Лэмберт не забывал высматривать подручных, однако спустился до следующего этажа, так и не столкнувшись ни с одним из них. Он нырнул в коридор и обнаружил, что этот переход совершенно идентичен тому, который он только что обследовал. В темный коридор выходили двери. Лэмберт знал, что именно увидит в этих комнатах, — и попытался взвесить имеющиеся альтернативы. Если он задержится здесь, то Войси найдет какое-нибудь новое оружие — магическое или материальное, — которое использует против него. А если он убежит, то оставит Войси с мощным, пусть и не слишком надежным оружием. Джейн окажется во власти Войси. И если словам Войси можно доверять, Фелл останется в плену где-то в этом здании, а Роберт Брейлсфорд — в облике колли. Лэмберт невольно представил себе, как Эми примет это последнее известие. Одной мысли об этом оказалось достаточно, чтобы он с содроганием закрыл глаза.

Войси необходимо остановить. Лэмберт ругал себя последними словами за то, что не дождался Бриджуотера, — но знал, что будет просто идиотом, если попытается справиться со всем самостоятельно. В данных обстоятельствах не помешала бы и целая армия. Придется сделать попытку заручиться помощью Бриджуотера и всех, кого он только сможет убедить. Но первым делом нужно сбежать. Если бы Лэмберту удалось отыскать окно, сквозь которое он сумел бы протиснуться, он рискнул бы прыгнуть. С дезориентацией придется как-то справиться. Лэмберт отказывался признавать, что уход из приюта Святого Хьюберта может отнять у него столько же времени, сколько было потрачено на усилия попасть в него.

Лэмберт прошел по коридору в поисках подходящего окна. Во всех комнатах, куда он заглядывал, окна были забраны решетками. После первой полудюжины он уже почти не замедлял шага, бросая сквозь решетку только беглый взгляд. В середине коридора он услышал музыку, дребезжащую и слабую. Источник удалось легко определить: в одной из запертых комнат находился граммофон.

Лэмберт позволил любопытству увлечь его вперед и вскоре уже заглядывал сквозь решетку в каморку, которая показалась ему менее мрачной, чем другие. Музыка прервалась. Долгие мгновения он молча наблюдал за обитателем комнаты.

Николас Фелл сидел за столом, заваленным бумагами. На полу рядом с ним диск граммофона вращался все медленнее: мелодия на конце пластинки сменилась треском. Фелл пристально наблюдал за пластинкой.

Лэмберту Фелл показался точно таким, каким он видел его в последний раз. Ему явно необходимы были бритье и свежий воротничок. Однако Николас как будто совершенно не тревожился из-за случившегося. Когда Фелл посмотрел в сторону двери, он остался таким же спокойным, как всегда.

— Привет, Лэмберт. Что, скажите на милость, вы сделали со своим глазом? Нет… не пытайтесь…

— Оса. А что вы здесь, к черту, делаете?

Прежде чем Фелл успел закончить фразу, Лэмберт отстрелил замок, открыл дверь и пересек комнату, чтобы обследовать прутья оконной решетки. Один из них оказался соблазнительно разболтанным.

— Я — пленник Войси, — ответил Фелл. — Я собирался сказать: не пытайтесь меня спасти. Боюсь, я не смогу уйти.

Впервые Лэмберт заметил графин с водой, стакан и пустую тарелку на полу у рабочего кресла Фелла. У него оборвалось сердце.

— Но вы же не попались на трюк Войси с тостами с сыром?

Фелл выглядел раздраженным.

— Я провел здесь достаточно много времени, чтобы чуть не умереть от жажды, Сэмюэль. Вода была мне необходима. И никаких трюков не было.

— Но вы что-то съели. Тарелка пустая.

Лэмберт раскачивал плохо закрепленный прут.

Голос у Фелла стал еще более раздраженным, чем его вид.

— Я, к несчастью, действительно что-то съел, хотя и не могу сказать вам, что именно. С виду это было похоже на сэндвичи с курятиной, но вкус оказался отвратительным. Пока чары Войси не будут разрушены или пока он сам не пожелает меня отпустить, я вынужден оставаться здесь.

— Если это так, то почему он запер вашу дверь? — Лэмберт продолжал трудиться над решеткой. — Это Войси сюда вас привез?

— Приспешники Войси, если говорить точно. Оказалось, что у него не один мужчина в котелке, а еще и масса амулетов, — добавил Фелл. — Адам Войси мне всегда не нравился, но я должен признать, что из него получился великолепный тюремщик: он выполняет все мои просьбы относительно оборудования. Никаких помех. Наконец-то я смог продвинуться в исследованиях.

— А зачем он привез вас сюда?

— Войси не одобрял моей общительности. Он хочет, чтобы мне не мешали заниматься работой.

— Странный способ работать вы нашли. Но я имел в виду другое: почему он привез вас именно сюда? Почему именно в это место?

— Я могу только предположить, что Войси предпочитает работать в уединении. И в этом что-то есть. Очень досадно, что меня вынудили здесь оставаться, но по крайней мере я смог сосредоточиться на работе.

Довольный вид Фелла вывел Лэмберта из себя.

— А, так вот что вы делаете! Слушаете граммофонные пластинки, пока Войси превращает людей в животных?

— А оно у него уже заработало? Ему удалось превратить человека в животное? — Фелла явно заинтересовало услышанное. — Кого-то, с кем я знаком?

— А что это меняет?

— Совсем не обязательно повышать голос.

Лэмберт отвернулся от окна и буквально прокричал:

— Он превратил Роберта Брейлсфорда в собаку. А для вас было бы важнее, если бы он превратил графа Бриджуотера в аллигатора?

— Мне понятно ваше волнение, но совсем не обязательно так огрызаться. Войси украл устройство «Аженкур», чтобы использовать его в своих целях. Вот хитрец! Но по крайней мере он дает мне заниматься моей работой.

— Он наложил чары и на Джейн тоже.

— Какая неосмотрительность! И в кого он ее превратил?

— Ни в кого. На нее устройство не подействовало. Меня он тоже попытался превратить в животное, но промахнулся. Или оружие заело… Или еще что-то…

Лэмберт снова принялся сражаться с зарешеченным окном. Ему не хотелось повторять диагноз Джейн, и он надеялся, что залившая его лицо краска может быть принята за результат упорных попыток открыть окно.

— Что бы ни случилось, Войси не мог промахнуться, — сказал Фелл. — Теория, лежащая в основе этого оружия, состоит в выборе одной математической точки в качестве цели. Выбор этой точки осуществляется в соответствии с вашим собственным восприятием. Как часто вы промахиваетесь?

— Не слишком часто, — признал Лэмберт.

Странные звуки отвлекли его от оконной решетки, и он обернулся через плечо:

— Что вы делаете?

Фелл потрудился поднять звукосниматель, завести граммофон и снова включить пластинку.

— Провожу исследования.

Он снова уселся в кресло, но его глаза не отрывались от вращающегося диска. Из раструба граммофона, похожего на цветок вьюнка, полились размеренные чарующие звуки.

Лэмберт не стал скрывать отвращение:

— Слушая красивенькие мелодии?

— Слушая время, — уточнил Фелл. Он указал на диск: — Смотрите, пока вы слушаете. Это время, Лэмберт. Смотрите пристально и думайте, пока смотрите. Что вы видите?

— Граммофонную пластинку.

— Не надо вредничать. Смотрите, смотрите еще. Ну, что вы видите теперь?

Лэмберт постарался посмотреть на все глазами Фелла.

— Я вижу диск на плоской поверхности. На поверхности, которая вращается. Тут есть этикетка: «Маленькая фуга соль минор». Хотите, чтобы я прочел остальное?

— У вас поразительное зрение — но нет, спасибо. Что еще вы видите?

— Я вижу, как игла проходит по бороздке, вырезанной на диске, чтобы воспроизвести шумы, звучавшие в тот момент, когда бороздку прорезали.

— Превосходно. Бороздка, которую вы видите, Лэмберт, — это спираль. Эта бороздка — время. Время, сделанное видимым. Я слишком долго смотрел на армиллярные сферы, и мои мысли шли по кругу. Идеальные круги — это не то, с чем мы здесь имеем дело.

— Время — это спираль?

— Возможно, да. — У Фелла радостно горели глаза. — При определенных условиях оно может быть спиралью.

Лэмберт с трудом заставил себя не повысить голос.

— Мне очень неприятно вас разочаровывать, но время не спираль. И не круг. А также не октаэдр, не додекаэдр и не какая-то другая геометрическая фигура. Время — это то, что мы здесь тратим зря. Мне нужна помощь, чтобы справиться с Войси. Если вы не хотите прервать концерт, чтобы помочь мне с этим окном… — При виде явного отсутствия энтузиазма со стороны Фелла Лэмберт кивнул сам себе и продолжил: — Так я и думал. Если мне удастся проделать в этой штуке достаточно широкую щель, чтобы сквозь нее протиснуться, я оставлю вас.

— Именно об этом я и пытаюсь вам сказать. — Типичное для Фелла выражение легкого смущения стало особенно заметным. — Как мало один человек знает другого, даже если делит с ним жилище. Я даже понятия не имел, что вы знаете слово «додекаэдр», Лэмберт. Уходите, конечно же. Извините, что я вас задержал. Возможность работать без помех — это так ново. Я добился такого прогресса, что даже почувствовал надежду. Возможно, я сумею справиться с нарушенным равновесием до того, как уступлю необходимости стать хранителем.

Лэмберт с раскаянием вспомнил признание Фелла в том, какой дискомфорт ему причиняет это сопротивление.

— Очень тяжело?

— Я справляюсь. В конце концов, какая у меня альтернатива?

— Альтернатива такова: вы превращаетесь в хранителя, не наладив все предварительно. Наверное, это Войси остановило бы. Если уж этого не сможет сделать хранитель, то кто сможет?

— Хранитель смог бы разобраться с Войси так, как вам хотелось бы. — Фелл вздохнул. — Я стараюсь работать как можно быстрее. Я всегда считал себя скорее испытателем, чем теоретиком, скорее скрупулезным историком, чем прозорливым провидцем.

— Кстати, это кое о чем мне напомнило. Вас здесь искали два ваших студента. — Лэмберт снова принялся за окно. — Насколько я понял, вы поставили им оценки за работы. Они недовольны.

— Студенты? Что они здесь делали? — Фелл явно расстроился. — Наверное, мне следовало бы радоваться, что их было всего двое. Кто это?

— Они назвались Кадвалом и Полидором. Им не хотелось называть свои настоящие имена вдали от Гласкасла — это как-то связано с тайным отъездом. Кадвал — фасолевый стручок, а Полидор — картофелина.

— Херрик и Уильямс? — Похоже, Фелл расстроился еще сильнее. — А разве я не закончил с ними обсуждение их работ? Проклятье!

— Скорее всего, в ближайшее время они вас не побеспокоят. Даже если им удалось сбежать, они могут не пожелать сюда возвращаться. Не исключено, что им не удалось перебраться через стену. Прошлой ночью в темноте я что-то слышал. И не уверен, что Войси не превратил их в оленей или еще во что-то.

Фелл невесело засмеялся:

— Гостеприимный хозяин.

— О, благодарю вас! — послышался голос от дверей. Войси поманил к себе Фелла и Лэмберта. — Раз уж вы так безжалостно разрушаете запоры, Сэмюэль, мне придется попросить вас обоих перебраться в другую комнату. Боюсь, что вы найдете ее чересчур тесной, Николас. Джейн тоже там будет. Если вы положите пистолет на пол и отойдете от него, Сэмюэль, у вас будут свободны обе руки и вы сможете помочь Николасу нести его бумаги и оборудование.

У Лэмберта оборвалось сердце. Войси со своими подручными представлял слишком значительную силу, чтобы продолжать сопротивление. Ему оставалось только взять пример с Фелла и повиноваться.

Лэмберта удивила поспешность, с какой подручные Войси увели их с Феллом в камеру, которую им предстояло делить с Джейн. Такая же деловитость была проявлена при подготовке камеры. Как и во всех остальных помещениях, виденных Лэмбертом, стены и пол были выложены керамической плиткой. Угол с умывальником и горшком во имя стыдливости был отгорожен ширмами. В камере поставили пару раскладных кроватей. На столе обнаружился поднос с тарелкой снеди, с виду напоминавшей превосходные сэндвичи с курицей, чайник с тем, что выглядело как чай, и обычный набор чашек и блюдец. Письменный стол Фелла, его рабочее кресло и граммофон были перемещены одновременно с ним. Николас погрузился в свои исследования, как только перед ним оказались все его бумаги. Единственным предметом мебели помимо названных было кресло Джейн.

Сама Джейн, казалось, едва могла вынести вид Лэмберта и Фелла, не говоря уже о Войси и его подручных. Она сидела хмурая, бледная и молчаливая.

— Мне очень жаль, что я не сбежал, — негромко проговорил Лэмберт, как только Войси и его люди заперли дверь и оставили их. — Вместо этого я нашел Фелла. Я позволил себе отвлечься. Я виноват.

Джейн сказала:

— Вы сделали все возможное. Мне жаль, что я не могла пойти с вами. Мне едва удалось создать иллюзию того, что я разорвала чары Войси. Мне удалось исчезнуть, так что видна была только иллюзия меня, чтобы вы подумали, будто я свободна. Но это все. И теперь я расплачиваюсь за мое нахальство.

Лэмберт вспомнил последствия ее допроса в полицейском участке Гласкасла.

— Опять голова болит?

— Дело не только в этом. Возникло небольшое осложнение.

Джейн медленно подняла правую руку. Ее настоящая правая рука осталась лежать на подлокотнике кресла. Иллюзорная правая рука прошла сквозь руку Лэмберта, но он совершенно ничего не почувствовал.

— Какого… — Лэмберт запоздало заметил, что Джейн сопровождает ее собственное иллюзорное изображение в полный рост. В данный момент они обе сидели в кресле. Только жест правой руки отличил настоящую Джейн от иллюзии. — Это Войси сделал?

Джейн с досадой ответила:

— Это я сделала. Когда я создала иллюзию, мне пришлось потратить больше силы, чем обычно. Я решила, что она понадобилась мне для того, чтобы противодействовать силе Войси. А теперь я не могу разрушить этот фантом. Похоже, произошло какое-то расщепление. Частью той энергии, которую вложила в чары, я не могу распоряжаться. Создается такое ощущение, будто что-то… просочилось. Очень неприятное чувство. Но что еще хуже, мне приходится тратить почти все внимание на то, чтобы сохранить над ней контроль. Даже если я не пытаюсь ею управлять, она поглощает мою энергию.

Лэмберт завороженно наблюдал за ними обеими.

— И как долго вы сможете ее поддерживать?

— Не знаю. Но что произойдет, если я позволю… ей… получить свободу? Сколько моих сил она заберет с собой, когда уйдет? Я никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным.

Даже по голосу Джейн чувствовалось, как она встревожена.

— Так вот почему я не мог вас почувствовать там, на лестнице. — Лэмберт немного задумался. — До него… до нее нельзя дотронуться, так?

— Да, нельзя.

— А она дотрагиваться может?

— Нет. И голоса у нее нет. Она была создана только для видимости.

Лэмберт не пытался скрыть своего разочарования.

— Значит, она могла бы пройти сквозь стену, но ничего не смогла бы сделать, попав туда.

— Увы, да.

Испытывая одновременно глубокий интерес отвращение, Лэмберт наблюдал за тем, как фантом повторяет безнадежную мину Джейн.

— А откуда она знает, что делать?

— Понятия не имею. — Голос Джейн был усталым. — Если я ее отпущу, ваше любопытство, возможно, будет удовлетворено. Но что мне делать, если она не вернется?

— Однако вам приходится тратить силы на то, чтобы оставить ее при себе, правда? — позволил себе высказать свои мысли Лэмберт. — Разве вам рано или поздно не понадобится отдохнуть? Лучше провести какие-то эксперименты сейчас, пока у вас есть силы.

— Я начинаю понимать, как вам удалось так долго работать с Войси, — колко сказала Джейн. — Это ваше увлечение полевыми испытаниями! — Она расслабилась и протяжно вздохнула. Иллюзорная Джейн поднялась на ноги и сделала шаг от кресла. Яркое сходство бледнело по мере увеличения расстояния между ними. К тому моменту, когда фантом достиг двери, он приобрел ровный коричневатый цвет. Линии и формы остались прежними, поблекли только краски. Лэмберт обнаружил, что ему легче справляться с беспокойством, которое ему внушала эта штука, если он относится к ней как к некой движущейся фотографии.

— Продолжай, — подбодрил Лэмберт иллюзию, когда та помедлила у двери. — Ты можешь это сделать.

Иллюзорная Джейн выгнула одноцветную бровь точно так же, как Джейн настоящая, и повернула обратно к креслу Джейн. На пути к нему она прошла позади Фелла, который что-то бормотал себе под нос, заткнув уши пальцами, чтобы лучше сосредоточиться. Она прикоснулась к его плечу — без всякого эффекта, — а потом перегнулась через его плечо, чтобы посмотреть на бумаги, разбросанные вокруг него. Иллюзия указала на один из расчетов Фелла и укоризненно покачала головой.

Лэмберт почувствовал, что у него отвисла челюсть. Он с трудом опомнился — ровно настолько, чтобы спросить:

— Она не может говорить, но может читать математические формулы?

— Если бы она могла держать карандаш, она бы их исправила. — Джейн казалась еще более бледной, чем раньше. Она закрыла глаза. — Да, эта ошибка достаточно очевидна.

— Вы можете видеть то, что видит она? — вопросил Лэмберт.

Джейн открыла глаза и воззрилась на него.

— Очевидно. Я ведь уже говорила вам: я никогда в жизни ничего похожего не видела.

Впервые за это время Фелл оторвался от работы. Он отнял руки от ушей и отодвинулся от стола.

— Что вы делаете?

Он переводил взгляд с Джейн на ее иллюзию — и обратно. Было видно, что его очень смутил интерес, который иллюзия проявила к его записям.

Иллюзорная Джейн неспешно просмотрела вычисления Фелла, а потом подняла голову с иронической улыбкой. На этот раз она возвела глаза к потолку и покачала головой.

Развеселившийся Лэмберт вполголоса спросил у Джейн:

— Вот вы какая за всеми вашими хорошими манерами?

— Надеюсь, что нет, — сердито ответила Джейн. — Думаю, она этим компенсирует неспособность говорить.

Похоже, Фелла гримасы иллюзии раздражали не так сильно, как Лэмберта. Он взял карандаш, нашел место вычислений, на которое указал фантом, и вопросил:

— Ну, так где здесь ошибка?

Иллюзия постучала пальцем по цифрам над уравнением в верхней части листка.

— О! — Фелл зачеркнул эту строку и начал заново делать вычисления. — О! Ну а как сейчас? Лучше?

Иллюзия кивнула. Не открывая глаз, Джейн также кивнула, выражая согласие.

Лэмберт привык к иллюзии, пока та работала совместно с Феллом и Джейн. Наблюдая за ними, он чувствовал себя ненужным, отстраненным от дел. Если так пойдет дальше, он заскучает настолько, что начнет наблюдать за тем, как вращается этикетка на граммофонной пластинке. Он сел на пол рядом с креслом Джейн и положил голову на подлокотник. Теперь, когда у него появилось время, он почувствовал, что устал и голоден и что плечо у него немного болит в том месте, где его сжал один из подручных Войси, препровождая в камеру. Он был недостаточно образован, чтобы оказать Феллу хоть какую-то помощь. Он совершенно не представлял себе, как можно было бы помочь Джейн. Самое большее, что он мог сделать, — это держаться в стороне и стараться их не отвлекать.

Лэмберт беспокойно зашевелился. Он попытался устроиться удобнее — и при этом звук и ощущение напомнили ему о листке бумаги, лежащем у него в кармане. Он запоздало вспомнил о чертежах, которые украл в библиотеке. У него сейчас есть сколько угодно времени на то, чтобы внимательнее их изучить. Он вытащил чертежи и развернул их.

Чертежи состояли из трех больших листов бумаги с техническими набросками устройства «Аженкур» как единого целого, так и в виде деталей. Изображение целого, вид спереди и сбоку, было достаточно ясным. Устройство содержало в себе нечто вроде винтовочного прицела, спусковой механизм и несколько цилиндров, один из которых служил стволом. Лэмберт погрузился в тщательное изучение остальных цилиндров. В одном содержались зеркала. В другом были заключены линзы. Четвертый, судя по всему бронзовая трубка, предназначался в качестве оболочки для деревянного цилиндра длиной шестнадцать дюймов. Эта трубка была обозначена как «жезл Эджертона».

— Эджертон, — вслух задумался Лэмберт. — Ведь это они окружили стеной территорию монастыря Святого Хьюберта, так ведь? Это сделали Эджертоны?

— Правильно, — рассеянно отозвался Фелл. Он был погружен в вычисления, так что ответ дал почти машинально.

— А что такое «жезлы Эджертона»? — спросил Лэмберт.

— Это не «жезлы», а один-единственный жезл, — ответил Фелл. — Жезл Эджертона принадлежит семье Эджертон. Это артефакт сверхъестественного происхождения, который бережно хранит семья, являющаяся его обладательницей. Точно так же семейство Масгрейв хранит кубок, который они называют «Удачей Эденхолла». Жезл Эджертона упоминается в Словаре фольклорных сюжетов Брауна под рубрикой «Комус».

С преувеличенной кротостью Лэмберт проговорил:

— Поскольку в данный момент я не в состоянии обратиться к источнику, то не могли бы вы меня просветить?

— А нельзя с этим подождать? — Фелл оторвал взгляд от своих бумаг. — А, ладно. Раз уж вы настаиваете… — Он сложил руки перед собой и собрался с мыслями. — Давным-давно, когда лес простирался от гор Уэльса до долины Северна, в лесной чаще жили создания, наделенные силой. Некоторые из них были добрыми, а некоторые — злыми.

— Постойте! — Лэмберт поднял руку, призывая Фелла к молчанию. — Я не просил, чтобы мне рассказали сказку.

— Напротив, — с явным раздражением возразил Фелл, — вы спросили про жезл Эджертона.

Джейн закрыла глаза.

— Честно говоря, мне не помешало бы отдохнуть. Будьте добры, расскажите нам сказку.

— Отлично. — Фелл вернулся к своему рассказу. — Одним из злых созданий, живущих в лесу, был оборотень. Собиратель преданий, который записал все это спустя много столетий, называл оборотня Комусом. Настоящий собиратель преданий обязательно проследит историю, которую он излагает, до классического источника. В данном случае он добросовестно заявил, что матерью Комуса была Цирцея, а отцом — Бахус. Это чепуха. Кем бы ни был этот Комус и как бы его ни звали, его родители не были ни римлянами, ни греками. Он был британцем до мозга костей.

Лэмберт вспомнил Полидора.

— Комус Нимет? Так когда-то называли это место.

— Жаль, что я этого не знал, — отозвался Фелл. — Комус был настоящим зверем. Он обожал устраивать засады на молодых женщин. В несколько приглаженном варианте истории, опубликованном примерно сто лет назад, он встречает девушку, идущую на рынок, и ведет с ней торг, предлагая удачу в обмен на ее невинность. Нет нужды говорить, что это выхолощенный вариант рассказа. В англосаксонской версии он предлагает купить ее невинность, а когда она отказывается, он пытается ее изнасиловать. Но во всех вариантах девушка убегает. Она бросается в реку, лишь бы не подчиниться ему.

— А милосердные языческие боги не превратили ее в форель, чтобы она смогла уплыть? — спросила Джейн. — Или, наоборот, ее сочли христианской мученицей и поклонялись ей у ближайшего святого источника?

— Я еще до этого дойду. — Фелл продолжил свой рассказ: — В следующих историях Комус пристает к любой девушке, которая ему приглянется. Помимо непристойных домогательств он угрожает жертве своими чарами оборотня. В этих поздних рассказах в его власти оказываются только те, кто принимает его предложение. Если девушка ему отказывает, он не может изменить ее облик. В некоторых случаях девушка спасается. В каждом случае, где рассказывается об успешном бегстве, девушка не уступает Комусу и призывает себе в помощь местного духа вод. Дух вод вступается за девушку, и та спасается. В результате ассоциации духа вод отождествляют с первой девушкой из самого древнего предания. Имеет место привычный мотив преображения, но девушка превращается не в форель, а в духа вод.

— Бедняжка, — сказала Джейн.

Судя по виду иллюзии, та была с ней согласна.

— Звучит похоже на либретто оперы, — заметил Лэмберт.

— Итак, в гораздо более недавнем времени, примерно с полудюжину веков назад, в этих местах напали еще на одну девушку. Но обстоятельства коренным образом изменились. Большая часть леса была вырублена: норманны пробивали себе путь, пытаясь покорить валлийцев. Были воздвигнуты огромные замки, в том числе и тот, что до сих пор стоит в Ладлоу. Законы, характер которых мы понимаем лишь смутно, управляли теми, кто жил среди этих холмов.

— Закон! — фыркнула Джейн. — Для некоторых он ограничивался только словами «заслушали и решили».

— Лучше закон для некоторых, чем беззаконие для всех, — сурово заявил Фелл. — На этот раз, когда девушка удрала от оборотня, она не бросилась к реке, а побежала к местным властям и подала жалобу. Власти ей не поверили. Более того, ее на месяц посадили в тюрьму за наговор. Ход событий изменился, как видите. Комус остался прежним: менял облик и пытался торговаться. Однако теперь девушка потребовала вмешательства гражданских властей, а не божественных.

— И они ей не помогли, — сказал Лэмберт.

— Увы, да. Спустя какое-то время срок ее заключения истек и она вышла на свободу. Согласно одной версии, она обратилась к духу реки и призвала на помощь его силу, чтобы научиться магии. Она старалась защитить других от влияния Комуса, и долгое время не сообщалось о том, чтобы оборотень к кому-то приставал. Согласно этому рассказу, когда женщина умерла, ее магические способности укрепили силу речного духа.

— Какая красивая история. — По кислому тону Джейн было ясно, что она все еще переживает из-за несправедливого отношения к той девушке. — Так воодушевляет!

Фелл продолжил свою лекцию:

— Проходит еще несколько веков — пролетают стремительно, как это сейчас бывает со временем, и в замке Ладлоу появляется семейство Эджертонов. Глава семейства, носящий титул графа Бриджуотера, получил эти земли от короля. У этого человека было трое детей: два сына и дочь. Однажды, отправившись на охоту, они заблудились, потеряли из виду сначала остальных охотников, а потом и друг друга. Вы улавливаете закономерность, правда?

— Как не уловить, — отозвался Лэмберт.

— Комус встретил девушку, пока двое ее братьев разыскивали ее по лесу. Сначала он пытался ее обольстить, потом начал угрожать, но девушка знала местные предания и призвала себе на помощь духа реки. Комус не смог ничего с ней сделать, но и она не могла освободиться, потому что Комус наложил на девушку чары, сделав ее пленницей кресла. И она могла бы остаться в нем навечно, наблюдая за забавами Комуса и теми несчастными, которых ему удалось уговорить и поймать. К счастью для девушки, ее братьев нашел отряд, отправленный на их поиски. Вместе все они отыскали девушку, прервав забавы Комуса. Оборотень и его приспешницы сбежали, но перед этим братья набросились на него и отняли у него жезл. С помощью жезла братья благополучно освободили свою сестру. Трое графских детей вернулись в семейный замок победителями.

Джейн воззрилась на Фелла, и ее иллюзия — тоже.

— Поверить не могу! Счастливый конец?

— Безоговорочно счастливый. К жезлу относились со страхом и почтением, считали одним из семейных сокровищ и берегли. — Фелл посмотрел на Лэмберта с нескрываемым триумфом. — И теперь он известен как «жезл Эджертона».

— А что случилось с Комусом? — поинтересовалась Джейн.

— Он убежал. Без своего жезла он оказался почти беспомощным. Он превратился в легенду, которой можно пугать перед сном детей. Со временем он окончательно исчез, оставшись только библиографической статьей в Словаре фольклорных сюжетов Брауна. Не было больше нападений. Не было похищений. Молодые женщины Шропшира с каждым годом становятся все более бесстрашными. Скоро они уже начнут водить автомобили.

Лэмберт обдумал услышанное.

— Ладно. И какая часть этой истории — правда?

— Кто знает? — Фелл вернулся к своим расчетам. — Возможно, в ней все неправда. Возможно, это просто сказка.

— Наверняка, — сказала Джейн, — если они жили долго и счастливо.

Это заставило Фелла снова оторваться от бумаг.

— На самом деле так оно и было, в конце концов. Все трое детей графа Бриджуотера прожили долгую и счастливую жизнь. Можно заглянуть в приходские книги и это доказать. Но с данным фактом связана еще одна история, которую Браун не посмел включить в свой справочник.

— Ну, рассказывайте же! — в один голос поторопили Фелла Лэмберт и Джейн.

Похоже, Фелл наслаждается тем, что его упрашивают. Наконец он согласился удовлетворить их любопытство.

— Ладно. Но эту историю вы никому не должны пересказывать. Никаких документальных подтверждений не существует, а любые намеки на нее до сих пор влекут за собой обвинения в клевете. Давным-давно, через несколько лет после того, как семейство Эджертон столкнулось с Комусом, началась Гражданская война. Видите ли, король Карл совершенно неправильно понимал природу законов. Он настолько испортил дело, что ему пришлось идти войной на своих собственных подданных.

Джейн откашлялась и ласково проговорила:

— Я позже объясню Лэмберту истоки и причины Гражданской войны, если он не знаком с нашей историей. А пока вы могли бы продолжить рассказ.

— Как хотите. — Фелл немного обиделся. — Эджертоны, хоть и были намного богаче многих, не отличались от множества других семейств. Один брат встал на сторону парламента, а второй — на сторону короля. Остаться в стороне от конфликта оказалось невозможно. Леди Элис Эджертон оказалась перед перспективой потери как минимум одного из братьев, а возможно, и обоих. Это общепризнанные факты. А вот дальнейшее может повлечь судебный иск по обвинению в клевете. Чтобы защитить семью и сохранить замок, который они считали своим домом, она ваяла жезл и стала изучать магию, чтобы воспользоваться его силой.

— И где она училась? — вопросила Джейн. — Не могла же она просто взять жезл и сама научиться им пользоваться!

— Знаю, знаю! — Фелл воздел руки, призывая ее прекратить протесты. — Это невозможно. Однако существует много видов волшебства и самые разные виды природных способностей. Факт остается фактом: замок Ладлоу ни разу не оказался в осаде. Ее братья благополучно пережили войну. И семейству Эджертон с той поры всегда сопутствовала удача. Можете посмотреть хотя бы на достижения нынешнего графа Бриджуотера, который является дальним внучатым племянником леди Элис. Этот человек — настоящий универсал. Он покорял горные вершины, плавал у множества разных берегов, освоил живопись, поэзию, одиннадцать языков и колокольный звон. Люди, подобные ему, встречаются не особенно часто, но личности такого масштаба вообще не встречалось уже сто лет.

— Так жезл Эджертона принадлежит графу Бриджуотеру? — Лэмберт нахмурился, рассматривая чертежи, разложенные у него на коленях. — А как он попал в устройство «Аженкур»?

Фелл резко отодвинулся от стола, и Лэмберт понял, что в кои-то веки все внимание друга сосредоточено на нем.

— О чем вы говорите?

Лэмберт продемонстрировал ему подробный чертеж устройства. Заинтригованный Фелл взял у него чертежи и разложил их у себя на столе, а Джейн и ее иллюзия вытянули шеи, стараясь их рассмотреть.

— Комус не смог одолеть дочь графа, а только приковал ее к креслу. Девственность все еще остается защитой в некой системе теорий, — с удивлением констатировал Фелл.

Лэмберт содрогнулся.

— Эти ограничения по-прежнему в силе, — продолжил Фелл. — Вы сказали мне, что созданное Войси оружие не оказало воздействия на мисс Брейлсфорд. Это странное кресло — единственное, что ее удерживает. Откровенно говоря, я был удивлен, узнав, что за это кресло ответствен только Войси.

— Вы не ответили на вопрос Лэмберта, — сказала Джейн. — Как этот артефакт оказался частью устройства «Аженкур»?

Фелл дернул себя за кончик уса.

— Мне бы хотелось спросить об этом у Бриджуотера. На самом деле у меня есть даже несколько вопросов, которые мне хотелось бы ему задать.

— Бриджуотер читал ту лекцию, которую вы посещали в Лондоне, — вспомнил Лэмберт. — А математика входит в число его талантов?

— Господи, я на какое-то время даже забыл про мои расчеты. Бриджуотер — специалист по истории армиллярных сфер, а не по их использованию. Он вполне может знать математику лучше, чем вы, Лэмберт, но, боюсь, я в нем сильно разочаровался. — Фелл отложил в сторону чертежи устройства «Аженкур» и снова занялся своими бумагами. — Спасибо за напоминание. Мне надо вернуться к работе.

— Я так и знала, что это ненадолго, — мрачно заявила Джейн.

— Мне тоже следовало бы знать. — Лэмберт свернул чертежи и снова спрятал их себе в карман. — Наверное, я снова постараюсь быть видимым, но неслышимым.

Фелл посмотрел на Лэмберта — и его глаза вспыхнули пронзительно-ярко:

— Что вы сказали?

Джейн выгнула бровь:

— Он что-то услышал. Это можно считать прогрессом.

— Вы сказали что-то вроде «видимым, но неслышимым». — Фелл прищурил глаза. — А что, если бы вы сказали: «слышимым, но невидимым»?

— Если бы я сказал это, — осторожно ответил Лэмберт, — то это была бы бессмыслица.

— В чем не было бы ничего нового. — Фелл задумчиво разгладил усы. — Я это не конкретно про вас, Лэмберт. Люди вообще редко говорят что-то осмысленное. К счастью, мы так привыкли к этому факту, что даже, несмотря на это, неплохо понимаем друг друга.

— Насчет себя я не уверен, — заметил Лэмберт.

— Я сосредоточился на расчетах того, что могу видеть. — Фелл провел рукой по бумагам, разложенным перед ним. — А ключ был передо мной все время, пока я наблюдал за вращением граммофонной пластинки. Математику можно не только видеть, но и слышать!

— Как музыку? — Лэмберт посмотрел на граммофон. — «Маленькую фугу соль минор» Баха?

— Как музыку сфер, — рассеянно отозвался Фелл.

Лэмберт пристально посмотрел на него:

— О чем вы говорите?

— Спасибо вам за идею, Лэмберт. — Казалось, Фелл устремил взгляд куда-то очень далеко. — Теперь я хотел бы, чтобы меня пару мгновений никто не отвлекал…

Говоря все тише, он вернулся к работе. Через несколько секунд Фелл уже настолько погрузился в свои расчеты, что не замечал никого вокруг. Спустя некоторое время Джейн и ее иллюзия снова вернулись к проверке его вычислений на предмет ошибки. Лэмберт расхаживал по комнате, пока не избавился от приступа беспокойства, а потом снова уселся на пол и прислонил разболевшуюся голову к креслу Джейн. Хорошо хоть, что у граммофона кончился завод.

Лэмберт пошевелился. Судя по боли в шее, он задремал, прислонясь к креслу Джейн. Он не спеша зевнул, потянулся и протер глаза. В конце концов, ему нечем было заниматься, кроме как спать. Он только надеялся, что храпел не слишком громко.

Сквозь единственное зарешеченное окошко пробивался солнечный свет, но это был рассеянный свет облачного дня. Чувство направления у Лэмберта действовало не лучше, чем во время пребывания в лесу. Он не мог определить, на какую сторону выходит окно, и не видел через него ничего, кроме деревьев. Оставшись без указаний внутреннего компаса, Лэмберт обнаружил, что ему трудно верить в то, что его окружает. Он вполне мог находиться среди декораций или в ателье живописца. Свет был неправильный, но не удавалось точно понять, что именно в нем неправильного, — или хотя бы объяснить себе, откуда возникла такая уверенность. Разлад в окружающей атмосфере был слишком глубоким, чтобы его можно было определить. Лэмберт знал только, что это крайне его беспокоит.

Джейн и Фелл все еще работали. Фелл придвинул свой рабочий стол к креслу Джейн, чтобы ей лучше были видны его расчеты. Иллюзорная Джейн по-прежнему оставалась там, благодушно взирая на них. Настоящая Джейн, выглядящая еще более измученной, чем раньше, читала записи, которые Фелл поднимал так, чтобы ей было удобнее их видеть. Николас казался раздраженным. Он отодвинул стул от стола. Именно скрип ножек стула по полу и разбудил Лэмберта.

— Вы не следите за моей логикой! — заявил Фелл, обращаясь к Джейн.

— Ничего удивительного в этом нет, — отозвалась она. — По-моему, тут и следить не за чем.

Лэмберт потер шею. Он явно не проспал ничего важного.

— Вы не видите более широкой картины, — продолжал упреки Фелл. — Восприятие и воля — это основы магии. Я не могу исправить искажения, пока их не восприму. А единственный способ полностью достичь этого состоит в том, чтобы найти должное описание структуры мира в том виде, в каком она должна находиться, причем наш мир окажется в центре небесных сфер. Затем, если мне удастся описать структуру мира в том виде, в каком она на самом деле находится после нарушения равновесия, мне нужно будет проявить достаточно воли, чтобы воспринимать эти две структуры в ходе их совпадения.

— А мне казалось, вы говорили, что нарушение равновесия заключалось в искажении времени. А вы сейчас описывали пространство.

Джейн не могла сделать жест в сторону расчетов, так что вместо нее это сделала иллюзорная копия.

— А откуда берется магия? Почему восприятие человека или воля человека должны повлиять на что бы то ни было? Магия проистекает из противопоставления небесной структуры мира, идеальных сфер, соединенных в гармонии, передаваемой армиллярными сферами, и структурой реальной модели, в которой планеты вращаются вокруг Солнца. Любое истинное восприятие включает в себя и то и другое. Волевое усилие, необходимое для использования этого влияния, меняется в зависимости от того, насколько велики или малы различия в этом противопоставлении.

— В Гринло эти вещи преподают иначе, — сказала Джейн.

Фелл не обратил на ее слова никакого внимания.

— Я не могу переставить стрелки часов, пока не узнаю точное время. Я пытаюсь сопоставить модель того мира, какой мы имеем в настоящий момент, модель, в которой содержится искажение, с моделью небесной структуры. Вместо идеальных сфер я пытаюсь найти возможность применить спираль. Если бы только мне удалось воспринять эти две структуры одновременно, я был бы готов усилием воли заставить их совпасть.

Джейн казалась рассерженной, а ее иллюзия явно упрямилась.

— Вы не можете использовать спираль.

Фелл парировал:

— Это вы не можете. А я должен хотя бы попробовать.

— Параллельные линии не пересекаются. Они никогда не пересекутся. Они не могут этого сделать. И сферы могут быть только тем, чем они являются. Сферами.

Джейн только что не выкрикнула последнее слово.

Фелл был воплощением терпеливости.

— Однажды сферы совпали. Иначе у нас не было бы разлома, с которого все началось.

— Разлом создала хранительница. У магии хранителей другая природа, — упрямствовала Джейн.

Лицо Фелла снова стало раздраженным.

— Не берите на себя смелость объяснять мне, какова природа магии хранителей. Я изучал литературу. Я знаю, что хранители делали и что могли делать в незапамятные времена.

Джейн ледяным тоном проговорила:

— Они уравновешивают. Они не жонглируют.

— Величайший хранитель — это тот, кто делает меньше всех. Знаю, знаю. Но я пока не хранитель. Я могу использовать только те инструменты, которые имею.

Джейн со вздохом подняла глаза к потолку. Ее иллюзия встревоженно посмотрела на нее.

— Это никогда не получится. Вы никогда не достигнете цели.

— С такими постоянными помехами — конечно, — согласился Фелл. — Однако нужно брать быка за рога.

— Раз уж берете, то берите за рога нужного быка, — заявила Джейн. — Примите решение. Вы используете точки по-эвклидовски. Вы исходите из того, что точки существуют независимо от плоскостей, которые вы описываете. Ведь вы имели в виду именно это, правильно? Но в остальной части вашей работы ваши плоскости состоят из точек. Два разных подхода… А, забудьте! Вы могли бы усадить за работу целую группу математиков — настоящих математиков, талантливых математиков, — и за годы трудов они так и не получили бы подходящей модели. Вы зря тратите время, Фелл. И не только свое, но и всеобщее.

— Вот почему Войси оказался идеальным хозяином дома? — спросил Лэмберт.

Фелл стремительно обернулся к Лэмберту, словно только сейчас вспомнил о его существовании:

— Что вы имели в виду?

— Войси привез вас сюда и позаботился о том, чтобы вы здесь оставались. Но он позволил вам взять вашу работу и предоставил время, чтобы вы ею занимались. Он дал вам граммофон и пластинки. Вам не кажется это подозрительным?

Фелл явно задумался:

— В этом что-то есть.

— Если вы почему-то тревожили Войси, то не потому, что ваша работа могла бы помешать ему, — сказала Джейн. — Он позволил вам забавляться ею. Чтобы вы не вмешивались, как я полагаю.

— Или чтобы Фелл не встретился еще с кем-то, — подсказал Лэмберт. — Если бы вам удалось заставить Фелла действовать в качестве хранителя, то стало бы это чем-то, с чем Войси смог бы справиться?

— Скорее всего, нет, — ответила Джейн.

— Но Войси знает, что вам не удалось этого сделать. Фелл по-прежнему не хочет становиться хранителем. Кто был бы следующим человеком, который попытался бы убедить Фелла действовать? — спросил Лэмберт. — Возможно, Войси привез Фелла сюда, чтобы не дать ему встретиться с этим человеком, кто бы он ни был?

— В этом случае Войси не запер бы нас всех вместе, не имея полной уверенности в том, что у меня не будет шансов убедить Фелла стать хранителем. Никаких.

Джейн выглядела обиженной. Иллюзия добавила к выражению ее лица еще и кровожадность.

— Войси настолько же уверен в том, что ваши расчеты никуда вас не приведут. И в этом он совершенно прав, — продолжила Джейн. — Вам надо отступиться, Фелл. Ваша стратегия не работает.

— То, что вы смогли найти несколько ошибок в моих расчетах, еще не делает вас квалифицированным критиком.

— Любой мало-мальски квалифицированный человек мог бы найти ошибки в ваших вычислениях, сэр. — Джейн так налегала на вежливость, что из-за нее проглядывала грубость. — Признайте это. Вы хранитель запада. Примите этот факт и действуйте соответствующим образом.

Фелл снова принялся за работу.

— Придет время, когда я больше не смогу сопротивляться. Но пока это время еще не наступило. Пока могу работать, я должен работать.

Иллюзорная Джейн выглядела такой же сердитой, как Джейн настоящая. В комнате воцарилось напряженное молчание.

Лэмберт пересек комнату и посмотрел сквозь решетку в двери. Коридор за нею был пуст.

— Как вы думаете, что Войси собирается делать с устройством «Аженкур» теперь, когда оно заработало?

— Надо полагать, то же самое, что бы стала делать я, — ответила Джейн. — А я бы стала применять его выборочно, пока мир не будет существовать в соответствии с моими распоряжениями.

— А вы действительно стали бы делать именно это? — спросил Лэмберт. — Править миром?

— Я предпочитаю считать это усовершенствованием мира, — возразила Джейн. — Но признаю, что могла бы придумать гораздо более эффективные способы этого добиться. Это не слишком удачное сверхоружие, правда ведь?

Фелл оторвался от своей работы.

— Первоначальная идея комитета заключалась в том, чтобы при работе над проектом «Аженкур» создать масштабное устройство, которое могло бы доставлять чары преображения на большое расстояние и действовало без разбора на всех. Никакой там трансформации одного человека в собаку, а другого — в лошадь. Превращение целого батальона в свиней — такова была первоначальная цель.

Джейн сказала:

— А мне казалось, что вы не принимали участия в этом проекте. Откуда вы все это знаете?

— Меня пригласили в нем участвовать, и я присутствовал на стольких совещаниях, что даже вспомнить противно, — ответил Фелл. — Но потом мне удалось добиться, чтобы меня исключили из состава комитета. Хотел бы я, чтобы за каждое совещание, на котором приходилось присутствовать за все время, мне выплачивали по шесть пенсов. Однообразная чушь. Даром потратил много часов моей жизни. Часов, которые уже никогда не вернутся.

Лэмберт начал вышагивать от двери к окну.

— Постойте. Войси изменил оружие, чтобы сделать его менее эффективным?

— Более метким. Насчет меньшей эффективности я не знаю.

Пока Фелл говорил, давление воздуха в комнате внезапно изменилось. Хотя окно было закрыто, а дверь заперта и ветра не было, бумаги, разложенные перед Феллом, зашевелились, словно их подхватил ветер. Казалось, что атмосфера заискрилась от энергии.

— Какого дьявола… — начала Джейн, а Фелл почти одновременно с ней воскликнул:

— Господи!

— Это еще что за черт?

Лэмберт подбежал к окошечку в двери и попытался выглянуть в коридор.

Вблизи и где-то далеко начали лаять собаки, к ним присоединили свои крики другие встревоженные животные. Беспокойство в воздухе росло, словно готовилась разразиться гроза, однако изменений в освещении не было, ни снаружи здания, ни внутри, так что трудно было объяснить, откуда берется ощущение сгущающейся темноты.

— Это дело рук Войси? — испуганно спросила Джейн.

Ее вопрос потонул в раскатах грома. Хотя мир видимо не изменялся, гулкое рычание грома усилило колкую тревогу, ощущавшуюся в воздухе. Лай перешел в вой как вдали, так и поблизости. Хотя ветра так и не ощущалось, но, как только раскаты грома смолкли, в комнате что-то шевельнулось и бумаги Фелла полетели на пол.

— Это разрушено их охранное заклинание, — сказал Фелл. Он встал и с наслаждением потянулся. — Похоже, что при этом разрушились и те чары, которые были наложены на меня. Надо понимать так, что ваши двое прогульщиков, Лэмберт, все-таки смогли сбежать и вызвать подмогу. Отличная работа!

Непонятно где — то ли в полумиле от дома, то ли просто этажом ниже — раздался крик: множество голосов, прозвучавших как один. Крик содержал одну ноту и не больше, один звук — и не больше. Однако эта нота звенела и вибрировала, питалась сама собой, удваивалась и снова удваивалась, пока сами камни не запели, отвечая ей.

Крик и его отголоски резко закончились, словно были оборваны, однако с ними исчезло и чувство тревоги. Тишина повисла в неподвижном воздухе. Безмолвие было настолько глубоким, что Лэмберт на секунду встревожился, не потерял ли он способность слышать.

— Быстрее, Лэмберт, проверьте дверь, — распорядилась Джейн. — Это был Великий Вопль. Если его правильно выполнили, он мог отпереть все замки на расстоянии одной мили.

Лэмберт приложил все силы, но дверь осталась запертой.

— Что это было?

— Ученые Гласкасла. Они создали Великий Глас. — Фелл собирал бумаги, пытаясь вернуть им хоть какой-то порядок. — Только школяры называют его Великим Воплем. Глупый сленг.

— Это были ученые Гласкасла? Как это — все одновременно? — Лэмберт подошел помочь Феллу с бумагами. Пока они подбирали записи, новая волна звуков взмыла снизу: переливчатый свист, повторявшийся снова и снова, иногда один, иногда — несколько свистков одновременно. — А что это такое?

— Похоже на полицейский свисток. — Джейн наклонила голову. — Помноженный на сто.

— Не может быть, — откликнулся Фелл. — Полицейским отрядам запрещено использовать Великий Глас для проникновения в помещения, если у них нет специального ордера.

— Тогда мы должны предположить, что кто-то позаботился получить такой ордер. — Джейн откинулась в кресле. — Слава богу.

Лэмберт вернулся обратно к решетчатому окошку в двери. По коридору приближалось нечто новое. Кто-то пел: тенор выдерживал одну ноту на протяжении восьми счетов. Затем следовало несколько тактов передышки, во время которой был слышен звук открываемой двери. А потом нота снова звучала — в течение восьми счетов.

Когда певца стало видно, Лэмберт узнал в нем Полидора. По пятам за ним шли животные. Тут были таксы и крысы, кошки и мышки, олени и гончие. Они двигались вместе, и, казалось, каждый был совершенно равнодушен к остальным животным, окружавшим его.

Полидор остановился у камеры на противоположной стороне коридора и крикнул сквозь решетку:

— Херрик, это ты? — Он пропел одну ноту, «ля», — и дверь отперлась. Полидор придерживал дверь, пока оттуда не вышел годовалый олененок, присоединившийся к толпящимся животным. — Осторожнее, берегись барсука.

Полидор повернулся и увидел Лэмберта, смотревшего на него сквозь решетку.

— О, да это американец! Какой приятный сюрприз. — Он пересек коридор и заглянул мимо Лэмберта в камеру. — Вы нашли себе партнеров, как вижу. Как приятно снова с вами встретиться, мистер Фелл. Мы слишком давно не виделись. И как радостно встретить здесь двух молодых леди. Близнецы, как я понимаю?

Лэмберт не стал тратить время на объяснения.

— Откройте дверь. Пожалуйста.

Полидора развеселила его пылкая просьба.

— Не могу. Она заперта.

— Можете. Я видел, как вы это делали. Пропойте ее открытие.

— Я не пою, — скромно объяснил Полидор. — По сути, я направляю остаток энергии Великого Гласа. Но это действительно звучит так, будто я пою, тут я должен с вами согласиться.

— Звучит просто чудесно, — заверил его Лэмберт. — Карузо должен опасаться за свои лавры. Пожалуйста, отоприте дверь. Нельзя дать Войси скрыться.

— Если бы речь шла только о вас и дамах, я был бы счастлив пойти вам навстречу, — ответил Полидор. — Но в этой ситуации я не имею намерения отпирать дверь мистеру Феллу. Он чересчур неуловим. Похоже, так же неуловим, как мистер Войси.

Лэмберт крепче вцепился в решетку.

— А где Войси? Его поймали?

— Нет, но устройство «Аженкур» нашли. Похоже на то, что мистер Войси обратил оружие против себя, чтобы не отвечать за результаты своих действий.

— Исключено! — фыркнул Лэмберт.

— Что бы мистер Войси ни сделал, его найдут. Охота уже идет. — Жизнерадостность Полидора усилилась. — Будь он ученым или оленем, его все равно загонят.

Фелл подошел к Полидору.

— Послушайте, Уильямс, мне страшно неловко, что я не соблюдал расписания занятий с вами. Я вам это компенсирую. Даю слово, что все смогу объяснить. Только, пожалуйста, отоприте дверь.

— Ваши извинения приняты. Хотя они несколько запоздали. Пожалуйста, не надо волноваться, мистер Фелл. Я не тот, с кем вам придется объясняться, — сказал Полидор. — По возвращении в Гласкасл будет проведено разбирательство. Власти очень заинтересовались вашей ролью в планах мистера Войси.

Фелл попятился от двери, словно прутья решетки обожгли его.

— Вы правы, что оставляете нас так, как нашли, Уильямс. Войси держал нас здесь в качестве пленников. Если бы ему удалось обратить нас в животных, он бы это сделал — так, как поступил со всеми, кого вы здесь нашли.

— Значит, вы обнаружили своего друга. — Лэмберт неопределенно махнул рукой в сторону годовалого олененка. — С ним все в порядке?

— По-моему, да. — Казалось, Полидор очень доволен собой. — Видите ли, он помогал мне перелезть через стену. Я как раз забрался наверх, когда его поймали. Я никак не мог этому помешать. Мне надо было спешить за подмогой.

— А что сказал Бриджуотер? — Виноватое лицо Полидора заставило Лэмберта спросить более определенно: — Вы ведь отправились в замок Ладлоу с просьбой о помощи?

— Да нет, — признался Полидор. — Я так торопился! Вместо этого я пошел прямо в ближайшее отделение телеграфа. Я отправил из Ладлоу телеграмму, и мистер Портеус и мистер Стоу приехали следующим же поездом. Они ввели графа Бриджуотера в курс дела, и после этого к нам стали быстро стекаться подкрепления. Это было очень захватывающе.

— Их смогут превратить обратно? — спросил Лэмберт. — Вы уже нашли Брейлсфорда?

— Пока нет, — терпеливо ответил Полидор. — Даже если бы не существовало подозрений, что среди них находится Войси, они все равно не стали бы пытаться. Формально все они — улики. Милый старина Херрик — я хочу сказать, Кадвал — будет просто главной уликой, пока не закончится разбирательство.

— Но нельзя же оставить их в таком виде! — запротестовал Лэмберт.

— Я не могу оставить их взаперти, конечно, — согласился Полидор. — В этом и заключается данное мне поручение: выпустить их всех. Преподаватели Гласкасла проследят, чтобы никто из них не потерялся. А теперь прошу меня извинить. Мне надо продолжать.

Он оставил их в камере и пошел по коридору дальше, распевая и отпирая двери, и за ним по пятам шла все увеличивающаяся стая животных. И все животные в его свите держались в стороне от барсука.

— Дьявол! — сказал Лэмберт, в отчаянии прижимаясь лбом к двери. — Нам никогда отсюда не выбраться!

— Не глупите. — Джейн вернула свою иллюзию поближе к себе. — Нас выпустят с минуты на минуту. Скоро должны прийти, чтобы взять мистера Фелла под арест.

Фелл повернулся к ней, окаменев от возмущения:

— Я ничего не сделал! Вы это знаете.

— В том-то и дело, — язвительно отозвалась Джейн. — Вы ничего не сделали. Это будет нетрудно объяснить властям, правда? Вы в любой момент могли принять меры и остановить Войси Он не смог бы справиться с хранителем. Но вы избрали ничегонеделание. Так ведь?

— Вы собираетесь рассказать им о моих расчетах?

Казалось, такая перспектива ужаснула Фелла.

— О, я думаю, что это вы им расскажете, — ответила Джейн. — А как иначе вы объясните, чем занимались все это время? Не говоря уже о вашем невнимании к студентам, которым вам полагалось помогать.

— Вы мне мелко мстите? Из-за того, что я не стал совершать прыжок, не подготовившись, и не взял на себя роль хранителя, как только мне это было приказано, вы откажетесь высказаться в мою защиту?

По коридору к ним приближались полисмены. Лэмберт окликнул их сквозь решетчатое окошко.

— О, я буду защищать вас до последнего вздоха, — заверила ученого Джейн. — К сожалению, судя по тому, что я узнала о Портеусе, и по тому, что слышала о Стоу, я не думаю, чтобы великие умы Гласкасла обратили хоть малейшее внимание на то, что думает слабая и глупенькая женщина.

— Слабая и глупенькая, черта с два! — с отвращением проворчал Фелл, когда представители правопорядка вошли в камеру, чтобы взять его под арест.

— Я приму это как комплимент, — сказала Джейн, а проходившего мимо констебля попросила; — Ах, сэр, вы не будете так добры пригласить сюда кого-нибудь из Гласкасла, чтобы разорвать чары, наложенные на это кресло? Я была бы глубоко признательна.

На то, чтобы просьба Джейн дошла до соответствующей инстанции, потребовалось какое-то время. Лэмберт оставался с ней, хоть и чувствовал себя предателем из-за того, что позволил увезти Фелла в Гласкасл и не отправился вместе с ним. Однако ему казалось бы еще большим предательством оставить Джейн одну с ее иллюзией. Графа Бриджуотера нигде не было видно, так что Лэмберт был хотя бы избавлен от необходимости объяснять, почему он отправился в приют Святого Хьюберта в полном одиночестве. Наконец явился Портеус, чуть запыхавшийся на лестнице. Даже в своем черном фраке, старомодной шляпе и при нескрываемом самодовольстве он выглядел весьма внушительно.

— Ну, где эти чары, которые нужно разрушить? — вопросил Портеус, входя в их камеру. Тут он увидел Джейн и ее иллюзию. — Боже правый, вас две! Неудачно прошедшее заклинание «дубликаре»?

— Не это заклинание, — поспешно проговорила Джейн. — Пожалуйста, его не трогайте. Я с ним справлюсь сама. Мне нужна помощь с чарами Войси — с теми, что не дают мне встать с этого кресла.

— А! — Портеус уже вел широкой ладонью по спинке кресла. — Действительно, вам требуется помощь. — После минутного исследования он встал прямо перед креслом, поднял руки и произнес: — Audi me, audiva me. — «Слушай и повинуйся!» — И победно отступил назад, как только Джейн начала вставать. — Довольно сложная работа.

Иллюзорная Джейн опустилась в освободившееся кресло с явным облегчением.

Джейн неуверенно вздохнула и медленно прошла через комнату и обратно, проверяя состояние мышц.

— Спасибо, — сказала она Портеусу. — Так гораздо лучше.

Портеус расплылся в улыбке.

— Не за что. Счастлив быть полезным. Полагаю, это можно считать наглядной демонстрацией преимущества магии, используемой в Гласкасле, над той, которой обучают в Гринло, не так ли?

Улыбка Джейн стала несколько натянутой.

— Вот именно. А теперь ваши умения несомненно требуются еще где-то. Думаю, что в этом здании масса чар, которые необходимо разорвать.

— Мы стараемся не трогать большую их часть, — признался Портеус.

— Даже Робина? — спросила Джейн.

— Да. Улики для расследования, понимаете ли. Перевозка их в Гласкасл представит серьезную проблему, но тут стоит потрудиться. Когда мы устраним чары, желательно добиться наилучшего восстановления. Поскольку это магия Гласкасла, то лучше всего устранять ее в Гласкасле.

Джейн не скрывала своей тревоги:

— Вы в этом уверены?

— К такому заключению пришли деканы, — ответил Портеус. — И я им целиком доверяю.

Лэмберт открыл Портеусу дверь. Джейн еще раз поблагодарила Портеуса, отправляя его восвояси. Как только он оказался вне пределов слышимости, она что-то пробормотала себе под нос.

— Извините, что вы сказали? — спросил Лэмберт, с улыбкой наклоняясь к ней. — Я не расслышал.

— О, думаю, вы и так догадались.

Джейн подняла на него взгляд, и Лэмберт увидел, что наигранная жизнерадостность, которую она изобразила в присутствии Портеуса, рассеялась вместе с раздражением, которое вызвал у нее этот человек. Она была совершенно серьезна и смотрела на Лэмберта молча. Ее усталость была ясно заметна.

Лэмберт тоже смотрел на нее — и вздрогнул от удивления, когда она протянула руку и прикоснулась к нему, очень легко проведя ладонью по его щеке. Рука у нее была холодная. Лэмберт вопросительно посмотрел на девушку.

— Раньше я не могла до вас дотронуться, — объяснила Джейн. — А мне хотелось.

Лэмберт был так же озадачен, как в тот раз, когда Джейн дала ему попробовать подвесить веретено над картой. Отважившись, он взял ее руку в свою, чтобы согреть. Джейн на несколько секунд ее там оставила. А потом отстранилась и сосредоточила все внимание на кресле.

— Я пообещала себе, что внимательно рассмотрю эту штуку, перед тем как нам уходить.

— Хотите снова воспользоваться моим перочинным ножом? — предложил Лэмберт, озадаченный столь резкой переменой настроения.

— Да, спасибо.

С помощью ножа Джейн отделила несколько нитей обивки из-под сиденья кресла, но вернула нож Лэмберту, не нанеся предмету мебели дальнейших повреждений.

— Нашли что-то интересное? — спросил он.

— Пока не знаю. — Джейн игнорировала иллюзию, которая безмолвно обследовала кресло. — Странно, почему Портеус настолько уверен, что тут всюду магия Гласкасла.

— Ну, ведь это же вполне логично, правда? Если она была результатом деятельности Войси?

— Надо полагать. Тем не менее странно, что Войси смог так заранее все спланировать, что застал меня в «Перьях» врасплох. — Джейн наклонила кресло так, что иллюзия вынуждена была с возмущением его освободить, а потом перевернула и стала рассматривать нижнюю часть. — Ловко сработано.

— И хорошо, что это была магия Гласкасла, иначе Портеусу не удалось бы с такой легкостью вас освободить.

— А ему это было легко, так ведь? — рассеянно спросила Джейн.

От подозрения у Лэмберта мороз пробежал по спине.

— Но вы ведь не думаете, что он и помогал создать эти чары? Что Портеус знал, как разрушить чары, потому что помог их создать?

— Нет. — Джейн поставила кресло прямо, но села в рабочее кресло, которым пользовался Фелл. — Однако я действительно думаю, что Войси кто-то помогал. Кто-то очень сильный.

Лэмберту она показалась необычно маленькой и совершенно измученной. Ему это не понравилось.

— Думаю, нам надо отсюда выбираться. Найти какое-то место, где можно безопасно пить воду, спокойно есть пищу и не опасаться, что мебель окажется такой цепкой.

— Хорошая мысль. — Джейн встала, задумчиво оглянулась на кресло и направилась к двери. Ее иллюзия шла следом, отставая на шаг. — Я бы сейчас с удовольствием выпила чашку чая.

При этой мысли Лэмберт с трудом подавил стон.

— Ваша машина стоит у дома, если вы в состоянии ее вести. По крайней мере, она стояла у дома, когда я сюда добрался. Если она по-прежнему там, никто не может запретить нам ею воспользоваться.

Он сделал это заявление с полной уверенностью. Любому, кто все-таки попытался бы остановить их, пришлось бы иметь дело с одним очень сердитым американцем.

— Я в состоянии сесть за руль. Если вы согласитесь покрутить ручку, чтобы ее можно было завести.

— Конечно. — Лэмберт пропустил в дверь Джейн и ее иллюзию. — А как насчет вашего двойника? Не надо ли вам что-то с этим сделать, пока никто не перепугался и не решил отправиться к врачу с жалобой на то, что у него в глазах двоится?

— Она может оказаться полезной, — ответила Джейн. — Мне ведь все-таки нужна компаньонка. И в любом случае сейчас на устранение иллюзии понадобилось бы больше сил, чем на ее поддержание. Лучше подождать, пока мы благополучно где-то не устроимся и мне больше не надо будет вести машину, а потом я приму решение. Я к ней как-то привязалась.

— Странно, но я тоже, — признался Лэмберт. — Ее общество действует очень успокаивающе.

Иллюзорная Джейн выглядела довольной.

Когда Джейн уселась за руль «Минотавра», уже опустились синие сумерки. Иллюзия была рядом — слабый отток концентрации, который оставался почти незамеченным на фоне массы более неприятных физических ощущений. Джейн хотелось есть и пить, она чувствовала себя грязной, усталой и больной, она чуть было не выставила себя дурой перед Лэмбергом, и, что самое неприятное, ее костюм был просто в позорном состоянии. Тут сомнений не оставалось. Непринужденное путешествие было не в ее стиле. Возможно, она зря решила завести собственный автомобиль и в будущем ей следует избегать любых поездок. Очевидно, ей лучше добраться как-то до Гринло и оставаться там триместр за триместром. Ради путешествий не стоит переносить всю эту грязь и усталость.

Лэмберт шарил по плетеным коробам, стоящим на заднем сиденье. Как раз в тот момент, когда Джейн уже собралась спросить, что он, собственно, думает делать, он вернулся.

— Поделиться с вами?

Лэмберт держал остаток имбирной коврижки, темной и липкой в ее бумажной обертке.

— О! Да, пожалуйста! — Радуясь тому, что удержалась и не начала ворчать, Джейн схватила свою половину и жадно ее съела. Не обращая внимания на нарушение правил этикета, она даже облизала пальцы. Еда ее ободрила, но она страшно жалела, что не может запить ее хорошей чашкой чая. — Это было необыкновенно вкусно. Спасибо вам.

— Вкус именно такой, как мне грезилось, — отозвался Лэмберт и отправился зажигать фонари впереди и сзади. Потом он усердно покрутил ручку, пока мотор не завелся, и уселся рядом с Джейн. — А я часто о ней грезил.

— А я мечтала о мыле и горячей воде, — призналась девушка.

Было недостаточно светло, чтобы ясно разглядеть лицо Лэмберта, но, судя по звучанию его голоса, Джейн решила, что его губы изгибаются в кривоватой улыбке.

— Мне бы они тоже не помешали. Давайте отправимся на поиски.

Ведя машину без шляпы, вуали, очков и перчаток, Джейн чувствовала себя неприятно открытой, но ей не хотелось тратить время на поиски своих вещей. Даже при ярко горящих ацетиленовых фонарях и в присутствии половины преподавателей Гласкасла, занимающихся снятием чар, которые изменяли восприятие направления, Джейн оказалось нелегко проехать между деревьями к воротам.

Только когда «Минотавр», рыча мотором, покатил по дороге в Ладлоу, Джейн чуть расслабила пальцы, впившиеся в руль, и повела машину более спокойно.

— Комус Нимет. Слава богу, мы больше не увидим это место.

— А мы его не увидим? — скептически откликнулся Лэмберт.

— Если от меня будет хоть что-то зависеть, то нет. Отвратительное место. — Джейн повернула с такой осторожностью, что ей пришлось переключить передачу, чтобы компенсировать потерю скорости. Несмотря на облегчение, которое она испытала, освободившись из нехорошего дома в нехорошем лесу, она чувствовала, что стремительно теряет силы. — Я бы хотела больше не видеть и Ладлоу, но, наверное, не смогу долго вести машину.

— В Ладлоу все будет нормально. — Лэмберт попытался ободрить ее своим спокойствием. — Мне бы хотелось переговорить с Бриджуотером, если он уже вернулся в замок. Поблагодарить его за помощь.

Джейн проявила твердость:

— Если вы туда отправитесь, то сделаете это без меня. Я сейчас не в том виде, чтобы с кем-то встречаться. Достаточно будет слугам его светлости бросить на меня один взгляд — и они вызовут полицию.

— Думаю, в ваших словах что-то есть. Тогда нам надо где-нибудь снять комнаты.

— Я отказываюсь снова останавливаться в «Перьях». Придется ехать в «Ангел». А где мне вас высадить? — спросила Джейн у Лэмберта.

— Нигде. — Голос Лэмберта был спокойным, но решительным. — Я найду какой-нибудь паб, после того как мы устроим вас в «Ангеле».

Существовали такие вещи, из-за которых Джейн была готова спорить, несмотря на любую усталость, — и правила приличия относились к ним в первую очередь.

— Было бы гораздо лучше, если бы я приехала туда одна.

— Было бы, но вы ведь не одна, правда? И пока с вами ваш двойник, который будет привлекать к себе все внимание, кто станет смотреть на меня?

Джейн почти не чувствовала присутствия своей иллюзии, которая сейчас вела «Минотавр» вместе с ней, совпадая во всех деталях, если не считать того, что Джейн была растрепана и покрыта пылью, а иллюзия — нет.

— Вы правы. Я постараюсь, чтобы она была точно при мне, а сама стану держаться в тени.

— Хорошая мысль. — Лэмберт выглядел еще спокойнее, чем обычно. — Разговаривать буду я. Если гостиница нам подойдет, я даже помогу поднять наверх ваш багаж. Но вы там не останетесь до тех пор, пока я не рассмотрю внимательно все кресла.

Верный своему слову, Лэмберт проинспектировал номер, который он снял для Джейн, проследил за доставкой ее вещей и позаботился о надежной стоянке для «Минотавра». Только после этого он пошел отдыхать сам.

К тому времени, когда Джейн и ее иллюзия остались в комнате одни, Джейн была настолько утомлена, что даже пятидесяти зачарованным креслам не удалось бы заставить ее бодрствовать. Она наскоро вымылась и легла. И никогда еще матрас не казался ей таким удобным, а пуховое одеяло — таким мягким.