Глава 32. Линдси

Март 2017 г.

Я стою перед панорамным окном и смотрю на озеро. Сейчас темно, но я вижу внизу пирс и причал, освещенные огнями дома. Поднялся ветер, возвещая о том, что предстоит ночная буря. Вздымается волна и белыми гребнями бьется о берег, раскачивая пирс.

Нам не видны соседские дома, хотя Маркус и упоминал о нескольких домиках вокруг озера. Вдалеке в воде отражаются огни – единственные признаки жизни. Я улыбаюсь запаху, доносящемуся сзади. Маркус разводит огонь, трещат щепки, охваченные пламенем.

– В доме скоро будет тепло, – говорит он.

Я оглядываюсь через плечо, и мне становится тепло только от этой уютной картины. Маркус сидит у камина и ворошит кочергой дрова, на его лицо ложатся янтарные отблески. Наши влажные куртки висят у камина, обувь ровным рядом стоит напротив.

Нам пришлось припарковаться у дороги, потом подняться по узкой тропе к его домику, построенному на крутом склоне, и все это время хлестал дождь. Ангус не отрывал свой нос от земли, вдыхая новые запахи, громко пыхтя, едва не сшибая с ног Софи. Он лежит на одеяле перед камином, засунув нос себе под хвост, а Софи от нечего делать гладит его шею.

Я не могу понять, что с ней происходит. Она почти ни слова не сказала с того момента, как Маркус забрал нас из нашего дома в Догвуд-Бэй. Мы съехали от Маркуса в конце января и перебрались в арендованное жилье. Я до сих пор помню, какой потерянной чувствовала себя в первые выходные, блуждая по новому дому. Было холодно и одиноко, и я скучала по Маркусу. На следующей неделе я пригласила его на ужин, пока Софи где-то развлекалась с друзьями. Мы сели на диван и распили бутылочку вина, с каждым бокалом придвигаясь друг к другу все ближе. Его нога прикасалась к моей, его грудь находилась так близко ко мне, его рука каждый раз задевала мою, когда он тянулся за своим бокалом, – все это сводило меня с ума. Я не могла не смотреть на его губы, на то, как он улыбается, смеется. Несколько раз я замечала, что он наблюдает за мной с нежностью в глазах, и его рука задержалась на моей ноге, когда он заканчивал свой рассказ. Он, должно быть, чувствовал это взаимное влечение.

Наконец я набралась храбрости и сказала:

– Ты когда-нибудь поцелуешь меня?

Он выглядел удивленным:

– Ты хочешь этого?

– А ты?

Ладно, это была не лучшая моя стратегия, но я немного перебрала и давно не упражнялась в этом. Я никогда раньше не занимала активную позицию. Но в любом случае у меня получилось. Он улыбнулся, наклонился и поцеловал меня. Его губы были теплыми, со вкусом сладкого красного вина и шоколадного торта.

Мы какое-то время целовались на диване, потом я взяла его за руку и повела в спальню. Мне казалось, что меня накачали эндорфином, ноги были ватные, сердце громко билось. Он ушел до того, как явилась домой Софи, пробормотав: «Позвоню».

Я проснулась, мечтая о запахе его тела, его прикосновениях, о вкусе его губ, глубоком смехе, от которого дрожала его грудь, о сильных мышцах плеч под моими руками. Я все еще чувствовала запах его одеколона на своих простынях и плотнее закуталась в них. Потом я в панике подумала, что с его стороны это мог быть единичный порыв. А вдруг он сожалеет? Я перекатилась на бок и посмотрела на телефон. Увидела там сообщение: «Доброе утро, Спящая Красавица. Прошлая ночь была удивительной, но давай повторим ее должным образом. Хочу пригласить тебя на ужин. Сегодня не будет слишком рано?»

Мы встречаемся вот уже два месяца. В этот период мы то переписываемся, то общаемся наедине, а в те ночи, которые мы не проводим вместе, он всегда звонит перед сном. Я не знаю, куда мы идем, – мы не обсуждали наше будущее, еще слишком рано, мы решили просто жить. Каждые выходные у нас приключение – новая пешая тропа, скалолазание, езда на велосипедах по горам, шопинг в местных магазинах, совместная кулинария, а порой и суточный киномарафон.

Однажды вечером мы сидели на диване у меня дома, переплетя ноги. Мы разговаривали о весенних каникулах, и я предложила:

– Нам троим нужно выбраться куда-нибудь.

С любым другим я бы не спешила, хотя Софи, похоже, не возражала, когда я оставалась у Маркуса или когда он приходил к нам домой, – наверное, потому, что мы уже жили с ним несколько недель.

– А? Есть идеи?

Я смотрела ему в лицо, пока обдумывала свою мысль. Его волосы немного отросли и теперь спадали ему на лоб. Я смахнула их и пригладила большим пальцем, радуясь, что могу это делать сейчас. Все еще изумляюсь тому, что знала этого чудесного мужчину больше года и представить себе не могла, что наша дружба может вылиться во что-то другое.

– Может, лыжи? Гора еще открыта.

Он сделал секундную паузу и сказал:

– А как насчет моего домика у озера? Я только позвоню смотрителю и удостоверюсь, что он готов. Он несколько месяцев не сдавался.

– Ты уверен? Это не будет тяжело для тебя?

– Озеро в эту пору года такое красивое. Я хотел бы тебе его показать. Что скажешь? Попробуем? – Он наклонился ближе ко мне и прошептал: – Ты нужна мне там.

Я прижалась к нему:

– Звучит мило.

Я все еще волнуюсь из-за того, каково это будет для Маркуса, с его семейными воспоминаниями. Но вместе мы сможем создать новые. Я представляла себе утренние прогулки, уютный камин, настольные игры, воображала, как мы вместе готовим еду. Когда я рассказала обо всем Софи, она спросила, можно ли ей взять с собой Джареда. Обговорив основные правила – раздельные спальни, никаких уловок, – я согласилась, но в пятницу она объявила, что Джаред уезжает куда-то с друзьями. Софи сказала, что это не имеет значения: «Ма, все хорошо».

Но все-таки мне кажется, что она больше расстроена, чем показывает.

Я направляюсь к дивану, стоящему рядом с ней, и набрасываю на плечи шерстяной платок.

– Почему бы тебе не посмотреть, какие здесь фильмы?

Маркус отводит взгляд от огня:

– Не стесняйся.

Софи открывает тумбу под телевизором с плоским экраном, но движения ее вялые, плечи опущены. Она вынимает несколько DVD-дисков и кладет их обратно. Вместо них она находит и вставляет в проигрыватель музыкальные диски, потом ложится на пол, закинув руки за голову, с закрытыми глазами.

Звучит нежная романтичная музыка. Я думаю о бывшей жене Маркуса Кэтрин, об их совместной истории в этой хижине, обо всех этих воспоминаниях, которые, наверное, касаются и их дочери. Слушали ли они этот диск? Над камином висит картина с изображением пары на лодке – видны только их спины. Интересно, может, это Маркус и Кэтрин? Я отбрасываю эту мысль. Он тогда снял бы картину со стены. Домик удобный и уютный, и тут определенно ощущается присутствие женщины: большой диван, мягкое кресло, пуфик с цветастым узором, антикварный столовый гарнитур цвета махогон, разделяющий гостиную и кухню. Ничто здесь не соответствует вкусам Маркуса – они более современны.

На первом этаже находится маленькая ванная – в коридоре, ведущем к главной спальне со своим санузлом, к бельевой и гостевой спальне в задней части дома. На втором этаже есть еще две спальни. Маркус показал, которая из них принадлежала Кэти, – дверь ее была заперта. Софи выбрала другую комнату на втором этаже – ей нравятся лесные пейзажи.

Ранее я заметила фотографию Кэти в рамке на комоде в хозяйской спальне. Это был снимок, где она сидела на пляже, наверное, здесь же, на озере. Положив подбородок на колени, она смотрела на воду. Я хотела спросить, когда было сделано это фото, но решила с этим подождать. Уверена, что говорить о ней еще тяжело для него.

По всей гостиной разбросаны безделушки, как маленькие сокровища счастья, – причудливые совы и прочие лесные создания; на стене висит весло. Я прикасаюсь к серебряной шкатулке для ювелирных украшений, стоящей на столике, провожу пальцами по краям. Она очень изысканная и, похоже, старинная, в форме ракушки. Я поднимаю ее и осторожно открываю. В центре крышки – крошечная серебряная жемчужина, впаянная в дно. Металл под пальцами прохладный. Любопытно, выгравировано ли что-нибудь на ней? Но, кроме царапины, я ничего не вижу.

Он, должно быть, оставил эти вещи, чтобы обстановка выглядела более домашней, когда сдавал дом внаем. Или, может, кто-то украсил его. Расспрашивать я не собираюсь. Я почти не думала о Кэтрин со дня нашего первого свидания. Он редко рассказывает о ней, хотя я знаю, что он звонит ей иногда, чтобы узнать, как у нее дела, особенно по праздникам. Я раньше никогда не ревновала, но что-то в этом доме наводит меня на мысли, будто я во что-то вторгаюсь.

Мерцает лампа. Я поднимаю взгляд на потолок, задерживаю дыхание и жду, что выключится свет, но он пока горит. Наверное, скоро пропадет электричество.

– У тебя есть свечи?

Маркус снова отрывает взгляд от камина.

– Отличная идея. Посмотри в ящике у телефона.

Я роюсь в ящике, где полно всякой всячины – ручки, карты, шпагаты, клей, батарейки, – и нахожу несколько белых свечей. Устанавливаю их в фарфоровом канделябре на кухонном столе, затем зажигаю их. Пламя колышется и танцует.

Растопленный воск издает сильный запах ванили и напоминает мне о первом ужине в доме Грега. Он тогда сжег еду и побрызгал везде ванильным спреем, пытаясь перебить чад. Я улыбнулась и задумалась о том, как он поживает. До меня доносились слухи, что его зять влез в долги, а Грег помог ему снова встать на ноги. Может, поэтому он был таким растерянным в последние дни наших отношений. Он никогда не отвечал на мои сообщения. Я уверена, он знает, что я сейчас встречаюсь с Маркусом. Жаль, что я не сумела ему все объяснить, но что я могла ему сказать?

Прошло всего несколько месяцев, но у меня такое ощущение, словно целая вечность миновала с тех пор, как моя жизнь перевернулась вверх дном и мне приходилось почти каждый день пересекаться с полицией. Я однажды встретила Паркер в «Дымчатых бобах». Когда она вошла, я как раз брала для нас с Маркусом кофе. Я удивилась, увидев ее в белой ветровке и черных спортивных штанах, с волосами, заплетенными в косу.

Мы поболтали, пока нам готовили кофе, я рассказала ей о Маркусе и хижине у озера. Я чувствовала, что слишком много говорю, но мне почему-то очень хотелось объяснить ей, что у меня все хорошо. Когда я спросила ее, есть ли у нее планы на весенние каникулы, она ответила: «Работа» – и заказала два латте. Я смотрела, как она выходит из кофейни, садится в машину с блондинкой за рулем. Интересно, эта женщина – тоже коп? Потом она смахнула прядь волос с лица Паркер. Жест был нежным и любящим. Паркер бросила взгляд в сторону кофейни, и я отвернулась, чувствуя неловкость от того, что глазела на них. Наверное, Паркер не просто так скрывала свою личную жизнь.

После ужина мы с Софи моем посуду, и электричество все-таки отключают. Она визжит и хватает меня за руку, потом смеется над своей чрезмерной реакцией, хотя чувствуется, что она выдавливает из себя этот смех.

– Ты в порядке, милая?

– Конечно. – Она поворачивается и спрашивает Маркуса: – У тебя есть карты?

Мы играем в покер при свечах, потом Софи говорит, что устала, целует меня в щеку и уходит. На секунду я задерживаю ее возле себя и затем отпускаю.

Мы с Маркусом выпиваем еще по бокалу вина у камина. Наконец направляемся в спальню, он обнимает меня, а за окном шумит ветер. У него глубокое дыхание, его теплая грудь поднимается и опускается под моей щекой. Я дышу с ним в такт и еще немного борюсь со сном, наслаждаясь восхитительным ощущением полудремы. Мои веки плотно смыкаются, а рука скользит вниз по его телу, пока не касается его руки. Наши пальцы сплетаются. Он утыкается носом в мою шею и плотнее прижимает меня к себе.

Пусть буря бушует сколько хочет, а моя борьба закончена.

 

Глава 33. Софи

Я слышу, как они разговаривают внизу, но не могу разобрать ни слова, только приглушенный глубокий голос Маркуса и нежный смех мамы. Знаю, что иногда они говорят обо мне. Странно думать о том, как Маркус подвергает меня психоанализу, поэтому я стараюсь не особенно рассказывать маме о своих чувствах. Особенно о кошмарах, в которых я нахожу тело Эндрю, а он иногда открывает глаза и улыбается. Порой я испытываю облегчение, пока не проснусь и не вспомню, что он на самом деле мертв. Мне не нужен психиатр, чтобы понять, о чем эти сны.

Пусть мама думает, что со мной все в порядке, так проще.

В моей комнате темно, фонарь отбрасывает странные тени на стену. Я сказала маме, что собираюсь ложиться, ведь я хотела послушать музыку на телефоне и порисовать. Но когда я перелистываю свой альбом, то вижу один из набросков пляжа и вспоминаю, как мы с Джаредом сидели на столе для пикника. Он смахнул с него еловые иголки, и они взлетели в воздух. Мы сидели там какое-то время, я засунула руку в его теплый карман. Затем он фотографировал чаек, кружащих в потоке ветра, белые пенистые волны и собак, гоняющихся за палками. Его камера неустанно работала, пока я рисовала, но я так и не закончила этот набросок. Было гораздо интереснее наблюдать за ним.

Я поднимаю телефон и проверяю, не написал ли он мне что-нибудь, хотя здесь даже нет связи. Он говорил, что не собирается писать мне, а я твержу себе, что мне плевать.

Я все еще не понимаю, как разразилась ссора. Ну, полагаю, я ее начала, но не знаю почему. Это случилось всего два дня назад, Джаред возился со своим компьютером – пытался отыскать песню, чтобы поставить ее мне, пока я лежала в его постели. Мы уже около часа находились у него дома, а он даже не заметил, что я почти ничего не говорю. Возможно, всегда так и было. Может, он постоянно рассказывал мне о своих друзьях или фотографиях, а я его слушала. Я уже и не помню. Все эти месяцы словно размыты, дни бегут один за другим. После смерти Эндрю я не могла уснуть, и Джаред давал мне снотворное своего отца, которое осталось у него после операции на колене. Он говорил, что эти таблетки не стоит принимать каждую ночь, поэтому я разделила их на половинки, чтобы хватило надолго. Они помогали, но я постоянно испытывала похмелье. На этой неделе я перестала их принимать, и вот я снова не могу уснуть.

После дня рождения Джареда почти все выходные мы проводили вместе, и поначалу это было здорово. С ним я не думала ни о своем отце, ни о его смерти, а секс был сродни наркотическому кайфу, но в последние пару недель это уже не помогало.

Весь день шел проливной дождь, мне было тревожно и скучно. Мы всегда торчали в спальне Джареда, смотрели кино либо занимались сексом. Пораньше сбежав из школы, мы шли к нему домой, чтобы провести больше времени до того, как появлялись его родители. С сексом все вроде бы наладилось. Я чувствовала себя иначе. Более взрослой.

– Делейни мне больше не звонит, – вдруг сказала я.

– Это потому, что у тебя есть парень, а она все еще одна.

Может, он и прав. Она тусуется с другими девчонками в школе, и я рада, что у нее есть новые друзья, но я скучаю по походам в кино и кофейню, по совместной покраске волос, по нашим развлечениям. И я задумалась: нет ли тут моей вины? Не я ли первая перестала звонить ей?

На следующий день я увидела ее на парковке в школе и попыталась заговорить с ней, но она спешила встретиться со своими друзьями. Они шли в бассейн. Мы с ней любили плавать. Мы подолгу оставались в сауне, пока кожа словно не начинала таять.

Не только Делейни отдалилась. У меня не осталось времени на рисование. В последние выходные я собиралась остаться дома, но Джаред хотел, чтобы я помогла ему отредактировать фото, которые он сделал в гавани. Сначала мне нравилось помогать ему в фотосессиях, но потом надоело проводить столько времени на улице в паршивую погоду только ради того, чтобы он сделал идеальный снимок.

Он отвернулся от компьютера:

– В чем дело?

– Ни в чем. Я просто устала.

Он забрался ко мне на кровать.

– Я смотрел квартиры, которые мы могли бы снять, когда поступим в университет. Если мы сейчас подберем что-нибудь классное, то сможем подписать договор аренды еще до того, как кто-нибудь другой займет это жилье.

Я в замешательстве посмотрела на него:

– Ты имел в виду квартиру для себя?

– Для нас с тобой. У нас будет милая квартирка. Возможно, в центре города.

– Я же тебе говорила, что мы с Делейни собирались вместе снимать квартиру.

В последнее время мы с ней не обсуждали это, но именно так мы и планировали изначально. Оставалось надеяться, что это не изменилось, ведь я продолжала считать, что так будет лучше для Джареда и меня, когда мы отправимся учиться в университет. Этим летом он будет путешествовать вместе со своей семьей, и когда начнутся занятия, у нас почти не останется времени на общение. Потом я задумалась, почему я хочу меньше времени быть с ним, и добавила этот вопрос в список тем, о которых я не хочу думать.

– Ага, но это было раньше, – сказал он. – Я решил, что ты хочешь теперь жить со мной.

– Нам только исполнилось восемнадцать.

– И что?

– Разве тебе не хочется пожить со своими друзьями?

– Они тупицы. Я хочу жить с тобой.

– Почему? Ты думаешь, что я буду убирать за тобой? Ты хоть умеешь готовить? Или ты хочешь, чтобы я и убирала, и готовила, и ходила за покупками?

– Эй! С чего ты взяла? Я всему научусь.

Конечно. Ему придется учиться всему, чем я занималась годами. Ему все просто досталось.

– Я не готова так далеко загадывать на будущее. Сначала нужно окончить школу.

– Поговорим об этом летом. Я сделаю предоплату.

Он выглядел невозмутимым, словно был уверен, что я изменю мнение в его пользу.

Я приподнялась, скрестив ноги и глядя ему в лицо.

– Я не знаю, хочу ли я с тобой жить. Моя мама познакомилась с отцом, когда ей было всего девятнадцать лет, и она многого лишилась.

– Я не такой, как твой отец. – Теперь он выглядел раздраженным, но это не заставило меня отступить, это заставило меня копнуть глубже.

– Ты ведешь себя как он.

– Ты несешь чушь. – Он раскраснелся.

– Каждый раз, когда я хочу остаться дома, ты так расстраиваешься, что мне становится не по себе.

– Ты шутишь? Это ты всегда в депрессии, и я пытаюсь тебя занять.

Меня словно что-то кольнуло, теперь мне хотелось встать и уйти домой, закрыться в своей спальне в наушниках и слушать музыку. Я пробыла бы там несколько дней. А может, и недель. Я больше никогда оттуда не выйду.

– Иногда мне хочется побыть одной. Я нуждаюсь в пространстве.

Мы уставились друг на друга. Я чувствовала, как правда окончательно оформляется во мне: неудержимое желание быть одной, чтобы не обсуждать свои чувства, не интересоваться, о чем он думает, не пытаться сделать его счастливым и не быть Джаредом и Софи. Я снова хочу быть просто Софи.

Он приподнялся:

– Тебе нужно пространство?

Джаред побледнел, брови выделялись на его лице черными линиями. Его губы и вовсе казались белыми, словно я нанесла ему удар ножом и он истек кровью.

– Не навсегда, мне просто нужно сделать маленький перерыв.

Я не могла поверить, что сказала это, но слова вылетели изо рта, и мне оставалось только наблюдать, как они подобно пулям устремляются ему в лицо. Его глаза расширились, челюсть отвисла.

– Серьезно? – прерывающимся голосом спросил он.

– В последнее время я пришла к выводу, что, скорее всего, я действительно не имею никакого отношения к смерти своего отца. И я вовлеклась в отношения с тобой из-за того, что хотела сбежать от всего.

– Я пытался вывести тебя на этот разговор.

– В том-то и проблема. Я не хочу об этом говорить. Я просто хочу разобраться со всем этим в своей голове, поэтому, наверное, нам не стоит встречаться на весенних каникулах.

– Не понимаю. Вчера ты рассказывала мне, как нам будет здорово…

– Я прошу лишь о неделе одиночества. В чем проблема?

– Ты создаешь проблему.

Я спрыгнула с кровати, схватила рюкзак и куртку.

– Я иду домой.

Он дернул меня за руку.

– Прекрати, – сказал он. – Нам нужно поговорить.

– Здесь не о чем говорить. Я уже сказала тебе, что мне нужен перерыв, но теперь мне кажется, что он нужен навсегда.

Я напоминала потерявший управление поезд, пробивающий себе путь через горы.

Он крепко схватил меня за руку, казалось, находясь на грани.

– Я не позволю тебе сделать это.

– Ты не позволишь? – Я вырвала свою руку, его ногти царапнули мою кожу.

– Только не принимай сейчас никаких решений.

Его голос был хриплым, а глаза стали совсем черными и блестели, как чернильные озерца. Я могла бы окунуть в них свою ручку и нарисовать его разбитое сердце на весь лист в своем альбоме, а потом разорвать его или снова собрать в одно целое.

– Пожалуйста, – сказал он, – я дам тебе пространство, только не своди все на нет.

Я засомневалась. Неужели это произошло? Мы действительно расстаемся?

– Не знаю. Мне пора идти.

Промчавшись через дом, я выскочила во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Он несся за мной до крыльца в одних носках, хотя шел дождь.

– Подожди. Я отвезу тебя домой. Не глупи. Ты промокнешь.

Я взглянула на него – стоит в футболке, с поднятыми до ушей плечами, а вокруг льет дождь. Вспомнилось, как отец подъехал ко мне на своей машине. «Садись».

– Я позвоню Делейни, – попыталась я перекричать ливень.

А потом побежала. Ноги окунались в холодные лужи, вода брызгала мне на лодыжки. Я бежала, бежала, бежала…

В тот вечер он забросал меня сообщениями, мой телефон светился в темноте. «Почему мы не можем поговорить? Зачем ты так поступаешь? Что я сделал не так?»

Я ни на одно не ответила, но не могла объяснить паническое чувство, заставившее меня в конце концов выключить телефон. Утром я увидела вдалеке его машину, когда шла на остановку, но не помахала ему, и он уехал. Несколько раз я замечала его на переменках, и он всегда был со своими друзьями, хотя и пристально смотрел на меня. После школы он ждал у моего шкафчика.

– Ты не можешь так просто игнорировать меня, – сказал Джаред.

Я забросила книги в рюкзак.

– Я же тебе сказала: мне нужно побыть одной.

– Что-то изменилось, и я хочу знать, что именно. Ты еще с кем-то встречаешься? Да?

– Нет, – прошипела я. – Ты и правда хочешь об этом поговорить прямо сейчас? – Другие школьники, проходившие мимо, бросали на нас любопытные взгляды.

– Давай поедем ко мне и поговорим. Я хочу все уладить.

– Нечего улаживать. – Я думала о том, как объяснить ему свои чувства. – Ты ничего неправильного не сделал. Просто во мне что-то отключилось, понял? Я не знаю, почему это произошло, но я не могу вернуться к прежнему. Чем больше ты давишь на меня, тем сильнее мне хочется от тебя отстраниться.

– Давай заедем ко мне, хоть ненадолго.

– Мне нужно собираться.

– Ты не можешь так уйти!

– Послушай, я не поеду к тебе. И что ты будешь делать? Похитишь меня?

Я хлопнула дверцей шкафчика и ушла. Когда я оглянулась, его уже не было.

Делейни подвезла меня домой. Я рассказала ей, что поссорилась с Джаредом и что мы расстались.

– Зачем ты это сделала? – спросила она. – Я думала, что вы влюблены друг в друга.

– Не знаю. – Я плакала, вся в печали и в смятении. – Я не могу объяснить это. Всего было слишком много, я не могла дышать. Я просто не могла дышать.

Она сочувственно посмотрела на меня:

– Мне очень жаль. Хочешь, выпьем кофе?

– Давай.

Я смотрела в окно, наблюдала за деревьями, проносящимися мимо нас. Руки дрожали, я вся замерзла. Пришлось засунуть ладони под ноги, чтобы они не двигались. Кофе как раз пришелся бы кстати. Мы поговорим, и Делейни поможет мне понять, почему я только что изменила свою жизнь.

Через час Делейни высадила меня у дома. Я смотрела, как она разгоняется и выезжает на дорогу. Шуршали шины на мокром асфальте, потом воцарилась тишина. Я немного сожалела, что не осталась с ней, что мы не продолжили наш разговор, хотя это все равно не помогло бы. Она засыпала меня вопросами о моих чувствах (теми, что задавал ей психиатр, когда разводились ее родители), но я могла ответить лишь: «Я не знаю, что произошло», – отчего становилось еще хуже.

Ангус прыгнул на меня, как только я открыла входную дверь, и чуть не сбил меня с ног, пока я пыталась снять обувь.

– Прекрати! – сказала я, отталкивая его, когда он лизал мне ухо.

Он хотел гулять, но я могла думать только о том, как бы доползти до кровати. Выгуляю его позже, если будут силы. Мне хотелось от всего отгородиться.

Я остановилась у двери в мою комнату. На кровати лежала коробка. Я медленно приблизилась к ней. В ней лежало то, что я оставила у Джареда дома. Один из моих шарфов, пара книг, пара сережек – и мое фото, сделанное им. Я посмотрела на окно и заметила на подоконнике следы. Джаред несколько раз пробирался ко мне таким путем, чтобы провести со мной ночь, и, наверное, я с тех пор и не закрыла окно.

Я села на кровать рядом с Ангусом и написала сообщение Джареду. Пальцы стучали по экрану с такой силой, что Ангус приподнял голову и уставился на меня.

«Ты проник в мой дом?»

«Я вернул твои вещи».

«Это так по-детски».

«Да, а ты такая взрослая».

«Я лишь хочу все обдумать. Ты душишь меня».

«Тебе всегда нравилось быть со мной!»

«Да, но потом я как будто перестала существовать».

Несколько минут он не отвечал. Я смотрела на телефон и ждала, когда всплывет сообщение. Наконец я увидела, что он печатает:

«Ты просто испугалась. Мы действительно были счастливы, и от этого ты запаниковала. Ты решила, что я собираюсь бросить тебя, как твой отец, поэтому ты и оттолкнула меня, но это уже не имеет никакого значения. С меня хватит».

Он больше ничего не написал. Я даже проснулась среди ночи, чтобы проверить телефон, и первым делом схватилась за него утром, но ничего не пришло. Когда мы были на пароме, Делейни написала, что Джаред якобы собрался со своими друзьями в поход на весенних каникулах. То есть он будет всего лишь в часе езды от нас.

Я вынимаю из кармана телефон и снова читаю сообщение Джареда. Последние три слова вертятся в голове, как динамитные шашки, и каждый раз, прикоснувшись к чему-нибудь, они взрываются.

Бах! Бах! Бах!

Этого я хотела, ведь так? Так почему же все во мне словно взорвалось и разлетелось во всех направлениях? Почему я не могу перестать думать о том, насколько я опустошена?

Слышу скрежет возле окна. Подняв взгляд, я жду, что звук снова повторится. Когда Джаред по ночам прокрадывался ко мне в спальню, он тихонько стучал по стеклу, чтобы привлечь мое внимание. Я затаила дыхание, пока не поняла, что это лишь ветки. Конечно же, это не Джаред. Даже если он и вспомнил, где находится этот домик, и приехал на озеро, чтобы найти меня, он все равно не знает, какая из комнат моя.

Я сворачиваюсь под теплым одеялом и прижимаю ноги к груди. Простыни холодные. Я думаю о том, как отец расхаживал по нашему прежнему дому. Сидел ли он на маминой кровати? Интересно, заходил ли он в мою комнату? Все думают, что он случайно упал, но иногда меня терзают мысли, что он сделал это нарочно. Он хотел, чтобы мы нашли его там.

Я встаю с кровати, роюсь в своей косметичке, где спрятала снотворные таблетки, которые дал мне Джаред. Беру одну, запиваю ее горький вкус пригоршней воды из-под крана. Смотрю в зеркало. Мама сказала, что к весенним каникулам все изменится. Она ошибалась.

 

Глава 34. Линдси

Вот уже час мы с Маркусом гуляем по лесу. Дождь прекратился, хотя деревья еще мокрые, и холодные капли падают мне на голову и стекают по затылку. Мы пробираемся по тропе, мокрые ветви кустарника хлещут меня. Мы никого не встречаем: ни оленя, ни кролика – лес скован тишиной. Я осторожно ступаю, но все равно несколько раз поскальзываюсь, и мне приходится либо держаться за Маркуса, либо хвататься за ветви, чтобы сохранить равновесие. Мы уже несколько миль взбираемся вверх. Маркус хочет показать мне вид со смотровой площадки.

– Поверь, это стоит того. Ты увидишь океан во всей красе.

Хорошо бы, чтобы все оказалось сногсшибательным. У меня болят ноги, мне жарко от такой нагрузки, пришлось снять куртку и обмотать ее вокруг талии. Ангус бежит впереди, язык у него вывалился изо рта, а в его шерсти застряли веточки и листья. И он по уши в грязи.

Этим утром восстановили электричество, и Маркус охотно приготовил яичницу, мясо и блины, пока я принимала душ. Когда я вошла на кухню, он уже выставил на стол кувшин апельсинового сока, тарелки, столовые приборы и пачку салфеток.

– А где Софи? – спросила я.

– Еще спит.

– Я разбужу ее.

– Не нужно. Этот дом предназначен для отдыха.

Я села за стол, подтащила поближе тарелку и вдохнула аромат свинины.

– М-м, вкусно. – Я взяла хрустящий кусочек, который был приготовлен точно так, как я люблю. – Не думаешь, что она слишком много спит?

Он сел напротив меня и посыпал яичницу перцем.

– Подростки всегда много спят.

– Я беспокоюсь, что она в депрессии.

– Хочешь, я поговорю с ней?

– Может быть. Не знаю. А вдруг это настроит ее против тебя?

Похоже, что они неплохо ладят, по крайней мере Софи всегда вежлива и дружелюбна с ним и говорит, что она счастлива за меня, но из-за свиданий с Джаредом она так сильно отдалилась, что сложно быть в чем-то уверенной.

– Как насчет того, чтобы дать ей немного времени? Всего два месяца прошло с тех пор, как умер Эндрю, и горе может возвращаться еще много лет. Поверь мне, я знаю, что это такое. Иногда только во сне ты можешь найти умиротворение, только там ты не чувствуешь боли. В этом нет ничего страшного.

Я потянулась к нему и взяла его за руку:

– Спасибо тебе, ты всегда говоришь правильные слова.

– О, я часто ошибаюсь, но в этом я довольно-таки уверен. Софи прекрасно справится. А сейчас ешь свой завтрак, и я поведу тебя на прогулку.

Мы наконец добрались до вершины, и я опускаюсь на камень, даже не беспокоясь о том, что джинсы намокнут. Вытираю лоб и выдыхаю:

– Надо же! Вот это круча.

Маркус стоит передо мной почти на самом краю утеса и осматривает окрестности, широко раскинув руки.

– Это просто невероятно, – говорит он. – Природа во всей своей красе.

Вид потрясающий на много миль вокруг; спящие горы омывают молочные облака. Я вижу озера, а далеко-далеко – длинную темно-синюю полосу океана. Он поворачивается и манит меня к себе.

– Иди сюда, взгляни.

– Мне и отсюда прекрасно видно.

Он смеется:

– Поднимайся, лентяйка. Ты должна прочувствовать этот бриз своим лицом.

Я становлюсь рядом с ним, кладу щеку ему на плечо, наслаждаясь запахом дождя и леса, исходящим от него.

– Ты прав. Этот бриз прелестен.

Я замечаю радующий глаз папоротник на краю обрыва, наклоняюсь, чтобы рассмотреть его, и чувствую, как моя обувь скользит по скале. Маркус хватает меня за руку и тащит назад.

– Осторожно. Вниз долго лететь. – Он держит меня за плечо, плотно прижимает к себе. – Не хочу потерять тебя.

– Ты просто не хочешь спускаться за мной вниз.

Я смеюсь, хотя сердце бешено стучит в груди от пережитого мимолетного страха. Бросаю взгляд через край обрыва на темные деревья и острые камни далеко внизу.

– Это правда. – Он прижимается носом к моему виску.

Мне уютно в его теплых объятиях, и я вспоминаю, как много лет назад Эндрю как бы в шутку толкал меня в яму на стройплощадке.

Несколько минут мы стоим в тишине, наслаждаясь пейзажем. Его теплая рука сжимает мою. Я с удовольствием думаю о том, как мы проведем остаток дня. Будем бездельничать перед камином, читать книжки, время от времени прерываясь, чтобы поделиться чем-то забавным, потом вместе приготовим ужин, выпьем вина, посмотрим кино. Эти мысли такие уютные, теплые, идеальные.

– Как бы хотелось остаться здесь навсегда! – говорю я.

– Может, и получится.

Я смотрю на него:

– Что ты имеешь в виду?

– Как только Софи отправится в университет, мы можем переехать на озеро. Найдешь здесь работу или снова пойдешь учиться, как захочешь.

Это предложение и радует меня, и удивляет. Я даже не представляла себе, что он уже думает о нашем будущем.

– А чем же ты будешь заниматься, пока я буду работать? – поддразниваю его я. – Целый день ловить рыбу?

– Напишу книгу, а потом, конечно же, продам ее за миллион баксов.

– Как приятно это слышать. – Я поднимаю голову. – Так у тебя все со мной серьезно, доктор? Я думала, что я просто мимолетное увлечение.

Он смеется:

– Я бы не взял тебя сюда, если бы не был серьезно настроен насчет тебя, но ты только что въехала в новое жилье. Тебе нужно время. Я не хотел отпугивать тебя этой самой серьезностью и жалобами на то, как я скучаю без тебя и Софи.

Я улыбаюсь ему, чувствуя прилив любви. Конечно, он четко понимал, в чем я нуждалась тогда – и что должна услышать сейчас. Это Маркус.

Он касается ладонями моих щек, его большой палец ласкает мое лицо.

– И? Тебя нужно убеждать дальше?

На миг мне кажется, что он собирается признаться мне в любви. Мы еще не говорили друг другу таких слов, но я уже много раз была близка к этому. Потом Ангус носом толкает Маркуса в бедро, и он, смеясь, смотрит вниз и похлопывает пса по голове. Я бросаю на Ангуса свирепый взгляд: «Большое тебе спасибо, приятель».

Я наблюдаю за Маркусом, за его непринужденными естественными движениями, его ослепительной улыбкой. Смогу ли я переехать на озеро и выбросить из головы свой дом, бизнес – вообще все? Неужели я хочу начать все сначала? Я осматриваю горы, вдыхаю этот сладкий воздух. Маркус прав. Это особенное место.

– Да, – говорю я. – Давай так и сделаем.

– Правда?

– Я уже влюблена в тебя. Я – за, руками и ногами.

Он разглядывает меня в потрясающей тишине, я заливаюсь краской и уже хочу забрать свои слова обратно. О чем я только думала? Я безмолвно смотрю на него. Секунды улетают в прошлое; такое чувство, что мы стоим здесь вечность. Он так ничего и не ответил. Он просто смотрит на меня.

– Ладно, нам пора выдвигаться обратно, – говорю я и поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Линдси, иди сюда. – Он хватает меня за руку, привлекает к себе. – Я тоже тебя люблю, но я должен признаться, что поначалу это до чертиков меня пугало. Я долго пытался бороться с этим.

Я прислоняюсь к его груди:

– Ты пытался бороться с этим? Правда? Расскажи мне больше.

– Ты не остановишься, пока не разберешься во всем до конца, да?

Я трусь холодным носом о его ключицу:

– Я пытками вытяну все из тебя.

Он смеется:

– Ладно. Время исповедаться. Когда я пришел на первое собрание группы и увидел тебя, сидящую под флуоресцентными лампами, увидел, как сияли твои волосы, словно волосы шведской богини, я подумал: «Блеск! Она так прекрасна, что мне лучше держаться от нее подальше. Она разобьет мне сердце». Не важно, насколько ты была доброй, ласковой и веселой, я не желал рисковать, чтобы снова не травмировать себя, но проиграл эту битву. – Он улыбается. – Так пойдет? Думаешь, ты справишься со мной?

Я хитро ухмыляюсь:

– Я рискну, чем черт не шутит.

Он прижимается губами к моим губам. Дождь хлещет как из ведра, капли стекают по нашим лицам, но мы не останавливаемся. Я готова целовать его всю жизнь.

 

Глава 35. Софи

У мамы волосы прилипли к голове, а мокрые ресницы торчат, как шипы, но она смеется, когда снимает обувь, и говорит:

– Не верь Маркусу, если он предложит немного прогуляться. У меня такое ощущение, словно мы взбирались на Эверест.

Маркус тоже заливается смехом, помогая маме снять мокрую куртку. Она изображает собаку, тряся волосами, а он отпрыгивает назад.

– Эй! Прекрати, иначе я оставлю тебя на улице вместе с Ангусом!

Я рада, что хоть кто-то прекрасно провел время. А я все утро перебирала сохраненные на телефоне сообщения, думая о Джареде.

– Софи, можешь принести полотенца? – просит мама.

– Под раковиной завалялась пара старых полотенец для Ангуса, – говорит Маркус.

Я нахожу полотенца в ванной и приношу им. Они оба сидят у камина, так близко, что их плечи соприкасаются. Я вытираю Ангуса, и он заходит в дом.

Мама с Маркусом держатся за руки. Джаред всегда держит меня за руку, когда мы катаемся на машине. Иногда он дыханием согревал мои замерзшие пальцы. Я прикасаюсь к телефону в кармане, мне хочется вынуть его и снова почитать сообщения, но мама удивится этому. Я вижу, как она глядит на Маркуса. На ее лице застыла какая-то глуповатая улыбка.

– Что случилось? – спрашиваю я. – Вы как-то странно себя ведете.

– Ничего. Я просто счастлива, что мы все здесь собрались. Мне нравится это место.

– Да, тут мило. Было бы здорово приезжать сюда каждое лето.

Мама бросает очередной взгляд на Маркуса, и он сжимает ее руку. Затем она смотрит на меня.

– Мы только что говорили о том, что, возможно, переедем на озеро в следующем году.

– Вот как.

Я смотрю на них, они – на меня, и, клянусь, даже Ангус уставился на меня, как будто ждет, что я скажу что-то глубокомысленное. Я вижу крошечные морщинки вокруг глаз мамы. Интересно, когда они у нее появились? Может, это произошло за последние месяцы? Но кажется, словно каждая морщинка взывает: «Смотри, как я счастлива! Пожалуйста, порадуйся за меня!»

Я не знаю почему, но я вдруг начинаю думать об отце: когда он говорил о маме, он выглядел по-другому. Он не был взволнован, но испытывал нечто более глубокое, как будто нуждался в ней, чтобы дышать. Мои глаза застилает пелена, и я поспешно растягиваю губы в улыбке.

– Круто, – говорю я. – В любом случае я только несколько месяцев в году буду жить дома. А потом буду приезжать только на выходные. – Я улыбаюсь Маркусу. – Не разрешай ей убирать в моей комнате.

Я скоро перееду отсюда. Наверное, мне не придется часто видеться с мамой, но не хочется сейчас говорить ей об этом. Я должна быть счастлива за нее. Может, они даже поженятся.

Я смотрю на ее руку и пытаюсь представить, какое кольцо ей купит Маркус. Наверное, большое. Мне нравилось ее простенькое колечко, которое она носила, когда была замужем за отцом. Мы обнимались, и я крутила его вокруг пальца, играя с ним, а иногда она надевала его мне на палец и делала вид, что мы женаты. Она спрятала его и сказала, что однажды оно достанется мне. Когда это «однажды»? Я думаю о том, как папа покупал это кольцо для нее, а ей ведь было всего девятнадцать. Как она поняла, что хочет за него замуж? Почему она не знала, что произойдет потом? Я думаю о Джареде. Все кончено. Кончено. Кончено.

– Пока мы ничего менять не будем, – говорит Маркус. – Мы хотим для тебя спокойствия. Понятно, что для тебя это был сложный год.

«Сложный год». Вот как он его описывает? У него доброе выражение лица, и он, похоже, встревожен, словно хочет убедиться, что со мной все хорошо. Если они поженятся, он станет моим отчимом. Он будет присутствовать на каждом рождественском ужине, на каждом празднике. Он придет на мой выпускной.

Не мой отец. У меня никогда не будет отца.

И мне так хочется поговорить с Джаредом, что я чувствую горький привкус своего желания во рту. Я хочу выплюнуть его, но слишком поздно, я его уже проглотила.

Они ждут, пока я что-нибудь скажу.

– Важная новость. Может, произнесем тост?

Я поднимаюсь и направляюсь на кухню. Возвращаюсь, держа в руках по бутылке.

– Давайте выпьем вина.

– Притормози, – говорит мама.

– Мне почти девятнадцать. Ну же! Позвольте мне отпраздновать с вами.

– Тебе недавно исполнилось восемнадцать.

Она колеблется, но я вижу, что она хочет позволить мне выпить с ними, хочет сделать то, что убедит ее, будто я спокойно воспринимаю происходящее.

– Ну, если только в этот раз. – Она тянется за бокалами к шкафу.

Они отправились спать. Я сижу у себя в комнате, смотрю в окно. Ангус со мной. Он с ними уже почти не спит. Наверное, понимает, что третий лишний.

Сквозь стены доносится мурлыкание их голосов, а может, оно проникает через вентиляционные каналы. Интересно, о чем они говорят? Может, они строят планы, говорят о том, как сильно любят друг друга. Думает ли еще мама о моем отце?

Маркус очень располагает к себе. Он мило ведет себя с мамой. Не пьет, не обижает ее, не доводит ее до слез. Так зачем же мне злиться на него? Я глубоко погружаюсь в свои мысли, пытаюсь прогнать это чувство, но оно сразу же возвращается в потайные области моего мозга и скрывается от меня.

И я наконец понимаю. Существовала маленькая трусливая часть моей души, которая надеялась, что папа и мама вернутся друг к другу снова. Все это время я рассказывала отцу, что ему нужно отпустить ее и принять то, что ей нужно двигаться вперед, хотя именно мне следовало оставить прошлое позади.

Я делаю глоток вина. Когда мама и Маркус отправились спать, я прошмыгнула на кухню и забрала остатки. Она не вспомнит, ведь вино разливала я.

Приятное ощущение тепла и хмельной сонливости окутывает меня, но совсем не поднимает настроения. Я беру телефон, открываю папку с сообщениями, а затем снова и снова читаю послания Джареда.

Через час я просыпаюсь; голова Ангуса лежит на подушке рядом со мной. Он шумно зевает и обдает меня ароматом псины. Я переворачиваюсь и жду, пока пройдет головокружение. На часах три ночи. Пустая бутылка стоит на тумбочке.

Поднимаю телефон и кошусь на экран. Смутно припоминаю, что я с кем-то переписывалась, но этого не может быть: здесь нет сети. Потом я вижу, что написала Джареду.

«Ладно. Может, я и напугана. Ведь я тебя так люблю. Ты мог меня покинуть, как и мой отец, и тогда я умерла бы дважды. Думала, что будет легче. Но это не так. Скучаю».

Вот дерьмо. Слава богу, сообщение не отправилось. Я смотрю на голубое окошко. Мне нужно лишь выбраться туда, где есть сеть, и оно улетит с моего телефона прямо к нему. Но я не хочу этого. Я была пьяна, когда писала эти слова, они ничего не значат. У меня есть цели. Я собиралась побыть в одиночестве, чтобы сосредоточиться на учебе, потом переехать в город и познакомиться с новыми людьми.

Мои пальцы зависают над телефоном, потом я открываю папку с фото. Я с Джаредом; селфи на пляже, у него в кровати, мы гримасничаем, целуемся. Я всматриваюсь в его лицо, в его черные глаза. Думаю о том, как ему всегда удавалось понять, если я из-за чего-то расстраивалась; как он все время находил новые интересные места, чтобы показать мне; как он вытаскивал меня прогуляться, когда мне ничего не хотелось делать.

Он был прав. Он просто пытался помочь мне. Это не его вина, что я перестала рисовать. Он, бывало, даже говорил мне, чтобы я брала с собой альбом. Я перестала общаться с Делейни, но только потому, что нам просто не о чем стало говорить, к тому же заниматься сексом с Джаредом куда приятнее. В этом не было его вины. Я сама сделала свой выбор.

Я смотрю на Ангуса.

– Я совсем облажалась, не правда ли?

Он подползает поближе, нюхает и лижет мое лицо, и мне приходится его оттолкнуть. По крайней мере, он все еще любит меня. Я прокрадываюсь в гостиную, открываю холодильник и ищу бутылки с водой, которые привезла мама. Доставая бутылку, опрокидываю другую, и она катится по полу. Ангус шумно прыгает за ней, и я шикаю на него. Но уже слишком поздно, я слышу шаги позади, а потом и голос Маркуса:

– Мне показалось, что ты встала. С тобой все в порядке?

– Ага, просто не могу уснуть.

Я открываю воду и жадно, не останавливаясь, выпиваю полбутылки. У меня такое чувство, словно я только что проснулась с полным ртом песка.

– Похмелье, да?

Он прислоняется к столешнице, на нем белый халат, как будто он в спа. Волосы у него взъерошены. Даже не собираюсь думать о том, как это произошло.

– Я просто раньше не пила вина. – Как будто я часто пила что-то другое.

– Знаешь, если тебя что-то беспокоит, ты можешь рассказать мне об этом. И это останется между нами.

И снова у него на лице выражение понимающего психотерапевта. Кажется, он хочет сесть рядом со мной с блокнотом и рассказать мне обо всех моих потаенных страхах. Меня удивляет то, что он собирается что-то утаивать от мамы. Может, он просто так говорит, чтобы я доверяла ему.

– Все хорошо.

– Ты уверена? Должно быть, тяжело наблюдать за тем, как мама вовлекается в новые отношения. Особенно когда твой отец недавно умер. Это естественно в твоей ситуации – испытывать гнев.

Господи! Я думала, что психиатры должны проявлять деликатность. Я чувствую, как комната снова начинает вращаться перед глазами. Делаю вдох. Это все из-за вина. Я пытаюсь закрутить крышку на бутылке.

– Это не так. Дело в Джареде.

Он вскидывает голову:

– Интересно, почему он в последнюю минуту отказался ехать?

– Я порвала с ним, но мне кажется, что я сделала ошибку.

– Разве не поздно все исправить?

– Не знаю. Он тоже здесь, на озере, но я не уверена, что он хочет видеть меня.

– Ну, может, разлука пойдет вам на пользу. Мы тут всего на неделю. Поговоришь с ним, когда мы вернемся в город. Как говорят, от разлуки любовь становится горячее.

– Ага, может быть. И в самом деле, что такое неделя?

– Точно.

Он, похоже, оживился, как будто думает, что заработал очко за родительский подход, что все идет отлично и он сможет рассказать маме, как мы на кухне склеили мое разбитое сердце.

Мы желаем друг другу спокойной ночи, и я возвращаюсь с бутылкой воды и Ангусом в кровать. Хорошо, что Маркус больше не психиатр и не так уж хорошо разбирается в подростках.

Я ни за что не буду ждать целую неделю.

 

Глава 36. Линдси

Я резко просыпаюсь, как будто кто-то меня встряхнул. Прищурив глаза в полутемной комнате, замечаю незнакомые очертания предметов. Ах да! Мы же в озерном домике. Рядом со мной раздается тихое дыхание Маркуса. Если верить часам, проецирующим изображение на потолок, уже восемь утра. Что мне снилось? Я погружаюсь в воспоминания. Покрытые снегом дороги, спешка. Это та ночь, когда я убегала от Эндрю? Уже прошло много времени с тех пор, как мне снилось подобное. Должно быть, всему виной тревога, затаившаяся глубоко в подсознании и пробужденная поездкой с Маркусом. Как это глупо. На этот раз я все делаю правильно.

Мои глаза смыкаются, я представляю себе, как мы вместе живем у озера, выстраиваем нашу жизнь, и любовь от этого крепнет. Мы заново оформим интерьер дома, познакомимся с соседями и общиной. Может, я стану посещать какие-нибудь вечерние курсы в городе. Я буду хлопотать по дому, а он – писать за своим столом напротив окна. В перерывах мы будем беседовать. Я вижу, как Маркус улыбается, как его рука тянется ко мне. А потом раздается стук в дверь. Это Паркер.

«Линдси, мы знаем о таблетках».

И я вижу, как выражение его лица меняется, на нем проявляется вся гамма чувств от замешательства до ужаса и наконец до ярости.

«Что ты наделала? Зачем ты лгала мне?» И я понимаю, что все кончено. Все кончено.

Я открываю глаза. Почему у меня такие мысли? Маркус не осудил бы меня за то, что я сделала той ночью. Но теперь я не могу перестать думать о том, как я смотрела на эти таблетки, падающие в стакан виски, как я размешивала их, пока они полностью не растворились.

Я бросаю взгляд на Маркуса, на затененные очертания его плеч. Должна ли я рассказать ему? Как я объясню, что подмешала Эндрю снотворное? Изменит ли это его чувства ко мне? Дженни, наверное, посоветовала бы придержать мою тайну при себе. Нет никаких причин, по которым следовало ему в этом признаваться.

Я оставляю Маркуса и иду в гостиную. Огонь погас, в комнате посвежело. Я набрасываю на себя плед, как накидку, ищу в буфете кофе, завариваю его в турке, глядя в окно на озеро. Я ничего не могу с собой поделать, но меня гложут мысли о том, стояла ли так же бывшая жена Маркуса. Подхожу к холодильнику, чтобы взять молока, и вдруг вижу записку от Софи, приклеенную магнитом.

«Уехала в город. Взяла машину Маркуса. Извини, не хотела будить тебя. Скоро вернусь. Целую, обнимаю».

О чем она только думает? Дороги в ужасном состоянии, и она не привыкла ездить на больших внедорожниках. Я представляю себе, как она влетает в выбоину и ее несет по гравию. Тянусь к телефону, чтобы позвонить ей и сказать, чтобы она возвращалась, но потом вспоминаю, что здесь нет сети. Я проверяю стационарный телефон. Тишина. Как же может быть по-другому? Наверное, поэтому она и поехала в город. Ей захотелось позвонить Джареду или Делейни.

Я слышу за собой шаги и оборачиваюсь. Маркус одет в джинсы и футболку, у него взъерошены волосы, лицо потемнело от двухдневной щетины. Он дарит мне сонную улыбку.

– Прости, – говорю я. – Не хотела тебя будить.

Он обнимает меня за талию.

– Ты стоишь того, чтобы вылезти из постели. – Он видит записку у меня в руке. – Что это?

– Софи взяла твою машину и поехала в город.

Он делает шаг назад, поднимает брови.

– Ночью я застал ее на кухне – она пила воду. Мы поговорили о Джареде. Они расстались. Я предложил ей переждать, а потом поговорить с ним, но она, похоже, решила взять дело в свои руки. Я совсем забыл об импульсивности подростков.

Я вздрогнула, услышав это: Софи и Джаред расстались. Почему же она ничего мне не сказала? Очевидно, поэтому она слонялась, как неприкаянная. Я рада, что она доверилась Маркусу, но мне больно от того, что она утаила это от меня.

– Поверить не могу, что она сбежала. Я поговорю с ней, когда она вернется.

– Наверное, она ненадолго. – Он выглядывает в окно. – Я не удивлюсь, если дороги все завалены деревьями.

– Надеюсь, она нигде не застрянет.

– Если даже и так, то вернется пешком. Здесь недалеко.

Я киваю и говорю себе, что он прав.

– Наверное, я должна привыкать к этому чувству. Когда она поедет учиться, у нее будет собственная жизнь.

– И у тебя тоже. – Он целует меня в губы, но я не могу расслабиться. Он поднимает голову, смотрит на меня. – В чем дело? Я почистил зубы. – Он улыбается.

– Мне нужно выпить кофе. Я еще в полудреме. – Я аккуратно выскальзываю из его объятий и наливаю две чашки кофе. – Пошли в гостиную.

Он садится на диван, и я устраиваюсь рядом с ним. За окном виднеется озеро, оно спокойное, поверхность гладкая, как зеркало. Деревья не колышутся. Если я хочу рассказать ему о той ночи, когда произошла авария, то сейчас самый подходящий момент, но я не чувствую в себе решимости. Я смотрю на него: у него добрые глаза и ободряющая улыбка. Он прекрасный человек, напоминаю я себе. Я могу ему доверять.

– Я проснулась, думая о том, что я сделала в прошлом, – говорю я. – Об ошибке, которую я допустила, когда была замужем. Это произошло много лет назад, но время от времени это все еще меня беспокоит.

– А ты уверена, что должна рассказывать об этом мне?

– Думаю, я просто измучилась из-за того, что это может многое изменить.

– Линдси, что бы это ни было, вряд ли это нечто совсем ужасное. – Он берет меня за свободную руку. – Ничего не изменится. Обещаю.

Я смотрю на свой кофе. Я зашла слишком далеко и уже не могу отступить, перевести все в шутку. Делаю глубокий вдох.

– В ту ночь, когда я бежала от Эндрю, я кое-что подсыпала ему в виски, чтобы он уснул. Знаешь, я так боялась, что он проснется…

Я уже рассказывала Маркусу, как Эндрю душил меня в первый раз, когда я пыталась от него уйти, и я рада, что мне не нужно сейчас вдаваться в такие подробности. Это довольно-таки тяжело.

– Что-то вроде снотворного?

Я киваю.

– Брат достал его для меня, а я была слишком напугана, чтобы самой получить на них рецепт. Эндрю начал отслеживать все мои финансы, особенно после того, как обнаружил, что я тайно принимаю противозачаточные. Об этом я тебе тоже не рассказывала…

Я смотрю на него, жду, как он отреагирует на это новое откровение, но на его лице я вижу только понимание.

– Я не удивлен, – говорит он. – Конечно же, ты не хотела забеременеть, когда в твоем браке царило насилие. – Он пожимает мою руку.

Я расслабляюсь. Оказывается, я не понимала, насколько эти тайны съедали меня. Наконец-то поделившись ими с Маркусом, я испытываю облегчение.

– Я собиралась дать ему несколько снотворных таблеток, но он ужасно напился в тот вечер, и я переживала, что если дам ему слишком много, то он отдаст богу душу. Вот я и положила в его стакан всего две.

– В этом есть смысл. Тебе нужно было выбраться из того дома.

– Но он, должно быть, проснулся. Наверное, его стошнило от такого коктейля. Я не знаю, что случилось. Позже я поняла, что оставила вату от бутылочки в ванной. Все эти годы я сомневалась в этом, но когда Эндрю подошел ко мне возле банка, он кое-что сказал и я поняла: он действительно знал, что я подмешала ему пилюли. Вот почему он был так зол той ночью.

– Ты себя винишь в той аварии?

– Логически я понимаю, что это был его выбор – сесть за руль, но Эндрю даже в самом пьяном состоянии отлично водил машину. Обычно он был более осторожен. Иногда я даже не могу описать насколько. Думаю, что таблетки подействовали на его координацию. После аварии я читала, что некоторые люди даже ходят во сне, когда пьют и принимают снотворное.

Маркус смотрит на меня, широко раскрыв глаза.

– Можешь хоть что-то сказать?

– Извини. Ждал, пока ты закончишь. Похоже, что ты истязаешь себя все эти годы, да, я понимаю. Поверь, я действительно понимаю, но ты должна простить себя.

– Даже несмотря на то, что я виновна в смерти той девушки?

– Элизабет, – говорит он.

Я делаю паузу, услышав от него ее имя.

Он улавливает мой взгляд:

– Ты однажды упоминала о ней.

Я киваю:

– Да. Элизабет. Я просто не могу не думать о том, что если бы я не дала ему те таблетки, он бы справился с управлением своей машиной. Или если бы я дала ему больше таблеток…

– Тогда, наверное, ты сидела бы в тюрьме, а Софи осталась бы без матери. Линдси, ты можешь выдумать тысячи различных сценариев, но ты не в ответе за его выбор. Вероятность лунатизма довольно редка. Он знал, что делал.

Я опираюсь на спинку дивана.

– Я повторяла себе это миллион раз, но не думаю, что верила сама себе, вплоть до сегодняшнего дня. Я так боялась, что ты сочтешь меня чудовищем.

– Даже и близко такого не было в мыслях. Все мы способны на то, о чем и в самом страшном сне подумать не могли. – Он снова пожимает мне руку, тянется за своим кофе и делает глоток.

Я улыбаюсь ему:

– А ты совершал когда-нибудь такие скверные поступки?

Он улыбается мне в ответ:

– Ну, судя по всему, я встречаюсь с монстром.

Я легонько толкаю его в плечо:

– Как нехорошо!

Он подмигивает и делает вид, что ему больно, потирая плечо:

– Вот видите? Она опасная женщина.

Я смеюсь, наклоняюсь и целую ему руку:

– Ты прав, я очень опасна.

Забрав кружку из его руки, я ставлю ее на стол, скольжу по его предплечью к больному месту и начинаю медленно водить по нему большим пальцем. Он бросает на меня взгляд.

– Как насчет того, чтобы воспользоваться тем, что мы остались одни? – спрашиваю я.

Он колеблется:

– Я хотел выйти на озеро.

– Это не займет много времени.

Я поднимаюсь и сажусь на него верхом, целую его, пока он не начинает отвечать. Мы перебираемся в спальню, сбрасываем одежду на пол и падаем на кровать. Мы занимаемся любовью, наши руки переплетены над его головой, наши сердца стучат в одном ритме. Я не вижу его глаз, он уткнулся в мою шею, но я чувствую, что он на грани оргазма, пока наши тела раскачиваются. Каждый раз, когда я замедляюсь, его руки сжимают мои, призывая не сбавлять темп.

 

Глава 37. Софи

В доме тихо, я на цыпочках спускаюсь по лестнице. Иду очень медленно, на каждом шаге задерживаю дыхание. Не хочу на этот раз разбудить Маркуса. Ангус идет за мной, его когти стучат по полу, и я останавливаюсь, чтобы снять его звенящий ошейник. Я прикладываю палец к губам.

– Ш-ш-ш!

Он смотрит на меня так, словно все понимает. Я выпускаю Ангуса сделать свои дела и поспешно набрасываю записку, размышляя о том, где ее оставить. Наконец прикрепляю ее к холодильнику. Кофе я выпью в городе. Когда Ангус возвращается, я заманиваю его косточкой, нафаршированной арахисовым маслом, на одеяло, затем крадучись выхожу из дома, пока он не понял, что мы не пойдем гулять.

Я испытываю угрызения совести из-за того, что без спроса беру «чероки» Маркуса, и немного нервничаю. Джип совершенно новый, на нем ни единой царапины. Я еду медленно, руки крепко сжимают руль. Я буду очень осторожна, не стану парковаться возле других автомобилей, а после поездки вымою машину. Надеюсь только на то, что они с мамой будут настолько счастливы из-за своей будущей женитьбы, что мне сойдет с рук эта выходка. Каждый ребенок заслуживает снисхождения, ведь так? Хотя, возможно, лишь в том случае, если у него настоящие родители. Настоящий отец. Я думаю об Эндрю. Он разрешил бы мне взять его грузовик. Он даже собирался купить мне машину.

Нет. Я больше не буду об этом вспоминать. Эндрю больше нет, и с этим ничего не поделаешь, а Джаред все еще жив, и на этот раз я его не отпущу.

Дорога вся в ухабах и глубоких лужах. Я нажимаю на все кнопки, пока, как мне кажется, не перевожу джип на полный привод. Что тут со скоростью? Можно ли полный привод использовать на трассе? Не знаю, не знаю. О чем я только думала? Мне совсем не хочется убить его трансмиссию. Некоторые ветки, лежащие на дороге, такие большие, что царапают днище. Надеюсь, я не сорву глушитель.

Я подъезжаю к перекрестку, замедляюсь и пытаюсь понять, куда нужно повернуть. Нет никаких указательных знаков, для меня все здесь ново. По пути сюда я сидела сзади, играла с телефоном. Я помню только, как Маркус что-то говорил о лесовозных дорогах в этом районе.

Я поворачиваю направо, но через двадцать минут, когда трасса так и не появляется, а дорога становится все более ухабистой и узкой, понимаю, что ошиблась. Нахожу небольшой расчищенный участок в лесу, где можно развернуться, и еду обратно. На этот раз, когда добираюсь до перекрестка, я поворачиваю в другую сторону.

Через пять минут я замечаю знак. Я уже почти возле съезда на трассу. Дорога скоро должна стать лучше – какое счастье! Пока что мне не встречалось никаких хижин, а лес становится реже. Свет пробивается сквозь деревья.

Я смотрю на телефон, лежащий на пассажирском сиденье, не появилась ли связь. Потянувшись так, что ремень сдавливает ребра, я поднимаю телефон. Ввожу пароль, бегло смотрю на дорогу, руль удерживаю одной рукой.

Есть. Сеть появилась! Интересно, придут ли сообщения. Я смотрю вниз, открываю приложение большим пальцем и слышу характерный звук, когда мое сообщение отправляется Джареду. Дерьмо! Я хочу снова посмотреть и убедиться, что это не глюк.

Я поднимаю взгляд – и меня пронизывает паника, когда я вижу дерево, лежащее поперек дороги. Жму на тормоза, ремень безопасности снова врезается мне в живот и грудь. Джип начинает заносить, и я пытаюсь вывернуть руль, но перед машины тянет к краю дороги. Джип влетает в кювет, ракетой несется вперед и врезается в дерево.

Столько треска! Словно мир разваливается на части. Слышен скрежет металла, стекло разбивается вдребезги. Какая-то ветка застряла в лобовом окне и царапает меня по лицу. С громким хлопком сработала подушка безопасности со стороны водителя, а затем и со стороны пассажира. Вокруг меня одна только белая ткань подушек.

Машина останавливается. Все замирает, только шипит двигатель. Я боюсь пошевелиться, но затем осторожно двигаю стопами. Все, похоже, работает, но меня ужасно трясет. Двигатель издает странный звук, какой-то протяжной свист на фоне шипения.

Я протягиваю руку и поворачиваю ключ зажигания. Двигатель перестает дрожать. Потеребив ремень безопасности, я нажимаю кнопку, но замок не раскрывается. Мне приходится его дергать и тянуть, чтобы освободиться.

Ищу мобильник, но из-за подушек, заполнивших передние сиденья, я ничего не вижу. Его нет и на консоли. Я убираю подушку безопасности со стороны водительского сиденья и наконец замечаю ярко-розовый чехол своего телефона.

Я наклоняюсь и подтаскиваю его ближе. Прямоугольный пластик кажется целым на ощупь, что уже утешает меня. «Пожалуйста, пожалуйста, хоть бы работала сеть».

Три полоски. Должно быть достаточно, но кому звонить? Я терзаюсь сомнениями, глядя на фото заставки экрана – на нем мы с Делейни корчим забавные рожицы. Это Джаред нас снял. Я не знаю, работает ли уже телефон в озерном домике, но это и не важно – у меня все равно нет его номера.

Позвонить в 911? Я думаю о сообщении, которое отправилось с моего телефона. Могут ли копы проверить это? Они увидят, что я пользовалась телефоном, когда вела машину. Мне предъявят обвинение. Я не хочу лишиться водительских прав. Телефон вибрирует в руках, и я так сильно пугаюсь, что едва не выпускаю его из рук. Это сообщение от Джареда.

«Мы можем поговорить? Я скучаю по тебе».

«Я попала в аварию. Мне нужна помощь!»

«Какого черта? Позвони мне!»

Он сразу же отвечает.

– Ты в порядке? Не поранилась?

– Голова немного болит… и шея. Мама будет в ярости.

– Что случилось?

– Я взяла «чероки» Маркуса. Какая же я тупица – я заглядывала в свой телефон, когда вела машину. Меня снесло с дороги, и я врезалась в дерево. Мне нужно звонить копам? Я боюсь, что влипну в неприятности.

– Оставайся на месте. Я приеду и заберу тебя.

Я жду, съежившись в джипе, обхватив руками ноги, дрожа и уставившись в телефон. Меня беспокоит, что Джаред может заблудиться или что какой-то водитель будет проезжать мимо, увидит джип в кювете и вызовет копов. Проходит сорок пять мучительных минут, и наконец я слышу, как хлопает дверца машины, а потом звучит его голос:

– Софи?

Я толкаю дверь, вылезаю наружу. Ноги онемели, их сводит судорога.

– Я здесь!

Пробравшись сквозь ветки, я съезжаю в канаву, стараясь удержаться на ногах.

Звук шагов по гравию – похоже, что он бежит. И вот он оказывается передо мной, весь бледный, и протягивает ко мне руку, чтобы помочь выбраться из рва. Я хватаюсь за него.

– Извини, – говорю я. – Прости меня за все. Я такая сука. Я просто…

– Успокойся. – Он привлекает меня к себе, выбирает из моих волос стекло, потом ладонями обхватывает щеки. – Больше не пугай меня так, никогда.

– Не думала, что попаду в аварию.

– Я не это имел в виду.

Он подходит еще ближе, прижимается губами к моим. Какой же он теплый, нежный! Мы лихорадочно целуемся, а когда прекращаем, все равно не отпускаем друг друга.

– Дерево так и лежит на дороге, – говорит он. – Далеко отсюда ваш домик?

– Даже сказать не могу. Я заблудилась.

– Ты можешь идти?

Я киваю. Он засовывает мою руку к себе в карман, и мы возвращаемся назад на холм. Мне все равно, даже если придется два часа идти пешком. Мне все равно, если мама с Маркусом будут кричать на меня. У меня есть Джаред.

 

Глава 38. Линдси

Уже почти десять, а Софи так и не вернулась. Маркус ловит рыбу на озере – он хочет приготовить на ужин форель. Я планировала почитать и выпить кофе, а сейчас наблюдаю за Маркусом из окна, за его ярко-красным спасательным жилетом, за движениями его руки, когда он забрасывает леску. После моего признания его поведение ни на йоту не изменилось, если не считать того, что он поспешил выбраться на озеро, чтобы не пропустить клев, но я все еще чувствую себя разоблаченной и уязвимой.

Я возвращаюсь к своей книжке, она так и лежит открытой на диване там, где я сидела. Я поднимаю ее, снова откладываю. Прислушиваюсь к звукам, пытаясь уловить среди них шум мотора, шаги по лестнице, представляя, как Софи ворвется в двери с раскрасневшимися щеками и извинениями, – но кругом царит тишина. Если она вскоре не придет домой, нам придется одолжить соседскую машину.

Я встаю и разыскиваю под раковиной на кухне чистящие средства, отмываю все поверхности, включая пол, двери шкафа и холодильник. Почему ее так долго нет? Если что-то случилось, люди поймут, где нас найти? Я направляюсь в хозяйскую спальню. Прикасаюсь к поверхности комода, случайно задеваю фото Кэти, и оно падает на пол, стекло разбивается вдребезги. Я поспешно приседаю, чтобы оценить, насколько все плохо.

Древесина раскололась, а куски стекла рассыпались на полу, как лед. Меня охватывает ужас, и я надеюсь, что для Маркуса рамка не имеет никакой эмоциональной ценности. Слава богу, фото, кажется, не пострадало. Когда я убираю сзади картон и вынимаю фото, то понимаю, что это фотобумага – вижу торговую марку. Маркус, должно быть, распечатал его со своего компьютера.

Я переворачиваю фото и смотрю на лицо Кэти. Она такая красивая. Все на этом снимке идеально: волосы, раздуваемые ветром, ее макияж, одеяло, разглаженное на песке, который светлее, чем песок на том пляже, который я вижу в окно. И растения на фото не похожи на те, что есть у нас, на западном побережье. Наверное, они были где-то в отпуске, чем и объясняется бокал вина в ее руке. Хотя Маркус говорил, что его дочь никогда не пила. Может, это просто вода, но теперь я вглядываюсь пристальнее, и что-то в этой фотографии кажется мне неестественным. Она выглядит постановочной. Они, наверное, наняли фотографа. Если подумать, большинство снимков Кэти, которые я видела в доме Маркуса, похожи на профессиональные. Не было никаких забавных, нелепых, но искренних снимков – и ни одной фотографии, где они были бы вместе. Наверное, он их убрал.

Сметаю осколки стекла и выбрасываю их в мусорную корзину, чтобы Ангус не оцарапал лапы, спускаюсь вниз, намереваясь убрать в комнате Софи. Останавливаюсь у двери комнаты Кэти. Когда в последний раз здесь кто-то убирал? Маркус не говорил, что в ее комнату вход воспрещен. Дочь человека, которого я люблю… Я хочу хоть как-то ее узнать. Уверена, что он не будет против. Толкаю дверь, но она заперта. Наверное, он не желал, чтобы квартиранты пользовались ее комнатой. Внизу я нахожу ключи на вешалке и пробую открыть ими дверь. Один подходит.

Я захожу, вдыхаю спертый воздух. Эта комната совсем не похожа на спальню молодой девушки. Интересно, когда она была здесь в последний раз? Здесь явно сделали ремонт. Комната больше похожа на главную спальню – на стене висит картина с изображением восходящего солнца на заснеженном озере, под ней – кованая кровать с роскошным серебристым покрывалом из искусственного меха. Это помещение гораздо больше, чем спальня внизу.

Я подхожу к окну, чтобы впустить немного свежего воздуха. Окно туго открывается, его, похоже, давно уже не распахивали, и я с трудом сдвигаю створки с места. Повернувшись, я замечаю деревянный гардероб у боковой стены комнаты. Я открываю его. В нем висит женская одежда. Перебираю блузки, шерстяные свитера, пару черных брюк. Девушка в возрасте двадцати лет не будет носить такую одежду. Должно быть, это вещи Кэтрин. Я замечаю белое шелковое кимоно и съеживаюсь от мысли, что она надевала его для Маркуса. Я закрываю дверцу.

Делаю шаг назад и снова осматриваюсь, останавливая свое внимание на каждой мелочи. На тумбочках со светильниками, стоящих по обе стороны кровати, нет никаких фото. Может, это была спальня Маркуса и его жены? В этом нет никакого смысла. Он говорил мне, что купил новый матрац и постельное белье для комнаты внизу, чтобы я не чувствовала никакого дискомфорта.

Справа вижу другую дверь. Я открываю ее – там ванная комната. Я медленно захожу внутрь. Определенно, я сую нос не в свои дела, но не могу заставить себя уйти. Выдвигаю один из ящичков. Косметика, всякая всячина, оставшаяся после нее. Не в силах остановиться, я вытаскиваю еще несколько ящичков, перебираю вещи. Ватные палочки, ватные шарики, флакон высохших духов, дорожные бутылочки шампуня и брусочек ароматного мыла в рождественской обертке. Я разворачиваю ее и читаю: «С любовью от Маркуса».

Почему он не привел в порядок эту комнату? Не понимаю. Он все еще влюблен в Кэтрин? Я хватаюсь за столешницу, испытывая слабость. Нужно поговорить с ним. Я должна выяснить, что все это значит. Мельком вижу свое отражение в зеркале: я вся побледнела. Пора убираться отсюда.

Я прохожу теперь с левой стороны кровати и замечаю яркую красно-желтую обложку книги, лежащей на тумбочке. Читаю заголовок: «Руководство и управление средним медицинским персоналом в Канаде».

Опустившись на колени, я поднимаю книгу, перелистываю несколько страниц. Маркус говорил, что его бывшая жена работала бухгалтером, а Кэти собиралась на бухгалтера учиться. Может, Кэтрин хотела сменить карьеру? Книга открывается на титульной странице, и я вижу слова, аккуратно написанные голубыми чернилами: «Эта книга принадлежит Элизабет Кэтрин Сандерс».

 

Глава 39. Линдси

Нет, это неправда. Она не может быть той женщиной, которую сбил Эндрю. Невероятно. Я разворачиваюсь и подхожу к маленькой книжной полочке под окном. Вынимаю книги одну за другой, сначала медленно, потом все быстрее. Детективы, романы о любви. Столько любовных романов… Все они подписаны. Я снова и снова читаю ее имя.

«Элизабет Кэтрин Сандерс. Элизабет Кэтрин Сандерс. Элизабет Кэтрин Сандерс».

Я заталкиваю книги обратно на полку, снова их выравниваю, закрываю дверь и бегу вниз. Перед тем как сделать еще что-то, я выглядываю в окно. Вижу лодку Маркуса недалеко от береговой линии, он стоит спиной к дому. Все еще ловит рыбу.

В нашей комнате я роюсь в его чемодане, в карманах его куртки, заглядываю под кровать, в ящики тумбочки. Я не знаю, что ищу, но что-то меня подгоняет: «Ищи, просто продолжай искать». Руки двигаются быстро, поднимают, ощупывают вещи. Под ногами холодные половицы. Огонь в камине догорает, но мне жарко, я вспотела. Ангус ходит за мной, подталкивает меня носом, виляет хвостом. Он думает, что это игра.

Резким движением открываю аптечку, перебираю бутылочки с ополаскивателями, одноразовые бритвы, средства против изжоги, парацетамол, ибупрофен, средства от простуды. Нет никаких рецептурных лекарств.

Его набор для бритья лежит сбоку на столешнице. Просматриваю его гигиенические средства, его электробритву. Поднимаю мыльницу, в ней что-то дребезжит. Долго вожусь с крышкой: руки у меня тяжелые, словно замерзшие. Наконец снимаю ее.

Смотрю на горсть белых таблеток. Я их видела раньше. Золпидем. Такими же накормили Ангуса. Смотрю вниз, рядом с собой, туда, где сидит Ангус. Он бьет по полу хвостом.

Я вспоминаю, как Маркус отвозил меня домой, когда спустили мои шины, как он стоял рядом, пока я отключала сигнализацию. Я во всем винила Эндрю: за то, что сбил Грега, за то, что вторгся в мой дом. Это был Маркус? Он сказал, что его бывшую жену звали Кэтрин. Не было у него никакой дочери. Не было никакой Кэти.

Элизабет была его женой.

Ответ – как гром среди ясного неба, четкий и ясный, и я осознаю, что уже это поняла. Как только увидела книгу, сразу же и поняла. Вот почему я искала таблетки. Я опускаюсь на колени с мыльницей в руках. Нет. Это ошибка. Я делаю поспешные выводы. Эндрю умер в моем доме.

В заключении было сказано, что это несчастный случай, но у Паркер остались вопросы, так много вопросов ко мне насчет Грега и Криса. Она говорила, что многие ненавидели Эндрю, но, возможно, одного человека она упустила. Самого важного из них. Я вспоминаю, что я знаю об Элизабет Сандерс. В газетах упоминалось о ее муже, но ничего конкретного. Семья настаивала на приватности.

Каждая новая мысль поражает все сильнее. Маркус работал в моей группе на общественных началах, он стал моим другом. Он просто ждал, пока Эндрю выйдет из тюрьмы? Наверное, он знал, что однажды Эндрю придет за мной. А теперь он знает, что я подсыпала Эндрю таблетки той ночью. Я сама рассказала ему обо всем, а потом мы занимались любовью.

Что это за игра? Что ему нужно от меня?

Как только вернется Софи, мы сразу уедем, но что мне сказать Маркусу? Должна ли я его уличить? Нет. Необходимо сначала добраться до безопасного места. Мне придется придумать какое-то срочное дело, из-за которого нужно возвращаться в город. Потом я позвоню в полицию.

Я встаю, ноги мои дрожат, и я осторожно кладу таблетки обратно. Смотрю на его бритву. Надо бы обзавестись оружием на случай, если он попытается напасть на меня. Может, взять нож?

Я с опаской выхожу из спальни, заглядываю в гостиную. Пусто, огонь едва тлеет в камине. Снова смотрю в окно, стараясь держаться в тени, и хватаюсь за занавеску, когда вижу, что его лодка привязана к пирсу. Я прижимаюсь к окну, смотрю на пляж, на тропу.

Его больше нет на озере.

 

Глава 40. Линдси

Маркус стоит у входной двери, расшнуровывает ботинки. Меня изумляет сходство с Эндрю: то, как он сначала распускает шнурки сверху на каждом ботинке, начиная с правого, потом выпрямляется и, левым носком давя на пятку правого, снимает обувь, упираясь рукой в стену. Я раньше не осознавала, что они одинаково двигаются. Маркус поднимает на меня взгляд и улыбается.

– Мне стало одиноко там.

Я улыбаюсь, но губы неподатливы, словно не мои. Он почует неладное, если я не найду способ доказать ему, что все в порядке. Я уже делала это раньше. Я занималась этим годами.

– Поймал что-нибудь?

– Сегодня не повезло.

– Хочешь кофе?

– Было бы здорово.

Я достаю кружку из шкафа, а он подходит сзади и обнимает меня за талию. Я чувствую холод его рук на животе, в том месте, где задралась рубашка. Когда его губы скользят по моему затылку, я едва могу дышать. Стараюсь сосредоточиться на кофейнике.

– Боже, ты весь ледяной, – говорю я. – Почему бы тебе не принять ванну?

– Может быть. – Он отходит, берет кофе. – А где Софи?

– Она еще не вернулась. Наверное, мне стоит взять Ангуса на прогулку и посмотреть, есть ли кто-нибудь из соседей дома. Может, кто-то одолжит нам машину.

– Это долгий путь вокруг озера. Давай еще немного подождем, хорошо? Снова надвигается шторм. Будут падать ветви с деревьев. Я не хочу, чтобы ты поранилась.

– Ладно.

Я прячу лицо за чашкой кофе. «Кто ты? Что ты натворил?» Его красивое лицо кажется таким знакомым. Всего несколько часов назад я целовалась с ним, а теперь он стал чужаком. Как же хочется, чтобы Софи поскорее вернулась, чтобы мы убрались отсюда! Но в то же время мне хочется, чтобы она оставалась там, где она в безопасности. Если Маркус что-то заподозрит, я не знаю, что он предпримет.

Он осматривается:

– Здесь пахнет моющими средствами?

– Я убралась немного и случайно разбила стекло на фото в твоей спальне, – на снимке Кэти.

Я наблюдаю за ним, жду, как он отреагирует, и крепко сжимаю свою чашку. Если мне придется бежать, я вылью горячий кофе ему в лицо.

– Все в порядке, – говорит он спокойно. – Я вставлю его в другую рамку. Фото цело?

Ему, наверное, интересно, заметила ли я что-нибудь. Мне тоже нужно сохранять спокойствие, но я никогда в своей жизни не испытывала такого ужаса. Даже с Эндрю.

– Я не вынимала его, боялась поцарапать.

– Ладно, не волнуйся, – говорит он. – Случайности случаются.

Но мы встретились не случайно. Точно так же, как не случайно мы оказались здесь и сейчас в этом домике у озера. Он был настолько убедителен, так ловко соткал свои чары. «Ты нужна мне», – говорил он.

– Почему бы тебе не принять ванну со мной? – спрашивает он.

Мы раньше делали так, когда я оставалась у него. Он зажигал свечи, лил шампанское на меня, ласково и дразняще прикасался ко мне губами, заставляя меня извиваться, стонать, молить о прикосновениях. Я влюбилась в человека, который ненавидит меня.

Я смотрю на входную дверь.

– Я не знаю… Софи…

– Она взрослая девочка. Не думаю, что это ее травмирует. Она знает о птичках и пчелках. – Он улыбается. – Ты можешь помочь мне согреться.

– Я просто не в настроении, чтобы принимать ванну.

– Ладно.

Он смотрит на меня с недоумением. Мой голос был слишком резким и натянутым.

– Я приду и посижу с тобой, только взбодрюсь кофе.

Звук льющейся воды разносится по коридору. Я думаю о ванной, расположенной наверху. Сидела ли Элизабет с ним? Пользуется ли он время от времени той ванной, думая о ней? Интересно, сдавал ли он когда-нибудь внаем этот дом или это очередная ложь? Я наливаю себе кофе.

Я захожу к нему, он уже лежит в полупустой ванне, пузырьки покрывают его тело до крепкого пресса. Он упирается ногами в слив, пальцами ноги прикручивает кран.

– Уверена, что не хочешь присоединиться ко мне?

Я трясу головой и сажусь на край ванны. Он поднимает мокрую ладонь, проводит ею по моей руке, и на ней появляются бусинки воды. Я хочу вытереть их. Может быть, уйти сейчас, когда он в ванной? Я успела бы пройти пару миль в сторону дороги до того, как он понял бы, в чем дело, но он в хорошей форме – я видела его на беговой дорожке. Если он погонится за мной, я не смогу пересечься с Софи.

– Я тут подумала, не приготовить ли на вечер что-нибудь другое, – говорю я. – Когда Софи вернется, ты не будешь возражать, если я сбегаю в продуктовый магазин кое-что прикупить?

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Нет, не стоит.

Я не могу смотреть ему в глаза, поэтому опускаю взгляд на свой кофе, вытирая несуществующее пятно на ручке большим пальцем.

Я слышу шум, открывается входная дверь, возбужденно лает Ангус. Не глядя на пса, выбегаю прочь из ванной – и замираю, увидев Джареда с Софи на кухне. Джаред стоит на коленях и гладит Ангуса. Он смотрит на меня, по-дружески улыбаясь. Я не могу оторвать от него взгляд. Такое чувство, что я врезалась в стену и все мысли разлетелись в разные стороны. Джаред не может находиться здесь. Теперь и он в опасности. Я должна вытащить их отсюда. В ванной слышен шум: Маркус сливает воду. У меня всего несколько секунд. Его ключи! У Софи должны быть его ключи.

Я встречаю взгляд Софи, пытаюсь сообразить, как дать ей понять, что мы должны бежать, не вызвав ни тревоги, ни паники.

– Софи, нам нужно выбраться в город. Мы…

– Мама, я разбила «чероки».

– Что ты сделала?

Наконец до меня доходит, почему она такая бледная, почему волосы у нее грязные, почему она обнимает себя, словно замерзла. Я не заметила этого сразу – была слишком напугана. Подхожу к ней ближе.

– Ты не ранена? – Я осматриваю ее лицо, замечаю красную отметину у виска. Прикасаюсь к этому пятну.

– Я в порядке, – говорит она. – Но джипу конец. – Ее голос дрожит, видимо, она пытается не сорваться перед Джаредом. – На дороге лежало дерево, и я пыталась остановиться, но джип стало заносить, и я вылетела в кювет. – Маркус, одетый в халат, подходит ко мне и становится рядом, и она смотрит на него умоляюще. – Мне очень жаль.

Он спокоен, на его лице не дрогнул ни один мускул, он смотрит на нее чуть ли не благожелательно. Если бы это произошло вчера, я была бы благодарна ему за неизменное участие, за то, как он всегда замирает на мгновение или два перед тем, как отреагировать, – настолько он сосредоточен. Он так умеет владеть собой. Никогда не теряет контроль, в отличие от Эндрю. Сейчас я вижу что-то другое. Я вижу ярость. Раньше я никогда не замечала, какими холодными и пустыми могут быть его глаза. Я не видела, что это было на самом деле: глубоко засевшие ярость и гнев.

– Я рад, что ты в порядке, Софи, – говорит он. – Достану тебе льда. – Он направляется к холодильнику, а по пути говорит: – Ты вызвала полицию?

Робко закрадывается надежда: полиция. Если они приедут, чтобы составить протокол происшествия, то я могу попытаться дать им сигнал, что нам нужна помощь. Я смотрю на Софи. «Скажи “да”. Пожалуйста, скажи, что ты им позвонила».

– Нет. – Она заливается краской. – Это только моя вина. Я смотрела в телефон…

Она наблюдает за мной. Ожидает, что я буду злиться, что буду отчитывать ее, рассказывать, что нельзя отвлекаться за рулем, но сейчас словно крыша рухнула мне на голову, и я все еще пытаюсь выбраться из-под руин. Маркус слушает. Я должна что-то сказать.

– Софи! – Наконец я беру себя в руки. – О чем ты только думала? Ты могла серьезно пострадать.

– Прости меня, ма.

Она выглядит такой пристыженной, и я хочу ее крепко обнять и успокоить, но я все никак не могу собраться с мыслями.

– Позже об этом поговорим.

– Мы вызовем эвакуатор, когда отремонтируют телефонную линию, – говорит Маркус. – И мне придется связаться со страховой компанией и составить протокол, но мы не обязаны сообщать об этом в полицию. – Голос у него по-прежнему ровный и спокойный. Он уверен в себе. А почему бы и нет? Он уже не один месяц играет в эту игру.

– Софи, тебе нужно добраться до больницы, чтобы тебя осмотрели, – говорю я. – Ты могла повредить ткани или порвать связки.

Маркус отвлечется на заботы о «чероки», а я тем временем отправлю Джареда и Софи отсюда и, как только появится сеть, позвоню Паркер.

– Дороги перекрыты, ма. Джареду пришлось припарковаться на той стороне – мы пришли сюда пешком.

Я держусь за край столешницы, чувствуя, как мир покачнулся. Все возвращается. Та ночь, когда мы бежали от Эндрю. Метель. Мы с Софи с трудом плетемся сквозь снег.

Маркус отворачивается от холодильника, странно на меня смотрит.

– Ладно, тогда пойдем пешком, – бодрым и оптимистичным тоном говорю я.

Такое ощущение, словно я сама себя дергаю за ниточки, как марионетку, заставляю двигаться свои губы.

Софи смотрит на меня, как на сумасшедшую.

– Там холодина и очень ветрено. Я не хочу возвращаться.

Я смотрю в окно. Деревья шумно колышутся, ветер свистит в дымоходе. Темнота и страх сжимаются вокруг меня все сильнее.

– Где лежало это дерево? – Маркус дает Софи пакет со льдом, завернутый в полотенце.

– Рядом с поворотом, – говорит Джаред. – Мы шли где-то минут сорок.

– Вам, наверное, стоит отдохнуть, как раз и переждем бурю, – говорит Маркус Софи. – Если до завтра не перестанет болеть, то утром кто-то из нас пойдет к машине.

Утро. Мы должны провести здесь ночь.

– А что твои родители? – спрашиваю я у Джареда.

Наверное, они будут волноваться. Позвонят в полицию, кто-то увидит его машину у дороги и наведет справки.

– Они знают, что я с Софи. Я отправил им сообщение, что проведу ночь с ней.

Это был наш последний шанс. Мне хочется схватить его за плечи и трясти: «Ты понимаешь, что ты натворил?» Но не ему я хочу причинить боль. Это все Маркус. А сейчас мы попали в его ловушку.

Джаред с Софи сидят на диване, Софи держит лед у своей головы. Маркус ушел одеваться. Я наблюдаю за тем, как Джаред берет свободную руку Софи и сжимает ее в своих ладонях. Он тоже в опасности. Я беспокоилась из-за того, что он встречается с моей дочерью, а сейчас мне хочется крикнуть ему, чтобы убегал с ней прочь. Я должна предупредить их, но я слышу, как открываются и закрываются ящики шкафа. Маркус слишком близко. Если он войдет и увидит их потрясенные лица, он поймет, что дело нечисто. Я надеюсь лишь, что он до сих пор не догадался. Перед тем как уйти в спальню, он выглядел расслабленным, даже счастливым. Он воскликнул:

– Похоже, у нас будет вечер настольных игр!

Я смотрю на часы. Еще нет и двенадцати. Как мы переживем остаток дня? Я пыталась придумать план, как улизнуть от Маркуса, когда он пойдет спать, но три человека и собака произведут слишком много шума, особенно собака. Мы должны убедиться, что Маркус не проснется. Почему бы не повторить?..

Софи с Джаредом разговаривают. Джаред рассказывает, как он испугался, когда она позвонила. Софи склоняет голову ему на плечо. Что-то между ними произошло, но это от меня далеко и смутно. Все мои мысли заняты тем, как достать таблетки.

Появляется Маркус в теплом свитере и джинсах, заходит на кухню и берет из шкафа бутылку ликера «Бейлис».

– Ирландский сливочный ликер. Добавить тебе в кофе, Линдси?

– Это было бы прелестно. – Я встаю. – Только схожу надену свитер.

– Холодно?

– Немножко.

– Я разведу огонь.

– Здорово.

Мы такие воспитанные, такие вежливые. Сейчас мы оба отчаянно лжем. Я поспешно шагаю по коридору. У меня всего-то несколько секунд в распоряжении. Иду я не за свитером, а направляюсь прямо в ванную и закрываю дверь. Набор для бритья Маркуса так и лежит на столешнице. Я вожусь с молнией. Она жесткая, где-то заела и не открывается. Я дергаю сильнее, и крем для бритья падает на пол.

– Линдси? Я принес тебе кофе.

Он в спальне, подходит ближе. Стоит за дверью. Он услышит мою возню. Я не могу сейчас открыть этот набор.

Я смотрю в зеркало широко раскрытыми глазами, зажимаю рот рукой, стараюсь удержаться от крика, который, я чувствую, вот-вот вырвется.

– Минуточку! – Я перевожу дыхание, плескаю холодной водой себе на лицо и открываю дверь.

Он сидит на краю кровати.

– Как самочувствие? – спрашивает он. – Ты какая-то бледная.

– Просто голодная. Я приготовлю куриный бульон.

– Помочь?

– Развлеки детей – так ты действительно мне поможешь. – Я смеюсь. – Посмотрите фильм или поиграйте в карты. – Я тараторю, перебирая в голове разные мысли.

Я должна держать его подальше от кухни. Может, написать записку Софи или спрятать нож? А в ванную я вернусь позже.

Он подает мне чашку:

– Вот.

Я беру теплый напиток, крепко обхватываю чашку ладонями:

– Спасибо.

– Это поможет. Знаю, что ты расстроилась из-за аварии Софи, но она справляется.

Его губы изогнуты в улыбке. Я раньше любила эту улыбку. Она заставляла меня раскрывать ему и сердце, и душу. Побуждала меня ему все рассказывать.

Я благодарно улыбаюсь ему в ответ, делаю глоток кофе и мычу от наслаждения:

– М-м-м…

Я не ощущаю никакого странного привкуса, и вряд ли он что-то туда подсыпал, пока дети сидят в гостиной, но при случае, когда он не будет смотреть на меня, обязательно вылью кофе.

– Я, пожалуй, займусь бульоном. – Я направляюсь к двери.

– Линдси, ты что-то забыла.

Я поворачиваюсь, страх душит меня. Вот и все.

Он протягивает мне шерстяной джемпер. Я подхожу ближе, а он встает, набрасывает его мне на плечи и ласкает меня губами. Я отступаю на шаг, он удерживает мои бедра и шепчет мне на ухо:

– Утро было великолепное. Может, позже?..

Я горю от злости и стыда, вспоминая, как оседлала его, как чувствовала себя могущественной. Все это время он, должно быть, смеялся надо мной, но теперь смеюсь я – низким хриплым голоском:

– Может. Если будешь паинькой.

Я выхожу, подмигиваю ему через плечо, потом отворачиваюсь, чтобы он не мог увидеть отвращение на моем лице. Я убью его. Убью за то, что он сделал.

Я на кухне, помешиваю бульон, одним глазом поглядываю в гостиную. Они играют в карты, им, кажется, весело. Маркус шутит с детьми, его белые зубы сверкают каждый раз, когда он выигрывает. Софи тоже в бодром настроении, очевидно, она счастлива, что Джаред с нами. Она предложила мне свою помощь, но я отказалась. Слишком уж она чувствительна – сразу заметит мой страх.

Я собираюсь передать ей записку, но сейчас это делать рискованно. Велика вероятность того, что Маркус перехватит ее. Лучше подождать, пока он не пойдет в туалет, а потом я расскажу им о своем плане. Предложу им посмотреть боевик. Звуки фильма перекроют наши голоса.

Я бросаю взгляд на Ангуса, он лежит у моих ног и выпрашивает шкварки. Я глажу его по голове. Постараюсь держать его при себе, но он может привлечь внимание Маркуса, когда Софи и Джаред будут убегать. Я должна найти способ, как подсыпать Маркусу таблеток, не повторив ошибки, которую я допустила с Эндрю. Я дам Маркусу несколько штук.

Открываю ящик со столовыми приборами, чтобы достать ложки, и замечаю фруктовый ножичек в ножнах. Им особого вреда не причинишь, но что-то покрупнее будет легче заметить на мне. Я делаю вид, что роняю ложку, потом наклоняюсь и засовываю нож в носок под джинсы.

Я выпрямляюсь:

– Обед готов!

Мы уже несколько часов играем в карты. Я допускаю ошибки, неправильно раздаю, путаюсь в фишках. Натянуто смеюсь, лицо горит от тепла камина и нервов. Софи странно поглядывает на меня, почти с раздражением. Надеюсь, она думает, что я просто под градусом. Маркус нежен со мной, его рука лежит у меня ниже спины. Он не заметил, что я заменила свой кофе обычным. После обеда именно я готовила нам напитки, поджидая возможности вернуться в ванную. Наконец Маркус решил сделать попкорн.

– Как ты вовремя, – говорю я. – Мне нужно сходить в комнату для девочек.

На этот раз мне удается открыть его набор для бритья и вытащить несколько таблеток, которые я бросаю себе в карман. Стараюсь поставить набор на то же самое место. Я выхожу, воздух пахнет маслом и попкорном. Маркус ставит блюда на стол, и дети набрасываются на него.

Я иду на кухню.

– Маркус, принести еще выпить?

– Я знаю, что ты задумала, Линдси. Хочешь меня напоить, – говорит он.

Я в ужасе смотрю на него, но потом понимаю, что он шутит, когда он произносит:

– Придется перейти на воду, пока твоя дочь не разорила меня.

Софи тем временем пытается украсть стопку его покерных фишек, а он, смеясь, перехватывает ее руку.

– Черт! Ты нас раскусил, – говорю я с дребезжащим смешком.

Я совсем разбита, тревога зашкаливает. Теперь мне нужно дождаться ужина, когда он обычно пьет вино.

Но за ужином, для которого он поджарил лосося с овощами, – для меня все это словно пепел на вкус, – он сам наполняет свой бокал. У меня нет никакого шанса. Таблетки оттягивают карман, как тяжелые камни. Он уже давно не ходил в туалет. Раньше я поддразнивала его, что у него железный мочевой пузырь.

Он помогает мне убраться. Каждый раз, когда он прикасается ко мне, когда его плечи сталкиваются с моими, когда он тянется за тарелкой, когда его пальцы задевают мою руку в воде, я чувствую, как мой футляр трещит по швам. Я не смогу долго скрывать свои страхи. Когда он прижимается ко мне, чтобы поцеловать, я с трудом сдерживаю рыдания. Я же его любила. Я же по-настоящему влюбилась в него, но боль и предательство так ранят меня, что я не могу дышать. Оторвавшись от его губ, я кладу голову ему на грудь, а он крепко меня обнимает.

Я вспоминаю о том, как он ловил на озере рыбу. Вернулся он вполне довольным жизнью. Есть ли шанс, что он простил меня? Может, он искренне произносил все эти утешительные слова, а возможно, во время рыбалки он планировал свою месть. Он пристрелит нас во сне? Хочет ли он нас просто убить?

«Пожалуйста, пусть это буду только я. Если я не смогу остановить его, пусть он возьмет только меня».

Мы возвращаемся в гостиную. Дети заняли диван, благодаря чему я получаю возможность держаться чуть дальше от Маркуса, – мы рассаживаемся в разных креслах. Он скоро должен пойти в туалет.

Джаред смотрит на камин.

– Маркус, может, нам понадобятся еще дрова?

Маркус поворачивается и оценивает взглядом охапку дров.

– Пожалуй, на ночь стоит загрузиться.

Я задерживаю дыхание и так сжимаю руки, что ногти врезаются в ладони. Поленница находится за домом. Если Маркус пойдет туда один, у меня появится время поговорить с детьми.

– Я могу заняться этим. – Лицо Джареда сияет надеждой и желанием. Он хочет нас впечатлить. Софи с гордостью смотрит на него. Мне хочется крикнуть ему, чтобы сидел на месте.

Маркус поднимается:

– Поможешь порубить хворост.

– Несите побольше: ночка будет холодной, – говорю я.

Маркус подмигивает мне, и я понимаю, на что он намекает. «Я не дам тебе замерзнуть». Мои ногти глубже врезаются в ладони.

Пока они одеваются и обуваются, я перебираю диски с фильмами, словно решаю, что вечером посмотреть. Их названия плывут у меня перед глазами. Наконец я слышу, как закрывается дверь. Я отсчитываю несколько ударов сердца, чтобы они зашли за дом, потом быстро подвигаюсь к Софи и беру ее за руки. Она вздрагивает, чуть ли не вырывается, но я удерживаю ее на месте.

– Дорогая, послушай меня. Маркус не тот, за кого себя выдает. Он был мужем Элизабет Сандерс. Я зашла в комнату наверху, а там повсюду ее вещи. Книги, одежда и…

– Ма, это бред! – Она снова пытается вырваться и смотрит на меня так, словно я пьяная или сошла с ума.

– Это правда. – Я повышаю голос до твердого шепота. – Я видела ее имя на книгах, и я нашла таблетки – точно такие же, как те, которые чуть не погубили Ангуса. Думаю, он хочет убить нас. Вы с Джаредом должны ночью тайком выбраться отсюда и позвать на помощь.

Она ошеломлена, ее зеленые глаза пристально смотрят на меня. Удивление сменяется ужасом.

– Он услышал вчера ночью, как я спускалась по лестнице. Он поймает меня.

– У меня есть план. У нас все получится, просто выслушай. После фильма скажи, что устала и хочешь спать. Свяжи простыни вместе и выберись через окно. Потом ты должна вызволить Джареда через его окно. – Я делаю паузу, смотрю на дверь. – Как только появится связь, набирай полицию.

Я не успеваю договорить, как она уже трясет головой:

– Я не хочу тебя оставлять.

– Ты должна. Мне нужно будет его отвлечь.

Я снова бросаю взгляд на дверь. Слышу звуки топора во дворе, но это может быть Джаред. Решаю не делиться с ней своими догадками о том, что Маркус убил Эндрю. Если она уж слишком расстроится, то не сможет ясно мыслить. Она и так уже в шоке: вся побледнела, ноздри раздуваются, руки сжаты в кулаки.

– Ты должна постараться вести себя, как обычно, хорошо? – говорю я. – Он не сможет тебя ни в чем заподозрить.

Она кивает, хотя выглядит окаменевшей.

– А что, если он нас раскусит?

Прежде чем я успеваю что-либо ответить, с шумом открывается дверь, и мое сердце едва не выпрыгивает из груди. Я сажусь на пятки. Заходят Маркус и Джаред, каждый с охапкой дров. Софи торопливо поднимает журнал. Я пытаюсь подбодрить ее улыбкой, но она не смотрит на меня. Чувствую, как в ее голове проносятся мысли, вижу, как трепещут ее ресницы.

Я присаживаюсь рядом с ней, провожу пальцами по ее руке и пожимаю ее. «Все будет хорошо. Мы справимся». Она сжимает мою руку в ответ. Маркус и Джаред складывают дрова у камина, ворча на ветер и дождь, и перебрасываются шутками по поводу того, как нам повезло остаться в доме у очага. Я смеюсь и прошу их поторопиться. Софи тоже улыбается, хотя я понимаю, каких усилий ей это стоит. Чувствуется, как она напряжена. Я должна ее как-то успокоить, пока Джаред или Маркус не почувствовали в ней перемену. Когда они отправляются за следующей партией дров, мы с Софи обговариваем и прорабатываем наш план. Ее голос звучит тверже и более уверенно.

Наконец Маркус и Джаред возвращаются с последней охапкой дров и складывают их у камина, раздеваются, снимают обувь. Маркус идет в ванную и выходит с парой полотенец для себя и Джареда. Они сушат волосы, вытирают лица и вешают полотенца у огня.

– Если электроэнергию не отключат, то нам здорово повезет, – говорит Маркус.

Софи бросает косой взгляд на меня. Я знаю, что она думает о нашем замысле.

Маркус устраивается в кресле, а Джаред усаживается у камина. Он возится с металлической решеткой, пытаясь закрыть ее. Маркус говорит ему:

– Она сломана. – Потом он снова смотрит на меня. – Ты выбрала фильм? Надеюсь, динамичный.

– Конечно. – Я показываю на коробку, которую отложила в сторону на полу. – «На гребне волны».

– Отличный выбор.

Когда он загружает диск в проигрыватель, я смотрю ему в затылок, крепко сжимая руку дочери.

 

Глава 41. Софи

Бегут титры фильма. Я чувствую тепло маминого тела, настоящее, успокаивающее. Я не хочу уходить без нее, но чувствую ее напряжение, вижу его во взгляде, когда она улыбается мне одними губами. Наверное, эта улыбка должна как-то меня подбадривать. У меня внутри все кипит, и я чувствую, как сжимается мое горло при каждой попытке заговорить. Джаред растянулся на полу рядом с Ангусом. Я должна вытащить их отсюда, чтобы они ушли со мной. Смотрю на маму: она уставилась в телевизор, словно полностью поглощена списком актеров и дублеров. Она прижимается ко мне бедром. «Сделай это. Сделай это сейчас».

Я зеваю и потягиваюсь:

– Я устала.

Джаред перекатывается на спину, смотрит вверх:

– Ты спать?

– Ага. Зайдешь ко мне на минутку? Хочу показать тебе новый рисунок.

Надеюсь, что голос мой звучит естественно, но как по мне, то он довольно-таки фальшивый. Как у самой худшей в мире актрисы.

– Двери оставьте открытыми, – говорит мама. – А то я поднимусь к вам.

Я знаю: она говорит это только потому, что хочет, чтобы для Маркуса все выглядело обыденным, но меня это все равно бесит.

– Боже, мама! Мы просто поболтаем. – Я возвожу глаза к потолку.

– Сделай одолжение, пожалуйста.

– Вот и хорошо.

Я поднимаюсь и направляюсь к лестнице, возле кухонной стойки оглядываюсь на Джареда – ему нужна целая вечность, чтобы встать на ноги. Я стараюсь не смотреть на Маркуса, но мне интересно, наблюдает ли он за нами. Эти последние два часа пребывания в гостиной рядом с ним я вынесла с трудом. Мне все время хотелось таращиться на него, словно его лицо как-то изменилось после того, как я узнала правду. Я не запомнила ни одного кадра из фильма. Моя голова была забита воспоминаниями о разговорах с Маркусом, о том, каким он всегда был замечательным. Я много раз оставалась с ним наедине и никогда даже заподозрить не могла, что дело нечисто. У меня перед глазами теперь стоит газетное фото Элизабет Сандерс, ее изувеченной аварией машины, брезента, расстеленного на земле, чтобы фотографы не смогли снять кровь.

Джаред наконец выходит. Я слышу звон колокольчика на ошейнике Ангуса, когда тот идет по пятам, потом его жалобный скулеж. Он хочет выйти на улицу. Я поворачиваюсь. Джаред открывает двери. Ангус выскакивает из дома.

Джаред смотрит на маму:

– Извините. Он побежал к озеру.

– Ничего. Я впущу его потом.

Голос ее спокоен, но я знаю, что она, должно быть, расстроилась. Мы не хотели, чтобы Ангус оставался на улице, – он может поднять лай, если услышит, что кто-то спускается из окна, но сейчас мы не можем ничего с этим поделать. Я уже стою на верхних ступеньках лестницы, Джаред идет за мной. Оглядываюсь на маму и Маркуса. Он поднимается, как будто собирается сесть на диван рядом с ней. У меня прямо-таки сердце екнуло.

– Дети, отдыхайте, – говорит, улыбаясь, Маркус. – Завтра сходим на озеро.

– Круто.

Все, что он рассказал нам, – ложь. Все. И это тоже очередная ложь. А может, и нет. Может, он собирается перевернуть лодку или сотворить что-то еще более ужасное.

– Спокойной ночи, милая, – говорит мама. – Увидимся утром.

Мы несколько секунд не отводим глаз друг от друга, а потом мне приходится отвернуться.

Крыша скользкая. Вода переливается из водосточных желобов и стекает вниз по гонту, заваленному гнилыми старыми листьями и мхом. Ветер хлещет дождем мне в лицо. Я осторожно перебираю босыми ногами и сползаю к краю. Запрокидываю голову, но ничего не вижу. Свет выключен. Простыня уходит вверх, в темноту от моей руки.

Как только я доберусь до земли, я спрячусь в кустах и подожду Джареда. Надеюсь, он скоро вылезет в окно. Я сомневалась, поверит ли он тому, что я шептала ему наверху, но он быстро все понял. Мы стянули простыни с кровати, связали их вместе с пододеяльником и прикрепили их к ножке кровати. Джаред ждал, пока я оказалась на крыше, потом спустился, чтобы отвлечь Маркуса в гостиной, на случай, если я подниму шум.

Я на самом краю крыши, углы ее царапают мне живот и грудь, и вот я повисаю в воздухе. Ветер подхватывает меня. Я кручусь на простыне, врезаюсь в стену дома. Отталкиваясь ногами, я опускаюсь ниже, перебираю руками. Наконец стопы касаются земли.

Я отбегаю на несколько метров от дома и прячусь в кустах. Волосы намокли, вода стекает по шее. Я не смогла забрать свою куртку снизу, поэтому надела несколько рубашек под толстовку, но они все уже влажные. «Промокла до нитки», – любила говорить мама. Я надеваю тапочки – засунула их в карман толстовки, когда решила, что босиком будет легче передвигаться по крыше, хотя пальцы точно замерзнут. Мои кроссовки стоят у входной двери. У Джареда нет никакой запасной одежды с собой – я дала ему пару своих носков и свитер.

Я понятия не имею, что происходит в доме, слышу лишь рев ветра и треск деревьев в лесу. Мне хочется заглянуть через окно на кухню и убедиться, что с мамой все в порядке, но если Маркус увидит меня, все пойдет коту под хвост.

Что-то легонько толкает меня в спину, я с визгом поворачиваюсь, – вскинув руки, готовая нанести удар. Это Ангус, мокрый, хоть выжимай, он прыгает возле меня и скулит.

– Ш-ш-ш! – Хватаю его за ошейник, чтобы он не двигался. – Успокойся, мой мальчик!

С задней стороны дома доносится тихий глухой звук. Шаги. Ангус напрягается, начинает рычать. Я зажимаю ему пасть, потом всматриваюсь в тень.

– Софи? – Это голос Джареда.

– Сюда!

Мы бежим по дорожке, усыпанной гравием, грязь забрызгивает нам ноги. Мои тапочки промокли. Ветер дует нам в лицо, заваливая ветвями и листьями дорогу. Мы уворачиваемся от них и отпрыгиваем, еле дыша. Я спотыкаюсь, ноги у меня уже ватные. Джаред придерживает меня рукой на уровне талии, подталкивая вперед.

– Ты справишься!

Я продолжаю бежать. У него наверняка уже болят ноги, от носков как-никак мало пользы, но он не жалуется. Ангус скачет рядом с нами, его ошейник звенит, а сам он громко пыхтит. Я пыталась заставить его остаться дома, чтобы он защищал маму, но он все равно побежал за нами. Надеюсь, Маркус не пойдет его искать и не заметит простыни, свисающие из окна.

Мы поворачиваем, и наконец я вижу темную тень дерева, перекрывающего дорогу. Оно выглядит как павший великан, ветви тянутся до небес, будто молят о помощи. Машина Джареда за тем деревом. Почти получилось. Мы переходим на трусцу, хватая воздух ртом, проверяем телефоны. Мои пальцы мокрые и замерзшие, они скользят, когда я ввожу пароль. Загорается экран.

– У меня ловит сеть!

Я быстро набираю 911. Все еще задыхаясь, я взахлеб объясняю копам, что мама оказалась в ловушке с человеком, который хочет убить ее.

– Вы должны приехать как можно скорее!

Оператор задает вопросы, на которые я не могу ответить, желает знать детали и факты, но я хочу, чтобы они просто взяли и приехали сюда. А если Маркус поймет, что нас нет?

– Я не знаю адреса! – кричу я в трубку. – Это тот дом, у которого зеленый почтовый ящик, но дорога перекрыта деревом. Его повалило бурей.

Они не скоро сюда доберутся. Я думаю о маме, которая сейчас совсем одна с Маркусом. Оператор что-то говорит о полицейских – что они в пути. Я отключаюсь и смотрю на Джареда.

– Мы не можем ее оставить. Надо вернуться.

– Пошли. – Мы разворачиваемся и со всех ног несемся по центру дороги.

«Держись, мама. Пожалуйста, только продержись. Мы идем».

 

Глава 42. Линдси

– Похоже, остались только мы с тобой, – говорит Маркус.

Он подкидывает дров в камин, так что огонь начинает гудеть. На его лицо падают отблески оранжевого пламени. Ему, должно быть, очень жарко, но он не шелохнется. Он – просто дьявол.

Я должна отвести его в спальню, чтобы у детей была возможность сбежать. Если Софи не сможет спуститься с крыши, ей придется пробираться через гостиную. Мне нужно его отвлечь.

– Почему бы нам не посмотреть телевизор в спальне?

– Конечно, – говорит он. – Я только закрою двери.

– Я сама. Все равно надо позвать Ангуса.

Маркус идет в спальню, а я открываю входную дверь и свистом зову Ангуса, но он не появляется. Если он начнет лаять на детей, мне придется сразу же завести его в дом, чтобы у Маркуса не возникло никаких подозрений. Я закрываю дверь.

Маркус любит держать стакан воды на тумбочке у кровати. Это мой последний шанс подсыпать ему снотворного, но нужно как-то перебить привкус таблеток. Может, добавить лимон? На кухне я отрезаю дольку лимона и выдавливаю сок в воду, потом всматриваюсь и слушаю. Он все еще в спальне. Я бросаю все таблетки в воду и быстро размешиваю, делаю глоточек. На вкус – кислый лимон. Я вспоминаю ту ночь, когда подсыпала снотворного Эндрю, тот жгучий привкус виски во рту.

Я иду в спальню со стаканом в руке. В ванной льется вода, слышно, как он чистит зубы. Ставлю стакан на тумбочку, подхожу к своей стороне кровати, быстро достаю нож из носка и засовываю его под подушку.

Я задумываюсь, что бы надеть. Потом переодеваюсь в футболку и пижамные штаны, которые носила вчера. Включаю телевизор. Маркус выходит из ванной в трусах, виден рельеф его мышц на руках и груди. Я вспоминаю, как он одержим тренировками. Мне казалось, что так он справляется со своим горем. Наверное, так и было, только тосковал он по жене, а не по дочери. Интересно, где он был все эти годы после ее смерти? Он же не мог все это время разыскивать меня.

– Не возражаешь, если я посмотрю новости? – говорю я. – Хотела бы послушать прогноз погоды.

– Конечно. – Он оглядывается. – А где Ангус?

– Наверное, гоняется за дичью. Позову его немного позже.

Он ложится на другую сторону кровати, подползает ко мне и кладет голову мне на плечо, я чувствую его холодные губы на своей обнаженной коже. У меня такое ощущение, словно по мне ползает паук. Мы вместе смотрим новости, но они для меня лишь калейдоскоп мерцающих картинок. Я не в состоянии воспринимать информацию. Прислушиваясь к каждому звуку, я жду, когда же он выпьет свою воду, но он даже не тянется за ней.

– Я принесла тебе воды. Подумала, что после вина…

– Спасибо, дорогая, – говорит и продолжает смотреть телевизор. Как будто ему действительно интересно, что происходит в мире. Как будто это обычная ночь. Наконец он поворачивается, делает глоток воды и морщится.

– Я добавила лимон, – говорю я.

– После зубной пасты – вообще гадость. – Он ставит стакан обратно.

Я лежу, уставившись в телевизор, отчаяние сменяется паникой, и так по замкнутому циклу. Сколько он выпил? Один глоток? От этого он даже не вздремнет. Я пытаюсь прикинуть, сколько времени прошло с тех пор, как Софи и Джаред отправились спать. Пятнадцать или двадцать минут? Этого явно недостаточно.

Проходит еще десять минут. Я стараюсь не слишком часто поглядывать на часы, потом делаю вид, что вожусь с будильником. Маркус сползает вниз, кладет голову на подушку. Я продолжаю поглядывать на его лицо: закрываются ли его глаза? Но, похоже, его увлекли новости – и не заметно ни тени усталости. Я больше не могу ждать. Нужно посмотреть, убежали ли дети. Я смогу потихоньку выйти, пока он сосредоточен на новостях.

– Пойду позову Ангуса.

– Ладно.

Он не оглядывается. Я выхожу и закрываю за собой дверь. Останавливаюсь, прислушиваюсь. До меня доносится лишь звук телевизора.

Крадучись ступаю по коридору, двигаясь в заднюю часть дома. Открываю дверь Джареда, вглядываюсь в темноту комнаты. Окно вроде бы закрыто. Смотрю на постель, жду, пока глаза привыкнут. На кровати какие-то очертания. Что случилось? Я должна вытащить его отсюда.

Я быстро вхожу, касаюсь плеча Джареда и чувствую что-то мягкое. Нажимаю сильнее и едва не падаю. Это подушка. Я закрываю дверь и иду дальше по коридору, задерживаю дыхание, проходя мимо двери спальни, потом направляюсь по лестнице в комнату Софи. Я чувствую свежесть дождя, содрогаюсь от холодного воздуха. Кровать стоит возле открытого окна, к ней привязана простыня. У них получилось.

Я уже на полпути назад, как вдруг плечом задеваю картину на стене, и она издает громкий скрип. Останавливаюсь, молча жду. Он услышал? Ветер шумит за окнами, от его порывов дом дрожит и скрипит. Я снова двигаюсь вперед, мягко переставляя стопы.

– Все в порядке?

Отпрянув от испуга, я замечаю Маркуса в тени, внизу лестницы. Сколько времени он тут стоит?

– Мне что-то послышалось, но это просто ветер, – шепчу я. – С детьми все в порядке.

Я иду дальше, останавливаюсь перед ним.

– Одно из окон могло разбиться во время шторма, – говорит он. – Я чувствую сквозняк.

Мне не нравится, как он смотрит вверх, нахмурив брови, словно собирается пойти проверить.

– Да вроде бы все нормально. Софи укрылась несколькими одеялами.

– Ты нашла Ангуса?

Он теперь смотрит на меня. Надеюсь, это значит, что он забудет об окне, но я в этом не уверена. У него возникнут подозрения, если я не захочу искать Ангуса. И у меня вдруг появляется идея. Вот как я смогу убежать.

– Еще нет. Пойду посмотрю в округе. Должно быть, он спрятался от бури.

Я иду в спальню, молясь, чтобы Маркус пошел за мной. Я должна заставить его убраться с лестницы.

– Ветер сильный. Я пойду с тобой.

Я сжимаю зубы. Хорошо, что он не видит моего лица. Он это сказал лишь из вежливости. Я все еще могу выкарабкаться из этой ситуации.

– Да ничего, я справлюсь. Один из нас мог бы остаться сухим.

– Я не позволю тебе выйти одной.

Мы в спальне. Я больше не могу возражать, иначе он догадается. Я достаю свитер из ящика, натягиваю его поверх футболки, надеваю джинсы. Чуть задерживаюсь в поисках носков. Что, если Ангус ждет у входной двери? Нам придется вернуться в дом. Может, я смогу оторваться, убежать в лес, где-нибудь спрятаться? Воспользуюсь тем, что он ничего не ожидает.

Маркус берет свой серебристый фонарик с тумбочки.

– Готова?

Ветер едва не вырывает дверь из рук, когда я ее открываю, стаскивает с меня куртку. Я натягиваю капюшон на голову, смотрю по сторонам. Ангуса не вижу. Он раньше так никогда не исчезал. Наверное, он с Софи и Джаредом. Маркус идет за мной. Нужно, чтобы он прошел вперед.

– Ангус! – Я кричу против ветра.

Маркус громко свистит, пытается перекричать бурю. Я застываю, считаю удары сердца. Ангус, держись подальше. Держись подальше. Каждая секунда сменяется следующей. Я слышу шелест дождевика Маркуса, когда он двигается, дождь бьет меня по плечам.

– Давай проверим дровяной сарай, – говорю я.

Маркус кивает, его лицо затенено бейсболкой. Он машет мне, чтобы я шла первой, и светит фонариком. Бетонные ступеньки скользкие от дождя и листьев. Я смотрю в лес, словно ищу Ангуса. Куда лучше всего будет ринуться? Рельеф холмистый, усыпан крутыми скалами.

– Мне нужно завязать шнурки на ботинках.

Я наклоняюсь, вожусь со шнурками на своих хайкерах, прикидывая, как быстро я смогу в них бежать. Маркус стоит за мной на узкой лестнице, светит мне на ноги. Я надеялась, что он пойдет дальше, но он все еще изображает джентльмена. Мой взгляд скользит по земле, я ищу камень, ветку, то, что я могла бы быстро схватить, но ничего нет, только потоки дождевой воды.

Я начинаю выпрямляться. Что-то бьет меня по затылку, и я падаю вперед, на руки и ноги. Боль отдается через голову в позвоночник. Я пытаюсь подняться, но руки подкашиваются, ступеньки летят на меня, и мое лицо встречается с бетоном. Клацают зубы, когда я врезаюсь в них челюстью. Чувствую привкус крови.

Вижу рядом сапоги Маркуса. Их черные носки лоснятся от дождя.

– Линдси? – Его голос звучит далеко, словно я под водой. – Слышишь меня?

Мир рушится, меня поглощает темнота. Мне нужно оставаться в сознании, я должна защищаться. Я пытаюсь ползти, дотянуться до ступеньки внизу. Скольжу на животе, заваливаюсь на бок и падаю в грязь, потоки дождя заливают мне ноги. Я смотрю вверх на Маркуса.

Он поднимает руку, свет движется к моей голове.

 

Глава 43. Линдси

Я зажмуриваюсь, когда прихожу в сознание. Потолок размывается перед глазами. Долго моргаю, пока не удается сфокусировать взгляд. Пытаюсь поднять руку, чтобы ощупать свое лицо, но что-то держит мои запястья. Скотч. Возле рта кожа тоже стянута. Ноги не двигаются: лодыжки связаны вместе. Я вся мокрая, мне холодно. Как же холодно! На мне только футболка и джинсы; нет ни обуви, ни куртки.

Я смотрю в сторону, искаженный мир вращается передо мной. Желудочный сок подкатывает к горлу, чувствуется привкус горькой кислоты. Я не вижу Маркуса, но слышу, как он движется. Медленно поднимаю голову.

Вижу его в другом конце комнаты, он согнулся над комодом. Он переоделся в камуфляжную куртку. Раньше я не видела ее. Маркус сейчас похож на охотника.

Меня бросает в дрожь, мышцы сжимаются, когда я дергаюсь и вращаю запястьями. Все бесполезно. Нож под подушкой. Я поднимаю руки. Слишком поздно: он поворачивается ко мне.

– Очнулась.

Он идет к кровати, а я отталкиваюсь связанными ногами от матраса, поднимаюсь с помощью пресса, прижимаюсь спиной к изголовью. Из-за кляпа мне тяжело дышать, и я быстро втягиваю воздух носом. Я его ударю. Подниму ноги и ударю его в живот. Буду бить руками, как булавой. Воткну пальцы ему в глаза.

Он останавливается у кровати, забрасывает футболки в спортивную сумку. У него не было сумки, когда мы приехали, – у него был чемодан. Сумка защитного цвета, похожа на туристическую. Сейчас он стоит у стенного шкафа, снимает рубашки с плечиков, аккуратно укладывает их в сумку.

Что он задумал? Он не выглядит злым, даже не выглядит расстроенным, движется ловко и сосредоточенно. Никакой суеты.

Он не убил меня. Мог бы, но еще не сделал этого. Это должно что-то значить. Он возьмет меня с собой? Как пленницу? Я прислушиваюсь, не звучат ли сирены, но за окном лишь шумит ветер.

Теперь он в ванной. Я тянусь за ножом, шарю пальцами под подушкой. Куда он подевался? Маркус выходит из ванной. Я кладу руки перед собой. Он подходит к кровати со своим набором для бритья, расстегивает его, вынимает емкость с таблетками и выбивает их оттуда пальцем. Считает. Смотрит на стакан воды, затем мне в глаза.

– Собиралась усыпить меня, как Эндрю.

Я мычу под лентой, протягиваю руки в знак мольбы, затем показываю на свой рот, умоляю его глазами: «Сними скотч! Дай мне сказать, пожалуйста! Я смогу объяснить!»

Он бросает набор в сумку.

– Мы оба знаем: если я сниму ленту, ты начнешь визжать.

Маркус все еще думает, что дети в доме. Он не проверил спальни, вот почему он так неторопливо двигается. Думает, что у него еще есть время. Что он будет делать, если услышит сирены?

Он засовывает руку в карман, что-то звенит, когда он ее вынимает. Ключи. Он садится на корточки напротив сундука. Я могу видеть только верх его бейсболки, но слышу щелчок предохранителя, и голова моя идет кругом. Он встает, у него в руках пистолет.

Я сильнее прижимаюсь к изголовью, держу руки перед собой. Трясу головой, издаю животные звуки, пытаясь отдышаться.

Не глядя на меня, он кладет пистолет в карман, потом снова наклоняется и еще что-то вытаскивает из сундука. Это фотоальбом с белой атласной обложкой.

– Элизабет любила этот дом. – Он медленно листает альбом. – Мы ездили сюда почти каждые выходные. – Он прикасается к одному из фото чуть ли не с трепетом, его рука скользит по поверхности. – Я слышал, что женщины начинают сиять во время беременности, и я всегда думал, что это миф, но когда мы узнали, что она наконец забеременела, она словно вспыхнула сотнями свечей.

Элизабет была беременна? Нет, как это могло случиться? Об этом не писали в газетах, ничего подобного не всплыло на суде. Полиция не знала?

– Я не говорил, что она была на третьем месяце. Возможно, его тогда посадили бы на более длительный срок. – Он отправляет альбом обратно в сундук, закрывает крышку и кладет сверху руку. – Ее прах находится здесь, вместе с ее свадебным платьем, с пинетками, которые она купила для ребенка, – розовыми. Она была уверена, что это будет девочка. – Он смотрит на меня. – Меня известили, когда освободился Эндрю. Я не собирался пристрелить его сразу, как только он вышел из тюрьмы, – слишком легкая смерть. Он должен был прочувствовать, чтобы все стало на свои места: свобода, семья, – а потом я собирался все это отнять.

Маркус пристально смотрит мне в лицо, радуясь при виде моих слез. Он наслаждается, раскрывая свой продуманный план, восхищается своей гениальностью.

– Ты мне все рассказала. Ты рассказала мне о своем браке, и я это использовал. Ты даже позволила мне подсмотреть пароль сигнализации. Письма Софи мне рассказали еще больше. Ты знаешь, она хранила их у себя под комодом.

Он обыскал каждый дюйм моего дома. Маркус знал все о моей дочери, о нашем доме, обо всех ящиках и углах. И это я впустила его.

– Я наблюдал за ним в Виктории, как он жил день за днем, как веселился с парнями со своей работы, как наслаждался своей жизнью. – Он выплевывает последние слова. – Потом я увидел, как он покупает билет на самолет. Он собрался в Догвуд-Бэй. Так и настал мой час. Ты думала, что он преследует тебя, в конце концов даже Софи поверила в это. Полиция обвинила бы его и в вашей смерти.

Меня уже не беспокоит то, что я связана: эта правда стягивает меня сильнее, чем скотч. Все это время, все эти месяцы и дни он планировал убить меня и Софи. Я откидываюсь назад, придя в себя от этого удара, от этой информации. Меня снова трясет, меня охватывает безудержная паника.

– К тому времени ты мне уже доверяла. Я собирался подстроить все так, будто он выследил тебя в Ванкувере и убил, но потом он застал меня в твоем доме.

Все становится ясно. Я вижу, как они с Эндрю стоят вверху на лестнице. Вижу, как они дерутся. Понимаю, как Эндрю любил Софи. Как он любил меня.

– Я все еще был охренеть как зол. – Впервые я слышу от него бранное слово, и эта грубость усиливает мой ужас. – В чем смысл его смерти? У меня ничего не осталось. Я каждую секунду каждого дня думал об Элизабет. Потом тебе пришлось куда-то переезжать, и это показалось мне неким знаком. Почему бы мне не принять его семью? Он разрушил мою. Я уже почти поверил, что смогу жить заново. Но потом ты рассказала мне об этих таблетках… – Он смотрит мне в глаза. В этом взгляде было все: отчаяние, ярость. Лишь никогда не было меня.

Я сгибаюсь, перекатываюсь на колени, прижимаю руки к сердцу, умоляя его. Я рыдаю, пытаюсь стонать и мычать: «Прости. Прости. Прости».

Он оглядывается, делает глубокий вдох, словно с удовольствием вдыхает запах стен, запах воздуха.

– Я буду скучать по этому дому, но время пришло. Пора со всем этим покончить. Вот единственный ответ. – Плавным движением он вскидывает сумку себе на плечо и снова смотрит мне в глаза. – Я сейчас подожгу этот дом. Это произойдет быстро – вы задохнетесь от дыма.

Я соскальзываю с края кровати, падаю на колени. Он уже выходит из комнаты широким шагом. Неуклюже ползу за ним на коленях и локтях. Я должна выбраться за дверь, заклинить ее своим телом. Но он движется слишком быстро, я не успеваю за ним.

Дверь открывается. Я бросаю взгляд в темную гостиную, на стол, на кресла. Он не оглядывается и закрывает дверь. Я в нескольких шагах за ним, продолжаю ползти. Раздается скрежет – он что-то подтащил к двери. Книжный шкаф.

Он запер меня в спальне.

 

Глава 44. Софи

Я не слышу сирен, пока мы мчимся по дороге. Я потеряла одну тапку, но ни на секунду не замедлилась. Нас слишком долго не было. Ангус вдруг останавливается, настораживает уши, потом ныряет в темноту рядом с дорогой.

– Ангус!

Я поворачиваюсь, вглядываюсь в деревья. Нужно ли его подождать? Джаред хватает меня за руку, и я снова пускаюсь бежать. «С ним все будет в порядке, – говорю я себе. – Он нас догонит». Я все еще надеюсь, что зазвенит колокольчик его ошейника, но слышу только звук ливня, свист ветра и наше тяжелое дыхание.

– Что будем делать? – говорю я, задыхаясь.

– В дровяном сарае есть топор. – Джаред жмурится, в лицо ему хлещет дождь, волосы прилипли к голове, руку он прижимает к боку. – Нападем на него.

Мы собираемся на кого-то напасть с топором? Не просто на кого-то. На Маркуса.

Я смотрю вдоль дороги. Уже видны какие-то дома у озера, но я еще не могу понять, насколько близко мы к ним подобрались. Все деревья выглядят одинаково, дорога вьется и, кажется, не имеет конца.

Я улавливаю знакомый запах, который становится сильнее.

– Ты чувствуешь дым?

– Может, из дымохода. Мы уже близко.

Вот еще один изгиб дороги, и мы видим домик у озера. Густой дым стелется, как туман. Он валит из дымохода, из окон, тянется по крыше.

– Ма! – Я бросаюсь к дому, несусь со всех ног. Джаред что-то кричит мне вслед, но я не могу разобрать его слов. Все, что я вижу, – это дым.

 

Глава 45. Линдси

Я слышу, как Маркус бродит по гостиной, до меня доносится звук его быстрых шагов. Он не собирается возвращаться и проверять, что со мной. Я уже чувствую запах дыма. Мне нужно выбираться отсюда. Я разворачиваюсь, подгибаю ноги, затем перекатываюсь на бедро и силой корпуса заставляю себя выпрямиться. Прыгаю обратно к кровати с вытянутыми руками, чтобы сохранить равновесие. На этот раз, добравшись до подушки, я нахожу нож – он был у изголовья.

Останавливаюсь, прислушиваюсь. Слышу удаляющиеся шаги. Хлопает наружная дверь. Тишина. Сидя на полу, пальцами аккуратно достаю нож из ножен, затем зажимаю его коленями и разрезаю скотч. Руки свободны, с лодыжками я справляюсь еще быстрее. Прошла только минута, но дыма становится все больше. Он висит в воздухе, просачивается под дверь.

Я сдираю скотч со рта, срывая кусочек кожи, на глаза наворачиваются слезы. Вдыхаю смрадный воздух. Единственный выход – через окно. Оно не открывается. Что-то с замком. Я бью светильником по стеклу. Он отскакивает, вылетает из рук и разбивается вдребезги у моих ног. Я хватаю одну из наволочек, обматываю ею руку и наношу удар, но недостаточно сильно. Может, что-то есть в ванной? Перекладина для занавески в душе, крышка унитаза.

До меня доносится шум. Кто-то кричит, громко и неистово. Два голоса: Софи и Джаред. Они приближаются, несутся со всех ног, зовут меня. Они в доме.

– Я здесь!

Я подбегаю к двери, стучу в нее кулаками.

– Отойди! – кричит Джаред.

Что-то врезается в дверь, доска раскалывается. Я вижу обух топора. Снова раздаются звуки ударов, и дверь распахивается.

– Ма! Бежим!

Софи берет меня за руку и вытаскивает из комнаты. Мы мчимся к входной двери, но гостиная вся в дыму. Занавески в огне, они плавятся сверху.

– Стойте! – Джаред сзади хватает нас за плечи. – К задней двери.

Мы бежим за ним по коридору, прижимаясь друг к другу. Я зарываюсь пальцами в толстовку Софи, чувствую мокрую холодную ткань. Мы прикрываем лица руками, заходимся в кашле. У меня слезятся глаза. Я жмурюсь от дыма, следуя за их силуэтами: Джаред впереди, за ним Софи. Я крепче цепляюсь за ее толстовку. Джаред открывает заднюю дверь. За ней – темнота и дождь.

Раздается резкий треск. Я теряю равновесие, меня отбрасывает в сторону, и я с силой врезаюсь в стену. В дыму вижу Маркуса. Он нацеливает на меня пистолет.

Снова треск, теперь громче и ближе.

Что-то впивается в стену рядом с моей головой. Я уклоняюсь, падаю на колени. Софи стоит с другой стороны дверного проема, вся бледная, тянется ко мне, дождь льет на нее, тяжелые пряди фиолетовых волос прилипли к щекам. Она уже стоит на улице, четкий силуэт в проеме двери.

Идеальная мишень.

Джаред – позади нее, он тянет ее за руку, что-то кричит, но я не могу расслышать, что именно, выстрел все еще звенит у меня в голове. Его рот открыт, на лице – паника и ужас. Я вытягиваюсь вперед, хватаюсь за дверь снизу и закрываю ее. Еще один выстрел. Пуля попадает в закрытую дверь.

На четвереньках я заползаю в бельевую. На полке стоит коробка с моющими средствами. Я смахиваю ее на пол, беру лимонную полироль и аэрозольный очиститель. Распахивается дверь. Маркус бьет меня сзади, я распластываюсь на полу.

Переворачиваюсь и изо всех сил бью пяткой ему между ног. Он сгибается пополам и врезается в стиральную машину. Пистолет падает на пол и вращается там, он за раковиной для стирки, его невозможно достать. Уже почти ничего не соображая, я брызгаю аэрозолем, покрываю им его тело и голову. Он кричит, хватается за лицо.

Я проскальзываю мимо него, бегу к входной двери. Гостиная охвачена пламенем. Жар так силен, что чуть не отбрасывает меня назад. Я падаю на пол, скольжу, как змея, на руках и коленях.

Маркус хватает меня за футболку, тащит обратно в бельевую. Я цепляюсь за ножку стола, все еще держа в руке аэрозоль. Он пытается вырвать бутылку, выгибает мои пальцы назад. Дверь открыта, я чувствую порыв свежего воздуха. За мной ревет пламя, жадно пожирающее кислород.

Он такой сильный, что я не могу больше держаться за ножку стола, пальцы слабеют. Но вдруг большая тень пролетает мимо меня. Ангус прыгает, рычит и лает. Маркус отпускает меня, что-то кричит.

Я переворачиваюсь на спину, вожусь с насадкой на бутылке. Ангус зубами хватает Маркуса за ногу, рычит и кусает его. Диван рядом с ними охвачен огнем.

Я встаю на ноги, рукой прикрываю рот и набрасываюсь на них.

«Целься, не думай. Задержи дыхание».

Я давлю изо всех сил, поток аэрозоля устремляется Маркусу в лицо, на его тело. Этот поток воспламеняется прямо в воздухе. Маркус падает на диван, и огонь пожирает его, аэрозоль только усиливает эффект. Горят его волосы, горит плоть. Он корчится, машет руками. Я слышу его крик.

Бросив бутылку, я спотыкаюсь и падаю на колени. Жар обжигает мне кожу и сушит легкие. Я не могу дышать. Повсюду дым и пламя. Ангус лает и тащит меня за шиворот. Я хватаюсь за дверь, но ничего не вижу. Чувствую чьи-то руки.

– Ма! Ма!

Кто-то поднимает меня, волочет прочь, тормошит, чтобы я не теряла сознание, и воздух кажется мне сладким, как и льющийся дождь. Я с жадностью дышу, мое горло горит. Струйки пепла текут по моему лицу, перемешиваясь со слезами. Я больше не слышу криков.

 

Глава 46. Линдси

Август 2017 г.

Я тащу коробки наверх, каблуки стучат по доскам, пока я лавирую в лабиринте сложенных в центре гостиной картонных ящиков. Теплые лучи позднего августовского солнца пробиваются сквозь панорамные окна, заливая все вокруг позолотой. Мебель разношерстная, в основном из секонд-хенда, хотя вполне сочетается в своеобразном эклектическом стиле и подходит для квартиры-лофта, расположенной на переоборудованном верхнем этаже старого универмага.

Когда Софи, Делейни и я несколько месяцев назад впервые приехали осматривать эту квартиру, мы стояли у окон, любуясь видом на город, указывая на знакомые здания и достопримечательности. Я наблюдала за выражением лица Софи, искала проблески радости, волнения, хоть чего-нибудь, но не могла сказать, что она чувствует. Потом Софи с Делейни бродили по спальням, открывали шкафы и буфеты. Наконец Софи остановилась в гостиной и пристально посмотрела на то, как солнечный свет заливает всю стену. Повернувшись, она взглянула на меня.

– Я хочу здесь жить.

Она не улыбнулась. Но я была рада и этому.

Софи уже повесила несколько картин на стену и поставила большой холст с абстрактными цветами на каминную полку. Она превращала эту квартиру в свой дом. Здесь она впервые будет жить без меня. Я вдруг чувствую боль, но поспешно прогоняю ее прочь. Это ее время. У меня никогда не было своей квартиры, ведь я никогда не училась в университете. Иногда у меня возникает такое ощущение, словно я никогда не была молодой. Я рада, что Софи идет другой дорогой.

Я ставлю коробку на столешницу в кухне.

– Как дела?

Софи отрывается от холодильника с губкой в руке и корчит отвратительную гримасу:

– Мне кажется, что кто-то проводил здесь научный эксперимент.

На ней бандана, волосы она перекрасила в светлый медовый цвет, почти в свой естественный оттенок. Так она даже больше похожа на Эндрю, но подобные мысли уже не причиняют мне боль, не возвращают меня к прежним страхам. Это просто Софи. Не Эндрю, никто другой, только моя чудесная дочь.

– Ты уверена, что тебе не нужна помощь?

– Спасибо, ма, но ты уже сделала достаточно.

Она замечает коробку и заглядывает в нее. Я положила туда органический хлеб, смесь сухофруктов, несколько видов вегетарианского супа, консервированную приправу для спагетти и разные виды макарон. Она смотрит на меня.

– Ты же знаешь, что я могу купить еду, верно?

– Я хотела снабдить тебя самым необходимым.

– Необходимым? Да у нас и шкафов не хватит под все это. Ты вчера их почти все заполнила.

Я робко улыбаюсь:

– Что я могу сказать? Я мать. Не хочу, чтобы ты питалась одной картошкой фри. В любом случае Джаред, вероятнее всего, съест большую часть моих подношений.

– И то правда. – Она смотрит на часы. – Он вечером придет.

– Он уже обосновался на новом месте?

– Ага. Причем неплохо.

Джаред нашел дом в центре города и снимает его с друзьями. Хотя я больше не переживала из-за того, что Джаред чем-то похож на Эндрю, я все равно волновалась, как бы они с Софи не стали жить вместе. Я хотела, чтобы у Софи была свобода, чтобы она могла насладиться своим первым годом обучения. Мне стало легче, когда она сказала, что они будут жить порознь.

Софи начинает вытаскивать продукты из коробки. Я хочу помочь, но усаживаюсь за наш старый кухонный стол, который я отдала ей, когда переезжала из временного жилья в небольшой, но яркий домик на две спальни возле океана. Мы с Ангусом каждое утро гуляем по пляжу. В начале, когда я еще страдала из-за предательства и лжи Маркуса, я гуляла там часами.

Паркер держала нас в курсе расследования и рассказала то, что знала. Маркус и Элизабет были женаты пять лет. Он действительно работал психиатром, они встретились в больнице, где она трудилась на добровольных началах. Они так хотели детей, что заложили свой дом, чтобы раздобыть денег на лечение бесплодия. Элизабет даже не успела рассказать своим родителям или сестре, что наконец забеременела. Я долго горевала по этому поводу, представляя себе, как она была взволнована и счастлива.

После смерти Элизабет Маркус перестал общаться со своей семьей и друзьями. Когда его уволили из больницы за кражу обезболивающих, он продал все, что у него было, кроме домика у озера, снял деньги со страхового счета и принялся путешествовать по всему миру, переезжая из страны в страну, пока не превратил свою ярость в план мести.

Полиция считает, что он с самого начала намеревался убить нас в доме у озера, – он дважды приглашал меня туда переехать, внушал, что там мы будем в безопасности. Они нашли мотоцикл под домом и некоторые другие улики: вот почему он, наверное, вышел со мной и ударил меня фонариком, не дожидаясь, пока мы все уснем. Он не мог позволить, чтобы я раскрыла план его побега.

Когда обыскали его дом, нашли паспорта, тысячи долларов наличными и подробные записи в его ноутбуке обо мне, Софи и Эндрю. Он много месяцев наблюдал за мной перед тем, как пойти работать волонтером в мою группу поддержки. Это все еще ужасает меня, когда я думаю о том, как впустила его в нашу жизнь. Я ведь была уверена, что люблю его. Паркер пыталась утешить меня и объяснила, что Маркус был очень умным человеком, но я все еще терзаюсь этой неотвязной злостью и страдаю от посттравматического стресса. В любой момент в течение всех этих месяцев он мог оборвать наши жизни.

Я не говорила полиции, что спровоцировало его нападение той ночью. Иногда я задавалась вопросом, что бы случилось, если бы я не рассказала Маркусу о тех таблетках. Мы могли бы долго жить вместе, а я и не знала бы, что он убийца. Но потом я поняла, что он потерял бы контроль над собой по какой-то другой причине, если бы я не сумела заполнить его пустоту, сгладить его страдания.

Я ходила к психиатру, Софи тоже посетила со мной несколько сеансов. Не одну неделю после этого пожара она спала в моей кровати, во сне тянулась к моей руке. Я делала то же самое.

Я наблюдаю сейчас за ней, как она приводит в порядок вещи в шкафах. Она, похоже, устала, но ее лицо расслаблено, кожа вокруг глаз и рта не напряжена. Так мучительно было видеть, как она постоянно сталкивалась с проблемами все эти месяцы. Ее отца убил человек, с которым встречалась ее мать, а затем Софи пришлось иметь дело с СМИ и пристальным вниманием общественности. Нас не одну неделю преследовали, нашу жизнь выставили напоказ, и каждый мог ее осудить и прокомментировать.

У нее все еще случаются приступы нелюдимого настроения, но, похоже, она немного повеселела. Она обрела новое восприятие искусства, обрела зрелость, которой не было раньше. Надеюсь, что смена окружения, учеба, друзья вытащат ее из темноты.

– Я нашла машину, – говорит Софи, оглядываясь на меня через плечо. – Один из друзей Грега продает свою «Акуру». Ей десять лет, но пробег небольшой. Грег сказал, что осмотрит ее и научит меня, как следить за маслом и давлением в шинах, и всему прочему. Круто, да?

– Грег? – Я изумляюсь, услышав его имя. Несколько раз я вспоминала о нем этим летом, видела его грузовик в городе. Он теперь не ездит по моему маршруту.

– Я столкнулась с ним в очереди в «Дымчатых бобах». Он спрашивал, как ты поживаешь. Может, тебе стоит позвонить ему? Полагаю, что он все еще один.

– А не побеспокоиться ли тебе о своей учебе, а я как-нибудь сама позабочусь о своей жизни, хорошо? – поддразниваю я ее.

Много месяцев подряд я была уверена, что никогда больше не буду ни с кем встречаться. Но позже, с помощью психиатра, я почувствовала надежду, что однажды я снова смогу кому-то поверить.

Прямо сейчас я сосредоточена на планировании грядущего отпуска с Дженни – мы собираемся в Палм-Спрингс на медитационный тренинг, – а также о превращении гостевой спальни в убежище для любой девушки из моей группы, которой понадобится место, где можно остановиться на период восстановления. Оно станет их надежным укрытием.

– Меня волнует, что у тебя нет личной жизни! – говорит Софи.

Я смеюсь:

– У меня есть Ангус, помнишь? И он ждет меня дома, так что я буду собираться.

Она кивает и провожает меня к двери. Мы обнимаемся, и, когда я отстраняюсь, она заглядывает мне в глаза.

– С тобой все будет в порядке? – Я понимаю, что она подразумевает: «У тебя все будет хорошо без меня? Ничего, что я расправляю крылья и улетаю? Ты всегда будешь любить меня?»

– У меня все будет отлично, дорогая. Это новое начало для нас обоих. Я даже немного взволнована. Эй, может, я тоже пойду учиться.

– Ого! – Она протягивает мне руку. – Этот кампус не очень-то велик для нас двоих.

Я смеюсь:

– Не волнуйся. Я подумываю о каком-то местном колледже. Феминология или дизайн. Не знаю. – Я пожимаю плечами. – Будущее всегда нам открыто.

– Это круто, ма. – Она пожимает мне руку. Ощущение ее мягких пальцев в моей руке кое о чем мне напоминает.

– Чуть не забыла. Я принесла тебе это, – говорю я, достаю из сумочки маленькую бархатную коробочку и передаю ее Софи. – Это мои кольца – с помолвки и обручальное. Подумала, что тебе они понадобятся.

– Правда? – В ее голосе звучит благоговение, когда она открывает коробочку. – Я не верила, что ты их сберегла.

– А как же иначе. – Я протягиваю руку и прикасаюсь к колечку с помолвки. Я их почистила, и они сияют на фоне черного бархата. – Я была так счастлива, когда Эндрю подарил мне его.

Она смотрит на меня:

– Ты все еще ненавидишь его?

– Нет. – Я улыбаюсь ей. – Никакой больше ненависти к нему. – Я прикасаюсь к ее лицу, убираю прядь волос за ухо, точно так, как я делала, когда она была малышкой. – Как я могу? Он подарил мне тебя.

– Это правда. Я просто супер. – Она дразнит меня, но ее глаза заблестели, словно она сдерживает слезы.

– И мама у тебя супер, и отец. Он так тебя любил.

Она становится грустной.

– Он не лгал, ма. Он пытался защитить нас.

– Знаю, милая. Я все думаю, что случилось бы, если бы я дала ему возможность все объяснить. И он был бы счастлив знать, что все это закончилось. Эндрю никогда не подводил тебя. Для него было важно, чтобы ты знала, как сильно он тебя любил, – и это хорошо, что ты любила его. Когда-то и я его по-настоящему любила. Твой отец не был подлым человеком. Он просто был сломлен.

Она закрывает коробочку и с улыбкой прижимает ее к сердцу. Я привлекаю ее к себе и касаюсь щекой ее щеки, вдыхая ее свежий запах. Столько лет я вспоминала ту ночь, когда я склонилась над ее кроваткой, а потом похитила ее у отца. Вспоминаю, как она спрашивала меня, поступила бы я сейчас по-другому, и у меня наконец есть ответ. Нет. Я должна была пойти на такой риск. Я должна была бежать. Если бы я потеряла Софи, я бы потеряла все. Сейчас я уже спокойно думаю об Эндрю. Он жаждал прощения, так же как и я. Но я нашла его. Оно было со мной с самого начала.

 

Глава 47. Софи

Декабрь 2017 г.

Мамочка!

Софи

Ты, наверное, задаешься вопросом, почему я пишу тебе на бумаге, а не по электронной почте, или, возможно, ты думаешь: «Почему бы ей не взять телефон? Она так редко звонит домой!» Неправда! Я все время звоню, но тебя никогда нет. Серьезно, ма. Хоть иногда оставайся дома. Ты больше веселишься, чем я. Разве ты не знаешь, что должна целыми днями забивать морозилку здоровой пищей? Я шучу. Я рада, что ты счастлива.

Пришло время для настоящих дел. Когда я в прошлом году отправила письмо отцу, я не лгала ему. Это и правда был школьный проект. Нужно было написать кому-то, кто оказал наибольшее влияние на нас. Но мне стоило написать тебе. Ты так много сделала для меня, подняла меня на ноги. Я всегда знала, что ты любишь меня больше всего на свете, несмотря ни на что. Может, потому иногда я и вела себя как поросенок. Ладно, ладно. Чаще, чем иногда. Я просто знала, что ты никогда меня не оставишь.

Когда что-то случалось, плохое или хорошее, ты была первой, кому я собиралась все рассказать. Я хочу, чтобы ты гордилась мной, гордилась моим выбором, гордилась, что я твоя дочь. Ведь я горжусь тем, что ты – моя мама. Ты храбрее всех, кого я знаю, и из-за этого я порой делаю глупости, ведь мне до тебя расти и расти. Но я буду очень стараться.

Главное, я хочу, чтобы ты знала: у меня все хорошо. Правда! Я знаю, что иногда говорила лишнее, иногда недоговаривала, но сейчас все иначе. Словно подул свежий ветерок и все стало лучше, легче, как-то так. Даже еда стала вкуснее.

Я знаю, что иногда ты себя чувствуешь скверно, испытываешь вину и так далее, словно ты испортила мне жизнь, как-то мне навредила, но это не так. Я думаю, что все мои лучшие, самые сильные стороны я унаследовала от тебя. Может, внешне я и похожа на отца, но внутри я такая, как ты.

Спасибо тебе, мама. Спасибо тебе миллион раз за любовь, за то, что позволяешь мне любить отца, за то, что говоришь, как сильно ты его когда-то любила. Это помогает мне – знать, что, когда я появилась у тебя, ты была по-настоящему счастлива. Мне совсем не хочется быть ошибкой! Ха! Спасибо, что подгоняешь меня, вдохновляешь и позволяешь изучать этот мир. Спасибо, что ты так круто относишься к Джареду. Но – и это моя БОЛЬШУЩАЯ тайна – не отпускай меня пока, хорошо? Ты все еще нужна мне. Как вода.

Люблю, всегда-всегда,