Я запомнил конги, под которые маршируют компарсас — танцевальные ансамбли во время гаванского и главным образом сантьягского карнавала. За ними в ритме конги идет шесть километров чуть ли не все население Сантьяго. Здесь веселый карнавал является кульминацией года. Конга и доныне правит сантьягским карнавалом; именно здесь, вокруг Сантьяго, в провинции Ориенте, где доныне музыкальный фольклор кубинцев является наиболее живым, царит другой танец — излюбленный «сон». Да, «сон»! Ибо…
«Coн» из Ориенте, господа,
Слыхали, что такое «сон»?
Когда мулатка пляшет,
Ay madre mla!
Это уж не сон!
Циклов ее вздымает тело,
И гром грохочет!
Когда мулатка пляшет «сон»…
Действительно, никакому другому из подлинно африканских танцев, и конго тоже, кубинцы не отдаются и не отдавались за последние полвека так полно и безоговорочно, как «сону». «Сон» — это, собственно, танец мулатской Кубы. Смешанная культура этого острова — мулатская. Основа, корни ее лежат в Африке. Но каждый новый инструмент, новый импульс, пришел ли он из Испании или соседнего, ранее французского Гаити, мог вступить и вступил в эту новую мулатскую культуру. Эту особенность мы наблюдаем в ритме «сона» и в построении мелодии. В начале «сонам» аккомпанировала только традиционная испанская гитара, потом афрокубинцы прибавили двойной барабанчик-знаменитый бонго, бонго дополнили еще своей маримбулой, потом вдобавок так называемыми бетеас, этакими простыми тимпанами, которые восточнокубинские негры изготавливают из нижних частей металлических бочек. В конце концов, вместо одного теперь стало уже семь инструментов, которые вместе составляют ныне обычный «соновый» оркестр.
«Сон» — это дитя белой и черной Кубы, этот мулат, как и многие другие гибриды, был, конечно, сперва осуждаем и даже проклинаем. Белым господам он казался слишком вульгарный, слишком негритянским, правоверным же неграм, наоборот, казалось, что «сон» изменяет добрым традициям их исконной культуры.
Вначале, в XVII и XVIII веках, «сон» был только несложной танцевальной песенкой, в которой негр рассказывал об обычнейших вещах своей повседневной жизни. К несложной песенке он потом присоединил и вторую, а потом и третью часть, пока не сложил, не скомпоновал «сон», который доныне танцуют в кубинских горах. Горы по-испански montes, поэтому этот «сон» зовется «сон монтуно».
А потом танец афрокубинцев с плантаций сахарного тростника завоевал и города и снова обогатил себя. «Сон» даже перестал быть танцем и cтaл каким-то акробатическим упражнением, доказательством ловкости танцора и хороших физических данных. На улицах городов стали появляться некие акробаты «сона», их называли байладорес де вентана — танцоры перед окном. Они проходили главными улицами Гаваны и Сантьяго, обращали на себя внимание и потом, когда в окнах или на балконах собиралось достаточное число зрителей, начинали танцевать свой акробатический, драматический «сон», собирали несколько монет и опять шли дальше. Некоторые из этих «танцоров перед окном», например Бамба и Гарабатео, которых уже давно нет в живых, навсегда вошли в память кубинцев.
А те последние, анонимные кубинские танцоры «сона», а также румбы, меренге и конги, несут, однако, традицию, живую традицию своих танцев дальше. Живую, зажигательную, искрометную, как они сами, эти гибкие танцоры и танцовщицы «сона», как та мулатка из Ориенте, о которой рассказывает песня…
«Сон» из Ориенте, господа,
Слыхали, что такое «сон»
Koгдa мулатка пляшет.
Ay madre mia!
Это уж не сон!
Циклон ее вздымает тело,
И гром грохочет!
Когда мулатка пляшет «сон»…