Я впервые услышал про Высокую Даму от моего друга Карлоса. Она была самым жутким его кошмаром, его глубочайшим страхом. И вот теперь этот кошмар стал моим.

Но все по порядку. Карлос, талантливый молодой инженер, жил в Мадриде. У него была невеста по имени Хоакина, его детская любовь из Севильи. Но в 1859 году она внезапно скончалась. Через две-три недели после этого трагического события я приехал к Карлосу в Мадрид.

Поезд мой прибыл утром, и я отправился прямо в контору к Карлосу. В комнате были только он и его помощник. Выглядел Карлос ужасно: изможденный, усталый, иссушенный неизбывной печалью. Однако, увидев меня, он искренне обрадовался.

Мы с ним пошли в одно маленькое уютное кафе на площади Сан- Лоренсо и уселись за столик с видом на крошечный каменный фонтан, у которого резвились детишки.

— Я рад, что ты приехал, — серьезно проговорил Карлос. — Нам надо поговорить. Мне надо кое-что тебе рассказать.

— Хорошо, — отозвался я.

Признаюсь, его сумрачный тон немного меня встревожил.

— Со мной что-то странное происходит, Габриэль. Совершенно мне непонятное. Абсолютно неправдоподобное. И тем не менее это правда.

С виду он вроде бы оставался спокоен и собран. Но я заметил, что его лоб покрылся испариной, а в голосе зазвенели панические нотки. Я невольно поежился, сообразив, что мой друг чем-то сильно напуган. А Карлос был не из тех, кого легко запугать.

— Габриэль, — продолжал он, — я никогда тебе не говорил, но у меня есть одна странная фобия. Нелепая, может быть, и смехотворная, даже глупая. Я никому еще не говорил об этом. Даже самым близким и дорогим мне людям. Видишь ли, сколько себя помню, я все время испытывал безрассудный страх перед… перед…

— Перед чем?

— Это, наверное, прозвучит глупо. Но я должен сказать. Просто должен.

Однако он замолчал. Замолчат надолго. И ничто не указывало на то, что он собирается продолжать.

— Чего ты боялся? Змей? Пауков? — спросил я, надеясь тем самым его подбодрить. — Мне можешь смело рассказывать о своих страхах. В этом нет ничего постыдного. Я, например, до сих пор безумно боюсь собак. Помнишь того профессора в университете, который вечно таскал с собой своего спаниеля, так что я был просто вынужден пропускать его лекции?

— Хотелось бы мне, чтобы мой страх был таким же обыденным и безобидным. Видишь ли, дело в том, что боюсь я… я боюсь…

Он снова умолк.

— Интересно, откуда берутся все эти страхи? — спросил я, так и не дождавшись продолжения. — Если я вижу большую собаку, которая не на привязи, у меня замирает сердце, а потом начинает стучать часто-часто, мне кажется, что она обязательно меня укусит.

— Тебе повезло, — серьезно проговорил мой друг, — что у тебя такие заурядные и даже банальные страхи. Мои страхи… они другие… С самого раннего детства, сколько я себя помню, я панически боюсь… увидеть женщину, которая идет одна в ночи. Стоит лишь подумать об этом, и меня сразу охватывает безотчетный ужас.

Если бы не горе, постигшее моего друга, — а я знал, что смерть Хоакины стала для Карлоса страшным ударом, — я бы, наверное, расхохотался, а так я лишь тупо уставился на него, ожидая объяснений.

— Ты знаешь, что я не трус, — быстро проговорил он. — Ты знаешь, что я участвовал не в одной дуэли. Но когда я ночью иду по городу, я скорее соглашусь столкнуться в темном переулке с тремя пьяными головорезами, нежели с женщиной, которая идет одна. Меня сразу бросает в дрожь, а в голову лезут всякие мысли о демонах и привидениях. Я становлюсь просто беспомощным, Габриэль. Меня хватает только на то, чтобы тут же сорваться с места и бежать без оглядки.

Я не стал ничего говорить. Я просто не знал, что сказать. У меня в голове не укладывалось, что такого ужасного может быть в женщине, которая ночью идет по городу одна.

— Такое случалось со мной нередко. И всякий раз я пугался до полусмерти. Габриэль, ты — первый, кому я об этом рассказываю. Я не знаю, что делать. Как с этим бороться?

Он смотрел на меня, дожидаясь ответа, и глаза его были полны отчаяния.

Я лихорадочно соображал, что сказать.

— А они очень страшные, эти женщины? — наконец выдавил я.

— Ну… не то чтобы страшные. Обычные женщины. Они не желают мне никакого зла. Однажды это была старуха, которая просто ковыляла себе по улице. В другой раз — молоденькая девица. Она стояла у входа в дом. Наверное, дожидалась приятеля. Вполне нормальные, безобидные женщины. Кроме одной. Высокой Дамы.

Ом достал платок и вытер вспотевший лоб. Я заметил, что его бьет дрожь, хотя он и пытается ее сдержать.

— Габриэль, однажды я возвращался домой из казино. Поздно ночью. Три года назад. Я даже дату запомнил: шестнадцатое ноября. Было полнолуние, и узкие улочки заливал, знаешь, такой серебристый свет… Я как раз вышел на угол улицы Лос-Пелигрос — и тут впереди увидел ее. Совсем рядом. В каких-нибудь двадцати шагах.

— Высокую Даму?

Карлос кивнул.

— Она стояла одна. Неподвижно. Как вкопанная. Очень высокая. Очень старая. В черном платье до пят. Она смотрела на меня. Я помню ее глаза. Дерзкие, злые, блескучие — как два кинжала в ночи. А потом она улыбнулась своим огромным беззубым ртом. Такая гнусная, отвратительная усмешка…

— Карлос, — мягко перебил его я, — я понимаю, что все твои страхи — они такие же настоящие, как и моя боязнь собак… Что твой страх даже сильнее. Но, скорее всего, та женщина была просто нищенкой и собиралась попросить у тебя денег или…

— У нее был такой вид, будто она явилась из прошлого, — продолжал он, не слушая меня. — В руке она держала веер, она обмахивалась им так жеманно, словно была юной девицей, которая пытается кокетничать. Она была жуткой. Омерзительной. У нее отсвечивала мертвенно-бледная кожа. Почти серая кожа, Габриэль. И она ухмылялась мне с таким злорадством… Я буквально оцепенел от ужаса.

Он на мгновение умолк, собираясь с силами, чтобы продолжить.

— Обычно, если я ночью встречаю одинокую женщину, я просто в панике убегаю. Но в тот раз я не мог сдвинуться с места. Меня как будто парализовало. Ее взгляд приковал меня к месту. Я стоял и смотрел на нее, скованный страхом. Такого со мной еще не бывало. Даже сейчас, когда я рассказываю об этом, меня бьет дрожь. Она как будто околдовала меня. Ведьма. Сам дьявол. Законченное воплощение зла. Воплощение моего страха. Мой безотчетный страх обрел наконец видимый облик. И я понял тогда, почему всю жизнь боялся встретить женщину, идущую одиноко в темноте.

Карлос будто забыл о моем присутствии. Наш разговор превратился в его безостановочный монолог, иногда сбивчивый и горячечный, иногда ровный и даже монотонный. Он все говорил и говорил, раскачиваясь на стуле и устремив взгляд в одну точку.

— Я понимал, что мне надо бежать от нее. От этой Высокой Дамы. Но не мог сдвинуться с места. Я был слишком напуган и слишком слаб. Но наконец я заставил себя сделать шаг. Дальше пошло уже легче. Я двинулся по узкой улочке, держась за стены домов, как будто шел над бездонной пропастью. Я продвинулся шагов на десять, но потом одна жуткая мысль вновь пригвоздила меня к месту: а что, если эта Высокая Дама идет за мной по пятам?! Я не осмеливался оглянуться, но не оглядываться было еще страшнее. Я замер на месте. И стоял так минуту, может быть, две. Сердце билось так, что казалось, сейчас оно выскочит из груди. А потом я все-таки обернулся. Причем у меня возникло чувство, что меня заставили это сделать. И знаешь, что я увидел? Она действительно шла за мной. Она беззвучно подкрадывалась ко мне сзади! Я увидел ее слезящиеся глаза, мутные, безжалостные. Лицо в складках морщинистой кожи. И эту злобную, наглую ухмылку. Я закричал, и мой крик разбил оковы оцепенения. Я сорвался с места и побежал. Я мчался точно заяц от своры гончих. Добравшись до дома, захлопнул за собой дверь я свалился прямо в прихожей. Если бы ты знал, каково мне было!..

Невозможно представить его тогдашнее состояние. Даже сейчас его била дрожь, а голос то и дело срывался.

— Но это еще не все, Габриэль, — продолжал Карлос, вспомнив наконец о том, что у него есть слушатель. — Это было только начало.

— Она проникла в дом?

— Нет, ее не было в доме. По крайней мере, в том смысле, какой ты имеешь в виду. Было четыре часа утра, но слуга не спал, дожидаясь меня. «Сеньор, — сказал он, когда я немного пришел в себя и был в состоянии слушать. — Сеньор, из Севильи приехал полковник Фалькон. Он с полуночи дожидается вас».

Карлос вздохнул, в глазах его заблестели слезы.

— При этих словах мне стало совсем дурно. Видишь ли, полковник Фалькон — старинный друг нашей семьи. Он редко бывает в Мадриде и, уж если приехал, значит, привез действительно важные новости. Отец уже несколько месяцев тяжело болел… Сам понимаешь, какие мысли полезли мне в голову. Я бросился в гостиную. Полковник сразу поднялся мне навстречу. Достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы самые худшие опасения подтвердились. После встречи с Высокой Дамой нервы мои были на пределе. Я упал в кресло и расплакался. «Да, Карлос, — тихо сказал полковник Фалькон, — твой отец умер».

Тут я действительно испугался за Карлоса. Он еще не рассказал мне и половины своей истории, но был уже так возбужден, что я подумал, как бы его не хватил удар. Ему было необходимо успокоиться. Вот почему я решил уйти и встретиться с ним позднее.

— Но я еще недорассказал, — прошептал он.

— Не сейчас, Карлос. Я зайду к тебе вечером.

— Обещаешь?

— Да.

Я с облегчением вышел на улицу, оставив Карлоса в кафе. Да, я действительно беспокоился за него. Но мне также хотелось побыть одному, чтобы спокойно обдумать услышанное.

Я пришел к Карлосу вечером, как обещал. Слуга провел меня через дом и вывел во внутренний дворик, где, склонившись над столиком, сидел мой друг. Подойдя ближе, я разглядел, что он вырезает на деревянной дощечке какие-то знаки или буквы.

— А я и не знал, что ты режешь по дереву, — заметил я.

— Просто хобби.

— Что это у тебя?

— Да так, безделушка.

От отложил дощечку и повернулся к слуге.

— Альфредо, принеси нам, пожалуйста, бутылку сангрии и проследи, чтобы нас никто не побеспокоил.

— Да, сеньор.

Пока Альфредо ходил за сангрией, мы с Карлосом молчали.

— Я много думал о том, что сегодня тебе рассказал, — проговорил Карлос, когда Альфредо ушел уже окончательно.

— Я тоже.

— Тебе, наверное, показалось странным, что я так одержим мыслями о Высокой Даме, в то время как со смерти Хоакины не прошло и трех недель.

— Вовсе нет. Когда у человека большое горе, его нередко посещают странные мысли и настроения. Кстати, по этому поводу у меня есть предложение.

— Какое?

— Почему бы тебе не уехать из города на пару месяцев и не пожить где-нибудь на природе? Это поможет тебе оправиться. Ты сейчас потрясен, сломлен горем. Тебе нужно развеяться, как следует отдохнуть. И тогда ты поймешь, что Высокая Дама — это просто игра твоего распаленного воображения.

Он улыбнулся. Так улыбается раздосадованный отец, когда его чадо не понимает самых простых вещей.

— Может быть, ты и прав. Я, возможно, воспользуюсь твоим советом. Но сначала дослушай меня до конца, и тебе все станет ясно. И тогда, если ты по-прежнему будешь считать, что это все полный бред, — добавил он, может быть, резче, чем нужно, — я больше уже никому не скажу об этом ни слова.

— Но ты так волнуешься, Карлос… Тебе это вредно, — слабо возразил я.

— Габриэль, мне нужно кому-нибудь рассказать.

— Но…

— Спустя несколько лет после смерти отца, — перебил меня Карлос и даже приподнял руку, давая знак замолчать, — я снова встретил Высокую Даму. Было раннее утро. А точнее — пять утра. Рассвет только-только забрезжил. Я шел по улице один. Я был в глубокой задумчивости и про Высокую Даму вообще не думал.

Карлос умолк, достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Он сделал глубокий вдох, как бы собираясь с духом, перед тем как продолжить рассказ.

— Я шел, глядя под ноги, а когда поднял голову… Я увидел ее, Габриэль. Она была совсем рядом. В каких-нибудь двух шагах. Мне стало так страшно, что я едва не лишился чувств. Я понятия не имел, откуда она появилась! Она смотрела мне прямо в глаза. И ухмылялась все так же насмешливо и отвратительно. И обмахивалась веером, как в тот раз — так же жеманно и даже игриво. Я набросился на нее. Я не знаю, что на меня нашло. Так, наверное, кошка, загнанная в угол, бросается на собаку. Я схватил ее за шею и ударил головой о стену. Потом еще раз… Потом еще… Я как будто лишился рассудка. Я кричал дурным голосом, но она…

— Что она, Карлос?

— На нее ничего не действовало. Мои удары не причиняли ей боли. Я отпустил ее и с отвращением уставился на свои руки, прикасавшиеся к ней. К ее серой, замшелой коже. «Ты помнишь, что было шестнадцатого ноября?» — прошипела она. Как я мог забыть день, когда умер мой отец и когда я впервые увидел ее?! Я медленно кивнул. Один раз, другой, третий. «Этот день ты запомнишь тоже!» — выкрикнула она, разразившись мерзким хохотом…

Карлоса трясло. Я прикоснулся к его руке, как бы давая ему понять, что продолжать не нужно. Но теперь уже ничто не могло его остановить. Он собирался высказаться до конца.

— Я был вне себя от ярости. Я кричал на нее: «Я тебя ненавижу, всегда тебя ненавидел!» И она ответила мне робким игривым шепотом, от которого меня охватила дрожь омерзения: «Да, ты всю жизнь знал меня и всю жизнь ненавидел, но я знала тебя еще дольше. Я знала тебя до того, как ты появился на свет. И когда ты умрешь, мы с тобой встретимся и по ту сторону смерти». «Кто ты?» — в ужасе выкрикнул я. И она мне сказала: «Я — ад».

Он произнес это слово с такой жгучей яростью, что я невольно отпрянул.

— Она плюнула мне в лицо. Ее слюна… вязкая, липкая и зловонная… прилепилась ко мне, как присоска. А потом она подхватила юбки и побежала прочь. Да, побежала. Но я не слышал звука ее шагов. Я опустился прямо на мостовую. Кажется, я был в беспамятстве. Через час меня там нашел прохожий. Священник. Я не сказал ему, что со мной произошло. Он, наверное, подумал, что мне стало дурно или что я был пьян. Он помог мне добраться домой. И как ты думаешь, Габриэль, кто ждал меня дома?

— Кто?

— Полковник Фалькон. Он вновь приехал из Севильи, чтобы сообщить мне дурную весть. То, о чем я сейчас говорю, случилось три недели назад. Он приехал сказать мне, что Хоакина, моя любимая, умерла.

Карлос закрыл лицо руками, сотрясаясь от беззвучных рыданий.

Я молчал, потрясенный его рассказом. Больше всего меня волновало состояние моего друга. Поверил ли я в существование Высокой Дамы, этой вестницы смерти? Нет, не поверил. Но я понял, что сам Карлос верит в нее. Честно сказать, я подумал, что он помешался от горя. И даже более того, я решил, что мой друг и раньше был предрасположен к чему-то подобному, поскольку его странная фобия, которая проявилась в нем с ранних лет, явно указывала на некоторую душевную нестабильность. Разумеется, все свои соображения я оставил при себе. Но он, кажется, понял все и без слов. С этого времени он больше ни разу не упомянул про Высокую Даму — ни в разговоре со мной, ни, насколько я знаю, в разговорах с кем-то еще.

Когда я собрался уходить, Карлос вновь занялся своей дощечкой.

— Ты мне покажешь, когда закончишь? — спросил я.

— Когда я ее закончу, ты ее непременно увидишь, — отозвался он, не подняв головы.

Через несколько дней мне пришлось в срочном порядке уехать в провинцию Альбасете: мне поручили проследить за восстановлением затопленной шахты. Я написал Карлосу несколько писем, но ответа не получил. До меня доходили слухи, что он очень болен, что у него желудочная лихорадка и разлитие желчи. Примерно через год после того, как мы с ним расстались, я получил письмо от его сестры. Это было приглашение на похороны. Похороны Карлоса. Его сестра писала, что он впал в глубочайшую депрессию после смерти Хоакины и тихо угас, так и не оправившись. Я был потрясен до глубины души.

Поместье семьи Карлоса находилось в деревне, в нескольких милях от Севильи, а фамильный склеп — на кладбище Санта-Мария. Двенадцать карет похоронной процессии медленно продвигались по узким улочкам старого городка. За процессией шли слуги и работники поместья. Их было, наверное, несколько сотен. Все хотели отдать последнюю дань уважения моему бедному другу.

Я ехал в одной из карет, замыкавших процессию. Со мной было еще трое мужчин. С одним из них я был знаком. Мы с ним вместе учились инженерному делу, хотя впоследствии не виделись ни разу. Однако мы разговорились на правах старых знакомцев. Мы как раз говорили о Карлосе, и тут я случайно взглянул в окно, и мое внимание привлекло одно любопытное здание.

— Взгляните! — Я указал своему собеседнику на заинтересовавшее меня строение. — Этой мавританской постройке более четырехсот лет, и я готов поспорить, что она простоит еще четыреста.

Он согласился со мной и пустился в пространные рассуждения о мавританской архитектуре. Я уже и забыл, каким он может быть нудным, и вежливо кивал головой, хотя и не вслушивался в его слова. Я рассеянно глядел в окно. Люди на улицах, по которым тащился наш скорбный кортеж, приостанавливались, завидев нас, чтобы отдать дань уважения покойному.

Мы как раз проезжали мимо небольшой группы людей, и тут мне бросилась в глаза одна женщина. Она стояла чуть позади, но из-за необыкновенно высокого роста выделялась из толпы — она была на голову выше самого высокого из мужчин. Мне показалось, что наши взгляды на мгновение встретились. Я откинулся на сиденье. Мрачные мысли нахлынули на меня. Между тем мой собеседник продолжал бубнить.

— …Хотя, быть может, вы иного мнения, Габриэль? Габриэль!

— Прошу прощения?

— Я спросил, каково ваше мнение.

— Э-э… — неуклюже замялся я. То, что я сейчас увидел, никак не шло у меня из головы.

— Что вы думаете по этому поводу?

— Я? Я полностью с вами согласен. — Я надеялся, что теперь он замолчит.

Мне надо было сосредоточиться. Неужели это была она, Высокая Дама? Увиденное мелькнуло так быстро, что я не мог быть уверен. Я тряхнул головой, мысленно обозван себя идиотом. В конце концов, в Испании много высоких женщин!

Старинное кладбище Санта-Мария производило гнетущее впечатление. Скорбные напоминания о смерти — белые мраморные кресты, вырезанные из камня изваяния святых, алебастровые Девы Марии возвышались угрюмо и мрачно над могилами давно почивших людей.

Гроб с телом Карлоса перенесли с катафалка на носилки и далее понесли к месту его последнего успокоения. Следом за носилками тянулась процессия скорбящих — родственники и друзья. Народу было много, и прошло немало времени, прежде чем все собрались у могилы.

Гроб опустили в землю. И тут я увидел, что к крышке гроба прибита круглая деревянная дощечка с вырезанной на ней надписью в обрамлении скромного венка:

Я застыл в потрясении. Я узнал эту дощечку. Именно ею занимался Карлос в тот вечер в Мадриде, когда мы сидели с ним у него во дворике. Я вспомнил его слова: «Когда я ее закончу, ты ее непременно увидишь». Теперь они наполнились новым, ужасным смыслом. Я понял, как я подвел своего друга. Он знал, что умрет, если только кто-нибудь — вернее, даже не кто-нибудь, а именно я — не поможет ему совладать с Высокой Дамой.

Но я не помог ему.

Родные Карлоса уже бросали по горсти земли на крышку гроба. Я тоже бросил свою горсть земли. Наверное, только теперь я осознал, что больше уже никогда не увижу своего друга. Глаза защипало от слез.

Скорбящие — все одетые в черное — застыли в почтительном молчании, печально глядя на полузасыпанную могилу. Я обвел взглядом собравшихся. И тут я снова увидел ее. Она стояла чуть поодаль, возвышаясь над морем людских голов. Высокая Дама. В точности такая, какой описал ее Карлос: с безжалостным взглядом, который, казалось, пронизывал насквозь, и мерзкой глумливой ухмылкой. Одетая в ветхое платье старомодного покроя, какие давно уже никто не носит, она обмахивалась старым потрепанным веером.

Мы смотрели друг на друга через разверстую могилу. Она — со злорадным удовлетворением, я — объятый ужасом. Она знала, что я боюсь ее.

И от этого мой страх стал еще сильнее. Я заставил себя отвести глаза от этой зловещей фигуры и украдкой оглядел остальных скорбящих. Похоже, никто из них не обращал внимания на Высокую Даму. Или просто не видел ее. Быть может, увидеть ее было дано только мне?

Она беззвучно оскалилась в смехе, закрыла свой веер и указала им на меня, как будто прочла мои мысли. Неужели, думал я, это проклятие настигло теперь и меня? Неужели жизни моей, моему счастью, моей душе угрожает теперь неведомая, но неотвратимая опасность, как это было с Карлосом? Мне пришлось опереться на руку незнакомца, стоявшего рядом. Иначе я бы упал. Высокая Дама раскрыла веер и пошла прочь, обмахиваясь на ходу.

Но тут мне пришла в голову одна ободряющая мысль: Высокая Дама — это проклятие Карлоса, не мое. Он боялся ее еще прежде, чем узнал, что она собой представляет, боялся так сильно, что поначалу даже при виде обычной женщины едва не лишался рассудка от страха. Как я мог унаследовать это проклятие, если никогда не испытывал тех безотчетных страхов, которые донимали Карлоса? Нет. Она явилась сюда, чтобы позлорадствовать на могиле Карлоса. Но надо мной она не имеет никакой власти.

Словно в подтверждение моей догадки, Высокая Дама медленно пошла прочь между крестами и надгробиями. Я то и дело терял ее из виду. Уже у самого выхода с кладбища она на мгновение остановилась у высокого мраморного креста и повернулась ко мне. Жестокий, безжалостный взгляд. Я невольно подался назад. А потом она вышла за кладбищенскую ограду. Я с облегчением вздохнул: теперь я был свободен от ее ужасающего присутствия.

Заупокойная служба подходила к концу, скорбящие начали потихонечку расходиться. Склонив голову, я помолился за Карлоса и тоже пошел восвояси. Странная встреча с Высокой Дамой никак не шла у меня из головы.

Проходя по дорожке, я нагнал женщину средних лет, которая представилась тетей Карлоса. Как-то сам собой завязался разговор. Тетушка то и дело промокала глаза изящным кружевным платочком. Я выразил ей свои искренние соболезнования.

— Вы давно знали моего племянника, сеньор? — полюбопытствовала она.

— Мы познакомились с Карлосом в университете, сеньора. Я инженер, как и он.

— Да, сеньор, мой бедный племянник был одержим инженерным делом! Он обожал свою работу. И больше всего любил железные дороги с их тоннелями и мостами.

— Он был прекрасным инженером.

Так, тихонько беседуя, мы вышли с кладбища и следом за остальными скорбящими направились к каретам, которые должны были отвезти нас в поместье семьи Карлоса. А когда мы поравнялись с мраморным крестом, у которого я в последний раз видел Высокую Даму, произошло нечто ужасное. Память об этом событии не оставляет меня ни на день. С тех пор моя жизнь превратилась в медленную пытку, подобную той, что терзала моего бедного друга. Дорога сделала поворот, огибая крест, и тут я увидел…

— Что с вами, сеньор? У вас такой вид, как будто вы увидели привидение, — встревожилась тетушка Карлоса. — Вот, обопритесь о мою руку.

На ощупь, словно слепой, я протянул руку и обхватил ее запястье. Я сжимал ее руку так сильно, что ей, наверное, было больно.

— Может, вы нездоровы, сеньор? Не позвать ли врача? Или вам нужно воды? Пойдемте, вам надо скорее сесть в карету.

Она взяла меня под локоть, помогая идти. Но меня буквально парализовало от страха. Я не мог сделать ни шагу. Я боялся приблизиться к этой ужасной твари, что сидела у самой дороги. Дрожащей рукой я указал вперед.

— Вы боитесь собак? — рассмеялась тетушка Карлоса. — Такой взрослый мужчина! Ах, сеньор-сеньор…

Она бесстрашно направилась прямо к громадному черному псу, насупленному и слюнявому.

— Пошел отсюда! — шикнула она на него, потрясая своей клюкой. — Пошел!

Зверь поднялся и затрусил прочь. Однако через пару шагов он остановился, повернул голову и посмотрел на меня. И тут я закричал, не в силах с собой совладать. На меня смотрели безжалостные, холодные глаза Высокой Дамы. Пес отвернулся и неторопливо, почти с человеческой надменностью направился в глубь кладбища.