Лица, упомянутые в этой книге и находящиеся под следствием, являются невиновными, пока обвинения, предъявленные им, не будут доказаны в суде. Все обвинения против них могут быть сняты.

 

1. Ночной клуб «Apollo» (апрель 2006-го)

Разглядеть стрелка они не успели. Те, кто выжил, повторяли потом перед следователями и телекамерами: звук выстрела в тот момент показался им просто хлопком петарды. Понять, что именно случилось, никто из них не успел…

1

В четверг, 5 апреля 2006 года, в клубе «Apollo» проходила вечеринка для студентов Института связи имени Бонч-Бруевича. Расположен клуб ужасно неудобно. Вроде бы почти центр города, но район при этом пустынный, неудобный, как подъехать к клубу, совершенно непонятно, так что посетителей там не бывало даже и по выходным. А уж в будние дни «Apollo» стоял просто пустой. Чтобы хоть как-то выжить, каждый четверг хозяева клуба навострились проводить вечеринки для иностранных студентов. Не ахти что, но все-таки…

Негры и арабы считали место почти своим. Скидываясь, они покупали коктейли. Африканским студентам напиваться допьяна в «Apollo» было не по карману. Мятые русские рубли они подолгу вертели в своих черных пальцах, а потом все-таки протягивали купюру бармену, и тот смешивал для них какой-нибудь фирменный «аполловский» коктейль. От силы один за вечер. Вслед за неграми в клуб потянулись и некрасивые русские девушки из окрестных кварталов… а потом и не только из окрестных… некоторым девицам нравится встречаться с черными парнями, вы же знаете, как это бывает… а коктейль девицы могли позволить себе купить сами. Ну и плюс плата за вход. В общем, четверг свою кассу делал.

В тот четверг все было как обычно. Белый диджей крутил в руках свои черные виниловые пластинки. Черные парни кривлялись на танцполе и вскладчину покупали коктейли. Разбредаться навеселившиеся негры стали только под утро. Шестеро студентов Института связи имени Бонч-Бруевича вышли из «Apollo» приблизительно в 5:30 утра. Они закурили по сигарете, подняли воротники курток и, скрипя подошвами об апрельский снег, зашагали к метро.

От клуба до станции «Технологический институт» идти минут двадцать. Район этот настолько тихий, что пешехода и днем-то встретишь нечасто. А машины здесь и вообще почти не ездят. Негры шли прямо по проезжей части. Дойти они успели почти до пересечения 5-й Красноармейской с улицей Егорова. Впереди уже виднелся ярко освещенный Московский проспект.

Потом все вместе они услышали хлопок. Мишель Тонобиан, уроженец Берега Слоновой Кости, обернулся и успел разглядеть в арке силуэт стрелка. Парень стоял на одном колене и держал в руках винтовку. Мишель рванулся с места первым. Остальные побежали за ним. Понять, что громкий хлопок это не петарда, а выстрел, успели не все. Но когда Мишель побежал, остальные побежали за ним.

Они задыхались, рвались к спасительному углу и боялись оглянуться. Если добежать до угла, то там стрелок их уже не достанет… точно не достанет… пули не способны огибать углы… они всегда движутся только по прямой… но бежать до спасительного угла оставалось еще метров сто… то есть довольно далеко, а они были не готовы бежать… всю ночь они танцевали в клубе, устали и теперь шли домой отсыпаться… а вместо этого им пришлось сорваться с места и бежать. Выстрела не было… все громко дышали, задыхались и сопели… но второго выстрела не было. Времени перезарядить винтовку и пальнуть им вслед стрелку бы хватило. Но стрелять второй раз он не стал.

Парни забежали за угол и остановились. Согнувшись, уперевшись ладонями в колени, они долго не могли отдышаться. Теперь их было всего пятеро. Кто-то один вернулся к перекрестку и заглянул за угол. Раскинув руки, будто распятый, на белом от снега асфальте лежал мертвый черный парень.

Почти напротив арки, из которой хлопнул выстрел, находится большое офисное здание. С обеих сторон от входа там висят камеры наружного наблюдения. Нацелены они на входные двери, но небольшой отрезок 5-й Красноармейской тоже попадал в кадр. Самого стрелка разглядеть на пленке потом так и не удалось. Зато остальное было видно довольно четко.

Пленку уже утром изъяла милиция. Никто не знает, как из милиции она попала к телевизионщикам. Но каждый раз, когда симпатичные тетки из новостей будут говорить про апрельское убийство, на экране станет появляться именно эта картинка. Шесть смутных силуэтов на зимней улице. Хлопок выстрела. Все бросаются врассыпную, а один остается, раскинув руки, лежать на асфальте.

2

Убитого звали Ланмпсар Самба. Для дикторов русских телеканалов имя оказалось почти непроизносимым. Правильно выговаривать его они научились только к концу недели. Двадцать восемь лет, уроженец Сенегала. В Петербург приехал в 1999-м. Планировал получить здесь второе высшее образование. Поступил в Институт связи имени Бонч-Бруевича. Успел доучиться до четвертого курса. Пуля попала ему в затылок. Смерть наступила мгновенно. Он даже не успел понять, что мертв, этот долговязый черный парень.

Самба был из хорошей семьи. В 1960-х его мама училась в Москве на филолога. Вернувшись в Сенегал, основала там первую кафедру славистики во всей Западной Африке. На том, чтобы сын продолжил учебу в России, настояла именно она. Сам Ланмпсар по-русски говорил тоже неплохо.

Сенегал — бывшая французская колония. Бедная, но не запредельно. Денег на обучение своих граждан в европейских вузах у правительства хватает.

На счета в русских банках были переведены соответствующие денежные суммы; Ланмпсар собрал необходимые справки и вылетел из Даккара в Москву, а оттуда поездом отправился в Петербург. В Петербурге он прожил почти шесть лет. До сессии ему оставалось всего два месяца, а потом — домой.

Домой увезли его долговязое черное тело. Пуля вошла ровно в то место, где шея переходит в затылок. Пробив нижнюю стенку черепа, пуля застряла внутри головы, однако оставлять ее там милицейские эксперты не стали. Пулю выковыряли из черепа, отмыли от присохших кусочков органики, пинцетом положили в полиэтиленовый пакетик, привесили на пакетик клеенчатую бирку с номером дела… Само уголовное дело по статье 105, часть 2, было возбуждено уже ранним утром 6 апреля 2006 года.

3

Выстрел грохнул около половины шестого утра. Ну, может быть, без двадцати шесть. Адмиралтейское РУВД от места происшествия находится в десяти минутах ходьбы. Заспанные дежурные милиционеры пешком дошли до лежащего на асфальте Самбы, выставили ограждение, начали обзванивать начальство. Приблизительно через час начальство начало подъезжать. В девятичасовых выпусках новостей о выстреле на Красноармейской уже сообщили каналы «НТВ» и «Россия». А к полудню об убийстве негра говорили уже все.

Оружие преступления было найдено сразу же. Стрелок пальнул в сторону проходящих студентов из-под арки дома № 26 по 5-й Красноармейской. Милиционеры зашли во двор этого дома, и первое, что увидели, — лежащую прямо посреди двора винтовку. Аккуратно почищенный, смазанный и завернутый в тряпочку ствол, из дула которого густо пахло только что хлопнувшим выстрелом. На деревянном цевье были выцарапаны свастика и надпись «White Power!» — «Власть белым!». В слове «white» писавший допустил грамматическую ошибку, но смысл надписи милицейскому начальству был все равно ясен. Когда почти в самом центре города из винтовок со свастиками отстреливают негров — это означает большие проблемы.

Утром заявление сделал исполняющий обязанности губернатора города Виктор Лобко. Госчиновника подняли с постели. Информации у него не было, да и какая может быть информация через три часа после выстрела? Единственное, что мог и. о., — успокоить горожан. Глядя прямо в камеру, он сказал, что администрация города ситуацию контролирует.

«Уму непостижимо, чтобы оставлять оружие с такими надписями!» — несколько раз повторил Лобко.

Как вести себя перед камерой и что вообще говорить, Лобко понимал не очень. Конечно, было бы лучше, если бы своим уверенным голосом ситуацию прокомментировала бы губернатор города. Да только не было в то утро на месте губернатора: как раз 6 апреля Валентина Матвиенко отмечала день рождения. Ей исполнялось 57 лет. Дата не круглая, но губернатор захотела отметить и ее. Вместе с несколькими близкими Валентина Ивановна на все выходные улетела в Грецию.

Кто-то из журналистов попробовал позвонить губернаторскому пресс-секретарю Наталье Кутабаевой. Пресс-секретарь была умница и красотка. Что именно она ответила звонившему, неизвестно, но информагентства передали ее слова так, будто из-за убитого негра беспокоить губернатора в день рождения Наталья не станет. Потом целую неделю она только и делала, что объясняла: ее слова переврали. Ничего подобного сказать она не могла. Выглядело все это в любом случае глупо. В тот день все и у всех шло наперекосяк.

С этим губернаторским днем рождения получилось вообще непонятно. Те, кто убил негра, не ворвались ватагой в клуб, не попереворачивали столы и сбежали, а произвели один-единственный выстрел. И этого хватило, чтобы о них начали говорить все телеканалы страны. Избить случайно встреченного где-нибудь на темной улице негра — неприятно, но такое случается. Увидеть серое от ужаса лицо, выпученные в страхе негритянские глаза… ощутить себя богом, карающим и мстящим… всем вместе накинуться, забить тяжелыми ботинками, сунуть шилом в горло, проломить ломом череп — это одно. Но раздобыть ствол, засесть в засаде… сжимая в ладонях карабин, несколько часов просидеть под аркой… ежась от апрельского холода, ждать, дождаться и всадить-таки пулю в затылок незнакомому чернокожему парню… это было что-то совсем из другой оперы. Да еще и подгадать, чтобы выстрел испортил день рождения губернатора. Не просто убить, а рассчитать так, чтобы тупицам журналистам было заранее понятно, с чего начинать свои репортажики. Или с днем рождения совпало случайно? Все равно случай был из ряда вон.

Через два часа брифинг в прокуратуре провел прокурор города Сергей Зайцев:

«Примерно в шесть утра на 5-й Красноармейской улице в Петербурге неизвестный открыл огонь по группе иностранных студентов, возвращавшихся из ночного клуба, где они отмечали день факультета. Один африканский студент убит. В восьмидесяти метрах от места преступления обнаружена винтовка с процарапанными на ней свастикой и надписями расистского содержания. Возбуждено уголовное дело по статье „Убийство, совершенное по мотивам национальной нетерпимости". Впрочем, вполне возможно, что свастика — всего лишь отвлекающий маневр и причина убийства совсем в другом. Мы, — уверил Зайцев, — будем отрабатывать все версии случившегося».

Тем же вечером прокурора Зайцева пригласили на встречу с городским руководством партии «Единая Россия». Прокурору было указано на явно заказной характер преступления:

— Убийство сенегальца — политическая провокация. Это дело рук противников развития Петербурга. Виновные должны быть непременно найдены!

— Кто ж с таким станет спорить? — морщился прокурор. Разумеется, найти стрелка теперь просто необходимо. Но кто бы хоть намекнул как? Вот мертвый парень из Сенегала. Вот пуля у него в затылке. Как хочешь, так и раскрывай. Это же не сериал про «Улицы разбитых фонарей». С какого боку тут подступишься?

К обеду в новостях показали нескольких депутатов Госдумы. Все говорили, что случившееся в Петербурге возмутительно! То, что произошло в Северной столице, просто недопустимо! Петербургским властям было отлично слышно: имеется в виду, что омерзительно и недопустимо как раз то, что случилось это не где-нибудь, а в Петербурге. За Уралом китайцев убивают чуть ли не по одному в месяц — и кому это интересно? Когда негров убивают в Москве, Воронеже или Владивостоке — это просто убийства. Но как только иностранец погибнет в Петербурге — тут же начинаются разговоры, что Северная столица давно превратилась в столицу русского нацизма.

Руководство ГУВД выступило с заявлением, что не стоит сгущать краски. Проблемы в работе с молодежью, конечно, есть, но они решаются. А все разговоры о петербургском экстремизме — это на восемьдесят процентов просто очернение города.

Депутаты городского Законодательного собрания предложили обратиться напрямую к президенту страны. Координатор фракции «Партия Жизни» Олег Нилов заявил, что если присмотреться к происходящему внимательно, то становится ясно: все эти убийства — политические провокации. Десять лет подряд Северную столицу пытались представить криминальной столицей России. Когда стало ясно, что из этой затеи ничего не выйдет, столичные политтехнологи придумали новый ярлык. Ясно, почему выстрел на Красноармейской прозвучал именно сейчас. Летом Петербург должен стать столицей саммита «большой восьмерки», и вот кому-то хочется бросить на город тень. Кто-то противится расцвету любимого города.

Спикер Законодательного собрания Ленобласти Кирилл Поляков пошел еще дальше. Хмуря брови, он объяснял тележурналистам: случившееся — не более чем уродливое исключение. Но скоро и такие исключения станут невозможны. «Любой, кто выкрикнет лозунг „Россия для русских!", должен понести за это уголовное наказание. И это наша принципиальная позиция!» Тележурналисты кивали и усмехались. Буквально на прошлой неделе социологи из «Левада-центра» опубликовали результаты опроса, из которого выходило, что лозунг «Россия для русских!» поддерживают 69 % россиян. То есть двое из трех. А также 87 % сотрудников милиции. То есть трое из четырех. Нельзя же привлечь к уголовной ответственности две трети жителей страны, но даже если бы Кирилл Поляков и захотел это сделать, то как? Силами милиции, которая считает, что именно для русских Россия и существует?

К вечерним выпускам новостей выяснилось, что выстрел на 5-й Красноармейской получил и международный резонанс. Телеканалы демонстрировали: массовые митинги против нацизма прошли в Италии и Франции. Прямо на первой полосе о русских бритоголовых написали газеты Великобритании и Германии. Возмущались происходящим и иностранные дипломаты в России.

Забирать тело Ланмпсара Самбы в Петербург приехал сенегальский посол Мунтага Диолло.

— Ненависть к иностранцам, — сказал он, — это проблема в первую очередь самих русских. Убивают в России нас, но главные жертвы этой ненависти — вы сами. Люди, которые в атмосфере этой ненависти рождаются и живут всю жизнь…

Индийский консул был категоричнее. Он заявил, что из-за нападений скинхедов граждане его страны уже давно не желают не только учиться в России, но даже и приезжать сюда с кратковременными визитами.

— Такой нацистской угрозы, как в России, нет нигде в мире, — сказал он. — Нападения только на граждан Индии случаются по несколько раз в месяц. Апрель только начинается, и нет гарантии, что до конца месяца не убьют кого-то еще.

— А при чем здесь апрель? — не понимали телевизионщики.

В апреле, объяснял индус, им живется особенно тяжело. Двадцатого числа русские нацисты отмечают день рождения Гитлера. Посольства африканских и азиатских стран рассылают своим гражданам предупреждения: день десантника и день рождения Гитлера — для иностранцев в России самые опасные дни в году. Лучше пересидеть. На улице не показываться. Потому что 20 апреля хоть один негр или уроженец Азии обязательно будет убит.

Арка, в которой стоял убийца

— Это правда? — интересовались телевизионщики у милиционеров.

— Не совсем. Нападения на иностранцев каждый раз широко освещаются телевидением. Поэтому-то и создается впечатление, будто таких нападений много. Хотя на самом деле проблема эта во многом надуманная.

5

Кроме того, уже днем на 5-ю Красноармейскую пошли люди с цветами. За день пришло человек двести. К стене дома приклеили портрет убитого. Под портрет складывали цветы и ставили зажженные свечи. Телевизионные новости в каждом выпуске показывали: на месте, откуда недавно увезли тело, в кружок встают несколько негров. Наклонив головы и закрыв глаза, они молятся за убитого друга. Черные ладони лодочкой сложены на уровне груди. Комментировали телевизионную картинку члены Общественной палаты при Президенте России:

— Мы возлагаем всю ответственность за это преступление на фашиствующие элементы!

— Ну фашиствующие… ну элементы… мало ли кто там на кого возлагает, — пожимали плечами африканские студенты. — Можно подумать, речь идет о неожиданном иностранном вторжении. Эти «элементы» — граждане вашей собственной страны. Чем возлагать на них ответственность, лучше бы разобрались, что у вас тут происходит. Потому что мы приехали в Россию учиться, а уезжаем в гробах.

Уезжать в гробах студентам не хотелось. На следующий день в новостях показали, как иностранные студенты пакуют вещи и разъезжаются по домам. В первый же день после убийства Самбы документы из русских вузов забрали пятнадцать студентов. Еще через день — уже почти в два раза больше.

— Пока нас просто избивали и били ножами, мы терпели. Но если дело дошло до стрельбы — пора уезжать. У меня дома уже двадцать лет идет гражданская война. Однако шансов выжить там куда больше, чем здесь.

Сверяясь с бумажкой, дикторы утверждали, что массовый отток студентов нанесет России экономический ущерб. Обучение иностранцев приносит стране до двухсот миллионов долларов в год. Какой-то идиот застрелил негра, и теперь все мы можем недосчитаться этих двухсот миллионов долларов. Не пора ли милиции действительно всерьез заняться проблемой?

Милиция занялась проблемой сразу, да только результатов было немного. От милиции со всех сторон требовали результатов. Пусть это будет немножко как в кино: брейн-штурм, лихой захват, по телевизору показывают, как бойцы СОБР ногами вышибают двери, и вот уже злодей отправляется в тюрьму. Милиционеры объясняли: эффектные киношные развязки только в кино и случаются, а ведь здесь не кино. Но от них все равно требовали чуда, и милиция напряглась, чтобы чудо явить.

Сразу же после возбуждения уголовного дела из Москвы в Петербург вылетела группа специалистов МВД. Им предстояло помочь петербургским коллегам, которые не сумели удержать ситуацию под контролем. Бригада была сформирована из сотрудников сразу трех департаментов: Департамента уголовного розыска, Управления по борьбе с организованной преступностью и Департамента охраны общественного порядка. Помимо официальных бумаг члены спецбригады везли петербургским коллегам устное распоряжение: дело находится на личном контроле. С живых теперь не слезут.

Оперативник, работавший в 18-м («борьба с экстремизмом») отделе УБОП, позже рассказывал:

«Думаю, последний раз такой переполох в Петербурге поднимался, когда в тысяча девятьсот тридцать четвертом убили Кирова. По крайней мере на моей памяти такого еще не было. Сенегальца убили утром в пятницу, и уже тогда было ясно: пропали не только ближайшие выходные, но и вообще все выходные до тех пор, пока не предъявим результат. Из Москвы приехали люди — и начался полный пиздец. Все на нервах, начальство орет, работаем с семи утра до четырех ночи, нормально никто говорить вообще не может… Дергаем всех, кто проходит по спискам скинхедов, всех, кто проходит по спискам нацистов, всех, на кого хоть что-то есть, — и никаких результатов!»

Проверялись все версии: может, стреляли свои?., может, тут замешана девушка?., или это заказное убийство?., необходимо срочно проверить деловые и коммерческие связи погибшего!., ах, у него не было деловых связей?.. ну хоть что-нибудь, помимо черной кожи, у этого парня было, а?

За первые трое суток по данному делу было проверено несколько сотен граждан. Жильцы прилегающих домов были опрошены все до единого и по несколько раз. Одна из женщин сказала, что точно видела: стреляли чеченцы. Двое мужиков в камуфляже, с бородами и в вязаных шапочках, надвинутых на глаза. Другая вспомнила, как подозрительный парень что-то прятал на подвальном козырьке дома, возле которого застрелили сенегальца. Листья жести с козырька отодрали и передали экспертам.

Машина работала на полных оборотах. Результат просто не мог не появиться. И он появился. Спустя всего 48 часов общественности было доложено: у следствия появился первый подозреваемый.

 

2. Улица 5-я Красноармейская, дом 28 (апрель 2006-го)

В 2004 году потери российских войск в Чечне составляли приблизительно пять человек в месяц. При этом только в Петербурге и только зарегистрированных нападений на иностранцев случается до десяти в сутки.

1

В Петербурге пятьдесят семь станций метро. И вряд ли найдется хоть одна, где хотя бы раз в день негру, китайцу, армянину, узбеку или еврею не разбивали бы лицо. Окровавленные нерусские лица ежедневно появляются в дверях пикета милиции и, шевеля разбитыми губами, произносят одну и ту же фразу: «На меня только что напали».

Акценты у них разные, а фраза всегда одна и та же. Милиционеры нехотя отрываются от курения. Поднимают глаза на пришедших. И отвечают всегда тоже одинаково: «Ну и что ты теперь от меня хочешь?»

Регистрировать эти нападения бессмысленно. Все равно найти никого не получится. Тем более что на фоне последних убийств все эти избиения действительно кажутся детским лепетом.

Выстрел на 5-й Красноармейской стал четвертым громким убийством за четыре месяца. Сперва, прямо в Рождество, 25 декабря 2005-го, убили камерунца Канхема Леона. Парень только-только приехал в город. Он еще даже не начал учиться — осваивал язык. Праздничным утром он встал пораньше, побрился, надел чистую рубашку и вдвоем с приятелем вышел из общаги, чтобы поехать в церковь. Отойти они успели метров на сто: моментальная атака, мелькающие в воздухе тяжелые ботинки, тяжелое сопение со всех сторон… Приятель успел убежать обратно, к спасительным дверям, а Леон остался лежать мертвый: пять ножевых ударов в грудь и горло.

В тот день христианский Бог родился, а чернокожий парень умер. Новорожденный Бог так и не дождался парня у себя в храме… или, наоборот, — именно в этот день он его и дождался? Канхем Леон лежал в снегу и медленно остывал. А те, кто плевать хотел и на него, и на его Бога, стояли вокруг и улыбались улыбками здоровых и сильных людей.

Всего через сорок минут из общежития рискнул выйти кениец Мванги Эдди Майна. Далеко он тоже не ушел: 26 ножевых ранений.

Парень пытался убежать, но скинхеды повалили его на землю и, громко смеясь, били ножами в ягодицы. Посреди бела дня зарезать человека — кто угодно испугается того, что натворил, и постарается убежать, скрыться. Но эти парни даже не думали прятаться. Похоже было, что они не успокоятся, пока не перережут всех чернокожих в общаге. Серые от страха негры опять и опять звонили в милицию. В километре от общежития лежит труп, а убийцы до сих пор бродят под окнами.

К полудню милиция все-таки подъехала. Вокруг общежития было выставлено оцепление. Чтобы не дразнить жителей, неграм запретили выходить из здания.

«Моя страна платит пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы я получил образование! — кричал один из студентов. — А вы содержите меня, как заключенного в тюрьме!»

Милиционеры пожимали плечами. Приехал учиться — учись. А мы будем тебя охранять. Между прочим, для вашего же блага стараемся.

Ровно через два месяца, 24 февраля 2006 года, от множественных ножевых ударов скончалась гражданка Казахстана Айнур Булекбаева. Вместе с подружкой она шла по улице. У нее зазвонил мобильный телефон. Айнур сняла трубку и ответила по-казахски. Связь была не очень, она все повторяла: «Алё! Алё!», но расслышать ничего не могла. Она все громче выкрикивала свои непонятные казахские слова. Позже свидетели уверяли, что это и спровоцировало нападавших. Дальше все было так же, как и в случае с камерунцем: топот сзади… ты оборачиваешься и успеваешь увидеть только черные куртки и белые, наголо бритые черепа… а больше ты не успеваешь увидеть уже ничего. Подруга казашки отделалась неделей в больнице. Айнур Булекбаева скончалась на месте.

Еще месяц спустя, 25 марта, девятилетняя девочка-мулатка Лилиан Сиссоко возвращалась с прогулки. Мама у Лилиан была русской, а папа — африканец. Девочка родилась в Петербурге, здесь же пошла в школу, любила гулять во дворе, к ней иногда заходили в гости одноклассницы. В тот вечер вместе с ней в парадную зашли двое молодых людей. Первый из них ногой придавил дверь и стал внимательно смотреть по сторонам. А второй нанес ребенку шесть ударов заточенной стамеской в шею и голову. Девочка не могла даже кричать: один из ударов снизу вверх прошел через мягкие ткани шеи и распорол ей язык.

Нападавших ни в одном случае задержать не удалось. Зато уголовное дело во всех случаях было возбуждено по статье, упоминающей национальную рознь. Остальные нападения на негров и азиатов либо не регистрировались вовсе, либо проходили по статье «Хулиганство». Всего преступлений против иностранных граждан за 2005 год было совершено больше двух тысяч. То есть приблизительно по пять в день.

За полтора месяца до убийства Ланмпсара Самбы в самом центре города, на набережной канала Грибоедова, были избиты двое негров, студенты Архитектурного института. Проломленные головы, выбитый глаз, несколько месяцев больницы… Еще через три дня железными палками был забит студент-китаец Чжан Паниэ. Множественные, в том числе открытые переломы, несколько месяцев больницы… Еще через неделю прямо напротив Александро-Невской лавры атакован студент-палестинец Алдоу Халед. Переломы ребер, проломленная голова, множественные ножевые ранения… Еще через четыре дня на станции метро «Автово» забит кастетами и палками бизнесмен из Турции Гюль Орхан… Еще через десять дней — нападение на двух корейцев. Пара получила одиннадцать ножевых ранений на двоих, в основном в горло и лицо… Еще через четыре дня пострадал студент Первого медицинского института Шанг Зайда Ахмад — проломленная голова, переломанные ребра, несколько месяцев больницы… Уже после выстрела на Красноармейской, ровно на день рождения Гитлера, был зарезан индус Анджанги Кимшори Кумар. Он шел к себе в общежитие и даже почти успел дойти, но прямо на входе в общагу несколько неизвестных дверью зажали ему голову и начали прицельно бить ножами в горло и грудь.

И так — каждую неделю. Причем надежды все это раскрыть не было никакой. Как раскроешь десять нападений в сутки? Даже в ту ночь, когда застрелили негра, на другом конце города, возле клуба «Аризона», был до полусмерти избит вьетнамец. А на следующий день — уже двое: китаец, студент Консерватории (закрытая черепно-мозговая травма), и парень из Анголы (несколько ножевых ранений). Невозможно приставить по милиционеру к каждому иностранцу, выходящему в город… тем более что милиционерам все эти парни тоже не очень-то нравились.

2

Правда, в случае с пулей в затылке Ланмпсара Самбы с подозреваемым определились оперативно. Уже на третий день следствия милиция объявила: стрелок пойман.

В ходе следствия было проверено несколько сотен человек. Связи Ланмпсара Самбы отслеживались поминутно за весь последний год. Когда, где, с кем встречался? О чем говорил? Не было ли ссор? Может быть, ему кто-то угрожал? Между тем стрелок жил в парадной того самого дома, возле которого был застрелен негр… В начале 1990-х парень отсидел срок за незаконное хранение огнестрельного оружия… Собственно, на этом улики и кончались. Судимость за оружие и проживание в доме возле места преступления. Других оснований для задержания не было, но милиционеры надеялись, что если хорошенько поработать, то со временем они появятся.

Задержанного звали Алексей Кутарев. Ему было двадцать восемь лет — столько же, сколько застреленному негру. И роста они были почти одинакового. Один белый двадцативосьмилетний парень долго прятался в черной арке, дождался, пока по улице пройдет второй двадцативосьмилетний парень… Бабах! — и черный негр падает на белый снег.

Уже на следующий день после убийства в дверь Кутаревых позвонил участковый. Когда в районе происходит что-то серьезное, участковый всегда начинает звонить в двери.

— Нужно пройти в отделение. Стреляли прямо под твоими окнами, а ты судимый. Сходим поговорим?

Кутарев оделся и ушел с участковым. Не было его долго. Потом, уже почти ночью, он позвонил:

— Папа, принеси какую-нибудь одежду. Мою всю заставили снять и увезли на экспертизу. Сижу в камере в одних трусах.

Родители переглянулись. Отец пошел собирать одежду. В этот момент в дверь позвонили: милиционеры пришли с обыском. Изъяли почти всю одежду сына. Даже старую куртку, которая валялась в кладовке больше четырех лет.

— Что с сыном-то? — спрашивал отец. Уже несколько лет он сидел на пенсии, но до этого и сам был милиционером. Знал: когда начинается вот такая суета, как сегодня, дело может кончиться чем угодно.

— А что с ним? — пожимали плечами следователи. — Пока сидит у нас. Выдадут ордер на арест — уедет на Литейный.

Санкция на арест была выдана судом почти сразу. Всем очень хотелось как можно скорее закрыть это дело. Давление на следователей было таким, что кто-то непременно должен был сесть. По всему выходило: сесть должен был Кутарев.

Из Москвы приехал известный адвокат Анатолий Кучерена. Ознакомившись с подробностями расследования, он успокоил горожан: убийство не было связано с фашистами. Причина чисто бытовая: жильцу дома не нравилась громкая музыка, доносящаяся из «Apollo». Не выдержали нервы, вот и все! Скоро обвиняемый предстанет перед судом. Дело можно считать раскрытым. Горожане могут спать спокойно.

Горожане особенно и не парились. Кое-кто, конечно, приезжал на место убийства. Некоторые даже сходили на небольшую демонстрацию солидарности с африканскими студентами. Но в принципе убийство негра было не настолько важным событием, чтобы горожане как-то особенно из-за этого переживали.

Почти сразу после Кучерены по телевизору выступил отец задержанного Кутарева.

— Происходит ужасная ошибка, — заикаясь от волнения, говорил он. — Мой сын невиновен, и если он сядет по этому делу, то ведь реальный-то убийца останется на свободе, вы понимаете? — От отчаяния пожилой человек хватался за любую соломинку: — Мой сын не мог быть убийцей. Голову он не бреет и не брил никогда. У него, между прочим, среди друзей есть двое негров — ну какой он скинхед?

— Улики свидетельствуют против Кутарева, — стояло на своем следствие.

— А можно узнать, что это за улики?

Улик, как оказалось, было хоть отбавляй. Во-первых, убийца был одет в темную куртку и джинсы. И Кутарев в отделение тоже пришел одетым именно так. Во-вторых, под аркой, где стоял стрелок, следователи нашли пивную бутылку. А на ней — кутаревские отпечатки пальцев.

— Но ведь он в этом доме живет! Что странного, если на бутылке отпечатки пальцев моего сына? На ружье-то отпечатков нет! — кричал Кутарев-старший.

— На ружье нет. Но ведь и алиби у него тоже нет, да?

Алиби у него действительно не было. Выпив ту самую бутылку пива, Кутарев лег спать. Как именно он спал, родители из другой комнаты не видели. А если бы и видели, их показания ничего бы не изменили. Они же родственники — неужели не защитят сына?

— А хоть чьи-нибудь отпечатки на ружье есть? — спрашивали у следователей.

— На этот вопрос следствие пока что ответить вам не может. Экспертиза пока продолжается.

Экспертиза действительно заняла какое-то время. Сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии позже рассказывал:

«Номера на ружье были сколоты. Ствол отправили на экспертизу, но ее результаты были готовы только через несколько дней. И все эти дни все отделы стояли на ушах. Потом, когда результаты появились, стало, по крайней мере, понятно, в какую сторону двигаться. Но сперва было действительно тяжело».

Пальнув с колена по возвращающимся из клуба чернокожим парням, неизвестный стрелок скинул ствол прямо во дворе. Он держал его в руках. Несколько часов он простоял под аркой, прижимая ствол к себе. Дождался, пока они выйдут из «Apollo». По каким-то (пока непонятно каким) соображениям определил, кто именно спустя мгновение умрет. Совместил мушку с прицелом. Нажал на курок, метнулся обратно во двор и скинул ствол.

Теперь орудие убийства внимательно изучили. Ланмпсар Самба был застрелен из помпового ружья ТОЗ-194. Эта модель была разработана лет десять назад для лесников и охотников. Рукоятка, как у револьвера, приклада нет. Ружье не самозарядное: чтобы перезарядить, нужно щелкнуть расположенным под стволом цевьем. Впрочем, из пяти заряженных в ружье патронов израсходован был один. Тот, что пробил череп парню из Сенегала.

Номер на ружье был забит, но кое-какие цифры разглядеть было можно. Из особых примет на ружье имелись несколько надписей и треснувшая скоба, скрепленная двумя болтами. Надписи были нанесены буквально за день до выстрела, а вот трещина вполне прокатывала за особую примету.

Начальник ГУВД Петербурга Михаил Ваничкин отдал распоряжение: в 24-часовой срок проверить всех владельцев ружей этой марки. По официальным сведениям, в Ленобласти ружей ТОЗ-194 было зарегистрировано семьдесят четыре, а в Петербурге — около двухсот. Впрочем, ни через 24 часа, ни через неделю проверка закончена так и не была. Спустя девять дней Ваничкин повторяет распоряжение. Оперативники огрызаются: триста стволов нельзя проверить не только за неделю, но даже и за месяц.

Проверка владельцев ружей все продолжалась. А вот подозреваемого Алексея Кутарева через пять дней все-таки отпустили.

Собрав журналистов, пресс-секретарь прокуратуры по бумажке зачитал: «Подозреваемый был освобожден из-под ареста после получения следствием ряда экспертиз и исследований. Учитывая, что под арест он был заключен по косвенным уликам, в пятницу вечером было принято решение освободить его из-под стражи».

Чуть позже общественности предъявили и самого бывшего подозреваемого. Кутарев улыбался улыбкой счастливого человека. Он пять дней просидел в СИЗО и за это время вылетел с работы. У него отобрали любимые брюки, и во всех газетах города написали, что он убийца. Зато теперь обвинения с него были сняты. А ведь можно было и сесть. В такой ситуации — сразу лет на двенадцать.

Кутарев был доволен, а следствие — не очень. Спустя неделю после возбуждения дела результатов опять не было. Единственная ниточка оборвалась, и время было упущено. Газеты писали, что, несмотря на всю шумиху вокруг убийства сенегальца, дело это скорее всего так и останется нераскрытым, как остались нераскрытыми все громкие убийства последних нескольких лет.

Самое странное, что уже на тот момент оперативники знали настоящее имя стрелка. И имя, и где именно его искать… До момента, когда дежурный экипаж выедет его задерживать, оставалось от силы три недели. А до полного окончания следствия — чуть больше трех месяцев.

 

3. Концерт группы «Коловрат» в клубе «Осиновый кол» (апрель 2001-го — февраль 2003-го)

Как-то я с утра в баре пиво пил, И пару диких обезьян после отлупил. Губы оторвал на ластик для младшего брата И пошел тяжелым шагом белого солдата.

1

Все началось с того, что лидер группы «Коловрат» Денис Герасимов вышел на сцену, накинул на плечо ремешок гитары, взял первый аккорд — и зал встал на уши… как обычно, встал на уши.

Концерт проводился прямо в день рождения Гитлера, 20 апреля 2003 года. Отметиться в клубе должен был весь цвет петербургской скин-тусовки. Герасимов легонечко трогал струны гитары, но для парней, набившихся в зал, эти звуки были слаще военного марша… значимее труб Армагеддона… ничего лучше этих звуков и не было.

Помещение клуба было тесным, очень небольшим. Под концерт арендовали заведение, которое парни называли «Осиновый кол», а как этот сарай назывался на самом деле, никто уже и не помнил. Принадлежало помещение съехавшему шестидесятилетнему типу, который все (даже финансовые) документы подписывал «И. о. Царя». Дед и сам приперся на концерт. Даже принарядился по этому поводу: надел белогвардейскую гимнастерку и нацепил на нее купленную где-то Звезду Героя России. Судя по тому, как дед притопывал ногой, музыка ему нравилась.

Живые выступления были сильной стороной «Коловрата». Заводилась публика так, что каждое выступление заканчивалось большой дракой. Или погромом рынка. Или (если рынка не попадалось) просто каким-нибудь погромом. Ну или в крайнем случае тем, что кому-нибудь в бок втыкали нож.

За группой по городам ездили наиболее преданные фанаты. Этот выездной отряд сами фанаты называли «Коловрат-Crew». В 2000-м лидера отряда, Игоря Тополина, убили в массовой драке. Еще до этого с крыши скинули гитариста группы. А басиста зарезали ножом. В «Коловрат» пришел новый басист по кличке Химик — кто-то зарезал и его. Еще один член группы сел в тюрьму… а потом за решеткой оказался и сам лидер группы Денис Герасимов. Я же говорю: выступать вживую «Коловрат» любила и знала в этом толк.

В январе 2004-го «Коловрат» пригласили в Чехию поиграть на большой тусовке местных скинхедов в поселке Хроустовице. Никакого гонорара устроители, разумеется, не обещали, зато покрывали часть расходов на дорогу. Концерт, как и в России, прошел с аншлагом. Довольный Герасимов приехал в пражский аэропорт Рузине, чтобы улететь домой, — и в аэропорту был арестован чешской полицией.

— Вы обвиняетесь в том, что на концерте исполняли песни расистского содержания.

— Какого содержания?

— Расистского. Призывающего к ущемлению прав определенных групп граждан. Вы исполняли такие песни?

— Я поэт. Исполняю собственные песни. И в них говорю то, что думаю.

— Слушая ваши песни, публика вытягивала руку в нацистском приветствии и кричала «Хайль!».

— Если «кричала» и «вытягивала» публика, то почему вы спрашиваете об этом не ее, а меня?

— Кроме того, у вас в багаже обнаружена расистская литература и пресса. Это противоречит чешским законам и законам Евросоюза.

Этот последний пункт поразил Герасимова особенно. Чертова Европа, о которой он столько пел и к единству с которой он призывал! Нельзя читать те книжки, которые хочешь, — как это возможно, а? В России «Майн кампф» уже пятнадцать лет подряд продается практически на Красной площади — и что? Недавно на байк-шоу под Малоярославцем он пел для десяти тысяч парней, которые кричали не просто «Хайль!», а вообще все, что хотели, — и никогда не возникало никаких проблем. А здесь за обнаруженную в багаже газету его отвезли в тюрьму «Панкрац» и предъявили обвинение общим сроком на семь лет.

Чертова Европа!

Впрочем, все это случится только через полтора года. Пока что Герасимов стоял на сцене петербургского заведения «Осиновый кол» и пел… а зал, начинающийся у его ног, сходил от этих песен с ума.

2

Вернее, все началось не с самого концерта, а с того, что за два месяца до приезда «Коловрата» в Петербург при городском Управлении по борьбе с организованной преступностью (УБОП) был создан 18-й отдел, ориентированный на борьбу с экстремизмом.

Кадры туда подбирались с бору по сосенке. Но штат отдела все-таки был укомплектован.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

До 18-го отдела лично я работал в уголовном розыске метро. Каждое направление там было закреплено за определенным человеком. Кто-то занимался грабежами, кто-то — карманниками. Мне досталась работа с молодежью.

Чтобы приступить к нормальной работе, мне была необходима информационная база. Я стал ездить по местам тусовок. Кого-то фотографировал, кому-то катал пальцы. На самом деле возле станций метро тогда тусовались только две группы молодежи: либо токсикоманы, либо бритоголовые парни в подкатанных джинсах.

Честно скажу, сперва о скинхедах я почти ничего не знал. Поэтому какое-то время мне пришлось ездить по отделениям милиции и расспрашивать, нет ли у них задержанных бритоголовых? В Выборгском районе опер сказал, что недавно возле станции метро «Лесная» избили иностранца — проломили голову. Были и задержанные, но по какой-то причине их всех отпустили. Правда, данные их сохранились и он может мне их отдать.

Этот список и стал основой моей будущей информационной базы. Людей из списка я стал по одному дергать. Кто-то отмалчивался, но кое-кого удалось и разговорить. Ребята рассказали, что на данный момент в городе есть несколько организованных скинхедовских бригад. Самая большая — «Blood & Honour» («Кровь и Честь»), а кроме того, есть «Шульц-88», «Солнцеворот», «Green Bombers» и еще парочка.

Я пытался составить хотя бы общее впечатление о том, что вообще происходит у скинов. Выйти на какие-нибудь конкретные имена. Я спрашивал:

— Что ты знаешь об этих «Шульц-88»?

— Да ничего не знаю!

— Кто там главный?

— Главный там Дима Шульц.

— Хорошо. А каку него фамилия?

— Вы думаете, он мне паспорт показывал?

— Еще кого-нибудь оттуда знаешь? Кто еще туда входит?

Мне назывались имена и клички, которые ничего не давали. Как искать Васю по кличке Лысый в пятимиллионном городе? Зацепиться было не за что, кроме, пожалуй, одной мелочи. Среди Петь, Коль и Саш мне назвали парня по имени Ян. Согласись, не очень распространенное имя, да? Кроме того, о Яне мне сообщали, что живет он где-то за городом. Это было уже кое-что.

3

Вернее, если уж быть совсем точным, то началось-то все с того, что оперативники 18-го отдела появились на концерте группы «Коловрат».

Герасимов только-только разошелся… публика в зале только допила первую кружку пива и стала тянуться за второй… настроение только-только стало по-настоящему праздничным, как его тут же испортили. В зале зажгли свет, выходы перекрыли, вырубили группе электричество и в мегафон стали орать, что концерт закончен.

Сами парни из «Коловрата» к такому привыкли давно. Их группа существует уже десять лет. И за это время они смогли дать от силы тридцать концертов. Причем те, что удавалось доиграть хотя бы до седьмой песни, можно пересчитать по пальцам. Потом в зал обязательно ворвутся оперативники… вернее, сперва СОБР, а потом оперативники… а иногда за оперативниками еще и телевизионщики, которые, потея от собственного бесстрашия, станут потом называть его публику «фашистствующими молодчиками»… эх, да что говорить? Денис Герасимов снял гитару с плеча и прислонил ее к комбику. Все равно поделать тут ничего нельзя.

В Питере хоть менты вежливые. В Москве прессуют жестко. Мордой в пол, подошву на затылок, а рыпнешься — пиздец тебе. Здесь хоть и лупили, но все-таки не в полную силу, и даже иногда называли на вы. Все-таки прикольный город, этот Петербург.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Всех задержанных увезли в пикет, переписали данные. И я смотрю, среди задержанных есть парень по имени Ян. Спрашиваю у сержанта: который тут Ян? Он кивает: вон тот. Одет парень был ни как скинхед: рюкзачок, кроссовки, куртка какая-то…

Смотрю документы: зовут Ян, живет в Ново-Девяткино.

— Ты скинхед?

— Нет. Не скинхед.

— Ну раз не скинхед, то иди пока домой. Попозже встретимся…

Я стал пробивать его по нашим базам. Административные взыскания за мелкое хулиганство. Больше ничего. Впрочем, других зацепок у меня все равно не было. Я пригласил его на беседу.

— Видишь? Зто материалы по твоему старому хулиганству. А еще мне известно, что именно ты расколол голову иностранцу возле станции метро «Лесная». Все это очень плохо. Тебя, Ян, ждет тюрьма. Можно, впрочем, до тюрьмы и не доводить. Расскажи, что еще вы натворили, и расстанемся по-хорошему. А нет — я отдаю твои материалы в местный отдел милиции, и они тебя закрывают.

Ян подумал-подумал — и рассказал. Да, он входит в «Шульц-88». Да, у них есть такие-то и такие-то лидеры. Главного у них зовут Дима Шульц.

— Иногда он строит всю бригаду, ходит вдоль шеренги и орет: «Кто ваш фюрер?!» А мы должны в ответ орать: «Шульц! Шульц!»

— Но фамилии ты не знаешь?

— Нет.

— Что еще ты знаешь о Диме Шульце?

Еще Ян знал, что этот Дима изготавливает и распространяет журнал «Made in St. Petersburg». Кроме того, у него есть свой магазин где-то на Литейном. А главное: каждую неделю его бригада выходит на улицы и мочит черных.

— Каждую неделю?

— Каждую.

— Что-то больно часто.

— Я вам говорю: каждую неделю!

— Где били?

— Да везде! Где встретим черного или китайца, там и прыгнем.

— А хоть какую-нибудь дату помнишь? Или конкретное место?

Мне нужно было хоть как-то связать его показания со сводками. И парень вспомнил-таки:

— Седьмое ноября 2001 года в перегоне между станциями метро «Черная речка» и «Петроградская» мы избили двух негров.

Это было уже кое-что. С материалами я пошел к руководству: есть информация об избиении негров. Хотя по сводкам вроде бы ничего похожего не проходит. Начальство доложило выше, а там схватились за голову: как это не проходит?! Охренели?! Избиты двое граждан Танзании! Бумага пришла аж из посольства в Москве! Вот уже месяц, как все раком стоят! Быстро материалы на стол!

То, что Ян раскололся, было, конечно, подарком. Там у следствия не было никаких зацепок — и вдруг человек дает полный расклад! Я спрашивал:

— Кто именно бил?

Ян четко отвечал:

— Леша СВР.

— Фамилию знаешь?

— Нет.

— Что такое СВР? Это что-то значит?

— «Сделано в России». У Леши вот здесь на голове нататуированы эти буквы.

— Адрес этого Леши знаешь?

— Знаю место работы. Он работает охранником в магазине «Здоровый малыш».

Дальше было дело техники. Лешу СВР мы взяли прямо с работы. Что особенно радовало лично меня, так это то, что при обыске у Леши была изъята записная книжка. Очень забавная: сперва там шли списки скинхедов с кличками, а в конце, под заголовком «общечеловеки», были телефоны просто знакомых. В этой книжечке на букву «ш» значился телефон и самого Димы Шульца. Ну не подарок ли? Книжку мы отксерокопировали, телефоны все пробили. Моя база данных после этого увеличилась сразу в несколько раз.

4

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Основных подозреваемых было двое: сам СВР и парень по кличке Кислый. Дело передали следователю, и у следователя оно почти сразу развалилось.

Сперва примчался отец Кислого. Раньше он и сам работал в органах и знал, с какого конца ко всему этому подойти. Короче, сына ему удалось вытащить. После этого и все остальные пошли в отказ. Арестован никто так и не был — ребята ходили под подпиской. И разумеется, выйдя от нас, первым делом они наехали на Яна: с какой это стати ты всех нас посдавал?

Не знаю уж, как там они разговаривали, но сразу после этого Ян начал брать всю вину на себя одного. Мол, что делали остальные — не видел, а сам — да, бил.

В принципе, в суд можно было идти и с этим. Но когда Яну начали предъявлять обвинение, адвокат ему сказал:

— Что ты, сына, паришься? Свидетелей нет. Расклад на тебя никто не давал. Зачем ты сам себя сажаешь? Скажи, что менты тебя пытали и заставили себя оговорить.

Он так и сделал. Дело повисло глухарем. Несмотря даже на то, что через год я нашел свидетеля, который смог опознать одного из нападавших.

Глядя мне в глаза, все эти парни только ухмылялись. Первый блин оказался комом. Тогда казалось, что они победили. Но, как показало время, история только-только начиналась. Это был не окончательный финиш, а промежуточный.

 

4. Петербургский метрополитен. Вестибюль станции «Пушкинская» (февраль-октябрь 2003-го)

24 февраля 2003 года Вазген Петросян вышел из вагона метро на станции «Пушкинская» и повернул к эскалатору. Удар обрушился на него сзади. С Вазгена слетела шапка, и первым делом он зачем-то потянулся ее подобрать. Наклонился, получил еще несколько ударов, услышал: «Умри, сука черножопая!», упал — и самостоятельно подняться больше не смог.

1

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

В марте 2003-го, накануне празднования 300-летия Петербурга, был создан 18-й отдел УБОП, специализирующийся на предотвращении проявлений экстремизма.

Я тогда еще продолжал работать в метро. А в новую структуру ушел один из сотрудников уголовного розыска метрополитена. Иногда мы встречались, я давал ему материалы. Мне было не жалко поделиться тем, что я, по-любому, не смог бы раскрыть сам. Единственное, о чем я просил: если получится, перетащи к себе. Ну и где-то через месяц он предложил мне переводиться. Я начал работать в УБОПе, и дело группировки «Шульц-88» получил обратно.

Теперь с этой бригадой у меня были личные счеты. После того как дело танзанийцев рассыпалось, информаторы рассказывали:

— Все знают, что вы пытались накрыть «шульцов», но у вас ничего не вышло! Шульц про вас всем говорит: руки коротки! Он, типа, самый мудрый, ментам его не взять.

Я, как говорится, не злопамятный, просто злой, и память у меня хорошая. Эти его слова мне запомнились. Пока я действительно не мог ничего сделать — только медленно и методично собирал информацию. Зато очень скоро по Шульцу у меня был полный расклад.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Данных по Шульцу было собрано очень много. Мы знали о нем вообще все. Детство, школа, армия… В армии Шульц отслужил всего несколько месяцев. В учетной карточке у него значилось, что, не справляясь с трудностями армейской службы, парень шантажировал всех суицидом… Начальство решило не связываться, и Шульца комиссовали по дурке. Этот парень настолько меня интересовал, что я не поленился, съездил в госпиталь, где он лежал, забрал медкарту и все прочел. Было интересно. Там, например, имелась запись, что в больничной палате Шульц отнимал у слабых еду.

Сразу после армии парень занялся созданием собственной бригады. Идея была в том, чтобы объединить всех скинхедов города вокруг себя. За дело взялся очень бодро. Другие бригады существовали уже по пять-шесть лет. И могли похвастаться от силы несколькими избиениями. А Шульц начал активно вербовать сторонников. Переманивать людей со стороны. Первым организовал регулярный журнал, в котором излагал свои идеи и отчитывался об акциях. И за полгода его бригада стала действительно номер один во всем городе.

К апрелю 2001-го первый состав «Шульц-88» был укомплектован. Акции и тренировки Шульц проводил еженедельно. В назначенный день его бойцы выходили на улицы и, пока не встречали черных, по домам не расходились. Причем управление он жестко держал в собственных руках. Со взрослыми националистическими партиями ни на какие контакты не шел. Других лидеров просто выдавливал.

За два года, пока существовала его бригада, там сменилось целых четыре состава. Сперва это были СВР, Кислый и другие действительно очень серьезные люди. Но ужиться с Шульцем никто из них не смог. Они пытались поставить его на место, говорили:

— Что ты так себя ведешь? Успокойся! В бригаде ты ведь всего лишь первый среди равных!

— Нет, — отвечал Шульц. — Я просто первый! Над всеми вами!

— Ну и иди тогда на хер!

Надо было видеть этого Шульца. Росточка — ниже меня и вот такой худощавый. Остальные-то парни у него минимум на полметра выше и в полтора раза шире в плечах. Но от всех, кто к нему приходил, Шульц требовал безоговорочной покорности.

Бойцы первого состава на такое не шли. Они орали:

— Ты выдвигаешь идеи? Прекрасно! Я их разделяю! Но это не значит, будто я стану тебе подчиняться, понял?

— Тогда пошел вон из бригады! В конце концов, она называется «Шульц-88» и мне решать, кого я здесь оставлю, понял?

Тупо и целеустремленно, но он шел к своей цели. А параллельно сошелся с ребятами из петербургского отделения большой скинхедской структуры «Blood & Honour». У этих парней на Литейном проспекте (в самом центре города) был небольшой магазинчик «Питсбург». Там продавалась скинхедская одежда, амуниция и пресса. Ботинки «Бульдог», джинсы, кенгурухи с символикой, подтяжки, значки и журнальчики. Шульц стал продавать через «Питсбург» свое издание «Made in St. Petersburg».

Деньги на открытие этого магазина были даны московскими скинами из «Объединенных Бригад-88». Но хозяев очень быстро прихватили, причем даже не милиция, а госбезопасность. Директору пришлось бежать, за старшего в магазине остался Шульц. Ну и тут он развернулся. Деньги спонсорам он вообще перестал отдавать — все забирал себе. Когда потом, уже после его ареста, москвичи провели ревизию и узнали, каких сумм не хватает, то решили, что проще будет снести директору башню, чем все это вернуть. В отличие от ФСБ, они директора выловили быстро, и отвертеться тому стоило больших трудов.

— Какие бабки? — орал он. — Вы что, не видите, что происходит? Шульца приземлили, я — под статьей! Какие тут могут быть бабки?!

2

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Избавившись от Кислого и СВР, Шульц стал набирать себе молодых, только что побрившихся. Как-то была получена информация, что он будет проводить для них «зарницу». Так они называли тренировочные побоища с кем-нибудь из других бригад. Лидеры договаривались, привозили своих бойцов куда-нибудь на пустырь, подальше от чужих глаз, и те там лупасили друг дружку до полного посинения. Считалось, что «зарницы» повышают боевой дух.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Мы выдвинулись в засаду. Смотреть на все это было интересно: «зарницу» я видел первый раз. Парни разделились на две стенки, размялись, поорали лозунги, ля-ля тополя — и понеслось! Ту пленку, которую мы тогда отсняли, иногда показывают по телевизору. Мне до сих пор интересно: сколько и кому именно телевизионщики за нее заплатили?

«Зарница» тогда проходила между молодым составом «Blood & Honour» и «Шульцем-88». По окончании побоища всех участников мы захватили, кроме самого Шульца. Не представляю, как он тогда умудрился свинтить. Задержанных мы отвезли в отдел и начали переписывать данные.

Тогда как раз только-только появилась новая грядочка «Норд-Фирм». Их было всего несколько человек, и ребята думали прикрепиться к кому-нибудь покрупнее. На «зарницу» они подъехали, чтобы поближе познакомиться с Шульцем. И этих молодых людей нам удалось разговорить. На Шульца они дали расклад.

До этого никакой конкретики по преступлениям у нас не было. То есть мне говорили, будто акции Шульц устраивает чуть ли не еженедельно, но ни потерпевших, ни привязки к определенным событиям не было. Преступления совершались постоянно, а ухватиться было не за что. А теперь нам был выдан чуть ли не поименный список всех «шульцов» и список — что именно, где именно и когда именно они натворили… Ну и дело сдвинулось.

3

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Информаторы рассказывали, что в конце зимы в районе улицы Малой Московской ребята из бригады «Шульц-88» прыгнули на чурку. Причем, даже пырнули его ножом. Пострадавшего мы искали очень долго. Облазали все отделения и все травматологические пункты в том районе. Но так никого и не нашли.

Кроме того, нам сообщили, что на улице Дыбенко «шульцы» отоварили двух арбузников. Там людей били арматурой и металлическими прутьями. Одному выбили глаз, другого ткнули ножом. Казалось бы, уж с такими-то травмами можно найти терпил, а? Мы обшарили все отделения милиции, подробно проверили все заявления за последние полгода: ничего похожего! Потерпевших опять не было.

А раз так, значит, до суда такое дело в любом случае не довести. Нам было известно, что это сделали «Шульц-88». Известно, кто и как бил. Мы знали даже, какой именно глаз выбили арбузнику. Но дальше по этим эпизодам мы никого не кололи — не было смысла.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Что еще? — дергал я информаторов. — Вспоминайте! Хоть что-то! Дайте мне хоть какую-то зацепочку! Хоть самый незначительный эпизод!

Парни мямлили и по сотому разу повторяли одно и то же. Прыгнули на двух черных на станции метро «Ломоносовская». Когда — не помнят. Ножом в тот раз не били: несколько ударов — и разбежались… Разогнали подростков-рэперов на станции метро «Проспект Большевиков»… На Литейном проспекте избили кавказца… на улице Марата — двух негров, но когда, тоже не помнит. Еще отоварили чурку на станции метро «Пушкинская»…

— «Пушкинская»?

— Ну да.

Сказали бы на «Садовой» или на «Площади Восстания» — махнул бы рукой. Там прыгают чуть ли не каждый день. Найти пострадавших нереально. Но «Пушкинская»? Станция-то, в принципе, очень тихая…

— Какой конкретно национальности был избитый? Не помнишь?

— А зачем мне? Чурка и чурка…

— Ну а хотя бы приблизительно — когда это было?

— Думаете, я дату записывал?

— Вообще ничего из того дня не помнишь? Ни даты, ни времени?

— Футбол в тот день был. Точно!

Странно, но я тоже помнил день того футбола. За некоторое время до того, как я ушел с работы в метрополитене, мне нужно было отдежурить в отделе. Уже было известно, что я перевожусь в УБОП, и это было чуть ли не последнее мое дежурство в метро. Выпало оно на 25 марта. В этот день в городе проходил матч «Зенит» — «ЦСКА». Короче, не дежурство, а полное безумие: драки, беспорядки, битые витрины, куча пострадавших и еще больше задержанных. Я записывать не успеваю: в отдел приходит по сотне человек в час. И среди них был молодой армянин. Парень — студент, чуть за двадцать. Отпизжен он был — смотреть страшно. Лицо, как подушка. Пришел с родителями, все трое — грустные.

— Что случилось?

— Шел на станции метро «Пушкинская». Сзади напрыгнули, отпинали. Пришел писать заявление.

Сразу было ясно, что это глухарь. Я ему предложил: посмотри, у нас тут куча задержанных. Может быть, кого-нибудь признаешь?

Он походил, порассматривал:

— Этот похож — но не точно. И этот похож — но тоже не точно…

А раз не точно, значит, пиздец. Я пытался родителей отговорить писать заявление. Говорил, что они должны понимать: вряд ли мы найдем виновных.

— Да. Мы понимаем. Но заявление все равно напишем.

Уперлись, и все. Ищите тех, кто избил сына! А где их искать? Я махнул рукой, принял у них заявление и вскоре перевелся в 18-й отдел. Теперь я бы и не вспомнил о том случае. Но тут, ребята говорят, что прыгали на черного, причем дело было на «Пушкинской» и происходило все днем.

— Днем?

— Ну да. Очень рано было, чуть ли не полдень.

Я стал вспоминать. Терпила, у которого я принимал заявление, приехал в отдел около трех часов дня. А до этого успел получить пиздюлей, выйти из метро, съездить к родителям, получить у врача справку о побоях и подъехать к нам… Получается приблизительно полдень.

Все сходилось. Я стал звонить в метро.

— Ребята! Помню, был такой эпизод… Посмотрите, а?

Я специально подъехал, мы долго рылись в бумагах. С трудом, но материал все-таки отыскали. Ясно, что после того как я принял заявление, никто им не занимался. Там с первого взгляда было ясно: глухарь. Кто знал, что все так получится?

4

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

На деле с избитыми танзанийцами я кое-чему все-таки научился. Главной ошибкой в прошлый раз было то, что своего главного информатора мы привлекли как обвиняемого. А какой идиот станет давать показания против себя самого?

Да, он виноват. Да, он пиздил этих негров также, как и остальные. Но он дает расклад — и мы переводим его из обвиняемых в свидетели. А иначе дело просто рассыплется.

Теперь мы так и сделали. На этот раз все было построено куда грамотнее. Часть ребят мы оформили свидетелями — и все получилось!

— Вы даете мне данные по Шульцу, а я вывожу вас из этого дела. Идет?

Видно было, как им не хочется соглашаться. Но другого выхода-то у них не было, понимаешь?

— Идет, — было отвечено мне.

Все обвинение мы тогда построили на эпизоде с избитым армянином. Работа пошла очень быстро. Потерпевший имелся, свидетели были допрошены. Не было выходов только на самого Шульца.

Данные его у меня были уже давно — да что толку? Глупо было бы прийти к нему и сказать:

«Нам известно, что ты — лидер противозаконной группировки. Сейчас же, сука, во всем признавайся!»

Шульца нужно было брать на чем-то конкретном. И мы стали над этим работать. Этот засранец сам никогда в драках не участвовал. Дать отмашку — это пожалуйста! Но сам — никогда!

У свидетелей я спрашивал:

— Сам Шульц армянина бил?

Те только смеялись:

— Разумеется, нет! Слишком осторожный.

Я опять беседовал с информаторами:

— Кто конкретно бил армянина?

— Вся бригада била. Но больше всех Леша Ваффен.

— Что значит Ваффен?

— На затылке у него есть татуировка: «Waffen SS». Отсюда и кличка.

— Адрес? Место работы? Хоть что-то, кроме этой татуировки, можешь о нем сказать?

— Знаю телефон.

А уж где телефон, там и все остальное. Мы его проверили, и оказалось, что парень дважды судим. Один раз за наркотики, а второй — за грабеж. Причем грабеж был совершен в составе, а это всегда более серьезная статья. Ну и здорово! Лучше биографии не придумать! Через какое-то время мы приехали и просто сняли парня из дому.

Сели в машину, едем в отделение. Я говорю:

— Леша! Ты же сам все понимаешь. Ранее судим, человек опытный. Просто так милиция ведь не приезжает.

— Да. Все понятно.

— А раз понятно — рассказывай, что натворил.

Он начинает нести какую-то чушь.

— Так, — говорю, — не пойдет. Это ты своей подружке расскажи. Ты где был вот такого-то числа?

— Тык… Пык… Не помню.

— Не парься. Я и так знаю, где ты был. И где был, и что делал, и подельников твоих — мы все знаем. Ты, Леша, приплыл. Третья судимость — будешь сидеть, причем сядешь ох как надолго! Понимаешь?

— Что тут можно не понять?

— Но в принципе, могу предложить вариант. Ты поможешь нам, мы поможем тебе.

— Что значит «поможешь»?

— Стучать я тебе не предлагаю. Стукачей у меня своих хватает. Но меня очень интересует Шульц. Я ловлю его давно и очень хочу посадить.

— Я знаю, что вы его ловите… Это все знают…

5

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Сперва дело попало в Главное следственное управление. В основном там инкриминировались статьи типа «хулиганства». Но мы сумели убедить руководство, что никакое это не хулиганство, а типичная национальная рознь.

— А раз так, — решило руководство, — значит, заниматься «шульцами» будет только прокуратура.

И тут удача повернулась ко мне лицом. Следователь Следственного управления закрывать Шульца отказывался категорически. У него было мнение, что все это — просто подростковое баловство. А в прокуратуре и думать не стали. Ознакомились с материалами и за голову схватились: какое хулиганство! Ё-моё! Тут не только нацрознь — тут все признаки создания экстремистского сообщества. Срочно всех закрывать!

Это дело стало первым в стране, где обвинение было сформулировано по статье за организацию экстремистского сообщества. Внимание прессы и руководства там с самого начала было очень пристальное. Диму Шульца вызвали на допрос, предъявили обвинение и отправили в «Кресты». Вменили ему то ли пять, то ли шесть статей, да только все это мало чего стоило. Определяя дело в суд, мы понимали, что там его могут запросто оправдать.

Я знал о множестве эпизодов с его участием, но доказательств почти не было. Избиение танзанийцев — это было его рук дело. При этом эпизод висит в глухарях до сих пор. Знаю кто, знаю как и когда. Но доказать ничего не могу. Были еще несколько избиений и ножевых ранений. Ребята из «Шульц-88» действительно умудрялись совершать по акции в неделю. А доказательств не было, и потерпевших найти не удалось.

В результате сосредоточиться мы решили на единственном эпизоде: избиении армянина на «Пушкинской». Мы понимали, что это немного, но больше у нас ничего не было.

 

5. Ленинский федеральный суд Петербурга (январь-июнь 2004-го)

На стене дома напротив здания суда краской написано «Свободу Диме Боброву!». Надпись выглядит старой, потускневшей, стершейся. Дело закрыто и отправлено в архив. Сам Дима Бобров, больше известный как Шульц, осужден и отбыл в колонию-поселение. Да и кровь тех, кто был убит, пока шел его процесс, тоже давным-давно впиталась в асфальт.

1

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Все было очень зыбко. В какую сторону пойдет дело, ясно не было до самого конца. Наше законодательство так устроено, что в принципе Шульца могли и оправдать. Мы вытаскивали все, что могли: «возбуждение национальной или расовой вражды», «организация экстремистского сообщества», «хулиганство», «призывы к насильственному изменению конституционного строя», «вовлечение в преступную деятельность несовершеннолетних». Получилось пять статей обвинения. И все равно никакой уверенности в исходе процесса у нас не было.

Леше Ваффену, давшему нам расклад по Шульцу, мы, как и обещали, стали помогать. Вписывались за него в прокуратуре и просили об условном наказании. Мы держали свое слово, а он свое. Ваффен был единственным, кто на суде не отказался от показаний. Хотя, как я думаю, дело тут не только в его принципиальности и не только в том, что Ваффену не хотелось ехать на этап. Просто с Шульцем у них получились личные разногласия.

Как-то я сижу в кабинете, звонит телефон.

— Здравствуйте. Меня зовут Юля. Не могли бы мы встретиться?

Я выписал ей пропуск. Она поднялась в кабинет.

— Я девушка Ваффена. Не могли бы вы устроить мне свидание с Лешей?

К тому времени о Шульце я знал уже действительно все. И мне было прекрасно известно, что Юля — никакая не девушка Ваффена, а самая что ни на есть подруга Шульца.

Не скажу, что она сногсшибательная красотка. Но в принципе довольно симпатичная. Несколько лет назад Юля приехала в Петербург из Сургута. Националистические взгляды полностью разделяла и в бригаду пришла сама. Сперва Шульц давал ей набивать тексты для своего журнала. Потом они стали встречаться. Кроме того, Юля была координатором по связям с иногородними и иностранными единомышленниками. Когда на обыске мы изъяли компьютер Юли и стали разбираться, с кем они общались, — там черт ногу сломит. Сотни контактов! Не только вся Россия, но и иностранные единомышленники. Например, из Австралии к нему приезжал член сиднейской ячейки «Blood & Honour». Причем не лысый тинейджер, а взрослый дядька: офицер полиции и при этом активист движения.

С Юлей я начал работать. Несколько раз мы встречались, подолгу разговаривали.

— Понимаешь, Юля, — говорил я. — При обысках у тебя изъята херова куча всего. Экстремистская литература, черт знает что в компьютере… И появляется простой вопрос: откуда это? Если это твое — ты соучастница. А если это Шульц попросил тебя подержать — то ты, конечно, должна рассказать следствию обо всем, что знаешь. Короче, сама выбирай, кем быть — обвиняемой или ценным свидетелем?

Она в ответ только и делала, что просила свидания с Ваффеном. О деталях, мол, можем договориться, но прежде всего я должен дать ей свидание. В конце концов я прямо спросил:

— На фига тебе, Юля, этот Ваффен? И ты, и я — мы оба знаем, что ты девушка Шульца.

— Раньше была его девушкой. Но это в прошлом. А теперь я девушка Ваффена.

Как я понял, встречаться с Юлей Ваффен пробовал, еще пока Шульц был на свободе. Но тогда это было нереально. Никто не мог отбить девушку у лидера бригады. Он был полный параноик и дико доставал Юлю своей ревностью. Мог сидеть и молча целый день кидать нож в стену. Когда до него дошли слухи об ее отношениях с Ваффеном, жестко отпизжены были оба… И после этого Юля поняла, что с Шульцем пора подвязывать.

Впрочем, рассказывать все это Юля тогда мне не стала. А настаивать я не стал.

— Хорошо, — сказал я. — Твое дело. Можешь не объяснять. Я дам тебе свидание с Ваффеном, но ты взамен должна будешь дать мне полный расклад по Шульцу.

Свидание с Ваффеном она получила. Больше того: через некоторое время она родила ему ребенка. Еще пока он находился под следствием, они поженились.

Шульц, конечно, у себя в камере бросался на стены. Юлька иногда ему звонила. Он говорил, что простит ей измену и чужого ребенка, но с Ваффеном она должна расстаться.

2

Шульца арестовали в конце октября 2003 года. К февралю 2004-го следствие было закончено и дело передали в суд. Спустя еще месяц начались первые слушания. Несколько раз заседания переносились, а срок содержания Шульца под стражей продлевался. С весны суд перенесся на конец лета… а потом на осень… а потом на весну уже следующего года… а потом опять на осень. Шульц продолжал сидеть в «Крестах».

Он мечтал о стремительных атаках и сокрушительных ударах. А в результате сел, причем даже не в тюрьму, а в пропахший мочой следственный изолятор. Стал не то чтобы пленником режима, а как бы провинившимся юнкером на гауптвахте. Отец иногда приносил ему небольшой кусочек сыра на бутерброд. Говорил, что на большой кусочек у него не хватает денег. Мать (давно живущая с отцом в разводе) предлагала покаяться, исповедаться христианскому священнику.

Он не мог понять: неужели насчет раскаяния она всерьез? Что общего может быть у него с этим Распятым? С отказавшимся от борьбы и умершим молча Богом христиан? Если бы умирать пришлось ему, молчать бы он точно не стал! Как только ему дали бы нести крест, он бы тут же использовал его как дубинку! С собой в могилу он унес бы как можно больше врагов…

Он закрывал глаза и представлял, как бы все это было. А потом открывал — и опять оказывался в пропахшем мочой следственном изоляторе. Матери он сказал, чтобы больше не приходила.

Заседания назначались, длились десять минут и переносились на новую дату. Конца всему этому было не видно. Обвинение утверждало: подсудимый Дмитрий Бобров — самый что ни на есть экстремист. Почему это он экстремист? — задирала брови защита. А как же? Обвинитель открывал шульцевский журнал и тыкал туда пальцем: в издаваемом подсудимым Бобровым журнале употреблено слово «жиды». Защита пожимала плечами: у Достоевского тоже встречается слово «жиды». Судья бил молотком по столу и объявлял: заседание откладывается до момента, когда будет точно установлено: встречается ли у Достоевского слово «жиды».

Спустя два месяца эксперты отчитывались по результатам проведенной экспертизы: да, у Достоевского встречается слово «жиды». Но в другом контексте. А у Боброва это слово, безусловно, является экстремистским и оскорбительным. Судья кивал и приобщал результаты экспертизы к материалам дела. Обвинение развивало и закрепляло успех: нельзя ли провести также экспертизу слов «хачик», «кавказская гнусь», «поганое жидовское племя», «чурки», «твари» и «черные свиньи»? А то подсудимый Бобров может заявить, что у Достоевского и эти слова встречаются.

Шульц по-прежнему сидел в следственном изоляторе. По слухам, он похудел на двенадцать килограммов. Прошло еще два месяца, и результаты экспертизы были наконец готовы. Нет, отчитывались эксперты, слова «хачик», «кавказская гнусь» и прочие из предоставленного списка у Достоевского не встречаются. И в приведенном тексте все они, безусловно, являются оскорбительными и призывающими к расовой вражде. Судья кивал и приобщал результаты экспертизы к результатам дела.

Кто его знает, сколько бы все это продолжалось в том же духе. Возможно, что очень долго. Да только летом 2004-го кто-то решил ускорить ход событий.

3

19 июня 2004 года. Суббота. Квартира этнографа, специалиста по Африке, Николая Гиренко. Семья профессора собралась на дачу.

У Николая Михайловича выдалась тяжелая неделя. Он выступал экспертом на деле «Шульц-88». Он был именно тем человеком, к которому судья отпасовывал вопросы насчет выражений, употреблявшихся Достоевским, и от всего, что творилось на суде, Гиренко несколько устал. Теперь он собирался немного отдохнуть. Провести выходные на свежем воздухе. Семья паковала вещи: жена, дочери с детьми и мужьями, сам Николай Михайлович… Женщины распихивали по сумкам то, что забыли уложить вчера, мужчины сидели на кухне. Около девяти утра раздался звонок в дверь.

Екатерина, старшая дочь профессора, спросила:

— Кто там?

Молодой, судя по голосу, человек попросил позвать Николая Михайловича.

— Папа, там к тебе.

— Да? Сейчас…

Гиренко подошел к двери:

— Кто там?

В ответ прямо сквозь хлипкую деревянную дверь он получил пулю. Она вошла в правое плечо, пробила руку и подмышку… Кровь брызнула на стену. Гиренко рухнул на пол прихожей. Жена прибежала с кухни на звук, опустилась, руками приподняла его голову, а он был уже мертв. Пуля со смещенным центром разворотила подключичную артерию. Смерть наступила практически мгновенно.

Позже следствие установит: стреляли из обреза допотопной немецкой винтовки «Маузер». Скорее всего, ствол был куплен у «черных следопытов». Судя по всему, грохот от выстрела должен был переполошить целый квартал. Однако из всего подъезда на выстрел обратила внимание лишь одна пожилая соседка. Приоткрыв дверь, она выглянула на лестницу и заметила двух убегающих молодых людей. По ее описанию, это были худощавые подростки шестнадцати-семнадцати лет. Оба одеты в темное, через плечо у одного висела сумка.

Все. Больше никаких подробностей.

4

Об этом выстреле писали в газетах и довольно долго говорили по телевизору. Но по большому счету такой шум был не очень понятен. Гиренко — кто он вообще такой? До того, как прозвучал выстрел, никто об этом Гиренко даже не слышал. Ладно бы опять убили телеведущего или бизнесмена. Но эксперт на судах по вопросам национализма? Тем более что к XXI веку время этих перестроечных борцов за справедливость давно прошло.

Когда в 1990-х начались первые судебные процессы над ультраправыми, от эксперта зависело очень многое. На скамье подсудимых тогда оказывались сумрачные антисемиты, борцы с жидо-христианством, пожилые разоблачители всемирного заговора, философы природного русского язычества… Разобраться в их зубодробительных прокламациях бывало сложно. Именно эксперт должен был объяснить суду, что это: поэтический вопль души (за который не судят) или призыв к свержению конституционного строя (срок до восьми лет)?

Гиренко выступал чуть ли не на каждом подобном процессе. В 1993-м он объяснял: статья в газете «Русская правда», опубликованная под заголовком «Раздавить черную гадину!», является самым что ни на есть призывом к национальной розни. Ни о какой поэтической метафоре речь не идет. В 1994-м предоставил суду результаты экспертизы, из которых выходило, что петербургские язычники из журнала «Волхв» — не безобидные любители старины, а опять-таки разжигатели розни. Спустя еще год провел экспертизу материалов главного тогдашнего националиста Юрия Беляева. И объяснил суду: заголовок «Минздрав предупреждает: переселение с Кавказа опасно для вашего здоровья!» — это опять и опять разжигание национальной розни.

Гиренко выступал экспертом на протяжении десятилетия. Всего — больше двадцати процессов. Без него в Петербурге не обходился ни один суд по националистическим делам, и конечно, иногда приятели подсудимых ему угрожали. Но все-таки в 1990-х все было совсем не так.

В каком именно году сменились поколения, никто не заметил. Но они сменились — это точно. В 2002-м Гиренко выступал экспертом по первому в стране громкому делу скинхедов. Тогда небольшая бригада с окраин железными палками насмерть забила продавца арбузов. Продавца звали Мамед Мамедов. На скамье подсудимых оказались двое несовершеннолетних убийц и бригадир, организатор акции. Доказать их участие не составляло особого труда: свой подвиг удальцы сняли на видеокамеру.

Изображение подрагивает. Иногда происходящего не разглядеть — в кадр лезут спины в белых подтяжках. Первый нападающий подлетает и с размаха бьет Мамедова ботинком в лицо. На телеэкране это выглядело так, будто парень — футбольный нападающий, и ногой бьет всего лишь по круглому мячу. Мамедов — взрослый, седеющий и грузный. А эти — дети. Азербайджанец падает на асфальт, тощие фигурки суетятся надлежащим телом. Ботинки — будто достались в наследство от повзрослевших старших братьев. Огромные ботинки топчут лицо упавшего Мамедова. Все вместе занимает две минуты экранного времени. В начале фильма Мамедов сидит рядом со своими арбузами. Ему скучно. Торговли нет. В конце — арбузы послушно лежат в сетке, а Мамедов уже мертв.

Зачем нужен эксперт-филолог в таком деле, как это? Что здесь анализировать и доказывать, если дети с городских окраин даже и не скрывают: азера грохнули они. И это повод не для раскаяния, а для гордости. Свою запись убийцы повесили в Интернете и не подумали ее оттуда убрать, даже когда следователи стали приходить к ним домой. Сумрачные антисемиты 1990-х пытались спорить: никаких призывов в их статьях нет. Это просто их взгляд на то, что творится в стране. Бритоголовые тинейджеры XXI века искренне не понимали: почему это нельзя убивать черных? Эти люди никому не нравятся. Их в наш город никто не звал. Убивать этих людей просто необходимо, и странно, что ребят собираются за это посадить в тюрьму.

Потом, весной 2004-го, начался суд над бригадой «Шульц-88». На нем по инерции Гиренко тоже выступил экспертом. Для него это дело оказалось последним.

5

Опять были митинги. Опять были громкие заявления политиков и правозащитников. Возле университетского здания Двенадцати коллегий прошел «Марш против ненависти». Губернатор Валентина Матвиенко распорядилась выделить денег на установку Гиренко бронзового памятника.

Не было только одного: результатов расследования. Сперва убийц обещали найти со дня на день. Потом — через несколько месяцев… Их не нашли даже спустя год. Кто именно и почему выстрелил в грудь шестидесятидвухлетнему эксперту, так и осталось неизвестным.

В телевизионных новостях об этом выстреле говорить давно перестали. Но время от времени интерес к убийству Гиренко проявляли газеты. Через две недели после выстрела какие-то сумасшедшие вывесили в Интернете «Приговор», из которого следовало, что профессор был казнен по решению руководства Русской Республики. Беспристрастный суд русского народа рассмотрел деяния Гиренко, признал их наносящими вред национальным интересам и постановил: профессора ликвидировать.

Прокуратура всерьез ко всему этому не отнеслась. Кто-то пальнул Гиренко в дверь, а совершенно посторонние люди теперь хотят взять на себя ответственность? В поиске реальных убийц это вряд ли поможет! «Премьер-министр» Русской Республики Александр Втулкин все равно пытался привлечь к себе внимание и направо-налево раздавал интервью. Шумной популярности, впрочем, так и не обрел. Тогда из Интернет-кафе Втулкин разослал по редакциям электронное письмо, в котором к смерти приговаривалась уже губернатор города Валентина Матвиенко.

На этот-то раз пресса должна обратить на него внимание, не правда ли? Внимание обратила не только пресса. Надоедливого «премьер-министра» вычислили, задержали, по суду определили ему полтора года колонии-поселения и убрали с глаз долой. В нашей дальнейшей истории он больше не появится. Кто именно пальнул в дверь профессору Гиренко, так и осталось неясным.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Следствие хваталось за любые ниточки. У Гиренко были сложные отношения с дочерью. Члены семьи никак не могли разделить между собой квартиру в дорогом районе на Петроградской стороне. Может, дело в этом? Может, убийство — просто бытовуха?

Проверяли все. Отрабатывали все версии. Но чем дальше, тем яснее становилось: дело именно в Шульце. Никаких других выводов сделать тут было нельзя. Сразу после того, как это случилось, всем свидетелям, проходившим по делу, усилили охрану. Наше руководство всерьез считало, что кто-то мог начать их отстреливать. Профессора убили потому, что он был экспертом на этом процессе, — постепенно в это начали верить все. Как бы фантастично это не выглядело.

Это казалось нереальным. Но других версий просто не осталось. Несовершеннолетние драчуны с городских окраин — не та публика, которая в состоянии прямо из тюрьмы заказать эксперта по собственному делу. Но профессор мертв, а других версий нет.

Теперь вопрос стоял так: если Шульц в тюрьме, а его главные подельники под колпаком, то кто же стрелял? Если это новые люди — почему они пытаются помочь Шульцу? А если старые — почему нам о них ничего неизвестно?

 

6. Кафе «Макдоналдс» на углу Невского проспекта и улицы Рубинштейна! (апрель 2003-го-март 2004-го)

А в городе тем временем происходили странные вещи…

Сперва (еще до убийства Гиренко) толпа бритоголовых разгромила кафе «Макдоналдс», расположенное прямо на Невском проспекте. Газеты об этом почти не писали, но дело все равно получилось громким. Когда толпа лысых подонков с железными прутами начинает громить кафе в самом центре пятимиллионного города, событие просто не может не получиться громким.

1

Они собрались на углу улицы Рубинштейна, какое-то время просто стояли, ждали тех, кто опаздывал, курили и молчали… а потом один из них сказал: «Пошли!»

И они пошли.

Первый же влетевший внутрь кафе ногой отшвырнул с дороги стул. Посетители замерли с открытыми ртами, а за первым тощим парнем, сжимавшим в руках металлический прут, уже вваливались другие… целая толпа. Блики света играли на их гладко выскобленных головах. Кто-то подобрал опрокинутый стул, взял его за ножки и с размаху зашвырнул за стойку, где замерли побледневшие продавцы. Посетители продолжали сидеть с открытыми ртами, и первые десять секунд суетились только две стайки тощих подростков: одна (с бритыми головами) — по эту сторону барной стойки, а вторая (все в фирменных «макдоналдсовских» рубашках) — по ту. Протиснуться все вместе в узкую дверь нападающие не могли. Железным прутом кто-то въехал в здоровенную витрину… а потом они разбили остальные стекла и начали запрыгивать в зал через оконные проемы. Все происходило прямо на Невском… прямо на главной улице города… прямо на самой битком забитой милицией и улыбчивыми иностранцами главной улице города… всего этого просто не могло происходить!.. Кто-то из посетителей вякнул и получил кулаком в недожеванный обед. На стол капнула кровь. У нападающих были страшные лысые головы и сосредоточенные лица… и в руках они сжимали толстенные металлические прутья… на набитые кулаки у них были накручены солдатские ремни, бляхами наружу… так что «макдоналдсовские» девушки все-таки перестали улыбаться и предпочли присесть на корточки… попытались оказаться как можно дальше оттого, что просто не могло происходить в их привычном и улыбчивом мире.

Все продолжалось от силы четыре минуты. Ну, может быть, шесть. За это время они успели нанести «Макдоналдсу» ущерб на сумму в четверть миллиона рублей. Разгромлено и перебито было все, до чего можно было дотянуться, — а потом нападавшие вдруг исчезли. И звуки моментально вернулись.

Плакали дети. Под ногами хрустело стекло. Разбитые окна. Разбитые прилавки. Чьи-то разбитые очки. Разом вернулось очень много разных звуков.

2

А еще до «Макдоналдса» был Сытный рынок. Там случился реальный погром: громко орали женщины, на грязный пол сыпались помидоры, а продавцы помидоров, петляя и прикрывая головы руками, пытались вырваться из окруженного здания рынка и тем спасти себе жизнь, да только из здания было невозможно вырваться, потому что в каждую дверь и даже в каждое окно перли бритоголовые парни с перекошенными рожами и каждый из парней сжимал в побелевшем кулаке железный штырь, а носатые смуглокожие люди один за другим падали на пол, и из их пробитых голов текла кровь… хотя, возможно, это был просто сок из раздавленных помидоров. А потом наконец приехал ОМОН.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Когда приехал ОМОН, все бросились врассыпную. Большую часть погромщиков прихватить успели, но, как оказалось, это были совсем не те, кто нам нужен.

Погром на Сытном рынке выглядел как стихийный протест масс. Типа «Сколько можно терпеть?! Бей черных!». И толпа повалила… Но когда мы начали в этом деле копаться, то вдруг уперлись в то, что стихийный протест был тщательно организован. Причем к получасовой акции людям было не лень готовиться несколько недель подряд.

Мы спрашиваем задержанных:

— Кто конкретно решил громить рынок?

Они только глаза таращат и мычат:

— Какие-то парни… Пришли, предложили… А раньше мы их никого не видели…

— Вообще никогда? Как же вы познакомились?

— Ну, они подъехали. Всех завели, громче всех орали. А потом — как в воздухе растворились.

— Что они орали?

— Эй, пацаны, — говорят, — чего без дела маетесь? Айда черных рихтовать!

Ясно, что какие-то грамотные парни для прикрытия подписали к крупной акции местную гопоту. Система была грамотная. Когда всех начинают винтить, организаторы просто исчезают. Прежде они уже несколько раз репетировали отход и четко понимают, куда бежать и что делать. Подходы, отходы, разбегания, прилегающие проходные дворы — все это организаторы погрома тщательно изучили. А местные олухи отбывают в милицию. Гопота — она и есть гопота. Ее удел получать сроки за то, что случайно оказался в неподходящем месте.

И так несколько раз подряд: задержанные есть, а что толку? Ни единой зацепки за организаторов! Ни имен, ни даже кличек тех, кто все это организовал на самом деле.

3

И наконец (уже в марте 2004-го) в метро был сброшен под поезд гражданин Сирии Бадави Абдулкадир.

В тот день проходил футбольный матч «Зенит» — «Ротор». Если вам интересно, «Зенит» выиграл 2:0. Охрипшие фанаты стали разъезжаться со стадиона «Петровский». Одна из групп добралась до станции метро «Невский проспект». Там-то все и произошло.

Газеты потом писали, будто наткнувшись на сирийцев, фанаты без лишних разговоров схватили одного из них за руки, за ноги и, раскачав, зашвырнули под прибывающий поезд. Читатели газет ежились от ужаса. На самом деле все было не так, хотя результат от этого совсем не изменился. Жизнь двадцатиоднолетнего сирийского студента в тот вечер действительно закончилась под металлическими колесами поезда.

Вместе с двумя приятелями Бадави Абдулкадир сидел на скамейке. Сирийцы ждали поезд. Но дождались только того, что их окружили сразу пятнадцать бритоголовых парней в черных куртках и с «зенитовскими» шарфами. Удар прямо в лицо, и первый приятель падает на пол. Второй сириец вскакивает, пытается бежать — и тоже падает. Несколько парней начинают прыгать на его спине. Бадави, прикрывая голову локтем, вскакивает, делает шаг в сторону… кто-то невидимый бьет его ногой в грудь… он делает еще шаг, но бежать некуда… тесный мир наполнен больными ударами… каждый из ударов нацелен в его гудящую голову… он делает еще шаг, платформа кончается, и он летит вниз. На скорости сорок пять километров в час из тоннеля выезжает поезд. Тело сирийского студента перемолотило так, что экспертам потом было нечего исследовать. Непонятно даже — то ли парня сразу убило током, то ли (как уверяли некоторые свидетели) он все-таки вскочил и пытался выбраться назад на платформу. Скрип железных колес о рельсы и грохот налетающих друг на друга вагонов были слышны даже на соседней станции «Гостиный двор». А к месту драки со всех четырех эскалаторов уже бежали метрополитеновские охранники и милиция.

4

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Я уже несколько лет ловил и сажал бритоголовых. Но до случая с сирийцем у меня было ощущение, будто все это — моя личная маленькая война. И никому, кроме меня, это неинтересно. А той весной все наконец изменилось. Резонансу дела был по-настоящему громкий.

Убийство сирийца стало первым из громких убийств того года. К лету убийства и нападения пошли чуть ли не еженедельно. Но раздавленный колесами поезда студент был первым.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Этот парень оказался то ли сыном, то ли племянником какого-то важного дипломата. Шкуру тогда спустили со всех, кто занимался молодежным экстремизмом. Работа началась круглосуточная и без выходных. Зато через какое-то время нам удалось найти свидетеля, который сообщил, что в избиении участвовали парни с кличками Комар и Лягуха. А непосредственно спихнул сирийца под поезд человек по кличке Вольтрон.

Все трое были нам известны. Раньше парни состояли в «Шульц-88», но по тому делу приземлить их не удалось. Может быть, подумал я, получится что-нибудь сделать с ними хоть сейчас?

Самый интересный из них — Вольтрон. С детства он был футбольным фанатом и ездил на выезды. Где-то по пьяни попал под поезд, и ему отрезало ногу. Полез переходить пути не в том месте и не успел отскочить. Говорят, скрип железных колес о рельсы и грохот налетающих друг на друга вагонов были слышны даже на соседней станции. Нормально? Двадцать лет, а уже без ноги! Сперва Вольтрон, конечно, жестко забухал, но потом взялся за себя. Постепенно научился ходить с протезом. Занялся спортом. Много тренировался и теперь мог не только засветить своей колобахой кому-нибудь в лоб, но даже стал членом молодежной сборной страны по футболу среди инвалидов.

При этом он как носил свастики, так и продолжал их носить. Когда-то Вольтрон был членом бригады «Toten Kopf». Потом Муху, который был у них за лидера, посадили и бригада развалилась. Вольтрон полностью сосредоточился на футболе и какое-то время в поле моего зрения не попадал. А теперь свидетель мне говорит:

— Я видел, как сирийца под поезд отправил Вольтрон.

— Ты точно видел? Своими глазами?

— Точно-точно! Вот этими самыми!

Нам что? Есть показания — будем задерживать. Едем, берем Вольтрона, но он сразу заявляет:

— Никого я не толкал! Бить — да! Признаю — прыгнул. Но под поезд точно не толкал!

— Странно было бы, если б ты вдруг сам на себя стал вешать убийство!

— Да нет! Вы не понимаете! Тут ошибка какая-то! Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО его не толкал.

— Да? А вот оформлять тебя мы будем именно за это.

— Оформляйте. Но имейте в виду: это несправедливо!

Я тогда ему сказал:

— Знаешь, Вольтрон, я нее курсе, ты его толкал или нет. Но не тебе говорить о справедливости. Доказать в суде оперативную информацию я, конечно, не смогу. Но косяков на тебе — целая куча! Я точно знаю, когда и сколько раз ты в метро бил негров. И не только негров. И не только в метро. Пусть там нет ни заявы, ни свидетелей — но эпизоды-то есть, понимаешь? Так что насчет справедливости — давай не будем. Если сейчас тебя свидетели оговаривают — может быть, это и незаконно. Но уж точно справедливо! Потому что когда-то ты ведь должен расплатиться и за свои старые грешки, доказать которые я никогда не смогу. Понимаешь?

Впрочем, скоро выяснилось, что толкнул сирийца все-таки совсем другой парень. Через два месяца Вольтрон вышел на свободу. Просить за него тогда приезжал президент их спортивного клуба. У меня все-таки была надежда Вольтрона приземлить. Кроме сирийца на нем были еще кое-какие грабежи. Но пока я занимался другими делами, в одной из следственных бригад дело по грабежам просто потерялось. Я несколько раз к ним приезжал, просил: ну что вы делаете, а? Но — дело потерялось, следователь уволился, концов не найти. Не знаю, кому именно там заплатили, но жалко до сих пор. Можно было бы хоть за это его посадить.

5

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

В метро я к тому времени уже давно не работал. Убийство сирийца интересовало меня постольку-поскольку. Там работало УВД метрополитена, и они с самого начала успели кого-то задержать. То есть расклад у них был. Поэтому я не стал мешаться в том деле, а занялся своими задержанными. Помимо Вольтрона оставались еще Лягуха и Комар.

Лягуху мы сняли прямо с квартиры. А Комар хоть и не был объявлен в розыск, но дома все равно не жил, прятался по знакомым. Но не мог же он вообще никогда не появляться в собственной квартире, правильно? Мы дождались, пока Комар заскочил переодеться, вошли к нему в адрес и тихо взяли. Он начал было упираться и что-то качать, но мы ему объяснили: ты зачем так разговариваешь? Хочешь, чтобы тебе вообще плохо было?

Именно от этих двоих я впервые узнал о том, что в городе появилась новая бригада. Называется «Mad Crowd» («Бешеная толпа»), а главными там мои старые знакомые: Леша СВР и Дима Кислый.

Когда я услышал эти имена, то даже заулыбался. Как все-таки приятно встретить давних друзей!

Еще в самом начале двухтысячных, когда Шульц формировал самый первый состав своей бригады, у него было два ближайших кореша: СВР и Кислый. Я с этими ребятами впервые столкнулся на деле об избиении танзанийцев. Эти парни исповедовали очень жесткий национализм. Вернее, их взгляды даже национализмом назвать сложно. Это была какая-то тотальная ненависть, которая в результате сожгла им мозг.

Чем занимаются обычные скинхеды? Мочат черных и бегают от ментов. Кислому и СВР это было уже неинтересно. Они пошли куда дальше. Эти парни считали, что черные (хоть негры, хоть хачи) — это не причина, а следствие. Дело вообще не в них! Дело в Системе. До тех пор, пока мы живем под властью оккупационного режима, ничего не изменится. Бороться надо не за чистоту улиц, а за изменение политической ситуации в стране.

С Шульцем эти двое расстались еще несколько лет назад. Когда стало ясно, что другим лидерам рядом с Шульцем места не будет, из бригады они ушли. Вместе с ними ушли и еще несколько серьезных ребят. Помыкавшись какое-то время, они прибились к компании футбольных фанатов, которые назвали себя «Mad Crowd» — «Бешеная толпа».

Первым на футбольных фанатов вышел Руслан Мельник. Раньше он тоже состоял в «Шульц-88». Вместе с Шульцем он пытался объединить все бригады города. А потом Шульца мы приземлили и бритые головы расползлись по маленьким кружкам и группировочкам.

Мельник приходил то к одним, то к другим, а потом наткнулся на фанатов. И стал перетаскивать туда старых знакомых из «Шульц-88». Первое время бить черных среди этой публики было не принято. Ребята в основном ходили на футбол, пили пиво и мочили фанатов других клубов. Но уже к 2004-му все изменилось. Постепенно сам Мельник занял в «Mad Crowd» место лидера, а Кислый и СВР стали кем-то вроде бригадных идеологов. И пока Мельник тренировал бойцов, эти двое наладили выпуск языческого журнала «Гнев Перуна», в котором на простых примерах объясняли, зачем именно им всем нужны тренировки.

Дело в том (объясняли читателю), что слабый вряд ли решится на ненависть. Ненависть — это ведь довольно опасное оружие. Пользоваться им может лишь тот, кто по-настоящему силен.

В этом мире ты всегда получаешь то, что отдал. Именно потому слабаки и делятся любовью: надеются, что и мир ответит им тем же самым. Но нам, язычникам, распятый Бог слабаков не указ. Христианская любовь делает из человека скота — нашим оружием станет ненависть. Эту жизнь мы обустроим по собственному усмотрению. Сами станем решать, что зло, а что благо.

Сильный может с улыбкой бить миру прямо под дых. Мир, конечно же, попытается дать сдачи — да только что нам, сильным, его потуги? Будь сильным и бей сколько хочешь! Тому, кто бьет лучше других, ответный удар не страшен.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

«Mad Crowd» очень быстро стала главной бригадой города. Отметелить случайно встреченного чурку — это был уже не ее уровень. Бригада бралась за серьезные задачи: погромы рынков и кафе. Организация массовых беспорядков. Позже появились и еще более серьезные проекты.

Скоро о «Mad Crowd» мне говорили уже со всех сторон. Что-то больно уж резво начала новая бригада, подумал я. Пора искать там источник. Не скажу, что это было просто, но через какое-то время нашелсятаки паренек, начавший давать по этой бригаде расклад.

Когда он начал говорить, мы просто рты пораскрывали. И атака на Сытный рынок, и погром в «Макдоналдсе» до сих пор висели глухарями. Ну то есть вообще никаких зацепок. А тут выясняется, что это — как раз их рук дело. Дан был расклад и еще по нескольким эпизодам. Но главное, источник сообщил: после концерта группы «Коловрат» где-то за городом эти парни убили гастарбайтера.

Убили? Не представляешь, как я обрадовался. Тут уж точно никто не скажет, будто это детские шалости. Если есть труп, значит, людей все-таки удастся приземлить. И я начал искать труп.

 

7. Кафе «Три ступеньки» (август 2003-го)

К концу 2003-го стало ясно: место «Шульц-88» заняла новая, куда более резвая бригада. Теперь все только и говорили, что о «Mad Crowd».

«Отправив все материалы по Шульцу в суд, — рассказывал оперативник, — за новую бригаду взялся и я. Рука была уже набита. Таких громких задержаний, как с „Шульц-88", на этот раз не было, да они были и не нужны. По мере накопления материала мы по одному брали подозреваемых, снимали показания, проверяли полученную информацию, ездили на места преступлений, оформляли материалы, возбуждали дела… И постепенно картина с „Mad Crowd" становилась все более и более понятной».

1

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Я хватался за любую информацию. Мне нужен был хоть какой-то эпизод, за который можно было бы зацепиться и довести «Mad Crowd» до суда.

— Вспоминай! — тормошил я свидетелей. — Вспоминай все, что было! Любую информацию! Самые незначительные эпизоды!

Свидетели вспоминали. Большинство случаев были бесперспективны. Но некоторые я фиксировал, чтобы потом проверить. Например, несколько месяцев назад (сообщали мне) «Mad Crowd» провели нападение на кафе, где собираются азербайджанцы. План там был разработан хитрый.

Сперва в кафе влетел паренек с газовым пистолетом в руке.

— Ненавижу вас, суки черножопые! — крикнул он, выстрелил из пистолета в воздух, развернулся и убежал.

Как могли среагировать азербайджанцы? Разумеется, они завелись, все побросали и гурьбой бросились в погоню. Они забежали за угол, а там с бейсбольными битами в руках уже стояла вся остальная бригада. Кто-то из азербайджанцев успел сбежать. А кто не успел — огреб по полной. Нападающие пинками загнали их назад в кафе и, прежде чем исчезнуть, даже успели что-то поджечь.

— Где конкретно это было? Место можешь показать?

— Не могу.

— Ну хоть в общих чертах?

— Кафе называется «Три ступеньки»… или не «Три ступеньки»?.. в общем, это неподалеку от станции метро «Ломоносовская»… Там, короче, найдете…

Я приезжаю на «Ломоносовскую». Выхожу из метро, оглядываюсь: где искать это кафе? Ни по каким базам и справочникам оно не числится. Куда идти — непонятно. Я стал спрашивать прохожих:

— Не подскажете, где здесь кафе «Три ступеньки»? Никто не знает. Сперва я просто обошел станцию по кругу. Потом взял радиус побольше. Иду и у людей через одного спрашиваю:

— Вы не знаете, где здесь кафе «Три ступеньки»? Люди пожимают плечами:

— Хрен его знает. Нет тут такого кафе.

Наконец один парень вспомнил:

— Это вроде на улице Седова. «Три ступеньки»? Ну да! На Седова! Идите вон туда, а там спросите.

Я иду на улицу Седова. Снова у всех спрашиваю. А потом смотрю: действительно три ступенечки, а над ними вывеска: «Кафе». Захожу — и понимаю, почему прохожие не могли это заведение вспомнить. Помещение метров пять в длину. В углу — два игровых автомата, а с другой стороны еще и продовольственный магазинчик.

Спрашиваю у продавцов:

— Это кафе «Три ступеньки»?

— Сейчас уже нет: название сменилось. Но раньше мы назывались именно так.

— Упф! Здорово! А вот такой-то здесь работает?

— Да вы что! Он давно на родину в Азербайджан уехал.

— Да?

— Конечно! У нас у всех есть регистрация. Нелегальных мигрантов на работу мы не принимаем.

— Тогда мне нужен ваш хозяин.

Мне дают его телефон. Я звоню. Там снимают трубку и с диким акцентом говорят: «Алё». Я объясняю, что приехал из милиции и нужно срочно встретиться.

— Какие проблемы? С участковым у нас все в порядке.

— Я не участковый. Я из отдела по борьбе с экстремизмом. Приезжай.

— Сейчас не могу, поверишь?

— Тебе по буквам повторить, где я работаю? Если не приедешь прямо сейчас, к тебе приеду я. И тебе не понравится.

— Мне квартиру ремонтируют. Прямо сейчас должны прийти, дверь новую поставить.

Я понемногу начал злиться:

— Не вынуждай меня звонить в СОБР и к ебеням выносить твою новую дверь, хорошо? Просто приезжай. Мне действительно нужно с тобой поговорить.

В конце концов он приехал. Машина «лексус», улыбка в золотых зубах. Ясно, что местный авторитет, хоть и очень маленький.

— Что случилось? У меня все в порядке. С участковым дружим.

— Мне пофиг, с кем ты дружишь. Я нес проверкой к тебе приехал. У тебя вот эти люди работали?

— Работали. Год назад уволились.

— Что же делать? Мне нужен терпила. Ты уж, будь добреньким, отыщи мне пострадавшего, ладно?

Когда он наконец сообразил, чего от него хотят, то в общем сделал все, что мог. Долго качал головой и говорил, что скинхеды — это плохо. Что его братья очень от них страдают. Хотя было ясно, что сам-то он, со своим «лексусом», ни от кого не страдает.

2

У милиционеров появился первый эпизод, в котором был потерпевший. Не ахти что, но для начала годилось. В крайнем случае в суд можно было идти и с этим.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Но первоочередной задачей тогда, конечно, было найти труп. Мы приезжаем в подразделение, на территории которого совершено преступление. Те говорят: концерт был, а трупа не было.

— Как это не было? Нам подсвечивают, что у вас тут черного завалили, а вы говорите: «Не было»!

Материалы по тому вечеру искали долго. В конце концов нашли телефонограмму. Правда, там говорилось совсем не об убийстве, но в целом случай был очень похож. Трупа действительно не было — пострадавшего выписали из больницы уже через день.

Ну хорошо — нет трупа, давайте зацепимся хотя бы за избиение. Продолжаю искать материалы, но материалов по избиению тоже нет. Есть исходящий номер: после проверки материалы направлены в соседнее территориальное подразделение.

Еду к соседям. Снова роюсь в бумагах. А там, как выясняется, уже другим исходящим номером, материалы направлены обратно.

— Черт возьми! — думаю я. — Да что ж это у них тут творится-то, а? Само преступление было совершено на пограничной территории — ровно посередине между двумя территориальными отделениями милиции. Вешать на себя глухарь ни тем, ни другим не хотелось. Поэтому дело футболили, сколько могли.

Пострадавшего вызывают в отдел, привозят на место и спрашивают:

— Тебя где били? Здесь?

— Ну, не знаю… Если вам надо, то давайте напишем, что здесь.

Они оформляют материал, отправляют соседям, а тем это тоже на хер не нужно. Они опять дергают этого черного:

— Ты чего, блин, понаписал? Вспоминай давай — били-то тебя скорее всего вот здесь, да?

— Ну, не знаю… Если вам надо, то давайте напишем, что здесь.

С тех пор прошло уже несколько месяцев. Делом никто так и не занялся. А главное, теперь было совершенно непонятно, где искать самого потерпевшего. Ясно, что он был незаконным мигрантом, у которого ни регистрации, ни вида на жительство… Но я все-таки его нашел. Подключил диаспору, побегал, но нашел.

К тому времени он уже ничего не хотел:

— Что вам сказать? Где меня били? Я уже устал объяснять! Где покажете, там и подпишу!

Я перерыл все архивы в обоих отделениях, я стоптал две пары ботинок, но все-таки отыскал материалы. Причем по ходу я выяснил, что избитых в тот вечер было аж двое. Возвращаясь с концерта, парни сперва отлупили одного кавказца, а потом (уже на платформе) — второго.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Происходило это на платформе Александровка неподалеку от Царского Села. Там расположен небольшой концертный зальчик. В тот вечер там играли «Банды Москвы» и группа «Сварог». В городе концерт решили не светить, провести как можно дальше от людных мест. В тот вечер в Александровку съехались лучшие люди, а главными там были, разумеется, «Mad Crowd».

Когда концерт закончился, все гурьбой пошли к платформе. По дороге сперва жестко отрихтовали одного черного, а на платформе встретили второго. Его отпиздили так, что он не мог пошевелиться, и после этого запихали в дырку между электричкой и краем платформы. Буквально втиснули его в этот крошечный зазор, а потом еще и прыгали на его спине — вбивали поглубже.

Не погиб он только потому, что машинист в зеркало заднего вида обратил внимание на толпу и не стал давать газ. Если бы электричка сдвинулась бы сантиметров на десять, человека бы просто расплющило. Естественно, участвовали в этом не только люди из «Mad Crowd». Но затеяли все именно они.

3

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Итого через несколько месяцев работы по «Mad Crowd» у нас уже было три эпизода. Во-первых, нападение на кафе, а во-вторых, двое избитых гастарбайтеров в Александровке. Теоретически предъявить можно было еще погромы в «Макдоналдсе» и на Сытном рынке. То есть коллекция вроде бы неплохая, но только на первый взгляд. Проблема состояла в том, что ни по одному эпизоду у нас не было конкретного подозреваемого. Ни единой конкретной фамилии, которая указывала на совершение того или иного преступления.

— Кто конкретно пихал черного под поезд? — спрашивал я.

— Все пихали.

— Ну а был кто-то, кто особенно усердствовал?

— Да нет. Все усердствовали одинаково.

Я снова и снова перечитывал материалы. Искал, за что бы тут зацепиться. Мне нужен был человек, который паровозиком потащил бы за собой остальных. В конце концов сосредоточиться я решил на случае, имевшем место еще в октябре 2002 года.

Суть там была банальна: ребята прыгнули на двух китайских туристов. Те спустились в метро и шли по платформе. На них налетела толпа подростков. Китайцев жестко рихтуют, а одному еще и наносят удар шилом. Китайцы в больнице, подростки разбежались.

Впервые это дело попало мне в руки, еще когда я работал в метро. Тогда это был полный глухарь. Опознать кого-либо из нападавших иностранцы никогда не могут. Тем более китайцы — для них мы все на одно лицо. Свидетелей из числа прохожих тоже, как правило, не находится. И тут (спустя год) находится человек, готовый все это дело подсветить.

— На станции метро «Достоевская» мы прыгнули на узкоглазых, — говорил он. — И Паша Псих ткнул одного из них шилом.

С Пашей Психом я познакомился, еще занимаясь бригадой «Шульц-88». Но тогда он соскочил. В тот раз на него не было вообще никаких показаний. Я знал, что числится за ним многое, и мне очень хотелось его притянуть — но было не за что… А тут находится человек, который подробно рассказывает: да, Паша попырял китайца шилом. Вот сюда и вот сюда. Он воткнул в верещащего узкоглазого шило и потом всем подряд этим хвастался.

Я сразу понял: это судьба! На этот раз Паша все-таки приплыл.

4

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Оперативные материалы ложатся на стол следователю. Выписываются ордера, и во время обыска мы изымаем интересную видеозапись. С тех пор ее успели покрутить уже по всем телеканалам. Но тогда для нас это был просто бесценный подарок.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Камеру в руках держал Руслан Мельник — лидер «Mad Crowd». Он настраивал резкость, давал отмашку, а сам снимал, как бойцы валтузят тех, на кого он укажет.

Первый эпизод на пленке был снят в тот же день, когда «крауды» прыгнули на китайцев, но на несколько часов раньше этого. Видно: ребята выходят на улицу, идут, видят — впереди черный. Мельник командует:

— Приготовились!.. Погодите… тут что-то заело… А! Вот теперь нормально!.. Погнали!

Они бегут, нагоняют этого черного, бьют — а тот оказывается русским.

Парни смотрят на него, спрашивают:

— Ты чего, мужик, русский, что ли?

Тот сопли вытирает, кивает — да, мол, русский. А вы что думали?

— Ну тогда извини, дружище. Ошибочка вышла.

Дальше они с этой камерой спускаются в метро. Во время таких рейдов у них была определенная тактика. Человек семь, наиболее крепких, должны были непосредственно пиздить жертву, а остальные их прикрывать. Мало ли — добропорядочные граждане встрянут. Или появится мент. Что делать в таких случаях, Мельник со своими бойцами детально отрабатывал и подолгу репетировал. Его бригада в этом смысле была, наверное, самая подготовленная в городе.

На станции метро «Маяковская» они прямо в вагоне отоваривают каких-то чурок. А потом доезжают до «Достоевской» и там на платформе встречают китайцев. Все это Мельник снимает. Если бы запись сохранилась, то больше никаких доказательств мне и искать бы не пришлось: прокрутили бы пленку в суде, и все дела. Но этот эпизод Мельник успел затереть. Русский чувак, которому досталось по ошибке, на кассете есть. И даже кусочек чурок в вагоне — тоже есть. А вот китайцы полностью стерты.

Что мне остается делать? Я по одному вызываю людей и начинаю показывать им сохранившиеся фрагменты записи.

— Видели? — спрашиваю я. — Замечательная запись, не так ли? Дальше показывать или сами помните, в какой день все это снято? Что было с китайцами, тоже помните? Ну и прекрасно! Потому что китайцы на этой кассете сняты в полный рост и ваши лица там видны тоже неплохо. Кердык вам, братцы.

Братцы начинают обильно потеть и понимают, что им и в самом деле кердык.

— Колоться будем? — спрашиваю я.

— Будем.

Сперва колется один, потом второй… постепенно передо мной встает вся картина в деталях. Можно проводить задержания.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

После нападения китайцы были допрошены и уехали на родину. Но материалы остались. И там был очень важный расклад: китайцы четко перечисляли, в какой последовательности все происходило.

В протоколе значилось:

— Мой друг Сунь Хрен B-Чай пытался бежать. Но на него набросились сразу двое нападавших. Они ударили его по лицу, а когда Сунь Хрен упал, один из нападавших нанес ему удар шилом в область почек.

А теперь свидетели мне рассказывали:

— Мы прыгнули на узкоглазых. Один рыпнуся бежать, но Псих орет: «Куда, сука?!» Мы его ебнули, он упал мордой в пол. И Псих ткнул его шилом куда-то выше задницы.

Сходится? Сходится! Даже в деталях! Значит, речь идет не о разных эпизодах, а об одном и том же. И можно обойтись без опознания. Все, Психа можно закрывать.

5

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Я установил три адреса, где он мог отлеживаться: прописка, адрес одного его родственника и адрес бабушки. Туда приезжали сотрудники, провели обыски, но ничего не нашли. Позже выяснилось, что все это время Псих жил на квартире у своей бабы. Он нужен был мне в следственном изоляторе — на свободе колоть его было нереально. Но задержать его нам очень долго не удавалось.

Тогда я решил поступить просто: прислал ему повестку. Я был уверен, что он поведется. В прошлый раз (по делу «Шульц-88») он умудрился соскочить и теперь наверняка надеялся, что все тоже обойдется. Если ему и дадут срок, то условный. А до суда он планировал походить под подпиской.

Он должен был прийти. И он пришел.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Псих понимал, что если он не явится по повестке, то его могут закрыть. Так что в назначенное время он сидел у меня в кабинете. В аккуратном костюмчике и с собственным адвокатом.

— А чего? Я никого не бил, ничего такого за мной нет. С Шульцем раньше мы были просто приятели. В деятельности его я не участвовал. А теперь и вообще чист.

Думаю: ладно-ладно. Посмотрим, насколько ты чист. Для начала следак закрывает его на двое суток.

Адвокат ему советует:

— Все нормально. Поводов для беспокойства нет. Через двое суток ты выйдешь.

Но после этих двух суток Пашу везут в суд. Адвокат опять успокаивает:

— Не парься. Что они тебе предъявят? Разумеется, никакой санкции на арест судья не даст.

А его хоп — и арестовывают. Адвокат немного сдулся, но все равно стоит на своем:

— Максимум — полгода. Потом тебя все равно выпустят. Потому что преступление нетяжкое.

Но проходит полгода, и мы вменяем ему тяжкую статью. Помимо хулиганства предъявляем ему статью «Покушение на убийство». Понятно, что по большому счету доказать это в суде мы бы не смогли. Но с другой стороны: он шилом китайца бил? Бил! Куда бил? В жизненно важные органы: в почки и в легкие! А что это, как не покушение на убийство?

О том, что Псих бил шилом, расклад давали все. Но сам Псих это полностью отрицал. И тут адвокат зачесался уже всерьез:

— А знаешь что, Паша? Придется нам это признавать. Потому как показания, что бил именно ты, у них есть. И что там было на самом деле, уже не важно — это, считай, эпизод доказанный. Что остается? Либо ты признаешь, что бил, но без умысла на убийство, просто с целью причинить страдание. Либо можно не признавать — но тогда судья вправе считать, что ты своего китайца и на самом деле собирался убить. Как бы, Паша, не впаяла она тебе лет этак семь!

Паша надо всем этом подумал и согласился: да, он бил. Но разумеется, безо всякого умысла. Убивать китайца у него и в мыслях не было!

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Это, в общем-то, всех устраивало. Вину он признал, а на что-то большее мы и не рассчитывали. Потом, уже после того как все закончилось, я как-то с ним разговаривал.

— Блин! — говорил мне Паша. — Самое обидное, что все это я уже год назад к ебеням закинул и заниматься стал совсем другими вещами. Я заканчивал вуз, впереди была взрослая жизнь. Думать нужно было о том, где я теперь стану работать и как там все дальше сложится. А тут вылезает эта хрень! О тех китайцах я и думать-то давно перестал. Но то, что было, все равно меня достало. Аж через несколько лет. Не представляете, как обидно!

В детстве жизнь всегда кажется немножко волшебной. Ты учишься ходить… а потом читать… а потом читать уже порножурнальчики… но даже на этой стадии у тебя все равно сохраняется вера, что ничего совсем уж страшного не произойдет. Потому что где-то есть сила, которая тебя защитит. И только позже ты понимаешь: на самом-то деле жизнь похожа не на чудесную сказку, а на расставленные в длинный ряд квадратики домино. Тронь первый — и по цепочке посыплются все. Простая причинно-следственная связь. Ты бьешь шилом незнакомого китайца, а мир бьет в лицо тебе. Где есть удар, там будет и отдача.

Обидно не это. Обидно то, что китайца бил один парень, а отдача настигла совсем другого. За прошедшее время ты повзрослел, изменился и перестал быть тем, кто шилом бьет незнакомых китайцев. Пусть с этим предыдущим парнем у тебя одинаковое имя и одинаковый адрес, но ты уже не он! Ты давно забыл, что когда-то был им… и именно в этот момент отдача все-таки проявляется.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Думаю, он не врал. После эпизода с китайцами Психу меня действительно нигде не проходил и ни в одной акции не участвовал. К тому времени он заканчивал юридический факультет Северо-Западной Академии госслужбы при Президенте России. Дальше путь у него был ясный: либо государственный чиновник, либо юрисконсульт в очень приличной компании. В любом случае перспективы неплохие. А вместо этого — такая фигня, что Паша по скинхедской статье поехал на поселение.

6

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Полгода весь наш отдел пахал что есть мочи. Зато к осени 2004-го дело было полностью готово к отправке в суд. Все члены «Mad Crowd» были у меня на подписке, а Психа удалось даже закрыть. Все здорово. Газеты писали, что очередное экстремистское сообщество скоро получит по заслугам.

Взять тогда не удалось только самую верхушку бригады. Лидер «Mad Crowd» Руслан Мельник сбежал сразу, как только мы начали прихватывать его ребят. Его объявили в федеральный розыск. Прятались и двое их идеологов — Леша СВР и Кислый. Вернее, СВР иногда все-таки приходил по повестке, а вот Кислый всерьез решил лечь на дно. Где их всех теперь искать, было непонятно, но никто по этому поводу особенно и не парился.

Если бы этих троих тогда удалось приземлить, то скорее всего дальше ничего бы и не было. Куча народу осталась бы в живых… Но после того как мы определили в суд почти весь основной состав «Mad Crowd», не скрою, появилась небольшая эйфория. На этом фоне трое беглецов особенной проблемой не выглядели. Казалось, что история, в принципе, подходит к концу. Вот сейчас мы разгребем текущие дела и этих троих тоже закроем. Кто знал, что все получится так, как получилось? Тогда, в 2004-м, никому и в голову не могло прийти, что дело не окончено, а только начинается…

 

8. Переулок Бойцова, дом 4 (февраль 2004-го)

9 февраля 2004 года в 21:16 на пульт дежурного «03» поступило сообщение: во дворе дома № 4 в переулке Бойцова неизвестные напали на мужчину и двоих детей. Жертвы избиты и ранены ножами. Преступники скрылись.

Через девять минут реанимационно-хирургическая бригада была на месте. Врачи обнаружили троих пострадавших: уроженца Таджикистана Юнуса Султонова, его племянника и дочь Хуршеду.

Пострадавшие были в очень плохом состоянии. А девочка к моменту приезда «скорой» уже умерла.

1

Суд по делу «Шульц-88» все тянулся… и тянулся… и никак не мог кончиться. А с осени к нему добавился еще и процесс «Mad Crowd». Иногда заседания шли прямо в один день. На Красноармейской судили тех, кого накрыли прошлой осенью, а на набережной Фонтанки — тех, кого вычислили к нынешней весне. И там и там — тощие лысые двадцатилетние подсудимые.

Шульц сидел уже больше двух лет и конца всему этому видно не было. Ни с того ни с сего было принято решение о его психиатрическом освидетельствовании. Врачи долго изучали психику подсудимого, но все же признали ее вполне в рамках. Ко времени следующего заседания заболела судья. Слушание перенесли аж на два месяца. Потом, в тот момент, когда вынесению приговора ничто вроде бы уже не мешало, вдруг обнаружилось, что у «шульцевского» адвоката фальшивая лицензия. Суд принял решение в этом вопросе разобраться. Выяснилось, что лицензия настоящая, но за это время истек срок давности каких-то там экспертиз. И все началось по новой.

Когда-то, в прошлой жизни, казалось, будто ненависть даст им крылья. Поможет жить подлинной жизнью. Обострит нюх, и опасность они почувствуют заранее. Но ненависть ничего не дала и ничего не обострила. Они не знали, что сядут, не собирались и не хотели садиться. А потом все-таки сели. Из бесстрашных белых воинов превратились в тощих бритых подсудимых.

У них была цель, и все (черт возьми!) должно было получиться. А теперь они просто сидели по камерам, и каждый новый день ничем не отличался от предыдущего. Жить теперь было трудно и неинтересно. А впереди скорее всего была еще колония. Где еще труднее, еще неинтереснее и главное — очень долго.

По делу «Mad Crowd» к ответственности было привлечено шесть человек. Причем Пашу Психа оперативники 18-го отдела УБОП отправили в «Кресты», и надежды, что он выйдет оттуда до суда, не было никакой. А по делу «Шульц-88» обвинение было предъявлено только пятерым обвиняемым, зато арестованных было целых двое. Помимо самого Шульца в изоляторе содержался еще и парень по кличке Алекс.

Почти каждое судебное заседание начиналось с того, что адвокаты интересовались: нельзя ли отпустить Алекса под подписку о невыезде? Нельзя, — отвечала судья. Но почему? — удивлялись адвокаты. Остальные обвиняемые находятся под подпиской и аккуратно приходят в суд. Почему нельзя отпустить так же и Алекса? Разговор окончен, — стучала молотком по столу судья и переходила к следующему вопросу. В изменении меры пресечения Алексу было в очередной раз отказано.

На судебном заседании 9 февраля 2004 года весь этот диалог повторился опять. Все было, как и в прошлые разы, даже в деталях. Алекс будет сидеть и дальше, — опять постановила судья. А через три часа после того, как заседание было окончено, на пульт дежурного «03» поступило сообщение: прямо под окнами 18-го отдела группа неизвестных атаковала таджикскую семью. Есть убитые.

2

То, что газеты обожают писать о нападениях на детей, выяснилось почти случайно. Можно сколько угодно лупить взрослых негритосов — и всем будет наплевать. Но если пострадает ребенок, об этом напишут все и на первых полосах. Так уж устроена нынешняя пресса.

Выяснилось это случайно… но запомнилось крепко.

Сперва, еще в 2003-м, в Петербург из Германии приехала делегация курдских беженцев. Члены делегации собирались поучаствовать в Российско-Германском культурном диалоге. Патронировали мероприятие Президент РФ и Федеральный канцлер Германии.

В состав курдской делегации входило и несколько детей. Утром 20 апреля они решили съездить погулять: Петропавловская крепость, набережные Невы, Зоопарк… Откуда им было знать, что 20 апреля — неподходящий день для таких прогулок? Доехать им удалось только до станции метро «Горьковская». Там они встретили нескольких молодых людей, а те в честь дня рождения Гитлера хлопнули пива уже с утра… и теперь искали, чем бы развлечься… а тут как раз курды…

Инцидент имел резонанс. О событии отписали все городские газеты и несколько федеральных. Парни, избившие курдских детей, были задержаны уже через неделю. И все это не могло не казаться странным. Последние лет двадцать на гитлеровский день рождения по носу получают десятки пассажиров метро. Никто и никогда не пишет об этом в газетах. Но как только пострадали дети, газеты встрепенулись и журналисты наточили свои острые перья… Эту их слабую сторону просто нельзя было не использовать.

Спустя месяц в Петербург из Таджикистана прибыл огромный табор профессиональных нищих «люли». Несколько сотен не говорящих по-русски людей в экзотических одеждах. Чтобы было понятнее, газеты потом называли этот народ «узбекскими цыганами», но на самом деле люли — не совсем цыгане. Этнографы уточняли: это члены одной из низших индийских каст, бежавших черт знает когда из Индии в Среднюю Азию, принявших там ислам и приблизительно со времен Тамерлана занимающихся профессиональным нищенством.

Дворик, где была убита Хуршеда

Появление люли вызвало в городе шок. За одно утро женщины в пестрых паранджах вдруг появились у каждой станции метро. И не только метро. Ты идешь где-нибудь возле Адмиралтейства и вдруг упираешься взглядом в совершенно голого и почти чернокожего какающего ребенка, рядом с которым прямо на земле сидит его мать с сережкой в носу и с вытянутой рукой.

В 2002-м люли приехали в город на разведку. Месячный рейд показал, что петербуржцы платят куда лучше ташкентцев и лишь немного хуже москвичей. Зато и такой дикой милиции, как в Москве, здесь тоже нет. В 2003-м табор перебрался в город целиком и Петербург вдруг стал напоминать Дели.

Люли обосновались неподалеку от железнодорожной станции Дачное. Зрелище было настолько экзотичным, что экскурсионные автобусы, едущие в Петергоф, специально делали здесь небольшую остановочку. Депутаты городского Законодательного собрания провели срочное заседание на тему, что со всей этой «тысячью и одной ночью» делать?

Решение принято так и не было. В Дачное, к тамошним цыганским баронам, хотели было отправить уполномоченных для ведения переговоров, но найти добровольцев, готовых съездить к не говорящим по-русски азиатским нищим, тоже не удалось.

Запаниковавших депутатов можно понять. Россия всегда была очень однородной страной. У нас любые меньшинства — это временное недоразумение. Американцы, слепившие свое государство из тысячи меньшинств, могут сколько угодно кричать о политкорректности и о том, что меньшинства тоже имеют право на существование. В России ценность политкорректности равна нулю. Наша страна — это одно огромное большинство.

Всего век назад 98 % русских жили в деревнях. А там правила просты: если ты не хочешь становиться таким, как все, то придется тебе, дружище, поискать другое место жительства. К началу XXI столетия русские деревни давно опустели, но никуда не делся склад мысли. Июли должны уехать… этот город не их, а наш… так считали журналисты… так считали депутаты Законодательного собрания… могли ли считать иначе те, кто жил неподалеку от железнодорожной станции Дачное?

3

Самое удобное место проведения досуга в любом окраинном микрорайоне — это детский садик. Фасадом на проспект выходят девятиэтажные блочные дома. А у них в тылу обязательно прячется огороженная забором, заросшая чахлыми кустами территория детского садика. Часам к шести детей разберут и на территории можно выпить пивка. Или просто посидеть с приятелями. Соседи не вызовут милицию, да и пописать в кустах, допив пиво, по-любому удобнее, чем тыркаться по парадным.

21 сентября около 18:00 в детском садике № 11 на проспекте Народного Ополчения несколько несовершеннолетних жителей прилегающих домов распивали алкогольные напитки. Вернее, к 18:00 все свои напитки парни уже допили. Денег продолжить не было, а просто так сидеть тоже не хотелось. Дойдя до магазина «Пятерочка», молодые люди заметили там двух совсем молоденьких женщин-люли. Те покупали продукты. К спинам у обоих женщин были привязаны дети: пяти и шести лет.

Молодые люди вооружились кольями, железными палками, ножом и топором. Женщины вышли из магазина и направились в сторону табора. Нападающие, спрятавшись в кустах, подождали, пока те подойдут поближе, выскочили и начали их избивать. Бить топором и прутьями старались по головам и спинам, к которым были привязаны дети. Когда вмешались прохожие, парни побросали колья и убежали.

Позже следователи спросят одного из задержанных:

— Ты же вроде из приличной семьи. Зачем поперся в табор-то?

Парень ответит:

— Мы уже допили и сидеть в садике было скучно. Все пошли мочить хачей — ну и я пошел.

«Скорая» развезла женщин по больницам. Те выжили, а дети — нет. Пятилетняя Нилуфар Сангбоева скончалась на месте: перелом основания черепа. Шестилетняя Сахина Явонова, по слухам, умерла позже, уже после того, как люли уехали из Петербурга.

Вычислить убийц было несложно. Первые задержанные появились уже через пару дней. Трое парней: двоим по семнадцать лет, один на год младше. Идейными националистами никто из них не был. Так, дворовая шпана. Шесть классов образования на всех, на учете в милиции: грабежи, кражи, драки район на район… Парень, который рассматривался как главный подозреваемый, как-то повздорил с пьяным милиционером, и тот из пистолета ранил его в живот, за что вроде бы получил пять лет условно, а парень месяц пролежал в больнице.

Жители петербургского центра редко интересуются тем, что творится на окраинах. Так же, как жители московского, парижского и нью-йоркского центров. Люди, получившие худо-бедно приличное образование и имеющие зарплату втрое выше прожиточного минимума, предпочитают не знать о том, как живут все остальные. И разумеется, их не интересовали подробности происходящих на окраине города драк. Такие драки там происходят ежедневно, с утра до вечера, и газеты никогда о них не пишут… но теперь в Дачном погиб ребенок. Горожане очень плохо отреагировали на появление люли, но убивать детей?..

Чем более жестоким будет преступление, тем охотнее о нем напишут газеты. Те, кто следил за публикациями в прессе, могли делать свои собственные выводы. Спустя полгода после убийства детей в Дачном на пульт дежурного «03» поступил звонок: практически прямо под окнами 18-го отдела УБОП нападению подверглись тридцатипятилетний таджик, его дочь и племянник.

4

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

В тот день мы проводили рейды по общежитиям. Ходили, вычисляли незаконных мигрантов. Длилось все это до поздней ночи, а потом я вдруг почувствовал, что заболеваю. Мне даже ребята сказали: шел бы ты домой, а то хреново выглядишь. Я сел в метро, еду — голова раскалывается, все суставы ломает. Но только отъехал, звонит шеф:

— В переулке Бойцова только что убили пятилетнюю девочку.

— А мы-то при чем?

— Девочка — таджичка. Многочисленные ножевые ранения и удары арматурой.

— Ясно. Мне приезжать?

— Сам-то как думаешь?

Я приехал, а сам уже вообще никакой. Посмотрел, что там, на Бойцова, творится, и сразу понял: домой сегодня доехать не светит.

Работа на месте происшествия шла всю ночь и закончилась только к полудню следующего дня. На экспертизу было увезено вообще все, что удалось найти во дворе. Пластиковый стаканчик… Старые битые бутылки… Несколько мешков мусора… Картина происшествия была ясна. Да только что толку, если и на этот раз опять не было никаких соображений насчет того, кто и зачем ножом убил ребенка?

Тем вечером рабочий рынка Юнус Султанов водил детей на каток. Коньков у таджиков не было, да и кататься они не умели. Дети просто смотрели на то, как катаются другие, а потом Юнус повел их домой. Они вышли из Юсуповского садика, прошли по Садовой и свернули во дворы. Детей Юнус держал за руки.

В Петербург семья Султановых перебралась несколько лет назад. Юнус устроился рабочим на рынок, получил официальную регистрацию, снял для семьи комнату. Небольшую, зато в центре. Располагалась она совсем рядом с катком. Чтобы срезать угол, он решил пройти не по Садовой, а через проходной двор. Там-то все и произошло.

Его без предупреждения ударили бейсбольной битой по голове. Он выпустил ладони детей и, оседая, схватился за затылок. Когда он упал, его ударили по голове еще несколько раз. Подняться Юнус больше не смог. Мальчика тоже начали бить, и он тоже упал, но когда стало понятно, что дядя больше не поднимется и не сможет их защитить, одиннадцатилетний Алабир, словно маленькое животное, извернулся, заперебирал руками, сумел прокатиться между топчущимися взрослыми ботинками и закатился под припаркованную машину. Его пытались, как крысу, выгнать оттуда железной палкой, но он замер и отлежался. Пальцами держался за асфальт и ждал… Скоро наверху все стало тихо. Те, кто на них напал, ушли. Он все еще лежал. Закрыв глаза и впившись в черный асфальт. Он слышал только свое оглушительное дыхание: вдох… небольшая пауза… выдох.

Его девятилетнюю двоюродную сестру звали Хуршеда. Сперва она кричала, но когда ее папа очнулся, — уже нет. Юнус взял ее на руки. У дочки были закрытые глаза. Больше она не дышала. Отец отнес ее домой — когда на них напали, до дому им оставалось дойти от силы метров пятнадцать. Как вызвал «скорую», он не помнит. Врачи приехали через девять минут и увезли племянника в детскую больницу имени Раухфуса. А осмотрев девочку, констатировали смерть.

На теле девятилетней Хуршеды медики насчитали одиннадцать ножевых ранений. Вся грудь, весь живот, несколько ран в правую руку, которой она сперва пыталась защищаться, а также синяки от ударов ногами, цепями и битами. Даже если бы медики приехали не через девять минут, а спустя мгновение, делать им тут все равно было бы нечего.

5

Первые публикации об убийстве ребенка успели появиться прямо вечером 9 февраля. А уже на следующий день портреты Хуршеды Султановой появились на первых полосах всех газет. Если тот, кто ее убил, хотел стать звездой, то своей цели он добился.

Среднеазиатские люли все-таки очень неприятные типы. Кроме того, никто и никогда не видел фотографий убитых в Дачном девочек. А фотографию Хуршеды в течение следующих нескольких месяцев успели увидеть все. Черноголовый улыбчивый ребенок. Видно, что снимали на каком-то семейном празднике. Хуршеда в малиновом национальном платье стоит и улыбается в камеру. Рядом видна ее мама, тоже улыбающаяся. У обеих на щеках ямочки. У мамы ямочки почти не видны, зато у дочери видны отлично! Белые зубы, аккуратно причесанные волосы, малиновое платье и главное — эти ямочки на щеках… Рассмотрев фотографию в газете, губернатор города Валентина Матвиенко распорядилась коротко: «Достать из-под земли. Поймать и показательно судить».

Пожилой профессор Гиренко был, как в дурацком боевике, застрелен прямо через запертую дверь. Сирийский студент встретил жуткую гибель под визжащими металлическими колесами метро. Но первым по-настоящему громким убийством стала смерть Хуршеды. Когда убивают девочку с такими ямочками на щеках, кто останется равнодушным?

Равнодушным не остался никто. К вечеру полномочный представитель Президента РФ по Северо-Западному федеральному округу провел закрытое совещание с представителями силовых структур региона. С совещания представители выходили бледными, а чтобы бледность эта подольше зафиксировалась на их лицах, еще через день петербургские милиционеры были вызваны в Москву непосредственно к и. о. министра внутренних дел России Рашиду Нургалиеву. Вопрос об убитом ребенке был взят в министерстве на особый контроль.

— Активизировать оперативно-разыскные мероприятия. В случае необходимости — привлекать сотрудников других правоохранительных органов. Но убийц ребенка найти. Все ясно?

— Так точно, товарищ и. о. министра внутренних дел!

— Есть какие-нибудь вопросы? Уточнения?

— Никак нет, товарищ и. о. министра внутренних дел!

Долгий взгляд темных глаз. Долгая пауза. И. о. министра внутренних дел России Рашиду Нургалиеву не нужно было объяснять, почему неизвестные подростки решили убить девочку по имени Хуршеда Султанова. Петербургское милицейское начальство сидело за столом с максимально выпрямленной осанкой. Так, чтобы было ясно: в каком-то смысле они даже и не сидят за столом, а все-таки немного стоят.

— Ну тогда действуйте. Отчитываться по данному делу будете лично.

— Разрешите идти, товарищ министр внутренних дел?

— Идите.

Теперь не найти убийц было просто невозможно.

 

9. Скверик за площадью Льва Толстого (февраль 2004-го - май 2005-го)

Между убийством Хуршеды и моментом, когда убийцы предстали перед судом, прошло пятнадцать месяцев. Это были самые трудные, самые сумасшедшие месяцы во всей этой истории.

Никто не понимал, чем же все закончится. Потому что закончиться могло действительно чем угодно.

1

До убийства Хуршеды представители власти ни разу не комментировали преступления против иностранцев. Выходки окраинных хулиганов того не заслуживали. Достаточно было, что этим занималась милиция. А теперь на тему высказались и губернатор, и городской прокурор, и дюжина депутатов, и даже представитель Президента Российской Федерации. Казалось, что уж после этого-то с уличной преступностью будет покончено… Правда, казалось так совсем недолго.

После того как погибла Хуршеда, работать оперативникам стало легче. Раньше каждую санкцию на арест следователям приходилось вытаскивать из судей клещами. Чтобы арестовать всего одного подозреваемого, они исписывали чуть ли не центнер бумаг. Теперь подозреваемых закрывали сразу по пятнадцать человек… а ситуация все равно не менялась.

На окраине города девушка зашла в 24-часовой магазин купить себе баночку джин-тоника, повздорила со стоящим в очереди китайцем, расплакалась и пожаловалась на обидчика проходившим мимо паренькам. Китайцу вправили мозги и всей компанией отправились в «Кресты». Но уже на следующий день газеты писали: «В метро избит очередной иностранец. Десять ножевых ранений. Подозреваемых нет».

По тихой улочке в центре студент из Конго шел с русской подружкой. На скамейке в скверике пили пиво молодые люди из прилегающего двора.

— Ты чего, сука, с русской бабой ходишь?

Вспышка по ту сторону век. Словно замедленный кадр — летящий прямо в лицо ботинок. Стук пульса в ушах. Конголезец очнулся в реанимации, а недопившие пиво обидчики — в следственном изоляторе. Но уже на следующий день газеты писали: «В метро избит очередной иностранец. Десять ножевых ранений. Подозреваемых нет».

Это было все равно что бороться с агентом Смитом во второй «Матрице»: чем сильнее ты бьешь, тем больше получаешь в ответ. Милиционеры не успевали докладывать о задержанных по одному делу, как им уже приходилось открывать три новых. Тот год был действительно сумасшедшим.

Сперва всем казалось, что проблема не очень серьезная. Да, иногда у нас дерутся на улицах, но ведь справиться с этим можно, не так ли? Однако просто врезать нерусскому прохожему по носу к середине двухтысячных это уже был давно пройденный этап. Иностранцев теперь убивали. И что самое неприятное — чем дальше, тем чаще.

Почти сразу после убийства Хуршеды в двух шагах от станции метро «Площадь Восстания» посреди бела дня были атакованы двое африканских студентов. У одного на теле потом насчитали больше дюжины дырок от ножа. Второму (выжившему) нападающие пытались отрезать уши:

— Они хотели меня изуродовать. Они били меня в двух шагах от Невского проспекта. И никто не вмешался. Все боялись, и только эти парни не боялись ничего. Они били меня не торопясь и совершенно спокойно. Если бы они хотели, то запросто могли бы меня добить, но этого им было мало. Они хотели изувечить меня, отрезать мне уши, надругаться… Им хотелось показать свою власть.

Спустя еще неделю, 16 февраля 2004 года, возле студенческого общежития Медицинской академии имени Мечникова был убит студент из Маврикия. Его звали Атиш Кумар Рамгулам. Он возвращался домой, но немного не дошел до дверей общежития: дюжина ножевых ранений. В горло, грудь, спину и вообще везде, где только возможно.

Особого внимания к случившемуся постарались не привлекать. Не та была в городе обстановка, чтобы кричать еще об одном убитом чернокожем, а кроме того, возможно, это и в самом деле было банальное ограбление. Приятели убитого говорили потом, что вся общага слышала, как, стоя над трупом, нападающие скандировали: «России — русский порядок!», но по-русски все эти студенты говорили не очень, могли и ослышаться, так что внимания к происшествию постарались все-таки не привлекать.

Времена, когда бригада «Шульц-88» объединяла чуть ли не всех опасных парней города, теперь казались рождественской сказкой. Если в городе творится что-то не то — всегда знаешь, где искать концы. Но Шульца посадили… а потом взялись и за его приятелей из «Mad Crowd»… и парни разбежались. Вместо одной большой бригады по городу теперь бродит несколько десятков крошечных. Как со всеми ними управишься? Чтобы внедрить информаторов в каждую, не хватит ни сотрудников, ни денег.

Впервые в истории милиция почти официально признала: справиться с ситуацией она не в состоянии. В городе происходило что-то, с чем привычными методами было вообще не совладать. И иностранным студентам было предложено перейти на казарменное положение. Городская администрация пообещала благоустроить территории студенческих городков таким образом, чтобы за окружающую решетку студентам выходить бы и не пришлось.

— Там будут концертные залы, кафе и кинотеатры. А охранять периметр будут специальные милицейские подразделения.

Через три недели после того, как был презентован этот проект, возле дома № 18 по улице Марата было найдено тело гражданина Северной Кореи Ким Хен Ика. Следы долгих избиений, десять ножевых дырок в теле. Утром горожане пошли на работу, а посреди тротуара лежит зарезанный сорокадвухлетний мужчина. В центре города. Прямо поперек тротуара. Кореец жил в Москве, а в Петербург заскочил на пару дней: погулять по городу, полюбоваться на замерзшую Неву и Дворцовую площадь. Потом купил билет обратно, пешком по плохо освещенной улице Марата отправился к Московскому вокзалу — и не дошел. Патологоанатомы потом объясняли: били Ким Хен Ика долго, а резать начали, уже когда он больше не мог подняться.

— Может, все-таки ограбление? — с надеждой спрашивало у экспертов начальство.

— Во внутреннем кармане у убитого лежало около одиннадцати тысяч долларов США. Никто даже не поленился его обыскать. Какое тут на фиг ограбление…

Специальные милицейские подразделения не помогли и тут. Похоже, те, кто в этой игре двигал белыми фигурами, были уверены: нужно просто немного поднажать — и все получится! Проявить твердость и уверенно идти к поставленной цели — и мир они переделают на свой лад.

2

К осени дела стали совсем плохи. Вечером 13 октября 2004 года на углу улиц Рентгена и Льва Толстого был зарезан вьетнамский студент By Ань Туан. На здании напротив висела камера наружного наблюдения. Как все происходило, на этот раз милиционерам удалось посмотреть в режиме реального времени.

Приблизительно без пяти десять вечера. По улице Льва Толстого шагает двадцатилетний вьетнамец. Он приехал в Петербург всего несколько месяцев назад. В тот вечер By Ань Туана пригласили на день рождения в общежитие, где жил его товарищ. Вечеринка закончилась, и молодой человек шел по направлению к станции метро «Петроградская».

Приблизительно без четырех минут десять. По противоположной стороне улицы навстречу студенту двигается большая компания молодых людей. Один из них видит вьетнамца и, вскинув руку, показывает на него остальным. Все вместе бегом переходят на другую сторону. Завидев их, By Ань Туан разворачивается и начинает убегать. Настигнув его, первый из нападающих в прыжке бьет вьетнамца ногой по спине. Тот удерживает равновесие, продолжает бежать — и исчезает за границами кадра.

О дальнейшем оперативникам рассказывала свидетельница, проходившая мимо. By Ань Туан пронесся мимо нее приблизительно без трех минут десять. Он бежал по направлению к общежитию. Может быть, надеялся укрыться за дверями… или что там ему кто-нибудь поможет… возможно, уже в этот момент вьетнамец был ранен. За ним молча неслись одетые в черное подростки. Женщине они показались совсем детьми: лет по четырнадцать. Все происходящее видело довольно много прохожих. Но вмешаться никто из них не рискнул.

Возле пересечения с улицей Рентгена толпа догнала вьетнамца. На ходу ударив ногой, первый бежавший сбил-таки By Ань Туана с ног. Вьетнамец упал. Паренек наклонился над ним и семь раз подряд ударил его ножом в лицо и горло. Следующий подбежавший сжимал в руках заточенную отвертку. Ею он также четыре раза подряд ударил студента в грудь и лицо. Всего экспертиза насчитает потом тридцать семь колото-резаных ран и шесть трещин в черепе. Это кто-то из тех, что подбежали попозже, стал с размаху бить вьетнамца залитой свинцом пряжкой армейского ремня.

Без двух минут десять подростки разбежались. Женщина, видевшая все это, подошла поближе и наклонилась над By Ань Туаном. Выглядел он так страшно, что трогать его руками она не решилась. Вьетнамец сумел еще сам перевернуться на спину, и сказал женщине, как его зовут. А потом умер.

3

Милиция подъехала меньше чем через полчаса. Женщину допросили, а остальные свидетели к тому времени уже разошлись. Все было точно так же, как и в прошлые разы. Официальные лица бодрыми голосами опять обещали раскрыть преступление (в прошлые разы они тоже обещали…). Следственная группа опять работала на месте преступления всю ночь и на экспертизу опять были отправлены все найденные в районе пивные бутылки (ясно, что потом обнаруженные на них отпечатки никуда не пойдут…) По квартирам окрестных домов опять отправились оперативники, которым предстояло провести стопроцентный опрос жителей (и выслушать невообразимое количество бреда… абсолютно бессмысленного вранья…). Из ближайших кафе и пивнушек в отделение опять свезли всех, более или менее подходящих по возрасту и внешнему виду подростков (а значит, скоро в отделение примчатся и разъяренные родители…).

В десять утра пресс-секретарь Управления отрапортует в подъехавшие телекамеры: картина преступления полностью ясна. КАК все произошло, нам уже известно (неизвестно только, КТО это сделал… и совершенно не хочется представлять ЗАЧЕМ…).

Несмотря на то что тон у пресс-секретаря был бодр, спустя всего три недели ровно на том же самом месте по тому же самому сценарию были атакованы еще два идущих из общаги иностранных студента. Снова движущаяся им навстречу толпа подростков… снова вскинутая рука «Вон они!», и все бросаются в погоню… снова бегущие по улице Рентгена жертвы и настигающие их охотники с заточенными отвертками наперевес… Правда, в этот раз прохожие вмешались. Двое мужчин крикнули: «Что вы делаете?!» и подошли поближе. Этого хватило: подростки просто разбежались. Студенты-африканцы выжили. Всю ночь работать на том же самом месте происшествия милиции не пришлось.

Все это теперь скорее утомляло, чем интересовало всерьез. Когда убили девятилетнюю девочку, был действительно шок. Когда зарезали третьего негра за четыре месяца, в новостях даже не стали об этом упоминать. Негров продолжали убивать, милиция продолжала делать вид, будто со дня на день кого-то поймает, а верить, будто когда-нибудь убийц и вправду предъявят публике, все давно перестали.

Пятнадцать месяцев — восемь трупов. И около пятидесяти нападений. Все они проходили в разное время и в разных (часто противоположных) концах города. Но если попробовать выстроить их в один ряд, то картина выходила очень странная.

12 марта. Прокуратура делает заявление: убийцы Хуршеды Султановой вычислены и скоро предстанут перед судом. На следующий день под поезд в метро сбрасывают сирийца Абдулкадира Бадави.

8 сентября. Дело Хуршеды передают в суд. 9 сентября неизвестные убивают студента из Конго Ролана Эпоссака.

13 октября. В суд передают дело о нападении на женщин-люли в Дачном. На следующий день убивают вьетнамца By Ань Туана.

21 октября. Окончание слушаний по делу «Mad Crowd». В тот же вечер в разных концах города избиты несколько иностранцев. Без трупов в тот раз обошлось почти случайно.

Что все это, черт возьми, означает? В городе действует законспирированная организация? Невидимый стратег взмахом руки отправляет на ночные улицы сотни бойцов? Оперативники всех городских антиэкстремистских отделов и так и этак раскладывали сводки о происшествиях, но никакого другого вывода на ум не приходило. Это могло показаться паранойей, но по всему выходило: за несколькими десятками нападений стоит кто-то один.

Прежде что-то подобное милиционеры видели только в иностранных кино. Да и там это не казалось очень уж правдоподобным. А теперь за пятнадцать месяцев они имели восемь нераскрытых убийств, и как на все это реагировать, было совершенно непонятно.

4

После убийства вьетнамца о том, что милиция неспособна справиться с ситуацией, говорили уже по всем телеканалам. Немецкий журнал «Focus» опубликовал большой материал, озаглавленный «Петербург признает свое поражение». Несколько сотен митингующих негров и китайцев каждый день стояли прямо у Смольного, почти под окнами губернатора. Все ждали нового громкого убийства, и казалось, что хуже, чем сейчас, быть уже просто не может.

Зато в суд наконец было передано дело убийц Хуршеды Султоновой. Если публике хотелось результатов, то вот они. Следствие шло пятнадцать месяцев, а теперь наконец закончилось. Даже не пытаясь скрыть довольных улыбок, милицейское начальство объясняло: преступников невозможно по первому требованию достать из рукавов. Но уж если они обещали раскрыть убийство девочки, то обещание свое непременно исполнят.

На задержание убийц Хуршеды были брошены все наличные силы: от участковых до сотрудников специализированных отделов. В радиусе нескольких кварталов от места преступления был совершен поквартирный обход всех до единого домов. Через три дня у следствия уже был фоторобот одного из нападавших.

С этой мутной карточкой, изображавшей тощего подростка в вязаной шапочке, милиционеры пошли по школам.

— У вас в учебном заведении скинхеды есть? — спрашивали они у директоров школ.

— Есть! Есть! — радостно кивали те и диктовали данные всех нарушителей учебной дисциплины, даже если у нарушителей были волосы длиннее, чем по пояс.

Всего было проверено девяносто семь школ. И все места массового скопления молодежи. Следователи переговорили с четырьмя тысячами местных жителей. В результате еще через неделю появились первые задержанные. Правда, позже выяснилось, что эти молодые люди никакого отношения к убийству девочки не имели, а всего лишь громили надгробья на еврейском кладбище. Тем не менее следствие потихоньку двигалось.

Еще через месяц городская газета «Смена» написала, что убийцы Хуршеды давно арестованы. А публике их не предъявляют только потому, что все они — дети высокопоставленных спецслужбистов и госчиновников. У одного дядя — чуть ли не генерал ФСБ. Понятно, что при таком раскладе дело скорее всего спустят на тормозах.

«Данная информация не соответствует действительности, — оправдывались в ГУВД. — Подозреваемые в деле действительно появились. Но родственников сотрудников органов среди них нет».

Когда дело было наконец передано в суд, оказалось, что родственников там действительно не было. Шестеро подростков от четырнадцати до семнадцати лет. Неблагополучные семьи, конфликты с учителями. Один из нападавших вообще учился в спецшколе для трудновоспитуемых. Чтобы поиметь хоть какие-то карманные деньги, члены этой компании отнимали мобильные телефоны у приезжающих в Апраксин двор за покупками подростков. Какой уж тут дядя из ФСБ?

В суд дело было передано еще в мае 2004-го. Но потом его дважды отправляли на доследствие. Предварительные слушания состоялись только в сентябре. Главный подозреваемый сразу же ходатайствовал, чтобы его дело рассматривал суд присяжных. На отбор восемнадцати присяжных (двенадцати основных и шести запасных) ушло еще два месяца. К ноябрю слушания наконец начались, и первое, что сделали все подсудимые, — отказались от данных во время следствия показаний.

Прокурора это если и задело, то не сильно. Прокурор в своей позиции был уверен. Обвинительное заключение гласило: «В день убийства подсудимые распивали спиртные напитки в Юсуповском саду. К ним обратились трое неустановленных лиц, которые начали подстрекать их к нападению на лиц неславянских национальностей. Вооружившись бейсбольными битами, подсудимые все вместе напали на возвращавшуюся с катка таджикскую семью…» Каждый пункт этого заключения был подкреплен свидетельскими показаниями и разнообразными уликами.

Больше всего присяжных удивили фигурирующие в деле бейсбольные биты. Подростки собрались в садике выпить пива… а потом отправились убивать таджиков, и в руках у них тут же появляются бейсбольные биты. Откуда? Штука-то редкая. В кино такие иногда показывают, но многие ли видели биту в жизни? Откуда в тот вечер у пьющих в садике подростков появились целых три бейсбольных биты, а?

— Биты были принесены неустановленными лицами. В деле об убийстве Хуршеды фигурируют «трое неустановленных лиц». Эти молодые люди приблизительно двадцати-двадцати двух лет появились неизвестно откуда и предложили подсудимым вместе напасть на семью Султановых. Биты у них были с собой. Возможно, и нож, которым были нанесены смертельные ранения, они также принесли с собой. В любом случае после нападения на Султановых эти трое бежали с места преступления не с остальными подсудимыми, а в другую сторону. И больше подсудимые никого из них не видели.

Той осенью в суды было отправлено сразу несколько похожих дел. Милиционеры успели выловить чуть ли не пятьдесят человек, замешанных в семи нападениях на иностранцев и гастарбайтеров. Теперь все они сели на скамью подсудимых и начали рассказывать одно и то же. В тот момент, когда пиво было допито, а чем еще заняться, никто не понимал, рядом появлялись «неустановленные лица». Они первыми предлагали устроить что-нибудь этакое. Доставали из рукавов странные штуки вроде бейсбольных бит или ножа-бабочки. А потом исчезали так умело, что заметить этого никто не успевал.

«Неустановленные лица» появлялись в каждом деле о нападениях на иностранцев. Может быть, одни и те же. Может быть, совершенно разные. Подростки не знали, чем заняться, и отправлялись в детский садик. Сотый раз подряд тоскливо пили свое пиво. А потом какие-то «незнакомые парни» предложили им пойти громить табор в Дачном. Или «трое парней, которых до этого никто не видел» указали на Султановых. «Пора мочить черных!» — кричали «какие-то ребята» перед тем, как все отправились на улицу Льва Толстого и зарезали By Ань Туана.

Потом приезжала милиция, и от детского садика все отправлялись в следственный изолятор. Из подозреваемых ребята быстро превращались в обвиняемых и получали свои «пять с половиной лет»… или «три года колонии-поселения»… а «неустановленные лица» так и оставались неустановленными.

Правда последнее время лица вдруг перестали появляться. После случая с вьетнамцем похожих акций не было почти полгода. И появилась надежда, что, может быть, самое тяжкое уже позади. Кто знает, что там могло приключиться с этим неустановленным лицом, а? Оно могло передумать или решило завязать… уехало в другой город или легло на дно… было зарезано в пьяной драке… Главное, что больше никто не появлялся неожиданно перед компанией распивающих пиво подростков и не предлагал:

— Что это вы, ребята, без дела маетесь? Айда черных рихтовать!

Никто не появлялся уже несколько месяцев. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, говорили милиционеры. Но может быть, ситуация наконец переломилась и больше эти лица уже не появятся?

5

Вердикт присяжных по делу Хуршеды был оглашен 22 марта. Двенадцать петербуржцев совещались больше пяти часов подряд и вынесли решение, которое поразило всех чуть ли не больше, чем само убийство девочки. Обвинение в убийстве было признано недоказанным. Подсудимые признаны виновными только в нападении из хулиганских соображений.

— Вот это да! — всплеснули руками тележурналисты. — Как это «не доказано»? Разве можно оправдать тех, кто убил девятилетнюю девочку?

— Нынешние цены на нефть, — сообщали зрителям телевизионные говорящие головы, — позволяют русским жить так, как захочется. А всю грязную работу передавать гастарбайтерам. Дома для нас построят таджики и молдаване. Фрукты привезут абхазцы и азербайджанцы. Улицы вылижут дворники-киргизы, а улыбчивые украинки со Староневского проспекта за недорого вылижут то, что вы всегда стеснялись предложить жене. Все эти приезжие — вовсе не люди, а голые функции. Готовые к употреблению руки, ноги и вагины. Нечто вроде машин. Древние рабовладельцы о своих говорящих орудиях хотя бы заботились. А мы просто высылаем их, попользовавшись, вон из страны. Иногда в новостях показывают последствия пожаров в гастарбайтерских бытовках. Каждый раз следователи даже не могут сосчитать: сколько же народу здесь заживо сгорело? Да и зачем считать, ведь скоро к нам приедут следующие желающие. Они готовы работать за копейки и безо всяких прав. А чтобы приезжие никогда не забывали, кто они такие, первыми в России их встречают бритоголовые. Крепкие парни, которых, если нужно, оправдает суд присяжных…

Депутаты городского Законодательного собрания, работники прокуратуры, федеральные чиновники и модные телеведущие один за другим появлялись на экране и повторяли одно и то же: если есть мертвый ребенок, то кто-то должен за это ответить. Вердикт необходимо пересмотреть!

Суд присяжных — штука в России еще более непривычная, чем бейсбольная бита. Первое, что всем пришло на ум: у нас такой суд просто не работает.

— Поручать подобные дела непрофессионалам все равно что доверять хирургическую операцию водителю трамвая. Приговор присяжных говорит только об одном: наше общество больно. Когда пришло время выбирать между двумя детьми (убитой таджичкой и съежившимся на скамье подсудимых русским пареньком), присяжные выбрали того, кто показался более своим. То есть русского. Девочку, конечно, жалко, но, в конце концов, этих таджиков сюда действительно никто не звал.

Между тем никакого другого вердикта исходя из предоставленных суду данных вынести присяжные и не могли. Судья задал им тридцать пять однозначно сформулированных вопросов. Присяжные дали на них тридцать пять ответов «Да» или «Нет». Любые сомнения (как и положено по закону) они трактовали в пользу обвиняемых. А дальше начиналась уже простая логика.

Смертельные ранения Хуршеде были нанесены ножом. На вдоль и поперек прочесанном месте преступления нож обнаружен не был. Значит, убийца унес его с собой. Скажем, сунул в карман. Но на одежде главного подозреваемого никаких следов крови обнаружено не было. Значит (по логике) нож с собой он не уносил. Есть сомнение? Есть! Что остается? Остается трактовать его в пользу обвиняемого! Каким может быть вердикт? Только оправдательным!

6

Газеты и телевизор продолжали возмущаться по поводу приговора. Но милиционерам было уже не до них. Через день после оглашения вердикта в сводках опять мелькнули «двое неустановленных лиц».

В субботу 25 марта девятилетняя мулатка Лилиан Сиссоку, возвращаясь с прогулки, зашла в подъезд своего дома на Лиговском проспекте. Папа Лилиан был родом из Мали, а мама — русская. То, что у девочки почти африканская внешность, в общем-то никогда не создавало ей проблем. Например, во дворе Лилиан гуляла всегда сама, а родители просто время от времени поглядывали на ребенка через окно.

В тот вечер отчим девочки заметил, что та попрощалась с подружками и направилась к парадной. Он ждал звонка в дверь, но звонка все не было. Заволновавшись, он открыл дверь и спустился на пару лестничных пролетов. Лилиан ничком лежала на ступенях, а вокруг расползалось пятно крови.

Ясно, что это была открыточка лично ментам. Те, кого вы ищите, все еще здесь. Невзирая ни на что, мы продолжаем свое дело, а как там дела у вас? Как позже установит следствие, девочку караулили. Те, кто на нее напал, сидели неподалеку на скамейке и ждали, пока она догуляет. Когда Лилиан зашла в парадную, следом за ней зашли двое молодых людей.

«А ты не знаешь, где живет Вася?» — спросил один.

Лилиан не поняла вопроса, задрала голову — и получила удар стамеской в открывшуюся шею. А потом еще один… вернее, не один, а еще три… плюс один в висок. Фоторобот преступников составить так и не удалось. В материалах дела дальше они фигурировали как «неустановленные лица приблизительно двадцати или двадцати двух лет».

 

10. Отделение связи в Кировском районе (ноябрь 2005-го)

И все-таки сказать, что у следствия не было совсем никаких ниточек, тоже нельзя. Информацию собирали, проверяли и перепроверяли. Сотни сотрудников на протяжении очень долгого времени анализировали тысячи сводок. Беседовали с десятками информаторов. Составляли сотни рапортов и отчетов.

Этой части работы никогда не бывает видно. О ней вообще мало кто догадывается. Но только она рано или поздно и дает результаты.

В этой истории результаты тоже начали понемногу появляться. Очень медленно… гораздо медленнее, чем всем бы хотелось… но все-таки начали.

1

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Мне звонят и спрашивают: знаешь вот таких ребят? И называют две фамилии. Я говорю: одного вроде бы нет, а вот второго я пытался приземлить, когда скины пихали двух чурок под поезд в Александровке. А что?

— Ты не поверишь. Их вместе с Кислым чисто случайно тормознула патрульно-постовая служба. Просто внешний вид ребят не понравился и решили проверить документы. Кислый съебался, ушел через дворы, а этих двух взяли.

— И что?

— С собой у ребят был пистолет «ТТ». Патрон в стволе и, как утверждают, их повязали в момент, когда пацаны шли грабить почтовое отделение. Причем до этого они уже успели ограбить одно фотоателье и три почты.

— Как это «три почты»?!

— А вот так. Приезжай, сам все увидишь.

Вся эта история продолжалась уже несколько лет. Когда оперативники только начинали заниматься скинхедами, то почти ничего о них не знали. Но время шло, они учились на своих ошибках. А эти ребята — на своих.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Сперва был «Шульц-88». Для своего времени бригада была действительно № 1. Бодрые, энергичные, с четкой идеологией и строгой дисциплиной. За год они натворили больше, чем остальные бригады за всю жизнь. А потом пришли мы и всех поприземляли. Остатки «шульцов» перегруппировались и вошли в «Mad Crowd». Теперь они стали действовать совсем другими методами. От примитивного уличного хулиганства перешли к действительно серьезным акциям. Для прикрытия каждый раз подписывали местную гопоту, а сами растворялись в воздухе. Но потом пришел момент, когда мы приземлили и их. И тогда самые решительные создали совершенно новую структуру.

Главными там были Леша СВР и Дима Кислый. Между собой эти двое познакомились еще у Шульца — оба входили в самый первый состав его бригады. Оба — 1984 года рождения. То есть тогда им было лет по восемнадцать. Оба — очень упертые. Но по-человечески ничего общего между ними и не было.

Кислый жил в центре. Семья у него, в принципе, благополучная. Отец — бывший офицер милиции. Сам Кислый тоже пробовал учиться на юридическом факультете. Деньги в семье всегда были. А СВР родился на окраине. Никакого образования получать не пытался. И вообще рано остался сиротой. Сперва его воспитывала мать, но она умерла. Потом умерла и Лехина бабушка. Так что он остался вообще один.

Тем не менее эти двое сошлись. Из «Шульц-88» они вышли уже вместе и вместе же пришли в «Mad Crowd».

По статистике чуть ли не три четверти нынешних молодых россиян выросли в семьях с одним родителем. Проще говоря, они с самого детства понятия не имели, кто такой отец. Парней воспитывали мамы, а об отцах они узнавали только из книжек и из кино.

Проблема кажется не очень значительной. Мама — это ведь тоже очень неплохо. Но тот, кто вырос без отца, вряд ли сам станет относиться к детям как отец. Его никто не научил так относиться к людям. Да и сама идея, будто где-то у всех нас есть отец, покажется им смешной.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Главное, что интересовало парней, с которыми общались Кислый и СВР, сутра пораньше нарезаться пивом, попрыгать под группу «Коловрат», а после концерта запинать всех встречных черных. А эти двое алкоголь не пили принципиально. Занимались спортом. Общались с иностранными единомышленниками. Каждый раз анализировали свои ошибки. И постепенно они стали понимать: просто пиздить черных — это не метод. Система — вот действительно страшный враг. Куда более страшный, чем любые чурки.

Чурок победить несложно, а как ты победишь ментов, если они — тоже белые и тоже русские, но в отличие от тебя служат не белой идее, а оккупационному режиму? Чтобы добиться реальных результатов, нужно менять методы. Не ломать черепа неграм и хачам, а раскачивать лодку. Дестабилизировать ситуацию в стране. Чем хуже — тем лучше! Единственный способ изменить ситуацию — национальная революция. И парни начали готовить национальную революцию. Священную войну против всего мира.

Нынешние белые (типа нас с тобой) для них были таким же мусором, как и все остальные. Понятно, что негров и евреев надо в печь, но и девяносто процентов белых необходимо отправить туда же. Потому что это не люди, а просто мясо. В своем журнале «Гнев Перуна» Кислый как-то писал:

«Нам нужны не вы, а ваши дети. Это из них мы воспитаем новую расу. Потому что вас уже не переделать. Телевизор, семья, убогие развлечения, модная одежда, забитый холодильник… если это все, что интересует сегодня белых, то какие же они белые? Они — мясо и мусор. Белую расу необходимо создавать с нуля».

2

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Уже к 2004 году эти двое понимали: «крауды» — всего лишь клоунада. Конспирации никакой. Возможностей влиять на политику — никаких. Прыгнут на черного, попинают и разбегутся. Все это ерунда. Нужно убивать. Помногу и жестоко. Только тогда о тебе будут говорить. Напишут газеты и покажут по телевизору. Только тогда у власти почва уйдет из-под ног.

После того как у Лехи СВР умерли мама и бабушка, парень остался единственным владельцем сразу двух квартир. Одну квартиру он продал, а деньги пустил на дело: купил четыре карабина «Сайга» и рации для прослушивания милицейских радиоволн.

На обычных скинов эти двое смотрели теперь только с жалостью. Несколько месяцев они еще участвовали в «краудовских» акциях, но все это для них было теперь несерьезно. И они просто ушли. Причем из прежних «Mad Crowd» в новую структуру почти никого не взяли.

Всего за полгода они создали совершенно новую структуру. Не скинхедскую бригаду, а глубоко законспирированную и хорошо вооруженную революционную ячейку. Теперь они подбирали себе не бритоголовый молодняк, а совсем других людей. Газеты пишут, будто в их банде было много народу, но это вранье! Много людей было и не нужно. Пусть будет всего несколько человек — зато решительных и знающих, чего хотят.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Например, они всерьез занимались вопросами финансирования. Потому что если у тебя нет денег, то вся твоя революция — пустой звук. Когда деньги от проданной квартиры кончились, ребята решили грабить почтовые отделения на окраинах города. Во-первых, довольно безопасно. Работают только тетки, секьюрити нет, милиция когда еще приедет… А во-вторых, если подгадать момент, когда в отделение привозят пенсии, то сумму можно взять вполне приличную.

Выглядело это как «Криминальное чтиво». В горнолыжных масках, со стволами наперевес, они вваливали в помещение, щелкали затворами и орали: «Всем лежать-сосать! Бабки в мешок, кто рыпнется — завалю!»

Установить удалось четыре эпизода. Сколько их было всего — до сих пор неизвестно. Один раз они вломились в фотоателье и взяли там какие-то копейки. А в другой раз ограбили почту и унесли почти семь тысяч долларов. Что, в общем, для начала революционной деятельности уже неплохо.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

«Сперва их было шестеро, потом девять, а под конец вроде бы одиннадцать человек. Но сколько точно — это знали только сами руководители. У Шульца и в «Mad Crowd» все направо-налево хвастались подвигами. По большому счету именно на этом все они и сели. А здесь конспирация была настолько жесткая, что докопаться до правды невозможно даже сейчас, когда все кончилось.

Они собирали оружие. На обысках у них было изъято несколько стволов — и самодельных, и фабричных, и современных, и времен Второй мировой. Кислый умудрился сделать себе лицензию и мог вполне легально скупать охотничьи ружья и карабины. Ходили разговоры, что они занимались пиротехникой и готовили взрывы. Не знаю, насколько это правда, но все разрешенные для частного хранения виды оружия у них были. Парни всерьез готовились к затяжной партизанской войне.

А главное, эти двое меняли себя самих. Оружие и патроны вряд ли помогут в борьбе, если к ней не готов ты сам. Когда потом у Кислого будут проводиться обыски, то в его дневнике найдут запись:

«Убивать арбузников — бессмысленно. Все решат, будто это внутренние криминальные разборки самих черных. Нужно убивать иностранцев. Только это сегодня способно вызвать общественный резонанс. Нужно постоянно быть готовым к убийству».

3

Этот мир показался им несправедливым, неправильно устроенным. Да и кто скажет, будто нынешний мир по-настоящему хорош? Парни начали переделывать его на свой манер, а потом обнаружили, что дело даже и не в мире, а в Том, Кто этот мир устроил. И бороться нужно именно с Ним, ведь такая задача по плечу только подлинным героям.

Тот, кто в самом начале взялся обустроить этот мир, допустил множество ошибок. Зачем Он сделал так, что на свете есть разные люди? Чужие локти больно впиваются в бок… множество чужих ног наступает на твои собственные ноги. Тебя постоянно окружают ужасные чужие лица… которые не вызывают ничего, кроме раздражения. И обязательно придет момент, когда ты почувствуешь: в ушах опять пульсирует ненависть. Которая одна только и способна дать ответы на все вопросы.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Я занимался этой публикой уже несколько лет подряд. Я лично знаком практически с каждым, кто после 2001-го состоял в какой-либо серьезной скинхедской бригаде.

Кого-то из них я допрашивал. Кого-то арестовывал. Некоторых уговорил сотрудничать со следствием. И я могу сказать, что в личном общении все эти парни вовсе не одинаковы. Много среди них просто тупых. По некоторым видно, что лет через семь о своих собственных подростковых выходках они станут жалеть. Есть и неплохие ребята. Но эти двое, были какие-то совсем другие… на остальных не похожие. Особенно это относится к Кислому.

Я не знаю, каким этот парень был в самом начале. Но когда с ним познакомился я, концентрированная ненависть ко всему вокруг из него просто сочилась. Даже самые упертые всегда что-то любят: может, черных они и бьют, ну так хотя бы белых защищают. А Кислый умел только ненавидеть.

Я читал его дневник. Там через строчку — убей того, убей сего, убей мента, убей ребенка мента… ненавижу весь мир, ненавижу людей… Причем это не просто слова. Он вовсе не был тинейджером, начитавшимся неправильных книжек. Что-то не то у него внутри творилось.

С детства им говорили: мы все в состоянии относиться к другому человеку, как к брату. В каком-то смысле все мы и есть братья. Но другой человек может стать мне братом, только в одном случае: если у нас с ним один и тот же отец. А если никакого отца на свете и не существует, то все разговоры о братстве — пустой звук.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Один раз парни поехали осматривать место для очередной акции. Дело было у черта на рогах — на городской окраине вроде улицы Коллонтай. Они приехали — и к ним почти сразу доедались трое местных гопников. Типа, что-то ребята мы вас не знаем… да из какого вы района… да нам такие, как вы, здесь не нужны… и Кислый с Лехой их просто зарезали. Двое потом месяц провели в реанимации и выжили с трудом. А третьего Кислый искромсал просто в куски. Спасать там было уже нечего: больше пятидесяти дырок!

Свидетель рассказывал, что он бил его ножом, а тот хрипит, пытается руками прикрыться, выдавливает:

— Что ты делаешь, пацан? Ты же убьешь меня!

И, глядя ему в глаза, Кислый совершенно спокойно проговорил:

— А я и хочу тебя убить. Хочу, чтобы такого урода, как ты, никогда больше не было на свете!

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

Они были умные и начитанные парни. Не употребляли алкоголь, не курили и каждое утро пробегали минимум десять километров. И при этом они были абсолютными инвалидами. Потому что ненависть полностью высосала этим парням мозг.

 

11. Наземный вестибюль станции метро «Фрунзенская» (декабрь 2005-го)

А потом одно за другим произошли два события, после которых история вырулила-таки на финишную прямую.

Сперва 14 декабря 2005 года суд вынес приговор по делу «Mad Crowd». Все подсудимые получили реальные сроки. Даже те, кто находились под подпиской, отправились в колонию-поселение. А всего через три месяца после этого, 6 апреля 2006 года, неизвестный стрелок убил сенегальского студента Ланмпсара Самбу на 5-й Красноармейской. Ружье со свастикой и надписью «Власть белым!» круглые сутки показывали по телевизору, а для оперативников началась вообще круглосуточная работа.

1

Ланмпсар Самба был застрелен из помпового ружья ТОЗ-194. Эта модель была разработана лет десять назад для лесников и охотников. Рукоятка, как у револьвера, приклада нет. Ружье не самозарядное: чтобы перезарядить, нужно щелкнуть расположенным под стволом цевьем. Впрочем, из пяти заряженных в ружье патронов израсходован был один. Тот, что пробил череп парню из Сенегала.

Номер на ружье был забит, но кое-какие цифры разглядеть было возможно. Из особых примет на ружье имелись несколько надписей и треснувшая скоба, скрепленная двумя болтами. Надписи были нанесены буквально за день до выстрела, а вот трещина вполне прокатывала за особую примету.

Ружье было единственной зацепкой. И, потянув за эту ниточку, следствие все-таки вышло на стрелка.

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

Когда убили сенегальца, для всех отделов началась круглосуточная работа без отгулов и выходных. В тот день я тоже ушел с работы как обычно: в 23:30. Но едва отъехал от конторы, мне перезвонил начальник.

— Давай обратно. Установили, кому принадлежит ружье.

Я разворачиваюсь и еду обратно. В отделе сидит задержанный. Парня зовут Слава. Какое-то время тому назад он работал охранником в магазине детского питания «Здоровый малыш». А его сменщиком работал Леша по кличке СВР. Ребята подружились, и в результате Слава продал ствол новому знакомому.

— Слава, ты точно помнишь? Это точно был СВР?

— Да говорю вам: он!

К тому времени Леша уже сидел в Выборгской пересыльной тюрьме и ждал отправки в колонию-поселение. Он получил срок по делу группировки «Mad Crowd». Пока шел суд, Леша аккуратно являлся на заседания. Его приятели Мельник и Кислый предпочли скрыться, пустились в бега и были объявлены в международный розыск. А СВР прятаться не стал. Посещал все заседания, отвечал на вопросы судьи, получил свои три года и спокойно уехал в Выборг.

На следующий день после беседы со Славой с самого утра я еду в Выборг. К нам выводят Леху. Выглядел он теперь, как герой боевика категории «Би»: отрастил бороду, весь в татуировках «Арийское Братство»…

— О! — говорит, — какими судьбами?

— Здорово, Леха! Я тебе новый срок привез!

Он не спросил «За что?», он спросил «Зачем?».

— Как это, Леха, «зачем»? Ты ведь слышал, что сенегальца застрелили?

— Слышал. Телевизор у нас здесь есть.

— А о том, что нашли человека, которому принадлежит ружье, тоже слышал?

— Нет. Об этом по телевизору не говорили.

— Ну так я тебе вместо телевизора все расскажу. Ля-ля тополя… Жил да был паренек. Работал охранником в магазине «Здоровый малыш». Там он познакомился с еще одним охранником по имени Слава. И купил у него ружье. Понимаешь, о ком речь?

Он сидит, слушает. Отвечать мне не собирается.

— А я ведь, Леха, тебя имею в виду. Это из твоего ружья сенегальца застрелили.

— Ну и что? Я к тому времени уже сидел.

— А вот это, Леха, — фигня. Соучастие мы тебе вчинить все равно сможем.

— Какое соучастие? Я же в тот момент в «Крестах» был!

— Ну и что? Ружье-mo по-любому твое. Где гарантия, что все это не с твоей подачи случилось?

— Нет такой гарантии.

— Сам все понимаешь. Так что собирайся, поедешь обратно в «Кресты».

А нужно сказать, что в следственном изоляторе ему сиделось очень нелегко. В хате Леха сразу не очень правильно себя поставил и потом за это страдал. Бандосы ведь идейных не любят. Тем более таких, как СВР, — у него же вся кожа в свастиках. Так что ехать назад, туда, где его так сильно плющили, Леше очень не хотелось. Сразу было понятно: сидеть ему предстоит в то же самой камере и на этот раз плющить его будут еще сильнее.

— Слушайте, — засуетился он, — не надо «Крестов»…

— Не надо?

— Продал я ружье…

— Кому?

Уж как не хотелось ему признаваться, но пришлось:

— Ну да, все верно. Ружье я продал Кислому.

Я знал, что именно ему. Но все равно очень обрадовался. К Кислому сходились все ниточки. Хуршеду Султонову убили ровно в том дворе, где он был прописан. Практически под его окнами. И арестованные по делу о нападениях на почты указывали тоже на него. А теперь мы еще и точно знали, кто стрелял в сенегальца.

2

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Кислый и СВР были ближайшими приятелями. Но когда мы прихватили основной состав «Mad Crowd», Леха предпочел получить свои три года, отсидеть и потом выйти чистым, а Кислый пустился в бега. Он не являлся по повестке, не жил дома, и где его искать, было совершенно непонятно.

Вместе с ним скрывался и сам лидер «краудов» Руслан Мельник. По этим двоим дело было выделено в особое производство. Приземлить обоих активистов мы пытались еще пока шел суд. Иногда появлялась информация: парни будут там-то и там-то… Однако взять их нам так и не удалось.

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

А где-то за неделю до вынесения приговора, мне звонят:

— Слушай, ты ведь интересуешься остатками «краудов»?

— Есть такая фигня.

— Приезжай. Тут для тебя есть интересная информация.

Я приезжаю. Там сидит человек, который рассказывает действительно интересные штуки.

— Ты ищешь Кислого?

— Ищу.

— Твой Кислый позавчера похитил девушку.

— Похитил?

— Они требовали выкуп, отправили девочку за деньгами, и та сбежала.

— Это точно был Кислый?

— Точно! Кроме него в похищении участвовал Руслан Мельник, а также Бен-Шерман, Комар, Петя и Кефир. Знаешь таких?

— Ха! Конечно знаю! Это все, что после задержаний осталось от «Mad Crowd». Петю привлечь не удалось — до сих пор, засранец, бегает на свободе. Бен-Шермана я перевел в свидетели. Остальные у меня на подписке.

— Ну так займись.

Получить от Пети хоть какие-то показания я пытался еще до того, как дело «Mad Crowd» было передано в суд. Но он только повторял: вы не тех ловите! Не с тем боретесь!

Под конец я ему тогда сказал:

— Знаешь, Петя, Земля-mo круглая. Думаю, нам еще предстоит пересечься.

Тогда у меня на него ничего не было. Притянуть его вместе с остальными я не смог. А теперь оказывается, что этот парень участвовал в похищении. Ну что ж? Значит, есть на сеете высшая справедливость.

— Как девочку зовут? — спросил я.

Мне были даны координаты, и я поехал к ней. Ситуация, по ее словам, была вот какая. Девочка шла с учебы. Рядом остановилась машина, из которой выскочили парни и запихали ее вовнутрь. Сперва с ней разговаривали просто на лестничной площадке близлежащего дома. Один из похитителей достал шприц и говорил, что заразит ее неизлечимой болезнью. Кислый угрожал ей ножом и требовал бабки. Забрал сумочку, вытряхнул оттуда все на пол.

После этого разговора ее отвезли на хату. Адрес или хотя бы район города она назвать не может. Была в состоянии шока, ничего не видела. На хате ее какое-то время держали взаперти. Помимо нее там находился парень, которого похитители пиздили так, что страшно вспомнить. Называли они его Огурец.

Всей этой публикой я занимался уже несколько лет подряд. Картинка в мозгу сложилась почти сразу. Огурец — это один из двух братьев, ранее входивших в бригаду «Шульц-88». Да и с остальными мне все было более или менее понятно. Непонятно одно: зачем им весь этот балаган понадобился прямо в то время, когда «крауды» ходят под судом?

— Ты слышала, что они требовали с Огурца?

С Огурца, по словам девочки, они требовали двадцать тысяч рублей. С нее самой — четыреста долларов. Вроде бы немного, но она не знала, где взять и эту сумму. Поэтому, когда похитители отправили ее за деньгами, она просто сбежала.

— Ты точно не можешь показать квартиру?

— Не могу. Действительно не помню. На обратной дороге они мне еще и шапку на глаза натянули.

— Ладно.

Она рассказала, я записал. Но что со всем этим делать — совершенно непонятно. С точки зрения Процессуального кодекса, полученная информация ничего не стоила. Хрен знает кто, хрен знает куда и хрен знает зачем привез девочку — не могли бы вы возбудить дело? Прокуратура с такими основаниями только рассмеялась бы нам в лицо. А раз уголовного дела нет, значит, никаких следственных действий произвести я не могу. Ни опознаний, ни задержаний — ничего!

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Чтобы человек признался по-настоящему, его необходимо задержать. Чтобы заставить признаться — нужна долгая и тяжелая работа, проводить которую нужно в «Крестах» и так, чтобы никто не мешал. Потому просто привести человека в отделение и сказать: «Мы все про тебя знаем! Сейчас же, сука, колись!» — затея бесперспективная. Настоящие преступники в жизни не расколются — не та публика. Тем более что преступление тяжкое: какой дурак сам станет на себя вешать похищение человека?

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

Первое, что пришло мне на ум, — дать девочке денег и попробовать задержать ребят в момент передачи. Но там, очевидно, что-то заподозрили, и до окончания суда насчет денег никто к ней не обращался.

Ладно. Приговор по делу «Mad Crowd» должны были вынести 14 декабря. На заседание должны были явиться двое из четырех похитителей: Кефир и Комар. Не много, но хоть что-то. Ясно, что брать их нужно именно в этот день. Потому что если не возьмем их сразу, то потом вообще никогда не найдем. Дома эти парни давно уже нежили. Заскочат иногда, переоденутся, а потом ищи-свищи.

Но как брать? На основании чего? Мы приехали на суд и выставили засаду. Единственное, о чем я думал: условно они получат или реально? Если условно, то о расследовании похищения можно забыть. Если сегодня мы их не возьмем, то потом они никогда в жизни уже не признаются. А вот если дадут реально… На наше счастье, им дают поселение и арестовывают прямо в зале суда.

Узнав об этом, я от радости так треснул кулаком в стену, что чуть не сломал руку. Вот теперь мы их точно расколем! Я тут же беру бригаду, мчусь в «Кресты» и начинаю работать с Кефиром и Комаром.

Очень нехотя, очень не сразу, но протечку они все-таки дали. И через несколько дней я узнаю адрес квартиры, где ребята держали похищенных.

3

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

Когда мы пришли на квартиру, там уже было пусто. Причем если совсем уж честно, то это был наш прокольчик. В мероприятиях помимо нас была задействована еще одна милицейская служба — и они засветились. Консьержка стала звонить хозяевам квартиры:

— А что это вашими жильцами милиция интересуется?

Те удивились и отзвонились парням:

— А что это вами милиция интересуется?

На что парни только пожали плечами:

— Какая милиция? Ничего не знаем!

Через секунду после этого звонка они покидали вещи в чемоданы и растворились. Единственная ниточка, которая могла привести меня к Кислому, порвалась.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Комар и Кефир сидят в «Крестах», да только толку от этого немного. Мельник, как и раньше, в бегах, Кислый — тоже в бегах, и как их ловить — совершенно непонятно. Вечный федеральный розыск. А теперь кроме них бегать начали еще и Петя с Бен-Шерманом. Руководство начинает хмуриться и задает вопросы типа того, что стоило ли и дело открывать, если теперь из всей преступной группы только двое задержанных? И вообще: когда же появятся хоть какие-то результаты?

Весь отдел имеет бледный вид, скрипит зубами и пытается нащупать хоть какие-то ниточки. Но у каждого из оперативников помимо этого есть и еще какие-то дела. Так что все это постепенно становится рутиной.

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

С квартирой у нас ничего не вышло, зато я смог установить машину, на которой парни катались, совершая свои похищения: красная «ауди-80». Я узнал даже номер, но где искать эту машину — тоже вопрос. Таких «ауди» у нас в городе почти тысяча штук. Проверять все подряд — потрачу несколько лет.

И вдруг мне звонит человек:

— В четверг на хату приедет Петя.

Сегодня среда. Я смотрю на часы — почти полночь. Значит, спать опять не придется. Единственное, что я у информатора смог спросить:

— Зачем он туда попрется-то?

— Заселяясь в квартиру, они привезли туда стиральную машину. Теперь Петя должен ее из квартиры забрать.

Стиральная машина! Какой бред! Но сама новость была просто отличной. Рано сутра мы выдвигаемся в засаду. Квартира располагалась в районе Автова. Экипажем из трех человек мы ехали по проспекту Стачек, и я все не мог успокоиться. Сам ли Петя приедет за машиной? А вдруг приедут грузчики? Тогда наверняка придется следить, куда они эту машину повезут. Поймать Петю было необходимо, причем этот шанс был явно последним. От всего этого голова просто разрывалась.

Когда мы проезжали мост, между станцией метро «Нарвская» и Кировским заводом в потоке машин я заметил красную «ауди-80». Эти машины довели меня почти до психоза. Они даже снились мне по ночам. Теперь, увидев эту тачку, я сразу стал дергать нашего водителя за рукав:

— Номер! Какой номер?!

«Ауди» мы уже обогнали, но я говорю напарнику:

— Стой! Надо вернуться! Пусть «ауди» нас обгонит.

— Заколебал! У каждой встречной «ауди» номер разглядываешь!

Я объясняю: машина той марки и того цвета, что мы ищем. Плюс приблизительно в то же время и в том районе, где должен быть Петя. Ну что им сложно притормозить и посмотреть номер?

«Ауди» нас обгоняет, мы все втроем смотрим на номер, и напарник шепчет:

— Твою мать!

Это был их номер. И тачка — их! Я не мог поверить, что наконец нашел эту машину.

— Давай за ними. Только медленно.

Нужно было быстро сообразить, что теперь. Туда они едут или не туда? Стоит ли дать им доехать до квартиры или попробовать брать прямо здесь?

— Ну его на хер, — говорю я. — Станем брать в квартире, еще сбегут. Соседи, погоня, крики — зачем все это? Крепить будем на светофоре.

Понимаешь, что бы там ни показывали в кино, девяносто девять процентов времени нормальный опер проводит сидя за письменным столом и копаясь в бумажках. Собственно, кроме бумажек, мы почти ничего и не видим. Входящий номер такой-то, исходящий такой-то… Чтобы провести всего одно задержание, мне приходится исписать минимум три километра бумаги. А тут…

На красном светофоре их машина останавливается. Мы с разгона бьем ее сзади. Распахиваем дверцы, выбегаем с пистолетами — я с одной стороны, напарник с другой. Краем глаза успеваю различить, что на сиденьи пассажира сидит здоровый такой кабанище. Я распахиваю дверцу водителя, за шиворот вытаскиваю парня, тычу ему в затылок пистолетом и ору:

— Фамилия! Я сказал, фамилия, сука! Застрелю!

Мне нужен был Петя. Но этот парень был явно не Петей. Со спины я его не узнал, — ору, а сам аж холодею: не того взяли! Это не он!

Он лег на асфальт мордой, трясется весь. Я надсаживаюсь:

— Фамилия!

Он называет свою фамилию, и я аж выдохнул: он! Петя! Все верно!

— Фу, блядь!

А пассажир пытается кулаками махать. Как потом выяснилось, это был шурин Руслана Мельника — муж его сестры. Напарник ему стволом в рожу тычет:

— Милиция! Ты не понял? Дернешься — пристрелю нахуй и глазом не моргну! Лег быстро!

Короче, его тоже повалили. Прохожие были в полном шоке. Сперва, когда мы протаранили их тачку, кто-то пытался орать и сигналить. А когда увидели людей со стволами, все быстро заткнулись и объезжали место столкновения аж по тротуару.

Особенно смешно было то, что, когда мы въехали им в зад, «ауди» дернулась и ткнула стоящую впереди машину. Плюс, когда я вытаскивал водилу, тот сдуру дал по газам. Короче, впередистоящую тачку раскурочили мы довольно здорово. А там ехал тоже милиционер, сотрудник районного отделения. Как выяснилось, эту машину ему только недавно дали за хорошую работу.

Три вмятые машины в ряд, вокруг пробка, на земле лежат люди с заломанными руками, мы стоим со стволами наперевес. А этот милиционер бегает вокруг и причитает:

— Ах, моя машина! Ах, моя машина!

— Ладно тебе, — сказал я ему. — Ты же тоже работаешь в органах. Должен понимать, что происходит, а?

4

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Все это произошло в самом конце марта. А 6 апреля застрелили сенегальца и все завертелось с бешеной скоростью. Из Москвы приехала спецбригада, начальство стояло на ушах, и все теперь требовали результатов.

Шурина, сидевшего в машине, пришлось отпустить. А вот Петю мы закрываем. Основной подозреваемый у нас есть, следственные действия проводятся, люди дают показания. Мы постепенно устанавливаем остальных, подозреваемых в похищении, следователь выписывает нам обыски.

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

Выйти на Кислого мы так и не сумели. Зато получили расклад по остальным членам банды.

Я отправился крепить Бен-Шермана. Входить в квартиры договорились в семь утра. В семь все на месте, стоим прямо в парадной, но нет следака. Мы ему звоним: ты вообще где?

— Заблудился в этих чертовых новостройках. Сейчас буду.

Мы топчемся перед дверью. Вдруг я слышу с той стороны мужские голоса. И первая мысль: а вдруг там Кислый?

К тому времени этого парня искала уже вся милиция города. Все уже знали, что переполох последних нескольких лет — его рук дело. Взять Кислого было первоочередной задачей. Теперь я стоял под дверью и думал. Дома парень не живет. Но ведь должен же он где-то скрываться, не так ли? Ясно, что он прячется по приятелям, и почему бы не у Бен-Шермана? Если бы мы взяли его прямо сегодня, то весь сумасшедший дом последних недель сразу бы кончился.

На всякий случай я достаю пистолет. Патрон загоняю в ствол. И вдруг слышу — с той стороны начинает поворачиваться ключ. Следака по-прежнему нет. Обыска на руках нет. Что делать? Прямо передо мной резко открывается дверь — на пороге Бен-Шерман.

До этого парень несколько лет занимался кикбоксингом. Лампочка на лестнице еле горит, и сперва он меня не узнал. Но, увидев перед собой мужской силуэт, тут же на автомате принял стойку.

Я ему пистолет в рыло сую и ору:

— Лечь! Быстро лечь! Ебалом в пол! Пристрелю!

Про себя думаю: дернется — и ведь действительно придется стрелять. Потому что если он въебет мне ногой, то я тут и останусь, а он сбежит. Но он испугался, лег и стал кричать, чтобы я не стрелял.

Из глубины квартиры выскочила мать:

— Что такое?

— Все нормально. Милиция.

И только тут подходит следак. Мы проводим обыск, находим какую-то ерунду. Бен-Шермана увозим с собой. И очень скоро у нас появляется информация, где именно ближайшим вечером будет Мельник. Возле станции метро «Фрунзенская» он должен был передать приятелю кое-какие вещи.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Никаких сомнений в том, что к ночи я смогу поговорить с Русланом, у меня не было. Группа выехала на задержание, а потом мне звонит шеф, который, надрываясь, орет:

— Блядь! Твой Мельник ушел!

— Как это?

— Супермен хуев! Положил пол-экипажа и скрылся!

Журналисты потом писали, что дело было в метро. Мол, Мельник голыми руками положил шестерых спецназовцев и спокойно ушел наверх по эскалатору. На самом деле все происходило не внизу, а на улице, рядом со станцией. Хотя все равно в голове не укладывается: шестеро сотрудников не смогли взять двадцатилетнего пацана! Я не мог в это поверить.

В ориентировке я писал: вооружен и особо опасен. Занимался единоборствами, постоянно на стреме и никогда не выходит из дому без ножа или баллончика. Те, кто выехал на задержание, не могли не понимать, к кому едут. И что они сделали? Имея на руках такую ориентировку, просто положили ему руку на плечо и ласково сказали:

— Спокойно, сынок, милиция! Дергаться не советую!

Думаю, он ударил еще до того, как успел подумать, правильно ли поступает. С разворота ногой рубанул тому, кто положил руку. На него бросился опер — ион сломал оперу руку. У остальных — химический ожог глаз: Мельник залил их газом из баллончика. И пока они все валяются, он спокойно ушел через дворы. Нормально, а?

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

Итог: все хуево. Мы имеем жалкий вид, начальство орет, а где искать Мельника и Кислого, теперь непонятно совершенно.

Так начиналось лето 2006 года.

 

12. Детский садик в самом конце Васильевского острова (май 2006-го)

Эта история тянулась уже несколько лет. Когда-то она должна была закончиться. И вот 20 мая 2006 года все-таки закончилась.

Не сразу и даже не очень быстро, но все встало-таки на свои места. В финале этой истории кто-то получил очередное звание и денежную премию, кто-то — тюремный срок… а главный подозреваемый получил пулю в голову.

1

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

Ко мне подходят и говорят:

— Поедешь выкапывать трупы.

Я удивился и спросил:

— Чьи хоть трупы-то?

— Как чьи? Ты не в курсе? Гофмана и Головченко.

— Вот это да! А что, выяснилось, где закопали их трупы?

— Поезжай. По дороге тебе все расскажут.

Двое приятелей: Ростислав Гофман и Алексей Головченко. Обоим по девятнадцать лет. Почти два года назад оба одновременно пропали без вести: с утра ушли из дому и больше о них никто не слышал.

Родители подавали заявление в милицию. Сестра Головченко пыталась искать брата даже через телевизионную программу «Жди меня». Но все было бесполезно. Восемнадцать месяцев подряд о парнях никто не слышал.

Милиционеры расспрашивали насчет исчезнувших приятелей их знакомых. Например, Лешу по кличке СВР и других членов бригады «Mad Crowd». Но те только пожимали плечами: сами не в курсе. Просто исчезли ребята, и все. Никому ничего не сказали и пропали. Без понятия, куда они делись…

А потом у следствия появилась ниточка.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Конечно, приятнее было бы сказать, что раскрытие этого преступления — наша заслуга. Но реально это сделали совсем другие люди.

Понимаешь, Кислый и его приятели успели отметиться в таком количестве дерьма, что занимались ими сотрудники сразу нескольких отделов. Кто-то сумел распутать эпизод с нападениями на почты. Кто-то копал убийство профессора Гиренко. Нам вот лучше удавалось раскрывать нападения на иностранцев. А эпизод с Гофманом и Головченко распутали оперуполномоченные убойного отдела. Фамилий я называть не стану. И как им это удалось, тоже не буду говорить. Но это целиком их заслуга.

У убойщиков есть парень — аналитик от Бога. Четыре месяца подряд он собирал материалы и выстраивал события в жесткую цепочку. Ну а когда общая картина ясна — остальное уже дело техники. У моего отдела подойти к этим людям не вышло, а у убойщиков — получилось. Что могу сказать? Они — молодцы.

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

На раскопки мы отправились вместе с убойщиками. Приехали в лес. Место там сырое, почти болото. Человек говорит:

— Вроде где-то здесь.

Начали копать. И очень быстро поняли: не оперское это дело, лопатой махать. Мы плюнули, съездили в ближайший поселок, нашли нескольких таджиков-нелегалов. Дали им по лопате и поразились: вот он, профессионализм! Копали таджики бойчее, чем экскаватор. Яма — метров пять в диаметре и такой глубины, что человека с головой скрывало. Да только на дне ямы ничего нет. Ни трупов, никаких следов — ничего!

Пиздец! Что делать?

Пока мы возились, начало смеркаться. Еще часа три, и можно будет уже не копать. Мы отпустили таджиков и начинаем трясти человека: где трупы? Трупы, спрашиваем, где?

— Не знаю. Были где-то здесь.

— Чего ты не знаешь? Вспоминай давай! Как дело-то было?

— Я же сто раз уже рассказывал.

— Еще раз расскажи!

— Мы их убили. И закопали.

— Где?! Где конкретно?!

— Где-то здесь. А сверху еще ветками, помню, закидали.

— Ветками? И где теперь твои ветки?

— Не знаю!

— А вот, смотри, здесь палки какие-то лежат. Это не они?

— Не знаю. Может, и они.

Мы растащили палки и начали копать уже сами. Запах начал чувствоваться почти сразу. Через двадцать минут вонища стояла уже страшная. Ну что: это были они. Два трупа позапрошлогодней давности. Мы их выкопали, погрузили в машину и увезли.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Ну и все. Теперь у нас были и трупы, и свидетельские показания. Человек давал четкий расклад: убивали те-то и те-то. Произошло это так-то и так-то. А раз есть картина преступления и подозреваемые, то можно проводить аресты и передавать дело в суд.

Той весной у всех было ощущение, что конец не за горами. «Шульц-88» и «Mad Crowd» уже отправились на зону. Если теперь мы приземлим еще и этих ребят, то можно считать, что дело закрыто полностью.

2

Эта история началась три года назад, в 2003-м. Теперь она должна была наконец закончиться.

Приблизительно пятнадцать трупов девяти разных национальностей. Больше ста пострадавших, которые отделались больницей. Трое убитых среди самих членов движения. И вот теперь дело должно было закончиться.

Первым на скамью подсудимых сели Дима Шульц и члены его бригады. По сравнению с тем, что началось позже, «Шульц-88» сегодня воспринимаются как безобидные скауты. Никого не убили. Не пытались изменить государственный строй. Но те, кто стали действовать дальше, впервые перезнакомились между собой именно в шульцевской бригаде.

В 2004-м эти ребята влились в фанатскую группировку «Mad Crowd». С этого момента все стало серьезнее. Никаких хаотичных телодвижений: каждая акция теперь долго планировалась и была рассчитана на то, чтобы попасть в газеты. Попасть туда было важно: граждане должны понимать, что национальная революция не за горами.

«Mad Crowd» провели несколько действительно громких акций. Но потом сели и они. После них больших бригад создано уже не было. Парни понимали: в большую мишень и попасть проще. Систему нужно бить исподтишка, разделившись на множество мобильных отрядов. То, что происходило в городе дальше, часто было делом инициативных одиночек. Дело о погибшем сирийце, дело о насмерть забитом конголезце Ролане Эпоссаке, дело об убитых в Дачном детях… все это не имело прямого отношения к парням из «Шульц-88» или из «Mad Crowd». Но и эти дела тоже были раскрыты. Обвиняемые получили реальные сроки, материалы сданы в архив.

К началу лета 2006 года сели почти все. Кто-то (как Паша Псих) соскочил по делу «Шульц-88», но приземлился по «Mad Crowd». Кто-то (как Бен-Шерман или Петя) соскочили по «краудам», зато сели по делу о похищениях людей. Всего село почти тридцать человек. Дольше всего скрывались Мельник и Кислый. Но потом оперативники вышли и на них тоже.

Мельника взяли без двух минут полночь 14 июля 2006 года. До этого ходили слухи, что парень уехал из страны. Пробрался на Украину, а оттуда выехал в Европу и пропал. Но тут сразу несколько информаторов сообщали: Мельник в городе. Такого-то числа он будет в таком-то месте.

На этот раз брать Мельника поехала целая спецгруппа ФСБ. Он все равно успел выпрыгнуть из окна второго этажа, и потом, когда понял, что уйти ему не дадут, приставил нож себе к горлу и кричал: «Не подходите!.. Я зарежу себя!.. Всем стоять на расстоянии!.. Я точно себя убью!..» Нож выбили у него из рук, самого парня скрутили и увезли. Допустить еще одну промашку с задержанием этого неугомонного типа органы, разумеется, не могли.

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

Я был уверен, что не сегодня завтра возьмут и Кислого. При том уровне шумихи, который он сам создал вокруг своей персоны, шансов у него просто не было. Я ждал ареста со дня на день… а потом мне позвонили и сказали, что при задержании Кислый застрелен.

Единственное, что я мог сказать:

— Ебтваюмать!

3

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

Не спрашивай, как так вышло. Да, он был опасен. Да, он мог броситься на тех, кто за ним пришел. Но как получилось, что вместо главного подозреваемого мы имеем труп, этого я понять не могу.

На Кислого у меня была куча информации. Как положено приличному скинхеду, он пиздил черных и желтых. Гофмана и Головченко он застрелил собственными руками. Был соучастником убийства Гиренко. Плюс, наверное, удалось бы доказать убийство сенегальца. Он грабил почты, а кроме того, у меня были данные, что парень занимался торговлей наркотиками и имеет отношение к фальшивым деньгам. Все вместе это точно тянет на пожизненное. Если бы мы отправили Кислого в суд, то на волю он не вышел бы уже никогда.

Весь остаток жизни провел бы в четырех стенах. Так что если кому и была выгодна его смерть, то точно не нам… не нашему отделу. Потому что теперь все мои наработочки можно выкинуть на свалку. Кислого застрелили, а с мертвых спросу нет.

Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:

Кислый никаких показаний нам так и не дал. Что ж? Это было обидно, но с этим пришлось смириться. Зато у нас по-прежнему оставался второй лидер банды. Так что после того, как Кислого застрелили, я снова поехал в Выборг к Леше СВР.

Тот все еще содержался в пересыльной тюрьме. Со мной приехали люди из… скажем так, из параллельных ведомств. С собой у нас были бумаги, чтобы увезти Леху в город. По пути я планировал его немного поколоть.

Я зашел к нему и сразу сказал:

— Леха, ты будешь смеяться, но я привез тебе еще один срок.

— Что на этот раз?

— Ты собирайся. Теперь-mo точно придется в «Кресты» ехать.

— Да что, блин, случилось-то?

— Собирайся. По дороге все расскажу.

Из Выборга до города ехать больше двух часов. Когда сели в машину, я ему говорю:

— Представляешь, Леха? Мы тут в Заходском были.

— И чего?

— Земляными работами занимались. Двух жмуров откопали!

— И чего?

— Да ничего. Только оказалось, что жмуры — без вести пропавшие Гофман и Головченко.

Ясно, что он с самого начала все понимал. Но продолжал гнуть свое:

— Я-то здесь при чем?

— Да вот думаю я, что это вы их убили и в землю закопали.

— Кто «мы»?

— Ты и Кислый. Ну и ребята ваши.

В общем, по дороге он все нам рассказал. Подробностей, как это получилось, раскрыть не могу — секреты нашей методики. Но в результате Леха согласился с нашими доводами и стал давать расклад. Никто его не пиздил, ничего такого. Но определенные способы у нас есть. Так что показания давать он все-таки стал.

Мы закрыли его, и дальше началась рутинная работа: аресты, обыски, допросы. Очень скоро у нас были имена всех членов банды. Пришел момент, когда стало ясно, что людей пора крепить.

4

Их брали три дня подряд. Одного за другим. Начали в четверг 18 мая 2006-го, а к субботе 21-го все пятеро были уже на нарах.

Первым взяли Пашу, которого все называли Поручик Ржевский. На улице к нему подскочило сразу несколько крепких молодых парней. Пашу повалили на землю, нацепили на него наручники, засунули в подъехавшую машину и увезли…

Паша не думал, что все будет вот так. Он учился на предпоследнем курсе Международного института туризма и на той неделе больше думал о предстоящих экзаменах, чем о том, что может сесть. Он шел в институт, а его взяли… неподалеку оттого самого места, где два с половиной года назад вся их бригада повстречала сорокалетнего корейца Ким Хен Ика. Кореец приехал в Москву, а оттуда на пару дней заскочил в Петербург: погулять по городу, полюбоваться на замерзшую Неву и Дворцовую площадь. Потом он купил билет обратно, пешком по плохо освещенной улице Марата отправился к Московскому вокзалу — и не дошел.

Сперва они просто били его, а потом по очереди ткнули ножами — кто куда мог дотянуться. Он упал поперек тротуара, а они убежали. Прежде убивать никто из них не пробовал, да и тут вышло почти случайно. Первое время было страшно. Но кореец умер, а за ними никто так и пришел. Он просто умер, и все. Безо всяких последствий. И страх постепенно ушел. Дальше трупов стало больше… потому что убивать… это ведь такое занятие… трудно начать, но еще труднее остановиться… от тебя самого дальше вообще мало что будет зависеть.

Следующим взяли Апостола. Позвонили в дверь, предъявили ордер, надели наручники, усадили в машину и увезли. Родители парня были в шоке. Они категорически не верили, будто их сын имеет ко всему этому хоть какое-то отношение.

Странно, но когда Апостол был маленький, он какое-то время учился в Еврейской гимназии. То есть сам-то он был русский, просто эта гимназия располагалась неподалеку от его дома, и родители решили, что там парень сможет получить образование получше, чем в обычной школе. В гимназии Апостол познакомился с Ростиславом Гофманом. Какое-то время ребята дружили. Потом Гофман познакомил Апостола со своим приятелем Лешей Головченко. Ребята стали дружить уже втроем.

Окончив школу, Апостол поступил в Педагогический институт имени Герцена. После вуза планировал работать с инвалидами. А параллельно принимал участие в акциях «Mad Crowd». И Гофмана с Головченко в бригаду привел тоже он.

В отличие от Апостола Гофман был стопроцентный еврей, а Головченко вся эта скинхедская тема была и вообще не очень интересна. И сегодня уже непонятно, что этим двоим понадобилось в «Mad Crowd»? Их родители до сих пор не верят, что их дети там состояли. Еврей-скинхед — это ведь действительно глупо звучит, не так ли? Тем не менее парни сделали себе татуировки, как у всех. И когда Кислый предложил им съездить в пригород присмотреть место для следующей акции, те совсем не удивились. Только спросили:

— Что за акция?

— Будем разгонять цыганский табор.

— А-а-а…

Потом задержанные вспоминали, что Гофман всю дорогу шутил и смеялся. Они всей бригадой доехали до станции Заходская, вышли из электрички, углубились в лес. С собой у ребят был обрез винтовки, а в лесу для этих двоих еще вчера была выкопана яма. Они дошли до места. Но даже увидев яму, парни так ничего и не поняли. Кислый, не торопясь, достал из сумки обрез. Что-то быстро проговорил. И выстрелил Гофману в грудь.

На следствии никто из них так и не смог объяснить, зачем понадобилось его убивать. То, что Гофман еврей, было известно с самого начала. И какое-то время никого не смущало. А убивать Головченко не было и вообще никаких резонов. Парни что-то лопотали, что, типа, тот был очень нерешительный… и мог вломить всех на следствии… но тогда никому из них следствие еще не грозило… зачем они его убили, а?

Гофман умер на месте. Головченко увидел, что обрез направлен на него, и попробовал бежать. Пуля вошла ему в спину. Добили обоих выстрелами из арбалета, а потом все вместе по разику воткнули в уже остывающие тела своими ножами. Думаю, причина была та же самая: они просто не могли остановиться. Тот, кто убил раз, дальше себе уже не принадлежит. Потому что нож ты втыкаешь в другого человека, а мертв в каком-то смысле оказываешься сам.

В пятницу утром взяли Рукера. У убитого Головченко Рукер забрал сотовый телефон. Через сигнал JPRS парня потом и отследили. Приехали, надели наручники, усадили в машину, увезли в следственный изолятор.

Показания он начал давать почти сразу. Но сказал совсем не то, что следователи хотели бы послушать. Чуть ли не на первом допросе Рукер показал, что девятилетнюю Хуршеду убили члены их бригады.

— Парень, что ты несешь? По этому делу уже есть подозреваемые. Идет суд.

— Вы спросили, я ответил. Таджичка — наших рук дело.

— Чьих конкретно? Твоих?

— Я только бил ногами и битой. А ножом попырял Ариец и еще один парень.

Ариец был задержан еще прошлой осенью, по делу об ограблениях почтовых отделений. Вместе с ним взяли парня, насчет которого теперь стало известно, что именно он застрелил пожилого профессора Гиренко.

Гиренко они сперва планировали не убить, а напугать. Выстрелить в дверь и убежать. Но к тому времени каждый из них успел убить хоть одного человека. И дальше ребята рассчитывали заниматься опять этим развеселым колдовством: превращать живых людей в мертвых. Потому что ничего увлекательнее этого на свете и не существует.

К квартире профессора отправилось двое парней. У одного в рукав куртки был засунут ствол. На звонок открыла дочь профессора:

— Вам кого, мальчики?

— Николая Михайловича.

— Его нет дома.

— Да? Извините.

Обрез все это время лежит у него в рукаве. Парень пальцами щупает курок. Можно, не доставая ствол из рукава, пальнуть профессорской дочке прямо в лоб… И эта женщина, которая думает, что ее жизнь только начинается, станет мертвой уже сегодня. Сейчас в ее мозгу проносятся тысячи мыслей… но стоит ему выстрелить, и весь этот мозг просто вывалится из черепной коробки на пол. Она называет его на «ты», а он вынужден обращаться к ней на «вы», но реальная власть, реальное право решать не у нее, взрослой, а у него, семнадцатилетнего. Ведь у нее ствола нет, а у него — есть.

Впрочем, в тот раз он так и не пальнул. Ушел, унес обрез с собой, но запомнил ощущение — и навсегда перестал бояться. Когда в следующий раз он снова пришел на то же место, то на курок нажал уже совершенно спокойно. Между собой они еще говорили о том, что просто попугают и убегут. Но на самом деле каждый понимал: не убить, имея в руках такую власть, просто невозможно.

Неожиданно для них самих на счету бригады появилось целых пять трупов… или даже больше? Неожиданно они превратились в звезд, а такие ощущения засасывают. И убивать негра, возвращающегося с вечеринки в клубе «Apollo», Кислый пошел уже из чистого тщеславия. Об их подвигах теперь говорили в каждом выпуске новостей. Писали в газетах. Обсуждали в Интернете. Они стали популярнее ребят с «Фабрики звезд-5»… и это было не сложно, а, наоборот, весело. Он выстрелил — и вся страна встала на уши!

О нем, Кислом, бессонными ночами думает даже президент страны! Ради такого было не жалко убить даже нескольких негров… даже всех до единого негритосов мироздания.

А последним брали Файтера. Тот работал охранником в фаст-фуде. После смены парень переоделся, аккуратно сложил форменный комбинезон, убрал его в сумку, вышел на улицу и зашагал к метро. Он был очень аккуратный и не любил беспорядка в вещах. Эта привычка осталась у Файтера еще со времен, когда он служил в Чечне. Менее аккуратные и внимательные к мелочам там, в горах, и остались. А он вернулся.

Рисковать оперативники не стали. Этого аккуратного парня они безо всяких предупреждений сбили с ног, навалились сверху всей тяжестью тел, заломали руки, стремительно дотащили до машины, усадили внутрь и от греха подальше увезли в следственный изолятор. Все-таки одно дело бритоголовая молодежь и совсем другое — чеченский ветеран.

Именно этот парень первым посоветовал Кислому повнимательнее присмотреться к тактике чеченцев. Если бы русские (говорил он) хоть чуть-чуть напоминали чеченцев, то все мы давно бы жили совсем иначе. Если бы нам хоть чуточку их отваги и ярости — менты давно были бы перерезаны, чиновники висели бы на столбах, а в стране была бы построена нормальная диктатура белых. Но ничего этого нам не светит. Русским сегодня ничего не нужно. Ленивая чавкающая биомасса.

И методы Файтер принес тоже совсем новые. Этому любопытному парню было интересно посмотреть: а вот что получится, если в один и тот же день сжечь церковь и взорвать мечеть? Причем в первом случае написать на заборе «Все русские — свиньи! Аллах Акбар!», а рядом с мечетью — «Бей хачей! Черножопые, вон из России!». Чем, интересно, это может закончиться?

Газеты писали, что дома у Файтера изъяли шесть кило тротила. Мол, парень собирался как минимум взрывать места сбора негров, а как максимум — вписать свое имя в историю во время саммита «большой восьмерки» в Петербурге. Ходили слухи, что он успел смастерить несколько шахидских поясов и искал добровольцев, готовых унести с собой в могилу президентов восьми ведущих государств мира… Впрочем, слухи эти все равно непроверенные.

Три дня — пятеро арестованных. Всем по двадцать два года, а когда они начинали, им только-только исполнилось восемнадцать. Вчерашние школьники и несколько студентов… именно они сумели поставить на уши весь город… и едва ли не всю страну… именно они несколько лет подряд играючи уходили из рук элитных подразделений милиции.

Всего в бригаде состояло одиннадцать человек. Двое сидели с прошлой осени по делу об ограблении почт. Плюс Леша СВР, которого из Выборга опять вернули в «Кресты». А еще трое до ареста не дожили. Двоих ребята убили сами, а Кислый был застрелен при задержании. От него не осталось ничего… только надгробие и еще старый самиздатовский журнальчик «Гнев Перуна», в котором когда-то он объяснял читателю: слабый вряд ли решится на ненависть. Ненависть — это ведь довольно опасное оружие. Пользоваться им может лишь тот, кто по-настоящему силен.

В этом мире ты всегда получаешь то, что отдал. Именно потому слабаки и делятся любовью: надеются, что и мир ответит им тем же. Но нам, язычникам, распятый Бог слабаков не указ. Христианская любовь делает из человека скота — нашим оружием станет ненависть. Эту жизнь мы обустроим по собственному усмотрению. Сами станем решать, что зло, а что благо.

Сильный может с улыбкой бить миру прямо под дых. Мир, конечно же, попытается дать сдачи, да только что нам, сильным, его потуги? Будь сильным и бей сколько хочешь! Тому, кто бьет лучше других, ответный удар не страшен.

5

Он отлеживался у подружки в самом конце Васильевского острова. Старался пореже бывать на улице. Смотрел телевизор и видел там репортажи только о себе. Его ищут… на него охотятся… его хотят выловить и, как животное, посадить в клетку… но у них ничего не получится.

Точно неизвестно, но вроде бы из дому в тот вечер он вышел, чтобы сходить в магазин и подкупить продуктов. Блочная девятиэтажка. Двумя кварталами дальше начинается Финский залив, и воздух немного пахнет солью. В пятнадцати минутах ходьбы от парадной — магазинчик «24 часа». Можно пройти по дорожке, а можно перелезть невысокое ограждение и срезать угол, пройти напрямую через территорию детского садика.

Самое удобное место проведения досуга в любом окраинном микрорайоне — это детский садик. Фасадом на проспект выходят девятиэтажные блочные дома. А у них в тылу обязательно прячется огороженная забором, заросшая чахлыми кустами территория детского садика. Часам к шести детей разберут, и на территории можно выпить пивка. Или просто посидеть с приятелями. Соседи не вызовут милицию, да и пописать в кустах, допив пиво, по-любому удобнее, чем тыркаться по парадным.

День был теплый, тихий, безветренный. Он перелез через низкое ограждение. Сунув руки в карманы, зашагал по потрескавшейся асфальтовой дорожке. Он шел в магазин, и впереди уже виднелась подсвеченная вывеска.

— Стоять! Это милиция!

Их было четверо и встали они так, чтобы отрезать ему все пути к отступлению. Четверо — это не так и много. В принципе, он мог попробовать уйти. Броситься с места и попробовать скрыться за угол. Если добежать до угла, то там они его уже не достанут… точно не достанут… пули не способны огибать углы… они всегда движутся только по прямой… но до спасительного угла оставалось еще метров сто… то есть довольно далеко, а эти четверо не дали бы ему убежать… они стояли и смотрели прямо ему в глаза. А он стоял и смотрел в глаза им.

Из сообщения вечерних новостей:

В Петербурге смертельно ранен в голову двадцатиоднолетний лидер экстремистского националистического сообщества. При задержании он оказал активное сопротивление сотрудникам милиции и, вытащив нож, бросился на одного из них. Оперативники сделали два выстрела: первый предупредительный — в воздух, второй — на поражение. Преступник умер спустя несколько часов в больнице. Дело о многочисленных нападениях на иностранцев в Санкт-Петербурге можно считать закрытым.

 

Небольшой постскриптум

С тех пор, как эта книжка вышла первым изданием, в Петербурге прозвучало еще несколько взрывов, а милиция арестовала еще несколько человек, обвиняемых по националистическим статьям. Если кому-то и казалось, будто история окончена, то иллюзия рассеялась быстро.

Сложной оказалась судьба и самой книги. Вышло так, что большая часть тиража была изъята из магазинов и уничтожена. Именно по этой причине данное издание выходит в несколько измененном виде. Но самое главное в ней осталось без изменений. Надеюсь, книга вам понравилась.

* * *

Ночной клуб «Apollo» (апрель 2006-го) с. 7

Улица 5-я Красноармейская, дом 28 (апрель 2006-го) с. 29

Концерт группы «Коловрат» в клубе «Осиновый кол» (апрель 2001-го — февраль 2003-го) с. 47

Петербургский метрополитен. Вестибюль станции «Пушкинская» (февраль-октябрь 2003-го) с. 61

Ленинский федеральный суд Петербурга (январь-июнь 2004-го) с. 79

Кафе «Макдоналдс» на углу Невского проспекта и улицы Рубинштейна (апрель 2003-го — март 2004-го) с. 93

Кафе «Три ступеньки» (август 2003-го) с. 115

Переулок Бойцова, дом 4 (февраль 2004-го) с. 135

Скверик за площадью Льва Толстого (февраль 2004-го — май 2005-го) с. 157

Отделение связи в Кировском районе (ноябрь 2005-го) с. 183

Наземный вестибюль станции метро «Фрунзенская» (декабрь 2005-го) с. 195

Детский садик в самом конце Васильевского острова (май 2006-го) с. 215