Весь вечер Пол Майерс пил в «Морпет Армс», откуда были видны яркие огни Леголенда на противоположном берегу Темзы. Он знал, что поступок, который он собирался совершить, мог привести к его увольнению. К тому же он предавал Лейлу — одну из немногих, кого мог бы назвать своим другом. Но она предала его первой, и теперь Майерс понимал, что у него почти не оставалось выбора. Допив пятую пинту «Лондон прайд», он встал и вышел на улицу, перешел дорогу и направился вдоль набережной.

Глядя на темную воду, которая тихо текла у него под ногами, он набрал номер личного мобильного Маркуса Филдинга. Немногие знали этот телефон, и лишь узкий круг избранных имел право звонить по нему. Но если ты работаешь в центре правительственной связи в должности ведущего аналитика, то можешь себе это позволить. Когда телефон зазвонил, Майерс посмотрел на окна кабинета Викария.

— Кто это? — спросил Филдинг.

— Пол Майерс, старший аналитик, азиатское направление, Челтнем, — представился Майерс, чувствуя, что он немного глотает слова.

— Вы выбрали неподходящее время и ненадлежащее средство связи, — сказал Филдинг. — Кому вы подчиняетесь?

— Сэр, это касается Лейлы. Я должен поговорить с вами сегодня вечером. — Мозг Майерса был затуманен алкоголем, но даже он почувствовал замешательство на другом конце провода. — Мы перехватили ряд ее телефонных разговоров. Я думаю, вы должны взглянуть на расшифровки. Они при мне.

Последовала пауза.

— Где вы?

— Напротив вас, на другом берегу реки. — Майерс посмотрел на эркер здания Леголенда. Он никого не увидел, однако представил себе Викария, стоявшего у окна и смотревшего в темноту.

— Я подъеду к вам на машине, — сказал Филдинг. — Когда буду возвращаться домой.

Десять минут спустя Майерс уже сидел на заднем сиденье «ренджровера» рядом с Филдингом, они ехали вдоль Темзы в сторону Вестминстера. Майерс оказался примерно таким, как и представлял его Филдинг: неумение общаться с людьми, очки в толстой оправе, почти полное отсутствие личной гигиены, проблемы с алкоголем и очень высокий уровень интеллекта. Типичный книжный червь из Челтнема.

— Первый звонок был сделан через несколько часов после марафона, — сказал Майерс. — В то время мы прослушивали всех, надеясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Тогда все стояли на ушах, как после теракта в лондонском метро седьмого июля. Под подозрением была Южная Индия, поэтому мы отслеживали все разговоры на языках малаялам, тамильском и телугу. Но также мы прослушивали беседы на фарси. И тогда я обнаружил вот это. Я тут же узнал голос Лейлы.

Он передал Филдингу распечатку с расшифровкой телефонных разговоров. Филдинг внимательно прочитал ее.

Мать (на фарси). Они пришли вечером, их было трое. Они схватили мальчика, ты его знаешь, того, что готовил для меня, и били его у меня на глазах.

Лейла (на фарси). Но они не причинили тебе вреда, мама? Они не тронули тебя?

Мать (на фарси). Он был мне как внук. Они забрали его с собой.

Лейла (на фарси). Мама, что они сделали с тобой?

Мать (на фарси). Ты говорила мне, что они больше не придут. Пострадало много людей.

Лейла (на фарси). Нет, мама. Они больше не придут. (На английском.) Я обещаю.

Мать (на фарси). Почему они сказали, что моя семья виновна? Что мы им сделали?

Лейла (на английском). Ничего. (На фарси.) Ты же знаешь, как это бывает. Но теперь ты ведь в безопасности?

(Связь оборвалась.)

Филдинг вернул расшифровку.

— Вы отчитывались по этим сведениям? Показывали их кому-нибудь?

Майерс молчал несколько секунд, затем покачал головой:

— Нет. Я знаю, что поступил неправильно. Но мы с Лейлой были друзьями. Хорошими друзьями. Я подумал, что это ничего не значит. Она говорила мне о доме престарелых и о том, как плохо там обращаются с ее матерью. Если честно, мне было немного неловко подслушивать их. Я как будто вмешивался в чужие семейные дела.

— Что же заставило вас передумать?

— Разумеется, известие о том, что она работает на американцев. Я возненавидел ее, когда услышал об этом. Я воспринял все очень близко к сердцу, как личное предательство. Тогда вернулся к этим расшифровкам и снова перечитал их.

— И?

— В первый раз я упустил из виду самый важный момент: откуда поступал звонок. Лейла всегда говорила о своей матери так, словно та находилась в доме престарелых в Британии. Когда услышал, как она говорила об избиении повара, я решил, что речь идет о медицинском персонале. Звонили с мобильного телефона, зарегистрированного в Великобритании, но когда я проверил данные, то выяснил, что сигнал поступал через сеть мобильного оператора в Тегеране.

Филдинг подумал, что они все упустили этот момент. Все, кроме американцев, которые узнали, что мать Лейлы вернулась в Иран, и воспользовались этой информацией, чтобы завербовать Лейлу. Еще сильнее его беспокоило то, что их система по проверке благонадежности новобранцев в первый раз дала серьезный сбой. Но сколько еще подобных ошибок будет совершено в будущем?

— Мы должны повнимательнее присматриваться друг к другу, — продолжал Майерс.

— В каком смысле?

— Странные вещи творятся вокруг.

— Продолжайте.

— Утром в день марафона мы в Челтнеме перехватили необычный разговор. Я сообщил о нем Лейле и сказал, чтобы она была осторожной.

— Вы говорили еще что-то?

— Нет. Я тогда и не представлял, насколько это может быть серьезно. Я лишь знал, что она участвовала в марафоне. Она поблагодарила меня, сказала, что передаст информацию дальше, но я знаю, что она так этого и не сделала.

— Но теперь вы считаете, что это важно?

— Да, я уверен.

— Почему?

— МИ-6 поручила руководителю моего отдела сосредоточить внимание на зоне Персидского залива. И сегодня мы перехватили еще один звонок. Звонили из телефонной будки в Дели. И снова голос принадлежал Лейле. Я проверил всю информацию. Она пыталась поговорить со своей матерью, которая находится в Тегеране.

Он передал Филдингу еще одну распечатку.

Лейла (на фарси). Мама, это Лейла. Скоро все наладится.

Неизвестный мужчина (на фарси). Ваша мать в больнице.

Лейла. Кто это?

Неизвестный мужчина. Друг семьи. (Мужские голоса на заднем плане.) С ней все хорошо, и, если Аллаху будет угодно, ей обеспечат самое лучшее лечение, какое только можно купить за деньги.

Лейла. Я хотела бы сама ухаживать за ней, таковы были условия договора.

Неизвестный мужчина. Я передам ей, что вы звонили. Ее здоровье теперь в ваших руках.

(Конец разговора.)

— Нам известно, кому принадлежит голос этого мужчины? — спросил Филдинг, возвращая расшифровку.

Последовала долгая пауза. Наконец Майерс ответил:

— Али Моусави — одному из старших офицеров иранской разведки.

— Я знаю его, — сказал Филдинг. — Он получает удовольствие от травли последователей бахай.

— Значит, это он пытался устроить теракт на марафоне?

— Зачем?

— Я снова прослушал разговор, который перехватил вечером перед соревнованием. Нам удалось установить местоположение лишь одного из собеседников, того, что находился в Лондоне. Он говорил с сильным южноиндийским акцентом, но его не удалось вычислить по номеру мобильного. — Майерс передал Филдингу еще одну расшифровку. — А звонок поступил из Ирана. Сегодня днем я наконец-то смог установить, с какого телефона он был сделан. В этом году его однажды уже использовали. И это был Али Моусави.

Филдинг внимательно посмотрел на Майерса. В разведке никому нельзя было верить на слово и все сведения должны были подвергаться тщательной проверке, но слова Майерса показались ему достаточно убедительными. Он прочитал расшифровку:

Неизвестный мужчина (на английском, с южноиндийским акцентом). Тридцать пять тысяч бегущих.

Звонивший. (Никаких дополнительных сведений, речь зашифрована, звонок из Ирана.)

Неизвестный мужчина. Хорошо. Восемь минут тридцать секунд.

(Конец разговора.)

Филдинг попросил, чтобы ему вернули две предыдущие расшифровки, и снова внимательно изучил их.

— Спасибо, что показали их мне, — сказал он, пролистывая страницы. — Я понимаю, как вы рисковали.

— Мы слышали, как американцы обещали позаботиться о здоровье матери Лейлы, если она согласится работать на них. Ее мать исповедовала религию бахай, поэтому они были рады поддержать ее.

— Мы также слышали об этом.

— В иранской разведке всех бахай считают агентами сионистов, они узнали о том, чем занимается Лейла, проникли в дом ее матери и ответили на ее звонок.

— Это может все объяснить. Но если договор между Лейлой и американцами был секретным, а мы будем считать, что так оно и есть, то почему же она говорила по телефону неизвестному иранцу, который находился в доме ее матери: «Я хотела бы сама ухаживать за ней, таковы были условия договора»?

Майерс сидел молча, глядя себе под ноги. На мгновение Филдингу показалось, что ему стало плохо. Затем он поднял глаза и посмотрел на Филдинга:

— Лейла не работала на американцев, не так ли?

— Нет, не работала.

— И в МИ-6 не было американского крота.

— Нет. Не было. Был иранский агент, который работает теперь на отдел ЦРУ в Дели, куда через семьдесят два часа должен прилететь новый президент США. Думаю, мне придется высадить вас здесь.