Когда Лэмберт вернулся в гостиницу «Ангел», второй по качеству постоялый двор Ладлоу, было уже позднее утро — ясное, ветреное и прохладное. Лэмберт счел за лучшее провести ночь в более скромной обстановке, сняв комнатку крошечную, но безупречно чистую, над еще одним пабом. Завтрак в пабе был великолепный. Порции подавали щедрые. Все, чему положено быть горячим и хрустящим, было горячим и хрустящим. Все, чему положено быть ароматным и крепким, было ароматным и крепким. Все, что не подавали со сливочным маслом, подавали со сливками.

После трапезы Лэмберт почувствовал себя в силах встретить новые опасности, включая прислугу Бриджуотера. Однако его визит в замок Ладлоу оказался безрезультатным. Дворецкий сообщил, что его светлости дома нет. Лэмберт написал записку с выражением благодарности и оставил ее слуге для передачи графу. Наверное, это было и к лучшему: Лэмберту не хотелось надолго оставлять Джейн одну.

Когда он пришел в гостиницу к Джейн, она распоряжалась укладыванием своего багажа обратно в машину. Иллюзия была при ней, хотя и старалась не шевелиться и держаться в самой густой тени. Лэмберт был рад увидеть, что вчерашняя измученная девушка с холодными руками исчезла. После хорошего отдыха Джейн снова стала собой — жизнерадостной и энергичной. На ней был ее костюм для автомобильной езды, включая и темные очки.

Лэмберт поздоровался с ней в тот момент, когда она давала чаевые конюху, помогавшему ей с погрузкой багажа.

— Вы изумительно выглядите, мисс Брейлсфорд.

— Спасибо. По правде говоря, я действительно полна изумления. — Джейн приостановилась, чтобы полюбоваться утром. — Иногда в такие дни у меня появляется чувство, будто я способна двигать горы — или хотя бы выстроить их более красиво и упорядочений.

— Я приму это как доказательство того, что вы хорошо спали и вкусно позавтракали. — Лэмберт прошел к капоту машины, готовясь выполнить свои обязанности у ручки завода. — Все закончили и готовы возвращаться домой?

— Все закончила, — согласилась Джейн. Она прошла в тень и позволила своей иллюзии выйти оттуда вместе с ней, тщательно совпадая во всех деталях. Таким же порядком они обе устроились за рулем. — И готова возвращаться в Гласкасл.

Лэмберт покрутил ручку, пока мотор не заработал, а потом сел на место для пассажира.

— Гласкасл не ваш дом. Понимаю. А где для вас дом?

Глаза Джейн, скрытые очками, на секунду пристально посмотрели на него.

— Сейчас мой дом — Гринло. А где ваш дом?

— Сейчас?

Лэмберт задумался. Его работа в Гласкасле официально подошла к концу. Уже этим вечером она может закончиться и неофициально. Однако какое-то чувство заставило его ответить все-таки:

— Гласкасл. Еще на некоторое время.

— А после этого?

Взгляд Джейн был таким же мягким, как и ее голос.

— Не знаю. — Лэмберт заставил себя улыбнуться. — Посмотрю.

Джейн ответно улыбнулась.

— Порой я ловлю себя на мысли о том, что мне жаль, что вы мужчина. Но иногда…

Она замолчала, словно потрясенная тем, что чуть было не сказала.

— Но иногда — что?

Лэмберт посмотрел на нее с любопытством.

Все внимание Джейн было сосредоточено на «Минотавре»: она включила передачу и тронулась с места. Немного ворчливо она ответила:

— Но иногда я думаю, что мне не жаль.

Еще не было пяти часов вечера, когда «Минотавр» подъехал к главным воротам Гласкасла. Это было достигнуто не столько с помощью навигаторских усилий Лэмберта, сколько благодаря полному пренебрежению, с которым Джейн отнеслась к законам, препятствующим опасно быстрому вождению. Лэмберт решил, что их путевая удача явно возросла.

— Наконец-то!

Джейн, чья иллюзия следовала за нею настолько точно, что случайный прохожий ее не увидел бы, вылезла из пыльной машины, как только заглушила мотор. Она сдернула со лба очки и побежала к привратнику. Получив от него отказ, она повернулась и поманила Лэмберта, чтобы тот расписался за ее вход.

Лэмберт пошел за нею немного медленнее.

— Вы уверены, что хотите оставить «Минотавра» прямо здесь, у скамьи?

— Он вполне может здесь постоять. — Джейн немного успокоилась, пока Лэмберт расписывался в книге для посетителей, однако нетерпение клубилось вокруг нее, как жаркий воздух над раскаленной крышей. — Мне нужно как можно скорее увидеть Робина.

— Мы даже не знаем, успели ли их уже привезти сюда. Им ведь пришлось иметь дело с очень большим количеством животных, — напомнил ей Лэмберт. — И притом самых разных животных.

Он только радовался, что не ему пришлось управлять всем этим стадом.

Привратник подал голос:

— Вы имеете в виду превращенных? Они вернулись. Приехали специальным поездом вчера ночью. Их устроили на Летнем газоне. Несколько часов ушло на то, чтобы изменить чары против прохода посторонних, чтобы им на траве ничего не угрожало. Зрелище было впечатляющее. Не могу сказать, скольких любопытствующих мне пришлось отправить восвояси.

По выражению лица привратника было видно, что он был бы только рад предлогу отправить восвояси и Лэмберта с Джейн.

— Превосходно. Отличная работа. Продолжайте в том же духе. — Джейн увлекла Лэмберта под арку. Оказавшись в Гласкасле, она резко остановилась. — О боже!

Прямо перед ними, по всему Летнему газону, среди косых теней и ярко-золотого солнечного света, безмятежно расположились обитатели приюта Святого Хьюберта. Тут были не только олени, кошки, крысы и собаки всевозможных пород. Тут находились барсук, чайка, несколько ежей и лиса. Умиротворение, удерживавшее их на месте, было таким же ощутимым, как и запах свежеподстриженной травы: это была дремота, которая почти слышалась в полном молчании. Это были не настоящие животные, а люди в облике животных, но то были удивительно спокойные люди.

Единственными, кто проявлял какую-то активность, была горстка младшекурсников. Спеша воспользоваться новой для них возможностью ходить по траве, они вытащили крикетный инвентарь и устроили импровизированную площадку Игра еще не началась из-за оживленного спора, связанного с выбором арбитра.

Подпав под всеобщее умиротворение, Лэмберт начал было зевать — и с трудом заставил себя перестать.

— Вот это зрелище! Не хватает только бизонов из нашего шоу.

Портеус, который нес черную кожаную сумку размером с футляр для скрипки, оказался рядом с ними как раз вовремя, чтобы услышать слова Лэмберта.

— Действительно, это похоже на детальные полотна голландцев из серии «Поклонения Агнцу». — Портеус приостановился и задумался. — Может, я хотел сказать «Поклонение Агнцам»? Нет. Определенно не хотел. Поклонения, совершенно точно.

— А где Робин? — спросила Джейн одновременно с Лэмбертом, который поинтересовался:

— А где Войси?

— Прошу вас! — Портеус воздел руки. — По одному! — Джейн он ответил: — Насколько я понимаю, это ваш брат возлежит там. — Он указал на черного с белым колли, улегшегося у ног Эми, которая сидела на траве в ослепительно белом полотняном платье. — Мы ее пригласили. Нам показалось, что ваш брат этого пожелал бы. — Лэмберту он сказал: — У нас нет полной уверенности, но мы предполагаем, что Войси — лис. — Портеус похлопал по сумке, висевшей у него на боку. — Мы в безопасности. Ему не удастся снова добраться до этого адского устройства.

— А где Фелл? — опять хором спросили Лэмберт и Джейн.

— А вот тут есть нечто странное. Мы взяли его под наблюдение — ради его собственной безопасности, понимаете? — Портеус сделал паузу, убеждаясь, что они действительно понимают. — Но теперь мы нигде не можем его найти.

Джейн и Лэмберт обменялись взглядами, полными ужаса.

Портеус и сам выглядел довольно встревоженным.

— Да, я понимаю. Он не мог сбежать самостоятельно. Кто-то должен был ему помочь. — Он окликнул проходившего мимо Джека Мередита: — Фелла так нигде и не нашли?

— Привет, Джеймс. — Мередит ответил Портеусу, словно тот стоял в полном одиночестве. — Двор колледжа Тернистого Пути продолжают обыскивать, но пока Фелла не нашли. Еще час, наверное.

Он ушел, не дожидаясь новых вопросов.

— Это странно. — Портеус смотрел на свои карманные часы. — Уже шестой час. А вы слышали, чтобы колокола отбили пять?

Лэмберт не обратил внимания на сетования пожилого профессора: он был раздосадован тем, как демонстративно проигнорировал его Мередит. Смысл этого был ясен. Проект «Аженкур» закрыт, и поскольку Лэмберт больше не нужен Гласкаслу, то он не нужен и Мередиту.

— Милое мое дитя, что вы делаете? — Портеус воззрился на Джейн с возмущением и отвращением. — Вы ведь заверили меня, что сможете самостоятельно справиться со своими чарами «дубликаре»!

Лэмберт выбросил из головы невежливое поведение Мередита и повернулся обратно. Оказалось, что Джейн и ее иллюзия стали вдруг ясно видны. Иллюзия была напугана. Она уже поблекла до коричневых тонов и быстро удалялась от Джейн по мягкому дерну Летнего газона.

Усилия, которые Джейн приходилось прилагать для того, чтобы прибегать к своей магии в пределах Гласкасла, заставили ее тоже побледнеть. Под своей вуалью она была белой, почти как мел. Жалобным голосом она пыталась вернуть обратно свою иллюзию, но та продолжала идти, не обращая на нее внимания. Джейн сдалась и последовала за ней по траве.

— Послушайте, это недопустимо! — крикнул ей вслед Портеус. Он повернулся к Лэмберту. — Она не может это делать!

Но Джейн следовала за иллюзией к дворику перед колледжем Трудов Праведных. Они обе двигались, но иллюзия шла быстрее. Она шагала с видом человека, которого толкает сильный ветер или тянут вопреки его желанию. Подол и манжеты надетого на ней пыльника — поблекшей копии того, что был на Джейн, — словно колебались.

И размывались по краям, как будто их поглощала какая-то невидимая сила. Джейн следовала за ней, сначала по траве, а потом — по гравию.

Лэмберт понял, что вот-вот случится, и у него сочувственно заныли все синяки и ссадины. Чары Летнего газона были изменены, но все остальные газоны Гласкасла оставались такими же опасными, как раньше.

Лэмберт схватил Портеуса за локоть и потащил его следом за Джейн и ее иллюзией.

— Пойдемте. Иллюзия сможет пройти по траве любого газона, а не только Летнего. Джейн не сможет. Если вы ее не догоните, иллюзия улизнет от Джейн, когда та не сможет идти дальше без сопровождения преподавателя Гласкасла.

Энергично возмущаясь, с хлопающей по боку при каждом шаге сумкой, Портеус уступил напору Лэмберта.

— Но уже шестой час! — протестовал он.

— У меня тоже день был долгий, — ответил Лэмберт. — Но вы должны догнать Джейн.

— Вы не понимаете! Слушайте! — Портеус высвободился от Лэмберта и неопределенно махнул рукой, охватывая весь Гласкасл. — Почему колокола замолчали?

Наконец и Лэмберт обратил внимание на тишину. Дремотное спокойствие Летнего газона стало глубже, пока они обходили двор перед колледжем Трудов Праведных.

— Не знаю почему. Просто поторопитесь. — Лэмберт тащил Портеуса почти бегом, что помогло им догнать Джейн.

— И пения нет тоже. Это плохо, — сказал Протеус. — Это очень плохо.

Теперь им уже было легко не отставать от Джейн: она с трудом могла сделать два шага подряд. Иллюзия пересекла газон колледжа Святого Иосифа и увеличила свой отрыв. Лэмберт отпустил Портеуса и взял Джейн под руку. Она тяжело обвисла и смогла идти дальше только благодаря его помощи. Она дышала часто и неглубоко, а кожа у нее стала восковой и влажной от пота. Лэмберт попытался ее остановить, но она упорно двигалась вперед.

— Спокойней, Джейн. — Лэмберт поддержал ее под локоть. — Просто остановитесь на минуту, отдышитесь.

Джейн отрывисто проговорила:

— Не могу. Она тащит. Она меня опустошает.

Она заковыляла дальше, тяжело дыша.

— Что-то случилось, — сказал Портеус. — Нет колоколов. Нет гимнов. Это значит, что-то случилось с самой защитой.

Они вместе прошли за иллюзией Джейн в ворота ботанического сада, через внезапную прохладу триумфальной арки, и вышли в прожаренный солнцем аптекарский огород. Иллюзия, побледневшая почти до невидимости, двигалась все быстрее, идя через розарий ко второй калитке. На секунду они потеряли ее из виду — слишком бледную, чтобы быть различимой в темно-синих тенях начала вечера, но, когда они оказались в обнесенном стеной лабиринте, она была там, стремительно передвигаясь по переходам между самшитовыми живыми изгородями.

Лэмберт остановился у входа в лабиринт. Когда он несколькими днями раньше заходил сюда вместе с Феллом, гул защиты Гласкасла походил на ровное, монотонное жужжание. Теперь и здесь царила полная тишина. Никакого гула. Никаких колоколов. Никакого щебетания птиц. У Лэмберта оборвалось сердце.

— Защита рухнула, — констатировал Портеус. Это прозвучало так, словно он молился. — Все открыто настежь.

Джейн упала на землю у ног Лэмберта.

Лэмберт опустился рядом с ней на колени.

— Что случилось?

Выражение глаз Джейн было ужасным.

— Он слишком сильный.

— Кто?

— Отток магии. Он тянет. — Джейн издала пугающий звук — подавленный стон. — Он уже ее захватил.

Лэмберт оторвал взгляд от девушки, чтобы проверить, где находится ее иллюзия. Ему пришлось подняться на ноги, чтобы смотреть поверх стенок из самшитовых кустов. Точно определить было трудно, поскольку к этому моменту иллюзия превратилась в едва заметное возмущение воздуха, но ему показалось, будто он различил, как она вошла в шестисторонний центр лабиринта, а потом окончательно померкла. Напрягая зрение, чтобы снова найти фантом взглядом, Лэмберт вдруг понял, что в центре лабиринта видит какое-то скольжение, которого прежде никогда не наблюдал.

Стеклоподобные, прозрачные, видимые только в те моменты, когда их движение ловило косые лучи солнца, барьеры скользили вокруг шестисторонней сердцевины лабиринта. Стены, которые прежде были незаметными, находились там, и свет их то скрывал, то выявлял. Лэмберт наблюдал за тем, как они перемещаются, величественные как облака, плывущие по небу солнечным днем. Он увидел, что в полном масштабе лабиринт заключал в себе не только дорожки и окружающий сад, но и камни и шпили всего Гласкасла, как университета, так и города в целом. Стены находились внутри стен, барьеры внутри барьеров, так же упорядоченно, как кольца в армиллярной сфере.

Перед тем как исчезнуть, иллюзия прошла в самый центр лабиринта. Куда она исчезла? И исчезла ли?

Лэмберт не отрывал взгляда от бликов света, которые говорили о том, куда скользят барьеры. Он не опускал глаз, вступая на дорожки лабиринта. Он не вспомнил о Портеусе, оставшемся рядом с Джейн. Его влекло только мерцание прозрачных барьеров. Наконец-то он увидит сердце Гласкасла!

Не было колоколов, щебетания птиц или ощущения хода времени. Лэмберт вышел в центр лабиринта. Возможно, он добрался туда всего за несколько шагов — настолько коротким показался ему путь. А может быть, он шел туда многие годы. Завороженный, он ступил на плиты на краю центрального шестиугольника. Он почувствовал, как по ним проскрипели его подошвы, — но не увидел этих плит. Шестиугольник перед ним был открыт небу — колодец прозрачного зеленого стекла, который уходил из света в непознаваемые тени. Однако колодец не был пустым.

Заглянув в него, Лэмберт почувствовал, как сердце у него содрогнулось от ужаса — и неожиданности. Ниже его, на глубине шести футов и медленно погружаясь вниз, Фелл тонул в прозрачном свете. Вбирая вместе со светом всю силу, его удерживал там граф Бриджуотер.

Теперь Бриджуотер был похож скорее на Мерлина, чем на короля Артура: он потерял шляпу, а его пронизанные сединой волосы спадали почти до плеч. Он прижимал Фелла к себе, подавляя пленника превосходящими ростом и силой. Бриджуотер медленно и с большим усилием проговорил, словно успокаивая Фелла:

— Спокойно. Уже почти готово.

Иллюзорная Джейн исчезла — исчезла навсегда. Лэмберт знал это, не понимая, откуда у него такая уверенность. Дремотная тишина притянула ее к Бриджуотеру, и тот ее поглотил. Большая часть сил Джейн ушла вместе с иллюзией — теперь и эта сила принадлежала Бриджуотеру, все прочие продолжали неотвратимо втягиваться в ненасытный колодец света.

Ничего не анализируя, Лэмберт знал, что сам Гласкасл сдвинулся с места и что его сила и безмятежность втягиваются в орбиту Бриджуотера.

Лэмберт понимал, что как скользили прозрачные барьеры, поблескивая вокруг него в меркнущем свете дня, так скользил и сам Фелл. Бриджуотер крепко держал его. Именно захват Фелла и обеспечил Бриджуотеру тот плацдарм, который был необходим ему для того, чтобы одолеть Гласкасл. Во всем сейчас присутствовала доля чар Бриджуотера, и каждый выпущенный им отросток магии становился проводником, вытягивавшим силу.

Лэмберт понял все это по тому, как граф держал Фелла: кукловод, уверенно управляющий своей куклой. Николас беспомощно смотрел снизу, моргая глазами, словно ослепленный ярким светом.

Голос Фелла был хрипом боли, пустой оболочкой звука. Только благодаря акустике колодца слова получили достаточную силу, чтобы достигнуть поверхности.

— Сэмюэль, вы здесь?

В воспоминаниях детства шевельнулась и всплыла на поверхность цитата из Писания. Лэмберт лучше всего знал Книгу пророка Самуила, своего библейского тезки. И простые слова помогли ему успокоиться: «Воззвал Господь к Самуилу, и отвечал он: "Вот я!"».

— Я здесь. Держитесь! — Лэмберт обнаружил, что задыхается. — Просто держитесь!

Это был уже даже не хрип. Скрежет.

— Буду. Но вам… — Голос секунду помедлил — и стал чуть сильнее, — вам надо спешить. Убейте меня, прежде чем он получит все.

Слова Фелла ударили Лэмберта, словно кулак. Убить Фелла?

Бриджуотер стиснул Николаса сильнее.

Фелл издал звук. Это было не слово, даже не оболочка слова. Это был стон боли, бессилия и отчаяния. И после этого звука не было уже ничего. Только тишина.

Однако Лэмберт все еще колебался. Тишина углублялась. Свет мерк. Прямо на глазах у Лэмберта Фелл и Бриджуотер погрузились дальше, в глубь колодца. Он попытался еще раз повторить: «Держитесь!» — но у него не получилось. Во рту пересохло, а глаза, наоборот, наполнились влагой.

Была только тишина. Ни гимнов. Ни колоколов. Ни щебета птиц. Лэмберт повернулся и побежал. Он видел перед собой лишь лабиринт, слышал лишь свои собственные стремительные шаги. Только их — и шум своего дыхания, биение своего испуганного сердца. Он бежал от сердца лабиринта к его началу.

У входа в лабиринт Лэмберт наткнулся на Портеуса, который все еще склонялся над Джейн.

— Милое мое дитя! — умолял он гулким голосом. — Милое дитя, вы должны постараться дышать. Вот так. Старайтесь!

Лэмберт не посмел смотреть на Джейн. Игнорируя Портеуса, он направился прямо к черной сумке. Застежка поддалась сильному рывку, и он распахнул две половинки, словно открывал баул с врачебными принадлежностями.

Устройство «Аженкур», нелепо изукрашенное и блестящее, лежало внутри. Лэмберт ухватил его, вытащил, повернул, поднял и посмотрел в прицел. Изображение оказалось перевернутым. Было очень странно видеть мир перевернутым вверх тормашками. С виду устройство осталось точно таким, каким он его запомнил. Лэмберт жалел теперь, что не смог присмотреться к оружию внимательнее, пока Войси в него целился.

— Вы разрядили эту штуку? — крикнул он Портеусу.

Портеус изумленно раскрыл рот.

— Нет. Мы не знали, как это сделать. У нас не было времени ее изучить.

Не успел он договорить, как Лэмберт уже вернулся в лабиринт. Ему хотелось перескакивать через изгороди, миновать длинные обходные пути, однако он понимал, что срезать путь нельзя. В структуре лабиринта был смысл — такой же смысл, какой присутствовал в промежутках между арками капеллы Святой Марии и в музыкальных интервалах гимнов.

Лэмберт бежал по лабиринту со всех ног. Эта закономерность была ему понятна. Он знал, что должен придерживаться ее каждым своим шагом. Это входило в условия игры. Точно так же в бейсболе, после того как очко ушло к противнику, все игроки на площадке бросают мяч в определенном порядке, причем перед передачей мяча сдающему последним до него должен обязательно дотронуться игрок, занимающий третью позицию, — так и это было обязательным требованием, которое он ощущал всем своим телом.

Было важно, чтобы Лэмберт следовал структуре лабиринта и делал каждый шаг в определенной последовательности. Желание нарушить порядок было частью структуры, и этот соблазн увеличивал силу, которой структура обладала. Поворачивая и возвращаясь обратно, Лэмберт бежал назад, к сердцу лабиринта.

На это ушла вечность. На это ушло пять минут — и пятьдесят лет. Лэмберт добрался до сердца лабиринта, заглянул глубоко в колодец из стекла, поднял устройство «Аженкур» и прицелился. Отчаянное сердцебиение мешало ему побороть дрожь в руках, удерживать мишень в прицеле. Он задыхался. Во рту стоял вкус крови.

Лэмберт лег животом на землю, приподнявшись на локтях, чтобы точнее прицелиться, и заставил себя дышать ровно. Из-за отчаянного сердцебиения ему казалось, будто устройство пульсирует у него в руках. С этого положения трудно было различить скользящие барьеры, чье движение стало более медленным и в то же время беспорядочным. Не было возможности успокоиться, не оставалось времени размышлять. У него на прицеле оказался Фелл. Лэмберт чуть передвинулся, чтобы можно было целиться Бриджуотеру в голову.

«Если ничего не получится, придется попробовать выстрелить в Фелла. А если и это не получится, мне, возможно, все-таки придется попытаться убить Николаса».

Ему снова вспомнились слова отца: «Никогда не наводи оружие на человека, если не собираешься его убить». Это воспоминание помогло ему успокоиться. Он выровнял дыхание.

Сверкающее перемещение барьера заставило Лэмберта выждать еще пять ударов сердца, пока его поле зрения не очистилось. Он нажал на спуск. Устройство издало шум, которого Лэмберт никогда прежде не слышал: пронзительно сладкую ноту у самого уха — и это было единственным звуком, оставшимся в целом мире. Что-то внутри устройства едва заметно сместилось — а потом оно ощутилось в руках у Лэмберта как нечто безобидное и бездеятельное, словно горн или флейта. Лэмберт закрыл глаза. Он задерживал дыхание, пока у него за опущенными веками не заплясали пятна.

Когда он вынужден был снова начать дышать и открыть глаза, Бриджуотера больше не было. В глубине стеклянного колодца Лэмберт увидел одного только Фелла. Николас что-то держал под мышкой — предмет чуть меньше футбольного мяча. Лэмберту едва удалось разглядеть, что это не предмет, а черепаха. Он знал — сам не понимая откуда, — что перед тем, как он выстрелил из устройства «Аженкур», эта черепаха была Бриджуотером.

Фелл крикнул, подняв голову вверх:

— Не стреляйте! Это только я!

Его голос был спокойным, но хриплым. И доносился он откуда-то издалека.

Лэмберт опустил «Аженкур». Тишина больше не вливалась в колодец. Ничто больше никуда не перетекало. Сверкающие барьеры и весь мир вместе с ними просто плыли. Цилиндр, в котором был заключен жезл Эджертона, раскололся по всей длине, и внутри его оказалась одна только пыль. Лэмберт смотрел, как пыль высыпается из лопнувшей бронзы и исчезает в солнечном свете. Именно этот звук он и услышал, когда стрелял в Бриджуотера — последняя нагрузка на жезл Эджертона, заставившая его рассыпаться.

— Я его сломал, — расстроенно проговорил Лэмберт.

— Это я его сломал, — отозвался Фелл, — когда мне явился ответ. Мне необходимо было правильно расставить не сферы. Надо было изменить расстояние между сферами. Форму интервалов. Паузу между нотами.

Говоря это, Фелл поднимался к поверхности по лестнице, которую Лэмберт не мог увидеть. Он делал по одному шагу, словно у него болели колени или он был глубоким стариком. С непокрытой головой, небритый, держа под мышкой черепаху, Фелл совершал подъем. И по мере того, как он приближался к поверхности, беспорядочное скольжение барьеров замедлялось и становилось целенаправленным — и одновременно барьеры стали утончаться, возвращая себе невидимость.

Фелл достиг поверхности и вышел из колодца. Как только он это сделал, у них под ногами снова возникли надежные плиты, и стеклянные глубины пропали из виду, скрытые привычным камнем. На башнях Гласкасла начали звонить колокола. Они не смолкли, отбив час. Вместо этого они отбили все четвертьчасовые сигналы, которые пропустили в этой тянущей, дремотной тишине. Колокола перекликались с колоколами. Снова вернулся щебет птиц. Со всех сторон звучала и откликалась размеренная музыка Гласкасла.

Фелл замер, чтобы прислушаться (или, возможно, просто для того, чтобы дать отдохнуть коленям), остановившись лицом к лицу с Лэмбертом в самом сердце лабиринта. Свет солнца отражался у него в глазах, а лицо его освещалось глубоким интересом и беспокойством.

— С вами все в порядке? — спросил Фелл.

Лэмберт тоже прислушивался. С такого расстояния гимны никак не должны были оставаться слышимыми, но ему показалось, что он ощущает их всеми своими нервами.

— Со мной — да. А с вами? — откликнулся Лэмберт.

Ответом Фелла было выражение его лица. Он ничего не сказал, а повел Лэмберта степенным шагом по изгибам лабиринта. Когда они добрались до выхода, Фелл, положив черепаху в сумку Портеуса, застегнул ее и вручил изумленному магистру.

Tот принял сумку, не протестуя. Он почтительно отступил на шаг, когда Фелл проходил мимо него. Лэмберт скосил глаза при виде такого уважения со стороны одного ученого к другому. Портеус посмотрел на Лэмберта с легким смущением и чуть извиняющимся голосом пояснил:

— Он ведь хранитель, знаете ли.

— Правда?

Лэмберт посмотрел, как Фелл удаляется по розарию, и стал помогать Джейн подняться на ноги. Значит, вот в чем все дело. То свечение, которое он заметил в глазах Фелла, было вызвано не просто лучом солнца. Теперь в нем горел огонь, чувствовалась упорядоченность, придававшая ощущение правильности и закономерности каждому движению ученого.

— Боже мой! — слабо проговорила Джейн, глядя вслед Феллу. — Он им стал, правда ведь?

«Но он по-прежнему двигается как старик», — подумал Лэмберт.

— Там у вас в сумке лежит Бриджуотер, — сообщил Портеусу Лэмберт. — Мне пришлось применить против него устройство «Аженкур», чтобы спасти Фелла.

Портеус в ужасе воззрился на черную сумку, которую нес:

— Это лорд Бриджуотер?

— Теперь он стал черепахой. Но я бы на вашем месте все равно не открывал застежку, — посоветовал Лэмберт.

Джейн выглядела бледной и больной, и в голосе ее слышалось потрясение:

— Не удивительно, что жезл Эджертона оказался внутри устройства «Аженкур»! Видимо, Бриджуотер сам все это устроил.

Лэмберт взял устройство и встряхнул его. Оттуда высыпалось несколько песчинок.

— Оно сломано. Жезл Эджертона уничтожен.

— Какая жалость. — Джейн говорила уже более обычным тоном. — А мне так хотелось посмотреть на этот жезл!

Портеус встревоженно взглянул на устройство.

— Если благодаря уничтожению жезла был спасен Гласкасл, то это недорогая цена.

Пока Лэмберт, Джейн и Портеус следовали за Феллом — сначала через розарий, потом через аптекарский огород, а потом через дворы до Летнего газона, шаги Фелла становились ровнее и свободнее. Он выпрямился и словно прислушивался к чему-то помимо колоколов. К тому моменту, когда они дошли до Летнего газона, он уже казался гораздо моложе своих лет. Каждый шаг становился все энергичнее. Его продвижение стало величественным, походившим на шествие мудреца. Колокола возвещали его приход. Часовые и четвертьчасовые перезвоны перекрывались и переплетались, создавая каскады звуков.

Когда они остановились на траве у края Летнего газона, Портеус воздел руку в жесте узнавания:

— Это звонят колокола капеллы Святой Марии. — Он немного прислушался к то усиливающимся, то стихающим звукам, и его робкая улыбка делалась все шире, пока он не засиял от радости. — Этот звон называется «Большое общее изумление». Прелестно.

Стоу, Стюарт, Рассел, Мередит и многие другие преподаватели Гласкасла ждали и наблюдали вместе с ними. Появление Фелла среди созданий и игроков в крикет, расположившихся на Летнем газоне, привлекло всеобщее внимание. Никто еще не успел вызвать подмогу, как Фелл уже оказался недосягаем для них: его окружила плотная толпа животных.

Лэмберту показалось, что Николас ничего не делал. Он просто стоял в центре газона, опустив руки. Все происходило не постепенно, животное за животным. Все происходило не в каком-то порядке, который бы Лэмберту удалось уловить. Только что кругом были животные, а в следующую секунду трансформации были разрушены — и Фелл оказался в окружении обнаженных мужчин и женщин.

— Послушайте! — Портеус с трясущимися губами секунду стоял и взирал на случившееся, а потом повернулся к Джеку Мередиту: — Немедленно пошлите за простынями. Это неприлично!

Лэмберт не видел тут ничего неприличного. Он заметил, как Кадвал, обнаженный и ничуть не смущенный, обменивается парой слов с мужчиной, который был серой кошкой. Роберт Брейлсфорд обнимал жену, а она — его. По сравнению с неприятными ощущениями, которые Лэмберт испытывал при первой встрече с преображенными животными в камерах приюта Святого Хьюберта, вид людей в их собственном обличье доставлял едва ли не удовольствие. Лэмберт посмотрел еще раз. Там, где находился рыжый лис, на траве сидел еще один Джек Мередит, нагой и ошарашенный.

Лэмберт оглянулся назад, на Джека Мередита, стоявшего рядом с Портеусом. На месте опытного исследователя оказался Войси: Фелл разрушил еще одни чары преображения.

— Так вот вы где!

Лэмберт уронил устройство «Аженкур», сжал кулаки, шагнул к Войси и замахнулся.

Обладавший быстрым телом и умом, Войси уклонился от удара, повернулся и бросился бежать. Через три шага он уже был в центре толпы обнаженных людей.

— Держите Войси! — Лэмберт бросился за ним, петляя в толпе и то и дело натыкаясь на кого-то. — Держите его!

Войси метался из стороны в сторону среди скопления только что преображенных людей. Он пошатнулся, споткнувшись о крикетную биту, брошенную кем-то на траве, но быстро восстановил равновесие и побежал дальше. Лэмберт, мчавшийся за ним по пятам, замедлил шаг около крикетной биты, но только для того, чтобы нагнуться и подхватить из травы рядом с ней крикетный мяч. Он встал в нужную позу, заставил себя отключиться от непривычности мяча, который держал в руках — у него были не тот вес и не та текстура — оценил скорость и направление бега Войси, завел руку за спину и швырнул мяч. В этот бросок он вложил всю свою силу и меткость.

Крикетный мяч с неприятным влажным звуком ударил Войси точно в затылок. Ректор обмяк и, не подняв рук, рухнул стремительно, словно срубленное дерево. Когда Лэмберт подбежал к нему, он лежал ничком, уткнувшись в траву. Он был без сознания, но продолжал дышать — просто на время перестал быть опасным. Лэмберт наклонился за крикетным мячом, не спуская глаз с Войси на случай, если тот зашевелится. Но поверженный не приходил в сознание.

С немалой гордостью и нескрываемым облегчением Лэмберт объявил:

— Ты из игры вышел.

Джейн присоединилась к нему: шляпка у нее съехала набок, вуаль трепетала за спиной. Вместе они стояли над Войси.

— А вот это, — объявила Джейн, с удовлетворением разглядывая неподвижную фигуру, — было совершенно неспортивно.

— Спасибо. — Лэмберт заглянул в бледное лицо Джейн. — Я сделал все, что мог.

— Если он очнется или потребуются новые решительные действия, — сказала Джейн, — то не забудьте: теперь моя очередь.

Кадвал и Полидор — обнаженный и одетый соответственно — оказались среди добровольцев, которые взяли Войси под арест. Приказ Портеуса все-таки привел к тому, что все получили простыни. Когда Фелл присоединился к Лэмберту и Джейн, с ним пришли Роберт и Эми. Хотя на Роберте была только простыня, он закутался в нее на манер тоги, сложив и задрапировав с присущей ему элегантностью, аккуратностью и находчивостью.

— Именно вас мы и хотели видеть! — воскликнула Эми. — Вы все сделали!

— Все сделал Фелл, — возразил Лэмберт. Николас заметно смутился:

— Это было нетрудно.

Джейн чуть неловко обняла Роберта.

— Я так рада видеть тебя! Тебя настоящего, я хотела сказать.

Роберт ответно обнял ее, а потом высвободился.

— Прошу прощения, но сейчас нам надо идти. Я должен позаботиться об Эми. Бедняжка так переволновалась!

— Конечно. Береги босые ноги. Я оставила «Минотавр» у самых ворот.

Роберт рассеянно кивнул Лэмберту и Феллу и поспешно увел Эми, не теряя достоинства даже в этих обстоятельствах.

— Какое огромное облегчение. — Джейн достала носовой платок и позволила себе пару раз хлюпнуть носом. — Великолепно.

— Наверное, вам захочется скрыться, Фелл, — предупредил его Лэмберт. — Я вижу Кадвала и Полидора, и они направляются сюда.

— Спасибо вам за вашу зоркость, но мне пора попросить у них обоих прощения и решить, что делать с их работами.

Фелл двинулся навстречу студентам.

— Вот настоящее чудо! — Лэмберт проводил Фелла взглядом. — И что теперь?

— Прошу прощения, что помешал, но это наш мяч, сэр, — сказал подошедший младшекурсник — один из игравших в крикет.

Лэмберт вернул ему мяч без колебаний.

— В следующий раз не оставляйте свои вещи валяться на земле. Кто-то может получить травму.

— Вам повезло, что они оставили свои вещи валяться, — сказала Джейн. — Интересно, как называется такой удар? Голова у ворот? Роберт, наверное, знает.

Лэмберт внимательно посмотрел на Джейн:

— Вы выглядите лучше.

Хотя сама Джейн была еще не в силах обратить внимание на свой вид, она говорила уже почти как обычно, и глаза у нее снова ярко блестели.

— Я и чувствую себя лучше. Но, наверное, мне надо пойти и позаботиться о Робине. Все это, конечно, далось ему нелегко.

— Я провожу вас, если не возражаете.

— Было бы очень мило.

Джейн поправила шляпку и пошла в ногу с Лэмбертом. Они неспешно двинулись следом за Робертом и Эми.

— Что вы планируете делать потом?

Лэмберт поднял руку и притворился, будто внимательно рассматривает свою ладонь.

— Если только моя судьба не изменилась коренным образом, то мы придем как раз вовремя, чтобы выпить еще одну чудесную чашку чая. После этого — понятия не имею. Возможно, совершу долгое путешествие по океану. Теперь, когда Фелл на самом деле стал хранителем, у него дел будет невпроворот. Наверное, ему захочется от меня избавиться. Надо полагать, мне придется дать какой-то отчет на разбирательстве. Деканы порезвятся всласть, правда? Наверняка они всем нам устроят выволочку. А когда с этим будет покончено, я не знаю, что предприму. А что будете делать вы?

Цвет лица у Джейн стал намного лучше, и она без труда двигалась, не отставая от Лэмберта.

— Осенний триместр начнется еще через несколько недель. Мне надо будет проследить за тем, чтобы весь мой багаж был в порядке. Кое-что из вещей, наверное, нужно будет хорошенько почистить. А когда я снова стану презентабельной, хочу навестить мою старую няню. Она держит книжную лавку в Малмсбери, и я давно собиралась у нее погостить. После этого, наверное, заеду к родителям. Возможно, нанесу визит в Лондоне к тете Элис — моей любимой тетке. После этого, может быть, все-таки куплю себе малолитражку — «Бленхайм». И наконец домой, в Гринло. Но я без радости думаю о плавании на пароме.

— Значит, вы пробудете здесь совсем недолго?

Лэмберт не пытался скрыть свое разочарование.

— Я уеду не завтра, если вы это имеете в виду. Вы совершенно правы относительно разбирательства. Я не собираюсь уезжать из Гласкасла, пока не узнаю абсолютно все подробности относительно проступков Войси и Бриджуотера. Однако после этого, думаю, Роберт и Эми будут рады тишине и покою. Они их заслужили.

— А как насчет вас? Разве вы не заслужили тишины и покоя?

— О, у меня их и так вдосталь, — ответила Джейн. — Я всегда замечала, что небольших количеств тишины и покоя мне хватает очень и очень надолго. Я люблю всяческие приключения, а вы?

— Зависит от того, что это за приключения, — осмотрительно сказал Лэмберт. — Этих последних мне было более чем достаточно.

— Это правда. — Джейн ненадолго задумалась. — Я должна радоваться, что не попала в число тех бедняг, оказавшихся на середине Летнего газона в чем мать родила.

— Добродетель действительно вознаграждается, — с изумлением проговорил Лэмберт.

— Вы говорите так, словно до сегодняшнего дня в это не верили.

— Давайте скажем так: я никогда не видел, чтобы это было продемонстрировано настолько наглядно.

— И надеюсь, больше никогда не увидите. — Джейн тронула Лэмберта за плечо. — У вас найдется время сделать небольшой крюк по дороге к выходу из университета?

— Времени у меня сколько угодно. — Лэмберт немного подумал и добавил: — Если только вы не собираетесь зайти куда-нибудь, чтобы выпить чаю. Тогда я очень занят.

— Пока — никакого чая. — Джейн завела Лэмберта в капеллу Святой Марии. — Я просто хотела посмотреть напоследок.

Когда они вошли в помещение, радостный колокольный перезвон стал немного тише. Несмотря на то что Лэмберту хотелось быть услышанным на фоне колокольной переклички, он не стал повышать голос:

— Но вы ведь здесь не в последний раз! Вы ведь еще вернетесь.

— Внутрь капеллы Святой Марии в Гласкасле? Сомневаюсь. Я почти надеюсь, что нет. Сомневаюсь, чтобы смогла когда-нибудь вернуться в Гласкасл, чтобы не вспомнить…

Джейн не договорила. В молчании она провела Лэмберта по южному нефу. Они посмотрели наверх, изумляясь свету, задержавшемуся под высокими сводами.

— Вспомнить что? — наконец тихо спросил Лэмберт.

Когда Джейн наконец ему ответила, голос ее прерывался.

— Что я ощущала, когда ее… когда мою иллюзию поглотили. Я очень много силы вложила в эту иллюзию. Когда ее от меня оторвали… — Джейн не закончила фразы.

Солнечный день подходил к концу. Кое-где пятна дневного света на своде все еще были украшены багрянцем и золотом — там, где косые лучи садящегося солнца врывались сквозь стекла витражей. Полосы света делали еще более густыми тени, сквозь которые они проходили.

— Познание, упорство и сила воли, — проговорила Джейн, обращаясь скорее к себе самой. — Мужчины, строившие эти здания, верили в то, что Бог создал мир в соответствии с моделью, созданной Его разумом. Мы можем смотреть на творение и учиться на нем. Если мы будем изучать пропорции и структуру окружающего нас мира, мы сможем найти следы божественного порядка модели.

— Фелл пытался сделать именно это? — Лэмберт осмотрелся. — Достаточно трудно найти следы божественного в том, что находится перед нами. Я не думаю, чтобы у кого-то была возможность распознать божественный порядок.

— Давайте на минуту присядем. Мне отдых не повредит. — Джейн направилась к высоким стульям, стоящим вдоль нефа. Когда они сели, она посмотрела вверх. — Фелл пытался остановить реку в ее русле. Те, кто построил это здание, знали, что в мире существуют закономерности, и они использовали эти закономерности здесь. Портеус был прав относительно этого здания. Здесь нас повсюду окружает музыка. Каждая арка, каждый свод — все имеет некое значение на языке пространства. Отношение нефа к трансепту — это музыкальная квинта.

— Это такая же музыка, как в переменном трезвоне? — Лэмберт посмотрел наверх и вокруг себя. — Я вижу пропорции в камне, но не могу услышать музыку, которую они представляют. Я слышу колокола, но не могу уловить мелодию. Я могу слушать гимны, но не понимаю структуру музыки.

Джейн секунду помолчала, дав колоколам заполнить паузу перед ее ответом. Наконец она проговорила:

— Со временем вы найдете закономерность. В конце концов, для нас, смертных, музыки без времени не существует. Те, кто строил это здание, рассказывали нам историю вне времени, и они преподнесли нам эти образы, расположенные так, что их внутреннее значение разносится эхом во все стороны. Все происходит одновременно, как сцены на витражном окне. Порядок, который имеет значение здесь, в камне, — он не хронологический. Он вечный.

Кто-то начал репетировать на органе. Текучие ноты вопросительно всплывали вверх на фоне одной низкой ноты, которая все звучала и звучала за ними.

— Веселый играет орган, сладко поет хор, — промурлыкала Джейн. — Дарована музыка нам…

Лэмберт узнал слова Рождественского гимна, несмотря на то что Джейн не удалось правильно напеть мелодию на фоне той, что исполнял органист, — не говоря уже о размеренном перезвоне колоколов.

— Мы видели, как «солнце встает и олени бегут».

— Они не бежали. На мой взгляд, они были просто-таки подавляюще величавыми. В особенности Робин, конечно.

Похоже, это воспоминание развеселило Джейн.

— Как вы считаете, что сделают с Войси?

— Если у них есть чувство симметрии, то его превратят в животное и сделают это так, чтобы никто не смог превратить его обратно.

— А с Бриджуотером?

Джейн моментально перестала веселиться.

— Он может оставаться черепахой до конца своих дней. Насколько мне известно, живут они очень долго.

— В итоге мы ничего не добились, — подытожил Лэмберт. — Проект «Аженкур» был пущен в ложном направлении. Устройство «Аженкур» сломано. Люди, которые извратили проект в своих интересах, были разоблачены как преступники. Фелл стал хранителем, но смог ли он что-то изменить? И даже если смог, то не были ли все его расчеты всего лишь пустой тратой времени?

— Фелл что-то изменил. Колокола сказали мне это. По-моему, он исправил положение. — Джейн снова повеселела. — Но точно мне известно только одно.

Лэмберт охотно проглотил наживку.

— И что же?

Джейн буквально лучилась гордостью.

— Я сделала то, что именно я должна была сделать.

— О, прекрасно! Я рад за вас.

Лэмберт картинно закатил глаза.

Джейн снова стала серьезной.

— Я не поблагодарила вас за то, что вы попытались передвинуть то кресло. Я очень это ценю.

— Да не за что, операция по спасению прошла неудачно.

Лэмберт с новым интересом начал разглядывать сводчатый потолок. Ему показалось, что солнечный свет немного поблек.

— Это невозможно было сделать. Но вы все равно попытались. Достойно восхищения. Не надо так смущаться. Я говорю серьезно.

— Ну, конечно! Совершенно искренне. — Лэмберт встретился с ней взглядом. — О! Вы сказали правду.

— Вы показали себя очень хорошо.

Джейн смотрела Лэмберту прямо в глаза. Их взгляды встретились.

— Действительно, очень хорошо! — Гулкий голос со стороны паперти заставил их отодвинуться друг от друга. К ним подошел Портеус. — Надеюсь, я не помешал?

— Нет, что вы. Нисколько.

Лэмберт заметил, что начинает смущенно лепетать, — и заставил себя замолчать. Джейн выглядела раздосадованной.

— Наверное, дела идут хорошо, раз у вас нашлось время любоваться церковной архитектурой.

— Дела идут превосходно. — Похоже, Портеус был готов присвоить все заслуги себе. — Однако я пришел сюда, чтобы найти вас, Лэмберт.

— Откуда вы узнали, что я здесь?

— У меня есть собственные методы. — Портеус так и светился от самодовольства. — Есть у меня маленькие хитрости. Мало что происходит в университете, о чем я не был бы осведомлен. Я пришел, чтобы пригласить вас завтра на рюмку хереса. Благодаря Феллу трансформированным вернули их прежний облик, так что расследование должно пройти проще, чем мы предполагали. Думаю, что завтра к пяти часам мы сможем покончить со всеми деталями раз и навсегда. Прошу вас прийти в мои комнаты в колледже Святого Иосифа. Захватите с собой Фелла, если он согласится. Я также отправил приглашение вашему брату и его жене, мисс Брейлсфорд, и надеюсь, что вы также к нам присоединитесь.

Лэмберт и Джейн приняли его приглашение. Портеус выглядел довольным.

— Превосходно. А теперь мне пора. Значит, завтра в пять. Но сначала нужно выполнить большую работу.

Джейн подождала, пока магистр выйдет из капеллы, и только потом встала сама.

— Надо заняться делами. Если вы пообещаете идти медленно, то я воспользуюсь вашим предложением проводить меня до дома Роберта.

— Обещаю.

Лэмберт пошел с Джейн к выходу из капеллы Святой Марии — и в это время органная репетиция возобновилась. Наверху колокольный трезвон торжествующе завершился. Они оставили органиста в капелле одного. Когда Лэмберт расписывался в книге посетителей, пробило полчаса. Все колокола Гласкасла прозвенели в должном порядке и темпе — и замолчали. Время было отмечено так, как следовало.

Когда Джейн вошла в дом Брейлсфордов, там царила тишина. Хотя никого нигде не было видно, у девушки возникла уверенность, что в этом мирке все в полном порядке. Ощущение домашнего покоя было безошибочным. Ее багаж внесли обратно в ее комнаты, и все содержимое чемоданов было распаковано. Некоторые предметы одежды уже исчезли — как она решила, отданы в чистку. Все оставшееся было в идеальном виде.

Двигаясь медленно, словно девяностолетняя старуха, Джейн привела себя в порядок и переобулась из полуботинок в домашние тапочки. Горячая вода и лавандовое мыло еще никогда не были столь желанной роскошью. Из укромного местечка под умывальником она извлекла тарелку из королевского вустерского фарфора и пузырек туши. Приговаривая тихо, но четко, она до краев наполнила тарелку тушью. На этот раз ощущение границ Гласкасла было похоже на водопад, гремящий поблизости. Все оставшиеся силы Джейн направила на то, чтобы сохранить сосредоточенность, и сумела пробраться сквозь блеск туши к матовости темноты — и сквозь эту темноту пробиться туда, где могла слышать голос Фэрис Налланин, бестелесно звучавший у нее в ушах.

«Отличная работа, Джейн».

— Ты знаешь, что произошло?

«Ничего не смогла увидеть. Ты была слишком близко к защите Гласкасла. Но я почувствовала, когда все исправилось. Мы все это почувствовали».

— Все получилось? Фелл смог исправить искажение?

«Он справился. Время по-прежнему идет. Однако оно идет ровно. И дело не только в облегчении, которое мы почувствовали, когда хранителей снова стало четверо. Он справился».

Слова Фэрис звучали все тише. На этот раз Джейн знала, что ощущает не усталость Фэрис, а свою собственную. Ее сосредоточенность разрушалась.

— Извини. Я должна закончить.

Не успела она договорить эти слова, как тушь высохла по всей поверхности тарелки.

Джейн оставила тарелку на месте. Спотыкаясь на каждом шагу, она дошла до кровати. И не думая о том, какой сейчас час, легла и заснула.