Глава 1

Враги не промахиваются

Абриколь! Партия! Аплодисменты. Шитый не часто выполнял этот удар, но когда на кону стоит партия — почему бы и не сделать один из самых удачных финтов на бильярде? Да, он любил рисковать… Еще в «лихие девяностые» приобрести государственное предприятие за бесценок или отобрать за долги бизнес было для бывшего заместителя секретаря парткома парой пустяков. Ну а вывести деньги в офшор через десяток подставных фирм — это вообще проще простого. В XXI веке, когда все капиталы были амнистированы и средства стали легальными, Шитый пользовался законом, филигранно обходя его. Да и как не пользоваться, если всегда находился дурачок, которого можно было подставить? Тем более сейчас, когда бывший бизнесмен стал народным депутатом и в любой кабинет Кабмина «открывал двери ногой».

Новое дорогое зеленое сукно на бильярдном столе было опробовано еще на прошлой неделе, и Шитый играл в свое удовольствие. Соперником был выбран начальник охраны, у которого никогда не хватало времени практиковаться. И правильно! Какой же смысл «гонять шары» с мастером? Мастеру можно и проиграть. А Шитый проигрывать не любил. Остальные присутствующие из свиты, как и положено, восхищались великолепными ударами шефа. Придворных льстецов хватало всегда, и разогнать бы их всех… Но кто же тогда будет льстить?

Внезапно в бильярдную вошел Сысоев. Он был крайне взволнован.

— Пошептаться бы…

Шитый удивленно поднял брови.

— Что такое? Ни тебе здрасьте… Что за тон?

— Виталий Евгеньевич, не до этикета, честное слово.

— Хм… Что ж, Геннадий Александрович, тогда, я полагаю, у вас действительно важные сведения…

— Да, да, да, — нервной скороговоркой выпалил полковник спецслужб. — Нет времени на расшаркивания. Помните, как в армии? За неимением времени буду говорить не думая…

— Ах-ха-ха! Не слышал такого, — продолжал тянуть резину Шитый.

— Это касается журналиста… — отрезал Сысоев и посмотрел на свиту, давая понять, что разговор нужно вести с глазу на глаз.

— Хорошо, — с легким недовольством протянул Шитый, и по мановению его руки все, кто был в зале из «прислуги», молча и поспешно вышли.

Виталий Евгеньевич, не привыкший суетиться, с проворством ленивца подошел к барной стойке к заранее приготовленному напитку со льдом.

— Пить будешь?

— С какого такого времени мы уже на «ты»? — поинтересовался Сысоев, сохраняя дистанцию с чиновником.

Шитый демонстративно пропустил фразу полковника мимо ушей, сделал небольшой глоток из бокала и, пройдя несколько метров, опустился в плетеное кресло.

— И что же такого срочного вы хотели мне сообщить? — надменным тоном поинтересовался Шитый и небрежным жестом пригласил Сысоева сесть напротив.

Сысоев, в свою очередь делая вид, что не заметил жеста наглого депутата, наконец продолжил:

— Лавров, оказывается, выжил… Он в Украине, готовит пресс-конференцию.

После долгого молчания Шитый произнес:

— А вы все меры приняли, чтобы этого не случилось?

— Я принял меры, чтобы оттянуть пресс-конференцию, — спокойно ответил Сысоев. — Теперь дело за вами.

— За мной? — удивился чиновник.

— Да-да, Виталий Евгеньевич.

— А что, собственно, мы так его боимся, этого Лаврова? Пусть собирает, что хочет! Повоняют и успокоятся. А?

— Если этот журналист подымет на уши мировую общественность, сделка может не состояться. А если сделка не состоится, нам отомстят… Вам отомстят.

— Кто?

В глазах Шитого было все: спесь, издевка, насмешка, упоение собственной безнаказанностью.

— Африканцы… — Сысоев наконец присел и налил себе из графина воды, сделал два больших глотка.

— Ты что же… — начал было Шитый, но затем почему-то вернулся к обращению на «вы». — …Вы что же, думаете, что какие-то недоразвитые племена возьмут штурмом Верховную Раду?

— Я бы на вашем месте, Виталий Евгеньевич, не был столь категоричен, — ехидно улыбнулся Сысоев. — У них есть племена, которые наводят порчу, занимаются колдовством вуду…

Шитый прервал рассказ полковника отрывистым хохотом.

— Вы шутите, Сысоев? Вы думаете, я поверю во всю эту галиматью?

— Ну, почему же галиматья? — веско возразил Сысоев. — Вот, например, есть племя, которое камнями попадает точнее, чем кое-кто в бильярдную лузу.

— Это вы на кого намекаете, Геннадий Александрович?

— Я-то? — обыденно переспросил Сысоев. — На африканцев, Виталий Евгеньевич.

С этими словами он встал, выбрал себе кий, проверил его и подошел к столу, продолжая говорить.

— Эти африканцы — то ли скотоводы, то ли кочевники. — Сысоев забил первый шар и, оценив на позицию, продолжил: — То ли рыбаки, то ли просто бандиты.

Сысоев забил второй шар, а Шитый смотрел то на него, то на стол с зеленым сукном. А полковник продолжал рассказывать и забивать:

— Они живут где-то на побережье и, говорят, с самого детства метают камни. — Третий шар.

— …Могут сбить даже птицу на лету. — Четвертый шар упал в лузу. — А взрослые кидают точно в цель на расстояние в сто шагов, — продолжал СБУшник, забивая пятый шар. — …И, что самое главное, со ста шагов попадают и в бегущую цель. Партия, Виталий Евгеньевич! — отрапортовал Сысоев опешившему чиновнику, забив все необходимые шары «с кия».

— Хочу предупредить вас, что эти люди коварны, мстительны и жестоки. И не исключено, что представители этих, как вы выразились, полудиких племен есть и здесь.

— Так что же мне… вам… нам… делать?.. — промямлил озадаченный чиновник.

— Думайте, пан Шитый, думайте…

* * *

Мотаясь по дальним странам, Виктор Лавров выбирался из таких передряг, что кому-то другому этого хватило бы на десяток жизней… или смертей. Но у него была одна жизнь, и умирать в его планы не входило, поэтому и выбирался. Можно сказать, что ему везло. Кто-то подумает, что сидеть дома и писать какие-нибудь пасквили было бы безопасней. Но и дома можно упасть со стула, или случайно вывалиться из окна, или подавиться сухим ванильным бубликом. Так лучше уж встретить свой конец, совершая подвиги. Тем более когда речь зашла о соотечественниках в плену. Так думал Виктор. Так думал и полковник в отставке Короленко. И все же телефонный звонок журналиста из Сомали был для офицера спецслужб крайне неожиданным.

— Ты спятил, Лавров? — кричал в трубку Короленко. — Где я тебе вертолет достану в Индийском океане? Тем более у берегов Сомали…

Виктор звонил прямо с борта лодки Ислама, поймав сигнал спутника, а Короленко мчался на своем «мерседесе» из Киева в Одессу, надеясь перехватить старика-агента, чтобы не допустить гибели ни в чем не повинной женщины.

— Да я не прошу в Сомали вертолет, — неслось из наушника блютуса. — Гаврилыч, я сам все устрою. Проникну на судно, сделаю материал и был таков. А ваша задача просто поймать меня в море.

— Поймать его в море! Ты с ума сошел?! — крикнул Короленко и чуть не столкнулся с грузовым фургоном впереди себя.

— За нами погоня, Гаврилыч, я не шучу…

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев хрен, — выругался Короленко в сторону. — А ребята? Все живы?

— Хорунжего и Маломужа я отправил в столицу, кабы чего не вышло. Пусть властям сдаются — помощи попросят.

— Да какие власти! Лавров! Там власти хуже бандитов! Алло… Алло… Ч-ч-ч-черт!

Связь прервалась, и Короленко чуть не выбросил телефон в окно. Он был очень взволнован.

Да, полковник сам посоветовал Лаврову проникнуть на «Карину» и поднять шум, но что это будет так экстремально… Погоня, лодка…

«А чего ты ждал, старый дурак? Что он прилетит на «Карину» на крыльях ангела?»

* * *

Одесса… Прекрасная Южная Пальмира. Сколько песен о ней написано, сколько стихов сложено. Сколько колорита и шарма в этих улочках архитектуры конца восемнадцатого и начала девятнадцатого века, которыми так гордятся местные жители и которые навсегда остаются теплыми воспоминаниями в памяти гостей. Одесса… Жаркая и солнечная летом, промозглая и сырая зимой. «А шо вам не нравится? Должны же и мы когда-то от вас отдыхать», — скажут на этот счет местные жители. Никто другой не любит свой город так, как любят свою родину одесситы… даже те, которые давно эмигрировали. По крайней мере, так говорят они сами. Веселые и грустные, но никогда не унывающие многонациональные одесситы.

Людмила Богомол шла на работу в прекрасном настроении. Еще бы, ведь ей позвонил сам Виктор Лавров, как она ошибочно думала. Люда уже начала обзванивать всех родственников пленных моряков и предупреждать их о пресс-конференции. Она была очень воодушевлена, будто речь уже шла об освобождении украинцев из сомалийского плена. Вот что значит надежда на лучшее, которую порой может дать один маленький звонок по телефону. Но Людмила, конечно, не знала, чем мог ей грозить этот злосчастный звонок. Женщина шла по пустынной зимней Трассе здоровья в один из маленьких ресторанчиков, где она работала последние полгода. Она даже не обратила внимания, как метрах в двухстах позади нее появился мужчина в спортивном костюме.

Она шла, надев наушники и слушая любимую группу своего сына: «Red Hot Chili Peppers». Ей было хорошо. Скоро, совсем скоро ее мальчика освободят. Потому что по-другому просто не может быть, раз уж за дело взялся сам Лавров. Люда продолжала идти, а мужчина-спортсмен постепенно настигал ее. Ах, если бы она обернулась, она бы узнала в нем того самого старика-Нептуна с «Ланжерона», и, может быть, тогда у нее закралось бы какое-то подозрение. Но мать моряка не оборачивалась.

Ни Людмила, ни преследующий ее старик не заметили, что в кустах за заброшенной на зиму метеорологической станцией прятался мужчина с винтовкой. Это был Геннадий Сысоев. Одетый под цвет серого неприветливого ландшафта, он был совершенно не виден сквозь густые ветви кустарника. Свое оружие он предусмотрительно накрыл точно такой же серой тряпкой, как делают настоящие профессионалы. Нет, он пришел не контролировать выполнение задания, данного агенту Корню. Он пришел убрать самого старика, а если понадобится — и довершить начатое им: уничтожение свидетеля. Вот уже мимо станции мелькнула напевающая Людмила, и Геннадий опустил палец на спусковую скобу снайперской винтовки с глушителем, дожидаясь старика…

Людмила же была готова танцевать от радости. От той надежды, которую ей подарил звонок манипулятора-Короленко. А старик все приближался и приближался…

Короленко выскочил из машины у деревянного ресторанчика «Хуторок» и пустился бегом параллельно с Трассой здоровья. Проведя оперативную разработку в Одессе, он четко понимал, что лучшего шанса убрать Людмилу, чем утром, по пути на работу, у киллера не было. Все остальное время женщина находилась в окружении или коллег, или соседей. Единственный безлюдный участок зимой — Трасса здоровья, неподалеку от которой в одном из ресторанчиков и работала мать матроса «Карины». Из строений, стоящих рядом с дорогой, была только метеорологическая станция. Оттуда возможно неожиданное нападение убийцы.

Нужно было успеть спасти женщину — перехватить киллера. Однорукий Короленко несся сквозь кусты, как в молодости, когда брал призы на первенстве Вооруженных сил по бегу. До метеорологической станции оставались считаные метры, когда пенсионер спецслужб услышал сдавленный крик. Он бежал так, как, казалось, уже и не смог бы никогда. Безошибочно определив, откуда крикнули, Короленко буквально перелетел забор метеостанции. На асфальтированной дорожке у кустов лежал Геннадий Сысоев и бесшумно, как рыба, хватал воздух губами. В его шее торчала заточка, кровь медленно струилась из раны и вытекала в пока еще небольшую лужицу на асфальте. Рядом находилась уже не нужная снайперская винтовка.

Короленко живо осмотрелся и выглянул из-за куста на Трассу здоровья. Далеко впереди шла счастливая Людмила Богомол и размахивала руками в такт музыке. «Жива!» — облегченно выдохнул Короленко и вернулся к умирающему Сысоеву, подняв его единственной рукой под плечи и положив голову себе на колено.

— Генка, кто тебя?

— Я знал, что ты придешь, Глок, — шепотом ответил Сысоев. — Это ведь ты вычислил меня, нас…

Сысоев закашлялся, захлебываясь кровью, затем сплюнул в сторону. На его щеке осталась кровавая пена темно-бордового цвета…

— Что-то зябко мне, холодно…

— Генка, кто тебя?.. — снова сочувственно спросил умирающего Короленко. — Не отвечай, знаю… Корень?

Сысоев грустно улыбнулся и кивнул головой.

— Старый конь… Хотел я его подчи… чистить… А получилось, что он меня… Темно, Глок, темно…

— Генка, подожди… не уходи, хоть совесть очисти свою перед смертью, братка… А?..

Из глаза Сысоева выкатилась слеза, и он кивнул головой.

— На кого работал, скажи…

— Ши… ши… — из последних сил прошипел Сысоев и приподнялся всем телом. — Шии-тыы-ы-ы…

И замер навеки…

 

Глава 2

Когда один в море воин

Вииль-Ваал ждал сына вот уже сутки. Он должен был прибыть с подмогой еще днем, но старик особо не тревожился. Чего бояться, когда в деревне тебя считают вторым после Аллаха, а на самом деле ты — первый? Вииль-Ваал был из тех аборигенов побережья, которые не верили ни в Аллаха, ни в шайтана. Он вообще неплохо устроился и всю жизнь жил как царь. Все его малейшие прихоти выполнялись беспрекословно, а его гибкий ум позволял ему обвести вокруг пальца кого угодно или, на худой конец, договориться с любым оппонентом. Поэтому при любой власти он жил, как привык жить. Даже при появлении в племени белых гостей старый вождь был уверен в себе и в том, что ничего не может случиться. Ведь у него была договоренность с неким Мусой из столицы: Вииль-Ваал поставлял ему молодых парней для войны и пиратских вылазок.

Вот скоро загудят моторы внедорожников, и сюда прибудут полтора десятка вооруженных до зубов солдат, и никакие белые не будут страшны. Но моторы все не гудели и не гудели…

— …Кого ждешь, брат? — послышался надтреснутый голос из угла темного мундулло.

Вииль-Ваал, обладавший железными нервами, даже не вздрогнул. Только стал всматриваться туда, откуда донесся голос. К нему вышел старик с бесцветными от старости глазами.

— Ты всегда появляешься из воздуха, Хуур… — вместо приветствия спокойно ответил вождь своему гостю.

— Потому что я — дух побережья, — безапелляционно заявил тезка демона.

— Ладно, ладно. Мне ты можешь это не рассказывать — у нас с тобой была одна мать…

— …Но разные отцы, — перебил Хуур. — Поэтому ты и служишь злу.

— Говори, зачем пришел? — совсем не по-братски потребовал Вииль-Ваал.

— Я пришел узнать, зачем ты обидел моих друзей? Они искали спасения.

— Разве? — морщины на лбу Вииль-Ваала поднялись. — А у меня есть сведения, что они прибыли совершенно для другого. Оставить нас без заработка…

— Они пришли за говорящим Камнем Свободы.

— Не валяй дурака, Хуур. Ты прекрасно знаешь, что никакого Камня не существует, — засмеялся вождь.

— Существует. Я в это верю, — сухо отозвался колдун. — Если его ищут по всему миру — значит, он есть.

— Это все придумал наш дедушка. Такой же сумасшедший, как и ты, — продолжал смеяться Вииль-Ваал.

— Почему тогда ты так испугался этого белого журналиста? — поинтересовался Хуур.

— Я никого не боюсь! — сверкнул глазами Вииль-Ваал. — Если хочешь, я сейчас позову своих охранников, и они выгонят тебя взашей…

— Нет, ты боишься, — продолжал гнуть свою линию Хуур. — Меня обмануть нельзя. Судно, которое вы захватили в этот раз, связано с говорящим Камнем Свободы напрямую!

— Оно связано только с деньгами и не более. Это наш заработок. Глупый старик!

— Ты тоже старик, — заметил Хуур.

— Да, но я умный старик, а ты — глупый.

— Понимаешь, Вииль-Ваал, — вдруг совершенно спокойно сказал Хуур и сел напротив единоутробного брата, набивая трубку. — Древняя легенда гласит о человеке, который принес нам Камень Свободы. Благодаря ему племя обрело свободу.

— А ты не помнишь, что Камень Свободы помог нашим предкам убить врагов? — с насмешкой спросил Вииль-Ваал.

— Разве свобода нужна для того, чтобы убивать? Нет, брат Вииль-Ваал. Говорящий Камень Свободы мог нам рассказать, как обрести свободу. Но мы убили того, кто мог нам помочь этот камень найти!

— Старый идиот! — впервые разозлился Вииль-Ваал. — Свободы нет, не было и не будет!

Старейшина племени высунул голову из маленького окошка мундулло.

— Дамир! Мамир! Взять его! — позвал он охрану, но никто не ответил.

Вииль-Ваал выскочил во двор. Чуть поодаль на траве лежали связанные в клубок два брата-мастодонта Дамир и Мамир. Из клубка беспорядочно торчали руки и ноги. Широченные силачи не подавали признаков жизни.

Разъяренный Вииль-Ваал заскочил обратно в дом.

— Что ты с ними сделал?

— Наказал, — спокойно ответил колдун. — Потому что старость нужно уважать.

— Что тебе надо, ублюдок? — заорал вождь.

— Брат… — начал Хуур.

— …Ты мне не брат! Что тебе надо, злодей?

— Мне нужен говорящий Камень Свободы, — невозмутимо улыбнулся Хуур, будто зашел попросить щепотку соли.

— Где я тебе его возьму, безумец?

— Его возьмет тот белый, которого я прислал к тебе.

Впервые за все время глаза колдуна обрели живой оттенок.

— А я отберу его у белого… Только я один заслуживаю этот Камень, — добавил Хуур. — Только я один. А он — возьмет…

— …Он ничего не возьмет! Потому что он уже умер! — воскликнул Вииль-Ваал, торжествуя оттого, что хоть как-то смог насолить своему брату. — Я послал за ним смерть…

* * *

Лавров очнулся от недолгого сна. Весь день моторная лодка Ислама, снабженная мощным двигателем, выйдя на глиссирование, шла относительно спокойными водами океана. Это была даже не лодка, а небольшой катер. Виктор не был профессиональным механиком, но большинство мальчишек с детства тянет к технике, а не к куклам. Поэтому о том, как работает четырехтактный двигатель внутреннего сгорания, украинец знал не понаслышке. С утра он, как и обещал, помог сомалийцу отрегулировать мотор, и теперь плавучее средство пиратов шло без особых усилий со скоростью чуть больше двадцати миль в час.

Лаврову очень повезло, что не штормило. Как это ни удивительно для такого опытного путешественника, но он ни разу в жизни не попадал в настоящую качку, и неизвестно, как бы себя повел его организм в этих условиях. Морская болезнь проявляется у всех по-разному. Кого-то начинает тошнить с шести баллов, кого-то — с десяти, а кто-то, как шутят моряки, увидит качающуюся люстру дома, и ему уже нехорошо. Был у Лаврова один друг — боевой пловец Сергей Кремень, на которого шторм не действовал вообще. Попадая в десяти-двенадцатибальный шторм, он забирался на самую высокую мачту корабля и, сидя на верхушке, с упоением наблюдал, как плавучее средство кидало с волны на волну, а внизу между водяными гребнями лежала бурлящая пропасть. Романтика. От одного рассказа о таком «развлечении» становится не по себе, и Лавров не испытывал особого желания попасть в такой переплет. Но сегодня — везло. Теплый спокойный океан был не страшнее родного «чудного Днепра при тихой погоде». Журналист с удовольствием помогал Исламу управлять катером и осваивал работу с GPS-навигатором, который взял у Хорунжего. Ислам же опять завелся, как бесплатное радио. Рассказывал о тяжелой доле сомалийского моряка.

— …Пирата? — уточнил Виктор.

— Ну… да, — поправился Ислам и тут же начал оправдываться: — Но мы же никого не убивали!

«Хорошенькое оправдание для вымогателя, — думал Виктор, слушая россказни Ислама. — «Я же никого не убивал, только автомат к виску приставил»… Так все что угодно оправдать можно. Сейчас еще скажет, что они так на жизнь себе зарабатывают…»

Словно по заказу журналиста Ислам стал рассказывать, как не раз ходил «в рейсы», возглавляя пиратские шайки, захватывающие гражданские корабли и требующие выкуп. Денег в результате получалось немного: все съедают налоги. Какие налоги и где у пиратов налоговая инспекция, Виктор так и не понял. Было ясно, что простой сын скотовода оперирует понятиями, даже не понимая их сути. Слушая весь этот словесный поток, Лавров вдруг задал Исламу вопрос:

— А кто такой Муса?

Вопрос подействовал на Ислама как холодный душ. Он застыл на месте и замолчал. Это имя привело его в трепет.

— Ладно, можешь не рассказывать… — разрешил журналист.

«Все равно соврет, а врать он не умеет. Видать, крепко он их всех держит — этот Муса…» — думал Лавров.

Параллельно с разговорами украинец детально прорабатывал свое поведение по приезде на «Карину». Свалиться просто так, как снег на голову — это непросто. Главное было отснять материал. Для этого он тщательно замаскировал скрытую камеру в заклепке своей штормовки и теперь продумывал варианты развития событий. Подплыть к сухогрузу бесшумно на веслах и захватить его, «убирая» по одному пирату в десять секунд, может только Стивен Сигал, и то в кино, в плохом кино… Можно было бы сыграть потерпевшего бедствие англичанина, сказать, что его яхта ушла под воду и Ислам, который вез продукты брату и его банде, подобрал его — версия еще глупее, поскольку сомалийские пираты не дураки и тут же что-то заподозрят. Лучшее, что можно было сделать — стать «призраком». Незаметно проникнуть на корабль, скользить, как тень, по всему сухогрузу, снимая пиратов и их жертв (благо Виктор еще в Киеве изучил планировку судна и помнил ее наизусть), а если удастся — установить связь с захваченными в плен. И, сделав свое дело, так же незаметно удалиться, как и появился. Как удрать? Захватить бандитский катер… и… Ну, это уже дело техники. И вообще: для осуществления этого плана нужно успеть до утренней зари.

Это было очень непросто, а для обычного человека — и вовсе невыполнимо, но Лавров определенно не был обычным человеком. Виктор был готов к этой операции — возможно, самой важной в своей жизни. Постоянно думая и просчитывая каждый шаг, он уснул, что было неудивительно для человека, не спавшего всю предыдущую ночь… Очнувшись ото сна, Лавров понял, что мотор «кашляет». Так бывает, когда заканчивается топливо. У руля катера слабо угадывался Ислам.

— Ислам, ты что? Заправиться бы!

Ответа не последовало, и у Виктора почему-то екнуло внутри. Он быстро пробрался к сомалийцу. Так и есть! Лодка никем не управлялась. Сын скотовода висел на руле, его голова безвольно свешивалась набок.

— Ислам, проснись! — возмутился Виктор, взяв парня за плечо. В темноте журналист не сразу заметил, что сомалиец не спит, как вдруг рукой он почувствовал что-то липкое на его плече.

«Кровь?..» Да, это была кровь. Шея и спина пирата были залиты кровью. Она струилась из затылка. Чуть выше основания черепа Ислама зияла огромная рана, однако он был жив.

— Камень Свободы, — улыбнулся Ислам. — Нельзя предавать…

И потерял сознание.

Виктор сразу же заглушил мотор и осмотрелся. Нигде не было видно ни лодки, ни катера, ничего, что могло указать на убийцу. Как? Откуда? Кто? Вопросы рождались один за другим.

Здесь же на дне катера лежал камень. Виктор машинально вынул носовой платок из кармана и осторожно, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, поднял его. Это был тяжелый, остро отточенный предмет из крепкого природного материала. На нем были выгравированы какие-то странные буквы.

— Ах вот оно в чем дело… — пробормотал журналист. — Ритуальное… пока, слава богу, не убийство. Но как? На полном ходу лодки?..

Журналист завернул особенный камень в тот же платок и спрятал его в боковой карман ветровки. «Разберемся…»

Это была западня. О местонахождении «Карины» знал только Ислам, который лежал без сознания. Рядом с тяжелораненым сомалийцем валялись его разбитый GPS-навигатор с погасшим экраном и отсыревшая рация.

Искать захваченный сухогруз в этих водах — все равно что пытаться найти иголку в стоге сена. Оставалась надежда, что Ислам придет в себя и скажет, где судно. Но очнется ли он? И что дальше? Оставить смертельно ранненого человека в лодке и продолжать свою миссию? Виктор никогда бы себе этого не позволил. Он сосредоточился, принимая решение, но внезапно почувствовал, что на него кто-то смотрит. Старые навыки спецназовца-разведчика давали о себе знать. Смотрели откуда-то сзади, и затылок словно чесался… но Виктор не подал виду, продолжая изображать заботу об Исламе. Он пытался понять, откуда за ним могли наблюдать в открытом океане.

Журналист резко поднялся, и уже в следующую секунду это спасло ему жизнь. Удар брошенного камня смягчил широкий ремень от офицерской портупеи, который журналист всегда вдевал в брюки, когда отправлялся в дальние походы. Так и есть: целили в затылок, но из-за того, что Лавров резко встал, попали в ремень на пояснице. Украинец мгновенно сориентировался, вскрикнул и рухнул на дно катера, будто его действительно смертельно ранили.

Минута, две, три… О, как долго тянулось ожидание. Виктор лежал на дне катера, в одной руке держа свой знатный гвинейский тесак, в другой — ритуальный камень, который вынул из кармана ветровки… Вскоре он услышал тихий всплеск воды и голоса двух человек, говорящих на английском, из чего было понятно, что, как минимум, один из мужчин не знает языка сомали.

— Мертвы… Мертвы оба, — на ломаном английском произнес первый.

— Подожди, надо проверить… — на чистом английском ответил второй.

— Настоящий воин никогда не промахивается, — с легкой обидой заметил «сомалиец».

— Надо затопить катер, — настаивал на своем «англичанин». — Вот тогда я буду уверен. Подплывем ближе…

Звук весел, загребающих воду, слышался уже рядом, и Лавров был готов к приему гостей.

Наконец лодка поравнялась с катером. Один из мужчин, отложив весло и схватив заранее приготовленный шкворень, стал быстро перебираться на борт посудины Ислама. В ту же минуту он получил удар пяткой в лоб, вскрикнул и, обронив кусок железа, который булькнул в воду, без сознания перевалился обратно в лодку, из которой лез. За ним из-за борта катера поднялся Лавров и замахнулся камнем.

— А ну, стоять!

Перепрыгивать в лодку к бандитам в планы Виктора не входило. Где вероятность, что там не прячется третий?

— У-а-а-й! — испуганно взвизгнул африканец, по всей видимости, бросавший камень в Лаврова, дернул стартер, завел мотор лодки, и та начала движение. Сам же он испуганно вжал голову в плечи.

Виктор не был ритуальным убийцей, он вырос на Борщаговке в Киеве и с детства мог попасть снежком в физиономию зазевавшегося одноклассника. Затем, уже в армии, в школе разведки его учили бросать гранаты на дальность и на точность. Так что забросить камень средней тяжести, например, в окно седьмого этажа большой трудности для него не составляло… Но по движущейся цели, да еще и в стремительно уплывающей моторной лодке, да еще и в темноте… Не-е-е-т. Этого не смог бы сделать даже бывший спецназовец-разведчик. Поэтому, машинально швырнув камень в противника, Лавров, конечно, не попал… Не попал в сомалийца, но успел зацепить мотор. Лодка отъехала на расстояние не более пятидесяти метров и уже совсем не была видна в ночи, когда дырка в моторе дала о себе знать: он закудахтал, закашлял, зачихал, и над водой разнеслось проклятье на древнеафриканском наречии. Виктору ничего не оставалось как расхохотаться, но то, что случилось в следующую минуту, заставило его замолчать и содрогнуться.

Лавров услышал глухой удар: моторка с врагом во что-то врезалась, затем раздался пронзающий ночной воздух свист и душераздирающий вопль, от которого все похолодело внутри, будто абориген-сомалиец встретился с демоном. Виктор почти угадал.

— Это киты-убийцы, — еле слышно сказал внезапно пришедший в себя Ислам. — Мы пропали…

Громадный хищный кит семейства дельфиновых, он же косатка — гроза океанских просторов, обитающий практически везде. Он поджидает свою добычу, где хочет и когда ему заблагорассудится. У этого безжалостного хищника нет в природе врагов, кроме человека.

Резкий удар огромного хвоста вдали вывел Виктора из оцепенения.

— Твою, Колубма, бабушку!..

Стая косаток, то ли охотясь, то ли играя, плавала кругами вокруг моторной лодки с теми, кто еще совсем недавно покушался на Лаврова и его товарища. Не дожидаясь, пока его и Ислама обнаружат киты, журналист быстро заправил в бак бензин, завел мотор и, поглядывая на единственный уцелевший GPS-навигатор Хорунжего, развернул катер в сторону берега. Где-то там должен был быть порт Могадишо. Однако, даже набирая скорость, катер не был в безопасности: взрослая косатка развивает скорость до 55 километров в час, обладая при этом очень хорошим слухом.

«Только бы не услышали, только бы не обратили внимания…» — думал Виктор, разгоняя катер рыбака и уезжая от страшного места.

Минут через сорок Лавров понял, что за ними никто не гонится и облегченно выдохнул. Он не хотел даже представлять, что случилось с теми двумя на моторной лодке.

Топлива было в избытке. Предстояла тяжелая ночь обратного пути. Виктору казалось, что время тянется нескончаемо долго, когда ему приходилось сверяться с навигатором, чтобы не сбиться с пути, управлять катером и следить за раненым Исламом. Пару раз тот приходил в себя и просил пить.

— Потерпи, парень. Скоро прибудем, — обращался Лавров к несчастному пирату, аккуратно давая ему попить из фляги.

— В Могадишо нельзя, — слабо выдавил из себя Ислам в один из таких «водопоев».

Его голова лежала на импровизированном валике, который Виктор скрутил из подручных средств, чтобы раненый напрягался как можно меньше.

— Почему нельзя? — удивился Виктор. — Там больница, там власти, там…

— …Нельзя в Могадишо, мистер Лавроу. Нас сразу же убьют, — теряя силы, продолжал сомалиец. — Муса… Его люди повсюду. Он управляет всем и контролирует все. Даже береговую охрану в порту… Он…

Ислам опять отключился.

«Вот тебе и раз. В Могадишо нельзя… А куда тогда можно?.. Марка! Точно! Нужно вернуться в Марку… Анисса поможет. Волшебница знает все!..» Как вдруг журналиста будто обожгло: «Маломуж! Хорунжий!»

Куда он отправил своих друзей? Сдаться властям? Каким властям? Есть ли они тут вообще, эти власти? Каждый творит, что хочет! Полный хаос и беспредел. С одной стороны Али, которого убили, с другой — какой-то заблудившийся индус, с третьей — Муса, и поди разберись, кто против кого и кто за кого.

Виктора трясло.

«Надо срочно спасать ребят, если… если они еще живы. Господи, что же это такое, а?» Журналист впервые поймал себя на мысли, что обращается к Богу. «Вот дожил. Раньше все время приходилось рассчитывать на себя, а тут прошу помощи у Неба… Ничего. Не горюй, разведка. Прорвемся!»

Украинец готов был на что угодно. Он не мог простить себе, что вот так просто отправил свою группу на заклание. Ночь заканчивалась, и впереди замаячила знаменитая коралловая гряда Восточного побережья.

— Отлично, — изрек журналист.

Первое, что нужно было сделать — высадиться неподалеку от порта Могадишо и, подхватив Ислама на руки, максимально быстро добраться до ближайшего госпиталя. А потом…

…«А потом» могло и не быть. Из-за рифов вышли два катера береговой охраны. Журналист был в растерянности. Конечно, если бы это происходило у берегов любой другой страны, он бы плясал от радости: сейчас раненого срочно отправят в госпиталь, а его — сначала допросят, а затем накормят и отправят в украинское представительство… Но это были прибрежные воды Сомали, и журналист хорошо помнил слова Ислама о том, что у Мусы все схвачено.

— Да ну, вздор! Не дикари же они совсем! — воскликнул Виктор, обращаясь к самому себе.

И правда: в конце концов, существует международное право, конвенция и…

Темные точки вдалеке увеличились, и Лавров уже видел людей с оружием на бортах обоих катеров. Что-то подсказало Виктору, что все будет совсем не так, как он себе представлял. Все окончательно прояснилось после пулеметной очереди в воздух: между бандитами и властью особой разницы здесь нет. Журналист заглушил двигатель и обессиленно сел на дно катера рядом с лежавшим в беспамятстве Исламом. «Вот и все…»

Было очень обидно проиграть так глупо. В голове пронеслись уговоры Короленко и Радуцкого не ездить в Сомали, не испытывать судьбу. Но случилось то, что случилось…

«…Хоть бы автомат какой, чтобы не убили, как бездомную собаку…» Катера охраны были все ближе, и уже слышались крики в рупор на плохом английском: «Оставайтесь на месте! Вы нарушили закон!»…

* * *

… Такое случается раз в жизни. В далеком сорок третьем эсминец «Микоян» выполнял боевую задачу: тяжелый кругосветный переход из Черного в Белое море. Путь предстоял через пролив Босфор в Средиземное море, через Индийский океан, вокруг мыса Доброй Надежды, а затем через Тихий океан и Магелланов пролив Северным морским путем в Белое море. Почти в самом начале пути, в Средиземном море, эсминец попал в блокаду немецко-фашистской флотилии. Капитан, старый морской волк, не раз уводивший свой эскадренный миноносец от обстрелов береговой зенитной артиллерии, следуя приказу не сдаваться врагу, готовил военный корабль к затоплению. Моряки, наведя порядок, надели чистое белье, побрились, написали прощальные письма родным и уже были готовы открыть кингстоны, когда средь ясного дня вопреки прогнозам синоптиков на акваторию упал густой туман.

— Полный впер-р-р-р-ед! — хрипло скомандовал капитан, и команда в очередной раз осталась жива, выйдя из окружения незамеченной.

…Да, такое случается раз в жизни.

* * *

Вот и Виктор Лавров, потерявший всякую надежду на спасение, вдруг обомлел, выглянув из-за борта катера. Туман? Откуда он взялся? В наступившем рассвете не было видно солнца и почти не просматривалась вода. Были только отчаянные крики-ругательства сомалийцев с катеров береговой охраны и сплошной густой туман, словно кто-то свыше залил поверхность прибрежных вод молоком или насыпал ваты… Это был шанс!

Не теряя времени, рискуя оказаться обнаруженным в тумане, Виктор скинул за борт все, что могло замедлить ход его плавсредства: ящики с продуктами, пустые железные баки, снасти. Затем он распределил оставшийся груз равномерно по всему днищу суденышка и изменил угол наклона двигателя, чтобы гребной винт работал легко и непринужденно, а катер мог идти с максимальной скоростью. Все было готово к побегу, и он удался. Заведя мотор, Виктор развернулся и помчался к югу от столицы, в сторону Марки. По его расчетам топлива должно было хватить. Главное — успеть отплыть подальше, пока висел туман. Существовала, конечно, опасность наткнуться на какой-нибудь прибрежный риф, ведь лоцман из журналиста был никакой. Но ему чертовски везло. А пока везет — нужно пользоваться случаем.

Катер уже два часа летел по воде, оставляя за собой белую бурлящую дорожку кильватера. Уже давно рассеялся туман, который так неожиданно спас украинца. Утреннее солнце, еще не жаркое, искрилось на спокойной поверхности океана. Судя по показателям GPS-навигатора, до заветной точки окончания пути оставалось не более восьми — десяти морских миль. И вот вдали сквозь сизую дымку проявилась красавица Марка. Очертания небольшого древнего городка, выдержанного в арабском стиле, наполняли душу послевкусием сказок «Тысячи и одной ночи». Казалось, отсюда начиналась история Древнего мира… Марка выступала в океан с берега, будто радушно приглашала гостей посетить свои аккуратные узенькие улочки, отведать сладостей у лотошников, выйти на песчаный пляж и искупаться в прозрачных водах океана у берега. Когда-то это был один из самых популярных курортов как для иностранцев, так и для жителей Сомали. Но пережив кровопролитные «банановые» войны и обнищание, городок давно потерял статус курортного: пляжи пустовали, а отдыхающих здесь уже не видели даже те, кто разменял третий десяток.

Страстный путешественник Лавров увлекся красотой картинки. Удивительный маленький город и пустынные пляжи… Ему не удалось увидеть Марку, когда лечили Маломужа и когда им среди ночи пришлось бежать из благотворительной миссии пальмовыми зарослями и банановыми плантациями.

Виктор был на подъеме. Ему льстило, что вот так, без особого опыта он смог выйти на режим глиссирования. «Вот что значит постоянная мальчишеская тяга к технике! Все-таки хорошо, что я не родился стилистом или модельером…» — теша свое самолюбие, рассуждал про себя Лавров. Но тешиться ему пришлось недолго. Двигатель предательски закудахтал… Топливо кончилось. Журналист был в твердой уверенности, что бензина хватит до Марки и еще дальше, но не тут-то было.

— Ну, не идиот? — сердито спросил Виктор сам себя. — Развесил уши: крутой моторист, гениальный лодочник… Тьфу ты… Ну вот, садись на весла.

До берега оставалось не более трех километров, и журналист рассчитывал догрести. Он обследовал катер и нашел весла. Хорошо, что он не выбросил их в горячке побега. Вставив весла в уключины, Виктор вдруг понял, что так просто ему не справиться. Довольно широкий катер был предназначен для гребли парой: на каждого человека по веслу. Грести одному, даже такому крепкому и высокому человеку, как он, будет очень сложно. Тем временем катер неумолимо сносило течением в сторону, обратную направлению движения, — назад к столице. И неизвестно, куда бы его понесло дальше, может быть, и в открытый океан. Лаврову ничего другого не оставалось, как все-таки сесть на весла. Каждый гребок давался с большим трудом, катер двигался медленно. Да что там: он практически стоял! Что за ерунда?! И тут Виктора осенило. Начинался отлив, поэтому ему и не удавалось подплыть к берегу… Лавров понял это окончательно, когда прямо перед ним, в каких-нибудь пятидесяти метрах от катера оголились кусты. Это были кораллы. Так выглядела знаменитая коралловая гряда.

Десятки миллионов микроорганизмов тысячелетиями создавали свои маленькие домики, которые превращались в целые водяные города, образуя коралловые рифы, не подпускающие акул и других морских хищников к песчаному побережью. Природа будто заботилась о жизнях своих детей. Вот только сами дети оказались существами неразумными. Разрабатывая известняк и коралловый кальций, африканцы наделали дыр в сплошной гряде, и теперь купаться на пляжах стало небезопасно.

Обычно рыбаки ловили чудовищных акул и скатов прямо с коралловых рифов, удивляя отдыхающих, но уже много лет в Сомали было мало рыбаков, а война отпугивала туристов. Однако война никак не влияет на природные явления: отливы и приливы, как и тысячи лет до этого, случались здесь два раза в сутки. Но откуда Лаврову было знать график приливов и отливов? Вот он и попал в период, когда бороться с уходящей от берега водой, в одиночку, да еще на катере с нерабочим мотором было практически бесполезно. «А может быть, и полезно!» Виктор продолжал упираться. Он греб, сцепив зубы…

Выполняя эту тяжелейшую и для многих непосильную работу, Лавров старался отвлечь себя мыслями. И это помогало.

Он вспомнил остров Занзибар, который тоже находится в восточной части Африки, только на тысячу километров южнее. Там при отливах местные жительницы ходят собирать урожай… на собственные огороды, где они выращивают морские водоросли. Как только океан уходит подальше от берега, танзанийки берут большие целлофановые пакеты и идут на свои плантации. Морская трава растет быстро, и женщины раз в три дня занимаются уборкой урожая, затем сушат его и сдают. Высушенные водоросли отправляют в Китай, где их используют для изготовления лекарств. Милые, приветливые танзанийские жительницы… Вот такое мирное ласковое воспоминание.

А в это время солнце над Виктором уже не было ласковым и начинало припекать, но он все греб и греб. И его терпение было вознаграждено: катер уткнулся в песок мелеющего берега. Но тут же в нескольких километрах к северу, там, откуда только что прибыл журналист, показался катер береговой охраны. Возможно, кто-то другой, изможденный бессонницей и тяжелой греблей, остался бы сидеть в катере и ждать своей участи. Но только не Виктор. Катер, который он подвел почти к самой коралловой гряде, был уже бесполезен. Украинец быстро встал и выбрался за борт.

— Да простит меня Нептун! — вымолвил он, вынув свой гвинейский тесак, и принялся рубить мягкую, но очень колючую гущу коралловых зарослей. Однако не так это было просто — бороться с коралловыми кустами. Казалось, что «ветки» отрастают заново. Поработав тесаком с минуту, украинец облокотился на борт катера, тяжело дыша. Это был очередной тупик.

* * *

Однажды друзья затащили Виктора на одну из лекций профессора Ле-Беффа, между прочим, платную. Там было очень весело: странный старик в больших очках с золоченой оправой поведал о своих путешествиях по Океании. Путаясь в цифрах, он рассказывал небылицы, от которых у присутствующих захватывало дух. У всех, кроме Лаврова. Виктор был твердо уверен, что друзья его просто разыгрывают. А самое главное в розыгрыше — подыграть тем, кто тебя разыгрывает, чтобы сделать друзьям приятно. Поэтому журналист виртуозно удивлялся вместе со всеми и даже задавал вопросы, работая под несведущего обывателя, притом туповатого: «Скажите, профессор, а разве Океания находится не справа от Африканского континента?», «А сколько вы можете продержаться под водой без акваланга?»

Старик выдавал себя за ученика знаменитого Кусто и терпеливо отвечал на все глупости, и от этого становилось еще веселее: «Профессор, а вы учились вместе с мистером Кусто?», «А вы вместе с ним придумали акваланг?» Но тут вдруг Ле-Бефф не выдержал.

— Мистер Лавров!

Виктор осекся, понимая, что старик его знает. Хотя если это розыгрыш, то, конечно, старый артист знал, ради чего это все затеяно. Но старик продолжил:

— Я же не спрашиваю вас, почему выход на вершину Аконкагуа вы снимали в Карпатах?

В боксе это называется «нокдаун»: когда неожиданный удар по печени валит оппонента на настил ринга. О маленькой тайне Лаврова не знал никто. Да, несколько лет назад Виктор снимал восхождение на Аконкагуа, но из-за халатности видеоинженера кассета с финальным подъемом и чествованием на вершине была размагничена и материал «погиб». Чтобы не подвести спонсора, за неимением времени на вторую экспедицию пришлось подснять финал в другом горном районе. Программа вышла в эфир, где ее ждал успех. Лавров, получая очередной приз за лучший документальный фильм в научно-популярном жанре, испытывал угрызения совести и пообещал себе, что больше никогда такого не допустит… Но это было всего раз в жизни, и, казалось, никто ничего не заметил. А тут профессор, да еще из-за рубежа, да еще ученик Кусто… Позор!

Виктор покраснел как рак. Ему казалось, что на него смотрит вся аудитория. Однако слушатели были увлечены уникальным профессором, и вопросы ученому продолжали сыпаться один за другим.

— Все-все-все, друзья, — после очередной порции ответов продолжил Ле-Бефф. — Теперь я расскажу вам, как рубить кораллы…

* * *

При воспоминании о профессоре Ле-Беффе Лаврова осенило. «Ну конечно!» Чтобы без проблем снять коралл, нужно добраться до самого низа и сковырнуть его с основного ствола. Нехитрая наука, но такая полезная и своевременная. Виктор без труда добрался до основания первого же кораллового куста и, используя свой тесак как зубило, раздолбил основание ближайшей антипатарии.

«Должно быть, здесь очень глубоко во время прилива, — думалось Виктору. — Черные кораллы — большая редкость, а уже тем более неподалеку от берега». Виктор мимоходом обращал внимание на разноцветную красоту коралловых кустов. В другое время он конечно же остановился бы и снял великолепный эксклюзивный материал для своего канала. Но сейчас, когда ему нужно было спасать свою и чужую жизни, все эти уникальные красные, черные и еще десятки других видов кораллов были не более чем препятствием на пути.

Через десять минут в коралловых зарослях образовался достаточно широкий проход. Виктор еще раз оглянулся в сторону севера. Пограничный катер был еще далеко и, казалось, стоял на месте. Что ж, тем лучше. Журналист подхватил раненого Ислама, который пока так и не пришел в сознание, взвалил его на плечи и, оставив катер и пройдя сквозь проход, который прорубил, быстро пошел по большому илистому полю, оставленному отливом.

«Хорошо, что не река, а то бы уже увяз…» Действительно, морской ил не был таким топким, как речной. Под ногами бегали маленькие крабы, кое-где валялась еще живая мелкая рыбешка, не успевшая уйти вместе с водой. Виктор обращал внимание на все, кроме своих израненных рук. От борьбы с кораллами плечи, предплечья, локти, кисти и пальцы рук были изрезаны в кровь, но сейчас украинца это не волновало.

Тяжелые ботинки Виктора создавали дополнительную нагрузку, но идти босиком по этому дну было совершенно невозможно: в ноги тут же впиваются безжалостные иглы растущих кораллов, а случайно наступив на морского ежа, вероятно получить травму, которая может привести к ампутации ноги или заражению крови. Лавров хорошо все это знал и даже в ботинках шел, внимательно смотря себе под ноги и не оборачиваясь. Издалека он мог показаться рыбаком, несущим на плечах свернутую сеть. На это он и рассчитывал. Ведь катер с береговой охраной мог быть уже где-то поблизости.

До берега было не более трех километров. Чуть в стороне стояла древняя Марка, но соваться туда средь бела дня было равносильно смерти. Наверняка так называемая полиция аш-Шабаб посадит его в темницу до скончания века, и никто никогда не узнает, куда пропал украинский журналист. «Только к Аниссе…» — как мантру повторял про себя Виктор. По пути встречались редкие рыбаки-одиночки и любопытные мальчишки, выбежавшие подбирать маленькую рыбешку и ловить в лужах случайно оставшихся во время отлива мелких хищников. Виктор с Исламом, перекинутым через плечи, действительно стал объектом повышенного внимания, но старался ни на кого не реагировать, а целенаправленно идти туда, где на побережье зеленела трава.

За каких-то сто метров до заветного берега со скудной растительностью перед Лавровым вырос… Салман. Сын Аниссы и тот самый молодой предводитель банды, от которого бежал Виктор вместе со своей группой несколько дней назад. По всей видимости, мальчишки уже донесли ему о странном белом человеке. Салман знаком приказал Виктору остановиться и что-то спросил на арабском языке. Не трудно было догадаться, что вопрос звучал так:

— Кто вы такие?

Виктор знал по-арабски всего несколько слов, но у него не было сил их вспоминать. Он всем своим видом показал, что ничего не понимает.

— Американец? — вдруг спросил на ломаном английском молодой бандит.

Лавров понял, что единственным шансом на спасение было попытаться убедить этого «вождя» в том, что они с Исламом не представляют никакой угрозы.

— Я турист из Европы, — специально коверкая английские слова, отозвался журналист. — Это мой друг. Он очень сильно ранен. Помогите нам!

Салман смотрел на украинца, прищурив один глаз и немного повернув голову вбок. Так слушают, когда не доверяют. Только тут Виктор заметил, что за Салманом стоят еще, как минимум, пятеро людей с оружием. Виктор, у которого от боли горело все тело, мысленно просчитывал ситуацию. Он мог бы резко скинуть Ислама, броситься на молодого предводителя банды и, приставив свой тесак к его горлу, взять его в заложники. Причем сделать это так быстро, что никто из бандитов и сам Салман не успели бы опомниться. Но что это давало? Кроме неминуемой смерти Ислама от удара головой о песок — больше ничего. Поэтому украинец решил действовать хитрее.

— Помогите нам, прошу вас, — взмолился Виктор. — Этот человек из племени дарод. Я был у них в гостях, и мы отправились на рыбалку. Его чуть не съела акула…

Все это Виктор рассказывал, исходя потом и держа Ислама на плечах.

Салман пристально посмотрел на окровавленного Ислама, затем куда-то в море — там за коралловой грядой шел пограничный катер. Лицо бандита оживилось. Он что-то громко скомандовал своим людям. В ту же секунду неизвестно откуда выскочили не менее пятнадцати головорезов, вооруженных автоматами и ручными пулеметами. Один из членов шайки дал очередь из пулемета в воздух, и катер береговой охраны развернулся и поплыл в обратную сторону, не желая связываться с вооруженным противником. Банда дружно загоготала. Виктор же, которого никто не отпускал, стоял на песке, держа Ислама. Он уже было почувствовал, как быстро теряет силы, но Салман вновь обратил на него внимание. Выражение лица Лаврова было настолько жалобным, что африканец будто бы поверил ему.

— Ладно, — сказал он после долгой паузы. — Иди!

Банда расступилась, и украинец понес раненого товарища дальше, а Салман и его люди с любопытством наблюдали за ним. Дойдя до пригорка, журналист опустился на одно колено, невероятным усилием воли аккуратно снял с себя сына рыбака, положил его перед собой и потерял сознание…

 

Глава 3

«Спаси вас Господь!»

Февраль вернулся, и морозный воздух, этот глоток свежести после затяжной оттепели, усыпал «мукой» кроны старых тополей. Свежая пахота тщательно вычищенного участка земли неподалеку от окружной дороги взялась крепким настом. Завтра рабочие привезут деревянный забор, пригонят экскаватор и начнут рыть котлован под новое строительство.

Будущий настоятель храма Иоанна Предтечи Антип был рад этому. Его часовенка совсем обветшала, и прихожанам совершенно негде было обрести душевное смирение.

Сколько сил было потрачено, в скольких очередях и кабинетах побывал маленький тщедушный Антип, со сколькими чиновниками провел он переговоры, убеждая и доказывая, что чище веры нет у человека никаких помыслов и что как Богу нужен человек, так человеку нужен Храм. Этого наивного, синеглазого, очень пожилого священника с жиденькой седой бородкой и детским восприятием мира уважительно выслушивали, покачивали головой, жали плечами и обещали, обещали, обещали…

И вот наконец нашлись те, которые посочувствовали, посодействовали и помогли. Оказывается, и среди людей при власти встречаются бескорыстные прихожане.

Антип неторопливо шел по грунтовой дорожке у будущей строительной площадки. Рядом с ним прохаживался прилично одетый седоватый мужчина. Его лицо, возможно, не вызвало бы доверия у кого-то из мирян, но Господь любит всех, и один кающийся грешник гораздо ценнее десяти праведников. Кроме того, ведь стал же этот человек депутатом? Выбрали же его… Антип отгонял от себя мирские мысли. Ему, служителю храма, не пристало оценивать и осуждать прихожанина «по одежке». К тому же его собеседник столько сделал для церкви.

— Я что хотел спросить, отец Антип, — вдруг начал мужчина. — Мне очень нужна ваша помощь.

— Да, Виталий Евгеньевич, чем смогу… Что будет в моих силах.

— Прослышал я, отче, — ехидно улыбнулся депутат Шитый (а это был именно он), — что есть в нашей церкви одна штучка…

— Шту-учка? — удивился и обиделся священник. — Церковь, дорогой мой, не ювелирная лавка.

— Да-да, знаю, — небрежно бросил Виталий Евгеньевич и продолжил: — Есть один камешек, который я хочу достать.

— Камешек в церкви? — продолжал недоумевать Антип.

— Его называют Камнем Климента…

Антип на мгновение замер. Камень Святого Климента, хоть и был бесценной реликвией, не являлся святыней православного храма. Более того, о его существовании ведали немногие. Еще меньше людей знали, в чем его ценность. Лично Антип не знал, но, переходя из рук в руки, плинфа из черного обсидиана с многовековой историей то и дело становилась предметом вожделения плохих людей, каким-то чудом сохранившись до наших дней. Камень не попал в руки монгольской орды, не стал достоянием турецких янычар или крымского хана, им не завладели польские паны, не смогли заграбастать его и секретные службы гитлеровской Германии… Он дожил до наших дней, несмотря ни на что… И тут им заинтересовался Шитый — никто и ничто по сравнению с Вечностью.

Священник смиренно продолжил движение, будто ничего не произошло, но его реакция на вопрос не осталась без внимания депутата.

— Отец Антип, — продолжал настаивать Виталий Евгеньевич. — Вы не слышали о таком камне?

— Слышал, — вздохнул в ответ настоятель, не привыкший лгать.

Он помнил, как отец, потомственный лихой вольный казак, возвращался с победой домой, победив «контру». Как все село праздновало установление советской власти, еще не зная, что ждет их впереди. Помнил, как эта самая власть рубила маковки церквей и отправляла колокола на переплавку. Помнил, как мать, отца и сестер расстреляли в тридцать третьем, когда нашли в амбаре полпуда зерна. Восьмилетний Климентий Ефремов, названный так батькой в честь первого красного офицера, прятался в навозе и не думал, что был тезкой самого Папы Римского и уж совершенно не мог предположить, что когда-то станет священнослужителем и примет имя Антип.

Он прошел все: голод с детдомовскими вшами и побои садистов-воспитателей, грязное ремесло базарных воров и тюремный туберкулез, побег из Колымского края и штрафбат во Вторую мировую, когда из тридцати двух бойцов в живых остался только он один — контуженный, но искупивший вину кровью боец Красной армии Климентий Ефремов. А затем опять война — немецкий плен и снова опала: лагерный клифт, кайло, баланда и жизнь среди отпетых уголовников… Татуировка у сердца — профиль вождя всех народов. А потом амнистия и долгие скитания по городам и весям, краюха «черняги», луковица и ворованная с полей картошка на долгом-долгом пути в никуда. И только в 67-м на порог деревянной церквушки где-то в глухой сельской глубинке ступил изверившийся в людях, изъеденный болезнями сорокадвухлетний бобыль… Как жилось ему потом? Как прошел он непростой путь к Богу? Кто знает? Никто не расскажет… Он служил уже почти пятьдесят лет и наконец на склоне лет, преодолев все трудности, сквозь все условности непростых церковных обычаев и устоев стал настоятелем храма. Пока, правда, будущего, но…

И что ему какой-то зажиревший зарвавшийся депутат? Антип совершенно не боялся этого расфранченного наглеца. Он смотрел на него спокойно и дышал ровно. Ему не в чем было оправдываться или отчитываться. Да, старик производил впечатление наивного дедушки с детским умом. На самом же деле он уже пятьдесят лет никому не лгал и при этом видел всех и каждого насквозь.

— Мне нужно достать этот камешек, — заявил Шитый.

— Достать? — наивно спросил Антип.

— Ну, в смысле… — замялся Виталий Евгеньевич. — Просто из любопытства… Хотя бы увидеть его.

— Имеющий глаза да увидит, — уклончиво произнес священник, продолжая движение.

— Да, но неплохо было бы указать, где он… чтоб увидеть, — теряя терпение, заметил Шитый.

— А может, еще не время собирать камни? — смиренно улыбнулся старик.

— Тут я решаю… — начал Шитый, но посмотрел на старика и почему-то понизил тон. — …Ну, время — деньги. Вы же меня понимаете?..

— Не понимаю, — просто ответил Антип.

— Но вы ведь знаете, что это за камень? В чем его суть?

— А разве так важна суть, Виталий Евгеньевич? Вы разве спрашиваете у Бога, в чем его суть? Вы просто принимаете на веру. В этом и есть единение души с Господом, которое выше сути и выше всего земного.

— …Послушай, патлатый! Я не для того тебе место под приход выбил, чтобы ты мне тут козью морду строил!..

Лицо Шитого налилось кровью, глаза выкатились из орбит. Священник спокойно смерил депутата взглядом.

— Мне казалось, что Господь нашел в вас…

— …Когда кажется — креститься надо! Я столько бабла ввалил, чтобы тебе стройматериалы завезли, что на сто прихожан хватит, а то и на тысячу.

— Но сказано: и будет вам по вере вашей…

— Будет? Ты знаешь, что из тебя будет, святоша?..

Глаза Антипа загорелись живым светом.

— Святоша? Лестное сравнение. Я его не достоин, Виталий Евгеньевич.

Народный избранник был готов кинуться на священнослужителя с кулаками, но удержался. Через калитку на дорожку из тротуарной плитки к маленькой старой часовне вышла вереница прихожан и, завидев отца Антипа, принялась креститься и кланяться.

— Батюшка, благословите!

— Спаси вас Господь! — откликнулся Антип и трижды перекрестил верующих.

Откланявшись, паства проследовала к часовне.

— Спаси вас Господь! — повторил Антип, обращаясь уже к Шитому и, повернувшись к храму, засеменил вслед за своими прихожанами…

 

Глава 4

«Допей хоть молоко…»

Ты слишком часто вырубаешься, Лавров. Сил не хватает? Пора заканчивать разъезды…» — думал Виктор с закрытыми глазами.

Какой ценнейший навык давно минувших дней — уметь приходить в себя с закрытыми глазами, не подавая признаков жизни. Этоумение концентрироваться даже на подсознательном уровне может быть полезно для человека, попавшего в плен, дабы усыпить бдительность охраны. Не открывая глаз, нужно пользоваться другими качествами: сначала прислушаться, принюхаться, почувствовать кожей, что происходит вокруг, а уж потом принять решение, как вести себя дальше.

Что слышал Виктор? Слабо угадывающееся пение каких-то птиц за окном. Значит, не пустыня.

Что обонял журналист? Запах лекарств. По всей видимости, он находился в медицинском учреждении. Если не слышно шагов и голосов вокруг — значит, отдельная палата.

Что осязал он? Руки не связаны, уже хорошо. В комнате, кроме него, больше никого нет. Любой человек чувствует постороннее присутствие в помещении, даже отвернувшись лицом в стене.

Итак, если руки и ноги не связаны — значит, все не так уж плохо.

Что с одеждой? Какая-то тонкая ткань на теле. Похоже на хлопчатобумажную… Нижнее больничное белье… Понятно: кто-то переодел. Для того чтобы содержать человека под стражей, необязательно его переодевать.

И последнее. Что он помнил? Море, Ислам на плечах, неимоверный зной и влажность, красные круги перед глазами… Салман — предводитель местных бандитов… «Так почему же я еще жив?» — думал Виктор, принимая решение открыть глаза.

Лавров сразу узнал плохо побеленные потолки лазарета благотворительный миссии Аниссы Абрар. Допотопный вентилятор, который, должно быть, в последний раз работал еще до гражданской войны, взялся ржавчиной по краям лопастей. А это что?.. Виктор только сейчас понял, что лежит под капельницей. Штатив с почти закончившимся флаконом какого-то лекарства стоял в изголовье, в вене локтевого сгиба торчала игла. «Так. Хоть не в плену, уже хорошо. А где Ислам?» — Журналист не собирался разлеживаться, тем более когда от него по-прежнему зависели жизни людей: и заложников «Карины», и его нерадивого товарища Ислама.

Виктор немного подождал, пока флакон с препаратом закончится. Никто не пришел снять капельницу, и украинец спокойно сел, вынул из вены иглу, сжал руку в локте и поднялся. Лавров не ошибся: на нем было обычное хлопчатобумажное белье. Рядом на спинке стула лежал больничный халат. Вот только тапочек не было. Очевидно, в клинике доктора Аниссы не нашлось обуви сорок шестого размера. Надевая халат, журналист почувствовал боль во всем теле сразу. Так бывает, когда после долгого перерыва переусердствуешь в тренажерном зале. Ноги будто налиты свинцом и совершенно не сгибались. Виктор сделал два шага и, не удержавшись, плюхнулся на тот же стул со спинкой. Ему казалось, что все это происходит не с ним.

«А голова дурная-дурная», — подумал Виктор. И действительно: ощущения были такие, будто он вчера перебрал, но сегодня голова совсем не болит и от этого хорошее настроение.

«Ты разберись, Витюша, — рассуждал мысленно украинец. — Тело, как после качалки. Голова, как после пьянки… Что ты вчера делал — пил или занимался спортом?»

Набравшись терпения, Лавров кое-как встал и босиком на прямых ногах вышел в крохотный коридор лазарета. Пройдя несколько шагов, оказался у соседней двери — она была приоткрыта. В тонкую щелочку он увидел Ислама, лежащего на койке с тяжелой повязкой на голове.

— Живой, — облегченно произнес журналист. — Успели…

В следующую секунду Виктор почувствовал, что теряет силы. Голова закружилась и… Его подхватил под мышки Салман, вынырнувший неизвестно откуда. Крепкий молодой предводитель группировки не уступал Виктору ни в росте, ни в силе. Он что-то громко закричал на своем родном языке. Ему на помощь с улицы тут же прибежали несколько воинов. Они подняли Виктора и отнесли обратно на койку.

— Сумасшедший белый дурак! — злилась Анисса, набирая в шприц раствор из ампулы.

Виктор лежал на койке и внимал словотворчеству своей спасительницы.

— Мало того, что принес мне рыбака, которого я еле-еле спасла. Так ты и сам туда же стремишься? На тот свет?

Положа руку на сердце, Анисса была рада тому, что Виктор жив.

— Я очень рад нашей встрече, Анисса! — улыбнулся Виктор.

Сомалийка подошла к Лаврову, держа шприц наизготове.

— Повернись к стене и спусти штаны! — скомандовала она.

— А я боюсь уколов.

— Ничего. Укол — не ампутация. Потерпишь. Поворачивайся!

— …Да, тем более, когда укол делает такая красивая женщина, — продолжил Лавров, подчиняясь.

— Ухаживать нужно было 25 лет назад! — отрезала Анисса, вынимая иглу и смачивая место укола спиртом.

— Почему Салман меня не убил?

— Мой сын — не убийца! — сердито ответила врач.

— Ну, раз меня не убил — значит, не убийца. И все же. Почему меня не убили? — настойчиво продолжал расспрашивать украинец.

— А ты что, расстроился? — парировала Анисса. — Лежи спокойно, тебе нельзя напрягаться.

— Доктор! Что со мной? — ехидно спросил Виктор.

— Хочешь знать диагноз? Ты — большой белый дурак! Хоть и отважный!

— Ну-у-у, этот диагноз я знаю! И для этого не нужно быть врачом.

— Зачем ты полез в эту проклятую страну? У тебя же двое детей!

— Знаешь, Анисса, этот вопрос я слышал почти во всех странах мира.

— Ты не сделал то, что хотел?

Анисса прекрасно знала, для чего приехал Виктор: спасти пленников «Карины». Но, как и любая занятая женщина, она привыкла изъясняться лаконично, если только дело не касалось медицины.

— Нет, — грустно ответил украинец.

— А твои друзья? Маломужич и Игорь… живы?

Только тут Виктор понял, что он сам до конца не знает, жива его группа или нет. Он просто пожал плечами.

— Живы… — то ли спросил, то ли утвердил журналист.

Стоящая в стороне девятнадцатилетняя Лейя подпрыгнула от радости, и Виктор на секунду представил, как в таком случае мог бы подпрыгнуть Игорь. Лавров гнал от себя мысль, что его друзей может не быть в живых.

…А потом было теплое верблюжье молоко… с верблюжьим салом.

— Пей! Это придаст тебе силы, — настоятельно потребовала Анисса.

— А желудок не того?.. — неуверенно спросил Виктор. — …Не завернется?

— Верблюжий жир — это любимое лакомство бедуинов в Аравийской пустыне.

Виктор не раз бывал в Аравийской пустыне, но никаких блюд из верблюжатины не пробовал. Зато хорошо знал, что корабль пустыни — верблюд — самая большая ценность у бедуина. И чем больше у него верблюдов, тем богаче их хозяин. В некоторых странах верблюд ценился, как автомобиль марки «мерседес», а здесь, в Сомали, добыть у нищего скотовода верблюжьего молока, а тем более верблюжьего жира было настоящим подвигом. И этот подвиг сомалийцы совершили ради него — белого гостя из Европы. Это стоило дороже всех денег, и Виктор не мог отказаться от такого внимания, хотя и слышал от бывалых путешественников, что противнее верблюжьего жира на земле могут быть только сырые верблюжьи яички.

— Пей смело, — убеждала Анисса. — Если хочешь быстро подняться на ноги. Говорят, что этот напиток способен вернуть к жизни даже самых безнадежных.

— Да, надо будет и себе парочку верблюдов завести, — согласился Лавров.

Виктор, следуя уговорам Аниссы, смело прильнул к широкой чашке с волшебным зельем.

Что почувствовал журналист? Представьте себе, что вы едите суп, в котором плавает длиннющий кусок жирного мяса, который обязательно нужно съесть. У вас нет ножа, нет вилки — только ложка. И вот вы берете этот кусок и отважно пытаетесь прожевать, но он не жуется. Проглотить — не проглатывается. Результат будет один. Предчувствуя именно такой результат, Анисса пододвинула к койке Виктора тазик, и вскоре половину содержимого чашки Лавров «отдал» обратно.

— Допей хоть молоко, — вмешалась в процесс Анисса.

Впоследствии Лавров очень часто говорил себе эту фразу, когда создавались безвыходные жизненные ситуации… Это помогало, и он продолжал побеждать.

Волшебница Анисса была права. На следующий день Виктор Лавров встал с утра, будто заново родившись. Физическое и нервное истощение, которое диагностировала сомалийка позавчера вечером, куда-то улетучилось, и украинский журналист был готов к новым подвигам…

— Ты спас человека из племени дарод и сумел уйти от людей Мусы.

Салман и Виктор стояли у выхода из миссии. Лавров собирался в Могадишо и на прощание душевно беседовал с человеком, который еще несколько дней назад был готов убить его просто за то, что он белый.

— Муса — наш враг, он хитрый… Как тебе это удалось?

— Белый — хитер, как крокодил. Белый — коварен, как гиена. Белый — лукав, как Джегджер, приходящая ночью и поедающая всех живых, — процитировал Лавров древнюю легенду, которую ему рассказывал старик Хуур.

— Да. Теперь я вижу, что это не так, — понимая иронию Виктора, ответил Салман Абрар. — Ты, белый, рисковал собой ради черного…

— …Мне надо вернуться в Могадишо, чтобы найти и спасти моих друзей.

— Ты смелый воин, рус, — сказал Салман.

— Я не воин, я — журналист, — улыбнулся Виктор.

— Я в этом ничего не понимаю, — немного теряясь, но с достоинством произнес боевик, который годился Лаврову в сыновья. — Моя мать еще тогда говорила, что ты не враг. Но сейчас я сам убедился в этом… Я рад, что не убил тебя тогда.

— Спасибо, что не убил, парень! — вновь улыбнулся Виктор в ответ и протянул сомалийцу руку.

Салман долго и удивленно смотрел на руку дружбы белого, затем протянул ему свою темную руку с белой ладонью и кончиками пальцев. Виктор понял, что сын скотовода Ислам, который только пришел в себя, будет в полной безопасности. Ему здесь не дадут умереть и поступят с ним как подобает.

— Ну вот видишь, как это просто — дружить, — засмеялся Виктор. — Мне пора.

— Подожди, чужеземец… Мы тут решили тебе помочь.

С этими словами Салман подал кому-то знак. К воротам миссии подъехал тот самый грузовичок, который привез группу Лаврова из Кении. Из него выпрыгнул веселый Муслим.

— Здравствуй, бвана. Мы готовы продолжать путь.

— Мы нашли твою охрану в городе, — пояснил Виктору Салман.

— А вот за это спасибо! — обрадовался Лавров. — Лучшего подарка и не придумаешь.

Виктор весело смотрел на старых знакомых — охранников и водителя. Они будто никуда и не уезжали.

— Подожди. Может, возьмешь автомат? — спросил Салман обыденно, будто предлагал украинцу пачку сигарет.

— Я — журналист, — отрицательно покачал головой Виктор…

 

Глава 5

В Могадишо на заклание

Белое небо, белый известняк под ногами, белый лист истории… Но белый ли? Скорее, пробел в образовании мирового сообщества. Никто не смог до конца разобраться в традициях и устоях этого народа: ни американцы с их навязчивой демократией, ни остальной мир с его толерантностью и благотворительностью. Уже двадцать лет в Сомали шла война. Без победителей и побежденных. Уже давно известно: независимый народ победить нельзя. Можно сколько угодно воевать против него с превосходящими силами в оружии и живой технике, технологиях и интеллекте. Можно уничтожить, но не победить. Это не раз доказывала та же колониальная Африка, где страны одна за другой переходили из рук в руки англичан, французов, немцев, но все равно в конечном итоге обретали свою независимость.

Независимый народ может уничтожить только сам себя, раздираемый внутренними противоречиями. Так произошло и с родиной Виктора Лаврова — Советским Союзом, когда каждый стоящий во главе республики захотел разделять и властвовать, и это пока не привело ни к чему толковому. Все республики лихорадит по сей день. Хорошо хоть хватило ума не взять в руки оружие, как здесь, в Сомали…

Виктор ехал в кабине грузовичка, глубоко задумавшись. Рядом за рулем сидел Мукра и рассказывал последние новости.

— …Убили всего десять человек за последние пару дней, маста Лэвроу.

— Ты так спокойно об этом рассказываешь, Мук? — возмутился журналист.

— Ничего. Раньше были и сотни убитых, а теперь всего каких-то десять. Так что все это — мелочи.

— Мелочи? Ты говоришь о людях как о костяшках на бусах своей жены! — продолжал злиться Виктор.

— Ну, так ваших же друзей тоже убили? — спокойно заявил Мукра.

— Что? Что ты сказал? — внутри у Виктора все похолодело, и он ухватил Мукру за воротник.

Испуганный водитель дал по тормозам. Муслим с Джоннидеппом чуть не вылетели из кузова и принялись стучать по крыше кабины.

— Ты с ума сошел, Мук?!

Машина ехала на «нейтралке». Виктор, прерывисто дыша, вцепился клещом в посеревшего от испуга чернокожего водителя.

— Говори, что знаешь, стервец! — шипел он.

— Ничего не знаю, бвана Лэвроу. А что я должен знать?

— Откуда ты знаешь, что мои друзья погибли?

— Я?.. Ниоткуда! — оправдывался Мукра, понимая, что сейчас этот белый просто задушит его, как цыпленка. — Я просто вижу, что вы один едете, и подумал, что их уже убили…

— Идиот! — выпалил Виктор. — Езжай!

В этот момент в открытом окне грузовичка появился Муслим.

— Что у вас случилось?

— Ничего! — буркнул Виктор сквозь зубы. — Просто наш водитель полный придурок.

— Ну, это известно! — засмеялся Муслим, запрыгнул обратно в кузов и еще раз хлопнул по крыше кабины. — Поехали, Мук!

Оставшуюся часть пути водитель вел машину молча.

Виктор был на взводе. Он уже пожалел, что отказался от автомата, который предлагал ему взять с собой Салман. Он был готов на все, чтобы его товарищи, Маломуж и Хорунжий, оказались рядом с ним. Однако действовать нужно было осторожно. Страна, где один только белый цвет кожи моментально побуждает к агрессии — не место для путешествий. Никакие власти, никакие дипломаты и международные суды не способны остановить чернокожего, который хочет убить белого. Здесь может помочь только такой же чернокожий, и притом с автоматом. У Виктора таких было трое, для этого он их и нанимал еще в Кении.

Недолгий путь из Марки в Могадишо был полон впечатлений от увиденного. То и дело встречались подбитые танки и бэтээры, которые стояли вдоль дороги уже много лет… Попадались и небольшие базарчики с контейнерами, продающими всякую всячину.

«Ну, чем не Любашевка по дороге из Киева в Одессу?.. Только здесь не выпрыгнешь за горячими варениками. Тут из тебя самого вареников наделают», — думал Виктор, заметив выходящих из-за ряда жестяных домиков двух охранников с автоматами наперевес. Да, вся эта страна, каждый городок или поселок были неимоверно опасны. Невозможно было предугадать, что произойдет в следующую минуту. Бой мог начаться из-за пустяка, когда кто-то на кого-то не так посмотрел, и продолжаться пару недель.

Ни один киношный боевик, каким бы он ни был красочным и эмоциональным, не передаст той атмосферы беды, висящей в воздухе. Мальчик, изъеденный мухами, в документальной ленте менее убедителен, чем мухи, поедающие тебя самого в реальности. Лавров поежился. Такого количества бедных голодных больных людей он не видел нигде. У большинства из них глаза светились странным огнем, они явно были на грани помешательства. Что может быть в голове человека, ничего не евшего десять дней? Ясно одно: из машины к нему лучше не выходить, даже из чувства сострадания.

Уже на въезде в столицу, окраина которой не особо отличалась от окраин районных центров, Виктор все-таки не выдержал, увидев двух маленьких, тощих от голода девчушек, сидящих, словно котята, неподалеку от побирающихся мальчишек — видимо, не было сил просить у проезжающих подачку.

— Мукра, останови!

— Не положено по инструкции, — боязливо ответил водитель.

— Тут я командую! — вспылил журналист и сразу же смягчился. — Останови, пожалуйста. Где тут можно разменять деньги?

Он вынул из пистона брюк аккуратно свернутый пакетик, где была его заначка в триста долларов.

Удивительно, но его вещи и документы даже после встречи с бандой Салмана остались целы. Но наличных денег не осталось уже давно, и Лавров рассчитывал получить их в ближайшем банкомате. Остались только эти триста долларов, припрятанные украинцем на всякий случай.

— Где тут у вас банк? — уточнил Лавров у ничего не понимающего Мукры.

— А-а-а-а, банк! — почему-то обрадовался водитель. — Так бы сразу и сказали, маста Лэвроу. Вот он!

Мукра показал пальцем в сторону. Там у обычного глиняного домика сидел человек. Напротив него на деревянных поддонах лежали деньги. Море денег, видимо-невидимо денег — пачки, брикеты, тюки местных шиллингов.

— Это банк? — изумленно спросил Лавров.

— Ну да, — сказал водитель, будто любой банк и должен выглядеть именно так.

Журналист выпрыгнул из машины и подошел к «банку».

— Доллары меняем?

— О-о-о, мистер! Плиз! — улыбнулся голый по пояс сомалиец неопределенного возраста с глазами навыкате.

Виктор вынул из кармана двести долларов.

— Мистер американец? — полюбопытствовал «банкир».

— Нет, — отшутился Виктор. — Я из Танзании! Белый негр. Понял, бвана?

При этих словах за спиной Лаврова появились Муслим и Джоннидепп с оружием.

Ничего не понявший сомалиец взял двести долларов, посмотрел на них, вручную проверив их подлинность, затем кивнул головой.

— Куда будете класть шиллинги?

— Что значит куда? — в свою очередь не понял Виктор.

— Ну, вот ваши деньги! — «банкир» указал украинцу на внушительный поддон денег. — У вас есть тачка?

Инфляция в стране, разрушенной войной, достигла астрономических масштабов. Двести долларов США стали непроизносимой цифрой, а если проще — тачкой сомалийских шиллингов.

— Подождите, — «включил заднюю» журналист. — Может быть, я…

— Сожалею, мистер, — учтиво ответил «банкир», который уже успел взять двести долларов Виктора в руки. — …Сожалею, но мы не продаем долларов.

Этим он дал понять, что обратно своих денег Виктор не получит. Украинец посмотрел на хитрого менялу, на вооруженную охрану, которая вдруг нарисовалась у него за спиной, и понял, что лучше всего не спорить. Одним ловким движением он взвалил тюк с шиллингами на плечо и со словами: «Да, терпилой у негров мне еще быть не приходилось!» — понес его в сторону грузовичка. За ним с автоматами на изготовку проследовала его охрана.

— Подождите, мистер! — услужливо крикнул вслед меняла и, догнав журналиста, протянул ему еще целую пачку купюр.

Удерживая на плече громадный квадратный мешок шиллингов одной рукой, другой рукой украинец взял пачку денег и несколько раз приподнял ее на ладони, как бы взвешивая.

— Судя по весу — центов десять — пятнадцать, — заключил он иронично.

Подойдя к несчастным девочкам, которые явились к обмену денег, Виктор, не считая, отдал им эту пачку шиллингов и, не оборачиваясь, пошел в сторону машины.

— Когда-нибудь напишу мемуары — «Голова моя — два уха»…

Через минуту Виктор со своей охраной уже ехал по столице Республики Сомали.

— Куда поедем, бвана Витя? — спросил украинца Муслим, который уже пересел в кабину и расположился у двери так, что Виктор едва помещался между ним и водителем.

— К президенту! — решительно ответил журналист, всем своим тоном давая понять, что совершенно не шутит.

Виктора попросили сидеть спокойно и ничему не удивляться. Хотя было не очень приятно располагаться между двумя мужиками, когда рычаг коробки передач находится как раз между ног и водитель все время норовит переключить скорость не там.

— Все только для твоей безопасности, бвана Витя, — с улыбкой говорил Муслим.

— Да, я вижу, — отвечал Лавров, которому было совсем неуютно. — Может, еще Джоннидеппа пригласим?

— Он здесь не поместится, — совершенно не понимая иносказательного юмора, ответил Муслим.

А где-то в кузове одиноко трясся «тезка» голливудского актера, ничем его не напоминавший.

…Город стоял в руинах. Те же дома, которые не были разрушены, были настолько убоги и страшны, что невозможно даже представить, что там кто-нибудь мог жить. Повсюду валялись кучи строительного мусора, который еще недавно был частью построек. Местные жители с любопытством наблюдали за незнакомым грузовиком с белым гостем.

— Зашторим окна, — приказал Мукра. — Это небезопасно.

Муслим молча качнул головой и задернул маленькую штору, расписанную в стиле кенийского художника Бернарда Ндиху Ньюгуны: черные фигурки в красных масайских одеждах с голыми плечами и ногами…

— Ты думаешь, шторкой можно защититься от пули? — засмеялся Виктор.

— Это район рынка «Баккара», где вас могут просто увидеть, украсть и потребовать выкуп. У ваших родственников есть деньги? — ответил на вопрос Виктора водитель.

— Здесь вообще лучше не останавливаться, — подхватил Муслим.

«Баккара»… Как журналист-профессионал Виктор не мог не помнить этого названия. Именно здесь в 1993 году сомалийцы впервые огрызнулись американцам, сбив военный вертолет. Это известие облетело весь мир благодаря журналистам из Соединенных Штатов, падким на красивые запоминающиеся названия. Случай окрестили падением «Черного ястреба», началом битвы за Могадишо или чем-то в этом роде. В боях на улицах Могадишо тогда погибли 18 американских солдат, а один из вертолетчиков был взят в плен. И это было не слыхано. Самая сильная армия мира, оказывается, тоже бывает уязвима!

Та самая «Баккара» сегодня выглядела вполне спокойной и будничной. Между одноэтажными мазаными постройками сновали торговцы, бегали нахальные ребятишки и… Внезапный взрыв неподалеку справа потряс весь квартал. Виктору даже показалось, что машина, в которой он ехал со своей охраной, подпрыгнула. А дальше — то ли ему почудилось, то ли на самом деле запахло порохом. Воздух разрезали крики местных жителей и автоматные очереди.

— Поехали отсюда быстрее! — вскричал Муслим, и Мукра утопил педаль газа до упора.

Грузовичок резко рванул вперед, благо дорога была почти пустой и никто из местных жителей не попал под колеса. Быстро петляя по местным улочкам, Мук в полной мере продемонстрировал свое мастерство водителя, и Виктор оценил это.

— Хорошо водишь, Мукра, — похвалил он кенийца.

— Жить захочешь — полетишь, — отозвался парень.

— Кто это был? — после долгой паузы спросил Виктор начальника охраны, имея в виду людей, которые устроили взрыв на базаре.

— Аш-Шабаб, — коротко ответил Муслим.

— Ими руководил убитый Али, и теперь они мстят всем и каждому? — догадался Виктор.

Муслим сделал вид, что не услышал вопроса, и заглянул за занавеску.

— А Муса? Кто такой Муса? Ты не знаешь? — не отставал Виктор.

Муслим снова промолчал и сделал глубокий вдох.

— Ну, что ты молчишь, Муслим? Это он убил Али? Муса? — продолжал допытываться украинец.

— Не связывайся с ним, бвана, — наконец произнес начальник охраны. — Он… отрежет тебе голову.

— Ну, это не беда. У меня вторая отрастет.

— Ты знаешь, бвана Витя, — опять вздохнул Муслим. — Ты или очень смелый человек, или… дурак.

— Ты почти угадал, бвана Муслим! Я очень смелый дурак! — спокойно ответил Виктор. — Высадите меня у президентского дворца.

Муслим и Мукра переглянулись.

— Бвана! Это равносильно смерти!.. — начал Мукра.

— Люди Мусы повсюду, бвана! — добавил Муслим.

— Люди, если ты заметил, вообще повсюду, — парировал Виктор.

* * *

В доме не может быть двух хозяев. В стране не может быть двух президентов. Но у президента может быть очень хороший советник. Человек, без которого не принимается ни одного решения. Таких принято называть серыми кардиналами при власти. Но Муса Сакель не был серым. Он был черным-черным: черная кожа, черная одежда и… черная душа.

Советник президента Сомали Карим-Абдула Юсефа сидел у себя в кабинете, перебирая четки из костяшек человеческих пальцев. Забавный сувенир, который подарил ему вождь одного из малых племен побережья, мир его праху. В свои сорок пять Муса добился всего: денег, власти, шикарных апартаментов и самое главное — безнаказанности. Круглый сирота, свой путь он начал с трущоб Могадишо, промышляя мелкими кражами и обманом туристов, а двенадцати лет от роду совершил свое первое убийство: зарезал спящего пьяным сном туриста из Китая. Этот шикарный надрез от уха и до уха он не забывал ни на минуту, как не забывает ученый свою первую победу на олимпиаде по математике. Хитрый и изворотливый от природы, Муса тогда выкрутился, свернув это жестокое преступление на старшего товарища — шестнадцатилетнего Гуля. Гуля поймали и посадили пожизненно. Тогда еще мирная страна не хотела международных скандалов.

Шло время, мальчик рос и развивался и к восемнадцати годам сколотил небольшую группировку, зарабатывающую на жизнь разбоем и грабежами. Он наводил ужас на целые районы столицы, и его никак не удавалось поймать. Он гордился этим: «Меня никогда не поймают!» И оказался прав. До начала революции в Республике Сомали его так никто и не поймал. В 91-м, когда был свергнут президент Мохаммед Сиад Барре, страна погрузилась в хаос, и те, кто не успел поймать Мусу, стали его мишенью. Злопамятный бандит нашел и убил всех полицейских и следователей, которые когда-либо вели дела о его преступлениях.

Затем Муса Сакель, понимая, что нужно выходить на более высокий уровень влияния, примкнул со своими бойцами (на самом деле не солдатами, а отъявленными подонками и садистами) к группировке Карим-Абдула Юсефа и помог ему прийти к власти. Нет ничего надежнее для рвущегося к власти бандита, чем религия. Прикрываясь идеями ислама, Карим-Абдул Юсеф перетянул на свою сторону десятки тысяч сторонников и стал президентом. Негодяй, которого вовремя не осудили и не посадили за решетку, стал управлять страной. Хотя по большому счету в стране, поделенной на сферы влияния, все его полномочия распространялись только на столичный регион. Президент полностью доверял своему советнику Мусе Сакелю, который хоть и был на полтора поколения моложе него, но быстро вырос в глазах своего босса.

Теперь, будучи у власти, они зарабатывали на всем. Ни одно преступление в регионе не оставалось незамеченным, потому что даже самый маленький преступник знал, что нужно заплатить Мусе, иначе — неминуемая смерть. Стоит ли говорить о том, что такой источник дохода, как захват проходящих мимо судов, тоже являлся вотчиной первых лиц государства? Когда не можешь справиться с проблемой, нужно ее организовать и возглавить. Так все и было: львиная доля выручки за захваченные суда, которую называли «налогами», оседала в карманах Карим-Абдула Юсефа и его советника Мусы.

И сейчас советник Муса сидел в своем кабинете в самом центре Могадишо, в президентском дворце, размышляя, чем бы еще заняться. Все закипело внутри у «черного кардинала», когда ему доложили, что этот проклятый белый негодяй из Европы, который позарился на гарантированный заработок сомалийских рыбаков, как в правительстве называли пиратов, идет по дороге к центральному входу в резиденцию главы республики.

Его не поймали, а он пришел сам. Отлично. Двоих его подельников задержали в порту несколько дней назад. Теперь Муса казнит всех троих в назидание другим белым, которые захотят влезать во внутренние дела независимой республики.

Муса вскочил со своего кожаного кресла.

— Начальника безопасности ко мне!

Но его никто не услышал. В кабинет спокойно, как к себе домой, вошел древний старик, кряхтя от артрита.

— Ты кто? — спросил опешивший советник.

Сюда можно было войти, только имея при себе целую стопку пропусков. Старик смотрел на Мусу бесцветными слезящимися глазами.

— Светло у тебя, Муса. Пусть будет ночь…

В ту же минуту в кабинете потемнело, будто кто-то выключил свет. Муса онемел от неожиданности и удивленно посмотрел в окно. В небе висела полная луна, на Дворцовой площади перед резиденцией президента горели яркие фонари, и ночной патруль исполнял свои обязанности, вверенные ему в комендантский час.

— Ночь? — спросил Муса, как ребенок.

— Ночь, — утвердительно кивнул старик.

* * *

— Что вы, что вы?! Господин журналист! В самом деле! Надо же писать правду! Вы для этого и служите перу и бумаге!

Лавров уже полчаса общался с президентом Федеративной Республики Сомали. Виктора неожиданно быстро пропустили к главе государства, всего лишь проверив документы. Как будто его здесь уже давно ждали. Президент встретил его вежливо и без излишнего высокомерия, что само по себе тоже было очень удивительным для маленького царька.

Перед командировкой Виктор, как водится, тщательно изучал материалы о Карим-Абдуле Юсефе. В реальности этого человека трудно было назвать президентом. Он был главой центральной бандитской группировки, которая просто захватила власть, и уже несколько лет оставался на своем посту только благодаря международному сообществу, смотрящему на все его преступления сквозь пальцы. Что можно сказать о человеке, который разрешал своим военным насиловать женщин, убивать политических оппонентов?.. Этому нет названия. Одни эмоции. Но Виктор был сдержан. Он знал, что любая неправильная реакция может стоить ему жизни.

— Поймите же, дорогой мой, — убеждал Виктора Карим-Абдул. — Жизнь в Сомали совсем не такая, как вы себе придумали. Люди счастливы, что получили независимость, что могут вздохнуть свободно от многовекового колониального рабства.

Виктор молча слушал, сидя в мягком кресле напротив. Уже была выпита не одна чашка кофе, а президент все не умолкал.

— Ангажированные средства массовой информации рассказывают, что наша страна — царство хаоса, анархии и прибежище пиратов, — продолжал Юсеф, то и дело посматривая на часы. — Я не хочу, чтобы вы думали то же самое и писали то же самое.

— А как же взрывы?

— О-о-о-о, дорогой мистер европеец! — засмеялся президент, будто речь шла о каком-то спектакле. — Эти люди — прирожденные воины. Не забывайте, что страна всю жизнь боролась за свою независимость… Да-да, — напирал Юсеф, глядя, как у Виктора от удивления поднялись брови. — Вы у себя запишите, что люди просто стреляют в воздух. Это фейерверки, если угодно. И бомб у нас тоже давно нет. Сомалийцы просто балуются со взрывчаткой. Так сказать, привычка детства.

Президент откровенно врал. Врал прямо в глаза. Его темно-коричневое лицо с европейскими чертами и блестящими глазами напоминало джинна из детской сказки. Только вот этого сомалийского джинна обратно в бутылку не загонишь.

Лавров почему-то вспомнил президента Буркина-Фасо (бывшей Верхней Вольты): в «стране достойных людей» президент, официально отказавшийся от бытовых благ и отказавший в них своему народу, гордился тем, что у каждого его подданного может быть кондиционер… Но тут дело посерьезнее. Абсолютный цинизм, замешанный на крови десятков и сотен тысяч погибших и умерших от голода.

— Люди есть люди. Что с них возьмешь? — со смехом доброго пожилого человека говорил тем временем Юсеф.

Карим-Абдул явно кого-то ждал, но и не спешил заканчивать разговор с Виктором. Журналист насторожился. Так обычно поступают, когда хотят арестовать.

— Господин президент, — неожиданно твердо произнес Лавров, устав слушать всю эту галиматью. — Я точно знаю, что вашими людьми задержаны двое членов моей съемочной группы — Олег Маломуж и Игорь Хорунжий.

— Ну, наконец-то! — торжествующе вскрикнул Юсеф. — Я ждал, когда ты сознаешься сам!

— В чем? — непонимающе спросил Виктор, хотя прекрасно понимал, что все только начинается. Сейчас ему будет несдобровать.

— В незаконном пересечении границы государства.

— Господин президент, у меня в порядке все визы и печати. Мы прибыли…

— …Прибыли! Убыли! Вы выехали в территорию нейтральных вод, а затем вернулись обратно и убили граждан Сомали!

— Но мы никого не убивали! — возмутился украинец.

— А это еще нужно доказать! — сверкнул глазами Юсеф.

— Что доказать? Что убили или не убили?

— Без разницы. Для вас это добром не кончится. Ни для тебя, ни для твоих друзей!

Все это угощение кофе и россказни о свободной демократической стране были обыкновенным спектаклем. Этот старый маразматик играл с Виктором, как кошка с мышкой. Видимо, скучно на старости лет. Он, конечно, знал о захвате «Карины». Мало того: он, скорее всего, в доле. Это его заработок. Виктору ничего не оставалось, как максимально тянуть время, параллельно с разговором продумывая план дальнейших действий. Можно было попытаться выскочить на крышу дворца и, воспользовавшись наличием интернета, запустить прямой эфир по фейсбуку или инстаграму прямо оттуда. У Виктора было порядка 100 000 подписчиков, в основном известных и влиятельных людей как в Украине, так и за рубежом. «Пусть не спасут. Пусть хоть отомстят…» — вертелось в голове у журналиста. Вслух же он начинал плести свою паутину:

— Извините, но существует же презумпция невиновности и…

Виктор осекся. Президент смотрел сквозь него, что-то напевая. О каком международном праве и вообще о каком-либо праве могла идти речь в этой ситуации?

— Господин президент. Вы же военный человек. Вы учились в Харькове и знаете, что наши люди никогда и никого просто так не убивают, — мягко говорил Виктор. — Вы же четыре года учились в Харьковском авиационном училище. Правда?

Лавров усиленно думал. В его голове отложилась планировка здания. Он запоминал ее, когда шел в кабинет президента. Это была многолетняя привычка разведчика: идешь в незнакомый дом — прикинь пути к отступлению.

— Мне плевать, что ты там рассказываешь! — злился Юсеф. — Я знаю, что таких, как ты, готовят долго! Вы — агенты, и вас забросили сюда с целью совершить диверсию.

— Извините, господин президент, но мы — простые телевизионщики, которые делают материал о вашей молодой республике, — как можно более примиряюще ответил Виктор, а сам продолжал думать: «Во дворце всего два этажа с надстройкой. Этажи высокие, всего метров пятнадцать будет. Прыгнуть не получится — можно сломать ноги. Если забраться на самую верхушку дворца, передать, что нужно, в прямом эфире вплоть до своего собственного захвата — это будет покруче, чем рассказ о захвате гражданского судна. Надо торопиться…»

Мысли Виктора, как и саму беседу, прервал звук открывающейся двери. В кабинет президента без стука вошел советник Юсефа.

— Муса! Вот наконец и ты! Посмотри, кто к нам пожаловал! — радостно обратился Карим-Абдул к советнику.

Лавров сразу оценил свои шансы против Мусы. Тот был крепким высоким туарегом его лет. Наверняка он обладал нечеловеческой силой и выносливостью. Но кости… Иногда кости бывают даже слабее мышц. В равной схватке Виктор скорее всего победил бы этого мужчину, одним ударом ноги перебив лучевую кость под коленной чашечкой и добавив ударом ноги в висок. Но где вероятность, что за дверью не стоят еще несколько человек?.. Можно выбить окно и вылезти на крышу по отвесной стене дворца. Сложно, но можно… Виктор рассуждал, как диверсант. Но ему некуда было деваться. Все хитрости были использованы, а угрозы международного скандала в этом случае были бессмысленны.

— О-о-о! Так это наш друг из Украины! — воскликнул советник.

При этих слова у Виктора похолодело внутри. Казалось, что на этом прекрасный послужной список путешествий украинского журналиста закончится. Сейчас его и его друзей выведут на площадь и торжественно обезглавят.

«А вот дудки! Не на того нарвались! — размышлял Лавров. — Ляжете первыми!» Он почувствовал, как прибывает злоба. Очень плохое чувство для профессионала, оно мешает сконцентрироваться, но за эту поездку столько всего накипело, что бывший разведчик спецназа был готов отдать последние силы, чтобы обороняться… «Итак, сначала вырублю их, а потом — на крышу», — продолжал думать украинец.

— Ну, что будем с ними делать, Муса? — громко спросил Карим-Абдул.

— Отпустим домой, — спокойно ответил советник, чем привел своего президента в полный восторг.

Юсеф расхохотался так громко, что у Лаврова заложило уши.

— Хорошая шутка! — оценил президент слова Мусы, отсмеявшись.

— Да я и не шутил, мистер президент. Пусть едут…

— Это как?! — начал заводиться Юсеф. — Ты же сам говорил…

Муса подошел к Карим-Абдулу и начал что-то тихо говорить ему на ухо. Виктор не мог понять, что происходит. Он уже был готов к самому худшему развитию событий. Или может быть что-то еще хуже?.. Журналист насторожился, глядя на двух беседующих. Оба разговаривали шепотом, причем на непонятном Лаврову языке, поэтому прочитать по губам хотя бы одного из собеседников Виктор никак не мог. Тем временем президент и его советник что-то живо обсуждали. Изредка проскакивали фразы Юсефа на арабском: «Откуда?»… «Не они?»… «А кто?»… «А с ними-то что делать?»

Виктор недоумевал, что же задумал этот хитрый советник, по вине которого он чуть не погиб. К тому же его не покидало чувство, что он уже где-то видел этого Мусу. Где? Не мог вспомнить, что для человека с отменной памятью, которой обладал Лавров, было крайне странно. «Афган? Нет. Позднее в Киеве, в университете? Тоже нет… Где же? Где? Причем не так давно…» Наконец президент и советник окончили свой разговор, и Карим-Абдул обратился к украинцу на ломаном русском языке.

— Послушай, как там тебя? Лавров.

— Да, мистер президент. Виктор Лавров, — ответил журналист.

— Вы уже успели снять фильм о Сомали?

— Материал был отснят на камеру. Она осталась у моих друзей.

Юсеф посмотрел на советника, и они кивнули друг другу.

— Хорошо! У вас есть шанс прославиться, — объявил Юсеф. — Тебе отдадут твою камеру! Отправляйся на родину и расскажи всему миру, что Сомали — настоящая Демократическая Свободная Республика!

— Что? — Виктор все еще не понимал, показалось ли ему то, что он услышал, или он просто сошел с ума.

— Ты что, глухой, журналист?

— …А как же мои друзья?

— И друзей своих забирай! Они нам тут не нужны…

Не прошло и двух часов, как Виктор с друзьями ехал в аэропорт. Маломуж и Хорунжий весело шутили, счастливые и свободные. Только Муса, лично сопровождавший гостей из Украины, о чем-то шептался с Виктором…

Уже вылетая из Могадишо в Найроби, когда самолет оторвался от земли, Виктор еще раз вспомнил советника Мусу и его вдруг осенило: «Ху-у-ур?»

Откуда ему было знать, что в это же самое время далеко, в президентском дворце Могадишо, странный гость Мусы, дряхлый старик, вышел из кабинета спящего в кресле советника так же просто, как минутой ранее вышел из его тела… Ху-у-ур. Его звали Ху-у-ур.

 

Глава 6

«Время собирать камни»

Короленко мчался в Киев быстрее ветра. Убийство Сысоева заставило бывшего полковника спецслужб торопиться. Все сходилось. Сысоев работал на Шитого. Уже не было никаких сомнений, что звонок из порта Ильичевск в Сомали был организован Шитым. Он отлично знал, куда и с каким грузом следует судно «Карина». Оружие и тяжелая техника предназначались для воюющего Южного Судана, хотя по документам на борту находилась сельскохозяйственная техника. Мало того: Шитый наверняка был в доле с теми, кто отправил запрещенный товар в Восточную Африку. Он просто решил заработать дважды, и на оружии, и на захвате судна. Геннадий Сысоев был настоящим профессионалом и, играя свою игру, просчитывал все на много шагов вперед. Следовательно, им обязательно был предусмотрен вариант ответного удара…

Короленко, следя за дорогой и ведя машину на огромной скорости, успевал моделировать, как бы поступил он сам, будь на месте Сысоева. Не было сомнений, что Геннадий тоже знал об оружии на борту «Карины». А если так, то ему было известно, кто в этом деле замешан. Это и был его козырь. В случае любого форс-мажора, в том числе и смерти Сысоева, все участники сделки с оружием узнавали, что устроил захват «Карины» именно Шитый, и тогда расправа была неминуемой… Сысоев мертв, значит, Шитому угрожает опасность от его подельников. Никто же не знает, что это агент Корень вчистую переиграл своего руководителя… А может быть, знает? Может быть, это Шитый заказал Сысоева Корню? А какой смысл? Смысл есть. Но так или иначе нужно было торопиться. Нужно было успеть добраться к Шитому, пока он жив, и узнать у него самое главное: имена его подельников. Это и спасет депутата Шитого, и позволит раскрыть целую коррупционную сеть.

— …Мы не слишком быстро едем? — раздался тревожный женский голос с заднего сиденья.

Короленко посмотрел в зеркало заднего вида и подмигнул Людмиле Богомол.

— Спокойствие, только спокойствие, — буркнул он голосом Карлсона, который живет на крыше, и Люда улыбнулась.

— Для Карлсона вы слишком мужественны, — отвалила комплимент одесситка.

— Я себе сейчас представил женственного Карлсона, — отозвался сквозь смех полковник запаса.

Да, Короленко на всякий случай забрал женщину с собой, соврав, что нужно срочно ехать в Киев на пресс-конференцию. Она даже не подозревала, что на нее готовилось покушение, и оставалась в неведении, предвкушая, что вскоре ее сын, матрос «Карины», будет спасен. А Короленко шутил с Людмилой и не позволял ей усомниться в том, что все будет хорошо, хотя сам он до конца не был уверен, как все сложится.

В самую сложную минуту раздумий раздался телефонный звонок, и Короленко увидел на дисплее телефона надпись: «Лавров!»

— Как дела, Витюша?

— Хреново, полковник, — послышалось в трубке. — На «Карину» не попали. Нас высылают…

— Ну, может, это и к лучшему, — выдохнул Короленко. — Все живы?

— Да, слава богу. Но задача не выполнена.

— У тебя сейчас главная задача — живым оттуда вернуться! — нервно рявкнул Короленко.

— Да ничего страшного. Нас тут оберегают. Сейчас в самолет — и до Найроби. А там уже проще… Слушай, полковник, — Виктор вдруг стал говорить тихо и четко: — Тут у них есть такой Муса. Я чувствую, он держит за яйца всех, даже президента. Я думаю, это он отправил пиратов на захват…

— Муса?

— Да, он мне сказал: «Передай там своим в Украине, что мы этого так не оставим…»

Короленко аж перемкнуло.

— Во дурак Шитый. И здесь попал, — нервно хихикнув, произнес офицер спецслужб.

— Что-о? — переспросил Лавров.

— Нет, ничего, Витя. Все в порядке. Приедешь — поговорим…

Короленко, конечно, был рад, что с Лавровым ничего не случилось, но раздосадован, что украинским морякам пока ничего не светит. Тем более, когда увидел, как на заднем сиденье задремала в наушниках мать матроса Богомола Людмила. Бедная женщина пока не знала, что до освобождения ее сына ох как далеко. Но и это в данный момент не было главным. Кольцо вокруг Шитого сжималось все теснее и теснее, и нужно было действовать — чем быстрее, тем лучше. Полковник тут же кого-то набрал:

— Афендиков? Мне нужен телефон Шитого… Да-да, депутата Шитого. Желательно сейчас… Жду…

* * *

Лесная дорога круто уходила вправо. Снега было немного, и от февральского мороза большинство дичи спряталось в своих убежищах. Некогда аккуратные, ухоженные охотничьи угодья для партийного аппарата превратились в дикую пущу. Сюда не заглядывали даже лесоустроители. Просеки, которые нужно обновлять каждые двенадцать лет, давно поросли деревьями толщиной в человеческую ногу. Огромная территория заказника, обнесенная колючей проволокой, не охранялась уже лет двадцать, бетонные столбы покосились от времени, а кое-где «колючки» уже не было вообще.

— Ни одного кабана, мать твою! Что за охота?

Четверо пьяных друзей ехали на джипе по твердому насту замерзшей лесной дороги. Виталий Евгеньевич Шитый с досадой проверял патронник своего дорогущего оружия.

— Ни одного выстрела не сделал, бляха-муха.

Эксклюзивная винтовка Browning X-Bolt, подаренная чиновнику знакомым бизнесменом, стоила уйму денег, но опробовать ее пока никак не представлялось возможности. Шитый негодовал: последние несколько лет ему всегда и все удавалось, и любая неудача, даже самая мелкая, раздражала его и выводила из равновесия.

Его страшно расстроил «старый черт» Антип, который не хочет колоться, где этот Камень Климента. Держится за какой-то кирпич, как обезьяна за ветку. Ну, раз не хочет по-хорошему, значит, будет по-плохому. Перед самой поездкой на охоту Виталий Евгеньевич позвонил своим проходимцам из охраны: «Что хотите делайте с ним, но чтоб этот старый попугай рассказал что, где и почему…» И пусть в ход идут паяльник, утюг, дыба… Но Шитый своего добьется.

— Не парься, Евгеньич, — вернул депутата в реальность его приятель в старом милицейском бушлате без погон. Раскрасневшееся от изрядной доли крепкого спиртного лицо «милиционера» выражало полную удовлетворенность отдыхом на природе.

Мужчина открыл початую бутылку джина и сделал пару глубоких глотков прямо из горла, передав напиток Шитому.

— Накати лучше…

Виталий Евгеньевич был как раз в том состоянии, когда уже перестал испытывать комплексы, и приложился к бутылке вслед за товарищем.

— Гляди! Бомж! — выкрикнул третий охотник, сидящий рядом с водителем на переднем сиденье.

Действительно, в стороне от дороги между сосен мелькала одинокая мужская фигура. Человек в ветхой тужурке и старых порванных сапогах шел привычной тропой — видимо, не в первый раз.

— Это он нашу дичь разогнал, — насупился пьяный водитель, мужчина лет сорока с лицом, которое даже трезвым не было отмечено печатью интеллекта.

— Давай завалим, а? — предложил охотник в милицейском бушлате.

Воцарилась пауза, в которой каждый из компании украдкой смотрел на друзей, испугавшись такого дерзкого предложения.

— Да ты чего?.. — сорвалось с губ сидящего спереди.

— Ты егерь или кто? — взревел «милиционер». — Тебе что, лицензию на отстрел показать?

Пьяный зарвавшийся командир иезуитски хихикнул:

— Евгеньич, готовь свой браунинг, ща проверим, кто лучше стреляет. За бомжа не бойся. Если что, спишем. Егор, топи!

Джип взревел, набирая обороты, и ринулся вслед за одиноким путником. Местный житель оглянулся, не понимая, что происходит. Но вдруг из машины раздался выстрел. Селянин сразу сообразил, что стреляли совсем не по синицам, и опрометью кинулся между стволов деревьев в сторону густо засаженного участка леса.

Дальше все было как в кошмарном сне. Канули в небытие те времена, когда охотник, встречая другого человека в лесу, по традиции «переламывал» ствол ружья, давая понять, что не замышляет ничего дурного. Теперь четверо обнаглевших от безнаказанности «сильных мира сего», подогретых водкой, совершенно не отдавая себе отчета в своих действиях, гонялись по лесу за несчастным прохожим. Раззадоренный Шитый даже не обращал внимания на вибрацию своего телефона в кармане. Кто-то настойчиво пытался связаться с депутатом. Но какое дело было пьяному Виталию Евгеньевичу до отставного полковника Короленко, который по пути из Одессы в Киев вот уже пять минут наяривал по номеру народного избранника, чтобы предупредить его об опасности…

Выстрел… промах, опять выстрел и промах. Не останавливали молодчиков и крики егеря: «Прекратите!.. Что вы делаете, мужики?.. Евгеньич!.. Сергей Федорович! Вы что? Не надо!..» Джип петлял между деревьями и уже почти настиг жертву — обычного местного жителя, задыхавшегося от усталости…

Но ему все же повезло. Он успел добежать до густо посаженных деревьев и раствориться за серыми зимними стволами. Джип остановился прямо у кромки леса.

— Так, дальше идем пешком. Егерь, показывай дорогу! — приказал повеселевший Шитый, открывая дверь машины. Подумать только! Его развеселила охота на человека.

— Хрена с два, депутат! Я на это не подписывался, — взревел пьяный егерь.

Он открыл дверь и, выпрыгнув из джипа, зашагал прочь. Шитый скрипнул зубами, и его рука легла на цевье карабина.

— Оставь, Евгеньич… Я его завтра уволю, — икнув, объявил «милиционер».

— Нет уж, — разозлился Шитый и, подняв карабин, стал целиться в уходящего.

В ту же секунду егерь пошатнулся и, не издав ни звука, упал плашмя лицом вперед. Шитый изумленно переглянулся с «милиционером» и водителем.

— Я-я-а… Я же ничего не сделал! Я не стрелял! Вы видели?

Игрушки закончились. Мужчины стояли молча, будто протрезвев от неожиданного поворота этого дикого «сафари».

— Эй! Что за шутки? — неуверенно крикнул упавшему егерю «милиционер».

Но тот не откликнулся. Шитый и его «милицейский» друг, не сговариваясь, ринулись к егерю. Они подняли профессионального охотника за плечи и перевернули его…

— О боже! Что это? — вскрикнул Шитый.

Во лбу мужчины зияла дыра, из нее фонтаном била рубиновая кровь, заливая лицо и грудь. Умирающий егерь пытался шевелить губами. На снегу, обагренном кровью, валялся остро отточенный камень.

— Камень?.. — Шитый как в тумане вспомнил свой разговор с Сысоевым. Обрывки фраз в бильярдной. «Они отомстят», «С самого детства метают камни», «Могут сбить даже птицу на лету…»

— Егор, рацию, живо! — выкрикнул водителю «милиционер», выводя Шитого из состояния грогги, но было уже поздно. Водитель Егор, стоявший почти у самой машины, внезапно глухо вскрикнул и, закатив глаза, со всего маху ударился оземь.

— Ах ты ж, твою бога душу мать! — взвизгнул «милиционер» и бросился к Егору, рядом с ним бежал совершенно сбитый с толку Шитый, в чьих ушах стояло: «Могут сбить птицу на лету», «Взрослые кидают точно в цель на расстояние ста шагов…»

Думая об этом на ходу, Шитый совершенно не смотрел под ноги. Он зацепился за какую-то ветку, скрытую снежным покровом, не удержался и упал на четвереньки. Это спасло ему жизнь. В ту же секунду рядом с ним упал его друг «милиционер». Виталий Евгеньевич зажмурился, но все же взглянул на упавшего. Тот лежал со стеклянными глазами, его висок был словно выкушен. Из черной дыры смертельного ранения хлынула кровь… «Убит!» — пронеслось в голове депутата. Он вскочил и в несколько шагов добежал до машины.

Прижавшись спиной к джипу, напуганный Шитый лихорадочно перезарядил свой карабин. Пульс бешено колотился в висках, ушах, в горле… Вокруг машины лежали без сознания те, кто еще пять минут назад, хохоча, охотились за живым человеком.

— Су-у-ука! — заорал Шитый куда-то в лес. Держа оружие на изготовку, он вращал головой, не зная, откуда ждать своего камня.

— Су-у-ука! Выходи! Убью!

Где-то справа хрустнула сухая ветка, и Виталий Евгеньевич, развернувшись, высадил весь боезаряд на звук. Это не принесло никаких результатов. Шитый дрожащими руками достал из кармана пачку патронов и перезарядил. И опять треск сучьев, и опять беспорядочные неприцельные выстрелы. Наконец депутат не выдержал и, бросив карабин на заднее сиденье, влез внутрь внедорожника, закрыв за собой все двери. Затем, нервно стуча зубами, сел за руль и был таков, оставив своих друзей лежать на снегу…

— Сысоев… уб-и-и-и-т?

Шитый сидел у себя в кабинете, закрывшись от всех. Перед ним стояла бутылка джина и бокал. То, что произошло сегодня на охоте, казалось страшной сказкой. Не верилось, что все произошло именно с ним. Реальность за гранью реальности. Все плыло перед глазами. Теперь еще вот позвонили и сказали, что Геннадий Сысоев убит.

— Камнем? — на автопилоте спросил депутат.

— Почему камнем? — удивилась «трубка».

«Он что, тронулся?» — подумал Короленко на другом конце связи. Это был он. Наконец-то ему удалось дозвониться до Шитого. Полковник в отставке уже подъезжал к Киеву.

— А кто говорит? — выдавил из себя Шитый.

— Сейчас это не имеет никакого значения. Скажем так, я коллега полковника Сысоева и друг… Бывший друг. Виталий Евгеньевич, вам грозит опасность. Вас могут убить…

— Уже пытались, — дрожащим голосом ответил депутат.

— Как?!

— Сегодня, на охоте… Убили троих. Закидали камнями. Я успел сбежать.

— Где вы?

— На работе, в своем кабинете.

— Никуда не выходите, я через полчаса буду у вас. Не выходите! Слышите меня?

Шитый положил трубку и налил себе из бутылки, сделал глоток. «Кто это? А если он с ними заодно? Нет, не может быть. Он же не африканец…» Мысли беспорядочно путались в голове. Виталий Евгеньевич встал, пошатываясь. Он опять вспомнил свой, как теперь оказалось, последний разговор с Сысоевым и его слова: «Хочу предупредить вас, что эти люди коварны, мстительны и жестоки. И не исключено, что представители этих, как вы выразились, полудиких племен есть и здесь…» Шитый уперся лбом в окно.

«Хорошо, что сетку себе поставил. Прочная сетка, такую камнем не пробьешь». Он смотрел на улицу, будто хотел увидеть среди прохожих дикого африканца в набедренной повязке с камнем в руке и порадоваться тому, что орудие убийства, брошенное точно в голову, отскочит от тонких нановолокон, как от батута. «Хорошо, что…»

Мысли Виталия Евгеньевича оборвал звук пробитого стекла. Пуля попала прямо между глаз. Депутат, не успев удивиться и понять, что случилось, медленно сполз на паркетный пол своего «высокого» кабинета, уснув навсегда. В толстом оконном стекле осталась маленькая аккуратная дырочка, от которой во все стороны разошлись паутинки-трещины…

Вечером того же дня полковник спецслужб Короленко, уставший и издерганный событиями нескольких последних дней, сидел у себя в бане, медленно потягивая нефильтрованное пиво. В один момент все рухнуло. Лавров на «Карину» не попал. Ребята остаются в плену. Короленко попросил Людмилу Богомол временно пожить у ее родственников в Киеве, поскольку оставаться в Одессе было небезопасно. Шитый убит. Безусловно, его убрали его же подельники, отправившие оружие в Южный Судан. Но на депутата покушались и те, кто убил его троих друзей на охоте. Просто первые опередили вторых. По всем убийствам уже работали несколько следственных групп. Но какие могут быть зацепки, если главные свидетели — Виталий Евгеньевич Шитый и Геннадий Сысоев — мертвы?

Если сомалийские пираты назначили сумму выкупа за судно, то почему оно болтается у берегов Сомали уже почти полгода? Почему не выкуплено или не взято штурмом? Вопросов было все больше, и ни на один из них Короленко не мог дать ответа.

— Сильные мира сего берегут свои тайны, — вслух сказал полковник.

Ему и в голову не могло прийти, что в ближайшее время этот гордиев узел развяжется сам собой. А все более интересные события и факты начнут всплывать прямо сегодня вечером…

На лакированной стене зазвонило переговорное устройство, по которому Короленко связывался с горничной прямо из бани.

— Марина, я же просил не беспокоить… Что случилось?

— Там какой-то старик у калитки. Бомж. Пьяный. Я его боюсь.

— Чего хочет? — спокойно спросил полковник, прожевывая кусок спинки копченого толстолобика и допивая пиво из бокала.

— Ва…вас.

— Бомж хочет меня? Я вообще не по бомжам, — усмехнулся офицер.

— Он шатается! Он сползает по калитке вниз. Ай! — взвизгнула Марина, и связь прервалась.

Короленко быстро встал из-за стола, пристегнул протез и, накинув легкую куртку, вышел во двор.

— Говорили дураку, возьми себе «вохровцев» на видеофон. Вот теперь сам иди и разбирайся, — ворчал старый спец, направляясь к калитке через морозный двор.

Открыв дверь, он почти на самом пороге увидел лежащего человека. Нет, это был не бомж. На фигурной мозаике тротуарного кирпича в позе эмбриона лежал старик и дрожал всем телом. На голове его была монашеская камилавка, а из-под легкой болоньевой куртки выглядывал чесучовый он.

— Помогите… Меня хотят убить… — еле слышно простонал старик.

Короленко посмотрел по сторонам — улица была пуста. Он нагнулся и с ловкостью, достойной восхищения, закинул старика на плечо здоровой руки.

— Марина, аптечку и нашатырь в баню, — скомандовал старый СБУшник в домофон и, войдя во двор, захлопнул за собой тяжелую калитку.