Ло Мантанг, стоящий на Тибетском нагорье, был настолько маленьким, что язык не поворачивался назвать его столицей. Окружённые глиняной стеной домишки издалека больше напоминали экзотический кемпинг какого-нибудь нефтяного магната, куда приезжают на выходные отдохнуть от цивилизации. Туристов и паломников-буддистов здесь больше, чем местных жителей, поэтому наиболее бедная часть населения строила себе жилища прямо в скалах, неподалёку от глиняного «кремля».

Сотни лет назад здесь были леса и поля. Из роскошных деревьев местные жители ло-па строили монастыри и дворцы с деревянными балками толщиной в два обхвата. Великолепная резьба на них напоминала о былом природном изобилии и благоденствии. Но случилось так, что однажды отсюда ушла живительная влага и теперь вода и деревья представляли здесь неимоверную ценность. И вот уже много лет народ ло-па занимается только торговлей, достаточно скудным земледелием и кочевым скотоводством. Ну и, конечно, часть дохода высокогорного Ло Мантанга поступает от паломников и туристов, которые появляются здесь, потратив немало сил на преодоление пути вдоль устья реки Кали-Гандаки от самого Джомшома. Казалось бы, те же двухэтажные домики-гестхаузы тибетского типа с ярко окрашенными деревянными окнами и дверьми, те же загоны для скота и узенькие улочки, но всё-таки это – столица маленького государства в государстве, Королевства Ло.

Но даже в этом достаточно ортодоксальном месте, где приезжим коммерция запрещена, а паломникам рады больше, чем туристам, есть люди, которые умудряются как-то цивилизовать свою деятельность. Например, в Ло Мантанге есть хороший ресторан, где любят трапезничать европейцы. Ресторан когда-то открыл один чужак – неварец, который женился на жительнице королевства и таким образом заполучил разрешение на коммерческую деятельность на территории Ло. Предприимчивый неварец быстро разбогател, так как знал, что нужно делать, чтобы привлекать европейцев с деньгами. Владельцы других харчевен – если так можно назвать заведения, где не подают ложки и вилки, а посетители едят только руками, – были весьма раздосадованы и развернули настоящую кампанию против своего находчивого конкурента. Они добились того, что король Ло «ради справедливости» разрешил в один день открываться только одному пункту общепита и кормить паломников по очереди. С тех пор европеец, попавший сюда, рискует остаться голодным, считая поедание пищи без помощи привычных приборов негигиеничным и даже опасным. На это местные «воротилы общепита» заявляют: «Зачем нам ложки и вилки!? Неизвестно, кто ими пользовался и какая зараза на них осталась. А руками надёжнее». И тут, конечно, европеец сразу вспоминает, что в Ло Мантанге нет воды.

Виктор шёл по маленькой столице карликового королевства и по инерции щёлкал фотокамерой всё, что видел вокруг. Если бы сейчас он был героем фильма ужасов, то с таким выражением лица журналист мог бы идти по городку с бензопилой. Полное равнодушие ко всему: к экзотическим глиняным домам, к местным жителям, сидящим кучками в смиренных беседах, и даже к детям, которые облепили его гурьбой.

– Большой мистер! Большой мистер! – кричали они и просили сфотографировать, глядя на его «Никон». Журналист фотографировал, а дети заливались весёлым смехом. Конечно, они никогда не увидят своих фотографий и не попросят их на память, но им нравился сам процесс. Откуда-то взялся забавный телёнок яка, которого облепили мальчишки, пытаясь его оседлать, поднять и пролезть у него между большими и несуразными ногами и при этом крича:

– Фото, мистер! Фото, мистер!

Обычно в таких случаях Лавров умилялся своему хобби, но сегодня он был мрачным, как туча, которая шла на город откуда-то со стороны Царанга… Виктор разыскивал неварца, адрес которого ему дал Сергей Крыжановский.

За столом того самого «европейского» ресторанчика, где к блюдам подавали вилки и ложки, было не очень уютно. Стол был накрыт несуразной скатертью, связанной из тряпочек. Глядя на эту скатерть, Виктор вспоминал, что когда-то, ещё совсем маленьким, у бабушки в селе он любил садиться на пол, разворачивать подобную скатерть и есть прямо на полу, за что получал «на орехи» от взрослых. Но сегодня эти воспоминания не вызывали у него особых эмоций: ни тепла, ни радости, ни улыбки.

Перед ним стояла на треть опорожнённая бутылка виски с куропаткой на этикетке и тарелка с кусочками каменистого сыра из молока яков. Сыр цвета желтка инкубаторской курицы был с душком. Но сегодня это было не важно. Виктор поминал Прию…

Сударшан, хозяин заведения, неварец лет сорока, хлопотал над журналистом с желанием принести ещё какое-нибудь блюдо. Но Виктору сейчас меньше всего хотелось вслушиваться в ломаный английский и натужно улыбаться в ответ доброжелательному и услужливому хозяину. Он искал Отто Рана, и ему нужна была информация о старом немце, а кто в городе владеет информацией о богатых клиентах, как не ресторатор? Тем более, что Крыжановский охарактеризовал Сударшана как своего парня. Но если лебезить и сдувать каждую крошку с любого посетителя значит быть своим, то он, Лавров, не туда попал. Сейчас вот только допьёт виски и пойдёт подобру-поздорову.

Но пока его раздражение лишь нарастало. У него, у сильного мужчины, «видавшего виды» и «понюхавшего пороху», как старая рана застряла в голове сцена смерти Прии: предсмертное ржание коня, обрыв и две человеческие фигуры, катящиеся на дно глубокого ущелья. Впервые в своей жизни Лавров потерял контроль над эмоциями. Он понимал, что это глупо, безрассудно, что уже ничего нельзя поделать и что сейчас он совершенно не думает о цели своего путешествия… Но все его мысли были об одном: он хотел отомстить старому нацисту. «Мразь. Мой дед вас не добил. Так я тебя достану», – думал Виктор, наливая себе очередную порцию виски и закусывая вонючим сыром.

Тем временем Сударшан, потратив на Виктора полагающееся этикетом количество времени и внимания, наконец-то ушёл к другим посетителям ресторанчика. Но ненадолго. Минут через пятнадцать неварец вернулся, сложил руки лотосом на груди, поклонился и сказал:

– Мистер Лавров, там, в глубине зала, есть человек, он старый-старый и хочет поговорить с тобой. Пожалуйста, не откажи в этой просьбе, он меня послал за тобой.

Виктор молча встал, тут же почувствовав, как его «накрывает» опьянение, забрал свою бутылку виски и направился в глубь лачуги, гордо именовавшейся «Ресторан amp;кафе».

Европейские, китайские, японские туристы в альпинистских куртках; индийские, бутанские, непальские паломники в халатах; местная знать в шерстяных армяках – Виктор шарил по ним глазами в поисках того, кого только что хотел уничтожить. Он, конечно, догадывался, кто его ищет. Наконец взгляд его остановился на Отто Ране в бутанском халате. Тот курил кальян и спокойно посматривал на Виктора. Так безучастно смотрят на рыб за стеклом аквариума.

Лавров, который ещё пятнадцать минут назад готов был оставить от старика мокрое место, неожиданно повёл себя очень спокойно.

– Герр Ран? Вас ещё не накрыла израильская разведка? – сказал он вместо приветствия, подойдя к столику и усаживаясь напротив фашиста.

– Почему именно израильская? – удивился старик.

– А они очень любят вашего брата… казнить, – спокойно ответил Виктор, глядя своему врагу прямо в глаза.

– Не дождётесь, мистер Лавров. Я не умру до тех пор, пока сам этого не захочу, – сказал Отто, затягиваясь из кальяна.

– Ну, это как сказать. Если бы я этого захотел, то вот этой бутылкой разбил бы вам голову и её горлышком перерезал бы сонную артерию. – Виктор налил виски в стакан, услужливо подставленный ему Сударшаном.

– А что же помешало? – не теряя самообладания, спросил старик.

– А толку? – вдруг сказал Лавров, – Ну, убью я вас. А дальше что? Опустошённость?

Виктор сделал большой глоток виски, занюхав какой-то зеленью со стола.

– А вы – философ, – засмеялся Ран, – я думал, вы попроще, а с вами, оказывается, можно иметь дело.

Отто говорил на хорошем русском языке практически без акцента.

– Какие у вас со мной могут быть дела, мой молодой друг? – последнюю фразу Виктор произнёс на немецком языке с гитлеровской интонацией.

Виктор весь дрожал. Он чувствовал, что ещё минута, и он сорвётся и старый нацист, проживший такую долгую и яркую жизнь, окончит её в этой забегаловке, подавившись дымом от своего кальяна. Правая рука Лаврова нащупала под столом небольшой кривой гуркский нож, спрятанный в берце, который Виктор взял с собой сегодня вместо тесака.

– Ладно, – отрезал Отто, – не будем упражняться в сарказме. У меня к вам дельное предложение.

«О каких предложениях ты ведёшь речь… – едва не сорвавшись, думал журналист, – …после того, как убил Прию?!»

– Вы отдаёте мне дневник Азира Кансакара, и я выплачиваю вам… миллиард долларов.

В ответ немец услышал громкий, близкий к истерическому хохот украинца.

– Миллиард долларов? Дедушка украл золото Третьего рейха? – Виктор был готов нанести удар, почувствовав, что в разных точках кафе одновременно встают со своих мест несколько человек.

Он знал, что успеет убить старика раньше, чем до него доберётся кто-то из его охраны. Но Отто совершенно спокойно кивнул кому-то из бутанцев, и все снова расселись по своим местам.

– Я надеялся, что мы с вами сможем договориться. Вы ведь не коммунист? Не полны глупого оптимизма и нездорового желания работать? Миллиард долларов – это не шутки…

Лавров почему-то опять успокоился, продолжая слушать эту околесицу.

– Мы с тобой так похожи, Виктор, – вдруг перешёл на «ты» Отто, – неизведанные тайны – вот наша религия. Вот, во что мы оба верим. Наши методы не очень различаются. Я – это ты, только в старости. Лишь несколько десятков лет отделяют тебя от меня. Если ты сумеешь прожить эти несколько десятков лет, ты станешь точно таким же, как я.

– Пару раз вы уже попытались не дать этому случиться, – процедил Лавров сквозь зубы.

Отто Ран улыбнулся и покивал головой, совсем как это делают восточные старцы, когда непонятно, чему они улыбаются: твоей глупости или твоему озарению.

– Но я ведь говорю правду. Ты сам знаешь. Послушай, я собираюсь добраться до последней обители Адольфа Гитлера, который в состоянии сомати находится в глубинах потухшего вулкана Мелимою в Патагонии. У меня есть Чаша Грааля.

Виктор молчал, делая вид, что удивлён.

– Ты, наверное, знаешь, – продолжил Отто, – что это та самая Изумрудная Чаша Патриарха из Пещеры Ринпоче.

– Останки Гитлера, насколько мне известно, хранятся в России… – иронично улыбаясь, возразил Виктор, но старик как будто не слышал его.

– Адольф Гитлер обретёт могущество патриарха и Великого Учителя! Империя возродится, и мы…

Старик вытянулся в струну. Его глаза метали молнии. Такое впечатление, что на нём, как встарь, была форма оберштурмбанфюрера СС.

– …Герр Ран, – перебил этот приступ нацистской эйфории Виктор, – шведский король Карл XII контролировал всю Европу, но у нас, под Полтавой, нашёл свою кончину. Французский император Наполеон Бонапарт захватил практически весь цивилизованный мир, но уже в 1812 году наши казаки гарцевали на улицах Парижа. Адольф Гитлер обрушился на нас всеми силами объединённой Европы и, исходя из гипотезы пронацистских учёных, через четыре года дал дёру в Аргентину, когда наши войска вошли в Берлин. Неужели вы думаете, что Четвёртый рейх не постигнет та же участь?

– Тише-тише, Виктор, не надо столько патетики в одном месте и в одно время. Я всего лишь предлагаю тебе деньги… много денег, которые ты получишь, как только фюрер придёт к власти.

«Старый идиот! – думал Виктор. – Да я тебя сейчас прикончу, и никто никуда уже не придёт».

– А если нет, – вдруг поменял тон разговора Ранн, – то ты и твоя сука будете плакать, моля оставить вам жизнь. Но мы всё равно добьёмся своего. Отдай дневник, щенок!

Виктор устало улыбнулся.

– Где он? У твоей шлюхи? Где ты её прячешь?! Мы её найдем! Я тебе обещаю!

Виктора словно ударило током. Он понял, что к смерти Прии Отто Ран и его банда не имеют никакого отношения. В любом случае нужно выбираться отсюда. Виктор посмотрел вокруг, но понял, что уже поздно. Его обступили бутанцы. Бежать было бесполезно.

Лаврова вели под руки из ресторана. Испуганным взглядом его провожал Сударшан. Посетители заведения были заняты своими делами.

– Сударшан, две порции мо-мо!

И неварец уже бегал между столами, забыв о Лаврове.

Виктор не думал о том, что его куда-то ведут. Он размышлял. Если Отто Ран не имеет отношения к смерти Прии, тогда кто? Американцы?… Слишком грязно. Но с другой стороны, ЦРУшники пойдут на всё ради достижения поставленной цели. Возможно, они наняли местных бандитов, чтобы похитить непалку и потом шантажировать Виктора ею, но случилась беда…

«Но зачем Америке вход в Шамбалу? А ты не догадываешься, идиот? – мысленно беседовал журналист сам с собою. – Если этот гитлерюгенд, выживший из ума, грезит о встрече с Гитлером, то Америка, мечтающая о мировом экономическом господстве, думает о ресурсах и энергоносителях. И они их получат… если, конечно, я не съем дневник Кансакара. Хорошо, что я додумался не брать его с собой».

Виктора привели в какое-то тёмное помещение в доме на другом конце Ло Мантанга. Журналиста обыскали и бросили в один из углов сарая. На окнах были кованые решетки. «Ишь ты, подготовились. У дедушки Мюллера был опыт общения с людьми?» – возвращался из своей скорби Виктор. Он не стал форсировать события, да и глупо было выдираться из рук людей, вооружённых до зубов. Отто Ран лично надел на Виктора наручники, застегнув их у него за спиной.

– Значит так! Сейчас мы найдём Прию Кансакар, приведём её сюда и будем пытать у тебя на глазах, – объявил Отто, – так что у тебя ещё есть время подумать.

Старый немец со своей стражей вышел, плотно закрыв за собой дверь. Сквозь тонкую щель в окне через решётку пробивался солнечный лучик, играя частичками пыли…

…Митчелл вошел в просторную шатровую палатку с подносом. На нём стояли парящиеся вареники мо-мо. Следом за ним вошёл человек в бутанском халате с подносом фруктов. Поставив обед на стол, Милчелл жестом велел освободить привязанную к центральному столбу женщину в рваной одежде ло-па. Бутанец поклонился и взмахом ножа рассёк верёвку. Тряпку в виде кляпа изо рта женщина вытащила уже сама. Она тут же бросилась ползти на четвереньках к выходу, но голос американца остановил её.

– Если хотите убежать, мисс, то учтите, что придётся неделю идти по горам. Так что сначала прошу вас отобедать.

Женщина затравленно оглянулась и, всё ещё стоя на коленях, выпрямила спину.

– Кушайте! Кушайте! – иезуитски произнёс ЦРУшник. – Это вкуу-усно. Почти так же, как в вашем ресторане.

Прия Кансакар подползла к столику с едой и набросилась на угощенье. Женщина три дня ничего не ела. Её волосы были спутаны в сальный колтун, на скулах виднелись ссадины, внутренние поверхности бёдер были покрыты коркой засохшей крови. В ту самую минуту в палатку зашел Стив Милутинович.

– Добрый вечер, миссис Кансакар, или мисс… Приятного аппетита, – поздоровался миллионер фирменной американской улыбкой в тридцать два зуба.

Прия тут же прекратила есть, а Митчелл поставил Стиву пластиковое кресло и вышел из шатра вместе с бутанцем.

– Я бы на вашем месте ел небольшими порциями, а то заворот кишок вам будет обеспечен… Ешьте, ешьте, – добавил Стив после небольшой паузы, – а я у вас кое-что спрошу.

Прия опять накинулась на вареники.

– Мне стыдно видеть, как они с вами обращались, – извинительным тоном произнёс Милутинович, – просто звери.

– Да. Зато вы – просто ангел. Не вы ли придумали весь этот спектакль с моим похищением…?

– …и гибелью, – добавил Стив, – Виктор уверен, что вы погибли. И очень страдает… Очень.

– Вы негодяй! Жестокий и циничный! – женщина говорила с набитым ртом, хватая мо-мо прямо руками.

– А вот вы честная, принципиальная и, что самое главное, бескорыстная женщина! Хотели всучить мне бесполезные карты вашего дедушки и получить за это семьсот пятьдесят тысяч долларов. И вам, надо сказать, это почти удалось. Я остановил менеджера за минуту до банковской операции, узнав, что вы – аферистка.

– Я ничего не знала! Мне дедушка ничего не рассказывал…

– А сейчас знаете? – поймал Прию на слове Стив.

– Тоже не знаю… ничего, – опустив глаза, буркнула Прия.

– Вы прекрасно знаете, что есть ещё один документ, который расшифровывает карты вашего деда. Поэтому вы здесь, а не на дне пропасти, как ваш бывший проводник Ашиш…

– Вы его убили? – испугалась Прия.

– Что вы. Вы же сами убили его! Ледорубом в глаз… Это было нечто… А сорвался он в пропасть в вашей одежде, чтобы Виктор Лавров поверил в вашу гибель. Для него вы мертвы.

От волнения Прия перестала есть. Она грустно взглянула на браслет, который чудом уцелел на её руке, и из глаз её покатились слезы.

– Лучше бы я умерла.

– Дорогая моя, – провозгласил Стив, широко улыбаясь, – я хочу, чтобы вы прожили до глубокой старости! Поэтому вы должны рассказать мне всё, что знаете. И вам больше никто не причинит вреда.

– Я не верю вам.

– А у вас нет выбора.

– Виктор убьёт вас, – Прия зло посмотрела на Милутиновича.

– О нет, мэм. Не питайте себя иллюзиями.

– Для чего вы это сделали?

– Что?

– Сымитировали мою смерть?

– Так надо… И вообще, вы задаёте слишком много вопросов. Я, в крайнем случае, обменяю вас на дневник вашего деда. Если, конечно, Лаврова не убьет Отто Ран…

– А вы и о нём знаете?

– Я знаю всё, бейби, – усмехнулся Стив.

Прия, опустив голову, смотрела куда-то вниз.

– Так что расскажите мне всё, что знаете. Пока не поздно, – настаивал Милутинович, – возможно, это спасёт и вас, и вашего друга.

– Хорошо, – решительно сказала Прия, – но с условием, что вы поможете мне уберечь Виктора от этого жуткого немца.

– Ноу проблем, мэм. Я – человек слова.

– Документ, который вам нужен, – полевой дневник моего деда Азира Кансакара. Это небольшая общая тетрадь в коричневом переплёте.

– Где она? – сосредоточился Стив.

– Она находится у Виктора. Там расшифровка названий на русском языке и путеводитель по карте Королевства Ло с полными указаниями.

– Отлично, мэм. Дальше, – скомандовал Милутинович.

– Для обряда в Пещере Великих Учителей нужны артефакты. Двенадцать статуэток индуистской богини Кали и Изумрудная Чаша Патриарха. Про статуэтки я не знаю, а Чаша находится у Отто Рана.

Стив побледнел.

– Вы точно это знаете?

– Так предполагал Лавров. Он видел старика у Пещеры Ринпоче, и Ран чуть не убил его там.

«Вот тебе и старикашка! – думал Милутинович, продолжая внимательно слушать Прию. – С Лавровым дело уладим – не проблема. По старой дружбе дорожку к Пещере покажет, а вот с немцем… Нужно договариваться. Слишком весомая фигура, как я понял…»

Милутинович резко встал с кресла.

– Что ж, мэм, спасибо за информацию.

– А дальше? – удивилась Прия.

– Что дальше? – в тон ей спросил Стив.

– Вы что, меня не отпустите? – наивно осведомилась непалка.

– А разве был уговор?

– Но вы же обещали! – закричала Прия.

На этот крик в палатку вошел Митчелл.

– Я обещал вам уберечь Лаврова от старика немца. На вас это не распространяется, – обыденно сказал Стив. – Я могу вас даже обменять.

– Проклятый американец! – взвыла Прия и бросилась к Стиву. Дорогу ей преградили двое мужчин, мигом заскочившие в шатер. Стив спокойно посмотрел на ЦРУшника.

– Митчелл, едем искать этого… Отто Рана. А вы, – обратился Стив к агентам, стилизованным под бутанцев, – не спускайте с женщины глаз. Она мне ещё нужна.

Стив вышел из палатки, слыша вслед истерику и проклятья Прии. Митчелл, сопровождавший его, смеялся.

– Вот поэтому я никогда не женюсь, мистер Милутинович.

К вечеру стало холодать. Вообще, Ло Мантанг не отличался тёплым климатом. Безлесье и отсутствие природных источников воды лишали его той необходимой для высокогорного городка влажности, которая создавал свой микроклимат. Если в Катманду ночью было +25 по Цельсию, в Ло Мантанге в то же время могло быть и +3, хотя разница в высоте над уровнем моря была небольшая.

С приходом ночи Виктор почувствовал, что здесь не топят. Да и наивно было бы ждать, что Отто Ран приведет журналиста в апартаменты с джакузи и водяным матрасом в спальне. У Лаврова было много поводов для раздумий. Отто Ран не убивал Прию. Сейчас он со своими аборигенами ищет её по всему городу и его окрестностям. В любом случае в этой погоне за Шамбалой столкнулись интересы сразу нескольких организаций – американская разведка, нацистский пенсионер и он. «Интересно, какого сандаля наши не послали сюда экспедицию из спецагентов? Отправили одного журналиста. А я и уши развесил. Родина в опасности. Враг у ворот. Все на борьбу с Деникиным. Тьфу ты. „Совок“ он и есть „совок“ – дубиной не выбьешь».

Виктор прислушался. Шаги охранника за дверью затихли. Он услышал голоса. Бутанцы говорили что-то на своём языке. К сожалению, Виктор не владел всеми языками мира. Вскоре разговор за дверью тоже стих, и украинец начал думать, как выбираться из этого неприятного места. Первым делом нужно было освободить руки, но они были застёгнуты наручниками сзади. Конечно, самый верный способ в подобных случаях – продеть ноги через руки, заведенные в кольцо вокруг себя. Тем более, что Виктор по природе не был слишком длинноногим и его соотношение ног и туловища было пропорциональным. Но проблема была в том, что бутанцы, уходя, связали ему и ноги и такой вариант освобождения ему не подходил. Виктор вдруг вспомнил шоу силачей, которое когда-то, в конце восьмидесятых, проходило в Киеве. Крепкие парни надували резиновые грелки и те лопались прямо в руках; поднимали запредельные килограммы, но самое главное… один из этих «буйволов» рвал наручники. «Конечно, наручники тому силачу могли и подпилить, но… чем чёрт не шутит, – думал журналист. – Эх, Лавров. От дурной головы ногам больно. Послал бы этих СБУшников, лежал бы сейчас здесь противный Цимош, который до сих пор не прислал подмогу…» Виктор настраивал себя на нестандартное решение. Он напрягся всем телом, его стальные мышцы округлились. От напряжения ноги свело судорогой, но это было неважно. Запястья, словно зажатые в тиски, болели, но эта боль была терпимой. Виктор стал напрягать все мышцы по очереди и передавать энергетический импульс в предплечья. Расслабился – напрягся, расслабился – напрягся. Наконец журналист почувствовал прилив сил как физических, так и моральных. Он в очередной раз напрягся, с силой развел руки в стороны и порвал наручники. «Есс-с-сть!» – мелькнуло где-то в голове. «Оказывается, это правда, что можно порвать наручники… Только сделает это не каждый. Во как, Лавров. И не похвастаешься никому. Как-то стыдно хвастаться. Приехать в Киев, зайти на канал и заорать: „Мужики, я порвал наручники!“ Радуцкий будет счастлив…» Но сейчас было не до шуток. Нужно было действовать. Первым делом развязать ноги, затем изучить тёмное помещение на ощупь.

Виктор знал, из чего в непальских городках строили домики – из глины и камня. Развалить даже такой дом вручную можно разве что кувалдой. Можно было, разбежавшись, выбить дверь вместе с коробкой. Причём сделать это как раз в тот момент, когда охранник будет проходить мимо неё. Виктор простучал все стены. Нет, к сожалению, этот домик был слишком крепок. И о дверь можно было разбиться, но так и не выбить её наружу. «Знал куда ведёт, фриц…» Решётки на окнах тоже были закреплены настолько крепко, что нельзя было и думать о том, чтобы вырвать их голыми руками. «Хороший у кого-то склад, однако».

В дверном замке послышалось шебуршание ключа. Виктор резко упал на то место, где лежал до этого, и застыл в позе, в которой его оставили. В кромешную тьму комнаты вошёл охранник с лампой, коптящей вонючим ячьим жиром. Лавров ждал, когда его сторож подойдёт поближе. Если сейчас Виктор ухватит его ногами и ударит об пол, бутанец вскрикнет и разобьёт лампу, услышат его товарищи на улице, если они есть, и тогда все будет кончено. Его просто пристрелят из винтовки, как бездомного пса, и скормят орлам. Перспектива не радужная, но нужно было рисковать. «Всё равно когда-нибудь пристрелят, почему бы не рискнуть?» – думал украинец. Но что-то всё же останавливало его.

Бутанец подошёл совсем близко и взял Виктора за плечо.

– Мистер Виктор, вы живы? – шёпотом спросил он.

Виктор пошевелился и развернулся к охраннику. Перед ним стоял парень лет тридцати в бутанском халате. Лицо его выражало испуг.

– Я пришёл вас освободить.

– Как? – журналист не мог поверить в реальность происходящего.

– Только тихо, а то нас могут услышать. Мой дядя, Сударшан, сказал, что вы – хороший человек. А я и без него знаю. Плохой человек не может носить нож гурков. Вот…

Молодой бутанец вынул из кармана нож гурков, который отобрали у Виктора во время обыска.

Гурки – замечательные благородные воины. Из поколения в поколение эти бесстрашные люди передавали друг другу свои воинские умения, гордость рода и честь воина. Из них уже не одно десятилетие набиралось целое подразделение британского спецназа. Кривые гуркские ножи стали визитной карточкой племени с тибетских нагорий. Виктор получил этот нож в подарок от одного британского спецназовца, когда готовил материал о военных учениях в одной из западных стран – это была высшая степень уважения. И теперь этот гуркский нож спасал ему жизнь.

– Это ваш! Мой дед и мой отец – гурки, – с гордостью сказал человек, одетый в бутанский халат, – сейчас я вас освобожу и отдам его.

Виктор спокойно сел перед охранником с развязанными ногами и порванными наручниками. Сын гурка оторопел, но затем улыбнулся.

– Чему я удивляюсь? Ведь вы – настоящий воин. Только настоящий воин может носить этот нож. Возьмите, – и парень протянул Виктору его спасительный талисман.

Виктору не удалось долго радоваться своему неожиданному спасению. Выходя из «тюрьмы» бок о бок с бутанцем, он наткнулся на Дирка Ягера. Взгляд глаза в глаза… Лавров славился своим взглядом. Его не могли выдержать моджахеды в Афганистане, арабы в Ираке, когда съёмочная группа была взята в плен, и даже Стив Милутинович, убегая от возмездия в аэропорту Папуа-Новой Гвинеи, отвёл глаза в сторону. Но в этот раз журналист почувствовал: «Кажется, попал». Ягер без эмоций молниеносно выхватил свой тесак и по самую рукоятку всадил его в грудь стоящего рядом с Виктором бутанца. Тот рухнул как подкошенный.

…И начался поединок. Жестокий, без жалости и компромиссов. Виктор был старше немца лет на пятнадцать, и он понимал, что соревноваться в скорости ударов и реакции с действующим офицером спецназа, да ещё в своей весовой категории – бесполезно. У Дирка – практика, у Виктора – опыт. Видя руку Ягера на замахе, Лавров моментально сблизился с ним вплотную и ухватил его одной рукой за могучий торс, другой болевым захватом за ключицу, но немец, выскользнув, отскочил на два шага назад. Он сразу понял, с кем имеет дело, и эта схватка была для него не просто соревнованием, а испытанием на прочность. Он держал экзамен перед соперником, хоть и не молодым, но опытным и очень сильным. Виктор знал, что в таком поединке нужно лишить соперника пространства и максимально сближаться с ним, но как это сделать на улице? Рискуя быть снова закрытым, он заскочил в свою «темницу». Там не было света, и это уравнивало шансы бойцов. Но Дирк не стал закрывать пленника, он по-настоящему завёлся. Ягер спокойно зажёг лампу и вошёл внутрь.

Немец бил сильно и размашисто, и Лавров чувствовал, что если ему и удастся выжить, лечиться потом придётся долго и основательно. Но и сам журналист не уступал в силе ударов молодому спецназовцу. Вот уже и у Ягера гематома на лбу и разбита переносица. В момент, когда немец среагировал на обманное движение опытного старого разведчика, он попал в жестокий «замок» и его правая рука хрустнула в локтевом суставе. Дирк вырвался из захвата, и Лавров понял, что силы покидают его. Всему виной возраст. Немец всё бил и бил, мощность ударов оставалась прежней, а Виктор понимал, что его удары уже не достигают цели. Журналист уже сидел на полу с разбитой головой и, ставя блоки наугад, отбивал покалеченными руками сумасшедшие атаки немца ногами. Наконец Виктор просто упал на пол и понял, что больше не может сражаться… Ягер торжествовал. Он победил проклятого русского. Ещё один удар и всё. Виктор, как в замедленной съёмке, увидел ногу немецкого спецназовца, который замахнулся, чтобы завершить своё кровавое дело…

…Нога, бывшая на замахе, опустилась, так и не нанеся удар, и Дирк замер. Из его груди показалось остриё копья. Удивлённый Ягер, не понимая, что случилось, посмотрел на лежащего Виктора, и с краешка его губы, а потом и из всего рта полилась кровь. Аорта была разорвана, и немец, умирая и теряя равновесие, отшатнулся назад…

Позади, держа копьё и уперев его в пол, с одной рукой на перевязи стоял… проводник Цамба.