Они сидели на зеленой английской лужайке, а слева от них была старая мельница из красного кирпича; над водой висели стрекозы, и утки плавали на белом фоне плотины. Напротив них, на другом берегу, виднелся меж деревьями шпиль собора.

— О чем думаешь? — Волосы жены рассыпались по плечам, лицо ее было тронуто загаром.

— Так, ни о чем, — сказал ей Хазлам.

— Наверное, об Италии?

— Немножко, — признался он.

Он был дома уже неделю, а то и дней десять. Странно, как летит время, когда начинаешь расслабляться, когда восстанавливается нормальный порядок вещей. Были только он, Меган и мальчики. Потом позвонили из Лондона. Довольно прямолинейное похищение в Мехико, то, что у его коллег называлось «работой на уик-энд», но в компании предвидели возможные осложнения и хотели, чтобы он ждал в Вашингтоне на случай, если понадобится срочная помощь. Просили, чтобы это был именно он.

— Ты так-таки и не хочешь провести несколько дней в Вашингтоне?

— Не не хочу, а не могу, — сказала она. — В следующий раз предупреждай заранее, чтобы я могла утрясти все с работой.

Скоро должен был начаться концерт; они перешли мост, миновали луг и по булыжной мостовой добрались до входной арки собора.

Этой ночью его преследовали видения: испуганные лица заложников и глаза бандитов, устремленные на него из автомобиля в Белфасте; взор наблюдателя с биноклем, ищущий его в лесу близ аргентинского аэропорта во время Фолклендской войны, другие глаза, озирающие сквозь другой бинокль, но с той же целью пески у Персидского залива. И другие лица. Мать Розиты в Перу, умоляющая его, обвиняющая. Франческа в Италии. Он перекатился на другой бок и заметил, что жена не спит: ее лицо было повернуто к нему, она смотрела на него. Он знал, что она думает: почему я? Почему именно мне не дано опереться на тебя?

Утром она отвезла его в Хитроу.

Самолет компании «Юнайтед эйрвэйз», следующий рейсом UA-919, приземлился в Далласском аэропорту Вашингтона в два часа десять минут. Хазлам прошел иммиграционную службу и таможню, забрал свой багаж, позвонил по телефону-автомату и узнал, что дело в Мехико продвигается согласно плану, но его присутствие здесь все еще необходимо, а затем взял такси до дома.

Возвращаться всегда странно; но возвращаться, когда работа окончилась так, как в Милане, еще странней.

В половине седьмого он вышел из дому и взял такси до пристани. Река сверкала, прогулочный катер оставлял на ней белый след. Около ворот стоял «бьюик» Куинси Джордана; Джордан и Митчелл сидели на верхней палубе, а рядом тлели угольки жаровни.

— Когда вернулся? — Митчелл протянул ему пиво.

— Сегодня после полудня.

— Как Италия?

— И так и сяк, скорее плохо. Провел несколько дней в Англии, мог бы и гораздо больше.

— Надо было привезти с собой Меган.

— Я хотел, но она не смогла развязаться с работой.

Рад был повидаться, но мне пора идти — Джордан поднялся. Работа ждет, и семью надо кормить. Может, придется на пару дней съездить в Мехико, сказал ему Хазлам, но если нет, как насчет ленча завтра? Ленч завтра, согласился Джордан, если Хазлам не улетит в Мехико. Он говорил «Мексико».

Они поглядели ему вслед, затем растянулись в шезлонгах, наслаждаясь теплом.

— Спасибо за звонок насчет Донахью, — Митчелл посмотрел на парочку на соседнем катере.

— Я видел передачу о нем и его жене в Эйнджел-Файр. Отлично сработано, впечатляющая пара. Он еще не объявил о своем участии в выборах?

— Еще нет.

— Но объявит?

Митчелл рассмеялся.

— Если он не сделает этого после Эйнджел-Файр, его просто пристрелят.

— Как Эд Пирсон?

— По-прежнему успевает сделать за день больше, чем иные за неделю.

— Ты тоже, наверно.

Митчелл засмеялся снова.

— И я тоже.

— Что-нибудь, связанное с Донахью?

Митчелл проверил жаркое.

— С банковскими делами: ищу основания для того, чтобы начать официальное расследование Конгресса.

— И как успехи? — спросил Хазлам.

— Кажется, ничего. Знаешь, как это бывает. Цепляешься за ниточку и начинаешь разматывать клубок. На сей раз нашелся банк с двойными счетами для покрытия запрещенных переводов за океан. Возможно, через международный банк, который купил этот, маленький, несколько лет назад.

На другом берегу показались бегуны, трусящие по Хайнс-пойнт.

— И что это за банк? — Может, я знаю что-нибудь о них и могу помочь тебе. Маловероятно, но всяко бывает.

— Первый коммерческий Санта-Фе.

Хазлам покачал головой.

— К сожалению, никогда о таком не слышал. А кто их купил?

— Итальянский монстр, — Митчелл скинул с решетки два бифштекса.

— Название?

— БКИ, «Банка дель Коммерчио Интернационале».

Миланский, подумал Хазлам.

— Этот мне попадался. Правда, помочь тебе все равно нечем. — Но название знакомое, потому что похищение, с которым я работал в Италии, было связано с БКИ. Однако я вынужден соблюдать конфиденциальность и потому смолчу.

Звонок из Лондона раздался на следующее утро в семь. Хазлам встал полчаса назад.

— Миланское дело. Они хотят, чтобы вы вернулись.

— Почему?

Он мог обойтись без Умберто и Росси раньше, подумал он, тем более ни к чему препираться с ними теперь.

— У них что-то не заладилось.

Конечно, не заладилось, потому что Умберто и Росси не обращали внимания ни на один его совет.

— Как насчет причины, по которой меня отстранили?

— Сейчас она, очевидно, больше не мешает.

Вспомни, на что это было похоже, сказал он себе; ведь ты чуть было вообще не бросил консультировать по киднеппингу.

— Я жду здесь в запасе.

— Это серьезно?

Вспомни, как ты сказал Франческе, что пора бросать эту работу и искать другую гору. Вспомни Франческу.

— По-моему, не очень.

— Что если мы организуем временную замену?

Что ты делаешь, Дэйв; за каким чертом ты позволяешь снова втягивать себя в это дело?

— Поговорите с клиентами. Предложите им заменить меня кем-нибудь на тридцать шесть часов. После полудня я могу вылететь в Милан, завтра утром встречусь с семьей и завтра же к вечеру вернусь в Вашингтон.

— Напряженно получается.

— Что делать. Если они согласятся, организуйте встречу в гостинице рядом с аэропортом, чтобы мне не терять время на поездку в город и обратно.

Подтверждение поступило часом позже. Он позвонил Джордану домой, потом в офис и оставил сообщение, что не сможет быть на ленче. Джордан перезвонил ему через полчаса. Значит, Мехико? — спросил он. Нет, снова Милан, ответил Хазлам. Помню твои слова о миланском деле: и так и сяк, а скорее плохо, сказал Джордан.

В два Хазлам вылетел из Далласского аэропорта деловым классом, отказался от спиртного и перекусил лишь слегка; на следующее утро, в семь по местному времени, он был уже в миланском аэропорту «Мальпенса». У книжного киоска его поджидал адвокат Сантори. Обычная ситуация, подумал Хазлам, обычная процедура; он убедился, что за ним нет хвоста, и пошел вслед за юристом на автостоянку.

— Что случилось?

— Толком не знаю.

— Они знают, что сегодня мне уже лететь обратно?

— Они уже ждут в отеле; я снял комнату и для вас, чтобы вы могли помыться и переодеться.

«Сааб» и БМВ стояли снаружи; в «мерседесе» сидели шофер и телохранитель. Некоторые вещи никогда не меняются, подумал Хазлам. Адвокат проводил его в номер на седьмом этаже. Спустя пятнадцать минут он вошел в комнату, где собрались родственники.

Порядок их расположения за столом был прежний, но лица изменились. Умберто выглядел пустой оболочкой — худое лицо и внезапно усохшее тело, сгорбленные плечи и глубоко запавшие глаза. Росси был более напряженным, чем раньше, и слегка косил глазами. Франческа похудела — и лицом, и телом, а у Марко был такой вид, словно он только что встретился со своим Творцом.

Хазлам пожал всем руки, взял с сервировочного столика кофе и горячий омлет и занял свое место.

— Что случилось?

Проследовала долгая пауза. Наконец Франческа сказала:

— Мы заплатили. — Новая пауза. — И ничего. Потом мы поместили объявление в газету. В конце концов они позвонили.

— Что они сказали?

— Сказали, что это только задаток и в следующий раз пора будет поговорить о настоящих деньгах.

То самое, о чем ты предупреждал нас, но мы не послушались тебя. А точнее — Умберто не послушался, но теперь не время для взаимных упреков.

Хорошо, что ты вернулся, Дэйв. Я уже совсем разбита, мы все разбиты; но я не имею права показывать это, потому что на мне все держится.

Я рад, что вернулся, Франческа, рад, что вижу тебя снова. Так как же быть — оставаться или просить, чтобы вместо меня прислали другого консультанта?

— Вы записывали все, как я вам велел? Сохранили пленки?

— Да. — Это по-прежнему была Франческа.

— И они у вас с собой?

— Конечно.

— Расскажите мне подробно, как все было.

Франческа рассказала ему, иногда уступая слово непосредственным участникам событий, но минуя Умберто.

— Сколько же вы заплатили? — наконец спросил он.

— Миллиард, — сказала она.

Четыреста тысяч фунтов, подумал он.

— Но вы получили доказательство того, что Паоло еще жив?

— Да. — Снова Франческа, точно они говорили только вдвоем. — Так как нам действовать дальше?

Пришло время решать, подумал он.

— Это зависит от того, хотите ли вы снова нанять меня. Если нет — прекрасно. Разумеется, я скажу вам, как вести себя в ближайшее время, а затем мы пригласим другого консультанта. Если же да, начнем работу.

Итак… он предоставил выбор им. Он понимал, что это не совсем честно — перекладывать бремя выбора со своих плеч на плечи Франчески.

— Если вы согласны принять мои услуги, я буду рад оказать вам их, — сказал он ей.

— Конечно, согласны. — Голос Франчески немного окреп. — Так что вы предлагаете?

— У вас есть памятка на случай, если они позвонят?

— они снова говорили вдвоем.

— Что-то вроде.

Она подала ему бумажку.

ЧТО С ПАОЛО? ДОКАЖИТЕ, ЧТО ОН ЖИВ.

Умница — он улыбнулся. Ты просто молодчина. Ты гораздо сильнее, чем тебе кажется.

— Как насчет вопроса?

Она уже придумала его, сказала Франческа. Так когда он вернется, спросила она.

— Дело, с которым я работаю в Вашингтоне, скоро закончится. Сразу после этого я вернусь. — Он прочел ее мысли. — Не могу. У меня такие же обязательства перед ними, как и перед вами.

Но ведь нас-то ты покидаешь. Покидаешь меня.

— Там дело движется, — объяснил ей он. — У вас — пока нет. Поэтому мы — вы, я и Паоло — можем позволить себе перерыв в несколько дней.

— Хорошо. — Улыбка Франчески стала тверже.

Ему пора было уходить.

— Вы сказали, что у вас есть с собой записи и пленки?

— Да.

— В таком случае, я изучу их на обратном пути.

Он взял их, встал и пожал всем руки.

Обратный рейс из Милана отложили на час из-за какой-то заминки на воздушных линиях; когда он приземлился в Далласском аэропорту и взял такси до дома, уже близилась ночь, а его биологические часы окончательно сбились с ритма.

Так что происходит в Милане, что можно сказать о Паоло Бенини и его похитителях? Как там Франческа?

Он проверил автоответчик, быстро навел справки о положении дел в Мехико, оставил сообщение о том, что он снова на месте, и отправился в постель. Он крепко спал до четырех утра, потом кое-как — до семи. В семь тридцать он вновь позвонил узнать насчет работы в Мехико, и ему сказали, что, по всей видимости, его услуги будут не нужны. В восемь, сходив в лавчонку в двух кварталах от дома, он уже сидел у себя на балконе и завтракал. Потом зашел внутрь и сконцентрировал внимание на своих миланских записях и разговорах Умберто с похитителями.

Муссолини и главарь действовали ловко. Боже, как они, должно быть, хохотали — особенно зная, что в игре участвует банк.

Вопрос, который был задан Паоло через похитителей, был связан с делами банка, что было естественно. Вероятно, в нем фигурировали счета, с которыми работал Бенини и которые он помнил; наверно, они имели отношение к Лондону, так как именно оттуда Бенини прилетел в день похищения.

В дальнейшем можно было предвидеть две опасности: возможность повторения той же уловки и переход к третьему выкупу, а также то, что, взяв свое, похитители могут просто продать Паоло другой банде, и все начнется сначала. Его ответные действия тоже были очевидны, хотя имелись и более тонкие варианты.

Перемена часовых поясов еще сказывалась; он натянул на балконе гамак и немного подремал. В четыре ему позвонили, чтобы сообщить об окончании дела в Мехико. Он сверился с часами и позвонил юристу в Милан.

— Рикардо, Дэйв на проводе. Я снова взялся за это дело. Прилечу завтра. Можете сказать семье.

— Отлично. Вам что-нибудь нужно?

— Проверить автомобиль. — Он дал адвокату номер «альфы». — Можете узнать подробности о владельце? Негласно, разумеется.

Он сварил себе кофе, оставил у Митчелла на телефоне сообщение, что заглянет вечерком, затем вернулся к своим запискам и кассетам. Когда он пришел на пристань, Митч уже сидел на верхней палубе рядом с горячей жаровней.

— Жизнь — это ад, — сказал ему Хазлам.

Палубы соседних катеров тоже были заняты людьми, пиво было ледяное, а откуда-то снизу доносились звуки музыки — Маркус Робертс, играющий на фортепьяно.

— Не можешь победить других — стань как они.

Хазлам рассмеялся.

— Ты упоминал о БКИ.

Он не мог раскрыть ему подробности дела Бенини, однако в обмене информацией, который мог принести клиенту неожиданную пользу, не было ничего неэтичного.

— Ага.

— Возможно, это ничего не значит, но сегодня всплыло несколько названий. По-моему, какие-то счета.

Митчелл слегка подался вперед.

— В середине стоит «Небулус», — сказал ему Хазлам.

— «Ромулус» идет до него, «Экскалибур» — после. Кажется, это проходит через Лондон.

* * *

Ночью прошел дождь; когда Бретлоу привезли в Лэнгли, с деревьев еще капала вода, а над дорожным покрытием уже начал подниматься парок. ЗДО сегодня пришел совсем рано, заметили те, кто замечал подобные вещи. В пять сорок пять, взяв в столовой обычные кофе и булочку, он сидел за своим столом.

Пока все было тихо. Он достал из правого верхнего ящика лист бумаги и составил два списка, которые должны были определить его график на сегодняшний день.

Список номер один был обычным: рутинные встречи с ДЦР и остальными заместителями; совещания с главами подразделений; открытое совещание по финансам (разумеется, слово «открытое» имело относительный характер) и закрытые — по некоторым секретным вопросам.

Список номер два был не столь обычен: смерть Зева Бартольски и приготовления Крэнлоу в ожидании дальнейших сведений от Маленко: плюс встреча с Майерскофом, о которой он просил вчера поздним вечером, — вероятно, будет разговор о счете «Небулус» и Паоло Бенини, а также о том, о чем Майерскоф в прошлый раз промолчал.

Было шесть часов. Он допил кофе и, подключив шифратор, позвонил в Милан.

— Похитители звонили, — сообщил ему Хендрикс.

— Что сказали?

— Что первая выплата была задатком, а настоящие деньги будут в следующий раз.

Рассчитывай на худшее, и всякое улучшение станет подарком судьбы — Бретлоу всегда руководствовался этим правилом. Поэтому он и послал туда Хендрикса.

— У вас есть эта запись? — спросил он.

— Да. Хотите послушать?

— Хочу.

— А остальное? Я сделал выжимку из ключевых разговоров на случай, если вы захотите переписать их.

Бретлоу подключил «Крэг» и сказал Хендриксу, что он готов. Передача заняла восемь минут; когда она кончилась, он сказал Хендриксу, что свяжется с ним через двенадцать часов, достал из холодильника минералки и закурил сигарету.

Было без четверти семь, пора появляться Мэгги — в последние дни его секретарша приходила раньше обычного. До первого совещания оставался еще час. Он перемотал пленку, включил ее сначала и быстро проглядел подготовленные к первому совещанию записи. Информация на кассете была любопытной, но не более того — ничего такого, что могло бы перевернуть мир вверх тормашками.

«Привет, Умберто. Что скажешь?

— Паоло еще жив?

— Конечно.

— У меня для него вопрос.»

В его бумагах тоже не было ничего интересного: все это надо знать, но все это не так уж и важно. Голоса на пленке сливались — итальянская речь сбивала Бретлоу с толку, а цифры в отчете грозили полностью поглотить его внимание.

«Умберто.

— Да.

— Привез деньги?

— Да.

— Дай мне Марко.

— Как насчет ответа на мой вопрос?

— На какой вопрос?»

Мэгги зашла к нему и спросила, не хочет ли он кофе, поставила на стол кружку и напомнила, что пора идти на первое совещание. Он выключил магнитофон и запер кассету в стол. Совещание слегка затянулось, так что Майерскофа пришлось принять на десять минут позже намеченного срока, а встреча с ДЦР уже близилась.

— Бенини пока не вернулся, — сказал ему Майерскоф.

— Но наши дела в секрете?

— Да.

Может, он зря не сказал ЗДО о расследовании Митчелла, подумал Майерскоф, а может, и не зря.

— Что еще? — В голове Бретлоу прозвучал достаточно ясный намек на то, что Майерскофу пора выкладывать свои тайны.

— Это вряд ли серьезно.

Однако… Бретлоу закурил новую сигарету.

— Один из сенатских подкомитетов затевает банковское расследование.

— За это им и платят.

— Но их внимание привлек Первый коммерческий Санта-Фе.

О дьявол, подумал Бретлоу. Сначала Зев, потом Бенини, а теперь еще и это. Ящики внутри ящиков, сказал он себе, абсолютная секретность. И все равно он был потрясен, хотя старался не показать виду.

— Откуда ты знаешь?

— Источник в секретариате.

— Но ты вне подозрений?

— Она передает мне все, так что на сей раз даже не знает, что именно для меня важно.

— А внутри есть твои люди?

— Я получаю сведения о работе всех комитетов и подкомитетов, так что никто не знает, чем я интересуюсь.

— Кто проводит расследование для этого подкомитета?

— Юрист по фамилии Митчелл.

— Как близко он подобрался к нам?

— Пока он только прощупывает почву.

Пора было идти на встречу с ДЦР.

— Следи за этим. — Он встал. — Значит, Подкомитет по банковскому делу.

— Да.

— Кто его председатель?

— Сенатор Донахью.

Встреча у директора Центрального разведуправления началась обычным порядком: сначала разговор наедине, затем более широкое совещание с ДЦР номер два и остальными четырьмя заместителями: толстый слой сливок в кофе и густой сигаретный дым над столом. Вторая часть беседы началась пятнадцать минут назад, и тут Бретлоу попросили ответить на звонок.

— Вы можете спуститься?

Мэгги Дубовски всегда говорила «спуститься», даже если кабинеты находились на одном этаже. Другие заместители спросили бы, зачем, напомнили бы своему секретарю, что беседуют с ДЦР.

— Иду.

Он извинился и вернулся к себе в кабинет.

— Только что поступило. Я сама принимала телефонограмму. — Она подала ему лист бумаги.

— Откуда, не сказали?

— Нет.

В послании было шесть слов. Он прочел их, стоя у ее стола, и понял, почему она вызвала его.

Дело было не в месте: Тайник «Занзибар».

И не в подписи: Петушкин.

А во времени: Девять вечера, местное.

Он снова вспомнил старые деньки в Управлении, когда использовался «Занзибар» — тайник в стене на юге города, а «Петушкин» было кодом, относящимся к источнику получаемых сведений. Однажды это имя появилось в рапорте, поэтому Мэгги Дубовски знала, что оно связано с Москвой, и сейчас позвала его сюда. Время было указано московское, а оно опережало здешнее на девять часов, так что забрать передачу следовало уже через три часа.

Он поблагодарил ее, зашел в свой кабинет и закрыл дверь.

Код «Петушкин» был знаком лишь ограниченному числу людей, только горстка из них знала о тайнике «Занзибар» и только членам «внутреннего круга» было известно его местонахождение. А все вместе знали только трое: он сам, Маленко и Петушкин. Впрочем, Петушкин уже не мог быть автором передачи: Петушкин давным-давно умер, Петушкин встретился со своим Творцом в одном из тесных казематов Лубянки. Значит, Маленко сдержал обещание, но решил не рисковать и сделать все лично, не вмешивая в их отношения третьего человека. Если только это не было обманом, если Маленко не хочет, чтобы ему преподнесли агента ЦРУ на тарелочке — но этот риск существовал с самого начала.

Впрочем, до срока оставалось немногим больше двух часов, а Маленко рисковать не станет. В старые дни, может, и стал бы, но не теперь, когда новые правители России надели ему на шею петлю так же, как и всем остальным. Бретлоу поднял трубку и заказал Москву. Инструкции, которые он дал три минуты спустя, были краткими и точными, последняя — не менее важной, чем те, что относились к деталям забирания передачи. Письмо, о котором идет речь, предназначено только для его глаз, больше ни для чьих.

Что-то он упустил, подумал он, о чем-то забыл.

Утро тянулось долго. В двенадцать он отправился из Лэнгли на ленч в британском посольстве — старый коллега возвращался в Лондон, попастись на травке. Разговор за столом шел о магазинах и прочих пустяках: вспоминали смешные случаи из своей практики, но обе стороны старались не будить призраков прошлого. Что-то упущено — это чувство не покидало его; что-то надо было сделать. Он глянул на часы: четверть второго, то есть четверть десятого вечера в Москве. Отменять приказ, связанный с передачей, уже слишком поздно. Третий секретарь вежливо кашлянул за его спиной и сообщил, что ему звонят. Он поблагодарил его и вслед за дежурным направился в кабинет.

— Да. — Линия была безопасна для британцев, но не для него; вот и со стены на него уставилась королева Елизавета.

— Это Мэгги. Только что звонила ваша жена. Купила все, что нужно.

Значит, в Москве все прошло удачно.

— Спасибо за сообщение.

Когда он вернулся в Лэнгли, было уже полтретьего.

— Курьер вылетит через девяносто минут, — сказала ему Мэгги Дубовски. — Пересадка на военный самолет в Берлине. Прибытие в аэропорт «Эндрюс» завтра, в три часа утра по нашему времени. Транспорт уже заказан.

— Что бы я без тебя делал? — с благодарностью спросил он.

С Москвой все в порядке. Так почему неприятное чувство не отпускает?

День тянулся долго; его мысли все время возвращались к письму из Москвы. В шесть — полночь в Европе — он позвонил в Милан. Родственники вернули прежнего консультанта, сказал ему Хендрикс; он вернется в ближайшие сутки, потом они с семьей попытаются вновь войти в контакт с похитителями и продолжить переговоры.

Что-то по-прежнему было не так; но раз это не связано с Москвой, значит, связано с Миланом. Бретлоу положил трубку и попросил у Мэгги свежего кофе, потом закрыл дверь, отпер стол и вынул оттуда утреннюю кассету.

«Умберто Бенини.

— Где Франческа?

— Ее здесь нет. Теперь переговоры веду я».

Дальше последовали подробности, ему не интересные. Бретлоу закурил следующую сигарету и подумал, что, должно быть, он зря волновался.

«Умберто.

— Да.

— Привез деньги?

— Да.

— Дай мне Марко».

Его внимание начало ослабляться. Возможно, потому, что он не слишком хорошо понимал по-итальянски, а возможно, из-за того, что этот Умберто был таким надутым дурнем. А может быть, из-за того, что он ждал письма из Москвы.

«Как насчет ответа на твой вопрос?

— На какой вопрос?»

Уже наступил вечер, солнце быстро клонилось к закату, а на небо наползали фиолетовые сумерки. Он пересек комнату, налил себе большую порцию «Джека Дэниэлса» и попытался снова сосредоточиться на пленке, потом запер ее в ящик и вынул папку. В полночь он перешел в помещение рядом с основным кабинетом и лег на кровать. В три сорок пять зазвонил телефон.

— Сообщение из аэропорта. Пакет следует к вам.

Через час, не больше, начнет светать. Он принял душ, затем включил кофеварку в комнате Мэгги. В эту утреннюю пору дороги свободны, и машина с курьером плюс сопровождение будут двигаться быстро. Он подошел к окну, чуть приподнял жалюзи и вгляделся в серые остатки мрака; представил себе огни едущих в ночи машин, курьера, спешащего домой.

Телефон зазвонил снова. Пакет доставлен, сообщил ему дежурный из службы безопасности. Сорок минут спустя курьера провели наверх. Он был молод — под тридцать лет, неофициальный костюм, никаких признаков усталости. Бретлоу кивком разрешил сопровождающему уйти и запер за ним дверь.

— Что у вас для меня?

Я знаю, кто вы, — он прочел это в том, как помедлил вошедший. Знаю, где я и в чьем кабинете. Но я получил четкий приказ: вверенное мне письмо может получить только ЗДО. И даже он не получит его, пока не докажет, что он действительно ЗДО.

— Хотите взглянуть на мое удостоверение?

— Да, сэр.

Бретлоу вынул из пиджака бумажник, достал оттуда удостоверение и протянул через стол.

— Благодарю вас, сэр. — Курьер отдал ему конверт — абсолютно белый, без всяких надписей, ничем не привлекающий внимания.

— Извините. — Бретлоу отошел в дальний угол комнаты, сел за стол для совещаний, отвернувшись от курьера, и вскрыл письмо. Внутри обнаружился еще один конверт, тоже белый, без всяких надписей, дважды запечатанный сургучом. Он вскрыл его и достал оттуда единственный листок бумаги, сложенный пополам. Бумага была простой, серовато-белой, тоже никак не помеченной снаружи, а текст мог быть напечатан на любой машинке в любом офисе. Он прочел имена и адреса, затем сунул бумагу обратно в конверт, вернулся к своему столу, положил конверт в правый верхний ящик, позвонил в службу безопасности, чтобы прислали сопровождающего, и протянул курьеру руку.

— Правильно сделали. — Обоим было понятно, что имеется в виду просьба показать удостоверение.

— Таков приказ.

— Кое-кто на вашем месте испугался бы.

Прибыл сопровождающий, и курьер покинул кабинет. Была половина пятого, утро в Европе; он вынул конверт из ящика и вызвал Бонн через шифратор.

— Милт, это Том Бретлоу. Есть кое-что для тебя.

Он прочел имена, затем адреса.

— Держи меня в курсе, никаких активных действий без моей команды. Просто удостоверься, что нас никто не заподозрит.

На улице теплело, занимался новый день. ЗДО уже здесь, заметили пришедшие в утреннюю смену. Свет в кабинете ЗДО горел всю ночь, поправили их уходящие.

Было без пяти шесть. Он спустился в кафетерий, встал в очередь и взял свой кофе с булочкой.

— Доллар двадцать, мистер Бретлоу.

— Спасибо, Мак.

Он снова поднялся наверх, сел за стол и открыл кофе.

Тьфу, черт. Он вспомнил.

Он отпер стол, вставил кассету в плейер и прикурил одну сигарету от другой.

«Как насчет ответа на мой вопрос?

— На какой вопрос?

— Что было до и после „Небулуса“?

— До — „Ромулус“, после — „Экскалибур“».

Откуда, черт возьми, банкир Росси узнал о «Небулусе»? Почему, черт возьми, он задал о нем вопрос? А еще непонятней, какого дьявола Паоло Бенини на него ответил — ведь он должен был знать, что таким образом нарушит секретность контролируемых им банковских операций.

Он услышал, как Мэгги в своей комнате готовит кофе.

Но Паоло Бенини не мог не ответить, так как для него это было единственным способом добиться освобождения. Что бы он ни решил — все было неправильно.

Мэгги Дубовски постучала в дверь, подала ему кружку и положила на стол папку с материалами для первого совещания.

Так как же быть с Паоло Бенини?

Это было проблемой и прежде — но теперь Паоло Бенини не только создавал затруднение, теперь он представлял собой угрозу. Бенини должен был сидеть в своем ящике, но теперь он сам поднял крышку. Мало того — из-за него могли открыться и другие ящики. Значит, ему, Бретлоу, придется закрыть их; и в первую очередь он сделает это с ящиком Бенини.

Он просмотрел сегодняшний график, позвал Мэгги и велел ей изменить расписание на вторую половину дня. В шесть вечера он позвонил Хендриксу в Милан и дал ему новый приказ.

Улица кишела публикой, одетой в яркие цвета. Хазлам вышел из бара на углу и занял позицию, с которой можно было наблюдать за домом Бенини. Первым приехал Умберто — оставил «сааб» на обычном месте, но теперь, чтобы дойти до парадной двери, ему понадобилась тросточка; он шагал неуверенно, сгорбившись. Когда он скрылся за дверью, прибыл Марко, две минуты спустя — Росси, почти незаметный на заднем сиденье БМВ, свернувшей на подземную стоянку в задней части здания.

Однако «альфы» не было, а значит, не было и наблюдателя по имени Анджело Паскале — сегодня юрист сообщил ему это имя и адрес. Он покинул улицу и вошел в дом.

Франческа сегодня выглядела лучше, увереннее. Хотя она по-прежнему сидела слева от Умберто, именно она открыла совещание, именно она попросила Хазлама проинструктировать их и подытожила принятые решения. Они поместят объявление завтра, чтобы оно появилось в газете трижды, начиная с послезавтрашнего дня; они составят памятку, включив в нее требование в очередной раз доказать, что Паоло жив, а также определят новую стартовую сумму.

Интересное обсуждение, подумал Хендрикс. Он сидел на скамейке метрах в шестидесяти от дома, в кармане его пиджака лежал ICON-R1, а наушника практически не было видно. Новый приказ шефа тоже был интересен, хотя он и ожидал чего-то подобного. Никто не стал бы нанимать такого, как он, только ради разведки.

Обсуждение в квартире закончилось. Он проследил, как уехали все, кроме Франчески, затем вернулся в «Романов» и принялся обдумывать новую задачу.

Устранить Паоло Бенини, велел шеф. И как можно скорее.

Однако чтобы устранить Бенини, требовалось до него добраться, а это можно было сделать либо до его освобождения, либо в момент его передачи семье, либо после, когда он уже окажется дома. Но с учетом нынешней ситуации нельзя было рассчитывать на то, что семье удастся выкупить Бенини, а также на то, что он сможет добраться до него, если обмен все же состоится. Особенно если не забывать о наложенном шефом временном ограничении.

Первый проблеск, ведущий к решению, мелькнул в его голове на следующее утро, когда он завтракал. Сначала он отверг его как никуда не годный, потом заставил себя задуматься над ним. К ленчу он понял, что это возможно. Семье не удастся выкупить Бенини. Он сделает это за них. Но как?

Наблюдателя нет, заметил Хазлам на следующий день, но его и не будет, пока не появится объявление. Прошел еще день; объявление появилось, но «альфы» не было по-прежнему — а раз нет «альфы», то нет и Паскале, а нет Паскале — не будет и Муссолини. Вернувшись из квартиры со свободным телефоном, Франческа и Марко подтвердили, что контакта не было. Не волнуйтесь, сказал он им, все в порядке. Вспомните, как развивались события в прошлый раз. Похитители выйдут на связь завтра; а не завтра, так послезавтра.

И еще одно, сказал он им; особенно это касается Росси. Секретность соблюдается и сейчас, но можно ее усилить. Не ездите все время на одном и том же автомобиле; меняйте машины каждый вечер и прибывайте в разное время, чтобы сбить похитителей с толку.

— Думаете, за нами следят? — спросил банкир.

— Конечно, — ответил ему Хазлам.

Господи… Хендрикс был изумлен. Ведь они говорили о нем! А раз так, значит, за ним увязался хвост. Он чуть изменил положение тела, чтобы можно было незаметно оглядеться, и попытался сделать это.

Откуда, черт возьми, консультант знает? Хендрикс все еще озирался, его мысли метались, он тщетно старался все понять. Хватит теоретизировать, сказал он себе, просто выясни, нет ли за тобой слежки. Он встал и пошел по улице, не слишком медленно, но достаточно быстро, чтобы не вызывать подозрений; стал автоматически действовать привычным образом, оглядываясь снова и снова, ища каких-нибудь красноречивых признаков. Если за ним следит целая группа, то это трудно заметить; но откуда, черт возьми, может взяться эта группа, откуда вообще взялось наблюдение? Он вошел в кафе, выбрал место, с которого можно было видеть улицу, и стал ждать.

Если консультант знает о нем, то почему он ограничился только тем, чтобы поставить в известность семью? Да он и не знает о нем, забрезжило в мозгу у Хендрикса; ведь иначе ему не дали бы подслушивать их разговоры. Значит, его аппаратура по-прежнему находится в доме. Если бы консультант заподозрил, что за семьей наблюдает кто-то вроде него, он первым делом стал бы искать «жучки». Но он этого не сделал. Стало быть, говоря о хвосте, он имел в виду кого-то другого.

А именно — одного из похитителей.

На следующее утро Хендрикс нанял автомобиль и поехал на север, туда, где он спрятал купленные в Германии оружие и боеприпасы. Уже начинало припекать; снежные пики на севере сияли под солнечными лучами. Тайник был нетронут. Он поднялся мимо него по тракту. Жимолость, растущая на развалинах фермы, наполняла воздух благоуханием, на склонах холмов звенели цикады. Он убедился, что за ним не следят, пересек бывшее подворье, вошел в дом и направился в тот его конец, где был погреб. Кольцо на крышке люка слегка заржавело. Он открыл ее, осмотрел погреб и снова захлопнул люк; потом вернулся к тайнику и забрал оттуда оружие.

В три часа он был на Виа-Вентура.

Все так очевидно, думал он. Так почему он не догадался раньше, не разработал этот план с самого начала?

Раз консультант кого-то заметил, значит, наблюдатель был на улице. Либо в машине, либо без, а может быть, и так и сяк, даже если это был один-единственный мужчина или женщина. Без машины он или она могли быть где угодно, но если машина использовалась, то она могла находиться только на одной из парковочных площадок.

Он прошелся по улице до дома, оглянулся и проверил, какие из площадок обеспечивают наилучший обзор, затем повернул обратно и запомнил их порядковые номера — с восьмой по тринадцатую, если считать сверху вниз. Он заметил, какие там стоят машины, пошел в бар на углу и заказал себе кофе глясе.

* * *

Первый звонок Джузеппе Витали на следующее утро был сделан старшему группы, содержащей Паоло Бенини, второй — связному Муссолини, а третий — наблюдателю Паскале. Предыдущим вечером он решил, что пора вновь выходить на связь. Распни их сегодня, сказал он Муссолини, неважно, кто подойдет — отец или жена. Проверь, участвует ли еще в деле тот банкир, сказал он Паскале.

День был влажный, слабая надежда на грозу испарилась еще до Полудня. Паскале покинул свою квартиру в час и спустя сорок минут был уже на Виа-Вентура. В два часа он припарковал свою «альфу» на одной из удобных для наблюдения площадок и затерялся в толпе. В четыре вернулся и проверил машину.

Два из прежде замеченных Хендриксом автомобилей уже уехали, так что его шансы падали. Хендрикс наблюдал, сидя за одним из наружных столиков в кафе на углу.

В шесть Паскале снова вернулся к машине. Худощавый, черные волосы — Хендрикс сверился со списком, — в темно-зеленом просторном костюме, какие сейчас в моде. Один из трех подозреваемых.

Умберто Бенини приехал в десять минут седьмого — он опирался на трость и выглядел совсем больным.

Наверняка не прикидывается, решил Паскале. Марко прибыл сразу за ним, он казался собранным. Банкира пока не было.

«Альфа» на месте, значит, похитители решили действовать. Удачи вам, сказал Хазлам Франческе и Марко, когда они уезжали, — сегодня Муссолини позвонит.

Банкира все еще нет, подумал Паскале. Было уже семь тридцать. Перед домом затормозила БМВ, и Франческа с Марко кинулись внутрь. Так где же банкир?

— Они вышли на связь. — Марко был возбужден, отчасти благодаря адреналину, отчасти — тому, что звонка наконец дождались. — Франческа была великолепна.

Они уселись вокруг стола и включили запись.

— «Да», — голос Франчески.

Хелло, Франческа, это Муссолини.

«— Что вы с ним сделали, ублюдки? Что вы сделали с моим мужем?» — ее яростный голос почти срывался на крик.

«Три миллиарда, если хочешь увидеть его снова».

Муссолини пытался сказать что-то еще, угрожать ей, говорить, что на этот раз ей следует быть послушной. Но Франческа сбивала его, снова и снова повторяя единственную записанную в памятке фразу.

«Пошел ты со своими требованиями, Муссо. Докажи мне, что он жив и здоров.

— Три миллиарда, или ты не получишь даже того, что от него осталось.

— Докажи, что вы не убили его. Слышишь? Докажи, что Паоло жив и здоров.

— Завтра в это же время».

Хазлам подался вперед, перемотал пленку, включил ее снова, потом взглянул на нее.

— Марко прав. Вы молодец.

— Я только прочла памятку. — Впервые за весь вечер она задрожала.

— Что будем делать дальше? — подал голос все время молчавший Умберто.

Хазлам позволил ответить Франческе.

— Поступим, как они сказали. Подождем завтрашнего звонка.

Похитители вышли на связь, сказал Хендрикс Бретлоу тем же вечером; жена потребовала доказать, что ее муж жив, и бандиты обещали позвонить завтра. Тем временем он попросил проверить принадлежность трех автомобилей — всех с итальянской регистрацией.

На следующее утро он позавтракал рано, потом ушел из отеля и провел тридцать минут, делая закупки в близлежащих магазинах; еда, в основном консервированная, тарелки и чашки, канистра для воды, крепкие цепи и висячие замки. Потом он выехал из Милана на север к спрятал все это в погребе разрушенной фермы. На обратном пути, попав в пробку, вызванную дорожными работами, он уже было подумал, что не успеет на полуденную связь; поэтому, въехав в город, он оставил арендованный автомобиль на обочине улицы и пересел на метро. Шеф позвонил вовремя и дал ему информацию о владельцах машин, которую он просил раздобыть вчера вечером. Когда Хендрикс забрал свой автомобиль и приехал на Виа-Вентура, было уже почти четыре.

Из трех подозрительных машин на месте была лишь «альфа». Значит, она почти наверняка принадлежала наблюдателю. Если, конечно, ее водитель был недалеко и если человек в темно-зеленом костюме не приехал сюда просто по делам или на очередное свидание. Хендрикс ждал в толпе; сначала он заметил костюм, потом его обладателя и понял, что был прав.

Через полтора часа Паскале наблюдал, как Франческа и Марко вышли из дома — сегодня чуть раньше, чем надо, заметил он. Значит, давление все-таки сказывается. Он уехал с Виа-Вентура и направился к кафе «Интер» в полутора кварталах от квартиры со свободным телефоном.

Сегодня может быть два звонка, сказал Франческе Хазлам, а если так, первый будет обычным. И все равно в квартире со свободным телефоном было холодно; она чувствовала, что замерзает, и подняла трубку после первого же сигнала.

— Дай мне Марко.

Она передала ему телефон.

— Марко?

— Да.

— То же место, где был первый пакет. Вернись обратно к восьми.

Они сели в БМВ. На перекрестке для них горел красный свет; не заметив этого, Марко крутанул баранку и проскочил перед другими машинами как раз в момент переключения светофора. Вечер выдался теплый, и столики на тротуаре перед кафе «Интер» были заняты. Марко остановил автомобиль ярдах в тридцати от места, не выключив двигатель, вылез и побежал дальше. Франческа перебралась на его сиденье, переключила коробку на первую скорость и отпустила ручной тормоз, удерживая машину на ножном.

Кафе было переполнено; многие посетители смотрели спортивную передачу по телевизору, установленному над стойкой бара. Марко проверил время и направился через зал к туалету. Раковина была грязной, в бачок под ней доверху напихали бумажных полотенец. Он наклонился и стал шарить там руками.

Только бы не другой пакет, молилась про себя Франческа. Ее ноги вдруг ослабели, мышцы задрожали. Она поставила переключатель передач в нейтральное положение, но руки с него не убрала; сдвинула левую ногу с педали, но правую оставила на тормозе. Увидела выходящего из кафе Марко, выражение на его лице. Поставила машину на «ручник» и перебралась обратно на свое место.

— Все в порядке. — Она еле услышала его слова. — Он жив. Смотри.

Он протянул ей фотографию. Там был изображен Паоло, сидящий на табуретке; он похудел и оброс, а в руках у него была сегодняшняя «Геральд трибюн».

— Оба уха на месте. — Франческа то ли засмеялась, то ли всхлипнула — сама не поняла, что. — Он и правда в порядке.

— Паскале вернулся на восемь минут раньше БМВ; он увидел, как жена и брат вбежали в дом, оба с облегченным видом. Зазвонил его радиотелефон. Как все прошло, спросил Витали. Отлично, ответил он.

Радиотелефон плюс шифратор, заметил находящийся неподалеку Хендрикс; контролер звонит наблюдателю, а не наблюдатель — контролеру; значит, связь у них односторонняя и наблюдатель просто не знает номер контролера. Он перестал думать о похитителях и сосредоточился на происходящем в семидесяти метрах от него разговоре.

Разговор этот был кратким и конструктивным. Паоло жив и, судя по всему, не изувечен. В восемь похитители снова потребуют денег, возможно, те же три миллиарда. Единственный вопрос — что Франческа должна им ответить. Сто семьдесять пять миллионов — они почти сошлись на этой цифре вчера вечером, хотя сейчас Хазламу пришло в голову, что она кажется слишком условной. Они остановились на ста восьмидесяти миллионах и решили, что Франческа должна намекнуть, будто банк их бросил, хотя и не говорить этого впрямую. Вскоре Франческа и Марко ушли, захватив с собой составленную Хазламом и ею памятку.

Звонок раздался чуть раньше, словно похитители хотели застать их врасплох.

— Три миллиарда, если хочешь вернуть его, Франческа.

— Не могу, это слишком много.

— Не так уж много, если хочешь вернуть его. Или ты не хочешь — может, нам просто избавиться от него, и забудем обо всем?

Она выдержала паузу; поглядела на сценарий.

— Сто восемьдесят миллионов, — сказала она затем.

Раздался издевательский смех.

— Что, банк лопнул?

Помни, что вы решили с Дэйвом; помни, что Дэйв велел сказать, а о чем умолчать.

— Сто восемьдесят миллионов, — повторила она.

— Курам на смех, Франческа. Я позвоню завтра — может, ты передумаешь.

Завтра похитители снизят цену, полчаса спустя решила семейная группа по разрешению кризиса; возможно, они скинут миллиард. А Франческа завтра поднимется на тридцать-тридцать пять миллионов. Еще через день произойдут очередные уступки с обеих сторон.

Я их не упущу, Дэйв, — Франческа взглянула на Хазлама. Я снова держу себя в руках, но только потому, что ты здесь.

Ты молодец — он хотел, чтобы она поняла это, — ты намного сильнее, чем тебе кажется. Ты и должна быть сильной, потому что именно тебе предстоит вернуть Паоло домой.

— Вы в порядке? — спросил он ее.

— Я в порядке, — ответила ему она.

* * *

Еще один день на проверку, решил Хендрикс; а потом пора будет действовать. На следующий день он приехал на Виа-Вентура в два пополудни.

«Альфа» была на месте. Хазлам занял наружный столик в кафе на углу, заказал кофе глясе и принялся ждать.

Паскале пора было возвращаться. Хендрикс ждал его, сидя под деревьями, почти не заметный в тени ветвей. Сегодня нет ни «мерседеса-190», ни «эскорта» модели XR3i; значит, наблюдатель наверняка Паскале.

Хазлам спросил счет и вышел из кафе. Было полпятого, время бежало незаметно; вот уже и пять. На другой стороне улицы показался направляющийся к «альфе» Паскале. Стандартная процедура: просидел десять минут в машине, потом вылез и пошел к киоскам. На тротуарах кишел народ, в большинстве своем — хорошо одетая молодежь.

Хендрикс оставил свою скамейку и подобрался ближе к машине.

Десять минут прошло, Паскале пора выходить снова. Хазлам был в тридцати ярдах от него, неприметный в толпе.

Хендрикс еще немного приблизился к машине, увидел, как Паскале внутри листает журнал.

Паскале бросил журнал на соседнее сиденье и открыл дверцу, собираясь вылезти. Мимо шла симпатичная девица в просвечивающей блузке и без лифчика — он уставился на нее, кто-то сзади тоже глядел.

Черт побери — Хендрикс вдруг вспотел: Паскале увидел его. Он отвернулся — прочь от девушки в просвечивающей блузке, прочь от Паскале.

Что-то не так — Хазлам словно опять перенесся в боевую обстановку. Дело не в Паскале и не в девушке, на которую он смотрел, а в человеке позади девушки. Он отвернулся. И сделал это слишком быстро. Отвернулся, чтобы Паскале не заметил его, чтобы Паскале не понял, что он на него смотрит.

Боже — значит, за наблюдателем следят.

Он повернулся влево, небрежно и не торопясь, чтобы не привлекать к себе внимания. Паскале озирался, его хвост уже исчез. Так был ли это действительно хвост, или кто-то просто застеснялся оттого, что его поймали на разглядывании девичьей груди? Он прошел мимо «альфы» и покинул улицу.

Совещание началось двадцать минут спустя. Франческа нервничает, заметил он, да это и понятно: поэтому он не станет говорить о слежке за Паскале, пока они с Марко не вернутся после разговора по свободному телефону. А может, и вообще не станет.

Через сорок минут они уже сидели молча и слушали пленку.

«Два миллиарда.

— Двести пятнадцать миллионов.

— Слабовато, Франческа. Как насчет банка?

— Двести пятнадцать миллионов.

— Я ждал от тебя чего-нибудь поумнее, Франческа. Завтра в семь.»

Все идет хорошо, сказал Хазлам присутствующим, а в особенности Франческе; Франческа справляется со своим делом, и то, что Энрико Росси здесь больше не показывается, дает свои плоды. Завтра Муссолини опять скинет цену, возможно, до полутора миллиардов, а то и до одного, а Франческа сможет подняться миллионов на двадцать, до двухсот тридцати пяти.

А послезавтра Муссолини опять уступит, и цена станет, возможно, меньше миллиарда. А отсюда и до соглашения недалеко. Поэтому он не скажет им о слежке за Паскале. Франческа и так под прессом — надави на нее еще, и она может не выдержать. А это было бы очень некстати, ведь до освобождения Паоло осталось не так уж много времени.

* * *

Витали знал, что сегодня он снизит цену, а семья поднимет ее; то же самое произойдет и завтра. А послезавтра они сойдутся. Обе стороны знают, чем кончится торг, и обе стороны играют по правилам. Он допил кофе и потратил весь следующий час на то, чтобы уменьшить количество неотложных дел, связанных с его легальным бизнесом по производству машинного оборудования. Затем отгородился от мира и стал изучать список бизнесменов, из которого предстояло выбрать очередную жертву.

Паскале вышел из своего дома в двенадцать.

Скоро работа с Бенини закончится: Тони не говорил об этом прямо, но все признаки были за это. В конце его ждет кругленькая сумма, хороший приварок к обычному ежедневному жалованью. Конечно, он подрабатывал и в других местах, но наблюдение при киднеппинге давало неплохой доход. Можно будет купить несколько новых костюмов или сменить свою «альфу» на последнюю модель. Он пошарил в кармане, ища ключи от машины. На аллее было тихо, только прошла мимо какая-то парочка да разговаривали поодаль незнакомые женщины; ничего необычного. Он открыл дверцу со стороны водительского места и сел внутрь.

— Не оборачивайся, Анджело.

Он не понял, откуда взялся этот человек, — только услышал голос с заднего сиденья и увидел пистолет в зеркале заднего вида.

— Поверни зеркало от себя.

Чтобы он не мог разглядеть лицо человека, даже очертания его плеч.

— Теперь поехали.

Что происходит, кто ты такой. Не карабинер — эти примчались бы на машине с сиреной. Значит, ты из мафии. Но Тони и есть мафия, или бывшая мафия, поэтому Тони согласует с ними свои дела, платит взносы, позволяющие ему заниматься самостоятельным промыслом. Он завел автомобиль и тронулся с места.

— Езжай на Бергамо.

— Кто вы? — заговорил было он. — Что вам, черт возьми, нужно? — он притормозил, чтобы не врезаться в идущую впереди машину. — Это ошибка, я один из вас. Мы на одной стороне.

— Заткнись и делай, что велят.

Они ехали уже минут пятьдесят; город остался позади, а прямо по курсу замаячили горы.

— На следующем повороте съедешь с шоссе.

Они покинули автостраду, потом свернули еще на одну дорогу поуже, потом — на проселочный тракт. Оттуда на другой, избитый еще больше и поднимающийся в гору; солнце стало припекать сильнее, у Паскале начались спазмы в животе.

— Стоп.

Над ними были ветви деревьев; при торможении из-под колес машины поднялись клубы пыли. Он поставил ее на «ручник».

— Выключи зажигание.

На голову ему надели капюшон без прорезей для глаз, с единственной прорехой, чтобы можно было дышать.

— Выходи.

Беги, сказал он себе; пока руки еще свободны, пока их не связали. Вдруг он почувствовал удар по голове — наверное, рукояткой пистолета, — и вокруг сгустилась тьма.

Когда он пришел в себя, голова его болела и он все еще ничего не видел, хотя капюшон уже больше не душил. Он попытался встать и обнаружил, что находится в подвале, руки его скованы за спиной и цепь от них тянется к стене.

* * *

«Альфы-ромео» не было на месте, значит, не было и Паскале; а раз нет Паскале, то не будет и звонка от связного похитителей. Так что еще они затеяли? На вечернем совещании Хазлам предоставил семье право решить, какую цену Франческа назовет сегодня — остановились на двухстах тридцати пяти миллионах лир, что было на двадцать миллионов больше предыдущей суммы, — потом предупредил их, что Муссолини может и не позвонить.

Когда Франческа с Марко вернулись из квартиры со свободным телефоном, на лицах их была радость.

— Они опустились до миллиарда. Я назвала им нашу цену. Они позвонят завтра.

Мы скоро победим — это было в ее глазах, в ее уверенности. Скоро Паоло вернется домой.

Возможно, похитители считают, что наблюдатель им уже не нужен, так как не сегодня-завтра переговорам наступит конец, подумал Хазлам; однако именно в конце такая предосторожность была бы для них не лишней. Что ж, все идет хорошо, сказал он, но расслабляться не стоит, борьба еще не завершена.

Витали позвонил Муссолини в восемь. Семья предложила двести тридцать пять, сообщил ему связной. Завтра скинешь до пятисот миллионов, сказал он Муссолини. Тогда семья поднимется до двухсот сорока, а на следующий вечер обе стороны сойдутся где-то между двумястами пятьюдесятью и двумястами семьюдесятью. Это будет неплохой барыш, особенно если учесть, что одна выплата уже была, но потом пора будет прикрывать это дело и переходить к новому. Он сказал Муссолини, что тот действовал хорошо, и позвонил наблюдателю.

— Анджело, это Тони.

— Я знаю, что ты Тони, но это не Анджело.

Неправильно соединили, подумал Витали и снова набрал номер.

— Слушай меня, Тони, — сказал ему Хендрикс. — Не вешай трубку. Ты не знаешь, кто я, но и я не знаю, кто ты, поэтому мы оба в безопасности.

Боже мой, что стряслось, подумал Витали. Что за дьявольщина? Он заставил себя промолчать.

— Мне нужен Паоло Бенини, — сказал Хендрикс.

Кто такой Паоло Бенини, едва не спросил Витали, но сдержался; он все еще силился совладать с собой, собраться с духом прежде, чем придется заговорить. Кто ты, черт возьми, такой и что происходит?

— Я знаю, что он у тебя, и хочу получить его, — сказал ему Хендрикс. — Я готов заплатить те же двести тридцать пять, что вчера предложила семья, в любой валюте и любых купюрах. Но если ты вздумаешь пошутить со мной, как в прошлый раз пошутил с семьей, то я пошучу с Анджело.

Откуда этот человек, кто бы он ни был, взялся на линии, откуда он знает об Анджело? А также о том, сколько предложила семья и что произошло перед тем?

— Дайте мне поговорить с Анджело.

— Завтра в десять утра.

* * *

Двое покупателей на один товар — Витали приготовил себе кофе и попытался обдумать ситуацию, как подобает бизнесмену. Солнечные лучи лились в окно; он сидел у себя в кабинете с шести часов. Два конкурента желают приобрести одно и то же, так почему не набить цену? Однако в данном случае подобная тактика не годилась, потому что в руках одного из конкурентов был Анджело Паскале. И еще потому, что тут велась какая-то крупная игра, и Витали не хотел в ней участвовать.

В девять он убедился в том, что Анджело Паскале нет дома и что его автомобиль не стоит на обычном месте; в десять позвонил по номеру принадлежащего тому радиотелефона.

— Дайте мне поговорить с Анджело.

Он услышал, как телефон перешел из рук в руки; потом в трубке раздался голос Паскале. Где ты, спросил он, что с тобой, как ты себя чувствуешь? Он в какой-то пещере или подвале, ответил Анджело; его приковали к стене, а смотрит за ним человек в капюшоне. На середине фразы у говорящего отняли телефон, и Витали услышал другой голос. Двести тридцать пять миллионов лир плюс Анджело, согласился он.

— Какими деньгами? — спросил Хендрикс.

— Долларами. Но мне надо будет убедиться, что я получу Анджело живым, а деньги не будут фальшивыми.

— А мне надо будет убедиться, что я получу именно Бенини.

— Я перезвоню послезавтра вечером. Тогда и договоримся о передаче.

— Хорошо.

Хендрикс уже разработал план действий: он не мешкая полетел во Франкфурт и вернулся поездом, чтобы избежать металлодетекторов, потом выверил в холмах прицел снайперской винтовки с учетом особенностей места, которое собирался назначить похитителям Бенини для совершения обмена. Остаток дня он посвятил проверке маршрута, по которому должны будут доставить Бенини, и продумыванию деталей операции по его уничтожению, затем вернулся в Милан. Без пяти двенадцать, после легкого ужина, он явился в «Леонардо». Связь с похитителями установлена и цена назначена, сказал он шефу: двести тридцать пять миллионов лир и Паскале в обмен на Бенини. Похитители хотят доллары и перезвонят послезавтра.

В Кали захотят знать, откуда взялась эта цена, сказал ему Бретлоу. Надо оставить ложный след, решил он сегодня утром: для Хендрикса, для Майерскофа, для кого бы то ни было.

Кали был новым кокаиновым центром в Колумбии. Поэтому в обмолвке Бретлоу можно было усмотреть намек на то, что он представляет организацию, связанную с наркотиками, а Бенини и БКИ участвуют в наркобизнесе или отмывании денег, которые приносит торговля кокаином. Но не надо делать такие якобы случайные обмолвки слишком часто — это Бретлоу понимал. Оговорись раз, и Хендрикс заметит это и сделает выводы; оговорись дважды или произнеси нужное слово с неправильной интонацией — и тогда Хендрикс что-нибудь заподозрит.

— Почему именно двести тридцать пять? — спросил он.

Потому что таково было предложение семьи, ответил ему Хендрикс; кроме того, таким образом он дал похитителям понять, что находится в курсе событий, а значит, оказал на них дополнительное давление.

Бретлоу спросил, где и как Хендрикс хочет получить деньги, и сказал, что выйдет на связь завтра в полночь. Лучше послезавтра, сказал ему Хендрикс: завтра он уедет и может не успеть вернуться.

Бретлоу дал отбой, вышел из своего кабинета и отправился на первое из вечерних совещаний. В восемь сорок он покинул Лэнгли и был отвезен в Университетский клуб. Сняв номер, он забросил туда сумку с переменой одежды, подумал, что хорошо было бы заглянуть в сауну, потом решил, что на это нет времени, и вышел из Клуба через черный ход. С собой у него были радиотелефон и шифратор.

Нужная ему квартира была в пятнадцати минутах ходьбы — она занимала два верхних этажа домика с террасой, затесавшегося среди современных бетонных зданий вокруг Вашингтон-серкл. Улица была узкой, обсаженной деревьями; по обочинам ее выстроились машины, так что посередине едва оставалось место для одностороннего движения. Идешь прямо как на явку, пошутил он про себя.

Может быть, оттого-то ему и нравилась эта Бекки. Конечно, он наслаждался высотой своего положения, черпал в этом силы, но иногда ему было нужно нечто большее. В каждом человеке есть две стороны, как сказал Юнг: Бретлоу — ЗДО и отец семейства, столп истеблишмента; и Бретлоу, стоящий на грани и жаждущий большего. Темная и светлая стороны. Хотя светлая, наверное, и не смогла бы существовать без темной.

Солнце уже опустилось за крыши, но вечер был теплым. Он поднялся по четырем ступеням к парадной двери и нажал звонок квартиры номер два, в последний раз едва заметно оглянувшись вокруг. Дверь щелкнула, отворяясь, он вошел в коридор, плотно прикрыл ее за собой и зашагал по лестнице на второй этаж.

Дверь была слегка приоткрыта, за ней виднелось лицо Бекки. Волосы ее были заколоты сзади, вся одежда — одно кимоно.

— Рада тебя видеть.

— Я тоже.

Она поцеловала его — мягкими, чуть влажными губами — и подала ему чашку саке. Он положил пиджак и портфель на стул, отхлебнул из чашки и поднялся по спиральной лесенке. Там была ванная, кимоно шелковое, с золотым драконом на черном фоне — висело на стене. Он разделся и ступил под душ.

Паоло Бенини скоро уберут; его, но не других. А именно, банкира Росси, благодаря которому выплыл наружу секрет счета «Небулус», и Манзони, управляющего отделением БКИ в Лондоне, который открыл ему связанные с этим счетом детали. Узнать имя последнего было легко, особенно с помощью Майерскофа. Конечно, тот ни о чем и не подозревал.

Однако если цепь дает слабину, заменой одного ее звена не обойдешься. Надо удалить всю цепь. То есть поступить с Росси и Манзони так, как он велел поступить с Бенини. Тогда черные ящики снова закроются, и все будет в порядке.

Снизу доносилась музыка. Он вытерся, надел кимоно и спустился вниз.

В полшестого, когда его шофер явился в Клуб, Бретлоу уже ждал в вестибюле. В шесть ритуал посещения столовой был завершен, и на его столе в кабинете стояли кофе и тарелка с булочкой. Он взял трубку и позвонил Крэнлоу в Бонн.

— Что нового?

— Вчера вечером вошли в контакт.

— Как?

— Они клюнули на девочку, нашего агента. Сегодня вечером она узнает, насколько регулярно все трое бывают по этому адресу. Ей удалось достать несколько отпечатков пальцев, и сейчас мы их проверяем.

На тот случай, если информатор Бретлоу ведет нечестную игру или выслежены не те люди.

— Как?

— Сверяем с теми, что найдены на осколках бомбы, на оружии и на явочных квартирах, которые предположительно использовались членами этой банды.

— Кто еще знает об этом?

— Никто.

— И вы следите за секретностью?

— Тщательнее, чем вы можете себе представить.

— А если сегодня выяснится, что они живут там постоянно?

— Тогда завтра проведем операцию.

— Дождитесь моего разрешения.

— Конечно.

Бретлоу дал отбой и допил кофе. Так как же с Бенини? С Бенини уже все в порядке, скоро его не будет. А как насчет Росси и Манзони? Он взял из правого ящика стола лист бумаги и положил его на блокнот с промокашкой. Наверху, в середине, нарисовал черный прямоугольник и большими буквами, тоже черным, написал в нем одно-единственное слово.

«НЕБУЛУС».

Затем откинулся на спинку стула, немного подумал, снова подался вперед и нарисовал косую линию, идущую из нижнего левого угла прямоугольника. В конце ее он изобразил второй прямоугольник.

БЕНИНИ.

Дальше последовали еще две вертикальные линии и два очередных прямоугольника.

РОССИ.

А под ним — МАНЗОНИ.

В бесстрастном свете утра принятое вчера вечером решение показалось ему еще более логичным. Только не надо было медлить, надо было принять это решение сразу же, как только он узнал обо всем происшедшем. Конечно, этим займется не Хендрикс — отчасти потому, что он занят с Бенини, но главным образом потому, что рискованно устанавливать лишнюю связь.

Все остальное уже вырисовывалось в его мозгу: кто сделает эту работу и как он выйдет на них, как создаст дымовую завесу, отделяющую эти смерти от убийства Бенини, и систему заслонов, которая не даст проследить связь между всеми этими смертями и им самим, а также всем Управлением.

Он взял трубку и занялся подготовкой.

* * *

Сегодня «альфы» не было, но ее не было и вчера, а Муссолини все же позвонил. Хазлам ждал в квартире Бенини и надеялся, что ошибается.

Звонка не было — Франческа, вернувшаяся вместе с Марко, покачала головой. Его лицо было белым, на ее лице Хазлам заметил следы слез. Ты говорил нам, Дэйв, ты предупреждал нас, что неспроста все идет так гладко, но Боже, как я надеялась, что ты неправ.

— Я позабочусь о ней. — Умберто встал и, обняв ее за плечи, повел в ванную. — Франческа сейчас придет, — объявил он, вернувшись; затем подошел к бару, предложил Хазламу, Росси и Марко выпить, приготовил коктейли для себя и Франчески.

Так что же происходит — Хазлам сидел за столом и пытался во всем разобраться. Конечно, похитители могут позвонить завтра в обычное время, могут даже сказать, что им что-то помешало, и возобновить переговоры в прежнем русле. Но все-таки сегодняшнее молчание непонятно. Особенно если учесть, что конец был так близок.

Витали позвонил Хендриксу в семь пятьдесят три.

— Деньги с вами?

— Да.

— И Анджело до сих пор в порядке?

— Да. Как насчет Бенини?

— Жив-здоров. Где и когда?

— Завтра. Поедете по Бергамскому шоссе на север, потом, на четвертом перекрестке, свернете на восток. В пяти километрах от перекрестка будет гараж. Оттуда позвоните мне через шифратор.

Потом он велит им повернуть налево еще через полкилометра и проехать ровно один километр. Справа от тракта, под пирамидкой из камней, будет спрятано двустороннее переговорное устройство, так как если они позвонят ему по радиотелефону Паскале с этого места, будет слышен звонок, и они поймут, где он прячется.

— В какое время? — спросил Витали.

— Завтра в семь вечера.

Из Бонна позвонили в пять тридцать — полдвенадцатого вечера в Европе. Эксперты нашли отпечаток, совпадающий с отпечатком на осколке бомбы, сказал Крэнлоу; агент снова вошла в контакт с мишенями и скоро сообщит о результате. Жди приказа, ответил ему Бретлоу и позвонил в Милан.

— Итак? — спросил он Хендрикса.

— Назначено на завтра.

— Зеленый свет.

* * *

В пещере послышалось шарканье, и из-за угла показался фонарь. Паоло Бенини вновь скрючился у стены, стараясь не показывать своего страха. Четыре человека — больше обычного, — и все в капюшонах, хотя это как раз правило.

Первый отомкнул замок его камеры, двое других вошли внутрь, а последний остался снаружи. Второй нагнулся, держа в руках новую связку ключей, и снял оковы с ног Бенини, потом надел ему на запястья наручники. На голову ему натянули капюшон с отверстиями для рта и носа, но не для глаз, вывели из камеры и потащили вверх, к выходу из пещеры.

Он почувствовал, как изменился воздух и звуки вокруг. Я снаружи — он попытался сдержать ликование, — меня освобождают. Это сделали банк, Майерскоф и те, на кого Майерскоф работает.

Ему помогли влезть куда-то — словно бы в какой-то фургон — и запихали еще во что-то вроде деревянного сундука с дырочками для вентиляции. Крышку захлопнули и заперли, фургон поехал. Часом позже его переместили в багажник машины.

Все хорошо, сказал он себе: так и должно быть.

Стояла удушающая жара. Его два раза проверяли, давали ему попить через соломинку; затем остановились снова, не выключая двигателя. Спустя десять минут, а то и меньше, машина тронулась и почти сразу же свернула налево — он догадался об этом по тому, как его качнуло в сторону, — и поехала по проселочной дороге с глубокими колеями и выбоинами. Затем снова остановка. Он ждал: минуту, может быть, две, но не больше. Багажник открыли, его вытащили и поставили на ноги; капюшон с головы сняли, наручники тоже.

Такого голубого неба, такого красочного сельского пейзажа он еще никогда не видел; он сказал себе, что никогда не забудет этого зрелища. Он стоял и тер себе руки, потом глаза. Люди вокруг него были в капюшонах, сзади — машина, впереди — пыльная, разбитая дорога. Он сделал глубокий вдох, слушая, как поют птицы и стрекочут цикады. Услыхал, как кто-то говорит словно бы по телефону. Иди вперед, сказали ему. До конца дороги, потом направо, увидишь гараж. Не оглядывайся.

Он повернулся, увидел, как они убегают в кусты справа, и пошел вперед. Еще шагая, услыхал какие-то возгласы, точно они нашли что-то или кого-то, потом шум тронувшейся с места машины; скоро рокот двигателя замер вдали. Он остановился и огляделся. Позади него была пустая дорога, по обе стороны — склоны холмов и везде, куда хватал глаз, — свобода.

Спасибо БКИ, подумал он; спасибо Майерскофу и тем, на кого он работает.

Он вытер со щеки слезу и повернул туда, где, по словам похитителей, должен был быть гараж.

* * *

Уже третий вечер наблюдатель не появлялся и два вечера не было звонков.

Паскале исчезает, но похитители еще звонят — Хазлам вспоминал, как все было. Затем Паскале по-прежнему отсутствует, и звонки прекращаются. Но до того, как Паскале исчез, за ним следили. Так почему за наблюдателем похитителей была установлена слежка и почему Анджело исчез, почему похитители замолчали, когда конец торга был так близок?

Потому что Паоло Бенини понадобился кому-то еще. Он не заметил, откуда пришла эта мысль. Кто-то еще знал, что Бенини похищен, и вступил в игру со своим контрпредложением. Но почему похитители не воспользовались этим, чтобы поднять цену в торге с семьей?

Потому что тот, кто вмешался в дело, захватил Анджело в качестве заложника.

Не может быть, сказал он себе, это какая-то ерунда.

Но чтобы сделать это, они должны были знать, какова ситуация в переговорах с семьей, — он заставил себя додумать все до конца. А одной слежкой за наблюдателем тут не поможешь. Значит, они следили и за семьей, а самым простым способом сделать это было установить подслушивающую аппаратуру в квартире, где велись обсуждения.

Надо проверить это, надо достать необходимые приборы и поискать в квартире. Но в Вашингтоне был специалист — Куинси Джордан; Куинси заглянет туда, куда ему самому и в голову не придет сунуться. Значит, надо позвонить Куинсу. Конечно, если Франческа не дождется звонка от похитителей и завтра, если все не объяснится самым простым образом — например, тем, что связной Муссолини попал в аварию, или тем, что свободный телефон почему-либо не сработал. И позвонит он Джордану с Центрального вокзала, потому что если прослушивается квартира Бенини, то неизвестно, где эти «жучки» могут оказаться еще.

* * *

Короткая стрелка часов, висевших на стене напротив стола, медленно двигалась; минутная стрелка двигалась еще быстрее. Бретлоу отпер ящик, вынул оттуда лист бумаги и принялся изучать нарисованную на нем диаграмму. «НЕБУЛУС» посредине вверху, БЕНИНИ по диагонали слева, РОССИ и МАНЗОНИ под ним.

Он посмотрел на часы и вызвал Милан через шифратор.

— С Бенини все улажено, — сказал ему Хендрикс.

Бретлоу мысленно взял красную ручку и крест-накрест перечеркнул прямоугольник с именем Бенини. Скоро за ним последуют Росси и Манзони — дело уже движется.

Он повесил трубку и снова поглядел на диаграмму. Слабые связи — слабые цепи, вспомнил он. В следующий раз он не станет ждать, пока возникнет угроза скомпрометировать Управление; в следующий раз он не станет рисковать своим нынешним постом ЗДО и будущим — ДЦР. В следующий раз он начнет действовать сразу же, как только очередной «черный ящик» окажется под угрозой.

Он налил себе «Джека Дэниэлса», закурил «голуаз» и снова взглянул на диаграмму. «НЕБУЛУС», БЕНИНИ, РОССИ и МАНЗОНИ. Виски было крепким и бодрящим — он залпом опорожнил стакан, налил еще и прикурил одну сигарету от другой. Потом откинулся на спинку стула — вокруг тишина, все мысли сосредоточены на диаграмме. Вдруг он резко подался вперед, взял ручку и провел другую диагональную линию, начинающуюся от «НЕБУЛУСА», но на сей раз идущую вправо, затем снова положил ручку.

Майерскоф сказал, что все будет в порядке, а Майерскоф никогда не ошибается. Однако Майерскоф все же предупредил его — значит, он был серьезно встревожен.

Он снова взял ручку и написал имя МИТЧЕЛЛ.

На всякий случай, не более того. Митчелл прощупывает почву, сказал Майерскоф; пока Митчелл очень далеко от них и вряд ли учует что-нибудь неладное. Реальная опасгносгь может возникнуть, лишь если Митчелл примется изучать «Небулус», а это практически невероятно — ведь Митчелл ничего о «Небулусе» не знает.

Но ведь Митчелл уже начал проверять Первый коммерческий, а это первое звено цепочки, ведущей к БКИ. И раз уж Бретлоу решил избавиться от угроз, созданных похищением Бенини, то ему нужно продумать аналогичные меры, которые обезопасили бы его от расследования.

Брось, это уж слишком, сказал он себе. Он потянулся к краю стола и сунул лист с диаграммой в бумагорезку.