Совещание открылось в гостиной: посвященные уселись в кружок, Эви и Кэт принесли сандвичи с пивом, а потом заняли свои места.

— Мы вступаем в борьбу.

Сегодня Донахью впервые заявил о том, что он выдвигает свою кандидатуру: вся их прежняя деятельность основывалась лишь на предположении, что он это сделает.

— В ближайший вторник на Холме состоится пресс-конференция.

Это будет сразу после Дня труда, когда откроется новый политический сезон. Больше на этот день ничего не запланировано, так что если не произойдет чего-нибудь непредвиденного, пресс-конференцию Донахью будут транслировать по всей стране. То, что местом ее проведения избран правительственный центр, тоже окажет свое действие.

— Понедельник я проведу в Бостоне, а прилечу во вторник утром.

Что же случилось, Джек, думал Пирсон; что в твоем разговоре с Хазламом помогло тебе принять решение?

Один из юристов поднял карандаш.

— А что насчет Митча? Как мы поступим с банковским расследованием, которое он начал?

— Заморозим это расследование на несколько дней.

— До тех пор, пока Хазлам и Джордан не прощупают обстановку. — Затем продолжим. И публично объявим о том, чем мы обязаны Митчу.

Он перешел к следующим вопросам:

Кто будет давать политические комментарии в прессе?..

Общественное мнение. Кто проведет опросы на уикэнде, как обеспечить желаемые результаты?..

Биографические обзоры. Кто займется ими?..

— Лаваль. — Денежный мешок. — Завтра приглашен на ленч его помощник; чтобы попасть туда, он отменит все прочие договоренности. Надо удостовериться, что на ближайших выходных Лаваль свободен.

— Конкретнее?

— С полудня субботы до воскресного утра.

Интересно, что у Донахью на уме, подумал юрист, зачем ему субботний вечер?

— Кто-нибудь еще? — спросил он.

Пирсон перечислил фамилии еще троих главных политических финансистов.

— О них позаботимся мы с Джеком.

Теперь подняла руку пресс-секретарь.

— Что вы для них планируете?

— Речную прогулку в субботу после ленча. — Потому что даже на этой стадии привлеченные к делу захотят сохранить свою анонимность, а прогулка по реке — вниз до Александрии или вверх до Джорджтауна — выглядит вполне безобидно. К тому же на катер можно пригласить и жен, чтобы торжественный момент не прошел мимо них. Кэг и Эви смогут заняться ими, пока Донахью с Пирсоном будут заниматься их мужьями.

— Как насчет О’Грейди? — Глава партии. Вдруг она поняла. — Господи, Джек. Вы что, уже говорили с ним?

— Он тоже приглашен на субботу. — Чтобы денежные мешки поняли, что партийная верхушка на его стороне, и чтобы в нужный момент партия целиком поддержала Донахью.

— А как насчет субботнего вечера? — снова пресс-секретарь.

— Как насчет Харриман? — Один из юристов.

Памела Харриман, самое влиятельное лицо в среде демократов.

— Боже мой, Джек. Так вот почему они остаются ночевать в субботу? Поэтому вы и приглашаете их на ужин?

— Верно. — Донахью перешел к очередному пункту.

— Воскресенье: весь день у меня дома «военный совет». Понедельник: мы с Эдом и кое-кто из вас летим в Бостон. — Чтобы заложить в фундамент последние камни, нужно заглянуть в родные пенаты.

— Вторник.

День, когда будет сделано объявление. Как правило, кандидаты устраивали свое первое выступление в родном городе или хотя бы в родном штате.

— Я начну речь в полдень. — Время подготовки выпусков дневных новостей; время, когда съемочные группы вечерних шоу ищут какой-нибудь особенный материал, чтобы порадовать своих поклонников. — Это произойдет в конференц-зале Рассел-билдинг. Джонатан, вы отвечаете за организацию. У Эда есть предварительный список тех, кто должен быть приглашен.

Как правило, основную часть публики на подобных выступлениях составляла молодежь, горячие сторонники партии. Когда Пирсон прочел список, иногда называя фамилии, а иногда ограничиваясь титулами, даже члены «военного совета» были поражены.

— Барбара, — Донахью снова обратился к пресс-секретарю, — вы с Джонатаном посоветуетесь, какие места отвести главным приглашенным и куда поставить съемочные группы.

Она уже понимала, какой эффект это должно произвести.

— Еще что-нибудь, Джек?

— Да.

Как правило, кандидаты в таких случаях вставали между звездно-полосатым флагом с одной стороны и флагом своего штата — с другой, и репортеры снимали ораторов с близкого расстояния.

— Черно-белые снимки тех, кто выдвигал свою кандидатуру на выборы 60-го и 68-го годов в том же зале. Подготовьте комплекты соответствующих материалов для прессы и ТВ. Фоторекламу и ролики для новостей Господи — она вспомнила тех кандидатов, вспомнила, кто говорил речи в этом конференц-зале.

— Снимки тех кандидатов на заднем плане?

— Да.

— Непременно, Джек.

Они перешли к следующему вопросу.

— Теперь мой штат. Со вторника кое-кому из вас придется сменить работу. — Большинству из них платил Конгресс, и потому они не имели права участвовать в выборных или иных политических кампаниях.

— С этим надо быть очень осторожными. Важнее всего разобраться с Эдом. Со вторника он формально покидает свой пост. — То есть пост руководителя кампании, поскольку Пирсон имеет слишком большое влияние на Холме. Однако во время предвыборной борьбы — исключая самый момент голосования, ибо Пирсон не сможет подать за Донахью свой голос, — Эд станет заместителем Донахью во всем, что касается его обязанностей как сенатора. То есть не выйдет из игры, а наоборот, будет играть еще более важную роль, чем обычно.

Они услышали звонок в дверь и обернулись. Пирсон встал, впустил Хазлама и Джордана и проводил их на кухню. Когда они вернулись в гостиную, Пирсон прошептал что-то на ухо Донахью.

Донахью внимательно его выслушал, затем повернулся к членам «военного совета».

— Мне очень приятно представить вам двух новых членов нашей команды. Дэйв Хазлам и Куинси Джордан. Наверное, некоторые из вас уже видели их со мной. С этого мига к их мнению следует прислушиваться. Они должны получать все, что им понадобится. Отвечайте на любые их вопросы.

Так вот ты какой, Хазлам, подумала Кэт. Это ты говорил с ним, ты будешь обеспечивать его безопасность. И это твой долг, потому что именно ты подтолкнул его к решению.

— В каком смысле «на любые»? — Это был один из юристов.

— В самом прямом.

Дебаты длились еще часа два, а то и три, так что остальные члены команды Донахью разошлись только за полночь. Надо кое-что обсудить — Донахью попытался намекнуть на это потактичней. Он подождал, пока Кэт с Эви поднимутся наверх, затем налил четыре большие порции «Джека Дэниэлса».

— Что нового?

— Есть продвижение насчет Арлингтона. — Джордан вынул из портфеля черно-белые фотографии и роздал всем по комплекту. — Устройство оказалось простым. Отпечатков пальцев, разумеется, не было. Однако и внутри, и снаружи есть за что зацепиться. Главное — устройство полностью автономно; я имею в виду, что снаружи нет ни проводов, ни других признаков того, что это бомба. Детонатор располагается в центре, сама взрывчатка — вокруг него. Затем идет внешний корпус, в данном случае прямоугольный; но он может быть любой формы и любого вида.

— И это вы считаете зацепкой, — сказал Донахью.

— Да.

— Но почему?

— Подобные устройства широко применялись во Вьетнаме, но не всеми взрывниками.

— Как же? — снова Донахью.

— В основном особыми подразделениями, работавшими с ЦРУ.

— А после Вьетнама?

— Они иногда всплывали снова, в разное время и в разных местах. Но все их специфические признаки сохранялись.

Хазлам ждал от Донахью удивленного восклицания. Однако вместо этого Донахью помолчал секунд тридцать, обдумывая, что нужно спросить и в каком порядке задать вопросы.

— Вы утверждаете, что между арлингтонской бомбой и ЦРУ есть связь?

А ведь эта бомба была предназначена для него. И если это было связано с банковским расследованием, то напрашивается и другая связь — между ЦРУ и смертью Митча Митчелла.

— Похоже на то, — осторожно ответил Хазлам.

— Тут замешано само ЦРУ или кто-то из его служащих?

— Неизвестно.

* * *

В одиннадцать Бретлоу снял номер в Университетском клубе. Сразу поднялся туда, налил себе «Джека Дэниэлса» и взял стакан с собой в душ. В следующий раз — если этот следующий раз будет — он использует Хендрикса. Он оделся, допил виски и вышел через черный ход. Спустя пятнадцать минут он был уже на квартире близ Вашингтон-серкл. Через четыре с половиной часа, чуть раньше чем обычно, Бретлоу покинул ее.

Первый набранный им номер был номером платного телефона в Национальном аэропорту.

— Какие результаты? — спросил он.

— Все в порядке.

Оператора Конгдона — единственного, кто знал, что мишенью был Донахью, — убрали, и человек, сделавший это, не знал почему. Все концы были снова спрятаны в воду.

Но Донахью оставался невредимым.

К семи Бретлоу сидел у себя в кабинете. В восемь он позвонил Донахью домой и не удивился, нарвавшись на автоответчик. Наверное, Донахью уже на Холме, а Кэт повела девочек в «Сидуэлл-Френдз», подумал он.

— Это Том Бретлоу. Попробую найти Джека на работе. Счастливо.

В девять Майерскоф попросил, чтобы его приняли. Назначь ему в девять двадцать, сказал Бретлоу Мэгги: так он успеет понять, чего хочет Майерскоф, но в случае чего сможет выпроводить его, сославшись на совещание с ДЦР, назначенное на девять тридцать.

Возможно, он сделал это автоматически, а может быть, и нет. Повернулся в кресле, включил компьютер, вызвал «Зевс» и оставил сообщение для Хендрикса.

Майерскоф пришел пятью минутами раньше срока.

— Митчелл. — Он присел на стул.

— Что такое? — Ведь с Митчеллом уже разобрались раз и навсегда.

— Мне все кажется, что его гибель связана с его расследованием.

— Почему?

— Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что в его смерти повинны колумбийские синдикаты.

— Такие догадки уже высказывались в прессе, — согласился Бретлоу.

— Чтобы удостовериться, что мы прикрыты, я попросил в последний раз проверить материалы, которые Митчелл собирал для Подкомитета по банковскому делу.

Это он зря, подумал Бретлоу; с Митчеллом надо было бы вести себя как с прокаженным, к которому нельзя прикасаться и после смерти. Однако так уж работал Майерскоф; а если бы он велел Майерскофу не лезть в это дело, тот мог бы задуматься, почему.

— Держи меня в курсе.

Он отпустил Майерскофа и пошел на совещание с ДЦР. Через час, когда он вернулся, Мэгги передала ему, что звонил Донахью. Он набрал номер Донахью на Холме и получил ответ, что сенатор на совещании, но перезвонит, как только сможет. Донахью позвонил десять минут спустя.

— Том, это Джек.

— Спасибо, что позвонил. Я хотел сказать, что очень сожалею насчет Митча. Извини, что не связался с тобой раньше.

Донахью получил уже много подобных звонков; когда погиб Зев Бартольски, он и сам звонил Бретлоу, чтобы выразить свои соболезнования.

— Спасибо за внимание.

— Если я могу быть чем-нибудь полезен… — начал Бретлоу.

— Конечно. Я собирался тебе позвонить. Думаю, нам надо встретиться.

Потому что я должен кое-чем поделиться с тобой, как с моим будущим ДЦР, понял Бретлоу.

— Когда?

— Лучше бы сегодня. — Потому что нынче последний рабочий день перед уик-эндом, а в понедельник будет День труда.

— Я закажу площадку для сквоша. Во сколько?

— Скажем, в три.

— Хорошо — если не выйдет, позвоню.

Он проглядел свое расписание, позвонил в Университетский клуб, а затем отменил все встречи, назначенные им на срок от двух сорока пяти до четырех пятнадцати.

* * *

Хазлам лег спать в четыре, проснулся в шесть и кое-как продремал до десяти. Едва он вышел из душа, как услышал сигнал домофона — это явился Джордан. Хазлам натянул тренировочный костюм и пошел на кухню. Вскоре Джордан присоединился к нему.

— Утечка информации шла через секретаршу из Комитета по финансам. Сегодня утром ей позвонили.

— Джордан открыл холодильник и вынул оттуда апельсиновый сок. — Говорили, конечно, не в открытую, но смысл был ясен. Сегодня же она должна передать им материал. В то же время на том же месте, что бы это ни значило. Мои ребята следят за ней.

* * *

В Клубе было тихо, в раздевалке почти пусто — только они двое да дежурный.

— Как я уже говорил, я сожалею о Митче.

Донахью и Бретлоу переоделись и вышли на площадку.

— Начнем потихоньку.

— Давай.

Они закрыли дверь и принялись разминаться.

Так что Джек хочет сказать, думал Бретлоу; зачем он его позвал? Они провели на площадке пять минут и уже взмокли.

— Во вторник я выдвигаю свою кандидатуру, — сказал Донахью.

Значит, ко вторнику все должно быть закончено — мозг Бретлоу работал помимо его воли, почти автоматически. Если, конечно, он решится сделать это. Но ведь одна попытка уже была, так что какие могут быть сомнения?

— Где? — спросил он.

— В конференц-зале Рассел-билдинг.

— Отличное место выбрал.

Люди из команды Донахью уже приступили к работе с прессой — необходимо было оповестить репортеров и позаботиться о том, чтобы средства массовой информации отреагировали на событие должным образом. Поэтому интересоваться прочими деталями не стоило — зачем рисковать?

— Чудесные новости, дружище. — Бретлоу бросил ракетку, пересек площадку, пожал Донахью руку, затем обнял его. — Это будет исторический день.

* * *

— Пока все чисто.

Было пять часов, сенатские здания понемногу пустели. Хазлам сидел в кабинете Пирсона и слушал, что сообщает ему Джордан.

— Она одна. Кажется, встает из-за своего стола.

Радиопередатчик работал на малой мощности, чтобы его не засекли охранные детекторы.

— Она уже за компьютером Митча. — Это было определено благодаря изменению в системе доступа к содержимому сети.

— Снова встает. Собирает сумочку. Уходит.

Митч погиб, сказали ей сегодня утром по телефону.

Наверное, один из кокаиновых картелей — на них это похоже. Но надо еще раз заглянуть в собранные им материалы: может, удастся напасть на след преступников.

Она вышла из Дирксен-билдинг и направилась к Национальному музею авиации и космоса. Большинство здешних музеев закрывалось в пять, но этот работал до половины восьмого.

— Выходит.

Когда секретарша входила в здание, она держала в руке газету; вышла она уже без нее.

— Бежит.

Тот, кто взял газету, сел на метро, поехал по голубой линии в сторону «Ван-Дорн-стрит» и перешел на красную на «Метро-сентр». Сел в поезд. На станции «Шейди-гроув» дождался, пока двери не начали закрываться, и выпрыгнул в последний момент. Оглянулся, проверяя, нет ли за ним слежки.

Это не настоящий агент, подумала женщина на платформе: его явно не обучали, как избавиться от хвоста. Она замешалась в толпу и пошла вслед за ним к эскалатору.

По оранжевой линии до «Вьенны»; третье место от начала, левый ряд; «Вашингтон пост» аккуратно сложена, но заметно толще, чем надо.

— Передача состоялась.

«Росслин».

— Снова побежал. Сел в машину.

«Олдсмобил» свернул на шоссе номер 123 и поехал на запад.

* * *

Вечернее совещание в кабинете Донахью началось в девять; первым слово взял Джордан.

— Доносчицей была секретарша из Комитета по финансам. Сегодня утром ей позвонили, хотя мы не пытались проследить, откуда Велели скопировать последние материалы, собранные Мигнем. Она сделала это, когда остальные сотрудники ушли. Оставила передачу в Музее авиации и космоса. Тот, кто забрал ее, пытался замести следы, но ему это не удалось. В конце концов он сел в машину. За ним следили до самого конца.

— И куда он приехал?

— В Лэнгли.

Донахью не отреагировал.

— Насчет Арлингтона тоже есть кое-что новое. — Джордан заглянул в блокнот. — Оператора звали Конгдон. Когда-то он работал на Управление: осуществлял связь с преступным миром.

— Где он сейчас?

— Двадцать четыре часа тому назад он исчез с лица земли.

— То есть?

— Куинс имеет в виду, — мягко сказал Хазлам, — что Конгдон был единственным, кто знал, что мишенью были вы. Поэтому человек, который отдавал ему распоряжение, решил его устранить.

— Вчера вечером вы сказали, что между Управлением и изготовителем арлингтонской бомбы есть связь, — Донахью снова взглянул на Джордана.

— Я сказал только, что бомбу сделал специалист, имевший опыт работы с Управлением в пору Вьетнамской войны.

— А теперь вы говорите, что и оператор был связан с Управлением.

— Да.

— Насколько это достоверно?

— На сто процентов.

— Кроме того, утечка информации с места работы Митча тоже была организована Управлением?

— Во всяком случае, передачу отвезли в Лэнгли.

— Значит, если смерть Митча не случайна, это наверняка работа ЦРУ.

— Прямых доказательств нет. Но скорее всего, вы правы.

Донахью редко сквернословил, но теперь не сдержался.

— Черт возьми, — обронил он. Это было чуть громче шепота. — Так Управление или кто-то из Управления?

— Тот же вопрос он задавал и вчера.

— Неизвестно.

— Но ведь разница есть?

— Да.

— Еще что? — Донахью понимал, что сказано не все.

— Никто из связанных с этим делом не является нынешним сотрудником Управления. Разве что тот, чей автомобиль проследили до Лэнгли.

— Связано ли все это с миланским делом?

— Вполне вероятно.

— Откуда это следует?

Есть два красноречивых обстоятельства, сказал Джордан: во-первых, человек, который вел слежку за миланскими похитителями, был американцем. Откуда вы знаете, спросил Донахью. Мне сказал администратор гостиницы, где он снял номер, чтобы вести наблюдение, ответил Джордан. А второе обстоятельство? БКИ и Первый коммерческий Санта-Фе, сказал ему Хазлам: «Небулус», «Ромулус» и «Экскалибур».

— Пусть вы говорите правду; но зачем Управлению или кому-то из Управления было затевать все это?

— Мало ли зачем, — Хазлам принялся размышлять вслух. — Возможно, БКИ связан с какими-то террористами, а Управление пыталось выйти на них через этот банк. Возможно, с помощью БКИ отмывались грязные деньги. Возможно даже, что люди из Управления искренне верят, что поступают правильно.

Что за чепуха — это было в том, как Донахью повернул голову, в его удивленном взгляде.

— Сейчас многие думают, что в мире стало гораздо опаснее, чем когда-либо со времен холодной войны. Многие даже заявили бы, что пока это еще не заметно. В такой ситуации профессиональный разведчик должен не только следить за настоящим, но и готовиться к будущему. Однако при этом он сталкивается с проблемой. Ему нужно одобрение политиков, которые стоят у власти, но чтобы обеспечить безопасность страны на двадцать лет вперед, приходится принимать меры, не слишком популярные сегодня.

— Например?

— Примеров сколько угодно. Ближний Восток, Африка, Восточная Европа. Нас может пугать то, что происходит там сейчас, но кто-то должен закладывать фундамент на будущее. Кто-то должен быть там, налаживать связи и укреплять союзы, которые защитят нас в будущем.

— Даже несмотря на то, что сегодняшние действия этих людей могут нас не устраивать?

— После Второй мировой войны мы дали работу гитлеровским ученым и разведчикам. Что же изменилось теперь?

— Возможно, вы правы. — В голосе Донахью послышалась усталость. Он встал и подошел к окну, выходящему на внутренний двор. — И все-таки, о связях, — сказал он спустя тридцать секунд. — Объясните мне, как могла работать эта система.

— О чем вы? — спросил Хазлам.

— Разведка — это одно, а заказные убийства — другое. После неудачных покушений на Кастро президент запретил Управлению иметь какое бы то ни было касательство к последним.

Они могли и нарушить президентский запрет — Донахью ожидал этого ответа из уст Хазлама или Джордана. Согласен — взмах руки. Но как насчет главного?

— Основной принцип — создание возможности все отрицать. Один из способов достижения этого состоит в том, чтобы каждый исполнитель знал только свое задание, и не больше. Возьмем арлингтонский случай. Изготовитель бомбы не знает мишени и, наверное, даже не связан с человеком, подложившим бомбу; а тот, кто подложил бомбу, и тот, кто должен был ее взорвать, разные люди. Причем подрывник не знал имени жертвы заранее.

Донахью снова сел.

— Но где-то, в какой-то точке все линии должны сойтись. Кто-то должен был спланировать это — и он знает, как сложить детали головоломки.

— Да.

— Так кто же это?

Потому что если вы правы, то именно он — центральная фигура, именно он убил Паоло Бенини и Митча; он покушался на меня в Арлингтоне и, возможно, повторит свою попытку в будущем.

Хазлам повернулся к Джордану. Скажи ему ты, потому что это твоя область и ты лучше знаешь здешнюю ситуацию.

Джордан кивнул.

— Как вы и сказали, в какой-то точке все линии должны сойтись. Нужного человека надо искать там, где финансы смыкаются с оперативной работой, включая подрывные действия. В Лэнгли существует лишь одно такое место.

— И это?..

— Кабинет заместителя директора по оперативной работе, ЗДО. Ничего — ровным счетом ничего — не делается без его одобрения. После ДЦР он царь и бог.

— А как насчет того, что некоторые из вовлеченных во все это людей не работают в Управлении? То есть были связаны с ним в прошлом, но теперь не состоят в его штатах?

— Тем больше причин подозревать именно ЗДО.

В чем дело, Джек, подумал Хазлам. Почему ты откинулся на спинку стула и задумался, подбирая слова? Наверное, ты собираешься сказать что-нибудь очень важное?

— Стало быть, ЗДО? — Донахью по очереди посмотрел на них обоих.

— Да, — подтвердил Джордан.

— Сегодня я играл с ним в сквош, — сообщил Донахью.

— Что-что? — переспросил Хазлам.

— Сегодня я играл в сквош с Томом Бретлоу. Мы с ним вместе учились в Гарварде. Если я попаду в Белый дом, он станет директором ЦРУ.

Он встал, подошел к холодильнику и бросил им всем по банке пива, потом сел снова, положив ноги на стол.

— Давайте прямо. Вы говорите, что за всем этим стоит Бретлоу?

Отвечай — Хазлам снова повернулся к Джордану.

— Мы говорим, что факты заставляют сделать определенные выводы. И если эти выводы верны, то они указывают на определенный пост внутри Управления. Это пост заместителя директора по оперативной работе. А его в настоящее время занимает Бретлоу.

Донахью открыл свою банку.

— Так что мы должны делать?

— То, что и собирались, — сказал ему Хазлам.

— То есть?

— Надо проверить ваш график с сегодняшнего дня до вторника.

— Зачем? — Пожалуйста, но зачем?

— Затем, что если они повторят попытку покушения, это случится до того, как вы станете кандидатом.

— Почему?

— Убийство сенатора — тоже не сахар, но его можно покрыть: свалить на какой-нибудь из кокаиновых картелей, пустив слух, что вы были убиты из-за начатого по вашему указанию расследования, которое вскрыло факты, связанные с денежными махинациями наркодельцов. Но после вторника вы станете кандидатом в президенты.

А это уже совсем другое. Хотя в 1963 году, в Далласе, кто-то добрался и до президента.

Донахью отклонился назад вместе со стулом.

— Значит, пора передавать дело в руки властей.

— Нет, — сказал Хазлам.

В комнате словно вдруг стало прохладнее.

— Почему же? — Ведь у меня, как вы понимаете, есть в этом личная заинтересованность.

— Потому что они сразу же окружат вас такой защитной стеной, что преступники оставят всякие попытки до вас добраться.

— Разве это плохо? — Именно этого я и хочу.

— Сейчас, может быть, и неплохо, но ваши враги будут ждать своего часа.

— Но вы говорили, что покушение должно совершиться до того, как я стану кандидатом.

— Верно, но мы живем не в идеальном мире. Если их вынудят ждать, они отложат покушение.

Ты хочешь жить с этим, Джек? Хочешь чувствовать постоянную угрозу? По-прежнему жить с проклятием Кеннеди? Или встретиться с ним теперь, навсегда сбросить его бремя со своих плеч?

Но мы ведь не в какой-нибудь банановой республике у черта на куличках, подумал Донахью. Мы в Америке. И не просто в Америке, а в Вашингтоне, округ Колумбия.

— А если не предупреждать власти, что тогда? — спросил он.

— Мы будем охранять вас сами.

— Кто — вы?

— Наши люди. — Хазлам открыл свое пиво. — Конечно, самые надежные, потому что вам нужно организовать невидимую защиту.

Откуда вы знаете, что им можно доверять, чуть не сорвалось с языка у Донахью.

Я знаю это, потому что был с ними там, ответил бы ему Хазлам: за линией фронта на Фолклендах, в окопах у аргентинских аэропортов. В дебрях Белфаста и среди заборов Южного Армаха. В бассейне Персидского залива. И это были не только англичане, но и ребята из американской «Дельты».

— А если они не нападут? — спросил Донахью вместо этого.

— Кто?

— Наши противники.

— Мы вынудим их напасть.

Господи, подумал Донахью.

— Зачем?

— Чтобы их действия можно было контролировать.

— Каким образом?

— Каким образом контролировать?

— Нет. Каким образом вы вынудите их напасть?

Да вы понимаете, что говорите, — Донахью посмотрел на Хазлама. Понимаете, что предлагаете? В комнате уже сгустились сумерки, но никто не встал, чтобы включить свет.

— Это очень просто. Они связаны с БКИ, а ваша связь с БКИ — это расследование Митчелла. Итак, мы объявим, что вы его продолжаете. — Донахью открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но Хазлам опередил его. — Больше того. В первую очередь их волнует «Небулус». Значит, мы скажем им, что вы не только знаете о «Небулусе», но и займетесь им конкретно.

Подробности позже, понял Донахью: разумеется, если он согласится. Хазламу тоже надо дать время подумать.

— Бретлоу. — Он вернул разговор к главному. — Как мы будем действовать? — Потому что, несмотря на все ваши умозаключения, он мой друг.

— Мы предположим, что это он, и будем надеяться, что ошибаемся.

Донахью допил пиво и бросил банку в мусорную корзину. Только бы не Бретлоу — голос, произнесший эти слова, был словно бы и его, и не его, как будто кто-то говорил от его имени.

— Допустим, что это ЗДО, — как тогда быть?

Интересно, как Донахью смирился с этим предположением, подумал Хазлам; интересно, как он стал говорить «ЗДО» вместо «Бретлоу».

— Мы будем вести себя одинаково в любом случае. Держать ситуацию под контролем, но так, чтобы противник думал, что командует он. — Но все будет в наших руках. Мы будем защищать тебя, организуем твой график так, чтобы враг ничего не заподозрил, а сами ни на миг не спустим с тебя глаз.

— Спасибо, — сказал Донахью.

— Согласны? — спросил Хазлам.

— Согласен.

Была почти полночь; Хазлам попросил у Пирсона разрешения сделать несколько звонков из его кабинета, хотя в Британии не было еще и пяти утра. Первым он набрал херефордский помер, не значившийся в справочнике.

— Алистер, это Дэйв.

Вторым был лондонский номер, тоже нигде не указанный.

— Привет, Кэти. Давненько не виделись.

Двадцать минут спустя, несмотря на позднее время, он набрал первый из американских номеров.

* * *

Это должно произойти до вторника. А конкретнее, если считать, что Донахью не выйдет из своего графика, до двенадцати часов дня во вторник. До этого мига Донахью только сенатор; после него он уже кандидат на пост президента.

В восемь Бретлоу позвонил Хендриксу.

— Мои боссы довольны миланским делом. У меня есть другое задание. Возможно, на следующей неделе, и почти наверняка в Вашингтоне.

Работать в Вашингтоне сложнее, поскольку это все-таки столица, подумал Хендрикс. Впрочем, нет. Сложно бывает и в других местах — все зависит от предъявляемых требований.

— Когда будут подробности?

— Завтра.

Семьдесят минут спустя пришел Майерскоф.

— Мы вышли чистыми, — Майерскоф говорил уверенно, почти самодовольно.

— Никаких упоминаний в документах? — спросил Бретлоу.

— Абсолютно.

Провидение на его стороне, подумал Бретлоу: его имя нельзя связать ни с убийством Бенини, ни с расследованием Митчелла, ни со смертью Митчелла, ни с арлингтонской бомбой.

Его спрашивает по телефону сенатор Донахью, сказала Мэгги Дубовски. Бретлоу поблагодарил Майерскофа и снял трубку.

— Джек, как дела? Неплохо сыграли на Винъярде. И в спортзале тоже Чему обязан удовольствием тебя слышать?

Ведь мы оба понимаем, что звонок деловой.

— Вчера вечером мне пришла в голову одна идея, Том. Хотел поделиться.

Сегодня последний день перед вторником, когда мы можем поговорить; а зо вторник я стану кандидатом.

Что ж, это важно, подумал Бретлоу; все остальное вполне можно перенести на пару часов или отложить на другой день.

— Как насчет ленча?

— Лучше в сауне.

Потому что там мы будем одни.

— В полтретьего.

Когда Бретлоу приехал в Клуб, последние посетители покидали столовую. Он кивнул дежурному и спустился в полуподвал. Донахью был уже внутри. Бретлоу взял полотенце, разделся, ополоснулся под душем и присоединился к нему.

— Спасибо, что сумел прийти. — Донахью сидел на средней лавке; на его лбу, груди и животе уже выступили бисеринки пота. — Хочу попросить тебя кое о чем.

Бретлоу сел, опершись спиной о стену, и выжидательно взглянул на него.

— Я уже говорил, что во вторник выдвигаю свою кандидатуру. Весь уик-энд уйдет на подготовительные совещания.

Значит, в это время до него не добраться, и Хендрикс ничего не сможет сделать. Мозг Бретлоу работал автоматически.

— В понедельник я буду в Бостоне. Неофициальный обед с тамошними союзниками.

Возможно, подумал Бретлоу, но нет времени спланировать это. Но все равно эти сведения ему пригодятся — самому было бы не слишком ловко об этом спрашивать.

— Вернусь во вторник. Прилечу как раз к полудню, а после речи будет пресс-конференция.

Последний шанс, возможно, единственный.

— Так чего ты хочешь от меня? — спросил Бретлоу.

Донахью плеснул на угли немного воды.

— Может, ты ко мне присоединишься?

Ты ли это, Том? Все указывает на то, что да, но я до сих пор не могу поверить в это. Не хочу верить в это.

— Когда и где именно? — Бретлоу чуть подался вперед.

— Где тебе будет удобно. На пресс-конференции, по-моему, это привлечет чересчур большое внимание, но до или после — пожалуйста.

— Фу, черт, какая жара. — Бретлоу обмотал вокруг себя полотенце и вышел из сауны.

Так каким будет твой ответ, Том? Донахью поглядел ему вслед. Даже если ты ответишь так, как предсказывал Хазлам, это может ничего не значить. Даже если я услышу от тебя те самые слова, которые ты должен произнести, по мнению Хазлама, это еще не доказывает твоей вины.

Вода в бассейне была ледяной. Бретлоу окунулся туда по самую шею.

Ты слабак, Джек. Я думал, что ты силен, думал, что ты годишься в президенты, но теперь вижу, что это не так. Кроме того, ты отведешь от меня подозрения. Ведь никто не поверит, что это я, если Хендрикс сделает свое дело, когда я буду сидеть рядом с тобой. И в этом случае я буду знать все детали, включая точное время. Притом что эти детали все равно будут сообщены прессе, так что и тут я прикрыт.

Он вылез из бассейна, обернул полотенце вокруг пояса и вернулся в сауну; в голове у него уже сложился план.

— Когда ты прилетаешь? — спросил он.

— В половине двенадцатого. Пресс-конференция в двенадцать.

— Как ты и сказал, если я приду туда, это будет слишком демонстративно. Может, встретимся в аэропорту, поедем вместе?

Именно это и предсказывал Хазлам, подумал Донахью. Ведь в этом случае ты будешь точно знать все детали и сможешь все рассчитать. И кроме того, отведешь от себя подозрения, потому что, когда это случится, ты будешь рядом.

— Что ж, годится. На твоей машине или на моей?

Бретлоу словно бы на миг задумался.

— На твоей. На моей тоже немного демонстративно.

Хазлам угадал и это. Ведь твоя машина бронирована и имеет неприметный вид, а мою легко узнать, и она ничем не защищена. Но я до сих пор не верю, что это ты, Том; до сих пор не могу поверить. Неужели ты пойдешь на это — неважно, по каким причинам?

Когда он вернулся на Холм, Пирсон с Хазламом сидели в его кабинете. Донахью закрыл дверь и сел за стол.

— Это Бретлоу, — просто сказал он. — Будем действовать.

Они с Пирсоном покинули Рассел-билдинг и отправились в суд. Хазлам не пошел с ними, потому что его присутствие могло их выдать. Судья уже ждал их с готовым документом.

Адресовано в Таможенно-налоговое управление Ее величества; подлежит исполнению в момент открытия лондонских банков в понедельник утром.

* * *

Вечером Бретлоу позвонил Хендриксу по номеру платного телефона в Центре Кеннеди, даже не заметив заключающейся в этом иронии.

— Мишень прилетит в Национальный аэропорт. Оттуда его повезут на Капитолийский холм.

Политик, подумал Хендрикс; а впрочем, какая разница.

— Кодовое имя?

— Голубь.

— Рейс обычный или частный?

Ему важно было знать, пересядет ли мишень из самолета в автомобиль прямо на поле — тогда можно будет подкараулить ее на взлетной дорожке — или перейдет из салона под прикрытие здания аэровокзала.

— Пока неясно.

Это ограничивает время на подготовку — Хендрикс уже рассчитывал, отвергал одни варианты и продумывал другие.

— Что известно о поездке из аэропорта?

— Голубь поедет в «линкольне». Номерной знак, цвет и прочие детали будут известны. Голубь сядет на заднее сиденье. С ним рядом будет еще один человек. Но убрать нужно только Голубя.

Это непросто, подумал Хендрикс; но возможно.

— Как узнать, кто из них кто?

— Мы сможем заранее определить место, на которое сядет Голубь. Решим это после того, как вы составите план.

— Машина защищена?

— Это личный автомобиль; брони нет. Пока никакой защиты не предвидится.

— Каким путем он поедет?

Потому что, кроме прямой дороги, есть и менее очевидные варианты.

— Маршрут тоже будет под нашим контролем.

— А ряд, в котором поедет машина?

Потому что ему нужны точные сведения.

— И ряд тоже.

— Время дня?

Потому что от этого зависит плотность дорожного движения, а от нее — те минуты и секунды, расчет которых необходим для осуществления задуманного Хендриксом плана.

— Почти полдень.

— День недели?

Потому что этим определяется количество людей в округе — на тротуарах и в парках. А знать его важно для того, чтобы организовать появление Хендрикса на месте и, что еще важнее, его отступление.

— День будний. Возможно, вторник.

— Насчет «линкольна». Оконные стекла тонированы?

— Не знаю. Проверю.

— Можно будет их опустить?

Даже обычное стекло может помешать, особенно если учесть точность, с которой необходимо выполнить задание — ведь человек рядом с Голубем должен остаться невредимым.

— Мы постараемся это устроить.

— А другие приготовления? — То есть те, которые обеспечат появление Голубя в нужном месте в нужное время: возможно, установка дорожных конусов, которые направят мишень по нужной дороге, машины, которые приведут «линкольн» в нужный ряд. Или еще что-нибудь, нужное, чтобы доставить Голубя в центр простреливаемой зоны. — Хотите, чтобы ими занялся я?

Ваше дело решать.

Ящики внутри ящиков, подумал Бретлоу. Никакой связи между Хендриксом и единицами поддержки, никакой связи между самими этими единицами, а также заслоны, обеспечивающие прикрытие Управления и Бретлоу лично.

— Нет. Это я сделаю сам.

* * *

Первый член группы из Форт-Брагга прибыл в полдевятого вечера и был временно препровожден в дом Донахью. Никакой суеты — его появления не заметили даже соседи. Первый член лондонской группы явился на полтора часа позже.

В десять часов вечера — это была пятница — Хазлам с Джорданом заперлись на квартире у Хазлама, проверили, нет ли в ней «жучков», и внимательно изучили расписание Донахью на ближайшие восемьдесят шесть часов. Назовем его кодовым именем «Ястреб», решили они. «Орел» было бы слегка чересчур.

— Сегодня. — Хазлам достал каждому по банке пива. — Дома; один человек внутри, один снаружи. Завтра: утром у него в доме «военный совет». Ястреб не выходит наружу. Уезжает в половине двенадцатого, в полдень уже на пристани. В час забирает из Александрии гостей. В семь возвращается к себе. В восемь — у Памелы Харриман.

— Опасные точки на реке?

Суббота после полудня внушает опасения, но тут Донахью ничего не может изменить, поскольку эта речная прогулка так же важна для его предвыборной кампании, как и защита — для сохранения его жизни.

— Сама пристань; Александрия, где будут ждать гости; а также катер, где он будет находиться. Мы прикрываем его, но плотную защиту создать невозможно.

Однако об этой прогулке мало кто знает, и это работает на них.

— Субботний вечер: плотная защита на пути к Памеле Харриман и обратно, охранники у дома ночью. Воскресенье: не выходит из дома. Весь день с ним будут члены «военного совета», так что у противника нет никаких шансов. Теперь переходим к понедельнику. — А в понедельник грозовые тучи начнут сгущаться. Тогда враг узнает о банковской проверке. — Люди из таможенно-налоговой службы начнут работу в десять по лондонскому времени. Даже если они ничего не найдут, что весьма вероятно, секрет выплывет наружу, как только они предъявят свои бумаги.

А еще через пять часов, когда проснется Вашингтон, враг будет все знать и начнет подготовку.

— До двух Ястреб с Эдом будут дома, потом отправятся в Бостон. До аэропорта на машине, вылет в три. Частный рейс, подробности по нашей просьбе держатся в тайне. Отдельный номер в отеле. Автостоянка под зданием; мы будем контролировать лифт оттуда до этажа, на котором находится его номер. Все его встречи реорганизованы таким образом, что бостонцы будут приходить к нему, а не он к ним. Посетителей будут проверять. Осторожно, конечно; допускаться будут лишь те, кому назначено, но к тому времени все уже узнают, что произойдет во вторник, и с пониманием отнесутся к его занятости. Больше никого к нему не допустят, включая обслуживающий персонал отеля. Наши люди будут забирать еду на кухне и проверять ее. Ночью — плотная, но незаметная охрана.

В номере три спальни, и никто не знает, в какой будет спать Донахью. И тем не менее в каждой из них будут находиться по два охранника — один будет спать, другой бодрствовать, причем отдыхающий ляжет у двери, открывающейся внутрь.

— Как насчет прессы?

Одна из проблем, возможно, самая сложная: ведь Донахью нельзя совсем скрываться от репортеров, а они представляют опасность.

— Эд составит список из тех, кого он знает лично.

— А телевизионные бригады?

— Ты не знаешь Эда.

— То есть?

— Эд — профессионал. К тому, что произойдет во вторник, он готовился со дня своей встречи с Донахью.

Поэтому Эд и Джек знакомы не только с репортерами, но и с телевизионщиками. Они знают их по именам, они беседовали с ними, пили пиво. Даже когда приходилось осторожничать и сообщать им не все новости. Они говорили, что понимают необходимость их работы, и спрашивали о здоровье членов их семей.

— Вторник?

— По расписанию он должен покинуть отель в девять. Мы вывезем его в восемь.

Они перешли к тому, что, по настоянию самого Донахью, он должен вернуться в Вашингтон обычным рейсом.

— Здесь все в порядке; никто не знает, что он летит, пока он не появится на борту.

— Как насчет телевидения?

Потому что в то утро все массачусетские газеты, все агентства новостей, все радио- и телестанции сосредоточат свое внимание на этом путешествии бостонского уроженца в Вашингтон, где он станет кандидатом в президенты.

— Этим займется наша собственная бригада. Профессионалы, но проверенные на лояльность. Сделают все снимки, какие могут понадобиться: его совещание рано утром со своими помощниками, завтрак, последние приготовления к речи. Снимки в машине, когда Джек поедет в аэропорт. Передадут на все станции одновременно. И все будут довольны, потому что так никто не обскачет других.

Значит, в Бостоне все будет нормально, и враг может попытаться достать Донахью только тогда, когда он вернется в Вашингтон.

— Что с машинами? — Имелись в виду «линкольн» Донахью и те автомобили, которыми он воспользуется в Бостоне. — Бомбу туда не подложат?

— Когда его «линкольн» не будет задействован, он будет находиться либо в гараже, либо под наблюдением. Кроме того, его все время будут проверять. То же самое с бостонскими машинами.

Значит, остаются Национальный аэропорт в Вашингтоне, поездка оттуда на Холм, момент, когда Джек выйдет из машины, а также его проход до своего кабинета и оттуда в конференц-зал, где он выступит с речью.

— В аэропорту и в Рассел-билдинг обеспечить охрану несложно.

Итак, остается поездка на Холм.

Сквозь занавески просачивался первый свет. Если Донахью и удалось немного поспать, сон его все равно был беспокойным. Он выбрался из кровати, стараясь не разбудить Кэт, которая задремала только под утро, и спустился вниз. Охранник сидел на кухне. Донахью сообразил, что на какое-то время забыл о присутствии в доме чужого человека. А второго, несущего вахту в лесу за домом, он не заметил бы, даже если бы выглянул в окно. Хазлам велел ему не мозолить глаза.

Суббота, семь утра — время бежало, как струйка в песочных часах.

В Национальном аэропорту было тихо. Хазлам с Джорданом припарковали машину рядом с основным зданием и начали проверку.

* * *

Важным персонам не предоставлялось здесь никаких особых удобств — правда, конгрессменов обычно увозили со специально отведенной стоянки. Значит, они быстро выведут Донахью туда — никто не будет знать точно, в какой момент, хотя народ наверняка соберется поглазеть, — и сразу же усадят в «линкольн», который будет стоять вплотную к выходу.

Они вернулись в свою машину и медленно поехали в сторону Холма — Джордан за рулем, а Хазлам рядом с ним, — начав с места предполагаемого старта «линкольна».

Первый светофор и знак поворота на 395-е шоссе, станция метро над ними слева. Прикрытия нет, значит, возможен выстрел сверху, хотя «линкольн» — машина с закрытым верхом.

Вспомогательный аэропорт направо. Выезд на основную дорогу с тремя полосами. Прямо впереди — памятник Джорджу Вашингтону. Перестроиться в правый ряд, чтобы попасть на мост на 14-й улице.

Вот он, мост. Налево — поворот на шоссе N1, но надо ехать направо, на 395-е.

Первый съезд: Мэйн-авеню. Первый знак: С-стрит на юго-запад, к Капитолию.

Дорога опустилась ниже уровня земли, по обе стороны — стены длиной футов в двадцать-тридцать. Первый туннель, двухполосный, — и снова наружу, не успеешь и глазом моргнуть.

Второй туннель гораздо темнее — здесь четыре полосы. Длинный, немного изгибающийся, потом идущий чуть вверх и прямо.

Съезд на повороте, перед которым стоит знак: D-стрит, северо-запад, к Капитолию.

Одна полоса, дорога забирает вверх чуть круче. Прямо, ярдах в пятидесяти — свет в конце туннеля, выезд на S-стрит, северо-запад.

Резко направо, к Капитолию. Одна полоса, поднимается и изгибается. Пятнадцать секунд — и туннель кончился.

По обе стороны — высокие бетонные здания. Справа Национальная ассоциация почтальонов, впереди светофор на перекрестке с 1-й улицей. У правой обочины припаркованы почтовые фургоны. Широкий тротуар. Справа, сразу после выезда из туннеля, подходит еще одна дорога, так что у светофора движение становится двухрядным.

На светофоре горел красный свет; они остановились и огляделись.

Слева от них была разделительная полоса: проволочная ограда, деревья и кусты. С другой стороны — дорога на подземную стоянку под зданием Департамента труда, дальше — Банк внутренних займов.

Хазлам проверил название улицы: Индиана.

Да, подумал он, вот здесь-то Донахью и прижмут. И сбежать ему будет некуда — им нужно только заставить его «линкольн» остановиться перед светофором. Он чувствовал, что и Джордан заметил это.

Включился зеленый, и они тронулись вперед, сразу оказавшись на открытом месте, среди зелени и лужаек, — справа от них возвышался Капитолийский холм.

Пятьдесят ярдов — и светофор на пересечении с Луизиана-стрит, еще пятьдесят — и другой на перекрестке с Нью-Джерси. Еще пятьдесят ярдов — и новый туннель со светофором в начале и припаркованными по обе стороны легковыми машинами и автофургонами. Может быть, и здесь — но снайперу будет слишком сложно сбежать отсюда.

Выезд на солнечный свет и остановка у светофора — по другую сторону угол Рассел-билдинг.

Прямо туда, мимо полицейского поста. Вдоль Рассел-билдинг, затем направо и вверх к Первому подъезду, потому направо, на внутренний двор, где расположена стоянка для сенаторов. Сюда пропускают только по соответствующим удостоверениям.

Что ж, все ясно, подумали оба. Они вернулись в аэропорт и проехали по маршруту еще раз, проверяя различные варианты; потом снова вернулись и повторили поездку.

Закончили они только в одиннадцать. Связались с охранниками у дома Донахью и поехали к пристани.

* * *

«Военный совет» собрался в девять; почти два часа ушло на обсуждение вопросов, связанных с подготовкой к следующему вторнику.

Список приглашенных…

Билеты на дорогу и гостиница для иногородних…

Кому стоять в первом ряду…

Кого снимать крупным планом…

Кто с кем встанет…

Пресса, телевидение и радио…

Установка телекамер…

Фотографии двух предшественников Донахью, которые надо повесить на заднем плане…

В половине двенадцатого Эд Пирсон и Эви ушли на пристань; через пять минут, сев на заднее сиденье «линкольна», за ними последовали Джек и Кэт Донахью. Катер уже стоял там; Джордан находился на палубе, Хазлам — на причале. Спустя тридцать секунд после прибытия Донахью катер отвалил от берега и двинулся вниз по течению.

Трое из гостей Донахью вместе с женами приехали в Вашингтон еще вчера, постаравшись не слишком афишировать свое появление. Они переночевали в «Хейз-Адамс» — гостинице в сотне ярдов от Белого дома, если идти через Лафайет-парк. Четвертый приехал один, извинившись за жену, которая занемогла. В восемь часов вечера, в пятницу, ей домой доставили большой букет; часом позже Кэт сама позвонила женщине, пожелав ей скорейшего выздоровления. В субботу, в одиннадцать утра, женщина прилетела в Национальный аэропорт и присоединилась к мужу.

В половине первого все пары по отдельности были усажены в «кадиллаки» и отвезены в Александрию. День выдался теплый, безоблачный; катер уже ждал прибывших.

— Очень рада, что вы смогли приехать, спасибо вам за это, — Кэт Донахью поцеловала женщину, прилетевшую утром.

— Решила взять себя в руки, — ее собеседница улыбнулась, превозмогая боль. Глаза ее сверкали.

Только когда катер снова двинулся вниз по реке, все собрались наверху — мужчины на нижней прогулочной палубе, ближе к корме, а женщины — на носу, под ярким солнцем.

— Пусть мужчины побеседуют без нас, — Кэт раздала всем по холодному коктейлю, Донахью сделал то же самое на корме.

— Вы с Джеком познакомились в Гарварде? — Расспросы начались — спокойные, но целенаправленные.

— Когда он сказал вам, что он против войны? Что вы думали, когда он сам туда отправился? А как вы относитесь к этому теперь? — Вьетнам до сих пор оставался кровоточащей раной.

Как следует прощупайте Кэт Донахью, велели им их мужья; узнайте, какой она будет в Белом доме. Познакомьтесь поближе и с женой Эда Пирсона. Кто она — ограниченная аристократка, кичащаяся своим образованием, или человек, которому можно доверять?

— Какие проблемы следует поднимать во время кампании? — Кэт и Эви задавали встречные вопросы. — Как насчет здравоохранения? Что думают женщины о бюджетном дефиците? — Только раз Кэт обернулась, чтобы взглянуть на мужчин, занятых беседой в двадцати футах от них.

Джек: говорит, но и слушает, развивает темы, поднятые другими. Эд: собран и внимателен. Лаваль и другие «денежные мешки». Глава Демократической партии. А вечером будет обед в Джорджтауне у «делательницы королей».

Река была спокойной и мирной. Кэт оглянулась раз и поняла, что еще не время, оглянулась в другой — и почувствовала, что нужный момент настал.

— Пожалуй, нам пора присоединиться к мужчинам, — предложила она. Они спустились по деревянной лесенке на нижнюю прогулочную палубу, мужья встали им навстречу, а Эд разлил по бокалам шампанское.

Партийный руководитель поднялся.

— Позвольте мне произнести тост. — Он повернулся с бокалом к Джеку и Кэт Донахью. — Леди и джентльмены — выпьем за следующего президента и будущую Первую леди Соединенных Штатов Америки!

* * *

В два Хендрикс приехал в Национальный аэропорт; в два пятнадцать он повернул на шоссе 395 и в первый раз проделал нужный путь до Холма, затем повторил его и изучил другие возможные варианты — на это ушло время до четырех сорока. Потом он оставил свою машину на стоянке, доехал на такси до Юнион-Стейшн и отправился в Филадельфию поездом 5. 35. Там он взял напрокат уже заказанный в агентстве Херца автомобиль и снял номер в отеле «Риц-Карлтон».

Найми «линкольн» в Вашингтоне, и если через семьдесят два часа в такой же машине будет убит крупный политик, кто-нибудь может заподозрить связь между этими событиями. Но стоит взять «линкольн» в ста пятидесяти милях оттуда, и…

На следующее утро, в воскресенье, он поехал в Вашингтон.

Самым подходящим оружием была снайперская винтовка; однако нужно было учесть, что у «линкольна» крепкая крыша и сверху трудно сделать точный выстрел. Поэтому стрелять наверняка придется горизонтально.

Он мог бы снять Голубя из другой машины, но для этого нужно, чтобы «линкольн» остановился — например, перед светофором. Однако в этом случае он не мог заранее знать место, где остановится машина жертвы, а также свою позицию по отношению к ней. Кроме того, на пути, которым поедет Голубь, не так уж много светофоров.

Он мог использовать мотоцикл; этот вариант исключал некоторые трудности, но создавал новые.

А можно выполнить задание, стреляя с земли, но тогда нужно быть уверенным, что «линкольн» остановится там, где надо, а у него самого будет возможность уйти.

Жаль, что машина не с открытым верхом, подумал он; жаль, что ему не повезло, как тому снайперу в Далласе, который убил Кеннеди.

В аэропорту было тихо. Он остановился поодаль от здания, выключил мотор и перебрался на заднее сиденье.

Если Голубь сядет с той же стороны, с которой будет находиться он сам, угол стрельбы будет сильно ограничен — особенно если Голубь окажется ближе к краю, а не к центру сиденья. Его еще будет видно, если он будет сидеть там же, где сейчас сидит сам Хендрикс, но стоит Голубю чуть-чуть сдвинуться к краю, и Хендрикс либо совсем потеряет его из виду, либо не сможет поразить в жизненно важный орган.

Если же Голубь сядет с другой стороны, угол стрельбы окажется гораздо шире — особенно если мишень будет находиться с краю, хотя и в центре тоже неплохо. Но автоматической реакцией человека, в которого стреляют, будет сдвинуться прочь от стрелка, к дальнему окну, а это приведет лишь к увеличению угла обстрела.

Значит, стрелять нужно, находясь с противоположной стороны. Теперь оставалось только выбрать место. Собственно говоря, он уже сделал это. Хендрикс пересел вперед, вывел «линкольн» со стоянки и снова поехал знакомым маршрутом.

Из аэропорта на 395-е шоссе, по правой полосе на мост на 14-й улице. Через мост и вправо, по 395-му. Первый туннель, второй. Первый поворот: D-стрит, северо-восток, и Капитолий CTTIA. Почти сразу за ним второй: D-стрит прямо, Капитолий направо.

Он выехал из туннеля; впереди были огни светофора, справа Национальная ассоциация почтальонов, а слева Федеральный банк внутренних займов. На светофоре горел красный свет. Хендрикс остановился — возможно, на том месте, где остановится «линкольн» Голубя, — и огляделся, пытаясь представить себе будущую ситуацию. Загорелся зеленый, потом, почти сразу, опять красный. Было воскресное утро; никакого движения и очень мало пешеходов. Он чуть сдал машину назад, к тротуару. Понял, где именно надо будет остановить «линкольн» и как это сделать. Выбрал позицию для себя. Пути подхода к этому месту и, что еще важнее, отхода. Где он поставит мотоцикл, чтобы уехать на нем, и какой дорогой уедет.

Время как раз перевалило за полдень. Он одолел сто пятьдесят миль до Филадельфии, сдал машину и поездом 4. 04 вернулся в Вашингтон.

* * *

Воскресное утро было почти мирным.

Когда Хьюз завел «линкольн», не было еще и половины седьмого, и дороги были пусты. Джордан с Хазламом ждали его неподалеку от Белтуэя. Хьюз забрал их, потом повернул на север; через три мили они свернули с шоссе, а еще через две мили достигли загородной фабрики, где в этот час было совершенно безлюдно.

Выстрел сверху исключается, значит, сбоку; они встали вокруг автомобиля и обсудили варианты. Ограниченный угол обстрела — они отметили размер окон и положение пассажира относительно них. Самый узкий, если стрелок находится на той же стороне, что и пассажир, — если считать, что убийца получит задание снять конкретного человека, а не выкосить пулеметом всех, кто будет находиться на заднем сиденье. Значит, снайпер встанет с другой стороны.

Оставалось угадать, где именно. Они покинули пригород и поехали в аэропорт.

«Боинг-737» развернулся над Потомаком и полетел в ту сторону, куда текла река. Хьюз остановил машину там, где во вторник Донахью сядет в свой «линкольн». Затем в течение двух часов, с Джорданом на переднем сиденье, он ездил по маршруту от Национального аэропорта до Рассел-билдинг. Хазлам сидел позади и проверял углы обстрела в критических точках, основываясь на предположении, что снайпер станет стрелять с земли. В первые два проезда Джордан отдавал указания, во время третьего сидел молча.

— Так где же?

Они все знали, где. У светофора рядом с Национальной ассоциацией почтальонов, сразу после того, как «линкольн» выедет из второго туннеля.

— Как они заставят машину Ястреба остановиться на нужной полосе? — спросил Джордан.

Потому что рядом со светофором две полосы, и «линкольн» может остановиться на любой из них.

— Очень просто.

Хазлам вспомнил одно утро в Северной Ирландии, тихое и спокойное, похожее на нынешнее. Армейский грузовик ехал по привычному маршруту, но в то утро у него сломался двигатель. Об этом сообщили разведчику из местного подразделения «Прово», и террористы решили, что такой шанс упускать нельзя. Однако все было уже продумано, они сидели в канаве прямо напротив грузовика и не могли уйти незамеченными. В прессе, конечно, появился обычный набор жалоб и обвинений, но это был Южный Армах, а за этим подразделением «Прово» они охотились два долгих года.

— Как именно? — спросил Джордан.

— Здесь две полосы движения.

— Ну?

— Снайпер ждет, уже подготовив себе отход — возможно, с помощью мотоцикла. Он уже решил, с какой стороны от «линкольна» встанет, чтобы снять Ястреба, и сообщил об этом своему главарю. За пару минут, а то и меньше, до прибытия Ястреба на другой полосе ломается грузовик. Поэтому машина Ястреба вынуждена занять полосу, которую выбрал снайпер.

— Так можно привести машину на нужное место, но не остановить ее.

— С примыкающей к этому шоссе дороги выедет автомобиль прямо перед носом у Ястреба. Он будет легко узнаваем — модель, цвет, отделка, — чтобы снайпер понял, что мишень находится в следующей машине. Передняя машина притормозит у светофора. Что-нибудь невинное, скажем, заест двигатель. И Ястреб окажется на нужном место — и уехать нельзя, и выбраться тоже. Вперед нельзя — там машина, объехать ее мешает грузовик, а сдать назад помешают другие машины, которые подъедут следом.

— Но как устроить, чтобы нужный автомобиль оказался прямо перед Ястребом в нужное время?

— Запросто.

* * *

Бретлоу позвонил Хендриксу в семь.

— Зона стрельбы — перед светофором у Национальной ассоциации почтальонов, после выезда из второго туннеля в сторону Капитолия, — сказал ему Хендрикс.

— Хорошо.

— Голубь должен сидеть на заднем сиденье справа. В момент выстрела его автомобиль должен находиться в правом ряду. Нужно будет это обеспечить. Предлагаю грузовик с заглохшим двигателем на левой полосе.

Потому что в этом случае он, Хендрикс, сможет встать на разделительной полосе, и ему никто не помешает; в этом случае он до последнего момента сможет прятаться за грузовиком, а при отходе использовать его как прикрытие; в этом случае телохранитель Голубя, если таковой имеется, окажется в машине с другой стороны от него.

— Что еще? — спросил Бретлоу.

— Угол обстрела заднего сиденья маловат. Поэтому надо устроить так, чтобы «линкольн» Голубя встал прямо за другой машиной, чей двигатель заглохнет в нужный момент.

— Перед «линкольном» затормозит автомобиль. Он будет легко узнаваем, так что вы поймете, что позади него едет Голубь. — Бретлоу уже все продумал — ведь для этого ему не надо было знать точное место, где будет нанесен удар.

— Тогда надо быть уверенными, что перед машиной Голубя в нужное время затормозит именно наша машина.

Шеф уже все продумал — Хендрикс знал это.

— Голубя поведут по шоссе несколько других машин, впереди и позади него, так что он будет двигаться по нужной полосе и с нужной скоростью. Одна из этих машин и встанет на светофоре — а может быть, она вынырнет с боковой улицы. Остальные уедут, но не раньше, чем убедятся, что нужный автомобиль затормозил перед Голубем и тот не может объехать его.

— Когда вы все это организуете?

— Уже сделано.

Хендрикс так и думал.

— Когда мне дадут «добро»?

— Когда все будет известно наверняка.

* * *

Совещание групп из Лондона и Форт-Брагга началось в восемь, в гостиной специально снятого дома близ Истерн-Маркет. Почти все — мужчины, одна женщина, Хазлам во главе. Процедура была стандартной и накатанной: мишень, угроза и общий порядок действий в течение ближайших сорока двух часов: распределение ролей и возможность отрепетировать отдельные моменты.

Ко времени его последней сегодняшней встречи с Донахью — она состоялась в полвторого ночи — оба были заметно уставшими и подкрепляли свои силы виски с большим количеством содовой.

— Меня по-прежнему волнует Бретлоу.

Они были одни на задней веранде, выходящей в сад. Донахью сидел в кресле-качалке, которое сделал его дед по материнской линии, — когда его дочери были маленькими, он убаюкивал их, сидя в этом же кресле. Откупоренная бутылка стояла на полу справа от него.

— Что именно? — Хазлам сидел в кресле напротив.

— Он это или не он.

— Вы же помните, как мы договорились. Если это Бретлоу, все под контролем. Если нет, ему не о чем беспокоиться.

А если это не Бретлоу, но враг все же нападет на него, Хазлам с Джорданом позаботятся и об этом, подумал Донахью. Он нагнулся и протянул Хазламу бутылку; Хазлам подлил себе в стакан и вернул бутылку обратно. Донахью поставил ее на пол и поглядел в окно, затем снова перевел взгляд на своего собеседника.

— Тем вечером у меня в кабинете. Разговор, которого как бы не было.

— Да.

— Будем считать, что не было и этого.

— Понял.

Донахью опустил свой стакан.

— То, что я хочу сказать, основано на предположении, что если это Бретлоу, то он действует либо независимо от Управления, либо заодно с небольшой группой сотрудников Управления.

Что облегчает мне дальнейшее; он поднял стакан и вновь наполнил его.

— Управление пережило тяжелые времена: Иран-контра, война в Персидском заливе. Многие думают, что ЦРУ — это ужасно плохо и что теперь, после конца холодной войны, мы можем обойтись без него. Я же считаю, что девяносто девять и девяносто девять сотых процента всего личного состава ЦРУ — хорошие, честные люди, готовые положить жизнь за свои идеалы. — Таким, наверное, был раньше и Том Бретлоу, подумал он. — А еще я считаю, что при нынешнем положении вещей нужда в ЦРУ отнюдь не отпала. Изменился лишь характер войны, изменились методы. Но ЦРУ и его люди нужны нам по-прежнему.

Так к чему все это, Джек?

— Когда я стану президентом, я разделаюсь с тем, чего не одобряю, уберу людей, которые кажутся мне плохими. А остальных стану поддерживать всеми силами. Поэтому, что бы ни случилось во вторник, я не хочу, чтобы пострадало Управление.

— Конкретнее?

— Если это Том Бретлоу, пусть никто об этом не узнает.

И еще…

— Как бы это ни кончилось, пусть в чужих глазах Том останется героем.

* * *

Наступил понедельник; в Лондоне закапал с серого неба первый редкий дождичек, и на серых мостовых появился первый мокрый глянец. В половине восьмого на рабочие места прибыли первые сотрудники из пригородов, между восемью и девятью редкие капли превратились в ливень; в девять тридцать все снова утихло.

В девять сорок пять у здания на Олд-Брод-стрит затормозили три машины; водители остались внутри, а их пассажиры быстро и уверенно вошли в здание. Охранник попытался остановить их.

— Таможенно-налоговая инспекция Ее Величества. — Один из вошедших поднял свое удостоверение к лицу охранника, а другие уже вызвали лифт. Спустя двадцать секунд они ступили в мраморный коридор на шестнадцатом этаже, повернули направо, потом налево, через двойные стеклянные двери в отделение «Банка дель Коммерчио Интернационале».

— Доброе утро. — Главный инспектор улыбнулся дежурному. — Мне нужно пройти в кабинет мистера Лапуччи.

Через пятнадцать секунд к нему вышла секретарша управляющего.

— Доброе утро, мистера Лапуччи, пожалуйста.

— Его нет. Он на совещании.

— Таможенно-налоговая инспекция Ее Величества. — Он показал ей удостоверение. Их служба обладала большей властью, чем полиция. Минуту спустя он уже стоял в кабинете, который прежде занимал Манзони.

— Вот документы, согласно которым мне должны предоставить доступ ко всем без исключения материалам, имеющим отношение к счетам под названиями «Небулус», «Ромулус» и «Экскалибур».

* * *

Через час после того как Бретлоу вошел в свой кабинет, ему позвонил Майерскоф. Что-то в тоне Майерскофа, легкий нажим в его голосе, когда он просил принять его, заставили Бретлоу пригласить его немедленно.

— Это митчелловское расследование, — Майерскоф явно волновался; глаза его бегали, губа была закушена.

— Что такое?

— Только что британская таможня явилась с проверкой в лондонское отделение БКИ.

Успокойся, хотел сказать ему Бретлоу, начни сначала, расскажи все подробно.

— Как это затрагивает нас? — спросил он.

— Инспекторам были даны санкции проверить все материалы, имеющие отношение к конкретным счетам.

— Какие же это счета?

— «Небулус», «Ромулус» и «Экскалибур».

Бретлоу потянулся за сигаретами.

— Это точно?

— Абсолютно.

Бретлоу откинулся на спинку кресла и закурил «голуаз».

— Откуда у британской таможни эти сведения? Почему ты упомянул о митчелловском расследовании?

— Потому что англичанам пришли документы из Вашингтона, а в них говорилось об отмывании денег, заработанных на наркотиках, и о митчелловском расследовании.

— Спасибо, — сказал Бретлоу. За то, что сообщил мне, за то, что не медлишь в сложной ситуации. Слава Богу, что он прикрыт, слава Богу, что он спланировал все так, чтобы защитить себя. — Дай знать, если обнаружится еще что-нибудь.

— Конечно, — Майерскоф поднялся со стула.

— Еще одно, — остановил его Бретлоу. — Ты сказал, что заявление поступило из Вашингтона.

— Да.

— Кто его подписал?

Он знал, кто. Ты сам выбрал это, Джек, а не я; я не подписывал тебе смертного приговора, старый друг. Ты сделал это своей рукой.

— Сенатор Донахью.