Глава 18

Винницкое Сомали

Наверное, еще никогда Виктор Лавров, собираясь в командировку, не готовился так тщательно. Может быть, потому, что эту поездку и командировкой-то можно было назвать с натяжкой. Кто его командировал? Кто уполномочивал? Теперь, после увольнения с телеканала, он был предоставлен самому себе. Не то чтобы публика сразу его забыла. Ни в коем случае. Молва об его увольнении уже прокатилась по всему медиапространству страны, и бойкие менеджеры с центральных каналов доставали его звонками по несколько раз на дню, предлагая контракты на выгодных условиях — один лучше другого.

История с увольнением сразу же обросла слухами и нелепыми домыслами. Одни говорили, что Виктор Лавров получил в наследство от своего дяди страусовую ферму и поехал в Австралию. И теперь будет перебираться туда со всей семьей, чтобы остаток жизни посвятить мемуарам. «Мемуары. Страусовая ферма. Неужели кто-то считает, что среди страусов пишется легче?» — удивлялся Виктор, читая очередную заметку.

Другая небылица была о том, что Виктор Петрович завел любовницу где-то в Океании, и она настолько вскружила голову журналисту, что он решил больше не возвращаться в Украину, а остался на каком-то острове и стал вождем племени.

«Угу! Чингачгук Красный Нос…» — думал Виктор, едва сдерживая хохот.

Но больше всего его позабавила байка о том, что настоящего Лаврова давно нет. Его съели папуасы, а тот, кто выдает себя за известного журналиста — его двойник. И этому есть свидетель с «редкой» фамилией Геращенко. Виктор почесал в затылке. «А ведь хорошо придумано! Сколько таких геращенок в Украине. Поди найди… А может, он не врет?»

Виктор посмотрел на себя в зеркало.

«А ведь действительно похож на Лаврова как две капли воды!»

Вообще Виктор, хоть по роду работы и часто смотрел на себя в зеркало («в кадр» нужно заходить человеком, а не «дикобразом»), редко заострял внимание на изменениях в своей внешности. Время шло, и уже то там то тут проскакивает седина, углубились морщины на лбу и ямки по краям губ, ресницы стали реже… Ну и что? В мужчине это не главное! А что главное? Лавров над этим не задумывался, а жил, как жил.

Ехать в такую экспедицию одному было равносильно самоубийству. Но телевидение тем и отличается от других мирных видов деятельности, что здесь работают люди, которые думают об опасности в последнюю очередь. Начиная с замысла проекта и до выхода в эфир все, кто причастен к этому, живут программой, ее концепцией, развитием событий во время съемок и самим съемочным процессом. Сколько раз забывают поесть, бегая за эксклюзивами в командировках! Сколько часов недосыпают, променяв теплую постель на ночные монтажи видеоматериалов! Сколько кофе выпивают, путаясь в премудростях написания закадрового текста! И вдруг, когда программа уже готова и удовлетворенные режиссеры, операторы, редакторы, продюсеры смотрят на свое детище по телевизору, где журналист под пулями, или на вершине Эвереста, или среди полярных льдов, кто-то обронит: «А ведь он мог погибнуть…» Но это так… лирика. Окончится эфир, и завтра все начнется заново.

Попав на телевидение и прижившись здесь, ты уже никогда не будешь прежним. Во всех телепрограммах станешь выискивать два неправильных плана подряд, вслушиваться во все новости — что не так сказал ведущий, во время художественного фильма будешь задавать вопросы сценаристу, при этом беседуя с телевизором. Профессиональный цинизм «сожрет» любую интригу. Поэтому, сидя рядом с родственниками, тебе лучше телевизор не смотреть. Что обычно телевизионщики и делают. Уже давно на ТВ бытует поговорка: «Я телевизор не смотрю. Я в нем работаю…»

И все-таки найти единомышленников в этот раз Виктору было не так просто. Не помогло даже имя. Те, кто раньше выстраивался в очередь к нему на проект, а потом с гордостью говорили: «Я работал с Лавровым!», — теперь смущенно ссылались на какие-то важные дела и нехватку времени. Сомали — это не лужайка у Белого дома. Это воюющее государство. А при умении Лаврова найти приключения даже в пустыне, вероятность остаться живым казалась очень сомнительной.

Однако и здесь нашлись двое «пилигримов», у которых загорелись глаза. Оператор Олег Маломуж и режиссер Игорь Хорунжий были простыми чернорабочими телеканала: при непосредственном участии в производстве программ никогда не попадали в кадр, да и не очень этого хотели. На таких людях, как правило, держится все и везде. Крепкие взрослые мужчины, которые характеризуются простым словом «мужик». Под стать самому Лаврову: если надо, и женщину в горящую избу не пустят, и коня на скаку испугают. И все это без лишних слов и криков. Между тем, при кажущемся равнодушии ко всему, что происходит вокруг, они спокойно и целеустремленно выполняли свою работу. И пусть сорокалетний Маломуж и тридцатишестилетний Хорунжий не были такими резвыми, как Виктор Лавров, но надежнее группы, пожалуй, было не сыскать. Как только Виктор пригласил их с собой, попросив о конфиденциальности, Олег тут же ушел в давно полагавшийся ему отпуск, а Игорь — срочно «заболел».

Итак, группа была готова. Теперь перед Виктором стояла непростая задача: собрать как можно больше информации на родине. Ему, конечно, не раз приходилось бывать на африканском континенте. На склонах Килиманджаро, в заповеднике Серенгети — в Танзании, на островах Пемба и Занзибар, у водопада Виктория — на стыке границ Замбии и Зимбабве, в племени масаев — на юге Кении, и в православных храмах в Эфиопии. Но в Сомали Лавров еще не был ни разу и, как настоящий профессионал, должен был подготовиться.

От своих коллег из Европы Виктор узнал, что попасть в постоянно воюющую республику воздушным путем непросто. Это можно сделать только из Найроби — столицы Кении. И то лишь в случае дополнительной оплаты за посадку в аэропорту Могадишо. В Сомали, раздираемой гражданской войной, обе посадочные полосы аэродрома контролировались главарями разных бандитских группировок: одна — представителем Аль-Каиды по имени Али, другая — индусом Дивитом Сингхом. В случае неуплаты самолет-«нарушитель» ожидал неминуемый расстрел из крупнокалиберных пулеметов.

Само по себе определение «Сомалийская диаспора в Украине» имеет несколько комичный оттенок. Где Украина, а где Сомали? Разные страны, разные климатические условия, разные культуры, все разное. Что забыли у нас дети жаркого солнца и соленого океана? Как живется у нас людям, для которых носорог и лев — это, пусть не всегда добрые и милые, но соседи? Несведущий обыватель посмотрит на вас с широко раскрытыми глазами: «А разве такое может быть?..» Может! Такая диаспора в Украине есть.

Используя старые журналистские связи, Виктор Лавров обратился за помощью к начальнику Винницкого УВД. Полковник Листвин приветливо встретил гостей из Киева. Он удивительно соответствовал свей фамилии: был весь рыжий, как кленовый лист осенью, правда, с седыми проблесками. Конечно, Виктор, помня наставления Короленко, не особо распространялся об истинной цели визита к сомалийцам. Журналист надеялся найти связь между представителями диаспоры и их родней в восточноафриканской стране, чтобы договориться о спокойной посадке в аэропорту Могадишо, пусть и за деньги. Листвину же было сказано, что готовятся съемки программы на восточном побережье африканского континента, и это было не очень далеко от правды.

Лавров, Хорунжий и Маломуж, словно три сказочных богатыря, с полным достоинства видом сидели в одном из кабинетов УВД и ждали встречи с представителями африканских племен, проживающими… в Винницкой области.

Гибкий и изобретательный ум телевизионщиков рисовал веселые картинки проживания африканца в условиях украинской семьи. Виктор, Олег и Игорь вели беседу умело, рассказывая в лицах, как настоящие актеры. Рядом с ними был и полковник Листвин, он и смотрел спектакль.

— А представляете себе такого зятя… — спокойно рассуждал Хорунжий. — Приходит он на праздник в гости. Ты ему: «Ты с собой ничего не принес, сынок?» А он тебе: «Принес, папа»… Вынимает «там-там» из сумки и начинает барабанить.

— Я лично слышал, как одна бабушка, теща африканца, качала коляску и кричала дочке через весь двор: «Анжела, йди сюди, Манфред всрався!» — рассказывал Олег.

Мужчины зашлись хохотом. Смеялся и начальник УВД.

— Вы смотрите, при них не брякните ничего. А то они русский хорошо понимают. Еще обидятся. Скандала не оберешься.

— Вы расисты! — деланно бурчал Лавров, едва удерживая на лице серьезную мину.

— Хм… расисты. А представь себе, приходит к тебе дочка, приводит жениха, — предлагал свою версию Маломуж. — А он оттуда, из какой-нибудь Вольты. Ты с ним серьезно говорить, а тут вдруг муха пролетела или кузнечик проскакал, и уже все внимание на него… Лакомство. Какой уж тут тесть? Никакого уважения.

Виктор только тихо посмеивался. В некоторых странах он пробовал такую гадость, что и кузнечик, и муха покажутся деликатесом. Но лучше об этом не распространяться.

Африка разнообразна и многолика — сотни народов и тысячи этнических групп. У каждого из племен своя культура, свои особенности общения. Можно не принимать десятки вещей, связанных с обычаями и вкусовыми пристрастиями этих людей, но журналисту, как дипломату, нужно все это уважать и хотя бы стараться понять. Общение со многими народами, народностями, племенами и общинами требует терпения и гибкости. Виктор к этому давно привык — это был его образ жизни, поэтому он вел себя сдержанно даже дома.

Тем временем представители сомалийской диаспоры прибыли, немного опоздав, и вошли в кабинет без стука. Три «афроукраинца» в куртках и джинсах. Увидев эту троицу где-то в городе, можно было бы подумать, что к двум сыновьям-студентам приехал папаша откуда-то из теплых краев — никакой национальной одежды или еще чего-нибудь примечательного.

Силах Рахмун, старший из представителей диаспоры, был мужчиной между сорока и пятьюдесятью, слегка располневшим, лысоватым и с неприятным взглядом, прекрасно владеющим русским языком и говорящим почти без акцента. Он сидел напротив журналиста и смотрел в упор. Что-то вспомнилось Лаврову при взгляде в эти черные глаза с большими воспаленными капиллярами на белках… Они казались злыми. Или не казались? Или… «Ну, конечно, Матаджи!» — осенило Виктора.

Пару лет назад Лавров ездил в Папуа Новую Гвинею, где попал в племя людоедов с ярким названием «Хули». Одним из вождей этого племени был неуступчивый и кровожадный папуас Матаджи — сильный и смелый воин, маленький дьявол джунглей, гроза любого непрошеного гостя. Столкнувшись с Матаджи в лесу один на один и посмотрев ему в глаза, сразу поймешь, кто охотник, а кто жертва. Такого человека лучше иметь среди друзей, чем враждовать с ним. Но случилось так, что Матаджи стал украинскому журналисту другом, готовым отдать за него жизнь. И если глаза Силаха Рахмуна были похожи на глаза Матаджи, это еще не значило, что он сделает то же самое. Украинец смотрел в эти глаза абсолютно открыто, не пугаясь и не заискивая.

Два других сомалийца, парни двадцати-двадцати пяти лет, были настолько одинаковыми во всем, что с первого раза и не запомнишь, кто из них кто — высокие, худые, с одинаковым бездумным выражением лица. В разговоре с Лавровым Силах Рахмун то и дело переговаривался со своими соплеменниками на языке сомали — самом распространенном на их исторической родине.

Виктор не знал языка, на котором разговаривал Рахмун, но, как журналист-профессионал, готовился к встрече. Свободно владея несколькими европейскими языками, Лавров потратил две ночи, чтобы ознакомиться с трудами Лео Райниша и Богумила Анджеевского и сделал для себя определенные выводы. Речь сомалийцев изобилует словами из арабского, итальянского и английского языков, хотя фонетическая основа — местные наречия. Но не следует называть сомалийский язык экзотическим! По статистическим данным, на нем в мире разговаривает до тридцати миллионов человек.

В некоторых странах человек без музыкального слуха — все равно что глухонемой, поскольку не сможет воспроизвести правильно ни одного слова. Всему причиной — произношение гласных и согласных звуков по разным фонетическим признакам: высоко или низко, протяжно или отрывисто, открытым ртом или с выпячиванием губ. Виктор, имея опыт общения со многими народностями, схватывал фонетические навыки налету. Именно поэтому он не дословно, но все-таки немного понимал то, о чем хитрый Силах говорил своим парням, и то, что они ему отвечали.

— Этот белый думает, что я ему расскажу, кто такой Али? Наивный…

— Он же сказал, что просто будет снимать программу о Сомали…

— Да мало ли, что он там сказал. Все белые коварные, как львица на охоте, но наивные, как жираф…

— …Я не львица и не жираф, — вдруг вклинился в разговор сомалийцев Виктор на русском. Силах сидел с отвисшей от удивления челюстью, а журналист продолжал:

— …Я обыкновенный сотрудник телевидения, которому просто нужно попасть в Сомали. Я хорошо заплачу кому следует. От тебя, Силах, мне нужно только одно: чтобы ты помог нам решить эту задачу.

Полковник Листвин довольно крякнул — дескать, знай наших! Оператор и навигатор молчали с каменными лицами, зная непреложную истину толковых парней: «Молчи, дурак, за умного сойдешь».

Силах все еще не мог прийти в себя от удивления, а двое парней, сидящих рядом, испуганно переглядывались и рассматривали всех, кто был возле Виктора. Ни Маломуж, ни Хорунжий, а уж тем более полковник Листвин сомалийского языка не знали. Но сейчас молодым парням казалось, что их видят насквозь. Силах Рахмун своим взглядом уже не напоминал людоеда. Выражение его глаз стало страдальческим и обиженным.

— Я всего лишь раханвайн, — уныло сказал африканец.

Сомали населяет множество племен, но основные шесть постоянно на слуху: дир, дарод, исаак, хавийе — кочевники-скотоводы, часто очень зажиточные и могущественные, поскольку имеют возможность хорошо и быстро торговать. Но есть еще дикиль и раханвайн — это оседлые земледельцы, выращивающие злаки. Большинство племен Сомали издавна враждуют между собой. Так, например, дарод и исаак воевали еще до гражданской войны, постоянно оспаривая первенство. Кстати, ныне основной костяк сомалийских пиратов состоит именно из африканцев племени дарод.

— Я — раханвайн, — жалостливо повторил окончательно погрустневший Силах и кивнул на своих «нукеров». — И они из племени раханвайн. Мы мирные земледельцы и не имеем никакого отношения к племени дарод.

Конечно, Силах лукавил. Любое племя, даже самое маленькое, считает себя великим и могучим. А иначе как воспитывать детей? Как жить, когда не сможешь защитить себя от врагов? Просто сейчас хитрый сомалиец прикинулся маленьким и несчастным.

— Хорошо! — выдохнув, громко сказал Виктор, будто делая заключение из всего услышанного. От досады и волнения он сам не заметил, как перешел на английский вперемешку со скудным арабским, почти не подбирая словосочетаний.

— Силах. Вы — дети Сомали, приехали жить к нам в Украину. Наша земля приняла вас, как своих. Вы живете, работаете, рожаете детей, молитесь Богу, и никто вас здесь не обижает. Теперь я скажу тебе правду! Сейчас в водах Индийского океана прямо у ваших берегов гибнут наши люди — украинцы, захваченные негостеприимными сомалийцами.

— …Мы сами уехали от войны, — вставил сомалиец, оправдываясь.

— Вы уехали от войны. У тебя есть дети?..

Сомалиец раздул ноздри и тяжело задышал:

— Четверо…

— …А что делать нашим детям, которые ждут своих отцов? Подумай об этом!

Сомалиец уже не смотрел на Виктора, а взглядом искал защиты у полковника Листвина.

— Виктор Петрович, — кашлянул полковник. — Говорите на понятном языке, пожалуйста.

— Силах! — не унимался Лавров, продолжая убеждать сомалийца на смеси из английского и арабского. — У тебя тоже есть дети, и их никто не держит в неволе. Будь справедливым… Силах, Нидар Ба Ку Хели!

Нидар — палач над неправедными. Бог из древне-сомалийской мифологии, который наказывает воров, жуликов, прелюбодеев и детоубийц. Упоминание о нем было последней надеждой Виктора. Действительно, многие сомалийцы не забыли своей древней мифологии, даже несмотря на долгие попытки колонизаторов привить им всяческие религии. Хуур — вестник смерти, Ээбе — божество неба, Нидар — справедливый палач.

Это была слабая надежда, но все же… И тут Силах побледнел. С минуту он молчал, затем неуверенно ответил по-русски:

— Я всего лишь раханвайн…

 

Глава 19

Кольцо сжимается

— Чертов сын, — буркнул Маломуж, глядя на пробегавшие за окном «гелика» заснеженные придорожные кусты.

У него все еще не выходила из головы беседа Виктора с Силахом Рахмуном. Съемочная группа Лаврова возвращалась домой на его машине.

— Да. Так и не согласился помочь, — досадуя, подтвердил Лавров. — Но! Мы не ищем легких путей! Поедем через Кению. Найроби — Момбаса, а оттуда в Могадишо…

— А до Кении как? На велосипедах? — поинтересовался Маломуж.

— Вечерней электричкой, — в тон ему ответил Виктор.

Знали бы они, что почти угадали свой дальнейший путь…

Утром следующего дня Виктору позвонили, пригласив в управление Службы внешней разведки для беседы с начальством.

— …И, пожалуйста, не опаздывайте, — вежливо попросил незнакомый мужской голос. — У генерала Грищенко все расписано по минутам, сами понимаете…

«Что? Куда? Зачем? Почему?» Мысли Виктора путались. Он совсем не ожидал такого поворота событий. Своего времени для встречи с ним не пожалел сам начальник Службы внешней разведки…

Откуда ветер дует? Кто донес? О намерениях Лаврова отправиться в Сомали знали немногие… А может быть, все-таки многие? Радуцкий и Короленко не в счет. Когда Виктор в поисках съемочной группы обзванивал своих друзей и старых знакомых с телевидения и бегал по каналу, он совершенно не думал о том, что кому-то обязательно понадобится доложить куда следует. Но в том-то все и дело, что журналист никому не рассказывал конкретно, для чего он едет в Восточную Африку. «Да кто его знает? Такие времена, что только одно слово «Сомали» уже вызывает подозрение… Пострадаешь, Лавров, за свой длинный язык. Сейчас дадут пятнадцать лет расстрела, и будешь ты бедный…» — иронизировал Виктор.

По пути в Службу он несколько раз набирал полковника Короленко. Все-таки без консультации такого матерого спеца было бы непросто, но, увы, Лаврову никто не ответил.

«Ну что ж. Когда Бог давал людям разум, журналист беседовал с генералом», — в очередной раз пошутил над самим собой Лавров и вошел в просторные двери управления Службы внешней разведки Украины.

* * *

Кабинет большого начальника всегда должен соответствовать его чину. Чем больше начальник, тем просторнее его кабинет, роскошнее мебель и гардины на окнах, дороже настольная лампа, по традиции, сделанная под старину. А у шикарной чернильницы с татуированной чеканкой подставкой, как правило, помещается пара эксклюзивных ручек с золотым пером. Любой чиновник мечтает о таком рабочем месте.

Прекрасный палисандровый паркет, который положили, по всей видимости, еще при первом секретаре ЦК Компартии Украины Шелесте, сверкал, как в музее. Сейф из кабинета можно было вынести разве что с помощью подъемного крана. А под самым портретом президента, недалеко от флага, по традиции лежал сувенир, извещающий о патриотической принадлежности того, кто здесь работает: у Виталия Евгеньевича Шитого это был абсолютно бездарно составленный букет в украинском стиле, состоявший из сухих колосков ржи, кукурузы, васильков и зачем-то красного горького перца.

Хозяин этого перца с сухими початками кукурузы — уже немолодой, но активный мужчина с живым взглядом и слегка развязными манерами, высокий и упитанный — ходил перед своим рабочим столом большими шагами. Благо, было, где ходить: в ширину его кабинет был никак не меньше десяти метров.

— Ну, что ж, первая часть мероприятия затянулась…

Перед «гуляющим» туда и обратно Шитым на красивом деревянном стуле с высокой спинкой сидел «человек в штатском» — крепкий полноватый офицер Службы безопасности Сысоев.

— …Операции, — поправил он чиновника.

— Что? — переспросил взволнованный генерал.

— У нас это называется операцией.

— Называйте это хоть игрой «в квача». Я не знаю, сколько они еще будут тянуть, — нервничал генерал.

— Может, денег в казне нет? — пытался смягчить разговор Сысоев.

— Я бы на вашем месте не шутил, — стиснув зубы, сдержанно ответил Шитый и сел в свое кресло за рабочим столом.

— Вы же сами говорили, что нужно потянуть время.

— Говорил, говорил. Но никто не думал, что это затянется на четыре с половиной месяца.

— Не сегодня-завтра команда «Карины» начнет умирать, и тогда выкупать будет некого, — безразлично сказал СБУшник.

— Что значит некого? А оружие? Псу под хвост? — возмутился генерал. — Выкупят, никуда не денутся.

Даже циничный офицер спецслужбы скривил рот, поражаясь такому безразличию Шитого к людям. Он поднялся и сделал несколько шагов к окну, задумавшись. За окном по трассе стайками протекали машины, по своим делам шли прохожие. Так уж сложилось в этом мире, что их жизнь ничего не стоит и не значит.

— А не боитесь, Виталий Евгеньевич? — спокойно спросил Сысоев после долгого молчания.

— Чего? — с легкой иронией спросил генерал. — И кого?

В этом голосе было столько самоуверенности и сытой лени, что любому собеседнику стоило бы задуматься. Шитый как будто спрашивал: «Ты угрожаешь? Или просишься ко мне под крыло?»

— Да я вот смотрю, этаж у вас невысокий, — увильнул в сторону представитель спецслужбы, глядя в окно. — С любой крыши…

Сысоев, как профессионал, оценивал обстановку. Дома напротив стояли далеко.

— …Обычная трехлинейная винтовка с оптическим прицелом делает чудеса, поражая цели с расстояния почти двух километров, — продолжил он свою мысль.

— Продумано, Геннадий Александрович, — смеясь, ответил генерал. — Это не просто пуленепробиваемые, это самолетные стекла. Так что любая пуля для них — детский пистон.

В руке генерала неизвестно откуда появился пистолет «ПМ», направленный в сторону Сысоева. Мгновение… и Шитый несколько раз нажал на спусковую скобу. Пистолет, внешне очень похожий на настоящий, сделал несколько звучных выстрелов пистонами. Сысоев при этом не дрогнул.

— Сыну подарок готовлю ко дню рождения. Специально под заказ сделали, — размахивая игрушечным «макаровым», похвастался Виталий Евгеньевич.

— Ну, это когда окна закрыты, а если?.. — продолжал дознаваться зануда Сысоев.

— …А есть проветривание, — перебил генерал.

— Есть специалисты, которые забрасывают гранату в форточку на восьмом этаже, — обыденно рассказывал СБУшник. — А у вас только третий. Забросят даже в щель.

— Откройте окошко, — закуривая, попросил генерал.

— Что? — переспросил Сысоев.

— Окно откройте! Или боитесь? — начал раздражаться Шитый.

Офицер спецслужбы открыл окно настежь, в кабинет ворвался морозный воздух. Шитый ухватил со стола пепельницу из меершаума и швырнул в открытое окно. Пепельница влетела в проем окна и, словно оттолкнувшись от батута, тут же вернулась обратно, упав под ноги Сысоеву. Тот в недоумении посмотрел на генерала.

— Ну как? — торжествуя, спросил Шитый.

Сысоев аккуратно поднял пепельницу и поставил ее на стол перед собеседником, который стряхнул в нее пепел дорогой сигариллы.

— Наконец-то я вас удивил, дорогой мой скептик, — довольный генерал откинулся на спинку кресла.

— Не скрою, вы правы, — Сысоев опять подошел к окну. — Мне остается только спросить: как это?

— Существуют такие полимерные материалы, сеть из которых практически не видна.

— Нанотехнологии? — догадался Сысоев.

Шитый кивнул в ответ.

— Такой себе невидимый батут. Бросит бандит гранату и получит ее обратно. Сетка не даст ей влететь даже в широко открытое окно, а оттолкнет обратно. И, что самое главное, ее почти не видно, настолько тонкие волокна…

— А… — хотел продолжить расспросы Сысоев.

— Достаточно… на сегодня, мой друг, вопросов достаточно, — дружелюбно прервал спеца генерал. — У вас еще есть что-нибудь ко мне?

Шитый давал понять, что разговор окончен, но у «человека в штатском» были совсем другие планы.

— Пан Шитый, хочу спросить вас прямо. А если кто-то узнает, что на «Карине» оружие…

Внезапный удар Шитого кулаком по столу прервал фразу Сысоева.

— Что значит узнают? Кто узнает? Мы же с вами договаривались, что…

— Спокойно, Виталий Евгеньевич, — очень тихо перебил генерала спец, но сделал это так, что Шитый моментально замолчал и приоткрыл рот не то от удивления, не то от испуга. — Для того мы с вами и сотрудничаем, чтобы конфиденциальная информация таковой и оставалась. Мы ведь сотрудничаем?.. Хочу вас познакомить с одним человеком… и не возражайте, потому что от этого может зависеть успех всего, как вы говорите, мероприятия.

— Хорошо, — тяжело перевел дыхание Шитый. — Что это за человек и где он?

Сысоев кивнул головой и вынул из кармана телефон.

— Войдите.

Не успел он скомандовать, как тяжелая дверь в кабинет открылась и по паркету зашагал высокий, сухопарый и седой как лунь мужчина в костюме-тройке. Ему не хватало только пенсне и «брегета» в пистоне жилетки, и можно было бы подумать, что кто-то оживил академика Павлова.

— Прошу любить и жаловать. Агент Корень, — представил колоритного гостя Сысоев.

Если бы в кабинете находился Виктор Лавров, он конечно же сразу узнал бы в «академике» того самого «нептуна» с побережья одесского пляжа «Ланжерон».

— Что вы видели, расскажите нам, — учтиво попросил «службист».

— Три дня назад Людмила Богомол встречалась с Виктором Лавровым.

— Людмила Богомол — мать матроса-механика с «Карины», — пояснил Сысоев.

— Знаю… знаю… — сквозь зубы процедил Шитый. — Приходила ко мне как-то. Пришлось поплакать вместе с ней. Активная, как…

— …Я установил за ней слежку, как бы чего не натворила, — кивнул головой в ответ Сысоев.

— А о чем они говорили? — поинтересовался у старика генерал.

— Услышать не удалось, — спокойно ответил «нептун». — Увидеть тоже.

Шитый вопросительно посмотрел на Сысоева.

— Лавров то ли что-то заподозрил, то ли так получилось случайно, что он перекрыл себя Людмилой, стал за ней, и я не разобрал ни слова.

— Лавров, Лавров, — озадаченно вспоминая, забормотал генерал. — Кто это? Что-то знакомое.

— Ну, этот журналист. С телевидения, — напомнил Сысоев. — Человек года и так далее…

— Ах, да-да-да-да-да… И что же?

— Ничего. Но без всякой цели активистка с журналистом встречаться не будет, — заключил офицер спецслужбы.

— Но вы ведь не знаете, о чем они говорили? — неуверенно спросил Шитый.

— А вам одного факта того, что они уже встретились, мало? — вопросом на вопрос ответил агент Корень.

Эти слова пожилого агента ввели чиновника в ступор.

— Вы свободны. Продолжайте наблюдение, — приказал Сысоев старику, и тот, не прощаясь, молча вышел из кабинета.

— Геннадий Александрович, — проглотив сухой комок в горле, почти прошептал Шитый. — А этот ваш… Корень… не подведет?

— Этот наш Корень уже работал со СМЕРШем, когда нас с вами еще и в проекте не было.

— Ну, если бы мне было семьдесят лет, я бы не рискнул…

— Девяносто три!.. — улыбнулся Сысоев. — Ему девяносто три года, и он все еще выполняет третье упражнение по стрельбе. Без очков, должен заметить!

— Ну… мне остается просто вам верить.

— Да, больше ничего и не остается, — веско сказал Сысоев.

При этих словах генерал посмотрел в глаза спецу и понял, что успех его махинаций и вправду целиком и полностью зависит от этого человека. Он открыл коробку из красного дерева, достал оттуда очередную сигариллу и подкурил.

— А что будем делать дальше? Если Лавров знает, то это…

— …Я хочу убедиться, что у вас есть план. Надеюсь, он у вас есть? — глубоко затянувшись и выпуская кольцо дыма, спросил генерал.

* * *

— Фу-х-х-х-х! Хорошо хоть папу не сказали привести, — пробормотал Лавров, выходя на улицу после беседы с генералом и вытирая платком пот со лба.

«Говорят, что генерал — это выживший из ума полковник. Так вот, Лавров. Тебе не повезло. Этот не выжил».

— Ну как? — послышалось за спиной, и Виктор резко обернулся. Перед ним стоял Короленко, смеясь одними глазами. — Кто победил?

— Знаешь, полковник, — отвечал Виктор, пожимая руку старому спецу, — как выиграть у чемпиона мира по шахматам?

— Как?

— Это когда ты играешь белыми, а у него все карты одной масти и без козыря.

Короленко, засмеявшись, похлопал Виктора по плечу.

— Тебе, Лавров, книжки пора писать, а не по африкам ездить.

— И ты туда же! — возмутился Виктор, подходя к своему «гелендвагену». — Только что мне этот батон в погонах рассказывал, кто виноват, что делать и кому на Руси жить хорошо.

— И что ты ему ответил?

— Хіба ревуть воли, як ясла повні?

— А серьезно?

— А серьезно — он мне пытался запретить ехать.

— А ты?

— А я что? Зачем мне лезть в бутылку? Я прикинулся ветошью и сказал, что и слыхом не слыхивал ни о каких Сомали и вообще, если поеду куда-то, то не сегодня.

— И он тебе поверил?

— Ну, как этим глазам можно не поверить? — ответил журналист и посмотрел на Короленко таким взглядом, что тому захотелось дать ему кусочек колбасы.

— Артист…

— Поехали выпьем, зритель… — парировал Виктор, открывая дверцу водителя.

— Не-е-е. У меня дела… я тут голубей кормлю.

Только сейчас Виктор заметил в искусственной левой руке полковника сумку с мокрым хлебом.

— Знаешь, очень нервы успокаивает, — простецки улыбнулся пенсионер спецслужбы, и в этом было что-то трогательное.

На самом же деле Виктор понимал, что Короленко пришел сюда не просто так. Но лишних вопросов таким людям не задают и, попрощавшись со старым товарищем, журналист медленно тронулся в сторону дома.

Виктор заметил за собой одну особенность. В последнее время в моменты крайнего напряжения он начинал шутить. И не просто шутить, а прямо-таки фонтанировать иронией и юмором. То ли это от того, что боялся сказать что-то лишнее, или просто потому, что его остроумие помогало ему справиться с психологическим напряжением. Нет, он никогда не был угрюмым и всегда находил, как съязвить, саркастически поддакнуть, но в последние пять лет это чувствовалось особенно остро. Вот и сегодня его по-настоящему «несло».

Беседа была не из приятных. В ней Лавров сумел выдержать дуэль взглядов, не поддаться на провокации крупного начальника, не выдать своих планов и, поддерживая разговор, учтиво согласиться с генералом по всем пунктам его речи. Начальство любит, когда его слушают и понимают, даже когда ему только кажется, что его слушают и понимают. Единственное, что уяснил для себя журналист: помощи ему ждать неоткуда, судьбы моряков «Карины» никого не интересуют и от этого дела он не отступится ни при каких условиях…

Размышления Виктора прервал телефон. Звонила старшенькая.

— Папочка, большое спасибо за пиро5женки! Мы тебя очень лю…

Разговор неожиданно прервался.

— Алло, Лиза! Какие еще пироженки?!

Виктор сразу почувствовал прилив крови к голове, и предательское чувство ужаса поползло по корням волос. Небо, затянутое тучами, будто упало вниз и висело над самой дорогой. Лавров быстро набрал Лизын номер. Трубка «ответила», что абонент вне зоны доступа. Телефон младшей дочери Даши не отвечал… Журналист сразу вспомнил предостережение Короленко. «Не ввязывайся ты в это дело, Витя. Сожрут и фамилии не спросят…»

— А ну-ну-ну-ну-ну, — бессвязно, сдавленно почти прошипел Виктор и утопил педаль газа своего «Кубика» до предела.

Лавров знал город лучше любого навигатора: где срезать, где объехать посты дорожного патруля. Да, он рисковал, идя по городским дорогам почти на предельной скорости, но сейчас ему было решительно наплевать. Ужас, отчаяние, но при этом крайняя решительность и поднимающаяся откуда-то лютость гнали журналиста вперед.

Проскочив полгорода за считаные минуты, через полчаса после обрыва связи с Лизой он уже подъехал к своему дому, останавливаясь и ставя машину на «ручник» вспотевшей ладонью. Калитка во двор оказалась открытой. Двухгодовалый самец кавказской овчарки, стокилограммовый Амаль, которого Виктор купил еще в прошлом году, во дворе отсутствовал. У будки бесполезной змейкой валялась оборванная цепь. Виктор тенью пробрался к дому, прислушиваясь… Тишина. Как она пугала его… Журналист осторожно подошел к двери. Она была закрыта. Лавров выдохнул и достал ключ… Он сразу поднялся на второй этаж. Средь бела дня в детской горел свет… Виктор сделал несколько нерешительных шагов к двери и заглянул внутрь… На Дашкиной кроватке мирно лежали две дочки Лаврова, старшая и младшая, и мирно посапывали. Уснули и видели неизвестно какой по счету сон.

Еще никогда Виктор Лавров не испытывал такого облегчения. Черт возьми! Ноги сразу стали ватными и почему-то захотелось плакать… Он вспомнил слово «пироженки». Где-то в доме лежали злосчастные кондитерские изделия неизвестного происхождения. Он спустился вниз и прошел в столовую. Так и есть. На столике стояла нетронутая коробка заварных пирожных. Но успокаиваться было рано. Это мог быть не яд, а взрывчатка. Лавров осторожно подошел к коробке и прислушался. Часового механизма внутри не было. Так же осторожно Виктор вышел из столовой и ринулся во двор, где в сарае на деревянной стене висел багор. Еще минута, и журналист, подцепив коробку пирожных за веревочку, аккуратно шел по коридору, держа тяжеленный железный шест с крючком за конец и вытянув руки далеко вперед.

— Папа! — послышалось сверху. Это бежала по лестнице проснувшаяся неугомонная Даша.

— Стоять! — неожиданно рявкнул Лавров так, что сам испугался своего голоса.

Девочка застыла на месте, а старшая сестричка, подоспев к ней сзади, положила руки ей на плечи. Виктор как раз проходил мимо лестницы.

— Девчата, не шумим, — спокойно сказал отец. — Лиза, открой мне дверь. Даша, оставайся на месте.

Все произошло быстро и без лишних нервов. Виктор вынес опасный предмет на хозяйственный двор и бросил его вместе с багром за сарай, при этом закрыв уши и открыв рот, чтобы не оглушило. Но взрыва не последовало.

Открыв глаза через несколько секунд, он увидел, как возле дома застыла Даша, а на нее недоуменно и испуганно смотрела Лиза. За углом лежала разорванная коробка эклеров. Это действительно были сладости. Дети переглядывались и не понимали: уже можно смеяться? Между пирожными лежала записка. «03-го февраля в аэропорту Найроби к вам подойдет Наргис. У него номер счета для Али… Нидар пощадит меня».

Виктор с шумом выдохнул.

— Не подвел, Силах Рахмун. Пятерка тебе, Лавров…

Он сел прямо на сухую дубовую колоду и закрыл лоб ладонью. Сердце все еще бешено колотилось. Его плеча коснулась маленькая ладошка младшей дочери.

— Папа, ты знаешь, Амаль убежал, — грустно сказала девочка.

Виктор посмотрел на Дашку. Светло-русая челка и озорной взгляд голубых глаз. Совсем его взгляд, такой родной… Журналист обнял дочку за плечо, затем обнял и подошедшую к нему старшенькую — Лизу.

— Совсем ты, папа, с ума сошел со своими путешествиями, — с укором сказала Лиза.

И была права. Виктор заигрался в казаки-разбойники. Короленко предупредил. Ну и что? У Короленко вся жизнь такая: операции — спецоперации, агенты — суперагенты, задачи — сверхзадачи. Вот и мерещится враг в каждом соотечественнике.

А ему, Лаврову, не к лицу эти глупости. Придумал себе, что за ним охотятся. Смешно. «Совсем, что ли, заболел, Лавров?» — усмехался Виктор, обнимая своих девчонок.

Единственное лекарство от этой «болезни» — просто работа. Делать то, что надо, и будет то, что будет… В конце концов, если спецслужбы не шевелятся, а чиновникам наплевать на то, что сограждане пропадают в Индийском океане, то кому нужен он — «щелкопер», «журналистишка, «писака»?

— Ладно, девочки, — Виктор поднялся с колоды. — Пойдемте искать Амаля, а потом все вместе съездим за тортом!

Предложение было встречено радостными прыжками Дашки и теплой ласковой улыбкой почти взрослой Лизы. Жизнь продолжалась. Долой «отравы» и «взрывчатки»!