© К. П. Стогний, 2016

© К. П. Стогний (правообладатель), иллюстрации, 2016

© Л. П. Вировец, художественное оформление, 2016

© Издательство «Фолио», марка серии, 2016

 

Пролог

Курносая девочка лет двенадцати сидела на коротко стриженной траве перед большим деревянным домом. Она играла с коброй. Змея, один укус которой способен был убить несколько взрослых людей, стояла в боевой стойке, надув роскошный пёстрый клобук, и раскачивалась из стороны в сторону. В такт ей раскачивалась маленькая Ратха. Мгновенье, и проказница, проворно поцеловав кобру в голову, со звонким смехом отскочила назад.

За этой жуткой сценой наблюдал украинский журналист и путешественник Виктор Лавров. Рискованная игра девочки вывела его из глубокой задумчивости, но он продолжал размеренно перебирать в руках чётки из темно-зелёного серпентина. Этот подарок, полученный им когда-то от одного уже покойного товарища из Афганистана, давно стал его талисманом и неизменным спутником в опасных путешествиях. Увидев в руках чужака чётки, сидящие неподалёку от Лаврова монахи переглянулись с облегчением: в понимании восточных людей человек, владеющий этим ритуальным предметом для счёта мантр, не мог нести зла…

Виктор Лавров проделал долгий путь, чтобы оказаться здесь. Но его цель стоила любых усилий и расстояний: украинец надеялся получить доступ к великим тайнам древности и открыть их всему миру. Виктор оглянулся. Несколько бутанцев сидели и мило улыбались маленькой шалунье, играющей с коброй, – дескать, чем бы дитё не тешилось, лишь бы не плакало. «Так, наверное, и у нас, на солнечной полянке где-нибудь на Осокорках, маленькая украинка ловит кузнечиков и, заливаясь журчащим смехом, отпускает их обратно в сочную зелёную травку…» – подумал Виктор. Тем временем игра ребёнка со смертью продолжалась.

– Ратха… – задумчиво произнёс Лавров, – …почему у твоей дочери индийское имя, премудрый Лопен?

Журналист вот уже два дня гостил у бутанского монаха, настоятеля древнего как мир монастыря «Гнездо белой летающей тигрицы». В резном кресле из палисандра, который величественно, словно трон, стоял на великолепном цветастом ковре, восседал хозяин большого деревянного дома, дальний родственник основателя новой династии королей Бутана – Лопен Вангчук. Монах, не привыкший давать ответ сразу, отхлебнул из большой фаянсовой пиалы и, с шумом выдохнув, произнёс:

– Ратха – это имя её матери, жены моего старшего внука.

– Стало быть, это твоя правнучка? – удивился Лавров.

Ответа не последовало. Для многих народов Азии молчание в ответ трактуется как знак согласия, и Виктор знал это. На вид Лопену было не более пятидесяти, но в летописях монастыря хранилась запись о рождении его старшего сына. Угьен Вангчук родился в год получения Бутаном независимости – 1947-м. Даты же рождения настоятеля монастыря «Гнездо белой летающей тигрицы» не знал никто.

Будучи человеком весьма образованным и неглупым, Виктор благодаря своему интеллекту сумел заслужить уважение и даже некоторое доверие бутанского монаха. Главным предметом бесед в этом уединённом месте на высоте около 2000 метров над уровнем моря была религия. Лаврову пришлось вызвать из запасников памяти почти всё, что он узнал за добрых два десятка лет путешествий по миру.

Незаметно промелькнул монах, наливший в пиалу Виктора жирного чаю, излюбленного напитка горного народа. Журналист почувствовал себя раскованнее и, продолжая сидеть, немного размял свои босые ноги: собираясь на встречу с монахом, ему пришлось на время разлучиться со своими кожаными походными ботинками ради подобия плетёных сандалий. Ношение одежды и обуви из убитого животного претило законам и мировоззрению жителей Бутана, и Виктор, рассчитывающий заручиться поддержкой Лопена в своей миссии, должен был эти законы соблюдать – по крайней мере, в присутствии старца. Но привычка есть привычка: пройдя всего несколько минут в самодельных тапках, Лавров снял их и выкинул куда подальше. «Лучше уж босиком, чем в этих лаптях».

– Так чего же хочет мой европейский друг? – Лопен неожиданно спросил Виктора по-русски.

Виктору впервые в жизни казалось, что его видят насквозь. От этого было не по себе. Сергей Крыжановский, его друг из Одессы, инструктирующий журналиста перед выездом в Бутан, не упомянул о том, что Лопен владеет восьмью иностранными языками. Застигнутый врасплох Лавров проявил выдержку и не показал и тени удивления, будто русским языком должны владеть все монахи мира.

– Премудрый, я уже много лет хочу только странствовать и постигать истину. У меня есть всё, что нужно свободному путнику, – здоровье, силы и вера, – ответил Виктор на английском.

– Я вижу, что ты – мыслитель, и твоя философия понятна мне. Мало того, она близка учению Будды… – Старец впервые за двое суток улыбнулся, поглаживая жидкую, чёрную как смоль бороду. – Я готов помочь тебе, но Пещера Ринпоче закрыта для непосвящённых.

– Я про Пещеру ничего не говорил, и…

– …Не обязательно слышать, чтобы понимать, – изрёк старец. – Я так стар, что твой дед ещё не родился, когда я уже был учителем многих… Ты умён, честен и в твоём сердце нет зла, но Пещера…

Виктор был подавлен. Он терпел фиаско. Его цель – сфотографировать Изумрудную Чашу Патриарха, которая, по слухам, находится именно в Пещере Ринпоче и, казалось, была так близка – вмиг стала недосягаемой. Один снимок этой бесценной реликвии, которая ещё никогда не была показана широкой общественности и существование которой учёные умы ставили под сомнение, мог перевернуть современное представление о мире и его истории. Теперь же мечта увидеть и сфотографировать Чашу уплывала от Виктора, как облако за высокую гору близ буддийского храма.

Вступать в спор с таким великим человеком журналисту никак не хотелось, но другого выхода не было. Лавров был не из тех, кто опускает руки при малейшей неудаче.

– Понимаешь, мудрейший… Я должен это сделать! Речь идёт не только обо мне, всё намного серьёзней. Я должен сделать это для всех людей, которые окутаны туманом непонимания. Для прозрения человечества, если хотите, – пошёл в наступление Лавров.

– Должен… – На лице Лопена показалась снисходительная и вместе с тем добрая улыбка, как если бы перед его мудростью предстал провинившийся неразумный ребёнок. – Какое весомое и вместе с тем обманчивое слово… Но мудрость Тибета гласит, что ты в этом мире никому ничего не должен. И тебе никто и ничего не должен, – парировал монах.

Дальнейшее пребывание в гостях у настоятеля не имело смысла, и Виктор уже готов был распрощаться с гостеприимным бутанцем. «Надо ж было такой гадости напиться…» – думал Виктор, через силу допивая жирный чай, заваренный в молоке с добавлением ячьего жира. Внезапно боковым зрением он увидел, как к Ратхе, продолжающей играть со змеёй, со спины подползает самец кобры. Весной все змеи агрессивны, и медлить было нельзя. До девочки было метров десять. «Не успею… Кричать бесполезно – только панику наводить», – просчитывал ситуацию журналист. Ни Лопен, ни его прислуга не замечали подбирающегося к ребёнку двухметрового монстра. Ему оставалось до Ратхи не больше метра. Самец поднял голову и сосредоточился…

…На принятие решения у Виктора были доли секунды. Метнуть в змея свой знаменитый гвинейский тесак – не вариант. Как-никак, это убийство, хоть и во имя спасения жизни ребёнка. В этой стране так нельзя. И тут его осенило: чётки! Он сильным и точным движением запустил ими в кобру. Гигантская рептилия на секунду замерла. Этой паузы хватило, чтобы Лавров подлетел к девочке, схватил её на руки и отскочил вместе с ней на несколько метров в сторону от смертельной опасности.

Все присутствующие были потрясены. Монахи, стоящие во дворе, кинулись к спасённой Ратхе. В глазах Лопена Вангчука явственно читался испуг…

…Во мраке древнего храма времени, казалось, не существовало. Виктор шёл по длинному коридору. По крайней мере, ощущение ограниченного пространства не покидало его, хотя стен в темноте видно не было. Впереди маячил яркий, слепящий своей белизной свет. «Свет в конце тоннеля… Может быть, я умер?». Виктор поёжился. В этом мистическом коридоре было настолько холодно, что босые ноги Лаврова свело судорогой. «Когда уже можно будет наконец обуть свои любимые ботинки? А то хожу тут, как голодранец, честное слово», – возмущался про себя журналист.

Перед глазами Виктора до сих пор стоял вчерашний вечер, когда Лопен, до глубины души поражённый спасением любимой правнучки от чудовищного «короля» кобр, отправил всех монахов молиться и остался с Лавровым наедине.

– Я не знаю, кем ты послан. Может быть, самим Буддой, чтобы защитить мой род, а может – демонами-врагами, чтобы искушать меня в старости. Но долг крови велит мне быть благодарным за твою услугу. Пусть даже мне придётся нарушить священную клятву, данную предкам. Ты будешь посвящён в первую степень монастыря «Гнездо белой летающей тигрицы» и войдёшь в Пещеру Ринпоче.

Сейчас Лопен шёл впереди, и Виктор боялся рефлекторно перейти на свой привычный быстрый шаг и наступить на маленького монаха. «Еще наступишь, обидится и передумает…» Виктор, как всегда, не мог не иронизировать. Неизвестность держала его в напряжении, а разгрузить свой мозг от тяжёлых дум журналисту обычно помогала самоирония.

Спустя некоторое время Лопен наконец вывел Лаврова в небольшой зал, откуда и пробивался тот самый яркий свет, видный чуть ли не в начале длинного коридора. Под небольшим куполом из природного стекла горел огонь. Виктор не мог оторвать глаз от языков пламени.

– Что это, учитель? – Лавров впервые назвал настоятеля учителем, сам не понимая, что на него нашло.

– Это священный огонь, вечный огонь – огонь Праведника Исы, – торжественно воскликнул Вангчук, – …много поколений назад его принёс с Запада мой предок. С тех пор он не затухает.

Виктор смотрел на извивающуюся змейку огня и не мог понять, что его поддерживает. Может быть, газ? Но нет: чаша под куполом стояла на треноге из красного дерева. Всё это было похоже на фокус с говорящей головой. Но никаких зеркал, никаких отводящих трубок или проводов. «Чудеса… Но ведь чудес не бывает… Или бывают? Сходит же раз в год Благодатный огонь в Иерусалиме. А может, это и есть частица того Благодатного огня?»

– Нам пора осуществить то, ради чего мы пришли, – вывел Виктора из размышлений голос древнего настоятеля.

Лопен подвёл Виктора к большому белому камню и велел положить на него ладони. Маленький бутанец принялся читать обращение к Будде на непонятном для Виктора языке. Внезапно журналист почувствовал странное притяжение к этому камню. Руки словно приклеились… «Хорошая ловушка, но… будь что будет. Не для того же он меня сюда вёл, чтобы устроить западню». События последнего дня, когда ситуация резко меняла направление от отчаяния к надежде, измотали Виктора и заставили его быть готовым ко всему. Тем временем молитва Лопена казалась бесконечной… Неожиданно Лопен снова заговорил по-русски.

– Теперь, европеец, твоя судьба в руках Будды. Куда бы ты ни шёл, он будет с тобой. Путь в Пещеру Ринпоче открыт. Но помни: ты никому не должен говорить о моей услуге. Прощай…

…Наваждение схлынуло. Виктор сидел у большой скалы. Перед ним внизу простирался тропический лес, а где-то вверху, упираясь в облака, манили своей неизведанностью исполинские Гималаи.

 

Глава 1

Пещера Ринпоче

Горизонт терялся в густоте тропического леса. Но когда деревья расступались, перед глазами снова и снова появлялась величественная гора. Пирамидообразная, усыпанная бамбуковыми рощами, с отдельными вкраплениями лиан и эпифитов, возвышающаяся над остальными горами округи, она словно звала к себе, но опять пропадала из виду, как только перед Виктором смыкалась очередная гряда лесных зарослей. Эта игра в прятки продолжалась уже полдня. Иногда лес сильно напоминал родной, карпатский, вот только тревожно кричащие обезьяны ни на минуту не позволяли забыть Лаврову, что он в Гималаях, пробирается по малохоженной тропе с вечно отстающими проводниками-носильщиками.

Обезьяны, оставаясь невидимыми, всегда кричат при появлении в лесу людей. Их тревожные крики подхватывают сородичи, находящиеся подальше, и так этот дикий хохот с воплями, похожими на крики сказочных существ из какого-нибудь «фентези», расходится волнами, будто круги на пруду, когда его гладкую поверхность потревожит вспугнутая лягушка.

Выйдя на очередную поляну с прогалиной, Лавров остановился, чтобы полюбоваться видами вожделенной горы Ринпоче и немного передохнуть. Костюм сафари на нём потемнел от пота. Когда тебе «за сорок», к высокогорью привыкаешь быстро и безболезненно, но вот спускаться с горы по лесной тропе равнинному жителю трудно в любом возрасте. Виктор оглянулся назад: «Ну, где они там?»

Проводниками Виктора были невысокие смуглокожие бутанцы, одетые в национальные халаты, гольфы и ботинки для туризма – удивительная безвкусица, но в этих краях не до модных тенденций. Оба были лет на пятнадцать моложе украинца.

– Такое впечатление, что это я у вас проводник, – улыбнулся Виктор спустившимся вслед за ним молодым бутанцам.

Бутанцы вели с собой мулов, незаменимых спутников в походах по труднодоступной горной местности.

– Успевает всюду тот, кто никуда не торопится, мистер, – серьёзно ответил Кращи. Он был старшим из двух братьев.

– Это ты ночью тигру расскажешь, – парировал журналист.

При слове «тигр» глаза обоих бутанцев округлились от ужаса.

– Где тигр?

Виктор, конечно, пошутил. Бенгальский тигр, нещадно истреблённый европейцами в XX веке, уже почти не встречался в дикой природе, но первобытный страх перед этим красавцем джунглей передавался коренным жителям на генетическом уровне из поколения в поколение.

– Дальше не пойдём, мистер! Здесь тигры! – сказал Кращи и сел рядом со своим мулом.

«Вот же ляпнул на свою голову», – недовольно подумал Лавров.

– Если здесь тигры, то маршрут стоит дороже!

Младший брат Кращи, которого звали Ищи, как по команде последовал примеру брата и тоже сел рядом со своим мулом.

– Ну вот! – рассердился Виктор. – Какие тигры? Вы в своём уме? Кто вам сказал, что здесь водятся тигры?

– Ты и сказал, – спокойно ответил Кращи.

– Но вы-то знаете, что никаких тигров здесь нет… наверное.

Сомнение Виктора было вполне обоснованным. Бенгалия находилась совсем рядом, а за передвижением хищников по джунглям никто не следил.

– За двести пятьдесят долларов не пойду! – вдруг выпалил Ищи.

– И я не пойду, – добавил Кращи.

Виктор прекрасно понимал, что тигры тут ни при чём и что эти два маленьких вымогателя специально разыгрывают сцену, чтобы получить побольше зелёных бумажек. До цели оставалось каких-то полдня. Отступать было некуда.

– Хорошо. За пятьсот пойдёте? – попытался зажечь в своих проводниках азарт журналист.

Братья переглянулись, перекинулись парой слов на своём родном языке бантава и кивнули друг другу.

– Пойдём! – утвердительно ответил Кращи.

Виктор с облегчением выдохнул.

– …Но деньги вперёд, – добавил старший из братьев.

– Вот. – Виктор готов был разразиться нецензурной бранью, но взял себя в руки: всё равно это ничего не даст. Если уж бутанец что-нибудь решил, с его упрямством может посоревноваться только его верный мул.

– …Договорились, – улыбаясь, закончил фразу Виктор.

«Засранцы…» – добавил он про себя.

Путники наконец двинулись дальше. И опять бамбук, пальмы, вечнозелёные мимозы там и тут, и перекличка невидимых обезьян высоко в ветвях.

Вдруг размеренную симфонию леса прорезал уже совсем другой, тревожный крик обезьян, который столкнулся с точно таким же криком в ответ.

– Кто это? – спросил Виктор у Кращи.

– О чём вы, мистер? – изображая невинность на лице, изумился тот.

Виктор, быстро подхватив мулов под уздцы, остановил движение и жестом показал проводникам: «Не шуметь». Где-то очень далеко, сквозь возмущённый крик обезьян, раздавался какой-то хлёсткий звук.

– Мачете, – почему-то шёпотом прокомментировал Виктор, – и люди на мулах… Их не меньше десятка.

В этой части леса прорубка дороги была категорически запрещена королём Бутана, чтобы не тревожить духов гор. По той же причине иностранцам было заказано купаться в бутанских водоёмах, а также заниматься альпинизмом. «Любите лес, как король любит вас», – было написано на входе в заповедник. Звук мачете мог означать только одно: где-то далеко от Виктора и его проводников двигалась ещё одна группа людей.

– В первый раз встречаю европейца, который знает лес не хуже меня, – с досадой произнёс Кращи.

– А если знаешь, то почему молчишь? – иронично спросил Лавров.

– Ну… может быть, это такие же паломники, как и вы, мистер, – нерешительно ответил за брата Ищи.

– Думаю, паломники нарушать порядки заповедника не стали бы… – многозначительно заметил Виктор.

Путь на Ринпоче огибал гору и пересекал гигантскую впадину, которая была похожа на кратер давно потухшего вулкана. Поверхность подножия самой древней горной системы мира укрывала густая растительность, издали напоминающая исполинский тёмно-зелёный ковер.

Через какое-то время Лавров опять остановился. Его заинтересовала стрела, торчащая из дерева прямо у тропы, по которой шла его экспедиция. Не трогая стрелы, Виктор внимательно осмотрел её, щёлкнул на фотоаппарат и молча пошёл дальше. Ищи, шедший следом, тоже остановился у стрелы и громко сказал в спину уходящему Лаврову: – В Бутане очень популярен лук. Это самый распространённый вид спорта!

– Если ваша олимпийская сборная стреляет ядовитыми стрелами, то почему она всё ещё не чемпион? – резонно ответил журналист.

Кращи выдернул стрелу из дерева и осмотрел мутно-слизистые наплывы на древке у наконечника. Виктор вернулся на место неожиданной находки.

– Яд совсем свежий. Похоже, это браконьеры охотились на обезьян, – заключил Кращи.

– Зачем стрелять в обезьяну отравленной стрелой? Это же не слон, – засмеялся Виктор.

– Я боюсь, – вдруг почти по-детски залепетал Ищи. Виктор сразу понял, что сейчас из него опять начнут тянуть деньги, а прогулка по лесу ценой в билет на самолёт до Киева его никак не прельщала.

– Не бойся, Ищи. Если бы выслеживали именно нас, то давно бы уже убили. Пойдёмте. Не хотелось бы здесь ночевать…

Тропа, по которой они спускались, пусть и пунктирно, но была обозначена заботливо срезанными ветвями или вырубленной ступенью склона. Монахи буддийского монастыря «Гнездо белой летающей тигрицы» очень редко посещали Пещеру Ринпоче – не чаще одного раза в два-три года. Виктор не знал дороги, но, полагаясь на весь свой богатый опыт путешественника, ориентировался на шум небольшого водопада, который вскоре открылся их взглядам. Водопад ниспадал в мутную горную речушку, преградившую им дальнейший путь.

Странники сделали привал. Кращи достал из пазухи халата, служившей ему гигантским карманом для всего на свете, какую-то помятую карту. Лавров протянул руку, желая посмотреть, где брод. Бутанцы со своими мулами стояли рядом, уткнувшись в мятый клочок схемы. Никто из троих не подозревал, что в этот момент совсем неподалёку, в кустах, притаился человек с внешностью индуса. Он привстал для верного выстрела и взвёл курок револьвера.

Бывший разведчик спецназа Виктор Лавров, услышав знакомый звук, среагировал молниеносно: толкнув бутанцев в разные стороны, отчего те разлетелись, словно тряпичные куклы, Виктор метнул свой посох на звук и… не промахнулся. Тяжёлая палка попала индусу в лоб, выпавший из рук револьвер тут же булькнул в воду. Несостоявшийся убийца поспешил скрыться в густых зарослях бамбука.

Напуганные братья Ищи и Кращи комично ползали на четвереньках, подбирая полы своих длинных халатов, пока Виктор искал в кустах свой посох.

– Судя по ландшафту, идти нам осталось недолго, – невозмутимо произнёс журналист.

– Что это было? – спросил объятый ужасом Ищи.

– Ничего, парень. Просто слишком большая обезьяна в кустах. Жаль, слабо метнул, – пошутил Виктор, глядя в карту-схему, подобранную с земли. – Так вот же брод! Метрах в тридцати отсюда.

Братья-проводники так и не поняли, что произошло. Они послушно поплелись за Виктором, ведя за собой своих мулов.

После брода путь пошёл в гору, и идти стало легче. Ещё два часа пути, и Виктор со своими провожатыми вышел на широкую просторную площадку, расчищенную перед входом в пещеру.

– Это здесь, – уверенно сказал Кращи.

– Уже вижу, – ответил Виктор и подошёл к тёмному отверстию, зияющему в горе.

Виктор всматривался в эту пугающую и одновременно манящую темноту. Ему казалось, что он стоит на краю мира. Может быть, точно так же в доисторические времена на этом самом месте стоял первобытный охотник, опасаясь чёрной неизвестности в глубине этого природного укрытия. Оттуда веяло холодом, и какая-то грозная тишина только добавляла суеверного ужаса тому, кого судьба приводила к этому удивительному месту.

Но Виктор Лавров определённо был не из трусливых. Звучно выдохнув, он подошёл к одному из мулов и достал из плетёной корзины, притороченной к спине животного, свой стандартный набор «объектив-защита-бленда». Бутанцы с интересом наблюдали за приготовлениями журналиста.

– Что вы собираетесь делать, мистер? – первым не выдержал любопытный Ищи.

Виктор, будто не услышав вопроса, повязал на голову бандану цвета хаки и перетянул шнуровку на ботинках, от которых ещё недавно был вынужден отказаться в знак уважения к Лопену Вангчуку. «Дорога тоже требует уважения», – думал Лавров, управляясь со шнурками.

– Кому-то придётся остаться наверху – охранять мулов и вещи, – скомандовал Лавров тоном, не терпящим возражений.

В этот раз на лицах бутанцев застыл неподдельный испуг.

– Мистер, сюда разрешено заходить, только предварительно сняв обувь и только людям друкпа (бутанцам – Авт.). И то не всем, а лишь тем, кто прошёл посвящение, – сбивчиво затараторил Ищи.

– А иначе что? Земля разверзнется и начнётся конец света? – иронично спросил Виктор.

– Того, кто войдёт туда без разрешения, ждёт страшная кара, – взволнованно лепетал Ищи, – может убить молния.

– …Или духи гор превратят обманщика в дерево, – добавил Кращи.

Виктор расхохотался.

– В дерево? Это в какое же? В банан или бамбук? Я хочу знать заранее, это очень важно!

– Не смейся, чилипа (чужеземец. – Авт.)! – сверкнув глазами, вскрикнул Кращи. – Посмотри на эти деревья!

Кращи торжественно взмахнул рукой в сторону столетних хвойных великанов неподалёку.

– Вот! Это не деревья! – ораторствовал проводник. – Это те европейцы, которые ослушались высшего закона, и теперь они уже никому ничего не расскажут!

Виктор с наигранным вниманием слушал Кращи и так же театрально поддакивал его взволнованному монологу.

– Ты знаешь, скажу по секрету, у меня один друг тоже иногда превращается в дерево… – в тон Кращи воскликнул Виктор, – …когда виски напьётся… Но для этого даже не нужно заходить в пещеру, – добавил журналист, едва сдерживая смех.

Кращи на удивление хорошо понял шутку украинца и вмиг успокоился.

– Хорошо. Смейся, европеец! Но знай! Никто из чилипа ещё не выходил из этой пещеры живым. Я не пойду с тобой! И брат мой не пойдёт.

Твёрдый взгляд двух маленьких жителей этих гор не давал усомниться в их решимости.

Несколько секунд Виктор и Кращи сосредоточенно смотрели друг другу в глаза.

– Ну что же. Не хотите – не идите. Но должен вас предупредить: у меня есть отличное посвящение.

И Виктор вынул из кармана куртки «сафари» маленький целлофановый пакетик, в котором лежали аккуратно смотанные в трубочку и перевязанные резинкой долларовые купюры. Глаза бутанцев заблестели.

– Во-о-от! А вы говорите – дерево, дерево… Ну, кто со мной?

С минуту бутанцы молчали и переглядывались. Первым заговорил Кращи.

– …Но учтите! Если мой брат погибнет, вы мне должны будете выплатить неустойку в тысячу, нет… в две тысячи долларов!

– Хорошо! – В глазах Виктора запрыгали весёлые искорки. – Послушай, Кращи. А может, я с тобой схожу, а две тысячи дам твоему брату, если что?

– Мне нельзя! – твёрдо сказал Кращи. – Я на следующей неделе пасу яков. Наша очередь.

«Вот же лиса, – с улыбкой думал Виктор, вытаскивая из корзины огромный фонарь. – Если бы не Гималаи, я бы подумал, что торгуюсь где-нибудь у нас, под Житомиром. Пройдохи везде одинаковы!»

На этот раз Виктор не стал снимать обувь, как было предписано Буддой. «В конце концов, у меня есть Иисус – я думаю, они с Буддой как-нибудь договорятся, чтобы я не простыл». Лавров не был атеистом, но иногда отпускал такие шутки, за которые его покойная бабушка точно не похвалила бы любимого внука. Издержки профессии, что поделаешь.

Ищи и Виктор стали погружаться во тьму подземелья. «Хм, две тысячи долларов… Это получается, что моя машина, которая осталась на стоянке в Борисполе, стоит десять бутанцев? Негусто», – весело размышлял журналист.

Лавров шарил пучком света по стенам и потолку, с которого свисали побуревшие от старости и полуистлевшие молитвенные флаги лунгта. Виктор искал на тканях благословляющую мантру и осторожно передвигался только под такими лунгта – зная, что они действуют в Пещере Ринпоче как оберег.

– Мистер! – предупреждающе воскликнул Ищи и осветил юную очковую кобру под берцами фотографа.

– Спасибо, Ищи.

Лавров осторожно продвинулся вперёд, не задевая потревоженной змеи, и посветил под ноги Ищи. Тот стоял в самом центре змеиного выводка. Малыши очковой кобры прятались в пещере от дневного зноя и так и кишели вокруг босых ног бутанца. Тот опасливо переступил туда, где каменный пол был свободен от ядовитых малышей.

И тут Виктор быстро схватил проводника за шиворот и притянул к себе. В опустевшем пространстве из стены торчали четыре копья. Это были бамбуковые колья, заострённые и очень пыльные. Прах вибрирующих копий красиво оседал в пучке электрического света.

– Не выходи из-под лунгта, под которыми я стою! – запоздало предупредил Лавров.

Следующим препятствием была бездонная яма, преградившая им путь в глубь пещеры. Её преодолели, по очереди карабкаясь вдоль стены, цепляясь за подсвеченные фонарями выступающие камни. Первым на другой стороне оказался Лавров. Обвязанный верёвкой, Ищи сидел на земле, упёршись в камни ногами, – на случай, если Лавров, обвязанный другим концом, сорвётся в яму. Потом с помощью блоков переправили корзину с фототехникой. Наконец вдоль стены, освещаемой фонарём Лаврова, бутанец последовал за европейцем. Он почти добрался, как камень из-под его ноги сорвался вниз, и проводник повис на руках, тихо подвывая от ужаса. Виктор схватил его за шиворот халата и снова с силой притянул к себе.

Немного отдышавшись, Виктор вспомнил старое доброе кино с участием героя видеомагнитофонных записей Брюса Ли: Пещера Смерти в монастыре Шаолинь. Как маленький Витя радовался каждому умелому трюку непревзойдённого мастера кунг-фу! Как он мечтал когда-нибудь повторить то, что видит на экране. Интересно, выжил бы Брюс Ли в Пещере Ринпоче? Сам же Виктор пока живой, да ещё и спас проводника.

После ямы ход пещеры заметно расширился и свернул направо, флаги лунгта куда-то пропали, а на повороте фонарь озарил стилизованный портрет основателя бутанского буддизма – Шабдрунга Ринпоче. За поворотом фонари осветили просторную залу с постаментом посередине. На постаменте в лучах искусственного света сияла Изумрудная Чаша Патриарха.

– Вот она! – только и смог произнести Виктор.

Удивительное зрелище. Чаша, о которой все каталоги и научные издания говорили не иначе как о легендарном артефакте, не существующем в реальности, – стояла перед ним, Виктором Лавровым, простым фотографом и тележурналистом из Украины. Для него это было сродни находке гробницы Тутанхамона или встрече с живым Мартином Борманом.

– Поторопимся, мистер, здесь уже нечего бояться. А то как нам возвращаться по лесу в темноте? – произнёс Ищи и шагнул к постаменту. Виктор опять грубо схватил его за шиворот халата, рванул на себя и, не удержавшись на ногах, упал на проводника, прижав его к стене пещеры. Откуда-то с потолка пещеры туда, где только что стоял бутанец, упал громадный молот.

– Да я бы сам увернулся! – заносчиво произнёс парень, скорчив недовольную гримасу.

– Не всё так просто, Ищи, – выдохнул прямо в рот бутанцу Лавров и, легко оттолкнувшись от его груди, вернул себе равновесие.

Виктор внимательно осмотрел «стопы Ринпоче» на пыльном полу пещеры. Они были гораздо больше человеческих и обведены по краям красной краской. «Стопы Ринпоче» не вели к чаше какой-то отдельной тропой, а были изображены хаотично по всему полу пещеры.

Лавров сделал несколько общих снимков-панорам, со вспышкой и без. Когда срабатывала вспышка, было заметно, что одни «следы Ринпоче» высечены в скале, а другие выдавлены в керамике, по цвету не отличимой от скалы.

– Не всё так просто, парень, – повторил Лавров.

Виктор легонько стукнул по керамике альпинистским молотком, и огромная крышка замаскированной ловушки провалилась глубоко вниз. Звука упавших обломков фотограф так и не услышал: яма была практически бездонна.

– Ну вот. Сделал бы шаг вперёд – и всё…

С минуту Ищи и Лавров смотрели в тёмную бездну провала.

– Оставайся здесь, – велел Виктор проводнику и, сверкая вспышкой себе под ноги, пробрался к постаменту с Изумрудной Чашей Патриарха.

Чаша, освещённая издали фотолампами из корзины Ищи, призрачно мерцала зелёным блеском. Проводник сел прямо под штатив мощного светильника и с интересом смотрел, как украинский журналист фотографирует древний буддийский артефакт.

Лавров был человеком увлекающимся и был способен отдаваться тому, что в данный момент вызывало у него наибольший интерес, моментально и полностью. Ещё во времена юности он мог часами пропадать в библиотеке, погрузившись в изучение исторических книг какого-нибудь малоизвестного широким массам автора или обложившись учебниками по физике – просто так, потому что интересно. В такие моменты он забывал и о футболе, и о девчонках, и вообще обо всём на свете. Вот и сейчас возможность отснять уникальную реликвию заставляла Виктора отвлечься от мыслей об опасных ловушках и фотографировать сосредоточенно и без спешки, будто всё это происходило не в таинственной тёмной пещере, а в какой-нибудь уютной киевской фотостудии. Журналист менял ракурсы, освещение, объективы. От духоты и усердия его пыльная бандана стала мокрой. Виктор всё ещё не верил, что это происходит с ним наяву. Многие годы охоты за этими снимками, работа с архивными материалами в ведущих библиотеках и музеях мира, непрерывное общение с археологами, историками и геологами, десятки путешествий, подчас очень опасных… И вот она! Руки Лаврова начинали дрожать от волнения…

Наконец журналист решил, что дело сделано и по своим следам вернулся назад.

Путники разобрали светильники и сложили их обратно в корзину, которую Ищи поспешил взгромоздить себе за спину. Он явно спешил, так как боялся ночевать в лесу, полном горных духов, разозлённых тем, что их потревожили. К немалой досаде бутанца украинец задержался у позолоченного портрета Шабдрунга Ринпоче, снова расставив свет и сфотографировав ещё и эту буддийскую святыню.

– Всё! Давайте рассчитываться, мистер фотограф, – не выдержал Ищи, – мне надоело.

– Ну помоги же мне собраться, Ищи!

– Сначала деньги!

Виктор ухмыльнулся и достал из пакета обещанную тысячу долларов.

Ищи буквально вырвал деньги из рук Виктора.

– Всё! Желаю удачи! Дорогу я знаю.

И побежал в обратный путь.

– Ищи! – взволнованно крикнул вслед Виктор.

В следующую минуту плита, по которой бежал бутанец, резко перевернулась вокруг своей оси, и проводник с криком ужаса полетел в пропасть.

– Что ж ты наделал, дурак молодой! – с горечью произнёс Виктор и обречённо сел у своих пожитков.

Конечно, Виктору, как опытному бойцу и путешественнику, не составило большого труда вернуться обратно самому. Несмотря на тяжёлую корзину за спиной, он легко преодолел яму, без проблем избежал всех ловушек и миновал маленьких змеёнышей. Однако на душе скребли кошки: было жаль этого незадачливого жадину-проводника. К тому же теперь журналисту предстояло объясниться с его старшим братом.

…Вечерело. Солнце спряталось за гору. На площадке для медитации у Пещеры Ринпоче украинского фотографа ожидал неподвижный бутанец Кращи. Виктор вышел, стараясь не смотреть на проводника, и, набрав полные лёгкие воздуха, гулко выдохнул:

– Кращи, я один. Я сожалею…

Бутанец молчал. Только тут Лавров почувствовал что-то неладное. Он повернулся к проводнику: тот смотрел в небо безжизненными глазами. Одной рукой несчастный бутанец держался за стрелу, торчавшую из его шеи. Рядом ели корм из мешочков ничего не подозревающие мулы. Лавров подошёл ближе. Судя по температуре тела, Кращи был убит совсем недавно. Виктор ладонью опустил веки убитого. «Не дождался денег за своего брата, бедняга…» Журналист внимательно осмотрел стрелу. Она была отравленной. Ошибки быть не могло: за ними уже полдня кто-то охотился. Надо было быстрее выбираться отсюда.

Лавров соорудил из верёвки подобие узды, закрепил на спине мула Кращи тело его убитого хозяина, за ним крепко привязал мула Ищи и принялся осторожно спускаться с горы. На участке тропы, где слева была пропасть, а справа скала, мул взбунтовался. То ли его пугал мертвец на спине, то ли укусил овод, но животное упёрлось всеми четырьмя ногами и остановилось. Когда же Лавров попытался понукать мула посохом, он взвился на дыбы, взбрыкнул несколько раз и, не удержавшись на покрытых мелкими камушками глыбах, сорвался в пропасть, утягивая за собой мула, который шёл за ним. Виктор бросился вперёд и успел ухватить второго мула за заднюю ногу, но сил не хватало. Борьба продолжалась недолго. Даже каменные руки Лаврова не могли выдержать такой тяжести. Журналист почувствовал, как мулы тянут его за собой, и разжал пальцы. Посмотрев вниз, он увидел бедных животных, лежащих на дне ущелья. Отсюда, с горы, они казались совсем маленькими, не больше спичечного коробка.

– Прискорбно… Радуцкий по головке не погладит, – промолвил еле отдышавшийся Виктор. Весь багаж, собственность телеканала, на котором работал Лавров, пропал вместе с мулами. Остались лишь фотоаппарат Nikon 800, с которым журналист не расставался никогда, да небольшой дорожный рюкзак за плечами.

Виктор быстро спускался вниз уже знакомой тропой. Другого пути обратно у журналиста не было. Нужно было до темноты успеть добраться до густого леса: в нём легче прятаться. Уже подходя к броду через горную речку, Виктор увидел лучника, который целился в него. Низкорослый бутанец со страшной гримасой на лице молча прицеливался, а Виктор понимал, что увернуться от стрелы на таком расстоянии практически невозможно. Тут Виктор обнаружил, что бутанец не один. То справа, то слева стали появляться его сородичи с точно такими же натянутыми луками и ужасными гримасами.

– О! А чего это вы все такие невесёлые? – произнёс Виктор.

Он прекрасно понимал, что достаточно было одного мгновения, чтобы превратиться в «подушечку для булавок», но что ему оставалось делать, как не иронизировать?

– Всё шутки шутим, мистер Лаврофф? – Из-за спин бутанцев выступил ещё один человек в халате, но черты его лица вовсе не были азиатскими. Старик лет семидесяти пяти с орлиным профилем достаточно резво вышел навстречу Лаврову. – Отдайте мне свой фотоаппарат.

– Вы кто?

– Дед Пихто, – ответил старик по-русски, – фотоаппарат отдай!

Старик подошёл и требовательно протянул руку. Лучники сгруппировались ближе друг к другу и начали смыкать полукруг. Виктор мгновенно оценил обстановку. Воевать с десятком лучников было глупо, но в голове крутился ещё один план…

– Пожалуйста, дедушка, – покорно ответил журналист и протянул фотоаппарат старику.

Тот не успел коснуться фотоаппарата, как Виктор выронил его. Шикарный «Никон» упал на камни и завис над пропастью. Один миг отделял его от падения с огромной высоты.

– Хватайте его, хватайте! – Злодей был в бешенстве.

Лучники опустили оружие и, расталкивая друг друга, ринулись к краю обрыва. Воспользовавшись сутолокой, Лавров оттолкнул двоих бутанцев, которые стояли на пути, подхватил фотоаппарат и помчался вниз по тропе. Сзади засвистели стрелы, но Виктор знал, как убегать, постоянно меняя тактику, – движение маятника, которому учили в разведшколе. Он уже было отбежал на расстояние, недоступное для стрелков, но тут из кустов у самой реки выступил ещё один отряд бутанцев. Журналист понял, что окружён. Сзади напирал старик со своей бандой. Виктор посмотрел вниз с обрыва и увидел отблеск поверхности реки. До воды было метров двадцать, но выбора не оставалось. Лавров метнулся вниз…

Шум реки заглушил крики старика и растерянных бутанцев. Журналист уплывал вниз по течению реки. Где-то по пути оборвался с карабина его верный и только что чудом спасённый «Никон», увлёкший на глубину тайну Пещеры Ринпоче. На Гималаи опустилась ночь…

 

Глава 2

Изумрудная Чаша Патриарха

Карликовое Королевство Бутан затерялось в Гималаях между Китаем и Индией. Ещё в XX веке попасть сюда можно было только из страны слонов и чая. И то – по узкой горной тропе…

Виктор Лавров, известный украинский фоторепортёр и журналист-международник, проводил экскурсию по экспонатам своей фотовыставки «Загадки мира. Королевство Бутан», представленной в старинном архитектурном квартале Киева на Бессарабке. Выставка походила скорее на лекцию по истории народов мира и этнографии, чем на экспозицию эксклюзивных журналистских материалов. За автором пёстрой толпой ходили представители нескольких новостных агентств и телеканалов.

– …Надо сказать, в этой маленькой горной стране живут самые счастливые люди Азии, – продолжал Виктор, остановившись около фотографии старого бутанца, который, казалось, улыбался широкой улыбкой своего двузубого рта всему миру.

– Этого старца зовут Шабдрунг. Ему сто девять лет. Он гордится своим именем и любит Королевство Бутан.

– «Мои года – моё богатство»? Как Вахтанг Кикабидзе? – пошутил высокий молодой репортёр в светлом костюме в клетку, но на него никто не обратил внимания.

– …И всё же, – продолжал Виктор, пропустив глупую шутку репортёра мимо ушей, – почему народ друкпа, как себя называют сами бутанцы, счастливее жителей богатейших стран мира – Брунея, Сингапура, Катара? Этот вопрос я задал старцу Шабдрунгу.

Виктор с каким-то внутренним теплом смотрел на фотографию старика, будто учтиво спрашивая у него разрешения раскрыть тайну бутанского счастья.

– Этот мудрый человек ответил, что настоящее счастье нельзя найти. Его можно постичь. И тот, кто постиг его в течение своей жизни, и есть самый богатый человек на земле.

Журналисты притихли. Слова старца из далёкого и неизвестного Бутана заставили каждого задуматься о чём-то своём и одновременно всеобщем. Виктор добился своего. За набором общих фраз люди, как правило, теряют нить повествования и перестают вдумываться в его суть. Лавров же стремился к тому, чтобы его рассказ о Бутане был не только услышан, но и понят. Журналист перешёл к соседнему стенду с фотографиями.

– Шабдрунг отправил меня в монастырь «Гнездо тигрицы».

– Простите, как понять – «гнездо тигрицы»? Она же не страус и не попугай, – засмеялась одна из журналисток, женщина средних лет, рубенсовских форм и в очках на самом кончике носа.

– «Гнездо тигрицы» находится высоко в горах. По легенде, реальный исторический персонаж гуру Ринпоче в VIII веке прилетел туда из Индии верхом на… белой летающей тигрице, в которую превратилась женщина по имени Ешей Тогьял. Она была одной из его спутниц и бывшей женой императора с Юга.

– Он что, на тигрице с собой целый гарем вёз? – не унималась женщина в очках.

– Гарем не гарем, но такова легенда, – миролюбиво ответил Виктор. – Нас же не шокируют славянские сказки с их Колобками и Курочками Рябами? Мы просто воспринимаем это как должное с самого детства.

Свободное общение Виктора с журналисткой расслабило присутствующих. Кто-то даже засмеялся.

– …Так вот, – продолжал Виктор, стоя у очередного стенда с фотографиями, – в храме, посвящённом гуру Ринпоче, у меня состоялась интересная беседа с одним монахом. Мы застали его за молитвой. Он распевал мантры, выписанные в специальном свитке. Это была завораживающая картина: высокий мужской голос под древними сводами, непонятный язык, таинственные статуи вокруг и сам монах в тёмно-красной хламиде, такой же неподвижный и величественный, как окружающие его каменные изваяния… Но вдруг он замолкает, оборачивается и говорит на английском: «Вы зачем пришли к нам?» Что я мог ему ответить? «Посмотреть, – говорю, – браслетик приобрести на счастье». А он мне: «Вы хотите понять бутанское счастье? Извольте…» И указывает своим свитком на одну из ближайших к нему статуй. Вот она, кстати, – Виктор остановился у центральной фотографии на стенде.

– Это Падмасамбава. Он нарёк Бутан вторым Кайлашем. Кайлаш – эта такая гора в буддийской философии, центр святого региона, – уточнил Лавров. – По легенде, бутанские злые духи собрали все свои силы, чтобы напасть на гуру Ринпоче. Чтобы одолеть их, Ринпоче стал ужасным Дорже Дролло – истребителем демонов. В таком виде он смог подчинить своей власти всех духов. Это – счастье борьбы.

Говоря это, Виктор смотрел на толпу журналистов, которые хоть и не запоминали половины замысловатых бутанских имён, но слушали с большим вниманием. Лавров не заметил, как в зал вошёл его старинный приятель, продюсер Максим Радуцкий, крепко сбитый лысоватый мужчина средних лет в дорогом костюме-двойке и с короткой бородкой каре.

– Затем монах указал мне на другую статую в храме, стоящую точно посередине, – Виктор продолжал свою лекцию-презентацию, – это Будда Дармакайи, то есть «Изначальный Будда». Это символический образ просветлённой природы ума.

Это – счастье знания… И наконец, третья скульптура. На ней, как вы видите на фото, синий мужчина совокупляется с белой женщиной. Это Будда Самантабадра, то есть «Всеблагой», со своей возлюбленной Самантабадри. Это счастье взаимной любви между мужчиной и женщиной…

Итак, что же такое счастье по мнению бутанцев? Это единство счастья борьбы, счастья знания и счастья взаимной любви между мужчиной и женщиной.

– Бред, – хихикнул себе под нос всё тот же парень в светлом костюме.

– В чём, по-вашему, бред, простите? – спокойно спросил Виктор.

– Во всём, что вы рассказываете, господин Лавров. Все эти длиннющие названия Подносомблямба, Санта-Барбарарамба… Это всё придумывается для туристов, чтобы заработать денег. Три статуи счастья. Рассмешили. Всё равно всё сводится к деньгам. Кстати, так же, как и ваша миссия. Вы же не за бесплатно это делаете?

Присутствующие глубоко вдохнули. Бесцеремонное, почти хамское поведение молодого репортёра привело представителей СМИ в замешательство. Им было неловко слышать такие отзывы в сторону журналиста, который вот уже добрых два десятка лет пользовался авторитетом у всей пишущей братии Украины. «Зелёного» заносчивого франта стоило поставить на место, и Виктор сделал это с достоинством и не без изящества.

Не меняя тона, Лавров посмотрел на парня и улыбнулся:

– Простите, с кем имею честь?…

– Павло Костырко, журнал «МегаБонус».

Присутствующие с интересом ждали, что же будет дальше. Высокая стройная девушка поднесла Виктору стакан холодной воды. Виктор стал пить воду, а парень в костюме продолжил:

– Каждый видит счастье по-своему. Я, например, счастье вижу по-другому. И на мир смотрю по-другому. И читатели нашего журнала смотрят на мир по-другому!

Лавров неторопливо осушил ёмкость до дна.

– Спасибо, Анечка, – он не стал ставить пустой стакан обратно на поднос, а обратился к бесцеремонному репортёру:

– По-другому, говорите?

– Да! Совершенно по-другому! – вызывающе ответил молодой человек.

Виктор поднял стакан, как бы показывая его молодому забияке.

– Пан Костырко, что это?

Парень растерянно посмотрел сначала на Виктора, потом на окружающих.

– Смелее, юноша, – улыбался Виктор.

– Ну, стакан, – выдохнул Костырко.

– Чудесно! Что это? – Лавров показал стакан какой-то молоденькой журналистке из толпы.

– Стакан, Виктор Петрович, – смутилась девушка.

– Отлично! Что это? – Виктор протянул стакан мужчине с бородой.

– Стакан.

– Удивительно, как точно! Это – стакан! – патетично воскликнул Виктор под бурный хохот присутствующих. – Вы знаете, что удивительно, пан Костырко: и я тоже вижу стакан, как и все присутствующие здесь коллеги, и вы в том числе! Поэтому на вашем месте я бы не утверждал с такой уверенностью, что вы что-то видите по-другому.

Всеобщий смех и аплодисменты заставили молодого журналиста моментально затеряться в толпе.

– А вообще, друзья… – Виктор вдруг задумался, – мне кажется, что люди одинаково видят добро и одинаково хотят счастья. Так же как одинаково не хотят зла ни себе, ни близким… Если вопросов нет, тогда на сегодня всё. Не забывайте о дисках с «превью» фотографий и видео, которые могут приобрести ваши агентства и телеканалы. Если что, я буду на своём канале с понедельника.

На этих словах презентация фотовыставки была окончена.

Тут журналист наконец заметил среди публики генерального продюсера своего телеканала Максима Радуцкого, который стоял у стены и уже несколько минут посылал Лаврову мимические знаки. Виктор, дав пару автографов случайным зевакам, направился к Радуцкому.

– Здорово, старик! – дружески поприветствовал его Лавров.

– Твоя выставка имеет успех, как я погляжу! – ответил Максим, пожимая Виктору руку.

– Имеет, – неожиданно равнодушно ответил Лавров. – Бутан – страна контрастов…

– …Ну да, – с издёвкой перебил Радуцкий, – а Лондон – город контрастов. А у нас – гулять собак запрещено…

Виктору не понравился тон Максима. Он пристально посмотрел на товарища.

– Ты о чём?

– Ты сам прекрасно знаешь, Витя, – Максим резко сменил интонацию и начал эмоционально жестикулировать.

– Если качественные репортажные фото из экзотических стран распечатать на хорошей фотобумаге, в больших размерах и поместить каждую фотографию в паспорт из дорогого картона, то даже снимки из серии «рукой махнул» могут показаться произведениями фотоискусства и плодом неимоверных репортёрских усилий. Да?

Виктор отвел взгляд и смотрел куда-то в сторону. Это разозлило Радуцкого ещё больше.

– Всё это, – Максим обвёл руками экспозицию, – обычные снимки из туристической зоны. Нашим, конечно, посмотреть любопытно, но ни одно международное информагентство не заинтересуется, разве что National Geographic. Это не твой уровень, Витя! И не твои амбиции.

– Чего ты хочешь, Макс? – Настроение Лаврова явно не располагало к дружеской беседе.

– Я хочу знать, что с тобой случилось!? – категорично продолжал отчитывать Виктора Радуцкий. – Мало того, что ты на свою экспозицию выставил непонятно что, ты ещё и эксклюзив на канал не привёз!..

Лавров усмехнулся уголком рта. Он всегда был человеком гибким в общении, но прогибаться перед кем бы то ни было – это уж нет. Даже в армии, где человек скован присягой, выполняя какие-то глупые приказания, Виктор старался делать это рационально, извлекая максимум пользы из каждого действия, за что его и ценили командиры. Он мог стерпеть обвинения в чём угодно, только не в отсутствии профессионализма.

– То есть ты считаешь, что беседа с Лопеном Вангчуком и посвящение украинского журналиста в буддийские монахи первой степени, снятые скрытой камерой, – это не эксклюзив?

– А как же Изумрудная Чаша Патриарха?

– А она… существует? – неожиданно задал вопрос «в лоб» Виктор.

Радуцкий окаменел.

– …Как… – промямлил он после паузы, – а разве… разве нет?

– Существуют десятки недоказанных мифов: Атлантида, Эльдорадо, Авалон, Лемурия…

– Так, Лавров. Не морочь мне голову! – сорвался Радуцкий. – Мы и так ухлопали кучу денег на эту поездку, а ты ещё ёрничаешь! Совсем страх потерял среди этих своих монахов?!

– …Если дело только в деньгах, я верну тебе и то, что потратил на командировку, и стоимость аппаратуры тоже верну, – спокойно ответил Лавров. – И разбежимся к чёртовой матери.

Кто-нибудь другой после такого диалога уже искал бы новую работу. Однако Лавров был на канале человеком незаменимым, поэтому вместо того, чтобы накалять ситуацию, Радуцкий выдержал паузу и положил руку на плечо Виктора.

– Вить… Ты это, бросай хандрить… Ну что с тобой в самом деле? Не молокосос ведь. За двенадцать лет шестьдесят экспедиций от канала…

– Уже посчитали? – горько усмехнулся Виктор. – Знаешь, Макс, что-то последняя поездка как-то… Не хочу я этих Гималаев. Впервые в жизни не хочу. Почему? Не знаю…

– Вот только не говори мне, что струсил, хорошо? Всё равно не поверю.

– Да чего там бояться?… – начал было Виктор, но Максим опередил его:

– …Ты-то мне тоже не рассказывай, ладно? Видать, было чего бояться, раз столько техники рухнуло в обрыв. Если не смог спасти, значит, там не лёгкая прогулка была. Ой не лёгкая…

Виктор промолчал. Он смотрел вниз, на свои новые английские штиблеты. Максим опять положил руку на плечо Виктора.

– Ну… хочешь, в этот раз я с тобой поеду?

– Ещё чего не хватало! – возмутился журналист. – Может, ты ещё и стенд-апы вместо меня запишешь?

– Вот это другое дело! – обрадовался Радуцкий. – Значит, вечерком заскочу к тебе, всё и обсудим.

– Макс! Иди к чёрту! Я ещё ничего не решил! Понял?

Виктор гневно зашагал в сторону экспозиции.

– Конечно, не решил! Я что, разве против? – весело воскликнул Радуцкий и неторопливо направился к выходу. Он столько лет был знаком с Лавровым, что найти к нему подход и надавить на нужные рычаги не составляло для продюсера большой проблемы.

Виктор шёл по опустевшему залу выставки. Презентация для прессы закончилась, но через час экспозиция открывалась для всех желающих. Виктор всегда любил присутствовать на просмотре своих работ. Ему была интересна живая реакция не столько профессионалов, сколько любителей фотографии, простых людей, которые пришли открыть для себя что-то новое. Работать для людей – не это ли цель любого художника, в каком бы жанре он ни творил? Настоящие эмоции на лицах гостей, обсуждение увиденного незнакомыми ему людьми вдохновляли Лаврова на дальнейшую работу. И конечно, автографы, бесконечные автографы… Виктор не отказывал никогда и никому. Он хорошо помнил, как когда-то в детстве, мечтая стать репортёром, неожиданно взял автограф у корифея журналистики Василия Пескова – сколько было радости! Возможно, и его надпись с пожеланиями принесёт кому-то удачу.

Однако сегодня, в этот погожий мартовский день, Виктор не хотел никаких встреч. Радуцкий заглянул ему в самую душу. Журналист и сам был недоволен своими работами. Это была уже третья его выставка из цикла «Загадки мира».

Первая была посвящена Республике Танзании с её прекрасными национальными парками, горой Килиманджаро, великолепной саванной и совершенно удивительными масаями. Помимо пятисот шикарных фото, Виктор тогда привёз потрясающий эксклюзив для телевидения – рассказ о Ричарде Маджаливе, офицере госбезопасности. Чёрный до синевы «особист»-пенсионер поведал о том, как готовят спецназ в окрестностях Серенгети.

Вторая экспозиция показывала людоедов с острова Папуа-Новая Гвинея. Фотографии дикого племени хули и украинец – в совете вождей племени. Это была сенсация! Виктор вспоминал с улыбкой, как тот лесной парламент был ему гораздо ближе и приятнее, чем родной украинский. «Там – съедят и забудут, а здесь – сначала доведут до белого каления, затем спровоцируют драку, а потом ещё и „съедят“», – размышлял Виктор. Но нынешняя выставка не вызывала у него улыбки и приятных эмоций… До открытия оставалось не более четверти часа. Виктор окинул зал взглядом.

«Халтура. Откровенная халтура. Макс прав», – думал Лавров. Он никогда не открыл бы экспозицию в таком виде, но уже была договорённость с арендодателями, и не хотелось портить с ними отношения отказом. Часть экспозиции, которая предназначалась для Пещеры Ринпоче и Изумрудной Чаши Патриарха, была завешена чехлами. Увы, на неё не хватило запаса других фотографий. «Ещё одна такая выставка, и посетители скажут тебе до свидания, Виктор Петрович».

– Здравствуйте, Виктор Петрович! – низкий мужской голос вывел журналиста из невесёлых раздумий.

Лавров обернулся. Перед ним стояли двое в штатском. Люди с незапоминающимися лицами.

«Дай-ка угадаю с трёх раз, – подумал Виктор. – СБУ?»

– Добрый день, – выдавил из себя Лавров с дежурной улыбкой. – Чем обязан визиту вашей организации?

Двое мужчин переглянулись. Тот, что помоложе, брюнет лет тридцати, не смог сдержать удивления, выказав при этом явный карпатский акцент.

– Как вы узнали…?

– …Я художник, молодой человек. Кое-что дорисовал в уме и сложил общую картину.

– Мы знаем о ваших скрытых навыках, – сухо сказал старший из мужчин, светло-русый, в костюме Voronin и белой рубашке, оттеняющей загорелую под нездешним солнцем кожу. На вид ему было лет сорок пять.

– Короленко, – представился он и протянул руку для приветствия.

– Цимош, – представился брюнет.

Пожимая руки своим странным гостям, Виктор прокручивал в уме: «Так, пришли. Только вас мне тут не хватало. Куда ты опять вляпался, Лавров?».

– …Не угадаете, – иронично сказал Короленко, будто прочитав мысли Виктора.

Лаврова аж передёрнуло: «Однако, способности…»

– Что не угадаю? – притворно удивился Виктор.

– Никогда не угадаете, как начнётся день и как закончится, – непринуждённо продолжал СБУшник, глядя на работы Виктора. – Вот я, например, ещё сегодня утром не подозревал, что попаду на такую интересную выставку.

– Уверен, что вы тут по делу, а не из любви к искусству фотографии, – спокойно сказал Виктор.

– Вы правы. Мы бы хотели поговорить с вами, Виктор Петрович.

Виктор посмотрел на часы.

– Что ж, у меня есть ещё несколько минут перед открытием выставки. Пойдёмте пить кофе?

– Думаю, что парой минут мы не ограничимся, – ответил Короленко серьёзным тоном.

– …К тому же у нас тоже есть кофе, – дополнил Цимош.

– Даже так? – поднял брови Виктор.

В ответ он увидел два утвердительных кивка головами.

– Ну что же. Гулять так гулять, – как всегда сыронизировал Лавров и посмотрел в сторону ассистентки. – Анечка, проконтролируй тут. Я по делам…

Выйдя из здания Пинчук Арт Центра, Лавров и два его новых знакомых «в штатском» подошли к джипу, называемому в простонародье «кубиком». Виктору стало не по себе. Да, он любил тонированные стёкла, но только у себя в машине. Ехать куда-то? Зачем? Что хотят от него эти люди? Но отступать некуда: честному человеку бояться нечего.

– Хагоший у вас бгоневичок, батенька, – по-ленински заметил Лавров.

– Да, никакой левый эсер не страшен, – парировал Короленко.

Виктор не сдавался.

– Хм, а если из «РПГ-18» попробовать?

– Ну и шуточки у вас… – недовольно буркнул Короленко и сел вперёд, громко хлопнув дверью.

«Как хорош Киев, особенно когда сходит снег и во всём чувствуется приближение весны. Воздух очистился снегом, но пыли пока немного…» Глядя на родной город через тонированное стекло джипа, Виктор пытался отвлечься и побороть внутреннее беспокойство. Он уже забыл то время, когда ездил по столице не за рулём и не на своей машине. Оказалось, он чертовски соскучился по обыденным свиданиям со своим Киевом, без беготни и миллиона дел в насыщенном графике. «Хорошее время года. Солнышко. Небо. Скоро травка полезет. Предчувствие весны… и ещё чего-то. Может быть, это предчувствие того, что весна для кого-то может и не наступить? Что-то ты стал очень сентиментальным, Лавров». Виктор боковым зрением поглядывал на Цимоша, сидящего рядом. Спереди виднелась аккуратная скобка на «канадке» Короленко. Водитель, такой же мужчина «без лица», как и два СБУшника, казался каким-то роботом.

– Мы о вас много слышали, Виктор Петрович, – сказал Короленко, немного повернув голову к сидящим в салоне.

– Да? И что же?

– Ветеран Афганистана, после окончания журфака Киевского университета служил в уголовном розыске, позже перешёл на телевидение. Вдобавок фотограф экстремальных ситуаций, – затараторил сидящий рядом Цимош.

– …И ещё криминальный эксперт, консультант нескольких художественных фильмов, прекрасный футболист, – подхватил Короленко. – У вас таки куча талантов, – резюмировал он, вдруг расплывшись в широкой улыбке.

– Это хорошо или плохо?

– Это – полезно, – отрезал Короленко, поспешно вернувшись к деловому тону.

Несмотря на напряжённость этого разговора, навыки Виктора оставались при нём. Он успел заметить, что машина въехала в неприметный с виду двор и ворота за ней тут же закрылись. «Оп-па. Приплыли». Виктору всё меньше и меньше нравилось происходящее. Он исподволь изучал окрестности. «Ворота трёхметровые. Скорее всего, есть камеры видеонаблюдения и внешняя охрана. Не успеешь перепрыгнуть – настигнут… Подъезд с тяжёлой дверью. Электронный замок. Ясно, если что – через окно… Но окна-то не откроешь. Скорее всего, и не выбьешь. Ты попал, Лавров».

Виктор поднимался вверх по лестнице. Впереди шёл Короленко, сзади – Цимош. Камеры наблюдения были натыканы чуть ли не в каждом углу. Через минуту Лавров с сопровождающими вышли в длинный тёмный коридор. Где-то впереди ярко горела лампа дневного света. «Чем не храм белой летающей тигрицы?» – Виктор вспомнил события месячной давности. «Коридор, свет в конце тоннеля… Неужели и тут посвящать будут?»

– Вы прошли подготовку разведшколы спецназа КГБ в Афганистане… – на ходу нарушил тишину Короленко.

– Этого не знала даже моя бывшая жена, – отшутился Виктор.

– Ну, вашей женой я быть не собираюсь. Цимош, свари нам кофе, – сказал Короленко, открывая дверь в кабинет, и вполне дружелюбно жестом пригласил Лаврова войти. – Прошу вас, Виктор Петрович.

В кабинете не было ничего особенного. Если бы Лавров не знал, куда он попал, можно было бы подумать, что это среднестатистический офис неподалёку от центра города.

Короленко и Лавров сели в мягкие кресла перед небольшим журнальным столиком.

– Виктор Петрович, мы пригласили вас к нам в офис по очень деликатному вопросу…

Расторопный Цимош уже ставил на столик дымящийся ароматный кофе.

– Оу! Костариканский Таразу? – оценил аромат Лавров.

– Хе-хе. А вы гурман, мистер Лавров, – лицо Короленко снова ненадолго озарила улыбка, – впрочем, о чём это я? Вы же настоящий путешественник. Но всё же к делу.

Короленко отпил два глотка из своей чашки и продолжил:

– В конце октября прошлого года вы вернулись из Бутана, не так ли?

– Так точно, – по-армейски ответил Лавров, – выполнял задание вышестоящего командования по рекогносцировке на местности…

– …Прошу вас отнестись к нашей беседе со всей серьёзностью, Виктор Петрович, – мягко перебил Виктора контрразведчик. – От этого зависят судьбы очень многих людей.

«Просто голливудское кино какое-то. Поиграем в тайных агентов?» – подумал Виктор.

– Вы – человек грамотный, квалифицированный специалист не только в журналистике и фотографии, – опять угадал мысли Виктора Короленко. – Скажите, не происходило ли там, в Бутане, чего-нибудь необычного?

– Ничего из того, о чём следовало бы докладывать СБУ.

– Ладно. Перейдём к сути. Виктор Петрович, надеюсь, вы понимаете, что всё происходящее в этих стенах должно остаться между нами? – строго спросил Короленко.

– Разумеется.

– На днях в наше распоряжение попала информация, направляемая из Катманду в Вашингтон, – продолжил Короленко, посмотрев на стоящего тут же Цимоша. Тот кивнул головой и, подойдя к сейфу, вынул оттуда пакет документов.

– В последнее время американские исследователи внедряются во все значимые этнографические экспедиции по всему миру, – сказал Цимош, выкладывая на стол документы. – Они далеко не всегда интересны, но ЦРУ словно взбесилось. Они одержимы идеей мирового господства. В данный момент американцы проводят исследования в Непале, недалеко от горы Кайлаш.

– У нас есть некоторая информация, – Короленко стал перебирать документы на столе, – но мы тут мало что поняли. Может, вы нас просветите?

– Ну, – замялся Виктор, – помогу, чем смогу…

Короленко наконец нашёл в папке то, что искал. Он передал документ Виктору. Тот взял бумагу, напечатанную на английском языке, и посмотрел на Короленко.

– Ой, извините. У нас есть перевод на русский… – засуетился Короленко.

– Не стоит. Секретные документы лучше читать на языке оригинала.

Виктор взял письмо, бегло переводя текст с листа. При этом СБУшники переглянулись с уважительным выражением лиц. Виктор проговаривал про себя содержание написанного на бумаге: «…Дело мало-помалу продвигается. Есть предположение, что именно в Королевстве Ло находится проход в страну Шамбала. Но не хватает нескольких звеньев – артефактов, без которых невозможно провести ритуал открытия древнейшего сокровища мира».

Закончив читать документ, Виктор задумался и посмотрел на Короленко и Цимоша.

– Ну что? – Короленко с надеждой посмотрел на Виктора.

– Плохи дела, хлопцы. – Виктор отхлебнул кофе и поставил чашку обратно на стол.

Обычно сдержанный Виктор с трудом выдерживал напряжение. Это чувствовали оба сотрудника спецслужб. Короленко сглотнул ком в горле.

– Американцы обнаружили место нахождения Великих Учителей – Шамбалу, – Виктор дрожащей рукой положил документ на стол.

– Шамбала-камбала, – не выдержал Цимош, – что за хрень вообще?

– Другими словами, это Беловодье. Рай древних славян, – задумчиво ответил Виктор. Мысли в его голове стремительно сменяли одна другую.

– Какое ещё Беловодье? – скорчил гримасу Короленко. – Что за…

– …Сказки? – переспросил Виктор. – Вы, кажется, это слово хотели сказать?

– Вроде того, – смутился спецагент.

– А то, что вы угадываете ход чужих мыслей – это сказки? – Виктор испытующе смотрел на Короленко.

– Ну…

– Послушай, подполковник, – рубанул с плеча Виктор, – я человек простой. Говорю то, что знаю и думаю. Если попросил проконсультировать – значит, слушай и прими на веру. Так будет лучше для твоего же… теперь уже для нашего дела. Идёт?

– Идёт, – Короленко был в смятении, – но откуда вы узнали, что я подполковник?

– А я умею хорошо фотографировать – ухмыльнулся Виктор, допивая свой кофе.

Лавров уже пришёл в себя от неожиданной тревожной информации в документе. Теперь ему лишь оставалось довести всю серьёзность этого документа до сотрудников СБУ.

– Легендарная страна свободы в русских народных преданиях – Беловодье, она же Шамбала, – продолжил Виктор, откинувшись на спинку кресла. – Страна «молочных рек с кисельными берегами» в русских сказках, или вы никогда в детстве не слышали русских народных сказок? – саркастически спросил Лавров.

При этих словах расслабившийся было Цимош сделал суровое лицо, но не успел что-либо сказать.

– Беловодье, или Шамбала, – мифическая страна в Тибете, которая упоминается в нескольких древних текстах, подлинность которых не вызывает сомнения, – веско заметил Лавров. – Упоминалась географами нескольких веков, пока вдруг неожиданно не исчезла во времена Александра Македонского.

– Куда? – спросил совершенно запутавшийся Цимош.

– Смакедонили! – хохотнул Виктор.

– Это как? – насупился Цимош.

– На древней тибетской карте ирано-тибетской картографической традиции, включающей Шамбалу, изображена реально существовавшая страна. Автор исходной карты был современником Селевкидов и отразил на ней эпоху господства Сирии, руководимой македонскими завоевателями.

– И что? – с глупым выражением лица спросил Цимош.

– Ничего. Цимош, принёси ещё кофе, будь ласка, – бесцеремонно попросил журналист.

Цимош без лишних вопросов вышел из кабинета.

Короленко уже откинул маску дипломатии.

– У меня тут есть ещё парочка документов. Поможешь?

– Не вопрос. Показывай, – воодушевился Виктор.

Короленко достал из сейфа ещё две папки и стал по очереди передавать их Лаврову.

– Ты понимаешь, Виктор Петрович, я не имею права тебя заставлять… – неуверенно начал свою речь Короленко.

Но Виктор, казалось, не слышал его. Он углубился в документ, где был представлен список артефактов, которые предположительно необходимы для входа в Шамбалу. Вдруг его взгляд наткнулся на два пункта, стоящих рядом. «Как!..» Под третьим номером в списке шла Священная Чаша Грааля и в скобках надпись: «Изумрудная Чаша Патриарха».

– Не может быть… – сорвалось с губ поражённого Виктора.

– Что не может быть? – тут же подхватил Короленко.

– Всё может быть, – уклончиво ответил Виктор. Он продолжал читать список, где под седьмым номером стояли двенадцать статуэток индуистской богини Кали. «А вот и они».

Перед глазами Виктора пронеслась его поездка в Папуа-Новую Гвинею, где ему удалось добыть одну из таких статуэток. Это была удивительная история, и Виктор слабо верил, что какая-то фигурка индуистской богини может спасти или уничтожить мир. Кали была из чистого золота, и журналист, на всякий случай побеспокоившись о её безопасности, положил её на хранение в банковскую ячейку в Киеве.

– …Так ты сможешь нам помочь, Виктор Петрович? – слова Короленко будто выплыли из тумана.

– А это что? – Виктор потянулся ко второму документу на столе.

– А-а-а. Это? – интригующе понизил голос Короленко. – Это таинственная история. Ерунда какая-то. Но может, прольёт свет на что-нибудь. Посмотри.

Виктор открыл папку и увидел фотографию немца в форме СС.

– Это оберштурмбанфюрер СС Отто Ран. Возглавлял один из отделов небезызвестной организации «Аненербе»…

– …Знаю. Наследие предков, если по-нашему. И какое отношение этот персонаж имеет к делу?

– Подняли материалы – говорят, что он охотился за Изумрудной Чашей или как её там?

– Изумрудная Чаша Патриарха, – снова уходя в свои мысли, промолвил Лавров.

На него с фотографии глядел немец лет пятидесяти. Высокий, самоуверенный, поджарый, с проседью. Где он видел это лицо? Точно. Сумасшедший старик в бутанской одежде…

– Не может быть, – опять произнёс Виктор вслух.

– Да вот и я говорю, что не может быть, – подтвердил Короленко, – он давно умер.

«Сын?» – предположил про себя Лавров.

Цимош в очередной раз принёс кофе.

– Похоже, мы правильно сделали, что обратились к вам, – вы знаете о Шамбале почти всё, – опять перешёл на «вы» Короленко. Наверное, так ему было удобней.

– Отнюдь нет, – ответил Виктор, отхлёбывая большой глоток «американо», – Николай Рерих – вот кто был абсолютный знаток. Он был одержим этой страной. Заявлял, что лично слышал бесчисленные истории о Шамбале от тех тибетцев, кто там побывал. Но он её так и не нашёл.

– Мы не доверяем российскому мистификатору, – заявил Цимош, глядя в свою чашку. – На основе его религиозно-философского учения возникло новое религиозное движение Агни-Йога. А нас интересует мир материальный.

– Цимош, ты на Пасху в церковь ходишь?

– Ну, хожу.

– Яйца красишь?

– Вы о чём?

– Я о религии, а ты о чём?

– Так всё-таки, что там с Рерихом, Виктор Петрович? – вернул разговор в нужное русло Короленко.

– В своей книге «Сердце Азии» Рерих попытался передать Западу «самое священное слово» и «краеугольное понятие Азии», – продолжил Лавров, – о великом владыке Шамбалы с замечательным именем Сучандра!

Все трое так безудержно рассмеялись, что расплескали кофе.

– А зачем американцам нужен этот Сучандра? – спросил, отсмеявшись, Короленко.

– «Шамбала – это место нахождения Великих Учителей, представителей внеземной расы, пребывающих в анабиозе и продвигающих эволюцию человечества в периоды бодрствования», – пожав плечами, процитировал кого-то Лавров.

– И чего нам от этого ждать? – спросил Короленко. Он уже устал от такого обилия специфической информации.

– Ничего хорошего. Правительство, вступившее с ними в контакт, станет абсолютным доминантом на планете, – заключил Лавров.

– Ни х…! – чуть не выругался Короленко, но вовремя сдержался.

– Так а я о чём! – согласился Виктор.

– Вы… Ты поможешь нам?

Виктор глубоко вздохнул и задумался.

– Виктор Петрович, ты же знаешь, нам самим нельзя. Конспирируй, не конспирируй – всё как на ладони.

Виктор долго смотрел на фотографию Отто Рана, лежащую на столе.

– Теперь уже точно помогу.

Виктор был потрясён только что открывшимися фактами. Конечно, он всегда понимал, что он далеко не единственный из современных путешественников, кто специализируется на древностях и тайнах. Но предположить, что из-за всех этих статуэток и чаш ведётся настоящая международная борьба за абсолютную власть над миром… Теперь потеря во время непальской экспедиции отснятого материала выглядела уже не просто его профессиональным провалом как журналиста. Возможно, более тщательное изучение артефактов по пропавшим снимкам и консультации с историками помогли бы приблизить Лаврова к разгадке тайн, о которых писал Николай Рерих. Виктор был раздосадован. «Лавров, ай Лавров, как же можно было не спасти аппаратуру?…» – сокрушался журналист. Даже в тех странах, где по глупой прихоти мелких чиновников его не раз пытались заставить уничтожить видео и фотоматериалы, Виктор умудрялся выйти «сухим из воды»: то кассету подменит и уничтожит на глазах спецслужб совершенно ненужные материалы, то «плёнку засветит»… в цифровом фотоаппарате. Да-да, случалось и такое. Зная о не особо близком знакомстве с современной техникой представителей некоторых далёких стран, в начале «нулевых» Виктор спокойно ехал в командировку со своей цифровой фотокамерой, а в кармане вёз обычную кассету с плёнкой от старого «Зенита».

Подходит, например, к нему «секьюрити» у виллы арабского шейха.

– Здесь снимать запрещено, засвети плёнку!

– Пожалуйста!

И Виктор усердно «доставал» из цифровой фотокамеры кассету и засвечивал плёнку прямо на глазах у довольного араба. Ловкость рук – и никакого мошенничества. Спасибо старому приятелю фокуснику Егору Твердохлебу – это его наука. Но в этот раз в Бутане всё пошло не так. Пропали бесценные фотоматериалы с полной раскадровкой, достойной золотой медали какого-нибудь престижного фотоконкурса.

Виктор снова прокручивал в голове документы, показанные ему СБУшниками. Изумрудная Чаша Патриарха и Священный Грааль – одно и то же. «Кто бы мог подумать?! Виктор, ты осёл!».

Лавров ехал по Саксаганского в сторону цирка и размышлял: «Ну, допустим, этот немец не нашёл Изумрудную Чашу. Но если не нашёл, зачем хотел забрать камеру и убить меня?… А если нашёл, почему не забрал её сам?… Хотя, с другой стороны, забрал бы, а дальше что? Без других-то артефактов… Ну, допустим, его отец, как его там… Отто Ран?… Собрал эти артефакты, но статуэтки богини Кали точно не у него… По крайней мере, одна из них… А остальные?… Милутинович?!»

Виктор резко затормозил. Он чуть было не «махнул» на красный свет и в последний момент успел остановиться прямо у пешеходной «зебры».

Журналист вспомнил полную опасностей и приключений поездку на Папуа-Новую Гвинею. Там он ввязался в настоящую войну с бандой гангстеров, хозяином которой был торговец людьми, промышленный магнат и американский миллионер Стив Милутинович. Лавров чудом выбрался из этой передряги, увозя с собой на родину золотую статуэтку кровавой богини Кали, за которой охотился американец.

«Лавров, ты опять встрял в какую-то историю… Вот теперь ходи и оглядывайся. То ли потомок Гитлера колёса проткнет, то ли Рембо в гости заявится».

Поздним вечером тёмно-вишнёвый Bentley Максима Радуцкого подъехал к загородному дому Виктора Лаврова. Хозяин встретил его в стёганом домашнем халате.

– Ты прям Хоттабыч восьмидесятого уровня! – вместо приветствия отвесил «комплимент» Радуцкий, выходя из машины.

– Ш-ш-ш, – занервничал Виктор, пожимая руку Максима, – старшая дочка младшую укладывает на втором этаже.

– А, ну да: у тебя же самоуправление… – улыбнулся Радуцкий.

Приятели пошли к дому по широкой извилистой дорожке, выложенной цветной плиткой.

– Итак. Что ты решил? – забывая о просьбе Лаврова, опять во весь голос пробасил Радуцкий, войдя в прихожую.

– Я тебе намордник привезу из-за бугра, чтоб не орал, – то ли шутливо, то ли сердито возмутился Виктор.

Макс, давясь от смеха, сжал губы пальцами правой руки, левой рукой снимая туфли у входа.

– Моя тоже говорит, что во мне глашатай умер, – шёпотом произнёс продюсер.

– Умер? – удивился Виктор. – Похоже, наоборот: только рождается и своим криком мучает акушера. Пойдём, посадим голос.

Виктор направил Максима в сторону гостиной.

– Здесь и поговорим. Стены делали, как для профессионального музыканта: звук наружу не выходит. Так что можешь орать, сколько тебе угодно, – радушно изрёк Виктор.

Гостиная Лаврова была выдержана в английском колониальном стиле: кожаный диван, в подсвеченных нишах – шкафы с фолиантами и статуэтками из слоновой кости и чёрного дерева. На стенах по всей сорокаметровой комнате была развешена великолепная коллекция масок из Центральной Америки, Африки и Папуа-Новой Гвинеи.

– Падай! Я сейчас, – Виктор включил лёгкую музыку и подошёл к барной стойке.

На тёмных деревянных полках за стойкой в тон мебели с фолиантами стояла коллекция спиртного, изысканностью не уступавшая маскам и статуэткам в этом доме.

– «Херсон», пятнадцатилетней выдержки, – произнёс Виктор, наливая в огромные коньячные бокалы ароматный бурый напиток. Вязкая жидкость оставила на стекле бокала характерный благородный след.

Радуцкий поиграл коньяком в бокале и медленно поднёс его к губам.

– Оу! Неужто не хуже «Хеннесси»?

– Я думаю, что даже наоборот: «Хеннесси» не лучше.

– Ну… – выдохнул Виктор, – за удачу в пути?

Приятели чокнулись и сделали по глотку «Херсона».

– Вечно ты всё по-своему делаешь, Лавров, – играя в недовольство, сказал Максим и закусил коньяк кусочком лайма, – перепугал начальника насмерть: не поеду, не хочу, не буду…

– Ты лучше скажи, что нужно делать?

– Как? А тебе разве не сказа… – Радуцкий осёкся. Он понял, что сболтнул лишнее. Виктор только многозначительно улыбался. Проницательность и умение анализировать факты были его сильнейшими качествами.

– Я ведь знал, что это ты СБУшников подослал.

– Витя, я…

– Кстати, неплохие ребята… – непринуждённо продолжил Виктор. Максим же чувствовал себя не в своей тарелке.

– Так что же всё-таки им нужно?

Максим поставил бокал на столик, встал и заходил по комнате.

– Это не я их к тебе подослал. А они нашли тебя, через меня.

– Это не важно.

Продюсер продолжал ходить.

– Ты же понимаешь, что с такими людьми не шутят, Витя.

– Ну да. И у нас не телеканал юмора… Макс, расслабься. Если я дал согласие, значит, дал. Скажи конкретно, что нужно.

Максим сел в кресло и выдохнул:

– Ну, в общем… требуется частным образом посетить Королевство Ло и добыть сведения американской экспедиции.

Радуцкий быстро взял свой бокал и залпом выпил оставшийся в нём коньяк. Он волновался не зря. Всё-таки он был продюсером телеканала, а не начальником контрразведки, и отдавать такие приказания было не совсем в его компетенции. Тем более, что Виктор Лавров хоть и был человеком незаурядных способностей, но он всего лишь журналист, а не агент спецслужб. И если что-то случится, то виноват будет именно он, Радуцкий. Спецслужбы, как всегда, перестраховались – строго наказали, а сами как бы не при делах. Да и – потерять Виктора… Лавров был для Радуцкого куда больше, чем подчинённым. Максим считал его своим другом…

– Да ты не волнуйся, Макс, – наливая очередную порцию коньяка, спокойно говорил Виктор, – это ж не ты едешь, а я…

– Они готовы хорошо заплатить, – растерянно оправдывался Максим.

– Вот и хорошо. Я себе сауну дострою, а то русская парилка есть, а сауны нет – непорядок, – улыбался Виктор.

– Они пообещали бесперебойную связь и армейскую поддержку, если что… – продолжал Радуцкий.

– И это неплохо. Хотя на узких гималайских тропинках помочь может разве что Господь Бог.

– Они пообещали разрешить опубликовать видео и фото после поездки.

– А вот это главное! Что ведь ещё журналисту надо? Королевство Ло! Ещё никто из украинских или российских каналов не привозил оттуда внятного видео. – Виктор легонько звякнул своим бокалом о бокал Макса.

Добротное спиртное разогнало кровь, и Максим почувствовал расслабленность.

– Мне же ещё за руль…

– Да ты и так за рулём, – подколол товарища Лавров.

– Ты это, Вить, прости… так получилось…

Виктор не хотел выяснять отношения и после небольшой паузы перевёл разговор в другое русло.

– Говорят, коньяк становится лучше с возрастом, и я думаю, это правда. Чем я старше, тем больше он мне нравится, – Виктор говорил с какой-то отрешённостью.

– Лавров, я, конечно, понимаю, что ты уникальный журналист, философ, мыслитель, но не туда ты пошёл, не туда. Тебе нужно было стать разведчиком!

– …Что мне и придётся сделать в этот раз. Ты знаешь, Макс, всю свою жизнь я старался этого избежать. Столько раз меня пытались вербовать: начиная с «особиста» в Афгане, чтобы доносил на своих, и заканчивая Моссадом – ты знаешь, при каких обстоятельствах…

– …Знаю, Витя, знаю, – с горечью подтвердил Радуцкий.

– …И вот, видимо, не избежать мне этой участи. А я всё-таки художник, а не шпион…

– Я не представляю, как ты там будешь работать. Куда идти? С чего начинать? Где искать? Ни у тебя, ни у меня там никого нет… Или есть? – Радуцкий с надеждой посмотрел на Виктора.

В глазах Лаврова зажёгся лукавый огонек. Он хитро улыбнулся и сделал легкий кивок головой.

– Прия.

Загадочное женское имя – Прия…

 

Глава 3

Прия

«Моя Одесса!» – так называл Южную Пальмиру Виктор. Этот город невозможно не любить. С чайками над морем и одесскими котами, вечно греющимися на солнышке прямо на тротуаре и всем своим видом будто говорящими любому торопливому прохожему: «Ай, бросьте!» С утопающим в зелени диким побережьем от Отрады до Аркадии. С Привозом и его неизменными коренными одесситками: «Женщина, не морочьте мне голову. Эта курица старше моего мужа, который два года назад умер». А эти вековые каштаны Приморского бульвара и вечерний дворик «Пале-Рояль» с живой оперной музыкой и ни с чем не сравнимой атмосферой томной роскоши… Всё это было дорого Виктору. Его расслаблял город, в котором есть лишь одна национальность: одессит. Он всегда говорил своим друзьям: «Я приезжаю в Одессу учиться авантюризму, постоянно получаю двойку и остаюсь на второй год».

Лавров и Крыжановский встретились в японском ресторане «Кобе» на Ланжероновской. Несколько лет назад они познакомились на одной из выставок в Японии и как-то сразу нашли друг друга – страстный любитель Азии, одесский бизнесмен Сергей Крыжановский и журналист-профессионал, «раб хорошей новости» и мастер эксклюзива Виктор Лавров.

– Непал, – мечтательно произнёс Крыжановский, – какие там чатамари!

– Япония, – в тон ему поддакнул Виктор, – какие там харакири!

Друзья засмеялись. Им принесли отличнейших королевских креветок в кисло-сладком соусе, пару порций телятины с овощами и саке в керамическом кувшине.

– За встречу, Витя-сан? – весело сказал одессит, наливая пьянящий японский напиток в фарфоровые отёко – широкие и почти плоские, как блюдце, пиалы.

Виктор любил этого парня. С ним было легко и приятно. Он не увлекался политикой и никогда не нудил «о судьбах родины». Он просто жил, наслаждался этой жизнью, а его прекрасный ресторан вот уже пятнадцать лет радовал посетителей.

Сергей исколесил всю Азию вдоль и поперёк, и за это Лавров уважал и ценил его ещё больше. Он многое знал о Непале как турист, а как человек общительный заимел там немало полезных контактов. Виктор бойко записывал в блокнот «адреса, пароли, явки», пока Крыжановский нараспев рассказывал и вспоминал, вспоминал и рассказывал.

– …И обязательно скажи им за Лисаневича. Непальцы это любят, – подытожил свой рассказ Сергей.

– О ком?

– Так, ты меня удивляешь, старичок, – ухмыльнулся бизнесмен, – такая умная голова и не знает, кто такой Лисаневич? Это ж тебе не дядя Зяма, шо взвешивает отдыхающих на Ланжероне, это – Борис Лисаневич!

Виктор хорошо знал маленькую слабость одесситов: они как никто любят свой город и как никто умеют гордиться своими знаменитыми земляками.

– поётся в одной из уличных одесских песен.

Гордость порождает страсть к преувеличению, и объект любви часто обрастает легендами, поэтому Виктор сначала не очень серьёзно отнесся к рассказам друга о белоэмигранте, рестораторе и артисте балета Борисе Николаевиче Лисаневиче. До этого он никогда о нём не слышал. А ведь это именно Борис Лисаневич открыл всему остальному миру Королевство Непал и его столицу Катманду.

Всё произошло неожиданно для самого Бориса. Ещё в середине XX века попасть в Непал было так же трудно, как сейчас в Королевство Бутан: всё из-за невразумительных формальностей и сложностей в получении виз. Лисаневич, тогда уже британский подданный, прибыл в Катманду с семьёй по личному приглашению короля Непала. Как человек, не лишенный творческого вкуса, Лисаневич был поражён страной снежных пиков и пагод, тигров и роз, дворцов и богов. А как истинный одессит, человек практичный и предприимчивый, он сразу оценил прекрасные перспективы Непала как туристического рая.

– Зачем иностранным туристам Непал? – недоумевал король в личной беседе с Борисом Лисаневичем.

– Что будут делать туристы в Гималаях, где нет телефонов, небоскребов и музеев? На уличных помойках пасутся коровы, а переночевать здесь можно разве что в лачуге за одну индийскую рупию… – точно так же не верил в радужные перспективы премьер-министр Непала.

– У нас говорят, бедность – не порок, – спокойно отвечал Борис Николаевич своим высокопоставленным собеседникам, – а нищета при определенных условиях становится экзотикой, которая приносит хороший доход.

Побеждает тот, кто убеждает. Лисаневич уговорил короля предоставить часть его дворца под отель европейского уровня. Борис так и назвал его: «Royal Hotel». К тому же были сделаны некоторые послабления в оформлении виз. И гости не заставили себя долго ждать. К тому времени альпинисты-первопроходцы этих мест уже привлекли внимание мировой общественности к снежно-ледовым массивам Аннапурны, Дхаулагири и Эвереста. Первых европейских туристов встречал сам непальский король. Это было торжественно и незабываемо, а мировые печатные издания пестрели заголовками: «Непал открыт!», «С неприступностью Гималаев покончено!», «Таинственный монарх открывает свой волшебный Сезам!».

Дело было сделано, любопытные гости потянулись в Непал со всех концов света. А непальский король Махендра, убедившись, что туристы заинтересовались его страной, скупают сувениры и произведения искусства, дают работу проводникам и переводчикам, распорядился выдавать визы всем желающим.

Лисаневич же строго следил за тем, чтобы персонал «Royal Hotel» соблюдал правила гигиены и был одет подобающим для «королевской гостиницы» образом. Расчёт был точным. Нищета и скудный харч местных жителей превратились в экзотику, которая стала приносить деньги не только государству, но и простым гражданам. Порой непальцам даже приходилось искусственно создавать видимость «дикой» страны и прятать от глаз туристов «Кока-колу» и импортные консервы и напоказ есть то, что они ели до «эры Лисаневича» – смесь из чечевицы, бобов, картофеля и гороха, при этом охотно позируя гостям за деньги и продавая им экзотические блюда. Для баланса же между экзотикой и привычным для европейцев комфортом Лисаневич лично привёз в Непал и научил культивировать неизвестные здесь доселе продукты: шпинат, морковь, клубнику.

«Мой самый лучший русско-британский подданный» – так назвала Лисаневича королева Елизавета II после того, как он устроил ей пышный приём в Непале. Королеву встречали полтысячи слонов!

Так одессит, выпускник Одесского кадетского училища и бывший артист Балета Сергея Дягилева Борис Лисаневич пробил брешь в многовековой политике изоляции Непала. Все обитатели Непала – от знаменитых гурков и до шерпов внутреннего Королевства Ло – знают имя Бориса Лисаневича и произносят его с благодарностью.

Шасси самолёта легко отталкивались от взлетной полосы аэропорта Борисполь. В этот раз Виктор покидал Украину с тяжёлым сердцем. Неудача прошлой экспедиции, откровенно провальная выставка, неожиданное знакомство с сотрудниками СБУ и ужасающие данные о планах мирового владычества со стороны сразу нескольких группировок… Лавров чувствовал, что поездка будет не из лёгких. Конечно, и до этого все его экспедиции отнюдь не были беззаботными путешествиями к лазурным берегам. Но теперь накопившаяся усталость, помноженная на повышенную ответственность его новой миссии, заставляла журналиста по-настоящему нервничать. «Кто как не ты, Лавров, герой ты наш неутомимый», – слабо пытался он подшучивать над собой. Утомившись от тяжёлых мыслей, Виктор уснул и пробыл в тревожном сне до самого прилёта.

Украинский журналист стоял с букетом цветов у закрытых ворот кладбища Британского посольства в Непале. Он перебирал в памяти рассказанное Крыжановским и сопоставлял это с тем, что знал о горной стране из того небольшого количества литературы, которую успел изучить. Здесь в октябре 1985 года нашёл свой последний приют талантливый соотечественник. Точнее, бывший соотечественник. Родина, как это часто бывает, не оценила Бориса Николаевича, зато теперь именно благодаря ему любой украинский турист с фотоаппаратом может приезжать в Непал без визы.

Лавров тихо постучал в закрытые ворота. Где-то залаяла собака, затем вторая… третья… послышался топот детских ног. Через полминуты сквозь кованые ворота кладбища за незнакомым дядей очень высокого для этих мест роста пристально наблюдали три пары раскосых детских глаз. Здесь же, рядом с детьми, отрабатывая свой нелёгкий хлеб охранников, лаяли несколько дворняг. Затем появилась и женщина в сари лет тридцати – видимо, жена смотрителя.

«Это верх человеколюбия – растить детей на кладбище…» – подумал Лавров.

– Намасте! (непальское приветствие. – Авт.) – послышался издалека старческий голос. В сторону ворот, виляя между растущими на кладбище тропическими деревьями, шёл приземистый непалец в одежде из горной козы и шапке «дакка топе», напоминающей нашу пилотку, – обязательный атрибут костюма большинства непальских мужчин.

«Ишь ты! На кладбище живёт, а с одеждой всё в порядке. В Бутане такого не встретишь, там о нарядах из животных и думать нечего», – отметил про себя Лавров, рассматривая смотрителя. Одежда из горной козы является в Непале едва ли не самой дорогой.

В руках у старика была связка ключей, которая звенела при каждом его шаге. Он что-то сказал жене и детям и они послушно двинулись в глубь кладбища.

Лавров засунул букет цветов под мышку и с молчаливым достоинством поприветствовал кладбищенского сторожа неглубоким поклоном со сложенными у груди ладонями. Старик приближался, беспрестанно причитая:

– Я иду, иду! Я немного хромаю. Теперь я уже не такой шустрый, как раньше.

«По тебе не скажешь», – думал Виктор, глядя на уходящих вдаль жену старика и их детей.

«Небойкий» старик перехватил взгляд Лаврова в сторону семьи и что-то громко закричал, спрятав клюку под мышку и захлопав в ладоши. При этом женщина и дети пустились почти бегом. Смотритель с досадой, как бы жалуясь, посмотрел на Виктора.

– Жена совсем обленилась. Пора заводить помоложе… – абсолютно серьёзно произнёс непалец.

– Я пришёл почтить прах Бориса Лисаневича, – объявил Виктор, оставляя последнюю фразу старика без внимания.

– О-о-о! Лисаневич! Вы его родственник? – старик уважительно посмотрел на журналиста.

– Нет-нет. Просто земляк. Я из Украины! – пояснил Виктор.

– Как хорошо вы поступаете. Все, кто приезжает из вашей страны, должны навещать Лисаневича, потому что этот великий человек открыл Непал для всего мира!

– Я, собственно, для этого и пришёл, – ответил Лавров, глядя на свой букет.

– Я вам, конечно, покажу могилу Бориса, – угодливо произнёс старик, – всего за две-три… четыре рупии.

– Так сколько? Две, три или четыре? – сказал журналист, вынимая из кармана портмоне. При этом глаза старика оживились.

– А какая цифра вам больше всего нравится, мистер?

Виктор, улыбаясь, смотрел на сторожа. «Ты только смотри! Прям, как в Одессе. Сколько это стоит? – А сколько у вас есть?»

Лавров покопался у себя в бумажнике, собрал четыре рупии и дал их старику. Получив деньги, многодетный отец с легким поклоном спрятал их в карман своего сурувала (непальских штанов. – Авт.) и бойко затараторил:

– Вот, смотрите, мистер. Я, конечно, с вами не пойду. Вы же видите, как я хожу. Но пойдёте направо, там за большой пальмой свернете налево, мимо могил четырёх англичан, а там уже рядом…

Виктор шёл по указанному пути, смеясь над самим собой: «Обвели тебя вокруг пальца, Лавров. А вообще неплохо дедок зарабатывает, да? Прийти вот так к Радуцкому и сказать: „Макс, дай мне командировочные и поезжай в Непал сам, а я тебе расскажу, куда там сходить“. Вот бы уж он обрадовался».

Старое британское кладбище с его надгробьями, походившими на силуэты маленьких домов, больше напоминало затерявшийся в джунглях город карликов. Кто там сказал, что оптимист даже на кладбище видит плюсы вместо крестов?

Сквозь свои весёлые мысли Виктор отчётливо услышал чьи-то шаги. Где-то за его спиной, метрах в ста, за деревьями осторожно двигался человек. Журналист сразу насторожился. На смотрителя не похоже – тот хромает. Дети? Дети так не ходят… А кто ещё мог попасть на кладбище, если оно было закрыто? Виктор резко обернулся, но увидел только тень за деревьями. Человек явно не хотел быть замеченным и стоял за стволом дерева.

«Тааак, Лавров, зря расслабился. Ты ведь сюда не на прогулку приехал», – отчитал себя мысленно Виктор. Сразу ожили в памяти события в Бутане, пещера Ринпоче, сумасшедший немец, беседа с СБУшниками в Киеве… Виктор продолжил движение, шаги же тем временем были слышны всё ближе. В следующую секунду журналист бесшумно исчез в кустах и затаился. Ждать пришлось недолго. Через несколько секунд на дорожке появился бутанец среднего возраста. Крадучись, он двигался по тому же пути, что и Виктор. Бутанец шёл, внимательно рассматривая дорогу, но вдруг остановился. Прямо на тропе лежал свежий букет цветов… Мгновение – и шпион уже лежал на дорожке, распластанный лицом вниз. В его спину упиралось тяжёлое колено европейца.

– Если хочешь жить, быстро отвечай: кто ты и зачем идёшь за мной? – негромко, но чётко сказал Виктор на английском.

– Я Чартхи, живу здесь. Пожалуйста, мистер, не трогайте меня. Я не хотел зла.

– Зачем ты следил за мной? – спросил Виктор, отпустив бомжа.

– Я просто шёл за вами. Я же не мешал вам? Думал, вы что-то принесёте на могилу… поесть, – просто сказал Чартхи.

Виктор долго смотрел на мужчину. Ему почему-то стало жалко опустившегося бутанца. Он вынул из кармана купюру в 10 рупий и дал несчастному.

– На! Купи себе что-нибудь поесть.

Журналист отряхнулся, поднял свой букет и зашагал дальше. «Дожил, Лавров. На бомжей кидаешься». Он сделал несколько шагов, как вдруг услышал характерный звук плевка. Этот звук пугает павианов африканской саванны, когда охотники племени бушменов выходят на охоту. Он означает, что одна из обезьян стаи уже никогда не будет прыгать по деревьям. Этот звук слышала банда «рэскол» в смертельной схватке с племенем хули в джунглях Папуа-Новой Гвинеи, когда погибла львиная доля белых негодяев. Это – звук отравленной стрелы, выпускаемой из духовой трубки искусным метателем отравленного дротика.

Виктора в очередной раз спасла мгновенная реакция: он сделал рывок в сторону. Потрясённый Чартхи, который никак не ожидал такой прыти от этого мастодонта, перехватил разъярённый взгляд Лаврова и со всех ног помчался между могил кладбища. Лавров кинулся за ним, не уступая в скорости, но и не сокращая расстояния. «Бомж» летел как на крыльях. Сзади развивались шлеи его бутанского халата, но это ничуть не снижало скорости беглеца. Подбегая к высокому забору, бутанец скинул свой халат. И тут случилось неожиданное… Как Чартхи удалось буквально перелететь через забор, Виктор, наверное, не поймёт никогда. Взять два с половиной метра вот уже тридцать лет не может ни один легкоатлет. Бутанец же сделал это и, похоже, без помощи рук. Когда Лавров добежал до забора, ему оставалось только растерянно смотреть вверх.

– Отож, – насилу отдышавшись, произнёс Виктор. Он внимательно осмотрел себя. Отравленный дротик торчал из жёсткого армейского ремня от портупеи, который журналист всегда вдевал в походные брюки. Были бы ноги Лаврова чуть длиннее или чуть короче, он бы уже никуда не побежал.

– Люблю Непал, – весело выдохнул наш искатель приключений, в который раз поднял с земли уже изрядно помятые цветы и пошёл дальше искать могилу Бориса Лисаневича.

– Эх, Борис, Борис, – Виктор стоял у могилы одесского ресторатора и консультанта непальского короля. – Тебя уже нет тридцать лет, и меня сегодня чуть не отправили к тебе.

На самом деле поводов для иронии у Виктора оставалось всё меньше. Не успел приехать в Непал, а за ним уже началась крупная охота. «Откуда они узнали, что я собираюсь на кладбище? А кто они? Бутанцы? Вряд ли это был бутанец – хорошая маскировка и не более. Мало ли тут бутанцев? Страны-то рядом – Бутан, Непал… Американцы? Вряд ли… Сумасшедший немецкий пенсионер? „Аненербе“ давно нет. А может… есть? Но ничего себе у него агентура. Ниндзя, что ли? Ну, это не беда. Как говорится, у тебя чёрный пояс – у меня чёрный пистолет… А если серьёзно? Кто это мог быть? Ладно, разберёмся… Для начала нужно увидеть Прию».

Катманду – истинный туристический рай среди заснеженных вершин и зелёных холмов у подножия величественных Гималаев. Как удивительно, когда высоту 1300 метров можно назвать подножием. Наивеличайшая горная система мира, до вершин которой люди добрались лишь в середине XX века, по одной из версий учёных умов, была колыбелью человечества. Не случайно даже самые искушённые путешественники и самые придирчивые туристы теряют дар речи, впервые оказавшись в этом краю каменных исполинов. Будто маленький сын пришёл к взрослому отцу и потерялся в его величии – и смог лишь обнять его крохотными детскими ручонками и попросить защиты от всего остального мира.

Столица Непала Катманду встречает детей мира как гостей, как туристов и как паломников. Говорят, здесь три религии: буддизм, индуизм и туризм. Один из самых удивительных городов мира, Катманду имеет пять объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Сотни храмов и монашеских общин, тысячи паломников, жаждущих прикоснуться к религиозным святыням. Легенды гласят, что когда-то на месте Непала располагалось гигантское озеро, подобное морю-океану, край которого уходил в необозримую даль. Рыбацкие лодки ловили непомерно много рыбы. Гораздо больше, чем местные люди могли съесть или продать. Увидев это, боги рассердились и разрубили острыми мечами горное ущелье, и из озера вытекла вся вода. На месте, где было дно благословенного озера, образовался Непал… Уже в наши дни учёные определили, что когда-то на месте Непала был громадный водоём, вода из которого по непонятным причинам ушла ещё 100 000 лет назад. Вот и не верь после этого легендам…

Сто тысяч лет – миг для Вселенной, и за этот миг вырос удивительный край со своей культурой, обычаями, незабываемой архитектурой и ни на кого не похожими людьми.

Виктор шёл по самому центру непальской столицы, по улице Тамель к северу от площади Дурбар (дворцовая. – Авт.). Город вокруг него бурлил и обдавал многоголосым шумом: велосипедные рикши, трехколёсные такси, туристы и торговцы, гостевые дома и гостиницы, кафе и рестораны, сувенирные магазины и торговые центры – и всё это на одной тесной улочке. «Надо же было запихнуть столько всего… Вот если бы у нас в Киеве где-нибудь на Паньковской или Олеся Гончара был бы такой туристический рай, мы бы уже давно рассчитались со всеми своими долгами», – думал Лавров.

– Привет! Марихуаны, кокаина, гашиша?

Перед Виктором стоял какой-то тщедушный непалец, ростом ниже украинца раза в два. Он глядел на журналиста снизу вверх, его миндалевидные глаза блестели нездоровым блеском.

«Чай, кофе, сигареты по-непальски», – про себя передразнил приставалу Виктор и, не отвечая на вопрос, двинулся дальше. Неудивительно, что улицу Тамель называют непальским «кварталом красных фонарей».

И всё же настоящие любители экзотики, многогранности мира и многовекового наследия за всеми этими признаками нищеты и ветхости всегда рассмотрят невероятные памятники истории – храм Таледжу, дворец Хануман Дхока, храм-резиденцию живой богини Кумари Гхар, где богиней выбирают одну из девочек определённой касты, и увидеть её в окне храма считается большой удачей. Храм Катманду Ганеш, а также храм Джайши Девал с резными эротическими фигурами, Храм Света, божеству которого поклоняются и буддисты, и индуисты… и сотни, сотни других достопримечательностей, описать которые гораздо труднее, чем увидеть и прочувствовать.

Старенькие автомобили на дорогах, непрекращающийся шум, толпы людей, блуждающие по городу коровы, уличные торговцы, вездесущие нищие – всё это лишь своеобразное обрамление для самого главного: мистического великолепия древнейшей горной страны.

Лавров ужинал закарпатским бограчом, приготовленным из курицы, сладкого перца, молотой паприки, помидоров, картофеля, моркови и специй. Журналист расположился в VIP-кабинете ресторана с экзотическим для Непала названием «Москва». Из окна виднелась череда изящных плетёных беседок, окружающих большой деревянный помост, на котором девушки в традиционных непальских нарядах танцевали, рассекая прохладный вечерний полумрак огнями факелов и блеском взметающихся сабель.

Напротив журналиста сидела обворожительная непалка «под сорок» в строгом европейском деловом костюме. Приталенный лиловый пиджачок и чёрная юбка-карандаш эффектно, но без тени вульгарности облегали её идеально очерченный бюст и соблазнительные бёдра. Уже тронутые лёгким серебром волосы были аккуратно собраны в хвост и стянуты ленточкой под цвет пиджака. Лицо непалки нельзя было назвать красивым в привычном понимании: её огромные глаза были неёстественно широко посажены и придавали всему её облику ту манящую странность, которая врезается в память с первого взгляда и остаётся там навсегда. Большие, влажные, глубокие и в то же время пугающие глаза… В молодости Виктор не встречал девушки, к которой бы его влекло с такой силой. Да, она не была «классической» красавицей, но разве можно измерять красоту какими-то мерками? Само понятие «эталон красоты» смешило Виктора: «Дайте мне, пожалуйста, пять с половиной сантиметров носа и четыре сантиметра губ… И вот эти щёчки заверните, порумянее. Так, что ли?»

Это была та самая загадочная Прия, из-за которой легко можно было подраться на «рулетке» в Киеве и за которой увивалась половина курса. Но молоденькая непалка Прия Кансакар выбрала именно его, ветерана-афганца Витю Лаврова. Ах, как же давно это было. Мороженое в «Вечернем Киеве», весенняя Владимирская горка и даже крещенское купание в проруби!.. Рядом с Виктором Прия не боялась ничего.

И вот он перед ней, всё такой же. Почти не изменился. Ну, может быть, кое-где его короткий светло-русый «ёжик» уже и подёрнут сединой. Но кто это видит? Прия смотрела на Виктора глазами той восемнадцатилетней девчушки из начала «смутных девяностых».

– Всё-таки бограч надо готовить из телятины, – заметил придирчиво Лавров, при этом с большим аппетитом доедая свою порцию.

– Витя, у нас нельзя убивать коров, ты же знаешь! – с укоризной ответила Прия. Непалка говорила по-русски совершенно свободно, но с заметным азиатским акцентом. Не сговариваясь, Виктор и Прия выбрали очень домашний тон беседы. Между ними когда-то было столько тепла и нежности и всё это продолжало жить в тайниках их душ так много лет, что на какое-то мгновение им показалось, будто они расстались только вчера.

– Скажи мне, Прия, почему всё-таки ты переименовала свой ресторан «Київ» в «Москву»? – спросил Виктор, отложив ложку и промокнув губы льняной салфеткой. – Я тебя с трудом нашёл из-за этого.

– О, это долгая история: однажды я поехала в отпуск в Киев через Москву. На железнодорожной станции Конотоп меня ссадил с поезда сержант милиции Науменко для выяснения личности. Заметь, все документы у меня были в порядке, но меня приняли за китаянку-нелегалку. Меня – дочь королевского племени невар!

– А я тебе ещё в универе говорил: бери с собой корону! Без неё не узнают! – назидательно стуча пальцем по столу, сострил Лавров.

– Тебе смешно, а я просидела в каталажке двенадцать мучительных часов, пока по личному звонку министра иностранных дел Украины меня не выпустили.

– А дальше?

– А дальше я села в обратный поезд и уехала в более гостеприимную столицу. Ты ведь тоже знаком с вашим министром Лёней Кожарко? – с этими словами Прия дала едва заметный знак официантке подать следующее блюдо.

– Да, но ты его знаешь лучше меня. Вы же в одном общежитии жили, – недвусмысленно ответил Виктор и принялся за восхитительные непальские вареники мо-мо. Между Прией и Кожарко, тогда ещё щуплым студентом-очкариком из глубокой провинции с отчётливыми задатками номенклатурного деятеля, в своё время назревала какая-то «история», и сейчас Виктора вдруг неприятно кольнуло воспоминание о бывшем сопернике.

– Ой, неужели ты до сих пор ревнуешь? – игриво спросила Прия.

– Кого? – нарочито наивно удивился Виктор. – Тебя к Кожарко или Кожарко к тебе?

– Иди ты…

Старые друзья расхохотались.

– Ты ни капельки не изменился, всё такой же! – отсмеявшись, резюмировала Прия.

– А вареники совсем такие, как у нас! – намеренно перевёл тему разговора журналист. – В Москве таких не делают. Так что название ресторана не соответствует блюду.

– А вот и нет, очень даже соответствует! Ресторан называется Москва, а блюдо называется «мо-мо»! – ехидничала Прия.

– Но привез сюда рецепт вареников одессит Лисаневич, – отразил атаку Виктор. – Он тоже когда-то сидел в непальской тюрьме, как ты в украинской. Так что мы квиты.

– Дурак! – обиделась Прия.

Прия сидела молча, а Виктор продолжал есть вареники, размышляя, как выкрутиться из этой неловкой ситуации.

– Ну, я не виноват, что мы вам привезли вареники, а вы их обозвали мо-мо…

Прия делала вид, что не слышит.

– Вот если бы с нами сейчас сидел кто-то третий, он бы наверняка сказал: «А вот и не подерётесь…»

Прия продолжала молчать, потягивая коктейль из трубочки и рассматривая танцовщиц на сцене.

– Ну, так и быть: прости, я неудачно пошутил… – продолжал плести интригу Виктор.

– Лавров! Своим «прости» ты от меня не отделаешься, так и знай!

Виктор чуть не поперхнулся вареником. Прия явно нагнетала обстановку, чтобы вызвать в нём какую-то эмоцию, прощупать, как сильно её слова ещё могут задеть возлюбленного времён её киевской юности. Романтика – романтикой и воспоминания – воспоминаниями, но Прия отнеслась к его визиту слишком серьёзно. «Неужели она думает, что я?…» Мысль Виктора оборвалась.

К Прии подошла управляющая рестораном и отозвала её в сторону по очень срочному и, по всей видимости, серьёзному делу. Виктор продолжал дожёвывать вареники. Откровенно говоря, ему не нравился разговор с Прией. Да, у них когда-то был роман, который окончился ничем, и теперь, похоже, непалка хотела его начать заново… Утопия. У многих однокурсников уже не только дети, но и внуки. Вне всякого сомнения, когда-то у Виктора были чувства к непалке, но сейчас он гнал эту мысль прочь… Но самое страшное, что эта мысль никуда не уходила. «Лавров, старая ты обезьяна, о чём ты думаешь? – обращался Виктор к самому себе. – Ты не за этим сюда приехал».

Времени скучать не было. За окном на помосте перед плетёными беседками появился факир, который показывал удивительные фокусы с огнём. Виктору тем временем принесли кальян. Пьянящий аромат курительной смеси устилался по всем углам VIP-кабинета, а Прии всё не было и не было. «Это она усыпляет мою бдительность, чтобы потом прийти и взять меня силой, – сам с собой иронизировал Лавров. – Ну, ничего. Пусть усыпляет… Ах, обмануть меня не трудно. Я сам обманываться рад…»

Виктор смотрел на рыбок в аквариуме, вмонтированном в стенку комнаты. Спокойствие, умиротворение… Внезапно он увидел лицо Стива Милутиновича. Двойные стенки аквариума с «подводным городом» и лесом водорослей не полностью скрывали то, что происходило в соседнем помещении. Там, в аккурат напротив Виктора, сидел в кресле миллионер-авантюрист – охотник за статуэтками богини Кали.

Лавров вспомнил события недельной давности.

Ужин в ресторане «Кобе» затянулся. Сергей Крыжановский, разливая остатки очередного кувшинчика саке, заканчивал свою лекцию о Непале уже изрядно заплетающимся языком.

– Лисаневич писал, что Катманду – город, где неварские девушки обручаются с деревом Бел и, следовательно, никогда не будут вдовами, ибо брак с мужчиной – это second-hand брак, так как настоящий и единственный муж – только дерево. Вот! – выдохнул Сергей. – Первый мужчина – дерево!

– А я давно подозревал, что Буратино – не совсем мальчик, – заключил Виктор.

Крыжановский расхохотался, но Лаврову было не до смеха.

– Понимаешь, Серёга, хреновая это затея с Непалом. Еду за эксклюзивом, а эксклюзива в первый раз не хочется.

– Я вас умоляю, – засмеялся Сергей, – ты чего, Лавров? С дуба рухнул? Это же Непал! Скажу тебе, как азиат азиату. Там есть очень хорошенькие невесты деревьев…

– Да, есть там одна, – не выдержал Виктор, – она уж, небось, за целый лес замуж вышла.

– А-а-а-а, вот где собака порылась! – опять засмеялся одессит. – Наш украинский дуб шумит, аж желуди сыплются…

– Не поеду! – Виктор ударил кулаком по столу.

– И не езди! – поддержал Сергей. – Ты же знаешь, я – твой друг.

Внимание Виктора привлекла плазменная панель на стене ресторана. Там шёл выпуск криминальных новостей. Вёл его известный ведущий Александр Нос, старый знакомый Виктора.

– Как сообщили в пресс-службе главного управления МВД Украины в Киеве вечером 28 марта в милицию Шевченковского района столицы по спецлинии «102» поступило сообщение о пропаже ценностей из нескольких ячеек банка «Экспозит»…

Виктор слушал и не верил своим ушам: именно в этом банке в его ячейке лежала золотая статуэтка богини Кали. Нет, таких совпадений не бывает. На экране Виктор увидел старшую дочь, сбивчиво отвечающую на вопросы корреспондента. Ячейка была зарегистрирована на её имя… От волнения Виктор не слышал слов. Значит, за ним следили с самого приезда из Папуа-Новой Гвинеи. «В большую игру ты ввязался, Лавров», – пронеслось у него в голове.

Журналист сжал зубы и ударил кулаком по столу.

– Поеду!

– Поезжай! – согласился пьяный Сергей. – Ты же знаешь, я твой друг…

Виктор вышел на воздух. Курортная Одесса уже готова была встречать весну. По ночному городу ходили стайки веселых туристов. Лавров достал телефон.

– Даша? Привет/…/ Да, слышал и видел/…/ Собирайтесь, завтра уезжаем/…/ Это не важно, утром буду/…/.

…Виктор в течение двух дней успел увезти дочек в пансионат МВД, где сохранились старые связи, подтвердил свою готовность, позвонив Короленко, и срочно вылетел в Дели.

…Лавров вглядывался в Милутиновича сквозь аквариум и чувствовал, как в нём закипает злость. Злость – плохое чувство. Виктор знал, что излишние эмоции не помогут в деле. Этому учили ещё в разведшколе. Но даже ему, умудрённому опытом бойцу, в этот раз с трудом удавалось сдерживать приступ ненависти.

Рядом с Милутиновичем Лавров увидел Прию. Она мило улыбалась и подписывала какие-то бумаги. Американец улыбался «в тридцать два зуба». Беседа продолжалась недолго, и вскоре Стив поднялся и вышел, сопровождаемый двумя людьми в штатском. «Что ему здесь нужно? – думал Виктор. – Стоп. С этого места поподробнее… Стив Милутинович… Богиня Кали… США… ЦРУ… Погоня за артефактами… Он что, к спецслужбам подкатил?… А ещё немцы с проклятым дедом… Ничего себе буча заворачивается».

– А вот и я! – как девчонка прискакала радостная Прия, вмиг оборвав логические размышления Лаврова.

– Кто это был?

– Где? – Прия обернулась за спину.

– Прия, детка. Я ж не дурачок. Что за мужчина был с тобой?

– А-а-а, Стив? – засмеялась непалка. – Это очень богатый человек. Миллионер и наш постоянный клиент.

– И давно он у тебя постоянный?

– Ви-и-итя. Что за ревность? Ты никогда таким не был, – опять звонко засмеялась Прия.

– Ладно, – не стал углубляться Виктор, разливая по фужерам «Оксамыт Украины», – ты знаешь, для чего я приехал?

– Догадываюсь, – улыбнулась непалка. Она встала, подошла к Лаврову и обняла его за плечи.

– Прия…

Виктор не знал, как ему себя вести. Откуда-то из глубины души в его сознание пробиралось чувство, которое он таил в себе многие годы. Он понимал, что всё ещё любит эту женщину. Возможно, он бы так никогда и не признался себе в этом, если бы не эта встреча, эти руки, эти глаза и озорной, всё ещё девичий блеск в них… Ему было стыдно перед самим собой и перед Прией. Ведь он приехал не к ней.

– Прия… – повторил он, но непалка его перебила:

– Всякий раз, когда ты произносишь «Прия», ты говоришь на непали «возлюбленная»! Мой Витя… Знаешь, я ведь тогда была совсем ещё девочкой, я была влюблена. Самый ценный подарок, который я могла преподнести – это моё время, потому что я отдавала тебе то, что невозможно вернуть. А ты был не прав, ты должен был придумать что-нибудь, чтобы мы были вместе!

Виктор изо всех сил пытался быть сдержанным и вести тонкую игру, но его тело пробивала дрожь. Наверное, как та, первая студенческая, в парке у памятника Владимиру Великому. Он стал говорить, однако речь его была сбивчивой и неуверенной…

– …Прия, пойми, пожалуйста, я не бросал тебя… я никогда этого не хотел… тогда, в 92-м, я получил роскошный заказ от National Geographic на съёмки войны в Приднестровье и никак не мог отказаться… остаться в Киеве не мог. Я всё-таки солдат, хоть и в душе… Понимаешь? А когда вернулся, ты уже улетела в Катманду, не оставив никаких контактов… Ты ведь тоже сделала мне больно, Прия!

– Витя…

– Подожди, не перебивай, – взволнованно воскликнул Лавров. – …А потом я служил в милиции. Нам нельзя было вот так просто взять и слетать в Непал – ни денег таких не было, ни возможностей, да и не отпустили бы меня со службы… Понимаешь? При…

Губы непалки нетерпеливо коснулись Виктора, и он замолчал. В этом порыве было всё: некогда бушующая первая страсть, любовные обиды, безуспешно прикрываемые напускным равнодушием и новыми романами, неутолимая тоска, которую они, теперь уже взрослые и опытные люди, больше не могли скрывать… Поцелуй, долгий и страстный, сгладил всю неуверенность и оправдал 22 года разлуки.

– Поехали ко мне… – шепнула Прия.

…Маленький, но крепкий рикша, держа темп и не сбивая дыхания, разогнал свой нехитрый транспорт до средней скорости. Двухместная кибитка с крытым верхом, в которой сидели журналист и рестораторша, ехала по грунтовой дороге пригорода Катманду. Непосвящённому европейскому туристу показалось бы невозможным, как легко этот маленький человечек управляется с такой большой рикшей, но Виктор, не раз сталкивающийся с переездами в Азии, знал, что ничего в этом сложного нет, главное придать тележке необходимое ускорение.

Тёплая субтропическая весна наполняла воздух неизвестными ароматами, и они кружили голову. Небольшой ветерок трепал чёлку Прии – совсем как когда-то, в юности. Казалось, от такого коктейля впору сойти с ума, но вечерняя дорога к дому непалки была для Виктора настоящим мучением. Он совсем не ожидал встретить такую женщину одинокой. Семья, дети, может быть даже внуки (у азиатов дети случаются рано), но чтоб вот так… В нём боролись два равносильных демона: его любовь и его задание.

Много лет назад Прия с гордостью рассказывала Виктору о картах своего дедушки. Азир Кансакар сопровождал экспедицию Николая Рериха, который разыскивал вход в Шамбалу. У старика Азира сохранились бесценные артефакты – карты, по которым шла экспедиция, со всеми отметками и ориентирами. Тогда, двадцать два года назад, Виктора не интересовали «все эти сказки», но он вспомнил о них во время беседы с СБУшниками. Виктор приехал к Прие за картами деда… Он знал, что, проведя с ней эту ночь, он спокойно заберет их и цель будет достигнута, но… он так не мог. Качеством, отличавшим его от настоящего шпиона, была безапелляционная порядочность.

Только сейчас Лавров почувствовал, что к вечеру заметно похолодало. По грунтовой дороге, обрамлённой кустарником, кибитку вёз быстроногий рикша. Натруженные ноги непальца как будто хотели скорее достичь спасительного ночного отдыха. И вот он наконец остановился у дома, скрытого густыми, тянувшимися по обе стороны от невысоких деревянных ворот кустами.

– Вот мы и приехали, – радостно сказала Прия, расплачиваясь с извозчиком за дорогу.

Виктор взял Прию за руку.

– Прия… Прия, прости… И ничего не говори… Я не могу… Не могу так.

Лавров выскочил из кибитки и бегом устремился в неизвестную темноту…

 

Глава 4

На волосок от гибели

Дом Прии был спроектирован по образцу дворцов неварских королей. Здесь была и лужайка, и маленький фонтанчик со статуей бога-слона Ганеши, и клумбы с диковинными цветами. Двухэтажный особняк был построен из красного кирпича с оттиснутой свастикой и деревянных балок, сплошь покрытых резными изваяниями индуистских божеств. Украшала его крыша из красной же черепицы, которой мог бы позавидовать любой европейский толстосум. Ставни на окнах также были сплошь резными с изображениями мифологических сюжетов «Махабхараты». Медный дверной молоток сверкал при свете луны, как сама луна.

Прия с грустной улыбкой пересекла двор, вымощенный дорогой тротуарной плиткой, инкрустированной непальскими узорами из множества горных пород.

Не успела она дойти до крыльца, как двери в дом открылись и из них выскочила горничная.

– Добрый вечер, мисс Кансакар, – защебетала на английском женщина средних лет, изящная и симпатичная, под стать своей хозяйке.

Что-то было в этой простенькой непалке заводное и комичное, но вместе с тем доброе и наивное. От присутствия такого человека в доме всегда становилось тепло на душе, и этот вечер не был исключением.

– Здравствуй, Лакшми, – улыбнувшись, ответила Прия, – на сегодня ты свободна. Возьми денег и можешь идти к детям.

– Спасибо, мисс Кансакар. Я только приготовлю ужин и пойду.

Прия прошла через тёмный холл в гостиную. Это была большая, по-восточному обставленная комната с богатой коллекцией средневековых неварских артефактов.

Перед камином располагалась низкая деревянная софа с шёлковыми, сплошь орнаментированными подушками, у окна – каменный овальный стол с большим компьютером, стопкой бумаги и устройством «сканер-принтер». Так, казалось бы, в совсем не европейском доме уживались традиции древних поколений и ставшие обыденными необходимые предметы современной техники.

В разожжённом камине весело потрескивали дрова. Их свет отражался в больших, безмерно глубоких глазах Прии. Сидя в широком кресле, она в очередной раз звонила Виктору, но он не отвечал.

Лавров бродил по окрестностям, игнорируя звонки Прии. Вскоре они прекратились. Его не пугала незнакомая дорога. Он, по старой привычке разведчика, никогда не терял контроль над собой, автоматически запоминал путь из города и уже не мог заблудиться.

Журналисту просто хотелось успокоиться, но воспоминания не отпускали его…

Тогда, много лет назад, он до утра бродил с Прией по набережной Днепра, как завороженный. Он держал её нежную руку, и ему казалось, что в этот момент он обладает всеми сокровищами мира. Шёпот молодой листвы пьянил и путал мысли. Студент Лавров понимал, что у этих отношений нет будущего, но всё-таки надеясь, что, может быть, случится чудо и они будут вместе. Какая наивность – надеяться на чудо… Много лет подряд Виктор вспоминал её весёлый смех, её не интересовали ни его подвиги на войне, ни денежные перспективы. Просто ей был нужен он, студент Витя Лавров, а не какие-то богатства, должности, звания и награды. Всё было так просто и так правильно. И всё это им не суждено было сохранить.

Виктор вернулся к дому Прии и посмотрел внутрь двора сквозь щель между воротами. Окна в доме светились чужой жизнью, как когда-то в студенческом общежитии. Тяжёлая чёрная туча ненадолго заволокла ночное светило. В призрачном свете голые смуглые груди индуистских богинь на балках особняка казались живыми…

«Красивый двор, прекрасная хозяйка… Что тебе ещё нужно, Лавров?»

Прия сидела в кресле в лёгком домашнем халате. Грудь её тяжело вздымалась. Ей не спалось. Да и как тут уснёшь. Сегодня в её жизни опять появился Виктор – Витя из её молодости. Но почему он ушёл? Чем она его обидела? Или он, как все мужчины-одиночки, боится серьёзных отношений? Но зачем тогда он приходил? Она снова вспоминала этот пронзительный ироничный взгляд ещё юного Виктора и короткий «ёжик» светло-русых волос, могучий торс и татуировку на правом плече. «Витя…».

…Вдруг из забытья её вывел удар молоточка в гонг при входе. Прия вскочила с кресла. «Это он. Всё-таки вернулся!» Она верила: Виктор не мог не прийти. «Лакшми?» – подумала Прия, суетясь и бегая по комнате, будто ей всё так же восемнадцать, как когда Лавров приходил за ней в женское общежитие.

– Лакшми! – крикнула Прия, но вспомнила, что отправила горничную домой. И побежала в прихожую сама. Она с улыбкой открыла дверь…

…На пороге стоял пожилой европеец в сопровождении нескольких бутанцев.

– Намасте, дарлинг! – сказал старик, но произношение немедленно выдало в нём немца.

– Гутен таг, геноссе. Вас ист лос? – не растерялась Прия, владеющая, помимо русского, ещё английским и немецким. Она уверенно смотрела на непрошеных гостей. В своем родном доме, построенном ещё отцом, она не боялась ничего.

Старик на мгновение опешил, услышав родной язык. Затем кивнул сопровождавшим его людям. Прия не успела вскрикнуть, как к ней подскочили двое приземистых и крепких бутанцев. Первый заткнул рот женщины одной рукой, обхватив за шею второй. Другой бутанец ухватил её за ноги, едва справляясь с извивающимся телом. Они понесли непалку внутрь её жилища. Старик оглянулся. Во дворе стояли ещё пятеро бандитов в бутанской одежде.

– Двое со мной, один на двери, двое по периметру, – скомандовал немец и вошёл в дом.

Номер в королевской гостинице, учреждённой ещё самим Лисаневичем, действительно был шикарным. Но Виктору было не до любования интерьерами. Он всё ещё был под впечатлением от вечера с Прией. Он знал, что это встреча будет для него тяжёлой, но даже не мог себе представить насколько. Ни его сила воли, ни самоирония на этот раз не спасали. Виктор злился сам на себя. Он взволнованно ходил по номеру из угла в угол, что с ним не случалось очень давно. «Да плевать. Будь что будет. Пойду к ней и расскажу всё как есть. В конце концов, мы с ней всегда были честными друг с другом, поэтому мы – это мы… Она мне нужна, но не меньше нужны карты её деда – это факт. Остаться – не смогу. Забрать её с собой – тоже. Это – утопия… Пойду… Позвоню».

Виктор достал свой смартфон. Двадцать два пропущенных вызова. «Как дети, честное слово».

– почему-то вспомнилась песенка Пугачёвой из перестроечной молодости.

Но поговорить не удалось. Теперь уже Прия не брала трубку.

– Ч-чёрт. Завтра позвоню, – психовал Виктор.

Он подошёл к своей «люксовской» кровати и, не снимая одежды, плюхнулся на неё и отвернулся к стене. Неожиданно какое-то внутренне чутьё заставило Лаврова вскочить. Он обул ботинки и, добавляя на ходу к своему гардеробу жилетку «милитари», быстро вышел из номера.

– Где бумаги? – шипел старый немец.

– Убирайтесь вон! – стиснув зубы, выдавила из себя Прия.

Она сидела на софе, туго связанная по рукам и ногам ремнями. Напротив неё стояли четверо бутанцев, внимательно следя за каждым её движением. Она в любой момент могла найти и нажать тревожную кнопку. Старик сидел в кресле, в упор глядя на непалку.

– Ты мне всё расскажешь, нутте! (нем., шлюха. – Авт.). Чартхи! – обратился немец к одному из своих вассалов. Тот схватил Прию и повалил спиной на софу. Если бы здесь был Виктор, он, конечно, сразу же узнал бы маленького «ниндзя» с Английского кладбища, который пытался убить журналиста отравленной стрелой из трубки.

– Убери руки, подонок! Отпусти меня! – Женщина билась в истерике, сопротивляясь изо всех сил. Её лёгкий домашний халатик был уже порядком измят и изорван в борьбе с незваными гостями. – Убери от меня свои грязные лапы!

Чартхи, иезуитски улыбаясь, прижал Прию к подушкам и зафиксировал её голову на подлокотнике, запустив большие пальцы ей за щёки.

Старый садист тем временем достал из горящего камина заранее заготовленную раскалённую кочергу и приблизился к софе.

– Штойте, шо мной ‘ожно договориша! – слова женщины звучали невнятно из-за растянутых изнутри щёк.

– Все мы будем гореть в аду. А жирные ещё и шкварчать, – засмеялся немец.

– Но это восе неодязательно, тодождите! Я фсё вам скажу! – Прия вращала своими большими глазами, наблюдая, как один из грабителей достал из шкафа шкатулку, вынул оттуда какие-то документы и, бегло просматривая, одну за одной отшвыривал бумаги на пол.

– Существует три разновидности людей: те, кто видит; те, кто видит, когда им показывают; и те, кто не видит. Мы пока не видим, но обязательно увидим, – ответил зловещим шёпотом немец, приблизив раскалённый металл к лицу несчастной непалки. – Где карты, я тебя спрашиваю?!

– Вы ничего не найдёте! – кричала Прия. – В доме ничего нет!

– Твой дед, тупой проводник Азир, говорил то же самое, – засмеялся сумасшедший старик.

– Так это вы покалечили дедушку? – Прия была в шоке.

Она хорошо помнила своего деда, который всю её сознательную жизнь ездил в инвалидной коляске. Он был добрый и наивный, как ребёнок. При этом в нём была какая-то удивительная жизненная мудрость. Всё, что он предвещал, как правило, сбывалось, а всё, что советовал, – было наилучшим из выборов. Он умер, когда Прие было четырнадцать лет. По древнему обычаю, старого Кансакара хоронили сидя, чтобы он мог медитировать и вернуться в этот мир, когда ему захочется. Азир очень любил рассказывать о красотах гор, о картах, которые ему удалось нарисовать в путешествии с Николаем Рерихом, но когда беседа доходила до его страшных переломов ног, он всегда замолкал… И вот сегодня Прия встретилась с человеком, который знал о старике больше, чем она сама.

– Он был глуп, – надменно и с особым злым удовольствием кряхтел старый немец, – и жаден. Артефактами надо делиться… Ну, мы отвлеклись. Итак, где карты?

– Вы всё равно ничего не найдёте. Я давно их продала! – выпалила Прия.

– Врёшь! – заорал старик. – Такие вещи не продают, их покупают. И цена им – человеческая жизнь!

Лицо его исказила жуткая улыбка.

– Здесь нет того, что нам нужно, герр Отто! – сообщил бутанец со шкатулкой.

– Идиот! Я же просил тебя не называть моего имени в присутствии фройлин. Хотя… какая разница. Она всё равно умрёт.

Старик вынул из-за пояса нож. Его движения были спокойными и отточенными. Прия зажмурилась от ужаса…

…Грохот выбитой двери спас Прие жизнь. Вместе с дверью на пол полетел бутанец, охранявший вход в дом. От неожиданности бандиты замерли на месте. Вслед за упавшим в гостиную ворвался Виктор. Он быстро выбил ногой нож из рук немца. Страшное оружие взметнулось в воздух и встряло в деревянный потолок экзотической гостиной Прии.

В следующее мгновение Виктор набросился на бутанцев, преградивших ему путь к связанной Прие. Тяжёлый кулак Лаврова, которого боялся даже инструктор по боксу, ударил одного из негодяев по темечку, и тот упал без чувств. Два других бутанца попытались было сковать движения журналиста, ухватить его под мышки, но тот не только вырвался, но и сгрёб несчастных вояк в один клубок и, закрепив свои громадные руки борцовским захватом «замок», что есть силы стал давить. Кости бутанцев затрещали, оба издали ужасный вопль, пытаясь вырваться из объятий украинского богатыря. Старик Отто, глядя на эту картину, испуганно попятился к выходу.

Виктор отпустил свой захват. Двое бандитов рухнули на пол, корчась от боли. Прия наблюдала за этим неравным поединком с широко открытыми глазами. Она сама не могла понять, что она испытывает – ужас или восторг. Взгляды влюбленных встретились, но в этот самый момент Виктор получил пяткой в подбородок. Удар Чартхи был точен. У Лаврова потемнело в глазах, он упал на четвереньки. Перед глазами поплыли круги. Он знал, что следующий удар придётся в висок – и тогда смерть.

– Витя-а-а-а! – что есть силы закричала Прия.

Видя, что Виктор уже почти в нокауте, Чартхи отошёл к окну и приготовился с разгона нанести врагу смертельный удар. Но журналист, собрав последние силы, свалился на бок, опёрся на одну руку, а другой нанёс удар по уже летящему Чартхи. «Ниндзя» кубарем отлетел в сторону и угодил прямиком в камин. Со страшным воем выскочив из пылающего пламени и горя, словно факел, бутанец выбежал из гостиной, разнося огонь по дому. Остальные преступники, воспользовавшись суматохой, уже успели скрыться из виду.

Лавров, подобрав с пола чей-то нож, начал разрезать путы Прии и… потерял сознание. Удар, нанесённый восточным мастером единоборств, оказался непростым. В эту минуту гостиная занялась огнем, как, похоже, и весь дом. Прия кое-как выбралась из ремней, которые начал разрезать Виктор, и с большим трудом перевернула Лаврова на спину. Глотая слёзы, она прильнула к груди журналиста. Его сердце не билось…

Старая тропа уходила высоко в горы, лес заканчивался у самого подъёма в поднебесную высь Гималаев. Они были вожделенной мечтой многих безрассудных любителей покорять запредельную высоту. Сколько их погибло на пути к своей мечте, сколько проводников не вернулось обратно, оставив детей сиротами, а жён – вдовами. Тем не менее, эта красота манила любителей приключений уже не один десяток лет. Старик Отто стоял у огромного кедра, вглядываясь куда-то вниз в постепенно рассеивающуюся темноту. Наступало утро. Ночь выдалась короткой и неудачной. Через некоторое время немец услышал звук небыстрых шагов. Он насторожился. Его бутанцы обычно ходили быстрее. Вскоре из-за небольшого хвойного леса показалась процессия из шести человек в бутанских халатах. Одного несли на самодельных носилках. Впереди шел обожжённый Чартхи. На его голове не осталось волос, а на лице – бровей и ресниц.

– Зачем я вас взял с собой, идиоты? – нервно ходил перед сидящими на грунте бутанцами старик. – Что вы за бутанцы, если не смогли всемером справиться с одной слабой женщиной и европейцем?

– Герр Отто, это не человек. Это дух. Его невозможно убить, – произнёс один из бандитов.

– Дух для вас – это я! – сверкнул глазами Отто. – Запомните это раз и навсегда!

– Герр Отто. Они убиты. Можете не волноваться, – спокойно сказал Чатхи.

– Это почему ты так решил? – недовольно спросил старик.

– Когда мы уходили, дом горел. Женщина была связана бутанскими узлами. Ей не выбраться.

– А мужчина? – издевательски спросил старик. – Он же дух! А духи не горят.

Чартхи прищурил и без того узкие щёлочки глаз:

– Он – сильный воин. Но против Жёлтого Дракона не устоит ни один европеец… Его душа уже далеко…

Рассвет в непальском саду звучал дивной полифонией птичьих голосов. Где-то вверху смыкались густые кроны экзотических деревьев. Это было больше похоже на начало джунглей, чем на сад. Но всё же здесь росли красавцы рододендроны, которые после долгой ночи раскрывали свои бутоны навстречу восходящему солнцу, и утренняя роса застывала сверкающими каплями-бриллиантами на больших листьях необыкновенного приземистого куста.

Виктор открыл глаза и обвёл взглядом всё вокруг. Высоко в ветвях деревьев ссорились между собой райские птички. Лёгкий ветерок растрепал волосы на лбу журналиста. Небесная лазурь, слегка прикрытая перистыми облаками, уводила мысли куда-то в глубины Космоса и приглашала украинца жить дальше. Чуть правее, спиной к Лаврову и лицом на восток, сложив ладони у солнечного сплетения, сидела в позе лотоса Прия. Её лицо казалось восковым, и только губы беззвучно шептали молитву.

– А у тебя хороший сад… – заметил Виктор. Что было совсем неплохо для человека, только что вернувшегося с того света.

Прия повернулась к Лаврову, её прекрасные глаза необыкновенно расширились.

– Жив! Я знала… Я верила…

Женщина без сил упала Виктору на грудь.

Далеко за деревьями, на другой стороне сада, поднималась тоненькая струйка дыма. Это догорал шикарный особняк Кансакар.

– Не пойдём туда, – вполголоса сказал Виктор, – это может быть опасно.

Из огромных глаз Прии потекли слёзы.

– Дом отца… и дедушки… и… – слёзы душили женщину и она не могла говорить.

Прия как завороженная смотрела туда, где когда-то была её вилла. Виктор тихо стоял сзади, обняв её за плечи. Несколько минут они молчали: Прие нужно было мысленно проститься с частью её жизни, которой уже никогда не будет.

Виктор обнял непалку и прижался к ней всем своим телом, гладя её по голове с такой нежностью, будто это была не мощная рука спецназовца, а тонкая кисть юного музыканта.

– Иногда мы теряем слишком много, чтобы так просто это пережить, – успокаивающе бормотал Виктор, – но сейчас… главное, что ты жива, и я к этому причастен, миндалька.

– Миндалька… – сквозь слёзы улыбнулась Прия, – ты называл меня так в годы нашей юности.

– И сейчас ничего не изменилось, – улыбнулся Виктор, – ты для меня всё та же миндалька, что и двадцать лет назад. И глаза твои миндальки…

Непалка начала успокаиваться в объятиях своего любимого великана.

Виктор тоже «ожил». Казалось, будто не было бессонной ночи, и то, что произошло сегодня с ним в доме у Прии, случилось с другим человеком.

– Кто это был? – спросил журналист.

В ответ женщина только пожала плечами.

– Чего они хотели от тебя? – не унимался журналист.

– …Чтобы я отдала им карты своего деда, – безразлично ответила непалка.

Виктора будто окатило ледяной водой. Карты Азира Кансакара – это то, за чем он приехал к Прие. С них Виктор хотел начать свои поиски по тропам Николая Рериха. Может быть, тогда он выманил бы на себя американцев и понял, на каком этапе находятся поиски у них. Но вот всё поменялось… Прия, её дом и этот пожар. Нетрудно было понять, кто охотился за картами. Лавров развернул непалку к себе лицом.

– Так… А почему ты не отдала им карты? Ведь карты не дороже жизни.

– А у меня их нет.

– Как нет? – удивился Лавров. – Ты же рассказывала…

– …А ты помнишь? – в свою очередь изумилась Прия.

Что мог ответить Виктор. Он только пожалел, что не рассказал о своих намерениях ещё в ресторане. Теперь она будет думать, что он хотел использовать её. Как всё нелепо… Тем не менее Виктор не сдавался.

– Такие вещи не забывают, миндалька, – улыбнувшись, ответил журналист, – я всё-таки путешественник.

Прия озадаченно смотрела на Виктора. Её тон вдруг изменился.

– Витя, я не спросила тебя сразу, но… Зачем ты прилетел в Непал?

– Секрет! – не задумываясь, ответил Лавров, хотя понимал, что он почти раскрыт Прией.

– Я понимаю, что не ради меня. Итак: зачем? – Ладони непалки сжались в кулачки. Виктора вдруг прошибло воспоминанием: этот жест… он знал его хорошо. Так Прия делала в юности, когда злилась или просто нервничала. «А сейчас ты будешь меня бить, да?» – не раз шутил студент Лавров, когда между возлюбленными назревала ссора. Какими глупыми и ненужными казались теперь их давнишние скандалы. Как могут ссориться люди, которые любят друг друга, но которым, как окажется, совсем скоро придётся разлучиться навсегда… Или нет?

– У неё дом сгорел, а она меня спрашивает, для чего я приехал, – уходил от ответа Виктор.

– Отвечай, – не отступала Прия.

– Да, Прия, мы с тобой взрослые люди и прекрасно понимаем, что я пролетел пять с половиной тысяч километров не ради тебя. Как, впрочем, и ты не ждала меня все эти годы… Но сможешь ли ты понять мужчину, который в сорок пять лет потерял голову, как мальчишка? Просто увидел ту женщину, от которой мутнел рассудок в юности, и обожгло… обожгло сразу…

– Меня тоже обожгло… и уже не раз, – с какой-то горечью констатировала Прия, говоря не только о чувствах, но и о пожаре.

«Ну, вот теперь точно подумает, что я ею воспользовался. Ты идиот, Лавров», – злился сам на себя Виктор.

– Надо найти тех, кто чуть не убил тебя, – решительно сказал украинец.

– Витя! Это – Непал. Тут никто никого не найдёт.

– Смотря кто будет искать, – веско ответил Лавров, – если я, то из-под земли достану… Кто это был?

– Не знаю.

– Ты должна знать, Прия. Дыма без огня не бывает… Прости, – добавил Виктор, понимая, что снова сказал не то и пословица в этой ситуации не совсем уместна.

– Я хорошо помню русские пословицы и поговорки, Витя, и прекрасно их понимаю. Я действительно не знаю, кто бы это мог быть.

Чувствуя, что разговор переходит в плоскость «следователь-свидетель», Виктор постарался максимально смягчить тон.

– Понимаешь, Прия, нам нужно знать, кого бояться – вернее, остерегаться. Давай попробуем угадать вместе?

– Ну давай, – опять пожала плечами непалка.

– Вспомни, когда у тебя был Милутинович…

– Витя, ты опять меня ревнуешь к Стиву… – начала было раздражаться Прия.

– …Дело не в ревности, – перебил журналист, – Милутинович – вор и бандит. Он сегодня тебе улыбается, а завтра его люди придут к тебе и зарежут.

– Не зарежут. Я продала карты деда… ему, – спокойно ответила Прия.

– Ка-а-к? – только и произнёс Лавров.

– Вчера, когда Стив приходил ко мне в ресторан, мы подписали с ним последние документы о продаже.

Виктор не верил своим ушам. Для него продать реликвии деда-путешественника было всё равно, что сдать в скупку награды покойного деда, который воевал в Великую Отечественную. А для Прии это – ничего особенного. Когда-то она бредила неизведанными странами, сокровищами и научными артефактами. Но сейчас она оказалась уже далека от этого. Бизнес «застлал очи». Ей перевели на счет неплохие деньги, и теперь она откроет маленькую гостиницу – мечту всей её жизни. Такой она стала, его маленькая романтичная девочка.

– Как ты могла продать их? – снова сокрушался Лавров.

– Да при чём тут карты? И вообще, что за ерунда. Сказки какие-то. И этот старый маньяк тоже пристал: где карты, где карты. Ему-то какое дело?

– Какой старый маньяк? – зацепился за слова Прии Лавров.

– Ну, этот, который пришёл с бутанцами. Немец, что ли?

Виктор отчётливо вспомнил своё ночное приключение в доме. Его удар ногой по руке с ножом. Это была рука старика.

– Старик?

– Один из бандитов назвал его герр Отто. Какие-то ненормальные, – нервно засмеялась Прия.

– Сумасшедшие не собираются в банды. Они ходят по одному. Прия, ты хотела открыть гостиницу, а потеряла дом и чуть было не потеряла жизнь. И чего бы стоила эта мечта, если не было бы жизни?

– А ты?… Для чего ты прибежал среди ночи и потерял жизнь? – Прия запнулась. – Почти потерял…

– А я, – Виктор не стал юлить, – я просто что-то почувствовал. Как тогда, на Владимирской горке. Когда мы гуляли до утра и хотели остаться в этой ночи навек.

Прия подошла к Виктору и обняла его.

– Прости меня. Я, наверное, действительно дура.

– Наверное, это я дурак. Не нужно было тебя отпускать тогда. Двадцать лет назад, – сорвалось с губ украинца.

– Что? – переспросила Прия.

Виктор сам себя загнал в угол. Ему не хотелось развивать эту тему, и он вернулся к более свежим событиям.

– Я знаю, что пришёл спасать тебя, а получилось – ты спасла меня… Ведь я прав?

– Ты уже не дышал, и сердце не билось, – голос Прии задрожал.

– Как тебе это удалось?

Прия подняла глаза на Лаврова. В них блестел задорный огонёк.

– Секрет!

Чёрные стены развалин, которые ещё вчера вечером были особняком Прии, наводили ужас на толпу зевак, стоящих за забором. Пожар был уже полностью потушен. От шикарного буддийского дворика с его резными скульптурами и чудесными, почти волшебными изразцами вдоль всего фасада не осталось ничего. Двое полицейских и пожарные совещались прямо напротив бывшего входа в дом, записывая что-то в свои блокноты. Из разрушенного здания вышли двое пожарных с носилками, накрытыми чёрным целлофаном.

– В правой боковой комнате обнаружен труп женщины среднего возраста, – сухим профессиональным сленгом диктовал один полицейский другому, – предположительно сорока – сорока пяти лет.

– Лакшми, нет! – с ужасом вскрикнула Прия. – Она была в доме!..

Виктор и непалка сидели в густых кустах неподалёку. Удобное укрытие позволяло им оставаться незамеченными, но шуметь все равно было опасно. Виктор зажал рот Прии ладонью.

– Терпи, девочка, – шепнул непалке журналист.

Прия смотрела, как по двору пронесли её верную горничную. Такую заводную, весёлую, всегда казавшуюся намного моложе своего возраста. Лакшми проработала у Прии добрых полтора десятка лет. Она была куда больше, чем горничной. Порой они делились самым сокровенным. Прия могла лишь беспомощно шевелить губами, пока слёзы градом катились из её глаз. Виктор же прислушивался к полицейскому, стоящему от них метрах в двадцати.

– …Предположительно сгоревшая – хозяйка дома, Прия Кансакар, – продолжал полицейский.

– Я тут. Я жива, – промолвила Прия вполголоса.

– Обожди, – прошептал Виктор и взял Прию за руку, – обожди, глупенькая. Посмотри вон туда. Видишь?

Неподалёку от толпы зевак стоял велорикша в чёрных очках и шапке-котелке. Прия уже никогда не забыла бы этого человека, будь он хоть в парандже. Он издевался над ней этой ночью.

– Чартхи? – в ужасе произнесла она.

Виктор ответил кивком головы.

– Он издевался надо мной и чуть не убил тебя…

– Причём дважды…

Вид Чартхи поверг Прию в ужас. И дело было не только в боли, которую злодей причинил лично ей: с детской наивностью Прия считала Виктора непобедимым, видела его какой-то высшей силой, стеной, за которую можно спрятаться и гордилась этим. Но сегодня её стереотипы рухнули. Чартхи отобрал у неё светлую грёзу о всемогущем герое. Кто-то оказался сильнее украинца. Хотя сам Виктор так не считал. «Ещё свидимся, родненький. Без петард и масок», – думал журналист.

Отыграли сирены «скорой помощи» и полиции. Разбежались любопытные зеваки. Остыло пепелище пожара в особняке Кансакар.

– Пойдём туда, – шепнул Прие Виктор, боясь, что его по-прежнему могут услышать.

Расстояние между усадьбами в этой части пригорода Катманду было таким, что можно было свободно разговаривать во весь голос, но Лавров на всякий случай соблюдал осторожность. Виктор и Прия выбирались из глубины сада, осторожно глядя по сторонам. Но опасаться уже было нечего. Близился вечер. Ещё полчаса, и светло будет только где-то на горных вершинах, которые последними лучами дня мягко осветит уходящее солнце.

Уже у самого входа в дом Прия остановилась.

– Я не пойду… Мне страшно.

– Я знаю. Но это необходимо… Ты должна мне помочь… Мы не можем уйти отсюда просто так.

Виктор подошёл к самой кромке пожарища, ведя Прию за руку. Вдруг он заметил, что женщина стоит босиком.

– Ты права… Будешь ждать меня здесь.

– Что на этот раз? – рассердилась Прия.

Виктор присел на корточки и подержал ладонь над прогоревшим полом.

– Ты обожжёшь свои красивые ноги. Пол ещё не успел остыть… Спрячься где-нибудь в кустах.

Лавров понимал, что искать здесь больше нечего, но криминалистов бывших не бывает. Эти таланты и навыки, как и навыки разведчика, остаются с человеком пожизненно. Времени у него было в обрез. В любой момент могли нагрянуть какие-нибудь любопытные или, того хуже, мародёры, мало ли…

Виктор быстро, но внимательно осмотрел то, что осталось от комнат дома Прии. Его туристические ботинки по щиколотку уходили в пепел. Он боялся провалиться, не зная, какая основа была под сгоревшим полом. То, что ещё недавно было стеллажами с артефактами, оплавилось и превратились в едва заметные лужи из пластика. Всё, что было в доме деревянного, превратилось в пепел. Чёрные от копоти остатки стен наводили ужас даже на него – человека, проработавшего следователем не один год.

Сгорели прекрасные картины непальских художников, книжные полки со старинными фолиантами. Виктор взял одну из обугленных книг. Жёсткий кожаный переплёт не защитил ценного издания. Обгоревшие страницы и титульный лист с надписью «Махабхарата»… «Пятая Веда, увы, не выжила», – подумал Лавров. В этот самый момент полка, на которой стояла книга, рухнула и Виктор едва успел отскочить в сторону.

Виктор уже собирался уходить, как вдруг его внимание привлекла ещё одна комната. Скорее всего, маленькое помещение было предназначено для отдыха прислуги, на кладовку это было не похоже. Так и есть. Остатки недорогой мебели, пружины матраса. О боже! Обгоревшие остатки женской одежды. Плотная материя, видимо, не сгорела полностью под телом горничной Лакшми. Почему женщина не спаслась? «Толстые стены дома не пропускали звук, – отметил про себя Виктор. – Скорее всего, она уснула и не слышала звуков ночной возни. Эх, хотя бы один выстрел! Сбежались бы соседи, подняли бы шум. Я об этом не подумал. Нужно было заставить кого-то выстрелить. Кстати, оружие они тоже забрали, когда уходили. Предусмотрительные, гады… Да… Уснула. А потом было уже поздно. Лакшми задохнулась угарным газом во сне… Похоже, так её на этом матрасе и нашли… Точно – спала».

Виктор уже собирался выходить из комнаты. Потолка как такового не осталось. В остатках крыши зияла огромная дыра, и сквозь неё были видны первые звезды. «Однако задержался я». Интуиция никогда не подводила Лаврова. Ему почему-то захотелось осмотреть эту комнату повнимательнее. Подойдя к бывшему дивану, он откинул чёрные пружины в сторону и начал простукивать остатки пола. Вдруг он почувствовал под подошвой характерный металлический призвук. «Ага. Лавров, Шерлок Холмс просто нервно курит в сторонке… Зато ты некурящий», – обрадовался журналист. Он стал разгребать золу и увидел глубоко в полу плотный железный ящик.

«Отож! Кто ищет, то всегда находит», – улыбнулся Виктор. Этот тайник прямо под паркетом смастерила явно не Лакшми. И кто будет искать у служанки под кроватью? Логично. «Браво, дедушка Азир!» Виктор с большим трудом достал ящик из углубления в полу. В доме уже было темно, но на брелке Виктора всегда был маленький фонарик. Держа его зубами, Лавров осмотрел находку. «Ящик как ящик, ничего необычного. Похоже, что его мастерил сам хозяин. Кустарщина. Такую коробочку сделает любой мальчишка на уроке труда в школе. И с замочком дедушка сильно не старался. Ну, и слава богу». В двух ушках на крышке ящика висел обыкновенный навесной замок. Такие замки открываются простой скрепкой, шпилькой или даже иголкой. А иголка, по-армейски замотанная ниткой, всегда находилась за воротником у человека, проводившего в путешествиях львиную долю своего времени. Через полминуты «ящик Пандоры» был открыт. На дне его Виктор увидел общую тетрадь, листы которой сморщились от высокой температуры. «Так, так, так, – думал Виктор. – Школьные пятёрки по географии в тайник не прячут. Посмотрим».

Открыв тетрадь, Лавров опешил. Это было то, ради чего он сюда летел. Нарисованные от руки карты и расшифровки условных обозначений на русском языке. Азир Кансакар, долгое время странствующий с Николаем Рерихом, знал его в совершенстве. Это были дневники!

– Ай молодца, дедушка. Люблю Непал, – вырвалось у Виктора.

Радость Виктора прервал звук автомобильного двигателя, подъехавшего и резко затормозившего у сгоревшего особняка.

Прия сидела в густых кустах неподалёку от дома и наблюдала за происходящим. Из небольшого крытого фургона выскочило пятеро мужчин в думпра (традиционная непальская мужская одежда. – Авт.). Непальцы быстро направились к сожжённому дому. По их одежде, движениям и разговорам женщина сразу поняла, что это не полиция и что Виктору угрожает опасность. Она проползла за кустами в глубь сада и в волнении уже готова была крикнуть «Виктор, беги!», но не успела. Сильная мужская рука закрыла ей рот ладонью. Прия дернулась, но поняла, что сопротивление бессмысленно. Чьи-то сильные руки ухватили её сзади, точно тиски, и у непалки перехватило дыхание.

– Не шуми! Соседей разбудишь, – услышала Прия голос Виктора за спиной. «Тиски» объятий ослабли, и женщина обернулась. Перед ней стоял Виктор.

– Ви…?! – чуть не крикнула радостная Прия, но страстный поцелуй Виктора прервал крик восторга.

– Радоваться будем позже… – шёпотом добавил украинец, – побежали через сад, только тихо.

Журналист и его подруга скрылись в густом саду. Пробежав метров пятьдесят, Виктор остановился: Прия за ним еле-еле успевала.

– Миндалька, ты чего?

– Какая уж тут миндалька, скорее тыква, – надула губы расстроенная Прия.

Вдали, у дома Кансакар, послышался лай собак.

– Слышала? – прокомментировал Виктор.

– Это у соседей… – растерянно пробормотала непалка.

– Да нет. Это по нашу душу, – ухмыльнулся журналист. – Молодцы… знают, что делают.

Виктор был растерян. Чего-чего, а собак по своему следу он никак не ожидал.

– Я знаю, что делать! – воскликнула Прия. – У нас там калитка за деревьями. А за садом, внизу, ущелье Чобар, там река бежит. Собаки след не возьмут! Побежали!

– Отлично! – обрадовался Виктор. Его будто осенило. – Ты беги! Переплывай реку и иди вниз по течению.

– А ты?

– А я тебя догоню…

Опытный следопыт понимал, что уйти от натасканных ищеек практически невозможно и никакая река здесь не поможет. Собаки теряют след у реки только в кино, но Прия этого не знала. Объяснять не было времени. Но у Виктора созрел другой план.

– Ты беги, Прия… Если что, мои вещи в королевской гостинице, – насколько было возможно спокойным тоном повторил Виктор.

– А ты? – испуганно переспросила непалка.

– А со мной всё будет хорошо, – улыбнулся журналист.

– Я без тебя не пойду! – Прия готова была сорваться на истерику.

– Прия, любовь моя! – терпеливо начал Виктор, отчего женщина сразу растаяла. – Ты хочешь дожить до старости?

– Только с тобой!

– Вот и отлично! Значит, беги к речке, а то не доживём ни ты, ни я.

– Витя…

В ответ Виктор только поцеловал Прию, а затем жестом направил её к заветной калитке.

Прия быстро побежала куда-то в темноту. Виктор проводил её долгим взглядом. Вот где-то впереди послышался шелест густой зелени на окраине сада. Дошла. Лавров спокойно обернулся в сторону преследователей. Лай собак, идущих по следу, слышался всё громче и громче.

– Ну, что ж, – тихо сказал Виктор самому себе, – волков бояться, собак не любить.

Через несколько секунд в свете луны он увидел на тропе двух крупных собак. «Судя по формам – бладхаунды. Разгоняются не быстро, но выносливые…» – мелькнуло в голове у Виктора. Собак вели на поводках двое непальцев. Следом за ними просматривались силуэты ещё троих мужчин. Виктор включил свой крохотный фонарик, дождался, когда его заметят, и рванул куда-то вбок – в сторону, противоположную движению Прии. Пусть авантюра, но зато Прия в любом случае успеет спастись от преследователей. Виктору же нужно было собрать всю свою волю в кулак. «С собаками наперегонки бегать глупо, но иногда нужно… Цыпа-цыпа…» – подхлёстывал себя Виктор. Он бежал без оглядки, где-то далеко за спиной слыша крики преследователей, которые спустили собак ему вслед. И вот, как говаривал сам Виктор, кто не рискует, тот не пьёт шампанского или вообще уже не пьёт. Впереди стоял высокий забор. За ним, конечно, находилась соседняя усадьба, где можно было разбудить обитателей, поднять шум и попросить о помощи. Лавров, пусть не так ловко, как бутанский «ниндзя», взял препятствие достаточно легко. И каково же было его разочарование, когда никакой усадьбы за забором не оказалось. Сад Прии заканчивался небольшим плато с выходом к обрыву. Там было живописное ущелье Чобар, где протекают все воды долины, а на краю расположена небольшая посадка деревьев. «Так, в трёх соснах от собак спрятаться – всё равно, что от людей в бане. Сейчас они обегут забор и можно уже никуда не бегать». Виктор обречённо смотрел вокруг. Он пробежал несколько шагов вперёд… Что это? Свалка. Чуть в стороне от пригородного посёлка, в небольшом овраге располагалась мусорная свалка. «Спасён!» – облёгченно вздохнул журналист. Свалка – это мусор и тысячи разрозненных запахов. Это единственное, что могло сбить собак-ищеек с толку. Не дожидаясь, пока его опять увидят, Виктор совершил спринтерский забег к цели, бросившись в самую гущу мусора, не поддающегося описанию по своему зловонию и неприглядности.

Ещё никогда в жизни Лавров так быстро не окапывался. Едва он успел накрыться слоем мусора с головой, как на плато перед посёлком выскочили собаки и пятеро непальцев. Псы потеряли след и растерянно бегали кругами, а преследователи о чём-то живо переговаривались на незнакомом языке. Видимо, обвиняли друг друга в ротозействе. Виктор лежал в своем укрытии, положа руку на колотившееся сердце. Казалось, что его сердцебиение сейчас услышат преследователи.

Прошло полчаса. Тишина или затишье? Тело начинало затекать, но Виктор не шевелился. Собаки не лаяли, непальцы не разговаривали. «Если бы не запах, можно было бы и поспать», – размышлял про себя журналист и тут же пожалел о том, о чём подумал. На кисть руки наступил чей-то тяжелый сапог. Виктор прикусил язык, чтобы не закричать от боли. Даже стон мог выдать украинца.

– Скользко, – раздался чей-то голос на непали.

– Пойдём, Нараян, меня тошнит от этой прогулки, – ответил второй.

Виктор немного знал язык непали – когда-то, по молодости, пытался учиться у Прии, и сейчас он совершенно чётко перевёл для себя то, что услышал.

Эти двое говорили на непали. Если бы хотели сказать, чтобы выманить, говорили бы на английском, так как европейцы непали обычно не знают. Значит, действительно ушли. Для верности Виктор посидел в мусорной куче ещё минут пятнадцать, затем осторожно, стараясь меньше шуметь, выглянул из-под целлофанового пакета с пищевыми отходами. О! Какое блаженство. Свежий воздух.

Тишину и покой над пригородом нарушал только лёгкий ветерок. Напрягаясь, Лавров расслышал отдалённый шум двигателя уезжающей машины… Виктор выбрался со свалки и, облегчённо вздохнув, затрусил в сторону реки, о которой говорила Прия.

– Чем это от тебя пахнет? – спросила Прия поморщившись.

– Спасением, – коротко ответил Виктор.

Они шли по ночному Катманду, окольными тропами пробираясь к отелю.

– А по-моему, ты искупался в мусорнике, – засмеялась Прия.

Виктор ухмыльнулся:

– Можно подумать, у вас тут везде сплошное благоухание.

Виктор и Прия как раз проходили мимо мусорной свалки, коих в Катманду немало. Виктор только сейчас по-настоящему заметил жуткую антисанитарию непальской столицы, сосуществующую с великолепной архитектурой и наследием ЮНЕСКО. На относительно безлюдной ночной улице у свалки лежало до десятка бездомных собак и несколько жующих коров. Прия заметила интерес Виктора к этим рогатым святыням Непала.

– Они здесь живут, – пояснила она.

– Да уж ясно, что не по турпутёвке приехали. Я был в Индии, видел таких же. Я вообще путешественник и… «Хлюп!» – раздалось под ногой у Лаврова.

Он настолько увлёкся разговором с Прией, что не заметил коровью «лепёшку».

– Карамба! – только и вскрикнул журналист.

– Пойдём скорее, – сказала Прия, едва сдерживая смех, – а то ты точно сегодня до гостиницы не дойдешь.

Виктор и Прия свернули в какой-то закоулок. Внезапно перед журналистом кто-то вынырнул… вернее, вынырнуло. Он чуть не наткнулся на существо с грязными дредами волос, лицом, перепачканным красками, и в грязном рубище. Сердце украинца ёкнуло.

– Это садху. Индуистский отшельник, – просто сказала Прия, – он не опасен.

– О-о-о, ёк-макалёк, – выдохнул Лавров.

– Ёк-макалёк, – ответил аскет, кивнул головой и пошёл своей дорогой.

– Это он тебе ответил на приветствие, – пояснила Прия.

– А-а-а, – ответил Виктор и, засмеявшись вместе с непалкой, двинулся дальше.

– Вообще-то у нас спокойно… – обыденно рассказывала Прия, едва поспевая за Виктором и совсем забыв про свои босые ноги.

– Я заметил, – улыбаясь, ответил Виктор. – Прошло всего три дня, а меня три раза чуть не убили.

– Ну, последний раз ты сам виноват! Зачем ты полез в сгоревший дом? Искатель… приключений.

– Зачем? – Виктор театрально остановился посреди улицы.

– Да, зачем!? – так же картинно переспросила Прия.

– А вот зачем!

Виктор выхватил из кармана своей жилетки тетрадь старого Азира.

– Дневники твоего дедушки!

Прия секунд тридцать стояла молча, потом ошеломлённо пробормотала:

– Я… Я не знала ни о каких дневниках…

– А то бы и их продала! Да? – дразнил женщину журналист.

– Витька! Иди к чёрту, дурак!

– А ругаться ты так и не научилась, – продолжал дразниться Лавров, – учи-учи вас, папуасов.

– Кто папуас? – по-актёрски переигрывая и наступая на Виктора, спросила Прия и побежала за ним. Виктор резко остановился.

– Слушай! У тебя только что сгорел дом! И тебе не страшно?

– Не-а, – по-девичьи беззаботно ответила Прия, – с тобой мне ничего не страшно.

Украинец и непалка посмотрели друг другу в глаза.

– Всё равно папуас! – крикнул Виктор и вприпрыжку побежал от непалки.

– Ах ты!.. – Босая женщина в грязном платье бежала за таким же испачканным журналистом из Киева.

Это было совсем, как в молодости. Им было наплевать на то, что это – улица, что их могли увидеть люди и покрутить пальцем у виска. Они просто радовались. Наверное, тому, что совсем недавно были на волосок от гибели, а теперь оказались живыми, как никогда прежде. Прозрачному ночному воздуху, делающему всё вокруг чистым и понятным. Сияющим звёздам, весело наблюдающим за их сумасбродством. Так или иначе, но их роман двадцатидвухлетней давности оживал прямо на глазах…

Глубокая ночь. Перед шикарным «Королевским отелем» показались двое грязных уставших людей: европейский журналист Виктор Лавров и непалка, известная на весь Катманду рестораторша Прия Кансакар.

Виктор остановился за углом и взволнованно схватил Прию за руку.

– Подожди. Две минуты…

– Ну что ты ещё придумал? – нетерпеливо отозвалась Прия.

Виктор напрягся. У входа в гостиницу никого не было, разве что ходили несколько уличных девушек да на входе стоял «секьюрити» – неимоверно большой непалец в богатом национальном наряде. Туристы – народ весёлый и могли сновать в гостиницу и из неё круглые сутки, а для лучшего отеля Непала безопасность его посетителей – превыше всего. Так учил Борис Лисаневич.

– Прия, – сказал Виктор после долгой паузы, – сейчас тебе придётся вспомнить свои артистические таланты.

– Ты и это помнишь? – не поверила непалка.

Да, это тоже было в далёкой юности, и Виктор не забыл. Юная красавица-непалка посещала драмкружок, и не просто как девушка экзотической внешности. У неё определённо был талант, который нужно было развивать. Она даже пробовалась в команду КВН «Столичные пижоны» при университете Шевченко, но, увы, пришлось выбирать между учёбой и полноценным творчеством, и она, разумеется, выбрала более серьёзное занятие.

Громадный непалец «секьюрити», напоминавший джинна из знаменитого голливудского мультика, стоял на входе в отель и безучастно взирал на поздних прохожих. Никто из местных разгильдяев не рискнул бы пройти в отель мимо этого громилы. Одного его вида было достаточно, чтобы понять: ходить нужно там, где разрешают. Вдруг внимание «джинна» привлек пьяный европеец, который, покачиваясь, нёс на руках девушку лёгкого поведения. Оба они при этом хохотали, и девушка с распущенными волосами обнимала двумя руками шею мужчины, беспардонно дрыгала ногами, уткнувшись носом в его плечо.

Мужчина, который уступал гигантскому «секьюрити» разве что размером щёк, посмотрел на непальца пьяными глазами.

– Ну, что? Здесь двери кто-нибудь открывать будет или нет?

«Джинн» поспешил открыть двери.

– Прошу вас, мистер.

За это он получил десять долларов «чаевых» и был счастлив.

Виктор, всё так же шатаясь, быстро поднялся с висящей на шее Прией по парадной лестнице. На рецепции его встретил учтивый метрдотель.

– Мистер что-нибудь желает?

– Ужин на двоих, бутылку «скотча» и фрукты – в триста восьмой, – пьяным языком пробормотал Лавров и, продолжая хохотать на пару с беспечной подругой, направился к лифту.

– Витя, что это за цирк? Объясни! – Прия с полотенцем, замотанным вокруг головы как тюрбан, возбужденно ходила из угла в угол по номеру Лаврова.

Виктор и непалка уже приняли душ и сбили приступы голода, ведь они не ели больше суток. Виктор спокойно разливал дорогой шотландский виски и без эмоций выслушивал поток обвинений подруги своей юности.

– Сначала ты приезжаешь в Непал с какими-то странными затеями, затем сгорает мой дом, а я вынуждена изображать проститутку, чтобы попасть к тебе в номер. Я…

– …отпрыск королевского невраского рода, – добавил Виктор, делая глоток виски.

– Да! – подтвердила Прия. – И я требую объяснений!

Несмотря на дикую усталость, Виктора забавляла эта явно утрированная эмоциональность Прии. Так позволительно себя вести только родным людям, за плечами которых уже не одна совместная ссора и ещё больше примирений. Они снова были открытыми друг для друга, со всеми своими страхами и переживаниями, а ужас пережитой ночи только сблизил их ещё больше.

Виктор начал свой чёткий и методичный рассказ. Уже ясно, что за сведениями о входе в Шамбалу, которая всё-таки существует, хочет этого Прия или нет, охотятся сразу две банды: одну возглавляет Стив Милутинович, другую – потомок офицера СС Отто Ран, сумасшедший немец явно с садистскими наклонностями. Милутинович не привык оставлять свидетелей, и человеческая жизнь для него – ничто. Очевидно, вторая организация ничуть не лучше. Но, видимо, ни одна, ни другая преступные группировки не знают, что есть ещё и дневник. И Прию сначала замучают, выпытывая шифр, а затем просто уберут, как ненужного свидетеля… Что делать? Бежать из страны, скорее всего, не получится: Виктор уже почувствовал, что Милутинович работает со спецслужбами Америки – их почерк. Они не дадут им так просто улететь из Непала, да и старый немец не дремлет…

– Но я-то здесь при чём? – не понимала Виктора Прия.

– Всё просто, миндалька! – добродушно засмеялся Виктор. – Карты ты продала? Продала! Но они бесполезны вот без этого.

Украинец тряс перед глазами Прии дневником деда Кансакара.

– Здесь дубликат карт Азира, которые он рисовал во время экспедиции Николая Рериха. И здесь же специальная кодировка – путеводитель по тем картам, которые ты продала.

– И что?

– То, что ты осталась жива – это большое счастье. Вот что! Они убили бы тебя и перевернули бы весь дом в поисках этого дневника.

– Не одни, так другие? – начала понимать Виктора непалка.

– Не одни, так другие! – подтвердил Лавров.

– Но что же делать? – растерянно спросила Прия.

– Сначала, Прия, мы убьём тебя… – таинственно произнёс Виктор.

– Это как? – Прия недоумённо посмотрела на украинца и поёжилась.

– Ты слышала, что говорил полицейский? Они считают тебя мёртвой.

– Но это же была Лакшми!

– А у вас судебная медицинская экспертиза проводится по каждому погибшему при пожаре?

– Да что ты! Иногда кажется, что наши вообще не знают, что такое криминалистика.

– Ну вот… При входе в отель тебя не узнали. Это хорошо. Потому что тебя нет. Ты – мертва… Лучше умереть на бумаге, чем на столе, зажатой в «тисках».

Прия, представив себе эту картину, опять сжала кулаки.

– О том, что ты умерла, должны знать все – партнёры по бизнесу, друзья, знакомые. Затем я съезжу по делам, вернусь и «воскрешу» тебя.

– И мы будем вместе? – с надеждой спросила Прия.

– Если будешь себя хорошо вести, – слукавил Виктор, и Прия опять надула губы. «Не время ещё для серьёзного разговора», – увещевал себя журналист и перешёл к конкретике:

– У тебя есть знакомые в местной печати?

– Горкха… Мой бывший муж, – смутившись, ответила Прия.

– А я почему-то думал, что твой бывший муж – дерево, – съязвил Виктор и еле увернулся от вмиг полетевшего в него банана.

– Агрессивные непальские девушки. Это так заводит! – вскрикнул Виктор и ловко избежал попадания уже второго банана. Прия продолжала кидаться фруктами, а Виктор увёртываться. Наконец дары природы в вазе закончились и Прия, нарочито сердясь, бросилась на журналиста. Он притворно упал на кровать, делая вид, что проиграл. Прия же, облокотившись на огромную грудную клетку Лаврова, пристально посмотрела ему в глаза…

– Сейчас, измотанные долгими погонями и неимоверными страданиями, мы конечно же ляжем спать, – произнёс Виктор.

– Несомненно, – кивнула головой Прия.

Виктор мягко взял Прию за плечи, перевернул на спину и коснулся губами её длинной шеи. Через минуту свет в окне номера Лаврова погас.

Некролог в одной из ведущих газет Катманду выдался на славу. Самое лучшее фото, где Прия снималась для рекламы своего ресторана пять лет назад, могло вызвать сострадание у кого угодно.

– …В огне пожарища, в своем собственном доме погибла владелица ресторана «Москва» Прия Кансакар…

Старик Отто отшвырнул газету в сторону.

– Шайзе…

Он сидел в своём доме в одном из богатейших кварталов Катманду. Снаружи ничто не выдавало роскоши внутреннего убранства жилища старого немца. Однако тем, кому посчастливилось войти внутрь, открывалась картина, достойная ведущих музеев мира. Вся архитектура была выдержана в строгом готическом стиле. Создавалось впечатление, что время здесь остановилось лет эдак восемьдесят назад: апартаменты аристократа высших слоёв населения кайзеровской Германии. Любитель антиквариата, Отто даже телефоном пользовался антикварным, когда-то купленным по случаю у одного английского миллионера-колонизатора в Индии.

На тумбочке девятнадцатого века стоял граммофон, который проигрывал пластинку с немецким маршем вермахта «Дер Фюрер руфт».

– Ублюдки! – выкрикнул Отто. – Бесславные узкоглазые ублюдки!

Перед ним в гостиной стояли семеро неудачников в бутанских халатах. Во главе их, опустив глаза, стоял маленький убийца Чартхи.

– Вы что мне обещали!? – не унимался старик. – Вы обещали мне служить верно и самозабвенно! Где карты?

– Они… – не успел вставить фразу Чартхи.

– …Если они сгорели, то гореть будете и вы! Пошли все вон!

Бутанцы в низком поклоне попятились из гостиной.

– А ты, Чартхи, останься! – Старик выключил свой патефон и сел обратно в кресло, дождавшись, когда остальные бутанцы выйдут из комнаты. – Твой дед исправно служил вермахту с тридцать третьего года! Почему ты его позоришь?

– Герр Отто, я стараюсь. Не наказывайте меня, – смиренно произнёс Чартхи.

– Стараешься… – недовольно повторил Отто, немного успокоившись, – и что дальше?

– Я был там. В доме найден только один труп. Сгорела женщина – хозяйка дома. Европеец исчез…

– Та-а-ак, – выдохнул старик, – а как же твой Жёлтый Дракон? Ты же говорил, что против него этот русский бессилен!

– Я сам не ведаю, герр Отто. Похоже, этот человек… Это не человек. Или он знал секрет избавления от магии удара… Но я был уверен, что урус (русский – на тюркском. – Авт.)… что он умрёт. Я видел, как его душа вылетала…

– …Хватит врать! – отрезал Отто. – Эти сказки про духов будешь рассказывать своим жёлтоухим щенкам!

– Он умер! – горячо доказывал Чартхи. – От такого удара невозможно подняться самому. Значит, кто-то похитил его труп…

Объяснения Чархи прервал звук автомобиля на улице.

Отто встал и, несмотря на свой почтенный возраст, резво подошёл к окну. Старик вглядывался в узкую щёлочку между антикварными гардинами. Во двор въехал небольшой грузовик, из которого вышел человек в национальной непальской одежде.

– Вот сейчас мы и узнаем, куда деваются трупы, – засмеялся старик.

Через полминуты рядом с Чартхи стоял крепкий упитанный непалец, который с улыбкой приветствовал Отто лёгким поклоном.

– Как дела, Притви?

– Была поставлена задача – проследить за домом владелицы ресторана Прии Кансакар.

– И какие результаты?

– В саду у дома нами был обнаружен человек, европеец…

– Мёртвый? – старик Отто достал из шкатулки сигару и взволнованно постучал ею о стол.

– Живой, мистер Отто.

Немец взволнованно закашлялся.

– Судя по подготовке – очень серьёзный спецагент: мы не смогли его догнать. С ним не справились даже наши собаки…

– Итак, Притви, вы говорите, спецагент. Откуда он, как вы думаете?

Притви пожал плечами.

– Судя по стилю бега, он обучался в разведшколе восточной Европы, а в бою, к сожалению, мы его не видели…

– Спасибо, Притви. Расчёт получите у моего управляющего. Вы свободны.

Непалец опять поклонился своим неизменным коротким поклоном и, скрестив, руки на груди, вышел из гостиной.

– Ну, что скажешь, Жёлтоухий Дракон? – засмеялся Отто, глядя на Чартхи.

– Дайте мне время, герр Отто, я убью его.

– Нет, ты совсем не соображаешь, монголоид. Мне не нужна его жизнь. Мне нужны карты Азира Кансакара. А теперь я точно уверен, что они у этого русского. И если мы их не достанем, я продам тебя в рабство… Шучу, внучёк, шучу… Будь достойным своего деда, который сложил свою голову за великую идею Третьего рейха…

Отто с тоской посмотрел на свой перстень со свастикой: «СС марширт. СС марширт…»

Счастливая Прия проснулась от дуновения ветерка, долетевшего до её лица из открытого окна в номере отеля «Royal Hotel». Она была счастлива. Уже второй день рядом с ней был мужчина её мечты – герой беспечной студенческой юности. Её не пугало то, что она лишилась своего роскошного дома, не волновало то, что она едва не погибла. Главное, что Виктор был здесь и снова принадлежал ей, своей миндальке. Но на подушке рядом его не оказалось…

Лавров сидел у планшета и с быстротой машинистки набирал текст. Это была переписка с офицером украинской контрразведки Мирославом Цимошем. До сети, в которой общался Виктор, ещё не добрались иностранные спецслужбы – это было новейшее изобретение учёных умов. Но всё же для подстраховки Виктор по взаимной договорённости выступал в переписке как К. Стогов, а Цимош – как О. Мольфар.

Журналист кратко рассказал собеседнику о сложившейся ситуации. Понятно, что Виктора, который «засветился» в доме у Прии, будут искать по всей стране. А где лучше всего прятаться? Там, где меньше всего ждут. У входа в Шамбалу. Только его нужно найти раньше тех, кто за ним охотится. Виктор просил Мирослава быть готовыми к содействию, и тот обещал оказать всяческую поддержку по первому же требованию.

Прия обняла любимого сзади и положила голову ему на плечо.

– Я ещё никогда не видела, чтобы мужчина так быстро печатал, – томно произнесла проснувшаяся непалка.

– Жить захочешь, научишься и на пяльцах вышивать, – ответил Лавров и поцеловал Прию. Затем он встал и начал быстро собирать вещи.

– Что у нас в планах? – поинтересовалась непалка.

– В Национальный музей не пойдём точно, – ответил Виктор. Его лицо было сосредоточенным, и Прия сразу поняла, что романтика на сегодня закончилась.

«Что может быть лучше утренней физзарядки? Только утренняя физзарядка на воде», – думал Стив, выбираясь по лестнице из великолепного бассейна, вписанного в природный ландшафт: громадные валуны из бетона, стилизованные под горную породу, живая поросль декоративной травы, поражающие воображение ирисы на любой вкус… «Мы – тысяча цветов» – поётся в гимне Непала, который был написан после отказа от монархии. И это цветастое великолепие было для тех, у кого есть деньги. Над бассейном, так походившим на волшебное горное озеро, возвышался водопад, который низвергал свои прозрачные потоки с высоты пяти метров. Эти произведения искусства – диковинный бассейн, водопад и сад из тропических деревьев под огромным куполом, который закрывался и открывался по прихоти хозяина, – обошлись Милутиновичу в два с половиной миллиона долларов.

Подойдя к плетёному гарнитуру, Стив опустился в кресло и налил себе стакан сока. Высокий худой чернокожий слуга принёс на подносе утреннюю прессу.

– Мистер Милутинович, к вам посетитель.

– Кто же в такую рань? – удивленно спросил Стив.

Уже много лет к американцу на аудиенцию приходили только по приглашению за редким исключением, да и то на время, которое он назначал сам. А до полудня он предпочитал чтение прессы, интернет и свои размышления.

– Мистер Грегори Митчелл, – ответил слуга.

Стив кивнул головой, слуга поклонился и вышел. Через минуту в пентхаус Стива вошёл сухопарый американец в костюме-двойке. Его уверенность в себе выдавала в нём либо человека, равного по статусу Стиву, либо агента спецслужб.

– Плохие новости, Стив, – сказал, поздоровавшись, Грегори.

– Что плохого может быть в такой прекрасной стране, кроме землетрясения, – ответил Милутинович вместо приветствия, подав руку Митчеллу. Тот ответил рукопожатием и присел в кресло напротив миллионера.

– Наши шифровальщики бьются над кириллицей в картах Азира Кансакара и не могут подобрать ключ.

– Не понял? Там разве написано не по-русски?

– Карты написаны кириллицей, но вместо названий и пояснений получается бессмысленный набор букв. Скорее всего, применена какая-то защита – кодировка. А к ней шифр, который знал только составляющий карту, ну, или который выписан в каком-либо другом документе, поясняющем эти знаки.

– Ты хочешь сказать, что мы купили пустые документы? – Стив был бледен как стена. Все старые друзья и партнёры Милутиновича знали, что так он выходит из себя. Это бывает редко, но если Стив бледнел, никто бы не позавидовал тому, кто перешёл ему дорогу. Грегори этого не знал и спокойно продолжал:

– Почти… Без специальной системы, расшифровывающей записи в картах, эти карты не полезнее, чем туалетная бумага, а, может быть, даже и вреднее. Потому что слишком жёсткие, – засмеялся спецагент над своей шуткой, но, посмотрев на Стива, осёкся. Стив зажмурился и стиснул зубы.

– К ней… – приглушённо сказал бледный как мел Стив.

– Куда? – переспросил Митчелл.

– В ресторан, домой, к мужу, к любовнику. Куда угодно! Привезите её ко мне. Так нагло меня ещё никто не выставлял.

– Стив, – пытался перебить миллионера Грегори.

– …Она пожалеет, что родилась… – шептал Стив, – …если выживет.

– Стив, она уже… – спокойно сказал Митчелл.

– Что уже?

– Или пожалела, или нет, – усмехнулся ЦРУшник, – ты разве не прочитал утреннюю прессу?

С этими словами он взял одну из газет со стола и показал «передовицу», на которой красовалась фотография Прии в чёрной рамке, и название статьи крупными буквами: «Смерть Прии Кансакар. Убийство или несчастный случай?»

Стив откинулся на спинку своего кресла и задумался. Митчелл вопросительно посмотрел на слугу, стоящего неподалёку. Тот отрицательно покачал головой из стороны в сторону. Митчелл, кивнув слуге, спокойно встал и вышел. Милутинович, казалось, застыл. Его светло-серые глаза смотрели на потоки искусственного водопада, а рука потянулась к коробке с сигарами…

Молодая индуска, одетая в нежно-розовый шальвар-камиз (женская одежда Юго-Восточной Индии. – Авт.) и изящно наброшенную на голову дупатту (индийская вуаль. – Авт.) сидела в кибитке и наблюдала за пробегающими вдоль узкой грунтовой дороги деревьями. То и дело между хвойной горной растительностью мелькали экзотические непальские постройки, такие же необычные, как и местные храмы-пагоды, утопающие в прекрасных розариях. Велорикша, высокий крепкий мужчина в джинсовых шортах до колен, льняной рубашке, шляпе и очках от солнца, давно выехал за город и что есть сил крутил педали. Его коричневый загар не выдавал в нем европейца. Да и кому нужен занятый рикша в стране, полной туристов? Туристам нужен свободный рикша.

Виктор рассуждал правильно. Для того чтобы покинуть город незамеченными, нужно ничем не выделяться.

Ещё утром, рискуя быть увиденным теми, кто его преследовал вчера, украинец оставил Прию в гостинице и успел пробежаться по одному из местных рынков, выбрав для подруги одежду и украшения. Он, конечно, сильно рисковал, не зная своих врагов в лицо, но деваться был некуда. Журналист хоть и не обладал глазом модельера, но вкус имел, и его непалка вскоре стала индуской.

Несомненно, пенджабский шальвар-камиз шёл красавице Прие. Это было спасение для женщины, оставшейся без гардероба. Ноги Прии у щиколоток, как и кисти рук, украшали роскошные индийские браслеты. Ну чем не жена какого-нибудь брахмана? Приехала в Непал в туристическую поездку.

– А почему ты сам крутишь педали? Разве не было рикши? – недоумевала Прия.

– Был. Я ему дал столько денег, что он сможет теперь не работать целую неделю.

– Но для чего?

– А ты подумай. Будут искать женщину-непалку и мужчину-европейца, а не женщину-индуску и мужчину-рикшу.

– А кто тебя надоумил на такое? – через некоторое время спросила Прия.

– Наш друг Чартхи, – смеясь, ответил журналист, – я подумал, если ему можно стать рикшей, почему нельзя и мне?

Прия смеялась вместе с Виктором.

– Надо сказать, у тебя неплохо получается.

– Угу, – ответил Лавров, сбивая дыхание. – Ну что, скоро деревня троюродной тётки твоего отца? А то я уже устал.

– Двоюродного дяди моей мамы, – поправила Прия, – мили три осталось. Тебе там понравится. Там так красиво, особенно по утрам…

– Ну, по утрам я уже буду в Королевстве Ло…

– Как?! – возмущённо вскрикнула Прия.

– Тс-с-с…

Навстречу новоиспеченному велорикше Лаврову двигалась повозка, запряжённая мулом. На повозке старик-непалец вёз в город резные фигурки – на продажу туристам.

– Ты оставляешь меня одну? – продолжила Прия, когда Виктор оставил позади встретившуюся повозку.

– Милая, так нужно, пойми. Я должен пройти путём Рериха, иначе мы всю жизнь будем оглядываться, чтобы нас никто не убил… Если, конечно, останемся в живых.

Прия вскочила со своего места в повозке и обняла Виктора двумя руками.

– Витюша, хороший мой. Я же с ума сойду. Я не могу снова тебя потерять. Вот так встретиться, спасти друг друга и так расстаться? Я… я…

Лавров остановил повозку. Его трясло. Зачесались глаза. Впервые в жизни он понимал, что этот необходимый план – оставить Прию у дальней родни – ему совсем не по душе. Его расчётливость… «К чёрту расчётливость. Возьму её с собой…» Он обернулся к своей миндалинке и обнял её. Эти глаза, которые до сих пор волновали всё его существо…

Виктор уже был готов поменять своё решение. Он и так ворвался в её жизнь без спроса, и теперь эта задачка стала посложнее «буриданова ослика». «А, будь, что будет. Возьму, а там посмотрим…» – думал украинец. Но вдруг Прия успокоилась.

– Хорошо, – сказала непалка, – я буду ждать. Настоящая женщина должна иметь терпение, верить и ждать. Так меня учил мой отец, и, наверное, так правильно? – неуверенно добавила она.

Виктор ничего не ответил. Вместо этого он просто ещё раз обнял Прию. «…Во всём умница. И как её не любить?»

– Сожалею, мистер Милутинович, но Прия Кансакар действительно мертва.

Стив сидел в кабинете начальника полиции, немолодого грузного мужчины с явными признаками почечной болезни в виде кругов под глазами. На столе слабо работал вентилятор, а на старом окне было некое подобие противомоскитной сетки.

– У нас все чётко, мистер Милутинович. Ошибки быть не может.

– Где её тело? Мы были очень близки. Я не успел с ней проститься, – Стив смотрел на начальника полиции бесцветными пустыми глазами. От этого взгляда стало не по себе даже полицейскому.

– Простите, – неуверенно ответил начальник, «гипнотизируемый» взглядом американца, – но это невозможно. Она уже похоронена.

– Я хочу получить разрешение на эксгумацию её могилы, – настойчиво сказал миллионер, – плачу любые деньги.

– Это невозможно, мистер. Пепел, по завещанию усопшей, развеян над горами на второй день после смерти…

– Страна идиотов… – не выдержал Стив, встав со стула, – я всё равно вам не верю.

Не дожидаясь ответа, Стив вышел из кабинета.

Полицейский налил себе воды из графина и пробурчал:

– …Мы все гости в этом мире. Даже те, кто идиоты…

 

Глава 5

Цамба

«Мольфар, вылетаю в Королевство Ло. Сориентирую по прилёту. На связи. К. Стогов». Виктор набирал на смартфоне последнее сообщение, сидя в аэропорту Трибхуван. Боковым зрением журналист заметил, что в стороне стоит какой-то непалец и внимательно изучает его. Виктор спрятал смартфон в карман и посмотрел на парня, следившего за ним. Тот улыбнулся журналисту, как старому знакомому.

– Ашиш, – представился непальский пилот.

«Почти гашиш», – съязвил про себя Лавров и чуть было не ответил «Арихуан!», но сдержался.

На самом же деле на душе у него скребли кошки. Не выходил из головы последний разговор с Прией. После приступа благоразумия она снова всеми силами пыталась удержать его. Даже хотела лететь вместе с ним. Виктор прекрасно понимал, в какую ситуацию попал, и рисковать Прией не хотел никак. Но и собой рисковать не хотелось тоже. Ему было гораздо проще контролировать ситуацию, отвечая только за себя самого. Однако причина его волнения заключалась не только в сложности предстоящей миссии. В голове украинца чётко отдавались последние две фразы разговора с непалкой:

– Ты только появился в моей жизни много лет спустя, и теперь уходишь. Может быть, навсегда…

– …Прия, я вернусь… Если вернусь, то заберу тебя с собой, в Киев.

Нет, это была не слабость. Виктор действительно хотел забрать Прию с собой. Он всё сильнее ощущал, какими похожими они с Прией стали и как это упрощало многие моменты между ними. Обоим уже не по двадцать лет, оба за это время пережили многое – отношения, долгие и случайные, разрывы, мечты, которые сбываются и ускользают из рук, поиски себя, общие воспоминания молодости, которые, как выяснилось, никуда не уходили и питали их нежностью все эти годы… Кто бы мог подумать, но Прия оказалась для него роднее и ближе, чем люди, которые, казалось бы, всегда были рядом и знали его как свои пять пальцев.

«Если вернусь, то заберу тебя с собой, в Киев», – снова вспомнил он свои слова, сказанные Прие. «Стареешь, Лавров! – говорил себе журналист, идя по бетонным плитам лётного поля аэродрома. – Стал давать женщинам невыполнимые обещания… Но почему невыполнимые? Может быть, действительно пора прекратить скакать по горам и осесть? Ты же любишь её. Ради этого стоит жить, и жить, возможно, немножко другой жизнью…»

Впереди шёл пилот Ашиш и тараторил на английском языке:

– Столица Королевства Ло – это небольшой город Ло Мантанг. Там нет аэропорта, мистер. Поэтому город недоступен для современного транспорта. Мы полетим в город Джомсом, там есть аэропорт. Это самый нижний город королевства и его административный центр для непальских властей. Там – король.

– Король? – удивился Лавров.

Журналист всегда готовился к поездкам и прекрасно знал, что в Непале решением правительства маоистов в 2008 году королевские титулы были упразднены.

– О-о-у! Мистер, наверное, не знает: король Биста заслужил, чтобы ему оставили титул.

Виктор всем своим видом показал, что его совсем не интересует, за какие заслуги король Биста остался королём. Он только вспомнил, сколько стоит место в родном парламенте, и прикинул, что, наверное, здесь оставить себе титул стоит не меньше.

– Вот мы и пришли, мистер Лавров, – в очередной раз улыбнулся Ашиш.

Виктор остановился и внимательно осмотрел предлагаемый ему воздушный транспорт.

– Это что?

На взлётной полосе стоял маленький вертолётик «Bell» с двухлопастным винтом. Виктор хорошо разбирался в авиации и знал, что в разряженном горном воздухе лететь на таком вертолёте – большой риск. Подъёмная сила не та.

– Мистер – альпинист? – участливо поинтересовался пилот.

Он с интересом рассматривал костюм журналиста марки SHERPA Adventure Gear из магазина альпинистской одежды.

– Да какая разница, кто я? – вскипел Лавров. – Если альпинист, то что, жить не хочу?

– Пожалуйста, мистер, не волнуйтесь! – снова затараторил Ашиш. – Я опытный пилот, и ничего с нами не случится, я не первый день за штурвалом.

Виктор пристально посмотрел на маленького непальца. Что-то не нравилось журналисту в этих хитрых глазах. «Но мало ли? Первое впечатление бывает и обманчивым, тем более, когда уже пятый день весь на нервах», – думал украинец.

– Фсё буит в шоколае! – с трудом выговорил на русском непалец, что немало удивило Лаврова.

Пререкания Виктора и Ашиша перебил трёхлопастный геликоптер, который вдруг из ниоткуда спустился и сел почти рядом.

– Ну, вот видишь! – обрадовался украинец. – Есть у вас и трёхлопастные вертолёты.

Виктор быстро направился к севшему летательному аппарату. За ним почти бегом передвигался Ашиш.

– Мистер, полетели! – жалобно умолял пилот опять на английском. – Скоро вечер, а мне ещё лететь обратно.

– Подожди, малый, сейчас разберёмся.

Виктор только подошёл к геликоптеру, который не выключал лопастей, как кабина открылась. Оттуда вышло четверо спасателей и выгрузили какое-то тело.

– Что это… господи! – только и воскликнул журналист.

В большом куске фольги был завёрнут человек. Он был бледен до серости, как лесной гриб. Мужчина в альпинистском снаряжении еле-еле шевелил губами. Его слов не было слышно.

– Жив? – переспросил Виктор спасателей.

– Конечно, жив, мистер. Это горная болезнь, – ответил один из прилетевших.

– О, да! – подхватил Ашиш. – В горах надо адаптироваться, не ходить быстро всё выше и выше.

Виктор прекрасно знал, что такое горная болезнь, или, как говорят наши альпинисты между собой, «горняшка». Ему приходилось подниматься на Эльбрус и его друзья-альпинисты, с которыми Виктор был знаком уже добрых два десятка лет, с удовольствием приглашали его с собой ещё, но времени на такие поездки катастрофически не хватало. Лавров не раз видел людей, которых одолевала «горняшка» – нехватка кислорода в крови. Но таких, как этот, Лавров ещё не видел, поэтому и принял его за мертвеца, ещё и в фольге. Он почему-то сразу подумал о форме для запекания в духовке и вспомнил, как его чуть не съели аборигены Папуа-Новой Гвинеи. Но на воспоминания не было времени, как и на адаптацию в горных районах. Виктор, гонимый событиями последних дней, рвался в горы по маршруту Николая Рериха и его проводника Азира Кансакара.

– Возьмите меня с собой, я хорошо заплачу! – обратился он к пилоту. – Мне нужно в Джомсом.

– Не имею возможности, мистер, – спокойно ответил пилот, – мы сейчас летим на перевал, гораздо выше, там сошла лавина, и нужно помочь людям спуститься обратно.

– Ну, хоть на перевал… – начал было Виктор.

Но его никто не слышал. Спасатели уже погрузили «альпиниста в фольге» в коротенький кар, который поехал к зданию аэропорта, а сами быстро запрыгнули обратно в геликоптер, который в считаные секунды взмыл ввысь.

– Ну, полетели – меня же оштрафуют, – опять заныл Ашиш.

– Ладно, чёрт с тобой! Полетели, – махнул рукой Виктор.

Других вариантов не было.

Маленький «Bell» задорно поднялся в воздух, оставив под собой ярко-красное административное здание и будто насмехаясь над громким статусом международного аэропорта Трибхуван, и медленно полетел по своему, одному ему известному маршруту. Солнце неумолимо клонилось к закату, и Ашиш спешил, постоянно выговаривая Лаврову за то, что они очень задержались и его будут ругать. Через полчаса полёта, пролетев Катманду, вертолётик свернул и полетел вдоль начинающейся горной гряды над хвойными лесами. Ещё выше, в огромном пространстве, занимающем всё вокруг, виднелись громадные заснеженные вершины самой высокой горной системы мира. Ашиш продолжал беспрерывно разговаривать, точно радио, как будто сам боялся лететь на двухлопастном «Bell». А Виктор молчал, взвешивая и анализируя каждый свой шаг после приезда в Катманду.

– Скоро прилетим, – широко улыбаясь, продолжал трепаться Ашиш, – тут уже совсем недалеко.

Он не успел договорить. Неожиданно Виктор цепко ухватил вертолётчика за шею. Тот от страха чуть не потерял управление. Пытаясь вырваться, непалец начал дёргаться из стороны в сторону.

– Сидеть, – спокойно произнёс Лавров, – говори, кто тебя нанял?

– О чём вы, мистер? – неподдельно заскулил Ашиш.

– Откуда ты знаешь мою фамилию?

– Я не знаю, мистер. Даю слово, не знаю…

– Не лги мне. Ты назвал её в самом начале, – продолжал давить и спрашивать Виктор.

– Я увидел её в билете…

– В каком билете? Ты лазил у меня по карманам? Не помню!

– В журнале, мистер! В журнале вылетов! – продолжал выкручиваться непалец. – Мистер, мы разобьёмся!

– Конечно, – улыбнулся Виктор, – ты ведь знаешь, зачем мы летим? Чтобы меня убили… Правильно?

Лавров сжал руку ещё сильнее. Ашиш побагровел от напряжения.

– Кто тебя нанял?

У пилота градом катились слёзы. Вертолет дёргало и трясло из стороны в сторону. Но Виктор знал, что делает. В случае чего, он легко мог перехватить управление.

– Хочешь погибнуть? – переспросил Лавров позеленевшего от страха непальца.

– Нет, мистер Лэврофф… Я всё скажу…

– Говори.

– …Это европеец. Старый такой европеец.

– Немец?

– Я не знаю, мистер. Отпустите, я задыхаюсь…

Виктор немного ослабил хватку.

– Говори, мерзавец…

– Мне заплатили… много заплатили, – продолжал сквозь слёзы Ашиш, не выпуская штурвала из рук, – и сказали, что заплатят столько же, если я посажу вас на вертолётной площадке к северу от Джомшома.

– Поворачивай на Джомшом и не вздумай меня обмануть! – повысил голос Виктор, отпустив шею пилота и не сводя с него глаз.

– Не убивайте меня, мистер Лэврофф, – глотал слёзы продажный непалец, – у меня трое детей…

– У меня двое, – спокойно заметил Лавров, – и сегодня ты мог их оставить сиротами.

– Я не хотел, мне угрожали…

– Заткнись!

Прошло несколько минут, и внизу показался Джомшом. Во всяком случае, это точно не напоминало вертолётную площадку. Внизу был небольшой аэродром с короткой взлётной полосой.

– Ну, вот и славно. Прямо на приём к королю Биста, – повеселел журналист.

– Вы меня убьёте? – украдкой спросил Ашиш, уже почти приземлившись на взлётную полосу.

– Зачем? – удивился Виктор. – В полицию сдам.

– Спасибо, мистер, спасибо! – затараторил Ашиш. – Вы – настоящий человек! Вы – благородный человек! Вы – самый лучший…

– …Заткнись, – снова оборвал пилота Лавров.

Вертолёт приземлился одновременно с наступлением сумерек. Виктор вынул свой нехитрый багаж, состоявший из одного рюкзака и большой спортивной сумки с вещами для путешествия.

– Возьми сумку и иди вперед, бандит! – сказал Лавров пилоту. – Только не быстро, а то застрелю.

«Интересно, из чего?» – мысленно добавил журналист. Но Ашиш не умел читать мыслей и испуганно засеменил перед Виктором, послушно неся его тяжёлую сумку.

«Автобусы тут не встречают, это вам не Борисполь», – почему-то подумал Виктор. До ряда маленьких строений аэропорта, больше напоминающих административные постройки базы отдыха, было рукой подать. Центральный вход (или выход) заставил Виктора улыбнуться: «То ли пожарка, то ли ипподром». Действительно, строение выглядело чем-то средним между пожарной каланчой и башней для наблюдения за лошадиными бегами.

В вестибюле небольшого одноэтажного здания аэропорта Джомсом Виктор услышал чей-то голос.

– Мистер Лавров!

Виктор оглянулся. В стороне стоял шерп (одна из народностей Непала. – Авт.) средних лет. Очень добродушный, лицом похожий на резного гномика из сада Прии.

– Вы мне звонили из Катманду, мистер Лавров.

– Цамба? – улыбнулся Виктор и протянул руку.

Действительно, приехав в Катманду, Виктор успел перезвонить по одному из телефонов, которые ему дал одесский ресторатор Сергей Крыжановский. Он рекомендовал этого шерпа как толкового, грамотного проводника и очень хорошего человека.

Цамбе было уже за сорок, но чувствовалось, что мышцы у него работают неплохо. Настоящий вышколенный шерп, прямо хоть сейчас в альпинистскую хронику в трёх сериях.

– Как хорошо, что ты старый, Лавров! – совершенно нетактично «обрадовал» Виктора шерп. – Тем, кто старше сорока, в горах намного легче: организму не нужно адаптироваться! Ну что? Пойдём?

– Сейчас, только одного человечка определю, куда следует, – ответил Виктор, но оглянувшись, увидел лишь свою тяжёлую сумку на полу и сверкающие пятки Ашиша. Пилот выбежал из аэропорта и понёсся, не разбирая дороги, только бы подальше от этого страшного европейца.

– Ускакал заяц? Ну, беги, беги, – засмеялся Виктор вслед.

– А кто это? – удивился Цамба.

– Это? Мой пилот, – продолжал смеяться Виктор, – видишь, как быстро летает.

Цамба недоуменно смотрел на Виктора. Он, конечно, не понял шутки журналиста.

– Я так рад, что ты приехал из Юркеины.

– …Украины, – поправил Виктор.

– Да-да. Твой друг Сергей – отличный человек, но плохо ходит в горы.

Мужчины рассмеялись, будто старые знакомые, и вышли из вестибюля.

Только тут Виктор заметил, что аэропорт плотно прилегает к самому Джомшому. Цамба и Виктор сразу же очутились на одной из улиц маленького селения. Воздух на высоте почти 3000 метров над уровнем моря имеет свои особенности, и опытному путешественнику не нужно видеть горы, на которые опустилась ночь, чтобы понимать, что это не равнина. Джошом – шеститысячный то ли городок, то ли посёлок – уже спал. Его маленькие каменные домики казались игрушечными. Не верилось, что отсюда начинается большинство горных маршрутов по Королевству Ло, и от этого Виктору стало как-то тепло на душе. По правде говоря, Лавров устал от шумного, вечно не спящего Катманду, и теперь он весело болтал со своим новым знакомым. Шерп охотно рассказывал о том, что Виктору крупно повезло: сегодня не было ветра. Не всякий решится лететь в Джомсом во второй половине дня, ведь случаи крушения прямо в горах над Аннапурной не являются редкостью. Но украинца этим было не испугать. Тем более, что всего час назад он самовольно чуть не устроил крушение… Сейчас Лаврова больше интересовал Джомсом с его узенькими улочками, булыжными мостовыми, с домиками, на крышах которых лежали аккуратно порубленные дрова (видимо, для экономии места), маленькие аккуратные деревья и кустарники.

Наслаждаться ночным спокойствием городка пришлось недолго. Через пару минут Виктор и его проводник остановились у небольшого трёхэтажного строения.

– Вот здесь ты будешь ночевать! – объявил журналисту шерп. – Место я забронировал.

Попрощавшись с Цамбой, Виктор окинул взглядом гостиницу. Каменная постройка с выкрашенными в коричневый цвет деревянными балконами вдоль второго и третьего этажей, аккуратные деревянные окна и двери всё того же коричневого цвета, надпись над входной дверью «Hotel Majesty» очень напоминали какой-нибудь типичный отель из американских вестернов. Не хватало только парочки лошадей, привязанных у входа. Вместо них почти у самой двери был «припаркован» чей-то мопед.

Внутри отеля, несмотря на позднее время, Виктора уже ждал приветливый метрдотель – непалец, одетый по-европейски. Он предоставил журналисту отличный номер на втором этаже. Отель имел форму колодца с внутренним двориком, полностью защищённым от ветра, столовой на первом этаже и номерами на втором и третьем. Лавров поднялся по резной деревянной лестнице и через полчаса, приняв душ (наличие горячей воды немало его удивило), уже спал в аккуратной деревянной кровати.

Утром, когда Виктор отоспался и отдохнул от пережитых приключений, к нему в двери постучался Цамба. Увидев, как Виктор готовится к длительному переходу, Цамба даже немного удивился.

– О, мистер Лавров, я вижу, ты не новичок?

– В новых горах все мы новички, Цамба, – скромно ответил журналист.

– А в какие горы ходил?

– Эльбрус.

– Это где? Высоко? – оживился Цамба. Было видно, что хождение в горы – неотъемлемая часть его жизни. Он живёт горами и любит их.

– Высоко, Цамба. Пять с половиной тысяч метров.

– Высоко, – кивнул Цамба, – у нас на этой высоте начинаются настоящие трудности.

– А ты на Эвересте был? – полюбопытствовал Виктор. Он чувствовал себя первоклашкой по сравнению с этим бывалым «зубром» Гималаев.

– Джомолунгма? Был.

Цамба начал загибать пальцы на руках, считая шёпотом.

– Раз семьдесят…

– На самой верхушке?! – не поверил Виктор.

– Не-е-е, наверх туристы не идут. Тысяч пять, иногда шесть, не выше…

– Да-а-а, мне до тебя расти и расти, – засмеялся Лавров.

– Ты, главное, быстро не иди в горы, – деловито сказал Цамба. – Как там у вас говорят? Быстро поедешь – тихо понесут?

«Крыжановский, чертяка, научил, не иначе…» – подумал Виктор, кивнув головой.

– Куда пойдём? Я тут всё знаю, – похвастался Цамба.

Виктор хитро улыбнулся и полез за пазуху:

– Есть у меня тут, Цамба, очень интересные бумаги. Проведёшь меня?

Он протянул Цамбе дневник Азира Кансакара. Проводник открыл тетрадь. Он посмотрел на карту, затем на другую, затем… Затем поднял глаза на Виктора.

– Наследие Великого Рериха?

Виктор молча качнул головой. Шерп подошёл к нему и посмотрел в глаза:

– Я ждал тебя, европеец. Я мечтал, что это будет доверено мне!

 

Глава 6

Дорога в Королевство Ло

Маленький Джомсом остался позади. Сразу за небольшим подвесным мостом начиналась громадная, усыпанная камнями расселина вдоль основной гряды горного массива Аннапурны. Находясь здесь, весь мир мог показаться всего лишь прелюдией к завораживающей красоте этих каменных великанов. «Где там, по преданию, нашли Ноев ковчег? На Арарате? Теперь сомневаюсь…» – думал Виктор, идя по горной тропе и всем своим существом чувствуя ничтожность маленького человека перед этими необъятными изваяниями Создателя.

В сопровождении Цамбы журналист двинулся в долгий и опасный путь по маршруту, указанному в дневниках старого Азира. Они ехали на небольших непальских лошадках по правому берегу реки Кали-Гандаки.

– Что-то твоя лошадь загрустила, – заметил проводник.

– Загрустишь тут, – ответил Виктор, слезая на землю, – когда девяносто шесть килограмм на спине и поклажа по бокам… Давай, милая. Отдохни.

Украинец повёл несчастную лошадку под уздцы. Действительно, она годилась ему разве что для поклажи.

Ущелье Кали-Гандаки – самый глубокий каньон на Земле, который ещё называют Великой Гималайской брешью, и Виктор, поражённый красотой вида, уже мечтал когда-нибудь вернуться сюда, чтобы снять отдельный материал. Его захватывали эти фантастические пейзажи, которые были частью какой-то совсем иной реальности, далёкой от красок, запахов и звуков повседневной жизни. Чёрные воды реки Кали-Гандаки, разрезающей своим течением Большой Гималайский хребет и оставляющей по обе стороны своего русла могучие восьмитысячные вершины Аннапурны и Дхаулагири. Труднодостижимые, закалённые ветрами и временем горные склоны, которые чем выше, тем реже были покрыты растительностью, затем становились сурово-серыми, а наверху, упираясь в небо, отблёскивали вековым снегом… Лавров снова и снова обводил взглядом живописный ландшафт и ловил себя на мысли, что, оставаясь наедине с горами, он остаётся наедине с самим собой. Это одно из немногих мест в мире, где всё честно и ясно, как прозрачный горный воздух. Здесь ничего не значит богатство или статус, тут не убежишь за высокий забор, испугавшись первого же препятствия. Есть только ты и горы. Если ты сильный, смелый и удача на твоей стороне – горы станут твоим верным другом и будут звать тебя к себе, куда бы ты ни шёл. Если же тебе не хватило силы духа (или просто фатально не повезло) преодолеть высоту и стать на шаг выше себя прежнего – что ж, будь готов ко всему. Виктор повернул голову в сторону Аннапурны. «Говорят, треть альпинистов погибает, покоряя её вершину. Но приходят новые смельчаки и продолжают путь к своей мечте. Кажется, я их понимаю…»

Непальские лошадки бесстрашно шли по пологому краю обрыва, на ходу обрывая траву своими чувствительными губами.

– Пусть едят. Дальше уже не полакомишься. – Цамба всё время улыбался и имел склонность то и дело пояснять совершенно очевидные вещи. Виктора нисколько не раздражал подобный ликбез. Он смотрел на проводника, добродушно улыбаясь. Шерп как никогда был доволен своим походом в горы. Да, он мечтал пройти по пути Николая Рериха, ведь он был внуком одного из проводников знаменитого учёного. Дед Цамбы – Аппа – погиб, сорвавшись в пропасть в одном из походов в поисках входа в Шамбалу. Он так и не дошёл до цели. Теперь же Цамба подхватил эстафету древнего рода шерпов-проводников, и для него это было великой миссией.

– Доходим до крутого склона. Будь внимателен. Кони боятся крутизны, и нужно будет их понукать, – сказал Цамба и, последовав примеру Виктора, спешился.

Лавров любил горы. Был в них какой-то вызов судьбе. Журналист уважал альпинистов и даже пару раз ходил с ними в связке, но профессионалом в этом непростом деле себя не считал. Это притом, что по роду своей деятельности ему приходилось бывать в Альпах, Андах, Пиренеях, Кордильерах, Татрах, на Кавказе, на Урале и, разумеется, в Карпатах. Несмотря на весь этот длинный послужной список, Виктору казалось, что у него не хватает опыта для серьёзных восхождений, тем более, когда речь шла о Гималаях. Величайшая горная система поглотила его воображение, и он чувствовал себя мальчишкой, которому представился большой шанс.

«Николай Рерих считал вершины Ло одним из нескольких мест на планете, через которые Земля получает божественную энергию Космоса», – вспоминал Виктор один из прочитанных трудов современных учёных, изучающих Тибет.

Верхний Мустанг или, как его называют местные жители, Королевство Ло, расположился вдоль всей Кали-Гандаки. И дорога наших путников лежала вдоль русла этой изрядно пересохшей за тысячелетия реки. «Совсем как в легенде, – думал Виктор. – Боги разгневались и разрубили скалы острыми мечами, и вода ушла». Представляя себя песчинкой среди этих необозримых просторов, окружённых горами, постоянно фотографируя наиболее интересные пейзажи фантастического пространства из красно-коричневых камней, белого плавника легендарной горы Нилгири и небесной лазури, Лавров едва не забыл, зачем он здесь. Закончился очередной чип его фотокамеры, и после пятичасовой прогулки, спускаясь с высокого холма, путешественники увидели внизу так называемые Ворота Королевства Ло – небольшой городок Кагбени. Он всеми своими строениями окружал средневековую крепость – некогда пограничный форт Запретного Королевства. Подумать только, когда-то здесь заканчивался путь для любого странника. Далее не пускали могучие воины тибетских монастырей. Вокруг Кагбени, словно оазис в каменной пустыне, произрастали прекрасные зелёные лужайки и яблочные сады.

В самом маленьком городке преобладали белые двух- и трёхэтажные домики с разноцветными выкрашенными окнами и плоскими крышами, на которых, как и в Джомшоме, сушились дрова. Но даже в этом маленьком и отдалённом от цивилизации городке обнаружились и отели, и интернет-кафе. И всё с местным колоритом: диковинными резными перилами, разноцветными окнами и, само собой, местными жителями. Вот на пороге своего каменного домика сидит мужчина в засаленной одежде и улыбается Лаврову. А вот женщина подметает каменные плиты улицы метлой – чуть меньшей, чем она сама. Оба далеки от образца гигиены. Возможно, в Киеве их бы приняли за бомжей, но это полноправные горожане, имеющие своё жильё и честный кусок хлеба. Мало того, они имеют угол, который сдают паломникам, ведь буддийские храмы есть и тут. Это простые замечательные люди, которые не делают никому зла и готовы разделить свой ужин с любым путником, который находит у них приют. Почему? Может, потому, что не смотрят телевизор и живут естественной жизнью? Живут просто и честно, не мечтая о дармовых деньгах? Кто знает.

Отобедав и немного отдохнув после трёхчасового перехода, Виктор и Цамба двинулись дальше, постепенно поднимаясь из долины. Карта Азира Кансакара звала вперёд и вверх.

Продолжая путь по высокогорной пустыне с крутыми скалами, в которых множество пещер, созданных эрозией и ветром, Виктор замечал каждую мелочь и что-то отмечал у себя в блокноте.

– Этот путь не похож на туристический трек, – настороженно говорил Цамба. – Люди здесь почти не ходят, и тропа паломников гораздо ниже.

– Не волнуйся, Цамба, – успокаивал шерпа Лавров, – мы же с тобой не туристы и не паломники. У нас другие цели, и мы идём строго по карте экспедиции Рериха.

Вскоре Цамба успокоился и начал что-то напевать себе под нос.

Тропа действительно огибала обычный туристический маршрут. Такое впечатление, что Рерих со своей экспедицией специально ходил там, где туристам делать нечего, как бы оберегая от непрошеных гостей сокровище: путь в Пещеру Великих Учителей.

На привале Виктор открыл заветную тетрадку и прочитал вслух:

– Шамбала находится внутри священной горы Нилгири…

– …Нилгири – знаю! – перебив, оживился Цамба. – Мы прошли её, она осталась позади…

– …Знаю, знаю, Цамба, но мы ищем вход и вот наш путеводитель, – сказал Виктор, ткнув пальцем в желтую страницу старой тетради. – Может, возвращаться к Нилгири будем под землей.

Шерп суеверно поёжился.

– Под землёй я ещё ни разу не ходил.

– Не бойся. Я тебя научу, – засмеялся Лавров.

– А ты ходил под землёй? – удивился проводник.

Виктор вдруг вспомнил многометровый спуск в шахту Засядько и чёрную копоть на лице ради репортажа о шахтёрах.

– Умею, – многозначительно ответил он шерпу.

Цамба молча смотрел на Виктора, будто изучал его. Его новый друг вызывал у него неподдельное уважение. Затем шерп нарушил молчание:

– Старики говорили, что там, на Нилгири, видели духов с крестами на руках. Они плевались огнём и убивали шерпов.

– Это как? – спросил Виктор.

– Не знаю. Говорят, что рядом с нами есть ещё один мир. Он кругом, но мы его не видим. И эти духи прячутся там.

– И ты веришь в эту ерунду?

– Не называй это ерундой, Вик, – непалец раскладывал костёр неподалёку от тропинки, по которой им потом предстояло идти дальше, – вот когда придут духи и сделают так, что твой рассудок сначала улетит в другой мир, а потом вернётся обратно, ты больше не будешь так говорить.

– Духи?

Виктор вспомнил, как ещё школьником пугал сестру своего друга и соседа по парте Димки Борейко. Димка с сестрой, сидя за столом и касаясь пальцами рук перевёрнутого чайного блюдца, вызывали духа Чёрной Бороды.

– Дух пирата Чёрной Бороды, ответь нам, – загробным голосом вещал Димка.

– Димочка, я боюсь, – пищала одиннадцатилетняя Светка.

– Дух пирата Чёрной Бороды, явись к нам! – грозно вопил Димка.

У Светки душа была в пятках. Дух (двенадцатилетний Витька Лавров сидел под столом) хрипло кашлянул и застонал.

– А-а-а! – визжала Светка.

– Дух пирата Чёрной Бороды! Ты здесь? – в третий раз обратился к Витьке Димка.

Но «дух» только кашлял и кашлял… Наконец из-под стола вылез будущий путешественник и «Человек года в Украине» Витька Лавров.

– Да надоел ты, одно и то же спрашивать!

– Дураки-и-и! – захныкала Светка, а ребята расхохотались.

Вызвав из памяти этот эпизод, Виктор громко засмеялся.

– У вас что, в вашей стране, нет духов? – удивился шерп.

– А тебе что, кто-то рассказывал, что есть?

– Мы ни разу не говорили с туристами о духах. Но твой друг отнёсся к этому серьёзно.

– Крыжановский? – Виктор весело смотрел на Цамбу. – Так ничего удивительного. Он сам – дух!

– Как?! – испугался проводник.

Лавров засмеялся ещё громче. Смешно было наблюдать, как взрослый мужчина, дельный и сильный, как это и надлежит горцу, вдруг стал пугливым и по-детски наивным. Он словно общался с человеком из другой эпохи, когда жизнью правили колдуны, ведьмы и прочая чертовщина. Лицо «гномика» приняло совершенно комичную гримасу.

– Крыжановский дух? Значит, он тоже здесь?

Цамба пугливо оглянулся.

– Нет, он в Одессе. У него там тоже есть, кого пугать… Полный ресторан гостей.

Цамба понял, что над ним смеются.

– Вик! Не кощунствуй! Не гневи духов! – совсем серьёзно разозлился проводник. – Почему ты такой странный!?

Виктора это забавляло ещё больше. Но в следующую секунду он уже не смеялся: внезапный порыв ветра, испуганное ржание маленькой лошадки и… всё перевернулось. Журналист почувствовал, что его несёт куда-то вниз. Он беспомощно водил руками и не мог понять что это – падение или обездвиживание. Только шум в ушах, похолодевшие руки и далёкое эхо кричащего проводника: «Ви-и-и-ик!». А дальше – кромешная тьма…

…Прия проснулась то ли от чьего-то крика, то ли от ветра, гулявшего по второму этажу хрупкой постройки. Дом её дальних родственников строился из того, что было. Здесь особо не задумывались о безопасности жилья. По всему Непалу можно было встретить жилища, где первый этаж строился из глины, а второй – как надстройка, из кирпича, камня или дерева. «Когда-нибудь это всё завалится», – подумал не один европеец, приезжая в Непал по туристической путёвке. Но пока не заваливалось, жизнь шла и шла, и поколения местных жителей не желали ничего менять, разве только расширить жилплощадь и добавить ещё один этаж сверху.

Вот в таком двухэтажном домике и жила родня Прии. Но непалка сейчас не думала о том, что на втором этаже опасно спать. Она проснулась с чувством необъяснимой внутренней тревоги. Мысли путались в голове. «Где я?… Ах, да… Кто кричал? Виктор?… Виктора нет… Что с ним?». Она прокручивала в голове события последней недели. Как всё изменилось за такой короткий срок! От простой жизни с повседневными заботами до большой беды – сгоревшего дома. Но в её жизни появился тот, о ком она думала всю жизнь. Он сильный, умный и настоящий… Но почему так тревожно? Что могло случиться?

Раздумья Прии были прерваны звуком соскочившей велосипедной цепи и руганью высоким мужским голосом. Затем совершенно в манере базарной торговки ему ответила не менее крикливая женщина. Прия выглянула в окно, и лицо её просветлело.

– Виша!

Во дворе стояла повозка велорикши, и у неё, активно жестикулируя, ругались маленький и щуплый велорикша неопределённого возраста и та самая управляющая рестораном «Москва» – миловидная миниатюрная женщина лет тридцати – тридцати пяти, одетая в деловой костюм по подобию хозяйки ресторана Прии Кансакар.

– Чуть не перевернулся, паразит!

– Зачем я с вами поехал! Ведь не хотел же! Здесь дорога – ноги убить! – орал рикша.

– Да ты и так убитый! – отвечала тем же тоном управляющая. – Забери свои деньги и не морочь мне голову!

Во двор выбежала радостная Прия.

– Виша!

Управляющая резко обернулась, и ей уже было не до зануды-рикши.

– Прия!

Женщины бросились друг другу в объятья. Смех, слёзы, радость встречи, всё смешалось. Рикша недоумённо смотрел на Прию и Вишу.

– Женская любовь запрещена Буддой!

– Проваливай! – только и ответила Виша.

Виша многое рассказала Прие. Она не могла поверить, что хозяйки бизнеса и подруги нет в живых. Так плакала, что на следующий день было стыдно выходить к посетителям: всё лицо опухло. А когда Прия позвонила, Виша сначала подумала, что её кто-то разыгрывает. Всем ведь давно известно, что Прия погибла. Следующие дни за рестораном следили какие-то люди в костюмах. Заказывали только кофе, много курили, но сидели целыми днями, как будто на переговорах. Но Виша – психолог, она понимала, что это не простые бизнес-ланчи.

– А недавно этих шпионов как ветром сдуло, – засмеялась Виша.

Женщины сидели на втором этаже «флигеля» Прии, если это ветхое строение можно было так назвать. Вдруг управляющая сменила тон и заговорила о серьёзном:

– Прия, деньги от американцев на счёт фирмы не поступили…

– Как?…

Прия была ошарашена. Договор с американцами был подписан, и деньги обещали перечислить в тот же день. Так вот почему ей было так тревожно!

– Виктор был прав, – пролепетала рестораторша задумчиво.

– Кто? – зацепилась любопытная управляющая.

– Потом расскажу, – вздохнула Прия.

А чего ещё она могла ждать, если карты, которые были проданы настойчивому американцу, оказались бесполезны? Но ещё неизвестно, получила бы Прия деньги или нет, даже если бы карты были действующими. Непалка чувствовала себя обманутой. Денег нет, дом сгорел, любимый мужчина уехал. Она сильно сжала руки в кулачки… У неё в голове созрел план.

– Виша, у тебя есть деньги?

– Ну, немного есть. Ты же знаешь, всё в обороте. А что? – удивилась управляющая.

– Ничего. Если что – одолжу у своего бывшего… Мне нельзя показываться на людях.

– Да, я вообще не понимаю, зачем эти тайны. Ты жива – это главное.

– Я мертва – и это правильно. Послушай, Виша, – Прия хитро улыбнулась, – в ближайшее время мне будет нужна твоя помощь…

…Виктор шёл по темному коридору. Каменный, но почему-то не холодный пол. Ощущение тоннеля. Кажущиеся, но невидимые стены по бокам. Когда-то с ним это уже было. Лопен Вангчук, монастырь «Гнездо белой летающей тигрицы». Что с мыслями? Они не возникали. Что с его спутницей иронией? Она где-то заблудилась. Это было похоже на полное безразличие ко всему вокруг. Он просто шёл вперёд. К яркому пятну, которое тянуло к себе, как тянет мотылька на свет керосиновой лампы в далёкой сырой пещере. Казалось, что времени нет. Вот уже и тот самый храм, где Лавров получал своё первое посвящение. Перед ним стоял сердитый Вангчук. Он молчал, и Виктору казалось, что он слышит мысли старца.

– Зачем ты это сделал, европеец?

– Что я сделал, мудрейший? – так же мысленно, не открывая рта, ответил путешественник.

– Зачем ты привёл этих людей в Храм Ринпоче?… Они узнали, где наша святыня, и забрали её.

– Изумрудная Чаша? – молча спросил Виктор.

– Грааль Великого Исы, – ответил Вангчук, – погибло много верных сынов монастыря. Они боролись за святыню, но силы были не равны. Но теперь это не важно. Чаша попала в руки злодеев. Теперь мы погибнем все…

Виктор смотрел на Лопена и не находил слов. А в них уже и не было необходимости. Лопен, славившийся своей молодостью, начал стареть прямо на глазах. Ввалились глаза, потяжелели веки, тёмный как смоль волос начал седеть… Он помутнел, помещение у большого алтаря со Священным Огнём стало расплываться и растворилось, как дымка… Перед Виктором сидел напуганный проводник и беззвучно лопотал какие-то мантры. На углях догоравшего костра лежал нехитрый ужин – открытые банки мясных консервов и кукурузные початки. В стороне стояли отдыхающие лошадки, мирно жуя овёс из привязанных к шее мешочков.

– Ты вернулся! – облегченно вздохнул Цамба.

– Я никуда не уезжал, – удивлённо ответил Виктор.

– Не уезжал, но уходил…

Виктор молчал, понимая, что спорить бесполезно. Тем более, что это казалось правдой. Он где-то был. Верить в это или не верить, но говорить на эту тему не хотелось. Человек из XXI века, привыкший к телефонной связи, интернету, доступу к любой информации и в любой момент, вдруг столкнулся с чем-то, что невозможно было постичь разумом. И его наивный проводник Цамба оказывался в этой странной реальности куда более опытным и осведомлённым, чем образованный европеец Виктор Лавров.

– Ну что, Вик, ты всё ещё не веришь в другой мир?

Виктор сделал над собой усилие, чтобы ответить. У него вдруг сильно разболелась голова.

– Я уже не знаю, чему верить…

– Лучше поешь, а с этим потом разбираться будешь. – Цамба пододвинул к журналисту банку со свининой: говядину местные жители не едят. Виктор уже не раз замечал в своём проводнике поразительную склонность к заботе о других людях. «И снова спасибо Крыжановскому. Кто знает, что бы со мной было, окажись рядом со мной другой человек. Да и что ждёт нас дальше…» Цамба, рано потерявший мать, сохранил её ласку в себе и теперь проявлял её в добром отношении ко всем, кого встречал на своём пути.

Виктор вдруг спохватился:

– Ужин? Так мы же только недавно выехали!

– Тебя не было целый день, – спокойно сказал шерп, – такое бывает.

– То есть как? Это была не галлюцинация?

Проводник не знал слова «галлюцинация», поэтому пропустил слова Виктора мимо ушей.

– Мой покойный дед, – многозначительно продолжил Цамба, – рассказывал, что раз в пятьдесят лет у любого человека открывается Чакра Духовности. У кого-то навсегда, у кого-то на минуту. Человек видит то, что не видят другие, чувствует то, что не чувствуют другие, может то, что не могут другие. И очень плохо, если эта чакра не открывается никогда. Я тебя поздравляю, Вик. Ты посвящён.

– Мне однажды это уже говорили, – хмыкнул Виктор.

Воцарилась пауза. Мужчины уплетали за обе щёки ужин, и головная боль прошла. Но теперь Виктору было любопытно, и он нарушил тишину первым.

– А у тебя уже открылась эта… Чакра Духовности?

– Нет, – с сожалением сказал проводник, и лицо «гномика» выразило жалость. Виктор снова почувствовал, что вот-вот засмеётся. Уж больно комичным выглядел шерп, особенно в образе гуру. Цамба, как ни странно, почувствовал это настроение журналиста.

– Я знаю, что ты человек умный и много учился, – вежливо промолвил проводник, – и тебе трудно поверить в то, с чем ты не сталкивался. Но то, что с тобой сегодня случилось, – это не болезнь. Это дар.

– Ни хрена себе, третий глаз, – сказал по-русски Виктор и пощупал затылок. Он почувствовал жжение.

Цамба не понял слов Виктора, но, увидев его движение, улыбнулся и утвердительно качнул головой. Ужин продолжался.

– Цамба, а если дойдём до Шамбалы и найдём Великих Учителей, что ты у них попросишь? – с интересом спросил Виктор своего нового друга. Цамба задумался.

– Наверное, чтобы они оживили всех мёртвых.

– Что?! – Виктор крайне удивился, глядя на шерпа.

– Пусть живут и никогда не умирают. Жить – хорошо, умирать – плохо.

– Цамба, дружище. Ты себе представляешь, что будет, если всех оживить? – Виктор был искренне тронут добротой этого крепкого горного жителя. – На Земле места не хватит.

– Как это? Посмотри, сколько места, – Цамба обвёл рукой огромные горы и небесный простор, где высоко в небе парили хищные птицы. – Всем хватит.

Цамба продолжал есть мясо. Его познания географии заканчивались здесь, на Непале, Бутане, может быть, ещё парочке карликовых стран рядом и не более.

– А как же убийцы, бандиты? Они тоже должны воскреснуть? – испытующе смотрел на проводника журналист.

Цамба почти не думал над ответом:

– А. Пусть живут. Хороших людей всё равно больше, чем плохих. Плохим не победить.

Виктор почувствовал восхищение и одновременно жалость. Там, в своей «цивилизации», люди потеряли что-то настолько важное… В словах Цамбы звучала божественная простота. Обыкновенный неграмотный проводник понимал в жизни больше, чем все эти великие умы за тысячи километров отсюда, со своими глупыми амбициями о мировом господстве, о финансовых приоритетах, золотых запасах, нефтяных скважинах и прочей чепухе. Живи, радуйся каждому дню на этом свете, никому не делай зла. Дикость? Так что же настоящая дикость – первое или второе? «Вот поэтому Рерих и не хотел отсюда уезжать. Да и разве только Рерих…» – размышлял Виктор, уже укладываясь спать.

Утро началось с пересечения унылого многокилометрового участка, усеянного маленькими кустарниками. Высокогорье не давало идти быстрее, приходилось терпеть нудный ландшафт, и даже маленькие непальские лошадки грустили. Им явно не нравились эти кустарники, которые неприятно жевать и трудно переваривать. Забравшись на высокий подъём, метров 400, Виктор и Цамба остановились и посмотрели вниз.

– Это Тангбе. Там для нас нет ничего интересного, – словно отвечая на немой вопрос Виктора, произнёс шерп, – кроме злаков и мяса старого яка… Они давно тут живут, но у них не интересно. Туристы туда не ходят.

– Да мы и не туристы, – заметил Виктор, – правда, в карте этот, как его…?

– Тангбе, – напомнил шерп.

– …Во-во, Тангбе. В карте он отмечен маленькой точкой.

– Не пойдём туда. Там они все дикие и не любят гостей.

– Это как? – удивился Виктор.

– Одна гостиница и та закрыта, – деловито ответил Цамба, – как ни придёшь, они все в поле. И купить нечего. Даже поговорить не с кем.

– Ну, хорошо, веди дальше, господин экскурсовод, – улыбнулся Лавров.

Шерп с важным видом поехал вперед, а Виктор спокойно шёл следом, оберегая свою лошадку. «Наградил Бог габаритами. Даже лошадь сломается», – выговаривал сам себе журналист.

Путешественники пошли по довольно крутому склону из гравия, который вывел их к реке. Здесь проводнику опять пришлось спускаться с лошади, чтобы помогать ей идти, слегка подхлёстывая веточкой какого-то куста. Лошадка Виктора забуксовала и чуть не потеряла равновесие, и журналисту пришлось её придержать, обхватив руками. Цамба посмотрел на это и только качнул головой.

– Кто кому помогает идти – лошадь тебе или ты ей?

Вскоре, спустившись к реке и пройдя какое-то время по её каменистому берегу, путники заметили удивительные строения прямо на крутых утёсах, куда было не так просто добраться. Виктор опять посмотрел на проводника, требуя объяснений. Тот пожал плечами – его излюбленное движение в девяноста случаях из ста.

– Живут так. Это Чуксанга. Здесь живут люди, которые не боятся духов.

– Почему?

– Потому что люди могут туда забраться, а духи нет. Это они сами так считают.

Виктор увидел выбоины в скале. Они были настолько маленькими, что он никогда бы не решился подниматься по ним. Да и не всякий спецназовец, даже обладая цепкостью, сможет подняться по этим еле-еле заметным трещинкам на высоту тридцати метров.

– Там вверху у них прибиты жердочки, чтобы ходить друг к другу в гости, – пояснил Цамба.

– А ты там был?

– Был, – сказал Цамба, будто это был обыкновенный пригород, – когда был маленьким, мы мальчишками лазили для обмена товарами. Но тебе тут не забраться.

– Вообще-то я могу, – скромно сказал Виктор, – но зачем?

Цамба посмотрел на Лаврова с недоверием.

– Пойдём дальше, – проводник махнул рукой.

– Подожди, сделаю пару снимков.

Виктор открыл фотокамеру – точно такую же, которая оборвалась с карабина в Бутане, – и со знанием дела быстро раскадровал удивительное поселение. Войдя в азарт, журналист решил не останавливаться на достигнутом и всё-таки полез вверх по скале. Пять минут – и он смотрел на Цамбу с высоты девятиэтажного дома. У Цамбы округлились глаза, а Виктор продолжал снимать, одной рукой держась за уступ. Камера работала в режиме видео.

– Вот это эксклюзивчик. Репортаж под куполом неба, хе… – бормотал он, – наши операторы обзавидуются.

Виктор снимал дом на скале, вход в который был закрыт ветхой деревянной дверью, а выход был на тоненький мостик, сколоченный из дощечек. Он был настолько узок и мал, что мог выдержать только маленьких жителей этой местности.

«Вот построить бы себе такую дачку и пригласить всех своих врагов на ужин. Добро пожаловать, дорогие», – Виктор шутил, а сам продолжал снимать уникальный материал.

Тут дверь внезапно открылась, и из лачуги выглянул испуганный пожилой шерп. Старик не стал долго раздумывать и запустил в Виктора палкой. Журналист, которому некуда было увернуться, получил увесистой деревяшкой по плечу и едва не сорвался вниз, еле-еле удержав камеру.

– Спасибо, дедушка! – крикнул Виктор вместо ругательства и с быстротой, которую ему позволяли его габариты, начал спускаться вниз. «Лавров. Ты точно не умрёшь своей смертью. Хорошо хоть камера осталась цела». Внизу стоял сердитый Цамба.

– Почему ты сразу не сказал, что сумасшедший? Я бы с тобой не пошёл! – проводник явно перенервничал из-за выходки журналиста.

– А сейчас пойдёшь? – лукаво спросил Виктор.

– Я хочу найти Шамбалу. Пошли! – буркнул шерп и замаршировал вперёд.

Виктор шёл позади в хорошем настроении. Ну не мог он без риска. Никак не мог. Лавров поднял глаза и посмотрел на гостеприимную скалистую деревню. Из окон и дверей повысовывались любопытные шерпы и что-то тарахтели на своём языке, провожая непрошеных гостей взглядом. Проводник шёл впереди и молчал. Затем, отойдя подальше, обернулся:

– Мне стыдно за тебя, Лавров.

– Почему? – неподдельно удивился Виктор.

– Приличные люди так себя не ведут! Надо было попроситься в гости.

Виктор посмотрел на Цамбу, у которого не было половины зубов, а одежда была похоже на малахай бомжа с Лукьяновки, и, конечно, понял, что он, европейский журналист, был не прав. В обществе такого человека нужно вести себя прилично.

– Прости меня, Цамба.

– Забыли, чувак! – вдруг ответил шерп по-русски и пошёл дальше.

«Он даже это знает? Поистине, опыт общения с нашими туристами для Цамбы даром не прошёл».

– Вот это то, что тебе будет интересно, – гордо сказал Цамба. Путешественники вышли в долину. Перед ними раскинулось… кладбище. Десятки древних, неизвестных науке памятников – погребальные сооружения Королевства Ло. Завораживающие путешественника надмогильные холмы, насыпанные из больших камней, и «оленьи камни» – загадочные кучки камней, увенчанные оленьими рогами.

– Вот тут я точно задержусь, – с восторгом сказал Виктор, переключая камеру в режим фотографирования.

Украинец с пристрастием раскадровывал удивительные памятники истории, а Цамба, довольный тем, что угодил европейцу, начал очередной рассказ:

– В наше время в Королевстве Ло умерших в земле хоронит только низшая каста – кузнецы, мясники, кожевники и музыканты. Раньше было по-другому. Тебе повезло, Вик. Сейчас от богатых не остаётся даже пепла – их сжигают у берегов рек, и всё это стекает в Великий Ганг.

– А что это за люди? – спросил Виктор, который не в силах был оторваться от съёмки.

– Не знаю. Спроси у Рериха, – пошутил шерп.

– Точно!

Шутливое предложение проводника навело Виктора на мысль, и он решил покопаться в дневнике Азира.

– Вот! – воскликнул Виктор, перелистал несколько страниц старой тетрадки и стал бегло читать, сразу переводя для Цамбы на английский.

– Когда-то у берегов реки проживало племя высокой культуры и больших знаний – агарти. Всё у них было, и работа спорилась, мужчины и женщины любили друг друга. Росли дети. Много детей. Но однажды пришла беда. С севера пришли враги, стали грабить и убивать людей из нижних поселений. Агарти, чуя смертельную опасность, вынуждены были уйти через свои тайные подземные ходы в Шамбалу. Есть версия, что местные древние курганы с каменными завалами – это замурованный вход в загадочные подземелья агарти.

Лавров всё чаще и чаще обращался к дневнику деда Прии, Азира Кансакара. Удивительно, насколько точно эти записки очень мелким, но разборчивым почерком передавали ощущения от окружающей реальности. Какие интересные исторические описания и легенды! Такому багажу информации мог позавидовать любой музей. Дневник старого проводника, великолепно знавшего русский язык, был тем артефактом, за который боролись бы ведущие историки, географы, палеонтологи мира, знай они о его существовании. Виктор тешил себя надеждой после того, как всё закончится, напечатать это произведение без правок и редактуры в хорошем издании, в дорогом переплёте и с яркими иллюстрациями.

Отсняв приличное количество материала, Виктор оглянулся, но Цамбы рядом не было. Журналист сразу вспомнил о своей миссии, и отсутствие проводника взволновало его. Он негромко позвал его по имени, но ответа не получил. «Только этого мне не хватало…». Встревоженный Лавров ходил между древними надгробиями. Лошади мирно паслись рядом, все вещи были целы, но Цамба… Ах вот он. Шерп мирно спал под деревом в сторонке. Виктор сел рядом: «Фу-х-х-х. Как ты меня напугал, приличный человек».

Аэропорт Трибхуван обычно был полон туристов круглый год. С лёгкой руки одесского танцора и ресторатора Бориса Лисаневича вот уже более полувека Непал пополнял не менее тридцати процентов казны за счёт гостей со всех стран мира. Пёстрая толпа приезжих и не менее разнообразная компания отъезжающих создавали броуновское движение в вестибюле здания международного аэропорта.

Двое мужчин европейской внешности «в штатском» стояли в стороне и издали наблюдали за непалкой средних лет, одетой в индийскую одежду. Она проходила регистрацию в окошке терминала на рейс Катманду-Пекин. Один из спецагентов звонил по сотовому телефону.

– Всё в порядке… Мы настигли её в аэропорту… Сомнений нет. Это она…

Милутинович сидел у себя в резиденции и перебирал золотые фигурки индуистской богини Кали, держа у уха свой телефон.

– Прия Кансакар?… Слушайте, Кирби, – спокойно говорил Стив спецагенту, – делайте что хотите, но улететь она не должна… Нет, она мне нужна живой! Повторяю, живой!.. А там посмотрим.

Стив построил перед собой все золотые артефакты. Их было двенадцать.

Кирби узнал Прию в городе, совершенно случайно натолкнувшись на рестораторшу у одного из рынков. Порыв ветра сорвал с женщины вуаль, и этого хватило, чтобы идентифицировать её. Что её вывело в город вопреки всем просьбам Виктора, знала только она одна. Но это случилось. Женщина, конечно, сразу же почувствовала слежку и попыталась скрыться, но, петляя в повозке рикши по дворам родного Катманду, она не думала, что кто-то знает город не хуже неё. Наконец ей удалось оторваться от следящих за ней на машине американцев. Прия вошла в супермаркет, растворилась в толпе посетителей и через несколько минут вышла через чёрный ход, села в такси. Но не тут-то было. Уйти от профессионалов – дело практически невозможное. Ловкий трюк непалки был просчитан, хотя и с небольшим опозданием, и когда она проходила регистрацию в аэропорту, её уже вели агенты Милутиновича.

Непалка в своей неизменной вуали успешно прошла контроль и вошла в зал ожидания. Агенты, получив указания от Стива, начали действовать. Через полчаса, когда все пассажиры рейса Катманду-Пекин были сняты с борта перед взлётом по сообщению о минировании, спецагент Кирби, который предъявил таможенникам паспорт дипломата, громко убеждал их, что в Пекин по чужим документам летит покойная Прия Кансакар.

Всё было сработано чисто и профессионально. И вот в толпу пассажиров, которая ждала очередного объявления о посадке в самолёт, направились трое – сотрудник таможенной службы и два спецагента в штатском – Кирби и МакАлистер. Непалка в индийской одежде стояла спиной.

– Добрый день, миссис, предъявите ваши документы.

Женщина обернулась. Это была Виша…

Кирби и МакАлистер переглянулись и как ошпаренные выскочили из зала ожидания.

…В это время в трёхлопастном геликоптере в сторону Джомшома летела довольная Прия Кансакар…

 

Глава 7

Откровение старой Би-Би

Виктор и Цамба уже час как покинули кладбище долины Чуксанга и подошли к ветхому деревянному мосту. Вниз, в неизведанные глубины уходило ущелье. Журналист подошёл к краю и посмотрел туда, пытаясь понять, где же дно.

– Бесполезно, Вик, – сказал проводник, словно предвосхищая его вопрос, – старики говорят, что здесь нет дна.

– Ну, дно должно быть всегда, – методично заметил Виктор и взялся рукой за свою камеру, висящую на груди.

– Н-е-е-ет! – прокричал шерп. – Не вздумай! Опять полезешь чёрт его знает куда! Я с тобой дальше не пойду! Так и знай!

Цамба, то ли испуганный, то ли обиженный, зашагал по деревянному мосту на другую сторону, ведя за собой свою лошадь.

– Да ладно, Цамба! Я же пошутил! – хихикнув, крикнул вдогонку Виктор и столкнул ногой камень в пропасть, – раз, два, три, четыре, пять, шесть…

– Ты можешь считать хоть до тысячи и всё равно не услышать, как он упадёт на дно, – сказал остановившийся на мосту проводник. – Пойдём. Это нехорошее место.

– Что, опять духи? – иронично спросил журналист.

– А ты всё не веришь, европеец? – сердился Цамба.

– Да верю я, верю, – успокоил шерпа Лавров, – просто молиться не умею.

Виктор сделал первый шаг на мост. По идее, он его должен был выдержать.

– Иди смело, он выдержит. Дерево крепкое – непальский кедр.

В этот момент одна из дощечек на мосту под ногой Виктора затрещала.

– Угу, украинская кукуруза крепче, – буркнул журналист.

Он хорошо «прощупал» ступней, куда лучше поставить опору, и уже был готов идти, но в планы его лошадки это не входило. Она наотрез отказывалась ступать на мост.

– Так ты, оказывается, трусиха? – обратился Виктор к животному.

Виктор любил зверей и всегда находил с ними общий язык, но «уговорить» непальскую лошадь – это уже из разряда комиксов. Виктор снял с Маруськи (так он назвал её для себя) поклажу и перенёс через мост.

– Да что ты с ней возишься?! – возмущался Цамба. – Давай я её переведу.

– Подожди, Цамба, не надо бить животное.

– Это почему? – искренне удивился шерп.

– Потому, что оно не в состоянии достойно тебе ответить.

Виктор уже налегке пошёл обратно через мост.

– Сумасшедший европеец. Что ты ещё придумал, – проворчал в спину Виктору проводник на своём родном языке.

Лавров подошёл к Маруське.

– Ну что, идти будем?

Лошадка, встряхнув короткой, но пушистой гривой топнула ногой и опустила голову, трогая губами какой-то одинокий кустик.

– Ты мне надоела! – крикнул откуда-то из-за спины Виктора шерп. – Вик, держи удила!

Цамба подскочил к лошади и что-то сунул ей под хвост. Маруська взвилась на дыбы и рванула через мост. Виктор, едва сдерживая бедное животное, побежал за ней. На середине моста верёвочная упряжь лошадки порвалась, и животное, стремглав проскочив весь мост, скрылось из виду.

– Ну, и кто после этого сумасшедший? – сердито спросил Виктор Цамбу.

– Ничего, есть захочет – прибежит. Здесь корма в горах немного, – спокойно ответил проводник.

– Ты – садист! – злился Виктор. Он подхватил свою поклажу, взвалил на плечи и пошёл впереди проводника.

– А что такое садист? – полюбопытствовал шерп, догоняя Лаврова.

– Ты сделал ей больно!

– Это только перец, – невозмутимо произнёс шерп.

– А себе не пробовал? – съязвил Виктор.

– А мне зачем? Я же перешёл мост.

– Логично…

Оставив злополучный мост позади, путники стали подниматься по крутому склону. Виктора, который теперь нёс на себе всю свою поклажу, до сих пор беспокоила судьба лошадки.

– Да ты не волнуйся, – успокаивал украинца шерп, – она никуда от нас не денется. Здесь рядом живут родственники моей жены. В Щеле…

Щеле оказалось небольшим горным поселением, расположившимся на красных скалах на высоте 3200 метров. Если бы не высокогорье, можно было бы подумать, что это какой-нибудь дальний пригород Катманду. Те же постройки из камня и глины, те же люди в национальных костюмах, но всё это в миниатюре. Нет больших грунтовых дорог и зелёных насаждений. Лишь кое-где виднелись чудом уцепившиеся за скалы цветы. Ну и, конечно, нет коммуникаций, а электричество заменяют светильники из ячьего жира.

– Если бы не твои путешествия в другой мир, мы бы первый раз ночевали не в горах, а здесь, – недовольно ворчал Цамба.

– Ничего, днём знакомиться лучше, – беспечно отвечал Виктор.

«В такой мазанке у бабушки жили поросята и куры ложились спать на насест», – вспомнил Виктор, когда путешественники вошли в небольшую глиняную хижину. Здесь, правда, не пахло навозом и куриным помётом, но зато ощущался стойкий аромат горящей на ячьем жиру лампы. Родственников у Цамбы было немного, но они приветливо заулыбались и сразу пригласили путешественников к столу.

Аман Накарми – коренастый мужчина лет тридцати пяти, хозяин дома, глава семьи и двоюродный брат жены Цамбы – приготовил суп «цампа» из ячменной муки, залитой чаем и заправленной молоком яка. Простое, но обладающее живым тибетским колоритом блюдо.

«Накарми, Накарми. Дай помоев, накорми!» – срифмовал у себя в голове Лавров.

– А это что? – спросил журналист у Цамбы, кивнув на большой горшок под потолком.

– Харлал – сын, – спокойно ответил Аман Накарми, опередив Цамбу.

Виктор дальше не стал расспрашивать, но позднее узнал от проводника, что в колбе под потолком жилища находился трупик умершего новорожденного. Так в этих краях поступают, когда умирает ребёнок младше двух лет. Его помещают в керамический сосуд, плотно затыкают горловину и подвешивают к потолку. Так, по верованию ло-па, тело младенца и его душа пребывают в доме с матерью, пока она не родит нового ребёнка. И тогда душа прежнего переселяется в тело нового родившегося ребёнка…

Лавров делал вид, что ест экзотический суп «цампа», чтобы не обидеть хозяина дома. Как для желудка европейца, такую бурду страшно было есть даже будучи смертельно голодным. Но не только это варево способно было вмиг испортить аппетит. Шерпы безо всякой брезгливости прямо за столом говорили на такие темы, что даже Виктор, которого в школе разведки учили питаться всякой дрянью, чувствовал подступающий к горлу приступ тошноты.

– Как здоровье твоего брата Люкти? – спросил Цамба у Накарми, наворачивая экзотический суп, будто перед ним стояла тарелка борща.

– Он умер почти месяц назад, – без особого трагизма ответил родственник жены.

– Надеюсь, его душа нашла достойное пристанище. Он был хорошим человеком, – заключил проводник.

Виктор не понимал языка кангпо (язык шерпов. – Авт.), но Цамба с удовольствием переводил беседу с Аманом на английский язык.

– Родственники моей жены из касты «гурунг», – пояснил он Виктору, – у вас это называется крестьяне. Когда кто-то умирает, то мужчины рода несут его тело высоко в горы и там, в особом месте, разрубают труп на куски, которые затем скармливают горным орлам. Что ты не ешь, Вик? Суп «цампа» нужно есть тёплым.

– Я так понимаю, Цамба, – вздохнул журналист, – тебя назвали в честь этого супа. Он такой же противный.

– Почему? – обиженно спросил шерп.

– Будешь вредничать, я тебя говядиной накормлю, – ответил Виктор.

Цамба вскочил как ошпаренный и, едва сдерживая тошноту, выбежал из жилища.

Виктор быстро вышел вслед за Цамбой, всем своим видом показывая хозяевам, что ему очень неловко, но он должен помочь другу.

Несчастный проводник стоял у загона для яков и со слезами на глазах отдавал земле то, что с таким аппетитом поглощал ещё пару минут назад.

– Что с тобой, дружище? – спросил Виктор, положив свою тяжёлую руку на плечо шерпа.

– Зачем ты мне сказал о говядине? Как можно есть корову?

– Точно так же, как разговаривать о трупах во время еды, – заметил Лавров, – О! Смотри! Лошадь вернулась.

Действительно, непальская «Маруська», убежавшая от путешественников после неудачного перехода через мост, сама нашла дорогу не только в селение, но и к дому Накарми. Она мирно жевала скудную растительность неподалёку.

– Может, и её съедим? – предложил Виктор.

Шерп выругался и заскочил обратно в хижину.

Виктор оглянулся вокруг и посмотрел на бесконечные горы, возвышавшиеся над и без того высокогорным селением Щеле. «Хорошо, что я не шерп, – думал журналист. – Неохота в горы таким путём. Через желудок орла».

«Для индуистов – тибетских буддистов, адептов религии Бон – очень важно, чтобы после смерти тело умершего как можно быстрее распалось на невидимый глазу прах. Только после этого, по верованию этих людей, душа покидает тело и возрождается вновь», – вспомнил Виктор слова профессора Новохацкого, читавшего в университете лекции по религии и атеизму.

– Но ужинать под рассказы об этом я не хочу, – сказал себе Виктор и решил прогуляться.

Только к вечеру Виктор зашел в хижину. Здесь при блёклом чаде самодельной лапы сидели Цамба, Аман Накарми, жена Амана – Гоша, а также пара племянников, оставшихся шерпу после умершего брата. Все они, медитируя, протяжно пели какую-то мантру.

– Что же ты ищешь у нас, европеец, – спросил Аман, допев очередную тибетскую молитву.

– Мы идем по пути Николая Рериха…

– …Великого Рериха? – поражённо переспросил Накарми.

Виктор молчал. Он знал, что по обычаю древних народов он мог не отвечать. Сам вопрос Накарми был риторическим.

– Говорят, он нашёл вход в Шамбалу, – мечтательно сказал шерп.

В этот миг из угла комнатушки послышался старческий голос.

– Шамбала убьёт всех.

Цамба весьма успешно переводил для Виктора древний язык, и с него, и на него, поэтому у журналиста не было проблем с пониманием.

– Молчи, старая, – отозвался Аман, – не пугай нашего гостя.

– Кто это? – спросил Виктор Амана через Цамбу.

– Это бабушка моего отца, старая Би-Би.

– Би-Би? – удивился Виктор. – Странное имя для этих мест.

– Её бабушка была из Кашмира, а её отец был муслим (мусульманин. – Авт.), – утвердительно кивнул головой Аман, – она давно оставила свой рассудок у подножия Джомолунгмы.

– Она почти ничего не слышит и скоро, уже совсем скоро её душа будет искать новое тело, – добавил Цамба вполголоса.

– Я знаю, что говорю, – недовольно пробурчала старуха. Её почти не было видно. Она лежала на своей кушетке и уже не вставала.

Шерпы начали между собой что-то живо обсуждать.

– Подождите, пусть говорит, – попросил Виктор, – человек скоро уйдёт, к каждому его слову нужно относиться бережно.

– Когда-то предки гурунгов, – продолжила старуха на языке кангпо, глядя из темноты стеклянным взглядом, – …жили мирно и весело. В горах росло много вкусных плодов и водилось много дичи. Людей было всё больше и больше. Матери шерпов не уставали рожать детей, и Будда любил и оберегал каждого из них. Мудрецы всего мира спешили сюда, чтобы обрести вершины духовности и прозрения. Одним из таких был Великий Иса с Запада… – старуха закашлялась, а шерпы опять забубнили…

– Тише вы! Вы даже не представляете, о чём она говорит! – шикнул на них Виктор.

В руках у журналиста был блокнот и он быстро записывал всё, что говорила старая Би-Би.

– Цамба, дорогой! Прошу тебя, не пропускай ни слова! – с мольбой обратился журналист к своему проводнику, и тот понял, что речь идёт о серьёзных вещах. – Аман, будь добр, дай бабушке воды!

Отхлебнув пару глотков из глиняной пиалы, Би-Би продолжала.

– …Великий Иса из места… – старуха поморщилась, с трудом вспоминая, – Ершалаим… Ершалаим. Он пришёл учиться, а учил сам. Он пришел постигать духовность, а сам, такой молодой, умел всё, что умел Будда. Он исцелял больных и поднимал мёртвых, наставлял на путь заблудших и давал ум глупцам. Он умел ходить по воде и повелевать бурями. За два года монах Иса обрёл высшую степень посвящения, и наш край при нём расцвёл и окреп. За это Будда наградил его Изумрудной Чашей Патриарха, чтобы и его народ, живущий далеко на Западе, смог жить так же, как мы…

Старуха замолчала. Шерпы переглядывались и смотрели на Виктора. Журналист был серьёзен, как никогда.

– Я знаю, кто такой Иса… – взволнованно произнёс журналист.

Мужчины переглянулись ещё раз, многозначительно закивав друг другу, а старуха, будто выйдя из прострации, продолжила свой рассказ:

– …Но однажды с вершин наших гор на землю спустились большие огненные драконы. Они жгли огнём и убивали людей. В тот недобрый час на склонах гор погибло много зверей, а прекрасные сады Будды, которые кормили плодами первых гурунгов и тех, кто обменивался с ними товарами, были сожжены в одночасье. Говорят, что страшные чудовища искали Ису. И когда Великий Иса узнал об этом, он оставил Чашу, подаренную ему Буддой, в одной из Священных Пещер, сказав, что народу шерпов она ещё пригодится. Иса ушел обратно на Запад, в Ершалаим. Он обещал вернуться за ней через век, через два, через сто веков… когда посчитает нужным. Он придёт и откроет Врата Шамбалы, и мир опять обретёт покой и благоденствие.

– Иса, он же Иисус – это наш пророк и Сын Божий, – сказал Виктор после долгой паузы, – по преданию, он был распят людьми, но через три дня воскрес и вознесся к своему Небесному Отцу.

Этот рассказ был не столько для старой глухой Би-Би, сколько для шерпов.

– …Есть ещё одно пророчество, – опять подала голос бабушка, – в нём сказано, что придёт человек, европеец, разгадавший секрет долголетия.

– Это ты? – спросил у Виктора Цамба.

– Угу, – недовольно ответил журналист, – с тобой разгадаешь. Скорее, наоборот: завернёшься во цвете лет, – съязвил Виктор.

– Надо не консервы есть, а цампу! – парировал Цамба.

– Тс-с-с-с, – осадил проводника Виктор.

Би-Би опять начала говорить.

– …Бойтесь его. Это старец, которому больше ста лет. Вот уже больше, чем полвека он ищет вход в Шамбалу, но не находит. С него начнутся все беды. Он доберётся до Чаши или уже добрался. Он – злой человек, и если изумрудная святыня окажется в его руках, Шамбала погубит всех…

Речь бабушки опять оборвалась, а Виктор вспомнил свою последнюю «встречу» с Лопеном Вангчуком. Неожиданное видение «Гнезда белой летающей тигрицы» и недовольство настоятеля храма. «Неужели правда? Чаша украдена?» – журналисту стало не по себе.

– А может, этот старик ещё не родился? – неуверенно спросил Аман.

– Родился, – сказал Виктор, сглатывая ком, – родился, вырос и теперь безобразничает. Я его видел… Мало того, он два раза чуть меня не убил.

Шерпы с ужасом посмотрели на Виктора как на человека, встретившегося с сатаной. Но Виктору было не до этого. Он понимал, что встреча с сумасшедшим немцем была не свиданием с обыкновенным полоумным бандитом. Этому человеку, как минимум, лет сто двадцать, а он выглядит на семьдесят и бегает, как мальчик. Третье рандеву с этим оберштурмбанфюрером может закончиться трагично…

Оставив селение Щеле, наутро Виктор и его проводник Цамба продолжили свой путь. Он вёл всё выше и выше в горы. Были и другие тропы, но на картах Азира Кансакара был указан чёткий маршрут. Журналист умело расшифровывал все названия и обороты. Разгадка шифра была проста: каждая буква кириллицы была написана со смещением в тринадцать литер по алфавиту – по числу букв в русской транскрипции имени и фамилии Николая Рериха. Кто ему подсказал такое решение, Лавров и сам не знал. «Может быть, это третий глаз?» – иронизировал сам с собой украинец. Но, может быть, эта ирония была недалека от истины.

Горная тропа вела их вверх, а Виктор углублялся в свои размышления и аналитические дебри. Оказывается, Иисус был и здесь. Нужно найти доказательства. Потому что рассказа умирающей старухи, переданного украинским журналистом, явно мало. То-то будет сенсация. Научное подтверждение библейских легенд вот уже сколько веков является предметом исследований множества учёных. А тут – такие факты…

«…Но как же этот фашист? Живой, здоровый, и я бы с ним наперегонки не бегал. Всё равно обгонит».

Тем временем путешествие шло уже на таких высотах, что непальские лошадки начали взбрыкивать. Их то и дело приходилось успокаивать легкими поглаживаниями, похлопываниями по крупу и даже спокойными разговорами. Виктор внезапно почувствовал неимоверную лёгкость. Казалось, что ему не далеко за сорок, а неутомимые восемнадцать. Но журналист не спешил вперёд. Он знал, что так начинается горная болезнь: от недостатка кислорода в крови человек начинает вести себя неадекватно и обычно это плохо заканчивается. Лавров, наоборот, замедлил ход и постарался дышать спокойнее и реже. Никакой зелёной растительности здесь уже не было. Где-то внизу висели облака, закрывая своей пелериной неимоверные гималайские пропасти.

– Здесь не был даже я, – задумчиво произнёс Цамба во время очередного привала, медленно разжёвывая бобы, которые дал путешественникам в дорогу заботливый Аман Накарми.

– Что ж ты за сорок пять лет жизни не удосужился сходить к Будде? – подколол товарища Виктор.

– Ну, не все же туристы такие сумасшедшие, как ты, – принял вызов Цамба.

Виктор попытался вынуть планшет, но это, конечно, было бесполезно на высоте, большей, чем верхушка Эльбруса.

– Искать связь на такой высоте – всё равно, что пытаться дышать воздухом из воздушного шарика на глубинах Тускароры, – заключил Виктор, безрезультатно поводив пальцами по экрану планшета.

Цамба не оценил шутку украинца в силу того, что его образование было на уровне аборигена Папуа-Новой Гвинеи. Тогда Виктор достал спутниковый телефон и, развернув небольшой приёмник, начал ждать… Прошло не более двадцати минут, и он соединился с Цимошем.

– Мирослав, – Виктор перешёл на украинский язык, – я дошёл до верхней точки маршрута. Дневники у меня /…/ Нет, пока за ними никто не охотится, но могут. /…/ Да, нормально /…/ Держим путь в Царанг, думаю, там уже будет опасно /…/ Ты это… если что, бойцов подгони. Я один не справлюсь /…/ Алло, алло… Ч-чёрт…

Спутник улетел, и короткий сеанс связи окончился. Виктор не просто так перешёл на украинский. Он, конечно, верил Цамбе, но, как разведчик, понимал, что всем людям, даже близким друзьям, нужно доверять только до определённого момента. Даже если Цамба знал русский и скрывал это, свободный беглый украинский язык был для шерпа недоступен.

Цамба сидел в стороне и заканчивал трапезу.

– На каком языке ты разговаривал? – спросил проводник.

– На родном, – ответил Виктор.

– Странно, ни одного слова не понял, – улыбнулся шерп.

– Ну, я ведь тоже не понимаю язык ло-па, – уклонился от откровений Лавров.

– А я немного знаю по-русски, но когда говорю, почему-то женщины краснеют, – простодушно рассказал шерп. И Виктору стало немного стыдно за свои подозрения в шпионаже: как можно ждать каких-то козней от этого простодушного человека.

– Представляю, что ты выучил, если у женщин уши вянут, – сквозь смех ответил Лавров.

Тропа начала понемногу спускаться вниз, и Виктор вздохнул с облегчением. «Чувствовать себя на такой высоте, без деревьев, травы и цветов – это всё равно, что стоять голым на Крещатике средь бела дня», – думал журналист.

Крещатик… интересно, где он сейчас? Если посмотреть куда-то в синюю дымку, то можно себе только представить… Каштаны, лёгкий ветерок, выход на Владимирскую горку…

Виктор вышел из своих мыслей, когда Цамба привязывал его к себе веревкой.

– Туман! Он бывает такой густой, что вытянутой руки не видно. Где мы тогда будем друг друга искать? – сказал проводник по-хозяйски.

Виктор улыбался. То ли воспоминания о родине размягчили его, то ли эта трогательная забота простого неграмотного парня – в чём-то совершенно дикого, но абсолютно искреннего.

Туман действительно начал сгущаться. И вот уже идущего впереди Цамбу не было видно. Виктор продолжал думать о Киеве. Вспоминалась последняя фотовыставка, которая была откровенно неудачной. Пустые стенды экспозиции о Бутане. Косые взгляды специалистов, будто говорящие: «Халтуришь, Лавров?…» Как-то скомкано всё в последнее время…

Вдруг Виктор услышал резкий окрик Цамбы, сразу за которым почувствовал сильное натяжение троса и резкий рывок вперёд. Он упал и покатился, сопротивляться было бесполезно. Цамба сорвался вниз и тянул его за собой. Виктор на сумасшедшей скорости летел по тропе куда-то в густой туман. Он старался сгруппироваться, но это не удавалось. Единственное, что он успел – выхватить из-за пояса ледоруб, который взял на всякий случай, когда покупал альпинистское снаряжение. Это его и спасло. Уже у самого края, срываясь в бездну, журналист ударил ледяной киркой о скалу, и она – о, счастье! – воткнулась в трещину между камнями. Лавров повис на одной руке. Его с неимоверной силой увлекал в пропасть висевший внизу Цамба.

Виктор болтался из стороны в сторону, его рука едва выдерживала нагрузку. Казалось, что ещё немного, и она вылетит из локтевого сустава и останется с ледорубом, а бедолаги-путешественники улетят в глубокое ущелье. Однако, найдя статичное положение, Лавров опёрся ногой на один из уступов в скале, взялся второй рукой за какую-то выбоину и немного освободил от нагрузки руку, крепко держащую ручку ледоруба. До края, с которого сорвался Виктор, было не больше метра, но как же он был несоизмеримо далёк.

– Цамба! Ты живой? – выкрикнул журналист.

Шерп молчал. Виктор с ужасом понимал, что в сознании здесь только он и две лошадки, которые испуганно ржали где-то на тропе. Они чудом уцелели, не попав в этот водоворот падения.

Терпя неимоверную нагрузку, Виктор стал подбираться к краю обрыва. С каждой минутой сил становилось всё меньше и меньше. Виктор увидел красные круги перед глазами. Это был плохой симптом. Ещё немного, и он отпустит ледоруб и погибнет в этих горах…

Лавров сам не помнил, как выбрался на тропу. Альпинистский трос, выдерживающий на обрыве несколько тонн, был крепко привязан к поясу украинца, но от этого было не легче. Нужно было спасать Цамбу, но сил не было. Он вбил два крюка в твёрдую породу на тропе и прочно завязал конец троса, обмотав его восьмёркой вокруг этой опоры и освободив себя от нагрузки.

«Теперь Цамба», – подумал Виктор. Он понимал, что для следующего рывка ему надо немного передохнуть и лёг плашмя прямо на изгибе, которого не заметил проводник, сорвавшись в ущелье. Лёжа, он слышал свой пульс, который гулко отдавался в голову. Сколько пролежал Лавров, он просто не понимал. Из состояния грогги его вывела «Маруська», которая тихо подошла к лежащему хозяину и «попробовала» влажными губами его лицо.

– Отстань. С лошадьми не целуюсь, – пробормотал украинец и понял, что разлёживаться больше времени нет. Он подполз к обрыву и посмотрел вниз. Туман уже рассеивался, и Лавров увидел проводника, висящего головой вниз. Ремень, к которому был привязан трос, сильно сполз на бёдра и был риск того, что шерп может выскользнуть из него.

– Цамба! – окликнул Виктор.

В ответ он услышал слабый стон.

– Жив, – с облегчением выдохнул журналист.

Надев рукавицы, которые он достал из своего рюкзака, Виктор принялся двумя руками тянуть трос. Он пошёл легко: даже со снаряжением Цамба весил не так много, а для отдохнувшего Лаврова это было почти развлечением. Ещё немного, и проводник будет на поверхности… Но не тут-то было. «Застрял», – догадался Виктор и, закрепив вытянутый трос за то же мотовило из крючьев, посмотрел на Цамбу. Так и есть, трос застрял между двумя камнями пятью метрами ниже, а шерп, похоже, опять был без сознания. «Кровь ударила в голову. Надо торопиться», – думал Лавров. Он знал, что Цамба мог просто умереть от нарушения кровообращения. Виктор быстро сориентировался, достал из своего багажа ещё один моток троса, закрепил его и начал спускаться вниз. Спустившись до самого выступа, Виктор обомлел: трос наполовину перетёрся, а Цамба действительно висел без сознания. Ещё несколько минут – и верёвка просто не выдержит и проводника уже будет не спасти. Спустившись ещё ниже и добравшись наконец до Цамбы, Виктор наскоро осмотрел его. «Перелом ключицы, локтевого сустава, сломано два ребра». Верёвка, на которой висел шерп, была в максимальном натяжении.

– Пора, или будет поздно, – пробормотал Виктор.

Надеясь на страховку, трос, на котором висел он сам, Лавров прислонил Цамбу к скале, обрезал ненадёжный перетёршийся трос, сумел перевернуть проводника головой вверх, и… приторочил к себе, как мамы привязывают детей к животу. И вот, всё готово для подъёма. Виктор понимал, что может сорваться, не выдержав нагрузки, но деваться было некуда: Цамба уже около двух часов находился без сознания. Нужно было выбираться и приводить шерпа в чувство…

Ещё через час Лавров уже колдовал над проводником наверху. Спустя какое-то время Цамба открыл глаза. Спеленатый как кукла, стараниями Виктора весь в импровизированных шинах, он испуганно посмотрел на Лаврова.

– Почему я не могу двигаться, Вик?

– Потому что живой. Если бы умер, уже летал бы, – иронично ответил Виктор, тяжело выдохнув, – поломались мы с тобою, парень.

Виктор водрузил недвижимого Цамбу на наспех сделанные носилки, которые соорудил из веревок между двумя лошадьми – так когда-то делали казаки, везя в походах раненых, которых нельзя было оставить. При этом проводник стонал от боли.

– Потерпи, шерпёнок, потерпи, – бормотал озадаченный Лавров, – хочешь жить, надо куда-то выбираться.

Виктору было над чем подумать. Никакая связь в горах не работает, и никто не знает о том, что они здесь. Знают родственники Цамбы, но они не всполошатся. Пути проводника в горах неисповедимы. Цамба то и дело терял сознание, а лошади не способны были долго везти эти «носилки».

«Один я его не дотащу – умрёт».

– Так, стоп, – Виктор остановил лошадей, – лошади не тянут, а я тебя не дотащу. Орать будешь от боли. Тебе покой нужен. Эх, тебя бы подлечить.

– Я знаю, – слабо сказа Цамба, – внизу где-то на востоке есть Пещера Исцеления.

– Больница, что ли? – усмехнулся украинец.

– До больницы миль пятьдесят, – тяжело сказал шерп, – а пещера… надо спуститься вниз. Там есть тропа, которую я знаю… я там много раз ходил, Ви…

И Цамба опять потерял сознание.

Тяжёлый день заканчивался, Виктор шёл со своей поклажей, уже не разбирая дороги, как вдруг проводник снова пришёл в себя.

– Старики говорят, что она помогает от любых недугов… Она за старым мостом через реку… Мили три осталось…

Уже стемнело, когда Виктор, умирая от усталости, привел лошадей со своей «госпитальной» поклажей к небольшой пещере, затерявшейся в глубине горного хребта.

– Вот она! – воскликнул Цамба. – Пещера Исцеления.

Теперь ему и его больному другу мог помочь только крепкий, здоровый сон.

 

Глава 8

Пещера Исцеления

Пещера была тёплая, но сырая. Она начиналась небольшим, едва заметным входом внутрь. Обычный путешественник, не зная дороги, не сразу найдёт. Да и сам участок гор в этом районе был малохоженым. О нём знали проводники, и то не все. Кроме того, не все проводники верили в «сказки» о Пещере Исцеления. Цивилизация коснулась не только столицы Непала Катманду, но и отдельных, порой самых небольших селений, где есть электричество. Кое-где даже был интернет, и многие жители старших поколений, проводники, да и просто трудовые люди жаловались на то, что дети «перестали хотеть жить» – нет стремления учиться, работать и заводить семьи. Просто хотят денег и больше ничего. В отдалённых районах, глухих поселениях, конечно, всё ещё оставалось по-старому, но в целом влияние цивилизации, развращённой лёгкими деньгами и равнодушием к низшим слоям населения, просачивалось на эту священную землю из внешнего мира всё более ощутимо.

Цамба, уже хорошо окрепший за три дня, весело и непринуждённо болтал, прямо как диджей по непальскому радио. Виктор слушал его и радовался: «Ну вот, а я уже думал, не вытяну тебя». Шерп, конечно, не помнил, как Виктор перевязывал его сразу по прибытии в пещеру. Пришлось пожертвовать спальным мешком, потому как бинтов, взятых с собой, не хватало. Открытый перелом локтевого сустава – зрелище не для слабонервных, но Виктор на своём веку повидал немало, поэтому относился к перевязкам философски и без дрожи в коленках. Конечно, перевязывать было легче, когда проводник был без сознания. Потому что слышать крики боли не хотелось. Кроме того, у Цамбы были сломаны ключица и два ребра. Виктор, ещё со времен работы следователем привыкший всё анализировать и «раскладывать по полочкам», нарисовал себе ужасную картину падения шерпа. Цамба шёл в тумане, что-то напевая себе под нос. Возможно, его отвлекла лошадь, которая шла рядом, проводник на мгновенье потерял концентрацию и, не заметив, где начинался изгиб тропы, сорвался вниз. Падая, он ударился локтем о выступ скалы. Удар был такой силы, что перелом оказался открытым, но это затормозило скорость падения. Затем был второй выступ – сломанная ключица, а уж потом Цамба ударился рёбрами. В обычных условиях восстанавливаться после таких травм пришлось бы не менее полугода.

Лавров туго перетянул торс Цамбы его же халатом, разорванным пополам, и плотно привязал его руку к туловищу, чтобы сломанная ключица была в покое. Проведя необходимые медицинские манипуляции, Виктор стал обследовать пещеру. Она уходила далеко вглубь и заканчивалась отвесной стеной. У самой стены бил источник, который тёк небольшим ручьём куда-то в сторону и уходил в глубину горы. Скорее всего, этот природный водопровод и обеспечивал влажность в пещере. С потолка свисали сталактиты причудливой формы, что говорило о том, что пещере не одна тысяча лет. Удивительно, но здесь не было летучих мышей. Хотя какие мыши на такой высоте?

Лавров попробовал воду. Она была не только чистой, но и вкусной. Это радовало: не нужно было отправляться на поиски питьевой воды.

– Минералка, – сам с собой болтал Виктор, набирая воды во флягу, – просто Моршань какая-то. В следующий раз в отпуск – только сюда.

Но пещера впечатляла не только и не столько наличием хорошей воды для питья. Здесь творились настоящие чудеса. Поначалу Виктор думал, что подлечить Цамбу в пещере не получится. Спасёт только вертолёт, который доставит проводника до ближайшего населённого пункта, где есть хорошая больница. Журналист планировал вывести Цамбу из состояния болевого шока, побыть с ним хотя бы пару дней, затем, оставив ему еды и воды, пуститься за помощью. Но к утру первого дня шерп проснулся и попросил есть, на следующий день он уже мог садиться. Теперь же, к исходу третьего дня, в глазах Цамбы заиграли весёлые огоньки.

«Или мне это снится, – думал Виктор, – или я сошёл с ума».

– У тебя здесь болит? – спросил украинец Цамбу, показывая на перевязанные рёбра.

– Нет, – улыбнулся проводник.

– А здесь? – Виктор указал на ключицу.

Шерп, точно в игре, пожал плечами.

– Нет, не болит, доктор Вик.

– А тут? – допытывался Лавров, указывая на сломанный локоть.

– А здесь плохо… – сморщился Цамба, – …рука потеет сильно и чешется всё.

Виктор недоумевал. Не этот ли гималайский житель всего три дня назад был в тяжёлом состоянии?

– Сними с меня эти тряпки, Вик, – заныл шерп, – у меня всё тело зудит. Я никогда не болел, а ты меня мучаешь. Болит – не болит. Я что, лошадь?

– Ну, пеняй на себя, – не выдержал Виктор, – будет больно – ори.

Журналист принялся снимать повязки. То, что он увидел, не поддавалось никакому логическому объяснению и было за пределами здравого смысла. На месте перелома была стремительно заживающая рана. Она уже не кровоточила, хотя была глубокой. Виктор легонько дотронулся до руки шерпа и, заподозрив что-то неладное, посмотрел Цамбе в глаза. Зрачки проводника неимоверно расширились, но ни один мускул на лице не дрогнул. Он терпел боль.

– А зачем врёшь? – сухо спросил Виктор. – Самому же хуже. Тебе ведь больно.

– Настоящий шерп никогда не плачет! – гордо ответил Цамба.

– Тоже мне, герой, – сердился Лавров, – пошевели пальцами на руке.

Цамба с большим трудом, но пошевелил указательным и средним пальцами.

– Ну, хорошо, всё работает.

Виктор не мог понять, что произошло. Да, у Цамбы были серьёзные травмы, но такое состояние выздоровления наступает не раньше чем через полтора-два месяца. Тем более, что рука срасталась ровно и без хирургического вмешательства. А ещё боль. Без анестезии, обезболивающих уколов или хотя бы таблеток Цамба мог терпеть боль. Значит, травмы шерпа были уже на такими серьёзными, как три дня назад.

– Это пещера! – по-мальчишески запальчиво объяснял Цамба. – Пещера Исцеления. Я же тебе говорил, а ты мне не верил.

– И сейчас не верю. Врёшь ты всё, – отвечал Виктор.

Лавров был в растерянности. Он чётко планировал оставить проводника в пещере, а самому отправиться за помощью, но сейчас всё менялось. Шерп уже не был похож на умирающего. К тому же Цамба сам уговаривал его собраться и идти дальше.

– Вик, я уже здоров… Ну, почти здоров! Поедем. Я тебе обещаю, что как только мы доберёмся до Царанга, я сразу же пойду к доктору.

– А может, посидим здесь ещё денёк, раз тебе это так помогает? – не успокаивался журналист, вспомнив, как совсем недавно он волок Цамбу на импровизированных носилках к пещере.

– Вик, я не сказал тебе. В этой пещере можно находиться всего три дня. Потом она ничем не поможет. Если есть у человека желание жить и бороться, пещера ему поможет, если нет – он умрёт потом.

– Все мы когда-то умрём, – задумчиво ответил украинец, – одни раньше, другие позже. И для этого не обязательно посещать Пещеру Исцеления…

«Вот дела… – думал Лавров, везя Цамбу под уздцы на лошадке, – …почему такой чудотворной пещеры не было в Афгане? Столько наших ребят можно было бы спасти. А может, и была, но кто ж знал?»

На четвёртый день после приключения с обрывом Виктор и Цамба уже спускались по крутой горной тропе.

– Смотри! Что это?

Виктор остановился и посмотрел в сторону. На небольшом холме стояло сооружение из камня и глины, похожее на дозорную башню.

– Давно здесь стоит, – сказал Цамба, посмотрев на эту ступу (ступа – культовая скульптура у буддистов. – Авт.).

– Да, я догадался, – ответил Виктор, продолжив двигаться, но всё ещё не отрывая взгляда от сооружения.

Они довольно быстро пересекли зону, где начиналась растительность и уже совсем близко, среди больших яблонь, лежал посёлок Самар, отмеченный на карте Азира как селение тысячи лунгта. Действительно, на ветках фруктовых деревьев, на шестах вдоль небольшой дороги, на нехитрых оградах и домах висели эти многочисленные флажки. Согласно поверью жителей Королевства Ло, люди после смерти на какое-то время становятся духами той местности, где они умирают. Лунгта с мантрами привязывают на камнях и деревьях в знак уважения к духам и Будде. Деревья, с которых свисают лунгта, считаются священными. Древние говорили, что именно на них и живут духи.

Цамба, встав лицом к солнцу, тоже повесил свой лунгта.

– Это ты в честь кого повесил, в честь себя, что ли? Ты же вроде живой, – пошутил Лавров.

– Где-то здесь, в этой части гор, погиб мой дед. Во время путешествия с Великим Рерихом, – просто пояснил шерп.

– Прости, дружище, я не знал, – смутился Виктор, и тут его осенило, – я, кажется, догадываюсь, где он погиб…

Виктор открыл дневник Кансакара.

– Как звали твоего деда?

– Уди.

– Я вытаскивал тебя из Ущелья Уди, – сказал журналист проводнику, ткнув пальцем в карту, – Рерих назвал неизвестное ущелье именем твоего деда.

Шерп, глубоко тронутый таким известием, опустил глаза, на веках его проступили слёзы.

– Вик… Я должен идти с тобой. Вот видишь, я даже не погиб благодаря тебе… Значит, я нужен экспедиции, – шерп хитро посмотрел на Лаврова.

– Понимаешь, Цамба, – Виктор тяжело вздохнул, – я не сказал тебе сразу, прости. Наверное, если бы ты знал, то не пошёл бы со мной… За мной идут. И не просто идут, а охотятся…

– Кто? – спросил проводник голосом, полным недоверия.

– Помнишь, Би-Би рассказывала про старика-европейца?… Так вот. Этот немец, который ищет вход в Шамбалу, пытался убить меня в Бутане, у пещеры Ринпоче, а затем и в Катманду… Я не уверен, что сейчас он не идёт по моему следу.

– Вик, я не боюсь ничего. И ты не бойся. Мы ведь шли по тропе, которую никто не знает. Даже самые старые из проводников.

– А дальше? – неуверенно спросил журналист.

– А дальше перевал Съянгбоче, а там до Царанга уже близко. Мы ведь идём в Царанг?

– Да, но все знают этот маршрут… Ты пойми, Цамба. Я за тебя боюсь, ну и… и за себя немножко, и за одну женщину…

– Давай бояться вместе, – предложил Цамба. – Мой отец говорил, что когда два страха соединяются, рождается бесстрашие.

«Два дебила – это сила, – чуть не брякнул украинец, но тут же одёрнул себя: – Лавров, хоть здесь не юродствуй!».

– А про три дня в Пещере Исцеления ты мне всё-таки наврал, – вдруг сказал Виктор, испытующе глядя на шерпа.

– Я-а-а… так почувствовал, – пряча глаза, ответил Цамба.

– Что-то новенькое в английском языке: «наврал» и «почувствовал» – синонимы?

– Что?

– Нет, ничего, – вздохнул Виктор, вспомнив, что шерп и грамматика – явления несопоставимые.

Путешественники решили не испытывать судьбу и на сегодня закончить свой путь. Всё же проводник был ещё очень слаб и нуждался в отдыхе. Виктор и Цамба вошли в городок (если это название применимо к маленькому селению с крохотным магазином) через небольшие ворота. Ворота – неотъемлемая часть любого непальського поселения. Они стоят не для того, чтобы их закрывали, а как символ, как реликвия давних времен, когда каждое из селений было вынуждено защищаться от неожиданных набегов врага. Сейчас же, во времена туристов, войны ушли в небытие и высокие каменные заборы должны были защищать не от врагов и даже не от соседей, а от ветра, чтобы не выдувало всё полезное из дворов… Один из домов в центре Самара по подобию большинства жилищ в этой части гор начинался внутренним двориком, где первый этаж является столовой, а поднявшись по лесенке на второй, попадаешь в комнатки для жилища. Внизу же размещались лакированные резные столы, искусственные цветы в вазочках и яркие и весьма безвкусные картины на стенах. Всё это называлось гостиницей, которая была чуть меньше и скромнее, чем отель в Джомшоме. Такой себе непальский гестхауз.

– Намасте, дарлинг! – приветливо поздоровался Виктор с хозяином дома. Маленький шерп в ярком халате ниже колен и с длинными рукавами учтиво улыбнулся в ответ, но ни слова не понял.

– С ним нужно говорить на кангпо, – вмешался Цамба и поздоровался с коротышкой.

Виктор внимательно осматривал стены дома и окошки, выкрашенные в яркие цвета, и, пока Цамба договаривался с хозяином о проживании, думал о чём-то своем.

– Три рупии, – сказал Лаврову Цамба по-английски.

– Что три рупии? – переспросил Виктор, выходя из своих мыслей.

– Ночёвка стоит три рупии. Это не дорого. Вик и…

– Да, недорого, но мы пойдём дальше. Если что, переночуем в горах.

Виктор вышел из дома, не попрощавшись. За ним, удивлённо пожав плечами, вышел Цамба и торопливо засеменил за журналистом.

– Ты же сказал, что мы сегодня уже не пойдём дальше?

– Не пойдём.

– Но…

Виктор остановился и посмотрел на Цамбу.

– Надо найти самый бедный дом. Если что, там нас никто искать не будет. А хозяин домика скажет, что мы были, но ушли дальше.

Проведя остаток дня в разговорах о древних обычаях и традициях Королевства Ло, мужчины обосновались в одном из ветхих домиков деревни, где хозяйкой была старая полуглухая шерпка Гуита. «…Индийское имя. Наверное, землячка нашей Би-Би… И ровесница, похоже… Хоть бы не умерла ночью…» – скомкано думал Виктор, засыпая в углу жилища на старых ячьих шкурах, что говорило о прежнем достатке этой халабуды. Цамбе же не спалось, он вышел на воздух. За домиком стояли их лошадки. Они были привязаны к бревну, на котором висели неизменные лунгта – их было тридцать пять штук, вся родня хозяйки домика. «Как страшно пережить всех своих близких, – думал Цамба, – жить хочешь, а зачем – не знаешь…» Ярко светила луна, держа свой небесный путь куда-то за горы, дул лёгкий ветерок, и большие яблони отвечали ему мерным шуршанием своих совсем ещё голых веток. В тишине уснувшего селения Цамба услышал далёкий топот копыт. «Кто это ходит по горам так поздно? – удивился проводник. – Ночью туристы должны спать… А может это злые духи?» – продолжал думать Цамба, и суеверная дрожь заставила поёжиться бывалого ходока по горам. Но, вспомнив Виктора, Цамба застеснялся самого себя и сел в тени домика, чтобы яркая луна не выдала его присутствия. Лошади вдалеке заржали. Им ответили две копытные спутницы Лаврова и Цамбы.

Через пять минут на дороге, идущей откуда-то снизу, показался десяток мужчин, ведущих лошадей под уздцы. Они были одеты как бутанцы, но двое из них разговаривали на каком-то незнакомом шерпу лающем языке. Из их речи проводник понял только одно слово, которое трудно было спутать с другими: «Лаврофф». Цамба вспомнил о дневном разговоре с Виктором и чуть было не вскрикнул от страшной догадки, но сдержался. А незнакомые путешественники уже проходили неподалёку от хижины старой шерпки, в которой спал Виктор. Цамба вжался в стену, будто это помогло бы ему, если бы его заметили. Но мужчинам было не до него. Они прошли дальше, в глубь поселения.

– Вик, вставай! – Цамба тряс журналиста за плечо и старался шептать как можно отчётливее.

Лавров проснулся очень быстро, как будто и не спал.

– Вик, за тобой… за нами пришли!

Через несколько минут, наскоро собравшись и стараясь ничего не забыть, журналист и его проводник уже были у своих лошадей. Виктор собирался оседлать свою «Маруську», как вдруг остановился.

– В чём дело, Вик? – шёпотом спросил Цамба.

– Нас услышат…

– Так что же делать? – растерялся шерп.

Лавров немного подумал и с улыбкой посмотрел на проводника.

– У тебя зерно для лошадей осталось?…

Отто Ран как будто не чувствовал своих лет. Неутомимый офицер СС шёл во главе колонны сопровождающих. Бутанцы просто валились с ног. За два последних дня они сделали только один привал на ночь, и то в горах, но неумолимый Отто рвался вперёд, то садясь в седло, то пустив поводья, то останавливаясь на пятнадцать-двадцать минут, чтобы напоить и накормить лошадей. Рядом со стариком шагал молодой рыжий немец такого высокого роста, что бутанский плащ едва доставал ему до середины бедра. И вот, придя в поселение Самар глубокой ночью, старый немец наконец решил сделать привал.

– Слушай меня, Дирк, – говорил Отто на немецком языке, – я тебя пригласил не потому, что ты такой умный, а потому, что ты ариец и внук настоящего патриота.

Молодой немец с лёгкой улыбкой кивал головой. Он был далёк от идеалов нацизма и расовой дискриминации. Дирк Ягер, офицер спецназа, участник нескольких миротворческих миссий в горячих точках, служил уже другим идолам: он приехал сюда за деньгами, которые пообещал ему этот дедушка.

– С этим узкоглазым, – Отто кивнул в сторону идущего позади Чартхи, – дела не сделаешь. Храбрый, но тупой. А тебе, немцу, я думаю, можно доверять.

– Так точно, герр Ран, – по-армейски ответил Дирк, нагло обрывая один лунгта с ветки какого-то дерева.

– Ку-уда? – сердито зашипел Отто, – ты что, с ума сошёл?

– А что? – весело ответил Дирк.

– Это чья-то душа… Они так говорят. Шерпы. Плохая примета.

– Что-то не очень вы думали о душах, когда пол-Европы сожгли в печах, – хохоча, ответил Дирк.

– Нет, ну мне определённо нравится этот парень! – ответил Отто, глядя на бутанцев, которые не понимали немецкого.

– Эх вы, нелюди. Даже языка нашего не знаете, – как-то грустно сказал старик и тут же добавил по-английски: – Всё! Остановились! Привал!

– А где тут отдыхать, герр Отто? – спросил Чартхи. – Ночь…

– Постучи к кому-нибудь, мне тебе рассказывать, что ли? – пренебрежительно бросил Ран.

– Почему они называют вас по имени? – спросил Ягер.

Дирк и Отто оставили коней и теперь медленно прогуливались по грунтовой дороге среди шерпских домов.

– До семидесятых годов прошлого столетия меня искали по всему миру, – кряхтя от удовольствия, ответил старик. – Я обосновался здесь и решил избавиться от фамилии, чтобы кое у кого не возникало опасных ассоциаций. А потом – привык.

– Дедушка рассказывал, что вы были хорошим командиром, – Дирк смотрел на старика, как на семейную реликвию.

– Я и сейчас неплохой командир, юнге (нем., мальчик. – Авт.), – Ран похлопал Ягера по щеке с какой-то старческой теплотой.

К немцам подбежал взволнованный Чартхи.

– Герр Отто. Они здесь!

– Кто? – насторожился Ран.

– Европеец с проводником.

– Откуда ты знаешь?

Вместо ответа Чартхи щёлкнул пальцами и двое бутанцев приволокли под руки испуганного местного жителя – мужчину средних лет с бегающими глазами.

– Говори! – потребовал Чартхи.

– …Я видел двоих незнакомцев, – затараторил шерп, – один – шерп, похож на проводника, другой – большой европеец.

– Европеец? – переспросил Отто.

– Да! Такой как вы, мистер, – доносчик посмотрел на Дирка, – очень высокий и сильный.

– Где они? – У Отто от волнения задрожала верхняя губа и оголились абсолютно здоровые крепкие зубы, что для старика даже не столь почтенного возраста было большой редкостью.

– Они остановились у Гуиты. Она живет на краю Самара.

Отто не стал дальше тратить время на разговоры и кивнул головой. Чертхи грубо толкнул запуганного местного жителя.

– Показывай!

До смерти перепугав старушку, бутанцы обыскали всю её хижину, включая те уголки, где Лавров и Цамба не смогли спрятаться, даже если бы очень захотели.

– Их нигде нет! – доложил Чартхи Рану и Ягеру, стоящим у дома. – Но они здесь были. Совсем недавно. Ещё теплая постель… – радовался Чертхи, – мы их догоним и схватим.

Отто слушал маленького «ниндзя», а сам, включив фонарик, оглядывал пыльный грунт вокруг.

– Где ты их будешь искать, жёлтоухий? – злился немец. – Нет никаких следов.

– Герр Ран, – послышался голос Дирка неподалёку.

Молодой немец стоял в стороне у привязи, перед ним лежала горка овса. Отто подошел ближе.

– Что скажешь, Дирк?

– Вот почему следов нет, герр Ран. Старый, но действенный приём…

Уже далеко в горах Виктор и Цамба остановились. Ноги уставших он неудобного бега лошадок были обуты в опорки – импровизированные ботинки, наскоро сделанные Виктором из мешков для овса. Это позволило уйти из деревни Самар тихо и не оставив следов. Виктор спрыгнул с «Маруськи».

– Всё, дорогая, отдыхай! Цамба, снимаем с них обувь – неудобно.

Шерп весело спрыгнул со своей лошади и, скривившись от боли, принялся снимать опорки.

– Я и не знал, что так можно обманывать.

– Ну, ты же проводник, а не разведчик… – улыбнулся Виктор.

– А ты? Разведчик? – неожиданно спросил Цамба.

– …Нас не догонят? – ушёл Виктор от ответа.

– Они поедут в Съянгбоче по нижней дороге, через пещеру Ронбунг Чортен. Есть ещё одна дорога через перевал. Она ещё труднее… Они могу поехать и по ней.

– А мы? – Виктор удивился. – Нам же тоже нужно в Съянгбоче. Так прописано в нашем маршруте и…

– …Я знаю третью дорогу, Вик, – перебил Шерп, – мы будем в Съянгбоче раньше них.

– А если они тоже её знают?

– Они из Бутана, а здесь Королевство Ло. Мою дорогу знают пятеро проводников, из которых нет в живых уже троих. А второй, кто знает – мой отец. Он остался в Джомшоме…

– Ну хорошо. А мы точно будем раньше них?

– Даже если они будут скакать всю ночь, а мы ползти.

Цамба был прав. Там, внизу, милях в пяти от них глубокой ночью по всем известной горной дороге, пролегающей через многочисленные спуски и подъёмы, продвигалась процессия вконец измотанных бутанцев, возглавляемых неутомимым долгожителем Отто Раном и его немецким наёмником Дирком Ягером.

На рассвете Лавров и Цамба увидели внизу очередное селение с маленькой крепостью.

– Вот и Съянгбоче, – воскликнул шерп, – у меня есть место, где можно сменить лошадей и отдохнуть.

– Отдыхать не будем, – возразил Виктор, – нагрянут бутанцы, и можно будет уже никогда не отдыхать.

– Не нагрянут, Вик. Раньше вечера не появятся. У них силы на исходе, и лошади не отдыхали.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, я видел их ночью. Таким лошадям надо три дня отдыхать.

Спуск всегда беспокойнее, чем подъём. Лошади это почувствовали: начали нервничать, пытаться обогнать друг друга. Лавров, памятуя бутанских мулов, сорвавшихся в пропасть со всем оборудованием, сдерживал «Маруську» изо всех сил, ни на минуту не ослабляя внимания. Очень жалко было расставаться с ней, но никуда не денешься: лошадкам нужно было отдохнуть. Ночь была очень тяжёлая. Да и сам Виктор чувствовал, что засыпает на ходу.

Отдохнув до обеда и поменяв лошадей у старого друга Цамбы, индуса Раджи, мужчины двинулись дальше.

– Ну, теперь они нас точно не догонят, – радовался проводник. – Свежих лошадей они не достанут нигде. А у Раджи их всего четыре.

Кроме того, Цамба предупредил, что до Гилинга им придётся идти обыкновенным туристическим маршрутом – другого пути нет. А сам маршрут не из лёгких: резкие перепады высоты от двух с половиной до четырёх тысяч метров над уровнем моря и самый тяжёлый – перевал Ный-Ла (4000 метров) до Гилинга. Всего часа три пути, но очень утомительных.

Цамба настолько увлёкся повествованием об опасности маршрута, что даже не смотрел на Виктора. Когда же он, наконец, поднял глаза, то увидел весёлый взгляд украинца, спокойно пожевывающего арахис, который предусмотрительно взял с собой в путешествие ещё в Киеве.

– Кому я рассказываю? Ты ведь ничего не боишься!

– Кроме расстройства желудка – ничего.

– Тогда поехали быстрей!

Задорный Цамба вошёл во вкус убегания от погони и беспечно скакал далеко впереди Виктора.

Журналист не был заправским наездником, к тому же новая лошадь была не намного больше и сильнее предыдущей, но всё равно пришлось ехать верхом. Виктор смотрел на удаляющуюся ровную спину шерпа и удивлялся: «Выздоравливает, чёрт возьми. Честное слово, выздоравливает…»

Преодолев трудный путь без особых приключений, путешественники вскоре прибыли в Гилинг.

– Вот тут спокойно можно ночевать, – объявил Цамба после ужина, состоявшего из набора варёных злаков и двух банок мясных консервов, купленных за бешеные деньги у местного менялы.

– Это почему ты так решил? – спросил журналист.

– Я думаю, эти бутанцы только добрались до Съянгбоче.

Виктор и Цамба сидели в гостях у брата Раджи. Заил, индус среднего возраста, большой и светлокожий, видимо, родом из Северной Индии, внимательно слушал журналиста и его проводника. В его обыкновении была привычка молчать и говорить тогда, когда это было нужно.

– Ладно. Послушаю тебя на этот раз, – расслаблено сказал Виктор Цамбе.

Журналист чувствовал, что силы на исходе, если и не у него, то у проводника так точно. И через каких-то полчаса двое путешественников мирно посапывали на приготовленных для них постелях.

Утро встретило Виктора солнечным лучом, пробившимся сквозь небольшое окно жилища. Виктор почувствовал себя отдохнувшим. Посмотрев на часы, журналист резко подскочил. Он проспал без перерыва одиннадцать часов. Такого с ним не было со времен студенчества. Стоял полдень. Лавров быстро поднялся и привёл себя в порядок. Цамбы на месте не было. Виктор вышел из дома. На веранде сидели Цамба и Заил и играли в нарды. Увидев журналиста, они закончили игру, и индус попросил жену накрывать на стол. Погода была тёплая, поэтому завтрак предполагался на улице.

Через некоторое время все уже принимали утреннюю трапезу на каменной веранде, слушая индийскую музыку из старенького магнитофона. Заил, как и его брат Раджа, был достаточно состоятельным для этих мест человеком. Сам дом, конечно, отличался от убогих жилищ шерпов или гостевых двухэтажек, имеющихся практически в каждом селении. Он был сделан из добротного камня, и его покрывала соломенная крыша хорошего качества. В сарае стоял небольшой дизель, снабжавший весь дом электричеством, а на столе стояла фарфоровая посуда. Индус почему-то подобрел с утра.

– Друзья моего брата – мои друзья.

На столе дымился достаточно богатый завтрак: несколько салатов и непальские блинчики с мясом. Дополнял трапезу настоящий цейлонский чай.

Виктор насторожился такой перемене в поведении Заила. Но вскоре всё выяснилось.

– Раджа передал, что бутанцы застопорились в Съянгбоче, – спокойно сказал Заил во время завтрака.

– Ха! – удивился Виктор. – А тебе это откуда известно? Тут же телефоны не работают. Или ты медитируешь?

Лавров тоже был в хорошем расположении духа, к тому же индус угостил его джином из своих запасов.

– Медитация не занимается передачей информации на расстояния. Этим занимается телепатия, – вдруг научно отрезал Заил.

Цамба не понял ни слова из того, о чём говорил индус, а Виктор был удивлён, впервые за много времени услышав такую речь.

– А телепортация? – провоцировал журналист своего нового знакомого.

– Телепортация – сказки, – отрезал индус, – я ни разу ничего подобного не видел.

– Но как ты узнал о том, где бутанцы? – поинтересовался Виктор. – Раджа что, на ковре-самолёте прилетал?

Заил встал и подошёл к плетёной клетке, висящей снаружи веранды.

– Это он! Николай! Это он принёс.

С этими словами индус вынул из клетки почтового голубя.

– Кто-кто? – переспросил Виктор, думая, что ослышался.

– Николай, – обыденно ответил индус. – Я его назвал в честь Рериха. Знаете такого?

Виктор под столом схватил Цамбу за руку, чтобы тот не проболтался, а сам едва сдерживался от смеха. Он знал, что людей называли в честь известных политиков: Рабкрина – то есть рабочие и крестьяне или Оюшминальд – Отто Юльевич Шмидт на льдине. Но чтобы птиц называли в честь учёных – это было что-то новенькое.

– Рериха? Не знаем, Заил. Но много слышали. Так что тебе сказал твой «Рерих»?

– Николай принёс письмо от Раджи. Вечером к ним в Съянгбоче приехали незнакомцы, а сегодня рано утром искали новых лошадей. И Раджа спрашивал, нет ли у меня взаймы несколько штук. Я и подумал, уж не те ли это люди, о которых вы говорили вчера вечером.

– Какие люди? – спросил Виктор, делая вид, что не понимает.

– Которые преследуют вас, – не смущаясь, ответил Заил.

Стало ясно, что группа преследователей остановилась в Съянгбоче, в семи часах перехода отсюда, и что пора уходить. Возможно, они идут в Гилинг пешком. Путешественники попрощались с гостеприимным индусом и немедленно продолжили свой путь, купив на выезде из деревни козу.

– Зачем тебе коза, Цамба? – поинтересовался Виктор.

– А есть мы что будем?

– А ты умеешь готовить козу? – Виктор удивлённо смотрел на проводника, который ничем не напоминал повара.

Цамба улыбнулся Виктору как-то по-домашнему.

– Пальцики аближыш, – ответил он на ломаном русском.

Когда спустя четыре часа, уже на половине пути в Царанг, Цамба, извинившись перед козой, убил её и вырезал вместе со шкурой и шерстью грудину размером сорок на сорок сантиметров, Лавров понял, что его проводник родился поваром – только, наверное, не в этой жизни. Такой кулинарии украинцу совсем не хотелось. Цамба насадил то, что осталось от козы, на две деревянные палочки и зажарил на углях. В конце кулинарного процесса опалённую шкуру Цамба очистил, а мясо подал Виктору на пробу, облизывая пальцы и причмокивая.

– Спасибо, друг, – ответил Виктор. И ему пришлось отведать этой неприглядной стряпни, преодолевая приступы тошноты от специфического запаха козлятины.

Перетерпев такой обед, Виктор почувствовал себя Беаром Гриллсом и Николаем Рерихом в одном лице. «Рерих потому, что уважаю шерпов, а Гриллс потому, что из-за этого жру всякую гадость», – думал журналист.

Ночь в горах прошла беспокойно. Сначала Виктор никак не мог уснуть. Может быть, из-за того, что в прошлый раз проспал одиннадцать часов? И хоть старая поговорка утверждает, что нельзя выспаться впрок, сна не было ни в одном глазу. Под боком храпел Цамба. Надо сказать, что это получалось у него творчески, с переливами, и даже лошади, стоящие неподалёку, иногда в ужасе приседали от его храпа. Это забавляло Виктора: «Тётя Циля так предавалась Морфею, шо совсем не напоминала фею. И когда ложилась спать, соседи вспоминали мать…» – рифмовал журналист про себя. Но тут театр одного актёра закончился: Цамба, пробурчав во сне что-то наподобие слова «телепатия», перевернулся на другой бок, и его ужасающий храп прекратился. «Надо же. Телепатия. Запомнил разговор с Заилом. Ну, пусть хоть через сон постигает науку», – посмеялся про себя Виктор. Ему всё не спалось. Украинец опять вспомнил Одессу, Сергея Крыжановского, а затем и всё то, что происходило с ним в последние две недели.

«…Прия. Как она там? Хорошо, что увёл от неё беду, она и так натерпелась. Шутка ли, потерять дом, где выросла, где жили отец, мать, дед… Свой уютный уголок… Моим-то девчонкам проще. Папа, как всегда, в командировке. Приеду – полетим в европейский Диснейленд. А вот Прие… Что дальше?»

Виктор начинал засыпать, но вдруг услышал какой-то странный звук, будто где-то неправильно работает мотор. Звук прерывался. Снова «мотор», и снова тишина. Лёгкий, почти беззвучный шорох… Затем опять… и опять. Что это? Виктора осенило, и от этой догадки засосало под ложечкой. За ними охотились… Это был снежный барс. Журналист посмотрел вверх… Прямо над ними просматривался силуэт большой кошки невероятной красоты и грации. Она сидела, собравшись для прыжка, и зорко наблюдая за уснувшей, как ей казалось, экспедицией. Были отчётливо видны суставы передних лап, выделяющиеся над спиной. «Точно наша Мурка воробья увидела. Только эта мурка раз в тридцать больше. И воробьи – это мы… Во попали!» – с ужасом думал журналист.

Ветер дул куда-то в сторону, поэтому стоящие неподалеку кони не учуяли запаха крупного хищника. Виктор прикинул высоту. «Метров пять. Для барса спрыгнуть вниз – что мне сойти с табуретки. Лошади оборвут привязь и убегут. Хорошо, если не соскочат в обрыв. Цамба проснётся и поможет, если что…» Путешественник спокойно, без резких движений просунул руку за спину и нащупал заткнутую за пояс рукоять гвинейского тесака. Он явственно представил, как сейчас эта «стальная пружина» кошачьей гибкости, ловкости и силы разогнётся и ринется на него. Виктор успеет выставить нож, он пробьёт шкуру и рёбра хищника, достав до сердца. Но царь этих гор, снежный барс, обладающий железной мощью, в агонии ещё будет кататься с Виктором в борьбе не на жизнь, а на смерть. И ещё неизвестно, успеет ли шерп помочь Лаврову… Виктор почувствовал, как по его спине катятся струйки холодного пота. Они неприятно щекочут поясницу, и так хочется вытереться, но двинуться – значит спровоцировать нападение хищника.

Ожидание продолжалось долго и мучительно. Голова журналиста прокручивала варианты спасения. Он вспомнил Грузию, путешествие с чабанами на Кавказе и одну горную саклю. Овцы, целые отары овец. Старый горец Валико учил ещё совсем молодого украинского журналиста отпугивать волков криком их злейшего врага – горного орла. «Может, попробовать? А вдруг поможет?» – вышел из воспоминаний Виктор. Не спуская глаз с хищного изваяния наверху, Виктор напряг альвеолы и издал тонкий протяжный орлиный крик. Барс не двигался. Виктор повторил, затем ещё и ещё. «Хватает же терпения у зверя», – удивлялся журналист. Может быть, не хватало силы звука, если он даже не разбудил Цамбу? Но громче Виктор не мог. Он с досадой понял, что всё-таки придётся сражаться.

Что-то странное было во всём этом. Дикая кошка сидела на скале, наблюдая уже минут тридцать и… дыхание зверя затихло. Вдруг это дыхание, похожее на слабый мотор, опять возвратилось и перешло… в храп Цамбы, лежащего спиной к украинцу.

«Ах ты ж, твою дивизию! – возмутился Виктор молча. – Барс снежный! А там тогда кто?». Виктор осветил фонарем силуэт на скале. Это была простая глыба гранита. Темнота сделала своё дело, и то, что было нужно, журналист дорисовал в своём воображении.

Цамба продолжал свой неистовый храп. Виктор почувствовал, что нервное напряжение, а потом неожиданное расслабление открыли для него путь ко сну. Он всё ещё лежал и возмущался: «Что ж тебе аденоиды никто не удалил, шерпушка. Так Лаврова перепугал. Барс, барс… Барсик, киска…» Засыпая, Лавров встретил начало рассвета.

Уже вторую ночь группа Отто Рана ночевала на одном и том же месте и не могла выдвинуться из «этого проклятого Съянгбоче». Чартхи и ещё пара бутанцев долго искали свежих лошадей, которых не было в округе на пятьдесят миль. Старик злился и говорил, что платит деньги этому сброду только потому, что душа у него добрая и сердце нежное, а так бы давно всех разогнал. Чартхи косо поглядывал на Дирка, который принял командование у своего наставника и вёл себя жестко и по-армейски. Бутанцы к такому отношению не привыкли. Тем более, что платил им не Дирк, а Отто. Они отказывались подчиняться Ягеру, но после парочки штрафов, наложенных старым фашистом, поуспокоились и стали выполнять то, что им говорит молодой управляющий. При этом Дирк не стеснялся в выражениях, не соблюдая никаких правил этикета и громко ругаясь на своём не очень хорошем английском, но бутанцы всё прекрасно понимали. Чартхи был взбешён тем, что права лидера в группе перехватил неизвестный европеец, но не подавал виду. Кодекс бойца не позволял ему выходить из себя. Бывший монах, изгнанный из одного тибетского монастыря за противоречия с наставником, всё-таки остался воином с высокой самодисциплиной, усердием и трудолюбием.

Утро Дирк Ягер встретил на окраине Съянгбоче. Чутьё разведчика не давало ему расслабиться. Он тщательно изучал местность вокруг поселения, и его феноменальная память фотографировала всё с точностью компьютера. Это могло пригодиться в будущем. Например, на обратном пути. К тому же гимнастика мозга – вещь полезная. Дирк шёл, пересекая последнюю гряду деревьев, и неожиданно заметил тропу, уходящую сразу от забора мимо пологого склона. Может, это какой-то другой путь дальше. Надо проверить. Немец быстро пошёл по найденной тропе, не забывая при этом смотреть вокруг и прислушиваться. Минут через пятнадцать Ягер настороженно поднял голову. Откуда-то сверху пологого склона катились маленькие камешки гравия. Возможно, спецназовец не знал, но так обычно начинаются обвалы и сели в горной местности. Он с неподдельным удивлением смотрел на это явление. Камней становилось всё больше, они были всё крупнее. Вскоре вниз слетело уже несколько громадных валунов, подняв целые облака пыли и разбив несколько стоящих неподалёку молодых деревьев. Камнепад закончился. Там, наверху, стоял Чартхи. Его обожжённое в камине у Прии лицо не выдавало никаких эмоций. Внизу между камнями лежало бездыханное тело Дирка Ягера. «Проклятый немец» погиб, но бывший монах решил проверить и, в случае чего, помочь в мучениях умирающему европейцу, ускорив его уход в мир духов. Чартхи с резвостью мячика поскакал вниз. Похоже, немец действительно был мёртв. На виске красовалась громадная ссадина, открытые глаза смотрели в одну точку, зафиксировав на лице предсмертную агонию. Чартхи подошёл ближе. Европейцы сильны, но азиаты хитрее. Убийца глубоко вздохнул и повернулся к Съянгбоче. Путь к дальнейшему руководству бутанцами был открыт… Сильный удар ногой в спину развеял мечты о лидерстве. Чартхи пролетел метров пять вперёд, но, сгруппировавшись, кувыркнулся дальше и встал на ноги. Рыжий немец уже стоял перед ним во всю высоту своего громадного роста. Он поднял Чартхи словно ребёнка, схватил его двумя огромными ладонями за шею и начал душить. Бутанец покраснел и закатил глаза, а затем неожиданно ударил немца ногой в пах. Дирк ойкнул и выпустил ловкого азиата. Чартхи со скоростью ветра понёсся по тропе обратно к Съянгбоче. Немец остался далеко позади, но азиат не сбавлял скорости. Отбежав на приличное расстояние от места обвала, который он сам и устроил, маленький «ниндзя» на ходу оглянулся. Тропа была пуста, за ним никто не бежал. Пустой горный склон не предвещал никакой беды. Чартхи повернул голову обратно и тут же получил удар ужасающей силы прямо в переносицу. Ягер стоял перед ним. Каким образом немец оказался здесь раньше его, Чартхи так и не понял.

Рыжий европеец начал расплываться вместе с кровяными пятнами перед глазами бутанца. В носу Чартхи от сотрясения началось болезненное щекотание, отдающее короткими болевыми импульсами в голову, и он, теряя координацию, упал на колени. Второй удар немца, уже ногой, пришёлся под дых, и крохотный азиат, в своё время наводивший ужас на целую армию монахов, был уже не способен на оборону.

Но Дирк не успокаивался. Он продолжал что есть силы пинать несчастного бутанца, как футбольный мяч, медленно убивая его. Так продолжалось недолго. Вскоре Чартхи потерял сознание, и вошедший в раж немец для верности завершил своё страшное дело лежавшим неподалёку булыжником. Окончив бойню, Дирк оглянулся вокруг. На тропе и на склоне было пусто. «Это хорошо. Больше никого не придётся убивать». Он взял бездыханное тело Чартхи на руки и понёс вверх по склону.

– Ну, узкоглазый. Как у вас там хоронят людей? Несут орлам? Так и быть – отнесу.

Громадный немец, не ощущая ноши, быстро шёл в гору с Чартхи на руках. На поясе молодого офицера спецназа блестел здоровенный нож, который при случае можно было использовать даже как топор. Было понятно, что такой особый случай наступил, и вскоре бутанец будет похоронен по всем обычаям горных шерпов…

Не зная о жестоком преступлении, совершённом на рассвете, совсем рядом, внизу медленно просыпался маленький горный городок Съянгбоче.

 

Глава 9

Чакра Великого Духа

Утром кони всё-таки ухитрились отвязаться и потерялись где-то в тумане. Виктор и Цамба пошли на их поиски и вышли на более-менее ровную местность, встретив там пастушку. Любопытная женщина средних лет в неизменном шерпском халате, туго подпоясанном куском верёвки, смотрела на Виктора большими слегка раскосыми глазами.

– Какой ты большой, как гора!

– Таким уж мама родила, – засмеялся Виктор.

– А что, твоя мама ещё больше? – искренне удивилась недалёкая женщина.

«Так, проехали! – подумал Виктор. Ему совсем не хотелось долго объясняться с этой представительницей давней цивилизации. – Она, наверное, и про самолёты не слышала», – съязвил про себя Виктор и тут же добавил вслух:

– Мы лошадей ищем. Вы не видели?

– Пойдём, покажу, – с какой-то особой охотой предложила неварка (неварцы – одна из народностей Тибета. – Авт.).

Путешественники шли за неваркой недолго и уже вскоре очутились на большой поляне, где стояли их копытные беглецы и лакомились побегами высокогорных рододендронов. Только тут Виктор обратил внимание, что из густого тумана, как громадный небоскрёб, только ещё более впечатляюще, выглянула Аннапурна. Это поражало больше, чем шторм на побережье или огонь в лесу, чем звёздное небо или чёрный от смерча горизонт. Аннапурна, состоявшая из четырёх гигантских гор, была совсем рядом. Виктор вспомнил крохотный Эльбрус и оцепенел.

– Отож, – вырвалось на вздохе.

– Это братья Эвереста, – с гордостью сказала неварка.

– Почему братья? – удивился Виктор. – А не сёстры?

Пастушка вдруг стала серьёзной и рассказала путникам старую легенду.

В прежние времена, когда люди ещё не считали себя большими и сильными, всезнающими и главными, жили на земле ло-па великаны-богатыри. Они защищали свой народ от набегов диких племён и других страшных врагов со стороны большой воды на Юге. И не было никого сильнее этих чудо-людей, и боялись их даже самые жестокие кочевники и самые ужасные морские чудовища. И не были они завоевателями, не пачкали свои руки кровью невинных, а только стояли на страже своего народа. Но однажды люди ло-па прогневали богов своей глупостью и лицемерием. Свершился Великий потоп, и всё живое погибло вмиг. Только горстка людей, уцелевших в этой беде, спряталась на плечах великанов-богатырей, которым вода потопа едва доходила до пояса. Но сошли воды, и земля лишилась своей первоначальной твердости и не смогла больше держать на себе своих сыновей-великанов. И обратили их боги в горы, самые высокие и самые большие, какие когда-либо были на земле. С той поры в сердце каждой горы ло-па живёт дух богатыря. И самые главные из них – духи Аннапурны. Они есть в пещерах и ледниках, в ущельях и на перекатах и подстерегают людей, неблагодарные праотцы которых довели землю до потопа. Но каждый живущий стремится задобрить их и, проезжая перевал, оставляет здесь камень. Вот уже сотни лет растут на перевале каменные курганы с мантрами на больших шестах, воткнутых в тело гор. Как памятники первым детям ло-па, богатырям-великанам.

– Я видел это… – вдруг промолвил Виктор.

Цамба посмотрел на журналиста. Тот стоял, уставившись в одну точку и, казалось, разговаривал сам с собой.

– Океан вышел из берегов, его было много, будто он хотел проглотить солнце. Тяжёлой стальной стеной вода двигалась в глубь материка, сметая на своём пути леса, реки и поселения, – продолжал говорить Лавров.

Цамба с ужасом посмотрел в глаза журналиста. Они были мертвы. Зрачки сузились до размера игольного ушка. Шевелились только губы, продолжавшие говорить:

– Не было ничего, что могло противостоять этой силе. Не было ветра, не было дождя. Был океан. Великий и беспощадный. Там, где ещё оставалась суша, метались остатки людей, птиц, животных, будто вспомнив, что все они братья. Господи, за что мы прогневили тебя? Но было поздно… Каяться поздно… бежать поздно… молить о пощаде поздно…

Перепуганный Цамба опустился на землю. Пастушка внимательно смотрела на Виктора.

– С ним такое уже было? – спокойно спросила она.

– Было, – ответил шерп, – но тогда он просто куда-то пропал, а сейчас…

Пастушка понимающе кивнула головой и обошла вокруг журналиста, оглядывая его с ног до головы.

– У него открыта Чакра Духовности… – начал было проводник, но пастушка перебила его.

– …У него открыты все чакры. Он достиг наивысшего просветления.

– Не может быть! – вскрикнул Цамба. – Он умрёт?

– Не должен, – засмеялась пастушка, – он сильный. Он уже умирал, но его вернули к жизни.

Пастушка изучала Лаврова, будто читала книгу.

– Его убил маленький воин ударом Жёлтого Дракона, но воскресила женщина…

Виктор не слышал слов пастушки и отчаянных воплей Цамбы. Он лежал в саду Прии, где-то неподалёку догорал её дом. Плачущая непалка, выбившаяся из сил от того, что ей пришлось выносить бездыханного Виктора из дома на себе, пыталась как-то помочь своему возлюбленному, но журналист лежал без движения и не дышал. Внезапно женщина вспомнила дедушкину науку. Разведя руки в стороны и соединив их указательными пальцами напротив груди, Прия сконцентрировала энергию своего тела в солнечном сплетении. В её ушах стоял голос деда Азира: «Запомни, внучка. Так запускается сердце…» Прия громко выдохнула и сильно ударила журналиста указательным пальцем в точку между верхней губой и носом. Виктор лежал без движения. Прия повторяла ещё и ещё, пока наконец не увидела, как веки мужчины дрогнули. Она обернулась лицом на восток и, глотая слёзы, застыла в благодарной молитве…

– Женщина спасла его, – продолжала тем временем пастушка, – но, по незнанию, открыла ему все чакры, главная из которых – Чакра Великого Духа. Именно она им сейчас и движет.

Цамба слушал неварку, а сам смотрел на Лаврова. Он стоял без движения и продолжал что-то говорить, беззвучно шевеля губами.

– Но что же делать? – заламывая руки, закричал суеверный Цамба.

– Ничего, – ответила неварка, – если это случилось, то значит неспроста… Он сильный. Он поможет нам.

Цамба не понял последних слов женщины и хотел переспросить, но пастушка исчезла, как будто её и не было. Проводник оглянулся вокруг и не увидел женщину за высокими кедрами на краю поляны. Женщина рассмеялась раскатистым смехом, и её голос откликнулся звучным эхом, что заставило Цамбу содрогнуться…

– Больно, – тем временем застонал Виктор.

– Где больно, Вик? – подскочил к нему Цамба.

– Рушатся дома, гибнут люди. Много людей. Они кричат и зовут о помощи… Только кровь, боль, крики и стоны… Больно…

Громадина-журналист стоял перед маленьким шерпом, и его руки тряслись. Он, такой сильный и надёжный, был беспомощен перед какой-то большой бедой. Ужасу Цамбы не было предела, по лысой голове проводника прошёл зуд, он покрылся испариной, и пот потёк ручьями по его телу. Виктор схватился за сердце. Цамба не стал долго раздумывать. Он вынул флягу и, хорошо смочив водой какую-то тряпку, вытянутую из большого кармана нового халата, накинул её на голову Лаврову. За это он получил удар, от которого отлетел сразу на несколько метров. Виктор снял мокрую тряпку с головы.

– Что это было?

Журналист удивлённо водил глазами вокруг себя, будто его привезли в неизвестное место и сняли с глаз чёрную повязку.

– Где мы?

Не дожидаясь ответа Цамбы, Виктор подошёл к своему коню и стал проверять поклажу и упряжь.

– Цамба, дорогой. Нам надо торопиться. Мы должны успеть.

– Куда, Вик? – проводник не мог понять, чего от него хочет Лавров.

– Мы должны как можно скорее дойти до цели нашего путешествия. Иначе может быть поздно. Я не знаю, откуда это, но я чувствую, что могут быть непоправимые последствия… Собирайся.

Цамба без лишних вопросов перепроверил свою амуницию и поклажу, прыгнул в седло и засеменил за Виктором, словно верный Санчо за Дон Кихотом.

Виктор действительно не понимал, что с ним происходит с момента встречи с пастушкой. Сначала он долго отмалчивался, боясь задавать проводнику вопросы и думая, что тот сочтёт его сумасшедшим, но потом всё-таки начал разговор.

– Послушай, Цамба. Что я опять чудил?

– О чём ты, Вик? – шерп изобразил искреннее удивление.

– Цамба, скажи честно. Что ты подмешиваешь мне в чай?

Вопрос Лаврова был настолько неожиданным, что шерп остановил коня.

– Почему подмешиваю? Зачем?

– Цамба, – настаивал Виктор, – почему я вижу галлюцинации? Это какой-то порошок из грибов?

– Вик! Я ничего никуда не подмешивал! Как я могу обманывать человека, который спас меня от смерти?

– Не знаю, – ответил Виктор с горечью.

Он терялся в догадках. Если Цамба шпионит за ним, то почему не убил ночью и не забрал дневник Азира Кансакара? Если ему нужен не дневник, то что? Может быть, шерп использует Виктора, чтобы потом сдать немцу или американцу у самого входа в Шамбалу? Но для чего тогда галлюциноген?

– Вик, ты меня спасал, ты меня выхаживал. Разве ты видел у меня какой-то порошок?

«И то правда, – опять размышлял журналист. – Может быть, не порошок. Гипноз. Но для чего? Хочет выведать? А что? Он и так всё знает… Да и сам гипноз. Цамба не был у дома Кансакар, как он мог внушить мне, что я там нахожусь… И в прошлый раз. Откуда ему знать, где Пещера Ринпоче и кто такой Лопен Вангчук? Неужели всё это правда и третий глаз существует?» У Виктора страшно болел затылок, как будто он его натрудил непонятно чем.

«Но если это правда, – продолжал думать Виктор, – тогда всё очень плохо и надо торопиться. Люди гибли… Я видел много трупов… Теракт? Немец устроит теракт? Или Милутинович? Они оба это могут. Но почему так много мёртвых людей? И дома, как после бомбёжки. Война? Глупости. С кем? Нет… надо разобраться. Эх, Лавров. Дался тебе этот Непал. Ещё дурачком обратно приедешь. Здравствуйте, доченьки. Это я – ваш папочка-придурок…»

Виктор уже окончательно пришёл в себя.

«А что же на пожаре? Прия… Как же она меня вытащила одна – этот маленький птенчик…? Я раньше об этом не подумал. Надо будет узнать, как это они сердце запускают, ударом пальца под нос…»

– Цамба. Ты умеешь запускать сердце ударом пальца под нос?

Цамба немного подумал и с уверенностью ответил:

– Рерих точно умел. Он многое знал. Он был Великий Учитель.

Виктор вдохнул воздух полной грудью:

«Когда долго смотришь на горы, начинаешь скучать по людям, а когда долго смотришь на людей – скучаешь по горам», – почему-то вспомнил он высказывание Прии. Сегодня ему не хватало рядом его непалки, не очень молодой, не очень красивой, но той, которая ждала его всю жизнь…

Путешественники быстро двигались по тропе. Это были самые высокие горы на их пути. Виктор уже не думал о погоне. Его волновала конечная цель экспедиции: её нужно было достичь в максимально короткие сроки. Он ещё раз набрал Цимоша и согласовал с ним организацию взаимодействия. СБУшник обещал быстрое реагирование и подключение связей в Интерполе.

– Интерпол – хорошие ребята, – сказал Виктор Цамбе и кратко рассказал о своём путешествии в Папуа-Новую Гвинею. Тогда в считаные часы была захвачена база организованной преступной группировки, торговавшей людьми. Она находилась в глубине джунглей, и оперативность, с которой действовала международная полиция, вселяла надежду в Виктора и сегодня.

Цамба не мог понять, как можно торговать людьми, и считал, что Виктор его разыгрывает. От этого непроходимого невежества и в то же время первозданной наивности проводника украинцу почему-то становилось весело.

Вид с высокой горы в пропасть вернул Виктора в реальность.

«Над чем смеёшься, Лавров? Над собственной несостоятельностью? Ты её доказал полдня назад. Не смог справиться с самим собой. Галлюцинации ловил… – отчитывал сам себя журналист, глядя в спину Цамбы. – Вот идёт этот парень. Он не пользуется фотокамерой „Никон“, не устраивает выставки, не мечтает об эксклюзивах на ТВ и даже не умеет считать в столбик. И ему впору посмеяться над тобой, когда ты чего-то не знаешь из местной религии, быта, культуры… Однако он не делает этого. Помогает, как может и чем может. Найти Шамбалу – цель его жизни, чтобы поклониться духу своего деда. А твоя цель?… Вот и подумай над своими целями, а не смейся над невежеством тех, кто этого не заслуживает. Стыдно, Лавров».

Высоко в небе над ними парили несколько орлов. На этих высотах облака нередко стояли ниже гор, но в этот раз пространство внизу было чистым и просматривалось на многие километры. Виктор смотрел вниз, как из окна самолета.

– Хорошо, что тропа больше не уходит вверх, а то бы понадобились кислородные маски, – обернувшись, сказал проводник.

Цамба потерял часть снаряжения, когда сорвался с обрыва и чувствовал себя виноватым перед Виктором.

– Ничего, справимся, – успокаивал шерпа Лавров, – с таким проводником, как ты, можно хоть в космос летать.

Погода стояла хорошая, и за разговорами о нравах народа ло-па Цамба и Виктор быстро шли по маршруту. Виктор предложил не оставаться в горах на ночь, а лучше перетерпеть и, дойдя до Царанга, уже там отдохнуть как следует. Цамба ничего не имел против. Виктор был обуреваем достижением цели. Но совершенно не думал о последствиях…

Путники дошли до второго по величине города Королевства Ло и бывшей его столицы – Царанга. Это было к обеду следующего дня. Цамба, у которого по всей гряде проживали десятки родственников, не стал устраивать Виктора в местную гостиницу. Путники остановились в очередной шерпской семье на другом краю Царанга, пройдя почти через весь город. Они были довольны скоростью своего передвижения. По карте Азира Кансакара до заветной цели оставалось не так много, около суток пути. Нужно было хорошо отдохнуть, чтобы последний участок пройти полными сил и при этом остаться незамеченными. Виктор и Цамба после полутора суток пути наскоро пообедали и завалились спать. Лавров проспал до утра, побив очередной рекорд продолжительности своего сна. «Видимо, горный воздух так действует, – подумал украинец, проснувшись поздним утром. – Пора в путь».

Но случилось непредвиденное. Продолжить путь с Цамбой ему было не суждено. Проводник не смог встать со своей лежанки. Рядом с ним сидели родственники и не могли понять, в чём дело. Шерп стонал, но не говорил, что с ним. Только тут Виктор вспомнил, что ещё совсем недавно вёз еле живого проводника в поисках Пещеры Исцеления и не верил, что сможет его спасти. Цамба лежал в бреду. Виктор потрогал лоб шерпа. Высокая температура. Простуда? Вряд ли. Лавров попросил напуганную родню проводника помочь ему снять с Цамбы одежду. Рука, на которой оставалась глубокая рана от перелома, угрожающе распухла и покраснела.

– Так и есть, – озвучил свою догадку Виктор, – начинается заражение.

Никто из окружающих его не понял. Лавров от волнения перешёл на русский.

– Где у вас ближайшая больница? – спросил журналист у троюродного брата Цамбы.

Шерпы с трудом понимали английский, но всё-таки, применив чудеса лингвистики и всё своё мастерство владения языком жестов, Лаврову удалось добиться того, что его начали понимать.

В Царанге была хорошая больница, где работали превосходные русские врачи. Андрей Демидов встретил Виктора очень приветливо, а Лавров впервые за время пребывания здесь услышал русскую речь, сказанную славянином.

Доктор осмотрел Цамбу, который к тому моменту, как Виктор привёз его в больницу, даже потерял сознание.

– Ну, что я могу сказать вам, Виктор Петрович. Ситуация очень серьёзная…

Демидов был крепким мужчиной среднего роста и по виду ровесником Лаврова.

– …Насколько серьёзная, доктор? – волновался журналист.

– Мы ещё проведём диагностику, но, по-видимому, ампутация.

– Ах, ты ж… мать моя честная…

– Да-да, – сочувствующе покачал головой Демидов, – он, видимо, ударился рукой давно, и… знаете, как простые люди? А, болит – пройдёт. И забыл. А потом началось воспаление, и вот результат…

– Да, а ещё этот перелом…

– Какой перелом? – удивился Демидов. – Никакого перелома у него нет. Я подозреваю, что начались проблемы с костной тканью локтевого сустава, но это, поверьте, ещё хуже, чем обычный перелом.

Виктор молчал. Он не мог рассказать врачу о том, что случилось в горах и в Пещере Исцеления. Тот всё равно не поверил бы в её силу. Но сейчас было не до пещер.

– Доктор, а может, попробуете оставить ему руку? Жалко парня.

– Вы же знаете, чудес не бывает… – начал врач.

– …Знаю, что бывают, – перебил Виктор и заговорил с каким-то холерическим жаром: – у нас в Афгане таких ребят подбирали после обстрелов, что думали вообще того… а они…

Виктор был настолько взволнован, что перестал контролировать свои эмоции. Но врач вдруг взял его за предплечье.

– Виктор Петрович, я понимаю вас. Но… я хирург и верю только тому, что вижу. Тибетская медицина хороша для того, кто здоров. Меня так учили. И, как показывает практика, они все почему-то бегут ко мне, а не в горы.

– Я прошу вас, сделайте…

– …Сделаю всё, что будет в моих силах. Но и вы поймите. Этот ваш Цамба когда-то сильно травмировал руку, она начала заживать, а он вместо того, чтобы пойти к врачу или хотя бы отлежаться, как следует, кинулся опять работать. А теперь…

«Знал бы ты, как всё было на самом деле», – подумал Виктор.

Через два дня Виктор уже сидел у койки прооперированного шерпа. Хирург Демидов оказался кудесником. Рука Цамбы осталась цела, хотя, конечно, после основательной чистки ей предстояло долгое восстановление. Шерп лежал и плакал.

– Прости меня, Вик. Я не смогу идти дальше, – говорил Цамба, с трудом подбирая слова.

– Это не ты виноват, а я. Нужно было заставить тебя остаться в пещере ещё хотя бы на два дня. Хотя врач сказал, что никакого перелома не было. Но я же видел торчащую кость…

Виктор был в растерянности. Он неплохо разбирался в медицине и всегда мог оказать первую помощь. А ключица? А рёбра?…Неужели он ошибся? Но авторитет врача был непререкаем, и Лавров, в очередной раз пристыженный самим собой, сидел рядом с проводником и опять удивлялся многогранности этого мира. Век живи – век учись.

– Вик, не жди меня! – говорил проводник. – Если мне не суждено пройти дорогой Рериха, значит, я не заслужил.

– Ты заслужил, – спокойно возразил Виктор, – может быть, даже больше, чем твой дед. Но…

– …Но надо торопиться, – перебил Цамба, – ты должен успеть, или случится что-то страшное. Ты сам говорил об этом.

– Да я уже сам не знаю, чему верить, – раздосадовано объяснял украинец, – я два года воевал в страшной войне, видел гибель многих людей, видел ранения. Я знаю, чем отличается открытый перелом от закрытого осколочного, я видел, как люди остаются без рук и без ног… У тебя была сломана рука, а мне говорят, что только сильный ушиб…

– Виктор, – проводник впервые выговорил имя Лаврова полностью, – это Пещера Исцеления.

Уже вечером, готовясь в маленькой гостинице к завтрашнему выходу в путь, Виктор вышел из душевой кабины и с изумлением обнаружил, что старые шрамы на его теле, полученные от осколочного ранения двадцать шесть лет назад, исчезли. Он проводил рукой по месту ранения ещё и ещё раз… «Не может быть! Или опять третий глаз? Не верь глазам своим, сын мой, ибо у тебя их три… и все косые…» – Виктор был в своем репертуаре. Было ясно одно: Пещера Исцеления действительно исцеляла.

 

Глава 10

Храм Белой Горы

– Ну, где этот потомок Чингисхана?

Разъярённый Отто Ран ходил из стороны в сторону. Перед ним на небольшом плато стояли растерянные бутанцы и молчали. Чартхи не появлялся уже двое суток. Он ушёл искать свежих лошадей, но так и не вернулся.

– Он что, струсил? – продолжал допытываться старик.

– Он не мог струсить. Он воин, – заявил один из бутанцев.

В ответ старый немец саркастически засмеялся:

– Много ты знаешь о настоящих воинах! Настоящие воины завоевали всю Европу, но погибли в неравном бою. Это сила, цвет и доблесть человечества. Среди них не было цыган, негров и такой узкоглазой мерзости, как ты и твой Чартхи. Он сбежал!

Только сейчас Отто заметил ссадину на лбу Дирка, который стоял рядом с ним. Он пристально посмотрел на спецназовца.

– А если он проболтается?… – спросил Ягер старика.

Он был спокоен, на его лице не был ни тени смущения. Отто понял, что к исчезновению Чартхи причастен рыжий великан, но это его уже не волновало.

– Я думаю, что не проболтается, – сказал на немецком Отто. – Там мозгов только для того, чтобы махать руками.

– …И то слабенько, – добавил Дирк.

– Нет, мне определённо нравится этот парень! – опять довольно расхохотался Отто.

– Значит так! – перешёл на английский Отто. – Лавров знает, что мы идём по его следу. Он не может не догадываться об этом. Слишком быстро они со своим проводником убежали из Самара. Наша задача найти его в Царанге! По коням!

Преследователи вскочили на уже отдохнувших лошадей и двинулись за направляющими – Отто и Дирком.

– Я не сказал им главного, – продолжил Отто на немецком, беседуя с Дирком уже в седле, – Лавров думает, что ушёл от нас. Но он ошибается. Настоящий путь по карте этого дурака Азира Кансакара начинается только из Царанга.

– Откуда вы знаете, герр Ран? – в тон старику спросил Дирк.

– Азир сказал, когда его кости хрустели.

Отто и Дирк громко расхохотались.

Это место на карте Азира было отмечено как Храм Белой Горы. Несведущему европейцу, американцу или любому другому чужаку могло показаться, что это ни о чём не говорящее название. Здесь нет белых гор, разве что белые от снега верхушки Гималаев. Но Виктор прекрасно знал историю и мифологию. Он понял иносказательный смысл этого названия, которое когда-то придумал Николай Рерих. Храм Белой Горы. Белогорье. Иными словами – Шамбала. Путь в неё начинался именно отсюда. Для Виктора это было просто. Конечно, храм имел своё название, но оно было настолько длинным, что даже не все местные жители, которые с лёгкостью твердили труднопроизносимые мантры, могли повторить его. Что уж тогда говорить о европейцах?

Монастырь, затерявшийся в одном из районов Царанга, при некоторой игре фантазии можно было даже назвать величественным – конечно, в сравнении с жалкими лачугами близлежащих посёлков. Но даже монастырю «Гнезда белой летающей тигрицы» в Бутане, который не отличался особой грандиозностью, Храм Белой Горы уступал существенно.

Виктор без особого трепета ступил на лестницу, ведущую ко входу в храм. Удивительно, но нищие, которые сидели вдоль лестницы, посмотрев на журналиста, почему-то разу стали перешёптываться и испуганно разбежались.

«Вот бы у нас так. А то как пойдёшь на Пасху в церковь, каждому пьянице – дай. А куда денешься? Так принято», – улыбнулся Лавров про себя. Не жалко подавать нищим. Просто не хочется кормить бездельников, которые тщательно под этих нищих маскируются.

В самом храме царили покой и умиротворение. На полу сидели несколько верующих в неизменной позе лотоса, опустив головы и закрыв глаза. Виктор пока сам не понимал, что ему нужно, но если в дневнике Азира стояла отметина, то это неспроста. Журналист знал, что многие разгадки таятся на стенах храмов. Так было в пирамидах Гизы, в Тадж-Махале и храмах Мачу-Пикчу. Он стал скрупулёзно рассматривать барельефы и надписи внутри храма. Многое из начертанного на стенах было знакомо Виктору. «Ага, вот и та самая Изумрудная Чаша Патриарха…» – думал журналист, видя перед собой изображение Гуру Ринпоче и рядом – Белую Тигрицу с крыльями. А вот и грозная многорукая богиня Кали. Но это не удивляло: Индия отсюда не так далеко, и артефакты могли быть схожи. Но вот… Виктор остановился у одного из барельефов храма… Вицлипуцли? Откуда?

Вицлипуцли, или Уичлопочтли, – грозный бог войны ещё у ацтеков и майя. Виктору когда-то доводилось видеть его изображение в храмах Мексики. Мужчина в шлеме формы клюва колибри, сделанного из золота, со щитом в левой руке, украшенном пятью белыми пуховыми шариками в форме креста. За спиной бога войны виднелся лук с четырьмя стрелами, торчащими из колчана. В правой руке Вицлипуцли держал дубинку в виде голубой змеи. Ошибки быть не могло: это был самый кровавый бог древних племён Мексики. Ему приносились кровавые человеческие жертвы. В противовес христианству, где Бог любит людей, здесь этот бог их нещадно истреблял. Когда не хватало для жертвоприношения врагов, жрецы древних мексиканских племен назначали на обряд соплеменников, чтобы удовлетворить потребности в крови грозного Вицлипуцли. Откуда он здесь?

Виктор продолжал смотреть на мексиканского бога войны в Королевстве Ло и строить догадки, как вдруг боковым зрением заметил, что среди паломников храма появились довольно странные люди в пёстрых халатах с характерным орнаментом и с оранжевыми шарфами. «Шахтёр – чемпион?» – дурачился журналист, но понял, что отвлёкся от цели визита в этот храм.

– Мистер интересуется? – послышался голос откуда-то снизу.

Перед Виктором стоял маленький неварец. Такой маленький, что его можно было принять за куклу. Вроде бы такой же, как все местные жители, в халате и шапочке, но из хорошего сукна, а вдобавок ещё и в кожаной обуви, что себе могут позволить только самые богатые местные жители. Виктор молча смотрел на это чудо природы. А малыш продолжал:

– В этом храме хранятся манускрипты с точной датой очередного воплощения Будды Майтрейи (Будда Будущего. – Авт.). – Малыш неожиданно чихнул, коротко и тихо, как грудной ребёнок, и указал на красные стены святилища. – Он приходит на землю раз в две с половиной тысячи лет. То есть уже скоро, на днях.

Виктор внимательно смотрел на маленького человечка, а паломники из Бутана тем временем неторопливо расселись вдалеке при выходе из храма. Что-то нехорошее было во всём этом. Лавров вспомнил свою первую встречу с Отто Раном у Пещеры Ринпоче, затем вторую – в доме у Прии. В обоих случаях старику прислуживали бутанцы. «Уж не те ли это ребятки, что пытались убить меня?» – Виктор, делая вид, что слушает занятного карлика, мгновенно просчитал ситуацию. «Храм достаточно большой, есть, где развернуться. Здесь они стрелять не посмеют, тем более что у них даже оружия нет. Голыми руками им меня не взять – кишка тонка. Вот они и ждут у выхода».

– Желаете взглянуть на мантры? – продолжал приставать к Виктору странный малыш, а у журналиста в голове уже складывалась комбинация дальнейших действий.

Нужно прорваться к выходу. Там можно ударить ближайшего бутанца ногой в живот, быстро стать на выступ стены, перескочить тех, кто будет стоять за ним, и выбежать на улицу, к лошади. «На улице, конечно, их тоже может быть уйма. Но пусть попробуют попасть в меня, а потом ещё и догнать. Главное – неожиданность…»

Лаврову было важно добраться до гостиницы, там были его вещи, а исчезнув оттуда, в горы он мог пуститься и пешком. «Невелик пан. И лошадь будет только рада», – настраивал себя Виктор.

Глядя на бутанцев, сидящих при входе, Виктор вдруг почувствовал какой-то подвох. Люди, сидящие в бутанских костюмах, были слишком велики для бутанцев. И хотя тусклый свет в храме не давал увидеть лиц, журналист определил: «Маскарад… Не бутанцы – точно. А кто? Американцы? Милутинович?»

Положение осложнялось. «Если религиозные бутанцы никогда не выстрелят в храме и даже оружия с собой не возьмут, то агентам ЦРУ – наплевать. Они, как говаривал лидер одной из восточноевропейской держав, и в сортире замочат», – думал Лавров.

Теперь неизвестно, чего было ждать от этих «бутанцев». Что же они медлят? Виктор понял, что им не нужна его смерть. Им нужен дневник Азира. Лаврову даже показалось, что тетрадка Кансакара, лежащая во внутреннем кармане его дорожной куртки, начала его жечь. Он явно ощутил соприкосновение с ней. Итак, ЦРУ. Прыгать на этих ребят, как молодой козлик, было бы безумием. Внезапно Виктор почувствовал сильное жжение в затылке. «Здесь где-то должен быть ещё один выход. Он свободен. Снаружи он выходит в плохо доступную часть дороги. Он ведёт почти к центру города. Нельзя медлить. Вперёд!»

Вдруг в храм прямо из-за спин плотно сидящих «бутанцев» вошла женщина.

«Женщина? Откуда? – удивился путешественник. – Этот храм, насколько мне известно, только для мужчин».

Она шла всё быстрее и вот уже поравнялась с Виктором, откинув плотную вуаль своего одеяния.

– Прия?! – Сказать, что Виктор был изумлён, значит, не сказать ничего. – Откуда тебя черти принесли? – воскликнул Виктор. Он был и рад, и рассержен одновременно.

Радостная Прия кинулась в объятия журналиста.

Маленький монах, который прекратил свои рассказы, как только Прия вошла в храм, влез со своими нравоучениями.

– Женщинам нельзя в храм!

– Заткнись, – невозмутимо сказала Прия карлику, не отводя глаз от Виктора, – я знала, что догоню тебя! Я сбилась с ног, пока нашла сюда путь.

– Но как? – Виктор всё ещё был удивлен.

Он оставил Прию за сотни километров отсюда, в пригороде Катманду, и сейчас не понимал, снится это ему или нет.

– Я сбежала. Они охотились за мной.

– Кто?

– Американцы!.. Но вот мы опять вместе. Меня привёл самый лучший проводник.

Радостная Прия оглянулась. Но проводника при входе в храм не оказалось.

– Где же он?

Виктор мельком увидел человека, который на секунду заглянул в храм с улицы и тут же бросился убегать.

– Дай угадаю с одного раза, как его зовут, – иронично сказал он Прие, – его имя – Ашиш.

Да. Это был тот самый пилот-шпион, которому Лавров чуть не свернул шею в маленьком вертолётике по пути в Королевство Ло.

При слове «Ашиш» мужчины в бутанских костюмах резко встали. Дальше медлить было нельзя.

– Бегом! – крикнул журналист, схватил Прию за руку и увлёк за собой в какую-то боковую дверь храма, плотно захлопнув её за собой. «Бутанцы» попытались проследовать за беглецами, но дверь не поддалась. Очевидно, её чем-то придавили у основания.

…Журналист и его возлюбленная бежали по длинному подземному тоннелю, где вместо светильников по бокам на большой для неварцев высоте были закреплены факелы. Совсем недалеко сзади слышался грохот чьих-то быстрых ног. Закрытая дверь позволила выиграть время, и Виктор с Прией бежали метрах в ста впереди. Прия явно не успевала за Лавровым. Но спасение пришло само собой. Тоннель делал резкий поворот. Виктор на секунду остановился. Его осенило. Он крикнул Прие: «Так, миндалька, беги! Как только можешь быстро». А сам вернулся на двадцать шагов назад. Он вынул несколько факелов, освещавших путь в подземелье, и спрятался за поворотом. Через некоторое время журналист услышал громкую ругань на английском и был готов встретить преследователей. В полной темноте он напал на первого идущего и, нанеся несколько сильных ударов, уронил его на землю. Бежавшие следом люди споткнулись о тело своего товарища и свалились в кучу. Виктор молниеносно бросился в тоннель следом за Прией, и пока преследователи разбирались, что к чему, был уже далеко. На бегу он снял ещё несколько факелов, гася их сильными ударами о стены. Вскоре он увидел Прию. Через минуту бега их ждала очередная задача. Журналист и непалка остановились у развилки из трёх тоннелей.

– Что делать? – обречённо шепнула Прия.

– Спокуха! – улыбнулся Виктор совсем по-домашнему. Он вынул из кармана зажигалку и поднес к одному из ходов, затем к другому, а после и к третьему. На одном из тоннелей огонь зажигалки запрыгал из стороны в сторону.

– Сквозняк… Сюда! – скомандовал журналист.

Побег затянулся из-за Прии. Она совсем не могла бежать. «Бутанцы» опять настигали беглецов. Прия упала лицом вниз, окончательно выбившись из сил.

– Я больше не могу, Витя! Беги один.

Виктор чувствовал, что выход уже где-то рядом. Так и оказалось. Тайный ход заканчивался. Уже были видны деревянные подпорки штольни, обозначающие выход. Лавров помог Прие подняться.

– Ну, Прия, ещё немножко. Сейчас все кончится.

– Нас поймают? – задыхаясь, спросила Прия.

– Не в этой жизни.

«Бутанцы» были уже совсем рядом. Виктор собрался и, разбежавшись, ударил по одной из деревянных свай, державших потолок. Сверху угрожающе посыпалась земля. Украинец ударил ещё раз, и бревно треснуло. Голоса преследователей были слышны очень близко. Виктор с остервенением бил по брёвнам, державшим своды подземного хода. Уже показались первые бегущие в колонне преследователей, как вдруг потолок рухнул, похоронив под собой дальнейший путь наверх. С другой стороны обвала стоял Виктор и никак не мог отдышаться.

– Пойдём, дорогая. Хочу чаю… – произнёс Виктор и на ватных ногах устремился к выходу. Прия, ещё до конца не верившая в неожиданное спасение, поплелась за украинцем.

С раннего утра Виктор и Прия выдвинулись в горы. Опасаясь, что гостиничный номер Лаврова будет найден американцами очень быстро, они переночевали у одного местного коневода, живущего на окраине Царанга. «Спасибо Крыжановскому!» – в тысячный раз мог повторить Лавров. Сергей дал ему целый список контактов, из которых Виктор использовал только часть. Причём, диктуя адреса, Сергей с присущим ему одесским колоритом описывал тех, к кому предстояло обращаться.

– Этот неварец живёт на самом краю города. Зовут его Дупха…

– …Как? – изумлённо переспрашивал Виктор.

– Дупха, – просто отвечал одессит, – почти задница по-нашему… Так вот! Он похож на нашего дядю Мишу – дворника. Тоже не задаёт лишних вопросов и глупый… Он такой, с большими острыми зубами… в общем, Дупха.

– Задница с зубами – это нечто…

Друзья смеялись. И теперь Виктор с теплотой вспоминал услугу неварского коневода и улыбался: «Спасибо, что есть такой Дупха…»

Прия и Виктор уже не первый час шли горной дорогой. Горный лес всегда вызывает особенные ощущения, и журналист не забывал по пути фотографировать. Он уже сбился со счёта, сколько им было сделано панорам и статичных снимков, раскадрованных деревьев, ручьев и водопадов. Даже сейчас, когда всё было не так светло в жизни, в этом опасном и трудном путешествии, журналист не забывал о своём увлечении. Более того: именно фотография в трудные минуты помогала ему сохранять душевное равновесие. «Если бы я нуждался, мог бы продавать это в любые журналы», – думал Виктор. Конечно, его фоторепортажи разлетались бы «на ура», даже если бы сам Лавров оценивал их как неудачные. Но Виктор большей частью фотографировал для себя и лишь наиболее эффектные кадры представлял в ведущих выставочных залах Украины. Из всего отснятого для выставок предназначалось не более десяти-пятнадцати процентов.

Прия шла рядом и радовалась, глядя на Лаврова. Она опять рядом с ним, и уже никто их не разлучит. Женщина весело рассказывала, как обвела вокруг пальца американцев и как её подруга Виша улетела в Китай в её одежде. Виктор слушал и хмурился.

– Я, конечно, очень рад, что мы снова вместе, – кашлянул Виктор, – но это плохо…

– Что плохо, Витя? – недоумевала Прия.

– Что ты вылезла в город и они тебя засекли.

– Ты не понимаешь. Так было задумано! Мы с Вишей всё чётко продумали.

– Для чего?

– Он меня кинул! – начала выходить из себя Прия. – Милутинович меня кинул. И я должна ему отомстить! Пусть знает!

– Миндалька, ты соображаешь, что ты говоришь вообще? – по-дружески поучал Лавров. – Воевать с американским мультимиллионером, который купил операцию ЦРУ?

– Да пусть хоть чёрта лысого купит! Он не заплатил денег за карты моего деда!

Виктор смотрел на Прию и не понимал, прикидывается ли его подруга или она и в самом деле такая буйная.

– И что дальше? Как ты им будешь мстить? – полюбопытствовал Лавров.

– Ну, у меня же есть ты. Что-нибудь вместе и придумаем, – неуверенно ответила непалка.

– Прия, солнце моё! – широко улыбался Виктор. – Ты всерьёз считаешь, что мы отомстим спецслужбам одной из самых сильных стран мира?

– А что, разве нет?

Виктор не стал спорить с Прией, но мысль об агентах ЦРУ на службе у Милутиновича не покидала его. Он совсем забыл о Стиве, убегая от банды Отто Рана.

«Что-то слишком много врагов. И старый нацист, и молодой капиталист. Ещё не хватает японской якудзы и итальянской Коза Ностры… Да тише ты, Лавров, ещё накличешь», – раздумывал украинец.

– Меня беспокоит Ашиш. Что они с ним сделали? – продолжала женщина.

– Наверное, наградили, Прия, – Виктор улыбнулся.

– Что?… – Прия не поняла шутки журналиста.

– Неужели тебе до сих пор невдомёк, что этот Ашиш работает на американцев? – продолжил своё пояснение Лавров.

– Аши-и-иш? Не может быть! Он такой милый… – наивно изумилась Прия.

– Да, просто милашка. И на немца работает, и на американцев, – иронично заметил Виктор.

– И что же мы будем делать?

– Пока не знаю. В Царанге оставаться опасно. Предлагаю пожить в каком-нибудь дальнем посёлке.

– Поехали в Жами! Там такие воды!!!

– О, а может, в Трускавец сразу или Моршин? – расхохотался Виктор., – Вот уж воистину: кому война, а кому мать родна.

– Витя, ты сам подумай! У кого хватит ума искать нас в Жами. Они будут думать, что мы остались в Царанге. Ты же сам говорил, что путь в Пещеру Великих Учителей указан оттуда.

– Оттуда, но в столицу – Ло-Матанг… Но ты права. Жами – это лучше, чем прятаться в окрестностях Храма Белой Горы, – кивнул головой Виктор, – давай сделаем так. У меня тут есть пару адресов. Мне Серёга Крыжановский оставил. Там, в Жами, я тебя пристрою, а сам пойду в Ло-Матанг.

– Ви… – надула губы Прия.

– Никаких Вить! – отрезал Лавров. – Ты хочешь остаться живой?

– Хочу.

– Ты хочешь, чтобы я остался живым? – серьёзно повторил журналист.

– Хочу, – совсем как ребёнок, опустила голову Прия.

– Ну вот! Значит, слушайся.

Даже споры с Прией не могли отвлечь Виктора от аналитических размышлений. Его очень заинтересовали рисунки на стенах буддийского монастыря, который Рерих назвал Храмом Белой Горы, а также рассказ маленького монаха о красных стенах и ожидании пришествия Воплощения Будды. Слишком многое сходится в религиях мира. Сказания о Втором Пришествии есть едва ли не у всех верующих. И все эти Пришествия ждут человечество совсем скоро. «Надо разобраться», – как всегда, сказал Виктор самому себе.

Путешественники без особого труда преодолели подъём на перевал Янгда Ла, который возвышается на четыре тысячи метров над уровнем моря. Затем им предстоял длительный спуск к посёлку Жами, славящемуся своими целебными источниками. На такой высоте уже чувствуется постоянная одышка. А двигаться надо плавно-плавно, иначе неминуемы обезвоживание и горная болезнь. Так что целебные воды были очень кстати.

– Амчи – медицина целебной водой, – взяла на себя функцию экскурсовода Прия, – тут вода исцеляет почти от всех недугов.

– Плохо, что Цамбы нет, – сокрушался Виктор, вспомнив отважного шерпа.

– Цамба – это кто?

– Это мой проводник.

– А он на кого работает? – прищурив глаза, спросила Прия.

Виктор сделал вид, что не обратил внимания на слова Прии. Они уже вошли в горный поселок и тут же забыли о своем разговоре.

В Жами было много туристов, буддийских и индуистских паломников, а также тех, кто, прослышав о лечебных водах, добирался сюда на излечение к целителям амчи. Виктор и Прия, быстро сняв комнату в доме какого-то толстого и смешного неварца и оставив там свой багаж, устремились в глубь этого туристического рая – по лавкам и магазинам, мимо старинных храмов и уже привычных тибетских домиков с дровами на крышах. Только тут Виктор заметил, что Прия забыла снять свой небольшой дорожный рюкзак с ледорубом.

– Зачем ты тягаешь с собой рюкзак? Давай вернёмся.

– У меня там косметичка, – отшутилась непалка, – пойдём. Возвращаться плохая примета.

– Ну-ну, – улыбнулся журналист.

Ему тоже хотелось туда, в толпу беззаботных туристов.

Прогулка по такому многолюдному селению после диких гор, да ещё на пару с любимой женщиной – это что-то невероятное. Виктор и Прия шли, взявшись за руки, и глазели по сторонам. Вот их внимание привлекло пёстрое семейство. По дороге шёл грустный непалец, который вёл под уздцы своего мула, а вокруг него толпились пятеро детей. Ещё двое малышей сидели в плетёных сетках поклажи по обоим бокам животного, а на самом муле восседала беременная жена предводителя этой многочисленной компании. Они негромко о чём-то переругивались. Выслушав семейный скандал, Прия рассмеялась и перевела Виктору.

– Это паломники из Катманду. Они идут в Ло Мантанг уже второй месяц.

– Ты смотри, какие религиозные! – засмеялся Виктор.

– Не спрашивай зачем, – едва сдерживаясь от хохота, сказала Прия.

– И зачем же? – тут же спросил Лавров.

– Просить Будду, чтобы не давал им больше детей. На данный момент женщина беременна девятым.

Тут уже не выдержали оба и, давясь от смеха, остановились, чтобы не обижать почтенное семейство и подождать, пока они проедут дальше.

– Миру нужна гармония, – вдруг задумчиво изрёк Виктор, глядя вслед многодетной идиллии.

– Ты о чём, Вить?

– Ну, как… У них девять детей, у кого-то вообще нет. И кто-то просит об этом Будду. Баланс.

– А разве плохо иметь семью? – удивилась непалка.

– Вопрос риторический, Прия, – спокойно ответил Виктор, – разве нельзя быть вместе без семьи? Сколько в мире людей, которые несчастны в браке?

– Но сколько в мире людей, счастливых в браке!

– Помилуй, миндалька! Кто это говорит? Женщина, у которой муж дерево?

– Ты же знаешь, что всё это только поверье, – фыркнула непалка.

– Ну вот! – подтвердил Виктор. – Любой брак – это только поверье. Обязательства, притом не всегда нужные. Выслушать пьяницу-брата жены, не обидеть гадкого дядю мужа, зачем-то встречать дальних родственников, которых никто не звал в гости.

Виктор разошёлся не на шутку. – А если кто-то не так на кого-то посмотрел, то, бог мой, сколько потом кривотолков, слухов и сплетен!.. Столько жён, которые иногда хотят стать вдовами, сколько мужей, бегающих за чужими юбками. Пожизненное рабство. Лично мне ближе свобода.

– Свобода? – расстроенно повторила Прия.

– Конечно! Сама посуди. Разве жажда свободы помешала мне быть рядом с тобой в самую трудную минуту? Или тебе – разве помешала вытащить меня из горящего дома? Просто так, по велению сердца, не думая о том, что твоё дерево тебя приревнует ко мне?

Прия смотрела вслед уходящей семье, на мужчину, вокруг которого весело резвились его пятеро мальчишек.

– А как же дети? – взволнованно произнесла она.

– А что дети? – переспросил Виктор. – Дети – это всегда моё. Жён могут быть десятки, а детей, как и родителей, – не выбирают.

Прия задумалась, потом кивнула головой.

– Да, ты прав, Витя. Такая свобода мне по душе. Свобода не скрывать, кого любишь. Свобода помогать тому, кому подсказывает сердце, свобода рожать от того, от кого хочешь…

В глазах Прии промелькнул загадочный свет. То ли она напоказ соглашалась с Виктором, чтобы избежать серьёзной ссоры, то ли благодаря житейскому опыту и мудрости она действительно была готова принять такую свободу и никогда не ждать от любимого мужчины ничего, кроме любви. Хотя что может быть больше и важнее этого?… Как бы там ни было, путники снова взялись за руки и весело пошли дальше.

Пройдясь немного вдоль ряда сувенирных лавочек, Лавров опять почувствовал жжение в затылке. «Что же это такое? Неужели что-то подхватил?» Он положил ладонь чуть выше шеи: боль была очень сильной. Внезапно его охватила сильная тревога.

– Витя, что случилось? – Прия испуганно смотрела на своего возлюбленного.

Лавров остановился и внимательно посмотрел на неё. «Что я делаю? Это же женщина всей моей жизни. Зачем я ввязал её во всё это? А если я её потеряю? Я себе этого никогда не прощу. И что это за тирады о свободе? Мальчишество какое-то. Свобода – это набраться смелости и любить. Прия нужна мне, я хочу быть с ней», – мысли в голове Виктора стремительно сменяли одна другую.

– Ты в порядке? Хочешь, присядем, отдохнём? – всё больше беспокоилась непалка.

– Послушай, Прия. Это всё… это всё серьёзно, понимаешь? Я и думать не мог, что всё вот так обернётся, но…

– Ты о чём?

– Прия, я… я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знала об этом.

Лицо его миндальки просияло.

– Витя, я тоже тебя люблю. Навсегда.

Она бросилась было его целовать, но Виктор жестом остановил её. Он явно что-то задумал.

– Постой, я сейчас.

Лавров заговорщицки подмигнул окончательно растерявшейся Прие и со всех ног побежал к сувенирным лавкам. «Совсем как двадцатилетний», – умилялась непалка. Во времена их киевского романа Виктор любил радовать её всякими мелкими сюрпризами: то сложит из бумаги какого-нибудь забавного зверька, то встретит после пар с мороженым. Тем временем журналист, профессионально поторговавшись с одним из продавцов-коротышек, с довольной улыбкой возвращался к Прие.

– Ну, что там у тебя? – тщетно изображая равнодушие, спросила непалка.

– А вот что!

Виктор раскрыл ладони и показал ей два почти одинаковых браслета из каких-то коричневых камушков и с металлической вставкой, на которой был изображен улыбающийся Будда. Такие украшения называли «браслетами Шамбала», и тысячи туристов считали своим священным долгом увезти одну из таких безделушек домой из поездки в Непал, веря в их магические свойства, чему многочисленные торговцы сувенирами были только рады.

– Дай руку, – взволнованно приказал Лавров.

Он надел один из браслетов на тонкое запястье непалки и нежно коснулся губами её ладони.

– Теперь ты.

Прия взяла второй браслет и аккуратно закрепила его на руке Виктора.

– Прости, что всё в такой сувенирной версии, но… ведь не это важно… – от переизбытка чувств у Виктора пересохло в горле. – Ты моя, а я твой. Да?

– Да! Это самый лучший подарок в моей жизни, Витя. Я так счастлива!..

Обнявшись, Виктор и Прия вернулись в толпу. «Одичавшие» за время своих переходов по горам, они наслаждались многолюдьем, красками, запахами, многоголосьем, радуясь то ли относительной цивилизации, то ли весне, ведь была уже середина апреля. Обилие впечатлений поглотило Виктора и Прию с головой. Красочные даура-сурвалы и нежные невесомые сари гуньу из Непала, бутанские оранжевые халаты гхо и женские платья киру… Маленькие смуглые жители величайшей горной системы мира сливались в многоликий танец жизни, а с ними и Виктор – великан среди них, и Прия – его верная подруга в этом экзотическом крае. Журналист опять взялся за свою фотокамеру, отдав сумки с покупками Прие, и снимал, снимал, снимал.

– Какой кайф! – провозглашал он, беспрестанно щёлкая аппаратурой.

Отсюда можно было не уходить неделями.

Ни Виктор, ни его подруга не замечали, что совсем рядом, возле большой ступы в двухэтажном доме, сквозь тонкую щель в деревянных ставнях за ними следил… Стив Милутинович.

Американец спокойно сидел у окна. Сигара в его руке свидетельствовала о крайней степени волнения. Миллионер курил в очень редких случаях.

– А-а-а, вот и вы… Русский убийца и непальская дура. Посмотрите, Митчелл, достойная пара!

Неподалёку от Стива стоял молодой агент ЦРУ в бутанском халате.

– Я уже видел их, мистер Милутинович, – смущённо сказал Митчелл.

– Посмотрите ещё раз! – вдруг громко, почти крича, сказал Стив. – Эти двое обманули американскую разведку! Провели, как детей… Вы ничего лучше не придумали, как прийти в монастырь в одежде бутанцев?

– Мы подбирали агентов по национальному признаку. Они похожи на настоящих бутанцев.

– А то, что они в полтора раза выше самих бутанцев, – это ничего?

– Мистер Милутинович, если бы не эта дверь…

– …А если бы твой отец был порасторопней, то ты бы не родился!!! Генерал Ронсон обещал мне, что никаких накладок не будет! Почему его люди проедают мои деньги уже месяц и ничего не могут сделать с каким-то фотографом из Европы?

– Всё сделаем, шеф… – моргал глазами Митчелл.

– Сделаем, – недовольно повторил Стив, – что вы сделаете? Убьёте их? Это вы только и умеете!

– Нет, сэр, – Митчелл коварно улыбнулся, – есть другой план.

– Изложите, – успокоился Стив, отложив сигару в сторону, – только без глупостей.

– У нас есть конкурирующая фирма, – вкрадчиво начал Митчелл, присаживаясь за столик и наливая себе кофе из изящного кофейника.

– А-а-а, этот сумасшедший старикашка из Германии? – насмешливо сказал Стив. – Он что же, конкурент ЦРУ?

– Этот, как вы выразились, сумасшедший старикашка, – спокойно сказал Стив, – офицер «Аненербе».

– Мне это ни о чём не говорит.

– Очень плохо, что ни о чём. В годы Второй мировой войны, когда наши с вами родители, извините, в лучшем случае были в проекте, эта организация «давала прикурить» ведущим разведкам мира.

– Вы хотите сказать, что этому деду… Как его?…

– Отто Ран, – подсказал Митчелл.

– Да-да, – продолжил Стив, – этому Отто Рану сто лет?

– Факты говорят, что ему далеко за сто лет. Мы созвонились с коллегами из Германии, подняли архивную документацию рейха, и наши сотрудники были очень удивлены, когда в личном деле увидели его фотографию. Такое впечатление, что эти семьдесят лет он жил где-то в Космосе и постарел всего лет на двадцать.

– Бред, – фыркнул Стив, но в этой насмешке уже чувствовалась неуверенность.

– Так или иначе, этот человек нам противостоит, и если его до сих пор не поймали как нацистского преступника, то это говорит о том, что он далеко не так прост, как можно было бы предположить. Тем более, что он тоже охотится за Пещерой Великих Учителей, как и мы с вами.

Стив внимательно слушал Митчелла и что-то рисовал в своём блокноте. Раздумывая о чём-то, миллионер привык считать в столбик и сегодня он перемножал шестизначные числа.

– И что вы предлагаете?… – спросил миллионер агента.

– Сегодня немецкие друзья нам помогут, сами не догадываясь об этом. Операция уже началась, – очередной раз улыбнулся Митчелл.

Опьянённые любовью Виктор и Прия продолжали гулять среди шумной толпы, внешне ничем не отличаясь от обычных туристов. Вдруг журналист зачуял опасность.

– Прия, нам нужно идти.

– Куда?

Прия смотрела на Виктора своими большими чёрными глазами, и на лице её читалась досада.

– Ну что ты опять придумал, Лавров? – сказала она почти обиженно.

– За нами следят.

– Витя, кто за нами может следить?

– Я пока не знаю, но чувствую. Пойдём.

Виктор выбрался из толпы, держа в одной руке ладонь непалки и взяв все сумки с покупками в другую. Чтобы камера не болталась на груди, Лавров спрятал её в один из пакетов.

Уходя подальше от людного места, Виктор и Прия не заметили, как с разных точек площади за ними устремились несколько мужчин касты гурунг (гурунги – обычные скотоводы, но в армии – основа легендарного спецподразделения гурков. – Авт.) – высокие, поджарые, стройные.

Журналист, ведя за собой Прию, быстро свернул в какой-то закоулок, остановился и оглянулся. За ними никто не следил. Нужно было идти дальше, и он продолжил движение. Он шёл так быстро, что Прия еле-еле поспевала за ним.

– Почему ты всё делаешь только так, как хочешь? А тебе не интересно, чего хочу я? – ворчала Прия на ходу. – А что ты ещё почувствовал?

Тут Виктор не выдержал. Он резко остановился и посмотрел непалке прямо в глаза:

– А ещё… я увидел, как волны величиной с Эльбрус смыкались в одну точку со всех сторон, смывая целые страны, и от них не могли укрыться ни звери, ни птицы. Я видел, как этот потоп смывал людей, пытавшихся укрыться в горах, как плакали маленькие дети и их жизнь заканчивалась, в сущности ещё не начавшись…

Прия оцепенела от ужаса, а Виктор продолжал:

– …А когда я лежал у тебя в саду и твой дом догорал, ты вспоминала дедушкину медицину и пыталась запустить моё сердце.

Виктор развёл руки в стороны и соединил их указательными пальцами у солнечного сплетения, а потом сымитировал удар пальцем под нос Прие.

– Так?

– Так… – сконфуженно произнесла непалка, – но… откуда ты знаешь?

– Всё очень просто, – нервно засмеялся Виктор, – этим ударом ты спасла меня. Этим же ударом открыла Чакру Духовности или, как говорят неварцы на склонах Аннапурны, Чакру Великого Духа. Благодаря ей мы спаслись в Храме Белой Горы, и она же сейчас говорит мне, что за нами следят… Что тебе ещё рассказать?

Виктор закончил свою долгую речь, а Прия никак не могла поверить своим ушам. Она стояла молча, впервые за несколько часов.

– А хочешь, расскажу, что будет? Как погибнут люди? Много людей. И совсем скоро… – спросил Лавров.

– Не надо, Вик… – взмолилась Прия.

Женщина провела ладонью по щеке украинца.

– Бедный мой, бедный… Что же я наделала? – с горечью воскликнула непалка.

– Ты спасла мне жизнь, – спокойно ответил журналист, – и благодаря этому мои девчонки не остались сиротами. Разве этого мало для любимой женщины?

– Я не об этом…

Виктор и Прия стояли посреди многолюдной улицы и смотрели друг другу в глаза. Они замерли, словно статуя, посвящённая неизвестным скульптором тайне любви и её силе, способной творить чудеса и спасать жизни. Их не волновало, что по краям улицы стоят мелкие лавки и толпы туристов и паломников огибают их, как два айсберга в океане. Не видели они, и как шестеро людей касты гурунг окружали их, медленно смыкая кольцо…

– Я не об этом, – повторила Прия, – как ужасно видеть то, что будет…

– Могу тебя успокоить. Я вижу не всё и не всегда. Это случается спонтанно. А если и вижу, то не всегда понимаю…

В этот момент Лавров заметил, что за спиной Прии на них бегут трое гурунгов с огромными кривыми ножами. Виктор немедленно высвободил руки, сбросив все пакеты и свёртки на землю. Прия подумала было, что он выронил их нечаянно, и присела на корточки, чтобы поднять упавшее. Чем послужила внезапным препятствием для первого гурунга, который перелетел через женщину и воткнулся головой в каменный грунт.

Второму гурунгу, чтобы не споткнуться об упавшего, пришлось уклониться влево. Это движение «поймал» Виктор. Широким махом правой руки он зацепил нападавшего за шею, а левой закинул ему руку так, что гурунг, чтобы сохранить равновесие, был вынужден бежать до ближайшей лавчонки и с грохотом «зарыться» в её скарб.

Третий гурунг в это время схватил выпрямившуюся Прию, но получил её затылком сильнейший удар в нос, после чего ослабил хватку и женщина вырвалась. Виктор схватил Прию за плечи, встряхнул, чтобы она очнулась от собственного удара, и крикнул в лицо: «Беги отсюда», – после чего зашвырнул прямо в толпу.

Оправившиеся от полученных травм, гурунги снова наступали. Но теперь Виктор мог дать волю всей своей мощи: Прия была в безопасности и можно было как угодно расправляться с недругами, не боясь задеть возлюбленную. Считаные секунды, и нападающие снова оказались на земле, держась за ушибленные места и корчась от боли. Тут Виктор увидел, что Прия всё ещё здесь. Лавров молниеносно схватил её и закинул в гужевую повозку, гружённую кипой шерсти яков. Мул, восприняв толчок как понукание, засеменил вдоль улочки, увозя непалку с места сражения. Какое-то время повозка загораживала от преследователей Лаврова, достающего из-за пояса свой знатный папуасский тесак и готовящегося к следующему «раунду».

На следующем перекрёстке Прия поспешила покинуть повозку с шерстью и, увидев спешно приближающегося к ней гурунга, бросилась прочь от опасности, на бегу высвобождая притороченный к рюкзачку альпинистский молоток. Когда же ледоруб оказался у неё в руке, женщина остановилась и повернулась, намереваясь дать бой.

В трёх метрах перед ней остановился старый знакомый – проводник Ашиш. На его левом глазу почему-то красовалась повязка. Наверное, думал, что так его не узнают. Липовый гурунг Ашиш нехорошо улыбнулся и вытащил из-за спины страшный непальский нож кукри с характерной заточкой по вогнутой грани.

Прия развернулась и опрометью бросилась бежать вдоль улицы. Ашиш устремился за ней. Женщина метнулась влево, в тёмный дверной проём, бандит дёрнулся было туда, но тут же, медленно пятясь спиной, вышел. Когда он упал навзничь, из его левой глазницы выпал вонзённый туда через тряпку ледоруб.

Прия выскочила из дверного проёма и побежала прочь что было сил.

…Лавров вылетел из-за поворота в погоне за повозкой с шерстью яка, но Прии там уже не было. Он вытер пот со лба: «Спокойно, Лавров. Спокойно».

Виктор стал прислушиваться к звукам многолюдного Жами. «Витя!!!» – послышалось откуда-то слева. Украинец бросился туда и наткнулся на неизвестного гурунга, преграждавшего ему путь. Виктора сразу смутило, что человек в костюме гурунга был маленьким и коренастым, но не был азиатом. «Янки?» Малыш стал в боксёрскую стойку. Виктор не стал долго раздумывать и метнул в него свой тесак. «Боксёр» увернулся и пошёл на журналиста. Стало ясно, что рукопашного боя не избежать. Лаврову казалось, что сегодня он сметёт со своего пути любого. Но не тут-то было. Маленький боец так просто не сдавался. Серия ударов по корпусу ничего не дала. Человечек хорошо уклонялся и мастерски блокировал удары Виктора. «Нет, это не американец. Очень знакомый стиль боя, но чей?», – продолжая поединок, думал Лавров. Он был предельно собран и понимал, что дерётся не с мальчиком в своём деле. Журналист мучительно вспоминал, где он видел эти движения. Объездив большую часть мира, собирая материалы для своих эксклюзивов практически во всех горячих точках, Лавров не мог не вспомнить, где он видел этот стиль: однажды в одной небольшой стране он случайно забрел в зону тренировок миротворцев из Германии. Виктор как специалист долго и с интересом наблюдал за работой инструктора и молодых военных, пока его не обнаружил караульный и не вывел за пределы полигона.

«Немец! Точно немец! – осенило Лаврова во время драки. – Смешанный стиль. Так вот вы куда добрались, герр Отто Ран…»

Украинец понимал, что нужно действовать хитростью. Рискуя быть сбитым с ног, он правой ногой обозначил «маваши гери», заведомо зная, что этот удар внешней стороной стопы сбоку использовать небезопасно: можно получить моментальный ответ в пах. Но Виктор на это и рассчитывал. Немец повёлся на ловушку и нанёс журналисту удар между ног. Боец не ожидал, что Лавров, стоя на одной ноге и скрестив кисти рук, виртуозно перехватит его ногу с захватом голеностопа. Поймав немца, Виктор сумел удержать равновесие и, опустив правую ногу на землю, выкрутил голеностоп врага. Послышался сильный хруст и крик боли. Лавров легко мог ударить лежащего соперника ногой в висок, и дело было бы кончено, но он не ехал сюда убивать. Он просто хотел вернуть Прию.

– Ауфвиедерзеен, дойче, – улыбнулся Виктор и, подхватив свой тесак, трусцой побежал искать непалку.

Битых полчаса журналист носился по маленьким улочкам Жами в поисках Прии. Вдруг очень далеко он опять услышал крик женщины: «Витя-я-а-а-а!» Пустившись на звук, Виктор перепрыгивал каменные заборы и нёсся между тесно стоящими рядом домами, сбивая с ног прохожих, лотки, повозки с сувенирами, перескакивая сидящих вдоль дороги непальцев. Наконец он выскочил на одну из самых длинных улиц Жами и увидел вдалеке двух всадников, удалявшихся в сторону Ло Мантанга. Перед одним из них, лицом вниз, поперёк седла лежала связанная Прия.

Виктор остановился на месте как вкопанный. Его трудно было вывести из равновесия, но в этот раз он просто осатанел. Он понял, что бессилен в погоне за бандитами Отто Рана, и это ввело его в состояние раненого зверя. Он был готов на всё, лишь бы добраться до всадников. Однако позволить себе необдуманные действия он не мог: на кону была жизнь вновь обретённой любимой женщины. Поэтому вместо погони, заведомо обречённой на провал, журналист и бывший разведчик-спецназовец вернулся в центр поселения, подобрал оставленные впопыхах вещи и быстро пошел туда, где они с Прией сняли комнату – благо, идти было недалеко. По пути он продумывал план спасения Прии. Вернувшись в арендованную комнатушку, Виктор сам не зная для чего вытащил дневник Азира Кансакара и открыл его… Но конское ржание прямо у дома помешало ему сосредоточиться на записях. Выглянув в окно, Лавров увидел взнузданного коня, будто только со скачек – под седлом, взмыленного и горячего.

Путешественник выскочил в маленький холл домика. Там хозяин разговаривал с каким-то индусом, очевидно, владельцем вороного красавца.

– Чей это конь?

– Мой, – подтвердил догадку Виктора индус.

– Покупаю! – крикнул Виктор на хинди.

Индус не ожидал услышать родную речь из уст европейца.

– Мистер знает хинди?

– Мистер хочет купить твоего коня, – суетливо продолжил Виктор.

– Этот конь стоит дорого, – воскликнул индус, с пренебрежением глядя на неразумного европейца. Человек в чалме был, очевидно, откуда-то с севера страны слонов и почти не отличался от украинца размерами – высоченный, под два метра и, наверное, не меньшим весом. «Это хорошо, – подумал Лавров. – Значит, конь и меня выдержит, если его выдерживает». Виктор без раздумий вынул из кармана рулон стодолларовых купюр.

– Покупаю.

У индуса, видимо, не очень богатого, от такого количества денег задрожал подбородок.

– Мистер, это… это очень неспокойный конь.

– Ничего, – продолжал на хинди Виктор, – я тоже бываю неспокойным. Как-нибудь договоримся с ним.

Журналист сунул индусу хороший пресс из стодолларовых купюр, не забыв при этом крикнуть хозяину дома:

– За вещами вернусь!..

Виктор выскочил на улицу и, разбежавшись, запрыгнул на спину вороному дьяволу. Конь заржал и взвился на дыбы, но железные руки Лаврова крепко держали поводья. Борьба продолжалась недолго. Жеребец почувствовал на себе неуёмную силу и через пятнадцать минут укрощения по приказу Виктора рванул вверх по горной тропе.

…Через час Лавров почти нагнал гурунгов. Увидев его, бандиты пришпорили своих коней и максимально ускорились. Но Виктор всё сокращал и сокращал расстояние. Он был страшен. «Ещё каких-то пятьдесят метров, и эти два ублюдка пожалеют о том, что родились на свет». Но вдруг…

Второй всадник, впереди которого лежала Прия, замотанная в какое-то старое лоскутное покрывало и перевязанная верёвкой, словно ковёр, не удержал повода. Конь, потерявший центр тяжести, издал жуткое предсмертное ржание и сорвался в пропасть вместе со своим хозяином и… похищенной женщиной.

– Прия-а-а!!! – закричал Виктор в отчаянии, но мог только провожать безумным взглядом тела лошади и двух людей, которые, подобно сломанным куклам, неудержимо летели вниз по крутому склону ущелья на самое его дно. Второй всадник давно ускакал по тропе вдаль, и пыль, поднявшаяся за ним, улеглась.

Виктор стоял на самом краю пропасти и давился слезами. Он коснулся браслета на правой руке: казалось, что он сейчас прожжёт ему кожу… Лавров хотел забрать Прию с собой, в Киев. Но жестокий рок распорядился по-своему, как и двадцать лет назад. Тогда судьба развела их на целую жизнь, сейчас же их разлучили навсегда. Всё померкло, как некогда сверкающие уютом и радостью окна сгоревшего дома, как давно ушедшая молодость, как остаток жизни, у которой украли будущее.

 

Глава 11

Сударшан

Ло Мантанг, стоящий на Тибетском нагорье, был настолько маленьким, что язык не поворачивался назвать его столицей. Окружённые глиняной стеной домишки издалека больше напоминали экзотический кемпинг какого-нибудь нефтяного магната, куда приезжают на выходные отдохнуть от цивилизации. Туристов и паломников-буддистов здесь больше, чем местных жителей, поэтому наиболее бедная часть населения строила себе жилища прямо в скалах, неподалёку от глиняного «кремля».

Сотни лет назад здесь были леса и поля. Из роскошных деревьев местные жители ло-па строили монастыри и дворцы с деревянными балками толщиной в два обхвата. Великолепная резьба на них напоминала о былом природном изобилии и благоденствии. Но случилось так, что однажды отсюда ушла живительная влага и теперь вода и деревья представляли здесь неимоверную ценность. И вот уже много лет народ ло-па занимается только торговлей, достаточно скудным земледелием и кочевым скотоводством. Ну и, конечно, часть дохода высокогорного Ло Мантанга поступает от паломников и туристов, которые появляются здесь, потратив немало сил на преодоление пути вдоль устья реки Кали-Гандаки от самого Джомшома. Казалось бы, те же двухэтажные домики-гестхаузы тибетского типа с ярко окрашенными деревянными окнами и дверьми, те же загоны для скота и узенькие улочки, но всё-таки это – столица маленького государства в государстве, Королевства Ло.

Но даже в этом достаточно ортодоксальном месте, где приезжим коммерция запрещена, а паломникам рады больше, чем туристам, есть люди, которые умудряются как-то цивилизовать свою деятельность. Например, в Ло Мантанге есть хороший ресторан, где любят трапезничать европейцы. Ресторан когда-то открыл один чужак – неварец, который женился на жительнице королевства и таким образом заполучил разрешение на коммерческую деятельность на территории Ло. Предприимчивый неварец быстро разбогател, так как знал, что нужно делать, чтобы привлекать европейцев с деньгами. Владельцы других харчевен – если так можно назвать заведения, где не подают ложки и вилки, а посетители едят только руками, – были весьма раздосадованы и развернули настоящую кампанию против своего находчивого конкурента. Они добились того, что король Ло «ради справедливости» разрешил в один день открываться только одному пункту общепита и кормить паломников по очереди. С тех пор европеец, попавший сюда, рискует остаться голодным, считая поедание пищи без помощи привычных приборов негигиеничным и даже опасным. На это местные «воротилы общепита» заявляют: «Зачем нам ложки и вилки!? Неизвестно, кто ими пользовался и какая зараза на них осталась. А руками надёжнее». И тут, конечно, европеец сразу вспоминает, что в Ло Мантанге нет воды.

Виктор шёл по маленькой столице карликового королевства и по инерции щёлкал фотокамерой всё, что видел вокруг. Если бы сейчас он был героем фильма ужасов, то с таким выражением лица журналист мог бы идти по городку с бензопилой. Полное равнодушие ко всему: к экзотическим глиняным домам, к местным жителям, сидящим кучками в смиренных беседах, и даже к детям, которые облепили его гурьбой.

– Большой мистер! Большой мистер! – кричали они и просили сфотографировать, глядя на его «Никон». Журналист фотографировал, а дети заливались весёлым смехом. Конечно, они никогда не увидят своих фотографий и не попросят их на память, но им нравился сам процесс. Откуда-то взялся забавный телёнок яка, которого облепили мальчишки, пытаясь его оседлать, поднять и пролезть у него между большими и несуразными ногами и при этом крича:

– Фото, мистер! Фото, мистер!

Обычно в таких случаях Лавров умилялся своему хобби, но сегодня он был мрачным, как туча, которая шла на город откуда-то со стороны Царанга… Виктор разыскивал неварца, адрес которого ему дал Сергей Крыжановский.

За столом того самого «европейского» ресторанчика, где к блюдам подавали вилки и ложки, было не очень уютно. Стол был накрыт несуразной скатертью, связанной из тряпочек. Глядя на эту скатерть, Виктор вспоминал, что когда-то, ещё совсем маленьким, у бабушки в селе он любил садиться на пол, разворачивать подобную скатерть и есть прямо на полу, за что получал «на орехи» от взрослых. Но сегодня эти воспоминания не вызывали у него особых эмоций: ни тепла, ни радости, ни улыбки.

Перед ним стояла на треть опорожнённая бутылка виски с куропаткой на этикетке и тарелка с кусочками каменистого сыра из молока яков. Сыр цвета желтка инкубаторской курицы был с душком. Но сегодня это было не важно. Виктор поминал Прию…

Сударшан, хозяин заведения, неварец лет сорока, хлопотал над журналистом с желанием принести ещё какое-нибудь блюдо. Но Виктору сейчас меньше всего хотелось вслушиваться в ломаный английский и натужно улыбаться в ответ доброжелательному и услужливому хозяину. Он искал Отто Рана, и ему нужна была информация о старом немце, а кто в городе владеет информацией о богатых клиентах, как не ресторатор? Тем более, что Крыжановский охарактеризовал Сударшана как своего парня. Но если лебезить и сдувать каждую крошку с любого посетителя значит быть своим, то он, Лавров, не туда попал. Сейчас вот только допьёт виски и пойдёт подобру-поздорову.

Но пока его раздражение лишь нарастало. У него, у сильного мужчины, «видавшего виды» и «понюхавшего пороху», как старая рана застряла в голове сцена смерти Прии: предсмертное ржание коня, обрыв и две человеческие фигуры, катящиеся на дно глубокого ущелья. Впервые в своей жизни Лавров потерял контроль над эмоциями. Он понимал, что это глупо, безрассудно, что уже ничего нельзя поделать и что сейчас он совершенно не думает о цели своего путешествия… Но все его мысли были об одном: он хотел отомстить старому нацисту. «Мразь. Мой дед вас не добил. Так я тебя достану», – думал Виктор, наливая себе очередную порцию виски и закусывая вонючим сыром.

Тем временем Сударшан, потратив на Виктора полагающееся этикетом количество времени и внимания, наконец-то ушёл к другим посетителям ресторанчика. Но ненадолго. Минут через пятнадцать неварец вернулся, сложил руки лотосом на груди, поклонился и сказал:

– Мистер Лавров, там, в глубине зала, есть человек, он старый-старый и хочет поговорить с тобой. Пожалуйста, не откажи в этой просьбе, он меня послал за тобой.

Виктор молча встал, тут же почувствовав, как его «накрывает» опьянение, забрал свою бутылку виски и направился в глубь лачуги, гордо именовавшейся «Ресторан amp;кафе».

Европейские, китайские, японские туристы в альпинистских куртках; индийские, бутанские, непальские паломники в халатах; местная знать в шерстяных армяках – Виктор шарил по ним глазами в поисках того, кого только что хотел уничтожить. Он, конечно, догадывался, кто его ищет. Наконец взгляд его остановился на Отто Ране в бутанском халате. Тот курил кальян и спокойно посматривал на Виктора. Так безучастно смотрят на рыб за стеклом аквариума.

Лавров, который ещё пятнадцать минут назад готов был оставить от старика мокрое место, неожиданно повёл себя очень спокойно.

– Герр Ран? Вас ещё не накрыла израильская разведка? – сказал он вместо приветствия, подойдя к столику и усаживаясь напротив фашиста.

– Почему именно израильская? – удивился старик.

– А они очень любят вашего брата… казнить, – спокойно ответил Виктор, глядя своему врагу прямо в глаза.

– Не дождётесь, мистер Лавров. Я не умру до тех пор, пока сам этого не захочу, – сказал Отто, затягиваясь из кальяна.

– Ну, это как сказать. Если бы я этого захотел, то вот этой бутылкой разбил бы вам голову и её горлышком перерезал бы сонную артерию. – Виктор налил виски в стакан, услужливо подставленный ему Сударшаном.

– А что же помешало? – не теряя самообладания, спросил старик.

– А толку? – вдруг сказал Лавров, – Ну, убью я вас. А дальше что? Опустошённость?

Виктор сделал большой глоток виски, занюхав какой-то зеленью со стола.

– А вы – философ, – засмеялся Ран, – я думал, вы попроще, а с вами, оказывается, можно иметь дело.

Отто говорил на хорошем русском языке практически без акцента.

– Какие у вас со мной могут быть дела, мой молодой друг? – последнюю фразу Виктор произнёс на немецком языке с гитлеровской интонацией.

Виктор весь дрожал. Он чувствовал, что ещё минута, и он сорвётся и старый нацист, проживший такую долгую и яркую жизнь, окончит её в этой забегаловке, подавившись дымом от своего кальяна. Правая рука Лаврова нащупала под столом небольшой кривой гуркский нож, спрятанный в берце, который Виктор взял с собой сегодня вместо тесака.

– Ладно, – отрезал Отто, – не будем упражняться в сарказме. У меня к вам дельное предложение.

«О каких предложениях ты ведёшь речь… – едва не сорвавшись, думал журналист, – …после того, как убил Прию?!»

– Вы отдаёте мне дневник Азира Кансакара, и я выплачиваю вам… миллиард долларов.

В ответ немец услышал громкий, близкий к истерическому хохот украинца.

– Миллиард долларов? Дедушка украл золото Третьего рейха? – Виктор был готов нанести удар, почувствовав, что в разных точках кафе одновременно встают со своих мест несколько человек.

Он знал, что успеет убить старика раньше, чем до него доберётся кто-то из его охраны. Но Отто совершенно спокойно кивнул кому-то из бутанцев, и все снова расселись по своим местам.

– Я надеялся, что мы с вами сможем договориться. Вы ведь не коммунист? Не полны глупого оптимизма и нездорового желания работать? Миллиард долларов – это не шутки…

Лавров почему-то опять успокоился, продолжая слушать эту околесицу.

– Мы с тобой так похожи, Виктор, – вдруг перешёл на «ты» Отто, – неизведанные тайны – вот наша религия. Вот, во что мы оба верим. Наши методы не очень различаются. Я – это ты, только в старости. Лишь несколько десятков лет отделяют тебя от меня. Если ты сумеешь прожить эти несколько десятков лет, ты станешь точно таким же, как я.

– Пару раз вы уже попытались не дать этому случиться, – процедил Лавров сквозь зубы.

Отто Ран улыбнулся и покивал головой, совсем как это делают восточные старцы, когда непонятно, чему они улыбаются: твоей глупости или твоему озарению.

– Но я ведь говорю правду. Ты сам знаешь. Послушай, я собираюсь добраться до последней обители Адольфа Гитлера, который в состоянии сомати находится в глубинах потухшего вулкана Мелимою в Патагонии. У меня есть Чаша Грааля.

Виктор молчал, делая вид, что удивлён.

– Ты, наверное, знаешь, – продолжил Отто, – что это та самая Изумрудная Чаша Патриарха из Пещеры Ринпоче.

– Останки Гитлера, насколько мне известно, хранятся в России… – иронично улыбаясь, возразил Виктор, но старик как будто не слышал его.

– Адольф Гитлер обретёт могущество патриарха и Великого Учителя! Империя возродится, и мы…

Старик вытянулся в струну. Его глаза метали молнии. Такое впечатление, что на нём, как встарь, была форма оберштурмбанфюрера СС.

– …Герр Ран, – перебил этот приступ нацистской эйфории Виктор, – шведский король Карл XII контролировал всю Европу, но у нас, под Полтавой, нашёл свою кончину. Французский император Наполеон Бонапарт захватил практически весь цивилизованный мир, но уже в 1812 году наши казаки гарцевали на улицах Парижа. Адольф Гитлер обрушился на нас всеми силами объединённой Европы и, исходя из гипотезы пронацистских учёных, через четыре года дал дёру в Аргентину, когда наши войска вошли в Берлин. Неужели вы думаете, что Четвёртый рейх не постигнет та же участь?

– Тише-тише, Виктор, не надо столько патетики в одном месте и в одно время. Я всего лишь предлагаю тебе деньги… много денег, которые ты получишь, как только фюрер придёт к власти.

«Старый идиот! – думал Виктор. – Да я тебя сейчас прикончу, и никто никуда уже не придёт».

– А если нет, – вдруг поменял тон разговора Ранн, – то ты и твоя сука будете плакать, моля оставить вам жизнь. Но мы всё равно добьёмся своего. Отдай дневник, щенок!

Виктор устало улыбнулся.

– Где он? У твоей шлюхи? Где ты её прячешь?! Мы её найдем! Я тебе обещаю!

Виктора словно ударило током. Он понял, что к смерти Прии Отто Ран и его банда не имеют никакого отношения. В любом случае нужно выбираться отсюда. Виктор посмотрел вокруг, но понял, что уже поздно. Его обступили бутанцы. Бежать было бесполезно.

Лаврова вели под руки из ресторана. Испуганным взглядом его провожал Сударшан. Посетители заведения были заняты своими делами.

– Сударшан, две порции мо-мо!

И неварец уже бегал между столами, забыв о Лаврове.

Виктор не думал о том, что его куда-то ведут. Он размышлял. Если Отто Ран не имеет отношения к смерти Прии, тогда кто? Американцы?… Слишком грязно. Но с другой стороны, ЦРУшники пойдут на всё ради достижения поставленной цели. Возможно, они наняли местных бандитов, чтобы похитить непалку и потом шантажировать Виктора ею, но случилась беда…

«Но зачем Америке вход в Шамбалу? А ты не догадываешься, идиот? – мысленно беседовал журналист сам с собою. – Если этот гитлерюгенд, выживший из ума, грезит о встрече с Гитлером, то Америка, мечтающая о мировом экономическом господстве, думает о ресурсах и энергоносителях. И они их получат… если, конечно, я не съем дневник Кансакара. Хорошо, что я додумался не брать его с собой».

Виктора привели в какое-то тёмное помещение в доме на другом конце Ло Мантанга. Журналиста обыскали и бросили в один из углов сарая. На окнах были кованые решетки. «Ишь ты, подготовились. У дедушки Мюллера был опыт общения с людьми?» – возвращался из своей скорби Виктор. Он не стал форсировать события, да и глупо было выдираться из рук людей, вооружённых до зубов. Отто Ран лично надел на Виктора наручники, застегнув их у него за спиной.

– Значит так! Сейчас мы найдём Прию Кансакар, приведём её сюда и будем пытать у тебя на глазах, – объявил Отто, – так что у тебя ещё есть время подумать.

Старый немец со своей стражей вышел, плотно закрыв за собой дверь. Сквозь тонкую щель в окне через решётку пробивался солнечный лучик, играя частичками пыли…

…Митчелл вошел в просторную шатровую палатку с подносом. На нём стояли парящиеся вареники мо-мо. Следом за ним вошёл человек в бутанском халате с подносом фруктов. Поставив обед на стол, Милчелл жестом велел освободить привязанную к центральному столбу женщину в рваной одежде ло-па. Бутанец поклонился и взмахом ножа рассёк верёвку. Тряпку в виде кляпа изо рта женщина вытащила уже сама. Она тут же бросилась ползти на четвереньках к выходу, но голос американца остановил её.

– Если хотите убежать, мисс, то учтите, что придётся неделю идти по горам. Так что сначала прошу вас отобедать.

Женщина затравленно оглянулась и, всё ещё стоя на коленях, выпрямила спину.

– Кушайте! Кушайте! – иезуитски произнёс ЦРУшник. – Это вкуу-усно. Почти так же, как в вашем ресторане.

Прия Кансакар подползла к столику с едой и набросилась на угощенье. Женщина три дня ничего не ела. Её волосы были спутаны в сальный колтун, на скулах виднелись ссадины, внутренние поверхности бёдер были покрыты коркой засохшей крови. В ту самую минуту в палатку зашел Стив Милутинович.

– Добрый вечер, миссис Кансакар, или мисс… Приятного аппетита, – поздоровался миллионер фирменной американской улыбкой в тридцать два зуба.

Прия тут же прекратила есть, а Митчелл поставил Стиву пластиковое кресло и вышел из шатра вместе с бутанцем.

– Я бы на вашем месте ел небольшими порциями, а то заворот кишок вам будет обеспечен… Ешьте, ешьте, – добавил Стив после небольшой паузы, – а я у вас кое-что спрошу.

Прия опять накинулась на вареники.

– Мне стыдно видеть, как они с вами обращались, – извинительным тоном произнёс Милутинович, – просто звери.

– Да. Зато вы – просто ангел. Не вы ли придумали весь этот спектакль с моим похищением…?

– …и гибелью, – добавил Стив, – Виктор уверен, что вы погибли. И очень страдает… Очень.

– Вы негодяй! Жестокий и циничный! – женщина говорила с набитым ртом, хватая мо-мо прямо руками.

– А вот вы честная, принципиальная и, что самое главное, бескорыстная женщина! Хотели всучить мне бесполезные карты вашего дедушки и получить за это семьсот пятьдесят тысяч долларов. И вам, надо сказать, это почти удалось. Я остановил менеджера за минуту до банковской операции, узнав, что вы – аферистка.

– Я ничего не знала! Мне дедушка ничего не рассказывал…

– А сейчас знаете? – поймал Прию на слове Стив.

– Тоже не знаю… ничего, – опустив глаза, буркнула Прия.

– Вы прекрасно знаете, что есть ещё один документ, который расшифровывает карты вашего деда. Поэтому вы здесь, а не на дне пропасти, как ваш бывший проводник Ашиш…

– Вы его убили? – испугалась Прия.

– Что вы. Вы же сами убили его! Ледорубом в глаз… Это было нечто… А сорвался он в пропасть в вашей одежде, чтобы Виктор Лавров поверил в вашу гибель. Для него вы мертвы.

От волнения Прия перестала есть. Она грустно взглянула на браслет, который чудом уцелел на её руке, и из глаз её покатились слезы.

– Лучше бы я умерла.

– Дорогая моя, – провозгласил Стив, широко улыбаясь, – я хочу, чтобы вы прожили до глубокой старости! Поэтому вы должны рассказать мне всё, что знаете. И вам больше никто не причинит вреда.

– Я не верю вам.

– А у вас нет выбора.

– Виктор убьёт вас, – Прия зло посмотрела на Милутиновича.

– О нет, мэм. Не питайте себя иллюзиями.

– Для чего вы это сделали?

– Что?

– Сымитировали мою смерть?

– Так надо… И вообще, вы задаёте слишком много вопросов. Я, в крайнем случае, обменяю вас на дневник вашего деда. Если, конечно, Лаврова не убьет Отто Ран…

– А вы и о нём знаете?

– Я знаю всё, бейби, – усмехнулся Стив.

Прия, опустив голову, смотрела куда-то вниз.

– Так что расскажите мне всё, что знаете. Пока не поздно, – настаивал Милутинович, – возможно, это спасёт и вас, и вашего друга.

– Хорошо, – решительно сказала Прия, – но с условием, что вы поможете мне уберечь Виктора от этого жуткого немца.

– Ноу проблем, мэм. Я – человек слова.

– Документ, который вам нужен, – полевой дневник моего деда Азира Кансакара. Это небольшая общая тетрадь в коричневом переплёте.

– Где она? – сосредоточился Стив.

– Она находится у Виктора. Там расшифровка названий на русском языке и путеводитель по карте Королевства Ло с полными указаниями.

– Отлично, мэм. Дальше, – скомандовал Милутинович.

– Для обряда в Пещере Великих Учителей нужны артефакты. Двенадцать статуэток индуистской богини Кали и Изумрудная Чаша Патриарха. Про статуэтки я не знаю, а Чаша находится у Отто Рана.

Стив побледнел.

– Вы точно это знаете?

– Так предполагал Лавров. Он видел старика у Пещеры Ринпоче, и Ран чуть не убил его там.

«Вот тебе и старикашка! – думал Милутинович, продолжая внимательно слушать Прию. – С Лавровым дело уладим – не проблема. По старой дружбе дорожку к Пещере покажет, а вот с немцем… Нужно договариваться. Слишком весомая фигура, как я понял…»

Милутинович резко встал с кресла.

– Что ж, мэм, спасибо за информацию.

– А дальше? – удивилась Прия.

– Что дальше? – в тон ей спросил Стив.

– Вы что, меня не отпустите? – наивно осведомилась непалка.

– А разве был уговор?

– Но вы же обещали! – закричала Прия.

На этот крик в палатку вошел Митчелл.

– Я обещал вам уберечь Лаврова от старика немца. На вас это не распространяется, – обыденно сказал Стив. – Я могу вас даже обменять.

– Проклятый американец! – взвыла Прия и бросилась к Стиву. Дорогу ей преградили двое мужчин, мигом заскочившие в шатер. Стив спокойно посмотрел на ЦРУшника.

– Митчелл, едем искать этого… Отто Рана. А вы, – обратился Стив к агентам, стилизованным под бутанцев, – не спускайте с женщины глаз. Она мне ещё нужна.

Стив вышел из палатки, слыша вслед истерику и проклятья Прии. Митчелл, сопровождавший его, смеялся.

– Вот поэтому я никогда не женюсь, мистер Милутинович.

К вечеру стало холодать. Вообще, Ло Мантанг не отличался тёплым климатом. Безлесье и отсутствие природных источников воды лишали его той необходимой для высокогорного городка влажности, которая создавал свой микроклимат. Если в Катманду ночью было +25 по Цельсию, в Ло Мантанге в то же время могло быть и +3, хотя разница в высоте над уровнем моря была небольшая.

С приходом ночи Виктор почувствовал, что здесь не топят. Да и наивно было бы ждать, что Отто Ран приведет журналиста в апартаменты с джакузи и водяным матрасом в спальне. У Лаврова было много поводов для раздумий. Отто Ран не убивал Прию. Сейчас он со своими аборигенами ищет её по всему городу и его окрестностям. В любом случае в этой погоне за Шамбалой столкнулись интересы сразу нескольких организаций – американская разведка, нацистский пенсионер и он. «Интересно, какого сандаля наши не послали сюда экспедицию из спецагентов? Отправили одного журналиста. А я и уши развесил. Родина в опасности. Враг у ворот. Все на борьбу с Деникиным. Тьфу ты. „Совок“ он и есть „совок“ – дубиной не выбьешь».

Виктор прислушался. Шаги охранника за дверью затихли. Он услышал голоса. Бутанцы говорили что-то на своём языке. К сожалению, Виктор не владел всеми языками мира. Вскоре разговор за дверью тоже стих, и украинец начал думать, как выбираться из этого неприятного места. Первым делом нужно было освободить руки, но они были застёгнуты наручниками сзади. Конечно, самый верный способ в подобных случаях – продеть ноги через руки, заведенные в кольцо вокруг себя. Тем более, что Виктор по природе не был слишком длинноногим и его соотношение ног и туловища было пропорциональным. Но проблема была в том, что бутанцы, уходя, связали ему и ноги и такой вариант освобождения ему не подходил. Виктор вдруг вспомнил шоу силачей, которое когда-то, в конце восьмидесятых, проходило в Киеве. Крепкие парни надували резиновые грелки и те лопались прямо в руках; поднимали запредельные килограммы, но самое главное… один из этих «буйволов» рвал наручники. «Конечно, наручники тому силачу могли и подпилить, но… чем чёрт не шутит, – думал журналист. – Эх, Лавров. От дурной головы ногам больно. Послал бы этих СБУшников, лежал бы сейчас здесь противный Цимош, который до сих пор не прислал подмогу…» Виктор настраивал себя на нестандартное решение. Он напрягся всем телом, его стальные мышцы округлились. От напряжения ноги свело судорогой, но это было неважно. Запястья, словно зажатые в тиски, болели, но эта боль была терпимой. Виктор стал напрягать все мышцы по очереди и передавать энергетический импульс в предплечья. Расслабился – напрягся, расслабился – напрягся. Наконец журналист почувствовал прилив сил как физических, так и моральных. Он в очередной раз напрягся, с силой развел руки в стороны и порвал наручники. «Есс-с-сть!» – мелькнуло где-то в голове. «Оказывается, это правда, что можно порвать наручники… Только сделает это не каждый. Во как, Лавров. И не похвастаешься никому. Как-то стыдно хвастаться. Приехать в Киев, зайти на канал и заорать: „Мужики, я порвал наручники!“ Радуцкий будет счастлив…» Но сейчас было не до шуток. Нужно было действовать. Первым делом развязать ноги, затем изучить тёмное помещение на ощупь.

Виктор знал, из чего в непальских городках строили домики – из глины и камня. Развалить даже такой дом вручную можно разве что кувалдой. Можно было, разбежавшись, выбить дверь вместе с коробкой. Причём сделать это как раз в тот момент, когда охранник будет проходить мимо неё. Виктор простучал все стены. Нет, к сожалению, этот домик был слишком крепок. И о дверь можно было разбиться, но так и не выбить её наружу. «Знал куда ведёт, фриц…» Решётки на окнах тоже были закреплены настолько крепко, что нельзя было и думать о том, чтобы вырвать их голыми руками. «Хороший у кого-то склад, однако».

В дверном замке послышалось шебуршание ключа. Виктор резко упал на то место, где лежал до этого, и застыл в позе, в которой его оставили. В кромешную тьму комнаты вошёл охранник с лампой, коптящей вонючим ячьим жиром. Лавров ждал, когда его сторож подойдёт поближе. Если сейчас Виктор ухватит его ногами и ударит об пол, бутанец вскрикнет и разобьёт лампу, услышат его товарищи на улице, если они есть, и тогда все будет кончено. Его просто пристрелят из винтовки, как бездомного пса, и скормят орлам. Перспектива не радужная, но нужно было рисковать. «Всё равно когда-нибудь пристрелят, почему бы не рискнуть?» – думал украинец. Но что-то всё же останавливало его.

Бутанец подошёл совсем близко и взял Виктора за плечо.

– Мистер Виктор, вы живы? – шёпотом спросил он.

Виктор пошевелился и развернулся к охраннику. Перед ним стоял парень лет тридцати в бутанском халате. Лицо его выражало испуг.

– Я пришёл вас освободить.

– Как? – журналист не мог поверить в реальность происходящего.

– Только тихо, а то нас могут услышать. Мой дядя, Сударшан, сказал, что вы – хороший человек. А я и без него знаю. Плохой человек не может носить нож гурков. Вот…

Молодой бутанец вынул из кармана нож гурков, который отобрали у Виктора во время обыска.

Гурки – замечательные благородные воины. Из поколения в поколение эти бесстрашные люди передавали друг другу свои воинские умения, гордость рода и честь воина. Из них уже не одно десятилетие набиралось целое подразделение британского спецназа. Кривые гуркские ножи стали визитной карточкой племени с тибетских нагорий. Виктор получил этот нож в подарок от одного британского спецназовца, когда готовил материал о военных учениях в одной из западных стран – это была высшая степень уважения. И теперь этот гуркский нож спасал ему жизнь.

– Это ваш! Мой дед и мой отец – гурки, – с гордостью сказал человек, одетый в бутанский халат, – сейчас я вас освобожу и отдам его.

Виктор спокойно сел перед охранником с развязанными ногами и порванными наручниками. Сын гурка оторопел, но затем улыбнулся.

– Чему я удивляюсь? Ведь вы – настоящий воин. Только настоящий воин может носить этот нож. Возьмите, – и парень протянул Виктору его спасительный талисман.

Виктору не удалось долго радоваться своему неожиданному спасению. Выходя из «тюрьмы» бок о бок с бутанцем, он наткнулся на Дирка Ягера. Взгляд глаза в глаза… Лавров славился своим взглядом. Его не могли выдержать моджахеды в Афганистане, арабы в Ираке, когда съёмочная группа была взята в плен, и даже Стив Милутинович, убегая от возмездия в аэропорту Папуа-Новой Гвинеи, отвёл глаза в сторону. Но в этот раз журналист почувствовал: «Кажется, попал». Ягер без эмоций молниеносно выхватил свой тесак и по самую рукоятку всадил его в грудь стоящего рядом с Виктором бутанца. Тот рухнул как подкошенный.

…И начался поединок. Жестокий, без жалости и компромиссов. Виктор был старше немца лет на пятнадцать, и он понимал, что соревноваться в скорости ударов и реакции с действующим офицером спецназа, да ещё в своей весовой категории – бесполезно. У Дирка – практика, у Виктора – опыт. Видя руку Ягера на замахе, Лавров моментально сблизился с ним вплотную и ухватил его одной рукой за могучий торс, другой болевым захватом за ключицу, но немец, выскользнув, отскочил на два шага назад. Он сразу понял, с кем имеет дело, и эта схватка была для него не просто соревнованием, а испытанием на прочность. Он держал экзамен перед соперником, хоть и не молодым, но опытным и очень сильным. Виктор знал, что в таком поединке нужно лишить соперника пространства и максимально сближаться с ним, но как это сделать на улице? Рискуя быть снова закрытым, он заскочил в свою «темницу». Там не было света, и это уравнивало шансы бойцов. Но Дирк не стал закрывать пленника, он по-настоящему завёлся. Ягер спокойно зажёг лампу и вошёл внутрь.

Немец бил сильно и размашисто, и Лавров чувствовал, что если ему и удастся выжить, лечиться потом придётся долго и основательно. Но и сам журналист не уступал в силе ударов молодому спецназовцу. Вот уже и у Ягера гематома на лбу и разбита переносица. В момент, когда немец среагировал на обманное движение опытного старого разведчика, он попал в жестокий «замок» и его правая рука хрустнула в локтевом суставе. Дирк вырвался из захвата, и Лавров понял, что силы покидают его. Всему виной возраст. Немец всё бил и бил, мощность ударов оставалась прежней, а Виктор понимал, что его удары уже не достигают цели. Журналист уже сидел на полу с разбитой головой и, ставя блоки наугад, отбивал покалеченными руками сумасшедшие атаки немца ногами. Наконец Виктор просто упал на пол и понял, что больше не может сражаться… Ягер торжествовал. Он победил проклятого русского. Ещё один удар и всё. Виктор, как в замедленной съёмке, увидел ногу немецкого спецназовца, который замахнулся, чтобы завершить своё кровавое дело…

…Нога, бывшая на замахе, опустилась, так и не нанеся удар, и Дирк замер. Из его груди показалось остриё копья. Удивлённый Ягер, не понимая, что случилось, посмотрел на лежащего Виктора, и с краешка его губы, а потом и из всего рта полилась кровь. Аорта была разорвана, и немец, умирая и теряя равновесие, отшатнулся назад…

Позади, держа копьё и уперев его в пол, с одной рукой на перевязи стоял… проводник Цамба.

 

Глава 12

Пещера Великих Учителей

Сегодня заведение «Ресторан amp;кафе» работало допоздна, и Сударшан сбивался с ног, бегая между столами. Выручка этого дня превышала недельную норму. Потный неварец только и успевал, что кричать команды на кухню и в бар и бегать в кассу, скидывая очередную порцию денег. Довольный Отто гулял по полной и поил свою стражу.

– Этот русский у нас. Завтра я найду его бабу, и всё будет так, как предсказывал доктор Геббельс: «Империя возродится из пепла…»

Старый немец сидел за столом, закинув руку на плечо кому-то из своих бутанцев. Он расслабился и говорил на родном немецком.

– Что, узкоглазый, не понимаешь? Ну, ничего, скоро начнёшь понимать, когда весь мир заговорит на языке арийцев. А здесь я открою свою колонию. Будете мне добывать полезные золотые ископаемые… хе-хе…

Глупый разговор Отто прервал неожиданный шум у входа в заведение, и через несколько секунд в лачугу-ресторан ввалились Стив Милутинович, Митчелл и ещё не менее десятка людей, одетых, как местные жители. Они были во всеоружии.

– Всем оставаться на местах! – крикнул Митчелл и передёрнул затвор своего «Узи». – Кто из вас Отто Ран?

Шумный ресторан затих, и только музыка из магнитофона продолжала играть. Митчелл с помощью короткой очереди «приказал» магнитофону заткнуться. При этом Сударшан спрятался за прилавок и сжался в комок. В зале стояла мёртвая тишина.

– Я ещё раз спрашиваю: кто здесь Отто Ран?! – ещё громче заорал Митчелл.

Спокойный старик Отто, закусив порцию текилы лимоном с солью, не торопясь выдохнул на английском:

– Для тебя я – мистер Отто Ран, американское говно.

С этими словами старый нацист эффектно прищёлкнул пальцами. Практически все посетители ресторанчика, а их было не менее сорока, вынули из-под столов короткие винтовки и щёлкнули затворами. Обстановка накалилась, но воевать с армией, которая брала количеством, как минимум, в три раза, в планы американцев не входило.

– О! Что я вижу? Среди ваших фальшивых мексиканских бутанцев и латиноамериканских неварцев есть и природные немцы? – издевался старик.

Он увидел среди десятка ЦРУшников того самого маленького немца, который совсем недавно встретился на пути Лаврова в деревушке Жами.

– Это не тот ли агент, который внушил Виктору Лаврову, что Прию Кансакар похитил я?

Спина Митчелла похолодела. Старый нацист знал всё, будто у него было по агенту в каждой стране мира. Митчелл специально вызывал Макса Штруде из Штатов, потому что его здесь никто не знал. Но от Рана не ускользнуло и это.

– Хорошая идея, достойная настоящих спецслужб, – подставить конкурента, – похвалил Отто, – ваша, Митчелл?

Митчелл и Милутинович посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, расхохотались.

– Что же вы, мистер Ран, законов не соблюдаете? С оружием в столице, куда паломники приходят молиться? – дружелюбно спросил миллионер.

– А лично я предпочитаю ходить без оружия, – демонстративно разведя в стороны ладони, ответил старик, – что вам угодно… Стив Милутинович?

Милутинович от неожиданности открыл рот.

– Да-да, юноша. Я прекрасно знаю ваше имя, – продолжал нацист. – И помню, как ваш уважаемый дедушка, Слован Милутинович, помогал Третьему рейху средствами, когда фюрер кинул столько сил на борьбу с сербскими партизанами. Он даже заключил договор с рейхсфюрером Германии. Присаживайтесь, господин магнат.

Отто указал Стиву на стул, стоящий рядом с ним.

– Сударшан! – крикнул Отто. – Восемнадцатилетний «чивас» моему гостю.

Стив онемел от такого спокойствия и рассудительности этого «реликтового» фашиста.

– Я знаю, Стиви, что ты любишь сок, особенно манговый, и пьёшь его каждое утро. Но сейчас вечер, и для меня можно сделать исключение, правда же? Я всё-таки старше твоего покойного дедушки лет на двадцать. Прояви уважение.

– Я наслышан о вашей конспиративности, – растерянно откашлявшись, промолвил Стив.

Американец посмотрел на Митчелла, который вместе с агентами продолжал держать оружие наготове, но был просто раздавлен хладнокровием Отто Рана. Милутинович лёгким движением головы из стороны в сторону показал Митчеллу: «Не надо».

ЦРУшник опустил свой «Узи» и повернулся к подчинённым.

– Все на выход.

С уходом американцев бутанцы, сидящие в ресторане, опять спрятали оружие под столы.

Стив был американцем хорватского происхождения и отлично знал свою родословную, как и подобало человеку его круга. Но, как любой американец, не относился к своим предкам с особым пиететом. В этой жизни его интересовали только деньги. Его крайне удивило общение с человеком, который был старше его деда, умершего ещё до рождения самого Стива. Да и судя по осведомлённости старика и его умении расставлять нужные акценты, миллионер понял, что Отто Ран опасней любого другого конкурента. А когда конкурента нельзя убрать, с ним нужно договариваться.

В бутылке «чиваса» уже проглядывалось дно, а Отто со Стивом так и не начали серьёзного разговора. Стив собирался было перейти к делу, но немец снова его опередил.

– У меня есть то, что тебе нужно… – старик многозначительно посмотрел в глаза Стиву, – но оно нужно и мне. Как быть?

– Изумрудная Чаша Патриарха? – улыбнулся Стив. – В таком случае, мистер Ран, и у меня есть то, что нужно вам, – двенадцать статуэток Кали. Но они нужны мне самому. Как быть?

– Все эти безделушки мертвы, если не знать самого обряда, – веско заметил Отто.

– Есть дневник Азира Кансакара. Он был написан проводником…

– …Знаю, я его допрашивал, – перебил старик.

Стив понимал, что козырей в игре с Отто у него нет, и начал юлить.

– Вы же понимаете, что сейчас объединяется весь мир…

– …Ты куда клонишь, мальчик? – грозно воскликнул старик.

– Никуда, – извивался Милутинович, – к чему мне эти игры… У нас с вами общий враг.

– Какой же? – надменно поинтересовался Ран.

– Виктор Лавров! – выпалил Стив.

– О-о-о-о, – засмеялся немец.

– Этот человек не так прост, как вы думаете! Он стоит целой армии наёмников. Я знаю, что говорю… – утверждал миллионер.

– Этот русский… – начал Отто.

– Он не русский. Он – украинец, а это ещё хуже! – не унимался Стив.

– …Этот человек сейчас у меня, – осадил американца Ран. – Я его взял, как токующего глухаря. Голыми руками… И он заговорит… при одном условии, о котором я вам, извините, не скажу.

– Я не верю вам! – разозлился американец. – Вы блефуете!

– Ваше право… – улыбнулся немец и невозмутимо достал английскую сигару.

– Покажите мне его! – нетерпеливо вскрикнул Милутинович. Спокойствие старика приводило его в бешенство.

– Это зачем?

– А хотя бы затем, что половина артефактов для обряда у меня! Мы с вами в одной упряжке, герр Ран. Без меня вам в этом деле не обойтись.

Старик глубоко затянулся сигарой, потом выпустил кольцо дыма. Пауза затянулась. Отто провожал взглядом выпущенное кольцо, медленно поднимающееся к потолку забегаловки.

– Знаете, мистер Милутинович, пока вам нечем меня заинтересовать.

Стив чувствовал, как этот старый эсэсовец просто размазывает его по стенке, как последнего мальчишку. И он пошёл ва-банк.

– Прия Кансакар у меня, – отчеканил он.

Старик замер, глядя в одну точку.

– Эта сучка у вас? – спросил Отто дрогнувшим голосом.

– Да.

– Ну что же, мистер Милутинович. Я думаю, мы с вами сможем договориться.

Над Ло Мантангом стоял глубокая ночь, когда Отто и Стив в сопровождении полусотни человек направлялись к «темнице», где сидел Лавров. Уже на подходе к дому кто-то из свиты споткнулся о тело молодого гурка, распластавшегося на земле с громадным тесаком в груди и застывшими стеклянными глазами. Увидев труп, Отто ускорил шаг и первым вошёл в здание. В открытом нараспашку помещении было темно. Немец подал знак кому-то из своих бутанцев, и тот включил фонарь и осветил путь. Отто и Стив зашли внутрь. Свет фонаря осветил страшную картину: посреди комнаты стоял, неестественно завалившись назад, Дирк Ягер. Он был мёртв. Копьё, пробившее спецназовца насквозь, уже потемнело от стекающей по нему крови. Оно упиралось в деревянный пол и таким образом не давало трупу молодого немца упасть. Отто спокойно посмотрел на мёртвого Ягера.

– Ты был хорошим солдатом, юнге…

– Вот видите! – торжествующе воскликнул Стив. – Я же говорил, что этот Лавров стоит целой армии!..

Виктор и Лопен шли по старому и уже знакомому украинцу коридору-тоннелю. Журналист и монах, идя рука об руку, направлялись в сторону молитвенного алтаря – туда, где под куполом из неизвестной разновидности хрусталя горел огонь.

– Что это? – как много дней назад спросил Виктор, заведомо зная ответ.

– Это священный огонь, вечный огонь – огонь Праведника Исы, – торжественно повторил Вангчук. – …Много поколений назад его принёс с Запада мой предок. Но сегодня он маленький и синий, как никогда раньше. Он погибает.

Виктор стоял и молча наблюдал за постаревшим монахом. Нет, он уже не выглядел в свои сто лет на пятьдесят. В его походке теперь чувствовалась нечеловеческая усталость, чёрная бородка поседела, а мешки под глазами говорили о многих бессонных ночах, проведенных в молитвах Будде, в созерцании незримого.

– Будда гневается, – продолжал монах. – Святынями завладели те, кто не использует их во благо. Они могут добраться до Пещеры Воплощения.

– Пещера Воплощения… Это Пещера Великих Учителей? – спросил украинец.

– Пещера Воплощения, Пещера Великих Учителей, Пещера Атлантов, Око Исхода Шамбалы – называй её, как хочешь, но это место едино. Враги не должны попасть туда, иначе…

Старец посмотрел на Виктора, будто хотел своим взглядом достать до самого его сердца.

– Что ты сделал для того, чтобы победить?

– Я не знаю, как с ними бороться, мудрейший. Я – один, – тихо ответил Виктор. В храме «Гнездо белой летающей тигрицы» он чувствовал себя маленьким и слабым.

– С тобой рядом была женщина, которую ты любишь, – не то спросил, не то констатировал Вангчук, обходя алтарь.

– Увы, она уже ничем не сможет мне помочь… – обречённо вздохнул Виктор.

– Я знаю только одно: её нет среди нас, – спокойно изрёк мудрейший.

Виктор склонил голову. На него снизошло успокоение, в душе его не было скорби. Но было понимание вечных истин: «Человек всегда уходит. Он не может не уходить…» Виктор был удивлён. Кто это ему подсказал? Он никогда так не думал… Вангчук как будто услышал его мысли. Он одобрительно кивнул головой.

– Ты сильнее их всех. Ты достиг высшей степени просветления и должен помешать им.

– Но как? – с какой-то безысходностью выдохнул Лавров.

– Ты увидишь всё сам. Возвращайся. Ты нужен там.

Сказав это, Лопен сел в позу лотоса и медленно закрыл глаза. Уходя, Виктор ощутил, как у старика остаётся все меньше связей с этим бренным миром…

…Лавров открыл глаза. Лежа на спине, он увидел мрачные своды неизвестного огромного помещения. Очертания потолка, освещаемые тусклым светом, были бугристыми и просматривались с трудом. «Пещера…» – определил Виктор.

Где-то в недрах его сознания гулким эхом отдавались и слова старца Лопена: «Возвращайся, ты нужен там…»

Виктор вспомнил свои недавние приключения. Плен, молодого бутанца, отдающего ему гуркский нож, смертельный поединок с немцем. Серьёзные травмы молодого спецназовца и самого журналиста. Разбитая переносица и страшный удар по селезёнке, который Лавров не успел заблокировать, уже теряя концентрацию в ходе жестокой борьбы. После таких повреждений может помочь только хирург – и то если «скорая» прибудет вовремя. Остались в памяти и догорающий фитиль в банке с ячьим жиром, импровизированная «темница» на краю Ло Мантанга, нога, занесённая для удара и… провал… Точка… Дальше Виктор ничего не помнил.

Странно, но у него абсолютно ничего не болело. И битва уже была больше похожа на тяжёлый сон. Но что это вокруг? Журналист осторожно окинул взглядом помещение. Лампа с фитилём, воткнутым в баночку с ячьим жиром. Та же лампа… Или другая?

Спиной к нему сидел шерп.

– Цамба? – догадался Виктор.

Проводник оглянулся и приказал:

– Лежи смирно, Вик. Тебе нельзя шевелиться.

В стороне была сложена одежда Лаврова и то, что осталось от наручников.

Виктор приподнял голову и посмотрел на себя. По краям его лежанки из ячьих шкур были вбиты колья, а к ним привязаны верёвки. Руки, ноги и всё тело были плотно прикручены этими верёвками так, что нельзя было согнуть или разогнуть ни один сустав. «Гулливер в стране Лилипутов, – подумал Виктор. – Что за…?» Он попытался высвободиться из этих пут, однако его тело словно зацементировали. Виктор действительно был обмотан тряпками, как мумия. Тряпки были пропитаны каким-то раствором.

– Цамба! Что это, чёрт возьми? Надеюсь, ты меня не собираешься съесть? – злился Виктор.

– Шутишь, значит, выздоравливаешь, – заключил шерп и поднёс Виктору дымящуюся глиняную тарелку, – надо поесть, Вик.

В тарелке находилось нелюбимое Виктором варево, которое с трудом можно было назвать супом. Прямо по поверхности плавали куски ячьего жира. Горячая пища была основательно приправлена пряностями. Цамба зачерпнул ложку этой жижи, подул на неё и протянул Виктору.

– Тебе нужно набираться сил. Давай. Ну же, Вик, – Цамба так умильно уговаривал раненого журналиста поесть, будто перед ним был не взрослый мужчина весьма внушительных габаритов, а капризный ребенок. «Цамба, Цамба, тебе бы медсестрой работать, что ли», – на самом деле Лавров был тронут очередным проявлением заботы своего верного проводника. Всё-таки какие удивительные и честные люди встречались ему в этом, казалось бы, диком, но просветлённом краю…

Сделав над собой усилие и отхлебнув из деревянной ложки, Виктор к своему удивлению не почувствовал привычного омерзения. Наоборот: с каждой последующей порцией ему всё больше хотелось этого шерпского супа. Вскоре глиняная тарелка опустела, и Лавров устало откинул голову на мягкое, пахнущее свежей выделкой ложе из шкур непальского быка.

Виктор ни о чём не расспрашивал Цамбу: у него просто не было сил на разговоры. Но словоохотливый Цамба сам был не прочь поделиться событиями последних дней. Рассказ проводника был долгим и заунывным, но Лавров никуда не спешил и только добродушно улыбался, узнавая эту привычку Цамбы – рассказывать, как ребёнок в детском саду.

Оказалось, что, отлежавшись у своих родственников в Царанге, шерп почему-то решил, что без него украинец никак не справится. Его желание догнать Виктора уже было связано не столько с зовом предков и долгом посетить Шамбалу, сколько с намерением помочь своему европейскому другу. Зная этот участок гор как свои пять пальцев, проводник устремился в путь, несмотря на то, что больная рука всё ещё была на перевязи. Через день шерп был в Жами, где от местных проводников узнал, что совсем недавно здесь был белый великан, который «поставил на дыбы» половину посёлка. Цамба конечно же сразу понял, о ком идёт речь, и поспешил в Ло Мантанг. В столице он искал Виктора почти целый день и только на закате встретил старого знакомого неварца – Сударшана. Ресторатор рассказал, что случилось с Лавровым и как он ловко договорился с племянником жены, который служит у одного влиятельного европейца, чтобы тот освободил пленника. Цамба не успокоился и решил проконтролировать процесс освобождения и успел вовремя. Ещё чуть-чуть, и рыжий верзила убил бы белого великана.

– Так это ты убил его, Цамба? – ошеломлённо спросил Лавров.

– Я не хотел, Вик, – сконфуженно произнёс шерп, – я хотел просто ударить его в плечо, чтобы он упал, но в последний момент поскользнулся и проткнул человека насквозь. Я до сих пор молюсь за него перед Буддой.

Шерп чуть не плакал, а Виктор поражался душевной чистоте этого маленького, простодушного, но отважного человека. Лавров вспомнил мудрость одного старого бушмена, которую услышал в диких саваннах Африки: случается так, что человек, который в жизни и мухи не обидит, может убить слона.

– А сейчас, Вик, молчи. Я должен буду переменить тебе повязки. И, заклинаю тебя всеми духами ло-па, не шевелись, а то будет очень плохо.

Цамба принялся быстро развязывать верёвки, которые делали Лаврова практически неподвижным. В считаные минуты он снял с Виктора все тряпки. Всё тело журналиста зудело. Шерп пододвинул поближе к себе какую-то ёмкость. Там, в растворе, мокла свежая ветошь на смену уже выброшенной.

– Фу, Цамба, что это? – брезгливо поморщился Виктор.

– Молчи, если хочешь быстро выздороветь, – скомандовал проводник.

Его рука уже зажила, и он ловко справлялся с «мумифицированием» украинца. Заканчивая перевязку и опять привязывая Виктора верёвками, Цамба наконец раскрыл секрет.

– Это настойка диких горных трав по рецепту моей бабушки. Она и мёртвого подымет.

– Ну, судя по запаху, не просто мёртвого, а целое кладбище, – произнёс Виктор, едва справляясь с приступами тошноты. – А на чём бабушка настаивает травки? – осведомился Лавров, сипло выдавливая из себя слова и стараясь не дышать.

– На моче яка, – как ни в чём не бывало ответил Цамба.

– Твою дивизию… – выругался на русском языке Виктор.

– Угу… растудыть твою в кочерыжку… – словно отозвался на пароль Цамба.

Безусловно, русские туристы неплохо подковали шерпа на своих уроках языка в Гималаях.

– А что рука, Цамба? Уже не болит? – поинтересовался Виктор.

– Место целебное, Вик. Разве не видишь?

Только тут Виктор заметил, где находится. Это была та самая Пещера Исцеления.

– С ума сойти! – только и сказал журналист.

– Мы здесь уже два дня. Моя рука прошла вчера. А ты очнулся только сегодня… Но ничего. Пещера и бабушкина настойка спасут нашего просветлённого. Ещё пару дней, и будешь на ногах! – лицо Цамбы сияло радостью за спасённую жизнь друга.

– Но… как же ты меня сюда дотащил? – не унимался Виктор.

– Не меня благодари. Это всё Сударшан. Он собрал всех мужчин из своей родни. Тебя несли по очереди, не останавливаясь, и дошли сюда за сутки. А вел их я, через перевал, который знаем только я и мой отец. Потому что если бы старой дорогой, ты бы не выжил…

– Спасибо, дружище, – Виктор был потрясён фантастической историей своего спасения и самоотверженностью людей, которые даже не были с ним знакомы.

– Вик спас Цамбу, Цамба помог Виктору. Всё правильно, – по-деловому ответил проводник, хотя по его глазам было видно, что благодарность Виктора тронула его почти до слёз. Он поспешно закурил трубку, чтобы скрыть волнение. – Вообще без Сударшана ничего бы не было, так что нужно благодарить его. А вот и он!

В Пещеру Исцеления вошел уже знакомый Виктору неварец с плетёной корзиной. Он увидел очнувшегося Виктора и улыбнулся.

– Привет! – сказал он по-русски и практически без акцента.

– Привет… – откликнулся Виктор.

Он уже устал удивляться в этот день. Неварец подошел ближе и сел рядом с лежащим украинцем.

– Виктор-братан, ты прости, что не признался тебе сразу, – продолжил огорошивать Лаврова Сударшан, – я говорю по-русски, только мало кто об этом знает. Моя фамилия Аматя, я в 1990 году окончил Харьковский институт инженеров городского хозяйства.

– Хорошо выглядишь, – не нашёл другого ответа Виктор, – я думал, тебе лет тридцать.

– Сонам – второй муж жены твоего проводника Цамбы и брат моей жены – тоже говорит по-русски, но плохо. А я всё понимаю и говорю хорошо, – хвалился Сударшан.

Виктор не ослышался. Семейный уклад местных жителей таков, что женщина имеет право завести себе столько мужей, сколько пожелает. Многочисленные супруги успешно трудятся по хозяйству: один готовит, второй ремонтирует домашнюю утварь, третий занимается земледелием, четвертый следит за яками и так до бесконечности. При этом все мужья трепетно оберегают одну единственную и любимую. Чем полностью опровергают слова песенки:

Врут поэты. На склонах Аннапурны эта статистика не работает.

– Я принёс тебе поесть, Виктор-братан. То, что любят европейцы, – с этими словами неварский «братан» Виктора Сударшан открыл крышку плетёной корзины и начал вынимать из неё сырокопченую колбасу, консервы, говяжью тушёнку, плавленые сырки…

– Ух ты! Откуда такое богатство? – спросил Виктор.

– Там, где взял, там уже нет! – весело ответил Сударшан по-русски. – Я же ресторатор – у меня друзья везде. А ещё есть вот что!

Сударшан вынул из корзины бутылку «перцовки».

– У-у-у-у-у! – протянул Виктор и заулыбался, – наш пацан, наш.

– Крыжановский меня так тоже называл, – раскрасневшись от удовольствия, сказал неварец.

Ещё два долгих дня Виктор пролежал без движения, и Цамба смиренно выслушивал все упрёки украинского журналиста, иногда подкрепляемые крепким словцом. Невозмутимый шерп повторял эти словечки, будто стараясь запомнить, а затем требовал пояснений, что это значит. Виктор раздражался ещё больше и замолкал. Проводник кормил его с ложечки и продолжал делать компрессы по рецепту своей бабушки. Не оставлял Виктора без внимания и Сударшан. Прежде всего он обрадовал Лаврова тем, что предъявил ему все вещи, которые журналист оставил в Ло Мантанге. Немалых трудов составило найти их, так как Виктор снял жилье где-то на скалах, далеко от глиняного забора. И поскольку украинец всё это время находился без сознания, ресторатору пришлось самому догадываться о месторасположении пожитков журналиста. Пока родня Сударшана несла громадного Лаврова в Пещеру Исцеления, резвый Сударшан успел отыскать «съёмную квартиру» украинца, собрать вещи и догнать «медицинский эскорт» почти у самой Пещеры.

Русскоязычный неварец раскладывал перед Виктором всё, что тот потерял, включая аппаратуру.

– Я с тобой никогда не рассчитаюсь, Сударшан, – скромно говорил лежащий в «тряпичных тисках» путешественник.

Потерять аппаратуру второй раз подряд – это было бы уже слишком. Виктор совсем не думал о том, что чуть не потерял жизнь в третий раз подряд.

– Да какие могут быть счёты, Виктор-братан. Мы же свои люди! – улыбался Сударшан. – Ты мне только фотографии из Киева пришли… Да, кстати, я тут ещё кое-что нашёл. Поначалу хотел выбросить, но потом всё-таки взял с собой. Это твоё?

С этими словами Сударшан вынул из бокового кармана тетрадку в коричневом переплёте – дневник Азира Кансакара. Виктор потерял дар речи. Этот простой неварский парень чуть было не выбросил то, ради чего была затеяна вся эта проклятая поездка. Дневник, записанный со слов Николая Рериха, – рукописный черновик его книги «Сердце Азии» – мог бы быть запросто сожжён в печке какой-нибудь семьи ло-па вместе с сухими ячьими кизяками.

– Если не надо, я могу выбросить… – начал было Сударшан, видя, что журналист молчит. От этих слов Виктор быстро опомнился:

– Сударшан! Я прошу тебя, положи это обратно в сумку или отдай Цамбе. Только не выбрасывай! – Виктор, лежащий связанный по рукам и ногам, устало откинул голову назад.

– Послушай, братан! – обратился журналист к Сударшану, зная, что ему будет приятно услышать от него это словечко.

– Да! – улыбаясь от удовольствия, отозвался ресторатор. Видимо, ему нравилось ощущать себя частью того Харькова конца восьмидесятых, когда он был совсем мальчишкой и его, неграмотного горного жителя, в полном смысле слова учили читать, писать и говорить.

– Мне нужна твоя помощь, – Виктор был предельно серьёзен.

– Сделаю всё, что будет в моих силах!

– Может быть, это и глупый вопрос, но… ты сможешь найти интернет? Слышал о таком?

– Обижаешь, начальник. Конечно, слышал, – ответил неварец и задумался.

– Сможешь? – повторил Виктор с надеждой.

Сударшан долго морщил лоб и наконец выпалил.

– Но на это уйдёт много времени.

– Сколько?

– Ну, часов восемь… Идти далеко. А зачем?

Виктор попросил неварца достать планшет и рассказал, как им пользоваться. Лаврову нужно было срочно отправить сообщение в Киев. Сударшан на удивление легко сообразил, что от него хотят.

– Ты так быстро понял, чего я хочу? – удивился Лавров.

– Оу, Виктор-братан, у меня был один из первых «Синклеров» в Харькове. Помнишь такое?

– Конечно.

Виктор помнил те далёкие времена, когда первые персональные компьютеры умельцы собирали сами, вытравливая текстолит для плат, на которые прикрепляли первые микросхемы. Программы записывали на магнитофонные кассеты «Sony» с прямоугольной «петлей Гистерезиса». Клавиатуру же делали из обычных костяшек для игры в «пятнашки», покупая их в «Детском мире».

– Ты изучал программирование? – с недоверием спросил Лавров.

– А как же! «Алгол», «Фортран», «Бейсик».

– Братан, ну ты даёшь! С ума сойти просто!

Виктор рисковал, но деваться было некуда. Он дал своему неожиданному другу и помощнику задание передать в соцсети сообщение Мольфару (Мирославу Цимошу): «Сигнал 555. Координаты сообщу дополнительно. К. Стогов».

Сударшан не понял ничего из того, что было написано на бумаге, но это было и к лучшему. Главное, чтобы этот клочок не попал в руки человека, знающего язык военных. «555» – условный сигнал общего сбора и готовности номер один. Виктор давал понять разведчикам, что пора действовать. Он, конечно, не забыл о своей миссии и понимал, что рано или поздно его обязательно найдут конкуренты. Он чувствовал, что разгадка где-то рядом. Ему уже не терпелось продолжить поиски Пещеры Великих Учителей.

Наконец на пятый день все «бинты» с Виктора были сняты. Только теперь он ощутил всю силу Пещеры Исцеления. С утра Виктор вышел на воздух и осмотрелся вокруг. Ярко светило солнце, и было довольно тепло, что для высокогорья большая редкость. Чистая небесная лазурь наполняла весь организм неземной силой. Лаврову казалось, что он не просто вылечился, а ещё и научился летать. «Интересно, сколько бы я пролежал в госпитале, чтобы так чувствовать себя? – думал журналист. Он увидел Цамбу, который принёс откуда-то хворост для костра. – Ну, конечно, отдельное спасибо сиделке».

– А где Сударшан? – спросил Виктор проводника.

– Ушёл в Ло Мантанг. Ещё вчера вечером. Он принёс твою коробку (так Цамба называл планшет), когда ты уже спал, сказал, что всё в порядке и ушёл. Дела. У него ведь ресторан. Сударшан и так его оставил на третьего мужа своей жены Сугу. А он, этот Суга, – ненадёжный.

Виктору было немного жаль, что Сударшан ушёл не попрощавшись. Он уже привык к этому энергичному и доброму «братану».

– Жаль, – произнёс Виктор вслух, – я думал, он поможет нам искать Пещеру Атлантов.

– На днях ожидается большой наплыв паломников. Они будут читать молитвы в честь новопреставленного ламы. Но ты его не знаешь – это бутанец Лопен Вангчук.

Виктора как будто ударило током.

– Лопен умер?

– Нет. Он предпочёл уйти в Будущее с мантрами.

Украинец понимал, о чём говорит шерп. Историкам известны случаи, когда просветлённые монахи-буддисты вводили себя в транс, не дожидаясь смерти, и их, по завещанию, зарывали в землю в позе лотоса. Есть поверье, что каждый из ушедших в Будущее может вернуться в этот мир, когда пожелает. «И увидят его братья знамение Будды, и вынут из грешной Земли, и принесут на руках в Храм, и поклонятся ему, исполнив волю Будды…» – вспоминал Лавров древние писания, прочитанные на стенах Храма Белой Горы. Понятно, что для живых людей, воспитанных в духе атеизма и реализма, такое состояние равносильно смерти. Но мир намного сложнее и невероятнее…

– Он ушёл месяц назад, – продолжал рассказывать Цамба, – его, по обычаю, спрятали в скале, чтобы хищные птицы и звери не добрались до нетленного тела. Оно ведь ему ещё пригодится. Правда? Он сказал, что вернётся вместе с гуру Ринпоче и Буддой Майтрейи…

Виктор сквозь слова Цамбы вспоминал свою последнюю встречу с Лопеном, казавшуюся ему сном, Пещеру Посвящения в монастыре «Гнездо белой летающей тигрицы», священный огонь, постаревшего монаха и его речь…

«…Пещера Воплощения, Пещера Великих Учителей, Пещера Атлантов, Око Исхода Шамбалы – называй её, как хочешь, но это место едино. Враги не должны попасть туда…»

«Так вот почему я встретился с ним!» – осенило догадкой Виктора.

Око Исхода Шамбалы… Что-то похожее Виктор уже видел в дневниках Кансакара. Он открыл дневник Азира, который подходил к концу.

«…Ригден-Джапо, неутомимый, вечно бодрствующий на благо человечества. Его глаза никогда не закрываются. И могущество его мысли проникает в далёкие земли. Для него не существует расстояния: он может в мгновение ока оказать помощь достойным. Его яркий Свет может уничтожить любую тьму. Его неисчислимые богатства готовы для помощи…» – читал Виктор.

Лавров опять вспомнил Храм Белой Горы. В голове складывалась логическая цепочка. Гуру Ринпоче, гуру Майтрейи, гуру Лопен…

– А где похоронили, точнее… спрятали Лопена? – спросил украинец проводника.

– Неподалёку от Царанга. У Пещеры Посвящения Храма Белой Горы. Это место все знают. Разве ты не знаешь? Ты же был там!

– Отведёшь? – спросил Виктор, продолжая складывать в уме всё, что видел и слышал за последнее время.

– Ты ещё спрашиваешь? – вопросом на вопрос ответил Цамба.

– Цамба, ты еврей, а не шерп, – засмеялся Виктор, – отвечаешь вопросом на вопрос.

– А что такое еврей?

– Великого Ису знаешь? Так вот! Он был евреем.

– Ну, тогда я согласен, – удовлетворённо ответил Цамба.

– Отлично! Завтра утром выходим. Надо подготовиться.

Но долгих сборов не получилось. Во второй половине дня к Пещере Исцеления прибежал взволнованный Сударшан.

– Виктор-братан! Беда! Большая беда!

Неварец был серого цвета – не то от волнения, не то от усталости.

– Что случилось? – спокойно спросил Виктор. Он прекрасно знал, что беда – понятие растяжимое. Беда для европейца – когда умирает кто-то из близких, беда для неварца – когда не взошли посевы или не доится самка яка.

– За тобой идут! Идут тебя убивать! Я видел! – не успокаивался Сударшан.

– Успокойся, братан, – Виктор обнял неварца за плечи. – Кто меня хочет убить? Рассказывай.

Сударшан, от волнения подзабывший русский язык, постоянно сбивался то на английский, то на неизвестный Лаврову язык ло-па, но здесь с переводом помогал Цамба. Ресторатор рассказал Виктору, что на исходе прошлой ночи, идя домой достаточно быстро, он решил отдохнуть и прилёг на одном из выступов скалы, чтобы никому не мешать на тропе. Уже рано утром он услышал чей-то разговор на английском. Разговаривали двое – Отто Ран и американец, чуть не устроивший перестрелку в ресторане Сударшана.

– Они уже друзья и очень хотят встречи с тобой, – тараторил неварец. – А я прекрасно понимаю, что если белый человек с оружием хочет встретиться с другим белым, то это значит, что он его хочет убить.

– Успокойся, Сударшан. Ты просто не был на охоте в Европе. Мы там все собираемся с оружием.

– Но Виктор-братан! Они все злые и жадные! Бойся их. А лучше убегай сразу. – На лице Сударшана были тревога, ужас, опасение – всё сразу.

– Ну, бежать мы никуда не будем… Как далеко они? – сосредоточенно спросил журналист неварца.

– Думаю, день перехода. Они легли отдыхать, а я незаметно обошёл их лагерь и рванул сюда.

– Это ты правильно сделал. Значит, выступаем не утром, а прямо сейчас, – Виктор повернулся к Цамбе.

– Куда?! – перепуганным хором спросили шерп и неварец.

– Наш путь лежит в Пещеру Посвящения Храма Белой Горы.

Виктор посмотрел на друзей и понял, что желания куда-либо идти с ним у них нет, зато есть желание убежать куда-нибудь подальше и спрятаться там до конца жизни. Их ждала реальная опасность, это было понятно. И заведомо рисковать жизнью этим простым людям, далёким от погонь, насилия и жажды мировой власти, не хотелось.

– Ребята, я не прошу вас идти со мной. Вы и так уже сделали для меня столько, что я буду помнить вас всю жизнь. Но я должен это сделать. Я здесь ради этого и не могу по-другому.

Мирные жители Гималаев внимательно слушали Виктора и понимали, что его переубедить невозможно. На их лицах не было никакого желания идти навстречу опасности. Неожиданно Цамба сделал шаг вперёд.

– Знаешь, Вик… Я пойду с тобой. Мой дед не простит мне, если я не дойду до конца пути. Не для этого ты меня спасал.

– Не для этого и ты меня спасал, – утвердительно кивнул головой Виктор и протянул Цамбе руку.

– А я… – Сударшан запнулся, – а я…

– А ты не обязан нам помогать, братан-Сударшан. Ты и так много сделал.

– Я не могу не помочь своему украинскому другу и почти земляку, но мне нельзя умирать. У меня… В общем, я не хочу умирать.

– А никто тебе и не даст, – улыбнулся Виктор, – выполни только одну мою просьбу. Найди мне оружие.

Сударшан поражённо посмотрел на Виктора:

– А ты умеешь стрелять?

– Я?! – нарочито удивился Виктор, – Да я, если хочешь знать, первые призы в тире брал! Вот!

Виктор специально говорил в стиле самого Сударшана: хвастаясь, чтобы произвести впечатление.

– Ну, хорошо! Я попробую.

Не прошло и часа, как Виктор, Цамба и Сударшан выдвинулись из Пещеры Исцеления в сторону Царанга. Виктор рассчитал правильно. Ориентируясь по карте и советуясь с Цамбой, он вычислил, что они должны были успеть на крутую горную тропу, ведущую вверх, к Пещере Посвящения Храма Белой Горы, на пару часов раньше, чем группа преследователей. Это позволило бы им не встретиться с идущими навстречу Отто Раном и Милутиновичем и выиграть время, дождавшись подмоги.

Сударшан, которого Лавров снабдил валютой, сразу убежал в поисках оружия. Сам же Виктор, насвистывая что-то весёлое, шёл за Цамбой. Украинец усиленно изображал, что бояться нечего и он всех победит. Этот спектакль, разыгранный для Цамбы, некоторое время даже имел успех и шерп начал беззаботно что-то рассказывать, однако спустя некоторое время проводник остановился.

– Вик, ты слышал?

– Что? – насторожённо спросил Лавров. Журналист обладал исключительным слухом и был внимателен даже тогда, когда отдыхал. Но сейчас он действительно не слышал ничего. Что-то было нехорошее в этом спокойствии.

– Горы дрожат, – заявил Цамба.

– Горы не дрожат! – поучительно сказал Виктор. – Это у тебя коленки дрожат.

Он прислушался ещё раз. Ему показалось, что земля под ногами действительно дрожит.

– Пойдём быстрее, – попросил Цамба.

Виктор не возражал. Ему хотелось как можно скорее прибыть на место. Тропа спускалась вниз, потом поднималась вверх. В самой нижней точке проводник опять остановился.

– Мистер Лавров, вы слышите? – Цамба от волнения в первый раз обратился к Виктору официально.

Журналист снова напряг слух. Внизу, где-то в лесу, он услышал рёв нескольких зверей сразу.

– Барс, медведь… ещё барс… Другой медведь, – комментировал шерп, – звери волнуются.

Виктор промолчал. Это была правда: звери волновались. И это не предвещало ничего хорошего.

– Знаешь, Цамба, если горы дрожат, а звери волнуются, то это значит, что мы с тобой вчера выпили слишком много «перцовки», – попытался пошутить Лавров.

Но Цамба стоял как вкопанный, будто увидел привидение. Его глаза выражали неописуемый ужас.

– А если птицы сошли с ума? Это тоже от «перцовки»? – спросил он.

Виктор посмотрел туда, куда смотрел Цамба. Из поднебесной выси камнем вниз падал орёл.

– В сторону! – крикнул журналист и оттолкнул проводника.

Через долю секунды на то место, где стоял мужчина, плашмя упала хищная птица. Она была мертва…

– Какая-то аномалия, – прокомментировал случившееся украинец и почувствовал тупую боль в висках, – знаешь, Цамба, давай выбираться наверх. Похоже, это меняется давление, поэтому они все так себя ведут – и звери, и птицы…

Всю дорогу беспокойные горы пугали Цамбу и настораживали Виктора. Будучи убеждённым материалистом в молодости, журналист превращался в субъективного идеалиста, и это ему определённо не нравилось. «А может быть, ты просто заболел, Виктор Петрович? И пора провести лечение украинским селом? С картошкой, салом и домашней самогоночкой? Приеду домой, так и сделаю», – успокаивал себя Лавров.

Нервное напряжение не спадало до самого прибытия к заветному повороту, где куда-то в поднебесье уходила тропинка к пещере и где вот уже много лет не появлялись даже монахи Храма Белой Горы. Виктор и Цамба в этой горячке прибыли на место на четыре часа раньше запланированного. Глубокой ночью, на удивление, здесь их уже ждал верный Сударшан.

– Братан! Посмотри, что я тебе принёс! – радостно кричал бывший студент из Харькова.

Виктор включил фонарик и обомлел. В руках неварца был старый добрый «АК-47». Журналист был поражён оперативностью ресторатора.

– Ты где взял такую пушку, пройдоха? – засмеялся Лавров.

– Где-где… В Караганде! – совсем уж по-нашему ответил Сударшан.

Виктор расхохотался один, поскольку, кроме неварца, русский язык здесь понимал только он.

– Ты слышал, как дрожали горы? – спросил Цамба Сударшана.

– Нет. Я так быстро бежал, что ничего не видел и не слышал, – ответил ресторатор, – правда, в Царанге говорят, что скоро будет беда. Будда накажет грешников…

– Ну, это не про нас. Мы не грешим, – смело сказал Виктор и тут же предложил: – Пойдёмте ставить ловушки.

– На кого? – удивился неварец.

– На человека.

– Но это грех! – запаниковал суеверный Цамба.

– Я думаю, что против таких людей, как Отто и американец, – это не грех, – сделал неожиданное умозаключение Сударшан, – пойдём братан-Виктор, я готов.

Чистое небо не добавляло покоя. Длинный караван шел горными тропами, минуя отдельные участки маленьких поселений. Разноцветная колонна нанятых бутанцев, гурунгов и агентов спецслужб вперемежку шла пешим строем. При некоторых были кони, кто-то всю дорогу шёл на своих двоих, но все они подчинялись двум руководителям – Отто Рану и Стиву Милутиновичу. И Отто, и Стив понимали, что цель у них общая и достичь её можно лишь в союзе. Удивительно, как один человек – украинский журналист Виктор Лавров – не только стал на пути сразу двух мощнейших группировок, но и невольно их объединил. Вереница людей шла в сторону Царанга – туда, куда из другой части гор выдвинулся Виктор. Путешествие затянулось. Было позднее утро, а до заданной точки нужно было ещё идти и идти. Кони были неспокойны даже на относительно ровных участках пути, и люди, которые вели их под уздцы, удивлялись такому необычному поведению животных. Обычно лошади боятся не высоты, а крутизны спуска, но сегодня складывалось впечатление, что колонна всё время двигалась под горку. Лошадей приходилось постоянно понукать, не давая стоять на месте, и сдерживать, когда те пытались сорваться на галоп.

– Нехорошо это, – говорили наиболее суеверные бутанцы, – нехорошее дело делаем. Горы волнуются.

Те, кто помоложе, только смеялись им в ответ.

– Не хочешь, не иди. Нам больше денег достанется. А не пойдёшь, что есть будешь?

– Посмотрите туда! – закричал один старый бутанец, указав пальцем в небо на запад от дороги.

Все остановились и стали смотреть, куда показывает их товарищ. Высоко в небе парили орлы. Много орлов. Их было не сосчитать. Обычно хищники редко парят группами, но в этом случае трудно даже было назвать их группой, настолько их было много.

– Я такого никогда не видел, – добавил один старый воин касты гурунгов, – хотя моя бабушка рассказывала, что так было, когда родился мой отец. Тогда сердился Будда, и горы поглотили целые посёлки…

– Прекратить разговоры! – почти ему на ухо заорал Отто Ран. – Марш вперёд! Придём быстро, всем заплачу премию!

Колонна опять двинулась вперёд, хотя даже обещание премии не вызвало у путников энтузиазма.

– Держу пари, что эти горы ещё не знали такой экспедиции, – смеялся Стив Милутинович, глядя из хвоста колонны куда-то вдаль, в её голову.

– Не буду спорить, – ответил Отто, – потому что из двух спорящих один – дурак, другой – подлец.

– Это почему?

– Дурак – это тот, кто не знает и спорит, а подлец – это тот, который знает и спорит.

Стив не понял своеобразного юмора старого немца. Отто только хитро улыбнулся.

– В 1939 году я проходил здесь с группой из шестидесяти человек. Мы тоже искали вход в Шамбалу…

– …А нашли начало своего конца, – съязвил Стив, – вы ведь проиграли в той войне.

– Как сказать, – парировал немец, – у нас много последователей. Благодаря идее национал-социализма и сегодня разжигаются мелкоочаговые войны по всему миру.

– Но они всегда проигрывают.

– Они не знают главного. Чтобы побеждать – нужен фюрер.

– Адольф Гитлер? – с насмешкой спросил миллионер.

– Адольф Гитлер, Йозеф Геббельс, Мартин Борман… Отто Ран. Какая разница? Фюрер… Мы его оживим!

Речь старика прервал страшный грохот впереди колонны. Прямо на середину процессии обрушилась лавина из камней. Это произошло так быстро, что никто из идущих по тропе не успел среагировать. Полтора десятка вооружённых людей сорвались вниз с головокружительной высоты, увлекая за собой своих лошадей, поклажу и оружие. Где-то далеко слышалось эхо криков ужаса. Вскоре обвал затих вместе с людскими голосами. В этой страшной тишине, казалось, было слышно сердцебиение каждого, кто избежал такой чудовищной участи.

– Вперёд! – громко скомандовал Отто Ран, и группа, помогая преодолеть завал тем, кто оставался сзади, двинулась дальше.

– Странно, – процедил сквозь зубы Отто, – обычно обвал начинается постепенно, сначала маленькие камешки, затем побольше, затем большие валуны. Те, кто ходил в горах, знают об этом и успевают укрыться. А здесь сразу…

– …Это Лавров, – констатировал Стив.

– Шайзе… Я таки недооценил его…

Путь продолжался. На душе было неспокойно, к тому же ветер, который в этих местах есть практически всегда, стал усиливаться. К Отто Рану подбежал один из бутанцев.

– Герр Отто… – начал было он.

– …Только не надо мне говорить, что Будда гневается. Хорошо? – зло перебил старик.

Бутанец не ожидал, что немец угадает его мысли. Он замолчал.

– Ну, чего стоишь? Вперёд, узкоглазый!

– Герр Отто, у людей из носа идёт кровь. Почти у всех, – робко сказал бутанец.

– Малохольное стадо… – процедил сквозь зубы Ран.

– Горная болезнь, герр Отто, – оправдывался бутанец.

– Ладно, идите чуть помедленнее, но если мы не успеем, расстреляю каждого, – спокойно сказал старик.

Митчелл смотрел на Отто и лишь радовался, что он не подчинённый этого сумасшедшего нациста. Он подошёл к Стиву.

– Мистер Милутинович, мои люди дальше не пойдут.

– Что-о-о?

Стиву самому было нехорошо, но ему совсем не хотелось продолжать операцию одному. Митчелл спокойно смотрел на миллионера.

– Я привык беречь своих сотрудников.

– А я привык, заплатив деньги, дождаться результата. Или я не заплатил вашей организации?

– Вы платили за операцию, но не за смерть в горах. Мы терпели ваши выходки почти два месяца, но вы зашли слишком далеко. Я снимаю людей с маршрута. Обо всем будет доложено генералу Ронсону.

В воздухе повисла пауза, которая не сулила Стиву ничего хорошего. Адаптированные под местных жителей сотрудники ЦРУ смотрели на миллионера далеко не дружески. Стив первым нарушил эту паузу:

– Я, наверное, не сказал вам, Митчелл. Но жизнь каждого из участников операции застрахована моей компанией на сумму в миллион долларов.

– Вот это другой разговор, мистер Милутинович! – бодро сказал Митчелл. – Мы всегда готовы быть на страже интересов государства.

Лица агентов явно повеселели.

– Узнаю американский подход, – не то язвительно, не то завистливо пробурчал Отто, который всё это время находился рядом.

– Любить родину за идею – пошло, – угрюмо ответил Стив.

Но испытания не заканчивались. Не прошло и получаса, как в голове колонны заржали лошади. Десяток впереди идущих людей сорвались в пропасть, и все, кто шёл за ними, с воплями попятились назад. Отто и Стив, растолкав отступающих, подошли к месту происшествия. Перед ними зиял проём шириной в пять метров, его огибала ровная дорога.

– Что это, май гаад? – ужаснулся Стив.

– Очередная западня, – прокомментировал Отто, – кто-то замаскировал эту яму под кусок тропы. Видите две балки? Они были крепко воткнуты в скалу с одной и с другой стороны и не выдержали такого веса. А сверху прикрыты шкурами и притрушены гравием. Очевидно, здесь работал профессионал. Я даже догадываюсь, кто это.

– Дьявол, – сплюнул Милутинович, – я всегда знал, что он – дьявол.

– Минус пять, Стиви?

– Что – минус пять?

– Минус пять миллионов, – расхохотался Отто Ран.

– Я бы на вашем месте так не смеялся, мистер Ран, – язвительно парировал Стив. – Ваших тоже поубавилось.

– Да, я явно недооценил этого Лаврова, – опять пробормотал Ран.

– Ничего, у нас есть отличный козырь в борьбе с ним… – прищурив глаза, сказал Стив.

– …Если мы живыми доберемся до него, – впервые почувствовав неуверенность, отозвался Отто…

Виктор смотрел вниз со скалы. Дорога круто поднималась к священному месту. «И как её можно было не увидеть?» – удивлялся журналист. Сотни экспедиций проходили мимо этого подъёма и сообщали на весь мир, что никакого входа в Пещеру Атлантов не существует, как и самой Пещеры. Ещё ночью Виктор дождался спутника и связался с Цимошем по телефону, который включал только в крайних случаях, сообщив свои координаты. Нужно было видеть, как ничего не понимающий Цамба смотрел на Виктора, говорящего на странном языке, и как «знаток» Сударшан объяснял ему:

– Это – украинский! Юкрейн, понимаешь? По мнению некоторых языковедов, от этого языка произошёл русский.

– А куда делся русский? – наивно спрашивал Цамба. – Я же знаю немножко по-русски.

– Да никуда он не делся! Он есть, но он другой.

– Кто другой? Виктор? Виктор тот же…

– Цамба. Ты дурак! – злился Сударшан. – Я удивляюсь, как тебя терпит твоя жена.

– Ну, ты же не моя жена… – оправдывался проводник.

– Ещё чего не хватало! – возмущался неварец.

Виктор вспоминал эти ночные разговоры с улыбкой.

– У нас ещё есть время. Мы его потянем. Сейчас прилетят «вертушки» и сюда спустится спецназ, – предполагал Лавров, складывая хворост в одну большую кучу, чтобы в случае появления вертолётов разжечь костёр и подать сигнал для приземления.

– Мы сегодня хорошо поработали ночью. Подай мне ещё веток, Сударшан.

На просьбу Виктора никто не ответил, и он оглянулся.

Цамба сидел рядом в позе лотоса и провозглашал мантры, едва заметно шевеля губами. Сударшана на пятачке перед пещерой не было. Виктор понял, что ресторатор сбежал. «Ну, что ж поделаешь, Лавров. Убежал так убежал, – думал Виктор. – А может, это и к лучшему? Защищать сразу двоих – никаких глаз не хватит. Спасибо, что хоть автомат достал, братан». Виктор решил проверить «АК-47», и тут его ждало очередное разочарование. При неполной разборке выяснилось, что у автомата отсутствовал газовый поршень. «Учебный, – подумал Лавров. – Эх, непруха…»

Вскоре Виктор услышал шум копыт и топот десятков ног.

– Что это? Неужели они? Рановато вы как-то, господа хорошие…

Он смотрел вверх. Тучи сгущались, но ожидаемых вертолётов так нигде и не было. Погода портилась прямо на глазах. Птичья паника в небе уже не удивляла и перестала тревожить. Было не до неё.

– Что же случилось? – бормотал украинец, глядя на бесполезный «АК-47». – Где подкрепление? Проклятый Цимош. Он что, карты читать не умеет?

Патронов было мало. Всего один «цинк». Могло не хватить. Да и у врага в руках не рогатки.

Из-за камня, метрах в трёхстах, показалась колонна людей, возглавляемая Отто Раном и Стивом Милутиновичем. Рядом с ними шёл… Мирослав Цимош. Открыв карту, он что-то говорил и показывал пальцем вверх. Как раз туда, где между камней у входа в Пещеру Атлантов сидел Виктор.

– Ах, вот оно в чём дело… – воскликнул Лавров, увидев СБУшника.

Виктор посмотрел на Цамбу. Тот как будто отсутствовал, продолжая молиться. Журналист понял, что отступать некуда.

Отто и Стив подошли к подъёму, который вёл к Пещере Просвещения Храма Белой Горы. Отряд сопровождения сильно «исхудал». За весь двухдневный переход в нем осталось не более полутора десятка человек, пять из которых были подчинёнными Митчелла, остальные – стойкими бутанцами Отто Рана. Не менее пятнадцати человек после гибели сотоварищей в ловушках, расставленных Лавровым, отстали и растворились по маленьким поселениям вдоль всей горной гряды.

Отто скомандовал перезарядить оружие, как вдруг, обернувшись, прямо перед собой увидел Виктора Лаврова. Немец отступил на несколько шагов назад.

– Как поживаете, герр Ран? – спросил Виктор.

От неожиданного появления журналиста растерялись все, в том числе и Цимош, который за спинами американца и немца побледнел как мел.

– Что ж ты, Мирослав, родину предал? – улыбаясь, спросил Виктор СБУшника.

– Ошибаешься, Лавров. Я хочу своей родине только добра. Вот откроем Шамбалу, стану мольфаром (мольфар – карпатский колдун, врачеватель, мудрец. – Авт.) и сделаю из Украины настоящую державу, без воров и предателей.

– И ты в это веришь?

Ответа не последовало…

– Итак, господа! – вдруг обратился Виктор ко всем присутствующим. – Вы хотите мира?

– Отдай дневник, Лавров, – спокойно сказал Отто, – или худо будет.

– Хуже уже не будет, – не менее спокойно ответил Виктор. Он взмахнул рукой, отчего содрогнулись все мужчины в первом ряду. Этим взмахом Виктор выбросил дневник Азира Кансакара в пропасть.

Отто, Стив и Мирослав одновременно вскрикнули, затем страшными глазами посмотрели на Виктора. Они готовы были его убить.

– А нельзя! – иронично воскликнул Виктор, будто читая их мысли. – Хочется, а нельзя. Теперь всё здесь.

Виктор приложил указательный палец к виску.

– Выбивать бесполезно, предупреждаю сразу. Так что вы меня теперь беречь будете!

Отто посмотрел на Стива, а затем, издевательски откашлявшись, улыбнулся.

– И чего же ты хочешь, голубчик? – спросил он по-русски.

– Всё просто! Вы меня отправляете домой, и в аэропорту Борисполь я вам рассказываю, как провести обряд, чтобы открыть вход в Шамбалу.

– Хорошее предложение, – согласился Стив, – только у нас есть встречное.

Миллионер кивнул ЦРУшникам, и они вывели из-за спин Прию с кляпом во рту.

– Прия?!

Виктор был на грани помешательства. Перед ним действительно стояла Прия. Измученная долгими переживаниями, испытаниями моральными и физическими, с заплаканными глазами, похудевшая, грязная, но это была она. Она, его любимая непалка. Прия со стоном кинулась к Виктору, но её тут же ухватил за шею расторопный Митчелл и опять спрятал за спины Стива, Отто и их свиты. Лавров машинально рванулся вперёд, но увидел перед собой десяток стволов от винтовок, пистолетов и «Узи».

– Хорошо. Чего вы хотите? – едва выдавил из себя Виктор после небольшой паузы.

– Того же, чего и вы, мистер Лавров, – злорадно улыбаясь, сказал Стив. – Мы хотим отдать вам Прию Кансакар. А вы, в свою очередь, расскажете всё…

– Сначала Прия, – твёрдо сказал Виктор.

Отто вопросительно посмотрел на Стива. Стив сделал знак подчинёным, и они, вытащив кляп изо рта настрадавшейся женщины, вытолкнули Прию вперёд.

– Витя-а-а-а!

Женщина побежала и упала в объятия журналиста.

– Вы что? – зашипел старик на Милутиновича.

– Спокойно, мистер Ран. Я знаю Лаврова. Он – человек слова, как, впрочем, и я.

Невозможно передать, что в этот момент переживал украинец. Его Прия жива! Но как? Как такое могло быть? В памяти опять всплыла последняя «встреча» с Лопеном и его фраза: «Я знаю только одно, что её нет среди нас». Но Лопен мёртв. Значит, Прии не было среди мёртвых. Всё складывалось. Все его страдания последних дней были о женщине, которая жива.

Постояв полминуты с плачущей Прией на плече, Виктор шепнул ей:

– Беги по тропинке наверх. Там проводник Цамба. Он тебя спрячет.

Прия послушалась Виктора и устремилась вверх по узкой дорожке в сторону пещеры. Но, пробежав метров пятьдесят, вдруг остановилась и стала возвращаться обратно. Она не могла бросить любимого в беде. Пусть даже на кону стояла её собственная жизнь.

– Хорошо, – тем временем говорил Лавров Милутиновичу, – я расскажу вам всё, что знаю.

– Конечно, расскажете, – утвердительно кивнул Стив, – «сыворотка правды» вам поможет.

– Что-о-о? – удивлённо переспросил журналист.

– Доктор Хаккаби! – крикнул Митчелл, и из толпы вышел пожилой мужчина с заготовленным шприцем в руке.

К Виктору подскочили сразу несколько ЦРУшников и схватили его за руки.

– Витя, нет! – послышался где-то сзади крик Прии.

– Я тебе что сказал! – закричал Лавров, сопротивляясь американцам. – Бегом наверх!

– Начинайте, доктор Хаккаби, прошу вас! – скомандовал Милутинович.

Американец прыснул в воздух из шприца и вколол «сыворотку правды» прямо во вздувшуюся вену на шее Лаврова.

После недолгой борьбы Виктор обмяк и сел на камни. Чудовищное изобретение спецслужб, подавляющее волю и поражающее психику, начало своё ужасающее действие.

– Прошу вас, мистер Ран, – Стив кивнул старому немцу.

Отто подошёл к Виктору вплотную и заговорил на русском языке.

– Лавров.

– Я, – спокойно ответил Виктор, словно отвечая на перекличке в строю.

– Что ты узнал о Шамбале из дневника Азира Кансакара?

– Ригден-Джапо, неутомимый, вечно бодрствующий на благо человечества. Его глаза никогда не закрываются. И могущество его мысли проникает в далёкие земли. Для него не существует расстояния; он может в мгновение ока оказать помощь достойным. Его яркий Свет может уничтожить любую тьму. Его неисчислимые богатства готовы для помощи…

– Он цитирует «Сердце Азии» Рериха, – немец посмотрел на Милутиновича.

– Как нам найти Ригден-Джапо? – не выдержал Стив.

Виктор смотрел вокруг, будто пьяный, и продолжал излагать как по учебнику:

– Всё открытое до срока приведёт к неисчислимым бедствиям. Величайшие катастрофы могут возникнуть из-за легкомысленных действий…

– Тебя спрашивают, где Ригден-Джапо! – спросил немец, ухватив журналиста за плечо. Виктор поднял на него глаза.

– Здесь! Он в тебе, во мне, в нём, – Виктор кивнул на стоящего поодаль мула, – он в каждом, но возродится только в чистом помысле и добром сердце.

Отто начинал выходить из себя.

– Неисчислимы жители Шамбалы, – продолжал Лавров цитировать Рериха, – многочисленны великолепные новые силы и достижения, которые подготавливаются там для человечества…

– Ты долго будешь ломать комедию!? – закричал немец.

– Ш-ш-ш, мистер Ран, не кричите на него, – успокоил немца Митчелл, – а то он сорвётся и перестанет говорить.

– Враги Шамбалы погибнут… – сказал Виктор, улыбнувшись. – Они погибнут в назначенный срок. Их разрушает собственное низкое честолюбие. Ригден-Джапо милосерден. Но грешники – сами себе враги… Чаша Грааля способна перевести любого смертного из состояния самати Сампраджнята в состояние самати Великого Учителя – Асампраджнята. Тот Асампраджнята, кто завладеет этой Чашей, становится вождём общины бодхисатв Шамбалы – Ригдене-Джапо.

Услышав эти слова, старый немец трясущимися от возбуждения руками достал из своей сумки сверток, развернул его и поднёс к лицу украинца Изумрудную Чашу Патриарха.

– Вот она! Вот она!

Старик был уже настолько взволнован, что не мог задавать вопросы, и расспрашивать Виктора продолжил Милутинович.

– Где должен происходить обряд, мистер Лавров?

– В Пещере Просвещения Белой Горы.

– Где она?

– По этой тропе вверх.

Виктор не был похож на самого себя. «Сыворотка правды» делала своё дело. Отто Ран сидел в обнимку с Чашей Патриарха и плакал.

– Я знал, я верил… Я шёл к этому восемьдесят лет. О, майн готт! (нем., боже мой. – Авт.). Фюрер будет жить!

– Как проводить обряд? – Милутинович чувствовал близость своей победы.

– Отнесите Чашу Великим Учителям, и они наполнят её благодатью, – ответил Виктор, – для этого нужно поставить Грааль в центр круга и по часовой стрелке расставить статуэтки богини Кали, читая мантру из священного свитка Ринпоче, который находится вместе с Чашей. Читать мантру должен только житель Гималаев. И откроются Врата…

– Отлично! – заключил Милутинович.

Прия сидела в стороне на тропинке и не могла ни кричать, ни плакать. Она смотрела на Виктора, порабощённого химией, и ей было страшно. Неужели это её отважный Лавров?

– Внимание! Все выдвигаемся в Пещеру! За мной! – скомандовал Стив. – Доктор Хаккаби, вколите ему антидот. Милутинович держит слово. Журналист должен жить.

Хаккаби исполнил приказание Милутиновича, сделав Виктору ещё один укол.

– Не ходите туда! Вы этого не заслуживаете. Атланты будут защищаться! – закричал Виктор, но его уже никто не слушал.

Отто, Стив и вся их свита, чуть не затоптав Прию, устремились вверх по тропинке. Женщина побежала к своему возлюбленному. Виктор, ещё находясь под действием «сыворотки правды», сидел спокойно. Из его глаз катились слёзы.

– Зачем они?… Они все злые. Так нельзя…

Прия обняла Лаврова и погладила его рукой по щеке.

В трёхстах метрах от них, у самой Пещеры Посвящения Храма Белой Горы, бандиты наткнулись на Цамбу, который уже не молился. Он сидел, дрожа, и хлопал глазами.

– Шерп? – грозно спросил Митчелл.

– Да, – дрожащим голосом произнёс проводник.

– Пойдёшь с нами в Пещеру. Будешь читать мантры. И чтобы без глупостей!

Перепуганному Цамбе только и оставалось, что дать согласие кивком головы.

Виктор всё ещё сидел, как ребёнок в песочнице, и с любопытством рассматривал камешки, время от времени поднимая голову и улыбаясь Прие. Женщина терялась в догадках, что произошло. Очевидно, доктор Хаккаби перестарался с дозой «сыворотки правды», и в организме могли начаться необратимые процессы.

– Витя, Витя, что они с тобой сделали, – горевала непалка.

Вдруг над скалой грянул гром и ярко сверкнула молния. Паузы между ними практически не было. Это говорило о том, что электрический разряд был здесь, совсем рядом. Титанический удар молнии разрубил верхушку скалы, в которой находилась Пещера Атлантов, пополам. Виктор упал на спину и начал с бешеным криком кататься по грунтовой тропе. Белки его глаз казались абсолютно прозрачными, без радужной оболочки. Прия обхватила Лаврова руками и, пытаясь сдержать припадок, навалилась на него всем телом. Но прошла минута, и журналист затих. Он лежал, дыша спокойно и ровно. «Может быть, он спит?» – подумала Прия и притронулась к лицу Лаврова лёгким касанием пальцев.

– Прия? – спросил Виктор с закрытыми глазами.

Непалка от неожиданности отдёрнула руку, а Виктор открыл глаза.

– Что случилось, почему ты плакала? – казалось, журналист полностью вернулся в чувство.

– Потому что мы живы.

Виктор резко поднялся и посмотрел в пропасть.

– Пойдём! – сказал журналист и протянул Прие руку.

Женщина недоверчиво посмотрела на Виктора, всё ещё сомневаясь, не сошёл ли он с ума, но Виктор казался более чем нормальным. Он смело повёл Прию вверх по тропе к Пещере.

– Всё как и должно было быть. Ничего не произошло. Чудес не бывает. Злые люди вошли в Пещеру, и никто их не остановил, – в голосе Виктора слышался надрыв.

– А как же Великие Учители? – неуверенно спросила непалка.

– Враки.

– А гуру Ринпоче?

– Враки, – раздосадовано махнул рукой Виктор.

– А Шамбала?

– Вра… – Виктор осёкся.

Они застыли у входа в Пещеру Атлантов и не решались войти. Сколько они так простояли? Минуту, две, три? Виктор держал Прию за руку, его ладонь вспотела.

Страшный толчок потряс плато, на котором стояли журналист и непалка, и они повалились с ног.

– Что это было? – спросил Виктор.

– Это Будда гневается, – шёпотом сказала Прия.

Виктор опять протянул руку Прие.

– Я боюсь, – вдруг сказала непалка.

– А я боюсь заходить без тебя. Пойдём.

И они вошли в одно из самых загадочных мест на планете.

В Пещере – круглой, как арена древнего театра, – им открылось зрелище, в которое невозможно было поверить, находясь в здоровом уме. На алтаре стояла Изумрудная Чаша Патриарха, а золотые фигурки Кали вокруг неё оплавились, превратившись в двенадцать жёлтых лужиц.

– А где?… – пыталась задать вопрос Прия.

– …Все погибли. Ты представляешь, какая здесь была температура, если статуэтки Кали стали жидкостью? – завороженно спросил Виктор. – Наши враги просто испарились. Не осталось даже лохмотьев… Только вот.

Виктор поднял с пола пещеры платиновую зубную коронку.

– Узнаёшь? Зубки доктора Хаккаби. А как они сверкали в его садистской улыбке… – произнёс журналист.

Древние пророчества сбывались, и Виктор и Прией были тому единственными свидетелями.

– Враги Шамбалы погибнут… – снова процитировал Виктор. – Они погибнут в назначенный срок. Их разрушает собственное низкое честолюбие. Ригден-Джапо милосерден. Но грешники – сами себе враги…

Здесь не было Отто, не было Милутиновича, не было вообще никого. Всё, что когда-то напоминало Храм, было разрушено и превратилось в груды обломков. Виктор и непалка ходили по Пещере Атлантов, чувствуя свою беспомощность перед всем величием мира.

– Прия! – вскрикнул Лавров. – Посмотри. Что… что это?

Лавров был шокирован. Чуть глубже, за алтарём, в стене Пещеры стояли огромные ворота из камня. Они казались сплошным монолитом. Перед ними лежали два человека в необычной одежде. Их кожа была голубого цвета, их размеры были немыслимо велики. Они были мертвы.

– Великий Будда! – воскликнула непалка, содрогнувшись. – Кто это?

– Атланты, Прия… – тихо сказал Виктор, – судя по материалам из архивов, трёхметровые люди с голубой кожей…

– Не может быть…

– Может! – воскликнул Лавров. – Подожди тут, я сбегаю за камерой.

Виктор молниеносно выскочил из Пещеры. Где-то на плато лежали его вещи. Очередной мощный подземный толчок сбил его с ног. С вершины скалы начали сыпаться мелкие камни – плохое предзнаменование. Журналист опрометью кинулся в Пещеру – спасать Прию. Но она уже была на пороге, с Изумрудной Чашей Патриарха в руках.

– Бежим! – крикнул Виктор.

Падающие сверху камни становились всё больше и больше. Земля под ногами продолжала содрогаться. Виктор и Прия, подхватив вещи, направились к тропе, ведущей вниз, как вдруг услышали чей-то слабый стон. В стороне за большим валуном лежал проводник Цамба и стонал не от боли, а от страха. Виктор, не теряя ни минуты, подхватил шерпа. Все вместе они побежали по горной тропе вниз.

Через минуту Виктор, Прия и напуганный до смерти Цамба уже были вне опасности и молча созерцали, как величавая горная система хоронила под своими завалами легенду и реальность – Пещеру Посвящения Храма Белой Горы. Вход в подземное царство Шамбалы становился недоступным для мира навсегда…

 

Эпилог

Непал лихорадило от волны страшных землетрясений. Десятки тысяч разрушенных домов, бесконечное количество жертв и проседание Эвереста на два с половиной сантиметра – заключали официальные власти и констатировали учёные. Сухой язык статистики не мог передать всего человеческого горя. Десятки тысяч погибших и острый трупный запах возле завалов там, где ещё совсем недавно были густонаселенные столичные кварталы… Сотни тысяч людей остались с чистым небом над головой. Такого не припоминали даже старожилы. Только древние старцы, не помнящие, сколько им лет и, казалось, потерявшие связь с реальностью, рассказывали о событиях восьмидесятилетней давности, когда горы «пожрали целые города» и «Будда наказал целые народы».

Виктор и Прия прощались с Цамбой в Джомшоме. Их ждал вертолёт. На этот раз не двухлопастный и не трёхлопастный, а военный. Эвакуация несчастных жителей нагорья шла полным ходом.

Цамба смотрел на Виктора и Прию.

– А всё-таки она красивая, – воскликнул шерп.

– Подожди! Что значит – всё-таки? – возмутилась непалка. Это немало развеселило Виктора. А Цамба продолжал толкать речь:

– У такой женщины должно быть много мужей! – заявил проводник. – Так что я тебе желаю, Виктор, чтобы ты был счастлив и у тебя было много друзей, которые будут любить свою жену Прию так же, как и ты. Но чтобы ты всегда оставался для неё первым!

– Спасибо, друг! – горячо поблагодарил Виктор, понимая, что переубеждать шерпа в его взглядах на отношения не имеет смысла.

– Виктор-братан! – вдруг послышалось издалека.

К прощающимся друзьям на всех парах летел неутомимый Сударшан.

– Ты откуда? – Виктор просто опешил от неожиданного появления ресторатора.

– От верблюда, – ответил неварец, – ты летишь домой? Передай Серёже-братану эту ячменную водку. Она ему очень понравилась.

С этими словами бойкий ресторатор вручил Лаврову плетёный кувшин с каким-то напитком.

– Ты смеёшься, братан-Сударшан? Меня же с ней в самолёт не пустят!

– Ну тогда… – растерялся Сударшан, – тогда выпей её сам перед вылетом!

Все хором рассмеялись.

– Хорошие у тебя друзья, Витя, – сказала Прия, прижавшись щекой к плечу Лаврова.

Военный вертолёт поднялся в воздух, оставляя за собой древнее Королевство Ло.

Виктору было не до рассуждений о новых друзьях. Из любой страны мира он уезжал, имея десятки новых друзей и товарищей. Сегодня же Лавров был озабочен другим. Он уже четвёртый день пытался связаться со своими. Интернет не работал, а связь постоянно прерывалась…

Аэропорт в Катманду не работал. Официальные рейсы отменили и сюда прибывали только самолёты спецподразделений по чрезвычайным ситуациям. Они привозили спасательные бригады со всего мира и транспортировали на родину туристов, живых… и мёртвых. Самолёта из Украины не было пятый день… Лавров наконец добрался до интернета в «Королевской гостинице» Катманду и смог поговорить с Максом Радуцким.

– Алло. Макс?!

Виктор сидел в гостиничном номере за своим планшетом, а Прия приводила в порядок вещи после долгого пути из Аннапурны.

– Виктор! – с экрана монитора ответил взволнованный, но довольный Радуцкий. – Дру-у-же! Ты живой! Слава богу!

– Молиться будем позже, Максимка, – улыбнулся Лавров, – связаться не мог, тут такая заварушка, что Папуа – это просто, как говорят в Одессе, тихая поляна с лебедями.

– А я уж думал экспедицию поисковую за тобой снаряжать. Испугал. Испугал ты меня, старичок, – нервно смеялся продюсер.

– Ты мне вот что скажи, – перешёл журналист к конкретике, – что там наши? Самолёт думают высылать? Тут не только мы. Здесь трупов…

– Витёк, вынужден тебя огорчить. Тут вчера Главком ВВС выдал на-гора… Говорит, на посадку в Непале мы – «двухсотые».

– Как?!

Виктора пронзило холодом до самых пяток. Он вспомнил Афганистан, и как отправлялся в Союз борт с погибшими друзьями-однополчанами. Груз номер 200 – «Чёрный тюльпан». Не было страшнее груза. С тех пор в терминологии военных «двухсотыми» стали называть трупы.

– «Двухсотые» – он хоть понимает, что сказал?! – орал Виктор в скайп.

– То-то и оно, что не понимает. Ты же знаешь их службу, бача, – грустно сказал Макс «по-афгански», – они и сапог не нюхали… Ты главное просто вернись, – сказал старый товарищ после паузы и добавил: – Вить, а это… эксклюзивчик есть?

– Да у меня целый вагон эксклюзивчиков! – в очередной раз психанул Виктор и выключил связь.

– Эксклюзивчик ему, блин морской, – выругался журналист.

Конечно, на фоне пережитого в горах и увиденного уже здесь, в Катманду, всё остальное казалось мелочным. Виктор вёз домой материалов не на один эксклюзив. Его просто задел цинизм старого друга.

– Кто о чём, а вшивый о бане… – буркнул Лавров, успокаиваясь.

– Вить, а может не стоит так с начальством? – вкрадчиво спросила Прия, обняв Виктора за плечи.

– Не страшно. Мы с ним столько лет знаем друг друга, что уже не обижаемся ни на что. Я перекиплю, он переварит. Приеду, и сразу вместе на шашлыки махнём.

– Хорошо, что ты живой, – почему-то ударилась вдруг в лирику Прия.

– Тут ведь знаешь как, – вдруг деловито нахохлился Лавров, – выражаясь словами братана-Сударшана, я слишком люблю тебя, чтобы убить себя…

Прия и Виктор рассмеялись, вспомнив весёлого, суетливого, но доброго разгильдяя неварца.

– Умеешь ты дружить, Витя.

– Да, пожалуй, – согласился украинец и подарил непалке долгий поцелуй.

Не дожидаясь, пока доблестные власти соизволят нормально организовать спасательную операцию, Виктор быстро договорился с друзьями из Дели, и уже менее чем через сутки журналист и непалка совершили посадку в аэропорту Борисполь.

Прямо у трапа их встретил Короленко в сопровождении нескольких сотрудников «в штатском».

– У-у-у! Делегация. Шо Брежнева встречаешь, – улыбнулся Виктор, протягивая руку.

– Как положено, Виктор Петрович, – широко улыбнулся в ответ Короленко.

– Что ж ты в Непале мне не помог, как положено.

– Ну, не взыщи, брат. Бывают и у нас проколы… Цимош оказался некомпетентен.

– Наоборот, даже очень… Но не помогло.

– В смысле? – Короленко совсем не понял, о чём говорит Виктор.

– Он уже давно разговаривает с Буддой, – спокойно ответил Виктор, – «горы съели».

– Вот как? Ну что ж. Тем лучше. Не нужно объявлять в розыск…

Минуя паспортный контроль, Виктор и Прия оказались в просторном, но пустом кабинете. Кроме них здесь был только пришедший с ними Короленко. Глядя на Изумрудную Чашу Патриаха, которую Прия выставила на стол, Короленко не мог оторвать взгляда.

– Никогда бы не подумал, что эта вещь бессмертна. И в океане её топили, и в пещерах прятали… – сдержанно говорил СБУшник.

– Надо ещё попробовать в вулкан кинуть, – как всегда вставил острое словечко Виктор.

– Ты без сарказма не можешь, Петрович, – засмеялся Короленко.

После этой экспедиции Лавров и СБУшник начали общаться совсем по-простому и по-дружески. Но тут между ними возникла пауза, которая насторожила Прию. Короленко стоял, глядя в одну точку, облокотившись двумя руками на стол и о чём-то думая. Но затем, будто оторвавшись от важных мыслей, продолжил, звучно выдохнув:

– Что ж! Спасибо вам за работу! Примите и вы наши…

Агент достал из-под стола бронированный кейс и поставил его перед журналистом.

– Ой! Что это? – наивно спросила женщина, и Короленко, поджав губы, усмехнулся Виктору.

– Прия, – обратился Виктор к непалке, – ты хотела открыть ресторан? Здесь их четыре. Откроешь, где захочешь.

Виктор вышел в вестибюль первым, в руках у него был «золотой чемодан» от Короленко. Прия задержалась, рассматривая красивый терминал «F».

– Прия! – позвал журналист.

– Папа! – неожиданно услышал Виктор детский крик.

Лавров обернулся и увидел, как по вестибюлю к нему бегут его дочки. Живые, здоровые, неизвестно как узнавшие о его прилёте и встречающие его. Дорогие, бесценные, похожие на него и самые замечательные… Это было его всё. В шуме радостной встречи слышалось: «А мы узнали…», «А там было землетрясение, да?», «Да, но я не пострадал», «А мы всю ночь не спали. А рано утром выехали…» И опять, опять объятия и поцелуи.

Прия стояла в стороне и грустно улыбалась. Виктор как будто почувствовал спиной её взгляд.

– Ой, девчата! Я совсем забыл…

Прия молча смотрела на Виктора, продолжая улыбаться. Старшая дочка Виктора, Даша, взяла сестричку за руку.

– Пойдём, поедим мороженого.

– А папа? – плаксиво спросила младшенькая.

– А папа сейчас.

Волнуясь, как мальчишка, Виктор шёл к Прие, размахивая кейсом – непутёвый и несуразный, точно Шурик из знаменитого фильма.

– Прия! Пойдём… к нам?

– Нет, Витя. Я не смогу.

– То есть как?

Виктор потерял дар речи и не мог сдвинуться с места. Женщина, о которой он помнил все эти двадцать лет, девушка его молодости, непалка, для которой он был мечтой всей её жизни, его любовь, которую он снова отыскал и ради которой было столько пережито за последний месяц… отказывалась от него?

– Ты же говорил о свободе? Свободе любить, чувствовать, жить, – продолжала Прия.

– Это из-за детей?… – сконфуженно спросил Лавров.

– …Нет, что ты! Дети – это всегда твоё… Тем более что… у тебя… будет третий, – перебила Прия Виктора, положив руку на живот.

Глаза Виктора округлились. Прия продолжала:

– Он всегда будет ждать тебя в Катманду. И это – моё счастье. Прощай, будь счастлив и ты.

Драмы, встречи и расставания, любовный восторг и все чувства родом из молодости вдруг заставили Прию по-новому ощутить себя и свою жизнь. Она любила Виктора, любила безумно, но так же безумно ей хотелось наконец жить. Просто жить, без страха, не исчезнет ли он снова наутро в погоне за опасными приключениями. Без волнений, будет ли она когда-нибудь принята и любима его дочками. Без необходимости покидать свою удивительную, как и она сама, страну… Она была благодарна возлюбленному за эти эмоции и за новую жизнь – свою и ту, что только зарождалась в ней. А больше ей ничего и не было нужно.

Прия подошла к Виктору и, став на цыпочки, поцеловала его в щёку.

– Подожди! – крикнул Виктор.

Прия развернулась и быстро направилась к билетным кассам. Журналист кинул взгляд на её руки: они были расслаблены, никаких нервных кулачков. И браслет… Тот самый. Их браслет. На ней он был совсем как новенький. А кожаная основа браслета Лаврова после всех приключений и травм пропиталась кровью и потом… Прия была спокойна. Она знала, что делает. Осталось только понять, что теперь делать ему…

Лавров стоял с чемоданом денег как дурак. В этот момент из потайной комнаты аэропорта в вестибюль вышел Короленко, сопровождающий железный сейф с драгоценным артефактом. Виктор остановил его.

– Вы не могли бы перевести эти деньги в Катманду? – Виктор растерянно смотрел на Короленко.

Тот оглянулся и, посмотрев вслед уходящей непалке, кинул вопросительный взгляд на журналиста. Лавров кивнул головой.

– Всю сумму? – удивлённо спросил Короленко.

– Всю.

– Сумасшедший ты мужик, Петрович… Сделаем.

К приезду отца Даша приготовила потрясающий обед. Отличный луковый суп на свиных рёбрышках с тёртым «пармезаном» сведёт с ума кого угодно. А когда на второе на выбор – курица, фаршированная фисташками, или стейк сёмги в белом соусе – забываешь обо всём…

Виктор с удовольствием вдыхал запахи своей обители. Этот дом он строил с такой душой и усердием, что никакие дворцы мира больше не прельщали его. Ему уже казалось, что не было этих событий последнего месяца. Всё было давно, далеко и неправда… Мудрейший Лопен Вангчук, сумасшедший нацист Отто Ран, расчётливый бонза Милутинович, простоватый, но такой искренний Цамба, смешной Сударшан, великолепная и тревожащая до глубины души Прия… Всё это было как сон.

Из тумана воспоминаний выплыло сообщение по телевизору: «Чрезвычайные новости».

– Полтора часа назад на 93-м километре Харьковской трассы произошла авария…

На экране Виктор увидел раскуроченный бронированный джип, в котором Короленко и сотрудники СБУ увезли из аэропорта бронированный ящик с Изумрудной Чашей Патриарха.

– Нет… – прошептали губы Виктора.

…В голове промелькнуло, как, уже отъезжая от здания терминала и весело болтая с дочками, Виктор увидел странного старика в парусиновой шляпе. Отто Ран…

– Папочка, что такое? – спросила младшенькая, налегающая на стейк из сёмги.

– Ничего, зайчонок, ничего… – растерянно сказал Виктор.

В его голове гулким эхом отдавались слова старого нациста: «Я не умру, пока сам не захочу этого…»