На обратном пути я злилась и жалела о своих словах. Я собиралась отправиться прямиком в Викторию, но мне пришлось вернуться в деревню, чтобы заправиться. Ожидая, пока ко мне подойдут, я смотрела на местный магазин — кремовое деревянное здание с синей отделкой. Здесь моя мать когда-то познакомилась с жителями коммуны. Мне стало жутко, когда я вспомнила, как тревожилась в тот день, какими дурными предчувствиями мучилась. Теперь к магазину пристроили маленькую веранду, где, несмотря на холод, устроились какие-то подростки — они курили, смеялись и строчили сообщения на телефонах.

Мне вспомнилось, как я сидела в нашем старом пикапе и наблюдала, как Робби и Левий знакомятся с парой девушек — они сидели на крыльце магазина, грелись на солнышке и попивали газировку. В тот момент, когда они согласились сесть к нам в машину и поехать в коммуну искупаться, жизни их изменились навсегда. Я попыталась вспомнить, как их звали, но они затерялись в ряду таких же безымянных девушек — загорелых, длинноволосых, одурманенных травкой и чувством свободы. Ива единственная выделялась среди них. Я попыталась представить, как же она попала в коммуну, но в голову ничего не шло. И тут я вспомнила, что за углом находится местный музей. Расплатившись за бензин, я оставила машину у маленького желтого здания, решив заглянуть внутрь и поинтересоваться какими-нибудь фотографиями шестидесятых годов.

Когда я открыла дверь, внутри брякнул колокольчик. За стеклянной стойкой, покрытой календарями и открытками, сидела молодая женщина, ее светлые волосы были собраны в конский хвост. На обтянутых красным бархатом стойках красовались инструменты лесорубов, рельсовый костыль и какие-то книги. За спиной женщины висела художественная карта Шонигана. На стенах было несколько фотографий Кинзольской эстакады, по которой, выдувая клубы дыма, полз старый поезд.

Женщина подняла голову от книги и улыбнулась.

— Добро пожаловать в музей Шонигана!

— Здравствуйте, — улыбнулась я в ответ и принялась рассматривать черно-белые фотографии нарядных людей на берегу озера. Задумавшись, я не расслышала слов смотрительницы. — Извините, я не поняла.

— Вы в первый раз в Шонигане?

— Нет, я здесь выросла.

— Вот как. — Она посмотрела на меня внимательнее. — А где вы жили?

— Ближе к эстакаде, но это было давно. Сейчас я живу в Виктории.

— Эстакаду перестроили.

Это я уже успела понять из фотографий и обрадовалась. В детстве это было моим любимым местом — крупнейшая деревянная эстакада в окрестных штатах, да и во всем мире немного найдется эстакад больше. Много лет назад какие-то подростки подожгли ее, и однажды на ней повесился юноша, так что прошлое у эстакады было мрачным.

— Может быть, вы мне поможете, — начала я. — Раньше у реки жили хиппи…

— Вы имеете в виду коммуну? — уточнила она и склонила голову набок, ожидая продолжения.

От страха у меня начали подкашиваться ноги — я чувствовала, что открываю двери, которые стоило бы оставить закрытыми.

— Не знаете, кто-нибудь в городе их еще помнит?

Кто-нибудь, кроме меня, которая совершенно не уверена, что знаю хочет об этом вспоминать.

— Не знаю. — Она сморщила носик.

Я бросила взгляд на книжку у нее в руке — это была история озера Шониган и окрестностей. Заметив это, она виновато улыбнулась:

— Я просто помешана на истории.

— В Шонигане наверняка множество легенд.

Она наклонилась над стойкой.

— Например, все эти истории об утопленниках.

В детстве я слышала, что индейцы не подходят к озеру, потому что считают его прóклятым. Согласно легендам, на озере когда-то произошла битва двух племен. Лодки перевернулись, и все воины утонули, но их тела так никогда и не нашли. Когда родители водили нас купаться, меня страшно пугали прикосновения водорослей — мне казалось, что это тянутся со дна призрачные руки.

— Вы имеете в виду индейцев?

— Индейцев и те два случая. Одна пара погибла, катаясь на катере, и один мужчина с лесопилки утонул на водных лыжах. Тела не нашли, поэтому пришлось использовать динамит… Тогда они всплыли.

Мы переглянулись. Я представила раздутые белые тела, подымающиеся со дна, и почувствовала, как по спине бегут мурашки.

— Здесь было много самоубийств, — добавила она.

Мне вспомнилась мать. Интересно, местные сочли ее смерть несчастным случаем или самоубийством? Мне стало жарко, я почувствовала стеснение в груди, стены музея давили на меня. Надо было уходить.

«Подожди минутку, расслабься. Твоя паника тебе не хозяин».

Несколько мгновений я притворялась, что рассматриваю фотографии на стенах, а когда сердце успокоилось, сказала:

— У Шонигана действительно очень интересная история. Было бы интересно узнать побольше. Поэтому я и спросила о коммуне. Мне бы хотелось пообщаться с кем-нибудь, кто жил здесь в шестидесятые, кто их помнит.

— Знаете, кто вам нужен? Ларри Ван Хорн. Он так и живет на Сильвер-Майн-роуд. — Она указала на стену. — Он пожертвовал нам несколько фотографий.

Я взглянула на снимок большого грузовика.

— Это его. Он звал его «Красный великан». — Она рассмеялась. — От него вы услышите массу историй. Но он довольно сварливый тип.

— Прекрасно. Спасибо вам.

Я купила карту Шонигана и хотела было попросить ее не рассказывать никому о моих расспросах, но решила, что этим только привлеку ненужное внимание к нашему разговору. Выходя из музея, я заметила у магазина высокого рыжеватого мужчину, который говорил по телефону-автомату. Наши взгляды встретились, и он отвернулся. Меня охватило странное чувство, что я его уже где-то видела, но в этот момент он рассмеялся в трубку, и это ощущение исчезло.

Смотрительница объяснила, что Ларри живет в большом бревенчатом доме в конце дороги, и дом и вправду оказался огромным. Я оставила машину и подошла к крыльцу, где меня встретил пожилой белый кот, который тут же поковылял прочь.

Дверь дома открылась, и мне навстречу вышел низенький пузатый человечек в серой шерстяной толстовке, джинсах на подтяжках и линялой синей бейсболке, из-под которой торчали редкие седые волосы.

— Здравствуйте, Ларри, меня зовут Надин Лавуа. Я хотела…

— Мы знакомы?

Он прищурился, и я подумала: «Может, он и видел меня в детстве, но точно сейчас не узнает».

— Вряд ли. Я была в музее, и смотрительница…

— Бет, — сварливо вставил он. Язык его тела говорил, что он очень напряжен.

— Бет сказала, что мне стоит с вами поговорить.

Сама я уже не была так в этом уверена. Но подобное поведение могло быть не только проявлением дурного характера, но и защитным механизмом, поэтому я продолжила:

— Я ищу кого-нибудь, кто помнит коммуну, которая была тут в конце шестидесятых.

Кустистые седые брови практически заслонили его водянистые глаза.

— А почему вы спрашиваете?

— В детстве у меня были там знакомые, и мне хотелось бы их найти.

Некоторое время он оценивающе разглядывал меня и мою машину, после чего буркнул: «Входите» — и вразвалочку, словно моряк, зашагал в дом. Следом за ним я прошла в кухню, по пути отметив, что в гостиной задернуты шторы и стоит полумрак. Ларри выключил маленький кухонный телевизор, по которому шел хоккейный матч. На столе стояла кружка с букетом ярких цветов. Заметив мой взгляд, Ларри пробурчал:

— Хоть я и холостяк, но красивые вещи люблю.

Я вежливо улыбнулась, решив, что лучше будет промолчать.

Он осматривался, словно пытаясь вспомнить, что полагается делать с гостем.

— Кофе будете? Только что сварил.

— Спасибо, с удовольствием.

Он налил две чашки кофе, а когда я подошла помочь, жестом отогнал меня. Трясущимися руками поставил одну передо мной.

— Так что вы хотите знать?

Я отхлебнула кофе, гадая, как лучше сформулировать свой вопрос, и решила, что лучше начать издалека.

— Прошло много лет, конечно, но, может, кто-то остался в городе?

— Насколько я знаю, нет. Все переехали в Викторию. Жили себе, жили, а как-то раз я проезжаю мимо, а их уже нет.

— Слышала, они саботировали лесопилку…

Я об этом слышала лично, пока жила в коммуне, но это было лишней информацией.

Он откинулся на спинку стула, оттягивая одну из подтяжек, словно они внезапно начали ему жать, и изучая мое лицо.

— Вы здесь где-то недалеко живете?

— Нет, в Виктории, но у меня здесь родственники. — Мне не хотелось вдаваться в подробности. — Мы жили рядом с коммуной. И мы с братом катались там на велосипеде и купались с местными детьми. Мы дружили, но я помню разные слухи…

— Странная это была компания. Хотя большинство и ничего.

Он продолжал изучать меня, словно пытаясь понять, чего я хочу на самом деле.

— Вы их знали?

— Да, иногда сидел с ними у костра. Пытался уговорить их не треножить лошадей.

Я и забыла, как боялась в детстве, что лошади переломают ноги, споткнувшись о бревна. Но Ларри я не помнила. Странно, что Аарон пускал его.

Он продолжал:

— Они пытались читать мне нотации, так я и не был против. С чего вдруг? Красивые девчонки, почти голые… — Он улыбнулся и покосился на меня, проверяя мою реакцию. — Иногда подвозил их в город. Они залезали в грузовик, а потом честили меня, что я убиваю деревья.

Он рассмеялся, но вдруг сильно раскашлялся. Я пододвинула к нему лежавшие на столе таблетки от кашля и встала, чтобы налить воды, но он сделал знак, что все в порядке. Его кот прыгнул на стол, и он посадил его к себе на колени. Мне вспомнилась моя бродячая кошка. Я каждый день проверяла ее коробку, но она так и не появлялась.

Прокашлявшись, он потряс головой и прохрипел:

— Не очень-то весело стареть.

— Да уж.

С любезностями было покончено, и он пристально взглянул мне в глаза:

— Это все?

Он явно ждал, пока я уйду, так что терять было нечего.

— Вы не помните девушку по имени Ива?

Он задумался.

— Не припоминаю…

— У нее были длинные русые волосы и большие карие глаза, ей было семнадцать. Может, вы подвозили ее в город — например, в конце июля?

— Прошло больше сорока лет. Я с трудом помню, что было вчера.

— Простите. Я слишком многого требую.

— Да уж. Но жаль, что я ее не помню: судя по вашему описанию, аппетитная была штучка.

Он хохотнул, и я почувствовала отвращение — старик, мысленно облизывающийся на семнадцатилетнюю.

— А почему вы спрашиваете?

— Просто вспомнила ее. Интересно, осталась ли она в Шонигане. По-моему, она сбежала из коммуны.

— Насколько мне помнится, большинство убегало в коммуну, а не из нее.

Наши взгляды встретились. Я снова задумалась, не узнал ли он меня. Или он знал мою мать? Я опустила взгляд на кружку и сделала последний глоток горького кофе.

— Я уже отняла у вас много времени, мне пора.

Я встала, и он двинулся следом. У двери я заметила рисунок, на котором маленький мальчик собирал ягоды, — он напомнил мне Финна, и я подумала, что Ларри мог что-то об этом слышать.

— Слышала, там умер ребенок…

Его глаза расширились, но тут же снова потухли. Он кивнул.

— Мерзкое было дело. Родители обкурились, и ребенок утонул в луже.

— Ужасная история. Вы не знаете, кто-нибудь понес наказание?

— Это дело вел Стив Филлипс — он уже на пенсии, но живет тут же. Его спросите.

— Спасибо, — кивнула я. — Это все очень интересно.

Он что-то фыркнул.

Спускаясь по ступенькам, я обернулась.

— Мне бы хотелось поговорить с этим полицейским. Вы знаете, где он живет?

Наши взгляды снова встретились. Его лицо было непроницаемым.

— Он живет у парка. Большой белый дом в конце Минноу-Лейн. Перед ним еще фургон стоит.

Я хорошо знала те места. Летними вечерами отец привозил нас туда, и мы с братом неслись по темным лесным тропкам и полю к воде, где смывали с себя пот и прилипшую солому.

— Спасибо, вы мне очень помогли.

Не успела я договорить, как он захлопнул дверь. Но пока я шла к автомобилю, занавеска одного из окон зашевелилась.

Отъезжая от дома, я чувствовала, что за мной наблюдают.