I. Взгляд на Перу

Инки господствовали на территории, называемой ныне Перу, в течение длительного времени. Однако откуда они появились, то есть вопрос об их истинном происхождении и прародине господствующей династии поздней империи до сих пор не получил в науке окончательного решения.

В период, когда территория империи достигала наибольших размеров, она включала в себя часть Южной Америки и простиралась почти на миллион квадратных километров. Помимо нынешнего Перу, в империю инков входили большая часть нынешних Колумбии и Эквадора, почти вся Боливия, северные районы Республики Чили и северо-западная часть Аргентины. Центральной частью страны, несомненно, являлась область нынешнего Перу, на животворной почве которого выросли предшественники этого государства и этой культуры – доинкские империи и доинкские цивилизации.

Область Перу (и приграничные области соседних южноамериканских государств) расчленяются географами на три четко разграниченные зоны: западная прибрежная полоса, называемая по-испански Коста, центральный горный район Сьерра и расположенный на востоке массив густых экваториальных лесов, так называемая Монтанья.

Несмотря на то что Монтанья и сейчас занимает около половины территории Республики Перу, она никогда не играла существенной роли в истории перуанской культуры – во всяком случае, той культуры, сведениями о которой мы располагаем. Это влажная тропическая равнина, покрытая бесконечными труднодоступными джунглями. Здесь, у Амазонки, Укаяли и других больших рек, живут в лесах мирные индейские племена. Для большинства жителей нынешнего Перу Монтанья представляет собой неизведанную, экзотическую и, в общем, чуждую страну. Как сама Монтанья, так и населявшие ее индейцы были враждебным миром и для тех, о ком пойдет речь в этой книге, то есть для инков. В отличие от бесконечных джунглей Монтаньи Коста – всего лишь узкая прибрежная полоса, ограничиваемая с одной стороны голубыми водами Тихого океана, с другой – западными вершинами Анд.

В длину перуанская Коста вытянулась на более чем 2 тысячи километров, однако в ширину она достигает всего лишь около 130 километров. Расположенная у величайшего океана нашей планеты, она тем не менее постоянно страдала от засухи. Большую часть ее составляют мертвая пустыня и полупустыня. Жизнь, а также следы первобытной, доинкской культуры мы находим лишь вблизи рек и речек, стекающих с Анд в долины. В речных долинах много тысяч лет тому назад возникли зеленые оазисы, расцветшие среди мертвой пустыни.

Восточную границу перуанской Косты образуют хребты южноамериканских Кордильер, а точнее, Западной Кордильеры. Самые высокие ее вершины покрыты вечными снегами. Это Уаскаран (6768 метров над уровнем моря) и Ерупаха (6632 метра над уровнем моря).

На вершинах Западной Кордильеры находится ряд потухших или полупотухших вулканов. Одна из красивейших вершин Перу – действующий вулкан Мисти высотой почти в шесть тысяч метров, покрытый вечными снегами. По соседству с ним находится другая гора вулканического происхождения, Чанчуани, возвышающаяся над перуанским городом Арекипа.

Параллельно Западной Кордильере с северо-запада на юго-восток Перу тянутся горные хребты Восточной или Белой Кордильеры. Иногда ее также называют Средними или же Центральными Кордильерами. В окрестностях древней столицы инков Куско их гребни соединяются, образуя многочисленные длинные и узкие высокогорные долины. Большую часть территории между Западной и Средними Кордильерами занимает горное плато, называемое Пуна или Альтиплано. Это плато практически безлесно, оно покрыто лишь горной травой, известной под названием «ичу».

Пуна в Перу и поныне является царством индейских пастухов, пасущих стада лам. Самая высокая часть Пуны – Пуна-Брава – почти лишена жизни. Даже высокогорные стада здесь можно встретить лишь изредка.

В долинах же Сьерры, образовавшихся вдоль многочисленных рек, которые текут с перуанских гор в Амазонку, а затем в Атлантический океан, перуанские крестьяне заботливо возделывают каждый клочок земли. Здесь собирают довольно богатый урожай.

Когда я впервые ступил на землю Пуны в перуанских горах, то есть на землю Сьерры, меня охватило чувство «большого одиночества», господствующее там, наверху. В необозримых безлесных далях Альтиплано бушевали порывы сильного горного ветра и раздавались отдаленные печальные звуки рожков индейских пастухов. Чрезвычайно разреженный воздух Сьерры вызывает у европейцев неприятные ощущения, сохраняющиеся нередко на протяжении нескольких дней. Сильное кислородное голодание доставляло и мне большие мучения. У людей с более слабым организмом это приводит к тяжелой, просто невыносимой горной болезни, называемой перуанцами «сороче».

Многие путники, путешествующие в одиночку по Пуне, с трудом переносят типичный для этой области климат, который характеризуется резкими температурными колебаниями днем и ночью. Если днем под палящими лучами горного солнца температура поднимается до экстремально высоких показателей, то с наступлением ночи ударяет трескучий мороз. Как ни странно, именно это место, где не хватает кислорода, где нет почти ни одного деревца, где на чужестранца нападает тоска по родине, – место, которое находится почти на крыше Южной Америки, инки некогда избрали центром своей империи. Именно здесь на головокружительной высоте, на высоте трех с половиной тысяч метров над уровнем моря, построили они свою столицу.

Говоря об исчезнувших цивилизациях древнего мира, следует сказать, что эксперимент инков не знает себе подобного. Ни в Азии, ни в Европе, ни в Африке не известны случаи, чтобы столь значительная цивилизация возникла в таких природных условиях. Инки же сохранили верность высокогорной родине даже тогда, когда распространили свою власть на обширные чужие территории, простиравшиеся на север, запад, восток и юг от их родной страны, то есть территории, отличавшейся более благоприятными природными условиями. В Сьерре сформировались империя и культура инков. Именно здесь, в Кахамарке, и позднее в Куско им был нанесен смертельный удар испанскими завоевателями. Однако, как известно, любая жизнь, любая империя и любая культура начинаются с рождения. Поэтому и мы рассмотрим вначале эпоху и условия, в которых родились «сыновья Солнца», а также вспомним тех, кто описал в своих хрониках рождение, жизнь и смерть величайшей индейской империи Южной Америки.

 

II. Из древних хроник

Прежде чем мы углубимся в поиски истоков империи инков, обратимся к легендам и мифам. А кроме того, прежде чем погрузиться в чтение преданий о древнейшей истории инков, вспомним сначала тех, кто когда-то разделил эту историю на главы, изложив ее в хрониках.

Первые хроники о Перу появились вскоре после прибытия первых европейцев в Южную Америку. Все они написаны на испанском языке. Жители доколумбова Перу не имели (или не знали) собственной письменности. Хотя небольшая часть элиты и создала свою письменность и пользовалась ею, однако в жизни простого народа она не играла абсолютно никакой роли. Нам не известны памятники, созданные на основе письменности самих индейцев, – будь то книги или же просто сведения об их повседневной жизни. Поэтому можно сделать вывод о существенном различии между двумя основными культурами Нового Света: с одной стороны, культурой так называемой Месоамерики (то есть Мексики и близлежащих стран), с другое – культурой области Анд, то есть культурой инков. Как было установлено, индейцы Месоамерики еще до прибытия Колумба имели собственную письменность, на ее основе они, так же как и майя, создавали книги, так же как миштеки из Оахака, писали манускрипты, содержащие сведения по истории, и так называемые хроники с рисунками.

В хрониках начального периода испанского владычества имелось несравнимо больше информации о культуре и истории Месоамерики, чем сведений об империи инков в Перу.

Великий Бернардино де Саагун рассказал нам о культуре ацтеков во всех ее деталях. По сравнению с его монументальным произведением, написанным на родном языке ацтеков, на языке науатль, имевшиеся в Перу хроники в большинстве случаев давали лишь фрагментарное представление о культуре инков.

Самую удачную попытку описания истории и культуры инков предпринял Гарсиласо де ла Вега. У него, уроженца Куско, текла в жилах кровь правителя исчезнувшей империи инков. По мнению автора данной книги, хроника, принадлежащая перу Гарсиласо де ла Веги, обобщает материал других, более ранних хроник об индейцах Перу. Вместе с тем следует сказать, что ряд сведений, содержащихся в этом двухтомном труде, не соответствует исторической правде. Несмотря на это, хроника проникнута страстной любовью, которую де ла Вега питал к исконным жителям своей родины. Его повествование вызывает волнение еще и сейчас, 350 лет спустя.

Гарсиласо де ла Вега был сыном индейской принцессы (ньюсты) Чимпу Окльо, которая была внучкой верховного правителя Инки Тупака Юпанки, а также племянницей предпоследнего правителя империи Инки Уайна Капака.

Работая над большой хроникой, Гарсиласо де ла Вега опирался не только на свои воспоминания, но и на рассказы матери и родственников. Кроме того, он использовал другие имевшиеся к тому времени хроники о Перу. Ценнейшим источником для него, по-видимому, было сочинение перуанского монаха Блас Валеры, чистокровного индейца, носившего испанское имя.

Блас Валера происходил из Чачапоя на северо-востоке Перу. Молодого одаренного индейца приметили иезуиты и отправили его в свою семинарию в Лиму, где Блас Валера и вступил в орден. Во время пребывания в столице вице-королевства Блас Валера написал несколько сочинений об индейцах Перу и их культуре.

Указанные работы, главным образом в рукописном виде, достигли Европы и были использованы Гарсиласо де ла Вегой в качестве источника. Впрочем, позднее, во время битвы между испанцами и англичанами у Кадиса, эти рукописи сгорели. Однако текст их сохранился до наших дней благодаря тому, что он был включен в интересное сочинение Гарсиласо «Королевские комментарии».

Сын индейской принцессы Чимпу Окльо, Инка Гарсиласо, нашел свое последнее пристанище в соборе-мечети в Кордове, вдали от родины, от своего печатного станка, который он так любил.

Как и многие другие крупные писатели, создав свою хронику, Гарсиласо прежде всего воздвиг памятник самому себе. Однако его мечтой было увековечить память тех, кого он искренне любил и кем он столь восхищался, – своих предков Инков: деда Тупака Юпанки, дядю Уайна Капака, а также свою мать Чимпу Окльо.

Другим известным хронистом древнего Перу был Хуан де Бетансос. Он был женат на индейской принцессе, ньюсте, сестре последнего из Инков – Атауальпы. Бетансос вместе с женой поселился в столице инков Куско. В своем обширном труде Suma у narration de los Incas он отразил все, что ему рассказывала жена и местные индейцы. Там же он изложил и многочисленные легенды, повествующие о происхождении инков.

Труд Бетансоса, так же как и сочинение монаха Блас Валеры, не был опубликован и в XVII веке был утерян. К счастью, испанский исследователь Маркос Хименес де ла Эспада обнаружил в библиотеке монастыря Эскуриал и впоследствии опубликовал в Мадриде первые восемнадцать глав из хроники Бетансоса.

Один из хронистов, патер Бернабе Кобо, глубоко симпатизировал исконным жителям Перу. По собственному желанию он долгое время служил священником у индейцев на озере Титикака. Его труд Historia del Nuevo Mundo («История Нового Света») поражает своей глубиной, подлинной научностью разработки, упорядоченностью и систематизацией материала. Именно поэтому уже первая публикация Бернабе Кобо снискала одобрение и восхищение как широкой публики, так и специалистов.

Хроника его земляка из Кобо Фернандо де Монтесиноса, озаглавленная Мемоrias Antiguas, Historiales у Politicas del Peru, напротив, принесла своему создателю лишь малолестное прозвище «барона Мюнхгаузена из Перу». Многие исследователи так именуют его и поныне. Поводом для этого послужил тот факт, что сведения Монтесиноса существенно отличаются от тех, которые приводят авторы других хроник, говоря об истории доколумбова Перу. Иначе говоря, Монтесинос дополняет сообщаемые ими сведения. Так, в своем сочинении Memorias Монтесинос называет имена не тринадцати инков-правителей, о которых упоминают остальные хроники, а почти ста ранних правителей страны.

Со временем отношение к сведениям, приводимым «бароном Мюнхгаузеном из Перу», несколько изменилось. Так, если раньше их истинность единодушно ставилась под сомнение, то теперь некоторые исследователи рассматривают список Монтесиноса как перечень реально существовавших некогда правителей доинкского Перу, о которых до недавнего времени наука почти ничего не знала. Хроника Монтесиноса, с одной стороны, расширяет наши познания о прошлом Перу, однако, с другой стороны, она не освещает индейской истории этой страны.

Первые исчерпывающие сведения о Перу в этом отношении содержатся в сочинении уроженца Севильи Педро де Сьесы де Леона. В течение некоторого времени он жил в Куско и поддерживал здесь тесные контакты с одним из представителей королевской династии побежденного государства индейцев инков.

Будучи необычайно одаренным человеком, наделенным большим даром наблюдателя, Сьеса де Леон в результате своих бесед в Куско и продолжительного путешествия по разрушенной империи сумел написать одну за другой четыре части своей La Crbnica del Peru… (полное название этой хроники, как и некоторых других, довольно длинное).

В первой части книги Сьеса описывает географическое положение Перу, религию, обычаи и привычки индейцев. Во второй части, представляющей наибольшую научную ценность, он рассказывает о долгой предыстории инков. В третьей и в основном в утраченной четвертой части труда Сьеса повествует о завоевании Перу испанцами. Упоминания о конкисте содержат и первые четыре испанские хроники. Первую написал Педро Санчо де ла Хос, вторую – Мигель де Эстете, третью – Франсиско де Херес. Автором четвертой является неизвестный участник завоевания Перу.

Хуан Поло де Онегардо прибыл в Перу в качестве испанского чиновника. Тогдашний вице-король страны Уртадо де Мендоса поручил ему изучить историю Перу до прибытия туда европейцев и письменно зафиксировать все, что он сможет узнать. Старательный чиновник со временем представил подробный труд по истории «сыновей Солнца» под названием Relation del linage de los Incas. Позднее он написал также две важные работы о религии инков.

Энтузиазм, с которым де Онегардо приступил к выполнению задания, порученного ему вице-королем, увенчался успехом. Помимо всего прочего, ему принадлежит, по-видимому, и первая археологическая находка в Перу. Так, в одном из домов в Куско восторженный исследователь обнаружил мумифицированные тела членов королевской династии перуанской империи инков: мумии Инки Виракочи, могущественного Инки Тупака Юпанки, мумию отца последних – знаменитого Уайна Капака, а также мумии двух жен и сестер вождей Перу.

По приказу вице-короля Перу Франсиско де Толедо создал свой труд и другой хронист Перу – Педро Сармьенто де Гамбоа, в прошлом моряк. На совести вице-короля Франсиско де Толедо бесчисленные чудовищные злодеяния, которые он и его солдаты вершили над индейцами. Этот жестокий истребитель древних жителей Америки поставил перед бывшим мореплавателем Сармьенто де Гамбоа задачу – доказать в своей работе, что испанцы прибыли в Перу исключительно для того, чтобы облагодетельствовать индейцев. В своей хронике он должен был также разъяснить читателям, что соотечественники Толедо, уничтожая империю инков, всего лишь следовали зову «господа Иисуса Христа»!

Сармьенто не мог оставить без внимания бесстыдные указания своего повелителя. Тем не менее ему удалось создать обширный труд, содержащий чрезвычайно ценные сведения по истории инков. Долгое время он считался утерянным, и только в 1893 году в библиотеке Гёттингенского университета его копию обнаружил немецкий историк Вильгельм Майер. Хроника Сармьенто была опубликована в 1906 году под названием «История империи инков». Ее издателем был директор Гёттингенской, библиотеки Рихард Питшман.

В 1908 году Рихард Питшман обнаружил, на этот раз в Дании, другую, чрезвычайно своеобразную хронику Перу, отличавшуюся от всех предшествующих. Автором ее был Гуаман Пома де Аяла, также потомок династии Инков, непосредственно происходивший от могущественного правителя Тупака Юпанки.

Своей работой El Primer Nueva Corönicay Buen Gobierno… Гуаман Пома де Аяла, несомненно, хотел добиться того, чтобы испанские власти, а возможно, даже сам король, лучше обращались с индейцами Перу. В первой части труда он рассказывает, притом очень убедительно, о культуре инков до завоевания их белыми. Во второй же части он детально описывает варварские злодеяния: пытки, мучения, унижение индейцев, жертвами которых стали исконные жители Перу. Композиция хроники, построенная на основе хронологического принципа, должна была прежде всего оттенить контраст между самоуправлением индейцев и мрачным господством белых.

Текст El Primer Nueva Corönica… сам по себе имеет огромную ценность. Уникальными во всей хронистской литературе о Перу являются рисунки, которыми Гуаман Пома де Аяла иллюстрировал свою работу. Хотя эти рисунки и не являются совершенным творением художника, тем не менее их документальная значимость в полном смысле слова бесценна. Гуаман Пома явно полагал, что рисунок красноречивее многих слов, поэтому он создал – и здесь у автора напрашивается не слишком удачное сравнение – нечто вроде «комикса» об индейцах.

Иллюстрированная рисунками хроника Гуамана Помы де Аяла была обнаружена не только далеко от Перу, но и далеко от Испании. Как ни странно, это произошло в Скандинавии, хотя ее жители не имели никакого отношения к конкисте Южной Америки. Как и хроника Сармьенто, труд Гуамана Помы был найден лишь в нашем столетии, в 1908 году.

Обе неожиданные находки, по мнению исследователей, содержат древнейшие сведения, а также самые ранние высказывания о культуре Перу. Они пробудили надежду на то, что в каком-нибудь архиве или же заброшенном собрании могут быть обнаружены покрытые пылью манускрипты и книги, хранящие новые сведения об истории и культуре Перу периода инков.

 

III. «Пуп мира»

Иллюстрированное повествование Гуамана Помы де Аяла об империи инков и ее культуре, так сказать, самый древний «комикс» в мире, включает обширную текстовую часть. Из него можно узнать, что рассказывали инки о первых обитателях страны, живших здесь до прихода «сыновей Солнца» – могущественных инков.

В представлении Гуамана Помы де Аяла, человечество доинкской эпохи развивалось – если следовать современным эволюционным теориям – от примитивного до прогрессивного «общества». Как полагал Гуаман Пома, первыми обитателями мира были Пакаримокруна (в переводе «начинающие люди»), так называемые «номады», которые жили в пещерах хотя и примитивно, но в мире друг с другом.

(Легенды о Пакаримокруна важны для нас еще и потому, что люди древности, согласно Гуаману, имели белый цвет кожи.)

Эти праобитатели Перу уже почитали как своего единственного бога бога-творца Виракочу, ему поклонялись во всей области Анд. В человеческом обществе в это время, очевидно, произошло расслоение на группы. Сказанное означает, что уже тогда в Перу началось разделение на господ и подвластный им простой народ. По наивному представлению Гуамана Помы, это расслоение выглядело следующим образом: первородные сыновья, зачатые в «брачной постели», представляли собой древнеперуанскую аристократию; непервородные сыновья, так же как внебрачные сыновья и их родственники, относились к простому народу.

После этой эпохи началась, по мнению Гуамана, эра Уарируна (что в переводе означает «первобытные люди»). Они покинули пещеры предков, научились строить хижины, стали оседлыми, занялись земледелием и скотоводством и даже изобрели мелиорацию земли.

В третьем «поколении» человеческого рода, называемом Пурунруна («дикие люди»), перуанцы начали ткать ткани; дифференциация их общества стала проявляться еще сильнее, были изданы первые законы, начался раздел земли. Впервые они покинули горы Сьерры и спустились в до тех пор не заселенные равнины.

По мнению индейского хрониста, кульминационным пунктом развития человечества доинкской эпохи была эра Аукапачаруна («воинственные люди»). В это время в некоторых племенах появились перуанские амауты (то есть ученые), занимавшиеся распространением знаний. Во главе всех небольших государств и групп населения стояли военачальники, они вели друг против друга непрерывные опустошительные войны. На этом этапе борьбы и пришло время для мудрого, любящего порядок рода «сыновей Солнца». Именно они должны были привести человечество к прогрессу, обеспечить строгость во всем и, наконец, дать самое важное – мир. В представлении инков, история человеческого рода доинкского периода развертывалась на относительно небольшой территории: в нескольких горных долинах, и прежде всего в одной горной долине, находившейся на огромной высоте – 3400 метров над уровнем моря. По этой долине была названа столица – Куско.

Действительно, перуанские индейцы жили здесь задолго до того, как «сыновья Солнца» установили свое господство. Впрочем, о «ранней истории» этого края известно мало. Археологические исследования дали пока мало результатов, хотя и проводились интенсивно.

До сих пор четко определена лишь единственная местная доинкская культура, названная по имени местечка в северо-западной части города Куско культурой Чанапата. Удалось установить наверное только следы этого единственного места. Носители культуры Чанапата оставили после себя большое количество хорошо обожженной, украшенной рисунками керамики. Найденные сосуды – черного, темно-коричневого, а иногда и красного цвета; на некоторых из них на черном фоне видны нарисованные белым сюжеты. Джон Хоуленд Роу, обнаруживший эту культуру, не нашел в Чанапата ни одного металлического предмета. Изделия из кости, камня и обсидиана имеют самую разнообразную форму. Жители этого региона занимались сельским хозяйством, в первую очередь разведением лам, о чем свидетельствуют многочисленные находки костей лам в жилищах людей. Если исходить из данных археологии, то в долине Куско за культурой Чанапата следует так называемая ранняя культура инков.

О носителях культуры Чанапата, их племенной принадлежности, об их языке исследователи до сегодняшнего дня не могут сказать ничего конкретного. Можно полагать, что эту долину и местности, непосредственно к ней прилегающие, в доинкский период населяли различные группы, отличавшиеся друг от друга (возможно, и своим языком). В силу сказанного в настоящее время трудно с уверенностью сказать, какое из этих племен населяло те места, где впоследствии возникла будущая столица «сыновей Солнца». Никакой информации по этому поводу мы не можем получить даже из легенд.

Однако нет сомнения, что «Рим» «сыновей Солнца» инки унаследовали от своих безымянных предшественников, задолго до них поселившихся в долине Куско. В ту пору Куско, конечно, был всего лишь маленькой деревушкой, селением в одной из долин Анд. «Сыновья Солнца» создали впоследствии великое множество удивительных вещей, которые имели большое значение не только для истории Перу. Так, в частности, они превратили свои селения в горах в центр мира, именно поэтому один из хронистов назвал их «пупом мира». Добавим к этому, что это был не только пуп, но и сердце мира инков, который простирался от Сельвы до океана, от песчаных дюн пустыни до устремленных в небо горных вершин.

Инки-правители непосредственно отождествляются с Куско. Не случайно первые испанцы, прибывшие в Перу, называли последнего из Инков Коско Мосо, то есть «Молодой Куско», а его отца, Инку Уайна Капака, – Коско Вьехо – «Старый Куско».

Куско воплощал собой сущность империи, он был символом всей империи «сыновей Солнца». Как однажды заметил один перуанец, Куско во многих отношениях был центром перуанского государства, его полюсом спокойствия. Он был религиозным центром империи, свидетельством чего является главный храм культа Солнца. Куско служил резиденцией верховного представителя государства, единодержавно правящего Инки. Он являлся культурным центром, в нем размещались важнейшие учебные учреждения ячауаси и акльяуаси. Это был важнейший магистральный узловой пункт, из которого исходили все стратегические пути.

И в хозяйственном отношении Куско был центром империи, так как здесь вносились подати и распределялись средства, находившиеся в распоряжении государства. Куско являлся военным центром империи, поскольку отсюда войска отправлялись в свои завоевательные походы; сюда же они и возвращались, овеянные славой, чтобы принять благодарность отечества за одержанные победы.

Унаследованное от доинкской эпохи языковое смешение, преобладающее языковое многообразие перуанского высокогорья, в известной мере нашло «свой конец» в Куско. Кечуа – язык жителей района, примыкавшего к Куско, – стал общим языком всей империи. Таким образом, Куско являлся и «языковым центром» государства.

Учитывая чрезвычайно тесную взаимосвязь между Куско и жизнью этого большого индейского государства, автор книги осмеливается предложить следующую формулировку: «Куско – это инки, а инки – это Куско», «Куско – это империя, а империя – это Куско».

 

IV. Голова пумы

Говоря об истории и культуре «сыновей Солнца», следует подробнее рассказать о чудесном городе Куско, который был сердцем, символом империи и ее правящего рода, был «Римом» древней Америки. В его дворцах и храмах, на его площадях, улицах и аллеях произошли события, сыгравшие ключевую роль в истории крупнейшего в мире государства индейцев.

Нам, естественно, не известно, как выглядел Куско в ту пору, когда в него вступили первые «сыновья Солнца». Вероятно, это действительно была убогая деревушка с хижинами из необожженного, высушенного на солнце кирпича, которая ничем не отличалась от дюжины других, столь же жалких деревушек в горах Перу. Сразу же после своего прибытия в Куско инки с присущей им основательностью, судя по всему, начали подумывать о его перестройке и расширении. До первых инков здесь проживали две сотни людей. Когда пришли испанцы, в Куско было по крайней мере 200 тысяч индейцев, живших примерно – в 20–25 тысячах домов.

Первые четыре городских квартала Куско – Кинтакананча, Чумбикананча, Саирикананча и Ярамбукананча – были, очевидно, основаны уже первыми инками.

Основательную перестройку города осуществили девятый правитель инков, Пачакути Юпанки, и его сын, десятый Инка, Тупак Юпанки. Благодаря этому Куско превратился в столицу их империи. Как позднее писали испанцы, они были очарованы городом.

Очертания столицы, расположенной между маленькими речками Уатанай и Тульюмайо, напоминали инкам тело пумы.

Вытянутую в длину нижнюю часть Куско, лежащую, подобно языку, между двумя водоемами, они называли Тумачунам – Хвост Пумы. В крепости Саксауаман – заградительном щите города и, бесспорно, его доминанте, возвышающейся над крышами дворцов и храмов Куско, – инкам виделась голова пумы. Некоторые же считали, что огромная крепость была похожа на сокола – на языке кечуа «уаман» («гуаман»), – поэтому ее и назвали Саксауаман.

Автор хроники Гарсиласо де ла Вега пишет о Саксауамане следующее: «Это величайшее, достойнейшее творение, которое инки создали, чтобы доказать свое величие и могущество».

Это величайшее и достойнейшее, по словам Гарсиласо, творение «сыновей Солнца» действительно до сих пор впечатляет своих посетителей как сверхъестественное явление.

Помню, еще во время своего первого посещения Куско я заметил, что крепость возвышается над крышами города как раз в том месте, где некогда столице инков грозила наибольшая опасность в случае нападения врага.

Там я и увидел заградительный щит города – три гигантских вала, которые волнообразно тянутся вдоль горы. Саксауаман построен из плотно пригнанных громадных каменных блоков, которые не могли бы сдвинуть с места самые современные машины. Индейцы же не только вручную доставили на вершину горы эти гигантские плиты весом более 350 тонн, но, как мы можем видеть еще и ныне, возвели из них три вала. Не зная ни тачки, ни какого-либо другого транспортного средства, они создали это гигантское творение голыми руками. Сейчас никто не может сказать, как они строили крепость. Сделать это позволили выдающиеся организационные способности и упорство инков.

Идея строительства этой фантастической доминанты Куско принадлежала девятому Инке – Пачакути, однако приступил к осуществлению проекта его сын, десятый Инка, Тупак Юпанки.

Трудно даже представить себе, что одновременно около 70 тысяч рабочих тащили каменные блоки в крепость Куско. Со времен египетских фараонов нигде и никогда в мире – разве что за исключением китайской империи – при строительстве одного и того же сооружения не применялось так много рабочей силы.

Строительство крепости Саксауаман было завершено несколько десятилетий спустя – во время правления Уайна Капака. Три вала построены один за другим и тянутся параллельно на горных террасах. Каждый вал Саксауамана имеет длину около 360 метров и состоит из 21 бастиона. Часть этих бастионов была выдвинута вперед, другая же отодвинута назад.

Самая мощная, конечно, первая крепостная стена. Ее составляют каменные блоки высотой в девять метров, шириной – пять метров и толщиной – четыре метра. В стенах Саксауамана было несколько ворот в форме трапеции, которые в случае опасности могли запираться с помощью каменных блоков. Крепость имела также три большие башни, бывшие, собственно, казармами, в которых размещались войска, задачей которых было охранять и защищать Куско.

К сожалению, башни крепости Саксауаман во время испанского господства были разрушены. В период ранней колонизации крепость сровняли с землей, так как власть имущие опасались, что испанские мятежники, недовольные господством своих земляков в Перу, поднимут восстание, завладеют крепостью и превратят орлиное гнездо индейцев в неприступную цитадель.

Остатки крепостных башен Саксауамана были обнаружены в 30-е годы нашего столетия во время археологических раскопок. Как было установлено, башни с помощью подземных ходов были связаны с так называемой Муякмаркой, своего рода военной ставкой, бывшей вместе с тем бункером главы государства. Если Куско и Инке угрожала непосредственная опасность, правитель со своей семьей мог укрыться в Муякмарке в стенах крепости Саксауаман. Здесь, как полагали строители этой неприступной крепости, божественный «сын Солнца» и его ближайшие родственники находились в безопасности во время осады.

В случае если Куско подвергался нападению, то и казна государства, а именно золото из Храма Солнца, должна была быть переправлена в Муякмарку. Муякмарка, как и сам Саксауаман, была связана потайным ходом с городом, который был расположен ниже, с дворцами Инки и национальной святыней государства. Этот подземный ход был извилистым и состоял, собственно, не из одного, а из нескольких ходов, имевших чрезвычайно запутанные лабиринты. Таким образом, враг, даже если ему и удалось проникнуть в один из ходов, непременно сбился бы с пути и безнадежно заблудился.

Высоко поднимающаяся над Куско Голова Пумы действительно грандиозное творение, создание которого еще и сегодня во многом остается загадкой.

Впрочем, сама крепость – не единственное строительное сооружение в этом мире, рожденном из камня и высящемся над Куско. Так, в северной части Саксауамана с крепостью непосредственно граничит комплекс, имеющий название «Трон Инки». Он представляет собой гладко отшлифованную (возможно, в результате действия ледника) скалу, на одном из склонов которой древние перуанцы вырубили сиденья, очень похожие на королевский трон. Поскольку отсюда открывалась великолепная панорама окружающих покрытых снегом вершин Кордильер, Инка любил восседать здесь (на своем каменном сиденье). Впрочем, его привлекала, очевидно, не столько сама панорама, сколько то, что происходило внизу, на земле. Повинуясь воле правителя, 70 тысяч людей-«муравьев» возводили новый черный (горный) гребень, три гребня Головы Пумы, тянувшихся параллельно друг другу.

Возможно, что на каменных скамьях Трона Инки занимали место не только здравствовавшие «сыновья Солнца», но иногда и покойные правители империи. Их мумии доставлялись сюда по большим праздникам из самого Куско, с тем чтобы они своими незрячими глазами могли «видеть» быстро растущее творение или же наслаждаться играми и празднествами, которые здесь, высоко над городом, устраивались в честь умерших вождей. Впрочем, возможно, что каменные сиденья Трона Инки предназначались и для членов усена – древнеперуанского верховного суда, проводившего заседания на фоне чарующей панорамы южноамериканского высокогорья.

Кроме Трона Инки, с крепостью Саксауаман граничит также Купальня Инки, называемая индейцами «Тампу-Мучай» (Татри Muchay). Этот комплекс руин состоит из ряда террасовидных возвышающихся стен, в которых были проделаны типичные для инков входные отверстия.

Неподалеку от Тампу-Мучай инки вырубили в скале еще одно примечательное сооружение. Это был вырубленный в скале пятиметровый рельеф пумы (разумеется, он существовал до тех пор, пока испанцы не увидели в этом произведении индейского искусства деяние дьявола и не уничтожили его), животного, которое было символом как Саксауамана и его окрестностей, так и для всего Куско.

Изображение пумы в Кенко проливает свет на многие другие, более ранние ритуалы доинкского времени, когда было широко распространено поклонение животным (о древнем всеобъемлющем религиозном культе ягуара среди носителей чрезвычайно своеобразной и необычной культуры Чавин автор писал в книге о перуанской культуре доинкской эпохи – «Поклоняющиеся звездам»).

Подобные религиозные церемонии в честь животных – по крайней мере в Кенко, – очевидно, совершались и во времена инков. Об этом свидетельствует и название самого места, так как Кенко на языке кечуа, государственном языке империи, означает «раненый».

Это инки, вернее, их жрецы, нанесли скале зияющую рану в виде широкого, глубокого и извилистого желоба, по которому кровь животных, принесенных в жертву, стекала внутрь скалы.

Если мы пойдем вдоль этого странного «кровавого желоба» инков, то через узкий вход попадем в подземные пещеры Кенко. Здесь также в стенах были вырублены сиденья: на них во время церемоний, устраиваемых в честь умерших правителей империи, усаживали мумии Инков. Внутри одной из пещер вырублен двухметровый каменный трон. На нем, очевидно, восседал сам владыка империи, когда он спускался в этот таинственный подземный мир, чтобы выполнить им самим введенный ритуал.

Образ пумы доминирует в этом месте. Именно поэтому инки и назвали весь комплекс Саксауамана и прилегающих к нему священных мест Головой Пумы. Голова Пумы, возвышающаяся над городом, вырастает, однако, из тела животного. Телом же пумы в собственном смысле слова является Куско, то есть та часть страны перуанцев, в которой развертывался столь значительный этап истории инков.

 

V. Город и империя

Тело и хвост пумы расположены ниже Саксауамана и надежно защищены щитом его огромных крепостных стен. Некогда тут находился Куско инков, сегодня здесь лежит город, носящий то же самое название. Хотя испанцы никогда об этом открыто не заявляли, тем не менее индейский, «языческий» Куско они хотели сровнять с землей столь же беспощадно и основательно, как это было сделано со столицей мексиканской империи ацтеков Теночтитланом (Tenochtitlan).

Однако святыни и дворцы столицы инков не были полностью разрушены, как это случилось в Теночтитлане. Фундаменты и стены многих из них сохранились, так как их использовали при строительстве дворцов и католических соборов в более поздний период. Именно поэтому, для того чтобы увидеть развалины комплекса знаменитых достопримечательностей города, а также национальною храма инков, посвященного, разумеется, Солнцу, мне пришлось во время моего первого пребывания в Куско посетить католический собор и монастырь Санто-Доминго. Католический собор современного Куско отнюдь не случайно возвышается как раз на том месте, где некогда восьмой Инка приказал воздвигнуть нечто вроде торжественного зала. Остатки же Пукамарки – большого дворца Инки Ту пака Юпанки, – напротив, были встроены в стены домов и дворцов, которые сейчас в Куско окаймляют улицы Св. Катерины и Св. Августина, или же находятся на аллее Маури или на улице Арекипы и т. п.

Таким образом, Куско «сыновей Солнца» в глазах современного посетителя сливается с новым городом испанцев. Благодаря самым первым посетителям испанского Куско – авторам хроник о Перу – мы довольно точно знаем, как выглядел Куско инков после той огромной перестройки, которая была осуществлена во времена правления Пачакути и Тупака Юпанки. Однако прежде, чем мы углубимся в описание Куско, я хочу еще раз напомнить читателю тот факт, что город имеет совершенно непонятное для нас (высотное) местоположение. Инки построили Куско на высоте 3400 метров над уровнем моря (в Европе на подобной высоте не располагаются даже деревни). Крепость Саксауаман и граничащие с ней объекты – Кенко, Трон Инки и др. – расположены еще выше, на склонах горных исполинов, окружающих Куско и его долину с трех сторон (только с четвертой стороны – на юго-востоке – долина открыта и простирается в обозримую даль).

В долине Куско находятся плодородные поля, однако кое-где между ними вплоть до сегодняшнего дня сохранились отвратительные болота. В долине протекают две речушки – Уатанай и Тульюмайо, на берегу которых некогда возникло поселение Куско. Позднее инки укрепили берега обеих речек своей столицы гладко обтесанными каменными блоками.

Жители столицы империи по традиции разделяли ее на две части: северную, расположенную выше, – Ханан Коско (дословно Верхнее Куско), и южную и, следовательно, расположенную ниже – Хурин Коско (Нижнее Куско).

Дома в Ханан Коско были непритязательны, однако окрашены в яркие, гармонировавшие с одеждой гостей Куско цвета. Этот город стал воистину сердцем империи. Хотя жители государства без разрешения Инки или его представителей не смели покидать свои селения и города, тем не менее ежедневно сотни и даже тысячи людей прибывали по делам в столицу со всех концов империи. А так как одежда этих «туристов» из народа сильно отличалась от одежды жителей столицы, это придавало городу чарующий колорит.

Во времена конкисты один из летописцев писал, что он встретил в Куско индейцев племени юнга (жители северного побережья, то есть мочики), закутанных, как цыгане в Испании, затем индейцев колья (индейцы аймара) с берегов озера Титикака, а также индейцев канса, носивших большие широкие шапки, индейцев гуанка из окрестностей города Яуйо, с чьих голов свисали огромные косы и даже веревки.

Он встречал здесь людей из племени канча, украшенных желтыми или красными налобными повязками, индейцев каньяри, а также представителей многих других южноамериканских народностей.

Куско инков – если глядеть на него глазами нашего современника – производил впечатление города, где каждый день происходит большой фольклорный фестиваль или массовая демонстрация национальных костюмов представителей самых различных племен и этнических групп, населявших огромный, почти безграничный мир индейцев.

В то время как Ханан Коско принадлежал народу, нижняя часть города, Хурин Коско, представляла собой резиденцию господ, небольшой группы правящей элиты государства инков. Уже с ранних пор Хурин Коско был абсолютным центром этого индейского государства. Именно здесь – как утверждает предание – некогда поселился после прибытия в долину Куско легендарный основатель империи – первый Инка, Манко Капак. В этой же части города позже были воздвигнуты все святыни инков и заложены фундаменты дворцов отдельных правителей.

Великий реформатор империи Инка Пачакути – «Преобразователь мира», как гласит вольный перевод его имени, – был автором плана, а впоследствии и первым Инкой, начавшим осуществлять перестройку Куско. Пачакути запретил всем тем, кто не принадлежал к королевскому айлью, то есть к королевскому клану, роду, селиться в хурин Коско. Проявлением особой милости и благосклонности Инки было разрешение должностным лицам, куракам, построить себе здесь дом.

Центром Хурин Коско была огромная площадь Радости, которая на языке кечуа называлась Уакапата. Эта площадь и окружающие ее улицы были окаймлены важнейшими зданиями империи. К числу самых значительных, вне всякого сомнения, принадлежал комплекс святынь и храмов, над которыми возвышалась национальная святыня инков огромный и великолепный Храм Солнца – Кориканча. Район, примыкавший к храму, также носил название Кориканча.

Центральный храм района Кориканча, безусловно, был посвящен «отцу инков», золотому Солнцу. Поэтому и стены Храма Солнца сверху донизу были облицованы золотыми пластинами (для инков золото являлось символом Солнца, серебро – Луны).

Внутри храма находился алтарь с огромным изображением солнечного диска, от которого во всех направлениях исходили золотые лучи.

Чтобы еще больше увеличить блеск этого божественного храма, в восточных и западных его стенах были сделаны большие ворота, через которые солнечные лучи проникали в святыню, отчего массивный золотой диск алтаря вспыхивал тысячами огней. Позднее, когда испанские завоеватели Куско делили награбленную в столице инков добычу, некоему Мансио Сьерра де Легисамо достался этот тяжелый солнечный диск из золота.

Помимо огромного изображения Солнца, в национальной святыне Кориканче почитались (хотя и не во все времена) мумии умерших правителей. Их помещали вдоль стен храма. Они сидели здесь так же, как иногда наверху, над Куско, на величественных тронах. Королевские троны священных Инков в Кориканче были сделаны, естественно, не из камня, а из золота. Кроме того, они стояли на возвышении, которое было покрыто ковром, сотканным из золота.

К Храму Солнца примыкал дворец, где размещался Верховный жрец, своего рода «папа» инков, Вильяк Уму. Его дом и пять других великолепных построек, в которых жили помощники Верховного жреца, были покрыты белой соломой с вплетенной в нее золотой проволокой.

В районе Кориканчи почиталось не только Солнце. В соседнем храме почиталась серебряная Луна; по представлениям инков, она была супругой и одновременно сестрой их национального божества. Так же как золотой диск украшал алтарь Храма Солнца, на алтаре Храма Луны сверкал массивный серебряный диск. Вдоль стен Храма Луны на серебряных тронах восседали мумии покойных супруг мертвых Инков.

Древние перуанцы были страстными почитателями звезд. Именно поэтому третья из святынь в Кориканче была посвящена еще одному небесному телу – Венере. Здание этого храма, состоящего из двух частей, к счастью, устояло перед буйством завоевателей и до сих пор украшает Куско.

На другой стороне комплекса зданий в Кориканче располагались два святилища: одно из них было посвящено грому, другое – молнии; примерно такой же величины, что и последнее, было третье святилище, в котором почиталась радуга.

Наряду с храмами Радуги, Грома, Молнии, Венеры, Луны и, разумеется, золотого Солнца к епархии Кориканчи принадлежал и жертвенник. Его узкие желоба, по которым стекала кровь животных, убитых по ритуалу, сохранились до сегодняшнего дня. Здесь находился и маленький внутренний дворик, в котором стоял большой, вырубленный из каменной глыбы сосуд, в котором для Инков готовилось любимое ими маисовое пиво – чича. В этом каменном сосуде совершала ритуальное очищающее омовение во время официального «венчания» койя – сестра и законная супруга Инки.

Поскольку Кориканча, как и многие другие дворцы и храмы Куско, снаружи был облицован золотыми пластинами, ослепительный блеск сверкавших на солнце строений города произвел сильнейшее впечатление на первых европейцев. Именно поэтому они, где только это было возможно, прежде всего разграбили эти золотые пластины. Первый хронист, упоминавший об этих драгоценностях инков, сообщает, что его соотечественники лишь с одного-единственного здания высотой 350 футов содрали свыше 700 золотых пластин, которые все вместе весили до 500 испанских песо.

Раз уж мы заговорили о золоте – «поте божественного Солнца», как считали инки, то стоит вспомнить и о том, что моряки Писарро именно здесь, неподалеку от Кориканчи, обнаружили восьмое чудо света – уникальный, несказанно прекрасный золотой сад Куско, который мы уже описывали в начале книги. Разумеется, они его разграбили и опустошили, то есть, если так можно выразиться, убили.

Рядом с золотым садом Кориканчи и Храмом Солнца возвышался дом «невест Солнца» (весталок Инков). Эти девушки прибывали в Куско из всех уголков империи для того, чтобы служить здесь как божественному Солнцу, так и его сыну, великому Инке. В здание монастыря не смел вступить никто из простых смертных, кроме тех, кто в нем жил, и, естественно, самого Инки и женского состава его айлью.

Тот же, кто осмелился нарушить неприкосновенность монастыря Куско, должен был принять смерть. Подобная кара грозила и тем «невестам Солнца», которые запятнали себя близостью с мужчиной. В таком случае (что, впрочем, было маловероятно) ужасная участь постигала родную общину девушки. В наказание за страшное прегрешение своей землячки все селение ровнялось с землей.

На другой стороне центральной площади Радости в Куско находилось большое здание ячауаси. Это было учебное заведение, в котором получали образование отпрыски знатных родов, благородные юноши империи. Здесь они обучались всему тому, чего достигли тогдашние инки в своих познаниях; при этом они овладевали не только теоретическими знаниями, но и «государственным искусством», приобщались к практическим навыкам.

Наряду с храмами, домами «избранниц Солнца» и школами в квартале правителей Куско доминировали, конечно, дворцы регентов империи. Характерно, что каждый Инка всегда возводил для себя новую великолепную резиденцию. Дворец своего предшественника и дворцы всех других ранее умерших Инков превращались в своего рода памятные места, – места почитания августейших покойников.

Так, например, Пукамарка, дворец Инки Тупака Юпанки, был посвящен памяти его владыки. Змеиный Двор – Амаруканча – был резиденцией, а позднее мемориалом Инки Уайна Капака. На центральной площади стоял дворец Инки Рока. Неподалеку от него возвышался дворец преобразователя Куско Инки Пачакути. Высоко над городом, в непосредственном соседстве с Головой Пумы, крепостью Саксауаман, стоял небольшой дворец Калькампата, воздвигнутый здесь, очевидно, основателем и «праотцем» этой династии – первым Инкой, Манко Капаком.

Так выглядел Куско инков, чудо из камня и золота. Как сказал один из авторов хроник, Сьеса де Леон, если бы он захотел описать и перечислить все чудеса Куско, то он не смог бы закончить свой рассказ до конца дней своих.

 

VI. Инка и Инка

Куско перуанцев был сердцем империи инков. И хотя история страны не сводится лишь к истории ее правителей, тем не менее вначале наше внимание будет все же сосредоточено на тех «королях» и «императорах» Перу; которые превратили эти жалкие селения в Андах в величайшее государство индейцев Южной Америки. С течением времени они создали из своего поначалу маленького «государства» крупнейшую империю индейцев, какую только знал мир. Под словом «инка» вошли в историю и стали так называться в специальной литературе не только правители этой огромной империи, но и все ее жители, весь народ, по крайней мере те его представители (в более поздний период они составляли преобладающее большинство «граждан» империи), государственным языком которых был кечуа.

Поэтому мы и говорим в одном случае об Инках как правителях этого государства, в другом – об инках как жителях страны, народе, населявшем империю. Народ инков, собственно, образовался в результате слияния и смешения нескольких дюжин маленьких племен, исконно населявших область, которая со временем стала частью империи «сыновей Солнца». Ко времени прибытия в Перу первых испанцев процесс слияния дюжин и даже сотен индейских племен в единую народность инки-кечуа во многом уже завершился.

Из различных племенных языков лишь кечуа – родной язык племени, жившего в окрестностях Куско еще в доинкскую эпоху, – стал государственным языком инков. Это язык флективного типа с чрезвычайно богатым словарным запасом; впоследствии он распространился по всей территории империи. И ныне – спустя почти полтысячелетия после падения государства инков-кечуа все еще является самым распространенным языком индейцев. Им пользуется почти половина ныне живущих потомков первых обитателей (в этой части) Южной Америки. В области Анд, прежде всего собственно в Перу, а также в соседнем Эквадоре, и поныне более распространен язык кечуа, чем испанский.

В социальном отношении преобладающим у жителей Анд в доинкскую эпоху была айлью – большая семья, род или же сельская община, члены которой считались родственниками. Сначала они, вероятно, состояли в кровном родстве. Все входившие в айлью совместно обрабатывали землю и распределяли между собой доходы от своего аграрного хозяйства.

И во времена инков айлью представляла собой основное, первичное звено общества империи. В состав каждой общины входило несколько семей, верховным главой которых был мужчина, отец, называвшийся «пурех». В государстве инков, впрочем, не придавали особого значения тому, чтобы все члены айлью были связаны друг с другом узами кровного родства. В интересах государства важно было одно: членам общины следовало жить, то есть селиться, на одном месте.

Все айлью района Перу объединялись в две «половины», так называемые «сайя», которые составляли провинцию государства инков. Несколько провинций включались в одну из четырех основных частей государства – в одну из четырех «четвертей империи» или «сторон света». В доинкский период во главе айлью стоял местный начальник – касик. Это был своего рода «староста» селения. Во времена империи организационная структура государства включала и этот основной элемент структуры общества, это низшее звено иерархической структуры государства. Возникает вопрос: почему, собственно, инки превзошли все другие индейские народы, причем не только в Перу, но и во всей Южной Америке? На этот вопрос можно было бы ответить следующим образом: успехи инков коренились в невероятном организационном таланте «сыновей Солнца», они явились результатом почти школярски педантичной последовательности в достижении участия каждого в общих делах. Человек стал колесиком механизма государственной активности. И действительно, член общины даже в самой отдаленной части Перу не был забыт правителями государства. Никто не должен был оставаться и не оставался в стороне. Всем необходимо было выполнять две основные задачи, предписываемые правителями империи каждому гражданину: работать на благо государства и участвовать в военных походах (вообще нести военную службу).

Разумеется, империя не всегда вела войны. Поэтому представителю айлью не очень часто приходилось покидать свой дом и свою родину, чтобы включаться в борьбу за жизнь Инки и независимость его империи. Однако работать в этой империи индеец должен был всегда. Свободный гражданин народа инков, или же, как мы его называем, «маленький человек», «хатунруна», отдавая продукты своего хозяйства, выполнял налоговые обязательства по отношению к государству.

Наряду с обычными сельскохозяйственными работами на полях своей родной общины каждый гражданин империи в любое время года в рамках так называемой «миты» мог привлекаться к трудовой повинности. Его могли использовать в любом, даже удаленном от его родины месте. В ходе так называемой «монтанмиты», например, людям приходилось в течение нескольких месяцев в году тянуть лямку на горных разработках или на медных рудниках. Их труд могли использовать на строительстве общественных зданий и других гражданских сооружений, к примеру на строительстве мостов, акведуков, храмов, зернохранилищ и кладовых, дворцов, крепостей, но прежде всего дорог и улиц. Наконец, в рамках миты труженики занимались и сбором листьев коки. Согласно предписанию, мита, то есть принудительные работы, составляли самое большее 90 дней в году. Государство в это время проявляло заботу о питании и одежде этих недобровольных, барщинных работников.

За тем, чтобы простые граждане империи – эти почти бесправные колесики в столь совершенном механизме – честно выполняли свои обязанности перед государством, следил многочисленный контрольный аппарат правления Инков, организованный по десятеричной системе. Над десятью налогоплательщиками, то есть теми главами семей, которые своей трудовой повинностью компенсировали налоговые обязанности по отношению к государству, следил чунчакамаиок, над пятьюдесятью – пикамайок. Над этими местными начальниками стояли кураки, как правило, представители низшего дворянства, должность и привилегии которых не были наследственными. Из числа этих курак происходили пачакамайоки, наблюдавшие за сотней налогоплательщиков, затем уаранкамайоки, следившие за тысячью налогоплательщиков, и, наконец, унукамайоки, надзиравшие за десятью тысячами налогоплательщиков.

Деятельностью унукамайоков руководил тукуй рикок (дословно: «тот, кто видит все»), то есть правитель данной «провинции», называемой на языке кечуа «уамани»; инки учреждали провинции по большей части на традиционных территориях исконных маленьких государств. Каждая уамани в военное время посылала на поле боя собственную дивизию, состоявшую из налогоплательщиков.

Несколько провинций объединялись в одну из четырех «четвертей империи», составлявших вместе огромную территорию, на которой во времена расцвета империи проживало по меньшей мере восемь, а может быть, даже 15–16 миллионов индейцев. Государство было расположено в западной части Южной Америки; оно занимало площадь около миллиона квадратных километров, растянувшись с севера на юг более чем на пять тысяч километров. Государство инков имело следующие координаты: между Рио-Анкасмайо в сегодняшней Колумбии на севере, у третьего градуса северной широты, и Рио-Мауле в Чили, примерно на тридцать шестом градусе южной широты; с запада оно омывалось водами Тихого океана, с востока его границей являлись бесконечные непроходимые джунгли бассейна Амазонки.

Из четырех «четвертей империи» южная – Кольясуйу – была самой большой в стране инков. Она охватывала исконную территорию доинкского Перу – область высокогорного озера Титикака, где тогда жили колья, по имени которых и называлась эта провинция. К Кольясуйу относилась также почти вся область нынешней Боливии, север и центр сегодняшней Республики Чили, а также северо-запад нынешней Аргентины.

Вторая «четверть империи» – Контисуйу – охватывала область на юге и юго-западе от Куско. Северная часть нынешнего Перу, область нынешнего Эквадора и юг Колумбии составляли, вместе взятые, «третью четверть» – Чинчасуйу. Она была так названа по имени одного из племен, ранее населявших эту страну. Наконец, последняя «четверть» – Антисуйу – лежала на восток от Куско. Ей принадлежали восточные склоны Кордильер и пограничная зона лесов Амазонки, включая ту территорию, над которой инки могли осуществлять свой контроль. Вдоль восточной границы территории империя воздвигла цепь маленьких фортов и крепостей, защищавших истинных «инков Лимы» от чрезвычайно воинственных племен индейцев джунглей Амазонки.

Границы всех частей империи сходились в ее золотой столице, в Куско. Отсюда брали начало четыре важнейшие военные магистрали империи, они вели в указанные четыре части государства. Подобное административное деление империи легло в основу официального названия государства инков – Тауантинсуйу (на письме: Tay ан тин суйу), что буквально означает «четыре соединенные между собой стороны света». Это официальное название государства инков и будет преимущественно использоваться в последующих главах.

Четыре «четверти империи» Тауантин-суйу управлялись губернаторами, которые, как правило, были прямыми родственниками правящего Инки. Их называли «Апо» или «Суйуйок Арукуна». Вместе с несколькими другими сановниками они составляли государственный совет страны, который мог высказывать Инке свои предложения и идеи. Окончательные решения, однако, принимал исключительно сам Инка.

Из семьи правящего Инки всегда назначался не только Апо, но и другой чрезвычайно важный сановник Тауантинсуйу – Верховный жрец, Вильяк Уму. Его резиденция находилась посредине комплекса Храма Солнца в Куско.

Куско вообще был местопребыванием большинства членов элиты Тауантин-суйу – высокопоставленного рода, состоявшего почти исключительно из членов династии, айлью правящего Инки и из потомков ранее умершего Инки, то есть из представителей королевских линий, или же «капак айлью».

Поскольку Инки почти всегда сочетались браком с родными сестрами и поскольку представители элиты империи стремились к тому, чтобы количество членов капак айлью росло как можно медленнее, к разряду избранных принадлежало немного людей. Так, после прибытия испанцев в Перу в первой половине XVI века во всей стране нашлось всего лишь около 500 мужчин и женщин, которые возводили свое происхождение непосредственно к одному из инков-правителей.

Знаком принадлежности к капак айлью, к высшей касте аристократии инков, помимо всего прочего, были искусственно вытянутые в длину мочки ушей. Для этого в ушную раковину вкладывали палочки или диски. Именно поэтому древние перуанцы называли этих знатных людей «хатунринкрийоки» – «большие уши», или же «большеухие»; испанцы же называли их Orejones.

Над хатунринкрийоками, «большеухими», объединяющими представителей высшей знати, и над кураками, то есть представителями низшей знати, своего рода чиновниками, главенствовал сам владыка империи – единодержавный Инка.

Отсюда проистекает и название «Сапа Инка», «Единственный Инка». У древних перуанцев этот «единственный» назывался также «Интип Чурин», «сын Солнца». Он один в глазах своих современников, своих подданных был подлинным преемником божественного Солнца, сошедшим на землю. Впрочем, простые инки отождествляли себя со своим владыкой, так как «Инка был одновременно народом и народ был Инкой». Адекватно этим представлениям, а также в соответствии с присущим инкам пониманием истории и религии (древние жители Перу, вне всякого сомнения, были эгоцентристами) они считали и всех рядовых представителей народа инков «сыновьями Солнца». Точно так же как евреи древнего Израиля считали самих себя «избранным народом», божьими помазанниками. Несмотря на то что в большинстве своем это были всего лишь простые, преданные и почти бесправные люди, они чувствовали себя соединенными с божественным Солнцем через посредство своего владыки, через первого «сына Солнца», через Инку Манко Капака. Поэтому и они – избранный народ Америки – также были Интип Чурин. Кто еще мог стоять выше их, родных детей золотого божества?!

 

VII. Из жизни принцев

На троне Инки в Тауантинсуйу мог находиться только мужчина (принцесса, или же ньюста, не имела на это права). Претендент на трон должен был быть королевской крови, то есть ему следовало быть родным сыном ранее правившего владыки. Кроме того, было также желательно, чтобы ауки, то есть наследник престола, происходил от союза правящего Инки с его законной супругой, бывшей одновременно ему сестрой, койей, и чтобы он не являлся отпрыском одной из бесчисленных побочных жен или же наложниц правителя.

Правящий Инка сам выбирал преемника, так что в отличие от обычного династического наследования трона преемником здесь не всегда мог быть первородный сын. В некоторых случаях правитель делал наследником трона одного из сыновей своей побочной жены, а не законной супруги. При этом выборе Инка руководствовался единственным критерием: наследником трона должен был стать тот из родных сыновей, кого он назначит сам и кто будет иметь наилучшие предпосылки для выполнения будущей миссии – быть правителем государства и полководцем.

Инка оповещал подданных о сделанном им выборе весьма простым способом: он, которому всегда прислуживали другие, на этот раз на глазах у всего двора собственноручно причесывал волосы своему преемнику, ауки.

Если же наследником трона становился сын побочной жены, то ее имя зачастую держалось в тайне, а наследнику в дополнение назначалась в «матери» койя, официальная супруга правящего Инки. Таким образом, через посредство этой чистокровной «эрзац-матери» кронпринц в известной степени узаконивался.

В ряде случаев Инка, напротив, решительно исключал того или иного своего «чистокровного» сына из числа наследников трона. Иногда причиной этого были совершенно незначительные – по нашим нынешним представлениям – мотивы. Так, например, Инка Майта Капак отказал в наследовании трона и титуле кронпринца своему сыну Майта только потому, что тот, как объяснил владыка, был очень некрасив – имел зубы как у зайца. Иногда Инка менял свой выбор кронпринца. Так, например, Виракоча вначале назначил наследником трона своего сына Урко, а затем – его брата Куси. Точно так же великий Пачакути отменил свое первоначальное решение назначить наследником трона принца Амару, поскольку у них появились разногласия в вопросах управления государством Вместо него он объявил новым кронпринцем, то есть ауки, брата Амару – Тупака.

Подобная неопределенность в правлении государством чрезвычайно неблагоприятно отразилась на положении Тауантинсуйу во время трагических дней его падения. Незадолго до прибытия испанцев как раз боролись между собой за власть в государстве два сына Инки Уайна Капака – Уаскар и Атауальпа, охваченные ненавистью друг к другу. Эта вражда, почти что настоящая гражданская война, подорвала стабильность империи как раз в тот период, когда Тауантинсуйу больше всего в ней нуждалась.

Вернемся же, впрочем, назад к тем временам, когда правящий Инка назначал одного из сыновей своим преемником. Начиная со дня своего провозглашения кронпринц мог пользоваться всеми королевскими регалиями, которые обычно принадлежали только самому Инке. Так, например, он имел право надевать бахрому – по сути дела, корону Инков, сотканную из тонкой шерсти, которая обвязывалась вокруг лба. Инка носил красную, наследник трона – желтую налобную повязку льяуту.

Место кронпринца находилось рядом с троном Инки. Иногда они вместе командовали войсками. Таким образом, наследник трона заблаговременно подготавливался к своей будущей непростой миссии. Так, например, великий Инка Пачакути в конце своей жизни, после того как он отверг своего недостойного сына Амару, правил империей вместе с его братом, Тупаком Юпанки. Правящий Инка брал с собой преемника престола и во все поездки, с тем чтобы кронпринц смог познакомиться со странами и народами, верховным главой которых он в недалеком будущем, возможно, станет.

В то время как владыка империи наставлял кронпринца искусству управления государством, а также обращению с подданными, древнеперуанские мудрецы, амаута, обучали его всем дисциплинам, которые, по тогдашним представлениям, должен был постигнуть будущий Инка. Они знакомили его с историей его предшественников, народа, империи, рассказывали ему о славных деяниях и о божественном происхождении его правителя, образовывали в вопросах религии, разъясняли наследнику основы права империи инков, посвящали его в тайны узелкового письма «кипу», обучали риторике и хорошим манерам; кроме того, они передавали ему знания по географии, астрологии и медицине.

В Тауантинсуйу считали, что чем выше положение человека, тем он благороднее, тем большими способностями он обладает. Так, юный кронпринц должен был быть не только самым образованным из молодых людей благородного происхождения в своем государстве, но и самым развитым физически. Поэтому он должен был методически тренироваться, выполняя сложные упражнения, при этом особое значение придавалось выносливости и умению защищаться. Кроме того, кронпринца обучали искусству владения ручным боевым оружием: обращению с копьем, палицей, индейской пращой, а также собственно военному искусству, то есть стратегии и тактике. Короче говоря, он проходил военное обучение, с тем чтобы в свое время в качестве высшего военачальника командовать войсками империи.

Таким образом, после того как ауки духовно и физически был подготовлен к своей деятельности, ему не оставалось ничего другого, как только ждать смерти Инки. Тем не менее известие о кончине самодержца долгое время обычно скрывали от простых граждан страны, чтобы предотвратить нежелательные волнения и споры претендентов, которые могли возникнуть в период междувластия в случае появления проблемы с наследованием трона.

Только после того, как коронация будущего Инки в спокойных условиях была подготовлена, на церемонию возведения на трон нового владыки приглашались представители всех областей Тауантинсуйу. В Куско ожидали прибытия не только губернаторов отдельных провинций (в том числе и четырех «четвертей империи»), но и более низкого дворянства – курак, а также «старост» некоторых деревень. Все это бесконечное множество людей дефилировало перед владыкой на большой площади Радости босиком и со склоненной головой. Здесь они передавали новому императору перья редких птиц, которые символизировали величие Инки, божьего избранника. Вслед за этим они протягивали навстречу ему руки в знак покорности и верноподданнического смирения. От имени короля церемониймейстер двора принимал, а затем торжественно сжигал перья.

Как только кронпринц принял почести от представителей своей «безграничной» империи, на вершине которой он с этого дня должен был находиться, ауки считался коронованной особой. Длинным рядом церемоний, связанных непосредственно с коронацией, руководил Вильяк Уму, Верховный жрец Тауантинсуйу, глава Храма Солнца в Куско. Вначале он протягивал королю традиционные королевские регалии инков – прежде всего королевскую, или же императорскую, корону, то есть льяуту. Затем Вильяк Уму передавал божественному Солнцу, сыном которого Инка был в глазах жителей империи, несколько золотых сосудов, великолепные морские раковины, а также приносил в жертву 200 детей! Только после этого жестокого жертвоприношения, называемого «капакоча», завершался цикл церемоний по случаю коронации нового Инки. Специально отобранные для жертвоприношения дети имели безупречно чистую кожу, у них не должно было быть ни одного пигментного пятна, ни одной родинки.

Детей, предназначенных для капакоча, приводили на гору Чукиканча, что на краю Куско, где Инка несколько раз дотрагивался до них рукой. Вслед за этим их убивали.

В отличие от церемоний жертвоприношения ацтеков, во время которых нередко текли гектолитры крови (в буквальном смысле этого слова), в Тауантинсуйу детей «всего лишь» душили. Впрочем, перед этим их одурманивали сильной дозой порошка из истолченных листьев коки. Убитые мальчики и девочки вместе с принесенными в жертву ламами торжественно погребались на горе Чукиканча.

В отличие от всех других публичных церемоний, проводившихся в империи исключительно в честь бога – Солнца, то есть Солнца как бога, Вильяк Уму, принося в жертву детей на горе Чукиканча, обращался при этом к творцу мира Виракоче. Он просил защитить нового Инку от всякого зла и благословить его на успешное правление империей «четырех сторон света». Затем Верховный жрец чертил кровью принесенных в жертву лам на лбу нового правителя длинную символическую красную линию, которая соединяла друг с другом сверхдлинные, как и полагалось у дворян, мочки ушей Инки.

После того как кровь высыхала, поверх красной королевской налобной повязки – короны (льяуты) – надевалась символическая ярко-красная повязка. Таким образом, сложный процесс возведения на трон нового Инки заканчивался после принятия символов власти, получения «дани» в виде перьев редких птиц на площади Радости и после завершения жестокой церемонии капакоча, а также убоя белых лам.

Народ, империя ликовали: еще один из тех, кто единственный мог сказать о себе: «Я – истинный Интип Чурин, полубожественный «сын Солнца», – восходил на величественный трон.

 

VIII. Человек на троне

После сложной процедуры коронации на троне Куско восседал новый владыка. Таким образом, во главе империи – а в глазах ее жителей, собственно, и всего мира – вновь стоял суверенный и всемогущий самодержец, который был действительно Сапа, то есть «единственным». Ибо только он один мог приказывать и давать указания, а также решать вопрос о жизни или смерти любого человека в империи. Это был самый знатный гражданин своего государства. Он был правителем в Тауантин-суйу, и он же был верховным законодателем, который принимал решение о том, какую экономическую политику следует проводить в государстве. Сапа Инка объявлял войну, посылал войско империи в завоевательные походы и заключал мир с противником. Какое-то время он даже сам командовал военными отрядами. Поскольку Инка был воплощением бога-Солнца на земле, то в течение ряда лет он одновременно исполнял обязанности и Верховного жреца его культа. Впоследствии в связи с тем, что не только империя, но и обязанности владыки сильно возросли, он уже не мог совмещать две столь высокие должности. Тогда он передал религиозную функцию уже упоминавшемуся Вильяк Уму. В любом случае это был двоюродный брат или же дядя правящего Инки.

Вся власть, все законы в Тауантинсуйу сосредоточены были в руках человека, находившегося на троне Куско. Титул его – «Инка» – образовался от обозначения солнца на языке кечуа.

Человек на троне действительно был «королем-солнцем», как позднее французский монарх Людовик XIV, который заявил: «Государство – это я!» Инке даже не было нужды утверждать подобное, ибо в том, что он – владыка своего государства, абсолютно никто не сомневался в его большой империи.

Процветание и беды империи, всех ее членов зависели, по непоколебимому убеждению перуанцев, от здоровья их владыки. Так, например, если Инка заболевал, все думали, что их страну постигнут голод и несчастья. Если же он слабел, то Солнце как бы утрачивало свою силу и не могло больше дарить земле живительные тепло и свет. Классик этнологии сэр Джеймс Дж. Фрейзер как-то писал, что древние мексиканцы видели в солнце источник жизни и силы на земле. Отсюда и происходит название «то, благодаря чему мы живем». Однако для того, чтобы солнце могло «жить» и дарить миру, стране, людям свою животворную силу, оно, конечно, нуждалось, как и любой живой организм, в питании. Для ацтеков человеческое сердце было символом жизни, без сердца живое существо умирало. Именно поэтому древние жители Мексики во время жестоких ритуальных церемонии вырывали у человеческих жертв из груди сердце и «кормили Солнце» его кровью. Они хотели, чтобы Солнце, сильное и сияющее, своим светом и теплом вновь дарило им ту животворную силу, которую оно получило от принесенного в жертву кровоточащего человеческого сердца.

Жители Тауантинсуйу приносили гораздо меньше человеческих жертв, чем индейцы древней Мексики. Тем не менее в древнем Перу в честь Солнца и его сына Инки забивали различных животных, главным образом белых лам; в честь бога-творца Виракочи приносили в жертву серых лам. Различие в цвете было обусловлено тем, что Виракоча для Инков был также богом моря, а море древние перуанцы воспринимали не голубым, как европейцы, а серым.

Людей, вернее сказать, детей, в Тауантинсуйу приносили в жертву лишь изредка. Обычно это были 200 мальчиков и девочек, которых умерщвляли в связи со вступлением на трон нового Инки. Иногда, по ритуалу, детей убивали и в ходе церемонии в честь умершего Инки. Детей приносили в жертву и в святыне Тотакачи, в которой на определенный период выставляли мумию Инки Тупака Юпанки. То же самое происходило в святыне Помарка, в которой время от времени находилась мумия жены Инки. Иногда людей приносили в жертву во время празднеств Капакрайми – этот ритуал совершался в декабре на священном острове озера Титикака.

Принесение в жертву людей и животных должно было не только укрепить здоровье «сына Солнца», содействовать его выздоровлению от болезней, но и вообще магическим образом продлить жизнь Инки.

Молитва, с которой жители Тауантинсуйу обращались к Солнцу, также, очевидно, была адресована и его земному сыну. Она гласила следующее: «Ты никогда не состаришься, ты останешься вечно юным, ты будешь каждый день восходить на небосвод, чтобы озарять землю своими лучами!»

Обожествление инки-владыки и его абсолютного господства на первый взгляд напоминает правление восточного деспота, поскольку власть Инки действительно была безгранична. Однако в отличие от тиранов Древнего Востока «сыновья Солнца» выступали как мудрые, милостивые благодетели своего народа, по крайней мере они старались, насколько им позволяло их положение, гарантировать жителям своей страны благоденствие и прогресс. Поэтому один из обычных титулов, которым величали «сына Солнца» во время аудиенций, был «Уачакуйа», или же «Благодетель». Свои королевские аудиенции Инка совершал как в своей постоянной резиденции, во дворце в Куско, так и во дворце в том месте империи, в котором он в данный момент находился. Тот, кого принимали во время аудиенции, – а это тоже был знатный дворянин – входил в приемную со склоненной головой и нагруженный тяжелой ношей, символизировавшей общественный статус посетителя. Кроме того, перед аудиенцией он должен был также снять обувь и предстать перед Никой босым. Собственно, даже не непосредственно перед самим Инкой. Тот принимал посетителей, в большинстве случаев находясь за тяжелым занавесом, отделяющим его от гостя. Только в особых случаях и притом в знак особого расположения и милости «сын Солнца» отодвигал занавес в сторону и смотрел гостю в глаза.

Во время аудиенции владыка сидел на низком королевском троне, вырезанном из красного дерева. Возле трона обычно водружалось королевское знамя, один из символов власти «сына Солнца». Знамя было соткано из шерсти или хлопка и украшено рисованным гербом данного Инки. Так, у Синчи Рока, например, это было изображение сокола; его тезка Инка Рока также внес в свой герб птицу; мудрый Пачакути – двух змей и радугу; Атауальпа – двух змей, радугу и великолепную пуму.

Тронный зал дворца-резиденции Инки всегда был декорирован королевскими регалиями, например императорским копьем сунтурпаукаром, украшенным перьями редкой птицы. К королевским символам правителей Тауантинсуйу относились также золотой скипетр, далее собственно корона Инки – бахрома-диадема льяута, налобная повязка, пять-шесть раз обвивавшая голову Инки. От своего ближайшего окружения Инка отличался величиной золотых дисков, которые он как представитель правящего класса Тауантинсуйу носил в мочках ушей. Голову правителя, как правило, украшали два или три пера очень редкой птицы коракенке, за которой охотились исключительно с целью доставить во дворец. Для всех прочих граждан государства эта птица была табу.

Кроме коракенке, символом Инки была «напа» – белоснежная лама. Перуанские индейцы считали ее первым живым существом, которое вернулось на землю после того, как воды потопа – в который также верили здешние люди – повернули вспять. Напа по своему внешнему виду были столь же величавы, как и люди, которых они должны были символизировать. Уши этих величественных животных всегда украшались золотыми кольцами, тело защищала от непогоды пурпурная накидка. Каждый год в апреле в честь «сына Солнца» и одной из его регалий, упоминавшегося выше сунтурпаукара, приносили в жертву 15 белых лам, которых индейцы также называли сунтурпаукары.

Благодаря регалиям, а также драгоценностям, в числе которых находились и большие золотые диски в ушах, владыка Тауантинсуйу уже на первый взгляд отличался от всех других жителей империи. Однако одежда его, что поразительно, была похожа на одежду его народа. Прежде всего, «сын Солнца» носил длинную тунику, доходившую ему до колен, или плащ из шкурок летучих мышей, на ногах у него были сандалии. Материал, из которого шили верхнюю и нижнюю одежду владыки (например, характерные для перуанцев нижние брюки), для Инки ткали специально отобранные девушки из дома «невест Солнца» в Куско.

Забота о чрезвычайно богатом гардеробе Инки ложилась на пажеский корпус, состоявший из 25 отобранных мальчиков в возрасте от 12 до 15 лет и руководимый начальником королевской гардеробной. Владыка никогда не надевал дважды одну и ту же одежду или обувь. Специально предназначенный для этого сановник должен был торжественно сжигать бывшие в употреблении предметы. Точно так же поступали и с остатками пищи, которой Инка, пусть даже случайно, касался рукой или же губами во время трапезы. С момента прикосновения Инки к вещам они для всех остальных становились табу, то есть столь же неприкосновенными, как и сам «сын Солнца».

Инка принимал пищу три раза в день. Самым обильным был завтрак. Заботу о завтраке и вообще о королевских трапезах и сотрапезниках брал на себя уасика-майок, своего рода мажордом Инки. Важную роль играл также вилькакама – государственный дегустатор, диетолог и одновременно лекарь, пользовавшийся безграничным доверием своего господина. Вилькакама дегустировал и одобрял блюда, подававшиеся на стол правителя. Меню включало, разумеется, и такую пищу, которую ел и простой народ: кукурузу, приготовленную различными способами, фасоль, супы-пюре и картофель, консервированный традиционным индейским способом. Для этой цели картофель днем выдерживался под палящими лучами солнца, ночью – на морозе в горах. Такой сушеный картофель, называвшийся «чуньо», перуанские индейцы смешивали с водой, добавляли соль и коренья. Для простого люда империи это была каждодневная пища. Иногда владыка высказывал пожелание вкусить особых лакомств-деликатесов, доставляемых к его столу курьерами из различных, зачастую самых отдаленных областей страны. Так, например, каждый день доставлялись свежая морская рыба и моллюски, хотя Куско отделяли от вод Тихого океана сотни километров и цепи поднимающихся к небу гор; далее, дичь с приграничной территории Амазонки, а также свежая пресноводная рыба из озера Чичайкоча.

«Сын Солнца» ел на тяжелых золотых, иногда серебряных блюдах. Несмотря на высокую стоимость, столовый прибор после еды уничтожали, так как Инка до него дотрагивался. За столом Инке прислуживали избранные дамы из его гарема. Они одни имели право помогать Инке в различных делах. Привилегия прислуживать владыке была столь почетной и вызывала такую острую зависть, что все служанки сменялись через каждые семь-десять дней, чтобы каждая женщина из гарема Инки имела возможность услужить своему господину. Наряду с обязанностями, вполне для нас понятными, например прикрывать голову владыки от палящих лучей солнца большой солнечной ширмой, были и задания, которые нам сегодня представляются чуждыми, излишними. Так, например, единственной обязанностью одной из специально отобранных дам было подбирать волосы, падавшие с головы Инки. «Дежурная» должна была подобрать все упавшие волоски и затем съесть их, с тем чтобы враги Инки не могли ими завладеть и использовать для колдовства. Другая служанка должна была следить за плевками Инки. Подобным же, не столь аппетитным способом ей следовало «обезвредить» их.

Невзирая на то что на Инку работала вся империя, ему непосредственно прислуживало до восьми тысяч личных слуг. Из них лишь около 50 (это были почти исключительно упоминавшиеся выше фаворитки) имели непосредственный доступ к правителю. Вблизи августейшего «сына Солнца» находились также разные люди, услаждавшие и развлекавшие его, – это танцовщицы, певцы, музыканты, а также придворные шуты, шутники, называвшиеся «каничу», и даже существа, которые каким-нибудь образом отличались от других людей в империи, например карлики или же горбуны.

К излюбленным удовольствиям короля относилась охота, прежде всего охота в горах на лам, пум или же соколов. Для владыки здесь были даже отведены специальные, как мы бы сегодня сказали, «королевские заказники»: В некоторых таких заказниках охота проводилась лишь один раз в четыре года, с тем чтобы королевская дичь могла снова полностью восстановиться.

Среди прислуги Инки важнейшую роль играли носильщики его носилок. По традиции эта привилегия принадлежала рукано, представителям индейского племени, жившего к западу от Куско. Восемь рукано всегда чередовались в роли носильщиков. Они были одеты в голубую униформу и принадлежали к самым заметным фигурам в свите правителя.

«Сын Солнца», разумеется, никогда не ходил пешком и всегда путешествовал в сопровождении сотен высших сановников империи и членов своей семьи. Он всегда передвигался под охраной крупных объединенных отрядов. Солдаты «лейбгвардии» Инки носили блестящие мундиры, по традиции украшенные особыми золотыми и серебряными драгоценностями.

Непосредственно перед процессией короля шагали королевские уборщики улиц, тщательно расчищавшие дорогу, по которой несли Инку. За ними следовали освежители воздуха, разбрызгивавшие благоухающие эликсиры, аромат которых возвещал о торжественном миге, о том, что сам «сын Солнца» путешествует в своих великолепных носилках.

Носилки Инки были сделаны, конечно, из золота. Только их каркас был выточен из дерева особых пород. Автор хроники Сьеса де Леон, видевший эти носилки собственными глазами, отмечает, что, помимо всего прочего, они были украшены спереди и сзади большими арками, усыпанными драгоценными камнями.

Золотые носилки также были одним из многих чудес древнего Перу. Печально прославившийся основатель новой «династии», завоеватель страны Франсиско Писарро завладел в Куско носилками, принадлежавшими мумии умершего Инки. Он полагал, что они были самой ценной его добычей из всех сокровищ, которые он награбил в Южной Америке.

В этой сказочно великолепной «государственной карете» владыки Тауантин-суйу нередко покидали свой дворец в Куско и отправлялись в путешествие, с тем чтобы осведомиться о проблемах отдельных регионов своей империи, проверить деятельность чиновников в провинциях, а нередко и просто так отдохнуть в другом месте. Так, например, испанцы захватили в плен последнего Инку тогда, когда он в далеком северном Перу, вдали от Куско, лечился у теплых источников города Кахамарки.

Во время путешествий по Перу правители империи одновременно демонстрировали себя народу и принимали почести от своих подданных, которые собирались толпами вдоль крупнейших магистралей, чтобы увидеть бога на земле, стоявшего во главе их государства, – этого Интип Чурин, единородного «сына Солнца».

 

IX. Солнце и его тень

Когда Интип Чурин, «сын Солнца», божественный Инка, отправлялся путешествовать в своих золотых носилках по Перу, то столицу покидал и весь государственный двор. На месте заранее предусмотренных временных остановок для короля и его многочисленной свиты сооружалось нечто вроде «маленького Куско», с тем чтобы вдали от своей резиденции Инка ощущал «тепло родного очага».

Остатки одной из таких маленьких «временных» столиц Тауантинсуйу в Перу сохранились до сих пор. Речь идет о временной резиденции, которую для Инки Пачакути соорудили жители империи в устье реки Каньете. Эта резиденция, помимо королевского дворца, включала также дом, предназначенный для избранных женщин, далее четыре обширных комплекса, своего рода дворы: в первом хранилась шерсть лам для Инки, во втором – продукты питания, в третьем – маисовое пиво чича и, наконец, в четвертом жила прислуга, охранявшая упомянутые личные запасы Инки.

Постоянная официальная резиденция, главный дворец Инки, разумеется, находилась на «пупе мира» – в Куско, в квартале, прилегающем к площади Радости. Королевские дворцы Куско, например Амаруканча (Змеиный Двор), как правило, возводились из каменных блоков, а наружные стены Амаруканчи были облицованы тяжелыми золотыми пластинами. Внутри дворцы выглядели очень просто, мебели почти не было. Впрочем, перуанские индейцы едва ли в ней и нуждались. Полы во дворце были покрыты великолепными коврами. Внутренние стены были декорированы пестрыми опереньями редких птиц джунглей.

Инка жил в своей резиденции не только при жизни, но и после смерти, поскольку тело его бальзамировалось, иными словами, мумифицировалось. Специалисты извлекали из тела внутренности, прежде всего кишки, а затем набивали его плотными тканями. Для того чтобы знатный покойник по возможности выглядел как живой, ему вставляли новые, сияющие глаза, которые, естественно (как же иначе могло быть в этой стране!), были сделаны из золота, то есть из тонких пластинок солнечного камня. Покойника одевали в самое лучшее платье, а затем уже «элегантно» одетую мумию, называемую «мальки», вновь усаживали на троне во дворце-резиденции Инки. Поэтому каждый новый Инка, находящийся на троне Куско, должен был строить для себя собственный дворец. Дворец же его предшественника становился обителью мумии – сюда даже подавалась пища, – как будто здесь находилось живое существо. Мумия «владела» не только обширными латифундиями, которые возделывали принадлежавшие ей крестьяне; в ее собственности находились также стада лам, которые пасли пастухи. Если же мумия не находилась в своем дворце-резиденции, ее усаживали в Храме Солнца на один из маленьких тронов. Иногда мумию отправляли в «путешествие»: в крепость Саксауаман, расположенную высоко над Куско, к соседнему Трону Инки или же к священному Кенко.

После прибытия испанцев в Перу здешние индейцы спрятали останки своих прежних владык, для того чтобы их не осквернили руки чужеземцев. Хуан Поло де Онегардо – уже упоминавшийся неутомимый исследователь прошлого инков – позже случайно обнаружил мумии третьего Инки и двух его супруг. Эти мумии удивительно хорошо сохранились. Так, в частности, сохранились волосы на голове и даже брови. Найденную мумию Инки пронесли по улицам столицы Лимы, тогдашнего вице-королевства испанцев Перу. И хотя империи инков больше не существовало, индейцы, завидев процессию, опускались на колени, рыдали и взывали к своему королю. Даже живущие в Лиме европейцы обнажали головы в знак благоговейного страха и уважения к мертвому владыке погибшей империи.

Выше уже говорилось о том, что смерть Инки, уход владыки из мира живых был немаловажным событием.

Граждане империи, отождествляемой с личностью правителя, как правило, искренне оплакивали смерть Интип Чурин. Погребение владыки, точнее сказать, прощание с ним, проходило всегда чрезвычайно торжественно, поскольку тело Инки не захоранивали, то есть не опускали в землю на вечный покой, и не сжигали. Напротив, тело Инки лишь бальзамировалось, а затем вновь возвращалось во дворец, в котором правитель жил при жизни.

Вместе со старым господином из жизни уходили и многие его жены, а также все или почти все верные слуги.

В древнем Перу, как и в некоторых других древних культурах, было принято, чтобы люди, близкие к своим владыкам, сопровождали их и после смерти. Поэтому во время церемонии прощания с умершим они кончали с собой. Тех же из них, которые не находили в себе мужества покончить с собой, одурманивали с помощью чичи, а затем душили. Даже когда испанцы сначала «приговорили» Инку Атауальпу к смерти, а потом задушили его в Кахамарке, то в католической часовне, где священник служил заупокойную мессу (!) в честь убиенного, многие жены Инки бросались на его мертвое тело и, несмотря на сопротивление католического священника, обагрили своей кровью христианскую церковь, добровольно избрав смерть.

Вероломная казнь, по сути дела, легализованное и освященное «сверху» убийство последнего Инки – Атауальпы – на базарной площади Кахамарки не смогло уничтожить славу Интип Чурин, легенду об их величии и роскоши, в которой они жили. Блеск и слава Инков не должны нас ослеплять и влиять на нашу оценку вещей. Невероятная роскошь и помпезность древнеперуанского мира, говоря открыто, были «созданы» для нескольких человек, собственно, даже не для человека, а для живого бога Тауантинсуйу. Если же мы посмотрим на образ жизни так называемых единородных «сыновей Солнца» непредвзято, то наивные представления (до сих пор еще, к сожалению, широко распространенные) об обществе инков как о социально справедливом обществе, обществе равных, в котором не было ни бедных, ни богатых, рассыплются как карточный, домик.

Тем не менее еще и сегодня можно слышать, что в империи инков проявлялась забота о бедных и больных, о вдовах и старцах. Действительно, там заботились о «социальном обеспечении» каждого «гражданина» Тауантинсуйу, о том, чтобы каждый имел пищу и одежду. Однако стремление удовлетворить хотя бы основные потребности жителей империи имело своей целью лишь одно: воспрепятствовать возникновению в стране социальных волнений, которые в последнее время были направлены против Инки и господствующего класса. Волнения, имевшие социальную подоплеку, нередко выливались в Тауантинсуйу в настоящие восстания, несмотря на то что официальное учение о божественном происхождении «сына Солнца» создавало, естественно, для многих граждан государства ореол святости вокруг персоны владыки и правящей касты империи, также связанной через «сына Солнца» непосредственно с самим Солнцем. Инку и его приближенных считали высшими существами, именно поэтому всех их окружал ореол совершенства, справедливости и добра.

Волнения, имевшие социальную подоплеку, в Тауантинсуйу разгорались главным образом среди тех этнических групп империи, которые еще не восприняли язык кечуа и поэтому были менее подвержены влиянию культа божественного происхождения Инки. Так, например, небольшое восстание вспыхнуло во время правления Тупака Юпанки в районе Тумбеса на побережье Перу. Значительно большим было восстание жителей острова Пуна в нынешнем Эквадоре, бушевавшее там во времена Инки Уайна Капака. Это восстание было подавлено особенно жестоко. Даже такой почитатель инков, как Гарсиласо де ла Вега, пишет, что одних «восставших в наказание сбрасывали в море, других закалывали копьями, третьих обезглавливали, четвертых четвертовали, пятых забивали до смерти, шестых вешали…».

Во время одного из восстаний в той же самой области, где повстанцы составляли подавляющее большинство членов племени каранга, 20 тысяч человек поплатились жизнью!

Против социального неравенства в империи инков восставали иногда даже представители правящего класса. Об одном таком конфликте рассказывается в дошедшей до нас драме «Апу-Ольянтай», написанной на языке кечуа. В ней говорится о губернаторе одной из четырех провинций империи-регенте Антисуйу по имени Ольянтай. Инка Пачакути не хотел отдать Ольянтаю в жены свою дочь, тогда последний возглавил восстание народа Антисуйу против Инки. Впоследствии Ольянтай и его люди сразились в жестокой борьбе с «сыном Солнца» и его приверженцами. Как следует из хроники Фернандо де Монтесиноса, уже упоминавшийся кронпринц, ауки Амару (полное имя Инти Капак Пируа Амару), был лишен обещанного ему ранее трона, очевидно, не из-за недостатков своего характера, а в результате того, что стремился улучшить социальное положение простого люда империи. За это, сообщает хроника, «его безгранично любил народ». Дворянство же, как и его собственный отец, от него отказалось.

Общественное спокойствие, которое внешне царило в Тауантинсуйу, не было идеальным. Исключительное великолепие «сыновей Солнца», которым принадлежали «небо и земля», та роскошь, которая еще сегодня у многих вызывает восхищение, в действительности была плодом труда бесчисленного множества мужчин и женщин, находившихся на самой нижней ступеньке социальной лестницы. Им приходилось много работать, однако в противоположность Инке они почти ничего не имели. Таким образом, эти люди содействовали безграничной власти Инки, хотя сами не были свободны. В империи «сыновей Солнца» было очень много чудес, но создать самое большое чудо – справедливое общество свободных и равных – так и не удалось.

 

X. Королевский инцест

[3]

Король Тауантинсуйу, суверенный, самодержавно правящий Инка, имел – что, несомненно, являлось предметом зависти – множество женщин, однако только одна из них была действительной, законной его супругой. Она была королевой Перу.

Жители империи называли супругу своего владыки «койя». Безусловно, койя становилась королевой Тауантинсуйу лишь благодаря своему мужу. Только когда он восходил на осиротевший трон умершего Инки, койя приобретала свое привилегированное положение. Законная супруга того, кто являлся, собственно говоря, богом на земле, в чьих жилах текла кровь божественного Солнца, должна была – это соответствовало идеалам инков – стать также матерью короля, матерью будущего Инки.

Эти две главные обязанности койи – быть официальной женой верховного владыки империи и матерью будущего короля – послужили основой для образования важнейших обозначений королевы. Ее называли «пиуисуарми», что означает «супруга», и «мамануарми», что значит «мать». В других случаях койю называют «уачакуяк», что означает «та, которая заботится о несчастных».

Исходя из обязанностей койи, перуанцы называли ее «дочь Солнца», а также «дочь Луны», так как серебряная Луна в империи была покровительницей женщин.

Инки-правители придавали очень большое значение тому, чтобы то исключительное положение, которым они наслаждались, возводя свое происхождение непосредственно к Солнцу, было сохранено и упрочено благодаря чистоте крови. Именно поэтому и жены владык должны были происходить из того же рода, что и их мужья, хотя подданным в империи инков было строжайше запрещено жениться на близких по крови родственниках. Инка Пачакути категорически запретил подобные кровосмесительные браки.

Кровосмешение, запрещенное в Европе и поныне все еще являющееся наказуемым, в Перу было первейшим правилом, законом сохранения династии. Инка Пачакути, узаконивший королевский инцест, был первым Инкой, который придавал столь большое значение чистоте королевского айлью.

Кровосмесительные браки владык империи Солнца, как думали инки, воспроизводили – возникшую еще на небе – праисторию этого рода. Священное Солнце, когда его сотворили (Солнце сотворил бог-творец Виракоча), взяло в жены свою сестру Луну. Так в этом божественном кровном союзе родился первый Инка, Манко Капак, и первая койя, Мама Окльо.

Закон о королевском инцесте владык империи соблюдался строго. Впрочем, они могли и не вступать в кровосмесительный брак с собственной (родной) сестрой, однако в этом случае они брали в жены по крайней мере сводную сестру, причем всегда по отцовской линии. Браки между братьями и сестрами, столь чуждые для нас, конечно, не были «придуманы» древними перуанцами. Когда я писал свою книгу об истории и культуре Гавайев, я обнаружил на этом острове ту же традицию: полинезийские вожди также женились на своих сестрах. И на Гавайях родная сестра верховного вождя, дочь одних и тех же с ним родителей, считалась идеальной партнершей для правителя и самой подходящей матерью будущих владык. Дети, происходившие от брака между родными братом и сестрой из семьи правителя, считались на Гавайских островах совершенно чистыми и назывались «ниаупио». Только эти дети обладали, образно говоря, чистой, божественной кровью, только им одним на этой группе островов разрешались все табу.

К тому же идеалу стремились и в Тауантинсуйу. Вопреки представлениям и опыту, существовавшим в Европе, в Перу от подобных кровных союзов рождались совершенно здоровые дети. Законные браки со своими официальными женами Инки заключали чрезвычайно пышно. Вначале правящий Инка просил у матери своей избранницы (как правило, это была его собственная мать) руку своей будущей жены. Затем он вымаливал у своего божественного предка перед золотым солнечным диском в Кориканче, Храме Солнца, в Куско, согласие на предполагаемое супружество. Там Инка получал от жреца одежду для невесты и нес ее в дом избранницы в сопровождении многочисленных родственников и всей многочисленной свиты, состоявшей из слуг и «лейб-гвардейцев». Здесь же он передавал ей свадебные подарки из золота и серебра. После прибытия жениха невеста выходила ему навстречу и со своей стороны дарила своему будущему супругу великолепную мужскую одежду. Наконец Инка словами: «Айо, койя!» («Идем, моя койя!») – предлагал ей следовать за ним, и она повиновалась ему со словами: «Ху капак Инка!» («Да, идем, мой могущественный Инка!») После того как они выходили из дома невесты, их несли в королевских носилках по Куско, дома которого по поводу этого торжественного события богато украшались перьями тропических птиц и развешанными (по стенам) коврами.

Свадебная церемония и связанное с ней ликование народа продолжались до тридцати дней, то есть в течение целого месяца. После завершения свадебного празднества жизнь койи больше уже не состояла из одних увеселений. При дворе, в доме короля, жизнь ее, конечно, была легкой, тем не менее это была жизнь в золотой клетке. Она проводила время по большей части в обществе служанок, вместе с которыми ткала великолепные ткани и которые ублажали ее пением и танцами. Развлечением для койи служили также животные из маленького домашнего зверинца. Она нередко играла с маленькими обезьянками, доставленными в Куско из тропических лесов Амазонки. Королева держала и разноцветных птиц, отловленных в том же районе.

Значительную часть дня койя посвящала своему туалету. Так, например, она пользовалась румянами, полученными из растения ачиоте (Bixa orellana). Особенно много внимания уделяла она прическе. Примечательно, что знатные темноволосые индейские красавицы с помощью экстрактов, полученных из различных перуанских трав, пытались сделать свои волосы еще темнее.

В поразительной хронике Тауантинсуйу перуанского хрониста Гуамана Помы де Аяла на рисунках изображены многие перуанские королевы – все они, однако, отличаются друг от друга. Одна хороша собой, другая – некрасива, одна веселая, другая – печальная. Одна любит цветы, другая – птиц. Одна явно имеет пристрастие к рюмочке, другая же занимается колдовством. В галерее портретов королей, имеющихся в хронике Гуамана Помы де Аялы, «дочери Солнца» изображены обычными существами, да они и были, конечно, такими же простыми людьми, «как ты и я». Они любили и ненавидели, ревновали своих мужей. Одна из королев, например, даже прогнала из свиты своего мужа всех хорошеньких служанок и заменила их карлицами, горбуньями и вообще девушками, имеющими какие-либо физические недостатки.

Королева империи в результате кровосмесительного союза должна была произвести на свет наследника трона. Впрочем, обществом своего законного супруга она обычно довольствовалась лишь изредка, поэтому ей приходилось посвящать себя тем занятиям, которые до сих пор еще являются полем деятельности супруг некоторых глав государств: благотворительности, заботе о больных, калеках и прочих убогих жителях империи. Так, супруга Инки Пачакути от имени своего отсутствующего в ту пору в Куско мужа организовала акцию помощи жертвам тяжелого землетрясения, постигшего область города Арекипы. Жена Инки Тупака Юпанки испросила милости для жителей общины янаяк, оказавшей сопротивление Инке. Законная супруга Инки Пачакути однажды даже занималась в Куско государственными делами, поскольку ее муж в это время инспектировал империю. Короля и королеву связывало друг с другом нечто иное, чем любовь, настоящее и глубокое чувство. Оба они были, как правило, детьми одних и тех же родителей. Начало длинной цепи королевским инцестам было положено божественными братом и сестрой, бывшими вместе с тем и супругами, – Солнцем и Луной. Именно поэтому инки оберегали это чистокровное продолжение своего благородного племени. И именно поэтому Инка и его койя всегда должны были вступать в кровосмесительный брак.