – не попытка переписывания старой или написания новой истории. Это попытка нового прочтения, современного осмысления тех событий. Работа во многом носила не описательный, а скорее исследовательский характер. При подготовке обзорного исторического материала авторский коллектив стремился оценить события с высоты пройденных десятилетий. При этом мы стремились критически оценить политическую целесообразность участия советских людей в тех или иных конфликтах и войнах, и соответствие интернациональной помощи национальным интересам, и правильность решения чисто военных вопросов, и многое другое».

Воспроизведение одного и того же текста, с точки зрения авторов, разумеется, не является попыткой переписывания текста трехлетней давности и издания его под другим названием, а есть «попытка нового прочтения, современного осмысления тех событий».

Один из немногих примеров небольшого, но важного расхождения в тексте двух работ был обнаружен в отрывке, который приводится ниже:

В предисловии из «Книги памяти», написанном руководителем авторского коллектива В. Н. Вартановым, говорится, что «авторский коллектив заранее приносит извинения за неточную и неполную порой информацию. Более того, мы предполагаем, и даже почти убеждены, что и приведенные списки погибших включают не всех, кто отдал жизнь при исполнении воинского долга. Просим расценивать это не как вину, а как беду авторского коллектива». В издании «Россия (СССР) в войнах второй половины XX века» от этого фрагмента осталось следующее: «Мы предполагаем, и даже почти убеждены, что приведенные списки погибших включают не всех, кто отдал жизнь при исполнении воинского долга и предстоит еще большая работа по их окончательному уточнению». Таким образом, извинения перед читателями за просчеты авторского коллектива были изъяты…

Авторы хвалят труд, созданный под руководством Г. Ф. Кривошеева: «Широкий позитивный отклик вызвала подготовленная коллективом авторов из Генерального штаба ВС РФ книга “Гриф секретности снят” (ей посвящается ссылка № 1), посвященная потерям Советских Вооруженных Сил в войнах и конфликтах XX века». Однако, они не объясняли, как и почему получилось так, что данные «Грифа секретности…» отличаются от их собственных: «По данным, которые удалось установить, в локальных войнах и вооруженных конфликтах после Великой Отечественной войны советские безвозвратные потери составили 2035 человек, в том числе погибли, пропали без вести, умерли от ран и болезней… в Венгрии – 707 человек…».

И в «Книге памяти», и в исследовании «Россия (СССР) в войнах второй половины XX века» авторы, назвавшие один из разделов «Роль СССР и его Вооруженных Сил в сохранении единства стран-участниц Варшавского Договора», куда включены и «Венгерские события (1956 г.)», уже только этим фактически признают, что в данном случае с Венгрией упомянутое «сохранение единства» осуществлялось путем использования Советской армии.

Приведем следующую цитату: «Широкое и многогранное взаимное сотрудничество, как тогда писали, основанное на уважении равноправия, независимости и национального суверенитета, на невмешательстве во внутренние дела, товарищеской взаимопомощи и интернациональной солидарности, крепло и развивалось. Неуклонно укреплялось единство социалистического союза, росли его сила и мощь, совершенствовался оправдавший себя механизм взаимодействия. Варшавский Договор обеспечивал надежную защиту безопасности и социалистических завоеваний братских стран.

Однако не все обстояло безоблачно и гладко. Произошедшие через полтора года после его подписания события в Венгрии, а также события в Чехословакии, имевшие место по прошествии тринадцати с лишним лет, носили ярко выраженный политический характер, свидетельствовавший о наличии в этих странах определенных сил, находящихся в поисках собственных путей национального развития. События 1956 года в Венгрии и 1968 года в Чехословакии показали также, что советское руководство стремилось во что бы то ни стало сохранить единство образовавшегося военно-политического блока. Следствием этого и стало применение в этих странах вооруженной силы со стороны СССР».

С одной стороны, авторы явно положительно относятся к системе ОВД, оценивая ее как «надежную защиту безопасности и социалистических завоеваний братских стран», указывая, что «советское руководство стремилось во что бы то ни стало сохранить единство образовавшегося военно-политического блока», поэтому оно и прибегало к использованию вооруженной силы в 1956 и 1968 годах.

Оптимистические формулировки, ярко подчеркивающие преимущество «товарищеской взаимопомощи и интернациональной солидарности» и «надежную защиту безопасности и социалистических завоеваний», переходят к упоминанию о наличии в Венгрии и Чехословакии неких весьма блеклых и безликих «определенных сил», находящихся в непонятном поиске путей «национального развития» своих стран.

Приходится признать, что, несмотря на употребляющиеся обтекаемые фразы, представленный текст в целом носит вполне определенный характер. Несмотря на то, что авторы всячески старались избегать жестких формулировок относительно характеристик неких «сил, находящихся в поисках», они точно так же отказываются дать им в принципе какую-либо четкую оценку. Но их позиция в отношении происходящих событий вполне очевидна: только барьеры вынужденной политкорректности мешают присутствовать в этих абстрактных рассуждениях терминам, подобным «венгерским фашистам» или «ползучей контрреволюции», чтобы сразу же ожили хорошо знакомые по советским временам логичные выводы о необходимости и правильности пресечении злостных покушений на социалистические завоевания братских стран.

Авторов отличает некорректная работа с источниками, которая выражается в отсутствии подробных ссылок на предшествующие публикации таковых. Так, приводимые ими документы под заголовком «Документы из архива Президента Российской Федерации», снабжены весьма странной отсылкой на журнал «Исторический архив» с указанием года и номера издания, но без указания страниц. К тому же все эти документы годом ранее уже повторно публиковались (как и полагалось, со ссылками на соответствующие страницы «Исторического архива») в сборнике «Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы», причем без каких-либо пропусков, но об этом у авторов нет ни слова.

Авторы исследования «Россия (СССР) в локальных войнах и военных конфликтах второй половины XX века» в разделе о Венгерском кризисе указывают: «Советские потери составили: 720 человек убитыми, 1540 ранеными, 51 человек пропал без вести». При этом сноска № 233 дает отсылку на С. 516, где сообщается о работе «Гриф секретности снят: Потери Вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и боевых конфликтах». Но проблема заключается в том, что в этой самой работе, подготовленной в 1993 году под руководством Г. Ф. Кривошеева таких цифр просто нет! В разделе «События в Венгрии 1956 г.» сообщается, что «в ходе подавления вооруженного выступления в Венгрии» (без указания какого-либо четкого хронологического ряда) советские войска понесли следующие безвозвратные потери: убито, умерло от ран – 669 человек; пропало без вести – 51 человек; всего же – 720 человек.

Как видим, к цифре 720, объединяющей убитых, умерших от ран и пропавших без вести, было повторно прибавлено число пропавших без вести! Весьма трудно объяснить эту ошибку не чем иным, как откровенно халтурным отношением авторов к выполняемой им работе. Заметим, что в данном случае речь идет не о каких-то второстепенных деталях, а о важнейших фактах, подытоживающих степень напряжения боевых действий для советских войск во время венгерских событий. Но уровень профессионализма авторского коллектива из Института военной истории оказался таковым, что не помог даже правильно воспроизвести уже написанные и опубликованные до них цифры советских потерь.

Интересно отметить, что в статье, приуроченной к 50-летию венгерских событий, А. А. Широкорад привел абсолютно такие же данные! Неизвестно, вычислил он их сам, опять повторно приплюсовав число пропавших без вести к общему числу безвозвратных потерь советских войск в Венгрии, или просто переписал из труда Института военной истории, но в итоге получилось следующее: «В ходе боевых действий потери Советской армии составили 720 человек убитыми, 1540 ранеными, 51 человек пропал без вести».

В уже упоминавшемся статистическом исследовании «Россия и СССР в войнах XX века» присутствует странная раздвоенность: там наличествует и «вооруженное выступление антисоциалистических сил», и «ликвидация вооруженного выступления антиправительственных сил». Читатель может задаться логичными вопросами: может быть присутствовало два вида сил – антисоциалистические и антиправительственные – или это одно и то же; было ли, например, правительство И. Надя антисоциалистическим, а если да, то против кого выступали антиправительственные силы и были ли они в таком случае социалистическими, а если правительство И. Надя было социалистическим, то почему тогда появилось правительство Я. Кадара? Подобная терминология, совершенно не учитывающая не только современные знания, но и законы логики, является закономерным итогом отношения авторов к истории событий на уровне, не выходящим за рамки штампов советского образца.

От работ, главным образом созданных при активном участии Министерства обороны, перейдем к литературе, связанной с описанием деятельности советских спецслужб во время венгерских событий.

Непосредственный участник венгерских событий 1956 года А. М. Гуськов, почти 40 лет прослуживший в советских органах госбезопасности, в своих мемуарах не стал изображать игру в политкорректность и откровенно обозначил свою позицию как по поводу трактовки событий, так и по отношению к их венгерским участникам с противостоящей стороны, что можно увидеть в следующем, весьма ярком и красноречивом, отрывке из раздела «Спецоперация в городе Печ» главы 10 «На верхних “этажах” оперработы»:

«Однако положение сильно осложнилось тем, что разгромленная контрреволюция в Будапеште бежала в основном на юг, то есть в район города Печ, чтобы в случае необходимости уйти на территорию Югославии.

По наблюдениям войсковой разведки, в горно-лесистом районе, господствующем над городом, за горою Мечек на расстоянии 10–15 км к 15 ноября сосредоточилось до 15–20 тысяч вооруженных людей. Такое “соседство” было чрезвычайно опасно, нужно было срочно принимать меры.

На вертолете совместно с командованием наших войск мы облетели район расположения вражеского лагеря и приняли решение разгромить этот лагерь минометным огнем, а с воздуха на вертолете координировать стрельбу. Подтянули оружие и ударили по самому центру этого сброда.

Многие успокоились на месте, а оставшиеся в живых были рассеяны и вся их организация была разрушена, но отдельных небольших вооруженных групп и одиночек осталось все еще много, правда они были деморализованы, некоторые из них явились с повинной, но тем не менее эта публика представляла большую опасность, так как совершала нападения на предприятия, банки, учреждения и на отдельных активистов. К тому же с помощью эмиссаров из Югославии создавались так называемые “рабочие советы”, которые пытались серьезно помешать восстановлению порядка в стране».

Обратимся к известному сборнику документов «Венгерские события 1956 года глазами КГБ и МВД СССР», авторы-составители которого использовали без каких-либо замечаний озвученные выше совершенно фантастические цифры из мемуаров А. М. Гуськова: «15.11: В этот день в горно-лесистом районе уранового рудника, находящемся за горою Мечек, на расстоянии ΙΟΙ 5 км от города Печ (на юге Венгрии), войсками 38-й Советской армии была разгромлена крупная группировка вооруженных мятежников, насчитывавшая от 15 до 20 тысяч человек».

Численность венгерской стороны вызывает очень серьезные сомнения.

К авторам сборника гораздо больше вопросов, чем к А. М. Гуськову. Дело в том, что они сами через несколько страниц сообщают, что из всего венгерского населения, численностью около 10 млн чел., «в рядах вооруженных мятежников с советскими войсками и верными присяге частями ВНА сражалось не более 15000-20000 человек». Налицо явное противоречие.

Что касается первоисточника – мемуаров А. М. Гуськова, то можно лишь предположить обычную техническую ошибку – опечатку в рукописи – и, в таком случае, вышеупомянутая группировка может быть оценена не 15–20 тысяч, а в 1,5–2,0 тысячи человек, то есть как крупная, но не гигантская.

Но авторы сборника, как показывают его материалы, не имеют четкой позиции относительно такой важной цифры, как общая численность противостоящей советской стороне вооруженных венгерских отрядов. Так, в сноске № 223 к тексту (в котором сообщается, что «командующий повстанцами, включая сформированную им так называемую “национальную гвардию”, генерал Бела Кирай бежал из Венгрии») говорится: «По некоторым оценкам, к нач. ноября включала в себя до 25000 молодых бойцов». Если принять во внимание эту цифру, то необходимо учесть и тот факт, что в событиях, естественно, участвовала не только молодежь, но и люди более старшего возраста. Даже если отбросить легенду о пересекших границу тысячах хортистских офицеров с Запада, все равно эта цифра будет выше обозначенных авторами ранее предельно как 20–25 тысяч человек.

Относительно советских потерь в Венгрии авторы также высказались весьма странно: «Проводя широкомасштабную войсковую операцию “Вихрь” по подавлению контрреволюционного мятежа в Венгрии, советское командование не стремилось к кровопролитию и ориентировало войска на максимальную сдержанность. За весь период боев в Венгрии с 23 октября по 12 ноября 1956 года, в соответствии с современными официальными данными, потери советских войск составили 640 человек убитыми и 1251 чел. ранеными». В соответствующей ссылке указан источник этой информации – статистическое исследование «Гриф секретности снят…».

Но, как уже отмечалось выше, таких цифр в нем нет. В разделе «События в Венгрии 1956 г.» там сообщается, что «в ходе подавления вооруженного выступления в Венгрии» (без указания какого-либо четкого хронологического ряда), советские войска понесли следующие потери: убито, умерло от ран – 669 чел.; пропало без вести – 51 чел.; ранено, травмировано – 1540 чел. Кроме того, эти цифры приводятся и во всех более поздних изданиях, подготовленных под руководством упомянутого выше Г. Ф. Кривошеева. Возможно, конечно, что авторы располагали какими-то иными источниками, так как эти цифры никак не похожи на описанные выше бездарные манипуляции со статистикой сотрудников Института военной истории, а ссылка на «Гриф секретности…» была просто ошибкой.

Одна из главных претензий, которую можно предъявить авторам сборника, – это некорректное отношение к источникам, которое выражается в отсутствии каких-либо ссылок на предшествующие публикации таковых. Как примеры, можно привести документ «Обращение командования советских войск в Венгрии к венгерскому народу и солдатам и офицерам венгерской армии в связи с началом операции по восстановлению порядка в ВНР» от 4 ноября 1956 года, опубликованный в 1998 году в сборнике «Советский Союз и венгерский кризис 1956 года» под наименованием «Обращение командования советских войск в Венгрии к венгерскому народу»; документ «Информация министра обороны СССР маршала Советского Союза Г. К. Жукова в Президиум ЦК КПСС о положении в Венгрии по состоянию на 9.00 5 ноября 1956 года», который, в частности, был опубликован в сборнике «Советский Союз и венгерский кризис 1956 года» под наименованием «Информация Министерства обороны СССР в ЦК КПСС о положении в Венгрии по состоянию на 9.00 5 ноября 1956 г.»; документ, именуемый в сборнике «Докладной запиской Председателя КГБ при Совете министров СССР генерала армии И. А. Серова первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву о работе органов госбезопасности на территории Венгрии на 19 ноября», который был опубликован, причем несколько раз: например, в 1995 году – в журнале «Континет», а в 1998 году – в сборнике «Советский Союз и венгерский кризис 1956 года» под наименованием «Телефонограмма И. А. Серова из Будапешта в ЦК КПСС о работе органов госбезопасности на территории Венгрии и фактах помощи югославских дипломатов венгерским повстанцам».

Как было показано на различных примерах выше, многие концепции советского времени благополучно живы в отечественной исторической науке и в XXI веке. В связи с этим становится неудивительным то, что в постсоветский период освещение венгерских событий началось не с новых исторических исследований, а с работ публицистического характера.

Так, ровно 25 лет назад вышла в свет статья «Красный флаг над Будапештом. К 35-летию победы СССР над Венгрией». В предисловии редакции говорилось: «В октябре 1956 года наша страна победила Венгрию. Мы так мало об этом знаем, так односторонне, что статья историка Владимира ВОРОНОВА не может не шокировать. Но даже если молодого историка и “заносит”, собранные им материалы помогают нам все же лучше понять, почему они так рады были освободиться от объятий “старшего брата”. И еще поражает: “как примитивно схожи все наши сценарии подавления свободы”». А в октябре 1995 года «Московский Комсомолец» сообщил, что, согласно докладу начальника 3-го Главного управления КГБ генерал-лейтенанта Д. С. Леонова маршалу Г. К. Жукову, за осуждение советской военной агрессии против Венгрии около 200 солдат, сержантов и офицеров Советской Армии были репрессированы органами госбезопасности СССР.

Выше мы упомянули ряд работ исследовательского и справочного характера, в которых информация о событиях в Венгрии была их составной частью, в том числе выпущенные под эгидой Министерства обороны, а также мемуаров и сборника документов по истории спецслужб, который был посвящен именно венгерским событиям.

Как это ни покажется странным и даже парадоксальным, но события в Венгрии 1956 года были «смазаны» в двух фундаментальных сборниках Института всеобщей истории РАН, посвященных, соответственно, событиям холодной войны и локальным войнам и конфликтам в XX веке. Книга «Холодная война. 1945–1963» представляла собой некоторое исключение в том смысле, что венгерскому кризису 1956 года там уделяется приличествующее внимание, однако эта тема остается как бы в тени, подлинная роль венгерской революции в контексте истории холодной войны даже в этой книге раскрывается неполно. В монографии А. А. Фурсенко о России и международных кризисах середины XX века, где рассматриваются Суэцкий, Берлинский и Кубинский кризисы, но Венгерский не упоминается даже в связи с Суэцким, параллельно и во взаимосвязи с которым он проходил. Как следствие, можно отметить, что историки, сосредоточенные на межблоковых отношениях, зачастую не всегда оценивали по достоинству те кризисы в истории холодной войны, которые, несмотря на внутриблоковый характер, фактически имели глобальные резонанс и последствия, что заставляло каждую из сторон в межблоковом конфликте корректировать свою политику и принимать принципиальные решения. Это венгерский 1956 года, чехословацкий 1968 года, польский 1980–1981 годов кризисы. Так, в августе 1968 года огромные соединения Советской Армии и ее союзников в короткое время продвинулись вглубь Европы на сотни километров, а таких аналогов не наблюдалось с окончания Второй мировой войны. Некоторая тенденция к недооценке глобального значения восточноевропейских кризисов с участием СССР была налицо, проявившись в том числе и в работе одного из известных специалистов российской исторической науки – покойного А. А. Фурсенко.

Таким образом, возникает закономерный вопрос, если не о своеобразном табуировании темы Венгерских событий даже в XXI веке, то по меньшей мере – о разработке ее на достаточно примитивном и ограниченном уровне, вполне достаточном для повторения и некоторой модернизации штампов советских времен, но явно недостаточном для их отбрасывания, в том числе – путем тщательного анализа и обобщения уже имеющегося сейчас в руках историков различных новых материалов.

В связи с фактическим умолчанием венгерских событий и отсутствием у официальной историографии глубокого анализа этой темы, отнюдь не случайностью является появление откровенно халтурных работ, в том числе и научно-популярного характера.

Публикация с красноречивым названием «Мятеж, обреченный на неудачу», появилась в 2015 году на страницах российского военно-технического журнала «Техника и вооружение». О ее научном уровне можно, в частности, сделать вывод на основе одного из высказываний автора: «Прежде, чем перейти к некоторым подробностям тех событий, следует напомнить, что вся западная историография данного конфликта представляет собой, в основном, написанный в обычной для них кичевой манере пафосный бред, поскольку игнорирует многие доступные документы и реальные факты, основываясь на воспоминаниях уцелевших мятежников…». Оставив в стороне вопрос, какая же западная историография имелась в виду – «вся» или «в основном», – отметим только то обстоятельство, что автор, обещавший «представить читателям некоторые новые цифры и факты» в перечне использованной литературы (конкретные ссылки в тексте не представлены вовсе), ограничивается упоминанием всего лишь трех публикаций из «Военно-исторического журнала» более чем 20-ти летней давности. Более же поздние отечественные работы, в том числе сборник, изданный за шесть лет до публикации его статьи, своим вниманием автор не удостоил, возможно, и по той причине, что они ему просто неизвестны. Зато в качестве своеобразной компенсации В. Морозов не просто предлагает, а «настоятельно рекомендует» читателям пополнить свои исторические знания по событиям в Венгрии 1956 года путем просмотра американского художественного телесериала «Контора» (The Company, реж. Mikael Salomon, 2007)!

Подобные тенденции присутствуют не только в российских публикациях. Так, к 50-летней годовщине событий в Венгрии в белорусском периодическом издании «Новая экономика» была опубликована статья с примечательным названием «Венгерский мятеж 1956 года (к 50-летию усмирения)». Уже во втором абзаце текста ее автор сообщал: «Венгерский вооруженный мятеж октября 1956 г., несомненно, не спонтанное выступление недобитых на Балатоне фашистов, но кульминация тщательно готовившегося заговора. Кто, как и где его готовил, кто сегодня предстает в светлом образе борца за независимость Венгрии, каковы были цели и задачи участников мятежа, почему они потерпели поражение – эти и другие вопросы приобретают особую актуальность для потенциальных жертв “цветных революций”. В свете политической безграмотности и исторической амнезии отдельных глав западных государств сразу отметим: рассматриваемые события новейшей европейской истории достигли своей кульминации в конце октября – начале ноября 1956 года в форме попытки вооруженного мятежа, подавленного в ходе миротворческой операции с участием советских войск». Отметим, что точно такой же термин – «миротворческая операция» – был использован российским историком М. И. Мельтюховым при оценке войны 1939 года против Польши.

Современный уровень отечественной исторической науки в ряде случаев снисходит до уровня примитивной пропаганды. Особенно показательны случаи использования архивных документов без каких-либо комментариев и попыток их осмысления. Все это целиком и полностью относится как к тематике советско-польских отношений периода Второй мировой войны, так и к венгерским событиям 1956 года.

Приведем два соответствующих примера. Первый из них – это выдержка из сообщения для личного состава советских войск в Венгрии 1956 года из сборника «Венгерские события 1956 года глазами КГБ и МВД СССР». В ней говорится, что в конце октября – начальных числах ноября самолетами Красного Креста было привезено в Будапешт около 500 путчистов. Одновременно через австрийскую границу перешли около 4 тысяч хорошо подготовленных хортистских офицеров. Сноска № 204 отсылает читателя к соответствующему источнику – документу из состава Российского государственного военного архива: «См.: РГВА, Ф. 32907. Он. 1. Д. 145. Л. 32 и сл.».

Перед нами классический образец пропаганды, который снабжен соответствующей архивной ссылкой. Если задаться вопросами, где размещались эти четыре тысячи человек до венгерских событий, кто и как их финансировал, снабжал и тренировал, сохраняя на должном уровне их боеготовность и моральный дух спустя 11 лет с момента окончания Второй мировой войны, как они смогли перейти через границу и с чьей территории, знали ли об этом ранее советские спецслужбы, а если нет, то почему, – постепенно начинают возникать весьма серьезные сомнения в соответствии реальности этой приведенной фантастической цифры. Достаточно сказать, что гораздо более многочисленная антисоветская эмиграция из России, располагавшая несравнимо большим количеством великолепно подготовленных и идейно мотивированных бывших офицеров, никогда и нигде не обеспечивала одновременное применение таких сил против СССР ни в период после окончания гражданской войны, ни тем более спустя 10 лет после нее.

Подобный уровень достоверности имеет информация из другого документа, который имеет отношение к истории бывших польских территорий. Речь идет об интернет-публикации документов, подготовленной сотрудниками ГА РФ к. ф. н. О. К. Иванцовой и Ю. Г. Орловой, историческое предисловие к которой написано в. н. с. Института славяноведения РАН д. и. н. А. Ф. Носковой. В предисловии к нему указывается: «Настоящий блок документов посвящен еще одной непростой странице истории советско-польских отношений – попыткам польского вооруженного подполья после освобождения от гитлеровцев Западной Украины, Западной Белоруссии, Литвы и вступления советских войск на территорию Польши дестабилизировать тыл Красной армии». Также сказано, что «составители выражают надежду, что публикация будет способствовать восстановлению исторической правды и объективному освещению причин советских действий в отношении польского подполья».

Обратимся к документу № 11 от 31 октября 1944 года. Это «Донесение члена Военного совета 1-го Белорусского фронта К. Ф. Телегина начальнику Главного Политического управления Красной армии А. С. Щербакову о наличии подпольных вооруженных формирований Армии Крайовой в полосе предстоящих боевых действий войск фронта, и о формировании польских легионов для борьбы с Красной Армией». В нем, в частности, говорится, что попавший в немецкий плен руководитель польского сопротивления в Варшаве Бур-Комаровский «по заданию немцев формирует польские легионы для борьбы с Красной Армией»!

Можно не сомневаться в том, что история спецслужб вообще и советских, в частности, изобилует огромным количеством примеров дезинформации, осевших в архивах. Но работать с этими документами и знать об их существовании – это одно, а подавать заведомо ложную информацию читателям под видом исторической правды без каких-либо комментариев – это совсем другое. Если дипломированный специалист с ученой степенью, который значительную часть своей жизни посвятил изучению определенной проблемы, вдруг оказывается не в состоянии сопоставить хорошо известную на данный момент времени информацию с архивными данными, существует только два варианта, объясняющие его действия. Первое – это его непрофессионализм, второе – сознательное выполнение определенной задачи, ничего общего с историей не имеющей.

После распада соцлагеря отечественная историческая наука в лице конкретных определенных фигур, занимавших не самое последнее место в иерархии российских историков, позволяла по отношению к бывшим союзникам по Восточному блоку такие выпады, какие в свое время не позволяла себе даже сталинская пропаганда.

Так, в середине 2008 года в «Военно-историческом журнале» была опубликована статья «Вымыслы и фальсификации в оценках роли СССР накануне и с началом Второй мировой войны». Ее написал входящий в редакционный совет этого издания С. Н. Ковалев, который фактически возложил на Польшу вину за развязывание Второй мировой войны!

В статье, в частности, говорилось: «Все, кто непредвзято изучал историю Второй мировой войны, знают, что она началась из-за отказа Польши удовлетворить германские претензии. Однако менее известно, чего же именно добивался от Варшавы А. Гитлер. Между тем требования Германии были весьма умеренными: включить вольный город Данциг в состав “третьего рейха”, разрешить постройку экстерриториальных шоссейной и железной дорог, которые связали бы Восточную Пруссию с основной частью Германии. Первые два требования трудно назвать необоснованными». Далее автор отмечал, что «подавляющее большинство жителей отторгнутого от Германии согласно Версальскому мирному договору Данцига составляли немцы, искренне желавшие воссоединиться с исторической родиной». «Вполне естественным было и требование насчет дорог, тем более что на земли разделяющего две части Германии “польского коридора” при этом не покушались», – подытоживал С. Н. Ковалев. Однако Польша отказалась удовлетворить требования Германии, поэтому немецкая сторона 28 апреля 1939 года аннулировала декларацию о дружбе и ненападении, указывал автор статьи.

Разразился дипломатический скандал: Министерство иностранных дел Польши потребовало объяснений у российского посла в связи с публикацией этой статьи С. Н. Ковалева на официальном сайте Минобороны России. На информационном сайте «Новости NEWSru.com» 4 июня 2009 года, в частности, сообщалось: «Скандальный текст под названием “Вымыслы и фальсификации в оценках роли СССР накануне и с началом Второй мировой войны” пропал из раздела “История против лжи и фальсификаций” сайта Минобороны России. Напомним, статья за подписью начальника научно-исследовательского отдела военной истории Северо-Западного региона РФ Института военной истории Министерства обороны, кандидата исторических наук полковника Сергея Ковалева потрясла общественность. Полковник Ковалев сделал вывод, что в начале Второй мировой войны виновата не Германия, а Польша: упрямые поляки отказались выполнить “обоснованные” требования Гитлера и отдать фашистам часть своей территории, за что и были завоеваны. Начальник Управления пресс-службы и информации МО РФ полковник Александр Дробышевский 4 июня 2009 года вынужден был выступить с разъяснениями: аналитические материалы, размещенные на сайте Минобороны РФ в разделе “Военная энциклопедия”, не являются официальной позицией российского военного ведомства и их “не следует рассматривать как официальную точку зрения Минобороны”».

На следующий день, 5 июня 2009 года, уже сам начальник российского Генштаба, генерал армии Николай Макаров заявил журналистам в Москве, что статья военного историка Ковалева о причинах начала Второй мировой войны, опубликованная на днях на сайте Минобороны РФ, не является официальной позицией министерства.

Как видим, открытая попытка пересмотра решений Нюрнбергского трибунала о виновниках Второй мировой войны со стороны остепененного сотрудника Института военной истории Министерства обороны РФ на страницах не «желтой прессы», а Ваковского журнала прошла без каких-либо серьезных последствий. С. Н. Ковалева не привлекли к ответственности за пропаганду фашизма и не уволили со службы, а всего лишь убрали его материал, ранее размещенный на официальном сайте.

В свое время двойственность советской политики, граничащей с лицемерным прагматизмом, можно проследить на примерах событий весны 1955 года.

В годы Второй мировой войны Австрия, инкорпорированная в состав Рейха, полностью следовала в фарватере общегерманской политики. Сразу после аншлюса почти все из 50 тысяч солдат и офицеров австрийской армии стали служить «Третьему Рейху»; позднее австрийцы в составе германского вермахта и войск СС воевали на всех фронтах. Однако после войны эту ситуацию не только сами австрийцы, но и их победители, в том числе и Советский Союз, трактовали совершенно иначе. «Тезис союзников, согласно которому Австрия стала жертвой национал-социализма, был воспринят чрезвычайно охотно и активно разрабатывался в качестве идеологии послевоенного периода. Денацификация довольно скоро сошла на нет». А за один день до подписания в Вене 15 мая 1955 года Австрийского государственного договора или Декларации о независимости, из него был изъят пункт о виновности Австрии во Второй мировой войне. Все это было сделано при прямом участии СССР. Ради достижения влияния на международные вопросы, связанные с Австрией, подписавшая Государственный договор советская сторона в лице

B. М. Молотова предпочла благополучно забыть положение Московской декларации от 1 ноября 1943 года о том, что Австрия «не может избежать ответственности за участие в войне на стороне гитлеровской Германии». По иронии судьбы именно в этот день, 14 мая 1955 года, на Варшавском совещании европейских государств по обеспечению мира и безопасности в Европе был подписан Варшавский договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Среди прочих государств в него вошла и Венгрия, которую на протяжении нескольких лет при прямом указании из Москвы до предела милитаризировали, быстро отбросив прочь ограничительные положения Парижского договора, подписанного в 1947 году и советскими представителями.

Ничего нового ни в методике мышления, ни в действиях советской стороны не наблюдалось. Подобные прецеденты уже упоминались выше. Например, когда В. М. Молотов 10 сентября 1939 года во время встречи с послом нацистской Германии в Москве В. Шуленбургом, посвященной вопросам подготовки советской интервенции в Польшу, известил его, что СССР объяснит действия Красной Армии тем, что «Польша разваливается на куски» и что «Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым “угрожает” Германия»; после же войны с Германией, ожесточенной борьбы с ОУН/УПА и восстановлением отношений с Польшей вторжение СССР 1939 года объяснялась уже не только защитой населения, но и безальтернативной необходимостью отодвинуть на запад границы с целью облегчения будущей борьбы с фашизмом, которую в итоге СССР выиграл, параллельно освободив и возродив ту же Польшу.

Как видим, советская система, в ряде случаев, не просто игнорировала чужие нарушения по различным международным вопросам, но могла стать и соучастницей этих нарушений, не исключая и ранее ею же самой одобренные положения. Так, именно из-за политики СССР Польша – жертва германской агрессии – стала объектом военных действий и со стороны Красной армии, а Австрия, принявшая активное участие в агрессивной войне против СССР и других стран в составе Германии, объявлялась жертвой агрессии.

«Эластичность» советской политики была безмерна. Когда было нужно, жертва фашистской агрессии могла быть объявлена его соучастницей, как в случае Польшей по вопросу о Катыни, когда СССР не только списал на зверства фашистов свои собственные преступления, но еще и обвинил всех тех, кто был не согласен с советской версией событий в контакте и сговоре с Гитлером. Когда было нужно, Австрия – фактический соучастник германской агрессии в Европе – была объявлена жертвой фашистской агрессии.

В связи с этим яростные обличения «венгерских фашистов» полутора годами позднее выглядели не просто абсолютно нелогичными, но даже лицемерными. Ведь если в 1955 году Венгрию пригласили в братский оборонительный союз социалистического содружества, и она действительно полностью соответствовала всем критериям «правильного» социалистического государства, то кто, как не Советский Союз, дал «карт-бланш» на подобный шаг? В противном случае следовало бы признать подобное решение явной недальновидностью и граничащей с бездарностью некомпетентностью советских лидеров, а также тот факт, что годы коммунистического правления явно не пошли на пользу развитию Венгрии. Альтернативным шагом в таком случае могло бы стать бескровное и безболезненное придание ей в том же 1955 году статуса нейтрального государства (как и в случае с Австрией) с сохранением социалистического строя (чего, собственно, и стало добиваться правительство И. Надя в ходе событий 1956 года). Но советская доктрина, разумеется, полностью исключала такой шаг, одновременно автоматически перекладывая всю ответственность за последующие происходившие неудачи и провалы в собственной политике на венгерское население и его политическое руководство. Поэтому можно говорить о дне 14 мая 1955 года как о своего рода поворотной точке в исторической судьбе Венгрии.

 

Бои и потери – скрытые цифры

И в 1939 году, и в 1956 году советское руководство и пропаганда стремились не допустить огласки о масштабах и продолжительности боевых действий, максимально засекретить имеющиеся потери и всю негативную информацию об этих событиях от собственного населения. Все это сочеталось с предельно циничным отношением как к погибшим, так и к их родственникам. Эта тенденция сохраняется до настоящего времени.

Участники польских и венгерских событий никогда не были в почете. Число же жертв последних было не просто засекречено, но даже на закрытом уровне в полном объеме не было известно и остается неизвестным до сих пор. Секретность даже по поводу обстоятельств награждений за участие в венгерских событиях сохранялась вплоть до распада СССР.

По неполным данным части Красной Армии, НКВД и гражданский персонал в войне против Польши потеряли 1583 человека за время существования Украинского и Белорусского фронтов. «В настоящее время можно с полным основанием говорить о том, что польскую кампанию Красной Армии сталинское руководство подытоживало цифрами человеческих потерь, заниженных примерно вдвое», – указывает В. А. Токарев, который вывел эти данные.

Точно такая же пропорция занижения потерь существует и в отечественных работах XXI века. Например, согласно данным статистического исследования, подготовленного сотрудниками Генштаба и Военно-мемориального центра ВС РФ (позже переименован в Управление Минобороны по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества) и изданного в 2010 году сообщается, что советские танковые войска в «Освободительном походе» понесли следующие потери: 52 человека было убито и умерло от ран, а 81 – ранено.

Согласно же опубликованным еще в 1994 году материалам польского исследователя Я. Магнуского и российского историка М. Коломийца, которые были выявлены в российских архивах, в боях в Польше по 2 октября 1939 года включительно только по неполным данным 90 танкистов были убиты (Белорусский фронт – 54 человека, Украинский фронт – 36 человек), 18 пропали без вести (все – Белорусский фронт) и 152 было ранено.

Как видим на этом примере, Минобороны РФ до сих пор занижает людские потери Красной Армии в Польской кампании 1939 года, несмотря на то, что в научный оборот уже введены совершенно иные данные, взятые из российских же архивов.

В упоминаемой выше монографии М. И. Мельтюхов также приводил не соответствующие действительности потери советской стороны в людях и боевой технике, таким образом замалчивая и степень напряженности боевых действий, и проблемы Красной Армии, вскрывшиеся в них. Так, им сообщалась информация о 17 танках и 6 самолетах потерянных РККА.

Согласно же данным Я. Магнуского и М. Коломийца, в боях в Польше по 2 октября 1939 года потери двух фронтов в бронетехнике по неполным данным составили 471 единицу, в том числе войска Белорусского фронта – 276 и Украинского – 153 (по мнению авторов, это были только танки, без учета бронемашин); из этого числа – 42 танка отнесены к потерям от воздействия неприятеля. Относительно последних указывалось, что, вероятнее всего, в это число входили только безвозвратные потери танков, которые не удалось ввести в строй и которые подлежали безусловному списанию, а общие потери от воздействия неприятеля были выше. Еще раз отметим, что эти данные неполные, так как не охватывали некоторые танковые соединения РККА, принимавшие участие в боевых действиях.

Таким образом, речь идет не о потере полутора-двух десятков танков (М. И. Мельтюхов, кстати, не конкретизировал о каких потерях – безвозвратных или общих – идет речь), не имеющих никакого значения для огромного советского танкового парка того периода, а о сотнях единицах бронетанковой техники, которых лишились советские части, задействованные против Польши. Боевой состав танковых частей за короткий срок был ослаблен на 25 %, что не могло не привести к снижению их боеспособности в целом. Кстати, эта картина повторилась менее двух лет спустя во время начального периода Великой Отечественной войны, но уже в гораздо больших масштабах.

Что же касается потерь советской авиации, то она также были гораздо выше. Согласно оценкам польского исследователя Мирослава Вавжинского, потери советской стороны составили от 15 до 25 самолетов от всех причин. К настоящему времени, исследовав поименные списки погибших в Польше в 1939 году, насчитывающие около 1500 человек, можно сделать вывод о гибели не менее 11 авиаторов ВВС РККА. Чрезвычайно высока была аварийность. Примечательно, что только один авиаполк – 35 ИАП – потерял в авиакатастрофах четырех пилотов.

Перейдем к рассмотрению биографий некоторых Героев Советского Союза, которые имеют отношение к исследованию темы участия и потерь советских войск в событиях 1939 и 1956 годов.

Обратимся к ситуации 1939 года. Вот какую информацию сообщает В. А. Токарев: «Первое принципиальное решение, повлиявшее на модель освещения польской кампании, приняли в Кремле сразу же после получения досадной информации о гибели дважды Героя Советского Союза С. И. Грицевца на аэродроме Болбасово близ Орши… На кремлевских деятелей оршанская катастрофа, видимо, произвела удручающее впечатление. Огласка факта гибели Грицевца могла придать начавшейся польской кампании тревожную тональность и вызвать в обществе ненужные кривотолки». В результате было принято политическое решение – информация была засекречена, а смерть известного летчика временно скрыли даже от родных. «Возникла парадоксальная ситуация. Майор Грицевец продолжал быть для современников живым и легендарным (а не легендой)… Как оказалось, официальные инстанции, однажды утаив гибель Грицевца, не считали возможным постфактум информировать широкую общественность об оршанской трагедии».

В свое время советское руководство изо всех сил пыталось засекретить участие советских военнослужащих в войне в Испании. Но на практике скрыть это не получилось. Для Запада это был «секрет Полишинеля». Вот отрывок из статьи Π. Н. Тренина «Эпидемия наград в Красной Армии», опубликованной в газете «Голос России» (София) от 26 января 1937 года:

«Сейчас передо мной лежат три номера газеты “Известий”, от 30 декабря, 1-го и 3-го января. В этих номерах я обнаружил 12 длиннейших списков, награжденных титулами героев совсоюза, орденами и прочими драгоценными жестяными и бумажными знаками совпочета…. Коснусь лишь главных двух списков. Первый список состоит из 17 человек. Вот как формулирует сама соввласть награду этих 17.

“О присвоении звания героя совсоюза летчикам и танкистам РККА. Постановление ЦИК СССР. ЦИК СССР постановляет: За образцовое выполнение специальных и труднейших заданий правительства по укреплению оборонной мощи совсоюза и проявленный в этом деле героизм, присвоить звание героев совсоюза, со вручением ордена Ленина”. (Следует список летчиков и танкистов, часть которых лично известна автору. Ред).

О месте и роде выполнения этими летчиками и танкистами специальных заданий в приказе ничего не сказано. Поэтому не стоит говорить и нам. Ибо понятно и без слов, за что интернациональная власть Сталина наградила этих молодцов».

Двадцать лет спустя ничего не изменилось. Присвоение в СССР в конце 1956 года более чем двух десятков званий «Героя Советского Союза» сопровождалось определенными жесткими ограничениями информации. Засекреченность ограждала эту самую информацию не столько от Запада, сколько от советских людей. Подобное положение сохранялось и далее. Вот изложение биографии одного из награжденных посмертно участников венгерских событий, которая была размещена в биографическом словаре, изданном в 1988 году:

«ЯРЦЕВ Владимир Егорович, род. 15. 10. 1924 в посёлке рудника № 3, ныне пос. Дзержинского Ровеньковского горсовета Ворошиловгр. обл., в семье рабочего. Русский. Член КПСС с 1946. Окончил сред, школу. В Сов. Армии с 1941. Окончил окружную школу связи в 1942 в Сталинграде.

Нач-ку связи авиац. эскадрильи гв. бомб, полка ст. лейтенанту Я. за мужество и отвагу, проявленные при выполнении воин, долга, 18.12.1956 присвоено звание Героя Сов. Союза посмертно. Harp, орденом Ленина, Красной Звезды, медалями».

Обратим внимание, что в этом тексте, опубликованном всего за три года до распада СССР, отсутствуют:

а) обстоятельства подвига;

б) время смерти;

в) место смерти;

г) место захоронения;

д) наименование части.

Если такое положение дел существовало в конце 1980-х годов, то как изменилась ситуация сейчас?

Обратимся к материалу, взятому из раздела «Герои Советского Союза на тверской земле» интернет-сайта Общественной палаты Тверской области, который был подготовлен к 30 марта 2014 года – 80-летию со дня рождения А. Д. Соловьева, погибшего в Венгрии:

«Двое наших земляков – Иван Горячёв и Алексей Соловьёв – закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР были удостоены звания Героя Советского Союза “за мужество и отвагу, проявленные при выполнении воинского долга”. Речь шла о подавлении контрреволюционного мятежа (восстания) в Венгрии осенью 1956 года.

[…]

Поскольку герои-танкисты Алексей Соловьёв и Иван Горячёв служили в одном полку, погибли в один день в одном и том же бою под Кечкеметом и лежат в одной братской могиле, можно предположить, что они входили в один танковый экипаж: первый был командиром танка, а второй – механиком-водителем. Но с этих документов до сих пор не снят гриф секретности».

Иногда мотивы выбора награжденных были весьма странными, иногда большую роль играла политическая составляющая. Впрочем, это имело давние корни. В своих воспоминаниях Дмитрий Пантелеевич Панов (1910–1994), участник войны в Китае и Великой Отечественной войны, отмечал: «… те из “испанцев”, кому удавалось вернуться, сразу совершали резкий скачок по служебной лестнице: становились командирами полков и эскадрилий, порой не имея на это никаких способностей. Их награждали редкими тогда высокими наградами. Даже тех, кто по году пробыл в плену у Франко. Например, летчик Зверев, которого с трудом разменяли, освободив из франкистского плена, сбитый над территорией противника, был награжден орденом Красного Знамени, авторитет которого, как самой высокой боевой награды времен Гражданской войны, был по-прежнему высок. Я разговаривал со Зверевым. Он сам не знал, за что его наградили». Аналогичное случалось и в 1956 году. Сошлемся на мнение Тимофея Пантелеевича Пунёва (1922–2004), летчика, участника Великой Отечественной войны с осени 1942 года. После ее окончания он продолжил службу в авиации, освоил бомбардировщик Ил-28. В 1956 году служил в 819-м гвардейском бомбардировочном авиаполку. В 1960 году в звании подполковника вышел в запас.

«Венгерские 1956-го года нас немного затронули. В боевой готовности наш полк был, этим всё и закончилось, но с ними у меня связана история. Если быть точным, то это произошло с летчиком, которого я хорошо знал. Фамилия этого летчика была Бобровский. Мы не были друзьями, а познакомился я с ним во время войны в запасном авиаполку, где он был инструктором. От фронта он “бегал” как только мог, мы его звали “инструктор по рулежке”, поскольку он проверял машины каждому выпуску пилотов на фронт. Ясное дело, что никаким авторитетом он у нас не пользовался.

И тут узнаю, что Бобровский за венгерские события получил “Героя”. Посмертно. Ого! Каким же это образом? Оказывается, послали его на разведку, начали венгры по нему “садить” из зениток. Поскольку он настоящую войну видел только на картинках, то, естественно, о противозенитном маневре не имел ни малейшего понятия. Бьют по нему, венгры, бьют, и постепенно разрывы его самолет “догоняют”. Видя это, ему с наземного КП, говорят: “Эй, парень! Ты что делаешь?! Собьют сейчас тебя на хрен, уворачивайся, маневрируй!” А он, так картинно, в ответ: “Не мешайте, я выполняю задание!” Только он это сказал, его сшибают. Весь экипаж погиб. На этом бы всё и закончилось, но кто-то из “дьячков”-политработников его “героические” слова слышал и так восхитился, что представил к Герою Советского Союза. Вот и такое бывает. Был бы на его месте нормальный боевой летчик, вряд ли бы он Героя дождался, он просто не дал бы себя сбить».

В 1998 году в рамках Федеральной программы книгоиздания России был издан Том 10 «Книги памяти», посвященный «памяти советских граждан, принимавших участие в боевых действиях за пределами СССР после Второй мировой войны». В аннотации к книге указано, что «Поименная Книга памяти издана в соответствии с Законом Российской Федерации от 14 января 1993 года “Об увековечении памяти погибших при защите Отечества”, Постановлением Правительства Российской Федерации от 22 декабря 1992 года № 1004, Распоряжением Правительства Российской Федерации от 26 августа 1995 года № 1177-р».

В 2002 году в рамках Государственной программы «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2001–2005 годы» было издано также уже знакомое читателю коллективное исследование «Россия (СССР) в войнах второй половины XX века», подготовленное Институтом военной истории Министерства обороны Российской Федерации.

Помимо всего прочего, оба этих издания оказались примечательными тем, что и в том, и в другом издании в пофамильном перечне «Советские военнослужащие, погибшие в Венгрии» отсутствовали данные про уже упоминавшегося выше начальника связи эскадрильи гвардии старшего лейтенанта Ярцева Владимира Егоровича, получившего звание Героя Советского Союза посмертно (!).

Как видим, никакое финансовое и идеологическое обеспечение не в состоянии автоматически уберечь исторические работы от кощунственной халтуры. Обратим внимание, что во введении и той, и другой работы присутствуют одни и те же высокие слова:

«Этот труд – своеобразный мемориал нашим соотечественникам, павшим в войнах второй половины XX века, памятник, на котором золотом высечены все они поименно, памятник, который никогда не разрушит ни время, ни забвение. Он – символ веры и памяти нашего поколения, олицетворение связи времен, своеобразная клятва чести, верности долгу, беззаветного служения Отечеству».

Но эти громкие пафосные словеса, без изменений размещенные в Предисловиях к обоим трудам (!), обесцениваются тем, что авторы-составители парадоксальным образом умудрились забыть фамилию одного из четырнадцати Героев Советского Союза, получивших это звание посмертно за бои в Венгрии, несмотря на то, что еще двое из этих четырнадцати погибли вместе с ним, забытым офицером ВВС, в одном экипаже самолета в один и тот же день и час (!). Что же можно сказать об обычных погибших советских участниках войны в Венгрии…

Обратим внимание, что в силу закрытости доступных источников даже в публикации 1997 года у ее авторов не было полной уверенности, что экипаж Ил-28 из трех авиаторов, получивших звание Героев Советского Союза Указом Верховного Совета СССР от 18 декабря 1956 года, и начальника связи авиаэскадрильи старшего лейтенанта В. Е. Ярцева, а также, – это экипаж погибшего от зенитного огня над островом Чепель разведчика Ил-28Р 880-го гв. бап.

Несмотря на то, что в Книге памяти дата гибели А. А. Бобровского и Д. Д. Кармишина определяется как 7 ноября 1956 года, согласно иным источникам она подвергается сомнениям.

Если в сентябре 1939 года советские власти засекретили, а впоследствии замолчали гибель дважды Героя Советского Союза С. И. Грицевца по политическим причинам, то в 1999 году и в 2002 году подобные действия по отношению к памяти Героя Советского Союза В. Е. Ярцева нельзя объяснить никакими иными причинами, кроме как откровенным непрофессионализмом авторов текста – сотрудников Института военной истории. Таким образом, можно смело говорить об отсутствии точного числа погибших со стороны СССР даже спустя 60 лет со времени Венгерских событий.

Так, автору удалось выявить еще одну фамилию погибшего – рядового 33-й гвардейской механизированной дивизии Бабия, убитого 7 декабря 1956 года. Она также не попала в списки «Книги памяти» и «Россия (СССР) в войнах второй половины XX века».

При анализе «Докладной записки особого отдела КГБ при СМ СССР по Особому корпусу начальнику особого отдела КГБ при СМ СССР по Южной группе войск полковнику Горбушину В. И. о проделанной работе по розыску военнослужащих, пропавших без вести в период подавления контрреволюционного мятежа в Венгрии по состоянию на 31 декабря 1956 года» за подписью Зам. начальника особого отдела КГБ при СМ СССР по Особому корпусу от 4 января 1957 года подполковника Бессараба, выявлена еще одна фамилия. Она отсутствует как в списке «Книги памяти», так и, соответственно, в списке исследования «Россия (СССР) в войнах второй половины XX века». Речь идет о младшем сержанте 1195 артполка 33 гв. мехдивизии Игнатьеве Юрие Леонтьевиче, 1934 года рождения, уроженце гор. Молотова, ул. Окулова, 2, кв. 8, русский, член ВЛКСМ. Ночью 25 октября 1956 года в автомашину, на которой находились Игнатьев и рядовой того же артполка той же дивизии Каледжян Вагаршак Тигранович, попала связка гранат, брошенная из окон на проспекте Ференца (г. Будапешт). Свидетели видели, как задняя часть кузова, где сидели Игнатьев и Каледжян, взорвалась, тут же начали рваться снаряды, от которых сгорела машина. Больше Игнатьева и Каледжяна никто не видел. Полковник Бессараб в докладной записке просил указания объявить всех перечисленных в ней военнослужащих (22 человека, включая Игнатьева и Каледжян) в розыск по Южной группе войск и Прикарпатскому военному округу.

Примечательно, что авторы «Книги памяти» и «Россия (СССР) в войнах второй половины XX века» сочли, что В. Т. Каледжян (он проходит в списках как «В. Т. Калейджан») достоин упоминания как погибший, но вот сидевший рядом с ним в одной машине Ю. Л. Игнатьев не упоминается вовсе. Возможно, конечно, что авторам был незнаком документ; возможно, напротив, что, у них есть иные данные, согласно которым Ю. Л. Игнатьев остался жив (или дезертировал).

Кстати, согласно изложенным в Докладной записке подполковника КГБ при СМ СССР Бессараба фактам, как минимум шесть человек, предлагавшихся к объявлению в розыск по Южной группе войск и Прикарпатскому военному округу, пропали при достаточно странных обстоятельствах.

Так, 26 октября 1956 года колонна из двух танков Т-54 и 3-х танков Т-34, во главе с командиром роты старшим лейтенантом Губановым, следовала по улице Юллеи (г. Будапешт). При этом на танке № 404 была перебита гусеница. Остальные передвигались вперед и вели бой. Экипаж танка № 404 состоял из военнослужащих 6 гв. мехполка 2 гв. механизированной дивизии младших сержантов А. И. Кузнецова и Б. И. Поповича и рядового Л. Ф. Покутнева, в этом же танке находился старший лейтенант Губанов. По показаниям рядового Покутнева было установлено, что при воспламенении танка от бутылок с горючей смесью Кузнецов и Попович покинули его, не предупредив об этом Покутнева, и скрылись в неизвестном для него направлении. В докладной сообщались данные о пропавших без вести:

«командир танка младший сержант Кузнецов Анатолий Иванович, 1935 года рождения, уроженец Московской области Ново-Тульского района, п. Тульский, русский, образование 6 классов, член ВЛКСМ, в Советской армии с 1954 года. До призыва проживал в Саратовской области, Краснокутский р-н, совхоз № 591, не судим. Приметы: среднего роста, плотного телосложения, рост 165 см, волосы русые, нос прямой, глаза серые. Мать – Кузнецова-Вразовская Мария Моисеевна, 1912 года рождения, проживает в совхозе № 591, Краснокутского р-на, Саратовской области;

и механик-водитель, младший сержант Попович Борис Ильич, 1935 года рождения, уроженец Молдавской ССР, молдаванин, образование 6 классов, беспартийный, в Советской армии с 1954 года. До призыва в армию проживал в г. Кишиневе, ст. почта 5/30, не судим. Там же проживают его отец – Попович Илья Ефремович, мать Попович Наталья Дмитриевна, брат Николай и сестра Светлана. Приметы: среднего роста, худощавый, при разговоре картавит».

Еще один случай был отмечен 24 октября 1956 года, когда автомашина ЗИС-150 № 05-99-55 с 85-мм самодвижущейся пушкой следуя по улице Ракоци (г. Будапешт), попала под сильный огонь. По показаниям свидетеля, машина была подбита и подожжена мятежниками, а личный состав покинул ее, и все побежали в направлении жилых домов.

В розыск предлагалось объявить военнослужащих 5 гв. механизированного полка 2 гв. мех. дивизии:

«старшина батареи сержант Ткач Лаврентий Исакович, 1935 года рождения, уроженец с. Савранское, Песчанского района, Одесской области, украинец, член ВЛКСМ, образование 7 классов, в Советской армии с 1954 года. Мать – Ткач Лариса Исаковна проживает в с. Савранском. Приметы: среднего роста, нормального телосложения, сутуловат, блондин, носит короткую прическу, глаза серые;

шофер, рядовой Настыло Владимир Иванович, 1936 года рождения, уроженец г. Цурюпинск (ул. Боровского, 4), Херсонской области, украинец, беспартийный, образование 6 классов, в Советской армии с 1955 года. Мать – Настыло Александра Степановна, проживает в г. Цурюпинске. Приметы: выше среднего роста, плотного телосложения, лицо широкое, волосы темно-русые, острижен наголо, глаза серые;

орудийный номер, рядовой Серенко (возможно, Сиренко) Валентин Дмитриевич, 1936 года рождения, уроженец с. Сладковидне, Розовского района, Запорожской области, украинец, член ВЛКСМ, с 4-классным образованием, в Советской армии с 1955 года. Мать – Серенко Надежда Дмитриевна проживает в с. Федоровское, Бузинского р-на, Львовской области. Приметы: выше среднего роста, стройный, смуглый, лицо узкое, глаза карие, волосы черные, острижен наголо;

орудийный номер, рядовой Хамраев Хэлияр, 1935 года рождения, уроженец г. Динава Сухран-Дарьинской области, узбек, член ВЛКСМ, с 8-классным образованием, в Советской армии с 1955 года. Мать – Сааткулова Зенат, проживает в гор. Динава, совхоз Хаварбак, отд. № 3. Приметы: среднего роста, коренастый, атлетического телосложения, смуглый, тип восточный, лицо длинное, нос большой, волосы черные, глаза черные».

Для сравнения: согласно имеющимся данным потери СССР убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести в ходе боевых действий в Венгрии – 720 человек – более чем втрое превысили общие англо-франко-израильские потери в войне против Египта, происходившие в тот же период 1956 года (215 человек). Потери в Венгрии составили до 35 % всех потерь, понесенных вооружёнными силами СССР в послевоенных войнах и локальных конфликтах вплоть до начала войны в Афганистане.

Отметим также то обстоятельство, что сохранявшееся в СССР вплоть до его распада отсутствие какой-либо официальной информации о числе погибших в Венгрии советских военнослужащих породило совершенно фантастические цифры о потерях, которые вряд ли укрепляли имидж Советской Армии или СССР в целом. Так, упомянутый выше историк В. Воронов писал в 1991 году: «Но “победа” над слабо вооружённым противником была кровавой – советские войска потеряли в октябре-декабре 1956 г. 7 тысяч человек убитыми. Нет, это не официальная статистика – она молчит до сих пор, – это подсчеты очевидцев и западных военных специалистов». По запросу Международного отдела ЦК КПСС 5 февраля 1991 года, согласно представленным данным МО СССР, в военной операции «Вихрь» приняли участие 58821 советский военнослужащий, из которых 669 чел. были убиты и 1541 получили ранения различной степени тяжести.

Историк В. А. Токарев, проанализировав судьбу 1405 бойцов и командиров РККА, погибших в Польше осенью 1939 года, выяснил, что только по 259 из них в официальных документах было указано точное место захоронения (т. е. в 18,4 % случаев) и только в 30 % случаях была указана точная дата гибели. То есть, согласно доступным советским документам, свыше 80 % из погибших в Польше в 1939 году погибли неизвестно где, а 70 % — неизвестно когда! Автор отмечал, что «иногда погибшие приписывались к несуществующим воинским частям и нередко лишались права иметь последнюю прописку во времени и пространстве». Таким образом, даже к собственным командирам и бойцам, выполнявшим волю советского же государства и погибшим за него, руководство СССР отнеслось как к расходному материалу.

События в Венгрии 1956 года показали, что советская власть издевательски относится не только к памяти павших, но и к судьбам их оставшихся родственников. Снова обратимся к уже упоминавшимся ранее материалам сайта Общественной палаты Тверской области. «Осенью 1956 года в ходе операции “Вихрь” в Венгрии погибли 44 бойца и командира 11-й гвардейской мехдивизии, в том числе и сержант-танкист Алексей Соловьёв. После того как в Будапеште были ликвидированы последние очаги сопротивления восставших, наши части ещё выполняли боевые задачи на автомагистрали Будапешт-Кечкемет-Сегед. Здесь в одном из боёв 9 ноября и погиб наш земляк Алексей Соловьёв. Он похоронен в братской могиле на воинском кладбище в городе Кечкемет, расположенном в центральной части Венгрии, в 86 км к юго-востоку от Будапешта. Родственникам погибших воинов советские власти категорически запретили посещение кладбища, им было запрещено даже показывать похоронки, и члены семей не получили никаких положенных в таких случаях льгот».

Примечательно, что еще 4 ноября 1956 года на заседании Президиума ЦК КПСС первый заместитель председателя Совета Министров СССР М.З. Сабуров при обсуждении вопроса «О действиях и обстановке в Венгрии» касался этой темы. Его позиция была зафиксирована краткими черновыми протокольными записями, в которых, в частности, говорится:

«Наградить военных.

Обеспечить семьи погибших».

Как видим, государство не просто быстро замолчало, но и приказало забыть про проблему неоказания материальной помощи оставшимся без кормильцев семьям погибших.

 

Венгерская армия – краткая история

Хотелось бы дать краткую информацию о венгерской армии, с которой пришлось столкнуться советским войскам.

После окончания Второй мировой войны численность венгерской армии к 1 мая 1946 года была сокращена до 23716 человек. 10 февраля 1947 года в Париже был подписан мирный договор с Венгрией, согласно которому ей разрешалось иметь сухопутную армию, включая погранвойска, личный состав зенитной артиллерии и речной флотилии, общей численностью 65 тысяч человек и ВВС не более 5 тысяч человек. В состав последних могли входить 90 самолетов, в том числе не более 70 боевых.

Доля коммунистов среди офицерского состава резко выросла в 1948 году, достигнув 66 % (годом ранее – всего 38,3 %), а в результате политических чисток 1948–1951 годов численность членов ВПТ среди офицерского и генеральского состава выросла к маю 1954 года до 74 %.

Венгерская Народная Армия (ВНА) выросла с 36 тысяч человек в 1948 году до 211 тысяч в 1952 году (в том числе – 33 тысячи офицеров). Задача заключалась в том, чтобы иметь в строю 12 дивизий, а в случае мобилизации довести их число до 20. Но этого не удалось достичь, так как после 1953 года началось сокращение армии, и к 1956 году ее численность снизилась до 140 тысяч человек.

Резкий рост ВНА проходил в связи с послевоенным советско-югославским конфликтом 1948–1953 годов. Интересно, что в связи с ним в октябре 1951 года в американском журнале «Кольере» был опубликован сценарий новой мировой войны. Согласно ему 10 мая 1952 года советские спецслужбы осуществляют попытку покушения на Тито (такие планы действительно существовали), советские войска и армии стран-союзников СССР переходят границы Югославии. Армия и партизанские формирования ФНРЮ (как и предполагалось реальными планами обороны) оказывают вооруженное сопротивление, а США начинают атомные бомбардировки военных целей Советского Союза… В связи с этим автор исследования о российско-югославских отношениях С. А. Романенко указал: «Естественно, подобные материалы дали советской пропаганде новый стимул для изображения Тито агентом американского империализма. А югославской – для подтверждения своих внешнеполитических позиций как возможного объекта нападения со стороны СССР и его союзников». Примечательно, что в следующем же месяце – ноябре 1951 года – Специальный политический комитет ООН разбирал жалобу ФНРЮ «на враждебную деятельность, которую по отношению к ней ведет правительство Союза Советских Социалистических Республик и правительства Болгарии, Венгрии, Румынии и Албании, а также правительства Чехословакии и Польши».

В 1956 году ВНА находилась в процессе реорганизации. Что касается сухопутных войск, то в состав четырех стрелковых, двух механизированных и одной артиллерийской дивизий входило: 14 стрелковых полков, 6 полков механизированной пехоты, 6 танковых полков, 13 артиллерийских полков, 6 полков штурмовой артиллерии, минометный полк, противотанковый полк, 14 полков ПВО, вспомогательные части. Большое количество образцов вооружения и снаряжения, использовавшихся ВНА, относилось к периоду Второй мировой войны, включая переданное из советских арсеналов. К их числу, в частности, относились винтовки Мосина и пистолеты-пулеметы Шпагина, а также танки Т-34 с 85-мм орудием.

О подавляющей доле советских образцов среди 103735 единиц индивидуального стрелкового оружия, взятого под контроль в период событий в Венгрии, говорят «Сведения о захваченном и собранном вооружении войсками Особого корпуса» по состоянию на 14 декабря 1956 года. Обратим внимание на то, что отнюдь не все из этих образцов были переданы СССР Венгрии после окончания Второй мировой войны или захвачены венграми во время боев 1956 года. В конце 1940-х годов Венгрия вынуждена была приобрести лицензии от Советского Союза для производства различных видов советского стрелкового оружия. Так, на предприятии Femaru es Gepgyar (FEG) в Будапеште в 1949–1955 годах выпускались копии: винтовок Мосина 1891 / 1930 под обозначением Gyalogsagi Puska, 48. Minta (модель 48), в 1952–1953 годах – карабина образца 1944 года под обозначением Gyalogsagi Karabely, 48.Minta, в 1948–1955 годах – пистолета-пулемета ППШ – под обозначением 1948 Minta Geppisztoly, в 1947–1958 годах – пистолета ТТ – под обозначением Pisztoly 48. Minta.

То есть речь может идти, прежде всего, о советских образцах, но собственно венгерского производства. Согласно «Сведениям…», наиболее распространенными образцами были: винтовки калибра 7,62-мм, которых было собрано, захвачено, получено от коменданта и т. д. – 9753, а еще 33361 находилось на складах частей ВНА под охраной советских войск; автоматы ППШ – 11272 и 10516, соответственно; карабины калибра 7,62 мм – 14124 и 2540; пистолеты ТТ – 1040 и 10010.

Единственным массовым военным образцом несоветского образца были 5260 винтовок, обозначенных как «Маузер», из которых более 4000 находились на складах. Возможно, что речь шла о винтовке Mannlicher образца 1943 года – Gyalogsagi Puska, 43. Minta, которая была приспособлена под стандартный немецкий патрон 7,92x57 Mauser («Маузер»).

Практически все остальные образцы были представлены 2473 малокалиберными винтовками для учебных целей (из них 1137 находились на складах ВНА) или сигнальными пистолетами (почти все они, кроме 37, были на складах). Речь может идти об однозарядных учебных винтовках калибра 5,6 мм (22 LR), либо довоенного производства, известные под название Kispuska («маленькое ружье»), или Levente Puska («кадетская винтовка») разных модификаций, либо послевоенного – Lampagyar Kispuska 48М, которые производились с 1946 года на Электроламповом заводе в Будапеште. Подобные винтовки широко использовались коммунистическими молодежными и спортивными союзами для военной подготовки населения к «неизбежной конфронтации с Западом», были довольно легко доступны и очень популярны как до, так и во время событий 1956 года.

Факт, что среди более 40 тысяч единиц захваченного индивидуального стрелкового оружия приходилось всего 47 автоматов и 163 пистолета иностранного производства полностью опровергает версию об имевшей место его широкомасштабной переброске западными спецслужбами из-за рубежа. В милитаризированной в сталинско-ракошистский период Венгрии оружия было более чем достаточно и без этого.

Хочется также обратиться к широко распространенной легенде о раскрытом секрете конструкции автомата Калашникова, образцы которого попали в руки западных разведок именно в Венгрии осенью 1956 года, что якобы нанесло серьезный ущерб интересам СССР. В действительности упомянутый выше завод FEG в Будапеште начали переоснащать для производства лицензионного варианта автомата Калашникова – 7,62 mm АК-55 Gepkarabely – уже в 1957 году (как видим, решение о его производстве в Венгрии было принято еще до событий 1956 года), а первый образец АК-55 покинул завод в 1959 году. Таким образом, автомат уже перестал быть секретом, когда стал объектом экспорта и это не имеет к событиям 1956 года никакого отношения.

Обычно, говоря о событиях в Венгрии, подразумевают наземные столкновения. В данном случае будет рассмотрен вопрос об авиации сторон накануне и во время событий 1956 года.

К 23.00 23 октября советская авиация была приведена в боевую готовность – одна ИАД и одна БАД в Венгрии и одна ИАД и одна БАД Прикарпатского военного округа, всего – 159 истребителей и 122 бомбардировщика.

Всего же советские ВВС за время венгерских событий совершили около 1300 боевых вылетов. Например, самолеты дислоцированной в Венгрии 155 ИАД (три авиаполка) в период с 24 октября по 24 ноября 1956 года совершили 570 самолето-вылетов (143 – на прикрытие войск, 140 – на разведку, 99 – перелеты на другие аэродромы, 38 – на штурмовку позиций повстанцев, 23 – на блокирование венгерских аэродромов, 16 – на сопровождение своих транспортных самолетов, 15 – на перехваты нарушителей).

Самолеты дислоцированной в Венгрии 177-й бомбардировочной авиадивизии (три авиаполка Ил-28 и смешанная авиаэскадрилья) ограничивались выполнением демонстрационных и разведывательных полетов. Так, утром 24 октября 27 Ил-28 из состава 674 полка этой дивизии, действуя с аэродром Дебрецен, совершили 84 боевых вылетов – демонстрационных и разведывательных – над Будапештом и другими районами страны. Известно, что в наземных боях дивизия потеряла шесть человек ранеными.

Интенсивно использовалась военно-транспортная авиация в составе пяти транспортных авиаполков. Также активно применялись вертолеты. Так, с 5 по 12 ноября вертолеты Ми-4 35-й десантно-транспортной авиадивизии перевезли 1033 чел. (из них 355 раненых) и 154 тонны груза.

Помимо получивших повреждения от огня с земли машин (в частности, это касалось транспортной авиации), имели место и различные виды потерь авиатехники. Так, 7 ноября один вертолет Ми-4 в условиях плохой видимости врезался в гору и разбился, при этом погибли три человека, а двое были тяжело ранены.

Одним из наиболее серьезных случаев имел место, когда зенитным огнем над островом Чепель был сбит разведчик Ил-28? и погиб весь его экипаж из трех человек (этот случай был подробнее описан выше). Отметим также, что в опубликованном списке погибших в венгерских событиях военнослужащих Советской армии его создатели, входившие в состав коллектива «Книги памяти» (они же – авторы исследования «Россия (СССР) в войнах второй половины XX века»), как уже отмечалось, не только не включили в него Героя Советского Союза В. Е. Ярцева, но и сместили, по некоторым данным, даты гибели двух остальных авиаторов с 8 на 7 ноября 1956 года.

После разгрома основных сил повстанцев, бои с остатками их отрядов продолжались в горах и лесах. Так, в середине ноября 1956 года генерал-майор КГБ А. М. Гуськов на вертолете совместно с командованием советских войск облетели район расположения сил повстанцев на расстоянии 10–15 км от города Печ на юге Венгрии и приняли решение разгромить их лагерь минометным огнем, корректируя ее с вертолета.

Согласно описанию оперативно-боевой и служебной деятельности 12-го мотострелкового Рымникского ордена Богдана Хмельницкого отряда внутренней охраны МВД, при выполнении специального задания в связи с событиями в Венгрии в период с 26 октября 1956 года по 13 января 1957 года «имели также место и случаи обстрелов советских транспортных самолетов, следовавших над территорией Венгрии, при этом мятежниками был сбит один вертолет и несколько самолетов повреждено».

Если обратится к процессу развития венгерской военной авиации, то можно выделить период резкого наращивания ее ударной мощи, связанный с обострением отношений с Югославией. Начавшийся на рубеже 1940-1950-х годов, этот процесс достиг своего пика зимой 1952–1953 годов и по инерции продолжался еще около полугода после смерти И. В. Сталина.

В сентябре 1949 года из СССР на авиабазу Кечкемет прибыла первая партия из 50 истребителей Як-9. Всего же ВВС Венгрии получили по разным источникам до 120 самолетов этого типа и вошли в число стран, где эти машины использовались в значительном количестве. В авиачастях он получил названием «Vercse» («Сокол»).

В ВВС Венгрии поступили также 64 поршневых учебно-тренировочных истребителя Як-11. Из них 49 были собственно советской постройки и 15 – чехословацкие С-11, выпуск которых был организован в начале 1950-х годов на заводе «Лет» (первый самолет выпущен в октябре 1953 года). Два экземпляра были позже переданы в аэроклубы. В 1956 году как минимум один Як-11 использовался повстанцами.

Между 9 и 14 сентября 1949 года в венгерские ВВС из СССР поступила первая закупленная партия из 50 штурмовиков Ил-10 и 2 УИл-10, которые до этого уже находились в эксплуатации (некоторые даже прошли бои Второй мировой). Поскольку процесс подготовки пилотов шел медленно, венгры переоборудовали несколько Ил-10 в учебные, а осенью 1950 года прибыла еще одна небольшая партия таких же из СССР. В этом же году был сформирован единственный на тот период штурмовой авиаполк, но кроме него Илы использовались также в Офицерской летной школе и других частях. В 1951 году началось формирование авиадивизии трехполкового состава. В дальнейшем, в связи с тем, что с конца 1951 года в Чехословацкой Республике на заводе «Авиа» было налажено их лицензионное производство под обозначением В-33 и СВ-33 соответственно, а в СССР производство штурмовиков прекратили двумя годами ранее, довооружение штурмовых полков ВВС Венгрии шло за счет поставок чехословацких машин. Это позволило в 1953 году укомплектовать ими авиадивизию: в период с 17 февраля по 7 июля 1953 года поступила партия из 100 самолетов. В итоге всего ВВС Венгрии получили 159 разных модификаций самолетов Ил-10 и В-33. В Венгрии первоначально штурмовик получил прозвище «Россия», а завершил службу как «Parduc» («Пантера»). В период их эксплуатации произошло 15 катастроф, унесших жизнь 10 человек. В 1955 году командование ВВС Венгрии приняло решение о замене на реактивные самолеты МиГ-15 штурмовиков Ил-10. В результате они использовались до второй половины 1956 года, когда штурмовые соединения были распущены, а 120 машин просто пустили на слом.

В рамках реорганизации венгерской авиации в декабре 1952 года началось формирование 82-й бомбардировочной дивизии в составе трех полков. Они оснащались бомбардировщиками Ту-2. Все машины этого типа (включая изготовленные во время Второй мировой войны) передавались из советских авиачастей. Первые самолеты прибыли 23 января 1953 года, а всего до сентября того же года было получено 62 самолета. Далее численность этих машин постоянно уменьшалась из-за аварийности и износа. В декабре 1955 года дивизия была расформирована, последние 10 машин были определены разведывательному полку и для учебных целей. По-видимому, в ходе событий 1956 года венгры лишились последних машин этого типа.

Обратим внимание на то, что степень напряженности советско-югославского конфликту 1948–1953 годов была высокой, а участие Венгрии в нем достаточно активное. Об этом говорит подробная статистика инцидентов по всей протяженности границ ФНРЮ с враждебными ей странами с 1 июля 1948 года по 30 сентября 1950 года.

На югославско-албанской границе произошло 210 инцидентов (в том числе: пограничных – 128, нарушений границы – 56, нарушений воздушного пространства – 26);

на югославско-болгарской – 310 (192, 106, 16 соответственно);

на югославско-румынской – 190 (183,1, 6 соответственно);

на югославско-венгерской – 334 (204, 9,104 соответственно).

Как видим, помимо того, что Венгрия была безусловным лидером и по общему числу инцидентов, и по пограничным инцидентам, она еще являлась абсолютным и относительным лидером по воздушным.

В исследовании об истории развития военно-воздушных сил стран Варшавского договора отмечается, что в начале 1950-х годов ВВС Венгрии расширились далеко за рамки ограничений Парижского договора 1947 года и подчеркивается, что непосредственно перед восстанием 1956 года «венгры имели самую сильную авиацию на Балканах».

Помимо авиатехники, которая была спроектирована еще во время Второй мировой войны (истребители Як-9, штурмовики Ил-10, бомбардировщики Ту-2) и к началу 1950-х годов и физически, и морально устарела, для обеспечения большей боеспособности венгерской авиации в случае войны с Югославией с марта 1951 года появились поставки из СССР реактивных машин, начавшиеся с истребителей МиГ-15 (годом ранее впервые примененных в войне в Корее), за которыми вскоре последовали поставки Миг-15 бис. В ВВС страны самолет МиГ-15 неофициально назывался «Ягуар», а МиГ-15бис – «Sas» («Орел»). Отметим также, что реактивные самолеты кроме СССР поставляла еще и Чехословацкая Республика (как в случае с Ил-10). В 1954 году, на предприятии Aero-Vodochody (AV) началось производство учебно-тренировочного варианта МиГ-15 УТИ (CS 102/UTI MiG-15). Венгрия получила 15 таких машин.

В 1956 году в Венгрию из СССР начались поставки разных модификаций самолетов МиГ-17. Примечательно, что первый самолет типа МиГ-17 ПФ – перехватчик, оснащенный РЛС – был замечен наблюдателями из НАТО именно в Венгрии летом того же года и получил кодовое обозначение «Fresco D» («Фреска»). В ВВС Венгрии МиГ-17 получил неофициальное прозвище «Czuczo» («Планер»).

Всего к октябрю 1956 года в строю находилось около 360 летательных аппаратов всех типов (в том числе и вертолеты). Истребительная авиация (пять авиаполков, сведенные в две авиадивизии) была представлена в основном истребителями МиГ-15 и Миг-15 бис, также начали поступать МиГ-17Ф и МиГ-17ПФ. Штурмовая авиация имела на вооружении самолеты Ил-10/ В-33. Основу ударных сил бомбардировочной авиации составляли авиаполка двухмоторных реактивных бомбардировщиков Ил-28, которых насчитывалось 37. Необходимо отметить, что выпускавшийся с 1952 года Ил-28 стал самым массовым реактивным бомбардировщиком, а также самым массовым реактивным многомоторным самолетом в мире (всего изготовлено свыше 6300). Могла быть использована из резерва и устаревшая техника, находящаяся на консервации.

До конца октября 1956 года был отмечено применение венгерской стороной самых разных самолетов, в том числе как боевых поршневых – Ил-10, Ту-2 и реактивных МиГ-15, так и одно– и двухмоторных учебно-боевых, учебно-тренировочных, связных и транспортных поршневых машин, а также вертолетов Ми-4. Иногда советские зенитчики открывали по ним огонь и в ряде случаев фиксировали повреждения самолетов.

27 октября несколько МиГ-15 66-й ИАД произвели атаку «лагеря контрреволюционеров», а в действительности – цыганского табора. В результате погибли 17 человек, еще 110 получили ранения. В тот же день пилот одного МиГ-15бис потерял управление при осуществлении разведки на малой высоте и разбился (позже было объявлено, что «самолет был сбит огнем контрреволюционеров»). Еще один самолет, по данным советских зенитчиков, был сбит 31 октября.

Всего во время событий венгерские ВВС совершили 255 самолето-вылетов с общим налетом 199 час. 10 мин., в том числе транспортная авиация (самолеты Ли-2 и вертолеты Ми-4) – 199 самолето-вылетов и 140 часов соответственно. Из оставшихся 56 самолето-вылетов, помимо агитационных, демонстрационных, разведывательных и связных, – 10 было совершено как по повстанцам, так и по советским войскам, в том числе по последним несколько вылетов сделали Ил-28 и МиГ-15.

4 ноября 1956 года начался захват венгерских аэродромов с авиатехникой. В информации Министерства обороны СССР за подписью Г. К. Жукова в ЦК КПСС о положении в Венгрии по состоянию на 9.00 5 ноября 1956 года, в частности, указывалось: «Вся венгерская авиация захвачена нашими войсками».

В телефонограмме И. А. Серова из Будапешта в ЦК КПСС о работе органов госбезопасности на территории Венгрии и фактах помощи югославских дипломатов венгерским повстанцам от 19 ноября 1956 года, в частности, сообщалось: «Вчера через наши возможности были выведены из частной квартиры военного атташе Югославии Вукмировича командующий военно-воздушными силами в Венгрии полковник Надор Ференци майор венгерской армии, находящийся с Надером».

После завершения боевых действий в ВВС, как и во всех вооруженных силах страны, была проведена чистка. В Справке начальника особого отдела КГБ по Южной группе войск полковника Горбушина В. И. командующему группой генералу армии Казакову М. И. о настроении офицеров 3-го стрелкового корпуса венгерской армии от 12 декабря 1956 года, в частности, сообщалось: «Некоторые офицеры отказались дать так называемую офицерскую подписку о верности рабоче-крестьянскому правительству.

Командир авиационной дивизии подполковник Терек Бела отказался дать офицерскую подписку и открыто заявил, что ввод советских войск в Венгрию – это вооруженная интервенция и что советские офицеры и солдаты уничтожили Венгрию. Терек во время мятежа дал свое согласие контрреволюционному комитету участвовать в вооруженном сопротивлении советским войскам.

Заместитель командира этой дивизии майор Иван Деже, отказавшись от дачи офицерской подписки, среди офицеров ведет пропаганду против пребывания советских войск в Венгрии и оказываемой помощи революционному правительству Венгрии». Позднее оба они были арестованы и осуждены.

В венгерской авиации осталось всего 96 самолетов. В СССР под предлогом того, что это – советская собственность, данная Венгрии во временную аренду, были возвращены 136 реактивных истребителей (позже, однако, 12 МиГ-17 ПФ вновь передали венгерской стороне). Еще 105 самолетов (транспортные и учебные) были распределены по различным венгерским организациям – авиакомпании MALEV, Государственной Скорой Помощи, Военно-спортивной организации MHS. Воссоздание ВВС Венгрии началось с весны 1957 года, но лишь к концу 1950-х годов новая структура приобрела боеспособный вид.

По данным Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР, уже в самом начале вооруженных столкновений из 26 тысячи военнослужащих ВНА на сторону повстанцев перешло 12 тысяч человек. Всего же по приблизительным оценкам следует, что не менее половины сил армии поддерживали повстанцев. Не менее 185 венгерских военнослужащих было убито и 137 ранено во время боев. Еще 570 человек позднее обвинялись в поддержке повстанцев, 30 были репрессированы. Еще большие цифры называют российские источники. Так, согласно данным из докладной записки советника КГБ при СМ СССР в органах военной контрразведки венгерской армии полковника Непомнящего о состоянии армии и оперативной работе органов военной контрразведки от 4 июня 1957 года следует, что помимо арестов, произведенных военной контрразведкой, «другими органами МВД было арестовано еще 38 армейских офицеров и 3 генерала, в основном за контрреволюционные преступления, из них закончены следствием дела на 13 арестованных. Военной прокуратурой… было арестовано 859 военнослужащих, в том числе 92 человека за антигосударственные преступления». Согласно информации из той же записки, по неполным данным, «за границу ушло 1923 военнослужащих и вольнонаемных из ВНА и пограничных войск МВД».

Для стабилизации ситуации и установления контроля над офицерским корпусом, были использованы три полка, сформированные из офицеров, сотрудников госбезопасности и членов партии.

В процессе реорганизации ВНА после событий 1956 года наряду с арестами проводилась работа по очищению армии от «контрреволюционных элементов» и политически неблагонадежных лиц. Уже в самом начале реорганизации было демобилизовано из армии 6228 офицеров, не подписавших заявления о поддержке правительства Кадара. Позже по директиве Министерства обороны были созданы во всех соединениях и частях специальные комиссии по проверке офицерского состава. В эти комиссии контрразведкой были переданы для разбора компрометирующие материалы на многих офицеров ВНА. Указанные комиссии за весь период своего существования проверили 1007 военнослужащих, в том числе 6 генералов, 194 старших офицера и 807 офицеров и вынесли решения о демобилизации из армии по компрометирующим материалам 4-х генералов и 683 офицеров. По указанию министра обороны все новые назначения на офицерские должности и прием на работу служащих проводились Управлением кадров только после согласования с органами военной контрразведки.

По поводу численности и укомплектованности ВНА в записке полковника Непомнящего сообщалось:

«Численность армии после окончательного ее укомплектования будет доведена до 61450 человек, в том числе 9538 офицеров и 13130 вольнонаемных.

В настоящее время укомплектование армии в основном закончено. Офицерским составом части укомплектованы примерно на 92 % от штатной положенности, рядовым составом на 100 %.

По состоянию на 15 мая с.г. стрелковым оружием укомплектованы все воинские части в соответствии со штатной положенностью. Артиллерией, танками и авиацией части укомплектованы еще не полностью».

По новой организационной структуре в ВНА входило: три механизированных дивизии, одна артиллерийская бригада, четыре зенитно-артиллерийских полка, отдельный противотанковый артполк, отдельный танковый полк, полк связи, радиоразведывательный полк, отдельный полк охраны, бригада речной флотилии, четыре отдельных инженерно-технических батальона, а также различные части обслуживания, обеспечения, учебные и тренировочные. Кроме того, в состав армии входил отдельный офицерский полк и 11 отдельных офицерских батальонов для поддержания общественного порядка в стране. От ВВС остался только учебный тренировочный центр по подготовке летного состава.

Некоторое внимание нужно уделить символике и униформе, которая использовалась в венгерской армии. Этот вопрос, на первый взгляд, может показаться второстепенным и незначительным, но именно он был также озвучен среди прочих в известных требованиях студентов Будапештского строительно-технического университета от 22 октября 1956 года. Приведем соответствующий пункт целиком: «14. Вместо существующего абсолютно чуждого венгерскому народу герба, мы желаем восстановить старый венгерский герб Кошута. Требуем ввести достойную наших национальных традиций военную форму в венгерской армии. Объявить 15 марта национальным праздником, а 6 октября – днем национального траура и свободным днем для учащихся».

Так как события в Венгрии имели ярко выраженный националистический характер, униформа, выполненная в советском стиле, в этих частях была «мадьяризирована». В частности были ликвидированы погоны, которые, в соответствие с традициями, восходящими к временам Австро-Венгерской империи, заменялись знаками отличий на цветных петлицах. Удалялись красные звезды и другие коммунистические атрибуты, которые по возможности заменялись старыми трехцветными венгерскими кокардами. Из-за линчевания сотрудников госбезопасности, которые использовали форму военного образца с ярко-голубыми петлицами, большая часть персонала ВВС и войск связи, которые также использовали подобные, правда с несколько иными оттенками, предпочла расстаться с ними, во избежание обвинения в принадлежности к спецслужбам. Может показаться парадоксальным, но впоследствии режим Кадара отказался от мысли реанимировать прежнюю символику в армии, которая считалась «сталинистской», и намеренно сохранил многие элементы военной формы, использованные повстанцами в период событий. В связи с этим политическим ходом нового венгерского руководства интересна следующая информация. Заместитель министра иностранных дел СССР Н. С. Патоличев после встречи с послом ВНР в СССР Я. Болдоцким 12 ноября 1956 года записал в своем дневнике: «Однако его очень беспокоит то, что тов. Кадар высказался за введение вместо существовавшего герба Венгерской Народной Республики старого герба Кошута. По мнению Болдоцкого, этот кажущийся невинным факт чреват очень большими последствиями. Дело в том, что на гербе Кошута изображено четыре реки – Дунай, Тиса, Драва и Сава и горы – Матра, Фатра и Татра. Введение этого герба затрагивает, таким образом, интересы Чехословакии и Румынии и может привести к возрождению шовинистических настроений».

После событий 1956 года с советской точки зрения венгерская армия не заслуживала доверия. Так, в исследовании 1974 года о состоянии армий европейских стран прямо подчеркивалось, что в СССР не были впечатлены действиями Венгерской народной армии во время вторжения в Чехословакию в 1968 году. В более поздней работе также было отмечено, что части ВНА в Чехословакии показали себя слабо дисциплинированными и обладающими низкой боеспособностью. В случае возникновения соответствующих обстоятельств венгерская армия могла более или менее мотивированно использоваться внутри ОВД только против Румынии, в которой видела традиционного врага. К тому же Венгрия не граничила ни с одной страной-членом НАТО, а соприкасалась с нейтральными Австрией и Югославией. Все эти обстоятельства не способствовали ни ее росту, ни оснащению современной техникой.

А. С. Степанов,

д. и. н., научный сотрудник Русского фонда содействия образованию и науке, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН