1

Машина, на которой я пытался пробраться в Дербент (Дагестан), доехала только до первого блокпоста, а там нас остановил милиционер в бронежилете и каске:

— Всем выйти из машины и приготовить документы.

Глаза у него были черные, недобрые. Каждую ночь в окрестностях этого города убивали милиционера, а бывало и двух. Поэтому днем от людей в форме стоит держаться как можно дальше. Нервные, вздрагивающие от любого резкого движения, ведут себя они совершенно неадекватно. Я вылез из «жигулей», и, подойдя поближе, милиционер для начала разговора ткнул ствол своего автомата мне в живот. Ствол был холодный, жесткий. К магазину изолентой был прикручен еще один рожок патронов. Что типу вроде меня делать в Дагестане, милиционер не понимал. Было видно, что нажать на курок и сказать потом, что я, мол, пытался закидать его пост гранатами, казалось ему куда более простым выходом, чем задать вопрос и потом долго слушать мои объяснения.

Между тем в Дербент я ехал всего-навсего побродить по здешней старинной крепости. Просто время для поездки выбрал, похоже, не самое удачное. Где-то за неделю до моего приезда республику начало не по-детски лихорадить. Все, с кем я разговаривал, утверждали, что со дня на день сюда введут войска.

— Документы есть? — наконец спросил милиционер.

Я кивнул: «Есть».

— Показывай. Только без резких движений, ладно?

Утром я был в Махачкале и обедал в кафе, на выходе из которого снайпер недавно застрелил кого-то из особо важных дагестанских милиционеров. Как ни странно, после этого кафе стало пользоваться особой популярностью. Неподалеку от кафе начиналась городская набережная, а за ней пляж. Женщины стояли в воде в особых купальных платьях для мусульманок. Парни качали пресс и подтягивались на турниках. Из динамиков неслась противная песня Айдамира Мугу «Черные глаза». За рядами переодевательных кабинок было огорожено место для тех, кто захочет совершить намаз прямо на пляже. Введут войска или не введут, люди как-то приспособились и к этой жизни тоже. Думаю, желающие искупаться в теплом Каспии найдутся, даже когда на пляже будут идти полномасштабные бои.

Доехать до Дербента я нанял водителя. Теперь он, бледный и заикающийся, что-то по-русски объяснял напарнику моего милиционера. Бросить эти края Россия все равно не может: регион стратегически важный. Как в солнечное сплетение, сюда сходится слишком много вен, артерий и прочих сосудиков. Держава, которая их не контролирует, великой считаться не может. Поэтому, как бы горячо ни было на далекой окраине, с Кавказа Россия не уйдет. Будет до последнего терпеть то, что здесь творится, и отправлять в Дербент все новые отряды.

Милиционер все еще рассматривал мое лицо. Чуть выше и левее его каски мне был виден краешек Дербентской крепости. Грозные башни нависали над городом. Эти края всегда были неприятными, беспокойными, но при этом дико важными. Так было и при русских царях, и при золотоордынских ханах, и даже еще раньше. Сегодня это самая южная точка русской границы, а восемьсот лет назад именно Дербент был самым южным и самым беспокойным владением великого Батыя. Какие-то вещи (подумал я) с годами совсем не меняются.

 

2

Карл Маркс в свое время сказал красивую фразу насчет того, что, истекая кровью, Россия, мол, прикрыла собой Европу. Если бы не она — монголы дошли бы до самой Атлантики, пустили бы белых братьев на мясо, и негде потом было бы родиться прекрасной европейской культуре. Но, обливаясь кровью, русские организовали в тылу у Батыя партизанское сопротивление, так что на бросок к Атлантике у варвара просто не осталось сил.

Мало кто сегодня сомневается в том, что монголы завоевали Русь и планировали точно так же завоевать Европу. Даже «Британская энциклопедия» в статье «Батый» четко указывает: «завоеватель Древней Руси». Вот удивился бы, узнав об этом, сам монгольский царевич! Чего точно не стояло в его планах, так это завоевания Руси и уж тем более похода до Атлантики. Чем бы в Европе, вдали от любимых степных просторов, он стал кормить своих скакунов?

На самом деле земли Киевской Руси затронуты монгольскими рейдами почти не были. Несколько далеких и богатых колоний, вроде той же Рязани или, скажем, Владимира-Залесского, степнячки действительно уничтожили. Но тут уж поделать ничего было нельзя. За соседство с вечно бурлящей Степью приходилось платить. Раз в двадцать лет кочевники все равно сжигали приграничные крепости. Но ни Новгород, ни Псков, ни Смоленск, ни Полоцк, ни Туров, ни Владимир-Волынский, ни тем более Галич (новая, после Киева, столица Руси) от Батыя совсем не пострадали. И вообще: из двадцати пяти крупнейших русских городов монголы сумели разграбить только три.

Летописи, из которых мы узнаем о тех давних событиях, писали горожане. И, разумеется, им казалось, будто переселиться в города, это главное, о чем мечтает любой варвар. Хотя для самих кочевников это было не привлекательнее, чем для вас переселиться куда-нибудь в джунгли. Разграбить — да. Сжечь, изнасиловать, запугать показными жестокостями — сколько угодно. Но насовсем переселиться в неведомые земли? Стать заложником оседлого населения? Жить не в юрте, а во дворце, не в степи, а в тесном и небезопасном городе? Отказаться от всего родного ради неизвестно чего? Вряд ли такая перспектива казалась монголам уж очень заманчивой.

Батый хотел не завоевать Русь и тем более не завоевывать Европу, а всего лишь стать единственным господином Половецкой степи. Эта цель была простой и понятной. Он, степняк, желал жить в степи и повелевать степняками. Именно на это были направлены все его усилия. Война за то, чтобы покорить и объединить половецкие кланы, шла чуть ли не двадцать лет, но своего Батый добился. Никакой раздробленности, никаких князей-конкурентов. Лишь одно солнце сияет в небесах над степью, и точно так же Батый должен был остаться единственным господином этих прекрасных земель.

К северу от Степи лежали русские леса, и ходить туда монголы боялись. К югу начинались Кавказские горы, соваться в которые они тоже не рисковали. Но все пространство между лесом и горами, между Залесьем и Кавказом, должно было принадлежать одному Батыю. Несколько лет непрекращающихся сражений — и эта цель была наконец достигнута. Оставалась совсем маленькая проблема: последний половецкий князь по имени Котян сбежал в Венгрию и оттуда продолжал монголов дразнить. Венгры считали половцев родственным народом и вроде бы даже собирались поддержать Котяна в его претензиях.

С Котяном прибыли сорок тысяч половцев. Прямо на границе его торжественно встретил венгерский король Бела. Двое правителей породнились: сына Бела женил на дочери Котяна и присвоил ему титул «герцога всей Половецкой степи». Такая ситуация устроить Батыя, разумеется, не могла. У Степи мог быть только один хозяин, а теперь выходило вроде как два.

К венгерскому королю монгол отправил послов:

— Узнал я, что рабов моих, половцев, ты принял под свое покровительство. И вот я приказываю: не держи их на своих землях, а то придется тебе встретиться со мной. Половцы-то сбегут, а куда денешься ты, когда я приду за тобой?

Батый предлагал королю решить дело миром: Котяна выдать, власть монгольского хана признать, от вмешательства в дела Степи отказаться. Венгры ответили дерзко и надменно. Дошло до того, что их всадники даже осмелились напасть на передовые монгольские отряды. Терпение Батыя лопнуло. Передать королю Беле ответную открыточку он поручил бешеным монгольским принцам. В Венгрии те устроили такую мясорубку, что при слове «монгол» европейцы ежились от ужаса еще несколько веков подряд.

Собственно, это и все: никаких других целей ни на Руси, ни в Европе у монголов не было. Никто не собирался хоть что-то тут присоединять. Батыя интересовало наказать бунтовщиков и обеспечить у себя в Золотой Орде прочный мир. По пути в Венгрию их армия задела и несколько русских городов. Опустевший Переславль был сожжен, а Киев, через который давно уже ходили все кому не лень, пограбили какие-то второстепенные монгольские отряды. Но завоевывать Русь Батый совсем не собирался. Тем более что русские сами, добровольно, вызвались помочь ему против венгров: выделили проводников и кое-какие отряды.

После вылазки в Венгрию ничто больше не угрожало ни Батыю, ни созданному им величественному государству. Доставучих монгольских принцев Батый наконец спровадил домой, а сам занялся тем, чем давно мечтал: обустройством завоеванных территорий.

 

3

Получить власть над племенами и объявить о рождении нового государства — это было только полдела. Теперь предстояло понять, с каких таких средств это государство станет существовать. Батыю нужны были богатые соседи, которых он мог бы грабить, и торговые трассы, которые он смог бы облагать налогами. За то, чтобы поставить под свой контроль города и трассы, Батый воевал даже дольше, чем за объединение Степи.

Думать, будто Батый, это такой средневековый Доктор Зло, который воюет просто потому, что ему нравится убивать людей, было бы все-таки не совсем верно. Монгольская армия вовсе не металась по степи в кровожадной истерике. Батый действовал логично и последовательно. Самым состоятельным соседом новорожденной Золотой Орды была Волжская Булгария. С похода на нее Батый и начал самостоятельное правление. Кроме того, богатенькие города имелись в Крыму и на Кавказе. Эти земли были завоеваны сразу после Булгарии. В поход монголы отправлялись только тогда, когда видели впереди четкую цель: подмять торговую трассу, и дальше пусть денежки текут сами, а мы будем всю жизнь валяться на шелковых подушках с белокожими женщинами и курить кальян. Кто скажет, будто мотивы Батыя ему уж совсем непонятны?

За четыреста лет до Золотой Орды по берегам местных рек выросла Киевская Русь. Хребтом, позволившим ей распрямиться во весь рост, стала торговая трасса, которую называют «Путь из варяг в греки». С севера на юг по этому «Пути» шли меха, с юга на север — серебро, а четыре процента того и другого забирали себе киевские князья. Именно с этих доходов князья нанимали себе дружины, выписывали из Византии архитекторов и книжников, строили палаты для себя и храмы для своего распятого Бога.

Теперь приблизительно тем же самым приблизительно на тех же землях планировали заниматься ханы Золотой Орды. Только дорога, вдоль которой расположилось их государство, шла не с юга на север, а с запада на восток: это был путь, по которому итальянцы возили из Китая шелк. Все главные города Орды — это перевалочные базы на этом пути: Сарайчик в нынешнем Казахстане — Сарай неподалеку от нынешней Астрахани — Азов рядом с нынешней Анапой — Феодосия в Крыму, а дальше Стамбул и Европа.

Батый умер в 1256-м. К этому времени его Золотая Орда превратилась в одно из самых прекрасных государств Восточной Европы. Впервые за полтысячелетия в Степи был установлен мир. Соседи заискивали перед новой степной династией. Европейские монархи присылали к монголам послов, Папа Римский и византийский император — миссионеров, а Русь какое-то время платила небольшие отступные. Старинные города были быстро восстановлены, а кое-где по приказу Батыя были заложены и совсем новые города.

Современные учебники уверяют, будто главное, о чем мечтал Батый, это покорить Залесье, которое в те годы еще даже не называлось Россией. Да только зачем Повелителю Вселенной нужен был этот нищий, Богом забытый край? О краткой вылазке в сторону Рязани Батый давно забыл.

 

4

Вечером в Дербенте я сходил в старинную, еще шахских времен, восточную баню. Пожилой банщик с седыми усами долго мял мне спину. Сама парилка была выложена красивым мрамором. Больше заняться в городе было нечем. С наступлением темноты на окраинах слышалась довольно оживленная пальба. Из Дагестана нужно было как-то выбираться.

В железнодорожных кассах я купил билет на ночной поезд. Ждать его пристроился в привокзальной чайхане. Вокруг прогуливались смешные дагестанские дедушки в кепках-аэродромах. Хозяин принес мне чай в крошечном стамбульском стаканчике. За соседним столиком двое посетителей играли в шахматы, и некоторое время я следил за их партией. Потом стемнело, и разглядеть фигуры я больше уже не мог.

Вагон, в который у меня были билеты, оказался совсем пустым. Не знаю почему: остальные вагоны были забиты довольно плотно. А в моем ехала всего одна пожилая мусульманская женщина да еще русский проводник. Женщина, не раздеваясь и не разбирая постели, лежала на нижней полке. Во сне ее балахон задирался, и были видны ноги в синих тренировочных штанах. А проводник всю дорогу пил водку. В полпятого утра поезд надолго остановился прямо посреди степи, и я решил вылезти наружу, выкурить сигарету. Проводника я обнаружил лежащим на полу, поперек прохода. Пьян он был до невменяемости. Я с трудом взгромоздил его на полку, но, как только поезд двинулся дальше, он опять грохнулся на пол и в кровь разбил себе лицо.

В Махачкале к нашему составу прицепили еще и столыпинский тюремный вагон. В полной темноте вокруг него суетились военные в камуфляже, тявкали собаки, топали тяжелые подкованные ботинки. Уже засыпая, я подумал, что будет обидно, если братва арестованных попытается отбить их и для этого шарахнет из гранатомета ровнехонько в то место, где лежу я.

Иногда поезд останавливался, и снаружи слышались крики на незнакомых языках. Я даже не пытался понять, на каких. Просто лежал и рассматривал собственные валяющиеся на полу кеды. В Дагестане живет больше полусотни национальностей. Каждая со своим языком, обычаями, религией, кухней и национальным костюмом. Правда, отыскать всю эту экзотику последнее время можно лишь в совсем уж диких горных селах. А в городах национальностей у людей, как известно, не бывает. В столичной Махачкале дагестанцы предпочитают разговаривать по-русски и ведут жизнь, которая не сильно отличается от той, что веду я или ведешь ты, мой читатель. Думаю, не за горами момент, когда все они забудут национальные языки и станут обычными русскими. Такими же, как я или ты, мой читатель.

Принято думать, будто сменить национальность невозможно. Это как цвет глаз или группа крови — с рождения и на всю жизнь. Хотя на самом деле большие человеческие коллективы только и делают, что меняют обычаи, названия, языки и традиции. Меняют, находят новые и снова меняют — и так без конца. Происходит это куда чаще, чем вы можете себе представить.

Мой пустой вагон с пьяным проводником, стуча колесами, двигал через степь. Когда-то она была населена множеством половецких племен. Под властью монгольской династии вчерашних половцев стали называть татарами, а половецкий язык — татарским. Потом часть племен оказалась перебита, часть откочевала на восток, а насчет того, что случилось с остальными, историки спорят до сих пор. И на этой стадии татарами стали называть уже не самих бывших половцев, а тех, кто перешел на их язык: жителей Крыма и жителей бывшей Булгарии, а если вся эта чехарда с названиями покажется вам сложной, то поверьте, история того, откуда взялись люди, которых принято сегодня называть «русскими», намного запутаннее.

 

5

В Астрахани я остановился в комнате отдыха на вокзале. Калмычка-дежурная отказалась сдать мне отдельный номер, так что расположиться пришлось в общей семиместной комнате. Правда, кроме меня там жило всего трое молодых чеченцев. По ночам они пили коньяк, курили канабис и ножом ковыряли здоровенный спелый арбуз.

Я курить свои сигареты выходил на улицу. На привокзальной площади тусовались чумазые шлюхи. Одна из девушек спросила, не хочу ли я пригласить ее с собой? Я сказал, что, к сожалению, сегодня это ну никак невозможно. Может быть, во время следующего приезда в их славный городок.

Девушка посмотрела на меня серьезными глазами и уточнила:

— Это из-за того, что у меня передних зубов, что ли, нет? Так пусть вас, молодой человек, это не смущает. Без зубов, между прочим, сосать даже удобнее.

Утром я всполоснул лицо в привокзальном туалете и на рейсовом автобусе уехал в поселок Селитренное. Когда-то на месте поселка располагался главный город Евразии: Сарай-Бату, столица ханов Золотой Орды. Арабский путешественник Ибн Баттута вспоминал, что однажды решил проехать из конца в конец этого города. Утром спозаранку он сел на коня, двинулся в путь и противоположной окраины смог достичь только после полудня. Одних только соборных мечетей тут было больше дюжины. На перекрестках проспектов имелись бассейны с холодной питьевой водой.

При дворе хана жили грузинские цари, сельджукские султаны, русские князья, европейские рыцари, армянские купцы и монахи католических орденов. Жилье, стол и развлечения находились для каждого. Залесским князьям тут принадлежал целый отдельный квартал: здесь князья жили, здесь пировали, здесь находили себе жен, здесь рождались их наследники, а когда князья умирали, то здесь же в Сарае их и хоронили. В своих нищих владениях бывать они старались как можно реже. В Сарае же в те времена располагался и центр всей православной церкви Залесья.

Первым государством, возникшим на месте нынешней России, была Волжская Булгария. Но она была очень слабой, очень маленькой, да и существовала не очень долго. По-настоящему сплотить бескрайние территории, входящие сегодня в состав РФ, удалось только Золотой Орде. Именно ханы стянули железным обручем нынешние русские земли: от Карпат на западе до Алтая на востоке и от Балтики на севере до Кавказа на юге. А сердце этого мира билось здесь, в нынешней чумазой деревеньке Селитренное. Когда-то на самом высоком холме здесь высился ханский дворец. Стены его были облицованы зелеными изразцами, а крыша была позолочена. Именно из-за крыши дворца столицу и стали называть «Золотая Орда».

Лет двести назад руины первой столицы России были еще неплохо видны. Путешественники времен Пушкина описывали торчащие из-под земли массивные стены — все в изразцах. Но сегодня от Сарая не осталось ничего: только гигантский, размером с Калугу, пустырь. Полтысячи лет подряд этот город использовали как каменоломню, и даже бараки в местном колхозе до сих пор построены из ханских стройматериалов. Всего лет сорок — пятьдесят назад рядом с каждым большим городом южной России виднелись золотоордынские руины: Бельджамен рядом с Волгоградом, Укек в центре Саратова, Азак под Азовом, Маджар на месте Буденновска. И вот все эти города полностью утонули в черной местной земле.

На остановке «Селитренное» я вылез из автобуса. У самой дороги стоял кособокий сельский магазин: чипсы, консервы, эротические газетки, семнадцать видов водки. На фасаде имелась облупившаяся надпись: «Наш город основан в 1242 году великим ханом Батыем». Холмы вокруг выглядели будто обглоданные ребра умершей цивилизации. Я дошагал до берега, сел прямо на землю и достал сигареты.

 

6

В 1946-м в Казань с проверкой прибыла столичная комиссия. Полномочия у нее были очень серьезные. На бумагах стояли печати аж из ЦК. Татарское руководство заранее глотало валидол.

Проверить предстояло состояние пропаганды. И буквально с первых шагов ревизоры стали обнаруживать черт знает что. В Казанском университете аудитория, в которой когда-то учился сам Ленин, используется как кладовка. Скульптура вождя за время войны так обветшала, что ее пришлось демонтировать и кинуть на свалке. Преподавание основ ленинизма ведется спустя рукава. Все это вместе попахивало вредительством.

После осмотра внешнего вида города ревизоры приступили к изучению местной прессы. И в самой первой прочитанной газете наткнулись на патриотический стих о войне. Автор призывал воинов-татар бить врага изо всех сил и ориентироваться в этом на богатыря Идегея.

Проверяющие нахмурились:

— Идегей, это кто?

— Герой. Наш национальный герой.

— Что-то я никогда не слышал про такого героя.

Затребовали справку. И то, что ревизоры в ней прочли, тянуло уже не на вредительство, а на целую государственную измену. В присланной из Москвы справке объяснялось, что Идегей — золотоордынский феодал, военачальник хана Тохтамыша. Совершал опустошительные набеги на русские города и селения. Водил татар на Москву, сжег Нижний Новгород, Переславль, Ростов, Серпухов, взял с москвичей огромный выкуп, разрушил на обратном пути Рязань и увел в рабство десятки тысяч русских людей.

Глаза ревизоров полезли на лоб: так вот, значит, с кого предлагалось брать пример воинам Советской армии! Докладная записка с результатами проверки легла на стол лично наркому Маленкову. На тот момент Маленков был вторым человеком в партии. Записку он перечитал несколько раз, а потом наложил резолюцию: «Обсудить на секретариате ЦК». Для руководства Татарской Республики дело принимало очень нехороший оборот.

К заседанию ревизоры подготовили полный перевод старинного сказания об этом самом Идегее и составленную академиками-историками «Справку», в которой подтверждалось: о русских средневековый мурза отзывался крайне неуважительно. Положив документы перед Маленковым, проверяющие зачитали свое предложение: руководство Татарии следует показательно выпороть за полный развал пропагандистской работы.

Маленков полистал справку и нахмурился. Да, действительно, как-то нехорошо получается.

— А что, — наконец спросил он, — татарским товарищам и правда нравится Золотая Орда?

— Похоже, что да.

— Это же были какие-то дикари и кровопийцы… Или я ошибаюсь?

— Никак нет. В точности как вы сказали: дикари и кровопийцы.

— Так почему же эта Орда до сих пор не убрана из советских учебников?

— Не могу знать.

— Ну так разберитесь, черт возьми! Что там у вас в Татарии вообще творится?

Первый секретарь Татарского обкома был тут же освобожден от занимаемой должности. Несколько его заместителей тоже. Все археологические исследования Золотой Орды после этого были свернуты и в советское время больше уже не велись. Выяснилось, что археологи отлично умеют не только откапывать, но и закапывать древние цивилизации. А рассказ о временах татаро-монгольского ига в отечественных учебниках был очень скоро переписан заново. В очень-очень странном виде.