Охота прошла удачно, и наши зверобои возвращались обратно в прекрасном настроении. Наверное, душевный покой приходит тогда, когда вы находитесь посредине между своими минусами и своими плюсами, соглашаясь с тем и другим. Виктор шел впереди, неся на плечах добытого казуара, и шутил с Пиакор. Чуть позади шли два папуаса из племени хули – Эбума и Зупп – с привязанной к палке дикой свиньей. Эбума – молодой, веселый, долговязый парень, озорной и словоохотливый, похожий на менеджера по рекламе своей одновременно и настойчивостью, и наивностью. Зупп – мужчина лет тридцати пяти – сорока, туповатый, но деловой и исполнительный. Он чаще всего помалкивал, потому что руководствовался двумя принципами: 1) зачем говорить, если ничего не понятно; 2) если все понятно, то зачем тут говорить?

Болтал лишь Явар, у которого за плечами висела тушка древесного кенгуру. Его мастерски подстрелил молчаливый Зупп на одном из косогоров уже по пути обратно.

Явар, благодаря «маста» Цаплыку хорошо знавший ток-писин, быстро нашел общий язык со своим ровесником Эбумой, и не прошло и полдня, как он уже знал, у кого в племени самые жирные свиньи и кто является обладателем самого большого количества черепов. А еще Эбуме очень понравился амулет сына рыбака – бусы из крупных акульих зубов. Это был подарок дяди на шестнадцатилетие. Эбума предложил Явару равноценную, на его взгляд, замену – у него дома лежали отличные крылья летучей мыши. Понятное дело, обмен не состоялся, но дружба от этого не перестала быть дружбой.

Ведь дружба – это не только обмен подарками или проблемами. Это обмен радостями и умение радоваться радостям другого. Это умение радость выслушать и разделить. Дружба – это разговоры обо всем. От вкуса пива в Порт-Морсби до обсуждения упругости жил животных для хорошего лука. А вот когда тебе диктуют, что делать и о чем говорить, – это не дружба. Это так, болтовня на фоне своей жизни.

Вообще, Виктор и его друзья находились в племени не более трех суток, и пойти на охоту с каннибалами – это было неслыханно, по крайней мере, для самих каннибалов. В племени хули, как и во многих других племенах, пойти на охоту – это приблизительно как у нас пойти в разведку. И, понятное дело, взять с собой чужака, да еще и белого, – это кредит безграничного доверия. Однако так повелел Хоро.

Если ты, любознательный читатель, хоть раз в жизни переезжал в другой город (именно город, с квартирой не то), то ты знаешь это чувство первого утра в нем. Как новое пальто. Оно по-новому сидит и пахнет. Тебе немного в нем неловко, и ты более аккуратен с ним, и тебе кажется, что так будет всегда. Ты просыпаешься и понимаешь, что сегодняшний день будет точно не такой, как вчера, что сегодня будут новыми все люди, все места, все виды…

Виктор постепенно начинал осваивать ток-писин, спрашивая то у Пиакор, то у Явара незатейливые фразы «усеченного» английского языка.

– Явар, а как будет «видеть»? – не останавливаясь и не оглядываясь, спрашивал Лавров.

– Луким…

– Луким, – тихонько повторил Виктор, с легкой одышкой от тяжести шестидесятикилограммового казуара на плечах. – А как будет – «есть»?

– Каикаи, – Явар бросил взгляд на папуасов, мол, смотрите, как белый учится.

Те в ответ только улыбались.

– Каикаи… Значит, нас три дня назад чуть не каикаи? – воскликнул Виктор, глядя на Пиакор.

Девушка только кивнула в ответ, поежившись, будто представив себе эту картину. Виктор продолжал движение.

– А как будет… «улыбаться»?

– Я ухожу!

– Я ухожу… – повторил Виктор, потом вдруг спохватился: – Это как?

– Я ухожу, маста Вик.

Виктор остановился и повернулся к Явару.

– Не понял… Куда?

– Мне пора домой… – Явар потупил взор.

– Что, так сразу? – Пиакор была разочарована, как собака в момент, когда она понимает, что упавшая со стола еда – всего лишь морковь.

– Как сразу? Мы тут уже три дня, и мне пора. Там, в Хуанабаде, дядя… не знаю, что с ним. Брат с семьей. Они не смогут без меня.

Виктор и Пиакор переглянулись.

– Явар, может, не стоит так уходить, – Виктор был настолько обескуражен этим заявлением, что даже не мог сразу подобрать слова, – ты что же это…

– …Маста Вик, вы же сами говорили, что мужчина должен принимать решение один раз. Вот я принял…

– Но как же Йов? Он же не оставит тебя в покое!

Явар не нашелся что ответить.

– Явар, оставайся, – вдруг попросила Пиакор.

Парень колебался. Впервые Пиакор по-настоящему обратила на него внимание и просила остаться.

– Оставайся, парень, – опять включился Виктор, – мы сейчас тут все проблемы решим, а потом вернемся и я тебе помогу разобраться с Йовом. Я тебе обещаю.

Пауза затянулась. Эбума и Зупп, которые не знали английского, стояли и безучастно хлопали глазами. Пиакор, то ли расслабившись, то ли устав, стоя рядом с Виктором, вдруг прижалась щекой к его бицепсу.

– Оставайся, Явар…

Явар посмотрел на девушку. Она действительно любит большого белого.

– Нет! – твердо отрезал парень. – Мне пора. У меня нет возможности делать всем добро, но у меня есть возможность никому не причинять зла…

Явар снял со спины тушку валаби и отдал Пиакор.

– Явар, подожди! – Виктор вдруг сбросил с плеч казуара, сделав это с такой легкостью, как будто это был не лесной гигант, а рождественская индейка.

– Я должен с тобой рассчитаться… – Виктор снял со спины свою дорожную сумку, с которой не расставался.

– Нет, маста Вик! – испугался Явар. – Даже не уговаривайте! Не возьму!

Виктор уже достал из бокового кармана целлофановый пакет с бумажником, где у него лежал неприкосновенный запас денег.

– Держи, Явар, – он протянул проводнику довольно внушительный пресс купюр.

– Не возьму, маста Вик…

– Явар, – перебил Виктор с упреком, – а как же дядя и брат с семьей? Что они есть будут? Если ты не умеешь радоваться заработанному гонорару, то твоя радость будет недолгой, даже если завтра кто-то подарит тебе дом.

Явар понимал, что Виктор прав, и был вынужден взять деньги. Его покушение на Лаврова осталось между ними и уже забылось, но ему все равно было стыдно.

– Спасибо, маста Вик, храни вас Дух!

Пиакор вдруг почему-то стало грустно. Она уже привыкла к этому мальчишке – ершистому, смешному, но такому доброму и отважному. Одна вдруг подошла к нему и поцеловала в щеку.

– Спасибо, Яварчик…

Явар побледнел.

– За что?

– За то, что спас меня.

Парень смутился.

– Не стóит. Тебе спасибо. Прощай… – Явар, опустив глаза, проглотил комок в горле, – …и прости меня.

– За что?! – тут уже пришло время удивиться Пиакор.

– За все…

Явар отвернулся, посмотрел на папуасов, поднял руку, сказав два слова на ток-писин, они ответили ему, и он быстро зашагал в сторону банановой рощи.

– Прости и отпусти, – тяжело перевела дыхание Пиакор. – Странный он какой-то.

– Все, кто любит, странные, – ответил Виктор, глядя вслед уходящему Явару. – Иногда найти пару гораздо проще, чем найти себя.

– Ты о чем? – Пиакор нарочито удивленно посмотрела на журналиста.

– Пи, ты же психолог, журналист… Подумай…

– Я психолог только в чужой жизни, в своей – я просто псих.

Пиакор вдруг перекинула через плечо тушку валаби, которую оставил Явар, и перевела разговор на другую тему.

– Так, ну чего мы стоим! Я уже есть хочу! Пойдем… – и двинулась вперед.

Виктор, иронично хмыкнув, надел свой рюкзак и, взвалив казуара на плечи, посмотрел на Эбуму и Зуппа.

– Вперед, друзья! – сказал он папуасам на ток-писин и пошел догонять Пиакор…

– Послушай, Маклай! – удивленно спросил Зупп Виктора через Пиакор. – Откуда ты так хорошо знаешь джунгли?

Лавров сделал небольшой привал. Он ведь нес тушу казуара один, а до поселения хули было еще идти и идти. На отдыхе Виктор сидел и рассуждал, как лучше добраться обратно, и Пиакор от восторга только покачивала головой и переводила слова Виктора туземцам. Они были поражены знаниями Виктора, так что не выдержал даже молчаливый Зупп.

– Это – просто, – ответил туземцу Виктор, – я хорошо запоминаю дорогу туда, и поэтому мне легко идти обратно.

Зупп закивал головой. Его удовлетворил ответ Виктора.

– Только я – не Маклай, – добавил журналист, – я из его племени, но помоложе лет эдак на сто двадцать. Я его и живьем не видел. Меня зовут – Виктор.

– Хорошо, я тебя понял, Маклай.

Зупп отошел и сел возле своего кабана. Пиакор глянула на Виктора, давясь от смеха, тот только улыбнулся в ответ.

– Ну что ж, Маклай так Маклай. Я не обижусь. Скорее наоборот.

Виктор посмотрел на злосчастного казуара, лежащего рядом. «Далась тебе эта птица, Лавров. Надо было промахнуться».

Нет, Виктор ничего не имел против сытного ужина, и когда-то ему приходилось таскать грузы и потяжелее. В школе выживания, например, нужно было передвигаться на дальние расстояния с собственным весом на плечах. Но сорок пять лет – это не двадцать пять. И даже не тридцать. Средний возраст – это когда ты слишком молод, чтобы идти на пенсию, и слишком стар, чтобы получить другую работу.

Виктор достал из нагрудного кармана куртки компас и посмотрел вокруг.

– Предлагаю срезать путь… – показал пальцем куда-то вбок, – туда.

Он встал и уже через несколько секунд был готов продолжать путь. Направился было в сторону указанного косогора, но папуасы в один голос что-то закричали на своем. Виктор и Пиакор оглянулись. Слушая Эбуму, который не говорил, а испуганно лепетал скороговоркой, Пиакор с сожалением посмотрела на Виктора.

– Вик, туда нельзя.

– Что значит нельзя? Кто сказал? – Виктор расстроился и начинал злиться. – Или ты мне предлагаешь тащить эту курицу вокруг этой горы? Если в Папуа, как Австралии, все наоборот, то, вероятно, бабы там говорят, когда надо, и не делают этого, когда не нужно.

Папуасы продолжали испуганно лепетать. Даже Зупп, который предпочитал помалкивать, пытался что-то сказать.

– Они говорят, что это запретное место. Хули туда не ходят. Это гора Старого Шамана. Там пропадают люди.

– А ты что мне скажешь?… Долина смерти? – с иронией спросил Виктор.

Пиакор пожала плечами.

– Не знаю, в джунглях много загадочных мест. Я здесь если и была, то ничего об этом не знала.

– Ну… и не умерла ведь?…

– Нет.

– А если бы знала, умерла бы?

– Ложь не считается таковой при ответе на вопрос, который спрашивающий не должен был задавать.

– Послушай, Пиакор! – Виктор вдруг заговорил четко, твердо чеканя слова. – Я не верю ни в какие долины – ни смерти, ни жизни, ни шамана, ни свиньи, ни… что там у вас еще? На некоторые поступки меня толкает фраза: «Будет что вспомнить!»

Виктор твердой походкой, с казуаром на плечах, двинулся к загадочному косогору. Эбума и Зупп застыли на месте. Их перепуганные лица взволновали Пиакор. Журналистка сделала несколько шагов за Виктором, затем остановилась и пошла в обратную сторону. Папуасы сели у своей добычи и, повернувшись спиной к уходящему украинцу, тихо переговаривались. Пиакор подошла ближе и села рядом с ними.

– Что это за гора Старого Шамана? – Пиакор обратилась в Эбуме, но за него ответил Зупп:

– Старики говорили – там начинается подземное царство. Всех, кто туда приходит, съедает Старый Шаман. Он громко поет, когда голоден, а когда ест – молчит… Он всегда голоден и всегда поет…

Рассказ туземца прервал леденящий душу вой, раздавшийся вдали.

– Слышишь? – Зупп стал пепельного цвета от ужаса. – Это он.

Пиакор подскочила как ошпаренная и рванулась догонять Виктора.

Лавров, услышав вой Старого Шамана, остановился. Долгий и протяжный звук, на одной высокой, ни с чем не сравнимой ноте. От этого звука захотелось бежать неведомо куда, лишь бы его не слышать, но украинец устоял. Что это могло быть? Волки так не воют, да и волков здесь нет. И хищников крупных нет, кроме крокодила. Какой-то механизм? Но какой?

– Собака Баскервилей – не иначе, – нервно хихикнул Виктор и продолжил путь.

Что его гнало вперед, он и сам не понимал. Может быть, страх? А может быть, крики Пиакор где-то сзади: «Вик! Остановись! Ви-и-ик!»

Звук, похожий на вой, прекратился так же внезапно, как и появился. Виктор остановился у обрыва, причем это было настолько неожиданно, что журналист чуть не кувыркнулся вниз. Резкий порыв ветра, взявшийся неизвестно откуда, чуть не сбил Лаврова с ног.

– Ох, жизнь учит лишь тех, кто хочет чему-то научиться.

– Вик, не иди туда! Не надо! Я прошу тебя! – Пиакор была уже где-то рядом.

Виктор поднял палец вверх, давая понять журналистке, что нужно молчать. Сквозь резкий порывистый ветер, как ему показалось, он услышал детский плач… Посмотрел вниз, в глубокое ущелье. Голова закружилась. Все смешалось: детский плач, ветер, кусты, визг Пиакор и вернувшийся внезапно жуткий вой: «Ю-ю-ю-ю-ю-ю-у-у!»

…Хоро молча наблюдал за своими поданными. Шум голосов усиливался. Три сотни папуасов сидели на склоне холма, который висел прямо над их селением, и бурно обсуждали события последних дней. Вождь дал слабину. Он принял у себя чужеземцев, один из которых белый.

Предания хули, передаваемые из уст в уста многими поколениями, гласили: «Не верь белому. Его лицо бело и страшно, как луна в ночном небе. Его речь сложна и запутана, как старая лиана в джунглях. Он хитер, как опоссум, осторожен, как казуар, и силен, как крокодил. Не верь белому, а лучше съешь его». Все это помнили, но мудрый Хоро не дал свершиться великому таинству праздника синг-синга – пришлось резать не людей, а свиней.

Смуту поднял отважный воин Матаджи, призывая племя и шаманов собраться, пока враг ушел на охоту. Вот и сейчас Матаджи ходил между мужчинами племени и громко кричал:

– Зачем премудрый Хоро отправил белого на охоту, как брата, как воина хули?!

Часть племени подхватила слова Матаджи, и поднялся галдеж. Но все же большая часть была на стороне старого вождя.

– Хоро – наш отец, он сын крокодила, и мы его любим!

– Хоро все любят, – не унимался Матаджи, – и не перестанем любить из-за какого-то белого. Но белый должен умереть.

– Должен! Должен! Должен! – вразнобой закричали сторонники Матаджи.

Наконец Хоро поднял руку, и все племя утихло, зная, что вождь собрался говорить.

– Белый человек – брат великого Маклая! Мы не можем его убить.

– Белому верить нельзя! – опять принялся за свое Матаджи. – Он – великий воин, но наш враг! Он убивал наших братьев, насиловал наших женщин. Он опасен! Его надо убить!.. И эта женщина с ним… Она хотела его спасти…

Речь Матаджи прервал звук трещотки. Тут уже встал шаман, который сидел рядом с Хоро, – не менее старый, но в более устрашающей раскраске и накидке из кожи крокодила.

– Она – избранная! – хрипло вскричал старик, сверкнув глазами. – Так сказали духи!

Эти слова слегка охладили пыл Матаджи. Он ничего не имел против духов. И спокойно сел между воинами.

– Пиакор пришла спасать белого и его друга с Побережья. Значит, так надо, – сказал Хоро. – А Вик – большой белый, брат Маклая…

– А что сказали духи о белом? – вдруг опять подскочил Матаджи, пристально глядя на шамана. – Что?

Сторонники Матаджи опять загудели – их было немало, и шаман, оценив поддержку Матаджи взглядом, немного подумав, изрек:

– О белом… духи джунглей не сказали ничего.

– Вы слышали? – торжествующе прокричал Матаджи. – О нем даже духи ничего не знают! Сам Дух реки велит нам убить его!

Хоро был озадачен. С одной стороны, Матаджи был прав: этого белого никто никогда раньше не видел и не знал. С другой стороны, избранница – Пиакор. Боязнь разгневать духов и накликать беду на все племя необдуманным решением не покидала старика. А люди говорили все громче и громче. Сторонники Матаджи уже начинали ругаться с приближенными Хоро. Нужно было принимать решение.

– Хорошо! – старик встал и поднял две руки вверх.

При этих словах все триста мужчин племени напряглись в ожидании, что скажет мудрейший. В их глазах не было ни малейшей злобы или вражды. Хоро действительно был любим и уважаем, и его слово в племени было последним.

– Хоро скажет, чего он хочет! – старик сделал многозначительную паузу. – Судьбу белого человека решат джунгли! Принесите двух богомолов!

По древнему, почти забытому, обычаю племени хули спорный вопрос решала битва богомолов. Это поединок не на жизнь, а на смерть, где побежденный становился добычей победителя. За сражением напряженно и азартно следило все племя. Исход схватки двух насекомых-хищников не оспаривался, это считалось решением джунглей – полным и безоговорочным.

Два богомола на плотном грунте посреди поляны больше напоминали сказочных чудовищ из американских триллеров – два зеленых рыцаря, закованных в тяжелые латы. Они нехотя посмотрели друг на друга, не желая вступать в борьбу, и пошли по периметру своей арены, огороженной забором из плоских камешков, умело сооруженным руками хули. Насекомые не спешили вступать в бой, и папуасы поддразнивали их тонкими веточками, цепляя за задние лапки. Крики болельщиков достигли апогея, и где-то в джунглях, за деревьями могло показаться, что совсем рядом идет футбольный матч на первенство микрорайона.

И вот наконец началось. Раззадоренные тычками со стороны, насекомые обратили внимание друг на друга и кинулись в бой. Одному богомолу было присвоено имя «белый», другому – «смерть». Так джунгли решали судьбу украинского журналиста. И решили… не в его пользу!.. Не прошло и пяти минут, как вынужденный «тезка» Виктора с оторванной лапой ковылял куда-то в сторону каменной ограды импровизированного ринга под радостные крики и улюлюканье сторонников Матаджи. Все было кончено. Богомол-победитель накинулся на соперника и довершил свое дело. Довольный Матаджи торжествующе глянул на Хоро, и тому ничего не оставалось, как объявить победу «смерти». Старик был очень расстроен, но законы предков незыблемы.

Где-то вдалеке раздался крик птицы. Точно таким же криком Матаджи оповестил племя о своем приходе, когда вел в него Виктора и Явара. Матаджи издал ответный клич и победоносно посмотрел на воинов племени…

С горы над стойбищем хули было отлично видно охотников, возвращающихся с охоты. Впереди буквально бежал с тяжелой ношей на плечах большой белый человек, за ним следовала Пиакор. Она размахивала руками, что-то кричала и пыталась его ударить…

– …Ты глумиться надо мною вздумал? – сердитая Пиакор бежала за Виктором. Лавров по-мальчишески бодро убегал от девушки с тяжеленным казуаром на плечах.

– Есть два типа людей: одни катят этот мир, а другие бегут рядом и кричат: «Ой-ой, куда катится мир?!» – хмыхнул журналист.

– Я волнуюсь! Думала, ему действительно плохо, а он спектакль мне устроил! Чуть с обрыва не упал! – Пиакор догнала Виктора и замахнулась, но он опять ускользнул от нее и, смеясь еще громче, побежал быстрее.

– Только не надо говорить, что у меня нет чувств. Голод, например, я чувствую прекрасно.

Сзади шли Эмбума и Зупп. Они не понимали, о чем говорят Пиакор и Лавров, но догадывались, что Виктор дурачится, и улыбались.

Виктор картинно упал, приняв неестественную позу, как в кино.

– Пощади!

– Не будет тебе пощады!.. – Пиакор остановилась над ним, уже подыгрывая мужчине, впавшему в детство.

Вдруг ее лицо преобразилось. Лукавая искорка в глазах сменилась вопросительным взглядом. Девушка напряглась.

– Вик… я чувствую беду… – девушка села рядом с Лавровым.

– Что случилось, Пи? – Виктор отреагировал на перемену настроения Пиакор абсолютно серьезно: как показали последние события, предпоследние были лучше.

– Подожди, Вик, не перебивай. У меня мороз по коже. Так всегда бывает, когда что-то должно случиться. Я знаю.

– Так ты у нас прорицательница?

– Называй меня как хочешь… Давай не пойдем к хули, – девушка посмотрела в глаза Виктору.

– Каждому мужику хорошо известно, что единственный плод, созревающий мгновенно, – это плод женского воображения, – сыронизировал Виктор. – Пи, ну давай я хоть этого казуара занесу, а потом пойдем куда ты захочешь. Хорошо?

– Ты опять меня не понял, – обиделась Пиакор. – Поступай как знаешь!

– Ты на снимках как-то лучше получаешься, чем в жизни. Может, потому что ты на фото молчишь?

Пиакор отстала от Виктора и от папуасов, которые шли за ним. Она действительно была обижена. «Мужчины не боги, им не нужны наши души, – подумалось девушке. – Некоторым природа дала все, но они ничего так и не взяли!»

– …Это они! – Матаджи показал пальцем сторону идущего далеко внизу Виктора. – Это он! Хоро!

Туземец повернулся к вождю, но тот отвернулся от него и сердито пошел в гору. Матаджи не сводил взгляд с шамана, который молча уставился в одну точку, как бы медитируя. Все племя ждало команды Хоро для нападения на большого белого, но старик не пожелал командовать. Он медленно сел на камень, подобрал ноги к груди и, облокотившись на них руками, печально посмотрел в сторону приближавшихся Виктора, Пиакор, Эбуму и Зуппа.

Вдруг шаман подошел к старому вождю и положил руку ему на плечо. Тот обиженно отмахнулся. Матаджи, не выдержав, выкрикнул:

– Что же ты ждешь, Земит? Джунгли сказали, что белый должен умереть. Убей его!

Шаман посмотрел на идущего Лаврова и поднял свою ракушку, висящую на шее, как поднял ее когда-то для уничтожения группы Ричарда Уэзли. Он еще раз взглянул на Хоро. Старик смотрел вдаль и никак не реагировал.

– Земит! Убей его! – громко повторил Матаджи…

Виктор был уже на краю поселения, когда раздался громкий женский вопль. Из какой-то хижины выбежала молодая женщина и побежала куда-то в сторону косогора, что-то крича.

– Умирает, умирает! Она умрет! – перевела Пиакор, подошедшая к Виктору.

Шаман не успел подудеть в свою раковину, как к подножию холма подбежала плачущая папуаска. Мужчины племени были отвлечены ее необычным поведением. Рыдания молодой женщины не давали ей говорить. Хули долго не могли добиться от нее ответа. Наконец она справилась со спазмами и буквально выкрикнула:

– Матаджи, твой ребенок не родится! Лора умирает!

Беда, пришедшая неожиданно, заставила туземцев позабыть о своей цели, и они стали громко обсуждать услышанное. Матаджи несколько секунд стоял не шелохнувшись, потом с криком отчаяния резко бросился в сторону своего жилища, от волнения не видя дороги. Разбежавшись, он не заметил, как врезался в Виктора и упал. Виктор, потирая живот, скорчился.

– Ух ты, бегун! Вернее, Бубка какой-то. Только, в отличие от него, допрыгаешься! Охренел, что ли?

Матаджи завалился на зад, не понимая, что происходит. Сюда уже шла толпа хули с Хоро во главе. Рядом с вождем шла Кава, сестра Лоры, и, плача, продолжала рассказ.

– Она истекла водой вчера ночью, а сегодня уже солнце у гор, схватки и…

Пиакор, которая не отходила от Виктора ни на шаг, переводила слова Кавы. Виктор сориентировался в мгновение ока.

– Та-ак. Все ясно. Рожаем? Не жизнь, а сплошная механика: то крутишься, то не отвертишься…

Скинув с плеч казуара, а за ним и свою сумку, он достал полотенце.

Девушка стояла, не понимая, что происходит.

– Что ты собираешься делать, Вик?

– Работать акушером! На полставки. – Виктор глянул на Матаджи. – Показывай, где твоя берлога… хижина то есть…

Матаджи растерянно выслушал перевод Пиакор и остолбенел. Где-то неподалеку раздался протяжный стон. Лавров прокашлялся – от нервов к горлу подступил ком. Пиакор была рядом.

– Все ясно. Пойдем. Сейчас найдем, а то этот боец… – Виктор бросил взгляд на Матаджи, – вообще ничего не соображает.

Виктор быстро пошел на стон женщины. Папуасы племени закричали ему вслед.

– Вик, они спрашивают, куда ты.

– Скажи им, чтобы молились, – сказал не оборачиваясь украинец.

Услышав перевод Пиакор, папуасы замерли на месте. Хоро повернулся к племени и поднял две руки. Воины упали на колени и воздели руки к небу. Только один Матаджи, путаясь под ногами у белого великана, уже на подходе к хижине, перекрыл вход и заголосил.

– Не иди туда! Она умирает! Я лучше сам ее убью! – дикарь почти кричал. Он был беспомощен от горя. Виктор посмотрел Матаджи в глаза.

– Матаджи! Ты – хороший воин. Но тупой! Зачем мне жизнь твоей женщины? У меня в рюкзаке есть отличные мясные консервы.

Папуас стоял и хлопал глазами.

– Ты хочешь спасти ребенка?… Принеси мне уголь из костра!

Виктор отодвинул папуаса в сторону и оглянулся на Пиакор.

– Пиакор, горячую воду мне! Быстро! – и с этими словами вошел в хижину.

Женщины племени от страха попрятались в свои норы. В стороне стояла молоденькая Кава и, как ребенок, горько плакала. Пиакор быстро подбежала к девушке и что-то прошептала ей. Девушка с восхищением посмотрела на Пиакор. Ее слезы моментально просохли. В глазах блеснул лучик надежды. Журналистка посмотрела на Матаджи, который, словно юноша, стоял и переминался с ноги на ногу.

– А ты чего стоишь? Тебе же сказали – принеси уголь из костра!

Матаджи по-мальчишески резво понесся к ближайшему костру, а Кава взяла Пиакор за руку, и они вместе побежали куда-то в другую сторону селения.

Далее все шло как по плану. Женщины быстро принесли горячей воды в глиняной посуде, купленной папуасами у вездесущих торговцев моту. Матаджи трясущимися руками в большом пальмовом листе принес раскаленный уголь. Над поселком папуасов раздавались четкие команды Виктора: «Матаджи, вали к своим – молиться! Не мешай!», «Девчонки! Никого сюда не пускать!», «Пиакор, будешь нужна! Стой и жди! Позову!»

Время шло. Племя переживало за судьбу несчастной Лоры. Мужчины молились, женщины, поборов страх, вышли из своих хижин с детьми на руках. Хоро молился вместе со всеми, но вскоре его ноги затекли и он встал, подойдя к шаману.

– Земит, начни колдовать! Ведь на самом деле духи хотели смерти ребенку Матаджи, а мы их не поняли. И хотели убить белого! Уговори духов помочь Лоре. Она не воин. Она просто женщина.

Шаман, сохраняя гримасу важности на изуродованном татуировками лице, раскачивался из стороны в сторону, испытывая терпение вождя. Затем открыл глаза и взглянул на Хоро.

– Духи не хотят! Они сердятся!

Хоро встал и заходил из стороны в сторону. Он о чем-то серьезно думал. Шаман продолжал свои россказни.

– Белый человек сам убьет Лору. Ребенок не родится. Так говорят духи. Белый человек…

– Земит! – вождь остановился и уставился на шамана, и тот замолчал.

– Хоро никогда не просил тебя об этом… – продолжил старик. – Обратись к моему отцу – Духу реки. Он поможет.

Шаман испугался и одновременно разозлился.

– Хоро, должно быть, лишился ума? Я не смогу этого сделать!

– Земит!

Земит встал и пошел между молящегося племени, взывая:

– Знайте! Только я могу помочь! Белый человек убьет Лору и съест младенца.

Но злого старика никто не слушал. Все продолжали молиться, то поднимая руки к небу, то опуская их на землю, касаясь лбом густой травы.

– Знайте – он убьет Лору с ребенком, а потом убьет всех ваших женщин и детей.

Женщины, слышавшие шамана, плакали и обнимали свое потомство. Казалось, вот-вот – и они не выдержат этого.

Из хижины высунулась голова Виктора.

– Пиакор, ко мне!

Пиакор обняла Каву и что-то шепнула ей.

– Пиакор, я сказал – ко мне! – послышался крик Виктора из хижины. И девушка забежала к нему. Женщины племени недоумевали. От любопытства они даже перестали плакать.

– Знайте! – опять включился Земит, потрясывая трещоткой и завывая! – Духи противятся! Они хотят, чтобы белый человек умер! Его нужно убить! Или он убьет Лору, и младенец не будет жить…

Речь Земита прервал внезапный крик новорожденного, донесшийся из хижины Матаджи. Глаза старого Хоро заблестели.

Виктор стоял, упершись головой в потолок жилища. Его удивлению не было предела. У него на ладонях лежал… белый младенец.

– Белый ребенок? Откуда у папуаски белый?!

И тут настал час блеснуть Пиакор:

– Вик, ты, наверное, не знал – все чернокожие дети рождаются белыми. Потом темнеют очень быстро – кто за минуты, что за полчаса, кто за час… по-разному.

– Засвечиваются, как фотопленка?

– Да, да. Именно так, – засмеялась в ответ Пиакор. – Я рада, Вик, что ты хоть этого не знал.

Виктор не слышал, он никак не мог прийти в себя от удивления.

– Нет, ну никогда бы не подумал. Белый негритенок. Ну а если он не потемнеет?

– А если вдруг не потемнеет – беда… Папуасы верят в то, что это злой дух.

– Некоторые из вас, наверное, и к Иисусу бы докопались: черт возьми, Иисус, ну зачем ты из воды сделал полусухое, девочки хотели полусладкое!

Виктор вдруг вспомнил Африку и понял, откуда берутся негры-альбиносы. Они просто… не засвечиваются. Нарушена пигментация кожи. Страшные, с бесцветными глазами и волосами, с неестественно красными губами и языком, эти несчастные люди всеми гонимы на всем Африканском континенте, словно прокаженные, и испытывают в своей жизни страшные лишения.

– Курус. Шаман-одиночка, – подала голос очнувшаяся роженица. – Он живет у Черной реки в пещере… Он белый.

Виктор просветлел.

– Как тебя зовут?

– Лора.

– У красивой женщины всегда красивое имя. Пиакор, дай ей попить.

Девушка налила в чашку из половинки кокоса горячей воды с какой-то травой и поднесла женщине, приподняв ее голову.

– Пей, смотри, горячо, не обожгись… Тебе повезло, Лора. Твой мальчик темнеет прямо на глазах.

Крошка хули лежал рядом с мамой на циновке. Папуаска была счастлива.

– С пуповиной я погорячился, – сказал Виктор, пряча свой тесак за пояс, – нужно было подождать. Говорят, полезно.

Виктор взял мальчика на руки.

– Ладно, малец, пошли. Явим себя миру.

Лавров вынес младенца на улицу и поднял вверх.

– Итак… Внимание… Тада-да-да-ам! Матаджи-младший!!!

«Он родился в то самое старое доброе время, о котором так часто будет слышать, когда вырастет», – подумалось Лаврову.

Ребенок кричит. Племя поднимает руки вверх и приветствует сына Матаджи. На лице счастливого папаши широкая улыбка.

– Мальчик родился. Воин…

В стороне стоял старик Хоро, из его глаз текли слезы. Он шептал:

– Я верил в тебя, брат Маклая.

У счастья нет оттенков, оно как солнечный свет. И говорить о нем – лишнее и досадное.

Всеобщую радость перекрыл крик шамана:

– Это я его спас! Я! Я обратился к духам, и они…

Земит оборвал речь на полуслове. На него смотрели сотни глаз. И впервые в жизни ничего хорошего для себя в этих глазах шаман не находил.

Матаджи хищно улыбнулся, вырвал из земли стоящее рядом копье, и Земит понял, что его здесь не спасет никто. Подобрав длинные веревки амулетов, висящих на поясе, шаман повернулся и побежал в джунгли. Матаджи сделал движение за ним, но на плечо легла тяжелая рука Виктора.

– Матаджи!

Туземец обернулся и встретился с глазами белого гиганта. Пиакор, не зная, что последует за этим взглядом, разрядила обстановку:

– Матаджи, Лора жива.

Воин посмотрел на Пиакор как на сумасшедшую, потом опять в глаза Виктору и увидел на его лице улыбку.

– Жива. И будет жить, – произнес Виктор, для верности утвердительно качнув головой.

Матаджи стоял полминуты, смотрел на Пиакор и на Виктора, как бы не веря своим ушам, а потом быстро забежал в хижину. Оттуда все услышали крик. Нет, не крик – вопль радости. Воин выскочил из своего ветхого жилища и, как ребенок, в дикой пляске поскакал между деревьями и туземными постройками, продолжая кричать, под хохот и улюлюканье радостного племени. Виктор и Пиакор смеялись вместе со всеми и были неописуемо счастливы. Потому что счастье состоит из ощущений. Если чувствуешь… вот прям так хорошо… хорошо, и спокойно, и радостно. Значит – счастье!

– Ну вот! А вы говорите – духи, духи…

Уставший журналист подмигнул вождю и направился в сторону хижины, где его приютили. За ним по инерции шла Пиакор.

– Вик, можно вопрос?

– Задавай, пока не сплю…

– Для чего ты послал Матаджи за углями? Ты ведь к ним даже не притронулся.

– Безысходное производство, так сказать. Ну, чтобы он не стоял и не дергался, как дурак.

Хохот журналистов испугал райскую птичку на ветке, и она, вспорхнув, улетела куда-то в джунгли. Может быть, вдогонку проигравшему в этой житейской битве шаману…