Хотя в нас есть нечто большее, чем мы привыкли считать, было бы ошибкой заключить, что человеческая натура бесконечно пластична. Я искренне сомневаюсь, что любой человек мог бы чувствовать себя уверенным и успешным, если бы все, что он перепробовал, заканчивалось неудачей. Череда злоупотреблений и пренебрежений не может вдруг уступить место чувству радости и удовлетворения. Новый опыт нельзя соткать из ничего. В конечном счете в упражнениях по самосовершенствованию мы активируем те стороны наших личностей, которые, являясь скрытыми от взора, тем не менее в некоторой форме уже существуют. Используем нашу приведенную ранее метафору: чтобы решить проблему, психотерапевт находит слабые сигналы на шкале настройки сознания и систематически увеличивает их громкость. Возможно, мы не столько создаем новые частоты, сколько начинаем лучше принимать слабые сигналы, ждущие, чтобы мы их услышали.

В этой главе мы рассмотрим, как трейдеры могут улучшить прием радиоприемников своего ума, делая громче слабые, но ценные сигналы. Вместо того чтобы погрязнуть в программировании на любой данной частоте, мы можем воспользоваться рукой, которая крутит ручку и меняет станции. Поразительно, сколько нового можно увидеть и почувствовать, оказавшись на новой отсечке шкалы настройки. Воистину наши знания являются функцией состояния нашего ума и тела.

 

Остановка во время утренней суматохи

Мы опаздывали. Каждое утро я провожаю жену на работу и собираю наших детей – Девон и Макрэя – в школу. И разумеется, кажется, будто каждое утро нечто тайно пытается задержать нас. Девон не может найти ленту для волос; Макрэй теряет что-то важное, что хочет взять в школу. Все это время я умоляю, упрашиваю их и рву на себе волосы. Но так или иначе мы успеваем вовремя.

В тот день, однако, мы действительно опаздывали. Я подгонял детей, напоминая им через регулярные интервалы, что они должны закончить завтрак, расчесать волосы, надеть обувь и удостовериться, что домашняя работа уложена в рюкзаки. Покормив кошек и собрав свой ланч, я посмотрел на часы. У нас оставалось всего несколько минут. Встревоженный, я издал свой обычный рев: «Вперед!». Девон и Макрэй скатились по лестнице и покорно начали надевать пальто и башмаки, защищая себя от еще одного холодного слякотного сиракузского утра. Я сделал то же самое, протянув руку в шкаф за дождевиком.

Его там не было.

Я просмотрел ряд пальто, висевших в левой половине шкафа. Дождевика нет. Очень странно; я всегда убирал его туда. Открыл правую сторону шкафа. Дождевика нет. Времени совсем не осталось. Я начал всерьез заводиться. Дети должны были попасть в школу, да и меня ждала утром важная встреча. Хуже того, мои ключи от машины были в кармане дождевика. Нет дождевика – нет автомобиля.

Теперь, уже быстрее, я вернулся к левой половине шкафа и пробежал глазами пиджаки и пальто. Проверяя их по одному, мой взгляд цепко перемещался по содержимому шкафа. Никаких следов дождевика. Девон и Макрэй, казалось, почувствовали мою нарастающую истерию. Они необычно притихли, воздерживаясь от нормального для них утреннего препирательства.

Я взглянул на часы. Мы опаздывали.

На миг меня охватило смятение. Я почувствовал, как окаменели мышцы лба, в голове закружились мысли и стала нарастать паника. Как будто у меня в голове кричал чей-то голос: «Этого не может быть! Дождевик должен быть здесь». Я смутно осознавал, что моя реакция была чрезмерной. На каком-то уровне знал, что мир не рухнет из-за нашего опоздания на несколько минут. Но это не имело значения: мое тело решило, что ситуация была чрезвычайной.

И тут я остановился.

Прежде это случалось всего несколько раз: внезапно, нередко в самом разгаре чрезвычайной ситуации, я становлюсь пугающе и неестественно спокойным. Фиксирую взгляд, замедляю дыхание, и бурлящие воды внезапно успокаиваются. Это происходит совсем не постепенно; скорее как щелчок выключателем. Происходит автоматически. И это жутковато. Когда я останавливаюсь, то чувствую, что я – это не я.

Не помню, чтобы у меня было ощущение такой остановки в детстве или молодости. Оно стало появляться лишь после моих экспериментов с музыкой Филипа Гласса и измененными состояниями. Кажется, я нашел относительно новое место на своей шкале настройки.

 

Остановка по пути в Нью-Йорк

Это был не первый раз, когда я так себя почувствовал. Несколько месяцев назад мы с Марджи отправились в короткий отпуск в Нью-Йорк. Как раз пересекли городскую границу Сиракуз, направляясь на юг по 81-й федеральной трассе, когда заметили, что едущий перед нами автомобиль стал смещаться вправо. Было очень раннее утро, и первым делом я подумал, что водитель заснул за рулем.

Именно это и случилось. Когда автомобиль коснулся обочины, водитель, должно быть, проснулся и понял, что происходит. Он резко повернул машину влево, импульсивно пытаясь избежать съезда с дороги. Это было неправильно. Заднюю часть автомобиля понесло вперед, и он вошел в занос. Водитель попытался погасить его, крутанув руль направо, но было слишком поздно. Автомобиль дико закрутился посреди шоссе. Никаких других машин я не видел.

Странно было наблюдать, как автомобиль, кренясь, выходит из-под контроля. Походило на кино, и я не чувствовал себя причастным к разворачивающимся событиям. Эта сцена впечаталась мне в память, что очень необычно, поскольку я редко думаю образами. Я не испытывал тревоги или озабоченности. Просто слегка притормозил, сохраняя достаточную дистанцию, чтобы не стать участником грядущей аварии.

Автомобиль, продолжая вращение против часовой стрелки, слетел с шоссе и закувыркался по пологому склону вдоль разделительной полосы. Наконец остановился, мягко опустившись на бок.

После того как мы съехали с дороги, я повернулся к Марджи. Она казалась обеспокоенной, но молчала. Я слышал приглушенные голоса из опрокинувшегося автомобиля. Положив руки на руль и сделав глубокий вдох, остановился.

Неестественно спокойным голосом – голосом, который вообще не был похож на мой, – я объяснил Марджи, что она должна оставаться в автомобиле и ждать помощи. А я схожу на место аварии.

Я не чувствовал ничего: ни страха, ни волнения, ни выброса адреналина. Ничего.

Спокойно подошел к автомобилю. На передних сидениях было двое взрослых, на задних – двое детей. Дети были испуганы, но на вид не пострадали. Неестественно ровным голосом я объяснил матери, что случилось. Спокойно заметил, что их автомобилю был причинен незначительный ущерб, что дети выглядели хорошо и что никаких признаков утечки бензина или другой опасности нет. Все происходило так, будто я записывал сообщение в диктофон или сам был машиной. Я не испытывал чувств и ощущал только требования текущей задачи.

Повернувшись к нашему автомобилю, я заметил, что остановилась еще одна машина. Ее водитель предложил помощь. Он объяснил, что работает в скорой помощи, и сказал, что вызвал ее по сотовому телефону. «Скорая» приехала через несколько минут. Семейство оказалось в безопасности.

Вернувшись к нашему автомобилю, я рассказал Марджи, что видел. Пока говорил, внезапно осознал, что семья эта могла погибнуть, что их автомобиль мог быть залит кровью и вообще взорваться. Это же была автомобильная катастрофа! Как будто прорвалась дамба, выпустив сдерживаемые воды, и меня начало трясти. Я переживал настоящий нервный срыв. И снова стал Бреттом.

 

Мы знаем больше, чем мы знаем, что знаем

Рассматривая содержимое шкафа, я знал, что это чувство остановки было точно такое же, которое я испытал на шоссе. Если бы я верил в бесов, то сказал бы, что стал одержим. Иногда в статьях, публикуемых желтой прессой, описываются люди, утверждающие, что их тела захвачены пришельцами. Некоторые люди, страдающие от синдрома Аспергера, действительно думают, что они пришельцы или могут общаться с таковыми. Они понимают, что непохожи на остальных людей, и не могут объяснить различие никак по-другому. Именно так ощущаешь состояние остановки: как будто тебя захватил робот-пришелец. Восприятие в такие периоды необычно ясно; сомнение, желание или страх не препятствуют мышлению. Я чувствую себя подобно эффективной точной машине для обработки информации.

Повернувшись к детям, я очень спокойно объяснил: «Мне нужна всего минута. Я должен найти дождевик». Мой голос звучал невыразительно, немного медленнее, чем обычно, и как будто с большого расстояния. Ни Девон, ни Макрэй, казалось, не заметили ничего странного. Они продолжали ждать рядом с рюкзаками, лаская своих разноцветных друзей – кошек Джинджер, Джину и Мали. Их не беспокоило, что мы могли опоздать в школу.

Медленнее, чем обычно, я повернулся к левой стороне шкафа. Не колеблясь – и без предварительных размышлений или планирования – стал искать дождевик между другими предметами одежды. Через мгновение поиск был закончен. Дождевик соскользнул с вешалки и повис, зажатый в битком набитом шкафу между двумя зимними пальто. Я спокойно надел дождевик, извлек из кармана ключи и повел детей к автомобилю.

Пока ехал на работу, состояние просветленного покоя сохранялось. Это было приятное, спокойное, невозмутимое чувство, немного отстраненное от мира. Я обдумывал вопрос: а был ли дожлевик действительно потерян?

На одном уровне сознания факт потери был совершенно очевиден. Я искал и там и сям, но найти не мог. Однако на другом уровне я точно знал, где он находился. Как только я остановился, нашел дождевик без малейших колебаний. Дождевик был потерян для Бретта, но не для робота.

Что еще я могу знать, не зная, что я это знаю? Сколько рыночных моделей остаются незамеченными моим суматошным сознательным умом, потому что они оказались зажатыми между обычными индикаторами?

 

Джоан и ее внутренние голоса

Джоан была умной привлекательной женщиной, участвовавшей в перспективной программе вуза. Она была предметом зависти других студентов: успешная, привлекательная и популярная. Большинству ее сокурсников учеба давалась нелегко. Они проводили бесчисленные часы за зубрежкой, готовясь к очередному экзамену и беспокоясь, что могут не сдать. Но не Джоан. Казалось, ей достаточно прочитать материал всего раз, чтобы усвоить его и сдать под развевающимися знаменами. В глазах других людей ей доставалось все.

Но действительность была совсем иной. Джоан чувствовала себя неудачницей. Она считала себя «грубой», «отвратительной» и «полной». У нее были проблемы с питанием, что-то вроде смеси из анорексии (когда она морила себя голодом) и булимии (когда сначала объедалась, а потом прочищала кишечник).

На нашей первой встрече Джоан очень ясно дала понять, что не должна так себя чувствовать.

Она знала, что была популярна, умна и успешна. Подсознательно даже знала, что совсем не была полной.

– Но я чувствую себя толстой, – настаивала она с жаром. – Люди говорят мне, какая я замечательная, но я этому не верю. Чувствую себя самозванкой. Они не знают, какая я на самом деле.

В течение большей части учебного дня Джоан испытывала немного проблем. Она любила свою работу и с искренним удовольствием постигала медицину и способы помощи другим людям. Действительно, это был единственный повод для самоуважения среди сплошного негатива: Джоан понимала, что была заботливым человеком, и знала, что умела работать с пациентами.

Она описала случай, когда потратила дополнительный час на необразованного иммигранта, который крикливо жаловался на свои «семейные проблемы». Он был госпитализирован из-за осложнений, связанных с болезнью сердца и высоким артериальным давлением. Дежурные врачи или отклоняли его семейные жалобы, или указывали, что он будет передан консультанту по семейным вопросам после того, как будут решены его медицинские проблемы. Только по-настоящему внимательно выслушав этого человека, Джоан поняла, что эти семейные проблемы были на самом деле проблемами сексуальными. Мужчина страдал эректильной дисфункцией, вызванной лекарством, которое он принимал от давления. Лицо Джоан светилось гордостью, когда она описывала радость того человека, узнавшего, что проблема была в лекарстве, а не в его мужской силе.

Но едва рабочий день заканчивался и Джоан возвращалась домой, как центр ее внимания поворачивался внутрь и она погружалась в неустанную самокритику. Часами взвешивалась, примеряла одежду, измеряла порции еды и вертелась перед зеркалом в отчаянной надежде, что сможет сбросить вес. В других случаях полностью теряла самоконтроль, пытаясь утопить отвращение к своему телу в коробках лучшего мороженого, печений и кексов. Эпизоды обжорства делали ее еще более подавленной из-за неспособности похудеть и заставляли чувствовать еще большее отвращение к собственному телу. Таким образом, вечера стали бесконечно повторяющимся циклом из ненависти к себе, усилий похудеть и попыток утешить себя едой. Она чувствовала, что совершенно теряет контроль над собой. Если бы поведением действительно управляло одно только позитивное подкрепление, Джоан обладала бы образцовым чувством собственного достоинства. Она не страдала от отсутствия успехов, популярности и похвалы. Охарактеризовала воспитание в своей семье как дружественное и гармоничное. Ее родители были ориентированы на достижение успеха и прямо подталкивали детей к тому, чтобы быть лучше других, но не упрекали их, если отметки, спортивные результаты или игра на фортепьяно оказывались ниже ожиданий. Напротив, Джоан помнит, что родители все время хвалили ее, когда она приносила домой хорошие отметки.

Казалось, однако, что ни один из этих плюсов не пошел ей на пользу. И казалось, что Джоан цеплялась за свое негативное представление о самой себе независимо от того, что происходило в ее жизни и что говорили или делали другие. Это, конечно, чрезвычайно расстраивало тех немногих людей, которые знали о проблемах Джоан и хотели помочь ей. Чувствуя их беспокойство, Джоан прилагала все усилия, чтобы сохранить свои гастрономические проблемы в тайне. В отчаянном усилии удержать проблемы при себе она избегала по-настоящему близкой дружбы, позволяя людям видеть только компетентную, уверенную в себе оболочку человека. Это еще более усиливало ее чувство изоляции, неудачи и бесполезности. К тому времени, когда Джоан обратилась за психотерапевтической помощью, она была в состоянии серьезной депрессии.

Когда Джоан в первый раз вошла ко мне в кабинет, она выглядела измученной. Призналась, что плохо спит, и также призналась, что любит объедаться, а потом заставляет себя извергать пищу. Это стало порочным кругом: она чувствовала себя подавленной и ела, чтобы улучшить свое настроение, но, поев, чувствовала себя виноватой и извергала пищу, затем впадала в депрессию из-за своего неконтролируемого поведения. Недавно, рассказала Джоан, она стала тратить ценное учебное время на рассматривание своего тела в зеркале.

– Так скажите мне, что происходит перед зеркалом, – предложил я. – О чем вы думаете и что чувствуете, когда стоите перед ним и смотрите на себя?

– Я чувствую отвращение, – ответила Джоан. – Мне не нравится, как я выгляжу.

– Не могли бы вы перенести меня в какое-то конкретное время, недавнее, когда вы стояли перед зеркалом, испытывая к себе отвращение? – спросил я. – О чем вы при этом думали? Что чувствовали? Попытайтесь поставить меня на свое место.

Это, вероятно, самый распространенный вопрос, который я задаю в психотерапии: «Не могли бы вы привести мне пример?» Разговор о деталях помогает приблизить людей к их переживаниям, к состоянию эмоционального и физического подъема. Наоборот, когда люди переполнены эмоциями и переживают серьезный кризис, я стараюсь держаться от деталей как можно дальше, пытаясь вместо этого помочь им понять свои чувства концептуально. Решающим элементом помощи является знание того, когда люди приходят на психологическое консультирование со слишком подробной структурой – скрывая переживания, а когда они переполнены переживаниями и нуждаются в структуре. Напомню об идее – унять беспокойное и расшевелить спокойное.

Джоан отвела взгляд.

– Не знаю, – сказала она. – Вот только не нравлюсь я себе.

Снова это фрейдистское «сопротивление». Повторное переживание ненависти к самой себе для Джоан слишком болезненно, поэтому она избегает ответа на мой вопрос. Отделываясь общими местами вместо того, чтобы пуститься в эмоциональные детали своего времяпрепровождения перед зеркалом, она защищает себя от неприятного волнения. Сопротивление изменению, как я упоминал ранее, является фундаментальной чертой человеческого сознания, а не только реакцией на беспокойство, как в случае Джоан.

Оказывается, чувство беспокойства – интересное явление. О нем обычно думают как об отрицательной эмоции, но есть от него и своя польза. Моим самым первым психотерапевтом была Элизабет Хофмайстер, психоаналитик из маленького канзасского городка, последовательница Юнга. Это была чувствительная, с развитой интуицией женщина, обладавшая настоящим даром по части толкования снов. Однажды, после того как я некоторое время молол свой смехотворно интеллектуализированный вздор, Лиз заметила мои увертки и предположила, что я отдался беспокойству. Мы склонны бояться неизвестного, сказала она, но именно здесь скрывается наш рост. Мы не сможем расти, если будем оставаться с известным, рутинным и знакомым. Именно благодаря Лиз я достиг понимания, что путь к росту лежит в следовании за вашим беспокойством, в опасном путешествии в неизвестное.

Вот почему не слишком полезно проводить бесчисленные часы сеансов, интерпретируя и анализируя сопротивление. Такая работа помогает лишь еще больше отдалить людей, подобных Джоан, от их эмоционального опыта. Во многих случаях с помощью нежного давления сопротивление можно преодолеть, открывая дверь в богатый эмоциональный мир человека. Действительно, даже простой прорыв сквозь сопротивление может сам по себе значительно изменить состояние человека и дать доступ к давно скрываемым воспоминаниям и восприятиям.

– Джоан, посмотрите на меня, пожалуйста, – попросил я. Она сразу же подняла взгляд, и в течение секунды мы смотрели друг другу в глаза. – Теперь, пожалуйста, закройте глаза и используйте свое воображение. Вы пришли домой после долгого дня учебы. Вы не ели весь день, поэтому устраиваете себе большой обед. После него чувствуете себя немного переевшей, и это напоминает вам о вашем весе. Вы встаете на весы и смотрите в зеркало. Снимаете одежду. Смотрите на свою грудь, живот, бедра, ноги. Что вы видите?

Джоан испытывала явное неудобство от вызываемых из памяти образов.

– Я просто видеть себя не могу! – выкрикнула она. – Я выгляжу толстой и отвратительной. Не могу выйти из дома. И не хочу, чтобы меня такой видели. Мне даже не нравится носить одежду. Она слишком тесно сидит на мне после еды. Я хочу просто исчезнуть. Я чувствую себя такой вульгарной.

Лицо Джоан было полно муки. Не было ни малейшего сомнения, что она видела себя не так, как все остальные. Ее тело вызывало у нее отвращение, и она страстно желала похудеть. Тем не менее саботировала каждую попытку успешно регулировать свой рацион питания. Однако больше всего мое внимание привлекло то, что, разговаривая, она напрягала мышцы и впивалась пальцами в кожу, как будто желая причинить себе боль. Ее слова говорили об «огорчении» и «боли». Ее тело, однако, вопияло о «гневе».

Ее боль по-настоящему тронула меня. Я испытывал желание попытаться утешить ее, сказать ей, что она не отвратительна; но понял, что это будет неправильный подход. Именно это говорили ей все остальные, и это, очевидно, пока не помогло. Она просто решила бы, что я не могу понять ее в принципе и отклонила бы любое предложение поддержки.

Я был также убежден, что говорить о еде, калориях и весе тоже было бы неправильно. Слежение за ее диетой и весом просто поставило бы меня в роль нежелательного контролера и отравило бы нашу работу. Необходим был перевод, выход из этого бесконечного цикла депрессии и ненависти к себе, ограничения в приеме пищи, фрустрации, переедания и чистки и снова депрессии и ненависти к себе.

Проблемой Джоан, как мне показалось, было не столько расстройство режима питания, сколько разрушение представления о самой себе, проявляющееся через еду и вес. Ключ, как я подозревал, был в сжатых пальцах.

– Как идет учеба? – спросил я жизнерадостно.

Джоан выглядела озадаченной и немного смущенной внезапной сменой темы и настроения.

– Да вроде бы хорошо, – сказала она.

– Где вы сейчас работаете на практике? – Как и Уолт, все третьекурсники участвуют в клинической практике, в рамках которой они работают по различным специализациям, таким как хирургия, семейная медицина, психиатрия.

– Я занимаюсь акушерством, – ответила Джоан. – Мне оно очень нравится.

– Замечательно! – воскликнул я с энтузиазмом. – А скажите-ка мне вот что. Если бы у вас по отделу акушерства и гинекологии проходила пациентка, в точности такая же, как вы, и с такими же симптомами: которая бы выглядела как вы, чувствовала себя как вы, имела те же проблемы с едой и весом и с чувством собственного достоинства, – что бы вы ей сказали? Как бы стали ее лечить?

Джоан ответила немедленно, улыбаясь от понимания того, к чему я вел:

– Я попыталась бы помочь ей не слишком терзать себя. Взяла бы ее за руку и сказала, что она может быть замечательным человеком независимо от того, сколько она весит, – голос Джоан смягчился и звучал жалостливо.

– Да неужели? – сказал я с деланным сомнением. – Неужели вы сказали бы так, если бы она выглядела и чувствовала себя, как вы? Вы не сказали бы ей, что она отвратительна, вульгарна и не должна появляться на публике?

Джоан громко рассмеялась.

– Нет, этого я не сказала бы говорить.

– А почему бы и нет? – спросил я. – Ведь это была бы правда, не так ли? Почему вы стали бы лгать своему пациенту? Зачем говорить, что она может быть замечательной, когда на самом деле это не так?

– Это было бы гадко! – воскликнула Джоан, как будто объясняя очевидное. – Так нельзя делать. Это ухудшило бы проблему. Нельзя судить ее только по внешнему виду.

– А вы сами не поверхностны? – спросил я.

– Не думаю, – твердо сказала Джоан. – Мне кажется, что я хорошо справляюсь со своими пациентами.

– Мне кажется, что вы правы, – согласился я. – Вы попытались бы увидеть в своей пациентке ее личность, а не просто ее внешность или вес. Вы были бы добры к ней, взяли бы ее за руку и утешили.

Джоан кивнула.

– Тогда почему плохое обращение с пациентом гадко и непрофессионально, а так же относиться к себе приемлемо? Почему вы автоматически заслуживаете меньшего, чем пациент?

На мгновение лицо Джоан утратило всякое выражение, затем появилось замешательство. В глазах ее стали собираться слезы.

– Не знаю, – сказала она очень тихо.

 

Устранение многоликости

Моя цель заключалась в том, чтобы привлечь внимание Джоан к ее многоликости – дикому разбросу частот на ее шкале настройки. С одной стороны, есть чувствительная, заботливая Профессиональная Джоан, которая ведет себя компетентно и дружественно. С другой стороны, есть Сердитая Джоан со сжатыми кулаками, бичующая себя эмоционально за любой мнимый недостаток. Имея дело с другими людьми, девушка проявляет свою заботливость: Профессиональная Джоан слишком хочет быть успевающей студенткой, чтобы обидеть пациента даже словом! Но, увидев себя в зеркале, Профессиональная Джоан отходит на задний план. Ее место занимает Сердитая Джоан – мстительный, вредный человек, одержимый внутренними демонами.

Было удивительно наблюдать за трансформацией, происходившей в моем кабинете. Говоря о себе, Джоан явно страдала, ее голос и лицо были напряжены, а поза скованной. Хотя ее речь свидетельствовала о депрессии, лицо и тело выражали гнев и презрение всякий раз, когда она говорила о своей внешности, весе или двойственном отношении к еде. Однако, когда Джоан отвечала на вопросы о работе в клинике, ее речь сразу же становилась более прозаичной, прямой и гладкой. Она усаживалась посвободнее и говорила увереннее. Как и в случаях с Мэри и Уолтом, казалось, что в комнату входила другая Джоан. Но сама она явно этого не замечала. Переходы от Сердитой Джоан к Профессиональной Джоан были незаметными.

Перед лицом такой двойственности стало совершенно ясно, что проблемой Джоан была не еда или даже ненависть к самой себе. Ее проблемой был вертикальный раскол – фрагментация существа, неспособность получить доступ к той части своей личности, которая могла понять и помочь. Когда Джоан погружалась в свою карающую половину, то не могла использовать свою способность заботиться о людях. Это не позволяло ей относиться к себе так же, как она относилась бы к пациенту, лучшему другу или любимому члену семьи. Если бы Джоан смогла получить доступ к своей профессиональной половине в то время, когда мучилась с проблемой еды и полноты, она получила бы сильный противовес своей сердитой и расстроенной половине. Ей не пришлось бы обращаться к еде ради удовольствия, если бы она смогла построить сама с собой такие же отношения, что у нее были с пациентами.

Так и со многими трейдерами. В других аспектах жизни они могут быстро и эффективно обрабатывать информацию, принимать конструктивные решения и успешно управлять риском. В торговле, однако, повторяют пагубные модели. Даже когда знают об этих моделях, трейдеры, похоже, не могут контролировать или изменять их. Они зафиксированы на шкале и не в состоянии найти ручку настройки.

 

Триггеры

Прежде чем начать разбираться в том, как Джоан смогла собрать воедино свои разбегающиеся личности, рассмотрим роль триггеров в изменениях, происходящих среди этих личностей. Триггеры, как оказывается, могут здорово мешать торговле.

Вспомним главу восьмую и опыт Алисы (сексуальное насилие). Достаточно было сработать нескольким триггерам, в том числе едва ощутимым, чтобы возвратить ее к мыслям, чувствам и импульсам, связанным с тем травмирующим событием. Когда я сам оказался участником автомобильной катастрофы, то потом в состояние сильного волнения меня приводило множество триггеров: когда я сидел на месте пассажира, совершал правый поворот, замечал автомобили, приближающиеся слева, и т. д.

Хотя сознание, как правило, консервативно и старается удерживать людей в рамках их обычных настроений, но сильные эмоциональные события, связанные со специфическими сигналами, могут вызывать радикальные изменения. Эти сигналы становятся триггерами для режимов восприятия, весьма отличающихся от нормы. Действительно, многие клиенты психотерапевтов – и многие трейдеры – признают, что их поведение не соответствует их обычной индивидуальности и это вызывает у них очень сильное беспокойство. Они признают, что до определенной степени теряют контроль над своей жизнью.

Одним из триггеров Джоан было элементарное чувство сытости после обеда. В течение дня она была совершенно занята и не имела времени на полноценный ланч. В результате ко времени возвращения домой испытывала весьма сильный голод. Наедалась от души и через некоторое время начинала чувствовать, что полна до краев. Это ощущение напоминало Джоан о ее теле и вызывало чувства, которые она испытывала после приступов обжорства. Хуже того, сытость связывалась с ощущениями, которые она испытывала в прошлом, когда набирала вес. Под воздействием этих ассоциаций Джоан немедленно начинала задумываться о своем поведении и ощущать себя жирной. Триггер сытости стал переключателем, активировавшим ее негативное отношение к самой себе.

Плохая торговля нередко вызывается очень похожим образом. Трейдер, пускающийся в импульсивное размещение ордеров, похож на травмированного человека, слишком преувеличенно реагирующего на раздражители. Некоторые из самых распространенных триггеров, вызывающих изменения в торговле, связаны с вполне конкретными эмоциональными состояниями. Рассмотрим проблемы, возникшие у конкретных трейдеров.

• Трейдер А. понесла тяжелые убытки во время краха 1987 г., потеряв существенную часть своих активов. Теперь, когда рынок идет против нее, ее одолевает такой страх, что она не способна выдержать даже нормальное проседание. В результате выходит из позиций в самое неподходящее время, сгорая от неудачи и стыда.

• Трейдер Б. в детстве не пользовался популярностью, потому что весил больше нормы и выглядел грузным. Да и потом не вызывал интереса у представительниц противоположного пола. Большую часть своей юности и молодости ощущал себя скучным и никому не нужным. Теперь, став трейдером, он с трудом переносит скучные, вялые рынки, страдающие от недостатка волатильности. Он хронически переторговывает на этих рынках, раз за разом неся двусторонние убытки до тех пор, пока не бросит, – и пропускает начало неизбежного тренда.

• Трейдер В. в начале своей карьеры испытал радость большого выигрыша, когда удачно оседлал на серьезном развороте рынка акцию с сильным моментумом и по мере ее роста наращивал свою позицию. Теперь всякий раз, когда видит здоровый рост позиции, заново переживает волнение первой победы и импульсивно увеличивает размер позиции. Это делает его уязвимым для неизбежных разворотов рынка, которые происходят как раз тогда, когда он максимально использует заемные средства.

• Трейдер Г. находит, что чрезмерно эмоционально реагирует на повышенную волатильность рынка, даже если движение проходит в предсказанном ею направлении. Если, когда движение начинается, Г. еще не успела выйти на рынок, ее беспокойство оборачивается против нее самой в виде направленных на себя упреков в том, что «пропустила движение». Это парализует ее, не позволяя открыть позицию с высокой вероятностью успеха на новом тренде, и заставляет воспринимать потенциально выигрышную ситуацию как неудачу.

В этих и очень многих других случаях колебания рынка действуют как триггеры изменений в умах трейдеров. Это точно соответствует исследованиям по биологической обратной связи, проведенным Лоу и Репиным, которые нашли, что даже опытные трейдеры испытывают повышенное возбуждение в ответ на изменения тренда и волатильности на рынках. Подобно Джоан, эти трейдеры могут большую часть дня функционировать на высоком уровне, получая удовольствие от своей работы. Однако, как только активируется триггер, контроль над сознанием переходит к другому «я», которое заставляет трейдера обрабатывать информацию о себе – и о рынках – совсем иначе.

В значительной степени иррациональное поведение в трейдинге можно объяснить подсознательной попыткой избежать этих разрушительных триггеров. Джоан, ограничивая себя в еде, пыталась избежать триггера, вызывавшего ощущение переедания. Я же, сидя на пассажирском сиденье в автомобиле, до боли напрягал мышцы, пытаясь защититься от ожидаемой аварии. Слишком ранняя продажа прибыльных сделок защищает от страха убытка, а импульсивное открытие позиций – от переживаний и упреков в свой адрес, если возможность оказывается упущенной. Люди подсознательно знают свои триггеры и боятся их. Подобно Джоан, трейдеры, чтобы избежать триггеров, готовы идти на любые действия – даже способные принести им убытки. Для трейдера, скучающего на вялом рынке, даже возбуждение, связанное с возможностью двойного убытка, кажется предпочтительнее убийственного ощущения беспомощности, которое ассоциируется с чувствами неудачника.

Как трейдерам подавлять эти триггеры и связанные с ними поведенческие модели? Возможно, стоит заменить их альтернативными триггерами, инициирующими модели положительных действий. Почему бы не попробовать создать триггеры, запускающие корректирующие модели, так, чтобы их можно было применять по необходимости?

 

Колыбельная для Джоан

Эту стратегию я применил в отношении к Джоан.

– Давайте попробуем выполнить одно упражнение, – сказал я ей. – Оно может показаться немного странным, и вы, вероятно, почувствуете себя слегка не в своей тарелке.

Джоан нервно на меня посмотрела.

– Я хочу, чтобы вы пораньше начали учебную практику в психиатрии, – заявил я. – Начнете работать со своим собственным пациентом. Попробуете?

Джоан казалась совершенно сбитой с толку. Это еще больше усилило ее внимание.

– Слушайте очень внимательно. Я хочу, чтобы вы откинулись на спинку кресла и закрыли глаза. Дышите очень глубоко и медленно. Как следует расслабьтесь. А теперь попробуйте сформировать в уме образ вашего нового пациента. Ее имя – Джоан. Она выросла в преуспевающей семье, где получала похвалы за достижения в учебе и спорте. Когда же не слишком успевала и не получала похвал, ей становилось неприятно. Поэтому вбила себе в голову, что должна быть совершенством. Должна быть лучшей студенткой; должна выглядеть прекрасно и обладать идеальным телом. Но, конечно, она не совершенство, и в этом скрывается ловушка. Всякий раз, когда она не достигает совершенства, плохо о себе думает. Она стала очень категоричной в оценке себя. Если она не совершенна, значит, никуда не годится. Попытайтесь сосредоточиться на образе вашей пациентки, Джоан. Она так страдает в душе, желая получить похвалу и одобрение. Так старается выглядеть правильно, делать все правильно, чтобы получить эту похвалу. Вы можете представить ее себе?

Джоан явно испытывала дискомфорт. Казалось, она едва сдерживается, чтобы не заплакать.

– Да, – ответила она, и голос ее слегка дрогнул.

– Как она выглядит?

– Она маленькая. Маленькая девочка. Она лежит в своей кровати.

– Что она делает в кровати?

Джоан слегка улыбнулась.

– Она делает то же, что любила делать я. Держит плюшевого мишку и слушает песню. Колыбельную. Эту песню мне пела мама, когда меня что-то огорчало. Обнимала меня и укачивала, как будто я была совсем маленькой.

– Хорошо. Теперь попробуем усложнить картину. Попытайтесь создать в уме образ взрослой Джоан, студентки медицинского вуза, будущего врача. Вообразите, как она выглядит в белом халате, со стетоскопом на шее. Во время обхода она переходит от пациента к пациенту, останавливаясь, чтобы поговорить с каждым, помогая им почувствовать себя немного лучше. Вы сможете проиграть у себя в голове такой небольшой фильм, как если бы вы вставили кассету в видеомагнитофон, и посмотреть, как она работает с людьми в больнице?

– Да, конечно, – Джоан немного оживилась.

– Пока не открывайте глаз. Мы нажмем кнопку паузы на видеомагнитофоне и попробуем смешать образы. Джоан, студентка и будущий врач, должна будет войти в комнату к пациентке Джоан, маленькой девочке с мишкой, которая так старается быть совершенством. Вы можете увидеть это в уме? И как доктор Джоан подходит к кровати больной Джоан? Вы входите в дверь, видите ее лежащей на кровати перед вами, с мишкой в руках… Что происходит перед вами?

Джоан казалась погруженной в фантазию.

– Она лежит в кровати со своим плюшевым мишкой. Она кажется такой маленькой, такой уязвимой. Не понимает, что происходит. Мамы рядом нет.

– А вы где находитесь в комнате?

– Я около кровати, опускаюсь около нее на колени. Тянусь к ней и беру ее за руку.

– Что вы говорите Маленькой Джоан?

– Что все будет хорошо. Я здесь, чтобы помочь тебе. Все будет в порядке. Я позабочусь о тебе.

– Вы говорите ей что-нибудь еще?

Голос Джоан сорвался, и слезы хлынули у нее из глаз.

– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

На тот вечер Джоан получила домашнее задание по психотерапии. Перед ужином дома она должна была надеть свой белый больничный халат и воспроизвести в уме образы Маленькой Джоан. Я попросил, чтобы, думая о Маленькой Джоан, она погрузилась в колыбельную и укачивала саму себя. Затем попросил, чтобы, когда под звуки колыбельной будет готовить и есть, представила себе, как кормит Маленькую Джоан: сидит у кровати, держит ее за руку, протягивает ей пищу. Если бы Маленькая Джоан стала волноваться из-за того, что слишком много ест или полнеет, Джоан должна была представить себе, как помогает своей маленькой пациентке, любя и утешая ее.

Джоан ухватилась за упражнение. Вернувшись домой, она не просто пошла мыть руки, а надела белый халат и выскребла их, как будто собиралась в операционную. Джоан живо представила себе Маленькую Джоан в роли своей пациентки и даже заставила себя прочитать ее историю болезни, будто была на практике. Узнала о связи между депрессией и нарушением режима питания и о том, как проблемы с едой могут служить для удовлетворения подавленной потребности в самоуважении. Но прежде всего, как будущий врач, сохраняла сочувственное настроение. Ее учили: «Не навреди», поэтому она не собиралась ругать за что-либо свою маленькую пациентку.

Пожалуй, самым интересным из всего этого было то, как Джоан становилась Маленькой Джоан, когда погружалась в колыбельную и укачивание. Получилось так, как будто эти ощущения связались с определенным опытом – заботой и воспитанием. В результате возник интересный пример раздвоения личности: доступ к зрелому «я», проявляющему заботу, при одновременной активации детского «я», способного принимать заботу. Раскачиваясь и напевая мелодию во время еды, Джоан ассоциировала еду с врачебной заботой, мало чем отличающейся от материнской заботы. Для ненависти к самой себе места не осталось.

Было бы преувеличением сказать, что Джоан преодолела свою проблему с питанием всего за несколько упражнений. На самом деле потребовалось довольно много встреч и новых упражнений, прежде чем Джоан смогла присоединиться к своим друзьям на пляже в новом открытом купальнике. Но одно поразило нас обоих сразу же после того драматичного сеанса: она перестала объедаться и прочищаться.

Джоан не могла должным образом питаться сама, но знала, как накормить свою пациентку. Белый халат и колыбельная дали толчок, позволивший ей соединить разделенные личности и создать новую поведенческую модель, а в конечном счете – новое представление о самой себе.

 

Когда усилия по изменению заканчиваются неудачей

Внешнему наблюдателю могло бы показаться, что у Джоан произошло изменение индивидуальности. Точнее сказать, она стала в большей степени тем человеком, которым уже могла быть. Сигнал в том месте на ее шкале настройки, которое соответствовало любящему, заботливому врачу, был усилен, позволив ей получать доступ к сигналу, даже когда она не выступала в своей профессиональной роли. Не обладай она способностью заботиться о других изначально, очень маловероятно, что лечение смогло бы ей помочь.

Действительно, многие из моих крупнейших неудач в психологическом консультировании произошли, когда я не смог найти здоровую, зрелую личность, к которой можно было бы привязать будущие изменения. Такая частица эмоционального здоровья, независимо от того, какой маленькой она кажется, все равно что трещина на крутом склоне горы. Если она достаточно глубока и широка, то сможет дать точку опоры для подъема.

Иногда бывает так, что никакой трещины в скале просто нет или, по крайней мере, я не могу ее найти. Это происходит нечасто, но, когда случается, всегда производит шок. Психиатры, специализирующиеся на пагубных пристрастиях, пожалуй, лучше всех знакомы с таким сценарием: некоей женщине после многократных запоев семья или правоохранители рекомендуют обратиться за профессиональной помощью. Женщина, однако, не хочет признавать очевидного. Она не считает, что нуждается в помощи. И ей нет нужды пробовать различные упражнения или изучать различные модели поведения, потому что никакой реальной проблемы нет!

Однажды ко мне на сеанс пришел клиент в футболке с такой надписью: «У меня нет проблем с выпивкой. Я пью, я напиваюсь, я падаю. И никаких проблем!» Надпись была забавна, потому что схватывала суть мышления алкоголика. В нем отсутствует некоторый важный элемент наблюдения. Без него даже самые совершенные и изысканные методы вмешательства оказываются бесполезными. Очень трудное и неблагодарное дело – пытаться заставить человека увидеть то, что совершенно понятно всем остальным.

Возможно именно поэтому «Анонимные алкоголики» (AA) подходят к реабилитации весьма отлично от традиционной психотерапии. AA учат, что люди должны «упасть на дно», прежде чем смогут обрести свои проблемы. Они должны испытать достаточную боль и последствия, прежде чем смогут, наконец, решить: «Довольно!» Постоянные участники AA знают, что худшее, что вы можете сделать для человека, не желающего видеть очевидное, – это оградить его от последствий. Людям, страдающим от пагубных пристрастий, необходимо пройти кризис и упасть на дно, чтобы достигнуть поворотного момента. Действительно, поседевшие ветераны реабилитации предпочитают использовать строгую дисциплину и непримиримость, чтобы ускорить кризис. Тем самым они признают, что нельзя просто уговорить людей пойти на откровение. «Приведите тело, а ум последует за ним», – гласит популярный лозунг AA. Изменение происходит чаще через усвоение опыта, чем через психотерапевтические идеи. Но даже для восстановления одного лишь тела должна найтись в скале достаточная трещина, чтобы человек мог признать: «Возможно, у меня действительно есть проблема».

Когда у людей отсутствует эта двойственность – способность одновременно быть как наблюдателем своих проблем, так и вовлеченным в них участником, психотерапия становится во всех отношениях такой же опасной, как восхождение на гладкую скалу.

Один такой случай произошел с алкоголиком, направленным ко мне по решению суда г. Кортленд (штат Нью-Йорк). В то время я был штатным психологом психиатрического центра графства, и, как это принято в сельских общинах, предполагалось, что буду заниматься практически любой проблемой, которая могла войти ко мне в дверь. Ничто, однако, не могло подготовить меня к встрече с этим человеком.

Суд предписал ему психологическое консультирование, потому что он изнасиловал своего пятилетнего сына.

Я прочитал сопроводительные материалы, поступившие из суда. У этого человека была целая история правонарушений, связанных с алкогольным опьянением, включая вождение автомобиля в нетрезвом виде и несколько арестов за мелкое воровство. В сопроводиловке были графически описаны физические повреждения, нанесенные ребенку, а об эмоциональном ущербе оставалось судить читателю. В отчете указывалось, что человек этот сначала отрицал свои действия. Позже заявил, что был пьян и не ведал, что творил. Он все время пытался преуменьшить причиненный им вред.

Одним из кардинальных правил психологического консультирования является необходимость установления хороших взаимоотношений с клиентами. Как я уже демонстрировал, психотерапевтический альянс представляет собой связь, которая формируется между психотерапевтом и наблюдающей частью клиента. Исследования неизменно доказывают, что глубина и качество этой связи являются лучшим залогом конечного успеха консультирования. Резкая критика, очевидно, не способствует формированию такого альянса. В конце концов, если люди, обращающиеся за помощью, находят в лице психотерапевта обвинителя и карателя, они вряд ли вновь обратятся за такой помощью. Психотерапевтов учат, что очень важно проявлять элементарное уважение к клиентам – даже когда они действуют, чувствуют и верят совершенно отлично от вас. Даже когда насилуют своих детей…

Я не смог этого сделать.

Человек вошел в мой маленький кабинет с совершенно беспечным видом. Он был одет в клетчатую фланелевую рубашку, пару поношенных джинсов и рабочие ботинки. Сел и повернулся ко мне, готовый начать интервью. Я осмотрел его лицо и тело в поисках признаков дискомфорта и не смог найти ни одного. Почти невольно брякнул: «Я прочитал материалы суда. Как могли вы изнасиловать своего маленького сына?!»

И тут же пожалел о своих словах. Однако вопрос, казалось, нисколько не задел его. По лицу клиента промелькнула тень улыбки, и, слегка пожав плечами, он ответил: «Дочки не было дома». Никакой боли, никакого раскаяния: я изнасиловал бы девочку, как будто говорил он, но что делать, пришлось взять то, что было под рукой.

В этом, я был уверен, проявилась суть зла – не холодное, расчетливое злое намерение, но полное отсутствие какой-либо человечности.

Наше собеседование продлилось меньше 15 минут. Человек хотел посещать сеансы консультирования, чтобы выполнить предписание судьи, но он не мог указать, какие изменения он желал или должен был бы совершить. Каждая частица моего существа требовала одного: выставить его за дверь! Я вернул дело судье, испытывая смесь гнева и бессилия.

Не имея точки опоры, я соскользнул со скалы. Нет смысла крутить ручку настройки, если нет сигналов, которые можно было бы усилить.

 

Заключение

Пришло время вернуться к «бесстрашному анализу поведения в трейдинге», который я провел раньше. Помните, как я обнаружил, что многим из моих сделок не хватало последовательности исполнения. Вспомните также мое открытие: когда я выполнял подготовительную работу и обращал внимание на рынок, а не на свои прибыли и убытки, то начинал торговать вполне прилично.

Если у вас есть обоснованная и проверенная торговая методология (это «если» очень важно) и если ваши результаты хуже исторических результатов метода, весьма вероятно, что вам, как Джоан, мешают триггеры изменения состояний.

Подобно Джоан, у которой было, по крайней мере, два «я» – одно пораженческое, а другое заботливое и внимательное, так и у многих трейдеров, включая меня самого, есть по крайней мере два торгующих «я». Иногда эти «я» действуют с рынком синхронно, давая возможность пожать плоды тяжелого труда. А иногда трейдеры начинают опережать сигналы на сделку, игнорировать стопы, удваивать проигрышные сделки и выдергивать ковер из-под выигрышных. Если вы изучите случаи, когда торговали в зоне и далеко вне ее, то найдете, что, как Джоан, в каждом из этих случаев вели совершенно разные внутренние диалоги.

Активировав своего «внутреннего наблюдателя» и обращая внимание на то, что говорите самому себе, когда торгуете, вы сможете точно определять, кто ведет торговлю, какое «я» контролирует ситуацию. Во многих случаях вы не замечаете триггеры, когда они появляются, но можете опознать следующий сразу же за ними негативный внутренний диалог. Внутренний диалог представляет собой автоматически проигрываемый готовый сценарий, практически не зависящий от объективных обстоятельств момента. Взаправду кажется, что триггер нажимает в вашей голове на кнопку «Воспроизведение», включая заезженную пленку. Идентификация содержания этих пленок очень полезна в свете способности прерывать их. Вы не раз сможете уловить грубые словечки в вашем негативном внутреннем диалоге, такие как «лопух», или нагнетающие напряжение обороты типа «а что, если…» и использовать их, чтобы запустить новую, более конструктивную поведенческую модель.

Одним из способов достижения этого является упражнение, которое я называю «торговым наставником». Это разновидность задачи, поставленной мной перед Джоан. Помните, как я спросил ее, может ли она сказать своим пациентам то же, что говорила себе. Она рассмеялась над самой мыслью об этом, очень хорошо понимая, что никогда не будет вести себя так неприлично в профессиональной среде.

Выполняя упражнение «торговый наставник», вы должны открывать сделки так, как будто учите начинающего трейдера. Ваша задача состоит в том, чтобы научить этого человека, как стать преуспевающим трейдером. Предположим, что любая позиция, которую вы рассматриваете, открываете или закрываете, является позицией вашего ученика. Что вы скажете ему, если сделка идет хорошо? А если сделка начинает ухудшаться? Если ученик подумывает о выходе или хочет еще подержать позицию? Ваша задача состоит в том, чтобы проявить себя как можно более эффективным наставником. Затем сравните то, что вы говорили, с внутренним диалогом, который вы могли вести до, во время и после открытия позиций.

У большинства людей, как у Джоан, есть заботливая, конструктивная сторона, к которой они обращаются в своих отношениях, как личных, так и профессиональных. Слишком часто бывает так, что люди не могут получить доступ к этой стороне после того, как на них воздействуют триггеры, связанные с прошлыми потерями, неудачами и опасностями. Используя свой негативный внутренний диалог для запуска тренировочного упражнения, люди – как Джоан – могут прерывать вредоносные модели и заменять их на более позитивные.

Для Кена, Мэри, Уолта и Джоан это стало ключом к успеху: когда возникали проблемные модели, они активировали своих «внутренних наблюдателей» и прилагали сознательные усилия, чтобы запускать позитивные модели из уже существующего репертуара. Огромное большинство трейдеров, с которыми мне приходилось иметь дело, не нуждаются в психотерапии. Им, скорее, нужно научиться быть своими собственными психотерапевтами, наблюдая за триггерами и переключаясь на новые режимы мышления, восприятия и поведения, когда начинают воспроизводиться их проблемные записи.

Успешные сделки рождаются, как правило, из погружения в процесс торговли. Неудачные сделки являются результатом погружения в потенциальные исходы торговли. Выигрывающий трейдер погружен в рынок, во многом как Джоан была поглощена заботой о своих пациентах. Проигрывающий трейдер не сосредоточен по-настоящему о рынке. Он думает о себе, о выписке со своего счета или о своей репутации.

Вы можете с выгодой для себя попробовать выполнить упражнение, повторяющее подход к лечению Джоан и очень напоминающее мой анализ. Определите контексты, в которых вы уже играете роль успешного трейдера. Проанализируйте свои сделки и понаблюдайте за моделями. Сосредоточьте свое внимание на том, что вы делаете правильно во время тех сделок, которые удаются хорошо. А затем, в лучших традициях ориентации на решение, выполняйте как можно больше то, что работает, – и находите триггеры, помогающие вам входить в позитивные режимы.

Цель состоит в том, чтобы создать для себя модель «Я успешный трейдер». Вы убедитесь, если будете смотреть внимательно, что этот успешный трейдер является отдельной личностью, полной своих собственных настроений, внутренних диалогов, телесных поз и моделей мышления. Идея заключается в том, чтобы найти место на шкале настройки вашего ума, соответствующее этому Успешному Трейдеру, и затем хорошенько запомнить эту частоту. Вы будете переключаться на этот канал так часто, что в конечном счете сможете вызывать его, когда пожелаете.

Все, что вам нужно, чтобы достигнуть желаемой для себя доходности, – это иметь воспроизводимое преимущество на рынках, модель торговли, которая склоняет шансы в вашу пользу. Как только вы найдете ее, все остальное сводится к последовательности – повторению раз за разом того, что работает. Многие трейдеры, с кем мне доводилось беседовать, переживали из-за того, что не могут найти побольше моделей, дающих им преимущество. Они покупают книги и посещают семинары в отчаянной надежде на приобретение большего количества источников преимущества. Однако этот подъем по склону скалы торговли должен осуществляться шаг за шагом, начиная с единственной точки опоры. Намного легче приближаться к успеху, используя единственную модель, чем смешанные результаты многих моделей.

Как подчеркивала Линда Рашке, если вы сможете освоить хотя бы один-единственный расклад для торговли, то запустите в движение уникальную модель, которую можно будет использовать и развивать много раз. Винс Ломбарди как-то заметил, что каждая игра сводится к выполнению того, что вы умеете делать лучше всего, причем к выполнению неоднократному. Главное – найти то, что вы умеете делать лучше всего, и сделать из этого шаблон для вашего будущего развития. Джоан изменилась, когда привела домой на ужин свою личность студентки-медика. Трейдеры изменяются, когда находят те аспекты своей личности, которые сосредоточенны, дисциплинированны и гибки, и вводят их в свою торговлю – даже когда есть всего лишь один источник преимущества. Без последовательности никакое преимущество не поможет. Однако без торгового преимущества – модели, равно как и последовательности ее применения, – скала торговли выглядит опасно крутой и неимоверно скользкой.